Наконец бродяга сумел достичь света. Из-под завала показались пальцы, затем рука по локоть и... ей ему удалось скинуть с себя кусок плиты, обнажая голову. Вдохнул воздух полной грудью. Лёгкие тотчас наполнились гарью и пеплом. Едва не задохнулся. Пришлось воспользоваться защитной маской во избежание трагедии. Засопел далее как один из адских механизмов "контриков". А спустя иной небольшой промежуток времени ему удалось высвободиться полностью. Все конечности были при нём, но болели так, словно ему переломали каждую в отдельности взятую косточку. И немудрено: пережить такое никому ещё не удавалось, а бродяге два раза подряд. Это было выше человеческих сил, но он сдюжил — тогда десять лет тому назад, и теперь справится. Было для чего жить, а нынче и ради кого.
Голова повернулась из стороны в сторону. Волков завертел ей вокруг себя, пытаясь определить: где та, кто чихала? А нынче затихла. И правильно сделала, но не к месту и ни ко времени.
— Отзовись! Слышишь меня? Это я — бродяга...
В ответ ни звука. Притих и иной источник шума. Наступило временное затишье. Все, кто выжил, силились понять, с чем и кем имеют дело. А стоит ли оно того — их жизнь? Ведь двум смертям не бывать, а одной не миновать! Хотя порой случалось всякое, и жизнь заканчивалась в самый неподходящий момент, когда казалось: тебе жить и жить. И умирать не хотелось, а никогда и никому. Но чему суждено сбыться, того не избежать. От смерти не убежать. Как ни крути, а если дни сочтены — никуда не денешься.
Вот и в ситуации с бродягой и девицей — влюбишься и женишься.
— Не глупи! И не тупи... — встал на ноги бродяга. Едва держался на своих двоих, покачиваясь из стороны в стороны. Ему не хватало дополнительной точки опоры. Но прежде он стремился найти ту, кого искал. Споткнулся и упал, а не сразу встал.
Тело продолжало саднить — каждая клеточка ныть, причиняя нестерпимую боль. И состояние от этого его обладателя не улучшалось, напротив ухудшалось. Но он этого не замечал. В сносном состоянии его поддерживали эмоции. Бродяга стремился к девице.
Беглянки нигде не было видно, даже признаков того места, в котором укрылась и не сама, а по воле случая. То судьба — и злодейка — снова сыграла с ним злую шутку. Воля случая.
Он и помог бродяге наткнуться на неё — споткнулся не просто так и не случайно. Закономерность очевидна — он оказался там, где и она. Внутренний голос подсказал ему: не топчи ногами своё счастье.
Отвернув в сторону кусок массивного обломка, он наткнулся на руку — женскую. Сомнения отпали — пальцы кисти были тонкими и длинными — не привыкшими к грубой работе.
— Нашлась... пропажа... — заработал с удвоенной энергией бродяга, разбирая завал. Он до сих пор не замечал того, что творилось над головой, а следовало бы.
Последовало нависание тени и атака сверху. На голову опустился некий тяжёлый тупой предмет, заставивший бродягу отключиться от восприятия внешнего мира. Помимо него добычей послужила девица. Те, кто напал на них, обнаружил под ним иное тело — прихватил с собой, спешно убираясь восвояси.
Следы заметать не пришлось — он практически не оставляли их. Так казалось нынче всем обитателям тайги потревоженных катастрофой. Вот и поживился тем, что попалось ему под руку. А славная добыча оказалась — и по душе.
* * *
Очнулся бродяга на привале устроенном посреди бурелома, обнаружив подле себя девицу. Оба были спутаны по рукам и ногам — воссоединились, как и того желали, но не тем образом, каким мечтал в мыслях Волков. Их привязали один к одному и кто — пока не находил ответа на поставленный вопрос.
Их бросили — одних. И то ли в месте, где складывали свою добычу, то ли пришлось по необходимости избавиться от непосильной ноши.
