| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Он дело говорит — полагается принять по описи, а уж потом списывать, как пришедшее в негодность — поддержал монтера главный электрик. — Сейчас напишем акт приема-передачи — и, подпишем, как полагается.
Бумажная возня заняла еще полтора часа — пока сдали старый провод, потом получили акт о приеме работы и денежный ордер, затем уж бухгалтерия выплатила деньги за работу и материалы. Пришлось и потаскаться по Кремлю с тяжеленными сумками — и, велика сила инерции человеческого мышления: охранники, бегло проверившие сумки на входе, даже не подумали проверить их на выходе; а, другие посты, видя несомненных пролетариев, волокущих здоровенные сумки, под присмотром коллег, даже не поинтересовались, кто это такие и что у них с собой!
В седьмом часу пополудни троица наконец вышла из Кремля, доброжелательно попрощавшись с охраной.
— А хорошо комиссары платят за гальванерную работу — заметил Фрол Иванович. — Мне большинство нэпманов платило меньше.
— Так нэпманы платили свои денежки, а эти — казенные, вот они их и не жалеют — ответил Седой.
— Может, извозчика возьмем? Запарился я вконец, тяжесть такую таскать — предложил бывший кондуктор.
— Придется тащить до трамвая — пролетарии не ездят на извозчиках, тем более, только выйдя из комиссарского логова, можно сказать, на глазах у чекистов — спокойно возразил медвежатник. — Нельзя привлекать к себе внимание необычным поведением, если не хочешь попасть на Лубянку.
Сев на трамвай, компания покатила подальше от Кремля. Троица устроилась в задней части вагона, аккуратно сложив сумки на пол, подальше от пассажиров — очень уж обидно было бы засыпаться сейчас, по глупой случайности.
— Далеко поедем? — негромко спросил Седой. — А то я снял комнатку на недельку, в домишке с отдельным входом. Местечко тихое, людей сразу видно.
— Я тоже — ответил Тихменев.
Двое, имевшие огромный опыт выживания в условиях, в которых обычный обыватель непременно бы погиб или сел на большой срок, понимающе переглянулись. Это простяга Фрол Иванович и думать не думал о том, что нужно помещение, никак не связанное с их обычной деятельностью, чтобы приблизительно оценить и поделить добычу — а разведчик и медвежатник заблаговременно приняли меры.
— Кинем монетку? — предложил Седой.
— Орел — ответил Сергей Алексеевич.
Компаньон извлек из кармана полтинник, и, слегка подкрутив его подбросил — поймав, он продемонстрировал гербовую часть монеты.
— Хорошо, тогда сходим через две остановки — сказал Тихменев. — Потом идти минут двадцать. Да, кстати — дело у нас надолго, по пути зайдем в рюмочную, возьмем еды?
— Зайдем — согласился медвежатник — только все вместе.
Разведчик молча кивнул, согласившись с подтекстом сказанного.
Покупка пирожков, колбасы, вареных яиц и хлеба не заняла много времени — единственное, что вызвало удивление у хозяина рюмочной, так это то, что явно не бедствовавшая рабочая компания, судя по ассортименту и количеству взятой закуски, не прикупила к ней даже шкалика столового вина (тогда еще сохранялось такое название водки, использовавшееся официально в царские времена — В.Т.). С другой стороны, возможно, беленькая у них уже имелась — шли-то они от центра, а там и выбор был побогаче, да и цены в расчете на любой кошелек, не то что, у него: очисткой похуже, ценою подешевле. Пожав плечами, содержатель рюмочной выбросил из головы незнакомую компанию: люди степенные, сразу видно, с квалификацией и заработком, не золоторотцы какие — беспокойства от них никакого не было, одна только прибыль.
А троица тем временем дошла до нужного домика.Тихменев, незаметно осмотревшись, достал из-под крыльца ключ, открыл замок — и компания вошла в невеликую комнатку.
