Багор мачете накосил травы, её и сбили в копны, но не поставили, а положили.
— Пора, — шепнул Дока.
Мы поползли на брюхе, стараясь свалить незаметно, но Конь скорее качался, нежели полз, привлекая не только наше внимание, но и тех, кто мог за нами следить со стороны.
Я не сомневался, что Хорс застукает нас у ладьи. Не я один — Дока встретил его, зацепив прикладом карабина по затылку — обезоружил, отняв копьё.
— Нехорошо, — запротестовал Папаня. — Не по-человечьи!
И был прав, как никогда. Бросать Хорса на берегу нам нельзя — варвар быстро очухается и забьёт тревогу — погоня неизбежна. А в любом случае, возвращаться сюда больше нельзя — варвары доверились нам, а мы напали на них — их стража, и угнали ладью.
Насколько я понял: именно на это у Доки и был расчёт — подстроил всё так, чтоб никто больше не думал возвращаться к родовитам.
И судьба варвара не была решена нами окончательно — Докой, уж наверняка. Он наказал Коню стеречь его, напомнив, что тот участковый — указал на наручники. Их и защёлкнул Конь у Хорса на запястьях, сведя руки варвара за спиной, и мы разобрали вёсла, не отважившись поднять парус — Дока ориентировался на шлепки вёслами по воде. Но одно дело идти вниз по течению, и совсем иное вверх против него.
Мозоли сразу же напомнили мне: побег по суше был бы куда успешнее, поскольку дальше водопада нам всё равно не уйти — иных притоков рек к этой, я не заметил. И расчёт у нас один: к утру успеем не только добраться до ковчега с "бэтээром", но и вытащить на берег и завести. В чём лично я сильно сомневался. И скорее высадимся на противоположный берег, куда пока не совались варвары.
Дока обнаружил факелы, с добрую дюжину, но жечь их, мы не решились, опасаясь обнаружить себя для тварей в ночи — иной раз слышали их протяжные завывания и злобные рыки. Но на воде им не достать нас: река — наша естественная защита от них. И речные рептилии не беспокоили — то ли не водились тут, то ли опасались ладьи из-за того, что варвары "рыбачили" на них. Я, конечно, мог заблуждаться, но главное, чтоб сами не заблудились, что было бы удивительно. Река, как дорога — и тут она одна, называемая жихарами, обитающими в верхнем течении — Быстрой водой, а родовитами — Большой водой. И с ними нельзя не согласиться.
Меня одолевали двоякие чувства — с одной стороны, а с иной — чужие мы тут. Родовиты пусть и оказались не такими уж дикарями, как их предшественники, но тоже не приняли нас в свой род.
Очнулся Хорс, уставившись на меня с Конём дурными глазами — закричал, призывая братьев-славян к оружию.
— Я что-то не расслышал тебя, варвар, — гоготнул Багор. — Тут кричи, не кричи — всё одно никто тебя не услышит, кроме тварей! А психуй, не психуй, всё одно получишь... то, что заслуживаешь! Ха-ха...
М-да, нажили мы себе кровного врага в лице Хорса. Теперь только и остаётся: камень на шею и в воду — большую. Тратить на него патрон, Дока не станет — взялся за охотничий нож.
— Нет, — бросил я весло.
— Не лезь, Шаляй!
— Тогда Валяй и меня заодно с ним!
Вместо этого Дока метнул им в мачту, заставив пискнуть летающую тварь, пригвоздив лезвием к древесной основе — заприметил у неё клыки, демонстрируя нам кровососа.
— И много тут водится таких вот гадов? — спросил он, сунув Хорсу под нос кровососа.
— На вас хватит, — огрызнулся варвар.
Нам пришлось запалить факелы, и воткнуть в соответствующие пазы для них. То, что мы увидели в их свете, заставило нас покидать вёсла в уключинах и залечь на дно ладьи. Над головами закружила, вращаясь воронкой, тьма. И тьма — стая крылатых кровососов.
