Князь схватил меня за руку и рванул через поле к видневшемуся вдали лесу. Только бы успеть. Мы бежали, перепрыгивая мелкие кочки, увязая в низком кустарнике, который цеплялся за штанины, а сзади слышался звук приближающегося монстра — жаба и змея помирились и отправились в погоню. Когда мы пробежали уже половину, а глухие прыжки жабы приблизились, я остановилась, развернулась к невообразимой паре, вытянула руку кольцом вперед и быстро произнесла заклинание прямо в раскрытую пасть змеи. Должно было полыхнуть огнем. Но вместо огня чудище окутало снежным вихрем, и оно застыло, покрытое коркой льда.

Ничего не понимая, я стояла, теряя время пока лед не начал покрываться тонкой сеткой трещин. Тогда мы вновь помчались, не чуя ног под собой, и только старались не сбить дыхание. А сзади опять послышались прыжки.

— Ира, когда я скажу — ты беги влево, слышишь!?

— Да!

— Влево и вперед!

Звук все приближался, а мы бежали.

— Лево!

Я кинулась вбок, и странное дело, погоня прекратилась. Не удержавшись, я оглянулась и поняла причину — змея все так же пыталась ползти за мной, извиваясь и разевая пасть, но ей мешала жаба, которая рвалась за Рениэлем, побежавшим в противоположную сторону. И так они топтались на одном месте не в силах перебороть друг друга. А затем опять сцепились в драке. В этот раз я не сплоховала и продолжала нестись к уже близкому лесу. Рениэль, сделав крюк, нагнал меня на опушке.

— Дальше, дальше! Змея может учуять!

В лес мы вломились как стадо обезумевших овец, если бывает стадо из двоих. Рениэль, не отпуская моей руки, несся куда-то по одному ему ведомому маршруту. Только пробежав приличное расстояние, он перешел на шаг. Бежать сил больше не было, мы упрямо шли куда-то на северо-восток. Кошмарный мутант потерял нас, по крайней мере, очень хотелось так думать. Когда солнце поднялось уже высоко, сделали привал на небольшой полянке, как ковром покрытой спелой земляникой. Гадать — откуда в начале лета появилась ягода, сил уже не было. Надеюсь, хвост после ее употребления не вырастет.

— Рениэль, мы не потерялись?

Мы сидели, опираясь о широкий ствол старого дуба. Солнце пекло нещадно, руки от земляники стали красными и липкими, и мы окончательно пришли в себя. На вопрос Рениэль вздохнул и грустно ответил:

— Видите, солнце над верхушкой ясеня?

— Да.

— А когда мы сюда вышли, оно было между тех двух сосен.

— И?

Он удивленно посмотрел на меня.

— Ира, оно движется в обратную сторону!

Матушка Природа! Это же получается, солнце здесь идет не через юг, а через север!

— И куда же мы, получается, направляемся?

Он с раздражением отцепил с рукава репейник.

— Понятия не имею. Сдается мне, вместо того чтобы выйти к реке, мы еще дальше зашли в лебяжье болото.

Просто замечательно. И не факт, что светило на востоке восходит, может на юге или севере. Вернее, восходит то оно как положено, только здесь аномалия. Многовато аномалий.

— Ладно. Попробуем пойти в обратную сторону.

Попробуем. Делать что-то нужно, не сидеть же на месте.

Мы плелись час и два, а лес все не кончался, плотной завесой листьев защищая нас от солнца. Оно уже стояло высоко. Ветер стих. Сюрреалистическая тишина. Только изредка, когда он дает себе труд повеять, тихо заколышется трава и зашелестит листва. В полной тишине этот шелест приобретает иррациональный смысл, словно деревья переговариваются, и чудится в их говоре потаенная угроза:

— Идут, идут.

— Ведем, ведем...

Я покачала головой, избавляясь от наваждения, и покосилась на Рениэля. Судя по его виду, он ничего такого не услышал. Как бы с ума не сойти — интересно, а маги сумасшедшими бывают?

