Закон для всех эпох

Чего ради Павлину таращиться на тупых вампиров и безмозглых драконов? Он голосовал за "Ограбление", и он сейчас уйдёт.

— Уходишь? — сказала Катя Мыкина. — Не уходи, Паша.

Он и сам не знал, отчего послушался.

Кино, конечно же, оказалось чепуховым. Вампиры бродили по городу ночью и спали днём по подвалам, драконы летали днём и ночевали в неприступных пещерах далеко от города. Вамп-хантеры решили стравить вампиров и драконов, чтобы вторые уничтожили пламенем первых, но в финале все центральные персонажи остались целы: и кровосос, происходящий от Дракулы, и древний дракон, ведущий род от райского змея, и главный герой-хантер. Скоро на экраны выйдет вторая часть.

Когда фильм кончился, Лариска предложила всем:

— Кто хочет мороженого? Угощаю!

— Ну ты, Лариска, даёшь!

— Какое хочешь можно выбирать? И "Эверест"?

— Мне три порции!

— А мне пять! Мочалкин говорил, в "Киномаксе" самое вкусное!

— Замёрзнешь, Бугаев, — сказала Мария Аркадьевна. — Я...

Она умолкла.

Пока шёл фильм, стеклянные двери кафе заперли. Снаружи на ручке повисла табличка:

Выездная налоговая проверка. Сезонная скидка на штрафы 10%.

Катя Мыкина тихо сказала:

— Паша, мне так жаль Ларису. Ничего у неё не получается!

"Лариса бы тебя не пожалела", — подумал Павлин.

— Неудачи надо принимать мужественно, — сказала Мария Аркадьевна. — Лариса, угостишь нас мороженым в другой раз. До свидания, девочки и мальчики.

— Паша, ты на автобусе или на маршрутке? — спросила Катя.

"Не хватало ещё полсотни за проезд выкладывать!"

— Я пешком.

— Замечательно! Можно, я пойду с тобой?

— Уже идёшь.

Она улыбнулась. И показалась Павлину не такой уж некрасивой. Правильно мама говорит: некрасивых людей не бывает. Чтобы стать красивым, надо улыбнуться! И Павлин сам заулыбался.

Они шли по центральной улице. Вдоль тротуара цвели яблони-дички. По веткам прыгали синички. Катька шла рядом, молчала, и Павлину её молчание нравилось. Неужели непременно нужно трепаться?

По светофору они перебежали дорогу — перебежали потому, что зелёный свет горел здесь только пять секунд, а медлительных пешеходов подгонял звуковой сигнал. На той стороне улицы из военно-исторического магазина "Андреевский флаг" вывалился с грохотом реконструктор в латах и опрокинул урну. Интересно, сколько лет нужно тренироваться, чтобы привыкнуть к тяжести и громоздкости лат? С детства, как оруженосец Юджин!

На мост, ведущий в микрорайоны, изгибающийся горбом над железной дорогой, Павлин обычно поднимался по ответвлению близ педагогического колледжа, где учились типы, мало похожие на будущих педагогов. Он всегда возвращался из города этим маршрутом. Относительно безопасным, кстати. Можно было срезать путь, перейдя железную дорогу под мостом, однако там, среди старых тополей лесополосы, таились грабители, охочие до чужих карманов и кошельков. Впрочем, путь по мосту и тротуарам тоже не был абсолютно безопасным. Однажды Павлин вступил в бой у семнадцатой школы, а в другой раз подрался у магазинчика возле колледжа. Невежливому 15-летнему студенту не хватило денег на банку пива. Несмотря на то, что студент был старше, вёрткий Павлин отдубасил его на потеху зрителям.

Катя любовалась с моста городом. На фонарных столбах трепетали чередою трёхцветные и красные флажки: недавно отшумел День Победы.

— Эй вы, с дороги!

Катя и Павлин прижались к парапету, пропуская велосипедистов, нахально мчавшихся по пешеходной дорожке. Что бы Катя ни говорила, а человек человеку волк!

— Я не просто так пошла с тобой, Паша, — сказала Катя, когда они спускались по длинной панельной лестнице с поржавевшими поручнями. — Ты самый подходящий человек, которому я могла бы рассказать свою историю. Может быть, единственный такой человек. По-моему, тебе это интересно.

— Интересно, — признался Павлин. — Всё интересно: твои родители, которые то в Норвегии, то в Дании, то в Москве, твоя бабушка, которая наплевала на Марьюшку. И две Кати тоже интересны! — выпалил он, понимая, о какой истории говорит Катя. — Ты сказала Женьке, что ты та самая? Почему ему, не мне? Почему губами?

У гаражного кооператива, к которому привели их ступеньки, дорогу им преградили две злобные рожи, украшенные кепками и сигаретками. С обоими парнишками Павлин встречался на хоккейном поле. Обоим не поздоровилось!

— Кыш! — Он закрыл собою Катю. — Или зубам во рту тесно?

Двое переглянулись и освободили путь. Катька будто и не заметила короткого противостояния. Павлин чуточку обиделся.

— Я подумала, Женька убедит тебя лучше, чем я, — сказала наконец она.

"Она, наверное, меня дураком с кулаками считает! Сила есть — ума не надо!"