Мерзкие твари запищали, стараясь достать нас, натыкались на свет, сбивавший и слепивший их, из-за чего несколько кровососов угодили в пламя от факелов, с шипением булькнули за бортом ладьи, а несколько угодило к нам на палубу. Зрелище — не передать на словах, особенно когда на тебя ползёт клыкастая мерзость и пищит, а горит, объятая пламенем.
Конь заржал, готовясь выпрыгнуть из ладьи, но я переубедил его, опустив сверху на тварь, рухнувшую меж нами, лопатку — и не плашмя, а разрубил на две части, отсекая голову.
— А-а-а... — заржал Конь. — Что это-о-о?!..
В лицо — ему и мне — брызнула слизь. Обозвать кровью то, что текло в жилах кровососа, не поворачивался язык. Кровь была тёмной, если не чёрной, и воняла хуже крысиных экскрементов.
Хорс ликовал, посмеиваясь над нами, бродягами, ничуть не страшась за собственную жизнь. Что с него взять, варвара? И потом — это его мир, а нам он чужой — мы здесь чужаки.
— На вёсла! — грянул Дока, пока что на словах без применения карабина.
Свинтил глушак и зарядил пару раз дробью над головой, разогнав на время стаю кровососов, кружащих над нами.
— Они вернутся, — не унимался Хорс.
— Тебе же хуже, — ответил Конь любезностью варвару.
Кто бы мог подумать, а я даже не ожидал этого высказывания от него.
Подгонять нас, Доке больше не пришлось, мы налегли на вёсла, и я не обращая внимания на мозоли, работал, как заводной, словно мне вставили батарейку в одно место.
И Конь, взявшись за весло, заставил Хорса сделать то же самое. Как ни странно было видеть, но варвар уступил ему, и не по тому, что опасался кровососов, словно знал: нам всё равно не сбежать от его сородичей.
Впереди нас ждал водопад.
Полночи у нас ушло на то, чтоб вернуться к месту кораблекрушения. Забагрив ковчег к ладье, мы попытались стащить его с отмели. Ничего путного из нашей затеи не вышло — нам попросту не хватило силёнок. И будь у нас тут целая команда варваров численностью до взвода, ещё могли бы рассчитывать на благоприятный исход, а так шансы у нас вытащить "бэтээр" из Большой воды невелики.
Унывать не стали, вытаскивая из "бэтээра" всё, что прибавляло ему веса, а затем и ковчег основательно развалили, превратив плот.
Удача улыбнулась ближе к утру — нам, наконец, кое-как удалось сдвинуть с места "бэтээр", и мы подались к противоположному берегу от места предыдущей нашей высадки с Конём.
Хорс притих, как и мы, выбившись из сил, возможно просто претворялся.
Так оно и вышло — едва мы отвлеклись от него, он прыгнул в реку и никто не озаботился его поимкой.
— Да и... его проблемы, — проследил Дока в оптику с карабина за варваром.
Добравшись до берега, Хорс бегом направился вниз по течению к родовому селению.
— Что с него взять, дикаря, — ухмыльнулся бригадир. — А ведь хотел вернуть ему их ладью!
Багор гоготнул, а Папаня впервые выругался, пребывая в расстроенных чувствах.
— Шаляй! Валяй на крышу, — Дока отправил меня в "гнездо" с карабином, поскольку "укорот" похоже утонул.
"Бэтээр" не заводился, нахлебавшись воды. Наихудшие опасения подтвердились — ехать мы не могли, разве что плыть, и обратно в селение к варварам на их ладье, буксируя технику на плоту.
Сдаваться и паниковать изначально никто не собирался, все чётко понимали: пока Хорс доберётся до селения — у него уйдёт день, если, конечно, родовиты сразу не смикетили, где нас надо искать, а именно здесь — самое раннее объявятся к вечеру, если рискнут остаться ночью за пределами селения, а самое позднее: к утру следующего дня.
Хотелось спать — меня одолевала дремота. Пару раз я клюнул носом, зацепив колесо, мгновенно приходил в сознание, но опять же на непродолжительный промежуток времени, окончательно понял: страж из меня сейчас, как из Коня, когда выронил карабин. И благо не выстрелил — я ж не поставил его на предохранитель.
