Заклёпки и бабочки

Довольно быстро две реи обзавелись жутковатым украшением.

— Ваше Величество, паруса на горизонте! Много, похоже, целый флот.

Герг IV приник к зрительной трубе, обвёл взглядом по горизонту, но ничего не заметил. В это время из вороньего гнезда раздался голос вперёдсмотрящего:

— Вижу Франский флаг! Две кильватерных колонны, не менее пятнадцати вымпелов в колонне! Идут курсом на нас!

— Ваше Величество, приказывайте! — Адмирал склонился перед Гергом. Думать было некогда, да и не о чём. Всё и так кристально ясно — высадка провалилась. Пусть в трюмах ещё осталось достаточно солдат, но они нужны на берегу, а не в трюмах... Или для абордажной схватки... А это мысль! Схватиться с франами, пользуясь своим численным перевесом захватить их корабли... Это будет славная победа! Пожалуй, она даже покроет неудачу с высадкой.

— Убрать якоря, паруса поднять. Курс, франская эскадра. Передать на корабли флотилии: быть в готовности к абордажу! Командуйте, адмирал, я до схватки спущусь к себе в каюту.

Но свалки не получилось. Заметив идущий к ним навстречу флот туманников, франы загодя начали забирать к ветру. Адмирал отдал команду повторить манёвр неприятеля, ибо так оба флота выстраивались параллельно друг другу, что как нельзя более способствовало задуманному абордажу. Он даже стал прикидывать, как ловчей выдвинуть к франскому флагману перевозящие солдат транспорты, но... удача опять отвернулась от островитян. Против всех ожиданий, ветер не стал стихать на закате, а наоборот усилился. Франы добавили парусов и показали корму, а у туманников затрещали и начали валиться наспех подлатанные мачты, сломанные предыдущим штормом.

И вновь флот Герга IV оказался вдали от берега и опять терзаемый непогодой. На следующее утро задул ровный ветер с востока. "Это знак Божий, чтобы мы вернулись!" — высказался один из священников после очередного приступа морской болезни. Готовая к бунту команда горячо поддержала эти слова. Король, которого этот поход измотал не меньше остальных, велел брать курс к родным берегам. С мыслью, что возвращение будет далёко не триумфальным, монарх за ночь успел смириться.

Отменно показавшие в этой сражении себя громобои были закуплены у франов. С повторным заселением закатных областей в державе закончился голод, а с окончанием многочисленных строительств отпала нужда в покупном железе. Между тем спрос на борейские меха только рос, ведь мода подобна чуме или оспе — так же заражает всех к ней прикоснувшихся. Из Франы это поветрие постепенно перекинулось на другие страны континента, вызывая очаги болезни сначала в столицах, а затем неумолимо распространяясь по другим городам. Франские купцы, не желая упускать из рук золотую жилу, держали в тайне происхождение ценного товара, предпочитая пропускать через свои конторы весь меховой поток. И денежный, соответственно, тоже. К нескрываемой досаде купцов, им всё чаще приходилось расплачиваться реальным серебром, а не встречными товарами. Но увы, борейцев мало что интересовало. Самоцветные камни они и сами могли бы предложить, благо тех в полночных землях находилось в избытке. Тонкие шелка особым спросом не пользовались из-за холодного климата, а от тонких вин борейцы воротили нос, презрительно называя благородные напитки кислятиной. Разве что от доброго оружия дикари не отказывались сходу.

Вот им на пробу и предложили одну такую диковину: стреляющую битым камнем бронзовую трубу. Сами франы от новинки отказались, сочтя её пустой забавой. Дескать, шуму много, а толку чуть. Пока новый заряд чёрного порошка насыплешь, пока зев камнями набьёшь, пока эту дуру развернёшь на цель, да пока запалишь... Нет, лучше уж старой доброй сталью! А эти дикари вдруг заинтересовались. Ну, дикари, они и есть дикари, что с них возьмёшь. Привезли игрушку на берег, и целый день палили из неё в море. И сказали "берём". Правда, торговались как вполне цивилизованные люди — за каждый медяк насмерть бились. Но хитрецы! Сначала оговорили плату за одну картечницу, плату за запас огненного зелья к ней, в итоге сбили цену чуть не втрое, и только тогда сказали, сколько им этих картечниц нужно. Купцы как про потребное количество услыхали, так чуть не взвыли. Да во всей Фране столько бронзы не наберётся, чтоб те трубы отлить! Хорошо, говорят борейцы, лейте столько, сколько сможете — заберём всё.

Если что, то и у нас бронза отыщется. Но везти её к вам через море, а потом готовые картечницы обратно нам резону нет никакого, ибо на одной перевозке разоришься. А вот за умельца, который к нам приедет и у нас станет лить картечницы, мы заплатим не скупясь. Да и самого его не обидим.

