Прорва

СЕРГЕЙ МИХОНОВ

"ПРОРВА"

Книга-1

ГАСТАРБАЙТЕР

ПРОРОЧЕСТВО

"...И придут семеро равные богам, и будут они гонимы и истреблены, и восстанет один, и порушит нишу равновесия, и колыхнётся маятник мерила, и низринутся в смертную бездну народы, населяющие мир Света, и никому не будет пощады — ни люду, ни страхолюдам, ни тварям — всё покроет мрак и тьма Прорвы..."

Глава 1

— Это кто там?

— Баба какая-то... с кос-Ой!

— До пояса?

— В руке!!!

Дорога, опять эта выматывающая душу и изматывающая нервы, дорога. И не видно ей ни конца, ни края. Хотя у нас, на Руси-матушке, их отродясь не было. Да и мы тоже хороши! А уж я? И чего мне не сиделось дома?.. Ах да, ведь у меня нет дома! Точнее был когда-то давным-давно, когда я ходил пешком под стол, а затем вдруг стал чужим — отец ушёл то ли сам, то ли в мир иной — лично я у матери не уточнял, а когда подрос, то мне пришлось называть папой иного дядю. И на папу он явно не тянул, да и по-русски говорил с горем пополам, за что и удостоился от меня банального прозвища "чурка"...

Чёртов ухаб! Машину подбросило, и меня вместе с вещами — я путешествовал в грузовой части транспортного средства, подскакивая, как и иные пассажиры с водилой. Вот только они, сидя на удобных сидениях в отличие от меня. Мы катили по дикой глуши, и в какой-то момент мне показалось, что заблудились, но Аким с Багром лишь язвительно-ехидно оскалились на моё очередное замечание. По их мнению — Дока знал, куда катим.

Сомневаться не приходилось — у него точнейшая военная карта и навигатор со спутниковой системой привязки, а не базовой к мачтам, как у сотовой связи для мобил.

Я снова, убаюканный мерным покачиванием "бэтээра" на ухабах, начал клевать носом, понимая: зря грешу на дорогу, ведь чем дольше будем вот так кататься, ища место привязки по карте у Доки, могу смело дрыхнуть, не думая ни о чём, в противном случае и при ином раскладе мне пришлось бы носиться, что дурному, и вкалывать в поте лица. А так лежи себе и балдей от безделья.

И вновь эти воспоминания из не такой уж далёкой, прошлой жизни. Очередной ухаб напомнил мне, как "чурка" избил меня — в первый и последний раз. Второго не было, я пообещал его "зарэзать" — встретил с кухонным ножом в руках (и ходил тогда всего в седьмой класс). Он не поверил, ну и проверил, после чего его словно ветром сдуло, а мать привела мне иного "отца". Тот "папашка" оказался военным. Человек он был своенравный и приверженец дисциплины — пытался научить меня порядку. Надолго его не хватило — нет, не на меня, а на мать — оказался "командирован" в горячую точку. Больше я его с тех пор не видел, как и "чурку", перейдя уже не то в девятый, не то в десятый класс. Началось время "безотцовщины" — мать приводила мужиков, всё больше спивалась. А когда очередной выродок послал меня за пойлом на "точку", назад ходу уже не было — мы с матерью нарвались на афериста. Он оформил нашу "двушку" на себя, и меня по возвращении встретили амбалы, популярно объяснив мне, где нынче моё место.

Мать нашёл я в наркологическом диспансере, но она даже не узнала меня. И вообще ничего не помнила, не понимая, на каком свете находится. Она смотрела тогда на меня, точно так, как я сейчас в никуда, ничего не замечая и ни на кого не реагируя.

— Чего замер? — толкнул меня Аким. — Ноги в руки, и до ветра!

Дока объявил всеобщий привал, дозволив справить нужду, недвусмысленно намекал: нам ещё довольно долго придётся колесить по родной стране в поисках будущей дачи очередного магната, пожелавшего на лоне дикой природы отгрохать себе особняк — этакий терем-теремок, и чтоб был не низок, а высок. Словом хоромы, но в лучших традициях славянского зодчества, куда будет летать вертолётом, а нам колеси по бездорожью.

Поди, забрались уже за полторы тысячи кэмэ от МКАД, если не дальше? А дальше... дальше Урал и Сибирь.

Я заорал — просто так. Всё-таки природа! Хорошо — свобода! Хотя какая к чертям собачьим свобода? Я ж гастарбайтер. Нет, не как чурка — свой, и в своей стране, но работаю на дядю — Доку. Как впрочем, и Аким с Багром.

По возвращении в транспорт, я выслушал всё, что думали о моей выходке с выкриком попутчики, обещая вдругоряд приложить тем, чем успели вооружиться, решив: я нарвался на хищника.

Спорить с ними, я, конечно же, не стал, да и смысл.

И снова ухабистое бездорожье с полудрёмой напомнили мне, как я выбирался из "грязи", и не в князи, но... как сейчас помню: сдаю экзамен в строительном Вузе, куда поступил не с первой попытки, ибо дал матери, тогда при встрече в диспансере, зарок — сам построю свой дом, там с ней и будем жить как люди — нормальные, а не... Ведь понимаю: старалась для меня, а оно вон как всё вышло.

Был я тогда уже на четвёртом курсе, и резал меня (без ножа), уже четвёртый год подряд по своему предмету один привередливый преподаватель не совсем славянской внешности. Что-то знакомое угадывалось в нём, а я не сразу уловил родство уз с "чуркой", вот и на вступительном экзамене он отшил меня в первый год, а на второй я поступил — председатель вступительной комиссии попался нормальный мужик, иначе бы и до четвёртого курса не дожил, раньше б обули в сапоги.

Они и корячились мне — шла пересдача экзамена уже в третий раз. Я отвечал на все вопросы в билете, и на дополнительные, однако препод старался найти лазейку и...

Короче улыбнулась ему удача, а мне оскалом судьбы. Я не выдержал и двинул ему в зубы, а декану сказал: он упал со стула. Да нашёлся один урод, протеже препода, и настучал на меня, куда следует, обещая выступить в качестве свидетеля, где надо, если меня не выгонят с "волчьим" билетом из "универа" до прибытия наряда. Его препод тоже вызвал — сам.

Попал я тогда... в армию, и как нарочно в стройбат. Автомат я получил в руки в первый раз при зачтении присяги, да и то учебный с пустым магазином, а во второй и последний раз при учебных стрельбах, после чего ничего не держал кроме строительного инвентаря. Ведь мы, как в том анекдоте: звери, и оружие нам не положено по роду войск.

В армии уже жизнь испытала меня основательно — а всякого салагу. Как сейчас помню сержанта, гонявшего нас, салаг, в поте лица пять дней в неделю, а на выходных, мы, с его слов, и вовсе "отдыхали" на дачах у командиров иных войсковых соединений.

Один раз сержант переусердствовал с моим напарником, возмущённым тем, что надо совесть иметь — расплатиться за "отдых" как следует (харчей подкинуть) — и сержант расплатился. Напарник на месяц угодил в госпиталь. Недолго он пребывал там один, на сержанта странным образом упал кирпич. А ещё мне ни за что не забыть выражение лица "комбати" и его выражения, коими он, не стесняясь, выражал свои расстроенные чувства, сношая нас и не только на словах. Ещё бы — в госпитале выяснилось: упав на голову сержанта "кирпич", сломал ему ключицу, правую руку в двух местах, отбил тело в районе паха до синевы, и в довершение всех злоключений переломал ноги.

Неведомо, каким образом "комбатя" выяснил, кто его, и за что, хотя всё было очевидно и без того, но раздувать дело и доводить до дисбата ему не улыбалось. Судьба что называется, вернула мне должок с лихвой, и я "чудом" дембельнулся, оставаясь и дальше по жизни неприметным.

Так тогда казалось мне, возможно и теперь, поскольку у порога КПП меня ждал Дока, а подле "бэтээра" Аким с Багром. Кое-кто из бывших командиров (и я уверен: "комбатя") присоветовал ему взять меня к себе по "старой дружбе", а у него, будто нарочно пустовало одно место, и требовался человек, не обременённый семьёй.

Её у меня, со слов Доки, не было. Я напомнил ему про мать. В ответ Дока промолчал, но с таким видом, что я всё понял без лишних слов — стянул головной убор.

Вот и колешу "гастарбайтером" уже второй год по сёлам и весям родной страны, строя хоромы тем, кто больше заплатит.

Кстати, чуть не забыл представиться — меня зовут...

О, точно, зовут...

— Шаляй-Валяй, вставай!

Аким трясёт меня за плечо и орёт в ухо.

— Приехали? — опомнился я.

— Ага, два раза... — усмехнулся натужно Багор.

Я по привычке стрельнул одним глазом на навигатор Доки. Никак сдох? Дальше покатим по обычной карте — военной. И Дока — я не сомневался — в прошлом военный человек. А все у нас в бригаде "гастарбайтеров" так или иначе, прошли службу в армии — срочную, вне всякого сомнения.

— Это наше село?

— Хм, если бы, а то не заселили ещё, — выдал бригадир, изучая в бинокль окрестности с заброшенными строениями и покосившимися от времени крышами, торчащими из-за бурьяна; наконец-то приметил жизнь в одном таком.

Мы прямо как захватчики — на технике и с оружием. У меня сапёрная лопатка, лучше любого тесака — привык я к ней в армии, даже кидать учился вместо топора (Мы ж звери — стройбат!). Аким с топором, Багор с подобием мачете, а вот Дока с карабином. Он у нас охотник, и никакой-то там любитель, а профессионал. Сколько им дичи для нас добыл — не счесть. И ни одного промаха. Всегда возвращался с одной стреляной гильзой.

Идём к жилью с пылающим за окном огоньком, заехав в сумерках в местный вариант Захолустья. Домов далеко за сотню, а жилым оказался только этот.

Подходим ближе, вплотную к калитке, Аким уже тянет руку, да дверка от ветхости отваливается наземь.

На грохот из избы выглядывает девчушка, резвая такая поскокушка.

— Кто тама?

— Свои, — откликнулся Дока, заставив нас красноречивым жестом руки заткнуться на время, пока не дозволит, а до той поры и вовсе запретил шуметь и подавать признаки жизни, опасаясь спугнуть девчушку. — Люди мы. Заблудились. Пусти на постой, хозяюшка.

Попутно Дока поинтересовался у неё:

— Есть кто дома из взрослых?

— Я, — озадачила девчушка.

— А как тебя звать-величать?

Вместо ответа нам, она хлопнула дверью, и... не успели мы добежать до крыльца, услышав, как задвигается запор.

— Закрылась! — возмутился Багор, предложив отпереть дверь силой.

Уж чем-чем, а силушкой от природы не обделён. Если кому-то надо тягать "железо", для набора той мускулатуры, коей обладал он, то ему достаточно вместо штанги с гантелями поднять столько же раз ко рту ложку с едой и результат будет идентичным.

— Отставить! — проскользнули у Доки в голосе замашки военного.

Бригадир решил хитростью взять девчушку, а она нас — измором. Кто смотрел мультик про "Простоквашино" или читал в детстве Эдуарда Успенского, знает, как почтальон Печкин добивался у галчонка признания: дома есть кто? А тот — ему: кто там?

— Сто грамм и огурчик! — не выдержал Аким.

— Не из той оперы, — гоготнул Багор.

И оба уставились на меня.

— Шаляй...

— Валяй...

То мне была команда к действию с их стороны.

— Угу, — подтвердил Дока.

Я забрался в избу через чердак, напугав девчушку.

— Чёрт... — завопила она.

А следом и я при виде вставшей с завалинки страхолюды, выскочил в дверь, убрав засов, и в дом с крыльца, проникли попутчики, уставившись в испуге на чудную старуху.

— Мать... — не сдержался Аким.

— Моя... — прибавил Багор.

— Женщина... — закончил Дока.

Я же промолчал, на всякий случай, а то взгляд у той, кого не поворачивался язык обозвать бабулей, был тяжёлым и пытливым.

Мы сами ответили ей на немой вопрос: кто такие, и куда путь держим. А она — нам: не держит нас, можем ехать.

— Не, не ехайте далече... — запричитала девчонка, выглядывая из-за бабки.

Тут уж и я не выдержал:

— Тебя как звать, красавица?

— Не скажу! — упёрлась девчушка.

— А где мама? Одна живёшь тут с бабкой? — вмешался Дока, сообразив: куда я и к чему речь веду.

— Оставьте внучку в покое! — топнула старуха, нагоняя на нас страху.

— Да ладно, мать, чего ты взъелась на нас? Нам бы переночевать у тебя, и мы не останемся в долгу — заплатим за постой деньгами.

— И что мне прикажете делать с вашими разноцветными фантиками? Печку растапливать?

— Ну не хочешь денег, расплатимся едой, — пояснил Дока: мы не лихие люди, и впрямь заблудились.

— Шаляй... — скомандовал Аким.

— Валяй... — присовокупил по обыкновению Багор.

Я сбегал к "бэтээру", притащив ящик дневного запаса на четыре человека — тушёнку в банках и крупы в пакете, да бутылку подсолнечного масла.

— Ехали б вы взаправду отсель, сынки, — неожиданно "смилостивилась" старуха.

— Ага, мать, как только, так сразу, — принялся Аким варганить ужин, а заодно пропущенный нами обед, и как обычно завтрак на завтра, не забыв про меня — и я сгонял за котелком, потом за ведром в виду наличия у нас на довольствии двух лишних ртов.

Когда гречка, заправленная тушёнкой, была готова, мы наелись до отвала, а кое-кто ещё напился — и не чаю. Я же не стал, хотя и мог, но...

Одно я точно уяснил, как и мои попутчики: место тут нехорошее, раз столько домов заброшено, и обе жительницы прямым текстом отсылали нас куда подальше, а мы всё-таки остались.

Я положил подле себя (на всякий) лопатку, предварительно проверив заточку — не затупилась, и подводить не пришлось — лёг сам.

Очнулся я ночью, схватив того, кто чуть раньше накинулся на меня, и уже занёс лопатку для удара, вдруг услышал:

— Ш-ш-ш...

Шипела девчушка.

— Ну и напугала ж ты меня, пигалица!

— Я не пигалица, — обиделась девчушка.

— Сама не захотела имя называть, — напомнил я.

Она и пояснила мне по-детски, почему не сказала.

— Нельзя, иначе услышат оно — считай: пропал!

— Кто? Ты сейчас про кого? — заставила меня понервничать девчонка.

— Оно... — продолжала шептать она. — Кто ж ещё!

— Кто — оно? Толком объясни! И где хоронится?

— Там... — девчонка указала мне, а куда — я не видел. Зато услышал, как скрипнула половица на крыльце.

Я улыбнулся про себя: надо же, чуть не попался на уловку местной дурочки! Недолго я радовался, и моя улыбка довольно быстро приняла вид оскала.

Стукнула ставня...

Нет, не стукнула, а кто-то шаркнул по ней, и как показалось мне — когтями. И тот, кто издавал снаружи избы посторонние шумы, переместился на крышу.

Я кинулся к двери чердака, куда тем же образом, как чуть ранее я, стремился проникнуть в избу незваный гость.

Никто уже не спал: Аким взялся за топор, Багор просто хрустнул костяшками пальцев, сжав их в кулаки, а вот Дока передёрнул затвор на карабине.

И вдруг крик — протяжный и жалобный:

— А-а-ай! Кто-нибудь, помогите...

— Хм, человек, — стало нам смешно.

— И часто к вам вот так заходят гости, мать? — убрал Дока в сторону карабин, поставив на предохранитель.

— Когда как... — откликнулась бабка.

А внучка прибавила:

— То раз в месяц, а то два раза, и на дню.

Вот егоза! — обозвал я её про себя. — Надо же было так напугать четыре здоровенных лба!

Ещё большей неожиданностью для нас стало появление "прохожего", вытащенного за ноги нами из узкого проёма чердака.

— Чёрт... да это ж мент!

И это был ни единственный сюрприз, иной ожидал нас на пороге в лице священника облачённого в рясу. Да на ангела не тянул, как мент на чёрта, но всё же, сигнал нам — свыше.

Компания у нас подобралась: хуже и придумать нельзя.

— Мир вам, люди добрые, — молвил "батюшка" с порога.

Здесь они оказались не впервые — и бабка, и внучка признали давешних постояльцев, притопавших пешком.

— А что с машиной? — заинтересовал нас вопрос старухи.

— Да какая машина, — возмутился мент. — Одно слово — скотина!

Намёк на "УАЗ".

— Козёл и есть!

— Скопытился? — гоготнул Багор.

Ну и Аким вместе с ним.

— А сами кто такие будете?

— Гастарбайтеры, — подсуетился Дока. — А что так? Или не так?

Мы снова умолкли, уступив бригадиру пальму первенства при общении с ментом.

— То ваша техника — военная? — заинтересовала она его.

— Наша, а то чья же... — подтвердил Дока, — но не военная — самодельная!

— И документы имеются на нестандартный вид транспорта?

— А ты что, гаер?

— Нет, участковый я, но вы находитесь на моей территории.

— Нам помощь нужна, — вмешался тот, кого я про себя мысленно окрестил "папаня", разряжая напряжённую ситуацию.

— Так бы сразу и сказали, — заявил Дока: с чего участковому следовало начинать разговор. — Далеко "пасётся" ваш "скот"?

— Да в паре "кэмэ" заглох, козёл! Как ни пытался завести, в итоге он — меня! Да и... — кивнул участковый на священника, — ...если бы не он, кто знает, чем бы всё закончилось.

— Давайте спать, — предложил Папаня, валясь от усталости с ног, и расположившись прямо на полу — засопел, а потом и вовсе захрапел. Аким с Багром подсобили ему в меру своих способностей, и даже Дока с участковым время от времени посапывали. Бабка просто лежала на завалинке и не дышала, ну и девчушка помалкивала, зато я крутился и не спал. Нет, храп мне не мешал, привык я к нему, и не только, а ещё и к скрипам коек в общаге по ночам, и в армии. Тут же совсем иное. Заблудились здесь не только мы, но мент с "папаней". Да и девчушка неслабо застращала той странной фразой про "оно". И что такое, а скорее кто, и представляет собой?

К утру хмурые мысли не рассеялись, и, не выспавшись, я был рассеянным, соответствуя своему прозвищу Шаляй-Валяй. А поспособствовал этому участковый, переменившийся разительно (и не в лучшую сторону) с наступление светлого времени суток. Он всерьёз заинтересовался нашими личностями, пожелав заглянуть в документы к каждому из нас.

Счёл моё ФИО без отчества с паспорта:

— Шалаев Валентин.

— Я за него. И чего?

— Пока ничего, — отложил он мой паспорт, и заглянул в иные, лежавшие перед ним одной стопкой на столе. — Акимов Иван.

— Я... — отозвался Аким.

— Багров Олег.

— Тут, — грянул Багор.

— Докучаев Пётр Ильич.

— Да, — ответил Дока.

— А я, Конников Николай. Давно в наших краях, мужики? — копал участковый, пытаясь нарыть на нас побольше информации, поскольку в списках "Их разыскивает милиция", мы вроде не значились.

— Вчера.

— А откуда и куда путь держите?

— А оно тебе надо, лейтенант?

— Я сейчас при исполнении, Докучаев Пётр Ильич! Отвечайте по существу! И есть ли у вас разрешение на ношение огнестрельного оружия?

— Вот... — бригадир кинул участковому документы охотника и карту с отмеченным маршрутом.

Участковый взглянул на всё поочерёдно, изучая тщательно — карту в том числе, разглядывая пометки, сделанные Докой от руки, где значилась дата, пройденный километраж и приблизительное количество истраченного топлива.

— Чем заправляетесь, если не секрет?

В бак заглянуть у участкового не получилось, но запах он уловил. Вот и здесь его учуял от Акима с Багром.

— Топливом, — заявил Аким.

— Вопрос на засыпку: каким именно? Что служит вам горючим?

— А всё, что горит, — гоготнул Багор.

— И всё же, — пытал нас участковый.

— Спиртом, — заявил Дока.

— Авиационным или техническим?

— Самодельным.

— Так и знал: самогон гоните!

— Ну да, сами гоним, сами заправляемся вместе с "бэтэром", — вставил я свой пятак.

А Дока — полтинник:

— Тебе помощь нужна, лейтенант?

— Смотря, какая.

— А какая нужна, такую и окажем, — неожиданно для нас расщедрился Дока.

И понятно почему: сам пытался выяснить причину настойчивого опроса с пристрастием от участкового.

— Ловите кого со священником? Бандитов или ещё кого-то?

— Да вот, говорят: нечисть завелась, — кивнул летёха на Папаню.

Сразу стало ясно, что к чему: "папаня" потерял прихожан, а участковый, грешным делом, пытался заработать очередную звёздочку на погоны. Или просто немного того — совсем больной на голову.

Но девчонка...

Нет, что-то тут и впрямь не то — либо со слухами, либо с ней и старухой. Или кто-то постарался распустить их, стремясь заграбастать даром большой участок земли на периферии, где мы собрались возводить терем-теремок, иначе бы не двинули в такую даль из-за одной постройки. Хотя не скрою: куш велик, если мне должно было обломиться несколько тысяч "бабосов", а моя доля составляла от прибыли максимум 10% (здесь учитывались все расходы Докой), то строить придётся не один сезон. И не одни хоромы.

Сталкивались уже с подобным случаем — Дока проговорился, каким образом иной раз наши работодатели очищают облюбованные земли от мирного населения.

О том, что я подумал, и заявил участковому не таясь бригадир.

Старуха сидела в сторонке и слушала внимательно всё, о чём мы разговаривали, иначе бы не заявила, как давеча её внучка мне:

— Не надобно вам туда, сынки! Непотребно...

— Спасибо за гостеприимство, мать, но нам пора, — Дока встал из-за стола, приглашая нас и "Коня" — Конникова Николая (я снова не удержался от ярлыка). А рожа у него и впрямь лошадиная — вытянутая с торчащими скулами, и рыжей копной волос, топорщащихся щёткой.

— Не поминай нас лихом, мать, — бросил напоследок Папаня старухе с девчушкой.

Она подбежала ко мне и сунула "узелок".

— То тебе, Валенок.

Ух, ты... прыткая какая, а!

— Не ехай! Не ехай, Валька... — едва сдержалась она, чтоб не прослезиться.

— Заприметите два чёрных утёса — сворачивайте прочь, а вертайте взад... — предупредила старуха.

Туда её и послали про себя мои спутники за исключением Папани.

— Так мы поедем, а не поплывём, бабуля, — улыбнулся я наиграно, хотя у самого на душе кошки скребли.

И туман этот взялся по дороге ниоткуда, насилу нашли брошенный "скот" Коня, едва не забодав "бэтээром".

Дока с Акимом покопались в нём.

— Аккумулятор сел.

Пришлось подзарядить, и взять на буксир, таща за собой Коня с Папаней. Я следил за тем, как вёл себя их копытный транспорт — туман не рассеивался, продолжая сгущаться, и вскоре видимость достигала не более пары метров, из-за чего передвигались мы медленно и чуть ли не на ощупь, что называется по приборам.

Позади нас в окошке то и дело мелькал УАЗ, прыгавший точно козёл из стороны в сторону. Зрелище, если следить — закачаешься. Вот я и не стал отказываться от "допинга", предложенного мне Акимом. Они с Багром заправились основательно, и Доке, ведущему "бэтээр", ещё приходилось покрикивать на них, ну и на меня, чтоб я не спал, а следил за "балластом".

Я кивал в такт голосу бригадира, поклёвывая уже прилично носом, засыпал прямо на ходу. Не помню, как задремал, и когда, но очнулся я от удара по крыше.

Что-то соскользнуло с грохотом оттуда, и я обнаружил обрубок троса вместо "козла".

— Стоп, машина! — выдал я на одном дыхании. — Балласт исчез!

Но мы по-прежнему катили, на возникший свет, пробивавшийся сквозь мглу. И именно мглу, а не туман, каким прежде нам казалась дымка. Спонтанно возникло чувство животного страха, и честно признаюсь: такого — я не испытывал никогда.

Нечто, что продолжало светить нам, приближалось с каждым мигом.

Дока дёрнулся нервно, иначе бы мы не увеличили скорость движения, сорвавшись с места, как угорелые и... ДТП при всём желании не удалось избежать.

Я толком не разглядел, на что мы совершили наезд, всё-таки весил наш "бэтээр" прилично, и необычный осветительный прибор, который с большой натяжкой не обозвать фонарным столбом или светофором, не стал нам преградой. Мы минули его, и нам сразу стало много легче — голову отпустило, и ничто уже больше не довило на мозги, — кровь отхлынула от лица.

— Что это было? — проорал Аким, переведя впустую литр "топлива" на пару с Багром.

Этот вопрос засел у каждого из нас в подсознании.

— Дерево... — закричал Багор.

Дока свернул... в сторону, а за тем иное дерево, возникшее у нас на пути — остановился, сверяясь поспешно с картой на местности. Лес на ней отсутствовал, и вырасти, сам собой не мог, как и военные — ошибиться. Ведь всякий раз перед поездкой в глушь бригадир ни раз сверялся, сопоставляя данные, забитые с навигатора.

Откуда только брал, космонавт, блин?

— Приехали! — выдал он недвусмысленно.

— Неужели? — осознал я: мы окончательно заблудились. Что было неожиданно и непривычно для Доки больше, чем для кого-либо из нас.

Однако возвращаться тем же маршрутом (даже приблизительно) не возникало ни малейшего желания, и мы двинули вперёд, объезжая деревья в поисках лесной тропинки.

— А что там говорила та плесень старая? — подал голос Аким.

— И кому? — прибавил Багор.

— Шаляй...

— Валяй!

— Если заметим два чёрных утёса — надо валить, — перефразировал я, воспроизведя реплику старухи, брошенную нам. — А тут туман! И балласт потеряли!

— Да и ладно — одной проблемой меньше, — выдохнул Дока так, словно у него свалилась гора с плеч.

И снова возник свет, но без тех жутких ощущений, хотя не скрою: чувство было не из приятных — остался осадок, отложившись на подсознательном уровне. Ведь у страха глаза велики. А тут... два, и фарами, а не одним, как тогда при столкновении с чем-то странным и непонятным, словно налетели на неопознанный объект.

— Козлы!

Мы столкнулись с балластом. УАЗ пострадал куда серьёзнее, чем "бэтээр". У "попутчиков" сорвало брезентовую крышу, превратившуюся в лохмотья на торчащих трубках.

— Целы? — Дока окликнул их.

— А... — откликнулся Конь, не выпуская руль из рук — и держал отдельно от машины.

Его "козёл" скопытился.

— Ага, — подтвердил Папаня.

— Видели чего или кого?

Оказалось, что не больше нашего, и также испытали шок. А это уже по-нашему.

Мне пришлось потесниться, поскольку Папаня уселся рядом, а Конь остался с "козлом". Его и потащили снова за собой на восстановленном тросе, из-за чего нас порой в зад "бэтээра" бодал этот козёл, а не машина!

Ну и забрались мы в дебри, а такие, что недолго колесили, и остановились на первой же поляне. Я кинулся собирать дрова для костра с Папаней, а Аким с Докой занялись транспортом Коня, тогда как участковый нёс караул, Багор же обустраивал временный лагерь, устанавливая четырёхместную палатку, грозившуюся превратиться в шестиместную, или кто-то окажется на улице. И кто именно догадался сразу. Кому-то требовалось поддерживать огонь у костра и нести охрану. Хотя могли сложить приличную пирамиду из брёвен, и хватило бы, а до чего — вопрос на засыпку. Ведь выехали утром, а тут вроде как ночь или сумерки. Одним словом — мгла.

Она вообще рассеется или как?

Дежурить со мной подрядился Папаня. Я впервые увидел, как священник проводит защитный ритуал при помощи топора, выводя вокруг нас круг на земле, кропил святой водой, произнося нараспев речитативом молитвы. Не РЭП, и мы не в чёрном квартале, да мне с моей лопаткой в руках куда спокойней и сподручней. А то кто знает, что за хищная живность водится в здешнем лесу? Вдруг волки или медведи, да и рысь — тот ещё хищник. Или иной зверь, заражённый бешенством.

Я пододвинулся поближе к огню, понимая: зверьё будет обходить его стороной, а соответственно нас — дальней тропкой.

— Страшно, отрок?

Тоже мне, нашёл время для разговора, священник. Типа пошутил?

— Не то что бы очень, Папаня... — слетело у меня с языка. — А что?

— Место тут нехорошее.

— Уже заметил. И не только это.

— А что ещё?

— Сам не знаю, поэтому ничего путного не скажу, — подбросил я в разгорающийся огонь пару палений: с ними нас выручил Багор — по возведении палатки, приметив сухое дерево, порубил его, а я лопаткой сучья — и работа у нас, гастарбайтеров, такая же.

— Крещёный? — не унимался Папаня.

Поди, заметил нательный крест, иначе б не спросил. Хотя, кто его знает, что у него на уме? Одно очевидно: соскучился по пастве.

— Не в курсе, но крест с детства ношу, а не в качестве побрякушки.

— Стало быть, крещёный.

— Чего ты докопался до меня, Папаня, а не до Коня или...

— Кого-кого?

— Конникова — мента, — пояснил я, кого так обозвал. А за что — не стал — и так понятно. — Или Доки с Акимом и Багром?

— Да и не думал вовсе.

— Вот и думай о чём-нибудь ином — земном, Папаня, — посоветовал я, держа одно рукой лопатку, а в иной — очередное полено.

— А о чём ещё можно, коль и думать нужно о вечном.

Я понял: пора меняться, иначе Папаня достанет меня своими проповедями.

— Аким.

— Чего тебе, Шаляй?

— Валяй, — скопировал я Багра.

Мой намёк на сдачу караула не прокатил.

— Сам — отсюда!

В палатку меня не пустили, мужики утайкой шептали с участковым. Смахивало на заговор, и не скажу: против меня и Папани, а вообще — нас с ним не брали в расчёт. Неужели решили бросить нас здесь, а моё место себе забронировал Конь?

Ну, если, правда! — глянул я на колёса, и крепче сжал лопатку в руке.

— Затеял чего, отрок? — Папаня словно прочитал мои мысли.

— Не я, а они... — махнул я с досады рукой на палатку, где шушукались заговорщики.

То, чего я так опасался, в итоге и услышал вскоре на пару с Папаней.

— Да я непривередливый, могу и на крыше разместиться в одном из запасных колёс.

Конь не желал бросать казённое имущество. На это я и сделал основной упор.

— Козёл — его скотина! Он за неё в ответе, а я стеречь не нанимался! Бросите меня здесь — я брошу всё и уйду! И Папаня меня не переубедит — никто! И точка!

То ли мой вид подействовал на заговорщиков, то ли Дока изначально не собирался уступать Коню во всём, принял во внимание и моё заявление. Ведь я знал: требуюсь ему больше, чем мент, но...

— Папаня — говоришь, — хмыкнул бригадир.

А Багор гоготнул.

Конь понял: его могут бросить тут с Папаней, как балласт.

— Я, так и быть, уступлю место священнику в салоне, а сам двину с Шаляй-Валяем на крышу.

— Для тебя, Конь, я — Шалаев Валентин!

— Валенок ты... — заявил Аким.

Едва костёр догорел, мы погрузились (на этот раз все) на "бэтээр", и двинули дальше. Тем, кто катил в салоне, я искренне завидовал, поскольку по нам с Конём нещадно хлестали ветки с деревьев, заставляя вжимать нас головы в плечи, и укрывать сверху руками, а самим вжиматься телами в колёса. Долго, а самое главное, много, так не насидишь. Чай не курицы в гнезде, ничего существенного не снесём — только головы нам Дока из-за лихого вождения, либо осмелевшее, завывающее зверьё, клича беду.

Я заткнул уши, но вой был настолько пронзительный, что заглушить его столь примитивным образом у меня не получилось.

— Это кто? — подначил меня своим вопросом Конь.

А ещё сельский участковый.

— Дашь ПМ* — скажу.

— А может и за "укорот"* подержаться?

*ПМ — пистолет Макарова (1951 год выпуска) калибра 9-мм, длина 161-мм (ствола 93-мм), вес без патронов 730 грамм, обойма 8 патронов. Дальность стрельбы 50 метров. Скорострельность 30 выстрелов в минуту. Начальная скорость пули 315 м/сек.

* "укорот" или АКС-74У — автомат Калашникова с откидным прикладом и коротким стволом, называемый "плевательница", калибра 5,45-мм, длина 735-мм (со сложенным прикладом 490-мм), длина ствола 210-мм, вес 2,71-кг (без патронов), ёмкость магазина (обоймы) 30 патронов.

Ну не идиот ли? Не понимает: если что — в одиночку не отобьётся. Да и я, как помощник с лопаткой в руках, ещё тот. А вот с оружием, уж как-нибудь на что-нибудь сгожусь — служил, и пускай в стройбате, но зато точно знаю, с какой стороны необходимо держать оружие, и как обращаться с ним — азы проходили. Даже стрельбы. После них ротный мне как-то заявил: не попади я к ним, попал бы... в снайперы. А там командировка в горячую точку и — оно мне надо? И так вся жизнь такая! Достаточно вспомнить "кирпич" — и не один, когда я приложил ими сержанта, скинув на голову с третьего этажа, строившегося особняка штабного генерала. И ни одного промаха. Да и лопату научился метать лихо во время перекура, не страдая столь пагубной привычкой, как летёха, выкурив, наверное, уже пачку, продолжал дымить, сидя спереди, а я за ним, сзади. Вот меня и трясло больше, чем его. И если бы не Дока, заставивший меня уступить гостю лучшее место, плевать хотел на него — и плевал бы, а так просто плевался про себя.

Не везёт, так по жизни! И что ты будешь делать...

* * *

— Хозяин... — материализовалось пятно тьмы, вспыхнувшее красными огоньками злобных очей бесплотного исчадия. — О великий!

Стряхнув окаменелость, хладнокровный очнулся, дозволяя слуге продолжать — прислушивался.

Бесплотный принёс известие о лазутчиках.

— В наши земли вторглись чужаки, хозяин!

— Люд?

— Страхолюды!

— Ты видел их?

— Нет, страж... — шипел бесплотный. — Он столкнулся с ними! Чего велишь, О великий?

— Найдите их и...

— Нам уничтожить — навести порчу и обратить?

— Пока просто угробить! — Хладнокровный пожелал взглянуть на них.

— Будет исполнено, О великий! Всенепременно... — исчез бесплотный, покинув логово.

Глава 2

"Спирт водкой не разбавляют — спирт водкой запивают!"

Человек — это такая скотина, что ко всему быстро привыкает, даже там, где, казалось бы, изначально невозможно жить. Вот и я, измученный дорогой по дебрям, давно перестал замечать толчки при каждом ухабе — "бэтээру" постоянно под колёса попадали торчащие наружу корневища деревьев. Да и ветки с листвой больше не хлестали, во всяком случае, так, как изначально. Главное что укрыл лицо — и хоть бы хны.

Смирился со своей участью не только я, но и Конь — притих, и больше не смалил, то ли сигареты закончились, то ли и его замучила скачка на "бэтээре". И на "бэтээре" — не на его "козле". Та скотина много раньше бы скопытилась, а долго и не продержалась.

Один раз нас тряхнуло и подбросило так, что я едва не вылетел из "гнезда", обозвав про себя посадочное место в колесе — вылупился на соседа. Конь снова закурил, как показалось мне, да тот красный свет исходил не от дымящей сигареты — двоился. Хм, и почему вдруг? Я ж вроде не пил... чтоб уж так очень — нет, конечно, закинул дежурную порцию "допинга" для удобства езды верхом на "бэтээрэ", но она не могла срубить меня, поскольку я, одно время, запросто мог отнести к себе придуманную мной же пословицу-прибаутку: "Спирт водкой не разбавляют — спирт водкой запивают!"

— Эй, Конь, — привлёк я внимание соседа.

Вместо него, на меня уставились два огонька. Больше я не сомневался, что или кто привиделся мне, а точно призрак — голову даю на отсечение. Но кому я постарался отсечь её — тому, кто с тем же успехом, стремился менту.

Рубанув наотмашь лопаткой, я зацепил нечто промеж злобных огоньков, а также вскользь Коня. И что тут началось — на словах не передать. Конь сподобился на выстрел, заржав, как одноимённое животное.

— Газу! Газу... — закричал я, стуча ногами по крыше Доке. — Газу до отказу!

— У-у-у... — взвыла тварь.

Уж не та ли, которую я задел промеж глаз, а мент решил: намеревался поквитаться с ним — наставил на меня ПММ*.

* ПММ — пистолет Макарова модернизированный. Основные отличия от ПМ в ёмкости обоймы (+4), рассчитанной на 12 патронов, и начальная скорость полёта пули до 420 м/сек.

— Совсем озверел!

— Сам, Шаляй-Валяй!

— Да ты спал, бродяга, когда на нас накинулась тварь!

"Бэтээр" резко остановился, и участковый завалился на меня. Меж нами произошла скоротечная возня, даром я, что ли из армии год-полтора — в одно мгновение обезоружил Коня. Хотя тот ещё грозился — бил "копытами".

— Т-с-с... — прикрикнул я на него.

— Кто стрелял? Что стряслось? — удивил меня своим вопросом Дока, ведь у меня из оружия лопатка и...

Ах да, я ж сжимал табельное оружие Коня — ПММ, а он целился в меня из "укорота".

Ответить никто не успел, ну и я за тот удар, вскользь пришедшийся по Коню. И я не бредил, а видел наяву нечто такое, чему у меня не было точного определения.

— Что конкретно? — не унимался Дока.

— А я знаю, когда видел впервые в жизни нечто, от чего волосы встали дыбом!

— Да гонит он, салага, — требовал Конь от меня вернуть ему ПММ и самому сунуть руки в наручники.

— Ага, а больше ничего не хочешь? — возмутился я донельзя. — Взяли вас, балласт, на свою голову!

— Шаляй... — настоял Дока. — Валяй...

А вот хрен вам: не сдамся — не на того напали!

И снова близкое завывание той самой твари. Не скажу, что она выручила, но отвлекла Коня с Докой от меня. Бригадир схватился за полуавтоматический карабин с приставным магазином, где каждый чётный патрон был дробовой, а последний зажигательный — предпочитал магазин на восемь патронов калибра 20-мм. Благо, что карабин — Сайга-20К*. Сам из такого "орудия" не отказался бы пострелять. Это не плевательница у Коня, и стрелок из него, как я подозревал, тот ещё — одиночными отродясь стрельбу не вёл.

* Сайга-20К — тип карабина: газоотводный полуавтомат калибра 20х76-мм, длина 910-мм/670-мм (со сложенным прикладом), длина ствола 430-мм, вес 3,2-кг (без магазина), обойма на 2, 5 и 8 патронов.

Что я и посоветовал сделать ему, да Конь слушать меня не стал, настороженно прислушиваясь к тому, к чему Дока, я и прочие "пассажиры" в "бэтээре".

Тварь кружила вокруг нас да около, опасаясь приближаться, и мне казалось: то сугубо моя заслуга, когда огрел её лопаткой промеж глаз. А на деле, кто знает, может, готовилась к броску, выбирая среди нас себе жертву. И я, наивный, понадеялся: меня она не тронет, поскольку делом доказал — достойный противник.

На меня и кинулась. ПММ вздрогнул в руках, выплюнув заряд. Патронов я не жалел — не мои, а Коня — ему потом и отчитываться перед начальством. Злорадствовал. Рано и зря.

Рядом грохнул очередью "укорот". Вот где урод! Конь поливал напропалую. По крыше, с характерным металлическим звоном, забарабанили стреляные гильзы.

И новый выстрел из "Сайги", перекрывший наши с Конём. Тварь совсем немного недопрыгнула до нас, рухнула наземь.

Я сказал: рухнула? Или подумал? Когда она не рухнула, а распалась ещё в воздухе, превратившись в облако пепла, и растворилась без остатка.

Как такое могло произойти, никто не понял.

Я уставился на Коня, а тот, продолжая "ржать" с перепуга, просился у Доки внутрь "бэтээра", настаивая выбросить из салона всё ненужное барахло.

Лично я бы избавился от него, но Дока живо уяснил, что к чему, — и: теперь у нас каждый человек на счету, не говоря уже про оружие и патроны, — предложил Коню расстаться с "укоротом", а взамен обещал найти для него место внутри "бэтээра".

Меня, в списки счастливчиков, он естественно заносить не стал.

— Вы это видели, мужики!? — не унимался Конь.

Больше всего его интересовало мнение Папани, нежели Акима или Багра.

Тот крестился, читая молитвы про себя.