— Скромно тут — всех удобств, что печка, лежак, стол да четыре табурета — с одобрением заметил Седой. — Это хорошо, что такая комнатенка — а не притон, или, барские хоромы. А хозяева где?
— Хозяйка — уточнил Сергей Алексеевич. — Она уехала погостить к дочке в Коломну. Обещала в аккурат через неделю вернуться.
— Вдвойне хорошо — констатировал старый медвежатник. — И мы ей глаза не намозолим, и, в случае чего, господа-товарищи милиционеры всласть побегают, ее разыскивая в купеческой Коломне, это им не тишайший Дмитров.
— Вы это о чем? — спросил Фрол Иванович, не понимающий, о чем говорят его компаньоны.
— А секрета никакого нет — улыбнулся Тихменев. — Такие комнатенки привлекают внимание милиции в последнюю очередь, поскольку это жилье для скромных, честных людей — не останавливается в таких местах криминальный люд, как-то так повелось.
— За вычетом самых умных — но, таких, как водится, ох, как немного — дополнил разведчика медвежатник. — Хитровская рвань и босота живет в притонах, фармазоны первого разряда и им подобные, для поддержания барского облика, останавливаются в дорогих гостиницах или вовсе снимают квартиры за бешеные деньги. Вот милиция, вслед за царской полицией, и отслеживает такое жилье.
— А насчет хозяйки — если мы, паче чаяния, все же наследили, то, погоня, хоть и не сразу, дойдет до этого домишки — и, поцелует дверной замок, поскольку нас тут уже не будет, а спрашивать особо и некого.
— Думаете, будет погоня? — спросил бывший кондуктор.
— Один шанс из тысячи — ответил Сергей Алексеевич. — Если бы мы вызвали подозрение, то, скрутили бы нас прямиком в Кремле, не став играть в хитрые игры. Теоретически возможно такое сочетание, что одни взялись ремонтировать проводку — а, вторые, не ставя в известность первых, собрались вскрыть сейф; и все это совпало до дня или двух. Вот тогда возможна погоня по нашим следам.
— Куда меньше — возразил Седой. — Если они столько лет не вспоминали об этом 'медведе', вряд ли они прямо сейчас соберутся его потрошить — это будет, по-научному говоря, натуральный феномен. Судя по всему, там никто и не подозревает о его содержимом, иначе выпотрошили нашего 'косолапого', как повар — щуку. Вспомнить о нем, когда-то вспомнят — вот только будет это через год или пять лет, сказать невозможно. А что им сможет сказать здешняя хозяйка, да и остальные местные, через год?
— Да нас и месяц устроит — пожал плечами разведчик. — Хозяйка старенькая, подслеповатая, глуховатая, да и памятью, похоже, у нее неважно — так что уже через месяц она не сможет ничего толком рассказать. Содержатель распивочной — да, видел он троих солидных пролетариев с поношенными сумками немалого размера, явно увесистыми. Вряд ли он сможет толком нас описать. Единственная возможная зацепка — это то, что один из монтеров не только почтенных лет, но и с флотским прошлым, поскольку морские байки травил.
— Это я, в смысле? — напрягся Фрол Иванович.
— Это я к тому, что лучше бы тебе уехать из Москвы — объяснил Тихменев. — Может быть, всерьез искать и не будут — даже, скорее всего, до этого дело не дойдет — но, так будет лучше всего.
— Бросить все?! — возмутился бывший кондуктор.
— Зачем бросать? Распродашь потихоньку недвижимое имущество — и, переберешься на новое место. Сделать добротные документы на новую фамилию я тебе помогу — сказал Седой.
— Ладно, это обсудим позже — пресек преждевременную дискуссию Тихменев. — Сейчас надо разобраться с оценкой и разделом добычи, пока еще светло, чтобы не привлекать внимания к свету в окошке заполночь — тут люди ложатся спать рано, керосин попусту не жгут.
Этим важным делом компания и занялась, не откладывая ее в 'долгий ящик'. Раздел золотых монет труда не составил — все знали свои доли, посчитать аккуратно упакованные монеты труда не составило.