В звуковой пустоте маленький, чистый ручеек мы услышали издалека. Он оказался подарком судьбы — очень хотелось пить. Я опустилась на колени и зачерпнула воды. Сделала несколько глотков и тут короткая тень от чахленького деревца, что росло рядом, не спеша, плавно перетекла с одной стороны на другую. Я медленно подняла голову. Солнце, до сего момента находившееся слева, теперь светило справа.

— Ты это тоже видела, — даже не вопросительно, а утверждающе произнес Рениэль.

Я только кивнула. Говорить, что-либо смысла не имело. Рениэль со всего размаха ударил кулаком по воде, словно ручеек был в чем-то виноват, зачерпнул воды, умыл лицо и замер с закрытыми глазами.

— Все будет хорошо, Ира. Все будет хорошо, — он открыл глаза и начал пояснять мне как маленькому ребенку. — Раз по солнцу дорогу не найти... И лес мне не помогает... Подожди меня внизу.

И не дожидаясь ответа, полез на высокую сосну. Как он умудрился вскарабкаться по гладкому стволу, используя остатки веток, я так и не поняла, но только спустя минуту он уже исчез в густой кроне, и его стало не слышно. Я стояла, задрав голову вверх, пока не заболела шея. Потом прошлась вокруг сосны по часовой стрелке. Потом против. Князя все не было. Вновь о чем-то зашептали деревья, и стало казаться — кто-то наблюдает за мной. Взгляд прямо чувствовался липкой, влажной паутиной в районе затылка. Съели его там что ли? Я отвернулась от сосны и в трех шагах от себя, между двух кустов малины увидела Даэлина.

Он был в боевом облачении — кольчуга, наручи, наколенники, только почему-то без шлема. Голова перевязана белой тряпкой — похоже, оторвал кусок рукава от рубашки. Светло улыбнувшись, он молча протянул руку, словно приглашая подойти. А ведь это уже было...

Я не нашла ничего лучше как спрятаться за ствол сосны, будто это могло чем-то помочь. Наверное и не помогло бы, но сверху послышалось шуршание — наконец-то спускался Рениэль. Даэлин поднял голову, полюбовался сосновыми ветками и растаял. Вернее распался на серый туман, и это туманное облако быстро скрылось между деревьев.

Рениэль спрыгнул на землю, отряхнулся от древесной коры, что обильно налипла на кафтан, штаны и сапоги и бодро заявил:

— На юго-западе, если это конечно юго-запад, высокие холмы и какие-то развалины. Я заметил очень высокую башню. Думаю, дня за полтора мы до нее дойдем. Оттуда должно быть видно все лебяжье болото. Тогда сможем определиться, куда нам идти.

Я разглядывала его и никак не могла решить — это Рениэль или уже не он? Не растает ли так же туманом? Нет, вроде он.

— Ира, в чем дело? Ты так смотришь, будто у меня на голове оленьи рога выросли.

Не замечала за ним склонности к шуткам. Ой, нет, было дело, однажды слышала. Как понять-то он это или не он? Нет, это он. Иначе зачем фальшивому �Даэлину� сбегать при его появлении? Были бы они заодно, сейчас бы обнялись, и разыгрывали братскую встречу. А может, здесь вообще никого не было, а мне все примерещилось? Вот радость то — �Ха, ха, ха. Я сошла с ума! Ах, какая неприятность�. Не сошла, при сумасшествии человек иронизировать не способен. Или способен?

— Ну, идем. Все будет хорошо, я выведу тебя отсюда.

Рениэль решительно взял меня за руку и тут где то, зазвучала трещотка. Наша змеежаба была поблизости. Ноги у меня стали ватными и отказались идти. Рениэль постоял, прислушиваясь, обнял меня за талию и потянул.

— Она далеко, — тихо сказал он. — Нельзя медлить, уходим. Ну, давай, один шажок, другой.

Нет, это все-таки не он. Почему он со мной возиться? И, с каким-то удовлетворением уверившись в подмене, я позволила повести себя не понять куда, нисколько не удивляясь такому психологическому парадоксу. Пропадай все пропадом.