Однако никто на меня за это не накричал. Дока лежал с Багром и Акимом под днищем "бэтээра" и... сами храпели в три голоса.
Вот так-так! А как же так? — озадачили они меня. И ладно бы только они, а то все спутники дрыхли, как цуцики — подходи и бери нас голыми руками.
И с ремонтом затянули.
Гоня прочь полудрёму, я подался до реки, в надежде холодной водой снять сонливость со слипающихся глаз — нагнулся, зачерпнул, и... в спину больно ударило. Вода в руках обагрилась. Я пытался закричать и предупредить спутников: на нас напали. Да из гортани вырвался хрип, а с ним кровь.
Моя кровь!
Позади меня раздались крики — много криков. Я обернулся, и понял: мы обречены. Последнее, что я узрел: наконечник стрелы, торчавший у меня из груди.
И ещё несколько таких же точно стрел прошили меня насквозь. Одна стрела вспорола живот.
Как больно-то-о-о...
Меня убили. И только ли меня-а-а...
До слуха донеслись отдалённые голоса. Кто-то ударил меня ногой, заставив уткнуться лицом в землю, и навалился со спины, выдёргивая стрелы вместе с мясом из моей плоти. Посчитали мёртвым.
Я не стонал и не кричал, захлёбываясь собственной кровью. В голове творился настоящий кавардак, а глаза застилала багровая пелена, но даже сквозь неё я видел как в тумане всё, что творилось у "бэтээра".
Нас застали врасплох дикари, а не варвары — те самые, коими руководил Шишига. Он собирал наше оружие, и в первую очередь его заинтересовал мачете Багра. На нём и проверил разбойник его — рубанул спутника по шее и пнул ногой отрубленную голову, а затем насадил на мачете и поднял победно.
Дикари возликовали, добивая иных спутников. Какой-то дикарь, коего подельники назвали Блудом, сорвал серебряную цепь с крестом у Папани, и также перехватил ему горло, чтоб наверняка, но голову рубить не стал.
Разбойники тупо мстили нам за ту стычку с ними у сруба.
Досталось и Доке с Акимом и Багром. Их не сразу достали из-под днища "бэтээра", как и не торопились выуживать "водоплавающего" из воды, оставив его на съеденье рыбам и речным рептилиям — он плавал на поверхности реки лицом вниз, раскинув ластами, истыканный, как и я, стрелами в спину.
Дошла очередь и до меня — Шишига лишил меня карабина бригадира, ехидно покосился мне в лицо. Понял, наверное: не добит ещё я.
Поблизости появился старый знакомый — падальщик — и завыл. Ему и оставил меня разбойник, пока его люд добивал копьями Доку с Акимом и Багром под "бэтээром" — прошёл на ладью.
Я думал: разбойники поднимут её волоком за водопад и поплывут к себе в Шишмор. Но нет — поступили гораздо проще. Шишига приказал поджечь ладью варваров, чтоб на будущее знали, как скрывать беглых страхолюд в своих землях.
Мне оставалось надеяться: их также постигнет кара, как и нас, в лице родовитов. Хорс не мог далеко уйти, и должен был видеть, как нас побили.
И снова эта тварь. Она не сразу добралась до меня, прежде вцепилась в напарника, принявшись рвать Коня — задрала.
Никто из лихого люда, не отгонял её и не страшился, и уходить разбойники не торопились.
Почему? Что их так заинтересовало у нас?
Я не сразу уяснил, пока не увидел...
Рада-А-А...
Разбойники привязали её за руки к ладье, заставляя биться ногами по воде в прибрежной полосе. И если не твари на суше займутся ей, то речные — без сомнения.
Я предпринял попытку добраться до неё — потянулся дрожащей окровавленной рукой. Приметив меня живым, Рада успокоилась. Наши взгляды снова встретились, а большего мне сейчас и не требовалось. Умирать вместе мы не страшились. И ранее могли лишь оба мечтать об этом, чтоб в один день, как у влюблённых при женитьбе.
Не тут-то было. Шишига не удержался и сунул Раде нож в бок. В реку брызнула кровь знахарки. Ей разбойник привлекал речных тварей или сухопутных, что стали собираться возле нас.