Франы поначалу решили выделывать громобои у себя, но ремесленники брались отлить один-два ствола, не более. Не было у них ни бронзы вдосталь, ни литейных печей больших, даже угля порой не хватало. Дело делалось медленно, а борейцы об том как наперёд знали, что заранее сроки оговорили. Пришлось франам искать согласного на переезд мастера. С огненным зельем тоже всё нескладно вышло, ибо согласно уговору, товар забирался борейцами уже на своём берегу. Причём, проверялась каждая бочка чёрной мерзости — добром то зелье горит или нет, а попорченное к оплате не принималось. И, как на грех, в первом же корабле весь товар оказался подмокшим. На втором корабле, видимо от большого ума, в трюме меж бочек с зельем установили железные жаровни, чтоб те сушили товар во время плаванья. Так судно даже от пирса отойти не успело, его прямо в гавани разметало. Подумали купцы франские, подумали, и стали искать умельцев, согласных за морем то зелье перетирать.

Заполучив мастеров, борейцы начали отливать картечницы. Вначале под присмотром опытных литейщиков дело делали, а со временем и сами что угодно лить научились. Дошли и до пушек, додумавшись до них независимо от франов. Правда, иноземцы пушки применяли в качестве исключительно корабельного вооружения, на суше предпочитая использовать мортиры для навесного огня против крепостей. По этой причине размер франских орудий зависел от размеров корабля. Береговая же артиллерия таких ограничений не имела, а выделывать крупноразмерное литьё в Борее уже научились.

Хороший хозяин никогда не бывает праздным. Короля Герга IV можно попрекнуть многим, но никак не бесхозяйственностью. Туманные острова с остатками кланового наследия в умах подданных, глухое неповиновение и открытые бунты в упорно нежелающей покориться Латии — всё это требовало неусыпного внимания и немедленных, а порой опережающих действий. У Герга хватало союзников, толковых помощников, пронырливых агентов и надёжных исполнителей. А вот соратника, на которого можно было бы перевалить часть дел — ту же Латию с её вечными проблемами — не нашлось. Отчасти в этом был виноват сам Герг, точнее его недоверчивый характер и подозрительность. Как можно доверить человеку какое-то дело, при этом не доверяя ему самому? Никак. Потому и приходилось королю в одиночку тащить на себе тяжкий воз под названием "бремя власти". День за днём тащить, месяц за месяцем, весну за весной. Но про Борею Его Величество не забывал. А порой, и она исподволь напоминала о себе.

Однажды после ночи страсти очередная фаворитка короля попыталась тонко намекнуть, что хотела бы получить в подарок манто из латийского меха. Герг отшутился, предложив подарить прелестнице небольшое уютное именье в столичных окрестностях, но про латийский мех всё же запомнил. И на следующий день велел секретарю навести справки и доложить всё об этом мехе. А, выслушав доклад, удивился несказанно — оказалось, цена обещанного им имения именья была вполне сопоставима с ценой меховой накидки.

— Странно. Почему латийцы постоянно воют об обнищании, когда на деле владеют таким богатством?

— Не совсем так, Ваше Величество. Мех только здесь, у нас называется латийским, поскольку в Туманное королевство его привозят именно оттуда. Но и в Латии он тоже привозной, так что правильнее было бы сказать мех франский. Хотя и это не совсем верно, потому что и во Франу он попадает в виде готовых шкур. Но откуда он изначально — доподлинно узнать не удалось. Кстати, именно длинной цепочкой перепродавцов и не менее длинным путём торговых караванов обуславливается столь высокая цена на пушнину. Хотя мех и вправду выше всяческих похвал: королевская чета Франы в торжественных случаях облачается в мантии только из него.

Король представил себе тот капитал, что наживает Франа на торговле мехом, и у него перехватило дух. От досады. От осознания факта, что казне Туманных островов перепадают лишь жалкие крохи от делёжки столь жирного пирога. Неудивительно, что Герг IV тут же повелел узнать всё об этой меховой торговле. Всё до последней мелочи. И самое главное — откуда берутся шкуры. Где, на какой земле водятся те звери, с которых их дерут.

Неожиданную, но действенную помощь в сборе сведений оказали духовные пастыри. Конечно, тайна исповеди разглашению не подлежит, но если это нужно королевству, то Святая церковь возьмёт на себя этот грех. Половину весны собирали по крупицам сведенья, пока не удалось составить из них чёткую картину.

— Опять эта Борея! — Герг IV в гневе обрушил кулак на безвинный листок доклада. — Видимо сама судьба велит мне стереть с карты мира это варварское государство.

А через десять дней адмирал Сфок на собрании Географического общества при Совете кланов сделал доклад о стране дикарей. В доказательство того, что это именно дикари, а не цивилизованные люди, он привёл следующие факты:

Они не занимаются ткачеством, а ходят в звериных шкурах.

Живут у моря, но флота не имеют, ибо построить что либо крупнее плота или лодки не в состоянии.

Они не знакомы с возведением каменных зданий. Когда их вождю взбрело в голову соорудить крепости на побережье, он был вынужден обратиться к просвещенной Франии.

Собственного железа не имеют, поскольку кирки, ломы и мотыги для нужд строительства покупали у тех же франов.

