Когда и из-за чего начались первые войны магов, — уже никто и не помнит. Может ради помощи покровителю в войне с соседом, или может сами Школы чего-то не поделили. А может просто, когда ты культивируешь в себе силу, у тебя появляется соблазн пустить ее в дело.... Но факт остается фактом, — они начались. И естественно, что побеждали в них самые жестокие и беспринципные Школы. Тот кто пытался проявлять благородство, честность и доброту, быстро становился жертвой предательства и вымирали. Но теперь, как ни странно, эти войны начали вестись за учеников. Ибо ради достижения победы каждая Школа пыталась добиться численного преимущества, поскольку о качестве, в условиях постоянной гибели учеников, не приходилось и думать. А так как в этих войнах пленных не брали, победа была единственным условием выживания.
И спустя примерно триста лет, в мире осталось лишь две Школы. Самых сильных, жестоких и безжалостных. Пока еще было кого захватывать, — они избегали прямых столкновений. Но как только мир оказался поделен примерно поровну, драка между ними стала неизбежной.
Дважды они схватывались не на жизнь а на смерть. И всякий раз обе стороны не добившись существенных преимуществ, были вынуждены заключать перемирие для восстановления сил. Но потом какому-то умнику пришло в голову использовать в этих войнах простых людей, подчинив их с помощью нехитрого заклинания и простенького амулета. Эти люди были нужны для единственной цели, — уничтожать население территорий, контролируемых противоположной стороной, чтобы той неоткуда было набирать новых учеников.
Вот тогда-то мир и превратился в ту клоаку, в которой мы существуем. Пока разборки велись лишь между магами, — они слабо затрагивали простых людей. Но теперь..., теперь весь мир стал костром, разожженным ради чьего-то тщеславия и жадности.
Но я сегодня, — попробую прекратить эту войну. Для этого я и стравлю в решающей битве оба враждующих лагеря, в надежде на то, что одна сторона будет уничтожена, а вторая обескровлена настолько, что не сможет продолжать боевые действия.
А если мне повезет, возможно, будут уничтожены оба лагеря. Хотя шансов на это ничтожно мало. Ты должен следовать за мной, продолжая вести нашу игру, а когда я скажу тебе, — немедленно переместиться на нашу поляну. Ты меня понял?
Только я собирался ответить "да", как почувствовал возобновление контроля. Я даже не успел кивнуть головой. Все общение, заняло ни много времени. Но оставило много тем для раздумий, и вопросов, на которые я так и не получил ответов. И все то время, пока мы перемещались куда-то на холмистую равнину и сидели, глядя как тысячи людей уничтожают друг друга, я пытался переварить эту информацию и разложить ее в своем мозгу по надлежащим полочкам. Но как только у меня начало что-то получатся, Верховный приказал Наставнику лететь за ним.
Мы полетели, я передал Наставнику колоссальное, даже для меня, количество энергии. (Кажется, Наставник часть ее использовал для разрушения защиты обоих магов, а все остальное, — просто бросил в ту кучу-малу, что получилась в результате их столкновения).
Мне хотелось посмотреть каков будет эффект от столкновения мощи Верховного, его противника и моих запасов, но выполняя приказ Наставника, — я переместился на нашу поляну.
И в тот же миг, мою голову взорвала вспышка боли.
ПОЛТИННИК
Спустя еще неделю, от моего отряда, включая меня, осталось лишь четыре человека. Все как-то внезапно расползлись кто куда. Одни уходили долго пожимая руки и перехлопав по плечам каждого остающегося в отряде товарища. Клялись в вечной дружбе и собирали обещания, — "Обязательно зайти в гости".
Другие, быстренько доложившись стремительно исчезали, словно стараясь как можно быстрее избавиться от этого кошмара, который мы так долго именовали Войной со Злом. А некоторые, вообще исчезали посреди ночи, не сказав никому ни слова, благо все что можно было поделить, уже было поделено в первый же день.