М-да, что тут скажешь, когда нечего, и от твари ничего не осталось. Никто кроме меня не сумел разглядеть её, да и я тогда, как нынче Дока с Конём, лишь красные огоньки глаз.

— Свят-свят-свят... — донёсся до меня голос Папани из-за открытой двери "бэтээра" — Конь завалился внутрь к нему.

— Пистолет гони, — Дока протянул ко мне свою загребущую руку.

— И не подумаю, — не собирался я расставаться с ним.

Бригадир предложил махнуться не глядя, сунув мне "укорот" с запасным магазином, собственноручно переведя на ведение огня одиночными. Вот это уже настоящий разговор — мужской — всё-таки мне и дальше предстояло сидеть в "гнезде" на крыше и отстреливаться от тех, кто точно так же, как эта чёртова тварь-призрак, попытается напасть на нас. А ведь попытается и не одна — к гадалке не ходить!

Сейчас бы я не отказался и от каски, даже строительной. Терять голову, ой, как не хотелось. И тогда то "мудло" свалилось к нам с дерева, а не прыгнуло с земли, и новую попытку при нашей остановке совершило с ветвей. На их движение с шелестом листвы и отреагировали.

Если так дальше дело пойдёт — со здешним зверьём в дебрях, — нам в дальнейшем придётся браться за гвоздезабивные пневматы и стрелять гвоздями.

— Поехали... — зашумели те, кто находился внутри "бэтээра" в отличие от меня, когда я предпочёл бы остаться на месте. В статичном положении у меня было больше шансов на выживание — приметить своевременно любого хищника или...

Растворившийся призрак не шёл у меня из головы. Права была девчушка со старухой: нам не следовало ехать сюда. А куда — никто не мог толком сказать — лес вырос в одно мгновение посреди голого поля.

Мы тронулись, и не только с места на "бэтээра", Конь продолжал "ржать", пока Дока не прикрикнул на него, поскольку мне хватало рёва мотора, перекрывавшего посторонние шумы. И шорохи вблизи нас, я не слышал, лишь протяжные и далёкие завывания, если так можно обозвать звуки, издаваемые неведомыми тварями. И зверьём их не обзовёшь, а много хуже — не поворачивался язык, прилипнув к нёбу. Во рту пересохло, мне бы сейчас "допинга" — уж точно б не отказался приложиться, как следует, чтоб наверняка заглушить клокотавший внутри страх.

Меня больше не укачивало во время движения, и глаза не смыкались — я таращил их на всё, где мне мерещилось то жуткое порождение.

Что же это такое... было? А твориться со мной? — думал я по дороге в неизвестность. О том, когда и как закончится наш путь, не заморачивался. Не до того было. Испытывал шок — и до сих пор не прошёл.

Я вспомнил хороший совет, как вернуть самообладание — укусил себя до боли и прокусил зубами руку до крови. Вроде подействовало — стало немного легче от кровопускания. Правда недолго длилась моя эйфория, за нами снова увязалась тварь, и, похоже, что не одна — стая или кодла.

Стрелять я не стал, хотя меня и подмывало, еле сдержался. И новая остановка. Ой, не к месту Дока затеял привал с выходом до ветра, тут бы лучше делать прямо под себя в штаны, и никто никого не станет журить и нос морщить, по примеру диалога меж двумя пассажирами из одного фильма: "Я хочу выйти!.. А я уже нет!"

Доку ждал крик возмущения в моём исполнении, когда я отвлёкся на него, оглянувшись назад, и узрел в свете фар бревенчатое строение. Туда и направился бегом бригадир на пару с Акимом, вооружённым топором. Ахнул им по двери и Дока вломился внутрь.

— Чисто, — в очередной раз проскользнули у него военные замашки. Он предлагал нам переждать сумерки тут. Что я и сделал с радостью, спрыгнул вниз, и мы всей гурьбой забрались в бревенчатый сруб. Иначе маленькое, но массивное строение и не охарактеризовать. Прямо дот из древности: вместо окон — узкие прорези-бойницы, в кои не просунуть руку, если только раскрытую ладонь. Да и то таких лишь две на боковых стенках от входа, а у задней — нет. Там мы и расположились, не озаботившись прибрать к рукам запасы пропитания по мере проживания тут, оставшиеся в "бэтээре".

Дверь сруба запиралась на массивный запор — им послужило накладное бревно, громоздившееся на два иных торчащих из пола, покрытого, как и крыша, брёвнами.

Я представил себе на миг: от кого здешний лесник или егерь тут хоронится (либо такие залётные "туристы", как мы), и соответственно вообразил себе здешнюю фауну, нагрянувшую вскоре вслед за нами к сторожке неведомого обитателя.

Кто-то глотнул чего-то, и кто, а чего — то ведомо, сам мечтал о "допинге". Снаружи уже некто исследовал нашу технику, хозяйничая без зазрения совести. По "бэтээру" со скрежетом шаркнули когтистые конечности, и чуть погодя с тем же успехом по массивной бревенчатой двери сруба.

Никто ничего не говорил, мы молча прислушивались ко всему, что творилось снаружи, сами старались не издавать посторонние шумы, и лишний раз привлекать внимание хозяйничавших тварей. А то, что их там несколько, никто не сомневался, поскольку одна прыгала по "бэтээру", а иная по сторожке "лесника".

Я держал в руках "укорот", зализывая рану языком, только теперь сообразил, какую глупость сотворил. Твари снаружи, или кто там они, учуяли запах крови — моей, подались к сторожке, завыли и заскреблись, ломясь в дверь. Брёвна выдержали, не поддались на все их усилия, хотя и приложили немалые, выбивая из древесной основы щепу, сунулись к щелям — загремев когтями, стремились расширить.

Свет от фонарика, прикрученного Докой к карабину, выхватил одну из прорезей.

— Стреляй! — заржал Конь. — Чего ждёшь?

Дока не торопился. Вот если бы тварь или хищник воткнул в щель морду с клыками — другое дело. А бить его по конечностям, только патроны переводить. Сам поступил аналогичным образом бригадиру. Вот Конь и выстрелил из ПММ, ни разу не попав в освещённую Докой прорезь, расположенную у потолка поверх голов.

Тот, кто тут соорудил сруб, учёл всё без исключения, за что ему от меня отдельная благодарность, поскольку мне, в бытность службы в стройбате, иной раз приходилось возводить фортификационные сооружения на манер дотов, когда в армии вспоминали о предназначении строительных войсковых соединений, а не только для строительства дачных объектов вышестоящего начальства или жилых комплексов для всё того же командного состава. И строили мы бесплатно, а продавало государство те квартиры по самым высоким расценкам в ипотеку, как элитное жильё. Одно слово — грабёж... среди бела дня.

Опять я отвлёкся, почувствовав, что тварям нас не достать — и сильно просчитался. Да не я один. Когтистую конечность сменила иная — гибкая и вытянутая, точно змея. Поначалу нам показалось: она внутрь и лезет, но оказалась скорее щупальцем или чем-то очень схожим с ним. А когда разомкнулась, напоминая пасть, выстрелил Дока и я поддержал его плотным огнём. Конь просто сыпал "осечками", забыв сменить опустошённую обойму на запасную. И то хорошо, иначе б расстрелял её, и не только, а и нас.

Щупальца, перебитая дробью, изогнулась, и по ней мачете ударил Багор. Аким уже всадил топор в стену. К нашим ногам упал обрубок, а его основная часть исчезла из прорези. Тварь завопила так, что у нас заложило уши.

Я выронил "укорот". Мне показалось: против нас применили шумовое оружие, так любимое и используемое "америкосами" при разгоне и подавлении мирных демонстраций. А у них всё мирное, чего ни коснись, прямо как атом (мирный), даже их военные компании мирные против стран азиатского региона, где есть, чем поживиться — особенно нефтью.

Голова раскалывалась так, как я себе и представить не мог, мозг, словно взорвало, как яйцо в микроволновке, и он растёкся по внутренним стенкам черепной коробки.

И снова выстрел, перекрывший безудержный вопль подранка. Это Дока справившись кое-как с акустическим воздействием на собственный организм, подобрался к прорези и, сунув туда ствол карабина, расстрелял не глядя всю обойму без остатка наудачу, задел дробью ревущую тварь, заткнув её раз и навсегда. Уж очень нам всем, и особенно мне, искренне хотелось верить в это. Зато иные твари продолжали рычать, кидаясь на бревенчатое строение, а когда поняли: им не достать нас, решили отомстить, шаркая когтями по "бэтээру".

— Колёса б не попороли, — приложился с горя Аким к "допингу", пока Багор был увлечён разборками с живым обрубком — кромсал его мачете, нарезая мелко-мелко.

— Живучая тварь!

С ним нельзя не согласиться, мутант какой-то, а не хищник. Тварь и есть, как не обзови её иным образом.

— Шаляй... — отнял Дока пустую обойму от карабина и, сменив на новую, кивнул мне в сторону иной прорези. — Валяй!

— Ага, — заверил я: мол, контролирую её. Подобрал автомат.

Вскоре стало тихо, затихли как твари, снующие снаружи сруба, так и мы, за исключением Папани — он крестился безостановочно, вознося молитвы про себя.

То ли кто-то внял им (а всем нам без исключения), то ли твари отступились от нас, учуяв иную более доступную добычу, чем мы, оставили нас в покое. Так, во всяком случае, хотелось верить всем нам без исключения. И мы окончательно уверовали в победу над ними, когда через прорези внутрь сруба проникли лучи света.

— Солнце! — воскликнул Конь.

Ну всё, сейчас опять начнёт гарцевать.

— Шаляй...

— Валяй...

— Не-а... — отказался я подставляться.

Но мне предложили не прогулку наружу за дверь, как решил я, а всего-то глянуть одним глазком туда, куда ломились впотьмах твари.

— Я подсажу, угу, Шаляй, — уверил Аким.

— Ну, чего ты ломаешься, как девка, Валяй? Чай не она, и чтоб кататься на шее, не придётся раздвигать шире ноги, — гоготнул Багор.

— Ага, а глаз-то мой, — напомнил ему, намекнув на то самое.

Его и обещал натянуть мне на то самое место Дока, а заодно прикрыть.

Что я мог сказать им на это — лишь мысленно всех и вся покрыть, и зона покрытия у меня была куда больше, чем у стационарной вышки мобильной связи.

Прежде в щель я сунул "укорот" и, убедившись, что с ним ничего страшного не произошло, глянул одним глазом на то, что творилось снаружи — открыл молча, в изумлении рот.

— Чего там? — заметили мою реакцию внизу.

Так сразу им и не объяснишь, это надо видеть, да и то, когда увидишь, не сразу всё уяснишь.

— Выходить можно или как? — допытывал меня Дока вперёд Коня.

— А...га... — кое-как отреагировал я.

Спешить наружу из сруба Дока не помышлял, и сам глянул следом в щель.

— Твою же ма...ковку, — взвыл бригадир при виде того, во что твари превратили "бэтээр".

Когда мы вышли наружу, сняв с двери бревно-запор, рты раскрыли все, кто не видел, чего прежде мы с Докой.

— Ах...ренеть... — присел на корточки Аким.

А Багор и вовсе принялся делать рукой и ртом хватательные действия, требуя безмолвно "допинга", Папаня — по заведённой традиции креститься и нашёптывать молитвы, а Конь ржать и гарцевать, хлопая себя руками по бёдрам, приседал.

Твари, разодрав борт "бэтээра" с одной из боковых дверей, похозяйничали внутри.

— Глянь, бригадир, — обнаружил Аким недостачу. — Консервы погрызли... твари! Крупу раскидали по салону!.. И палатку... ты глянь: палатку изодрали в лоскуты! Чтоб их... А им...

— Пусти, — оттолкнул его Дока, забравшись на своё место — место водилы, проверяя работу "бэтээра". "Бэтээр" завёлся с пол-оборота, впрочем, и бригадир — твари попороли нам колёса, не все, но с запасными осталось всего четыре вместо необходимых шести из девяти.

— Мля, далеко так не уедем, — озабоченно выдохнул Багор, добравшись до "допинга" прямо в канистре.

— А я говорил: надо было оставить охрану подле УАЗ... — вставился Конь.

— Вот скотина бешеная, — не сдержался я. — Тебя пристрелить мало!

— Братья! — загнул Папаня. — Не ссорьтесь! Не дело затеяли! Нашли время враждовать!

— Да никто и не собирался, верно, Шаляй? — Дока сурово взглянул на меня.

— А чего он сам начал... — Конь до чёртиков надоел мне. — И вечно первым начинает!

Уладив на раз конфликт, Дока раздал указания всем без исключения — мы решили несколько дольше задержаться у заброшенного сруба, надеясь отсидеться здесь, если вдруг вновь пожалуют твари, и дать основательный ремонт "бэтээру". Благо у Доки имелось всё необходимое. Выбрав из пяти пробитых колёс два наименее изорванных, бригадир с Акимом занялись их латанием. Я же, как Золушка, собирал крупу по всему "бэтээру", а Багор занялся добычей дровишек для костерка. Ну и Папаня опять начал чертить круг вокруг сруба под присмотром Коня, наконец-то сменившего пустую обойму в ПММ на полную.

Дозорный из него тот ещё, вот и проморгал тех, кто подкрался к нам незаметно — для него, не для меня.

Уловив краем глаза движение, я замер, припав к "укороту" — не успел предупредить Доку с Акимом, копошащихся с другой стороны "бэтээра".

Зато Багор крикнул из леса:

— Дикари!

Там его и завалили они, окружив нас, кто с копьями, а кто с луками. Ватага лесных бродяг и не думала нас пугать, их воинствующие намерения были вполне серьёзными.

Прикинув навскидку количество патронов в обойме, я намерено снизил их количество, дабы не ошибиться, иначе, ошибка будет стоить не только жизни моим спутникам, но и мне.

Дикари заговорили на наречии, отдалённо подобном на наш язык.

Кто ж вы такие, пацаны? Вроде местной крыши? Или действительно лесные разбойники? Вас только нам после тварей для полного счастья и не хватало. А достали так, что всех бы перестрелял. Но Конь опередил меня, и то, что он вытворил — надо было видеть: поднял вверх руку, и не две, а одну с ПММ, поскольку сдаваться не намеревался.

— Никому не двигаться! — закричал он. — Всем оставаться на своих местах! Проводиться спецоперация! Вы окружены! Сложите оружие иначе...

Выходите по одному с высоко поднятыми руками, — докончил я про себя, ожидая: сейчас Коня нашпигуют стрелами и копьями, как швея иголками подушку.

Выстрелил, дебил... в воздух. Хотя возможно, я и погорячился в отношении него. Иной раз нестандартный ход способен выправить самую, казалось бы, безвыходную ситуацию.

С дерева рухнул дикарь, подстреленный Конём.

— ...будете уничтожены! — докончил с придыханием "снайпер".

Выстрел, произведённый участковым, прогремел для дикарей, словно гром среди ясного неба, они приняли его за великого и ужасного мага, ниспославшего проклятие на голову соратника по оружию.

А тут и я расстарался, завалив из "укорота" ещё одного дикаря с луком, ну и Дока подхватил карабин.

Дикари попадали — кто сам, кому помогли мы. В живых остался один, иные — кто прятался по кустам — бежали.

Не торопясь допрашивать захваченного разбойника, мы в первую очередь озаботились поисками Багра — наткнулись на него сразу. Он лежал с пробитой головой ни живой, ни мёртвый. Аптечка и "допинг" вернули его к жизни — нашатырный спирт, а затем другой, который сами же и гнали.

— А где эти, как их... — отшибло ему напрочь память при ударе по затылку дубиной.

— Они, — Конь указал ему на трупы, дескать, это он — герой, а мы при нём, так только лишняя обуза. — А вот этого, я лично снял с дерева, с первого выстрела!

Аким вперёд меня понял, как вернуть его в чувство — сунул "допинг".

— Хлебни-ка.

— Я не пью при исполнении служебных обязанностей! — заржал Конь. — И после работы не злоупотребляю!

— Пей, иначе морду разобью! Ну...

Подействовало. И "допинг" на Коня. Перестал ржать, захрипел. Ещё бы — я сам в курсе, какой у нас забористый "допинг".

Осмотрев тела побитых разбойников, я наткнулся на странную деталь — у всех был один и тот же знак, то ли символ их принадлежности к одной шайке, то ли напротив амулет-оберег. Это и задумали мы вызнать первым делом у пленника. Заключив его в наручники, принялись за дело.

— Говоришь по-нашему?

— Баю...

— Убаюкивает нас, — подскочил Конь, желая сам вести допрос согласно долгу службы и роду занятий.

— Баить — говорить, — подсказал Папаня: язык пленника похож на старославянский и близкий по смыслу с санскритом.

— Вот и объясни ему, разбойнику, ежели не станет баить, я враз его "убаюкаю" из "Сайги", — выпалил Дока, и пока на словах. А они никогда не расходились у него с делом.

Пленник не разочаровал, он и впрямь оказался разбойником, обозвав нас страхолюдами.

— А они, разбойники, стало быть, люди — так? — не выдержал Конь, размахивая ПММ.

— Убери "Макарыча" на место, — пригрозил Дока лишить участкового ещё и табельного оружия вслед за "укоротом", — от греха подальше!

Я сидел в разодранном запасном колесе на крыше "бэтээра" в дозоре, и иной раз поглядывал, вникая в допрос разбойника.

Допрос с дикарём затянулся, Папаня пожелал узнать много больше, чем Дока или бы сообразил Конь в силу рода собственной профессии и должности участкового. Как удалось выяснить Папане: разбойники являлись язычниками, и вообще, люд, населявший здешний край, поклонялся различным богам, и больше духам.

— Эко куда нас закинуло!

Но одно слово дикаря повергло в уныние всех без исключения.

— Прорва...

Попали, — не сомневался я. — Ну, точно — угодили туда, куда нам не следовало ехать. И те твари, а теперь ещё эти разбойники, не вселяли в нас уверенности.

— А государства у вас существуют?

— Чавой? — озадачил разбойник в свою очередь Папаню.

— Княжества? — исправился священник.

— Ась?

— Общины? Рода? Племена?

На последний вопрос — и не один — пленник поспешно закивал тем, чего не желал терять в ближайшем будущем, надеясь: оно ещё будет у него — малёк поживёт, а нет, так и помучиться не откажется.

Лучше бы Папаня спросил его про эту самую прорву, и что она представляет собой.

— Получается: начальное упорядоченное образование населения существует здесь, — заявил Папаня.

А где — по-прежнему неизвестно. И есть ли отсюда выход?

— Вертать взад надобно, — снова заржал Конь, заговорив едва ли не на санскрите.

Тут уж я с ним был обеими руками "за" — не надо нам этот мир, заселённый тварями и лихими разбойниками! Чужие мы здесь — страхолюды!

Кстати, узнать бы, кто они такие? Уж, не те самые ли твари, что допекали нас вперёд дикарей?

Мои догадки остались пока при мне, и моё мнение также мало кого интересовало — Дока сразу взялся верховодить, в том числе и неожиданными попутчиками.

— Дорога, или какая тропка, имеется к людям? — заинтересовался он у разбойника назвавшегося Шишигой.

— А то как же! И нам без неё никак, — закивал утвердительно дикарь. — Показать?

— Но учти, если что... — Дока сунул Шишиге под нос дуло "Сайги". Разбойник чихнул не в силах вынести резкий запах пороха. — Всё понял?

— Аки баишь, хозяин, — уподобился Шишига цепной собаке, которую сколько не бей, она всё одно никуда не денется. — Повелевай!

Хм, что-то быстро разбойник согласился. На что у него был расчёт? Что мы, страхолюды, и если выведет нас к людям, те сами пустят нас всем родом или общиной в расход? Но против огнестрельного оружия с копьями и луками много не навоюют, дикари! Да и сами мы против них — патронов у нас с Конём уменьшилось едва ли не на половину. Правда у Доки ещё имелся приличный запас к карабину (в его запасливости никто не сомневался), но он прежде сдохнет, чем уступит его кому-то из нас.

Конь предложил голосовать, сам ратовал за возвращение к "УАЗ", и дальше тем же маршрутом вернуться в заброшенный посёлок к старухе с девчушкой — ещё надеялся: всё поправимо.

Я взглянул на Папаню — смотреть на Доку мне без нужды, и без того очевидно, за что ратует бригадир. И Аким с Багром супротив него не попрут — слова лишнего не скажут. Уже трое будет против Коня, и меня, если я поддержу его. Так что решающее слово за Папаней. И священник начудил, как давеча Конь, затеяв стать пилигримом — донести слово божье сирым и убогим язычникам, дабы и они вступили в лоно истинной веры. И если что пойдёт не так, а и в этом я нисколько не сомневался, Дока, как инквизитор, заставит их прислушаться к нему. Поступил разумно и мудро — с одной стороны, а с иной — кто знает, чем всё это аукнется нам в будущем, ведь земля слухами полнится:

— Сначала отыщем людей с поселением, а там, поглядим, что да как, и основательно подготовившись, двинем обратным маршрутом!

Конь не сразу перестал бить "копытом", но никто так и не поддержал его за скорейшее возвращение. Я тоже ратовал за вариант бригадира, и не по тому, что не желал отбиваться от коллектива, всё-таки прежде, чем искать — восстанавливать — прежний маршрут следования сюда, стоит разобраться: куда попали. Может не стоит и пытаться — пути назад нет в помине. Ибо сдаётся мне: мы — попаданцы!

Во попадалово!

— А с Шишигой что? — напомнил я: без проводника нам тут никак, но и взять на борт лишнего пассажира при наличии нехватки колёс также проблема. — Не пешком же двинем?

Мой вопрос послужил не только мне ответом, но и всем. Дока умел никому и ничего не говоря, конкретно объяснять всё и всем мимикой лица с выдержанной паузой.

Затянулась.

— Кто-то поедет, а кто-то пойдёт, — сам же нарушил её.

Я сразу догадался: кто пойдёт, а кто с комфортом продолжит путешествие по миру дикарей.

Мы собрались в путь к жихарям, так здесь со слов Шишиги назывались жители. Это я понял и без объяснений со стороны Папани. Если, конечно, ни он и ни я, не ошиблись. А то потом сюрприз будет — неожиданный. А мне уже хватило их в полной мере — ещё и дня не пробыли, а уже столько разом приключений на наши головы. Не многовато ли? А мало точно не будет — с лихвой хватит, о чём потом в старости порассказать внукам, если доживу до той поры и обзаведусь семьёй. В чём лично я очень сильно засомневался с недавних пор.

Судьба и дальше не особо-то благоволила мне, но я не привык роптать, закалка — то, что необходимо любому нормальному мужику. И за себя я уж как-нибудь постою — с "укоротом" в руках, пока хватит патронов — вне всякого сомнения.

Жихары ещё не ведали, что к ним в гости вот-вот пожалуют страхолюды. А этой самой страхолюдой, мне казался сам Шишига. Одет разбойник был в косматую шкуру местного хищника, и такие же точно поножи — если я правильно обозвал его штаны. Ну и шапка, как у чабана. Или как там называется — папаха? Да мне без надобности.

По пути я грыз сухари, розданные в качестве сухого пайка Докой всем — даже Шишиге удружил. Разбойник схрумкал их за милую душу, и теперь косился на мою пайку и на меня исподлобья. Я шёл за ним с "укоротом" на груди, осознавая: если кто устроит засаду на нас, страхолюд, первая стрела — и не одна — моя. Народ, он же люд, здесь лихой, и разбойниками можно окрестить кого угодно — всё-таки дикий мир, никто не станет разбираться, что за прохожий возник у тебя на тропинке, тем паче посреди дебрей в глуши, проще убить и забрать себе хабар чужака. Поэтому я сунул себе лопатку рукоятью за пояс, прикрыв её плоской, металлической частью живот. Всё надёжней будет. Хотя как знать, если сразу не убьют, потом кишки захотят выпустить при допросе — мол, откуда мы такие взялись, страхолюды, и куда путь держим? И ведь идём к жихарам.

Ну нет у меня никого доверия им, раз у нас разбойник — проводник. Он, либо один из них, либо заодно с ними. Надеюсь, и очень: Дока это понимает, а все, кто с нами в одной "упряжке".

Шишига подтвердил мои опасения. Если б разбойник попытался сбежать или хотя бы предпринял попытку, то нам особо нечего опасаться у жихарей, но ничего подобного. А может мы просто застращали его своим оружием? Конь тогда при "снайперском" выстреле поразил не столько разбойника, убитого им, сколько его подельников, ну и нас, попутчиков, в том числе.

Попутно я вспомнил: не всех разбойников мы повалили — многие сбежали. И на их месте я бы постарался отомстить за погибших товарищей. У нас ведь хабар. А по Задорнову товарищи те, кто издревле кричал: "Товар ищи!"

Вот иду и ищу глазами тех, кто, возможно, украдкой следит за нами, но никого не вижу, на слух тоже ничего путного уловить не могу, как ни пытаюсь, рокот движка "бэтээра" с выхлопными газами перекрывает все иные. Иной раз не сразу слышу, что мне талдычит Шишига.

— Шнеля, бандит! Как говориться по-русски: уёбэн зе бите на хауз!

Шишига таращится на меня во все глаза. Перевожу:

— Веди нас к жихарам, да поживее! Ну, шибче! Шибче...

Топтаться медленно, едва ли не на одном месте, мне не с руки, скорость — наш главный козырь. Волка ноги кормят — разбойников тоже.

Мы всё дальше от разбойничьего сруба, и надеюсь, всё ближе к людному или людскому поселению жихарей. Больно охота остановиться там у них, и разобраться что тут и к чему, а почём нынче фунт лиха, ну и беда начала.

Шишига скалится, отказываясь работать на "дядю" без хабара. Чисто собака, одно слово — дикарь. Прикармливаю, как могу — кидаю сухарь, но понимаю, как только закончатся харчи, эти люди и прочая нелюдь схарчат нас. Кто знает, может они людоеды. Папаня сам говорил: язычники они. Значит, и жертвоприношениями своим богам не гнушаются. Для них это обычная практика кого-нибудь зарезать. Ну так и мы маленько можем поубивать тех, кто невзлюбит нас — делом доказали Шишиге и тем, кто отправился на тот свет, хотя разбойник настаивал кремировать их в наилучших традициях захоронения по здешним порядкам. Да переводить "допинг" — оно же топливо для "бэтээр" — на сии непотребные нужды Дока запретил, как и рыть могилы им — торопился.

— Далече обитают жихари? — озадачил я вопросом Шишигу.

А опосля он — меня:

— Вёрст гакать придётся — О... — махнул разбойник рукой над головой.

Я обернулся назад, взглянув на Доку с надеждой: бригадир внимет моим мольбам, и остаток пути проделаем в "бэтээре". Но нет, а иным видом транспорта не разжились. И почему разбойнички пешкодралом напролом по дебрям передвигались?

Я поинтересовался у Шишиги, не рассчитывая, что разбойник вдруг станет откровенничать со мной. Но всё же за спрос не бьют в нос, а тут сразу убивают.

Как знал, а спинным мозгом чувствовал.

В живот прилетела стрела, звякнув о лопатку. Я упал, как подкошенный. Дока прикрыл, наехав на меня "бэтээром", и я залёг под днищем, выискивая в прицел "укорота" разбойничков.

Шишига растворился в зарослях дебрей, как давеча призрачная тварь, а я так хотел отплатить ему тем же за его "добро" — проявил "сердобольность" в отношении иного лихого люда, обстреливающего из луков моих спутников внутри "бэтээра", и, выбивая стёкла стрелами.

— Нарвались! Засада!

Дока застопорил ход, не желая бросать меня, тогда как мне самому следовало подтвердить: я не убит, ещё жив — выстрелил одиночным, и добавил, зацепив одного из разбойничков, рухнувшего с гортанными хрипами из-за пробитой грудины наземь. И тут же скользнул за колесо, обозначив себя для лесных бродяг вновь достойным противником.

— Хватайся за днище! — предупредил Дока.

В конец озверел бригадир. Так он сам, раньше разбойников, убьёт меня, едва "бэтээр" налетит на ухаб, и я разобью себе голову — предпочёл подсократить поголовье разбойников. Не успел, Дока бросил меня, опасаясь за колёса, всё же остановился, позволяя мне прыгнуть на крышу в "гнездо". И я ещё раз пальнул очередью из "укорота" наобум, надеясь: разбойники с Шишигой получили на шиши, и больше не станут гоняться за нами по дебрям. Ну не дураки ж они, должны понять: с луками и стрелами (пока у нас имеются патроны к огнестрельному оружию), им ни за что не одолеть нас, как бы сильно не хотелось и не свербело в одном месте. А напали вновь из чувства мести.

Вроде оторвались — разбойники отстали, оставшись вдалеке на месте засады.

* * *

— Упустили! Вот я тя, Харя... — зашёлся Шишига, тряся за ворот одного из подельников — не удержался и двинул кулаком по роже. — Куда смотрели, а? Я вас спрашиваю: куда? Такой куш упустили! Догнать! Схватить! И...

Сплюнув кровавый сгусток, Харя недовольно поморщился, однако распускать руки, как Шишига, не стал — против атамана шайки не попрёшь, у него власть и сила. Одно понял: зря он не одарил его стрелой, а страхолюда, следующего за ним впереди некой страной кибитки, и передвигающейся сама собой без тягловых животных. Но на то и страхолюды, чтоб удивлять простой люд, даже такой лихой как лесные разбойники.

Никому из дикарей больше не хотелось сталкиваться с ними — страхолюды за две стычки не понесли потерь, зато разбойники до трети шайки и всё убитыми, с чем не желал мириться Шишига — жаждал отомстить им, во что бы то ни стало, не считаясь ни с собственной жизнью, ни разбойничков.

Поостыл, но не успокоился, наказав срезать дорогу, по которой от них на самоходной "кибитке" удирали страхолюды, неспроста выведенные им сюда. Он знал, куда они катили, и у него там, среди жихарей, был свой люд.

— Всё одно достану! Я, буду не я!..

Глава 3

"За буйки не заплывать — чревато!"

Прижимаясь к колесу, я не спешил высовывать голову, позволив Доке отогнать "бэтээр" на приличное расстояние; наконец-то перевёл сбившееся дыхание. Но едва мне на глаза попалась стрела — оперение в непосредственной близости, — меня снова бросило в озноб. Жаль не внутри со всеми, а снаружи на крыше, иначе быстро б заглушил чувство страха. А без этого никуда — дикий край.

Нет, и правда, куда это мы попали? Навигатор Доки "сдох" и не светился с той самой поры, как мы заехали в дебри. И мобильный он проверял утайкой от нас ни раз, но не только я подметил это — все. Тот же Конь пытался позвонить куда-то, когда мы сидели с ним на крыше в первый раз — и тщетно. Связь с прежним миром — привычным для нас — внезапно оборвалась. Получается, назад пути и впрямь больше нет. Что и подтверждали твари, затем иные — в лице разбойников. А как я понял: для нас любые здешние жихари, какими бы мирными они не были, будут чураться нас или кидаться, как на тех, кем и обозвал Шишига — страхолюдами.

И чего с нами не так? Ах да, одеты мы не так, как они. На мне, например, камуфляж — моя прежняя военная форма, и служила мне одновременно рабочим костюмом и одёжей по жизни — не маркая, и неприметная. Такая здесь мне и нужна. Да и чего греха таить: жизнь наверняка спасла, поскольку стрелять разбойнички умели — стёкла в "бэтээре" повыбивали на раз. Нет, я тоже не стоял как истукан, и крутился, как белка в колесе, но с "укоротом", отстреливаясь из-за укрытия. А будь я в рабочей робе яркого окраса, не спас бы и "бэтээр" — нашпиговали б стрелами подстать дикобраза с иглами.

Надо успокоиться, — старался я унять дрожь в руках, стуча зубами, пока не сжал их до скрежета эмали. И новый ухаб заставил их затрещать.

Удерживая равновесие, я схватился рукой за край колеса, и пальцы непроизвольно вцепилась в стрелу — выдернул, отвлекаясь от жуткой действительности, и осмотрел наконечник. Хм, не каменный, и не бронзовый, а железный или даже стальной.

Проверять его остроту нечего и думать — на ухабах недолго пораниться. Да и потом, кто знает: вдруг лихой люд смазал наконечник ядом?

Мой взгляд скользнул по древку к хвостовому оперению, выполненному из неброского окраса перьев — подобраны и подогнано идеально.

Эх, раздобыть мне побольше таких вот трофеев, а к ним лук, да самому заделаться разбойником с большой дороги — в будущем, если что вдруг и дальше пойдёт не так у жихарей. И жили они со слов Шишиги на погосте.

Слово-то какое нехорошее и звучало устрашающе, как место захоронения, нежили человеческое поселение.

Я увлёкся размышлениями и не заметил, как "бэтээр" остановился и Дока объявил привал на пару минут — в баке закончилось топливо, иначе бы мы гнали дальше среди дебрей по узкой нахоженной тропе, указанной нам сбежавшим разбойником. И сделал он это явно не из благих побуждений — нам стоило ожидать погоню. О чём я заикнулся бригадиру. Сомневаться не приходилось, как и тешить себя надеждой: мы испугали лихой люд — вряд ли разбойники откажутся от нашего хабара. Шишига на всё, чем обладали мы, смотрел широко открытыми глазами, но рот старался держать закрытым и не болтать лишнего без нужды.

Я не стал спрашивать у Доки: что будем дальше делать? Знамо дело что — катить по тропе до тех пор, пока не упрёмся в погост или ещё куда. Но никто меня не прельщал здесь, и рассчитывать нам на благосклонность люда не приходилось. Да и вообще, я сомневался, что со здешним населением можно договориться, зато Папаня уверовал окончательно: пора привнести в мир дикарей закон Божий с десятью заповедями (не убий, не укради и т.д. и т.п.). И я вроде, уже сильно нагрешил по жизни — у нас вышел косяк с (ни в чём неповинным) людом.

Это он мне — неслабо так предъявил!

— Было бы лучше, окажись на месте убитых бродяг мы сами, Папаня?

— Грех радоваться чужому горю, Валентин!

— Защищать себя с оружием в руках — моя прямая обязанность! Я присягу давал, если на то пошло, Папаня!

— Тоже верно, но...

— Да ну тя... к лешему! Скоро патроны закончатся, и тогда твоя мечта (идиота) осуществиться — дикари возьмут нас голыми руками! Вот и посмотрю на тебя, как ты запоёшь у них под пытками или на костре, принесённый в жертву языческим идолам!

Достал.

Мне ещё повезло, что привал получился коротким. Залив в бак топлива, Дока скомандовал:

— По местам!

Я двинул на крышу в "гнездо", отобрав мимоходом у Коня очередную стрелу. А таких у нас в "бэтээре" хватало. И наконечники не ломались. Как я мельком заметил: в салоне торчало ещё несколько хвостовых оперений. И мысль о луке у меня стала навязчивой.

Ну почему тогда на поляне у сруба, мы не прибрали к рукам оружие разбойников? Сам себе удивляюсь — лишним бы точно не было. Даже если б биться им не стали, всё одно бы для обмена пригодилось с теми же жихарами на погосте.

То, что пешкодралом напролом через дебри до них было прилично вёрст со слов Шишиги, на "бэтээре" преодолевалось нами много быстрей, соответственно в скором времени мы просто обязаны упереться в погост, но вместо этого преградой нам послужила река без наличия переправы.

Про мосты тут отродясь не слышали или не заморачивались трудностями по их возведению.

— Искать всем брод, — наказал Дока.

— И кто полезет в воду? — дёрнуло меня сказать это.

Ну да, я ж самый молодой. Кто ж ещё?

Дока, прямо сама любезность, ещё предложил мне постеречь "укорот". Ага, так я ему его и отдал. Не дурак, понимал, на что он подписывал меня. Неужели я не нужен ему после всего того, что было? Когда я единственный, кто помог ему отбиваться с оружием в руках от тварей и лихого люда.

Быстро же он отказался от меня, записав в "балласт"; впервые уступил мне, понимая: если в реке водятся хищные твари, как в лесу — "укорот" сгинет вместе со мной.

Снова затеял махнуться оружием, предлагая мне ПММ Коня.

— Чтоб я не мучился долго и мог сам застрелиться, да?

Никто из спутников не засмеялся. Да мне самому сейчас не до шуток и уж тем более дурачества.

— Лады, мужики, — бросил я напоследок. — Если что — не поминайте лихом.

— С Богом, — положил на меня крестное знамение Папаня и забубнил молитву.

Уже за это ему отдельное спасибо — замаливает за меня грехи и всех остальных — пытается. Другое дело: получается или нет — сейчас и проверю на собственной шкуре.

— Шаляй... — вырубив шест, Аким сунул его мне.

Хм, вроде как проявить сердобольность. Ну-ну...

— Валяй, — Багор напутствовал меня. — Мы с тобой!

Ну да, только они останутся на берегу, а я лезу в реку, и не уверен: если стану тонуть, кинуться вытаскивать меня. Скорее потребуют кинуть им автомат.

Проклятая человеческая натура — в голову лезли нехорошие мысли, и одна хуже другой. Хотя б одна, как спасительная соломинка или искра надежды на благоприятный исход, но нет, возможно, интуиция, которую принято называть шестым чувством или инстинктом самосохранения, предупреждала меня: оставь надежду, удача отвернулась от тебя, и там, куда собрался, давно ждут с открытыми ртами полными клыков, таращась из воды рептилии.

Перевожу "укорот" в боевое положение, и держу указательный палец правой рукой на спусковом механизме, а левой — проверяю шестом глубину у берега. Мелко, но промерил небольшой участок перед собой, ткнув раза два или три, не придавая большого значения.

— Да иди уже... — не выдержал Конь.

— Прикроем, ага, — заверил Дока, пытаясь успокоить. Да ему не обмануть меня. Кто-то же из них прикрывает с тыла "бэтээр" от возможного нападения разбойничков. В лесу может орудовать не одна банда, а несколько. И мне будет обидно до слёз, если найду брод и окажусь на ином берегу один против новой ватаги дикарей. Тут и "укорот" не поможет.

Нога погрузилась в воду — замочил штаны и обувь. От досады заскрежетал зубами, чтоб не стучать ими. Колени предательски подгибаются, дрожь в руках усиливается, глаза рябит от течения реки. Оно здесь быстрое, пускай и течёт по ровной местности без заметного перепада высот. То ли где-то поблизости водопад (ниже по течению), но я не слышу грохота из-за падения толщ воды вниз с обрыва, то ли возвышенность (и выше по течению). Продолжаю идти, озираясь в поисках того, кто давит меня злобными очами, иначе бы не страшился так непонятно чего, а давно перешёл реку в брод. Не такая уж большая она — метров двадцать в ширину.

Оступаюсь, нога попадает в рытвину, и я проваливаюсь по колено в реку. Да ничего страшного пока не происходит. И вновь нарываюсь на очередную рытвину, снова оступаюсь, но удерживаю равновесие за счёт шеста. И опять пренеприятный сюрприз — шест уходит неожиданно на метр или больше в реку. Тяну назад, а вытянуть не могу — дёргаю, и его у меня выдёргивает некто. А кроме речной твари, рванувшей с такой силой, что не разожми я пальцы, сорвало бы мне с них кожу, никто не смог бы.

Всё — даю задний ход, и понимаю: прошёл уже половину пути — до суши метров десять. Преодолеваю их в считанные мгновения большими, размашистыми скачками, как вдруг, у самой кромки берега, меня хватают за ногу, и я валюсь в воду, поднимая фонтан брызг, превращаюсь в водного лыжника.

— Стреляйте... — ору я Доке. На Коня нет никакого расчёта, тот, если выстрелит — скорее в меня или Дока, чтоб не мучился. А охота помучиться — то есть пожить.

Сам сподобился на выстрел, и не один. Шарахнул очередью — короткой. Экономить патроны мне бессмысленно, моя жизнь висит на волоске, а точнее я — речная тварь тянет меня за собой и на щупальце или хвосте, разглядеть не успел, лишь муть, поднятую со дна. Мне хочется верить: это кровь — я достал тварь, а не она — меня. Но щупальцу не разжало, и дальше не думает отпускать.

Вспомнил про лопатку. Выхватил из-за пояса и рублю воду, а в ней то, что держит меня и понимаю: подо мной глубоко, отправляюсь вплавь к берегу — тому, где меня уже не ждут.

Грохочет выстрел. Стреляет Дока из "Сайги". Пуля ударяет по воде в стороне от меня.

Не помню, как выскакиваю на берег, и уже сам грожу пострелять спутников — ору на Доку.

Пропускаю удар.

Вырубить меня у него не получилось, да, похоже, он и не стремился лишать меня сознания с оружием — просто вернул в чувство.

