Эрвин фон Эльке

В результате гроссгерцогиня посидела за столом больше часа, подолгу ковыряясь в каждом блюде и заставляя фрейлин нетерпеливо ерзать на стульях, а потом, убедившись, что "муж-тиран" не придет, резко встала из-за стола и, позвав за собой Мафальду, заспешила в свой будуар.

— Нет, ну каков негодяй! Заставлять слабую женщину весь вечер страдать в одиночестве! — возмущалась Эвелина по дороге туда. Шедшая рядом госпожа фон Шиф благоразумно помалкивала.

Но в покоях герцогини разговор снова вернулся к поездке в госпиталь, и фрейлина окончательно уверилась, что ее госпожа уже не откажется от своей затеи. Теперь, пожалуй, даже если бы Мафальда захотела ее от этого отговорить, у нее вряд ли бы это получилось. Впрочем, этого фрейлина и не хотела. Убедившись, что ее взбалмошная госпожа настроена серьезно, фон Шиф даже обрадовалась. В госпитале она могла бы многое узнать об Эрвине, и упускать такой шанс было нельзя. Причем собирать информацию там нужно было очень быстро: Мафальда не сомневалась, что энтузиазма Эвелины хватит ненадолго и что вскоре она захочет вернуться в свою обычную комфортную жизнь. Хорошо еще, если она в первый же день не передумает, насмотревшись на окровавленные бинты и прочие ужасы!

Но пока гроссгерцогиня рвалась в военный госпиталь, и ее любимой фрейлине нужно было только поддерживать ее в этом. Чем она и занималась оставшуюся часть вечера и все следующее утро, пока горничные Эвелины заканчивали собирать вещи. Особых усилий Мафальде для этого прикладывать не пришлось: герцогиня и сама думала только о предстоящих медицинских подвигах и даже жалела, что перед тем, как ехать в госпиталь, ей придется провести несколько дней в городской резиденции.

— Как же все-таки тяжело нам, людям из высшего общества! — жаловалась она фрейлинам, когда они уже ехали в ее просторной карете по лесу. — В нашей жизни столько глупых условностей!.. Были бы мы с вами простыми женщинами — могли бы ехать спасать раненных уже сейчас. Без остановок в городе, без всех этих приемов, визитов...

Фрейлины согласно кивали и поддакивали, радуясь про себя, что "глупые условности" позволят им еще некоторое время пожить спокойной и приятной жизнью. Мафальда искоса поглядывала на их кислые лица и гадала про себя, кто из них не поедет в госпиталь под каким-нибудь благовидным предлогом. Любимица Эвелины подозревала, что об этом подумывали почти все ее "коллеги". Но вот у кого из них хватит решимости и хитрости, чтобы избежать неприятного дела? Розалинда наверняка сумеет придумать уважительную причину, чтобы остаться в городе, но станет ли она это делать или предпочтет помогать герцогине в госпитале, чтобы та стала относиться к ней еще лучше?

В таких размышлениях фон Шиф провела почти всю дорогу — лишь время от времени она возвращалась в реальность, чтобы подбодрить свою госпожу и напомнить ей, что в городе она сможет устроить большой прием, на котором все приглашенные узнают о задуманном ею деле. Мысль о приеме привела в хорошее настроение и остальных фрейлин. Под конец пути в карете уже царило обычное в их компании оживление: и Эвелина, и все ее окружение обсуждали наряды, в которых они будут рассказывать о предстоящих им делах городской аристократии.

В этих разговорах прошел и остаток дня после прибытия в зимнюю резиденцию гроссгерцога: пока слуги, не ожидавшие, что хозяйка замка вернется так рано, носились по коридорам и комнатам, торопливо наводя в них порядок, герцогиня с фрейлинами расположились в одном из бальных залов. Оттуда их через некоторое время позвали в обеденный зал, а из него усталые дамы вскоре разошлись по спальням. В плохо протопленных комнатах было довольно холодно, и Мафальде пришлось выслушивать новый поток жалоб Эвелины на слишком большой замок и недостаточно расторопных слуг. А потом она и сама долго дрожала, кутаясь в одеяло и безуспешно пытаясь согреться. "Тоже мне, комфортная и беззаботная жизнь! — ворчала она про себя, стуча зубами. — И этого наши неженки так боятся лишиться?!"

