Белый варвар

Слова прозвучали отрезвляюще, как пощечина. Он отпустил меня.

— Теперь поняла?

Поняла, но произнести в ответ ничего не сумела. Глядя на бесчувственных бесеков, лежащих вдоль комнаты на полу и на кроватях, я содрогнулась от ужаса. А ведь они могут! Могут все понять именно так, как сказал барон.

Барон же не пожалел деталей для моего полного просвещения:

— В скором времени или с небольшой отсрочкой настигнут и убьют. Быть может, помучают для начала, изнасилуют всем скопом потому, что девка молодая, а затем... — зловеще продолжил он и был прерван.

— Воды...!

Услышав зов, словно бы вышла из оцепенения и отогнала видения расправы над собой. Барон хмыкнул, и с мужеством встретила его черный прожигающий взгляд.

— Спасибо за предупреждение. Но от своих слов я не откажусь.

Будущего вождя племени я водой поила, стараясь не смотреть с жалостью.

Очнулся первым потому что первым мою горькую настойку получил. Несчастный, из-за действия травяных брусков и чаев, которые они для противоядия пили, он вновь познал силу разрывающей головной боли. Как Увыр метался по комнате, раскидывая, мучающихся соплеменников, я уже не помню, куда ярче в памяти сохранилось, как его барон успокоил и парой ударов к полу пригвоздил. Поэтому и страдает бесек больше прочих.

— Пейте мелкими глотками. Не спешите, воды достаточно и я никуда не ухожу.

После этих моих слов и действий барон вылетел из общей комнаты, напоследок грохнув дверью. На столах, которые мы еще не убрали, зазвенела посуда, а на лестнице что-то грохнулось и тяжело бухая, по ступеням покатилось вниз. Я поежилась, наемник в моих руках содрогнулся.

— Тихо-тихо, все хорошо, — убрала светлые волосы с его лба, еще раз убеждаясь, что правильно определила его источник боли. Голова. — А будет еще лучше, если позволите мне помочь.

— Спасибо... — он с трудом прохрипел слово благодарности и посмотрел на меня подбитым глазом. Второй был закрыт и слезился.

— Пока нет за что, — постаралась улыбнуться. — Поблагодарите, когда на ноги станете.

— За то, что убить не дала.

Слышал! Боже правый, если он слышал только конец, то мне не жить, а если середину...

Хотела отодвинуться, но он не дал, схватил меня за руку, потянул на себя.

— Ты права. Права! Мы изменились.

Говорить ему тяжело, каждое слово произносится с хрипом. Уж лучше бы горло поберег, а он все порывается еще что-то важное сказать, чтобы не дать мне передумать.

— Изменились давно и окончательно. Наше племя... не грязь..., не горная болячка...

Все слышал. Я невольно поежилась, закусила губу, чтобы не начать из его захвата вырываться. Бесек заметил, поспешил заверить.

— Не тронем... Жизнью клянусь! Слышишь, Аришка?

— Слышу.

Но не верю, страшно такому доверять, он убийца, бесчестный и безжалостный, рожден таким и умрет таким. Подавив дрожь в голосе, попросила:

— А теперь отпустите меня.

— Зачем? — он сжал руку крепче, прорычал сквозь зубы. — К варвару побежишь? Рассказать!

— Не глупите, Увыр, — посмотрела на него с упреком и кивком указала за спину на тихо постанывающих наемников. — Ваши люди потихоньку приходят в себя, им тоже воды нужно дать. Ну же, отпустите.

Несколько мгновений он недоверчиво вглядывался в мои глаза, затем разжал пальцы:

— Иди.

Трудно было поить остальных бесеков под немигающим взглядом их главаря. И приближаясь к следующему наемнику, я все думала, что Увыр мне не доверяет. Но все оказалось прозаически проще, он следил, чтобы очнувшиеся не попытались перерезать мне горло. Поэтому тех, кто слишком резво тянулся к кружке, будущий вождь племени предупреждал всего лишь одной фразой:

"Ыргиб уллар!", что в переводе значит: "Наша сестра!"

Когда все были напоены, двадцать горных наемников одновременно назвали меня доброй сестрицей и поклялись в братской верности. Сестра племени, сестра каждого племенного. Высокое звание для неприкасаемых и оберегаемых наемниками. Таких "родственников" у горных было лишь двое:

Дядя — лекарь, заплутавший в горных цепях более тридцати лет назад. Спасенный ими от смерти, он остался с племенем до конца своих дней.

