Квартал второй. Живая мёртвая девочка

Сопротивляясь чувству натяжения в диафрагме, я попятилась прочь от станции, а потом развернулась и побежала. Тупая монотонная боль от крючка отдавала в желудок, хребет и рёбра, но мне удалось вытерпеть её в течение первых тринадцати шагов.

На четырнадцатом грудную клетку разорвало в клочья.

15.

Лужа рвоты, лицом в которой я лежала, ещё не успела остыть, из чего можно сделать утешительный вывод: я потеряла сознание ненадолго. В болоте зрения расплывалась та неясная граница, в которой остатки непереваренного ужина смешивались с ярким пятном крови — в ней как обоссавшийся младенец валялось моё тело. Пальцами рук, судорожно прижатых к солнечному сплетению, я механически ощупывала себя в поисках раны.

Мышцы натянулись подобно ремням сцепления и дрожали — иногда меня начинало непроизвольно колотить от пальцев ног до подбородка. Бессмысленным взглядом я шарила по стенам кофейного мрамора и не могла думать ни о чём, кроме маленькой простой истины.

Я есть.

Существую.

Всё ещё существую.

Прикрыв слезящиеся глаза, я беззвучно заплакала — ощущение больного, гноящегося тела из постороннего превращалось в моё собственное. И уже не только пальцы, но ладони медленно оглаживали онемевшую грудную клетку.

Не могу найти рану.

Указательный палец скользнул в дыру на ткани, пропитанной кровью, и скрёб кожу — целую, невредимую кожу. Под ней ещё теплилась боль.

Должна быть рана... иначе откуда столько крови?

В тишине, абсолютной до звона, холодные пальцы стиснули мои волосы и слегка оттянули, поворачивая лицо к свету.

— Она?

— Да. Молли Отрава дело знает.

Прямой нос с горбинкой, волосы заправлены за уши, серая кожа и круги под глазами — это лицо отложилось где-то на свалке памяти, но я не могла его вспомнить.

Одетый в джинсы и худи вампир сидел рядом со мной на корточках, а за ним стоял другой — высокий, широкоплечный, в безрукавке. Бледное лицо замылено тенями капюшона, зато обнажены мускулистые руки — на сгибе каждой оскалена пасть.

Культ Алиаты.

Оба пришли со стороны станции. Твою мать, ну почему мне так...

— Рабле.

Рука на волосах разжалась, и вампир торопливо попятился, глядя в пространство за мной. Второй, в капюшоне, отступил не так испуганно.

А потом они... просто бросились прочь и свернули за угол.

Шагов я не слышала, но видела аккуратно обошедшие по краю луж древние армейские берцы со шнурками, обмотанными вокруг щиколоток. Опаловая белизна ног с брызгами шероховатостей, особенно заметных при таком освещении — старые шрамы от язвочек. Перекинутая через плечо сумка на длинном ремне, чёрное платье-футболка.

Женщина с плоской грудью и гривой рыжевато-каштановых волос казалась маленькой, даже хрупкой. В линии её тёмных бровей и пронзительном взгляде сквозило что-то неуловимо трагическое, как в старинной маске — она обернулась через плечо и посмотрела на меня.

Я знала это лицо.

Я помнила этот взгляд.

Но её саму как будто впервые видела.

Незнакомка отвернулась и спокойно зашагала вслед за вампирами.

На секунду свет померк, как бывает, если засыпаешь и не сразу можешь разлепить веки. Но я, наверное, вновь потеряла сознание, а когда очнулась, то шлёпнула грязные руки на мрамор и начала медленно отползать от луж.

Тянущее, больное ощущение в диафрагме исчезло — я сорвалась с крючка, судя по обилию крови. Не знаю точно, что это было: ни мисс Келсих, ни Осенев не рассказывали так подробно о заклинаниях, и ничего из услышанного мной на уроках не могло помочь.

Сжав зубы, я кое-как села и привалилась спиной к холодному мрамору — голова кружилась.

Надо уходить, пока они не вернулись.