— Не глупи, Шаляй! — вроде бы объясняя: стрелял не в меня, а в тварь, задетую мной сначала из "укорота", а затем лопаткой.

Оборачиваюсь на плескание воды в реке. То-то тихо — спутники замерли в оцепенении, даже Папаня перестал возносить свои молебны. В реке воюют жуткие рептилии, разрывая на куски иную, атаковавшую меня на свою погибель.

— Так ей и надо, твари!

Сквозь всплески прорезается голос бригадира:

— По местам!

Никак затеял рискнуть — двинуть в брод, на который я наткнулся изначально, а нас на него вывела лесная тропа, просматриваясь нечётко и на другом берегу, но, всё же явственно свидетельствуя: переправиться здесь можно. И нужно рискнуть, иначе, если начнём бродить вдоль берега реки в поисках моста, опять столкнёмся с разбойниками.

Никто не противится, если кто и ропщет, то молча про себя. Тем, кто внутри "бэтээра", тем проще — у них там "допинг" под рукой в канистрах, а не только в качестве топлива для нашего шестиколёсного монстра.

Я влезаю на крышу и хватаюсь за колесо. Коня гонят сюда же ко мне, он ржёт, что дурной, но "копытами" не бьёт — понимает: привлекать внимание водяных тварей при переправе реки в брод, ему не с руки, могут отреагировать, как тогда на меня.

Сам замираю и стараюсь не высовывать головы из "гнезда". Конь следует моему примеру. Подмигиваю нервно ему. Он моргает в недоумении на меня, мол, дескать: я дурак — едва не загнулся, а уже глумлюсь.

Списываю его реакцию на отходняк, предвкушая новую встречу с теми, кто упустил меня. Но нам сопутствует удача — проскакиваем реку в брод, оставляя рептилии далеко позади — не успели отреагировать должным образом на нас.

Ещё одной проблемой меньше, точнее больше, теперь мы точно знаем, какая иной раз живность может попасться в реке и прочем водоёме. И не рыба вовсе, а рыбалка тут, подозреваю, что надо. Но пока что, после того, чего приключилось со мной, больше не привлекает меня. Уж очень мне не хочется выступать повторно в качестве наживки.

Я перекрестился незаметно для Коня. Кто знает, вдруг Папаня спас меня своими молитвами? Нет, я несуеверный, но и православным себя тоже не назову, точнее прихожанином — с момента крещения в церковь не наведывался. Теперь бы поставил Богу свечку — ему во славу, а себе во здравие. Ну и ещё одну за упокой души тех, кого пришлось ненароком упокоить. А сам всё никак не успокоюсь: лихой люд не выходит из головы, и твари — нынче ещё речные, а не только лесные. Чувствую: будут сниться по ночам, если, конечно, сморит усталость — иначе вряд ли смогу уснуть.

— Прорвались! — воскликнул Конь.

— Ага, пока снова ни на кого не нарвались, — озадачил я его, вместо того, чтоб приободрить. И сказал так не по тому, что злился на него. Да и благодарить пока не за что, хотя, если хорошенько подумать — его "укорот" у меня, и выручил ни раз — есть за что.

Ладно, хрен с ним, и со мной, а нас и с ним, и без него, сожрать здешним тварям не позволю, пока будет с чем воевать в руках, даже если придётся с одной лопаткой.

Гляжу на неё: не затупилась ли, когда рубил ту жуткую конечность? Вдруг заметил, она осталась у меня на ноге.

Конь заинтересовался, что я делаю у себя в "гнезде", копошась?

— Тварь промышляю, — оторвал я щуп от ноги.

— Чего-чего?

— Еду добываю, — поднял я щуп на руке, тыча под нос соседу. — Вот чего! Мясо!

Он заржал. Одно слово — Конь. И ничего больше не добавишь. Защитник порядка — чтоб его. И кто только оружие выдал? И я не про ПММ, а "укорот". Ведь этот урод с ним в руках и в нашем мире с перепуга мог пострелять любого, кто показался бы опасным ему.

Жрать охота, а после той "охоты" на реке — вдвойне. Не удержался, застучал по крыше ногами.

В пробитом окне показалась голова Багра.

— Чего надо?

— Пожрать и выпить!

— В реке воды не нахлебался?

А сам, поди, уже "допинга".

Направив "укорот" дулом в сторону Багра, я заставил его исчезнуть внутри "бэтээра"; услышал, как он материл меня про себя безбожно.

И куда только смотрит Папаня?

Не знаю, что там сказал Багор, и кому, лично я не прислушивался, а даже если бы и пытался, всё одно из-за рёва "бэтээра" ничегошеньки не уловил на слух, лишь спустя небольшой промежуток:

— На... — показалась рожа и рука Багра.

— Это что — еда? — взбрыкнул Конь.

Я схватил фляжку и упаковку сухарей — зашелестел. Подспудно у меня возникло нехорошее желание поиздеваться над Конём, и приманить его сухарями точно цепного пса, да не стал — все здесь в одной упряжке, и чем раньше он это поймёт, а не я один, и каждый из нас, тем сложнее будет нас достать тем, кто точит на нас зуб и клыки.

Сделав небольшой глоток из фляжки, я предупредил Коня, протягивая ему следом:

— Не напивайся — чревато! Никуда "допинг" не денется от нас!

Какое там — Конь прежде изрядно выжрал "допинга", и, захмелев, принялся пихать в рот сухари и чавкать по-свински.

Сколько времени мы тряслись? — я не заметил. Часы не носил, да и не требовались они мне в глуши, как и остальным рабочим (Акиму с Багром) при Доке — всё необходимое всегда было у бригадира, и цеплять на себя лишнюю тяжесть лично мне не улыбалось. Он заранее предупредил меня: всё, что нам необходимо — у него. Исключение составляла одежда — и только. Ну и моя лопатка, служащая мне вместо ножа. Это было единственное послабление мне от бригадира, но столь необходимое для самообороны. И водить "бэтээр" Дока не доверял никому, хотя Аким мог запросто, и Багор. Я же не имел такой практики — у меня не было прав, и не по тому, что не хотел научиться водить машину, а не имел необходимых денежных средств на обучение в своё время. Впрочем, и теперь.

Кстати, тут имеются деньги? Дикари знают про них, что они существуют? Или только производят товарно-обменные отношения по бартеру — меняют всё, что кто производит, на то, кому что потребно в большей степени?

Ладно, на погосте у жихарей, надеюсь, узнаем. И что вообще тут за жизнь такая и строй — общинно-родовой или племенной? А то ещё какой-нибудь иной?

Убаюканный дорогой, и сам собой, я практически уснул — на меня расслабляюще подействовал "допинг". И Конь притих много раньше меня, не обращал внимания на ухабы, иной раз похрапывал.

— Спите... — шёпотом проговорил мне в ухо Дока.

Я очнулся, открыв мгновенно глаза. Мы стояли в зарослях.

— Приехали? — спросил я у бригадира, набравшись наглости.

Ответа не требовалось, но им мне от Доки послужил кулак, а заодно демонстрацией силы с его стороны.

— Коня не напугай, а то заржёт аки сивый мерин на всю округу, — понял я: мы здесь не одни, и где-то поблизости люди. Вопрос на засыпку: какие — оставался открытым.

Зажав рукой Коню рот, я попутно перекрыл ему доступ кислорода через нос. Напарник дёрнулся, уставившись на меня испуганными глазами.

— Не вздумай орать, это я, Шаляй! Так что тихо! Если понял — моргни!

Вместо этого Конь заморгал нервно.

— Вижу: не совсем, — старался я добиться от него внятного жеста согласия.

— Мне долго вас ждать? — чуть повысил голос Дока.

— Уже. Один миг, бригадир, — отозвался я шёпотом, демонстрируя кулак Коню. Мой красноречивый жест сразу же подействовал на него должным образом. — То-то!

Спустились — я бесшумно, а Конь, отвалившись с грохотом от борта "бэтээра", вдобавок застонал, ударившись больно копчиком о кочку.

— Сейчас сам ногой добавлю, — взъелся Дока на него.

— Проще было оставить его на крыше в качестве дозорного, бригадир, — закинул я удочки на будущее.

— Ага, чтоб он снова выстрелил в воздух, как в прошлый раз?

Это Конь умел — делать то, что непотребно.

Четвёртым к нам примкнул Аким, а Багор с Папаней остались в машине — и Багор на месте водителя.

Что ж так насторожило их? — не удавалось мне разглядеть этого до той поры, пока передо мной не закончились заросли, и моему взору открылась картина на холм, утыканный бревенчатым частоколом. Там что-то жгли. В небо поднимался сизый столб дыма.

И вдруг крик — душераздирающий.

— А вот и жихари, — отметил Дока. — Не иначе!

Обитатели погоста оказались живодёрами, намереваясь принести в жертву живого человека, завопившего немым голосом, и взывавшего к их благоразумию — насколько понял я, не имея возможности расслышать толком слова.

Скорее всего, местный люд поймал страхолюда, и взирать на казнь у меня отпало всякое желание. Но делать нечего, иначе в этом жестоком мире не выжить, не разобравшись с дикарями и их укладом жизни. Хотя и так всё очевидно: они все здесь те ещё нелюди и замашки у них аналогичные.

Вышек за частоколом я не заметил, что и подтвердил Дока, изучив окрестности погоста в бинокль.

Часовой был, и не один, но оба следили не за тем, что творилось за периметром погоста, а внутри, где вот-вот должна была состояться казнь.

К вратам мы не пошли. Тут стучи, не стучи — никто не откроет. Да и не звал нас сюда никто — сами припёрлись, из-за Шишиги. Не говорить же здешним жихарам, мол: разбойники по доброте душевной вывели нас на ваше поселение, люди добрые. Когда по всему очевидно: недобрые они тут.

И чего тогда спрашивается, сами лезем на рожон?

У Коня угар ещё не прошёл, и по жилам в крови бродил "допинг", зато у меня давно выветрился.

— Шаляй, — Дока хлопнул меня по плечу, подтолкнув вперёд, — Валяй, прикрою.

Я даже не сразу заметил у него "оптику" и "глушак" на карабине. Вот, значит, как он раньше с одного выстрела бил зверьё со снайперской точностью и бесшумно (теперь больше не смущался Коня). Не удивлюсь, если и целеуказатель накрутит, и фонарик приладит с наступлением ночи, конечно, если доживём сегодня до неё. Ведь всякое могло случиться там, куда собрались наведаться, выискивая приключения на одно место.

Погост, вот он — уже передо мной, я подкрался незамеченным к частоколу, держась у земли, имитируя хамелеона раскраской камуфляжной формы военного образца. Знал бы, что придётся в ней лезть под стрелы, давно бы избавился, а то чуть что — сразу же используют меня как проститутку, и глядят в зад, ехидно скалясь, те, кто остался в засаде.

Всё — я выпрямился, прижимаясь спиной к частоколу. Взобраться наверх в одиночку у меня не получиться, даже если буду долго мучится — сучки на брёвнах отсутствуют, как и прочие выступы, даже выемки — их поверхность гладко обтёсана, так ещё и смазана чем-то скользким и вонючим. Надеюсь, не дерьмом, а то разит так, что хочется чихать и кашлять.

Затыкаю ладонью нос и рот, держусь из последних сил, чтоб не чихнуть. Глаза и то ест. Зато часовому наверху хоть бы хны. Неожиданно повернулся в мою сторону и...

Не заметил меня, иначе бы не стал оголять и выставлять на всеобщее обозрение то, чем окропил пространство за частоколом вместе со мной.

Меня так и подмывало выстрелить в этого "засранца" пока он не решил справить иную нужду. И надеяться мне, что Дока снимет его аналогичным образом, также не стоило.

Засада! Надо же как подставился, дурак!

Наконец вспомнил про лопатку — постарался бесшумно протиснуть меж брёвнами и закрепить. Крик жертвы, перекрытый ором толпы жихарей, пособил мне в должной мере. Вбив лопатку со всего маху меж брёвнами на уровне головы, через мгновение я был уже с ногами на ней, зацепив ремнём от "укорота" заострённое сверху бревно. Усилием "воли" я подтянулся на автомате, и ухватился рукой за древесную основу, заглянув на погост, чуть не рухнул назад, дав слабину.

"О, водоплавающий!"

К столбу, в центре поселения, меж строениями, имеющими общее сходство с землянками, был привязан страхолюд. Я сразу признал его по характерным признакам — маске с дыхательной трубкой на лице, и водонепроницаемому комбинезону на теле, как впрочем, и ластах на ногах. Жихарей можно понять: не каждый день удаётся выудить из реки близ погоста сетями этакое страшилище.

Попал ты, мужик, и так, что хуже некуда, а круче нас, бродяг! И у нас хотя бы оружие и "бэтээр" — не военный, а самодельный, но всё же! И мы угодили сюда толпой, а не как ты — совершенно один!

Придётся рискнуть, — понял я, и не по причине взыгравшего у меня в одном месте "геройства", а по иной — он, один из нас, и лишним в команде не будет. Вопрос в следующем: выйдем ли мы из очередной стычки без потерь?

Пока я разглядывал "водолаза", к частоколу примкнул Дока с Акимом, и только Конь запнулся, рухнув с "копыт", привлёкая моё внимание и стража-жихара. Я постарался достать дикаря вперёд Доки. Ссориться с жихарами нам, убивая их часовых, не с руки — с нас вполне хватило и разбойников, чтоб ещё здешний люд гонялся за нами с тем же успехом по дебрям. Хотя, после того, что я увидел, засомневался: вряд ли можно договориться — а уже.

Вскинув лук, дикарь положил стрелу на тетиву, даже оттянул — ну и я его тыльной частью "укорота" по голове, взяв в прицел иного. Он-то и забил тревогу, но из-за возникшего в очередной раз ора толпы, его потуги были напрасны. А тут уж и я подскочил, пока жихар тянулся ко второй стреле, выпустив первую в направлении Коня, вступил с ним в схватку, произведя запрещённый удар ногой меж его, добил коленом в лицо, и сверху всё тем же "укоротом" по горбам.

— Полежи пока.

Конь захрипел, зацепленный стрелой жихара. Будем надеяться: дикарь нанёс ему не смертельную рану — ну и я жихарю. И будь у жихарей головы покрыты шеломами, столь легко не совладать мне с ними. Сами могли наподдать. А и кольчуг не носили — шкуры, вроде кожаных кирас имелись на них, и не лохматые, как у разбойников, однако тоже не защитили от меня.

— Что с Конём? — застал я по соседству на частоколе Доку.

Бригадир не отреагировал на меня, проверил реакцию стража — того, что пометил меня — и двинул его прикладом от карабина, чтоб наверняка.

— А вот и я... — подал голос Аким, взбираясь на частокол — запросил у меня помощи. — Шаляй... Валяй! Да не меня...

Еле втащил его, бугая.

— А как же Конь?

— Скопытился, — отмахнулся Аким в сердцах от участкового.

Пока я на пару с ним разоружил стражей жихарей, Дока осмотрел погост в оптический прицел карабина.

— Много их тут, — намекнул он: соваться дальше нам не с руки, сами можем оказаться рядом с "водоплавающим".

И угораздило же "ихтиандра" заплыть за "буйки"? Вот же где амфибия!

— А если отпереть ворота и влететь на "бэтээре", бригадир? — предложил я отбить столь незатейливым способом подводного охотника у жихарей, а их застращать, как давеча разбойный люд в лесу

— Что влетим — точно, — сомневался Дока: стоит ли вступаться за "рыбака". — Не мог утонуть или сдохнуть раньше?

— Если б не он, сами оказались на его месте, — пояснил я: он выручил нас, послужив жертвой на заклание языческим богам жихарей.

Мой довод подействовал на Доку, мы двинули по частоколу к вратам, охраны там не оказалось, а сами врата оказались заперты взгромождённым поперёк бревном приличных размеров. Но пару ударов топора в такт ору толпы Акимом, и бревно развалилось, рухнув к нашим ногам, покатилось в сторону. И всё равно нам пришлось приложить немало усилий, сдвигая одну из двух запиравшихся створок врат погоста с прохода.

От Доки последовал условный сигнал, и из леса, ломая заросли, выкатил "бэтээр".

Веди себя жихари чуток тише, а их стражи наблюдай не за казнью страхолюда, а за периметром, нам не застать их врасплох. А так вломились на "бэтээре" на погост и двинули дальше к сборищу подле "водоплавающего".

Конь был среди нас, сумев доковылять — стрела угодила ему (срамно сказать) в то самое место, располосовав ягодицу. И его выход намечался первым, как тогда, у сруба. Вновь не подкачал, однако стрелять не стал — запретил Дока.

Надо было видеть лица жихарей, когда из жуткого порождения выскочили страхолюды — мы из "бэтээра".

— Исчадие! Порождения!.. — взвыли дикари, и нам даже не пришлось разгонять их и валить кого-то замертво — сами разбежались, прячась по землянкам. А может, кто-то и вовсе сбежал с погоста — лично я не видел, не обращая больше внимания на дикарей, успевших подпалить хворост под "водоплавающим".

По ушам эхом резанул выстрел. Дока, мать его! Никак пристрелил бедолагу, уяснив: нам не спасти его.

Но нет — его ласты мелькнули надо мной, и он шлёпнулся, выскочив из огня — Дока перебил путы.

Сорвав маску с трубкой с лица, "водоплавающий" кинулся обнимать на меня.

Вот не люблю я этого — телячьих нежностей — с детства не приучен к ним.

— Отвали, ихтиандер, блин!

Его сорвали с меня Дока и Аким.

— Муж-Ик-и-и... — не унимался "водоплавающий". Его переполняли чувства радости. Он сразу нас заметил, твердя, что мы услышали его мольбы, да Папаня напомнил о Боге, и то, что Он направил нас сюда спасти его.

А у нас Он спросил: готовы ли мы пожертвовать собой ради обезумевшего страхолюда в ластах и маске?

Кому что, а Папане, как лысому расчёска. Право слово — праведник. А скорее проповедник.

Итого — нас уже семеро таких вот страхолюд. Пора бы поднять жихарей, укрывшихся от нас в своих землянках, точно партизан, и объяснить им популярно, кто мы такие есть на самом деле, и что сами не собираемся их есть. А там они, как в бункере — крыши сложены из брёвен, и торчат из земли одна на другую накрест. Не выкуривать же нам их — гранат на вооружении не имеется, а что — то лучше приберечь для иных целей и "бэтээра", нежели палить. Да и не оккупанты мы, хотя, кто знает, чем закончится наш спонтанный налёт на жихарей.

Я гляжу на Доку, пока Папаня охаживает "водоплавающего", успокаивая его и вызнавая: кто он, и как попал сюда. Да тут к гадалке не ходить: нырнул в одном месте, а вынырнул в том самом мире, где мы уже неслабо успели покуролесить. И дальше собираемся, особенно в этом стараются Аким с Багром, донимая Коня. Я бы тоже заржал, услышь то, чем они застращали его. Ведь видеть не мог, что там ему и как разворотила стрела, прилетев точно в зад.

— Да тут без "допинга" никуда и никак!

— А мне... Мне налейте, мужики!

— Да тя проще пристрелить, — выдал Багор вслед за Акимом.

— Не, не будем... тратить на него патроны, так прирежем, чтоб не мучился сам, ну и нас не напрягал.

— А-а-а... Дока-А-А...

Подошёл бригадир и одним рывком, безо всякой анестезии, выдернул стрелу, напомнив, где аптечка, и чем следует продезинфицировать рану, а заодно остановить кровь "засранцу". "Допинг", оно же топливо для "бэтээра", универсальное средство от всего и пригодное для всего, чего ни коснись.

— Вот ещё! Неча топливо переводить на него! — возмутился Багор. — Да ещё наружно!

Тогда как Конь требовал влить ему внутрь.

— Не раньше, когда меня потащишь! А то ведь пристрелишь, или бросишь, окажись я на твоём месте! — также мстил за что-то его "братии" Багор.

— Отставить, — гаркнул Дока. — Всем смотреть в оба, иначе жертвы неизбежны... с нашей стороны!

А вот на жертвы со стороны жихарей, он плевать хотел. Мы, того не желая, неожиданным образом оккупировали погост здешнего люда. И жихари сами виноваты в том, что мы не люди для них, а страхолюды. Хотя в сравнении с "водоплавающим" особо ничем таким не выделялись — ластами и маской.

— Будет валяться, амфибия, — заставил я взяться спасённого за подводное ружьё.

М-да уж, много с его арбалетом не навоюешь. Вот и сунул ему лук в довесок со стрелами, не спрашивая: умеет стрелять или нет — жить захочет не такому ещё научиться на раз, если вспомнить, как выскочил из костра.

— Опомнитесь, братья! — вступился Папаня за жихарей.

— Поздно, — Дока опередил меня. — Шаляй — Валяй.

И опять я должен идти впереди всех и рисковать собой. И намёк бригадира на автомат в моих руках — не убедил меня. Это отнюдь не довод, и не такой уж веский аргумент. А с другой стороны, коль всё так обернулось, то, где тут халупа вождя или местного знатного жихара?

Одно строение на фоне землянок выделялось — не хоромы и не терем, но выглядело довольно громоздким и массивным.

Туда, откуда нам могли оказать достойное сопротивление жихари, мы и двинули. Дикари — дикарями, а стрелы имели к лукам и даже копья с металлическими наконечниками, но железными или стальными — не в курсе. Я ж не кузнечных дел мастер. И кто у нас вообще за него — бригадир.

Я уже предвкушал монолог из любимого мультфильма детства (Кто там?) или излюбленного анекдота Акима с Багром про сто грамм и огурчик, когда дверь распахнулась и на высоком крыльце с ведущей к нему лестницей из брёвен, возник тощий тип, напоминавший шамана. Одно отличие — в бубен не бил, но зато стоял с посохом и не опирался, а стукнул им предупредительно.

Я бы, ей Богу, выстрелил, да Папаня вмешался, изъявив желание пообщаться с родственной душой из мира дикарей. Ну и флаг ему в руки, коль даже Дока уступил, пропустив вперёд себя.

Помимо словесной дуэли, нам предстояла ещё и с применением оружия — из-за распахнутой двери торчали частоколом копья. Жихари приняли нас в "штыки". Им же хуже, но и нам не сказать: будет лучше от этого.

— Давай, Папаня, уболтай их, — рассчитывали мы на перемирие, пускай и временное. Уж очень не хотелось нам переводить патроны на них. Да и на всех жихарей не хватит — лично у меня и Коня. А всех, Дока не успеет пострелять — пока будет перезаряжать, и до него доберутся жихари с копьём или много раньше стрелой из лука. А все повылезли из "землянок", вроде как окружают — зрительно. И кто знает, что отмочит их староста-шаман? Не зря же посохом стукнул угрожающе, и грозился подать им очередной знак.

— Скажи этому косматому чудаку на букву "м", — предупредил Дока не столько Папаню, сколько вожака жихарей. — Ещё раз стукнет костылём по крыльцу, и я враз снесу ему бестолковку!

— Мир вам, добрый люд, — озадачил Папаня нас своим заявлением при обращении к старосте жихарей. — Мы пришли к вам с миром!

Ну да, так обычно и говорят все оккупанты, а чаще других в нашем мире "америкосы", захватывая и убивая людей, что в Азии, что в Европе, если вспомнить Балканы. Нет, чтоб прямо сказать: либо вы не трогаете нас, тогда и мы не тронем вас, а нет, какие проблемы, дикарь, — давай воевать здесь и сейчас, тогда о мире сами речь не заводите. Пора уже Папане уяснить: прав тот, у кого сила, а у кого сила, у того и прав больше. Свобода — это миф, как и демократия с лозунгами о том же. Диктатура с тиранией сплошь и рядом. И этот мир ничуть не лучше нашего прежнего, зато много проще — тут никто не скрывает за красивыми словами истинные намерения. Да и кто много говорит долго не протянет — раньше ноги.

Мир дикарей прост до безобразия — их и творят они. Ну и мы тоже не лыком шиты и не пальцем деланы, а кое-что умеем и на многое способны. Поэтому я и не питал особых надежд на мирный исход переговоров. Тем более что нам требовалось диктовать свои условия, а жихарам либо принять их и смириться (что мы сильнее их), и подчиниться, либо сдохнуть всем погостом, поскольку и нам терять кроме собственных жизней нечего.

* * *

— Лети, моя птичка! Лети, — сунув кусок кожи в зоб птаха, Шишига отпустил его.

Харя следил за ним издалека, видя, как атаман отправляет куда-то некое послание. Один раз егеря родовитов наткнулись на их сруб, и тогда там шайка потеряла двух знатных разбойничков, что, поди, гнили заживо на каторге. Всё же доверял атаману, но решил доглядеть и за ним, опасаясь предательства с его стороны или кого бы то ни было ещё (а раз удалось выявить вражину) — встретил Шишигу с рогатиной в руках.

— Охотился, атаман?

— Ага, силок проверил. А тебе что за дело?

— Да так спросил, из любопытства. И птаху упустил, али отпустил?

— Не твоего ума дело, разбойник!

— А ежели я спытаю, да не один?

Шишига оглянулся. Позади него вырос Карачун.

— Да я братов призвал на подмогу — поохотится на страхолюд! А вы чё удумали?..

— Стал быть, Блуда?

— Его... его, разбойничка... — оскалился Шишига. — Одним нам со страхолюдом не совладать! А поживиться там, сами видели, есть чем — куш велик, даж ежели опосля придётся делиться с Блудом и его людом на равных!

Глава 4

"Курить — здоровью вредить!"

Папаня представился — в хорошем смысле, тогда как для жихарей было бы лучше, если б мы все представились, и не по имени, а в ином роде.

— Мы такой же люд аки вы!

Вот с "вы" — это он явно переборщил, поскольку историки утверждали: издревле на Руси-матушке все славные воины и князья ратились с врагом, обращаясь: иду на вы. И "вы" — означало враг!

Нас и видели врагом жихари, считая и дальше страхолюдами.

— Ласты сбрось, амфибия, пока тебе не помогли их откинуть, и нам, из-за тебя, — заставил я сотворить очередное чудесное преобразование "водоплавающего" на глазах у старосты жихарей. — Маску тоже долой, иначе и её снимут с вместе головой!

Папаня видел: убедить словами жихара, пожившего своё, о чём свидетельствовала пробивавшаяся седина в косматой пряди не то старика, не то ещё довольно крепкого мужика, не удастся. Терять ему всё одно нечего, и кто знает, чего он способен сотворить своим посохом? Не волшебник же? Ну и бороться с ним в руках вряд ли умел. Хотя не факт — не опирался, а держал так, словно это был символ власти!

Нервное напряжение не спало, напротив возросло. Конь всё ещё больше усугубил. Не выдержав, он закурил, выпустив облако дыма при выдохе.

Не зря Минздрав предупреждал, нанося соответствующую надпись на пачку сигарет: "Курить — здоровью вредить!", а в последнее время: "Курение вызывает рак лёгких!"

Что-что, а второе Коню не грозило, скорее первое — получить стрелой в грудину.

Родовитый жихар отскочил от Папани, и с криками проклятий, посылаемых на наши головы, скрылся за дверью, запертой жихарями за ним. Не он один укрылся — последовали хлопки прочих дверей на погосте — жихари повально запирались от нас, как в первый раз по "землянкам".

— Да что же это такое, — выругался Дока, и не удержался, съездил Коню по морде. — Чтоб тебя твари задрали! Курец, твою мать! Не мог потерпеть пары минут?

Пока участковый брыкал ногами, зажимая разбитый нос, Дока нашёл у него сигареты и бросил в костёр.

— Уходим! Ну, живо-живо, пошевеливайтесь!

— На ночь глядя? — кивнул я на солнце, опускавшееся за те самые дебри, из которых мы выбрались на погост. — Тут бы не мешало погостить до утра, командир.

Это я сильно сказал — по старой привычке. И поначалу, когда только влился в коллектив "гастарбайтеров", так к Доке и обращался, путая с бригадиром. Почти убедил его, заставив усомниться в правильности принятого в сердцах решения; помог подняться Коню на ноги.

— Ничего личного, служивый.

Конь повозмущался, больше для приличия по привычке, но здесь его статус участкового не катил — не наш, прежний мир — другой. И кругом дикари. Для них всё, что нам привычно, в диковинку. И сами для них диковинные страхолюды.

Стучать и ломиться в громоздкую избу погоста не помышляли, понимая: жихари следят за каждым нашим шагом. И для нас было важно не спровоцировать их на стрельбу из луков — зыркали на нас сквозь узкие оконца, явно используемые ими в качестве бойниц.

Накаркал — вскрикнул Папаня. Стрела ударила священника в грудь, отскочив рикошетом от массивного нагрудного креста.

— Ложись! — закричал Дока. — Падай...

Я мгновенно присел, припав на одно колено, выискивал бойницу, из которой некий "смелый" жихар выпустил стрелу.

В борт "бэтээр" ударилась ещё одна. Жихари видели: мы засуетились. А значит, сами способны запугать нас, и пусть не так, как мы их при налёте, но всё же быстро уяснили: и с нами, при определённых усилиях, можно совладать.

Под летящими со всех сторон стрелами, мы отступили к технике, и я уже по "новой" привычке залёг под днищем, отказавшись мелькать на крыше, где послужил бы прекрасной мишенью для жихарей.

Ко мне свалился Конь — не на крышу полез или в салон, а именно сюда под "бэтээр". Ну да, ведь сидеть долго не сможет, разве что лежать на животе тем самым больным местом кверху.

И смех, и грех.

А с Папаней что?

Обошлось, наверное, Бог спас его или просто чудо, в которое он был склонен верить сам, заставляя и нас поверить: Высшие Силы, в его лице, уберегли нас в очередной раз.

Искренне хотелось бы поверить в них, но на то и пословица народная одна есть: "На Бога надейся, а сам не плошай!"

А никто из нас и не сплоховал, правда, Аким вскользь схлопотал стрелой по ноге, сейчас лежал подле нас и держался рукой за рану, заливая кровью землю под "бэтээром". И надо заметить: кровотечение было неслабым. Жгут наложили, но кровь всё равно не остановили — продолжала сочиться.

Побелев, как простыня, Аким чах на глазах.

Мы искали, где бы нам укрыться на время перестрелки с жихарами, поскольку на ночь глядя покидать погост, памятуя, какие твари приходят во тьме, было бы в большей степени неосмотрительно и смертельно-опасно.

Наконец и Дока примкнул к нам, просияв подобием улыбки на лице, выставив свои зубы напоказ. Бригадир нашёл решение проблемы.

— Куда отходить, командир? — смикетил я: придётся с боем прорываться под летящими стрелами жихарей к пустующему строению.

Он указал нам на него, и мы, по одному, начали перебираться в салон. На крышу я не полез, как и Конь — лёг поверх тел Акима с Багром и Папаней.

— Э... — не понравилось Багру то, чем Конь уткнулся в него. — Ты чего творишь, голубой?

— Да это кобура у меня там, а не...

— Разговорчики! — прикрикнул Дока. — Отставить! Всем молчать и слушать меня!

Ну точно, командир — раскомандовался с моей подачи.

Я забрался последним из всех в "бэтээр", усевшись подле Доки на переднем сидении. Сзади нас должен был прикрывать Конь с ПММ, а я, в случае серьёзного сопротивления, обязан организовать плотный огонь в момент прорыва, если что пойдёт не так, и на нас вылетит толпа жихарей с доисторическим оружием наперевес.

"Бэтээр" взревел, точно зверь, и жихари перестали обстреливать нас, прячась по землянкам точно "партизаны".

Строение, выбранное Докой нам в качестве укрытия, лично меня не впечатляло. На сруб в лесу оно не тянуло, да что там сруб, когда и на "землянку" жихарей. Шалаш — шалахом, из кривых оглоблей, сквозь которые даже отсюда проглядывались дыры, заткнутые не везде мхом с пожухлой травой. Скорее всего, столь хлипкое и неказистое строение предназначалось в качестве загона для скота.

Не угадал.

Подлетев туда на "бэтээре", мы наткнулись на невысокую женщину, уставившуюся без боязни на нас.

Я в свою очередь одарил её пристальным взглядом, а то мало ли что — вдруг броситься с острым предметом на нас. Не тут-то было — она оказалась совершенно безоружна, вовсе обезоружила меня внешним обликом — копна волос, ниспадающая до плеч и ниже, родинка над губой справа в уголке, чёрные как смоль глаза и...

Чудо, но не юдо, хотелось мне закричать, а ещё...

— Нюша... — выдохнул я, вспомнив, как подобная на неё миловидно-симпатичная певичка "Выла на Луну".

— Рада... — не сказать: она обрадовалась нам.

— Отец Алексий, — представился Папаня.

Но дикарка уже смотрела на Акима, в следующий миг метнулась к нему с грациозностью кошки.

Дока замахнулся на жихарку прикладом карабина.

— Нет... — закричал я. — Она... она...

— Знахарка, — подсказал Папаня, приметив корешки и прочие толчёные порошки в ступках, да... высушенные трупики и шкуры различной мерзопакостной живности, коими было увешана хижина дикарки.

В руке у "Нюши" появился нож, и Дока снова не удержался, направив на неё "сайгу".

— Вздумаешь зарезать его — пристрелю, аки...

Блудливую собаку! — выразился много строже и короче бригадир, уложившись в одно слово.

Нюша, по имени Рада, проворным движением руки с ножом вспорола штанину на ноге Акима, не забыла про жгут, также испортила, перерезав при повторном взмахе ножа; заставила подивиться не только меня, своим умением ловко орудовать холодным оружием — очистила его лезвием рану, срезав запёкшуюся кровь и... (то, что она сделала далее, повергло в шок ни одного меня)... плюнула прямо в рану и что-то буркнула про себя. Кровь тотчас остановилась, перестав сочиться.

Мои глаза полезли на лоб, и нижняя челюсть отъехала вниз. Но таким чудаком выглядел не я один — мы все, даже Папаня.

Чтоб у меня по жизни был такой лекарь, как дикарка, а не тот участковый врач, что мог запросто выписать от насморка слабительное, и потом, улыбаясь, при повторном приёме ещё спрашивать: "Ну и как, я больше не чихал?"

Вот и сейчас Нюша-Рада сделала нечто необычное для нас, страхолюд. Сама была ничуть не лучше. Хотя лукавлю — её бы умыть, да одёжу из шкур сменить и... та самая певичка один в один.

Всё это — случай с Нюшей — я списал на переизбыток адреналина и, взбудоражившие меня, гормоны. Кровь в жилах просто кипела.

— Дикари, — напомнил Дока нам о воинствующих жихарях, уяснив: Акиму, и нам, в "шалаше" знахарки ничего не грозит. — Шаляй — Валяй!

Ну да, я ж затычка.

— Рад был познакомиться, — не удержался я, улыбнувшись хозяйке хлипкого строения.

Вот уж не знаю, как тут ночь пережить — и переживал неслабо так... ещё и за Нюшу. Ей Богу, приглянулась мне столь симпатичная жихарка. Я даже грешным делом подумал о том, о чём любой нормальный "самец", достигший половозрелого возраста и иной раз задумывающийся: а не задержаться ли у очередной знакомой девчонки подольше, а там глядишь и вовсе остаться — пока сама не прогонит.

Жихари довольно быстро опустили меня с небес на землю, возвращая в реальность.

— Засада, командир, — вернулся я стремглав в хижину. — Мы окружены! К "бэтээру" без боя не пробиться! Дикари истыкали его рогатинами!

— Прочь, — Дока оттолкнул меня с прохода, и едва не нарвался на стрелу.

По приоткрытой дверке забарабанили градом стрелы.

— Ай... — вскричал Багор.

Стрела ударила его в лицо.

— Приехали... — заржал Конь, пластаясь на полу.

Я сам припал на колено, как тогда у "бэтээра" при первом обстреле тут, понимая: стрелы жихарей легко найдут слабые места в дырявых стенах хижины знахарки. Так и вышло — над нашими головами загремели плошки со ступками, сбиваемые стрелами дикарей на пол.

— Хм, погостили на погосте, что и кости не соберёшь, — сморщился от боли Багор.

Отняв руку от раны, он обнажил шрам. Просто удивительно как Нюша умудряется слюной прекращать всякое кровотечение. При ином стечении обстоятельств, и, не видя, как она останавливает кровь, мы бы решили: она презирает его, как и всех нас, страхолюд, но...

Всё одно испытал шок, открыв от неожиданности рот.

— Обидно, досадно и... ладно, — выдал я вслух, напомнив про больное место участкового. — А Коня тоже "послюнявишь" в зад?

Рада одарила меня столь проникновенным взглядом, что я решил: в самого попала стрела. Да чуть погодя понял: скорее амур зацепил ей меня, а не жихари.

Мы влюбились в неё с первого взгляда. Во всяком случае, так казалось мне. И ведь не убоялась толпы страхолюд вломившуюся к ней в хижину, приняла как должное, и оказала помощь, не требуя взамен никакой платы за оказанные услуги. А мы вдобавок доставили ей неприятности.

Ещё немного, — не сомневался я, — и жихари забросают нас головешками из костра.

Снова накаркал.

— Огонь! — услышал я от Доки.

— Стрелять, командир, или...

— Или...

Припав к отверстию в стене хижины, я узрел: жихари догадались подпустить нам "красного петуха". Теперь без ответной стрельбы нам действительно долго не продержаться тут — быстро выкурят из хижины.

— Целиться по нижним конечностям, — наказал Дока.

Да я и сам уже догадался, что надо делать и как. Ну не хотелось мне валить иным образом тех, к кому принадлежала милая и добрая жихарка-знахарка. Но кто знает, вдруг прикидывается, а сама только и ждёт, когда сможет воткнуть в нас каждого свой острый, как бритва, нож.

Согрешил, и не только мысленно про себя, но и при выстреле в жихара, коего подпустил к нам близко Дока, выцеливая иных двоих, просто выкинул один из патронов — то ли дробовой, то ли с цельной пулей. Всё-таки калибр у него, не у меня, и если бабахнет, от ноги дикаря ничего не останется — оторвёт нахрен обе конечности. У него патрон 20х76-мм, а не 5,45х39-мм, как у меня. На то у меня "укорот", и прозван "плевательницей", а его "сайга" — ручной мортирой. Из неё слона завалить, как два пальца обас...фальт.

Вот и подстреленный им вскользь жихар, рухнул как подкошенный, и мой.

— Молись, Папаня, за нас... грешных! — крикнул я, не оборачиваясь к священнику.

И ещё на парочку пациентов прибавилось в будущем у Нюши. Глядишь, и жихари не станут жечь нас, поскольку им в том случае станет некому оказывать первую медицинскую помощь.

Вроде отбились, положив порядка семи жихарей — иные отступили от нас, неся потери раненными. И ни одного убитого. Жаль, столько патронов загубили. Ну не оккупанты мы, если жихари ещё не поняли. А одно слово — дикари. Ну и мы тоже хороши, страхолюды, страха на здешний люд нагнали прилично. Ещё один такой бой и у нас закончатся боеприпасы, а у жихарей — население. И произошёл с наступлением ночи, грозившей появлением тварей, кои всё никак не шли у меня из головы.

Наконец, я смог спокойно опереться спиной о хлипкую стену хижины, и вновь взглянуть на ту, кого про себя превратил в Нюшу.

Дикарка оглянулась, поймав мой взгляд, почувствовала, что я не без интереса, а с симпатией, поглядываю на неё. Неожиданно смутилась.

Вона что — я смутил её! Надеюсь, как парень — девицу?

— Шаляй... — Дока некстати одёрнул меня.

— Хошь пристрели, командир, но я отсюда ни ногой!

— Вот ещё... Чтоб я тратил патрон на тебя! Пускай дикари переводят стрелы!

Делать нечего, пришлось подчиниться, поскольку без "бэтээра" нам нельзя оставаться тут — далеко пешком не уйдём. А то, что с утра пораньше двинем с погоста жихарей очевидно всем без исключения.

Честно признаюсь: жаль будет расставаться со знахаркой. Понравилась она нам, и ударить кого-то из нас ножом при навале жихарей на хижину, попыток не предпринимала, и всё также дальше хлопотала подле нас, замазывая на этот раз раны раненым кашицей — изымала изо рта, перемешивая со слюной, продолжала её жевать, готовя новую порцию мази для ран, словно ведала чего-то, о чём мы пока ни слухом, ни духом.

Дока скрипнул дверью, подвешенной на деревянных кольцах, сплетённых, наверное, из лозы.

Что за люд тут такой, а? — подивился я. Да знахарка должна была обогатиться, залечивая болячки дикарей, а они подносить ей за это роскошные дары, тогда как прозябала в самой настоящей дыре. И что это ещё за выкрики в адрес приблуды? Неужто так жихари обзывали ту, кто помогала им переносить невзгоды суровой жизни на погосте? Да их только за это одно надо было пострелять всех без разбора.

