После того, как Мир-царство превратилось в Сливонию, крепость Бордров была "приватизирована", став замком какого-то магнуса, как называли здесь крупных вельмож. Среди князей, ведущих свое происхождение от первых царей мирова корня, попадались как полуцари, так и полунищие — но среди магнусов нищих не было. Каждый "величайший" держал при себе от пары десятков до нескольких тысяч "клиентов" — нищих танов, не имеющих ничего, кроме усов, гордости и прадедовского меча. Для того, чтобы кормить ненасытную свору "клиентеллы", таны вынуждены были драть со своих рабов семь шкур — но денег все равно не хватало. В том числе их не хватало и на капитальный ремонт замка Бордров. Владение это было не из сильных — торговля через перевалы умерла давным-давно, торговля с Подгорными — чуточку позднее, но все равно не на памяти этого поколения. И даже не на памяти их прадедов. Единственное, что приносило хоть какой-то доход местным танам — сельское хозяйство. Точнее говоря, оно МОГЛО БЫ приносить доход. Если бы... Если бы земледельцы и землевладельцы не превратились бы не просто в два разных сословия — а в два разных народа!

Две с лишним сотни лет назад, когда полуденная часть Мир-царства, проваливаясь вслед за Полуночной Мирией в ранний феодализм, превращалась в Сливонию, переход алатырь-мирских князей, бояр и детей боярских в Закатную ветвь внезапно принял характер эпидемии. На протяжении жизни всего лишь двух поколений СЛУЖИЛОЕ по сути сословие, "кровью и честью" обязавшееся "служить и защищать", превратилось в сословие паразитическое, высасывающее из своих крестьян все соки не хуже каких-нибудь каракуртов или как там их... Боярство стало танским сословием — гыцарством. И ежели он — тан, верует в Закат, говорит исключительно на туроннском да староимперском и бренчит саблей, а этот вот — землероб, верует в Рассвет, не знает иного языка, кроме мирийского, и пашет землю... То какой же, сучья кровь, они единый народ?!! Нет уж! Есть таны — и есть все прочие! И каждый тан, пусть он даже последний нищий, равен любому князю мирской крови! А все прочие — не выше навоза! Да не благородного конского, а какого-нибудь презренного, козьего там или овечьего!

И когда-то — лет двести назад — так оно и было. Тогда таны были действительно крепки, каждый водил не меньше староимперского "ряда" из себя да ещё трех воев, выезжал на битву в полной броне и мог себе позволить иметь конский доспех, подходящего для копейного удара коня, способного галопом идти под весом всадника в железе и собственного доспеха, да ещё трех лошадей заводных, да ещё по три лошади, доброму доспеху да копью, мечу, луку и топору на каждого выставленного воина... Теперь — не то. К нынешнему моменту дворянством мог похвастаться каждый шестой сливонец — и в действие вступил первый закон жизни: ВСЕГО НА ВСЕХ НЕ ХВАТИТ!

К концу XII столетия от Знамения у большинства гыцарей не было ничего кроме жены, выводка сопливых ребятишек, пары крепостных и хромой клячи — и ещё напыщенной чести, надутой дурацкой гордостью не хуже воздушного шарика. Она, эта честь, не позволяла тану торговать, заниматься ремеслом, торговлей или пахать землю вместе со своими холопами — в Слав-царстве иной раз можно было встретить крестьянина-землероба, хранящего в сундуке грамоты о прямом происхождении от самого Слава или кого-то из первых царей... В Сливонии это было немыслимо, любой гыцарь согласился бы скорее сбрить усы!

Впрочем, это не мешало сановным танам кабаками и лавочками ВЛАДЕТЬ. И высасывать через них все, что не удалось содрать прямыми налогами. Расклад простой — крепостным из деревни никуда не деться, и ежели приказать, чтобы все товары покупали именно в деревенской лавочке да пили только в деревенском кабаке (приняв, естественно, адекватные меры к самогонщикам — например, живьем закапывать их в землю), то из крестьян можно вить веревки... А самому тану этим заниматься вовсе не обязательно — на то управляющие есть. Из вистунгов, особого народа, славящегося поголовной грамотностью и редкостной проворностью. И ненавидели же сливонские крестьяне этих грамотеев!.. В любой деревеньке ткни пальцем в дом, окруженный высоким глухим забором крепостного типа — и это-таки будет дом вистунга.

Единственными занятиями, достойными истинного тана, были война и охота. И, конечно, защита "исконных вольностей", которые одни только и могли позволить танам жить так, как им хочется. "Великая Хартия" гласила, что тан не платит налогов, не выполняет повинностей и не обязан воевать, если того не хочет. У танства вообще не было НИКАКИХ обязательств! Зато была масса прав — начиная с права первой ночи и заканчивая правом объявить мятеж. Совершенно законный мятеж — это... нечто! Чтобы додуматься до такого, надо было действительно глубоко проникнуться духом демократии! Однако же главным достижением сливонской демократии была выборность королевской — а также и всякой иной в королевстве — должности. Короля избирали всеобщим равным прямым голосованием — естественно, только таны.