Однако на следующий день и на улице, и в замке стало теплее, гросс-герцогиня развила бурную деятельность по подготовке к "скромному" приему гостей, и к Мафальде тоже вернулось хорошее настроение. Вместе с другими фрейлинами она писала приглашения на раут, вручала их Эвелине на подпись и раздумывала, у кого из приглашенных она сможет узнать что-нибудь важное. "Ваше высокопревосходительство...", "Ваша светлость...", "Ваше сиятельство..." — от бесконечных титулов, которые фрейлине приходилось выводить на тонкой гербовой бумаге каллиграфическим почерком, у нее рябило в глазах. Количество написанных ею писем перевалило за сорок — а ведь Розалинда и еще одна молоденькая фрейлина тоже занимались приглашениями! Сколько же всего будет гостей? И это Эвелина называет "скромным приемом, только для самых близких друзей"! Впрочем, справедливости ради, были у них балы и на двести человек, и еще более многочисленные...

— Мафальда, будь добра, напиши еще вот этим трем! — подошла к столу, за которым сидела фон Шиф, Розалинда. — Я не успеваю, меня ее сиятельство просит проследить за украшением зала.

— Давай, напишу, — кивнула Мафальда, откладывая перо и поднося к глазам подсунутый ей на стол клочок бумаги. Почерк у ее сиятельства гросс-герцогини Эвелины был не слишком аристократическим: строчки изгибались на листе бумаги то вверх, то вниз, напоминая не то морские волны, не то ползущих куда-то змей. "Фридрих фон Фалькенхорст, его дочь Белинда и ее компаньонка Люсинда Ферн", — прочитала фрейлина и положила перед собой новый лист бумаги.

— Кто этот Фридрих, интересно, — пробормотала она, пытаясь вспомнить, слышала ли уже где-нибудь это имя. — Может, он тоже из тех самых Фалькенхорстов?

Фамилию Фалькенхорст носила одна из прабабок эрцгерцога Эдвина — это тоже был очень древний род, давно разделившийся на несколько ветвей. Некоторых представителей этого рода Мафальда знала, но имена Фридриха и Белинды казались ей незнакомыми. Подумав, фрейлина решила, что приглашения этим двоим и их компаньонке надо написать слегка суховатым языком, без особых изысков. Скорее всего, это какие-нибудь провинциалы, недавно приехавшие в город. Эвелине такие вряд ли понравятся, а сами они, если гроссгерцогиня окажет им слишком теплый прием, могут стать чересчур навязчивыми гостями. Так что лучше пока не подавать этим приглашенным лишних надежд. А вот если они понравятся Эвелине и сумеют завоевать ее дружбу — тогда следующие отправленные им письма будут звучать уже совсем по-другому. Хотя не факт, что сами они будут этому рады... Размышляя об этом, Мафальда написала все три приглашения и понесла их своей госпоже на подпись.

День приема снова был пасмурным и холодным, но это лишь добавило уюта пышно украшенному бальному залу. Эвелина была страшно довольна: все шло именно так, как ей хотелось. Гости прибывали один за другим, и хозяйка замка успевала не только поприветствовать каждого из них и задать необходимые вопросы о его делах, но и поделиться своими "героическими" планами. При этом приглашенные еще и вели себя именно так, как герцогиня от них ожидала: удивлялись, услышав о предстоящей ей поездке к раненым, всплескивали руками, хлопали глазами — в общем, всячески выражали свое восхищение ее поступком.