Бродяга пошевелился, заставляя то же самое сделать девицу. Та не сразу откликнулась. Знать и сама находилась всё это время без чувств. Им досталось от неизвестного противника.
Внимание привлекли шорохи в стороне. Некто прорубался сквозь бурелом. И таким образом мог разве что адский механизм "контриков". Его и ожидали увидеть пленники, а пред ними предстал...
— Варвар... — выдали разом на-гора оба охотничьих "трофея".
— Ха... — оскалился тот.
И действительно — угадали. Изгой оказался облачён в примитивный вид брони — скафандр или комбинезон, добытый в бою с уродом, а оружие вообще из разряда вон выходящего — двусторонний топор, используемый в близком рукопашном бою и одновременно как щит. Также сделанный вручную. И было заметно: его обладатель скорее расстанется с жизнью, чем с ним. Ухаживал за оружием — подтачивал и чистил — до блеска. Что было необычно для бродяги. Таким образом, ему казалось: варвар сам выдавал себя для противника.
Он и появился, когда его никто не ожидал. Перед пленниками со спины верзилы-варвара возник адский механизм, сфокусировавшись своим светящимся оком на них. Это и стало основной причиной допущенной ошибки наземным робо-ботом.
Повернувшись резко на одной ноге, варвар с размаху нанёс удар по задней части стопы арканоида, прорубая и одновременно подрубая гидравлический поршень — добрался лезвием до трубок. Наружу хлынула смазка подобно крови в живом организме. И снова резкое движение иным лезвием двустороннего топора на длинной рукояти. А затем ещё два аналогичных удара значительно выше, когда варвару удалось заставить арканоида встать на колени — лишил его основных конечностей боевого предназначения, прерывая подачу ленты с зарядами к стволам оружия, вмонтированных в них.
Наружу посыпались боеприпасы различного калибра вместо того, чтобы огненными зарядами из стволов или в форме гильз наружу.
Варвар знал своё дело, доказав: важен не вид оружия в руках, а то, как ты умеешь обращаться с ним. И доказал это на деле как искусный воин.
Бродяга несказанно удивился, но не то что бы и обрадовался, хотя стало очевидно: варвар не враг им, а соответственно они ему не враги. Но, поди, докажи, а убеди, когда руки и ноги связаны, а во рту кляп. И расспрашивать явно не собирался. Во всяком случае, сейчас, и чем был занят разборками с арканоидом. У того ещё оставалась на плечах верхняя часть, ненадолго и задержалась там, он также расколол её при ударе тяжёлого топора, с коим управлялся точно пушинкой. Но то был обман зрения, просто придав изначально необходимую амплитуду движения, старался поддерживать её. Ну и, конечно же, физически был развит и слажён атлетично. Иначе нельзя — накачался при фехтовании двусторонним топором, подобно потомку варягам или былинных богатырей Древней Руси.
С ним бы бродяга не отказался дружить, а и делить трофеи у очага. И покинул их варвар у себя в берлоге по аналогичной причине, отправившись за дровишками, да сбросил их на входе, притащив за собой хвост в лице арканоида.
— Пожиратель... — показалось девице: они столкнулись с ним. Внешность варвара обманчива. Он явно замышлял что-то нехорошее против них, поскольку никакой иной еды в логове хозяина не было примечено ими — выходит, сами входили в его скудное меню. Бродяга, скорее всего, значился на первое блюдо, а девица на второе — оно же десерт. Хотя ей могло повезти больше или меньше того. Перед тем как употребить её, варвар запросто мог удовлетворить иную свою мужскую потребность. Не идиот, а варвар, пусть и дикарь — одичал.
На это и был основной расчёт бродяги: отвяжет её от него, тогда и у него руки освободятся...
Варвар продолжал с упоением демонстрацию силы — собственного превосходства — над автономным механизмом "контры". Оскалился в электронное око арканоида и лишил зрения.