Мы вышли на разборки с ранеными жихарами, первый из них попался нам возле "бэтээра" — с копьём в одной руке, и головешкой в иной — она догорела до пальцев, и дикарь закричал, но руку не разжал.

Мне пришлось подсобить ему. Нет, я не стал собственноручно разжимать ему опаленные пальцы с головешки, а замахнулся кое-чем кое-куда, там и свёл инстинктивно руки жихар, укрывая то, что оказалось ценнее для него, как мужика, нежели собственная жизнь. Заодно и от копья избавился, позволив мне оттолкнуть от него в сторону ногой подальше.

— Ползи отсюда, "пресмыкающееся", — возникло у меня желание вломиться туда и поговорить с тем, с кем не получилось у Папани. И сейчас бы разобрался с воинствующими жихарями и вожаком-старейшиной на раз — дал бы в глаз — и нет проблем. А пока что больше и не предвиделось у нас.

Потемнело быстро. Едва солнце опустилось за кромку леса, скрытого высоким трёх-, а местами четырёхметровым частоколом, сумерки надвинулись мгновенно, будто тьма ждала захода дневного светила — и ни тебе звёзд на ночном небе, и ни луны.

"Погорелец" вновь потянулся к головешке, как утопающий к спасительной соломинке.

— Что это с ним? — отвлёк я Доку от лазания по "бэтээру" — забравшись в салон, бригадир стремился завести его, но завёлся сам.

Жихари оставили нас на время без "колёс", и без капремонта нам не сдвинуть "бэтээр" даже утром с толкача.

— Мля... — выдал Дока. — Мля... мля... мля...

Я сам был не прочь выразить истинные чувства вслух, однако не стал уподобляться тем, кто по-прежнему тянулся обожженными пальцами к головешке, продолжавшей искрить в потёмках и дымить.

Иные "поджигатели" также кричали вне себя от боли, хватая голыми руками догоравшие угли головешек.

— Да что же это такое, а? Дока! Командир! Ты только глянь на них!

— Мля... — выругался он в очередной раз, покидая "бэтээр", и уставился на меня.

Я кивнул ему на жихаря. Дока готов был добить его, ничуть не жалея больше патрона, чтоб не мучился сам и не мучил нас, да жихар добрался до головешки, заорал.

— Никак крыша поехала, тихо шифером шурша? — забормотал я.

— Сдаётся мне: дикарь спасается огнём от хорошо знакомых нам тварей, шастающих по ночам в их землях, — озвучил Дока ту самую мысль, которую я не желал произносить вслух, опасаясь в очередной раз накаркать. Вот и заставил это сказать бригадира. Вдруг я ошибаюсь, и Дока со мной, соответственно ничего жуткого не произойдёт. — И нас тут также ничего хорошего не ждёт!

Дока потянул меня за собой в хижину знахарки, в надежде переждать там ночь, но у меня возникли сомнения, что хлипкое строение послужит нам добротным убежищем, как сруб в лесу — мы ранены, а твари, появляющиеся в ночи, доказали: реагируют на запах крови. А тут её, на погосте, столько, и сами ранены, что ночка обещала стать беспокойной вплоть до утра.

И как я не пытался затащить в хижину "поджигателя", чтоб там допросить его, места самим едва хватило — не все могли лежать, кому-то требовалось сидеть и стоять, иначе не поместиться.

— А вот и мы...

— Припёрлись, — заворчал Конь на моё замечание.

— Глянь, командир, и его пробоину заштопали, — постарался я спустить всё на шутку. Не вышло — в воздухе витало напряжение — все, как и я, понимали: ночь переживут немногие, если кому-то вообще повезёт.

И только Нюша не выказывала никакого беспокойства, хлопотала подле нас, будто мы такой же люд, как и жихари, а не страхолюды, коими нас считали все без исключения дикари, попадавшиеся нам дорогой сюда. А Нюша, она же Рада, и впрямь была рада нам, или всем без исключения, кто обращался к ней, приходя за помощью.

Прямо святая какая-то получалась она. Не по тому ли, что я по-прежнему смотрел на неё, как и мои спутники, влюблёнными глазами, и не мог налюбоваться, не обращая внимания на изъяны, которые никак не удавалось мне разглядеть в знахарке.

— Жрать охота... — заржал Конь.

— Жри, если охота, — выдал Аким.

Ходить сносно он не мог и, кто знает, когда теперь сможет сам без посторонней помощи даже с костылём. Нога опухла, и ему грозила газовая гангрена с заражением крови. Впрочем, и Багру.

Я вспомнил про узелок, который мне сунула за пазуху девчонка, ещё в том, нашем мире.

— Подавись... — я швырнул его Коню.

Неприязнь к нему у меня осталась исключительно на словах, как остаточное явление, а в глубине души я понимал: он также относится ко мне. Но мы всё больше сплачивались, сами того не замечая, отказывались верить во всё происходящее. Однако заунывные вопли быстро напомнили нам: где мы находимся, и что это за мир. А хотелось бы узнать подробно обо всём, что здесь твориться.

Я снова заставил смутиться Раду.

— Поговорим, красавица?

— Может нам ещё оставить вас одних? — гоготнул Багор — и тоже по старой привычке.

Сейчас никого силком не вытолкнешь за хлипкую дверь хижины знахарки.

— Немая что ли? Язык проглотила? — живо сообразил Дока: куда я клоню, и о чём, в первую очередь, намерен завести речь с Нюшей.

Нет, язык оказался там, где надо. Его она и показала бригадиру, заставив меня улыбнуться — и не натужно, а искренне и вполне естественно.

Сама ответила мне улыбкой, но быстро спохватилась, смутившись вновь. Ну и Папаня не удержался, прибавив с вздохом:

— Эх, молодёжь...

Багор и вовсе пошёл дальше, затянув:

— Любовь нечаянно нагрянет, когда её совсем не ждёшь...

Утёсов, блин. Его завывания подхватила ночная тварь, почуяв кровь и стоны тех, кто старался сохранить огонёк на головешках.

Пока пылал костёр на погосте в месте не состоявшейся казни, ни одна тварь не перескочила через частокол.

Хотя нет, вру — вскочила какая-то и заметалась тенью, а приблизиться к раненым жихарам не спешила, выжидая, когда станет совсем темно.

— Видел её? — Дока толкнул меня в бок, заставляя бодрствовать. — Не спать — никому!

Нюша будто и не слышала, о чём мы шептались при ней, словно ночные твари обходили её хижину стороной. Да и призывать их, она вряд ли б стала, скорее укрощала.

Вот и "поджигатель", тот, что ближе всего находился к нам, двинул к хижине знахарки в поисках защиты, не взирая на то, что внутри сидим мы, страхолюды. Твари-то будут пострашнее нас, и не только внешне.

Очнулся страж — один из тех, кого я приложил — и взвыл ничуть не хуже твари, прыгнул с помоста частокола вниз — неудачно так, подвернув ногу, а возможно сломал — захромал, ковыляя. И кинулся не к "землянкам", а к догоравшему костру, где уже перестали плясать языки пламени на углях, и едва заметно мерцали, угасая огоньки.

Именно за ним, тварь бросилась в первую очередь — та самая, что кружила, прыгая по бревенчатому частоколу погоста.

Запустив руку в угли, жихар с безумным криком швырнул ими в тварь. Увернувшись от огненной вспышки, она замерла, выжидая, что станет делать дальше дикарь.

— Твою мать ... — зашёлся Конь, опередив меня.

Жихар сломя голову бросился на угли, вспыхнул и загорелся.

— Это чего такое, а, Шаляй?!

Хотел бы я знать ответ на его вопрос, но не было у меня. Вместе с мыслями я лишился временно дара речи.

— Да обернись же ты... — Конь оторвал меня от дыры в стене хижины, тыча развязанный узелок. — Где еда, а? Я тебя спрашиваю!

М-ля! Кому что, а этому "животному" дай пожрать, и плевать он хотел на то, что творилось снаружи хижины. Неужто надеялся, что мы с Докой перестреляем всех тварей, а он тем временем набьёт брюхо и завалится, посапывая в сторонке.

— Это что за семена? Даже не семечки! И горькие какие-то...

— Заткнись! — разошёлся я, чем удивил не только себя, но всех спутников без исключения.

Дока и то промолчал. Шуметь нам сейчас не с руки — рядом твари. И пока будут заняты "поджигателями", мы им даром не нужны. Не поэтому ли жихари закрылись в землянках и сидели точно мыши, заткнув все щели, используемые против нас в качестве бойниц. Оттуда теперь торчали камни. А у нас тут, в хижине знахарки, стволы "укорота" и "сайги", да глаза, коими стреляли впустую, не целясь пока.

— Девонька... — шепнул Папаня, обратившись к Раде.

Тоже мне обрадовал, а нашёл чем, и время.

— Цыц... — подал командирский голос бригадир. — Ни звука больше!

— У-у-у... — застонал Конь, забыв про больное место, сел на него.

— Тварь!

— Где?

— Ты! И... животное!

У нас с Конём вновь состоялся короткий, зато обстоятельный разговор по душам.

— Не стрелять, — предупредил Дока нас с ним.

— Как скажешь, командир.

— Дверь за тобой, Шаляй, — отдал он приказ. — Валяй.

— Угу... — уступил я ему. — Понял.

А сам бригадир остался и дальше следить за тварью. Фонарик пока не включал, экономя энергию батареек, и смысл сейчас и без того привлекать лишний раз внимание тварей, пировавших на погосте.

Не удивлюсь, если даже в землянках жихарей было слышно, как твари рвут на части "поджигателей", а не только у нас в хижине.

Один из уцелевших дикарей застучал по двери.

— Рада... — шёпотом добавил жихар. — Рада-А-А...

— Сидеть, — гаркнул Дока на неё.

— А-а-а... — донеслось до нас снаружи в очередной раз. — Приблуда-А-А...

Жихар проклинал её и нас, недолго, крик перекрыл рык твари, порвавшей его на глазах у Доки. Вряд ли бригадир увидел во тьме кровавое зрелище, но даже я разглядел в полумраке хижины его побледневшее лицо. В очаге у знахарки тлели угли, она раздувала их, сунув кривую поленицу, готовилась к защите жилища — насколько понял я. И надеюсь: правильно. А то мне не улыбалось повторить участь стража, сгоревшего на углях, избегая стычки с тварью.

Что же это за звери такие ночные?

Сквозь дыры в хижине брызнула кровь жихара.

Ну всё — теперь нас точно обложат эти твари до утра! — убоялся я не удержать в одиночку дверь, обложив их мысленно про себя.

Долго нам ждать навала со стороны исчадий тьмы не пришлось, удар когтистой конечностью по двери, заставил её прогнуться внутрь, и... петли каким-то чудом выдержали.

В лицо ударила щепа, выбитая тварью из двери.

— Скотина! — выпалил я, и как водится не столько на словах, сколько на деле с применением "укорота".

Она взвизгнула, схлопотав пулю.

— Теперь только держись, — прильнул ко мне с "сайгой" Дока.

Взвизгнувшая тварь, заревела, как до этого не смогла ни одна предшественница, и с новой слой обрушилась на неподатливую дверь хижины — подломила, но пролезть не удалось — застряла.

Дока включил фонарик, чтоб выстрелить наверняка, но тварь ещё до выстрела дробью подставилась неслабо. Свет ослепил её, и она завыла так, будто вновь нарвалась на пулю. А мгновение спустя так всё и было — Дока вышиб её дробью из пролома, куда следом сунула головешку хозяйка хижины, и на неё наткнулась иная тварь, воспламенилась, заметавшись по погосту — далеко не ушла, уткнулась раз в частокол, а затем отскочила к землянке. Бревенчатое строение жихарей занялось, а чуть погодя, задыхаясь, они повалили оттуда наружу, и твари занялись ими вплотную.

И это всё содеяли мы! — покосился я на Папаню.

Грехи, будь они неладны, росли и множились, как грибы после дождя. Вот она — прорва.

Конь больше не ржал, и я не сразу вспомнил про него, а лишь когда он взвёл ПММ, приставив к виску, не успел нажать на спусковой механизм — Дока вырвал у него оружие.

— Что ж ты... служивый... творишь!?..

— Тва-а-арь... — закричал Конь, сунув пальцем в глаз Багру.

Хм, нашёл кому — тот на раз успокоил его, двинув кулаком туда же, чтоб не брыкался.

Компашка у нас — закачаешься, если твари не достанут, то сами себя и без противодействия со стороны жихарей. Ей-ей...

Я шарахнул парой одиночных, ну и Дока, сменив обойму на новую, отстрелял уже вторую с разгрузки. Там у него оставалось ещё две, иные остались в "бэтээре" на хранении в сейфе — как показалось мне. Я ж не видел, когда он прихватил их с собой, наказав Папане порыться у себя в рюкзаке, и потребовал две новых обоймы взамен стреляных.

Рада повторно мелькнула перед нами с огнём в руках, держа целую охапку горящих полениц, с требованием открыть дверь.

Совсем озверела, девка, и похлещи тварей. Да деваться некуда, не дай Бог выронит, и сами окажемся на месте тех, кого сейчас догрызали твари у догоравшей землянки.

Не дожидаясь команды со стороны Доки, я посодействовал ей, стараясь прикрыть, не желая, чтоб с ней случилось трагедия. Уж лучше тогда и я сдохну, чем так мучится, как сейчас.

Сопение Доки со спины мне в затылок доказывало: он уступил нам, и идёт следом. А что ему оставалось. На пару с ним, мы прикрывали девицу, выскочившую далеко от хижины.

Она втыкала в землю вокруг себя горящие поленицы.

— Ворожить собралась — не иначе!

— Ага, чародействовать, — согласился я с доводом Доки.

С тяжёлым сердцем мы отступили в хижину.

— А где Рада? — запричитал Папаня.

— Где-где... — огрызнулся Дока.

А мне совесть не позволяла, всё-таки Рада запала в душу и на подвиг решилась ради нас, страхолюд, принимая основной удар тварей на себя, а я, запиранием двери от тварей, предал её.

Припав к щели в двери, я смотрел, как она стояла, вздев руки к небу, скрытому тьмой, и что-то бормотала про себя — по-видимому, заклинания.

Твари, кружащие вокруг хижины, отступили, как и от света горящих полениц, торчащих из земли. И это было лишь начало — свет, исходящий от них начал расти, принимая форму столба света, ударил в небо, пробивая тьму. Погост жихарей озарился ярким искрящимся сиянием, и удаляющиеся вопли тварей за пределы частокола вызвали в хижине вздохи облегчения — у нас словно гора отвалилась с плеч.

Я выскочил наружу.

— Куда, — кинулся следом Дока — нагнал.

Мы упали с ним. Одна тварь не успела сбежать — всё ещё металась по погосту. Это был подранок, тот самый, которого я зацепил на пару с Докой. Вот и остался не в силах сбежать, стремился отомстить нам, прежде чем сдохнуть. Кинулся, и угодил на новый всплеск — на этот раз луча света.

— Нюша...

Она ослепила им меня с Докой. Бригадир вскрикнул, и только. Тварь исчезла вместе с тьмой. И свет на погосте потускнел, исходя из догоравших полениц, принявших вид головешек у земли.

В круге огоньков лежала...

— Нюша!

— Рада!

Мы кинулись к ней. Я опередил Доку, подхватив её на руки, а он с карабином наперевес прикрывал нас до хижины; сам встал у двери без лишних слов, дозволив мне и дальше заняться нашей спасительницей.

Заржал Конь, придя в себя. Уж лучше бы сознание вернулось к Нюше, чем к нему.

— Что с ней? И кто её — тварь?

— Нюша... — зашептал я, не обращая внимания на спутников.

— Разве? А не Рада?

Конь умел доставать по долгу службы и призванию по работе.

— Не всё ли равно? — отвлёкся я на него, выпустив невероятным образом Раду из рук.

Она очнулась и испугалась, выскочив из моих объятий.

Я поднял руки с раскрытыми ладонями на уровень лица.

— Спокойно... — моя ты дикарока. — Я и не думал лапать тебя! Просто ты лежала там одна... посреди тварей...

— Разве они не сбежали?

— О, заговорила! — откликнулся Багор. — У неё снова прорезался голос! И знает, куда больше одного слова!

— Глохни, балаболка, — мешали мы Доке вести наблюдение снаружи хижины — он полагался на слух, нежели на зрение.

И чуть погодя, прибавил:

— Тихо стало.

— Потому что тварей не стало, — поблагодарил я Нюшу. — Это она прогнала их!

— Уходите, пока не просветлело, — удивила знахарка нас очередным заявлением, давая понять: ничего хорошего нам здесь не светит — жихари вновь вернуться к её хижине, и тогда точно сожгут вместе с "бэтээром". Мы ж для них и дальше оставались страхолюдами, к тому же принесшими неслыханное горе с несчастьями. Они потеряли разом до четверти всего населения погоста — полегло что-то около двух десятков дикарей. Среди жертв были дети — в той "землянке", которую ненароком подожгла тварь, оказалась ребятня.

Мне искренне было жаль детвору — с одной стороны мы виноваты, а с иной — сами жихари. Да, правда, как правило, где-то посередине — сами первыми начали дикари, если вспомнить "водоплавающего". И подводный охотник на суше оказался обычным страхолюдом — трясся в дальнем углу, держась за подводный арбалет.

— Что, хреново без воды, ихтиандр?

"Водоплавающий" обливался потом. Жарковато ему в зимнем снаряжении подводного охотника. Как пить дать, охотился в заполярном круге, а вынырнул посреди лета в другом мире с дикарями и тварями. Хотя, если вспомнить, с кем я столкнулся на реке, ища там брод — он, в некотором роде, должен быть благодарен жихарям. Они пытались зажарить его. А съесть или нет — тот ещё вопрос — и на засыпку.

Интересно, чем тут питаются жихари? Не залётными же гостями, как твари, гоняясь за нами вторую ночь напролёт?

И чародейка гнала нас прочь, мол: вот вам Бог, а вот порог — дала от ворот поворот.

— Не гони ты нас, девонька, — удивил Папаня. — Авось пригодимся — и вам, жихарам?..

Пилигрим, блин. Бессребреником пока его не обзову, и иначе не стану — всё ж таки постоянно молится за нас, чем порядком нервирует. Но кто знает, вдруг и впрямь нам помогает Бог благодаря нему. Я вообще-то несуеверный... раньше был, а после того, как столкнулся во второй раз подряд с исчадиями тьмы в ночи, и тем, что сотворила Нюша, засомневался: а прав ли был до сих пор? Есть ведь что-то такое, что помогает нам жить, а дикарям выжить там, где раньше из ума, и то за благо.

Лично я только и мог сказать ей:

— Благодарю...

Откланялся. А она в ответ одарила меня всё той же искренней улыбкой со смущением.

* * *

— Восстань! — шипение бесплотного заставило стража придти в движение. Из земли, взрывая корневища засохшего древа, поднялся грозный исполин, расправив чудовищные конечности. Волна гнева отшвырнула бесплотного прочь, но он не убоялся свирепости призванного. Нечто подобное и добивался от него. — Хладнокровный велел нам угробить теплокровных лазутчиков! Подготовь гончих, мы отправляемся за ними в погоню! Ты слышишь?

— ДА-А-А... — поднял шквал призванный, и с грохотом, при передвижении конечностей, подался неспешно, выискивая тех, кого бы превратить в гончих тварей.

Нет, сами твари Прорвы не требовались ему, они такие же зверушки, как и в соседствующем мире двуногих прямоходящих теплокровных примитивов, тогда как ему требовались они сами в качестве "нави"*.

* навь — оживший мертвец (в древности).

Их и учуял страж, обнаружив с подачи бесплотного у хлипкого строения посреди дебрей, где также легко улавливался запах тех самых теплокровных лазутчиков, побывавших здесь и не упокоивших тела лихого люда.

— Самое время для их обращения, — зашипел бесплотный, подзывая призванного с одним оком, уставившимся им поначалу на них, а затем и запустившим в них свои конечности — стал накачивать тела изнутри гнилью, мгновенно проникшей в суставы мертвецов, и проступившей тёмными пятнами на коже.

— Навь готова? — не унимался бесплотный, торопя стража.

И новый шквал, под который угодил он с гончими — в их очах вспыхнул огонь — они жаждали мести.

— Пускай их последу теплокровных! Да поживее!

— Зашибу...

— Ни в коем разе! Хладнокровный повелел угробить их! Ты слышишь, истукан? Угробить!..

— Всех теплокровных?

— Про всех, речи не шло... — порадовал бесплотный призванного стража, поднятого для погони. — Ищите их! Ищите...

Глава 5

"Тихо шифером шурша, крыша едет не спеша!"

Нам было тяжело расставаться со знахаркой, а ещё тяжелее осознавать: люд, попадающийся нам постоянно, отторгал нас, не принимая такими, какими мы есть, страхолюдами — продолжали страшиться.

— Не дело, командир, — схватил я остатки продуктовых запасов. Кто знает, может, долго и впрямь не протянем, а знахарке надо бы оплатить добром за добро.

Дока ничего не сказал мне на это, сам проводил таким взглядом, словно приревновал.

— Молодца, отрок, — услышал я от Папани, бросившись в хижину, и застал знахарку на пороге.

На её восхитительно-обворожительном личике всё то же самое знакомое смущение. Едва наши взгляды встретились, мы оба отвели их, и я ненароком взглянул ей на руки.

Что же она там сжимала? — стало интересно мне

— На вот... — я сунул ей коробку с крупой, — свари себе и поешь.

Вроде как расплатился с ней натурпродуктом за все её труды, а много больше заслужила, чем перловку.

— То тебе, — протянула она в свою очередь мне плоскую, округлую деревяшку на плетёной верёвке из лозы. — Наклонись, Шаляй...

Боже, она назвала меня по имени, заставляя краснеть и столбенеть. Я чуть замешкался, готовый помимо головы преклонить перед ней колено и...

Накинув мне на шею дар, Нюша прошептала:

— Он спасёт тебя, Валяй...

Действительно — самое время расставаться, иначе, пробудь я немногим дольше рядом с ней наедине, и меня отсюда Дока даже за трос "бэтээром" не вытащит.

— Я не забуду тебя — никогда! Слышишь, Нюша, — услышал я, как меня зовёт командир-бригадир.

То, что я сотворил напоследок, озадачило и удивило не только знахарку, но и меня. Набравшись смелости (а возможно: наглости), я чмокнул её вскользь в уста — выскочил.

Нет, чтобы воздушный поцелуй послать, дурак! — корил я себя, забравшись на крышу в "гнездо". — Одно слово — ёлупень!

Заржал Конь:

— Это чего у тебя, а? — заинтересовался он даром Нюши.

Я отвернулся от него, и не удержался, взглянул на хижину: знахарка стояла в растерянности в раскрытых дверях, прямо как я мгновение назад, когда она попросила меня принять её дар, требуя наклонить голову, чтоб дотянуться и надеть на меня.

Я прижал его ладонью к груди, заставляя сердце забиться в бешеном ритме.

— Ступайте по Быстрой воде к Лысому Горбу, что будет виден с восходом Ра! — закричала она нам, выронив из рук коробку с крупой — рассыпала.

И еле сдержалась, чтоб не побежать за нами.

— Куда!?

Конь схватил меня за плечо, я оттолкнул его и привстал. Мне не хватило мига спрыгнуть с "бэтээра", но перекладина врат, зацепившая меня по затылку, успокоила на длительное время.

— Ты как, Шаляй? — Конь, нервно моргая, уставился на меня.

Голова трещала, и неслабо.

— Жив-Ой... — выдал я.

— Знать, до свадьбы заживёт, — заржал Конь с намёком на дар знахарки мне. — Что это на тебе?

— Дерево!

— Я заметил, как ты зацепился за него. А если честно?

— Всё-то ты хочешь знать, — постарался я избавиться от Коня, чтоб не доставал меня, а то я сам мог запросто достать его, и так: мало не покажется.

— А то, — не унимался Конь. — Девка втрескалась в тебя, даже коробку рассыпала с крупой. Ты хошь сказал ей, что её надо варить, а не сырой грызть?

— Не дура — догадается!

— Ага, — засомневался Конь. — Дикарка она.

— Чего пристал? — было не по себе мне, а тут ещё Конь старался в меру своих профессиональных навыков.

— Да ладно тебе, Шаляй, я ж всё понимаю, и вообще не собирался с тобой препираться.

Я заметил, что Конь сидел на больном месте. Неужели оно больше не болит у него — нисколечко?

— Я б на твоём месте остался, ей Богу, Валяй! — прозвучали его слова в мой адрес, призывом к действию.

— А чего сам не остался? — дошло до меня: отмахали мы, после моего "затмения", порядком кэмэ, добравшись до реки.

— Кажись, приехали, — отвлёкся Конь.

Из "бэтээра" посыпали пассажиры.

— Чего сидим на крыше? Приглашения ждём? — мгновенно припахал меня к работе Дока.

— Стало быть, Конь будет охранять нас, как у сруба в лесу?

Конь заржал недовольно:

— Да если бы не я, там и остались!

Ну да, чья бы корова мычала.

— Укорот я не отдам!

— Я сам покараулю, — согнал Дока и Коня вниз, взобравшись с ногами на крышу, сел на одно из запасных колёс. Пусть они были пробиты и подраны, однако мы ни с чем не спешили расставаться по принципу: нам всё пригодится в диком, нехоженом крае.

Мы затеяли соорудить плавсредство.

— Плот? — поинтересовался я наперёд.

— Ага, типа... — гоготнул Багор. — Ковчег.

— На ковчег времени нет, — предупредил Дока.

— А на что? На паром? — сообразил Аким.

— Поживём — увидим, — Дока отправил нас на "штрафные" работы, а сам приклеился к биноклю, держа иную руку безотрывно на карабине.

Мне повезло, если так можно выразиться: Багор с Акимом не особо-то и припахивали меня к работе по валке леса — сами рубили деверья, а обтёсывал их от сучьев, занимаясь аналогичным видом работ, из-за чего постоянно бранился про себя, Конь — Багор сунул ему мачете. Папаня с "водоплавающим", коего величали Владимир Скитальцев, тоже не стояли без дела, а таскали брёвна к реке, и ровняли там с применением знаменитой бензопилы "Дружба" (даже надпись имелась, сделанная маркером поверх иностранной фирмы). А скреплялись брёвна скобами — их у нас в наличии имелся целый ящик, обычно используемых нами при строительстве "теремков".

Я таскал одной рукой лозу, придерживая в иной "укорот", успевал ещё озираться по сторонам, и снова шёл за другой охапкой, пока ей скрепляли дополнительно брёвна прочие "гастарбайтеры".

Два часа убийственной работы, и мы перебрались от края дебрей леса к плоту, превращая его в отдалённое подобие парома, скрещённого с ковчегом, памятуя о том, какая живность водится в реке, уже раз пройденной нами в брод. А тут затеяли сплавляться вниз по течению, и, скорее всего, на север, нежели на юг — хотя могу и ошибаться. Полагаться на компас нам тут не стоит — с одной стороны, а с иной — потом сюрприз будет.

Погони жихарей, мы не видели, да и разбойнички больше не появлялись, и нам в какой-то миг показалось: после того, как мы доказали здешним дикарям у кого истинная сила, никто нас больше не тронет. Мы с огнестрельным оружием в руках — сила немалая, пусть нас мало, зато наверняка, как выразился бы водоплавающий: все в тельняшках!

Кстати, ласты надевать он не торопился, как и маску с трубкой — приберёг на иной случай.

Ладить ковчег мы закончили где-то ещё через час, оставалось придумать, как спустить его на воду, поскольку не хватило ума построить на воде. И не по тому, что затупили. Нет, все помнили про охотившихся на меня речных монстров.

Дока на раз придумал решение проблемы. По его наказу мы прикрепили ковчег к "бэтээру" за трос, с ним он и влетел в воду — благо берег в том месте оказался пологим, а дно неглубоким и довольно ровным.

Я отцепил трос, и Дока сдал на "бэтээре" назад, заехав в ковчег.

Теперь для нас, самое главное, не пойти на нём на дно реки. Я очень надеялся: ковчег справится с весом "бэтээра" и нашим — просел прилично, в щели даже просочилась вода. И это мы ещё не отчалили от берега.

На этот случай, у каждого из нас имелся под рукой шест, вырубленный Багром с Акимом из молодых деревцев.

— Навались... — закричали они.

И мы упёрлись тупыми концами шестов в песчаное дно. Иной конец шеста был заострённым неспроста — при столкновении с речными тварями сойдёт за рогатину.

— Ещё раз дружно, мужики... — закричал Аким. — Навались...

— А-а-а... — раздухарились мы, сподобившись на крик, и новый в нашем исполнении означал победу. — Ура-А-А...

Столкнув ковчег с отмели, мы наконец-то сумели отчалить от берега.

— Поплыли...

— До Лысого Горба, — напомнил я, куда советовала нам плыть Рада. А я по-прежнему именовал про себя не иначе как... — Нюша...

— Шаляй...

— А...

— Не раскисай, — подмигнул мне по-дружески Дока.

Течение с приличной скоростью понесло нас по реке, грозя вытолкнуть при повороте русла на берег, так что отдыхать нам не пришлось, мы работали шестами, постоянно регулируя направление движения ковчега, быстро поняли свою ошибку: нам следовало смастерить киль, а к нему руль, и править им в нужном нам направлении. А так неслись по быстрому течению как то, о чём не хочется говорить или сравнивать. И сколько бы не старались корректировать движение шестами, упираясь ими в дно, нас всё же вытолкнуло на берег. Мы сели на отмель в паре-тройке метров от суши.

До сего момента речные рептилий не беспокоили нас, им наш ковчег был не по клыкам, и сами могли запросто получить от нас по ним заострёнными концами шестов, зато окажись кто из нас в воде — другое дело. Что и подтверждали постоянно мелькавшие перед глазами на воде буруны, возникавшие при всплытии речных рептилий, и разрезающими речную гладь поверхности своими плавниками, давая понять: принадлежат к хищникам, и не прочь полакомиться теми из нас, кто вдруг окажется за бортом ковчега.

— Шаляй...

Дока ничуть не удивил меня.

— А чё сразу я, командир? Крайний что ли?

— Тебе не привыкать!

Ага, ща — отказался я вновь становиться "наживкой", указав на "водоплавающего".

— У него хоть ласты с маской — всё быстрее плавает, чем я!

Вот кому действительно не привыкать к реке!

— А ведь Валяй прав, — гоготнул Багор. — Долг платежом красен, Вован!

— Точно, пора возвращать! — заржал Конь, потирая причинное место. — Зря мы, что ли рисковали, подставляя... головы под стрелы дикарей!

— Здравствуй, жопа Новый год! То-то у нас всё через одно место делается! — припомнил я Коню всё и сразу, уложив в одну фразу.

— Но-но... — заржал Конь. — Не очень-то!

— Всё верно, мужики, — сказал "водоплавающий" так, словно прощался с нами.

— Отставить! — подал командирский голос Дока. — Один никто на берег не пойдёт!

Это что ещё за новость? — осознал я: по-любому внесён в список тех, кто может запросто оказаться "наживкой" речным монстрам.

— Аким... — прибавил Дока.

Он и возглавил нашу бригаду из трёх приблуд-страхолюд. К тому времени я придумал с помощью шеста (если на него опереться, сиганув с крыши ковчега), практически в один прыжок, перемахнуть метров шесть реки и почувствовать под ногами сушу.

— Так что, "водоплавающий", ласты с маской отменяются, — согласился с моим доводом Аким.

Ему из-за ноги было тяжелее нас, но он пошёл на риск, и в нашем случае оправданный. О том, как станем возвращаться, мы не думали, прежде требовалось добраться до берега целыми и невредимыми.

На берег я махнул первым, и мне ещё повезло, как впрочем, и "водоплавающему" — Вован шлёпнулся подле меня, а вот Аким в воду. Я сунул ему шест тупым концом, и рванул из реки на берег, а Вован напротив острым краем задел речного хищника, готового, если не утянуть Акима на дно, как тогда меня у брода, то уж наверняка урвать кусок плоти с него.

Да вроде обошлось — пока что. И Дока выстрелил, но улов всё одно уплыл. Однако горевать не стали, что упустили. Главное: мы достали рептилию, а не она — нас.

Аким захромал, и чем дальше, чем больше.

— Ты как? — прозвучал от нас в его адрес классический вопрос, и от него нам такой же точно ответ.

— Нормально, и без посредников справлюсь, — опирался он при ходьбе на шест.

— Мужики, — прозвучала крамола в моём исполнении. — А не проще ли было выломить кусок бревна из ковчега и...

— Заткнись, Шаляй, и вали! — прикрикнул Аким на меня.

А ведь я был прав — снова дали маху. Ну и кто мы после этого?

Я вопросительно покосился на "водоплавающего", и по одному взгляду понял: он солидарен со мной. Да и Аким, иначе бы не вызверился на меня, срывая зло. А было из-за чего — пробитая стрелой нога мешала ему чувствовать себя в должной мере прежним, нынче он всё больше становился обузой и не только нам, но и себе; остановился у самого леса, сделав непродолжительную паузу, выбившись из сил, однако старался не подавать виду.

Мы с "водоплавающим" подыграли ему, как могли. Я даже приспустил штаны, мол: и сам хотел предложить остановиться — не сдержался и заржал, почти как Конь или Багор.

Аким и то не удержался, приметив вслед за мной у "водоплавающего" хобот.

— Это что за шланг торчит у тебя там, Вован? Ха-ха...

— Вместо ширинки, да? — добавил я.

— А что? — Для охотника это было нормально. — Не выпрыгивать же мне при подводной охоте из реки, а затем ещё и из комбинезона всякий раз, когда приспичит!

— А если по большому? Тогда как быть?

— Да ну вас...

Действительно, что это мы, но всё равно презабавно выглядел этот, его укороченный, шланг. Ихтиандр, блин. Ну и развеселил. Напряжение спало — его, как и не бывало.

У Акима сразу прибавилось сил, и мы быстренько нарубили древесины, требуемой нам для сбора на ковчеге киля и руля к нему — тащили назад сами, без Акима. Я сунул ему "укорот", и мне не пришлось объяснять, что там и к чему. Все жё предупредил: вернёт мне, едва окажемся на ковчеге.

И снова эти вездесущие речные рептилии, а, поди, заждались нас, выставив из воды пасти — уже грызлись, деля не добытые ещё трофеи. Ну и мы не собирались становиться ими для них — распугали, швырнув камни, и ударили острыми краями шестов, зацепив изрядно одну. Ей и занялись хищные сородичи, позволив нам проскочить мимо них.

Полдня у нас ушло на то, чтобы соорудить, а затем довести до ума "ковчег", и вновь сниматься с отмели, да засели основательно. Пришлось сбрасывать балласт, уменьшая количество брёвен — выбивали сверху и с боков каждое второе.

Ощущение, после проделанного титанического труда, было таким, будто ты в клетке свалился в реку и тебя несёт быстрым течением. Но не так, как раньше, теперь у нас кормчим "водоплавающий" — ковчегом правит Вован, удерживая его на быстром течении.

Жизнь у нас вроде бы начала помаленьку налаживаться, особенно мне стало много спокойнее на душе, когда мы в свете Ра в качестве маяка приметили тот самый Лысый Горб, оказавшийся высоченным белым утёсом, возвышающимся вдалеке на фоне бескрайних лесных просторов.

Сколько до него ещё плыть, и по времени, неизвестно — река иной раз виляла, круто забирая то влево, то вправо, и речные рептилии не донимали, хотя плыли рядом уже довольно продолжительное время, а затем вдруг исчезли непонятно по какой именно причине. Что-то ведь напугало их? И что — тот ещё вопрос! И много хуже, чем на засыпку!

Прежде я следил за ними, отвлекаясь от дурных мыслей, а когда исчезли рептилии, вновь стали одолевать меня. Да я вновь решил отогнать их от себя.

— Командир...

— Ну, — привлёк я внимание Доки.

— Ты в реку глянь!

— И?

— Рептилии исчезли — все как одна! К чему бы это?

— Не иначе к дождю, — гоготнул Багор, а на большее неспособен.

Вот и Конь заржал, клича беду.

— А ну тихо! — приказал Дока.

Прислушались. По борту ковчега плескалась вода. И только ли по борту? Где-то ещё в удалении, где всё больше вырастал, подпирая небо, белый утёс, названный Нюшей — Лысый Горб.

— Что это... там? — занервничал Конь — и естественно первым из нас.

— Водопад, — опознал его по характерным признакам "кормчий", и, не дожидаясь соответствующих распоряжений от Доки, направил ковчег к берегу. Да где там сейчас пристанешь к нему — течение, словно взбесилось — река текла ровно, и несла нас прямиком в пропасть.

Только этой напасти нам не хватало — разбиться нахрен, и достаться речным тварям реки, обитающим по течению ниже.

Я уже приготовился прыгать за борт ковчега, когда мы увидели обрыв, а за ним этот самый Лысый Горб.

Поздно! Слишком поздно! Мы обречены!..

— Держитесь! — подтвердил мои наихудшие опасения "кормчий", и все вместе с ним приготовились к наихудшему моменту в своей жизни — кто короткой, как я, а кто и не очень.

— Если что не так, братья... — заговорил Папаня, умея успокаивать в самый неподходящий момент так, что лучше б сразу огорчил, чем эдак огорошил.

И на этом, собственно говоря, всё — перед нами разверзлась бездна. На мгновение я почувствовал себя космонавтом, вот только летел со всеми на ковчеге не вверх, а вниз, и сказать: "пять минут — полёт нормальный!", не возьмусь — мы падали с обрыва в заводь.

Волна брызг при ударе ковчега о воду, и я захлебнулся. Стало темно и страшно — одновременно. Больше я не помню никаких ощущений, но когда увидел свет, и не скажу, что именно в конце туннеля, что-то липкое потревожило меня.

— Тва-а-арь... — вскричал я, открыв глаза. Пытаясь инстинктивно отбиться от неё, я, пальцами рук, производил хватательные движения, но ничем кроме травы с комом земли не сумел вооружиться. Им и швырнул в кудлато-косматую зверюгу. Она взвизгнула, отскочив в сторону, остановилась, заинтересованно уставившись на меня сверлящим взглядом проникновенных очей. — Как дам!

Я сжал руку в кулак — одну, а иной уже шарил по себе в поисках "укорота", надеясь: автомат висит на мне, накинутый ремнём на шею.

Ага, размечтался, наивный. Не было его у меня, кто-то снял или сам потерял, и времени выяснять: как расстался с ним — не было. Чего доброго, а точнее недоброго, эта тварь кинется на меня.

И кого же она напоминала мне?

— Пошла прочь, скотина! — вскочил я на ноги, и, покачнувшись, опять припал к сырой земле.

Тварь только этого и дожидалась от меня — подкралась. Я слышал приближающиеся шорохи — то, как она осторожно и не спеша, перебирает лапами. Замерла в непосредственной близости для последующего броска.

Выстрел в воздух отпугнул падальщика.

— Дока-А-А... — застонал я, приоткрыв вновь глаза.

Ошибся — и неслабо.

— Конь?!

Тот заржал:

— А я уж думал: нам хана, Шаляй!

Я впервые был рад видеть его рядом, не то что раньше — вернул мне должок. Тогда как Конь сам намекал мне о нём на будущее, которого у меня могло и не быть, доберись вперёд него до меня та тварь.

— Где все? — Он помог мне сесть, и я опёрся на него.

— Тебя, я встретил первым, Валяй.

Конь прав: нечего мне валяться. Снова помог подняться — на этот раз уже на ноги. И опираясь на него, я заковылял к реке.

Водопад гремел за спиной, значит, нас раскидало течением реки по берегу на приличном удалении друг от друга — то есть, тех из нас, кому повезло, как мне с Конём, иным так вряд ли могло. Это понимал не только я, но и Конь, изменившись в лучшую сторону, как показалось мне. А уже в следующий миг я понял: поторопился с выводами.

— И что нам делать, Шаляй, если выяснится: мы остались одни в живых? — заржал Конь по обыкновению.

— Застрелиться, что ж ещё!

— Да я на тварь истратил последний патрон.

— Как — последний! Совсем-совсем?

— Ну да, — вытолкнул он обойму из рукояти, и передёрнул затвор на стволе, спустив курок. — Пусто!

Сам напомнил мне про "укорот".

Крыть мне было нечем, и Коня, а в первую очередь себя — матом. Я ж, мать его, также остался безоружным! Теперь хоть пальцем застрелись!