Юная Белинда фон Фалькенхорст поначалу показалась Мафальде такой же недалекой восторженной барышней, как и остальные гостьи. Они с отцом, как и предполагала фрейлина, действительно приехали в город недавно, а до этого жили в отдаленном поместье, причем Белинда вообще покинула родной загородный дом впервые. Узнав об этом, фон Шиф почти потеряла интерес к новым знакомым ее госпожи, однако что-то мешало ей забыть о них полностью. Проходя по залу и высматривая, не заскучал ли кто-нибудь из гостей, Мафальда то и дело бросала взгляд в один из дальних углов, где со скромным видом сидела эта молодая девушка, одетая в неброское нежно-зеленое платье, и ее полная пожилая компаньонка. Интуиция, редко обманывавшая фрейлину, подталкивала ее к более близкому знакомству с Белиндой, и это было особенно странным, потому что умом Мафальда никак не могла понять, чем ей может быть полезна эта особа. Выглядела барышня фон Фалькенхорст самым обычным образом — миловидная, стройная и, в отличие от нежных и бледных горожанок, розовощекая и не слишком хрупкая. Держалась юная гостья скромно и, похоже, с трудом преодолевала застенчивость: сделав реверанс перед Эвелиной, она, вместе со своей седовласой сопровождающей, почти сразу заняла место на диване в углу и как будто бы собиралась просидеть там весь вечер, глядя в пол и даже не пытаясь ни с кем поговорить. Ее отец, встретивший среди гостей нескольких старых знакомых, был занят беседой с ними и почти не обращал на дочь внимания. Такие картины Мафальда видела на приемах много раз, и особого сочувствия стеснительные девицы у нее не вызывали. Сама она во время первого своего выхода в свет умудрилась познакомиться и с двумя любимыми фрейлинами Эвелины, одна из которых потом и порекомендовала ее герцогине, и с будущим мужем, и еще с одним знатным дворянином, который тоже мог оказаться на его месте. Тетушка Альда, сопровождавшая юную барышню фон Эльке в тот вечер, потом долго пилила племянницу за то, что та держала себя слишком раскованно, и предупреждала, что недостаточно скромных девушек не берут ни во фрейлины, ни замуж. Правда, потом Альде пришлось признать, что она ошибалась, потому что через год ее "невоспитанная" племянница уже была в свите Эвелины, еще через два вышла замуж, а потом, после смерти мужа, вернулась на должность фрейлины. А сама Мафальда с тех пор посматривала на скромниц свысока. Заслужить ее уважение могли лишь те девушки, кто сумел преодолеть застенчивость и не побоялся хоть как-то проявить себя в обществе.

Такое же отношение должно было достаться и Белинде: пока юная провинциалка не встала с дивана и не попыталась с кем-нибудь заговорить, Мафальде она была не интересна. Однако на деле все было иначе — девушка продолжала чем-то неуловимым притягивать взгляд фон Шиф. И не только ее — Мафальда заметила, что к ней подходила и о чем-то спрашивала ее Розалинда, а потом одна из дальних родственниц Эвелины. Белинда и ее компаньонка что-то отвечали с вежливыми улыбками, но оставались на диване, словно не решаясь покинуть это тихое и спокойное место и "нырнуть" с него в водоворот светских бесед.

Любопытство Мафальды достигло предела: ей необходимо было разобраться, что представляет из себя эта странная барышня и действительно ли она не так проста, как показалось ей на первый взгляд. Так что фрейлина, обменявшись парой фраз с очередным попавшимся ей навстречу гостем, решительно двинулась к дальнему дивану.

— Вы не скучаете? — заботливо склонилась она к сидящим на нем женщинам. — Наше городское общество, наверное, слишком суетливое для вас, вы ведь привыкли к спокойной жизни на природе?

Пожилая Люсинда с улыбкой покачала головой:

— Что вы, госпожа фон Шиф, мы очень рады, что уехали из нашей глуши!

Белинда тоже подняла голову и встретилась с фрейлиной взглядом — и Мафальде, наконец, стало ясно, что в этой девушке было необычным. Лицо у нее было совсем юное, почти детское, но глаза выглядели гораздо старше. Взгляд этих светло-серых глаз был взглядом взрослого и многое пережившего человека.