Наверно, я опять отключилась на секунду-вторую, потому что когда тусклый мир жемчужного мрамора заглянул мне под веки, жилок на шее касались чужие пальцы. Тень от фигуры в капюшоне падала на ноги и пропитанный кровью саван.

— У тебя талант вляпываться в дерьмо.

— Без тебя знаю, — мне пришлось напрячь силы, чтобы огрызнуться.

— Что ты сделала на этот раз? — спросил Эдуард.

Я смотрела на него снизу вверх.

— В интернете за информацию о тебе обещают награду.

— Кто?

— Не знаю, — выродок присел рядом на корточки. — Мне плевать.

— Думаю, — хмыкнула я, разминая пересохшим языком привкус рвоты, — о каком-то Лэйде там тоже спрашивают. Ты сам что сделал?

— Ничего.

Я смотрела в глаза — зелёные глаза его отца, каким удалось мне запомнить этого человека по триптиху фотографий.

— Родители, — бросила я в воздух одно слово, и оно повисло между нами на тонкой паутине понимания.

Первого в жизни.

— Осенев сказал присмотреть за тобой, — в обычно-равнодушной манере проговорил ублюдок. — Чтобы ты нормально добралась до Кварталов.

На этих словах я должна была занервничать, но мне оказалось всё равно. Когда я обнаружила себя живой и невредимой, мне вообще стало плевать на всё.

— Так что бери жопу в зубы и вставай, — раздражённо проронил Эдуард. — Я не собираюсь возиться с тобой всю ночь.

— Твою мать, — я прижала грязную руку к сердцу и поставила на саване очередное пятно, — а я уж испугалась, что мы становимся друзьями.

— У Осенева веские аргументы.

— Когда ты его видел? — шлёпая ладонями по стене, я кое-как умудрилась встать.

— Как только вышел из дома и запер дверь.

— Что именно он велел делать?

Ублюдок обернулся через плечо и раздражённо бросил:

— Браун, ты тупая? То, что я уже сказал: идти в город вместе с тобой.

Тяжело опираясь о стену, я поковыляла вперёд.

Осенев знал, что я ушла с праздника. Ещё бы ему не знать, он же наверняка присматривает за мной с тех пор, как майор рассказал обо мне и Лал. И если верна теория о том, что в прошлом этот старик долго работал с Иллюзионом... Почему он не остановил меня лично? А я? Почему я не подошла к нему и не сказала об этом крючке? Наверно, потому же, почему не сказала Наблюдателю о пробежке за пацаном с остаточной териантропией и прочем.

Им всё равно.

На самом деле, им всем всё равно, и я должна сама учиться разгребать дерьмо в своей жизни.

"Помнишь, где желудок?" — вопрос, который столько лет задавал Осенев, память повторила его хриплым ворчливым тоном. Вопреки тому, что показывают в фильмах, не сердце, а желудок — слабое место вампиров, потому что там хранится выпитая ими кровь. Желудок в частности и вся пищеварительная система в общем.

Всё это время Осенев вдалбливал нам, куда прежде всего надо бить, если придётся иметь дело с вампиром. И если бы только со мной был Эйра...

— Не отставай, — бросил через плечо Эдуард.

— Мне нужен телефон, — чуть слышно произнесла я.

Выродок сунул руку в карман джинс и вытащил старенький мобильник.

— Последние дни сеть периодически пропадает, — произнёс он. — Наверху есть кофейня со стационарным, так что тащи свою задницу.

Подъём по ступеням дался тяжелее всего, но потоки свежего воздуха, сочащегося вниз, слегка оживили меня — впрочем не настолько, чтобы я смогла в одиночку открыть стеклянные двери. Выродку пришлось их слегка придержать.

Ну, вот мы и прибыли.

Над головой зелёным карнизом качались длинные ветви и листья: крышу спуска в подземку исполнили в виде ступеней-террас и засадили сочно-зелёными растениями.

Я осмотрелась.