И теперь нас оставалось лишь четверо. Троим из нас, было некуда идти. Одноухий уже забыл откуда он родом, или постарался забыть. У Большого Шишки, просто не было места, которое он мог бы назвать домом. А про Куренка и так все понятно.
Для этих троих, отряд оставался последним прибежищем и единственной, оставшейся семьей. И теперь они делали все возможное, чтобы и эта семья не исчезла окончательно.
Я,в общем-то, был не против этих планов. Мне просто не нравилось, что они включили в эту семью и меня. И даже более того, — избрали главой и возложили на мои плечи очередной груз обязанностей и ответственности. А это было как раз то, чего я решил впредь, избегать любой ценой.
Уже некоторое время, путь наш пролегал по знакомой мне с детства лесистой местности. Иногда даже начинало казаться что я узнаю места, по которым мы идем. Хотя по моим расчетам, до моего родного дома было еще несколько дней пути.
Но в родных краях, я не был с тех пор как попал в Армию Добра, и если честно, не слишком точно представлял, где именно находиться моя родная деревня. А название "Приречная", как я узнал за долгие годы странствий, было одно из самых распространенных в мире. Расспрашивать немногих встречающихся по пути людей, я боялся, опасаясь быть отправленным в противоположную сторону. Так я и шел, повинуясь скорее чутью, чем знанию. Иногда, то ли сдуру, то ли по наитию сходя с основной дороги и двигаясь напрямую через лес. А вместе со мной шли эти трое, которых я в последнее время, начал воспринимать как обузу.
В тот вечер мы набрели на чудесную полянку. До того хорошую, что хоть время и позволяло прошагать еще часок-другой, мы решили устроиться на привал пораньше.
Искупались в ледяном от бьющих со дна ключей ручейке, с такой чистой и прозрачной водой, что плавающая в ней довольно крупная рыбешка, казалась парящей в воздухе. (Большая Шишка, немедленно наловил нам сытный ужин). А Куренок, бросившись ястребом, голыми руками изловил огромного, жирного зайца. Настолько непуганого, что даже оказавшись в его руках, он лишь недовольно сучил лапами и обиженно косил и без того косыми глазами. Так что ужин у нас сегодня получился роскошный.
Пожрав, лениво развалились на удивительно мягкой травке. Я хотел было задремать под нежный музыкальный шелест листьев. Но совсем другая мелодия, в который раз вторглась в мое сознание.
— Можно допустим, наняться куда-нибудь в городскую стражу, — заунывно затянул Одноухий. — А что? Харч, жалование, амуниция, — все на халяву. А работенки совсем немного; — постоял у ворот, разогнал там бузотеров кабачных, штрафы собрал, мзду в карман положил, и все дела. Живи не хочу! А можно к купцам пойти караваны охранять. Это конечно похлопотней будет, зато не так скучно, да и денег урвать можно поболее.
— Зато если пойти на службу к Благородному, это и почетней и шансов выдвинуться куда больше..., — в тон ему заголосил Куренок. Можно запросто дослужиться до начальника стражи, а то и до Управляющего Замком.
— Так ведь твой благородный, по ихней благородской манере, затеет свару с соседями, и тогда полетят наши головы, причем наши, — в самую первую очередь. — Подпел им Большая Шишка. — Нет, по мне лучше держаться от этих благородных подальше. Да и наняться к нему..., это еще суметь надо. Так он тебя запросто и возьмет в начальники стражи! Радоваться надо, если конюхами пристроиться удастся.
— Чё за хрень ты несешь? Да таких опытных вояк как мы, любой дурак с руками оторвет. — Немедленно вспылил Одноухий.
— Дурак, он может и оторвет. А умный, он на рожу твою разбойничью посмотрит, и башку тебе оторвет. А опытных вояк нынче..., через одного, толпами бродят.
— Так они толпами, а мы отрядом. Для настоящего отряда, да с настоящим командиром, дело всегда найдется.