Мы ковыляли не одни вдоль реки, позади нас, чуть в удалении, на безопасном расстоянии, держался падальщик, ожидая, когда мы обессиленные рухнем, чтоб полакомиться нами.

Река не стала нам преградой, хотя мы остановились с Конём, но чтобы умыться. Пить, как ни странно, ни мне, ни моему напарнику, не хотелось, и так изрядно нахлебались воды при крушении ковчега.

— Вверх или вниз? — озвучил Конь, "украденную" у меня мысль.

— Давай назад, к водопаду, — понадеялся я: нам удастся обнаружить там разбитым ковчег и "бэтээр", если, конечно, не затонул в омуте.

Дошли, и ближе к ночи. Тварь по-прежнему сопровождала нас, следуя по пятам.

— Не мешало б огонь развести, Конь.

Из оружия при нас осталась моя лопатка, да ещё наручники у напарника. И почему участковым не выдают дубинки? Но при желании я мог и лопаткой застукать тварь — прикинуться дохлятиной, и падальщик послужил бы нам неплохим блюдом в скудном рационе меню. Да костра без спичек и зажигалки не развести.

Кстати, о зажигалке! Я напомнил Коню про неё, он же помнится у нас заядлый курильщик. Он выхватил на радостях её, и чиркнул, стараясь высечь пламя, а тут даже искры оказалось проблематично добыть — замочил.

— А раньше не мог просушить? — осерчал я на него.

Она нахлебалась ещё и воды.

И что ты будешь делать? Везло мне с Конём, как утопленникам.

— Дай сюда, — отобрал я зажигалку у него, наказав насобирать хвороста для костра, обещая в свою очередь добыть пламя. — С тебя дрова, а с меня — огонь!

Я, конечно же, не Прометей, но мне не хотелось, чтоб тварь, преследующая нас по пятам, подкралась ночью и погрызла.

Одной лопаткой от неё отмахаться не удастся, особенно от ночных тварей, кои вот-вот обещали пожаловать к нам на "пикник".

— Не стой, как истукан! Иди... — повысил я голос на Коня.

Вернулся участковый быстро, отбиваясь "копытами" и с криками от падальщика. Тварь норовила ухватить его за причинное место.

Закричал уже мне при встрече:

— Что я нашёл, Шаляй! Идём, покажу! То-то обрадуешься!

— Толком объясни, Конь!

— Некогда.

Пришлось уступить.

— Вот... — Конь указал мне на место, где нам, с его слов, будет проще переждать ночь.

— Идиот! — признал я в рукотворной композиции дикарей капище. — Это жертвенник!

— Как жертвен-Ик?!.. — пробило Коня на икоту.

— А вот так! Это, — указал я ему на бревно в центре, смахивающее отдалённо на идола, — истукан! И такой же, как сам, чурка!

— А... — Конь хотел закричать, но сдержался, справившись с эмоциями, зажав собственноручно рот. Всё-таки уже имелась двухдневная практика по проживанию с выживанием в этом мире у нас с ним, — ...может...

— Не может! Я точно тебе говорю, Конь: это — капище! И тут приносят жертвы!

— Ко-ко-кому... — заквохтал Конь.

— Этому самому истукану — кому же ещё!

И кто: мне не пришлось ему объяснять — наконец-то понял.

— А он кто, что за бог?

— Ну, знаешь ли, Конь! Я сличил его по "ксиве" впервые, как и сам! И потом, кто из нас двоих мент?

— А чё сразу я — и виноват?!

Конь достал меня.

— Короче, дело к ночи — поджигаем его и хороводим.

Деваться нам всё равно некуда, и если на то пошло: я — крещёный, стало быть, православный, и мне не грех поджечь того, кто не является мне защитником. Идол не наш покровитель. И ему не стать им в будущем уже, наверное, никому.

Я с энной попытки кое-как высек из зажигалки искру, и пучок сухой травы занялся дымком. Тварь, преследующая нас по пятам, недовольно огрызнулась и повернула вспять.

— Ага... — запрыгал Конь, — испугалась! Страшно стало!

— Да погоди ты... гарцевать! Я ещё не разжёг костёр.

Немного погодя заплясали языки пламени, стремясь к идолу, облизывали его у земли.

Занялся истукан прилично, и то, что нам хватит его с лихвой на ночь, сомневаться не приходилось — в высоту он был метра три, и полтора, если не два, в обхвате.

— Спасены... — забегал и запрыгал Конь на радостях вокруг костра.

Зато я, сходить с ума, в отличие от него, не торопился, устал, вот и провалился во тьму, сомкнув глаза, а очнулся ближе к утру.

Конь лежал, обняв меня как бабу, и не отпускал. И как я ни старался сбросить его руку с ногой с себя, он снова закидывал их на меня, вдобавок недовольно морщился, бурча чего-то себе под нос, поминая мать — свою.

Сколько его знаю, а меньше недели, столько и удивляюсь ему — он постоянно изумляет меня своими выходками. Да чего уж я, и гоню на него волну, сам ничуть не лучше. Идола вот, например, дикарского кремировал без зазрения совести, чем запросто мог накликать на нас с Конём большие неприятности. Но тут, день прожили, а ночь простояли — считай: добавили их к жизни, иначе бы нас достали твари. А какие — нам особо без разницы. Их хватало как ночью, так и днём.

— Вставай, Конь...

— Ну, ма... дай поспать! Ещё чуть-чуть!

— Где ты видел мать... твою!?

Конь взбрыкнул, и мы вскочили с ним, уставившись один на другого. Вовремя. Чуток промедли и хана. Меж нами рухнул обгоревший идол, развалившись при ударе оземь на дымящиеся головешки.

Конь, как стоял, так и сел на причинное место, зато я превратился в то, что мы низвергли, столбенея.

Силы Небесные! Что-то же нас с Конём уберегло! Или меня? — ощупал я на теле вместо крестика дар Нюши.

Слава Богу — на месте!

— Конь.

Напарник не отвечал, лишившись дара речи, сидел и моргал, уставившись на опаленное бревно, изуродованное до неузнаваемости огнём.

— Конь, — я повторно окликнул его. — Вставай, и пошли! Нам надо идти! Ты слышишь меня?

Я помахал у него рукой, проведя перед лицом. И никакой реакции в ответ.

— Эй, горбунок!

— Ик...

Уже что-то, но не совсем то, на что рассчитывал я услышать от напарника по несчастью.

— Ик-ик...

Я перемахнул к нему через бревно, запнулся ногой и сам повалился, придавив Коня. Вот тут уж он взбрыкнул по-настоящему, задев меня своим "копытом".

— А чтоб тебя-а-а... — застонал я.

Он задел меня ногой туда, куда я не ожидал.

— Как больно-то-о-о...

Насилу нагнал у реки, где Конь приходил в чувство, набивая желудок водой. Вдруг принялся плескаться, нырнув с головой.

— Шаля-Ай... — Конь пустил пузыри. — Помоги...

Еле вытащил его из реки.

— Ты чего это, а? Решил покончить жизнь самоубийством? Утопиться приспичило?

— Да не... — пришёл Конь в себя, и вновь озадачил меня. — Я это... рыбачил!

— Кто на кого — ты на речную живность или она на тебя? — напомнил я ему про рептилий из числа "водоплавающих".

— Смотри! — подскочил Конь.

Что опять он там увидел? А куда вновь решил затащить меня, на нашу погибель?

— Вон там! Там ковчег! И...

— Бэтээр-р-р... — прорычал я.

— Да тут неглубоко, — не унимался Конь.

Мне пришлось напомнить ему, как он едва не утонул у самого берега, нырнув с головой в реку.

Ещё один ихтиандр на мою голову, блин.

— Тут скорее отмель в виде косы.

Её и принялись искать, исследуя дно шестами, срубленными мной за счёт лопатки. А уже ни раз сослужила мне в этом мире добрую службу — всё-таки армия (кто туда попадает, с возрастом потом понимает), нужна для закалки характера любому мужику. Опыт, даже отрицательный, только на пользу нашему брату — учиться уму-разуму следует исключительно на собственных ошибках. Не набив шишку, в голову не втемяшишь, что можно, а чего нельзя — и почему.

И вновь эта тварь.

— Падаль!.. Вот привязалась!

— Шаляй, а давай мы съедим её, — отмочил Конь.

— Запросто, но ты охотишься на неё, — не стал я отказываться от мысли добраться до "бэтээра" с ковчегом, продолжая поиски отмели вблизи у омута, — а я готовлю.

— Иди сюда, моя хорошая... — отстал Конь от меня, зато пристал к твари. — Скотина-А-А...

Коню не свезло достать тварь, и он метнул в неё шестом — промахнулся. Да это и хорошо — практика добычи пропитания, ему не помешает. А то его не поймёшь: то ли он коррумпированный, то ли просто по жизни упитанный.

И новые выкрики досады. Конь ржал и гарцевал, охотясь на тварь — с одной стороны, а с иной — она запросто могла сама на него — увлечь за собой туда, где меня не будет рядом с ним, и напасть.

— А-а-ай... — Конь стреножил меня.

Мне пришлось бежать к нему на выручку. Орал он из зарослей, где я довольно быстро наткнулся на него.

— Чего стряслось? Тварь цапнула?

— Хуже...

— Что может быть хуже? — заняло у меня дыхание.

— Во-о-от... — протянул мне испачканную руку чем-то пахучим Конь.

— Дерьмо! — не сдержался я.

— Я в курсе... — стенал Конь, изрядно извозившись.

— И стоило из-за этого так орать? — Конь вывел меня из себя. — Пока не добудешь жратвы, до той поры не попадайся мне на глаза! Всё понял?

— Нет, Шаляй!

— Сожру нахрен! И хреном твоим не побрезгую, когда в конец оголодаю! — уподобился я каннибалу. — Теперь дошло?

— Ты чего?!

— Это я чего, когда сам хорош!

— Да хорош, Шаляй! Валяй...

— Сам у меня! — отмахнулся я от Коня, и пошёл к реке, чтоб глаза мои больше не видели его в ближайшее время, иначе я не ручался за себя, что сдержусь от рукоприкладства. А сориться нам с ним ни к чему. Поодиночке долго тут не протянем.

— Так я это... — не унимался Конь, стараясь докричаться до меня. — Охотиться пойду, да?..

Я демонстративно заткнул уши, и больше не слышал, что там говорил мне Конь, в чём нисколько не сомневался.

Выбравшись из зарослей, я заметил люд у реки: они вытаскивали на берег челны, заставив меня метнуться обратно в заросли и искать затихшего напарника.

— Конь! Ты где?

Он, будто нарочно, не отвечал мне.

— Обиделся? Ну, прости меня, дурака! Я это не со зла сказал — на эмоциях!

Раздвинув кусты там, где расстался с Конём, я наткнулся на чей-то смазанный след, на том, на чём прежде поскользнулся напарник.

След разнился с отпечатком обуви Коня, и принадлежал скорее самодельному лаптю или мокасину дикаря.

Новость просто обескуражила. Выходит, что те "индейцы", высадившиеся на берегу, и "припарковавшие" свои "каноэ", уже орудуют тут, вблизи нас по кустам.

Меня прошиб озноб. Я сжал лопатку до хруста пальцев в костяшках, и сердце снова забилось в груди, едва до слуха донеслись отдалённые шорохи. Кто-то с кем-то боролся.

Конь — понял я: ему требуется моя помощь. Метнулся, ни о чём не думая. Сейчас требовалось действовать, а не бездействовать.

Передо мной возникла спина. Разбираться, чья, я не стал, огрел лопаткой наотмашь, и плашмя, чтоб не брать грех на душу. После разберусь — допрошу, — если...

Самого кто-то приложил изрядно по голове.

Шишак я заработал, но сбить себя с ног не позволил — отскочил. Соперником оказался иной дикарь, которого я мысленно отнёс к лихому люду. Так мне будет проще убивать тех, кто напал на меня с Конём.

Его и пытались скрутить на пару дикари.

— Двое на одного! — привели они меня в бешенство.

Теперь я с Конём имел преимущество — ровно до той поры, пока мой прежний спаситель (от падальщика) не задал стрекоча.

Сбежал, гад! Оставил одного против двоих дикарей. Как же так, а?

Поваленный мной наземь дикарь, вскочил, держа верёвку.

— Живым я вам не сдамся — и не надейтесь! — предупредил я сразу их.

В спину больно ударили чем-то тупым, а следом в грудь прилетела стрела, но с тупым наконечником, сбивая дыхание. И на меня накинулся дикарь, прежде вязавший Коня. Иной подсобил ему.

Я сопротивляться, но к этой парочке примчались иные дикари, высадившиеся на берег из каноэ.

— А-а-а... — вскричал я, не надеясь на Коня, скорее на кого-то из нашей гоп-компании.

— То откуда у тя? — сорвал дикарь с меня подарок Нюши.

Вместо ответа я плюнул ему в рожу.

— Мы всё одно заставим тебя шибко баить, страхолюда!

Что за люди тут живут? А ничуть и ничем не лучше тварей!

Так я вам и сказал, а показал, наивные.

— К Яриле его, — отметил второй, изучив беглым взглядом сорванную с меня круглую и плоскую деревяшку. — То оберег волхва!

А может ещё не всё так плохо для меня? Вдруг Конь приведёт наших и...

Дикари заткнули мне рот куском дёрна, заставив давиться песком — затянули руки за спину, так ещё и ноги согнули в коленях, подтянув стопы к ним, и связали одной верёвкой из плетёной кожи.

Я гневно замычал про себя, сопя носом — задыхался. Представляю себе, какой был бы сюрприз, окажись у меня насморк или хронический гайморит — принесли бы на погост к себе дикари уже остывшим.

И про глаза не забыли, повязали иной кусок кожи, стянув на затылке, чтоб я не видел, куда они меня понесут. А известно куда — на Лысый Горб. Там, поди, и живут, эти жихари, к коим нас спровадила Рада.

Больше я не называл её Нюшей про себя. Она предала нас! И меня! Нашу любовь! Или была неразделённой у меня? Вот дурак! А точнее...

— Му-у-у... — замычал я.

Меня стукнули по голове, чтоб не дёргался, и добавили чуть сильнее ещё раз, заставляя погрузиться в знакомую до боли тьму, охватившую моё сознание, и проваляться некоторое время в беспамятстве и забытье.

* * *

— Блуд! От ты плут! — Шишига встретил атамана иного лесного сброда с распростёртыми объятиями.

Тот недоверчиво покосился на собрата по разбойничьему ремеслу.

— Бай: на кой весточку слал?

— Да вот, страхолюд повстречал... с хабаром.

— Много их?

— Шестеро, и прилично положили моих робят.

— Стал быть, моих гробить удумал?

— Можем договориться, за отдельную плату, Блуд.

— Куш велик, Шишига, али брешешь, аки тварь?

— Я свому слову хозяин! Ты ж знашь меня, Блуд!

— Аки себя! Вот и хочу знать: на шо шибко иду с братами?

— Аки узришь — поймёшь: не зря примчался, Блуд! Ох, не зря!

— Ну, гляди у меня, Шишига! Ежели шо не так — сам знашь меня!

Разбойники обнялись, братаясь, и шайки лесного сброда объединились.

— Веди — шибче... — не терпелось Блуду узреть страхолюд и хабар, чтоб прикинуть, какой куш можно будет затребовать за свои услуги с Шишиги, а то и вовсе овладеть им силой — наказал своим бродягам не лезть на рожон.

Но и Шишига был непрост, знал в своём ремесле толк, также не торопился подставляться сам со своим лихим людом — у него была одна затея.

Глава 6

"Шпрехин зе дойч, братья-славяне?"

Всплеск воды вернул меня к реальности. Открыть глаза не получилось — на лице была всё та же тугая кожаная повязка, а во рту кляп из дёрна, и руки с ногами стянуты воедино за спиной — затекли и ныли не меньше, чем голова. Пошевелившись, я причинил себе немыслимую боль — на шее тотчас затянулась удавка. Как, и когда, она появилась у меня там, а сородичи Рады постарались — неизвестно, как и то: куда меня везут, и что ждёт впереди? Возможно, что ничего хорошего по определению, иначе бы не стали валить меня, а прежде Коня.

Мои мысли были обращены к напарнику. Где он? Как он? Что с ним? Вдруг тоже ворочается рядом со мной и ворчит про себя, ругая меня и всех, кого видели с ним?

Прислушался. Говор был, но трепались меж собой дикари. И, поди, знай: они — жихари или разбойники сродни лихого лесного люда, повстречавшегося нам у сруба? Хотя и на погосте нас не жаловали дикари. Ну и эти не стали отставать от них — достали нас с Конём. Во всяком случае, меня, поскольку я не уловил посторонних шумов, какие нынче издал сам, но никто из дикарей не обратил особого внимания на меня. Знать мне простительно пытаться дёргаться — всё равно, по их мнению, никуда не денусь.

Неужели они не понимают, что долго я так не протяну? Или им всё равно, что я вот-вот сдохну? Никак они вынесли мне смертный приговор, и обжалованию не подлежит! И жаловаться тут некому мне, страхолюде, — этот люд не признаёт нас за равных себе? Однако лежать и дожидаться, когда тебя прикончат, не по мне. Очередное усилие в руках с ногами лишь усугубило и без того моё незавидное положение. Удавка, по-видимому, соединявшаяся вместе с путами, затянулась крепче на моей шее, заставляя напрячься жилы с венами. В голову ударила кровь, и я снова отключился, а очнулся, когда меня уже волочили под руки, с развязанными ногами, по земле.

Руки по-прежнему были связаны за спиной, впрочем, тугая повязка тоже осталась на глазах, и всё тот же ненавистный кляп с дёрном земли во рту. Видеть варваров я не мог, не считая их больше дикарями. Дикари на их месте прикончили бы меня там, где нашли, а эти...

И что же затеяли эти, а? Опять упомянули Ярилу. Местный бог он тут что ли? Или кто он там? — вспомнилось мне из истории имя воинствующего бога, коему в древности поклонялись братья-славяне, принося кровавые жертвы — в основном перед походами на земли заклятого врага.

Меня уронили небрежно наземь. Возмущаться я не стал: во-первых, никто ничего не услышит из-за кляпа, а во-вторых, смысл, когда и так всё очевидно, что ждёт меня. Этот самый Ярила и решит окончательно мою судьбу, а скорее всего, вынесет приговор, и ведом мне заранее.

Варвары покинули меня, но рядом кто-то копошился, взрывая землю. Надеюсь, не прирученная скотина сродни будущей одомашненной коровы? Уж очень мне не хотелось оказаться в одном загоне с крупнорогатым скотом сродни племенного быка. Где там, много хуже — я валялся по соседству с хряком. Скотина хрюкнула заинтересованно и принялась топтаться вокруг меня — приближалась.

Вскочив на ноги, я бросился в сторону от неё. Зря старался только старался, налетев на ограждение из плетёных толстых прутьев, отвалился на спину. А тут ещё звонкая и громкая ребятня, принялась смеяться и швыряться не то в меня, не то в хряка комья грязи.

— Кыш! — прикрикнул некий варвар на них.

За мной явился, и отнюдь не обрадовал, а напротив огорчил. У них даже места для пленников не имелось, по этой самой причине меня и бросили временно в загоне у скота. Это плохо — для меня, и очень.

— Га... — получил я удар в спину тупым древком копья от варвара, и зашагал, в указанном, таким образом, направлении; снова встал, наткнувшись на "шлагбаум" всё из того же древка, выставленного передо мной, вновь получил удар сзади иным её концом под колени, рухнул, стукнувшись лбом оземь — поклонился.

Ага, типа: челом бью — и всё такое. А кому — пока ни слухом, ни духом.

Кто-то, как хряк, осматривал меня со стороны. Я предпринял попытку подняться на ноги, но всё тот же варвар опять пригвоздил меня древком копья к земле.

— Лежать!

Обзывать страхолюдом не стал. Почему? Возможно, сейчас и узнаю, чему явно не обрадуюсь.

А вот и долгожданный сюрприз — характерный отзвук вынутого резким движением руки клинка из ножен. Я сжался, представляя собой, в данный миг, комок нервов, неожиданно почувствовал, как руки оказались впереди, коснувшись земли. Некто срезал с них путы, чему радоваться я не торопился, однако заторопился сорвать повязку с глаз и выдрать ком дёрна изо рта.

Меня не тронули, дозволяя избавиться от них самому. Я одновременно сорвал повязку левой рукой, а правой — вырвал кляп, уставился на варвара с ножом, не спешившим убирать его в ножны; плюнул в сторону, угодив ненароком на иного; видел боковым зрением: он замахнулся на меня копьём.

— Ша... — варвар с ножом запретил ему бить меня, подняв раскрытую ладонь на уровень лица.

Обладатель копья отстранился на шаг от меня, воткнув его острым наконечником в землю, поклонился моему освободителю.

Я не сдержался, и мой измученный организм исторг очередную порцию грязной слюны. А ещё я закашлялся, исторгая песок и всё то, что набилось в глотку.

Пока я приходил в себя, варвар убрал нож, сложив крестообразно руки на груди, стоял и посмеивался с меня.

Скалься, — думал я про себя, продолжая имитировать беспомощность, а сам уже искал возможность вырваться из плена — в тайне озирался.

Варваров оказалось много больше, чем те двое, что стояли ближе всего ко мне. Их тут была целая толпа народа, и выглядели они не как дикари. С теми же жихарами не сравнить — на многих, помимо выделанных под доспех шкур, красовались расписные рубахи до колен, подпоясанные верёвками у пояса — сама ткань выбеленная, а на ней красным узором нанесён орнамент. Один я точно разглядел — у варваров на кожаных доспехах — свастика, прямо как у нацистов Германии времён Второй Мировой войны, хотя и имелись разительные отличия: изогнутый крест был наклонен как буква "Х" и обращён в противоположную сторону, являя зеркальное отражение.

Неужто пытать станут, вызнавая: откуда в их краях появилась такая страхолюда как я?

Всё одно не сдамся, — решил я драться до последнего вздоха. Вскочил, кинувшись стремглав к копью варвара, ни раз огревшего им меня, и снова одарил, треснув по голове. Я даже заметить ничего не успел: как и когда, он выдернул его из земли и ловко ткнул меня им, опрокинув навзничь.

— А чтоб тебя, — застонал я.

— Ша... — снова тот самый жест от обладателя ножа в его сторону.

Ага, сам захотел со мной подраться. Ну, давай!

Я медленно встал, и сделал вид, будто отряхиваюсь — прыгнул ему в ноги и...

Вспышка искр из глаз, и новые ликующие возгласы из толпы варваров.

Я снова упал, и мне что-то расхотелось вставать. Чуток полежал и постонал, слизнув языком с разбитой губы кровь, не думал сдаваться.

На этот раз я сжал кулаки. Не Кличко, скажу сразу, и не Тайсон. Даже не Костя Дзю, но улицу прошёл, и стройбат, как же без армии.

Эх, мне бы сейчас мою лопатку, я бы... Ух...

Отвлёк варвара резким выбросом руки, а сам махнул ногой ему туда, куда он явно не должен был ожидать, но какое там — я что-то очень сильно размечтался. Варвар в совершенстве владел боевым искусством славян, сходным с современным реслингом*.

* реслинг — американские бои без правил со смешенным стилем единоборств, где борцы могут использовать всё, что попадётся им под руку — даже сидения из зрительного зала.

Он выставил шлагбаумом руку на уровне моей груди, вдобавок подсёк мне опорную ногу. Грохнувшись при падении наземь, у меня из лёгких вышибло воздух. Я не мог пошевелиться без посторонней помощи, и не прикидывался, как могли подумать варвары или тот, что протянул мне руку.

Никак помощи?

Я ещё засомневался, однако попытался его уронить за неё, рванув на себя, а в итоге сам кувыркнулся через голову вслед за ним. Что тоже неплохо — улетел к зрителям.

Варвары расступились, вокруг меня образовался разрыв, в него и устремился, да далеко не ушёл — в плечи прилетело тупым концом копьё, заставив зарыться меня в землю лицом.

Подошёл победитель и, смахнув у меня кровь с лица, принялся разглядывать. Даже не побрезговал и попробовал языком на вкус, людоед.

Мой взгляд скользнул к ножу. Очередная попытка достать варвара, не увенчалась успехом — он подхватил меня, взвалив на плечо, и потащил куда-то.

Я ещё удивился: зрители стали расходиться. Значит мордобой со мной окончен. Соответственно, убивать меня сию минуту не собирались. Тогда к чему было это представление, а?

Окровавленным лицом я уставился на варвара, затащившего меня в просторный сруб — не землянку, а именно избу в лучших славянских традициях. Посередь избы — печь, а вокруг неё по стенам — скамьи, и стол в дальней части. На стенах шкуры вместо пола. Наверное, чтоб гости не запачкали кровью, такие как я.

Блеванул на пол, обнаружив на нём подстилку из сухой пахучей травы.

Варвар дотащил меня до скамьи, где я и растянулся не без его помощи.

— Лежи.

Ещё бы добавил: отдыхай и набирайся сил или — выздоравливай. Мне бы Раду сюда сейчас, я бы извинился перед ней, подумав грешным делом: предала, как жихари. А ведь и эти братья-славяне с варварскими замашками проверили меня: не страхолюд ли я.

Выходит, не зря этот варвар, что бил меня, рассматривал мою кровь, пробуя на вкус — убедился, что я, как и они, такой же люд. Хотя и обозвал его про себя ублюдком, но едва остыл и успокоился, живо уяснил: если они и впрямь славяне — наши дальние предки, — то рабов отродясь не держали. Невольников — это да, но невольник — не раб, и становились ими враги, нападавшие на их земли, а затем отрабатывали повинность, возмещая убытки, после чего наши предки одаривали их дарами и отпускали с миром восвояси.

Возможно, что-то подобное ждало меня, уж больно мне хотелось верить в это, а не в то, что варвары они, как ни крути, и вскоре мне придётся крутиться на дыбе точно угрю на жаровне.

Варвар вышел, покинув меня в своей "берлоге" одного. Попыток встать и выбраться наружу, я не предпринимал. Бока ломило так, что казалось: если кости не поломаны, то основательно подсчитаны все до одной, и, как правило, рёбра. Дышал я через раз, если так можно выразиться, и восстановить сбившееся дыхание, у меня не получалось — каждый второй вдох вызывал нестерпимую боль и кашель, помешавший мне вовремя среагировать на хозяйку берлоги варвара.

Хранительницей очага оказалась баба средних лет — подошла ко мне и силой принялась стаскивать одежду. Я не сопротивлялся, пока не понял: стремиться раздеть меня догола. А вот это она зря — не в моём вкусе, зато сам явно приглянулся ей. Да силы заведомо были неравны. Ко всему ещё она затопила печь.

На Ягу, баба не тянула. Но именно к печи меня и потянула. Не жарить же, а... стала парить меня. То была чёрная баня — славянская, — подкинуло мне подсознание. Знать и на этот счёт не ошиблись историки с археологами.

Я нисколько не стеснялся, что она тёрла меня дерезой, а затем, распластав на тёплой каменной печи, начала вправлять кости с характерным хрустом.

Пару раз я вскрикнул, и столько же раз отключился, не в силах вынести боль — от неё же вновь приходил в сознание.

Ну, точно, эта баба — жена варвара, покалечившего меня на "ринге" на глазах у всего их рода-племени.

— Пей!

Она сунула мне плоскую и вытянутую миску — кажется, ладью или как тут её называли — братина, если не ошибаюсь, как и учёные-археологи.

Я хлебнул.

Ого! Да это никак квасок? Или ошибаюсь? Точно ошибаюсь — смахивает на медовуху!

Нализался так, что отрубился уже сам.

Долго ли я так провалялся в избе или нет, но, очнувшись, обнаружил подле себя в избе помимо бабы того самого варвара, затащившего меня сюда, а у дверей иного с копьём на страже.

Ага, стало быть, он — стража, а хозяин "берлоги" — здешняя знать. Чего ещё им надо от меня, а и мне не меньше хотелось знать про здешний уклад жизни этих самых братьев-славян. Вот и потолкуем.

— Га!

Варвар пригласил меня к столу, указав на скамью с противоположной стороны от себя.

Я встал неторопливо, тело больше не болело — все кости были целы и на месте. Спа-салон, а не избушка.

Ну, спасибо тебе, хозяюшка, — мысленно поблагодарил я бабу про себя.

— И? — уставился я на варвара, заняв место за столом.

По жесту варвара, баба подала нам на стол лохань еды с ароматным дымком. Потянув носом, я только теперь понял: насколько сильно голоден. И получив деревянную ложку, я столкнулся ей с хозяйской.

Страж у двери отнял древко копья от пола, но взмах руки с раскрытой ладонью в его сторону, и мы с хозяином продолжили трапезу, больше не "чокаясь".

Похлёбка была сколь горяча, столь и вкусна — напоминала мне ушицу, но такую я ни разу в жизни не ел.

Обжигая разбитые губы и язык, работал ложкой как заправский гребец в ладье. Быстро наелся.

И снова на стол была поставлена чаша с напитком — одна.

Хозяин любезно предложил мне испить из неё первым, сам принял у меня. Вот вроде и побратались, если не ошибаюсь — меня эти варвары приняли в свою семью. Не иначе усыновили, а могли и уматерить. Но обошлось. Хотя до конца я не уверен.

Убрав посуду со стола, хозяйка покинула нас с хозяином одних. И страж встал с иной стороны двери.

— Побаим? — молвил варвар.

— Ну, давай, поговорим, — согласился я.

Варвар сразу выложил передо мной веский аргумент — дар Нюши на стол. Я потянулся к нему рукой, и он не стал препятствовать мне, дозволив прижать к груди, как самое ценное, что имелось у меня в жизни.

Я понял его намёк.

— То дар мне... от знахарки, — пояснил я.

— Аки кличут?

— Шаляй...

Варвар удивился.

— То я, — дошло, правда, не сразу, что он требовал у меня назвать имя знахарки.

— Нюша...

И снова удивление.

— Рада!.. — исправился я в очередной раз. — Рада, её кличут!

На угрюмом лице варвара проступила еле заметная улыбка. На душе сразу отлегло, а то сердце заколотилось в бешеном ритме, когда я понял: ещё одно неверное слово и... всё могло повториться, как тогда у нас с ним на "ринге", поскольку варвар сжал кулаки.

Уяснив, куда я гляжу, он скрестил руки на груди.

— Бай далече.

— Что именно?

— Откуда ты? Из каких краёв?

И прочее, прочее, прочее... — насколько уяснил я: варвара интересовала моя, и не только моя, а ещё спутников, подноготная. Их судьба тревожила меня не меньше, чем собственная нынче, так как я находился у братьев-славян пока что на птичьих правах — изба варвара могла запросто оказаться мне клеткой, из которой и шагу не ступить — без конвоя в лице обладателя копья вряд ли.

— Издалека мы...

Это сказал я? Неужели? И соврать: оговорился — не с руки. Врать мне точно не стоило, а говорить всё, как есть, начистоту.

Что и подтвердил варвар.

— Бай, аки на духу!

— Мы из другого мира...

— Не страхолюд.

— Нет-нет, сам ведь убедился: у меня в жилах течёт кровь, и такая же точно, как у тебя цвета, и на вкус... — товарища нет, — додумал я про себя.

— Далече бай.

— Далече, так далече, — уступил я. — Значит, заблудились мы, так и попали в ваш дикий мир, столкнувшись с тварями...

— Прорвы?

Я уже во второй раз слышал название этого странного, и как мне казалось, страшного места. Не по этому ли нас приняли за страхолюд?

— Во-во, — подтвердил я. — Скорее всего, так и было. Там, мы наткнулись на сруб, и переждали ночь, отбиваясь от тварей. А поутру и от лихого люда. Одного из них, кажется, величать Шишига.

— Шишмор, — прозвучало ещё одно заковыристо-забористое слово в исполнении варвара, сходное по определению с прорвой.

— Ага, — подтвердил я скорее по наитию, полагаясь на собственную интуицию. — Отбились от них, взяв его невольником. Он, разбойник, и вывел нас на тропу, ведущую к погосту жихарей, где мы и повстречали Раду, но до этого нарвались на засаду, устроенную на нас лихим людом. Наших раненых и лечила знахарка. А уже после, вместе с ней отбивались в хижине от ночных тварей. А до этого отбили у жихарей одного из своих, коего они приняли, как и нас, за страхолюда, стремясь сжечь на костре. А мы нормальный люд...

Варвар улыбнулся. Я думал: он захочет, чтоб я вновь всё повторил, и так не частил, мешая в одну кучу события, произошедшие со мной и спутниками в их мире за первых два дня, однако услышал:

— Далече.

Продолжил свою историю:

— Нюша... Ой, Рада!.. указала нам с наступлением утра дорогу по реке на Лысый Горб. Соорудив ковчег для себя и техники, мы отправились в плавание, но водопад, крушение, и... Дальше ты уже должен быть в курсе, как твои братья-славяне повязали меня и доставили сюда. А куда — сам не ведаю, как и твоего имени, брат, — понадеялся я: могу его так называть.

— Ярила, — варвар ткнул себя кулаком в грудь — туда, где у него красовалась руна (свастика). И такими же точно ормаментом, но помельче, был расшит ворот и края рукавов, соединяясь в едином плетении одна руна с другой.

У меня зарябило от них в глазах, и большая, как показалось, завертелась. А ещё, что Ярила гипнотизирует меня. Я мог ошибаться, но меня вдруг сморила дремота.

Очнулся я от хлопка двери. В избу зашла хозяйка, а страж и дальше оставался снаружи.

— Свара... — указал мне Ярила на свою бабу.

— Очень приятно, — отозвался я. — А я — Шаляй-Валяй.

Настоящего имени с фамилией не стал называть, ни к чему пока варварам знать. Как говориться: поживём — увидим, на что я могу рассчитывать у них. А, похоже, мне придётся отрабатывать свои харчи — не иначе, иначе не могло быть — дармоедов во все времена никто отродясь не жаловал и не держал. Да и тут никто содержать не станет.

— Чем владеешь? Каку работу осилишь?

Я вспомнил про свою лопатку, и шутку по такому случаю:

— Могу копать, а могу и не копать, — пояснил я, чтоб варвары поняли меня. — Могу работать, а могу и не работать.

— Хорс.

Из-за двери, на призыв Ярилы, показался страж.

— Га.

Это уже хозяин мне, указав на Хорса. С его лёгкой подачи, я стал такой же важной персоной, как и сам Ярила — у меня появился собственный телохранитель. Не ангел-хранитель, но кто знает, что ждёт меня дальше, а опять же ничего хорошего — к гадалке не ходить: штрафные работы. А так хотелось бы вернуться к знахарке.

Я попробовал заговорить со стражем, уяснив: Рада одна из них, а не жихарка.

Кто же эти братья-славяне? Как мне величать их?

— Русский, — ткнул я себя кулаком в грудь, вспомнив, как это сделал Ярила.

— Хорс... — назвал варвар своё имя.

— Ты не понял меня, Хорс, — пояснил я. — Я — Шаляй-Валяй, а русский — это моё племя. А как ваше баить?

— Родовит.

Ага, стало быть, Роду поклоняются. Он тут главный бог у них. Я ещё переспросил, не желая ошибиться, и как выяснилось: естественно ошибся. Главным богом родовитам служил Жива.

Или это варвар мне вместо — шнеля и арбайтен? — ткнул древком копья в плетёное ограждение забора, где я признал по звуку старого знакомого. Там пасся хряк. Скотина ещё та — одно рыло чего стоило, и сам размерами, как племенной бык.

То, чего я подозревал, со мной и приключилось. Хорс сунул мне нечто наподобие лопаты, а такой орудовала Свара в печи.

Вот они — штрафные работы. Я заработал наряд от Хорса вне очереди или благодаря Яриле. Похоже, что меня старались сделать послушным, памятуя, какой я нервный, проверив тогда в "ринге" на вшивость.

Хотя чего это я, и грешу на них? Ведь сам сказал: могу копать, а могу и...

Не копать — мне возбранялось.

Хорс пристукнул оземь тупым концом копья, и я полез в загон к хряку весом под триста кило, если не больше; мгновенно испортил не нарочно (у меня и мысли такой не было) рабочий инструмент о рыло животного.

— Скотина!

Нет, варвары явно забавлялись со мной — у загона собралась толпа зевак, и помимо ребятни, поглазеть на меня, чудака, подтянулся взрослый люд. Я ж хоть и не страхолюд, но за шута им точно сойду.

Хряк вытолкнул меня из загона, обозначив свою территорию — доломал деревянную лопату, коей в моём мире убирали снег с улиц, а не ту грязь, которую он устроил у себя там — продолжал наслаждаться, валяясь по уши в навозе.

— Мне б воды — умыться, Хорс, — понадеялся я: варвар внимет моим словам, произнесённым подобно мольбам.

Смилостивился, как показалось мне, а на самом деле нас уже ждал люд на реке в ладье. Никак поплывём с ними — рыбаками? Обозвал я их так. Но артель оказалась боевой, и командовал ими Ярила.

Хорс прежде искупал меня, столкнув в реку, тогда как я, памятуя о речных рептилиях, не спешил окунаться с головой — сам же вытащил меня на борт ладьи из воды, сунув древко копья тупым концом. А мог и по зубам, да не стал зверствовать, варвар. Всё ж таки помниться: мы с ним братья-славяне — у нас одни корни.

Расправив парус всё с той же "красноречивой" руной, мы двинули вверх по течению реки, работая вёслами. И я, вместе со всеми, налегал на одно такое, сбиваясь поначалу с ритма, но никто на меня не орал, что я что-то делаю не так.

Ну и натерпятся же братья-славяне из-за меня. Однако никто не стремился проявлять негативных эмоций в отношении меня, напротив все ободряли, одаряя улыбками, как шута, заставляя стараться наравне с ними. И вскоре я уже не отставал от них, зато быстро стёр руки в мозоли с непривычки, скрежетал зубами остаток пути до водопада.

Бросать якорь на большой воде родовиты не стали — Ярила, как "кормчий" направил ладью к берегу, и, коснувшись дна, мы высыпали всей артелью на отмель, затаскивая нос судна на сушу.

Вбив кол, Хорс собственноручно накинул на него хомут от каната.

К нам из леса вышли охотники — те самые, что напали на нас с Конём. И кажется, изловили его — признал я напарника по форме участкового.

С ним поступили как давеча со мной, стянув конечности за спиной на пояснице, а в рот затолкали дёрн, не забыв про тугую повязку на глаза.

Я удостоил Ярилу возмущённо-вопросительным взглядом. Он сунул мне свой нож, указав на Коня.

Надеюсь, я правильно толковал жест варвара, и мне не придётся резать напарника, а то мало ли что — вдруг выясниться: Конь истратил часть патронов — до того, как отогнал от меня последним тварь, — на братьев-славян или хуже — Дока.

Иных спутников я не заметил.

— Спокойно, Никола. Я с тобой, — шепнул я тихонько на ухо Коню.

Тот по обыкновению взбрыкнул.

— Не дёргайся, родной ты мой, пока я сам тебе этого не разрешу. Уймись, и доверься. Надеюсь, всё обойдётся, и варвары не тронут тебя, как меня.

А и ему уже изрядно досталось. Та же кровь на губах. Знать охотники родовитов больше не держали и его за страхолюда.

— Да уймись, а то порежу ненароком, — сунул я нож к путам.

Конь уставился на меня дурными глазами при виде холодного оружия варвара. Я поспешно убрал нож за спину, и Хорс обезоружил меня, возвратив Яриле.

— Не суетись, Конь, и брыкать не вздумай! Даже гарцевать! Держись меня!

Он отступил мне за спину, прячась от варваров.

— Они кто, Шаляй?

— Вроде братья-славяне.

— Ага, — заржал Конь, заприметив свастику. — Вижу, что намалёвано на них.

— Доверься мне! Варвары, не дикари, и не станут воевать с нами, как жихари!

— Уже заметил это, Шаляй, по твоей роже! Валим!

— Нет. Они помогут нам достать "бэтээр" из реки.

— Ага, достанут — прежде нас — всех. На кой мы сдались им? Наверняка хотят отомстить за того самого истукана, что мы спалили у них по недомыслию?

— Молчи, Конь, будь хитрым.

Пока мы шептались, Ярила переговаривался с охотниками, интересуясь иными нашими спутниками.

Насколько я понял из разговора варваров: охотники облазили всё пространство по берегам реки на многие вёрсты, в итоге наткнулись на следы наших спутников. Но не всех. Всего нас было семеро. Выходит "водоплавающий" предпочёл остаться на реке, и возможно следил за нами с ковчега, да не один, а с Докой.