Ближайшие здания Нового Центра напоминали скрученные в спирали башенки белых тарелок, меж которых поместили тонкую прослойку зеркального стекла, а кое-где на краю, как остатки недоеденных брокколи — полосы бурно разросшихся растений. Зелень жадно поглотила все выделенные ей островки, газоны и терраски, но от тротуаров, дорог и лестниц её регулярно отрезали строгие садовые ножницы, поэтому буйство её было мнимым. Фонари напоминали нанизанные на стальную ось сферы мягкого света, а на той стороне улицы за висячими садами и фонтанами сквера в небо впивалась игла вытянутой пирамиды зеркала, в которой город мог любоваться своим отражением. Новый Центр обступал со всех сторон и благодаря мягким волнообразным линиям и минимуму острых углов производил впечатление слегка нереального, но уютного места. Вечерние пробки рассосались — широкое русло дороги наполняла ровная река автомобилей и выхлопных газов. Табло наружной рекламы, размещённые преимущественно над проезжей частью на трубообразных пешеходных коридорах, мягко сменяли один слайд за другим. Подошву Нового Центра нафаршировали обычной начинкой: террариумы магазинов и кафетериев, в которых и вокруг которых кипела жизнь. Некоторые прохожие озадаченно подходили ко входу метрополитена, испуганно косились на меня, но не решались спускаться и отходили к дороге, надеясь поймать зелёную машину такси.

— Не отставай, — ладонь выродка грубо хлопнула меня по лопатке.

Как в старые добрые времена.

16.

Линзы я выбросила в мусорный бак и ещё раз вымыла руки, стараясь не тревожить порез на ладони. Испачканная кровью повязка была аккуратно сложена на краю раковины, потому что бинтом я собиралась ещё воспользоваться. Кроме меня в туалете осталась женщина лет сорока — отодвинувшись как можно дальше, она манерно подводила губы тонким стержнем помады. Пронзительный свет люминесцентных ламп жирнил морщины её отражению, отчего она напоминала старуху.

Впрочем, у меня видок не лучше.

Или нет, лучше того, с каким я зашла в туалет, провожаемая любопытными взглядами. Тогда моё платье напоминало холст абстрактной мазни, а теперь покрыто мокрыми пятнами — с этой синтетической ткани хорошо смывалась кровь, поэтому я плюнула на приличия, разделась и отстирала его над умывальником. Надо было видеть лица посетительниц, когда они обнаруживали в туалете меня, одетую в нижнее бельё, гольфы и грязные мокасины.

Енот-полоскун нынче не тот.

Удивительно, что никто до сих пор не вызвал полицию. Вот что значит город: здесь всем на всех плевать.

Без светлых линз глаза выглядели не так пугающе, но косметика осталась на месте даже после того, как я осторожно стёрла с щёк мазки пыли и рвоты. Странно, я ощущала себя...

... победителем?

Мокрыми пальцами я кое-как причесала волосы.

Я молодец.

Руки била крупная дрожь.

Всё будет хорошо.

Скоро я вернусь в приют к сестре и ребятам, мы соберём остатки еды с праздничных столов и пойдём домой играть в настолку. Я надену джинсы, пайту с карикатурными гоблинами, собью торшер, включу Slayer, и всё будет хорошо.

Отражение смотрело на меня злым, почти ненавидящим взглядом.

Нет, не будет. Потому что ты нарушила обещание и вышла в город. А теперь Культ Алиаты ищет тебя — и они знают, что ты за пределами приюта.

Но для упрёков слишком поздно.

Порез на ладони успел закрыться — как-то быстро. Наверное.

Обмотав руку бинтом, я вернулась в зал.

Кофейня "Эллас" напоминала перевёрнутый мир: в противовес матово-чёрному полу высокий потолок стал чем-то вроде гигантского экрана, показывающего ночной город с высоты птичьего полёта: сталактиты-высотки, реки автомобилей, мигание светофоров и рекламных экранов. Ведущую ноту в оформлении играли тёмные тона, и полумрак разгоняли расставленные на столиках светильники в виде группы трёх первых в городе высотных зданий: Пик Торгисса, офис компании "Александра" и похожий на зиккурат торгово-развлекательный комплекс "Непентес". Также имели подсветку витрины с выпечкой и пространство за стойкой, где висел прейскурант и о чём-то тихо переговаривались баристы.