Последовал удар обоюдоострого топора плашмя.
— Хреново...сть!..
Провода внутри механического анахронизма не прельщали варвара. Он надеялся поживиться им — добраться до аса. Но арканоид не Техновоин. Выходит, всё-таки не гнушался людоедством — пожиратель. На его счёт пленники могли и ошибаться. Обычно первое впечатление всегда обманчиво, и за грубой силой мог скрываться ранимый человек. Только не этот индивидуум и варвар. А довершил крушение адского механизма, выводя из строя все жизненные функции, чтобы такие же "болваны", как этот "истукан", не могли засечь его берлогу. Иначе чревато — появятся иные механизмы "контриков" и жди беды — погибель неминуема в том случае.
— Чего уставились?! — выразил варвар своё недовольство по поводу реакции пленников. Девица взирала на варвара округлившимися глазами, в то время как бродяга ничуть не изменил себе — держался, позабыв на какое-то мгновение про спутницу. Да она сама напомнила ему про себя — задёргалась. А соответственно и он из-за неё. Что могло выглядеть как испуг с его стороны. Это и уяснил варвар — пленники испугались.
Он предусмотрел всё, а вот зрения лишил лишь при оглушении, когда лишний раз убедился: в следующий раз непременно придётся завязать глаза. Похоже, ему было стыдно смотреть жертвам в лицо. Но что не сделано, того не изменить, хотя лучше поздно сделать, чем вовсе никогда. Но теперь особо этим не заморачивался, как и по жизни.
Разделка арканоида на лишние детали продолжилась, он продолжал рубить его обоюдоострым топором. Бродяга силился что-то сказать ему, но мешал кляп, поэтому сейчас сам стремился привлечь к себе особое внимание. Да где там — не девица. А та находилась у него со стороны спины, и продолжала толкать его изо всех сил.
Ситуация не изменилась, и за благо, что пока не ухудшилась для них. По всему видать: варвар добивался подчинения пленников, чтобы они свыклись со своей незавидной участью и приняли всё как должно быть, а случиться в их случае — и неприятное. Добил-таки робо-бота. А затем, продолжая не замечать пленников, принялся ладить себе из него отдельные элементы доспех, заставляя улыбнуться бродяги.
— Зубы жмут? — не удержался варвар от едкого и язвительного замечания.
За словом в карман не лез, мог и трахнуть... топором по голове, как прежде, и не обязательно плашмя. Бродяга едва не нарвался. Уж лучше бы девица — с его подачи.
Однако варвар не утруждал себя заботой о пленниках, на то и они, чтобы лежать покорно либо пытаться обозначать своё неудовольствие с незавидным положением, в то время как сам продолжал изучать ту груду ломья, в которую превратил арканоида, став её счастливым обладателем.
Столько хламу — и в его берлоге — обычная для варвара практика. И мусор не убирал, укрепляя им изнутри жильё, а снаружи оно хорошо было замаскировано лесной растительностью. А ныне из-за бурелома и вовсе попробуй, определи — и вход. Отыскать днём с огнём не судьба, а злодейка — и далее в случае с его пленниками.
— Жрать охота... — не собирался варвар на охоту.
Его взгляд наконец-то задержался дольше обычного на пленниках. Девица затрепыхалась, точно рыба, угодившая на сушу из реки, подцепленная мастерски заядлым рыбаком на крючок. Смысл биться, только себе делала хуже, да бродяге. Ему доставались от неё тычки. Пока раз сам не ответил аналогичным образом. Но толку — всё бес толку. Не поняла. Ну и не особо хотелось. А требовалось, главное добиться приемлемого результата от варвара — его реакции. И последовала незамедлительно.
Он нехотя поднялся, и опёрся на топор. На миг показалось: призадумался, что ему делать с добычей. И кажется, придумал. Топор переместился с ног на плечо, а затем обрушился на пленников.