— Это да, — наконец-то согласился Большой Шишка, — Если отрядом, да с командиром. Тогда да.
Эту песню, я уже слышал который вечер подряд. Поначалу мне даже было интересно следить за ее новыми куплетами и вариациями старых. В начале, — следовал запев, в котором они напоминали мне что вместе мы сила. А затем шли основные куплеты, ярко описывающие, что именно мы добудем с помощью этой силы, и как прекрасно заживем с добытым.
Забавно было как в этих мечтах проявляется натура каждого из певцов. Одноухий, как правило давил на богатство и удовольствия. Большая Шишка особенно отстаивал идеалы дружбы и сотрудничества, основное счастье видя в совместном безмятежном существовании, а Куренок упирал на честолюбие и власть. Но все они представляли наше будущее только в качестве солдат. Все мои слова о том, что я собираюсь забросить меч и доспехи далеко на чердак, (или подпол), моего будущего дома и заняться простым крестьянским трудом, — всерьез не воспринимались, и считались странной блажью, от которой, судя по всему, — мои вояки взялись меня излечить.
В начале лечение было сумбурным и бестолковым. Но потом Куренок смело взяв на себя роль заводилы, и четко прописал каждому, кому чего петь.
Вообще этот Куренок, в последнее время начал меня серьезно удивлять. Как-то довольно быстро он, из беспросветной сявки не имеющей права голоса, превратился в полноценного члена отряда, и даже стал потихоньку командовать ветеранами. И должен сказать, делал это весьма не плохо, проявляя ум, решительность и смекалку. Я даже начал подумывать о том, чтобы сменить ему кличку, на что-то более солидное типа Гусака, или Индюка. (Зваться Соколом, как он мечтал, у ему было пока рановато).
-.....Да что за радость, торчать в этих вонючих городах и замках. Свобода и воля, это куда лучше подневольной службы. — Горячился Одноухий. — Наемник, он ни от кого не зависит. Сегодня нанялся к одному, завтра к другому. Сегодня на север пошел, завтра на юг....
— Сегодня есть работа, а завтра лапу сосешь. Сегодня здоров, — всем нужен, чуть приболел и дохнешь как собака. — Подхватил Большая Шишка. — Оно конечно, кусок можно отхватить большой, но и риска что тебе чего-нибудь отхватят, еще больше.
— Зато кусок! Знаешь какой кусок случалось отхватывать наемникам? — Да многие из них уходили на покой сказочно богатыми, а иные даже захватывали для себя Королевства!
— Да, только на одного такого короля, приходятся тысячи безвестно сгинувших в мелких разборках. И никто теперь не знает, где их кости валяются, и имен не помнит. А стражник, если с умом дело организует, свой медный грошик будет иметь с каждой лавочки в городе, и на покой уйдет побогаче любого наемника. А главное, — живым!!!
Как это бывало уже не раз, эти двое увлеклись собственной песней, и пели ее уже не для меня, а для собственного удовольствия. Тугие кошельки, у них начали превращаться в груды золота, зажиточные хутора, в королевства, а сдобные сисястые купчихи, в сказочных принцесс.
— А я, все-таки считаю, что наниматься надо к Благородным. — Попытался вернуть их на землю Куренок. — Потому что якшаясь с быдлом, быдлом и останешься. А служа благородному сословию, получаешь шанс подняться до их уровня.
— Счас! Вот припрешься ты такой красивый в замок и сразу тебя блаародным назначуть. — ехидно ухмыльнулся Одноглазый. — Здрасте мол, уважаемый господин Куренок. Что же вы так долго к нам не шли. А у нас уж все душеньки истосковалися по вашей персоне!
— Нет, — рассудительно ответил на это Большая Шишка. — Благородным его никто не назначит. Его прям сразу в Ярлы позовут, скажут, — "Мол, у нас тут все Ярлы, какие-то задрипанные, да захудалые. Ну просто шваль какая-то, а не Ярлы. Уж окажите нам такую высокую разлюбезность, — примите должность. А то житья никакого без вас нету".