Мы шли и шли и шли. Все дальше и дальше. Временами начинало казаться, что безмолвный лес был всегда, а прошлая жизнь приснилась или примерещилась, как примерещился Даэлин. И все, что было до лебяжьего болота, лишь невнятный сон. А явь, это вот — деревья, овраги, поваленные сгнившие стволы, кустарник, хватающийся за штаны. И снова — деревья, овраги высокая трава, густые заросли лещины без орехов, наши шаги, шелест ветра.

Есть хотелось неимоверно. Утренние ягоды растворились в организме без следа, да и так подумать — идем уже часов восемь с небольшими перерывами на отдых. Рениэль раз в час поднимается на дерево и проверяет — не сбились ли мы с пути. Вот кто усталости не знает. Я едва ноги передвигаю. Он, наверное, злится, что медленно плетемся, но виду не подает. Небывалое терпение. Хотя... В крепости он без дела не лютовал... Ага не лютовал, а Гриня как же? Правда, она человек. Если подумать, какую удобную идею придумал — �маги не люди�. Не люди и все.

Мяса бы. Мяса нет... Если только повстречать нашу жабозмею и ее зажарить. Я назвала ее �нашей�? Полный привет.

— Чему ты смеешься? — обернулся Рениэль.

На его лице промелькнула тень зарождающейся улыбки, авансом. А ведь и он устал, виду только не показывает.

— Да вот, представляю, как мы эту тварь на углях жарим, а потом едим.

— Сколько ж мы ее есть будем? — развеселился князь.

— Что не съедим, то оставим.

— Как не стыдно! — рассмеялся он. — Мясо в природе не должно пропадать! Потерпи, Ира. Растения здесь такие же, как везде. По пути что-нибудь найдется.

— Надоело по лесу идти, — рискнула пожаловаться я.

Рениэль протянул руку и неожиданно погладил меня по голове.

— Мы из него скоро выйдем. Я видел большое поле. Но на открытое пространство выходить не стоит, пойдем вдоль леса.

Я от этого жеста дар речи потеряла и только кивнула. Мы пошли дальше, но молчать уже надоело.

— А ее ведь давно не слышно. Может, отстала?

— Может и отстала. Только поганки трещат, когда хотят о себе предупредить. Когда охотятся они тихие.

Логично. Я поежилась. Мысли о еде вдруг сразу испарились, зато появилось дурацкое чувство, будто змея здесь, в высокой траве залегла и только ждет удобного момента, чтобы броситься. И вот сейчас как зашумит трава, поднимется огромная треугольная голова и... Я потрясла головой, отгоняя видение — во тьму такие мысли.

— Почему же раньше трещала?

— Ты же видела — они не ладят. Вот и пугают один другого. К нашему счастью.

— Интересно у них желудок один на двоих?

Рениэль изумленно развернулся, затем прислонился спиной к дереву, закрыл лицо ладонью и сдавленно засмеялся.

— Нет, ты меня уморишь, княгиня! Тебе не все ли равно?

Вопрос задать нельзя? Чего ржать, как конь. Весь лес переполошит. А он, отсмеявшись, взял меня за руку и повел дальше. Я заметила, что деревья стали реже и кустарника меньше и вскоре мы вышли из леса. Только не на поле.

Сначала и вправду показалось, что поле. Но быстро стало ясно — это пространство, тянущееся насколько хватало глаз — лишь далеко-далеко вдали виднелся краешек леса, и блестела за лесом та самая башня, является самым настоящим болотом. На болоте буйно росла высокая мясистая и остролистая трава, часто уступающая место бочагам, затянутым темно-зеленой тиной. Мне даже почудилось комариное зудение, но это и вправду была игра воображения. Так же как и всюду стояла тишина.

— Хорошо, — подытожил князь. — Мы все равно не собирались идти напрямик. Зато теперь можем пообедать.

— Скорее поужинать. А что есть будем, траву?

— Именно. Ты даже не представляешь, какая она вкусная. Особенно, когда больше ничего нет. Извини, мне придется раздеться.

