— И вы всё это время молчали?!
— Так техника дорогостоящая!
Чуток поскандалив штабным удалось придти к единому мнению: если к вечеру третьего дня от отряда спасателей не поступит никаких известий они на утро четвёртых суток поднимут в воздух одну из двух винтокрылых машин и разведают более тщательно обстановку вокруг города. Что за пустошь такая мозолит им глаза день ото дня? И насколько далеко простирается? Хотя никто не сомневался — занимает приличную площадь и как минимум на сотни километров в округе, если не вовсе вёрст.
И ладно бы только это волновало их, а то ведь ситуация в городе окончательно вышла из-под контроля. Там особо крикливые и ретивые личности стали собирать народ на стихийные митинги. Поначалу их удавалось разгонять силами ополченцев, но когда они участились, и количество людей принимающих в них участие выросло в разы, пришлось использовать технику и пока что МЧС, разгоняя манифестантов брандспойтами. Когда лучше бы не переводили почём зря запасы воды и раздавали её людям.
На это и указал начальник МЧС. С одной стороны он был прав, а с иной — люди могли сесть им на голову, почуяв слабину со стороны тех, кто стремился захватить власть в городе, введя карантин с комендантским часом.
Силы коалиции выступали с обращением в листовках к населению, но тщетно. Люди использовали их по иному назначению в качестве туалетной бумаги. Так в одном районе города за другим вспыхивали беспорядки. И если на первых порах недовольных людей удавалось разгонять, то чем дальше, тем становилось тяжелей. Люди быстро сплачивались, сбиваясь в группы по интересам, а у всех был один — стать сильнее и выжить в резко изменившимся мире. И снова новость — оцепление на дорогах ведущих за город оказалось снято. Военных в городе стало меньше, они спешно укрывались на базе, куда по ночам бесконечными потоками верениц шёл гружёный грузовой транспорт под прикрытием бронетехники. Иной раз слышались выстрелы, как с одной стороны, так и иной.
У силовика на столе лежала сводка об очередной перестрелке — и среди бела дня. Обстреляли милицейскую машину, стараясь разжиться автоматическим оружием и транспортным средством одновременно. Для чего — вопрос на засыпку? Либо просто разбой, либо умысел с подвохом в дальнейшем — грабежи населения под видом милиции.
— С криминалом следует разобраться в первую очередь! — грохнул кулаком по подоконнику полковник.
— Каким образом? — подал голос тот, про кого все уже давно забыли.
Оживился мэр.
— Простым и доступным — оцепить поселенцев в районе выселок и...
— Таки намёк на резервацию?
— Нет времени на подобную ерунду!
— А на что — повальный арест?
— Слишком много появится ртов, не готовых отрабатывать пайку!
— Но это же чистой воды фашизм! Геноцид!
— Чтобы выжить, в любом случае придётся сократить городское население до разумных пределов! И либо естественно, либо...
Силовик взял необходимую паузу, поскольку озвучивать на словах то, что и без того, очевидно, не имело смысла.
— Это бессмысленно! Уж лучше оставить всё, как есть!
— Не стоит надеяться, Абрамыч, будто люди оставят нас в покое на базе. Ведь у нас всё, а у них ничего!
Намёк и на гражданскую войну в отдельно взятом городе посреди пустоши.
— Но если мы устроим открытый геноцид, это всё одно выйдет нам боком — так или иначе!
— Зато мы лишний раз покажем: на чьей стороне сила! И кто не с нами — тот против нас!
— Типа — наше дело правое, а врага найдём?
— И победа будет за нами!
— Ну не знаю! Лично я на это не подпишусь — никогда!
— Натан, ты, наверное, не слышал, что я сказал? Так ты с нами или...
Силовик очередным своим заявлением поверг в шок не только уже бывшего мэра города, — который оставался им исключительно на бумаге, и от него ничего больше не завесило, — но и тех, кто входил в штаб городской коалиции из иных ведомственных подразделений, занимая высшие должности и обладая соответствующими офицерскими чинами.
— Всё или ничего!
— Давайте дождёмся результатов разведки! Хотя бы потерпим до утра, а там если что...
— Будет поздно, Абрамыч! Народ окончательно взбунтуется — у нас появятся новые потери! Те же ополченцы побегут! Одной едой их не удержишь! Собственная шкура дороже сытого брюха! И что тогда?
— Не знаю! Я мэр, а не военный человек! Вы являетесь ими — при погонах! Вот и наведите порядок!
— Это приказ?
— Да...
— Славно, — подловил силовик на слове мэра. Теперь не отвертится, если что.
Заявление мэра было внесено в протокол внеочередного заседания.
— Я требую вычеркнуть мою фамилию из списка протокола заседания!
— Поздно! Тебя, если что, Натан Абрамыч, ещё и за первый документ поставят к стене! И не мы! Так что ты либо с нами, либо...
— Боже ж мой!
— Не поминай имя Господа всуе!..
Один из священников — батюшка одной из трёх церквей в городе, проводил соответствующие проповеди о каре Божьей ниспосланной им за грехи — призывал прихожан не только молиться, но сплотиться.