Закружили стервятники, опускаясь, всё ниже и ниже.
Славная нынче пирушка ожидает тварей. Так нам и надо, страхолюдам!
Будьте вы прокляты, разбойники... — мысленно проклял я их, — чтоб вас самих вот так кто-нибудь! А было за что, и я не сомневался: найдётся некто, кто воздаст им по заслугам. Если не варвары, то такие же страхолюды, как мы, а рано или поздно нарвутся на большие неприятности в силу специфики и рода их кровавого занятия.
Извини меня, Нюша... дурака. Прости, моя хорошая, если сможешь. Надеюсь, мы встретимся с тобой там, куда оба и попадёт после смерти...
Разбойники покинули нас на растерзание тварям. Я не видел, кого они рвали, подбираясь всё ближе к нам с Нюшей, и до меня доберутся вперёд неё, а мне не хотелось, чтоб она видела, как я умру, но и самому видеть то же самое с ней — ни-ни. Постарался закрыть глаза — не получилось, кровь, залив их, засохла, и скрепила веки, словно кто-то свыше подверг меня суровому наказанию за неправедные дела.
Грехи — будь они неладны. А ведь убивал тех, кто пришёл убивать нас сюда. И роптать следовало исключительно на себя. Судьба тут ни причём — сами во всём виноваты. Останься мы у родовитов, глядишь: ничего бы этого с нами не случилось. А сразу надо было валить этих разбойников в лесу — выследить и перебить всех до одного. Но что-то много их сюда пришло, и с жихарами. Лихой лесной люд сложно спутать с обитателями погоста — одевались они по-разному. И Рада тому лишнее подтверждение. Но предать нас, она не могла, иначе бы воинствующие жихари не бросили её подыхать тут вместе с нами.
И за что же они невзлюбили её так? А знамо дело — из-за нас, страхолюд!
Вот и всё — отмучился ты, Шаляй. Валяй.
Тень, возникшая надо мной, уже не заинтересовала меня никоим образом, я потянулся ко тьме, что звала и манила — нисколько не страшился её, слыша чей-то загробный голос. То был зов крови или иной, с коим мне не совладать больше. И там, я оказался не один. Мне показалось: рядом ржёт Конь, Багор гогочет, Дока суетится, Папаня, как и прежде, возносит молитвы, Аким ворчит, а "водоплавающий" фыркает, пуская пузыри.
Мы встретились, и я поинтересовался: не видели ли попутчики Нюшу. Раду, они не встречали. Мы ещё немного постояли, но уже молча, а затем, спутники стали исчезать один за другим, и каждый, касаясь рукой моего плеча, вроде как прощались.
Куда это они?
Мне хотелось кричать, но я больше не мог общаться с ними. Они не слышали меня.
Дока! Аким! Багор!.. Да стойте же вы... Мужики!
Никто не обернулся, исчезая во тьме, что всё больше окутывала тусклое пространство, подступая ко мне с иными спутниками, что также исчезали вслед за ними.
А ты куда, Конь? Меня возьми!.. Стой, скотина-А-А... — не удержался я.
Он остановился, улыбнулся и... также попрощался.
Прости, Колюня, если что меж нами было не так! Я не забуду тебя, брат!
Исчез бесследно.
И "водоплавающий", булькнув что-то в трубку, не снимая маски, оставил меня и Папаню.
Ну ты хоть не оставляй меня здесь одного, Папаня!
А где — я понятия не имел.
Возьми с собой! Мы ещё успеем нагнать мужиков, а?
Папаня просветлел лицом, как никто другой при расставании со мной, и мне показалось, молвил:
Тебе нельзя с нами, парень.
Почему? Что не так? Кто задержал меня? И где?
Скоро сам всё узришь, отрок...
Папаня!!!
Он покинул меня одного во тьме, следуя к свету.
А я! Неужели недостоин идти по одному пути с вами? За что меня так... и вы, а?
А-а-а...
Мой собственный крик резанул мне по ушам, и я услышал совершенно иные, но такие же до боли знакомые мне голоса.
— Живуч, варвар.
Кто — варвар? Я? Да вы сами — они!