Куда сложнее было с драгоценностями. Нет, и разведчик, и медвежатник, хотя и не были профессиональными ювелирами или геммологами, в силу предыдущего рода деятельности, оценить стоимость ювелирных изделий могли с приемлемой точностью — Седой по понятным причинам, а, Тихменеву, во время спекуляции продуктами, нередко приходилось принимать часть платы в драгоценностях.
Вопрос был в действительной цене. То, что по дореволюционной цене это добро продать невозможно, было понятно даже неискушенному Фролу Ивановичу. Знающим теневую сторону жизни Сергею Алексеевичу с Седым было ясно намного больше — в особенности то, что черный рынок ювелирных изделий и драгоценных камней в Москве не столь уж велик, и, при этом, находится под тщательным присмотром ГПУ и РКМ (рабоче-крестьянская милиция — В.Т.). Соответственно, намечалась преизрядная головная боль — либо надо было продавать драгоценности по одной или две штуки разом, за десятую часть настоящей цены надежным барыгам, либо сдавать по нескольку десятков штук за раз, но, вовсе за бесценок. В обоих случаях риск попасть на глаза агентам угрозыска или чекистам был очень высок — просто постепенная продажа привлекала нездоровое внимание к поставщикам редкого товара со второй-третьей сделки, а, крупная — сразу.
Кроме того, просто было обидно продавать товар за десятую часть цены — а подобран он был очень толково, практически все драгоценности стоили от полутора до двух с половиной тысяч рублей, по дореволюционным ценам. Проще говоря, это были дорогие вещи — дорогие, но не уникальные — так что в той же Европе эти вещи, не находящиеся в розыске, спокойно можно было продать за три четверти настоящей цены, если не за четыре пятых, причем, в такую цену гарантированно входило отсутствие вопросов со стороны покупателей. Вот только таковая негоция была за пределами возможностей Седого, не говоря уже о Фроле Ивановиче.
— Скажите, а Вы сможете вывезти это добро за границу и продать его по нормальной цене? — спросил Тихменева медвежатник, после того, как ювелирные изделия были примерно оценены и поделены.
— Точно не знаю — мне надо будет договариваться с людьми, и выезжать в Европу. Точнее, не так — сначала договариваться здесь, потом ехать за границу — и, уже окончательно договариваться там — ответил Сергей Алексеевич.
— А нельзя просто отнести в скупку — есть ведь такие в ювелирных лавках? — спросил бывший унтер, слегка ошарашенный доставшейся ему долей в золоте — человек таких денег не только в руках не держал, но и в глаза не видел — и, поэтому, воспринимавший свою долю драгоценностей как приятную добавку к монетам; Фрол Иванович просто не осознавал, что его доля в ювелирке, если ее продать в европейской стране, раза в полтора-два перекроет долю в империалах.
Седой неторопливо растолковал компаньону разницу в ценах — и, сложности, неизбежно проистекающие для них, в том случае, если они вздумают продавать драгоценности в Советской России. Проще говоря, прийти в скупку можно — вот только, продать там можно только по предъявлению паспорта, кроме того, придется отвечать на вопросы, откуда у простого человека, не из 'бывших', взялась такая вещичка. Положим, с одной вещью могло и пройти — хотя и заплатят меньше малого, и возьмут 'на карандаш'; но, при попытке продать таким образом вторую вещь — точно возьмут в такой оборот, что небо с овчинку покажется.
— А что же делать? — спросил слегка растерявшийся Фрол Иванович. — Может, хрен с ними вообще?
— Если не считать того, что по цене они намного дороже золотых десяток, то, можно и на хрен их послать — резонно заметил Седой. — Я не зря спросил, сможет ли Сергей Алексеевич продать это добро в Европах.
— Это не я буду решать — Тихменев принял решение не играть в секретность, поскольку Седой-то уже точно понял, что за ним стоит кто-то высокопоставленный. — Я предложу этот вариант — но, ручаться за то, что его одобрят, не могу.