И клики магнусов, именовавшиеся, словно в насмешку, "партиями", основную часть дохода получали именно со сливонской "демократии". Для того, чтобы установить свой контроль над одним из самых прямых путей с Заката на Рассвет, к легендарным сокровищам Лесного королевства — пусть даже и такой эфемерный, который обеспечивала практически ничего не значащая сливонская корона — денег жалеть не стоило. И заинтересованные стороны (а особенно — заинтересованные страны) их таки не жалели! Каждые выборы золотым дождем проливались в карманы "партий", содержащих наиболее значительные "клиентеллы". Поскольку, когда за спиной кандидата стояли несколько магнусов, КАЖДЫЙ из которых мог выставить четыре — пять тысяч мечей, его претензии на трон становились куда более обоснованными.

Как следствие...

Если есть партии, то, естественно, есть и партийная борьба. О да! Межпартийные разногласия обычно улаживались весьма остро — при помощи отточенных аргументов, сделанных из железа и стали. Градом сыпались остроты и реплики, выпускаемые из луков и арбалетов, а то и метательных машин. Дискуссии почти всегда заканчивались похоронами, причем нередко — массовыми. Конечно, иногда обмен мнениями не приводил к смерти оппонента — за полторы тысячи лет искусство изготовления доспехов было доведено до совершенства, иные латы были хороши настолько, что за все время битвы рыцарь не получал ни единой царапины. Но зато уж если какой-либо партийный лидер заявлял, что уничтожил соперника, то этот соперник уже точно не возвращался домой к ужину. Скорее всего, у него и дома-то не оставалось: PR требовал жертв, и зачастую — довольно крупных. Размером так с танский замок. Иной раз — со всеми обитателями.

Кроме этой "политической" борьбы вокруг кормушки в Сливонии процветала борьба клановая и семейная, чаще всего — но отнюдь не обязательно! — вызванная кровной местью: сливонские таны имели весьма странные представления о чести, и могли принять за оскорбление практически все, что угодно — как следствие, частный турнир-поединок, также именуемый дуэлью, здесь стал фактически образом жизни. Кроме того, имелись экономические интересы — месторождения всяких там полезных ископаемых, хорошие плодородные земли (особенно актуально это было здесь, в предгорьях, где земли было довольно много — да только большая её часть была расположена строго вертикально), контроль над торговыми путями... Кроме того, имелись и обычные раубриттеры, рыцари-разбойники — таны, откровенно промышляющие грабежом любого ближнего, с которого можно было хоть что-нибудь содрать. Кроме того, в Виноцветном море имелись пираты, в последнее время также сильно обнаглевшие — не до уровня дрэки времен Сынов Дракона, конечно, но все-таки теперь их эскадры числом до двух десятков кораблей регулярно совершали экспедиции вверх по рекам, иной раз — до самого Отпорного Хребта. Кроме того, подобная обстановка, очень недалеко ушедшая от абсолютного хаоса, весьма способствовала появлению в лесах банд разного рода борцов с несправедливостью, чаятелей "Нового Порядка" или даже целого "Царства Божия". Большинство из них было типичными "зелеными" из времен нашей Гражданской — бандиты, прикрывающиеся высокими идеями... Но появились уже и полноценные фанатики, способные ради торжества справедливости пролить любое количество крови. Кое-где были замечены знаки "Чаши", видели знамена "Святого Сердца", "Белого Братства" и "Круга Света"... Одним словом, жизнь в Сливонии становилась все демократичнее и либеральнее — с каждой минутой.

ТЕПЕРЬ понятно, почему я удивилась, не обнаружив вокруг города хотя бы каких-нибудь оборонительных сооружений?

— Ну, пусть даже не стен — хотя бы ров с валом соорудить можно было?

— Он здесь был. Но потом таны посчитали, что лучше уж пусть его не будет, — я покосилась на своего "рыцаря" и в очередной раз вздрогнула. К этой жуткой физиономии привыкнуть было невозможно! И так-то не слишком приятная внешность принцессы была дополнительно "облагорожена" ведьмой, излишне, на мой взгляд, любящей театральщину. Причем дурную театральщину! Впрочем, вряд ли она была в этом виновата — судя по замку её брата, это у них семейное. В результате макияжа, усиленного её магией (казалось бы, парадокс, но на самом деле маска, состоящая из одной иллюзии, может слететь во мгновение ока и от любого пустяка, а вот подкрепленный соответствующей магией грим отличить от настоящей внешности НЕВОЗМОЖНО!), Амалия Роанликс, и без того выглядящая сущим стихийным бедствием, превратилась в жуткого типа, обожающего хлопнуть на завтрак стакан свеженацеженной у первого встречного кровушки, закусив её добрым шматом сырой человечины. — Потому как городские стены смердам смелости добавляли. А потом случилась война Расколотых Цепей... И Всевеликий Ферейн повелел, от греха подальше, срыть к темнобесьей матери все городские стены.