Бродяга спиной ощутил дрожь тела девицы, а затем и металл обоюдоострого топора варвара. Им он разъединил их. Не сказать: освободил, но что-то не торопился повторять удара, вернув поспешно оружие на плечо. У него лучше всего получалось бить с высоты траектории полёта разящего и рубящего оружия врага наповал. Дёрнись и расчленит...
Так, во всяком случае, казалось девице. Без своей электронной "игрушки-безделушки" она как без рук. А мог и ими воспользоваться. Зачем они ей? Ему от неё для удовлетворения мужской похоти достаточно будет нижней части туловища — ног. Ведь восхищались люди Венерой Милосской, а она, как известно также не обладала верхними конечностями. Отрубили ей варвары — не иначе.
Он продолжал следить одним глазом за бродягой, а иным за девицей, словно намеревался одним махом прикончить обоих, как ушастых лохов, ожидая от них опрометчивого шага или движения. Пленники не повелись, хотя бродяга поспешил вытащить кляп изо рта.
Варвар напрягся. Его мышцы под рубахой на рукавах вздулись, а на них вены, и на лице проступили морщины от напряжения.
— Расслабься, — обескуражил его своим лаконично-циничным заявлением бродяга — и в первую очередь девицу, нежели варвара. — Мы свои — люди, а не "контрики"...
Надменно хмыкнув, варвар опустил топор к ногам, облокотившись одним локтём на рукоять, делая упор. Его действие можно было расценить как дружеское приветствие. Мол, вот он я какой — а ты?
Немой вопрос адресовался бродяге. Тот мог больше не считать себя пленником. Девица также это уяснила. Она стремилась покинуть берлогу с иной стороны, кинувшись в поисках запасного выхода. Его у варвара не оказалось, поскольку при наличии топора проделать при надобности лаз не проблема, если вдруг на пороге объявятся враги, а лихо расправлялся с ними и был рад любым гостям.
На стене при столкновении и обнаружила идентичный листок, послуживший её спутнику в подземке у дикарей пропуском.
— Одно лицо... — подтвердил варвар.
— Тогда давай знакомится, что ли... поближе... — предложил Волков. — Моё ФИО тебе известно, а вот твоё мне...
— Варвар — и весь сказ... — остался при своём сугубо личном мнении хозяин берлоги.
— А на кой вязал нас?
— Шоб не трепыхались... — отпустил очередную реплику варвар. И чуть поразмыслив, варвар прибавил: — "Контрики" ж кругом, а давно стока не видел... в жизни!..
Слова давались ему с трудом, и складывал он их в предложения довольно медленно. Одиночка — это лишний раз и отметил про себя бродяга.
— Пожаловали... с чем? С пустыми руками... нет?
— Да... — вставилась девица.
Лучше бы молчала. Но на то и женщина — рот не закрывался ни на минуту.
— Она кто... тебе? — заинтересовался варвар.
— Парень... — прильнула беглянка к бродяге, скрываясь за спину в поисках защиты от дикаря.
— Вижу, что не баба, аки сама... — чуть лучше стало получаться у варвара.
Отношения вроде бы налаживались, но, видя импульсивность характера отщепенца — действий чуть ранее и суждения — бродяга не стал терять лишний раз бдительности. Один раз уже за это поплатился при встрече с ним. Больше не сомневался: варвар может и повторить свой трюк при наличии обоюдоострого топора в руках, рукоять которого не отпускал от себя ни на миг. Похоже, что даже спал с ним в обнимку как нормальный мужик с любимой женщиной или ребёнок с игрушкой.
Ситуация. Однако бродяге не привыкать якшаться с изгоями тем более отшельниками-одиночками, каким являлся сам до не давнего времени, пока не обрёл спутницу... по жизни. А без неё теперь никуда — и деться не мог, а и не собирался... сам пропадать.
Про чудика даже не стал вспоминать — не к месту это было теперь и не ко времени...
— 8 -
"Урод — это призвание, а не... Наказание!"