— На всякий случай — меня вполне устроит треть от цены; что сверху, пусть пойдет на расходы по этому делу. И за мной будет услуга — по отдельности, этому человеку и Вам — Седой посмотрел в глаза Сергею Алексеевичу.
Разведчик молча кивнул, показывая, что принял сказанное к сведению — про себя же отметил, что возможность воспользоваться услугами медвежатника такой квалификации дорогого стоит, тем более, что неизвестно, какие впереди предстоят акции, выражаясь на манер европейских коллег. Вполне может быть, что понадобится вскрывать несгораемые ящики — и в этом случае куда лучше иметь постоянного 'консультанта', чем каждый раз бегать по малинам, рискуя проявить свой интерес.
— А мои цацки нельзя будет пристроить на таких же условиях? — спросил бывший унтер-офицер флота.
— Я спрошу, Фрол Иванович — пообещал Тихменев. — Когда мне ответят, сообщу Вам обоим.
— Ладно, сейчас надо покушать — а то ели в час пополудни, как моряки выражаются 'Кишка кишке колотит по башке' — улыбнулся Седой. — А потом уже отправляться к родным пенатам.
Сергей Алексеевич кивнул, про себя отметив, насколько непрост старый медвежатник — нет, систематического образования он явно не получил, но, очень на то похоже, много и вдумчиво читал, занимаясь самообразованием. Сейчас он сознательно приоткрылся, на минутку сбросив маску мастера уголовного ремесла, этакого Левши, стоящего по ту сторону закона.
Поужинали неспешно, но и не медля — предстояло еще выбраться отсюда и добраться по домам, не привлекая лишнего внимания чересчур поздним возвращением.
Этим и занялись, быстро перепаковав части добычи, причитающиеся Седому и Тихменеву в сумки поприличнее, и, замаскировав их кусками хромовой кожи и отрезами заграничного сукна — все это добро Сергей Алексеевич припас заранее, позаботившись об отходе из этого домишки. Так что, случись какому милиционеру заинтересоваться грузом, была неплохая возможность выкрутиться — дескать, прикупили по случаю добротную мануфактуру, тащим по домам. Ежели страж порядка окажется честным, велика была вероятность, что он просто махнет рукой на копеечную спекуляцию, отпустив их; если он будет златолюбив, будут хорошие шансы отделаться мелкой взяткой. Как бы не обернулось дело, лишний грех на душу разведчику брать не хотелось — а такая маскировка сводила вероятность применения крайних мер к минимуму.
Выбравшись на улицу, компания остановила третьего из проезжавших мимо извозчиков — разумеется, выбирали 'шофера кобылы' из числа самых дешевых, такого, услугами которого вполне могли воспользоваться сбившие добрую шабашку пролетарии.
Поездка прошла спокойно — немолодая кобыла, влекущая потрепанную повозку, с явно не могущим похвастаться изрядными заработками извозчиком и седоками-пролетариями, ничьего внимания не привлекли. Впрочем, никаких признаков облавы отягощенные преизрядным опытом Тихменев и Седой не приметили — наоборот, поведение увиденных по дороге постовых свидетельствовало об обычном режиме службы. Естественно, прямо к дому никто подгонять извозчика не стал — останавливали не ближе полуверсты, да не по прямой.
Следующим утром Сергей Алексеевич встал затемно — перед тем, как занять рабочее место на складе 'Пролетарского сапожника', следовало навестить окрестности Знаменки и оставить условные пометки на столбе.
Послесловие.
Увидевший по пути на службу ожидаемые пометки, Вячеслав Владимирович вечером незаметно покинул свою квартиру и прогулялся по уже знакомому маршруту.
Предварительно он навестил хороший магазин и запасся напитками и закусками — традиция 'обмывать' успех соблюдалась свято, а изымать припасы дома было чревато — ведавшая ими кухарка наверняка бы заметила убыль, совершенно нехарактерную для семьи Тухачевских; привлекать же внимание нетипичными действиями не следовало.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