— Вы первый раз на таком приеме? — спросила Мафальда девушку, чувствуя все более сильное желание сделать для нее что-нибудь приятное, как-то помочь ей освоиться в незнакомой обстановке. Это было что-то новенькое — излишней сентиментальности фрейлина раньше тоже за собой не замечала. Теперь она окончательно уверилась, что с Белиндой необходимо познакомиться поближе — хотя бы для того, чтобы понять, как ей удается, ничего не делая, производить на людей столь сильное впечатление...

А молодая фон Фалькенхорст, судя по всему, и сама хотела того же самого.

— Да, в первый раз, — ответила она тихим голосом, вновь скромно опуская глаза.

— И вы стесняетесь участвовать в беседах, — улыбнулась фон Шиф. — Хотите, мы вместе к кому-нибудь присоединимся? Большинство гостей — городские жители, им будет интересно расспросить вас о вашем поместье...

Мафальда ждала, что девушка рассыплется в благодарностях и согласится подойти поболтать к одной из группок знатных дам. Но скромница, вновь подняв на нее свои светлые глаза, удивила давно отвыкшую удивляться фрейлину во второй раз:

— Госпожа фон Шиф, спасибо вам, — сказала она все тем же тихим и словно бы слегка испуганным голоском. — Спасибо вам большое, но... могу я вас попросить о другой услуге?

— О какой же? — еще сильнее изумилась Мафальда. Нет, Белинда точно была совсем не простой и не наивной девушкой! Она только очень талантливо изображала таковую...

— Вы не могли бы... попросить ее Светлейшее Сиятельство позволить мне поехать вместе с вами в госпиталь? — попросила фон Фалькенхорст. — Вам ведь там любой помощник будет нелишним!

Сидящая рядом с ней компаньонка недовольно поджала губы, однако особо удивленной она не выглядела — как видно, юная подопечная уже поделилась с ней своими планами. Спрашивать разрешение у своего отца Белинда и вовсе не спешила, словно и так была уверена, что Фридрих фон Фалькенхорст не будет возражать против задуманного дочерью.

А Мафальде стало ясно, что она выполнит просьбу девушки — и не просто узнает у герцогини, нужны ли ей еще две спутницы, а попытается уговорить ее взять Белинду и Люсинду с собой. Пусть эта хитрая провинциалка будет рядом с ней — пока фрейлина не узнает ее получше и не поймет, чем она может быть ей полезна.

А полезной Белинда будет точно — в этом фон Шиф уже не сомневалась.

Глава XIII

Фон Эльке добрался до Кляйнеегерсдорфа уже заполночь, когда пирушка кавалеристов аккурат подходила к своему логическому завершению, а фон Лёве, до того утащивший Кнаубе в местный театр-варьете, как раз почти уломал полковника ехать с танцовщицами кабаре в нумера.

Появление у передовых пикетов пехоты заставило Юстаса немедленно оставить (ну или как минимум — отложить) свои планы, и поспешить навстречу своему старому товарищу. Когда же бравый майор узрел, сколько солдат, и в каком состоянии, осталось у Эрвина, то моментально протрезвел и без промедления занялся распределением солдат бригады и берштадцев на постой, немилосердно тесня при этом как улан, так и собственных лейбгвардейцев.

Сам фон Эльке, уставший и измотанный маршем, строительством укреплений и, собственно, сражением, а затем еще одним маршем, принял помощь фон Лёве с искренней благодарностью, поскольку заниматься этим у него никаких сил уже не было. Отконвоированный уланским полковником в особняк местного бургомистра, где до того расположились и сами кавалерийские командиры, он смог все же написать короткий рапорт для эрцгерцога, указав полную невозможность удержать Кляйнеегерсдорф имеющимися силами, выпросил у Кнаубе вестового, и отправил свое послание с донельзя огорченным таким развитием событий уланом, после чего рухнул в постель, даже не раздеваясь.