Только бы бригадир не начал палить, решив: варвары нарочно пригнали нас сюда, чтоб выманить их оттуда.

— Ярила. На два слова, брат!

Хорс преградил мне древком копья доступ к вожаку.

— Дозволь мне на челне с Конём, — указал я на напарника, — сплавать к ковчегу. Мы только туда и сразу же обратно!

— Ага-ага... — закивал Конь тем, чего едва не лишился.

Одних нас, варвары не отпустили. В чёлн со мной сел Хорс, а в иной с Конём — Ярила. Мы поплыли, работая с Конём вёслами, а наши спутники сидели с оружием в руках: Хорс с любимым копьём, а вот Ярила с топором. Зато иные братья-славяне остались на ладье, держа наготове луки со стрелами. И обстрелять нас у ковчега, им не составит большого труда, если там, как я скумекал, хоронится кто-то из спутников.

Пузыри вблизи борта ковчега лишь подтвердили мои опасения. Речную рептилию, всплывающую со дна, имитировал "водоплавающий". Хорс заметил пузыри, но бить копьём по воде не стал, спрыгнув на рукотворный островок, куда к нему присоединился Ярила, ну и мы с Конём полезли.

Перед нами возник...

— Дока... — не скажу я: обрадовался командиру.

Он держал наготове "сайгу".

— Не стреляй! Они нам не враги!

— Оружие в воду, и руки в небо, пока самих туда не отправил, дикари! Ну же!.. Шаляй, переведи для них!

— Не бузи, командир. Они тебя поняли, — усомнился я: вряд ли варвары захотят избавиться от оружия, топя в реке.

Но нет, и поступили оба хитро, отправив в челны. На одном из них появился "водоплавающий".

— Нас сейчас превратят в дикобразов родовиты с ладьи, — указал я Доке на лучников там.

— Да ты никак заодно с ними, Шаляй? — показался Аким.

Не хватало Багра, возможно, он пропал без вести, как и мы, а возможно, лежал внутри ковчега — и не факт: живой. Оставалось надеяться: с ним не всё так плохо. И здесь разберёмся без мордобоя с поножовщиной.

— Дока, поверь мне: они не враги нам!

— Ну да, ещё скажи: братья-славяне, — не понравилась ему руна (свастика) у них на груди, и на спущенном парусе ладьи.

— Мы вытащим вас отсюда, — выдал Ярила.

— А этот дикарь не дурак, — гоготнул Багор, обнаружив наконец-то себя для нас. — Соображает, что мы можем принести им блага в их дикий мир.

Я обернулся на всплеск воды. В нашу сторону в иных челнах направлялись...

— Охотники!

Хорс прыгнул в чёлн за копьём, занялся "водоплавающим", столкнув в воду, а Ярила схватился с Докой за "сайгу", не понимая, что за оружие бригадир противопоставил ему — запросто мог застрелить, но убивать не торопился, понимая: им лучше будет прикрываться, как пленным.

Не тут-то было — Ярила в одиночку раскидал нас, отправив кое-кого за борт.

Заржал Конь, фыркая. Ну да, он же не умел плавать, даже как "оно" самое — грозился пойти камнем на дно.

За ним я и нырнул, а когда вынырнул, власть на "ковчеге" поменялась.

— Приплыли, — пустил Конь фонтан брызг.

Неужели варвары перехитрили меня? А я дурак...

Хорс вытащил меня за волосы из воды.

Подошла ладья, нас затащили на борт. И что делал Ярила в ковчеге — для нас оставалось загадкой. Мы сидели все вместе и вязать нас, дикари, не пытались, просто держали под копьями, пока не появился Ярила, подступив к нам. Вроде понял: мы, никакой ни лихой люд, и ни жихари, и с нами можно вести нормальный разговор.

— Ты... — указал он на меня. — Головой отвечаешь мне за них!

О, как — назначил старшим вместо Доки.

Варвары намекнули нам: будем вести себя по-людски, и не так как те люди, что встречались нам до них, никто больше не пострадает.

— Скажи им: пускай оружие вернут, — осознал Дока: он больше не командует нами, и не я, а варвары.

— Сказать-то можно, но толку, — когда и без того всем очевидно: всё без толку. Нас, если так можно выразиться, родовиты взяли на испытательный срок, прежде чем решат: оставлять дальше у себя в селении или гнать прочь. Тогда как мы были не прочь узнать их быт и мир.

— Слышь, Шаляй, а бабы у них есть? Видел? Какие они? Как твоя знахарка? — не сдержался Аким, за что и удостоился от Ярилы взгляда с укором, а от Хорса — тычок тупым концом копья по больной ноге. — Варвар!

— Причалим к селению, сами всё и поймёте, мужики. Так что не задавайте глупых вопросов и не провоцируйте их, — пояснил я коротко: лучше один раз увидеть то, о чём и не расскажешь сразу, как не пытайся. Заодно ничего не придётся приукрашивать.

— Тьфу ты, ну ты... — не сдержался Багор.

Хорс заставил его прибраться. На то и грозный дядька — приглядывал сейчас за всеми нами разом. А если вспомнить, на что оказался способен Ярила, и сам тогда, обезоружив нас на "ковчеге", сомневаться не приходилось: искусно владел боевыми навыками славян. Да не один, таких тут братьев была полна ладья, но все сидели на вёслах, хотя могли и нас припахать, однако не стали неволить. Значит, мы не невольники, но и не гости. Тогда кто же мы?..

* * *

— Теплокровные были здесь... — шипел бесплотный. — Недавно...

Он примчался с навью, пока страж ещё топал сюда, передвигаясь не столь спешно. И при каждом его шаге по лесным дебрям разносился грохот, заставляя содрогаться флору с фауной. Зверьё замолкало и разбегалось, прячась по норам, зарываясь глубоко в землю, а птахи разлетались, скрываясь в дуплах и гнездовьях.

— Вот их следы! За ними! В погоню!..

Немного погодя хладнокровными была обнаружена ещё одна лёжка теплокровных, они стремительно сокращали расстояние до них, действуя и в светлое время суток — страж гнал вперёд себя тьму, но скорость его по-прежнему была невелика, и навь держалась рядом. Зато с наступлением сумерек сорвалась точно с цепи.

Бесплотный и то едва поспевал за ними.

— Не уйдёте! Вот я вас...

* * *

— Изловить хряка, — наказал Шишига, отправив Харю с Зюзей и Карачуном на охоту.

Блуд уже предвкушал, как лихой люд собрата попотчует их, был несказанно удивлён, когда Шишига заявил:

— То дар для жихарей.

К ним и подались на погост, разминувшись чудом с порождениями прорвы.

За врата разбойники прошли под видом лешаков (лесных охотников), свалив добротного хряка на крыльцо к ногам старосты дикарей.

— Мир вам, жихари, — поклонился Шишига, переломившись в поясе, касаясь рукой земли, заприметив на погосте разительные перемены, произошедшие со своего прошлого визита сюда. — Гляжу: и на вас напали страхолюды!

— Охотитесь за ними? — смикетил староста. — За подмогой явились, али сами пособить нам в горе?

— А всяк, — не соврал Шишига.

— Глянь... — Блуд толкнул его в бок, указав на девку, взятую под стражу воярами жихарей.

— То кто? — озаботились гости её судьбой.

— Приблуда — изгоняла хворь, пока не выяснилось: сама страхолюда.

— То добре, — ехидно оскалился Шишига. — Она и выведет нас на тех, за кем мы охотимся!

Со слов старосты, разбойнички выяснили: жихари пытали её, куда сбежали страхолюды, пригретые ей на ночь, и знали, что остановились у реки — оттуда, явился один из вояров, и доложил, — а она и дальше не выдавала их.

— Знать до Лысого Горба подались — к родовитам, — догадался Шишига.

Вояр подтвердил, принудив старосту сделать нелёгкий выбор. Погоня за страхолюдом означала: жихари вступают в открытую вражду с варварами, обитающими в нижнем течении Быстрой Воды.

К подобному решению, его и подтолкнули гости.

— Ежели пособите, достанем страхолюд даж у них! А коль выяснится: они заодно с ними — пожжём их всех разом!

— Быть посему, — постановил староста, грохнув посохом о крыльцо.

— Да, её мы заберём с собой, — настоял Шишига, указав на Раду, чему та была не рада.

Староста уступил её в качестве откупа за будущие труды лихому люду, понадеявшись: одной бедой на погосте станет меньше — накликал иную, что шла по пятам за разбойничками.

Глава 7

"На чужой каравай — рот не разевай!"

Папаня единственный, кто не оказывал сопротивления родовитам, бормотал про себя молитвы. Хорс недружелюбно поглядывал на него, кидая иной раз косые взгляды в сторону Ярилы, однако вожак братьев-славян не реагировал. Нашему стражу казалось: Папаня произносит заклинания, и нас, точнее их, вот-вот постигнет кара — поднимется большая вода и опрокинет ладью.

Так и плыли мы, поглядывая на родовитов, а те в свою очередь на нас, также о чём-то шептались и посмеивались. Мы, кстати, тоже не молчали, а шушукались и переговаривались иной раз, и чем дальше отплывали от места кораблекрушения, тем больше моих собратьев по несчастью интересовало, что за люд, варвары в ладье, и чем нам грозит высадка с ними на берег в их селении.

— Штрафными работами, — озадачил я в первую очередь Коня.

Работать он не любил, иначе бы не пошёл участковым.

— Вдруг тебе повезёт, и назначат вместо меня у нас в артели за главного?

Намёк на невольничью долю спутников удручил. А что ж они хотели? Во-первых, мы нарушили целостность границ земель варваров, во-вторых, сожгли их святыню, а в-третьих, оказали сопротивление с оружием в руках. Да нас за это тот же лихой лесной люд расстрелял бы из луков стрелами, а жихари и вовсе кремировали бы без сожаления. Зато родовиты оказались не такими уж и варварами, однако сказать: цивилизованным людом — тоже пока не мог. Но как говориться — поглядим, что будет дальше. А далеко не загадывал.

Папаня продолжал бормотать про себя, молился — за всех нас. В чём-чём, а в этом, я нисколько не сомневался — чистая душа, где-то даже наивная. Человек в возрасте, и верил в силу слова — что им можно образумить кого угодно. Вот только с тварями не прокатило, ну и с лешаками, да жихарами.

Что-то будет с родовитами, когда сойдём на берег?

Варвары перестали грести, и по команде кормчего сушили вёсла, поднявшись в полный рост.

Разглядеть их селение из-за высокого борта ладьи, у соратников по несчастью не получилось, зато уловили на слух посторонние шумы, издаваемые там варварами.

— Га... — встал Хорс, приглашая нас за борт.

— Приплыли, — вскочил я за ним, зазывая соратников проследовать за варваром на берег.

Ладья стояла у пристани, если так можно выразиться в отношении помоста, сбитого из брёвен — их было всего два и довольно длинных.

Стараясь не упасть, я добрался до суши, а вот Конь не удержался и искупался, вызывая ухмылки с улыбками на лицах варваров и их баб с ребятнёй.

Родовиты ликовали. Ещё бы — я б тоже на их месте — такой хабар, столько пленников. Точнее невольников.

Они повели нас к знакомой мне просторной избе Ярилы. Вожак родовитов с порога бросил бабе: мечи на стол всё, что есть в печи. И та позвала Ладу. Взглянув на неё, Аким впал в ступор — остолбенел, открыв рот. Оно и понятно — приглянулась, да так, как Нюша мне.

— На чужой каравай рот не разевай, — гоготнул Багор, подтолкнув ротозея.

По традиции гостеприимства, принятой у братьев-славян, они прежде накормили нас, выставив уже хорошо знакомую мне похлёбку из рыбы, и я с удовольствием нахватался горячей ушицы.

Если разобраться, то в моём понимании, родовиты занимались исключительно рыбным промыслом, стараясь больше налегать на рыбу, нежели на иную живность.

Тогда на кой ляд им сдался хряк? Не забавы ради? Загон не походил на зоопарк. Не священная же он корова? На то и боров!

Почти всем моим спутникам было привычно наяривать ложками из одной посудины, и Папаня не исключение, в том числе и "водоплавающий", а вот Конь всё норовил прибрать её к рукам, чем вновь насмешил родовитов по иную сторону большого и длинного стола — они расположились напротив нас. И лишь Хорс стоял с копьём у двери.

— А хороша бражка, — гоготнул довольно Багор, отведав местного хмельного зелья. — Да мала чашка!

Варвар, названный Чурилой, подсунул ему кадку, и хорошо, что не бочонок. Родовиты проверяли нас: кто как ест — тот так и работает. И даром что мы — невольники, а, похоже, сами варвары не считали нас ими.

Когда с трапезой закончили, бабы убрали посуду, и сами убрались из избы, Ярила заговорил с нами, как давеча со мной, выложив всё, как есть, не таясь.

На стол легло изъятое у нас оружие.

— Проверка — на вшивость, — предупредил я соратников.

Дока не удержался, схватил карабин.

— Не надо, командир! Не делай этого, только хуже будет!

Обошлось. Дока проверил наличие патронов в обойме, опустил карабин меж ног, придерживая одной рукой.

И следом каждый из нас похватал то, кому что ранее принадлежало. Родовиты отнюдь не смутились, даже Хорс стоял у двери, не меняя положения тела и копья. Хозяева доказали: не боятся нас и, как ни странно, доверяют нам, аки братьям-славянам. И более того, с подачи Ярилы, мы оказались вольны в своём выборе за одним малым исключением: один из нас обязан остаться жить с ними, так сказать, в наказание за поруганного истукана.

Я покосился на Коня. Его взгляд говорил мне: не выдавай меня, Шаляй. Самого сдал с потрохами.

Мой косяк — мне и сунуть голову в петлю.

— Я останусь, — удивил Папаня, всё ещё теша себя надеждой обратить варваров-язычников в истинную веру.

Что и говорить — пилигрим.

Однако Ярила указал именно на меня. И неспроста, насколько уяснил я. Решающую роль сыграл дар Рады. Чему я не стал радоваться, да и огорчаться. Время покажет: кто прав, а виноват — я. Кто ж ещё?

— Мы не бросим его у вас! — заступился Дока за меня. — Если хотите, можем отработать причинённые убытки — избы вам возвести! Нам это запросто — мы обучены ладить срубы, вроде твоей избы, хозяин!

— Оставайтесь, — Ярила не стал препятствовать нам, и указал где можем справить сруб для себя.

Хорс отвёл нас на край села. Поселиться нам разрешалось на отшибе, за паханым кругом земли, опоясавшим поселение варваров.

Ну да, а что ж мы хотели, когда не той с ними веры, и у нас свои традиции, точнее замашки, неприсущие родовитам. Хотя Папаня постарался переубедить: живём по десяти заповедям священного писания, именуемого Библией — не убий, не укради, не прелюбодействуй...

Аким испортил всё, тараща глаза на Ладу.

— Эх, ладная бабёнка! Жаль я не её мужик!

— Обломись, — гоготнул Багор.

Вот мы и обломались — родовитам священным писанием служил Требник, а в нём — скрижали: выгнали нас из села, но не прогнали — дальше за нами наблюдали, изучая. А нам только это и надо было — самим понять уклад родовитов. Лично мне, они всё меньше казались варварами. И вскоре мы поняли это. Дока не удержался и подстрелил птаха на глазах у Хорса. Лицо варвара перекосилось. Таким страшным я не видел его. Казалось, ещё одно неверное движение со стороны Доки и пронзит бригадира копьём.

— Не убий, — вмешался Папаня.

Хорс забрал подбитого птаха и потащил в селение.

— Ни те спасибо, ни насяру, — не удержался Дока. — Стащил трофей и ещё остался недоволен, варвар!

В их глазах ими являлись мы. На то и непохожи друг на друга. Зато Папаня живо нашёл наше сходство с ними, точнее их законами с божьими в Библии — питались рыбой, напомнил он нам про ушицу.

— Хоть что-то жрать дозволено, — озаботился запасами пропитания Багор, всегда жравший за троих в силу собственных необъятных габаритов, а и Коня ещё попробуй прокормить — если у одного мышцы, как у качка от природы, то у второго там жировые отложения.

— Да вас вроде тут никто не держит, мужики, — напомнил я.

— И тебя, — предложил Дока сбежать мне со всеми.

— Нет, вы как себе хотите, а я остаюсь, — ничуть не удивил нас своим заявлением Папаня.

— Пожалуй, и я с бегством повременю, — Аким пояснил своё желание остаться, чтоб вылечить ногу.

— Третью? — гоготнул Багор, живо сообразив: напарник запал на Ладу. — Я б тоже не отказался малость поприжать и помять эту бабёнку!

— Смотри, чтоб тебя какой варвар самого не поприжал, да бока не намял, — напомнил я, как всего два варвара разобрались с нами, вооружёнными огнестрельным оружием.

— Это ваш выбор, но лично я не останусь тут, — затеял Дока вытащить из реки "бэтээр".

— И далеко уедешь? — вставился Конь, интересуясь тем, куда собрался бригадир.

Последнее слово оставалось за "водоплавающим", но тому кроме реки ничего больше в жизни не требовалось, и рыбачить у здешних варваров разрешалось. Ну, точно понадеялся стать первым "ихтиандром" на деревне — с ластами, маской и подводным ружьём, тут отродясь никто не рыбачил, а он к тому же собрался охотиться на рыбёшку. То-то послужит местным шутом вместо меня. И бабам с детьми забава.

— Нет, я тоже не готов остаться здесь, а вот в ином поселении...

— На погост собрался, Шаляй, к жихарам? — гоготнул Багор, перебив меня.

— Чего ржёшь? Рада могла пострадать из-за нас — жихари сжечь её на костре!

— Угу, аки ведьму, — подтвердил Папаня.

— Сомневаюсь, — Дока закинул ремень от карабина на шею. Он, в отличие от нас, считал удары вёсел по воде, прикинул приблизительное расстояние до места кораблекрушения, недвусмысленно покосился на варварскую ладью.

— Не укради, — упредил его со злым умыслом Папаня.

— Да кто говорит про воровство с угоном? Просто прокатимся туда и обратно, пока варвары будут спать с бабами по хатам ночь напролёт. Ну, так что, мужики, а: кто со мной рискнёт вернуть технику?

— Не проще ли договориться с местными о том?

— Всё-то ты хочешь сделать чин-чинарём, Папаня. А так не бывает, чтоб всё и сразу! Хорошим быть для всех без исключения, не получиться. И мы, в этом варварском мире дикарей, как раз и являемся исключением — страхолюдами!

— Родовиты не считают нас ими, — заступился я за них.

— Шаляй — Валяй, — не сомневался Дока: я рискну вместе с ним подняться вверх по течению — оттуда мне всё ближе будет до погоста жихарей и Рады — заставил меня обрадоваться в глубине души про себя.

Конь не отставал от меня — привыкли мы с ним уже один к другому. Да и возраста с ним примерно одного — не одногодки, но сверстники уж точно. Разница если и была меж нами в годах, то незначительная. А даже если и пяток годков — не считается. Обоим за двадцатник, но не тридцатник с гаком, как Акиму с Багром.

Они тоже переглянулись меж собой, понимая: не дело отрываться от коллектива — всё же гастарбайтеры, а Дока — наш бригадир, — согласились пойти на риск. Багор не прочь был прихватить с собой по такому случаю медовухи и в дороге испить, но Дока объявил сухой закон до той поры, пока не доберёмся до припасов "допинга-топлива" у "бэтээра" на полузатопленном ковчеге.

Нас уже пятеро. Папаня не желал грешить, и "водоплавающий", памятуя, как его едва не сожгли иные дикари, выудив из реки. Но стоило Доке напомнить ему про должок, тотчас сдался, уступив нам.

— Папаня, айда с нами, — старались мы уговорить его. — Ведь вернёмся, а?

— Поклянитесь, — ему тяжело было расставаться с нами.

— Да чтоб нам не вернуться, — заверил Дока.

— Не, так дело не пойдёт, — упёрся Папаня.

— Жизнью клянусь! Теперь пойдёшь с нами?

— На мокрое дело, — гоготнул Багор.

Ожидание в преддверии побега было томительным, мы не могли дождаться, когда, наконец, над поселением родовитов сгустятся сумерки — развели костёр, демонстрируя тем, кто следил за нами утайкой со стороны: дескать, никуда уходить не помышляем — подменили себя чучелами.

Багор мачете накосил травы, её и сбили в копны, но не поставили, а положили.

— Пора, — шепнул Дока.

Мы поползли на брюхе, стараясь свалить незаметно, но Конь скорее качался, нежели полз, привлекая не только наше внимание, но и тех, кто мог за нами следить со стороны.

Я не сомневался, что Хорс застукает нас у ладьи. Не я один — Дока встретил его, зацепив прикладом карабина по затылку — обезоружил, отняв копьё.

— Нехорошо, — запротестовал Папаня. — Не по-человечьи!

И был прав, как никогда. Бросать Хорса на берегу нам нельзя — варвар быстро очухается и забьёт тревогу — погоня неизбежна. А в любом случае, возвращаться сюда больше нельзя — варвары доверились нам, а мы напали на них — их стража, и угнали ладью.

Насколько я понял: именно на это у Доки и был расчёт — подстроил всё так, чтоб никто больше не думал возвращаться к родовитам.

И судьба варвара не была решена нами окончательно — Докой, уж наверняка. Он наказал Коню стеречь его, напомнив, что тот участковый — указал на наручники. Их и защёлкнул Конь у Хорса на запястьях, сведя руки варвара за спиной, и мы разобрали вёсла, не отважившись поднять парус — Дока ориентировался на шлепки вёслами по воде. Но одно дело идти вниз по течению, и совсем иное вверх против него.

Мозоли сразу же напомнили мне: побег по суше был бы куда успешнее, поскольку дальше водопада нам всё равно не уйти — иных притоков рек к этой, я не заметил. И расчёт у нас один: к утру успеем не только добраться до ковчега с "бэтээром", но и вытащить на берег и завести. В чём лично я сильно сомневался. И скорее высадимся на противоположный берег, куда пока не совались варвары.

Дока обнаружил факелы, с добрую дюжину, но жечь их, мы не решились, опасаясь обнаружить себя для тварей в ночи — иной раз слышали их протяжные завывания и злобные рыки. Но на воде им не достать нас: река — наша естественная защита от них. И речные рептилии не беспокоили — то ли не водились тут, то ли опасались ладьи из-за того, что варвары "рыбачили" на них. Я, конечно, мог заблуждаться, но главное, чтоб сами не заблудились, что было бы удивительно. Река, как дорога — и тут она одна, называемая жихарами, обитающими в верхнем течении — Быстрой водой, а родовитами — Большой водой. И с ними нельзя не согласиться.

Меня одолевали двоякие чувства — с одной стороны, а с иной — чужие мы тут. Родовиты пусть и оказались не такими уж дикарями, как их предшественники, но тоже не приняли нас в свой род.

Очнулся Хорс, уставившись на меня с Конём дурными глазами — закричал, призывая братьев-славян к оружию.

— Я что-то не расслышал тебя, варвар, — гоготнул Багор. — Тут кричи, не кричи — всё одно никто тебя не услышит, кроме тварей! А психуй, не психуй, всё одно получишь... то, что заслуживаешь! Ха-ха...

М-да, нажили мы себе кровного врага в лице Хорса. Теперь только и остаётся: камень на шею и в воду — большую. Тратить на него патрон, Дока не станет — взялся за охотничий нож.

— Нет, — бросил я весло.

— Не лезь, Шаляй!

— Тогда Валяй и меня заодно с ним!

Вместо этого Дока метнул им в мачту, заставив пискнуть летающую тварь, пригвоздив лезвием к древесной основе — заприметил у неё клыки, демонстрируя нам кровососа.

— И много тут водится таких вот гадов? — спросил он, сунув Хорсу под нос кровососа.

— На вас хватит, — огрызнулся варвар.

Нам пришлось запалить факелы, и воткнуть в соответствующие пазы для них. То, что мы увидели в их свете, заставило нас покидать вёсла в уключинах и залечь на дно ладьи. Над головами закружила, вращаясь воронкой, тьма. И тьма — стая крылатых кровососов.

Мерзкие твари запищали, стараясь достать нас, натыкались на свет, сбивавший и слепивший их, из-за чего несколько кровососов угодили в пламя от факелов, с шипением булькнули за бортом ладьи, а несколько угодило к нам на палубу. Зрелище — не передать на словах, особенно когда на тебя ползёт клыкастая мерзость и пищит, а горит, объятая пламенем.

Конь заржал, готовясь выпрыгнуть из ладьи, но я переубедил его, опустив сверху на тварь, рухнувшую меж нами, лопатку — и не плашмя, а разрубил на две части, отсекая голову.

— А-а-а... — заржал Конь. — Что это-о-о?!..

В лицо — ему и мне — брызнула слизь. Обозвать кровью то, что текло в жилах кровососа, не поворачивался язык. Кровь была тёмной, если не чёрной, и воняла хуже крысиных экскрементов.

Хорс ликовал, посмеиваясь над нами, бродягами, ничуть не страшась за собственную жизнь. Что с него взять, варвара? И потом — это его мир, а нам он чужой — мы здесь чужаки.

— На вёсла! — грянул Дока, пока что на словах без применения карабина.

Свинтил глушак и зарядил пару раз дробью над головой, разогнав на время стаю кровососов, кружащих над нами.

— Они вернутся, — не унимался Хорс.

— Тебе же хуже, — ответил Конь любезностью варвару.

Кто бы мог подумать, а я даже не ожидал этого высказывания от него.

Подгонять нас, Доке больше не пришлось, мы налегли на вёсла, и я не обращая внимания на мозоли, работал, как заводной, словно мне вставили батарейку в одно место.

И Конь, взявшись за весло, заставил Хорса сделать то же самое. Как ни странно было видеть, но варвар уступил ему, и не по тому, что опасался кровососов, словно знал: нам всё равно не сбежать от его сородичей.

Впереди нас ждал водопад.

Полночи у нас ушло на то, чтоб вернуться к месту кораблекрушения. Забагрив ковчег к ладье, мы попытались стащить его с отмели. Ничего путного из нашей затеи не вышло — нам попросту не хватило силёнок. И будь у нас тут целая команда варваров численностью до взвода, ещё могли бы рассчитывать на благоприятный исход, а так шансы у нас вытащить "бэтээр" из Большой воды невелики.

Унывать не стали, вытаскивая из "бэтээра" всё, что прибавляло ему веса, а затем и ковчег основательно развалили, превратив плот.

Удача улыбнулась ближе к утру — нам, наконец, кое-как удалось сдвинуть с места "бэтээр", и мы подались к противоположному берегу от места предыдущей нашей высадки с Конём.

Хорс притих, как и мы, выбившись из сил, возможно просто претворялся.

Так оно и вышло — едва мы отвлеклись от него, он прыгнул в реку и никто не озаботился его поимкой.

— Да и... его проблемы, — проследил Дока в оптику с карабина за варваром.

Добравшись до берега, Хорс бегом направился вниз по течению к родовому селению.

— Что с него взять, дикаря, — ухмыльнулся бригадир. — А ведь хотел вернуть ему их ладью!

Багор гоготнул, а Папаня впервые выругался, пребывая в расстроенных чувствах.

— Шаляй! Валяй на крышу, — Дока отправил меня в "гнездо" с карабином, поскольку "укорот" похоже утонул.

"Бэтээр" не заводился, нахлебавшись воды. Наихудшие опасения подтвердились — ехать мы не могли, разве что плыть, и обратно в селение к варварам на их ладье, буксируя технику на плоту.

Сдаваться и паниковать изначально никто не собирался, все чётко понимали: пока Хорс доберётся до селения — у него уйдёт день, если, конечно, родовиты сразу не смикетили, где нас надо искать, а именно здесь — самое раннее объявятся к вечеру, если рискнут остаться ночью за пределами селения, а самое позднее: к утру следующего дня.

Хотелось спать — меня одолевала дремота. Пару раз я клюнул носом, зацепив колесо, мгновенно приходил в сознание, но опять же на непродолжительный промежуток времени, окончательно понял: страж из меня сейчас, как из Коня, когда выронил карабин. И благо не выстрелил — я ж не поставил его на предохранитель.

Однако никто на меня за это не накричал. Дока лежал с Багром и Акимом под днищем "бэтээра" и... сами храпели в три голоса.

Вот так-так! А как же так? — озадачили они меня. И ладно бы только они, а то все спутники дрыхли, как цуцики — подходи и бери нас голыми руками.

И с ремонтом затянули.

Гоня прочь полудрёму, я подался до реки, в надежде холодной водой снять сонливость со слипающихся глаз — нагнулся, зачерпнул, и... в спину больно ударило. Вода в руках обагрилась. Я пытался закричать и предупредить спутников: на нас напали. Да из гортани вырвался хрип, а с ним кровь.

Моя кровь!

Позади меня раздались крики — много криков. Я обернулся, и понял: мы обречены. Последнее, что я узрел: наконечник стрелы, торчавший у меня из груди.

И ещё несколько таких же точно стрел прошили меня насквозь. Одна стрела вспорола живот.

Как больно-то-о-о...

Меня убили. И только ли меня-а-а...

До слуха донеслись отдалённые голоса. Кто-то ударил меня ногой, заставив уткнуться лицом в землю, и навалился со спины, выдёргивая стрелы вместе с мясом из моей плоти. Посчитали мёртвым.

Я не стонал и не кричал, захлёбываясь собственной кровью. В голове творился настоящий кавардак, а глаза застилала багровая пелена, но даже сквозь неё я видел как в тумане всё, что творилось у "бэтээра".

Нас застали врасплох дикари, а не варвары — те самые, коими руководил Шишига. Он собирал наше оружие, и в первую очередь его заинтересовал мачете Багра. На нём и проверил разбойник его — рубанул спутника по шее и пнул ногой отрубленную голову, а затем насадил на мачете и поднял победно.

Дикари возликовали, добивая иных спутников. Какой-то дикарь, коего подельники назвали Блудом, сорвал серебряную цепь с крестом у Папани, и также перехватил ему горло, чтоб наверняка, но голову рубить не стал.

Разбойники тупо мстили нам за ту стычку с ними у сруба.

Досталось и Доке с Акимом и Багром. Их не сразу достали из-под днища "бэтээра", как и не торопились выуживать "водоплавающего" из воды, оставив его на съеденье рыбам и речным рептилиям — он плавал на поверхности реки лицом вниз, раскинув ластами, истыканный, как и я, стрелами в спину.

Дошла очередь и до меня — Шишига лишил меня карабина бригадира, ехидно покосился мне в лицо. Понял, наверное: не добит ещё я.

Поблизости появился старый знакомый — падальщик — и завыл. Ему и оставил меня разбойник, пока его люд добивал копьями Доку с Акимом и Багром под "бэтээром" — прошёл на ладью.

Я думал: разбойники поднимут её волоком за водопад и поплывут к себе в Шишмор. Но нет — поступили гораздо проще. Шишига приказал поджечь ладью варваров, чтоб на будущее знали, как скрывать беглых страхолюд в своих землях.

Мне оставалось надеяться: их также постигнет кара, как и нас, в лице родовитов. Хорс не мог далеко уйти, и должен был видеть, как нас побили.

И снова эта тварь. Она не сразу добралась до меня, прежде вцепилась в напарника, принявшись рвать Коня — задрала.

Никто из лихого люда, не отгонял её и не страшился, и уходить разбойники не торопились.

Почему? Что их так заинтересовало у нас?

Я не сразу уяснил, пока не увидел...

Рада-А-А...

Разбойники привязали её за руки к ладье, заставляя биться ногами по воде в прибрежной полосе. И если не твари на суше займутся ей, то речные — без сомнения.

Я предпринял попытку добраться до неё — потянулся дрожащей окровавленной рукой. Приметив меня живым, Рада успокоилась. Наши взгляды снова встретились, а большего мне сейчас и не требовалось. Умирать вместе мы не страшились. И ранее могли лишь оба мечтать об этом, чтоб в один день, как у влюблённых при женитьбе.

Не тут-то было. Шишига не удержался и сунул Раде нож в бок. В реку брызнула кровь знахарки. Ей разбойник привлекал речных тварей или сухопутных, что стали собираться возле нас.

Закружили стервятники, опускаясь, всё ниже и ниже.

Славная нынче пирушка ожидает тварей. Так нам и надо, страхолюдам!

Будьте вы прокляты, разбойники... — мысленно проклял я их, — чтоб вас самих вот так кто-нибудь! А было за что, и я не сомневался: найдётся некто, кто воздаст им по заслугам. Если не варвары, то такие же страхолюды, как мы, а рано или поздно нарвутся на большие неприятности в силу специфики и рода их кровавого занятия.

Извини меня, Нюша... дурака. Прости, моя хорошая, если сможешь. Надеюсь, мы встретимся с тобой там, куда оба и попадёт после смерти...

Разбойники покинули нас на растерзание тварям. Я не видел, кого они рвали, подбираясь всё ближе к нам с Нюшей, и до меня доберутся вперёд неё, а мне не хотелось, чтоб она видела, как я умру, но и самому видеть то же самое с ней — ни-ни. Постарался закрыть глаза — не получилось, кровь, залив их, засохла, и скрепила веки, словно кто-то свыше подверг меня суровому наказанию за неправедные дела.

Грехи — будь они неладны. А ведь убивал тех, кто пришёл убивать нас сюда. И роптать следовало исключительно на себя. Судьба тут ни причём — сами во всём виноваты. Останься мы у родовитов, глядишь: ничего бы этого с нами не случилось. А сразу надо было валить этих разбойников в лесу — выследить и перебить всех до одного. Но что-то много их сюда пришло, и с жихарами. Лихой лесной люд сложно спутать с обитателями погоста — одевались они по-разному. И Рада тому лишнее подтверждение. Но предать нас, она не могла, иначе бы воинствующие жихари не бросили её подыхать тут вместе с нами.

И за что же они невзлюбили её так? А знамо дело — из-за нас, страхолюд!

Вот и всё — отмучился ты, Шаляй. Валяй.

Тень, возникшая надо мной, уже не заинтересовала меня никоим образом, я потянулся ко тьме, что звала и манила — нисколько не страшился её, слыша чей-то загробный голос. То был зов крови или иной, с коим мне не совладать больше. И там, я оказался не один. Мне показалось: рядом ржёт Конь, Багор гогочет, Дока суетится, Папаня, как и прежде, возносит молитвы, Аким ворчит, а "водоплавающий" фыркает, пуская пузыри.

Мы встретились, и я поинтересовался: не видели ли попутчики Нюшу. Раду, они не встречали. Мы ещё немного постояли, но уже молча, а затем, спутники стали исчезать один за другим, и каждый, касаясь рукой моего плеча, вроде как прощались.

Куда это они?

Мне хотелось кричать, но я больше не мог общаться с ними. Они не слышали меня.

Дока! Аким! Багор!.. Да стойте же вы... Мужики!

Никто не обернулся, исчезая во тьме, что всё больше окутывала тусклое пространство, подступая ко мне с иными спутниками, что также исчезали вслед за ними.

А ты куда, Конь? Меня возьми!.. Стой, скотина-А-А... — не удержался я.

Он остановился, улыбнулся и... также попрощался.

Прости, Колюня, если что меж нами было не так! Я не забуду тебя, брат!

Исчез бесследно.

И "водоплавающий", булькнув что-то в трубку, не снимая маски, оставил меня и Папаню.

Ну ты хоть не оставляй меня здесь одного, Папаня!

А где — я понятия не имел.

Возьми с собой! Мы ещё успеем нагнать мужиков, а?

Папаня просветлел лицом, как никто другой при расставании со мной, и мне показалось, молвил:

Тебе нельзя с нами, парень.

Почему? Что не так? Кто задержал меня? И где?

Скоро сам всё узришь, отрок...

Папаня!!!

Он покинул меня одного во тьме, следуя к свету.

А я! Неужели недостоин идти по одному пути с вами? За что меня так... и вы, а?

А-а-а...

Мой собственный крик резанул мне по ушам, и я услышал совершенно иные, но такие же до боли знакомые мне голоса.

— Живуч, варвар.

Кто — варвар? Я? Да вы сами — они!

Чья-то заботливая рука коснулась осторожно моего лица. Её прикосновение понравилась мне, и я обрадовался очередному — сам пожелал прикоснуться к той, кто ухаживала за мной.

Тело пронзила боль. А я-то грешным делом решил: это всё сон. Но нет, я не спал, и новое приключение с последующим столкновением в рассветный час с лихим людом — не бред, а скорее сумасшествие.

В реалии меня вернул — кто бы мог подумать...

— Хорс-с-с... — просипел я, признав варвара. А также ту, кого про себя называл Нюшей — несказанно обрадовался Раде.

Это она вытирала моё лицо от крови — и тело.

Выходит, я жив — выжил, а мои братья... Они ушли... покинули меня... УМЕРЛИ...

Варвар стаскивал в одну кучу окровавлено-изгрызенные останки моих собратьев по несчастью, отмахиваясь копьём от падальщиков, время от времени трубил протяжно в рог.

А я-то понять не мог, что за странные и непонятные звуки раздавались тогда там во тьме, когда мои спутники уходили на свет один за другим, покинув меня во тьме.

И вот я лежу на руках у Рады — она рада возиться со мной, старается излечить тело. Но кто излечит душу? И душевная рана ещё нескоро заживёт у меня.

Знахарка улыбнулась мне искренне, просияв лицом, смутилась, выплюнув на руку ком пожёванной травы, и облепила им мои раны, вызывая нестерпимую боль — прижалась, вздрагивая и дрожа точно так же, как и я, словно забирала у меня мою боль — лечила.

И я не сомневался: вылечит — обязательно. Иначе бы Папаня не сказал мне то, что я услышал от него — узришь. Вот и зрел тех, у кого был в неоплатном долгу.

Потянуло палёным. Хорс жёг останки моих собратьев, но падальщики со стервятниками по-прежнему паслись и кружили подле нас.

— Га, — указал он нам с Нюшей на ладью.

Не сгорела, но обгорела изнутри, да и снаружи — правда, несильно, достаточно будет стесать то, что успели облизать занявшиеся языки пламени, и ни одну доску не придётся менять. А то и так можно оставить, если не обращать внимания на эстетическую составляющую ладьи.

И новый всплеск воды по иному борту.

С другого берега реки плыли челны. К нам, на борт ладьи, пожаловали охотники, те самые, кто отловили меня и Коня, но как выяснилось: остались на ином берегу, и следили за нами, не вмешиваясь в потасовку с лихим людом.

И я понимаю их, хотя не до конца. Не мстили же они нам? Или не хотели зачинать войну с лешаками и жихарями — те вернули им соплеменницу — были рады видеть Хорса с Радой, но не меня.

Хорс заявил им: то не им решать мою судьбу и даже не Яриле, а той, кто спасла меня. И ей не дозволялось возвращаться в родное селение к сородичам — окончательно сделала свой выбор — и не в их пользу, а в мою; знать дозволят поселиться где-то тут, в родных землях, но близко к селению не подпустят — и назад не примут.

Ну и на кой я сдался такой калека совсем ещё юной и молодой девке? Что она будет делать со мной? И дальше нянчится? Так уж лучше б сдох! И зачем только отреагировал на рог Хорса?.. Вот же где варвар! Так подставил меня, а и я — спутников! Не слезь тогда с крыши, успел бы выстрелить, а возможно и лихой люд попугать, если не пострелять. До ладьи было рукой подать — прыгнул и отчалил. А так, куда все отчалили, и без меня, куда мне в любом случае со временем заказана дорога.

И я остался тут один — в неоплатном долгу перед ними.

— Бросила б ты меня, Нюша... — удивил я Хорса, назвав Раду неизвестным ему именем.

Но она уже привыкла к тому, что я именно так её и величаю — приветливо улыбнулась мне.

Боже, да за одну её улыбку я готов хоть куда и хоть кому всё что угодно свернуть, а в первую очередь себе в очередной раз шею.

Повернул и вскрикнул от боли.

— Ша... — смутилась Нюша.

И такой мне букой нравилась ничуть не меньше, а может и много больше, чем когда улыбалась.

— Ну, извини, родная... — простонал я.

И снова шипение — мне от неё.

А ты, оказывается, злючка, Нюшечка! — скривил я уста в улыбке оскала.

Уж что, и как получилось, а был сейчас способен я — только на это, калека. И другим нескоро стану, если вообще изменюсь в лучшую сторону. В чём лично я очень сильно сомневаюсь. Зато Нюша на многое способна, например, растопить лёд моего сердца всякий раз при одной улыбке мне или смущении с последующим недовольным шипением — серчала всё больше на меня. И в этом больше виноват сам, нежели она.