Мать — пожилая женщина, пришедшая в их селения за дочерью в первый набор невест.

А теперь третьей стала я — сестра, не посетившая их поселений и оставшаяся на свободе.

— Это честь для меня, — тихо произнесла в ответ на их клятву. — Спасибо.

— Родная всем нам, ты обязана погостить в моем доме, — непререкаемым тоном сообщил Увыр. Он заметил мой недоверчивый прищур и с кривой улыбкой добавил. — Сможешь приехать, когда пожелаешь, и уехать, когда посчитаешь нужным.

Я кивнула. Знаю, этим словам можно верить, но в поселение их не въеду никогда. Поберегусь.

— До утра осталось лишь несколько часов. Спите, боли больше не потревожат вас.

Тихо вышла из комнаты и закрыла двери.

Оборотня, оказавшегося за моей спиной, я не увидела, скорее ощутила. Обернулась в черном коридоре, тихо спросила:

— Что?

— Не верь ни единому слову, — рыкнул он. — Обезглавят и обесчестят.

— Хорошо, если в этой последовательности, а не в другой.

— Что?!

Уставшая от волнений и душевной встряски, я лишь пожала плечами и обошла его:

— Ничего.

Спускаясь вниз, с удивлением отметила, что меня охраняли всем домом. Борб сидел в коридоре у двери, Патайя у окна напротив, пятнадцать мужчин во главе с Суровым оказались в соседней ярко освещенной комнате, а младший Датог на ступенях лестницы. Он там хорошо устроился с подносом полных орешков и книгой. Теперь понятно, что с грохотом катилось по ступеням, когда оборотень вылетел из комнаты.

— Все хорошо. Ложитесь спать.

Сообщила я своей многочисленной охране, и забрала свечу у хозяйского сына.

Прошла сквозь кухню, чтобы спуститься во двор через задний вход, на соседнюю террасу. Там мне в последнее время очень нравится сидеть, и там меня не сразу увидят и вряд ли услышат. Хотя, как сказать, меня, правильнее будет выразиться — нас. Идущего за мной барона, я, может быть, не слышала, зато его сердитое сопение в шорохах дома, различала. А потому наперед знала, что сейчас последует, и почти была к этому готова. Почти...

Весна была все еще морозной и снежной, но холода я не чувствовала и вышла не одевшись.

— Как же жить хорошо, — взойдя на террасу, поставила свечу на перила и посмотрела в звездную даль неба. — Прекрасно... Просто замечательно!

Сзади раздался смешок и едкое замечание:

— Так ты поила трусливых сопляков или сама напилась?

— Они не сопляки, и вы это знаете, — я резко обернулась. — А напиться стоило. Тогда бы додумалась раньше, почему вы тот разговор затеяли и, как с цепи сорвались...

— С цепи? — прорычал он.

— Да! — обняла столб и неожиданно расхохоталась. — Вы и с цепи...

Представила огромного белого волка с ошейником, расхохоталась еще громче.

— О, Боже... правда, смешно!

— Не очень? — скривился и досадливо фыркнул. — Прекрати.

Что ж, если он того хочет. Стараясь унять подступающую истерику, я помахала ладошками на лицо и вернулась к сути разговора.

— Вы... это специально, наговорили мне там, наверху! Чтобы будущий вождь племени услышал, осознал степень опасности и запомнил на будущее. У вас ведь слух звериный, вы легко определили, кто и когда очнулся.

— Не может быть, — протянул оборотень издеваясь.

— Увыр теперь трясется при одной лишь мысли о встрече с вами.

— Не знал.

Я не обратила внимания на его слова, пусть говорит, что вздумается. Главное уяснила. Белый варвар хорошо контролирует себя и своего волка, все остальное не более чем игра на нервах непосвященных. Так что больше на слова его не поведусь и пугать себя не позволю.

— А как вы провозгласили себя регентом при старшем принце, так он и понял, что судьба всего племени в ваших руках. А значит, спорить особо не стоит.

— Умная немощь.

— А потом ваши слова, — я тихо вздохнула, — они напугали меня до легкой дрожи.

— До полуобморочного состояния, — поправил он и с усмешкой поинтересовался. — Тебя пожалеть?