Но основной упор в своём докладе адмирал сделал на огромном, невероятном количестве серебра, которым дикари расплатились с Франой. Озвученная сумма потрясла слушателей. А Сфок, переждав возникший в зале шум и гвалт, окончательно добил собравшихся ещё одним сообщением:

— Как недавно выяснилось, знаменитый латийский мех есть не что иное, как зимние шкурки полночной лисицы. Но обитает та лисица, увы, только в Борее. Делайте выводы, господа, ведь о рыночной стоимости этого меха вам должно быть известно.

В одночасье Сфок стал самой популярной фигурой в столице Туманных островов. Его наперебой приглашали на званые вечера, банкеты, чтобы из первых уст услышать рассказ о неисчислимых богатствах загадочной дикарской Бореи. Гости слушали, поражались, а потом в меру сил пересказывали услышанное на других приёмах и раутах. Слухи расходились по всему королевству подобно кругам по воде от брошенного камня. Вот только этот камень оказался тяжеловесным и всколыхнул весь пруд, подняв со дна веками копившуюся там муть. Взбудоражилось всё островное общество от обитателей трущоб до высшего света. Люди обсуждали, слушали, порой спорили, не сойдясь в мелочах, но в главном соглашались безоговорочно: такое положение неприемлемо. Дикари не могут представлять истинной ценности попавшего им в руки богатства. Просто потому, что они дикари. Взять на себя тяжкий труд по рачительному использованию природных сокровищ это прямая обязанность цивилизованного человека! Ибо только он сможет должным образом наладить добычу и распределение этого кладезя драгоценностей. И ничто не пропадёт втуне, каждый медяк будет учтён и приумножен.

А дикари... пусть себе живут в своих лесах, если только не станут совать палки в колесо прогресса. Со временем Святая церковь приведёт их в лоно истинной веры, и тогда они могут даже стать полезными членами общества. Ведь надо же кому-то работать в серебряных рудниках. Как там говорят еретики, труд сделал из обезьяны человека? Вот и пускай трудятся!

Герга IV вновь стали вполголоса упрекать в двух неудачных походах на Борею. Но если раньше подразумевалось "зачем он вообще полез к дикарям", то теперь смысл критики был иной — "почему не довёл начатое дело до конца". Теперь вся страна разделяла стремление короля включить борейские земли в состав новой Империи Туманных островов. Ведь с учётом островной метрополии, завоёванной Латии и теперь Бореи, как раз империя и получилась бы. Повседневные чаяния мирян не всегда совпадают с устремлениями духовенства, но сейчас паства и пастыри были как никогда едины. Латия безоговорочно перешла в Истинную веру — как говорили церковники "нивы засеяны и дали обильные всходы". Теперь же оставалась прополка, дабы выдернуть сорняки скверны, затерявшиеся среди здоровых побегов. Но это уже было дело Ревнителей веры, а подвижникам уже сейчас требовались новые заблудшие во тьме души, которых можно было спасти, подарив им Святое писание.

Все ратовали за скорейшее начало компании по цивилизации Бореи, и Герг IV не обманул надежды подданных. Адмиралу Сфоку было поручено сформировать эскадру, достичь берегов Бореи, высадиться там и закрепиться. После чего вернуть освободившиеся корабли в метрополию, где к этому времени будет подготовлена вторая волна сухопутных сил вторжения. Публика рукоплескала королевскому указу, а у дверей армейских вербовочных пунктов доходило до драк — жаждой скорого обогащения прониклись даже потомственные нищие.

С большой помпой флотилия адмирала Сфока отвалила от причалов и взяла курс на восход. Король Герг в этот раз решил остаться во дворце.

Во-первых, возраст берёт своё, а он давно уже не мальчик.

Во-вторых, он помнил поговорку, что Бог троицу любит, а поскольку Герг уже дважды ходил в поход и оба раза был бит, то в третий раз судьбу лучше не испытывать.

Было и ещё одно соображение: если Сфока всё же постигнет неудача, то долго искать козла отпущения не придётся. Предчувствие не обмануло короля — Сфок благополучно доплыл до берегов Бореи. Но не успел он толком встать на якорь и приступить к высадке десанта, как его корабли подверглись обстрелу с "невероятного расстояния каменными шарами, которые с подобным грому грохотом вылетали в клубах белого дыма из каких-то железных труб". Маленькие картечницы для борейского войска стали уже пройденным этапом, теперь пришло время пушек. И вот сейчас эти пушки рвали такелаж, сбивали мачты и дырявили борта. С ужасом обнаружив, что его флотилия с каждой минутой всё больше становится похожей на плавучие головы ноздреватого сыра, Сфок скомандовал отходить от берега. Обстрел продолжался всё время, пока поднимали паруса, набирали ход и отползали на недосягаемое для ядер расстояние. Последующий осмотр кораблей оптимизма не внушал — семь из двадцати судов потеряли по мачте, а оказавшийся ближе всех к берегу транспорт лишился обеих. На кораблях множество пробоин, но слава Богу, почти все из них в палубе. Помимо внешних повреждений, ядра принесли разруху и в подпалубные помещения. Несколько десятков солдат десанта убито и ранено, восемь человек палубных команд будут влачить свои дни безрукими и безногими инвалидами, если только сумеют выжить.