Нет, надо держаться, ради неё, а не раскисать и сопли пускать. Мужик я или где?

Вот, где — и было интересно мне.

Вскоре варвары пересадили нас с ладьи в чёлн, и Хорс поплыл куда-то вместе с нами.

Ага, приток обнаружился сразу, за зарослями, и там, на не такой большой и широкой реке — островок. Варвар бросил нас на нём, не сказав ни слова о том: мол, ещё вернётся и проследит, чем мы тут занимаемся.

Нет, просто бросил — и живи, как знаешь, если сумеешь выжить — без огня, еды и...

Воды тут было, хоть утопись. Да мне добраться до неё без помощи Нюши никак. Так что могла не волноваться, что пойду топиться с горя. Прежде помучаюсь, нежели сдохну тут.

— Ты уж прости меня, Ню... — заставил я смутиться её. И к этому самому смущению дикарки как раз и подходил укороченный вариант прозвища придуманного мной ей сейчас.

Нюша улыбнулась, порадовав меня, а затем смутилась как всегда — ничуть не изменилась.

Бросила одного. Я надеялся: насовсем. Ага, размечтался, наивный.

Вернулась и с рыбёшкой в руках.

Вопрос на засыпку — как будет готовить её? Не сырой же станем употреблять?

Удивила в очередной раз, раздобыв огня, и запекла рыбёшку на углях — принялась кормить меня с руки.

Ну да, вспомнил я: мы в ответе за тех, кого приручили. И она меня — быстро. Я бы даже сказал: с первого взгляда. А разбойники послужили нам сводниками сродни амура. Даже стрелами истыкали — меня.

Раны не переставали ныть, и я. Вот Нюша и занялась мной в очередной раз, что-то жуя, мазала кашицей.

Что ещё для счастья надо? Идиллия — если не сказать больше: несбыточная мечта идиота. Нам оставалось справить "землянку", да обзавестись детворой. Но прежде самому встать крепко на ноги и...

Разбойники заплатят мне за смерть Коня, Папани, Доки, Акима, Багра и... водоплавающего. Нет, не так, у него было имя! За Володьку Скитальцева!

Скитальцем и стал я, благодаря всем им и той, кто ни на миг не покидала меня и хлопотала, стараясь вылечить и поднять на ноги.

* * *

— Сюда! Они здесь, Зырь! Зри их — пожри и обрати! — заметался бесплотный вблизи погоста.

Навь вывела его вперёд стража к жихарам.

— Чую поживу... — взвыл бесплотный, клича беду. — У-у-у...

Заслышав его глас, обычные твари разбегались.

— Теплокровные... — Зырь учуял их. — Свежая кровь...

— Угробь всех, — наказал Шиш*.

* шиш — злобный дух (в древности).

И навь по взору Зыря устремилась за частокол на погост, а сам страж, ломая стену из брёвен, принялся крушить землянки жихарей.

— Жратва-А-А...

Зачалась кровавая жатва.

Глава 8

"Мы в ответе за тех, кого приручили!"

Не помню, как уснул, но когда очнулся, Нюши рядом не было. Прислушался, и мне показалось: вроде тихо — я остался на острове один. Может это и к лучшему — для нас обоих. Любая девчонка возраста Нюши в моём мире давно бы свалила, заявив: ты не в моём вкусе, мальчик! И послав улыбку оскала, аки здешняя тварь, отстала. А здесь кто-то опять зашумел.

До слуха донёсся отдалённый всплеск воды, а за ним приближающиеся шаги. Я насторожился, и зря — только причинил себе боль, сморщился.

Нюша смутилась, бросив рыбёшку наземь, и прыгнула ко мне, припадая на колени — осмотрела раны.

Да я сам видел: они затянулись на мне, как на собаке.

— До свадьбы заживёт, — скривился я, стараясь изобразить некое жалкое подобие улыбки.

— Где болит? Какая из ран?

— Здесь, — ткнул я себе в грудь в стороне от раны. — Сердце!

Удивил. Нюша смутилась больше прежнего, заявив: оно у меня в полном порядке.

— Оно может и да, а вот я — неуверен.

Ей показалось: я усомнился в её способностях знахарки.

— Нет-нет, что ты, моя хорошая. И вижу: хлопочешь по хозяйству всё одна да одна, моя милая хозяюшка. А я не хочу быть обузой! Оставила б ты меня, а? Зачем я сдался тебе, Нюшечка?

Рада не сразу нашлась, что ответить на мои слова. И я понял — переборщил. Мне на неё молиться надо, как Папаня про себя, а я... эгоист!.. И это ещё мягко сказано!

— Ну прости, если обидел. Не хотел — и в мыслях ничего плохого не было! Нашло на меня что-то, а что — и сам не знаю, и говорю...

Я прикоснулся к Раде, хотел погладить, но она отскочила от меня, как пугливая зверушка, и подобрала рыбёшку. Хищный улов обнажил клыки, стараясь ими достать дикарку — клацнул. Это последнее, что сделала рыбина. Рада схватила её за хвост и...

Я зажмурился. Вот уж никогда не подумал бы, что она способна ударить рыбу головой о камень, да ещё с характерным хрустом черепных пластин — изваляла в грязи, не думая очищать от чешуи, и отправила запекаться на угли.

Мне лишь молча оставалось наблюдать за действиями спутницы — назвать её сожительницей, у меня не поворачивался язык, и не по тому, что я был воспитан. А и думать об этом с моей стороны в отношении неё было верхом наглости. Знахарка для меня ассоциировалась со святой — чистая душа, и думала о людях, не взирая на то, какой человек приходил к ней за помощью — всем оказывала её, в том числе и нам, страхолюдам.

Наконец, она палочкой выковыряла кусок запёкшейся не то глины, не то мокрого песка, вновь взялась за тот самый булыжник, о который разбила голову рыбины, и сейчас с тем же успехом принялась разбивать с неё земляную корку.

С ней вместе при откалывании и отваливалась чешуя.

Знахарка ловким движением руки разделила рыбёшку на две части, и одну сунула мне — на этот раз на широком листке растения подобного на лопух, словно намекала мне, кто я есть на самом деле.

Я потянулся к нему, как тогда к ней, пытаясь загладить свою вину, и понял: лучше бы она размозжила мне голову камнем, чтоб я не мучился, как рыбёшка — застонал, не в силах сдержаться от боли. И знахарке пришлось кормить меня с руки, как прежде, а затем ещё поить, поднеся в пригоршне воду с реки.

Я уткнулся лицом ей в руки с водой, и мне показалось: ничего вкуснее в жизни не пил. Вдруг затем заметил: поднося мне в очередной раз воды, она что-то шепчет — не иначе заклинания.

Ах ты, чародейка моя! Спасительница!

Мне хотелось поскорее встать на ноги и отплатить ей добром за добро, позабыв: после ран, нанесённых мне разбойниками, не выживают даже в моём мире. Соответственно должен до скончания века благодарить ту, кто залатала мне их, и продолжала ухаживать и лечить, меня калеку.

— Нюша, не молчи, давай поговорим.

— Тебе нельзя, Шаляй. Не трать понапрасну силы.

— Да мне, честное слово, нетрудно, — кашлянул я.

— Я пойду, — засобиралась Рада.

— Куда? Опять рыбу ловить? — интересно было мне узнать, как она это делает — не руками же?

Знахарка улыбнулась, растопив лёд моей души. Удалилась.

Нет, — решил я про себя, — так дело не пойдёт! Возьми себя в руки, Шаляй! И... Валяй!..

Скрежеща зубами и сжимая их едва ли не до треска эмали, я перевернулся кое-как на живот, пополз, если так можно выразиться. Наверное, раздавленная машиной черепаха на проезжей части быстрее передвигалась, чем я сейчас. Однако не сдавался, прополз метр. В моём случае уже подвиг.

Ага, как бы не так — выдохся.

Ползи дальше, червяк! Ну же, давай, слюнтяй! Или будешь валяться, пока девка носиться как угорелая подле тебя, ухаживая? Привыкнешь и превратишься в неподвижного увальня, обрастая жирами, точно гиппопотам!

Шевелись, толстокожий!

Ползти я больше не мог, сделал непродолжительную паузу, надеясь: после минутной передышки, затянувшейся намного дольше, сдюжу подняться на четвереньки и...

Скопытился, без сил зарываясь лицом в песок. Фыркал и плевался им.

Скороход, блин!..

На мою удачу, знахарка надолго ушла, покинув одного, что позволило мне предпринять очередную попытку, оказавшуюся сущей пыткой для меня, инвалида.

Не сдаваться, Шаляй! Валяй! Русские не сдаются... — прополз я повторно меньше метра, и на четвереньки больше не встал, так ещё и руку кажется, вывихнул. А мог и сломать, калека!

Я не услышал, как Нюша подкралась ко мне, застав в стороне от тлеющих углей — отругала и снова подтянула туда, откуда я полз.

Что ж ты наделала, моя хорошая!.. Зачем?..

И рыбины у неё я не заметил, зато свою куртку в дырах от стрел, и отстиранную от крови. Знахарка подоткнула её мне под голову, что-то там запела сродни "баю-баюшки баю", убаюкивая, словно малое дитя, заставив погрузиться в сон. Мне снились спутники. Я снова просил у них прощения за то моё упущение, когда они доверили мне свои жизни вместе с карабином Доки, а я подвёл их... под монастырь.

Возведёшь его, и считай: мы квиты, — улыбнулся по-отечески Папаня.

Непременно, — заверил я. — Если вновь смогу ходить сам — без посторонней помощи!

Видение исчезло, и вместо Папани подле себя я узрел знахарку: пучком душистой травы она смахивала с меня испарины пота, катившиеся градом крупных капель.

Похоже, я испугал её, крича сквозь сон. Вот и решила: мне снится кошмар, и я брежу.

— Ты уж не серчай на меня, моя милая, — постарался я отблагодарить её на словах — ничем иным пока не мог в силу собственного бессилья.

Знахарка улыбнулась, смущаясь раз от раза всё меньше, понемногу привыкала ко мне, ну и я к ней. А сразу приручила, вот и была теперь в ответе за меня, держа его перед родовитами.

И всё-таки Хорс некрасиво обошёлся с ней. Ладно, со мной, я ещё не такое заслужил, и ссылка на остров с его стороны мне — подарок судьбы, а вот Нюша — даже не знаю чей! Не иначе Небес — ангел во плоти!

Такой я и видел её, не замечая изъянов, на кои бы мне указала иная завистливая девчонка — на все её недостатки — причём сразу, не стесняясь, высказала бы всё в глаза. Но соперниц у неё по определению не было, и уж тем паче для меня. Поставь подле Нюшечки хоть Мисс Мира и мировую топ-модель в одном лице, даже не взглянул бы в её сторону, а и дальше б смотрел с умилением на мою милую, нежную и заботливую дикарку.

Если это любовь, а неземная до гроба, то большего и желать мне нечего, я согласен прожить остаток дней на этом самом островке с ней, не встречаясь больше ни с варварами, ни с дикарями, населявшими этот мир — готов был обзавестись подсобным хозяйством или заняться рыболовством.

Размечтался, мои потуги не увенчались успехом, я снова провалился во тьму, где меня поджидал Дока. Я уже предвидел, что он скажет мне, коря за то, что я с карабином в руках не сумел отбиться от дикарей — хотя бы сам, но... Нет, он не для этого потревожил меня, пытаясь о чём-то сказать, и я, как назло, не понимал его, и не слышал.

— Шаляй... Шаляй...

Я откликнулся на голос той, кто продолжала заботиться обо мне, не позволяя податься со спутниками из тьмы на свет, откуда они постоянно являлись за мной.

— Да... — очнулся я. — Что-то не так?

Она погрозила мне пальчиком, и я вспомнил, как в детском садике точно также мне постоянно грозила одна девчонка, говоря при этом: "Ню!"

Я улыбнулся. Знахарка больше не смущалась. И хорошо, а то мне самому становилось не по себе, из-за того, что я причиняю ей всякий раз неприятности.

— Скажи мне, только честно, Ню: я смогу передвигаться когда-нибудь сам — без посторонней помощи?

Она заулыбалась, просияв лицом.

— Аки баишь: до свадьбы...

— Заживёт, — уяснил я: мы ещё заживём с ней как нормальные люди. — Кажется, я проголодался.

Чем несказанно порадовал знахарку. От счастья, она была едва ли не на седьмом небе.

Ну да, ведь аппетит — первый признак того, что я иду на поправку. Мне хотелось верить в это больше самому, как впрочем, и не огорчать лишний раз Нюшечку. Я даже подмигнул ей. И она снова растерялась. А после спохватилась, отправившись, наверное, на рыбалку. Я же тем временем опять решил проползти то же самое расстояние — для начала, а вообще наметил удалиться, пусть на сантиметр, но дальше.

И отметина имелась на песке.

Давай, инвалид, соберись! Борись за жизнь, и ту, кто верит в тебя! А за Коня, — сжал я зубы, пластаясь на животе. — За Папаню! За Акима-А-А...

За Багра-А-А...

За Доку-у-у... Ух...

Выдохся. Больше не сдюжу-у-у...

Соберись, тряпка! Ты мужик или му-у-у... Да-а-а...

Я достиг прежней отметки, выбившись окончательно из сил — продолжал тянуть трясущуюся руку с дрожащими пальцами дальше.

Есть! Новая отметка! Когда сам поставил бы себе неуд.

Подумаешь, перебил свой давешний рекорд в ползании на брюхе! И что с того? Это ещё ничего не значит! Ты, как был, слабаком, так и дальше остался им!

Накачав себя, я предпринял очередную попытку преодолеть новое расстояние, и удалился ещё где-то на метр, или это причудилось мне, как и Нюша. Она бросилась ко мне и вновь оттащила к остывающим углям — подкинула хвороста.

Больше я ничего не видел, что она делала там, почувствовав её прикосновение ко мне — пыталась накормить, тыча в губы горячий кусок запеченной рыбы, который растирала в пальцах до кашеобразного состояния. А раньше я не замечал этого и — возможно она жевала его для меня, как сердобольная мамаша, принося еду в зобе птенцу. И мысли брезгливой не возникало... до той поры, пока мне не приспичило до ветра.

— Нюша... — заставил я напрячься её. — Пожалуйста, оставь меня одного. Не спрашивай — почему? Так надо! Я тебя, как человека прошу! Ну же! Ну-у-у...

Она и с места не сдвинулась. Мне пришлось пояснить причину своего столь неожиданного отношения к ней в данный момент. На что она улыбнулась мне, чем несказанно удивила. Когда я решил: смутиться донельзя. А кто кого смутил, она — меня, засранца.

То-то понять не могла, зачем я постоянно стремлюсь отползти в сторону, заверила: поможет.

Да мы не за полярным кругом — вспомнился мне один дикий анекдот. И самому было не до смеха.

— Христом Богом молю, — рёк я словами Папани, запавшими мне в душу. Только теперь понял их смысл, не в силах дольше терпеть.

Но ничего, вытерпел, и Нюшечка — меня, засранца.

— Ты б вернула мои штаны, а? — смущённо молвил я, злясь на себя за то, что заставляю девчонку делать такое, чего не каждая санитарка согласится. А самому было противно и гадко. Если отбросить цензуру — насрал в душу. Иначе не скажу. Аж самому тошно. Да не тошнотик, пока держусь.

— А чем я буду рыбу удить?

Вот как? — растрогала меня до слёз Нюша. Ну и насмешила — куда ж без этого.

— И как — клюёт?

Она вытряхнула из мокрых, застиранных штанов очередную рыбёшку — да не одну. Спустила всё на шутку, заставляя меня смеяться.

Теперь мне понятно, как она ловила прежде рыбу — на куртку, стирая от крови.

С Нюшей, я давно потерял ход время, не обращая внимания: на острове день или ночь. И мне со знахаркой было хорошо. Понемногу она заставила меня забыть о том, что я не из этого мира, и мне в видениях, кои с большой натяжкой не назвать сновидениями, больше не являлись покойнички. Нет, я не забыл о том: кто я, и откуда. Но временами просто наслаждался жизнью здесь с той, кто по-прежнему нежно ухаживала за мной.

В очередной свой "забег" по-пластунски, я побил все прежние рекорды, установленные мной, наконец-то добравшись до кромки воды, и впервые напился — сам, пуская от счастья пузыри. Чем перепугал знахарку, превратившуюся на миг в настоящую дикарку. Нюша отругала меня, как непоседливого ребёнка, и в качестве наказания, заставила готовить рыбу. В жизни столько её не ел, а тут ежедневно по три-четыре раза на дню. И что самое интересное — нисколько не приедалась и не надоедала. Настолько вкусной была — из неё получалась еда, — что даже солить не требовалось. И я не замечал: рыбёшка несолёная.

Знахарка научила меня набивать брюшко тушки разнообразными пахучими травками, кои сушила иной раз, подвешивая пучками над углями, постоянно жевала их, смазывая мне раны, давно затянувшиеся, но продолжавшие ныть, а не болеть, как прежде. Что для меня было большой разницей.

Кулинар из меня, доложу, получился не ахти какой, если не заметить больше: посредственный. Но Нюша слопала всё, вдобавок поблагодарив меня за "прекрасную трапезу" — и пусть не при свечах, зато под звёздами.

Романтика — одним словом. И ничего лишнего не добавишь, иначе испортишь.

Я не удержался, и затребовал оплаты, намекнув недвусмысленно на поцелуй, подставив щёку, но Нюша смахнула у меня там остатки еды и... сунула мне палец в рот. Его и чмокнул, заставив дикарку отдёрнуть от меня руку так, словно я, какая-то тварь, и укусил её, а не поцеловал.

Да что же это такое? Чего я опять сделал не так? Ведь то, что естественно — не безобразно! Или повёл себя как мальчишка? Так не на первом же свидании — живём тут столько времени, а сколько — понятия не имею.

Нет, пора мне уже становиться настоящим мужиком — вставать на ноги и...

Прежде я перешёл с ползанья брюхом на четвереньки, часто спотыкался, чем постоянно вызывал улыбку на лице Нюши с последующим смущением. Знать не всё так плохо у нас с ней, и всё ещё может получиться — нужные взаимоотношения меж нами рано или поздно наладятся.

И это я не о сексе!

Да чего греха таить, влюбился не то что по уши в Нюшу, а даже не знаю, как правильно сказать. И вообще, можно ли передать словами чувство эйфории, испытываемое мной при одном взгляде на неё, мою возлюбленную.

Теми же горящими глазами она смотрела на меня. И мне пока этого хватало. Нет, опять я лукавлю, в очередной раз про себя, когда недостаточно. Любовь без плотских отношений — жалкая пародия на то, о чём не хотелось говорить открыто или к чему не желал силком принуждать Нюшу. Вот когда она будет сама готова к тому же, к чему и я, тогда, а не раньше, и произойдёт между нами то, что заложено природой. А раньше я сам — ни-ни. Зарок дал, но схиму не принимал, то и дело поглядывая и вздыхая на ту, кто меня привлекала каждое мгновение.

Научившись сносно передвигаться на своих двоих в пределах острова в одну сторону, я заявил Нюше: отправляюсь на рыбалку. Снова вызвал улыбку.

Ну и пускай она смеётся с меня, и не верит, что я сам способен наловить рыбы. Потом сюрприз будет.

Добравшись кое-как до кромки воды, я затеял смастерить из торчащих кустов некое подобие рогатины-гарпуна. Руками и зубами отломал нужный кусок лозы, и всё тем же способом обгрыз наконечник, оставляя необходимые по краям зазубрины.

Нет, я, конечно, не бобёр, но всё же лучше то, что соорудил для... не совсем рыбалки. Удить рыбу я не собирался, а скорее загарпунить какой-нибудь приличный экземплярчик, чтоб не бегать по три раза на дню к реке за рыбой, как иной "профессионал-рыбак" в магазин за очередной бутылкой.

Ловить, так ловить, — решил я.

Оставалось найти наживку. Чем-то же должна питаться рыба?

Прежде, чем впустую плескаться в прибрежной полосе острова, я, отдыхая, пригляделся, как в воде плещутся знатные экземпляры, гоняясь по речной поверхности за тем, что иной раз садиться или падает туда.

Насекомые! Но шустрые! Мне казалось: проще рыбу голыми руками изловить, нежели их. Неожиданно пришиб одного такого паразита у себя на лбу. Ну и себя неслабо так, размазав вожделенное насекомое.

Вот теперь порыбачим! — бросил я в непосредственной близости от берега приманку, и занёс руку с жалким подобием на гарпун для броска, изготовившись пронзить любую рыбёшку, что кинется на наживку.

Не тут-то было. Рыба не реагировала... на наживку, и скорее на меня — не подплывала.

Да и... — махнул я с досады рукой.

И в то же самое мгновение какая-то рыбёшка стащила у меня приманку прямо из-под носа. Только я и видел эту "золотую" рыбку, помахавшую мне напоследок хвостом, обрызгав с головы до ног.

— Ладно, в следующий раз буду внимательнее, — рассердился я на себя.

Рыбалка завела меня, точнее рыбина, и я пообещал: достану её, во что бы то ни стало, даже если мне придётся тут провести остаток дня и ночь напролёт. И в моём случае, лучше поздно, чем никогда, вернуться к Нюше с уловом.

Мне было стыдно от одной мысли, что она высмеет меня. И пускай, потом смутится, легче мне от этого не станет. Я должен был научиться выживать в этом мире сам, не завися ни от кого. Иначе мне не стоит думать о том, о чём я постоянно во время всего нашего проживания с Нюшей на этом жалком островке.

Нет, он не казался мне тесным, как и этот дикий мир. И Хорса нынче понял: почему он доставил нас с ней именно сюда, поступив мудро и разумно. А я ещё обозвал его варваром, когда обязан отблагодарить — надеялся свидеться в будущем с ним и родовитами.

Очередной паразит провёл меня, как та самая рыбина — я шлёпнул себя полбу впустую.

И поделом мне, бестолковому, — вбивал я себе в голову простую истину. — Обидно, досадно, но ладно! Наберись терпения и жди! Научись контролировать эмоции!

Застыл на месте, вращая зрачками глаз вслед выписываемым пируэтам очередного аса-паразита над собой.

Пару раз я махнул мимо него рукой, но он продолжал жужжать. По-видимому, я пах для него весьма и весьма заманчиво, и отказываться паразиту от такой кучи "добра" явно не хотелось, и как мне — набить своё брюшко.

Я настолько увлёкся полётом паразита с его непредсказуемыми элементами высочайшего пилотажа, что не заметил, как Нюша подкралась ко мне и прибила паразита на голове, заставив ойкнуть от неожиданности.

Сунула его мне.

— Благодарю, Ню. Угу.

— Ага... — просияла она обезоруживающей улыбкой на лице, заставив меня забыть на мгновение о рыбалке.

Но всплеск воды — рыбы в реке, — и я снова подался за уловом, а моя "половинка" уселась на песке, пожелав посмотреть на мои мучения. Чем и отвлекала меня — я из-за неё не мог сосредоточиться должным образом на рыбалке.

Очередная наглая рыбёшка увела у меня из-под носа наживку, а я, упустив её, в сердцах ударил "гарпуном", как настоящий дикарь, впервые ловивший рыбу палкой, по воде, поднимая волну брызг.

Нюша довольно взвизгнула, и рассмеялась... с меня.

— Заодно и искупался, — прибавил я в шутку, выбравшись на берег из реки. А что мне ещё оставалось, неумеке? Не сознаваться же в том, что и без того очевидно.

Нюша стала ловить для меня паразитов, а я прикармливать рыбу, и вскоре речная живность настолько осмелела, что сама начала выхватывать у меня наживку едва ли не из рук — выскользнула, оставив мне чешуйку в качестве оплаты. Да рыбка не золотая, и чешуйка у неё обычная.

Я лишь облизнулся как обленившийся кот, в ожидании: меня вот-вот покормит моя хозяйка, подсунув полную миску отменного корма под нос, и станет кормить с руки.

— Га... — Нюша позвала меня к костру.

— Не, не пойду, — не сдавался я, хотя кишка уже липла к кишке, но пока не била по башке. — Ещё чуток порыбачу. Угу?

— Га... — Нюша в свою очередь не уступала мне, проявив впервые характер за наше время проживания с ней на острове.

— Уже, последний раз, и если не удастся поймать рыбёху... Угу, Ню?.. — заставил я её уступить мне. А куда денешься — оба на острове. Конечно, не как моряки на подводной лодке, но и у нас с Нюшей получалось близкое по смыслу времяпрепровождение.

Я забросил паразита в качестве наживки в реку, а затем туда же гарпун, и сам плюхнулся.

Мои труды были вознаграждены, я всё-таки сумел вытолкнуть на берег рыбёшку, и пускай она была невыдающихся размеров, зато улов имелся, какой-никакой. А если честно, то никакой — тут и кота не накормить им. Однако делом доказал: рано Нюше списывать меня, как рыбака. Вот чуток поднаторею, и набью руку, тогда как моя "половинка" могла мне и кое-что другое набить.

— Га!

— Иду-иду, — пошёл я у неё на поводу, еле стерпев, когда она отпустила мой улов назад в реку.

Да как же так? Малёк сошёл бы мне при новой рыбалке за отличную наживку!

У очага Нюша удивила меня снова, выковыряв из углей вместо уже привычной рыбёшки какие-то булыжники. Ими оказались яйца.

Вот это да! У нас оказывается сегодня диетическое меню, и виноват в этом, похоже, я сам.

Ничего, исправлюсь, как только, так сразу, — клятвенно заверил я Нюшу: голодать со мной, она не будет. И после ужина подался на ночную рыбалку в тайне от моей знахарки. Она мило посапывала, подсунув ладошки под щеку, видела, наверное, прекрасные сны, а я тем временем барахтался в реке у берега, и провозился там до утра, а затем грязный, уставший и голодный свалился на прежнем месте.

По пробуждении Нюша уставилась на меня округлившимися глазами.

Я соврал, не краснея, списав всё на непогоду.

— Дождик был, вот и намочил меня.

— Тогда почему я сухая? — удивила Нюша в свою очередь меня.

— Ты ж у меня — чародейка, — напомнил я, кто она. — Наколдовала, чтоб непогода обошла тебя стороной.

— А угли!? — ткнула она меня едва ли не носом в них.

— Рыбачил я, — признался не сразу, выдав себя чуть ранее сморившей меня зевотой с дремотой.

— Поймал чего?

— Ага, время! Зато удовольствие получил — ты себе не представляешь!.. Не всё же время думать о брюхе!

Ближе к полудню оно предательски заурчало у меня, требуя набить чем-нибудь, и без разницы чем, но желательно съедобным.

Пришлось грызть корешки и жевать траву, но я быстро понял: не козёл, да и цветочки не из крема с торта. Снова пошёл на рыбалку — не удержался и подглядел за Нюшей.

У неё, оказывается, имелся садок, и там, в искусной заводи, плескалось прилично рыбёшки.

— Ах, ты... — не выдержал я. — Обманщица! Кормила впроголодь, когда у нас рыбы — девать некуда!

Она быстро осадила меня, объявив сей запас неприкосновенным, и как раз на чёрный день, поскольку таковой из-за меня, у нас начинался всякий раз с восходом дневного светила.

Вот я и решил доказать ей: зря она списала меня как рыбака на берег. Не моряк, но тоже плавал! И знаю как!

Подглядев у неё, как она ловит рыбу, я обнаружил подходящую лагунку и натыкал в дно кольев, потратил немало времени и сил — плевался горькой слюной вперемежку с корой, понимая, сколь несладкая жизнь у бобра.

Затем во время отдыха набил паразитов и закидал ими воду в садке. Приманка получилась что надо, наживка сработала мгновенно — рыба заплескалась у моего садка, проникая внутрь либо через узкие щели меж кольями, либо перемахивая их, выпрыгивая из воды.

Эх, мне бы сачок! Но тоже ничего, заодно искупался, и мокрым вернулся "домой" с уловом.

— Хозяюшка! Айда чистить рыбу!

Нюша не откликнулась. А я понадеялся: прибежит и обрадуется моему улову.

Не тут-то было. Она и дальше не отзывалась.

— Ню... — вспылил я на неё поначалу про себя, а затем испугался: вдруг чего случилось, пока я рыбачил?

Кинулся сломя голову к садку с запасами на чёрный день. Он для меня и наступил.

Не дай Бог, с ней чего случилось — хоть сразу в реку и топись.

Она исчезла, и чужих следов помимо наших отпечатков на песке в прибрежной зоне острова, я не заметил, обежав его кругом ни один раз, и ни два.

— Нюша! Нюша-А-А...

От досады я зашвырнул рыбу обратно в реку. Поторопился. На острове появился ещё некто, следуя в мою сторону.

Я обернулся, надеясь: это дикари, и сейчас прибьют меня.

— НЮША... — смутил я её донельзя. — Ты где пропадала? Я обыскался тебя — весь остров перерыл! И...

Рыбу я выпустил, зато знахарка вернулась с уловом.

— Да я, честное слово, поймал рыбу, а затем... Затем не удержался и отпустил, решив: ты пропала и мне кормить ей больше некого.

— А себя?

— Да мне не жить без тебя, если ты этого ещё не поняла!

Я прижал её к себе, целуя нервно в иссиня-чёрную копну волос. Она упёрлась по обыкновению, стараясь вырваться, но я не выпускал. И откуда только силы взялись, а знал, кому обязан был за своё спасание с исцелением.

— Никогда... Слышишь!.. никогда так больше не поступай со мной! — не желал я терять её вновь.

Она вырвалась, и сама высказала мне всё, что думала, и относительно того, чего я сделал неправильного сейчас с её слов.

— Я... И лапать тебя?.. Да за кого ты держишь меня?.. Ах, не держишь!..

Кровь или что там ещё, ударило мне в голову, и я бросился прочь с острова, далеко не уплыл. На берег за волосы меня вытащила моя "половинка", заставив на раз уяснить: без плавсредства сделать мне это будет весьма и весьма проблематично.

— А сама на чём плавала?

Нюша улыбнулась и показала мне раскрытые ладони.

Ну да, не руками же ей брёвна рубить — ребром ладони, как каратисты доски и прочий "стройматериал" — тут без долбёжки подстать топора и думать о лодке, да что там, даже про плот, не стоит. И в первую очередь мне, а вот, чем непременно стоит озаботиться, как мужику.

Нюша снова покормила меня, когда мне так хотелось самому удивить её и накормить собственным уловом.

— С меня завтрак... завтра... Угу?

— Ага, — кивнула она, улыбнувшись мне.

— И не надо — ха-ха!

Моё заявление не вызвало у неё смущения. Да я и не стремился смущать её, скорее сам смутил себя. И всё встало на свои места, когда я продемонстрировал ей свой садок полный рыбёшки.

— Выбирай любую! Тебе какую, Ню? — выдёргивал я рыбу из рукотворной заводи, демонстрируя ей. — Эту?.. А может вот эту?.. Или...

— Вон ту... — указала она мне за пределы садка.

Там, на реке, плескался исполинских размеров речной гигант. Сом или некто подобный в здешнем мире на него, и моя рыбёшка ему, как наживка из паразита прежней.

— Ту, я пока тебе обещать не стану, и не по тому, что не достану, как с неба звезду, просто врать не хочу! Но мне бы челн и толковый гарпун... — запнулся я. — И проси чего хошь, моя милая!

Она удивила меня неслабо, когда казалось: просто уже нечем удивлять — сунула лопатку.

— Ты где её взяла?

— Га... — махнула она в сторону гремящей воды.

Мы находились недалеко от водопада.

— С ума сошла! — вскричал я, повысив на неё голос, что естественно не красило меня, и я побагровел. — Ты хоть соображаешь, что с тобой могло случиться?.. Там...

У меня перехватило дыхание. В груди больно кольнуло, и я кашлянул.

Нюша мгновенно прильнула ко мне сама, прижавшись ухом к зажившей давным-давно ране, и прислушивалась. А я не удержался и приобнял. Она не отпрянула от меня, как тогда, когда я позволил себе подобную непростительную вольность, сама обхватила меня — и прижалась всем телом, задрожав.

— Ну-ну, моя милая, со мной всё хорошо! И у нас всё будет непременно хорошо! Дай только время, и я научусь всему, что должно знать и уметь в вашем мире мужику!

— Я помогу. Угу?

— Ага, Ню, — не удержался я, и разок прикоснулся устами к её копне волос с благоухавшими травами, вплетёнными в них венком. — И обещаю: стану послушным! Но не требуй меня стать ручным!

Ещё б немного, сдержи я язык за зубами, мы бы возможно сблизились с ней сегодня. Но язык мой, враг мой! Нюша сразу вспомнила про готовку, хотя я не прочь был немного и попоститься, рассчитывая уже на то, чего едва не случилось меж нами.

— Лежать... — выскользнула Нюша у меня из крепких объятий.

Коротко и ясно — велела мне отдыхать и не перетруждаться.

— Да мне уже надоело валяться. Охота настоящим делом заняться — той же охотой. Пойду, лучше что-нибудь сломаю, — улыбнулся я.

Лопатка у меня была одновременно и за небольшой топор. Теперь мы могли запастись дровишками, и не только. Я затеял соорудить плот и изловить того речного гиганта, что плескался у садка и не думал туда заплывать.

А к утру я обнаружил его порушенным. Он забрался в мою запруду и пожрал всю рыбу...

— Проглот! Ну, держись, живоглот... — погрозил я иному такому же точно гиганту лопаткой в руке, и принялся валить ей деревья.

День ушёл у меня, пока я свалил одно такое дерево, лишив его макушки и ветвей, а затем точил камнем подводя прежде острый край затупленной ныне лопатки.

Что и говорить: не топор, но всё лучше, чем ничего. И за это я обязан моей "половинке" по гроб жизни. А пока что ещё не вернул ни один должок — мой список полнился ими день ото дня.

На все мои потуги сегодня, Нюша лишь недовольно покачала головой, но сдержалась в отличие от меня, и промолчала, позвав трапезничать.

Теперь я сам ел и пил, вспоминая мимолётом с вздохом разочарования то славное время, когда ощущал себя "балластом", а она кормила меня с рук.

Мне захотелось отблагодарить Нюшу. Я принёс ей воды.

— Испей и ты... из моего "кубка".

Она наклонилась и фыркнула на меня — не удержалась, озорничая. Ну и я естественно.

"Водопой" закончился купанием в реке. И мы довольные, и уставшие, свалились вновь у костра, сушили вещи, развесив их каждый со своей стороны — загораживались ими. Тогда как мне казалось: Нюша не должна стесняться природной наготы. По-видимому, учёные-археологи не учли, что и у наших предков были свои нравы, и уж что-что, а также своенравны — у них тоже бытовали свои манеры с обычаями.

Подглядывать мне за собой Нюша не позволила, швырнув раз ком земли. Сам виноват, вынудив её ещё и не на это — упал, имитируя ушиб.

Она прыгнула ко мне из-за сохнущей одёжи, в чём мать родила, и... я сам пребывал в костюме Адама, ...схватил её за талию, выдав:

— Попалась...

Нюша взвизгнула, и дёрнулась, вырываясь из моих шаловливых рук, скрылась у себя, натягивая смешно на голое тело непросохшую одёжу — сердилась не столько на меня, сколько на себя, за то, что поддалась на столь очевидную с моей стороны провокацию.

— Прости меня, моя милая, — повинно молвил я. — Не сдержался, взял грех прелюбодейства на душу!

Однако не стал клятвенно обещать, что больше такого не повториться. Попробуй тут удержись, когда ты один столько времени на острове и рядом с тобой хлопочет столь очаровательно-обворожительная дикарка. Мне ж ничто человеческое не чуждо. И симпатии у нас взаимны — с одной стороны, а с иной — что-то не то я делаю, и, как мне казалось, ещё она сама.

Боже, что творю? А ведь и дальше не перестаю! За что мне эти муки, а? Как мне сделать всё так, чтобы Нюша признала во мне мужчину и мы...

— Давай поженимся, Ню?

Она не поняла меня — то, что я предложил ей.

— Ну, повенчаемся!

И снова та же реакция отрицания.

— Пройдём совместно обряд, по завершении коего мужчина с женщиной могут строить совместно дом, семью и взаимоотношения друг с другом.

Вот тут уже моя "половинка" смутилась.

— Нет, если не хочешь, я не стану тебя неволить, просто... Всё непросто!

Мне, как любому мужику, хотелось расставить точки над "і" в силу нашего определённого эгоизма, и требовалось либо всё, либо ничего. Да торопить Нюшу с ответом я не желал.

— Можешь не отвечать сразу, подумай до... завтра. А завтра, — понял я: и решится наша с ней дальнейшая судьба — мы либо продолжим совместное проживание на острове, либо нам станет тесно тут вдвоём.

Я собирался отправиться в плавание на бревне, затеяв смастерить из него подобие катамарана. Для чего достаточно прикрепить к бревну по краям "лыжи" и сделать весло, поскольку до паруса с палубой было ещё далеко. На них не было ни времени, ни материала. А одного моего желания мало.

* * *

— Дело сделано, Шишига, — напомнил Блуд собрату по оружию на привале про уговор: оплату труда следовало произвести сразу же после усилий предпринятых его шайкой при разборках со страхалюдами. — Пора делиться!

То, что предложил ему и его людям Шишига, Блуда естественно не устроило. Дело меж разбойниками дошло до поножовщины. Шишига оказался проворнее, а Блуд хитрее — у него под шкурой имелась защита. И люда побольше. Ну и расчёт Шишиги на жихарей не оправдался в должной мере.

— То ваши разборки — не наши, — заявил старший вояр жихарей, не претендуя на делёж добычи.

В отличие от лихого люда, они погнались за страхолюдами из чувства мести, утолив его их кровью.

На том и растались, завернув стежкой на погост — далеко не ушли.

— А... теплокровные!.. — зашипел некто, злорадствуя. — Ха-га!.. Попались...

— Зрю... — подхватил иной жуткий глас.

И лихой люд в дебрях близ гремящей воды окутала тьма.

Глава 9

"Против лома — нет приёма!"

Стараясь не смотреть в сторону знахарки, и попутно отвлечься, я бросил остатки хворостин в огонь, поднялся.

— Ты куда? — встрепенулась она.

— Да куда я денусь с острова, — ухмыльнулся я про себя: волнуется за меня, боится, что дров наломаю. А за ними и собрался. — Хвороста насобирать.

И обманывать не думал, продолжая думать о том, о чём сказал, блуждая кругами вокруг да около неё, вернулся не то что бы скоро, надеясь: она успокоиться. Да где там — также была возбужденна, как и сам.

— Нет, Ню, так нельзя! Слышишь, нам надо поговорить с тобой откровенно! — свалил я наземь увесистую охапку хвороста, и собирал не просто так от нечего делать. Мне с моей "половинкой" предстоял обстоятельный разговор по душам.

— Ты про своё предложение мне? — опять смутилась она, вгоняя меня в краску.

— Нет... не только... — не знал я, как и с чего начать обстоятельный разговор, еле пересилил себя. — Неужели ты не хочешь знать обо мне больше — всё, что так интересует? А ведь сама не меньше интересуешь меня?

На лице знахарки проступило привычное одновременно смущение со стеснением.

— Не бойся... меня... — продолжил я. — Я сам... боюсь...

— Меня?! — искренне удивилась она.

Да чего скрывать — права в некотором роде.

— Как ты уже поняла: я — чужак в твоём мире.

— Ты из прорвы?

— Что такое прорва?

— Жуткое место, откуда всякий раз является тьма, жаждая овладеть светом.

Обалдеть! Вот так ответ мне на мой вопрос.

— И что собой представляет эта самая тьма, а?

— Порождений.

— То есть, тварей?

— И их, но не лесных и небесных.

— Ты сейчас о падальщиках со стервятниками?

Она обозвала их по-своему: та тварь, которую я сравнил с гиеной, оказалась длаком, а вот стервятник — клаком. Тогда и прорва получалась — клоака.

— Не, не оттуда я, но каким-то образом угодил туда с теми, кого больше нет со мной.

— Но вы не страхолюды!

Пришлось разобраться и с ними: кто они такие? И тут мне пояснила Нюша: они — ложнокровные — у них в жилах течёт вовсе не кровь, а нечто, чему не могла дать точного определения. Оно и понятно, когда увижу, тогда и разберусь — надеюсь сам со страхолюдом, как очередной проблемой, а не они с тем же успехом со мной. Но также очевидно: их стоит остерегаться.

— И всё-таки, что такое прорва? И почему, вы, с лешаками и жихарами, живёте в непосредственной близости от неё? Неужели столь велика, и занимает огромную территорию? Или я ошибаюсь?

— Никто точно не ведает, что есть прорва! И сего тебе не скажут даже волхвы...

