А ловят Одеяло Многоструйного не на живца, а на остатки шкуры такой же рыбы, только маленькой. Лучше приманки не бывает. Типа, избавься от конкурента, пока тот маленький, и он не сожрет тебя, когда вырастет. Вот и охотятся те, кто крупнее, на тех, кто помельче. С большим энтузиазмом охотятся. Как они опознают эти шкурки на сетке, не знаю, но как-то опознают, если бросаются на лодку.
Прощались мы пристани, довольные друг другом. Мазай обещал лично доставить мою долю ко мне домой. Заодно и про Многоструйного рассказать. А то у нас времени не хватило нормально поговорить.
Паланкидер уже ждал меня. Но когда я подошел к паланкину, меня ударили в спину. Под правую лопатку.
10.
Домой можно возвращаться по разному. Можно радостно и нетерпеливо, как в предвкушении праздника. Можно спокойно и размеренно, как некоторые уникумы расправляются с едой, даже с самой вкусной. Можно без особого желания, как занимаются нудной работой. А можно так, как мы — будто на пожар спешим... спасаясь от потопа.
Паланкин слегка тряхнуло, и я застонал. Кажется, домой меня доставляли бегом.
Услышав стон, Крант заглянул в паланкин.
— Домой, Крант, домой, — попытался сказать я, и удивился своим успехам.
Голос, конечно, тихий и прерывающийся, но вполне разборчивый. А я-то думал, что у меня челюсть сломана.
Чувствовал я себя преотвратно. Похоже, меня долго и основательно били. Вот только когда и за что, не помню. Провал в памяти. Как после удара по голове. Судя по ощущениям — по голове меня тоже били. Возможно, не один раз.
Болел лоб и под глазом, ныла челюсть, саднил затылок. Рана под лопаткой, сломанные или треснувшие ребра, раны на руках и ногах. Левая нога, похоже, сломана. И на фоне этого букета у меня явно скачет черепное давление и сбоит сердце. Кажется, я разваливаюсь на куски. И каждый кусок хочет только одного: чтобы все это скорее закончилось. Любым способом. Летальный исход тоже принимается.
— Нутер, мы уже в Верхнем городе, — сообщил Крант и задернул штору.
Хорошо, что не стал интересоваться, как я себя чувствую, и просить, чтобы я потерпел еще немного.
Боль чем-то похожа на волну. Она появляется, растет, достигает своего пика, уменьшается и уходит туда, откуда пришла. А за одной волной боли появляется вторая и еще, и еще... А между "волнами" всегда есть период покоя. Чтобы успеть немного отдохнуть перед следующим приступом.
Блин, а ведь это здорово напоминает роды! Когда схватки уже сильные, но до потуг дело еще не дошло. Теперь мне есть с чем сравнивать. Опыт имеется. Личный.
Я даже живот пощупал на всякий случай.
Плоский. И не болит. Какое счастье! Хоть что-то в моем теле не болит.
Паланкин опять слегка тряхнуло.
Я выдохнул сквозь зубы и смог не застонать. Кажется, Крант подгонял носильщиков.
Домой, в клинику, там мне помогут.
Считать вслух, чтобы обмануть боль, я не стал. Сильную боль этим не обманешь, а слабую можно перетерпеть.
Я раскинулся на подушках и постарался расслабиться.
"Мне хорошо... боль уходит... боль ушла... у меня ничего не болит... мне хорошо... боль уходит..."
Сколько раз я повторил эту ерунду, не помню, но боль действительно ушла. Или отошла в сторонку. А я, воспользовавшись передышкой, осторожно пощупал разбитое лицо.
Ссадины на лбу не обнаружил. Губы оказались целыми. Зубы не шатались. Занялся ревизией остальных повреждений. Ладонь не пробита. Пальцы не сломаны. Попытался вздохнуть. Осторожно. Каждый миг ожидая, что заболят помятые ребра. Полный вдох, задержал дыхание, выдохнул. Боли не было.
Я опять могу нормально дышать!
И тут же постучал по дереву, чтобы не сглазить.