Кто-то ещё особо ушлый и пронырливый, почувствовав: можно и тут поиметь свою выгоду, сбивал людей в секту. А имелась в городе и такая организация — целая разветвлённая сеть. Ведь куда без пророка в своём отечестве, а всегда появлялись, точно грибы после дождя вылезая из грязи. Поскольку людям свойственно заблуждаться. Они терялись, когда привычный уклад жизни рушился, а им с детства прививали стадный образ поведения, заставляя маскироваться в серой массе, где по законам природы проще выжить, чем в одиночку, и не только человеку, как отщепенцам.
Про них также между делом упомянул силовик. Церковь он не собирался сбрасывать со счетов. Со священниками следовало наладить сносный контакт. Без них в городе не навести порядок. Служители церкви умели разговаривать с людьми о наболевших проблемах, и даже в силах решать их. Соответственно там можно было бы организовать пункты раздачи еды, но за определённые виды услуг.
Это была очередная новость, повергшая в шок собравшихся в кабинете штаба комполка.
— Священник!? — озадаченно загалдели властьимущие люди.
— Чего испугались, аки черти ладана? — осадил их тотчас силовик. — Это же в наших с вами интересах!
Едва силовик уведомил об этом собравшихся в кабинете, в дверь вежливо постучали.
— Явился, не запылился, — уяснили все деятели как один: по их души явился тот, о ком упомянул между делом полковник ФСБ.
Шеф спрыгнул с подоконника, и сам открыл дверь.
— Входите, святой отец...
Тот замялся, где-то даже застеснявшись.
— Я не могу претендовать при жизни на озвученный вами сан. И даётся посмертно, да и то не сразу, лишь спустя многие годы при явлении чудес по обращении к имени и мощам умершего.
— Какие страхи вы говорите, — занервничал Натан Абрамович.
— Говорить — одно, а делать — совсем иное! Вот вы, например, что конкретно сделали для народа, чтобы ему жилось лучше, чем нынче?
— Как — что... — влез комполка.
И даже начальник МВД.
— Порядок стремились навести!
— А в итоге чего добились?
— Как и всегда, — уяснил начальник МЧС. — Хотели как лучше, а получилось, как всегда — хуже некуда!
— Вот об этом и поговорим, — пояснил силовик причину приглашения священника для участия на собрании в штабе коалиции.
— А о чём тут можно говорить — и мне с вами? Делом надо заниматься, иначе с нас спросят — и в первую очередь люди! Думаете: вам удалось отгородиться от них — удастся отсидеться на военной базе за бетонным забором с колючей проволокой при наличии бронетехники? Когда ничто не спасёт — даже оружие! Людской бунт страшнее разбушевавшейся стихии! И будет сколь беспощаден, столь и кровожаден! Ещё неделя и даже я своими проповедями не смогу сдержать прихожан! Люди ропщут! Они требуют еды!
— Будет вам еда! Мы готовы пойти на уступки... — вновь обескуражил силовик всех собравшихся в кабинете. — Но за определённые виды услуг!
— Какие же? — перешёл сразу к делу священник, понимая: тех, пред кем предстал, ничем не пронять. Так стоит ли тратить своё драгоценное время на них, когда в его поддержке, и не только на словах, нуждаются верующие люди, для коих он является лучиком надежды в этом тёмном царстве мрака грешного мира.
— В своё время и об этом поговорим, отче. Мы подадим вам соответствующие списки.
— Предлагаете Церкви посредничество?
— Но так было всегда, когда в государстве официально существовала Церковь.
— Церковь — не государство — это люди! Те, о ком вы почему-то забыли!
— Да не забыли, отче, помним, и думаем, как лучше всего помочь им. Вы тоже должны нас понять: запас продовольствия и медикаментов ограничен, как и прочего жизненно-необходимого товара людям! Важно выработать общую концепцию дальнейшего развития всем вместе! Ни мне вам говорить про тварей! Поди, уже сталкивались! И в курсе: кругом нас — города — простирается пустошь! Мы заслали туда две группы на бронетехнике — и пока что ни слуху, ни духу! Всё довольно серьёзно и настолько: самим до сих пор сложно уяснить до конца! А много чего непонятно!
— Почитайте на досуге священное писание. В Библии много чего сказано о том! Это издание на все времена!
— А почему сразу Библию, а не Тору или скажем Талмуд? Таки даже Коран, если на то пошло? — заблеял Натан Абрамович.
Отвечать священник не стал. Толку спорить с тёмными людьми, а погрязшими в грехах. За одну встречу их не просветишь. Но начало было положено.
— Церковь готова принять любые условия с вашей стороны, если они помогут людям хотя бы на малую толику облегчить их муки со страданиями.
— Тогда в качестве жеста примирения... — залепил силовик, — уже сейчас выделим грузовик, забитый ящиками с крупами и мукой.
— Жертвуете?
— Давайте, отче, обойдёмся без жертв! И учтите: выдавать под список в руки по одному пакету круп и муки станут наши люди — точнее записывать!
— Перепись населения затеяли устроить?