Я подошла к ним спросить, есть ли здесь обещанный выродком телефон.

— Мне надо позвонить отцу, чтобы он забрал меня, — вот как я солгала, и мой видок сделал ложь ещё достоверней.

Если всё будет так продолжаться, с папой и мамой я скоро встречусь на том свете.

Интересно, они узнают меня? И буду ли я им нужна?

Вряд ли.

Один из мужчин, набриолиненый, с аккуратно завитыми усиками, пустил меня в комнатку за витриной, где на стене серого кирпича висел стационарный телефон и полка с толстенным справочником. Мне даже пришлось сунуть в этот справочник нос и убедиться, что я правильно помню телефон срочной службы Псов Иллюзиона.

Занято.

Выждав минут пять, я попыталась ещё раз, но с тем же результатом.

Да что стряслось в городе?!

Пошуршав серыми страницами, я отыскала номера Киндервуда. Обещание майору нарушено, и лучшее, что я могу сделать — тихо вернуться в приют, не нагребя ещё одну кучу проблем. Осенев знает, что я сбежала, поэтому надо попросить его к телефону и сказать, чтоб забрал меня отсюда. У него вроде как есть машина, и с ним безопасней, чем в одиночку.

Трубка молчала.

И ни одна комбинация цифр: приёмная, бухгалтерия, администрация — не отозвалась долгожданными гудками.

Странно.

Покопавшись в сумочке-тсантсе, я вытащила спичечный коробок "Ночного оплота" и набрала отпечатанный на нём номер. Ответил незнакомый мужской голос, но я вытребовала позвать Джека немедленно.

Лаоре узнал меня сразу после приветствий.

— Разве тебе не должны... — сделав паузу, бармен вытащил изо рта сигару и заговорил внятней, — прямо сейчас вручать корону упырицы выпускного бала?

— Должны, — я ощупывала солнечное сплетение, где под дырой в саване наливался кровью огромный синяк. — Слушай, ты же общаешься с Псами, да?

— Во что ты вляпалась?

— Не могу к ним дозвониться. Ты знаешь какой-то их... внутренний телефон?

— Могу сказать только номер пункта анонимной помощи, который находится в квартале от меня, Кейни, — ответил Джек. — Ты же понимаешь. Но скажи, где ты находишься, и я передам.

— Новый Центр, улица Градостроителей.

— Она тянется через весь район до реки. Конкретней?

— Сейчас — в кофейне "Эллас", но я не собираюсь здесь оставаться.

— Зря...

— Слишком близко к станции метро, — призналась я. — Ты слыхал, что Красную ветку опять закрыли?

— Ага, клиенты пожаловались.

Я устало потёрла переносицу.

— Джек, скажи им, что я пойду по восточной стороне улицы... белый саван, длинные светлые волосы с парой чёрных прядей... как Шери Мун в клипе Роба Зомби. Меня ни с кем не спутаешь.

— Отчего же, с актрисой из фильма ужасов — вполне, — пошутил бармен.

Привалившись к стене, я уставилась в одну точку.

— Скажи, чтобы прислали Наблюдателя. Не щенка. А Наблюдателя, который шарит... знаешь, — я неопределённо повела рукой, словно он мог меня видеть, — в магии или вампирах.

Пауза.

— Я же говорил тебе, — проворчал Лаоре, — что вляпаешься, если будешь совать нос, куда не следует.

— Ты не поверишь, но в этот раз я не сделала ничего.

— Значит, в предыдущий.

— Который был до моего рождения? Культ Алиа...

— Молчи!!! — рявкнул бармен.

— Дже...

— Ты знаешь, что его больше нет, — взяв себя в руки, продолжал бармен. — После них остался молодняк, который не входил в ядро — да, о таком я слыхал. Слыхал и о том, что выпендрёжники набивают себе алиатину пасть на руках. Но самого культа нет, иначе бы ты со мной уже не разговаривала. Я помню, что было, когда Алиата бесчинствовала в городе. То, что происходит сейчас — цветочки.