— Для тебя я слабачка, которая глаза не умеет выцарапывать, а Женька ходит с тобой на футбол. Об этом все знают. И мне не хотелось просить помощи вслух. Не хотелось, чтобы слышали другие.

Сказанное Катькой ему понравилось. Чем меньше знают Мочало и разные посторонние, тем спокойнее жить.

— Что слышали? Что я — из-за денег? Всё везде из-за денег. Тебе ли не знать? Твои предки вроде бы не бедствуют, — осторожно добавил он.

— Я бы не хотела, чтобы всё было из-за денег.

— Ты рассказывай, рассказывай. Вместе быстро поймём, кто виноват и кому рожи начистить!

— Представляю, как ты "чистишь рожу" доктору наук! — Катя улыбнулась. — Вернее, докторше.

— Помнишь, Паша, я пришла в школу, а меня не узнали? Помнишь новенькую?

— На память не жалуюсь.

— История начинается с психологини. С докторши наук. Папа и мама решили: мне нужен психолог.

Павлин промолчал. Будь он папой этой Катьки, он бы тоже кое-что решил.

— Тоже считаешь меня двинутой? Паша, психолог — это не психиатр.

Они спустились в подземный переход. У размалёванной граффити стены растягивал аккордеон волосатый дядька, хрипло и фальшиво завывавший: "Околдовала ты меня, колдунья черноглазая!" Катька неожиданно вцепилась Павлину в руку. Ладошка её была холодна как лёд. Пока они не выбрались наверх, Мыкина молчала.

— Знаешь, зачем к психологу? — сказала она под солнцем. — Из-за Марьюшки! В конце третьей четверти на родительском собрании Мария Аркадьевна сказала папе, что у меня ужасный характер, я заносчива, даже на учителей смотрю свысока, кичусь математическими успехами и первыми местами на олимпиадах, веду себя вызывающе и слишком выделяюсь в классе. Так мне папа передал. "Чем выделяюсь? — спросила я. — Может, мне учиться на тройки? Как большинство? Чтобы не выделяться?" "Вся в меня, — сказал папа. — Со мной тоже сладу не было. Ох и задавался я в школе!" Я не поняла. Подумаешь, задавался! Пусть другие завидуют и догоняют! "Бизнес твой процветает, — сказала я. — Бывшие одноклассники извелись от чёрной зависти". Папа стоял на своём: "Мы с мамой хотим показать тебя психологу". Я попробовала пойти в контратаку: "Хочешь испортить мне будущее?" Нулевой эффект! Мой отец менять решения не любит! "Лучшее решение — то, которое принимаю я!" Вот как он говорит. И он, автократ и задавака, отвёз меня к психологу!

Точнее, к психологине. Прославленной. Суровцевой Анне Ильиничне. Без пяти минут доктору психологических наук и кандидату социологических наук. Она докторскую по социологии дописывала. Родителям наговорили про неё всякой фантастики: и чудеса творит, и применяет радикальные методы, и многие без ума от её подходов. Не специалист, волшебница! Увидев её, я сразу поняла: папа привёл меня к настоящему психологу. Волосы у дамочки красные, глаза зелёные, ногти синие, а серёжки в ушах чёрные. Полный психологический набор! Страшненькая, нос крючком! Баба Яга в молодости! Мне, злобной математической чемпионке, на секундочку стало жаль её. Но только на секундочку!

Павлин заметил:

— Узнаю Катьку Мыкину. Умела же себя вести!

Они обошли пьяного прохожего, у которого правая нога цеплялась за левую.

— Ты узнаёшь, а мне не верится, что это была я. Так, какая-то девочка, которой люди вокруг казались никчёмными и глупыми.

"И я казался", — припомнилось Павлину.

Плакать и жалеть? Катя и подумать не могла, что психологи учит такому людей! Особенно детей. Лить слёзы и горевать! А как же оптимизм, победа над депрессией, радость жизни, счастье и прочие штуки, которыми психотерапевты пичкают пациентов? Ах да, психолог-то радикальный!

— Ты не умеешь плакать и жалеть, — заявила Анна Ильинична на первом сеансе. — С этим мы будем воевать.

— Что за психологический терроризм? — возмутилась Катя. — И кому это надо — плакать и жалеть? Хотите, научу вас смеяться?

— Смех без слёз ничего не стоит. Однажды ты посмотришься в зеркало и быстро научишься и плакать, и жалеть, и думать не об одной математике.

Заумь психологическая! Деньги на ветер! Неужели папу очаровала эта синезелёная водоросль? Надо маме намекнуть, пусть отцу сцену ревности закатит.

Уже после первого сеанса, состоявшего из непонятных разговоров и мутной философии, Катя почувствовала: с ней что-то происходит. В её мозгу будто прописалась другая девочка. Тоже Катя, тоже Мыкина, а думает о своём, не Катином, вопросами мучается не Катиными. Катя вообще никакими вопросами не мучилась. Раздвоение личности? Шизофрения?

На следующем сеансе Катя рассказала об этом Анне Ильиничне. Та ни капли не удивилась.

— Не две личности, а обратная сторона одной личности. Как у монеты.

<...>

(Конец фрагмента.)

(c) Олег Чувакин, 2011-2017

Скачать роман "Закон для всех эпох" на сайте Олега Чувакина: https://olegchuvakin.ru/epoch.html.