В самую последнюю очередь пошевелил головой, опасаясь приступа тошноты. Обошлось. Кажется, давление нормализовалось. Попытался сесть. Запутался в ремнях и подушках.
— Твою ж мать! Понакладывали тут...
Сначала сказал, потом понял, что голос у меня стал громче и уже не срывается.
На шум заглянул Крант. С другой стороны отдернул штору паланкидер. Вид у мужика был испуганный и озабоченный.
Я уже не удивляюсь. Многие люди рядом с моим телохранителем выглядят испуганными и озабоченными.
— Крант, залазь ко мне, — позвал я, и он залез, не дожидаясь остановки нашего транспорта.
Без напоминаний и особых просьб паланкидер убрался с глаз долой. Он громко затарахтел своей погремушкой. Где-то впереди. Все понятно: мужик работает и ему некогда подслушивать разговоры пассажиров.
— Нутер, тебе лучше?
Не ожидал от нортора такой заботы.
— Лучше, — изображаю радость.
Крант изучает мою улыбку и задумчиво кивает.
Надеюсь, что улыбка не очень похожа на оскал.
Не хотелось бы выглядеть геройствующим идиотом. Не геройствующим, кстати, тоже не хотелось бы выглядеть. Хватит уже того, что я чувствовал себя, как последний идиот.
Только что помирал, и вдруг попустило. Как бабка пошептала. Или у меня галлюцинации от переутомления или кто-то из колдунов немножко пошутил.
А ведь на такие шутки и обидеться можно. И отшутить что-нибудь в ответ.
— Нутер, что с тобой было?
— Блин, ну ты спросил! Я ведь у тебя хотел узнать, для того и позвал. Или ты тоже не помнишь?
— Я не знаю.
— Чего "не знаю"? Не знаешь, помнишь или нет?!
— Нутер, я не знаю, что с тобой было.
Приятная новость. Радостная и жизнеутверждающая. Типа, делайте с Лехой Многодобрым всё, чего захотите — он стерпит и простит. А его телохранитель прикинется слепым и глухим. Чтобы не пришлось потом отчитываться перед обиженным хозяином. И обидчика искать.
Хорошо устроился, паразит! Или они сговорились?
— Не надо, нутер. Не злись. Мне больно.
Нортор скорчился, уткнув лицо в колени.
— Мне тоже было больно!
Блин, совсем как маленькие! Хвастаемся друг перед другом своими царапинами.
— Я слышал твою боль, нутер.
— Как это? Я так громко... стонал?
Спрашивать, орал я в беспамятстве или нет, не хотелось. Боль бывает всякая, иногда и сильные мужики орут. Если у них остался язык.
— Между нами есть связь. Я могу слышать твою боль. И твою радость.
— А я?
— И ты.
— А почему я ни разу не слышал?
— Я умею закрываться, нутер.
Ну да, Крант у нас, как та деваха, что спокойно провела роды, а я, типа, истеричка, что не умеет себя вести.
Блин, опять меня сносит на те дурацкие роды! Похоже, я их не скоро забуду.
— Крант, так кто все-таки на нас напал?
Почему он не справился с нападающими, спрашивать не стал. Не справился, значит, не смог. Хорошо хоть живыми остались. Конечно, обидно узнать, что об нас можно ноги вытереть. Как об сопливых пацанов.
— Никто, нутер.
— Что значит, "никто"? А кто меня тогда в спину ударил? А кто...
Опять потрогал лоб и бровь. На этот раз смелее. Воспоминание о боли осталось, а самой боли уже не было.
Блин, что-то не то... Когда один горячий парень съездил мне ремнем по морде, недели две болело. Да и то мне здорово повезло, что ладонью успел заслониться. А мог бы и без глаза остаться.
— Крант, ты хочешь сказать, что у меня нет раны на спине и...
— Нет.
Ну, и куда он так спешит?! Только собрался огласить весь список повреждений на моем теле и вдруг... Сбил, что называется, на взлете.
— А ты посмотри внимательнее. Я тебе, конечно, верю, но... на всякий случай, посмотри. Вдруг у меня дыра на халате. Под правой лопаткой.