— З-зачем?

— А затем, ..., что для осады ... города нужна ... пехота, ..., а откуда бы ЗДЕСЬ ей взяться? ...! Ну, а в полевом бою ... землеробы ни ... против латной конницы не тянут. Понятно, ...?!! — это вмешался в разговор норник, который, как обычно, притворялся мальчишкой. На самом деле он был в полтора раза старше принцессы — они вообще живут долго. Не как карлы или там эльфы — те вообще функционально бессмертны (то есть живут, пока их кто-нибудь или что-нибудь не прикончит) — но тоже нехило. Лет до ста обычно дотягивают все. Человеки же в среднем живут лет тридцать пять, и те, кто доживает до пятидесяти, считаются глубокими стариками, а ведь для норников этот возраст — время самого расцвета. Вообще мало кому со сроками жизни повезло МЕНЬШЕ, чем людям, разве что... "Малые луговые феи" — спрайты и их ближайшие родственники вроде спригганов, джайвов и пикси, у которых день идет за неделю... Да ещё, пожалуй, "гнорки" — уродливые существа, являющие собой пародию на гномов и орков одновременно. На гномов они походили малым ростом, любовью к подземельям и золоту, а главное — соотношением полов: на пятерых гнорков-мужчин рождалась только одна гнорк-женщина! В результате трое из этих пяти погибали ещё до достижения совершеннолетия, пытаясь добыть себе женщину. ЛЮБУЮ женщину — из своего или любого другого народа.

Обычно норники, они же холмари и крол'люды — милейшие существа, не замечающие вокруг ничего, кроме своего огорода. И огороды у них получаются просто потрясающие, все растет не хуже, чем у эльфов — только эти снобы и зазнайки и не подумают тратить свой дар на такую прозаическую вещь, как увеличение урожая капусты, картошки, гороха и прочих... овощей. Ещё холмари отлично готовят... И не любят совать нос в чужие дела — особенно в дела людей, к которым относятся настороженно и избегают всеми возможными средствами. Умение крол'людов быстро и бесшумно исчезать, когда кто-то огромный и тупой с шумом и треском ломится через лес, просто-таки волшебно. Ещё они очень хорошо бегают, великолепно прыгают и замечательно точно владеют разного рода метательным оружием — это на тот случай, если прыткости и дара маскировки окажется недостаточно. Норники, как и положено типичным буржуа, миролюбивы, склонны договариваться, и при наличии выбора предпочтут скрытно сбежать — но любой холмарь, не проходивший специальной подготовки, все же может с места прыгнуть на полтора своих роста в высоту и всадить метательную иглу в круг диаметром в палец на расстоянии в двадцать пять локтей. Достижения тех, кто подготовку прошел, ещё более впечатляющи.

Где-то на полпути к своему пятидесятилетию этот норник, именовавший себя Минни Зингером, потерял обычное для всех его порядочных свойственников брюшко, солидность и стремление к комфорту, уюту, благоустроенным землянкам, обеду два раза в день и прочим огородным ценностям... Зато приобрел страшные ожоги на ногах, привычку к унылой и неизобретательной матерщине по поводу и без оного, и смертельную ненависть ко всему человечеству.

"Паж" для холмаря являлся ещё новой маской, она для него была несколько непривычна и до сих пор частенько трещала по всем швам — вот как сейчас. До сражения на Ослином озере он обычно прикидывался шутом, в плотно причарованном накладном горбу которого скрывались всякие полезные для выживания мелочи, вроде помпового арбалета или пращи с зажигательными ядрами. Однако эти приметы стали уже настолько широко известны, что образ шута пришлось отбросить — к величайшему сожалению Минни, одной из любимых шуточек которого был "торт с кремом", на самом деле являющий собой плотную клейкую массу, приправленную легким паралитиком контактного действия.

Милая такая шутка: рыцарь, ветеран десятка кампаний, выживший в сотне сражений, был убит — задушен! — залепившим ему все лицо кремовым тортом... Основной юмор заключался даже не в том, что, согласно верованиям его народа, рыцарь лишился не только жизни, но также чести и посмертия — воины его народа, отдав концы ПОДОБНЫМ образом, попасть в свой аналог Вальгаллы возможности не имели. Главное — это впечатление, произведенное таким убийством на остальных боронкайских рыцарей, излишне преданных Истинной Церкви, а также и на боронкайское простонародье. Одно из железных правил: то, что вызывает смех, перестает вызывать страх. А уж принцесса-то постаралась, чтобы по Боронкаю расползлись самые смешные описания случившегося. "Мертвоглазая" хорошо понимала как силу смеха, так и силу страха — и отлично умела пользоваться обеими. Как результат — холопы начали... не волноваться, нет... просто у рыцарей Боронкая появилось такое ощущение, что ситуация в любой момент может обостриться. И четыре с лишним сотни рыцарей, собранных королем для Святейшего Похода, тут же расползлись по своим замкам, дабы присутствием себя и своих латников удерживать землеробов от разных глупостей.