Он сел развязывать ремешки на сапогах. Я огляделась, не понимая, чем он собирается нас кормить. Впереди широкой полосой, по всему берегу росла осока, примерно мне по пояс, за ней высились заросли камыша в человеческий рост. Там же в районе камышей росло чахленькое, тоненькое деревце, с такими больными листиками, что было непонятно — что это вообще такое и как оно еще живо. Пока я разглядывала окрестности, князь разоблачился до нижнего белья — оно ограничивалось одними шелковыми подштанниками. Красными, с вышивкой такого же цвета. Не обращая ни на что внимания, Рениэль отстегнул от перевязи саблю, оставив только нож, надел ее, прошествовал прямиком в болото к камышам, с каждым шагом пробуя дно, и остановился у края. За его спиной поблескивал на солнце широкий бочаг. Он с сомнением оглядел его, стараясь держаться поближе к растительности.

— Иди сюда, будешь ловить, и бросать на берег.

— Мы что, камыш есть будем? — удивленно поинтересовалась я, заходя в траву.

Болотная вода тут же облепила сапожки до колена.

— Посреди камыша Ира ты сейчас стоишь. А это рогоза.

С этими словами он запустил руки в воду и начал вытягивать растение за корень. Вот я специалист! Маг, без пяти минут. Растений не знаю. Правда, Лис в основном в лекарственных и ядовитых травах учит разбираться.

Сбор будущего ужина пошел быстро. Рениэль выдирал из болота стебель рогозы вместе с толстым корнем, отрезал его и бросал мне, а я уже кидала на берег. Солнышко припекало, несмотря на то, что все ниже склонялось к деревьям. Рениэль сказал — эти корни можно есть сырыми. На берегу уже набралось достаточно провизии, но было решено, что запас не помешает. Мне делать было практически нечего, и когда в тишине раздался звонкий, радостный голос я инстинктивно упала на колени, спрятавшись в траве и судорожно оглядываясь.

— Они здесь! Лапушка, они здесь!

В ответ на это раздался звук трещотки. Нашла нас все-таки. Рениэль, который как раз наклонился подхватить очередной стебель, резко разогнулся, глядя прямо перед собой, словно кричали перед его лицом, инстинктивно сделал два шага назад, поскользнулся и с размаху упал в бочаг, скрывшись в нем с головой. Он тут же вынырнул, весь облепленный тиной, попытался сделать движение вперед и замер так и оставшись посреди воды по пояс. Он буквально застыл, похоже, даже не дышал. Только зрачки стали такими большими, что почти скрыли радужку. И вода медленно поднималась все выше, пока он не оказался в ней по грудь. Я стояла на четвереньках, в ступоре не зная, что предпринять, только дышала через раз. И лишь когда он перестал проваливаться, меня отпустило. Голос тем временем не унимался:

— Поймали, поймали! Раз, два, три, четыре, пять, я иду тебя искать!

— Ира, — тихо произнес Рениэль. — Я попал в трясину. Буду двигаться — уйду вниз. Подойди вон к тому дереву и наклони его ко мне. Оно хлипкое, поддастся. Только аккуратно.

Я поднялась, и направилась к деревцу-калеке. Девичий, а может, и детский голосок вдруг пропел над самым ухом:

— Как то муха — медоед,

— Прилетела на обед,

— Только тот бесплатный мед,

— До добра не доведет.

И без перерыва спросил, непонятно к кому обращаясь:

— А что такое муха?

Я медленно обернулась, уже зная, что никого не увижу. Так и оказалось — кем бы ни был наш весельчак, как и в прошлый раз, увидеть его не получилось.

— Ира, ложись!

Я упала в воду не задумываясь, словно тренировалась в этом не один день. И только тогда услышала треск кустарника под гигантской тушей, продирающейся сквозь лес. Жабазмей вылез на опушку через несколько минут. Я почти полностью спряталась под водой, и наблюдала сквозь камыши как она, переваливаясь, подошла к одежде Рениэля. Нас она не видела — мешал все тот же камыш. Змея, свиваясь кольцами, водила головой над самой землей, поминутно высовывая раздвоенный язык. В какой то момент она уставилась, как показалось, прямо на меня и, несмотря на холодную воду, в лицо словно огнем полыхнуло. Змея замерла. Жаба тем временем вращала уцелевшим глазом.