Почему под правой, а не под левой — непонятно. И почему на халате дыра могла остаться, а на мне — нет, тоже не понятно, но в этом мире столько непонятных вещей — одной больше, одной меньше...
— Нутер, халат целый.
— Приятно слышать.
Учитывая, сколько я за него заплатил...
Когда-то я прикалывался над стариком-песнопевцем: вид его мне показался смешным. А сейчас сам так одеваюсь. Халат без рукавов, рубашка с такой вышивкой, что ценители слюной захлебываются от зависти, брюки а-ля пижамные, еще и шлепанцы на босу ногу. Ношу такое вот и совсем даже не ухахатываюсь, глядя на себя в зеркало. В жаркий сезон реальные мужики здесь только так и одеваются. Типа, форма одежды повседневная, изменение цвета и количества украшений — допускается.
— Нутер, твое тело не ранено.
— Откуда ты знаешь?!
— Оно не пахнет кровью.
Спрашивать, чем оно пахнет, не стал. Сам догадался, чем можно пахнуть в жаркий день, после таких развлекушек. Особенно, если начать с самого утра.
— Подожди, Крант, ты намекаешь, что нападение мне приснилось? Так?!
— Нутер, сновидец у нас ты, а не я, — напомнил оберегатель.
Осторожно он это сказал. Словно с больным разговаривал. На голову.
Блин! Совсем забыл! Мне ведь в гильдию сновидцев заглянуть надо. Второй раз приглашают, а я никак не дойду до них. Замотался, заработался... Но если и там налоги содрать захотят — откажусь на фиг от этой должности!
— Многодобрый, мы возле твоего дома, — громко сообщил паланкидер.
Заглядывать к нам он не стал. Не захотел мешать. Вдруг мы чем-нибудь интимным занимаемся... Слышал я, что есть такие любители. Чтобы в паланкине. И во время движения.
"Возле твоего дома..." Ну надо же. То, что дом только наполовину мой, знают, наверно, все в Верхнем городе. Но паланкидер всегда говорит неправильно. И не только этот. Интересно, когда Тамила возвращается домой, ей тоже говорят: "Многолюбящая, мы возле твоего дома"? А что, может, и говорят. У паланкидера морда не треснет, сказать пассажиру что-нибудь приятное. И бизнесу это ничуть не вредит. Наоборот. У вежливого таксиста больше вызовов и полнее касса.
Выгрузились перед воротами "моего дома" и дальше потопали пешком. Через калитку. Укромными тропками. По саду напрямик.
Ну, не было у меня настроения переться через парадный вход и раскланиваться с клиентами Тамилы или моими пациентами. Хотелось быстрее добраться домой, влезть в джакку и смыть с себя все впечатления этого дня. Я сейчас в таком состоянии, что не только к операционному — к обеденному столу подойти боюсь. Вдруг вместо куска мяса палец себе оттяпаю. Типа, Акела промахнулся. Потому, как шибко устал.
Я уже видел свой дом, когда идти дальше вдруг резко расхотелось. Что-то с ним было не так, с моим домом. Вот только что?..
Остановились мы с Крантом одновременно, переглянулись. Кажется, он тоже вперед не рвался.
— Ну, чего стоим? Кого ждем?
Сначала спросил, а потом вспомнил, из какого дурацкого анекдота эти слова.
— Нутер, окно открыто, — тихо сказал оберегатель.
Рассказывать ему анекдоты я уже не пытаюсь. Надоело смеяться одному. А объяснить Кранту, над чем я смеюсь, у меня терпения не хватает. И образования. Психологического. Может, в следующей жизни мужику больше повезет, и он родится с чувством юмора.
Кстати, объяснить, почему мне не нужны решетки на окнах, я тоже не смог.
Но я лучше буду спать с закрытым окном, чем смотреть на небо в клеточку! И плевать, что здешние решетки больше похожи на кружева или на паутину. Решетка она и есть решетка. Будь она сто раз вся из себя раскрасивая, но пускай украшает чьи-нибудь другие окна.