И высказавшись, оба заржали заливистым безудержным гоготом, аж с деревьев листья посыпались. А Куренок в ответ, залившись краской, втянул свою птичью голову в почти отсутствующие плечи, и откуда-то оттуда злобно прочирикал.
— Дурачье безмозглое, дальше своего носа не видите, и видеть не хотите. Сейчас, когда власть магов пропала, каждый Владетель снова станет сам себе господином, и начнет отрывать куски у соседей, что послабее. Так что войны будут вестись на каждом углу. Тут то Благородным и понадобятся верные, надежные люди. — Наемников они тоже конечно будут нанимать. Только чего жалеть этих наемников, ну их на фиг, в самое пекло. Чем меньше выживет, тем меньше платить. А своих, — своих надо беречь, холить и лелеять. Беречь и продвигать самых верных, надежных да толковых. А про торговлишку, пока все эти разборки не устаканяться, — лучше забудьте. Купчишки ваши, и носа из городов своих высунуть не посмеют.
— А вот, я о чем подумал. — Вдруг сказал Большая Шишка, причем на этот раз его голос звучал вполне серьезно. — Пока все эти безобразия будут твориться, — охранником быть дело и впрямь хлопотное и опасное. Может пока вся муть не осядет податься в разбойники и самим рыбку в мутной водичке половить? А потом можно и в охранники.
Они начали яростно обсуждать новую идею. Куренок был естественно против, а Одноухий колебался, взвешивая все за и против этого предложения. А мне вдруг стало безумно скучно все это слушать, и я встал, чтобы подтащить к костру новую порцию дров.
Последнее что я увидел, — смутный силуэт, то ли лешего, то ли еще какой лесной живности, а может просто обычного подростка, с нестрижеными, всклоченными волосами. Хотя нет. Обычным этот подросток точно не был, поскольку через мгновение с его руки сорвалась молния и попала мне точнехонько между глаз.
МАЛЫШ
Когда я очнулся, на нашей поляне никого не было. Поначалу это меня почти не обеспокоило. Но день закончился, прошла ночь, а Наставник так и не появился. Тогда я не выдержал и переместился обратно, на поле боя.
Тут творилось что-то странное, даже для мира этих безумных людей. На всем обозреваемом с высоты пространстве, тут и там виделись следы пожарищ, иногда еще не совсем погасших. Между ними носились толпы людей, они что-то оживленно обсуждали, ругались и дрались. Кто-то за кем-то гнался, кто-то убегал, потом возвращался с толпой и гнался за своими обидчиками. И конечно, — на всем обозреваемом с высоты пространстве, все убивали всех. Убивали просто, — долбя и тыкая друг друга своими железками. Убивали жестоко, — забивая жертву ногами или камнями. Убивали, — соблюдая какие-то странные ритуалы, которые назывались у них казнью.
Но мне, все эти дурацкие ритуалы были не интересны. Поэтому я подлетел к группке относительно спокойных человеческих особей, собираясь расспросить их о Наставнике. Они сильно оживились, и сразу схватили меня и связали. Я не сопротивлялся, чувствуя их страх. Решил что связав меня, они успокоятся и с ними можно будет поговорить. Но связав меня, они все равно не пожелали меня слушать, а вместо этого начали спорить о том, как именно меня надо убить. Вскоре вокруг нас собралась толпа советчиков. Одни сочувствовали тем, кто предлагал меня сжечь, другие отстаивали необходимость пробить мне сердце колом. А наиболее рассудительные всех успокаивали, и вполне разумно убеждали использовать оба способа сразу. Правда и эти чуть не подрались, решая что надо сделать в первую очередь, — пробить грудь колом, а потом сжечь, или сначала сжечь, а потом уже пробить грудь колом.