— Не без того конечно! Кто знает, сколько уже загнулось в городе народа, а наша работа заключается в том, дабы владеть всей необходимой информацией на проживающее население в городской черте, какой бы удручающей она не являлась! Также касательно и любой иной статистики!
— Не понимаю я вас: вы это серьёзно, а верите во всё, что говорите? Когда любые слова, не подкреплённые никакими действами, пустой звук!
У собравшихся отняло речь.
— Если у вас ко мне на этом всё, то я могу идти?
— Мы подвезём вас, отче, — уверил силовик, — до церкви! И как обещали — вместе с продовольствием.
Удовольствие сомнительное, но деваться некуда — священник уступил.
Ему отвели место в кабине грузовика набитого доверху пакетами с крупами и мукой. Даже консервы выдали — немного — несколько ящиков. И предназначались исключительно для беременных женщин и детей.
Силовик "расщедрился". И не зря. Наживка была заброшена. Теперь как заправский рыбак и охотник в одном лице ждал, кто клюнет на приманку, понимая: без охраны и Церкви никуда.
Пусть такой контакт, но состоялся. Хотя и не был налажен. Но долго ли отладить — и механизм поставки продуктов взамен на рабочую силу.
Кое-какой список он всё-таки удружил священнику, сунув ему незаметно в руку при расставании. В машине его и развернул тот, изучая дорогой домой. В нём перечислялись рабочие специальности. Коалиции требовались слесари МСР, сварщики, токари, разнорабочие — люди с руками и головой. А также водители, как тракторов, так и грузовиков, в том числе автобусов. И ни одного начальника, за исключением мастеров, а на все руки. Плюс пометка: кто не подойдет — не пройдёт проверку — будет незамедлительно исключён из числа работников.
И работать предстояло не за деньги, а за еду. Хотя по необходимости и за "цветными бумажками" из Нацбанка дело не встанет.
Прихожане с изумлением встретили священника доставленного под конвоем военных, пожаловавших на территорию церкви с оружием в руках, но в храм их батюшка не пустил. Тем, кто проследовал туда с ним, пришлось разоружиться и даже снять маски с лиц.
Прямо у входа на лестнице возле храма священник объявил, чтобы люди не устраивали давку, обещая им выдать первое за три дня продовольствие.
Но какое там...
— Опомнитесь! Будьте людьми! Не уподобляйтесь животным! Это грех...
Конвой вразумил быстрее и проще — последовали выстрелы в воздух, и толпа рассосалась.
— Заходить в церковь по одному! — наказал офицер в звании лейтенанта.
Покричав для приличия, люди всё-таки стали выстраиваться в очередь. Первые счастливчики получали по два пакета с крупой и мукой. Их антропометрические данные ФИО заносил в какие-то списки военный при священнике, расположившись в храме прямо под сводом центрального купола. И плевать хотел на святые лики тех, кто взирал на него с икон. Не до того сейчас. Людей масса, а товара один грузовик.
— Дети, беременные женщины имеются в семье? А сама семья?
Если следовал подтверждающий ответ от того или иного прихожанина или прихожанки, тут же устрашающий от "писарчука".
— Списки будут проверяться — уточняться наличие жильцов по указанным адресам! Если выявится обман — пеняйте на себя! Я вычеркну не только вас из списка пайщиков, но и всю вашу родню! И никакие уговоры даже со стороны священника не подействуют на меня!
— Чисто инквизитор... — пронёсся ропот по толпе страждущих прихожан. — Сущая инквизиция!
Люди спешили с радостными известиями по домам к родным и близким. Не все возвращались домой с продуктами. Некоторых ограбили те, кто жаждал лёгкой наживы и ни на что не обращал внимания. Совесть не являлась их коньком. Того и гляди: ближе к ночи на храм будет совершён налёт.
Предвидя это, священник упросил военных покинуть здание церкви до наступления сумерек. Опасения подтвердились, когда среди прихожан в очередь вклинились особо заинтересованные лица в получении халявы, имея особые отметки на руках. Церковь не приветствовала татуировки. Но принимала всех без исключения, кто отважился податься в лоно храма для приобщения к Богу.
— Бог с вами... — обращался священник к ним.
— Я б на твоём месте, отче, не стал доверять им, — не желал даже выдавать таким личностям продовольствие писарчук.
— Это не в нашей власти...
— Я сам — власть!
— И что она тебе дала?
— Не твоего ума дело, священник! Ты выполняй свой долг, а я свой — согласно армейскому уставу!
На том и сошлись — принимать всех, кто входил в церковь, жаждая получить помощь и поддержку, как духовную, так и материальную.
Тем, кто стремился ко второму, и задавали слишком много вопросов, да не только в очереди за пределами храма, но даже там их рот не закрывался, священник отвечал:
— Аз воздастся каждому по его делам!
Чем дальше обращался священник к заблудшим душам, тем больше проникался его словами писарчук. И уже к завершению выдачи продовольственного запаса поднял голову, расправив плечи, замер на лике иконы "Божьей Матери" с младенцем на руках. Не удержался и перекрестился.
Священник едва заметно улыбнулся про себя.