А чтобы успокоить Крантову паранойю, я согласился на деревянные ставни. Скромно и надежно. Доска — в четыре пальца толщиной. И запираются ставни не на пошлый крючочек, а на прочный засов. Брус, конечно, тоньше моей руки, но совсем чуть-чуть. И открываются ставни так, как Крант хотел — наружу. Имеется какой-то хитрый прием, когда неправильно закрытое окно можно открыть. Если прыгнуть с крыши и сильно ударить ногами. Я себе плохо представляю этот трюк, но Крант утверждает, что это совсем не трудно. Ладно, специалисту виднее. Мне по бубну, куда окно открывается, лишь бы свежий воздух впускало.
— А если пожар случится, а ставни снаружи запрут? Враги проклятые. Как тогда открывать будем?
Мне поумничать захотелось, а телохранителя мой треп озаботил всерьез.
— Нутер, а ты видел, чтобы такое делали?
— Видел, — я много чего видел, о чем вспоминать не хочется. — Только то окно было на первом этаже.
Крант задумался еще сильнее. То, что я обитаю на втором этаже, его не успокоило.
Ну, на фига я это спросил? Промолчать не мог, юморист хренов?!
Я так и не убедил оберегателя не заморачиваться над моей шуткой. Он не успокоился, пока не провел следственный эксперимент. Оказалось, что если как следует разбежаться, то ставни и из комнаты можно вынести. Вместе с тем, чем их подперли снаружи. Главное, чтобы комната была не очень маленькая.
Окно моей спальни выглядело точно так же, как после Крантовых экспериментов. Ни штор, ни ставней, ни креплений. На газоне их тоже не наблюдалось. Обычно они валялись в кустах за тропинкой.
— Пойдем? Или подождем, пока стемнеет?
Честно говоря, стоять в кустах и чего-то ждать, мне надоело. Да и не верилось, что таинственные разрушители все еще в доме. Это какой же грохот был, когда вылетели ставни! По крайней мере, у нортора ни разу не получилось их выбить бесшумно. И всегда находился какой-нибудь любознательный, чтобы прийти и спросить: чем это мы занимаемся и не нужна ли нам помощь?
Крант стоял с закрытыми глазами и, кажется, к чему-то прислушивался. Или принюхивался.
— В доме никого нет, — в конце концов, изрек он.
После такого вердикта я направился к двери. Крант прикрывал тылы.
На первом этаже следов разрушений не наблюдалось. Весь этаж мы, конечно, не осматривали, но от двери до лестницы все было, как обычно. А вот на втором этаже пахло не очень хорошо.
Мы с Крантом остановились, не сговариваясь, и переглянулись.
— Похоже, здесь кто-то умер, — пошутил я.
Оберегатель мрачно кивнул, и обошел меня. Теперь он двигался первым и даже сквозь плащ казался настороженным.
Дверь в мою спальню была открытой. Совсем немного, но все равно непорядок. Я всегда закрываю за собой двери.
Заглядывать в другие комнаты Крант не стал — сразу направился к спальне. Я тихо пошел за ним.
— Подожди здесь, нутер.
— Это еще зачем? — Сначала остановился, потом выразил недовольство. — Ты же сам сказал, что в доме никого нет.
— Нет никого живого.
А вот это уточнение мне не очень понравилось. Если в каждой комнате у меня валяется по трупу, то я напрасно жаловался на скучную и спокойную жизнь. А если мертвые не валяются, а с нетерпением ждут меня, то жизнь окажется совсем уж веселой. На это веселье могут заявиться Блюстители. То, что в этом городе есть специальные мужики, чтобы следить за порядком и законом, не знают только младенцы. С Блюстителями я пока не встречался, но все бывает в первый раз.
— Крант, мы так и будем стоять под дверью или все-таки войдем?
Оберегатель совсем по-кошачьи передернул лопатками и вошел. Я за ним.
Мертвых в комнате не наблюдалось, но запах стоял такой, словно я забыл под кроватью не очень свежего покойника. Да и сама кровать выглядела так, будто я полночи кувыркался на ней с двумя девушками, приятной наружности. А ведь утром я кровать застилал. Точно помню. Хотя, зачем я это делаю, понять не могу. Все равно перед сном сбрасываю покрывало на пол. Но... привычка, блин. Легче сделать ненужное дело, чем избавиться от глупой привычки.