— Не надо. И не умна, раз не поняла вашего хода сразу. И ведь знала, что во всех деревнях нашей долины на главу белой стаи люди молятся...

Он хмыкнул и от слов моих, словно бы отмахнулся.

— Да, деревенские сплетни слушают, собирают и любят, приукрасив, пересказать. Но все равно молятся. А оборотни стаи, — продолжила говорить, погладив столб. Дерек вспомнился и тройка его подчиненных, бесстрашные волки, которых мне временами не хватает. — Они готовы душу отдать за своего вожака и лишиться ипостаси. Что уж говорить о принце Гаро, для него вы почти герой...

Повернулась к внимательно смотрящему на меня оборотню и произнесла, не скрывая усмешки:

— Правда, когда не рычите и не обещаете растерзать.

— Ошибаешься, — тяжелый взгляд черных глаз засветился.

— Нет, — заявила упрямо, — и я разделяю мнение принца.

Он неожиданно оказался стоящим передо мной, оскалившийся и грозный в полуобороте:

— Врешь!

— Барон, — придав голосу твердости, я подняла голову, чтобы прямо посмотреть в почти звериные глаза, — вашей неконтролируемой злости я больше не поверю.

— Даже так? — звериная бровь заинтересовано приподнялась.

— Да, и не буду дрожать.

— Я бы поспорил.

В следующее мгновение свеча погасла, а я оказалась прижата к каменному столбу горячим и твердым телом оборотня в человечьем обличье. Судя по его глазам, наступило самое время слезно молить о пощаде и сознаваться во всех моих грехах, мыслимых и немыслимых. Вот только день и без этого выдался неспокойным и насыщенным, силы давно на исходе, а сама я почти что сплю. Не вовремя он меня к столбу прижал, совсем невовремя.

Поэтому с усталостью глядя на грозного барона, тихо попросила:

— Прекращайте меня пугать.

— Я только начал... — решительно ответил он.

Поцелуй был яростным и ненасытным.

Протестуя, замычала, но его угрожающий рык заставил смолкнуть. Еще немного и оборотень меня в клочья порвет, а ведь Ола предупреждала, нельзя играть с волком, даже, если я для него колючий ежик.

Догадалась бы, как он меня наказать захочет, молчала бы в тряпочку, послушно кивая на каждое слово. И чтобы не чувствовать осознанную грубость, звериную силу и его злость, согласилась бы со всем сказанным и даже повторила. Нужно было молчать, а еще нужно было обозвать его зверем, двуликим и бесчестным, на что он явно надеялся. Но что потом? Была бы разыграна сцена, происходящая сейчас или хуже нее?

Это уже не важно. Я здесь, он здесь, и мне не нравятся варварские методы подчинения. Углубить свой натиск ему не удалось. Еще бы, сопротивлялась изо всех сил, повторяя про себя, что не сдамся. Так он сдавил мою челюсть и нажал на подбородок, заставив подчиниться. Застонала не столько от боли, сколько из жалости к себе. Противостоять силе сына ночи не могу, идти на поводу не хочу, но чтобы прекратить это, нужно его огорошить. Как? Чем? Чего он ждет?

Ясное дело — полной капитуляции и слез. А чего ожидать не может?

Знаю!

Решение пришло неожиданно, и в то же мгновение было воплощено. Руками до сих пор висевшими, как плети, я обвила торс барона и на ярость оборотня, ответила нежностью. Закрыв глаза, чтобы не выдать себя цепким взглядом, начала посасывая смаковать застывшие горячие губы. Первая секунда, вторая третья... Он не движется и, кажется, не дышит. Но стоило коснуться его неба языком, я руками ощутила крупную дрожь напряженного волка.

— Проклятье! — рыкнул, отступая.

— И не говорите... — не осталась я в долгу, с остервенением вытерла пекущие губы.

Пусть не думает, что подобное могло понравиться, не в нашей ситуации и уж точно не с ним. Стойко встретила рассерженный взгляд и ощутила новую волну его злости. Негодует, но от идеи не отрекся, решил все же, устрашить. Зачем я и так дрожу испуганная его напором. И что на этот раз придумает? Пообещает загрызть при первой же возможности?

— Еще раз встречу раньше срока... — начал барон хриплым голосом.

— И что?

— Простым поцелуем не отделаешься!..