Опаньки! И эти тут — местные кудесники. Запомним про них и после спросим у Ню.

— ...и какую площадь покрывает прорва. Порождения или, как ты, Шаляй, обозвал их, с исчадиями, постоянно стремятся овладеть телами и душами люда. Мы — пища для них!..

Вот это да! Поразительно! Паразитов в лице исчадий и не хватало мне для полного комплекта к врагам в здешнем мире.

— А кто же тогда поедает их? Чего или кого они боятся?

— Огня.

Теперь мне ясно, почему в древности все верования были связаны с огнём и огненными обрядами очищения. Уж не по тому ли принципу в средние века их на вооружение взяла инквизиция?

То-то жихари пытались спалить заживо Володьку.

— Чёрт с ней, с прорвой, — видел я, насколько тяжело давался Нюше разговор со мной относительно неё. — Что за люд такой — лешаки и жихари? Откуда они вообще взялись?

— Отщепенцы!

Оно и понятно — предали род, отделившись племенем в поисках лучшей доли, а затем и от них ушли в лес лихие сородичи.

Как в воду глядел. Нюша подтвердила мои догадки слово в слово.

— А в чём причина разлада? Из-за чего поссорились и...

Я понял: передрались, иначе бы те, кого они не изгнали, сами, вряд ли бы подались жить рядом с прорвой.

Родовиты не признавали жертвоприношений с убийством скота.

— И всего-то? — проступила у меня на лице предательская ухмылка.

Когда сама давеча била рыбу головой о булыжник.

Нюша возмутилась:

— Она всё одно бы кончилась...

— Но ты же ей помогла — и отловила с тем же успехом, чтоб убить и съесть.

— Рыбу можно есть, и яйца птахов!

— А иные яйца — пресмыкающихся нельзя?

— Да.

— Ну не злись, Ню, тебе это ни к лицу!

А мне подлецу...

— Лучше поведай мне про ваш уклад жизни: чем вы занимаетесь, как живёте тут в гармонии с природой? — И ещё один вопрос терзал меня. — Зачем вам в загоне хряк?

Я намекнул Нюше на священное животное. Хряк оказался вовсе не коровой. Ну, это я и сам определил, и без её подсказки мне. А вот иное заявление относительно него, меня изумило. Из него выходило, что, откармливая хряка, родовиты, таким образом, задабривали бога Рода из целого сонма, коим не столько поклонялись, как главному Живе, а скорее в знак уважения. За это их род также тучнел и разрастался.

Скотоводы, блин! Ни мог я не улыбнуться в очередной раз, вгоняя в краску мою "половинку". Многое, чего слышал от неё, знал из истории, но всё же кое-какие отдельные нюансы с нестыковками имелись. На них и сделал главный упор, выясняя досконально, что да как. После чего уже настал мой черёд выкладывать всё Нюше начистоту: кто я такой, и откуда свалился в их мир?

— Даже не знаю, что тебе на это баить... вот так сразу, Ню, — и не думал я ничегошеньки утаивать от неё. На лжи, взаимоотношений не построить — сам в этом убедился на собственном горьком опыте — и не раз. — Представь себе мир, в котором живут люди, не ведающие, что такое тьма. У нас, если и есть прорва, то такая же нация людей, каких сами с тобой и представляем. И им также нужен весь мой мир! А так вообще-то, мы недалеко ушли от вас в развитии собственного общества с укладом жизни. Я вот, например, с... погибшими спутниками возводил деревянные срубы, а сам жил при этом в каменном доме. Представь себе Лысый Горб, но сооружённый людом вручную, как муравейник.

Нюша представила.

— Да разве можно так жить? Там?.. И ходить друг у друга по головам?

Это она правильно заметила, тут не поспоришь. А живо сообразила: почему я подался поближе к дикой природе. Может и права: мне порядком поднадоели люди — городской ритм жизни, когда только и знаешь, что работать, да спать; отдыхать в выходные и то некогда — охота отлежаться да отоспаться, точно медведю зимой в берлоге. Но после столь длительного отдыха и впрямь придётся лапу сосать.

Проехали, и перешли к денежным отношениям. У здешнего люда были предусмотрены исключительно товарные — всё менялось на требуемый товар. А по какому курсу — уже решали меж собой "менялы", ударяя после торга по рукам в знак примирения, что никто не в обиде — старались не доводить дело до вражды из-за такой ерунды. Попросту не мелочились. Долго ли добыть или произвести тот товар, на добыче или производстве коего поднаторел каждый, и вновь поменяться с иным "менялой", коль предшественник оказался недобросовестным торговцем. А торговали здесь исключительно производители — посредников никто не признавал. Хотя мзда с "менял" взималась местной ветвью власти, её собой представляли вожаки родов и племён. Но и над ними стояли волхвы и жили всегда обособленно.

Весело получалось, и разборок практически не случалось. Мордобой в здешних краях редок. В изгои никто не стремился записываться по одиночке, и жихари, скорее исключение из правил родовитов, нежели аксиома. А по мне — упущение. Поскольку выяснилось: набрали немалую силу, и верховодил у них, не в одном погосте, Жихар. От него и пошёл их род, а лешаки от леса, откуда изредка, но выходили к прежнему люду.

Общество древнего мира разделилось на рыбаков, охотников и... разбойников. Всего-то, если не брать в расчёт прорву с её порождениями и неких страхолюд, представляющихся мне, со слов Нюши, исчадиями.

Уже что-то, но не совсем то, на что у меня был расчёт, когда я затевал с ней мой откровенный разговор.

— Ню, а скажи честно: нас когда-нибудь примут родовиты — признают за равных себе?

Удивил я, так удивил, мою "половинку". С её слов, при возмущении, они уже это сделали. Другое дело, чтобы чужак стал своим — они приняли бы его в свой род — должен заслужить это право.

— Как? И чем? Что мне необходимо сделать для этого? — готов был я ради Нюши на всё без исключения. — Только скажи!

— Доказать им свою необходимость.

— Ага, значимость — стать незаменимым для них спутником по жизни.

Коих мне нынче всё больше, день ото дня, не хватало в лице тех, кого лишился.

Разговор с Нюшей у меня по душам затянулся, и хворост закончился раньше, чем у нас вопросы друг к другу.

— Ладно, Ню, давай спать, а то завтра рано вставать, — запланировал я сделать катамаран и сплавать к гремящей воде, но пока не стал смущать и стращать мою "половинку", иначе быстро откажется от меня, скитальца. Тогда как бабе нужен мужик, который будет всегда под боком заниматься домашним бытом. Или у родовитов тут это не принято?

Ничего-ничего, потом сюрприз будет, и как всегда неожиданный. Одному из нас, наверняка, в чём нисколько не сомневался ни я, ни Нюша, а также: интересен ей, как чужак, и сама мне, как дикарка.

Глядя на неё, и уснул, а очнулся, реагируя на всплески воды. Нюша отсутствовала. Наверное, рыбачила моя "половинка"? Но нет, я ошибся, она плескалась, в чём мать родила, и я не удержался, подглядывая за ней, застыл на месте как вкопанный истукан дикарей.

Она натирала себя травами, используя вместо мочалки и одновременно мыла с шампунем.

Так вот почему от неё всегда приятно пахло, а от меня разило, поди, как от священного хряка, наслаждавшегося грязью в загоне — ну и я, одичав в конец на острове.

И всё бы ничего, да неожиданный крик, заставивший меня броситься сломя голову к Нюше, а затем от неё, едва понял: заметила, что подглядываю за ней, когда уже решил про себя, что кого-то иного помимо меня.

— Извини! — увернулся я от "мочалки".

А что ещё мог сказать в своё оправдание: случайно столкнулся? Так ведь нет, среагировал на плескание. Вспомнив со слов Нюши: родовиту до обряда венчания возбранялось видеть будущую половинку. Словно подвенечное платье хранили девицы втайне свою целомудренную наготу.

Нет, я, конечно, не против всего этого, но всё же интересно взглянуть на ту, кого в жёны беру — не кривая ли досталась и не кособокая? А то мало ли что — потом сюрприз будет. Хотя чего скрывать и от себя: такую красавицу, как Нюша, я ни среди жихарей на погосте, ни среди родовитов в селении не встречал. Всем хороша. А я ли хорош для неё?

Мне самому пора было привести себя надлежащим образом в порядок, а то оброс грязью как тот хряк в загоне. Сам пошёл купаться. И теперь уже нисколько не сомневался: Нюша подглядывает утайкой за мной. Женщина в первую очередь, а потом уже и родовит — её должно было распирать любопытство. Хотя чего она не видела, когда ухаживала за мной, инвалидом, как за грудным младенцем столько времени — кормила с рук и убирала то, что переваривал мой ненасытный организм.

А жрал я, будь здоров как, и с каждым разом, всё больше и больше, сам, иной раз, удивляясь себе: куда это всё лезет в меня в столь непомерном количестве?

Ага, ясно — похудел. Но Кощеем себя не назову, впрочем, и бессмертным не обзову. Я нынче что-то среднее меж ним и дистрофиком. И вид у меня всё ещё болезный. Так что не хворать тебе, болезный! А пора бы уже становиться полезным — обществу родовитов, но прежде той, без кого не мыслишь тут своей жизни.

Моя "половинка" позвала меня издалека — удержалась, не подглядывая за мной, понимала: и я неспроста пошёл плескаться; явился не с пустыми руками.

— Вот... — протянул я рыбёшку Нюше.

Чем несказанно изумил, поразив до глубины души.

— Как учила — штанами выловил, — улыбнулся я, приврав самую малость. Всё же сознался. — Сама поймалась.

А сам не отказался бы узнать у неё ответ на мой давешний вопрос. Да она пока что не горела желанием сознаваться.

Еле пересилил себя.

— Приготовишь, Ню, угу? А я тем временем пойду, ещё немного поработаю на благо общества и наше с тобой тут, — выхватил я демонстративно лопатку из-за пояса, и двинул к бревну, услышав одобрительное:

— Ладно...

Надеюсь, что и у нас с ней.

Работа сегодня давалась легко, как никогда до этого. Мне хотелось петь. Я не просто работал, а летал, как пронзённый стрелой амура в... причинное место.

То, что я планировал соорудить ближе к вечеру, сделал к полудню. И Нюша своевременно справилась с рыбёшкой, позвав меня к очагу. Позавтракав с ней, я заодно пообедал, не рассчитывая отужинать — желал рискнуть и опробовать в деле катамаран до наступления сумерек, и не близ острова, а сплавать туда, где варваром были кремированы мои спутники.

Долг крови звал меня к ним, и я ничего не мог с собой поделать. Я должен захоронить останки тел, если их ещё не растащили длаки с клаками. Не зря же ко мне по-прежнему являлся Дока — он один и беспокоил, как только я закрывал глаза и проваливался в бездну сна. Что-то всё пытался сказать, а что — ну не понимал я его, и того, чего он добивается своими явлениями от меня.

Нет, обязательно сплаваю и захороню их мощи, чтоб по миру дикарей не блуждала заблудшая и неприкаянная душа бригадира. Это мой священный долг — перед ними!

Нюша помогла мне соорудить весло, а я поначалу решил: мастерит сачок на обитателей дна — такой, какой видел у рыбаков для зимней рыбалки, вытаскивающих вместе с илом со дна мотыля и промывавших тут же в чистой воде водоёма. Знахарка столь жалостливо посмотрела на меня, что мне на миг показалось: с укором. Значит, поняла всё, но стерпела и смолчала, заставив меня заскрежетать зубами. Чем я вновь насторожил её.

— Тебе плохо? Где болит?

— В груди! И не рана, а... сердце из-за одной хорошенькой дикарки, — подмигнул я ей, не желая лишний раз пугать её своей кривой улыбкой, больше подобной на оскал. Ничего лучше этого, мне вряд ли б удалось изобразить, да и выдавить из себя.

— Возьми меня с собой туда... — попросила она.

Не требовала, а именно попросила.

Мне сложно было отказать ей, но... рисковать её здоровье не намеревался.

— Я быстро, Ню, угу!

— Нет, — схватила она меня, обняв руками за талию. — Не пущу!.. Не отпущу...

Ну вот! И что ты будешь делать с ней, моей дикаркой?

Сам не помню, как уступил, и почему вдруг затупил? На меня словно затмение нашло, и опомнился я уже, когда оба плыли на бревне, обозванном мной катамараном.

Грохот срывающейся с обрыва воды, вернул меня к реалиям. Я грёб веслом, сооружённым Нюшей для меня, а она — лопаткой.

И когда успел удружить, а сдаётся: для её защиты. Но речные рептилии тут почему-то не водилось, как выше по течению, вплоть до водопада.

Неужели и они порождения прорвы? А ведь мне придётся вернуться туда! Там остался вход в мой мир, и "УАЗ" — скопытился по дороге. Вдруг удастся завести? И если что, а у меня не получится там, в будущем, пригодится мне здесь — в этом мире у родовитов. Я всерьёз вознамерился породниться с ними и не только за счёт Нюши, известной всем под именем — Рада. И была рада, отправившись со мной в наше первое совместное с ней плавание, и пускай не в челне, а на бревне, всё одно.

Рано обольщалась, и я.

— Туда нельзя! — вцепилась она в меня. — Там тьма!

С чего взяла? — взглянул я на солнце.

По времени (и моим прикидкам) должны успеть вернуться на остров до наступления сумерек — тут плыть всего ничего — час времени самое большое. А случись то, чего, по-видимому, опасалась, доберёмся в два раза быстрее, превратив бревно на самом деле в катамаран.

Я сполз в воду с бревна и, расположившись в его хвостовой части, заработал ногами, толкая к берегу — тому самому, где стоял одиноко брошенный всеми "бэтээр". Он не сгорел, (ни дикари, ни варвары, даже твари — длаки с клаками, не тронули его), возвышаясь точно памятник тем, кого я потерял там навсегда.

Добравшись до отмели в прибрежной полосе, я наказал Нюше оставаться у "катамарана".

— Головой мне отвечаешь за него, Ню! И слышать ничего не желаю — обо всё прочем тоже! — сказал я, стараясь избавиться от цепких объятий "половинки".

Да попробуй ещё отцепи её, прицепилась ко мне почище пиявки. Нет, чтоб тогда, когда я сам клеился к ней ни раз, но постоянно прогоняла. А тут словно забыла про всё на свете, что мы не венчаны — не прошли обряд инициации присущий родовитам, и прочее, прочее, прочее.

— Ну, Ню, ты чего? — укорил я её.

Не гордячка. А... морячка ты моя!

— Мне надо проститься с теми, перед кем я в неоплатном долгу.

— Я обратила тебя к жизни! Я... — не унималась она. — Ты обязан мне жизнью! У меня в долгу, Шаляй!

Валяй — не сказала. Понимала уже, что означало моё сдвоенное прозвище.

— Время уходит, Ню! Не успеем вернуться на остров! — Я не сказал ей: из-за тебя. — А заночевать здесь, значит подвергнуться куда большей опасности, чем грозит тут нам обоим изначально!

— Нет!

— Да! Я всё равно это сделаю рано или поздно! Так уж лучше сейчас, чтоб забыть... о чём мне вряд ли когда удастся в будущем! Не мешай, прошу, Ню!

— Тогда я с тобой...

— А катамаран?

Она воткнула в отмель иным концом весло, сообразив застопорить его меж лыжи и бревном.

— И что мне делать с тобой, непоседой, — протянул я ей руку, сжимая в иной по-боевому лопатку. — Идём.

Поднимая брызги при ходьбе по вязкому дну реки, и утопая по колено в воде, мы выбрались на берег.

— Стой... — Нюша придержала меня.

— Да что опять? И не так, Ню? — возмутился я.

— Там... — указала она мне, приметив взрытую землю. — Тьма!.. Она прячется от света!

— Неужели? А я думал: крот? — постарался я спустить всё на шутку.

Но самому с трудом верилось, что тамошний подземный обитатель способен сотворить подобный "курган", напоминавший свежую могилу.

М-да уж, нехилый окопался там инвалид по зрению.

— Я что-нибудь придумаю, Ню, угу, — махнул я лопаткой, как заправский варвар топором. — Заодно и червей там для рыбалки нарою!

— Шаляй...

— Не держи меня, Ню! — Я сам придержал её, заставляя держаться у меня со спины, но ближе со стороны руки, за которую она удерживала меня. В иной — лопатка, которой я готов был ударить любое исчадие, если таковое полезет к нам с Нюшей из-под земли.

Только покажись — и не сносить головы! — мысленно ободрял я себя, прекрасно понимая: лучше бы это был бред больного воображения моей "половинки", нежели суровая правда жизни дикарей близ прорвы.

Сам придумал кое-что.

— Постой-ка, — выдернул я свою руку у Нюши, схватился за булыжник, попавшийся мне на глаза — проверил им, не хорониться ли кто под землёй, совершив точный бросок с последующим приземлением метательного снаряда на взрытую почву.

Никто не среагировал на её дрожь.

— Вот видишь, Ню: ничего страшного не произошло. А ты боялась!

— Стой!

— Сама, где стоишь! — двинул я на рытвину, прикрывая собой на всякий случай Нюшу, с каждым новым шагом становился всё ближе к "бэтээру".

— У-у-у...

Чтоб тебя! — ругнулся я про себя на длака.

Пожаловал старый знакомый.

— Ну, тварь! — погрозил я в её сторону лопаткой, отвлекаясь от взрытой земли.

— Берегись! — закричала Нюша прежде, чем я отреагировал на тень и комья земли, полетевшие в меня — махнул, отбиваясь наобум неизвестно от того, кто зарычал и взвыл одновременно куда страшнее длака.

Нечто тёмное ринулось прочь от меня, скрывшись вновь под землёй.

— Что это было — кто?! — отпрянул я к Нюше, а она назад к реке.

Мы стояли с ней по колено в воде, когда я отважился вновь предпринять очередную вылазку на берег.

— Нет, Шаляй.

— На катамаран — живо! Это не обсуждается, Ню! — я пообещал ей зайти к "бэтээру" с иной стороны от "могилы" порождения прорвы.

И ошибся — она обозвала его страхолюдом!

— Не высовывайся, упырь! — прибавил я для храбрости на словах, испытывая и дальше дрожь в коленях и локтях. Ну и куда же без трясучки в пальцах.

Гад...ство!

Сердце забилось в груди, как АКМ при спуске длинной очередью разом всей обоймы в тридцать патронов или того же РПК с сорока в секторном магазине.

Сейчас бы сам не отказался ни от того, ни от иного вида огнестрельного оружия. А гранату бы мне сюда, да сам как она — тронь и взорвусь.

Трясусь, но иду, шаг за шагом к "бэтээру", и если что, внутри от этого порождения запрусь. Конечно, если туда никто не забрался вперёд меня — иная такая жуть, выскочившая из земли, и пока что больше не реагировавшая на моё приближение — выжидала.

Земля не дрожала, тогда как я сам с каждым шагом, подбираясь всё ближе к "бэтээру", надеясь: Нюша не станет сейчас отвлекать меня и орать. Да длаку этого не объяснить — чтоб заткнулся и не выл.

Тварь продолжала кликать беду. И ведь же не боится того, кто зарылся подле "бэтээра".

Всё — я уже подле него — прыгаю на крышу, пока меня никто не схватил за ногу из-под днища, и дальше скачу по крыше, стараясь выяснить: случаем никто не догадался забраться вперёд меня внутрь "бэтээра"?

Никаких изменений — никто и дальше не пытается достать меня высунутой когтистой конечностью или клыкастой пастью из разбитых окон.

Метаю туда булыжник, на всякий случай, и так сказать: для острастки и успокоения души. Хотя она по-прежнему у меня не на месте.

Длак, чтоб его — не унимается тварь.

Кидаю мельком взгляд на реку, выискивая Нюшу глазами, и не вижу. Кричу:

— Ню...

— У-у-у, — отзывается тварь, а не моя "половинка".

Кручу головой по сторонам. Где же ты? Куда запропастилась, дикарка, а? Как не вовремя! И зачем я только уступил тебе, взяв сюда с собой?

И что же вижу дальше: моя "половинка" подле длака — приманивает тварь.

— Ты что? — забываю я на миг про страхолюда, только и ждущего от меня одного неверного движения или опрометчивого шага, чтоб задрать и пожрать.

Нюша не перестаёт изумлять меня своим поведением, натравливает длака на рытвину.

Не знаю, что она там нашептала твари про себя, но та огрызнулась хищно и кинулась в мою сторону с "бэтээром" — через мгновение уже взрывала землю, раскидывая её комьями в стороны — засыпала ими и меня.

— Да чтоб тебя, тварь... такую... — не позволяла она разглядеть мне то, что произошло дальше.

Я сиганул в "бэтээр", призывая проследовать туда же Нюшу за собой — открыл ей дверь — там с ней и закрылись.

Длак больше не раскидывал землю лапами, вступил в схватку со страхолюдом. Меня распирало любопытство одновременно с чувством страха, но я не ради этого жуткого зрелища рисковал своей головой и Нюша вместе со мной, быстро вспомнил, едва мне на глаза попался лом, закреплённый под задними сиденьями на полу. Вооружился им. Вовремя, как показалось мне. Тварь влетела в борт "бэтээра" разом с порождением.

Я двинул краем лома обратно в закрытое кем-то из них окно, и вроде бы задел кого надо — возможно заблуждался, как всегда.

Взвыл длак.

Я добавил ещё раз, нанизав на лом одно из жутких порождений дикого мира, и не удержал в руках. Орудие труда, используемое мной в качестве тупого предмета как орудие убийства, исчезло вместе с тем, кого я зацепил им. И доложу: неслабо... досталось. И без разницы кому. Не нам с Нюшей — и ладно. Обидно, конечно, досадно, но... Обошлось — и то хорошо. А всегда, когда кому-то плохо, другому обязательно хорошо. И человек, такая же точно скотина, как те, что схлестнулись меж собой из-за нас.

— Ты как, Ню? — уставился я на неё.

Зря спросил. Её эмоции — и столь очевидные мне, как и немой ответ — отображены на лице. Знать и у меня — соответственно мы понимаем друг друга.

А вот и сейф в полу.

Я сбил замок лопаткой, откинул крышку и, схватив ящик, потащил Нюшу из "бэтээра" от греха подальше. И нам обоим было без разницы, что сталось с длаком и страхолюдом.

Мы пулей домчались до катамарана, сняв его с отмели, спешно оплыли, уяснив оба не сразу: находимся в безопасности, сжимая друг дружку в крепких объятиях.

Идиллия закончилась сразу, как Нюша отпрянула от меня, столкнув ненароком с бревна в воду.

Ещё немного, и я б утопил из-за неё то, ради чего оба рисковали жизнями. Мне самому было охота взглянуть на "находку", да поостерёгся замочить то, что там хранилось у Доки. А непременно что-то очень ценное и важное, раз он скрывал от меня и Акима с Багром.

С наступлением сумерек, мы достигли острова, рухнув прямо на берегу, не имея сил ползти к очагу. И нам было без разницы: дымятся там ещё угли или потухли — самое важное, что здесь мы чувствовали себя в относительной безопасности.

Восстановив сбившееся дыхание, я принялся высекать искры при ударах лопатки о замок железного короба.

Трактовав по-своему мои молчаливые действия, Нюша принялась хлопотать по хозяйству.

Ну да, она ведь баба, и её обязанность — накормить мужика, и неважно, что отправилась в плавание вместе со мной. Долг хранительницы очага, как любой женщины из рода-племени родовитов, в первую очередь заботиться о кормильце семьи и детях, коими мы пока не успели обзавестись. А уж потом позаботиться о себе и скотине. Но чем нам удалось с ней обзавестись — тем я и занимался с упрямством достойным барана. Ну и она, стараясь не отстать от меня.

Очень скоро я не выдержал и плюнул от досады на сейф Доки, удостоившись от Нюши немым вопросом, читаемым в её восхитительных очах: и стоило нам рисковать так из-за чего-то, чем не могли воспользоваться в должной мере?

Я не удержался и в очередной раз опустил булыжник на замок сейфа, водруженный мной на плоский валун.

— Получилось! — заорал я на весь остров, и запрыгал от радости. — Получилось!

А чему радовался преждевременно, и сам не знал. Живо спохватился, заглянув под крышку.

— Ну надо же! — порадовал меня откровенно Дока тем, на что я наткнулся у него там, схватив первым делом ракетницу. К ней прилагалась коробка с дюжиной зарядов различной расцветки. — Отныне мы вооружены, Ню!

Она по-прежнему отказывалась понимать меня, взирая вопросительно.

— Из этого оружия, — протянул я к лицу Нюши ракетницу, не выпуская из рук, — я сожгу порождение, на которое сама натравила длака, спасая меня, дурака!

— Ты снова собрался туда?! — переполошилась она из-за меня.

Честно признаюсь: хотелось соврать, но, памятуя о заповедях из Библии, и тех, коих придерживались родовиты, не стал усугублять и без того наши не столь уж миролюбивые, в последнее время, отношения с Нюшей.

Ещё немного и она набросится на меня с кулаками, виня в том, что я готов бросить её тут одну, и непонятно из-за чего драться с порождением, сторожившим моё "сокровище". А прихватизировало его, не спросив у меня — законного правообладателя — разрешения.

— Спокойно, Ню! Давай без этого твоего убийственного взгляда!

А то пронзила им меня, продолжая сверлить, будто гипнотизировала, подавляя мою волю к сопротивлению даже в мыслях, не говоря: на словах или деле.

Шелест листвы над головой вернул меня к реальности. Было уже утро. Я спохватился, подпрыгнув, и понял: ничего не пропало. Моя находка была при мне, и в ней, без зазрения совести, копошилась...

— Ню! Как ты могла?

— А сам?

Ну да, вещи не мои, я сам прихватизировал их у Доки. Но ему они больше ни к чему, а нам ещё пригодятся тут.

Подобрав раскиданные Нюшей листы, грозившиеся проследовать в огонь, я обнаружил весьма привлекательные записи. То были характеристики на Акима и Багра.

— Вот это да! — раскричался я.

Нюша потребовала от меня вразумительного ответа, заинтересовавшись папирусом с письменами в моих руках и — что за заклинания начертаны там?

Акимов, оказывается, при жизни был кандидатом наук, сумев обзавестись учёной степенью — имел немало наработок в области современных технологий. А в качестве примера его достижений и послужил "бэтээр". Он создал его на пару с Багровым, теша себя надеждой запустить новинку в массовое производство, имея на руках кучу патентов и авторских прав. Но кто ж захочет запускать в производство дешёвый автомобиль, который заправлять мог любой самогонщик, знающий толк в том, что гнал, и сам же пил. А именно на данном виде "топлива" и гонял наш "бэтээр".

И это был ни единственный сюрприз, ожидавший меня. Дока в очередной раз удивил.

— Уф... — не сдержался я, фыркнув, — ...фолог!

Покопавшись в документах с соответствующими записями, я наткнулся на карты из тех мест, где мы побывали уже, и другие, в каких лишь собирались побывать. И все, как одна, были помечены одним цветом с кричащим словом: "Зона".

Вот оно что — он искал вход в иные миры, подобрав таких же одиночек, как я, Аким или Багор, в команду с одной единственной целью — обнаружить их, во что бы то ни стало.

— Так вот почему ты снился мне, бригадир! И не ты ли та страхолюда, что охраняет свои "сокровища"?

Если я прав: пора нам встретиться ещё раз, и не в моих сновидениях, а там, где и ждало меня порождение этого мира. Длак вряд ли совладал с ним. Тварь запросто могла послужить ему тем, на что рассчитывала, ожидая нас с Нюшей у "бэтээра".

— Успокойся, — обнял я на радостях мою "половинку".

Она не понимала меня: тьма стоит у порога земель родовитов — и одно из предшествующих ей порождений, в лице исчадия, уже поселилось здесь, — а я, знай себе, радуюсь, как дурак!

— Не беспокойся, я сумею удивить не только тебя, но и родовитов! Считай, что они уже приняли нас с тобой назад! Так что собирай пожитки, и айда на "Большую землю"!

— Какие пожитки?!

Действительно, чего это я? Не успели мы с Нюшей нажить их, и вообще обзавестись тем, чего можно было прихватить с собой за исключением лопатки и того, на что я наткнулся в "сейфе" Доки.

— Понял. Тогда поплыли, Ню. Отчаливаем, — заторопился я свалить с острова, не сомневаясь: когда-нибудь в будущем обязательно вернусь сюда и возможно справлю какую-никакую избушку на курьих ножках... для нас с Нюшей.

Остров не всегда торчал из воды, при половодье его затапливало. А лучше и безопаснее места нам, для создания жилища в будущем, вряд ли удастся найти. И зачем искать, когда уже нашли.

Спорить со мной, Нюша не стала — всё поняла, моя "половинка" — поверила мне на слово. Что было удивительно для меня. Скажи я, какой иной девчонке в моём мире то же самое, и предложи жизнь в шалаше, она б послала меня дальше, чем сам забрался из-за Доки, угодив сюда. А всё равно был благодарен ему — за всё, что он неосознанно сделал для меня.

* * *

— То не те теплокровные! — шипел Шиш, мечась среди люда угробленного Зырём.

Зато видели тех, за кем охотились порождения прорвы. На чём настаивал призванный страж.

— Тебя не спрашивают! — вызверился Шиш на него. — И что я доложу хладнокровному, что мы не отомстили?.. В погоню!.. Ищите их!.. Найдите!..

— Они в землях вражин! — заскрипел страж. — Нам не достать их оттуда?

— В таком случае хладнокровный достанет нас самих, где бы мы ни хоронились!.. — зашёлся в неистовстве Шиш. — Спускай навь! У нас достаточно сил заглянуть в земли выродков!..

Глава 10

"Взвейтесь кострами, синие ночи! Мы пионеры — первопроходцы!"

Готовясь совершить магический обряд, знахарка придержала меня.

— Как скажешь, родная, так и будет, лишь бы не лезла под руку, когда я стану биться со страхолюдом — договорились?

Вместо ответа Нюша взяла меня за руку и подвела к воде.

— Опусти очи.

Я посмотрел под ноги на гладкую поверхность реки, она зачерпнула воды из моего отражения — чистой, и как только рассеялась муть, — снова заставила взглянуть туда же; зашептала заклинание про себя, поливая меня, а затем махнула ногой ещё раз по моему отображению, и сдула остатки капель с рук, вздев к небу. Наказала зажмуриться.

Услышав её бормотание в стороне от себя, я не удержался и утайкой приоткрыл один глаз.

Реку застилал туман.

Зачем она это сделала? Словно нарочно, чтоб мы не могли уплыть сегодня с острова?

Я с укором посмотрел ей в глаза: знахарка ничуть не смутилась, также смотрела на меня — улыбалась.

Проказница! Да она никак озорничала! Ну, Ню... Ню-ню... — каким-то чудом сдержался я, чтоб не наломать дров.

И новая волшба в её исполнении. Едва она подула на меня, на остров налетел ветер, разгоняя мокрую взвесь белёсой, как молоко, дымки. Туман отступил от катамарана, и мы могли плыть даже без паруса. Течение подхватило нас, и мы покинули остров.

Я с затаённым сердцем ожидал неизбежной встречи со страхолюдом, сжимая в одной руке ракетницу, в другой — лопатку. И мне было бы легче биться с исчадием при свете дня, а не во взвеси тумана; оставалось надеяться: туман рассеется, поскольку мне казалось, что он — творение знахарки. Вдруг Нюша сумеет ещё чем-то удивить меня — в хорошем смысле, ну и я непременно её.

Что было неудивительно, мы шли вверх по течению реки, следуя точным курсом в направление гремящей воды, и мне не приходилось прилагать усилий вплоть до береговой линии — не косы с отмелью в омуте, а именно оказались на большой земле, как я и хотел.

Спрыгнув на берег, я замер в ожидании нападения страхолюда. Он не выскочил из тумана, наверное, по-прежнему выжидал, когда я окажусь вблизи от логова, и сможет атаковать меня, избегая столкновения с Нюшей.

Знахарка доказала: списывать себя со счётов в качестве достойного противника не позволит.

И вновь эта тварь со своим предательским завыванием.

— Длак... — встал я между ним и катамараном с Нюшей.

Тварь вынырнула из рассеивающегося тумана. Недолго же продержалась дымка, но видимость увеличилась ненамного, небо было затянуто тучами. Не знаю: то ли это очередной сюрприз мне от Нюши, то ли прорва и впрямь стремиться прорваться в земли света, но мне впору было вооружиться факелом, а не лопаткой, и зонтом вместо ракетницы.

Лопаткой и встретил изрядно покоцанного длака.

Эко тя, тварь, подрала страхолюда!

Не уверен, что именно Нюша призвала его, скорее длак сам признал её по запаху или учуял иным образом, вот и ринулся к нам под защиту. Чему я не знал: радоваться или огорчаться. Нюша огорошила меня ручной тварью в лице длака. И палец в рот не клади, по локоть отхватит, и ещё мало будет, пока всего не зачавкает.

Да новый сюрприз — над головой громыхнула так, будто в дело вступил артбат (артиллерийский батальон). Я аж присел, опасаясь валиться ничком наземь, памятуя, что где-то здесь хорониться страхолюд, которого и днём с огнём не найти, а тем более попробуй достать — скорее он попытается меня с тем же успехом.

— Ищи... — Нюша изумила меня, заставив длака заняться поисками страхолюда.

Неужто он свалил из той могилы, откуда атаковал меня? Где его новая рытвина? Или уже успел нарыть под землёй ходы?

Стоять на месте мне расхотелось, и я засуетился, крутясь точно волчок на месте по замысловатой траектории вращения.

С неба стали падать крупные капли. Дождь — не ливень.

Я ошибся. Зарядил, как из ведра.

— Ню... — пожурил я её. Толку теперь от ракетницы — из неё страхолюда не спалить при выстреле — ливень потушит любые возгорания на ссохшейся мумии. А я, грешным делом, намеревался разлить одну из канистр с топливом и, выманив страхолюда из рытвины — выстрелить и подпалить. Но то ли моя "половинка" вмешалась в мои планы, то ли природа... мать! Да поздно что-либо менять или горевать. — За мной!

Мы снова забрались в "бэтээр". И там никого. Почему страхолюд избегал его — непонятно? Хотя возможно из-за горючего. Тут топлива пока в избытке — можно месяц на нём жить — беспробудно пить, если никто не потревожит. А дальше придётся гнать, иначе никак.

И что тут, да как? А изменилось? Или нет?

Новый грохот — и не в небе, а рядом с нами.

Лопни мои глаза, если это не разряд молнии ударил там, где остановился длак и... чудом уцелела тварь, успев отскочить в сторону.

Взглянув туда ещё раз, я узрел кусок выжженной земли. Из обуглившегося клочка почвы заливаемого ливнем поднимались струи сизого дыма.

Бормотание заклинания Нюши у меня под ухом заставило поверить: это она управляет стихией, насылая гром и молнии на страхолюда. Знай, я эти её умения раньше, не уверен, что согласился бы жить бок о бок с такой могущественной колдуньей. А то чародейка, знахарка... Ага, ведьма она! И ведала, что творила, и как!

Я сидел в "бэтээре" рядом с ней и не казал наружу носа с чувством ущемлённого мужского самолюбия, из-за чего меня подмывало использовать "топливо" в качестве прохладительного напитка. Без "допинга" мне сейчас не переварить всё то, чему я стал невольным свидетелем.

Ну, Ню... — не стал я отвлекать её от охоты на страхолюда.

Не тут-то было. Длак рванул к нам, кинувшись под днище. И мне почему-то захотелось утешить себя надеждой: спрятался там от грозы, а не кинулся на страхолюда, что запросто мог хорониться под нами.

Нет, некогда мне прохлаждаться тут!

По "бэтээру" грохнуло, и не грозовым раскатом. Удар пришёлся снизу по днищу, а не сверху по крыше. И длак не в силах был тряхнуть многотонную машину с нами.

Ещё один толчок, и меж мной и Нюшей образовался бугор, а при повторном толчке раскрылся точно бутон в форме железного цветка с рваными лепестками краёв и...

— Страхолюда! — закричал я, и рубанул лопаткой наотмашь, чтоб исчадие, не дай Бог, не заметило раньше времени Нюшу. — Беги! Наружу...

— У-у-у...

Длак, чтоб его! И куда без него, твари! Выбралась следом из раскуроченного отверстия в полу и...

Я выстрелил из ракетницы в канистру с "допингом", понадеявшись: не зря перевожу столько "добра" впустую, подорвав "бэтээр".

В спину, при открытии двери, в момент прыжка наружу, меня нагнала волна жара и отшвырнула много дальше, чем я собирался прыгнуть, зарываясь в землю лицом.

Если бы не ливень, устроенный Нюшей, непременно превратился бы в жаркое для того, на кого охотился сам.

— Ню...

— У-у-у... — в ответ мне от длака.

Тварь, имитируя огненного демона во плоти, бултыхнулась в реку. Туда, вслед за ней, и отступил я поспешно.

Обана! Кого я вижу! Нюша уже на катамаране, и ждёт меня. И если я сам дымился, аки исчадие, явившееся из преисподней, то она была в полном порядке.

Ага, — согласился я. — Сваливаем.

А даже не отчаливаем.

И лапа...

В бревно вцепилась когтистая конечность с проплешинами обожженной плоти. Я замахнулся лопаткой на неё с одним-единственным желанием перебить, но из воды возникла морда длака, и окатила меня волной брызг, заставив вбить лопатку в бревно, чтоб самому не свалиться с него.

На третьего пассажира я не рассчитывал.

Небесная канцелярия не торопилась устранять прорыв трубы, всё же услышала мои мольбы, или быть может Нюша. Ливень прекратился, но не дождь, превращаясь в изморось, продолжавшую стелиться стеной от туч до земли и заливать всё то, что было нажито непосильный трудом Доки с Акимом и Багром, а я сжёг одним махом вместе со страхолюдом. И если окажется: я ошибаюсь, то мне лучше самому застрелиться из ракетницы, чем так мучится и мучить Ню.

— Ну и... — взглянул я на неё, а на меня отреагировал длак.

Тварь огрызнулась недовольно и прильнула к Нюше.

— Рыпнешься, тварь, и тебе хана, — направил я ракетницу на длака, понимая: не стану повторять ошибки и палить, как тогда в "бэтээре" — Нюша находилась на линии огня.

Но дикарка удивила меня больше прежнего, изумляя своим поведением — погладила длака. Благо не зарезала без ножа, а непременно, если б чмокнула тварь в нос. Вдобавок потрепала за уши.

О небо, с кем я жил всё это время на острове? Я же совершенно ничегошеньки не знаю про мою "половинку"! У нас с ней ничего общего! Она — маньячка, каких ещё поискать в... той же прорве, наверняка!

Длак недолго возился подле нас, снова окатил меня новой волной брызг, подавшись к "бэтээру". Не греться же к огню? Всё-таки тварь, и боялась огня не меньше страхолюда, насколько я правильно понимал, если вообще что-нибудь мог сейчас понять. А не мешало бы во всём разобраться ещё раз с Ню, расставив точки над "і". Да я отложил сей разговор на поздний срок, изъявив желание взглянуть на то, что выгорело вместе с "бэтээром" изнутри.

Длак несказанно порадовал меня, захрустев обугленными останками — я очень надеялся — страхолюда, а не чем-то или кем-то иным.

Ню подтвердила мою догадку, ступив на берег.

— Чтоб я делал без тебя, моя дикарка, — не удержался я, прижимая её к себе.

Она уступила мне, коснувшись носиком о мой нос — потёрлась. Вроде поцеловала что ли? Хм, презабавно вышло... у нас с ней. И скажи мне кто, что я вот так когда-нибудь в своей жизни буду охотиться на исчадие с тварью и ведьмой, непременно бы посоветовал заглянуть на приём к психиатру.

М-да, история у меня, и не закончилась — только-только начиналась писаться. А самому было уже невмоготу.

Я забежал за "бэтээр", и едва не справил большую нужду вместо малой, провалившись ногой в ту самую рытвину, вскрикнул и выскочил, обнажив лопатку и держа наготове ракетницу.

Заставил засмеяться звонко мою "половинку".

Ну, Ню...

Крак...

Длак тоже не отставал, догрызая мослы страхолюда.

Вопрос на засыпку — страхолюда одна тут была или целый выводок? Что если успела оставить в логове потомство? Или это в принципе исключено — размножаться они не могли, ибо насколько я понял: страхолюда — оживший мертвяк. Но тогда тут их как минимум должно быть шестеро? Или я не прав?

Мне самому следовало сотворить священный обряд захоронения.

Успокоившись, я срубил лопаткой деревце, смастерив из него массивный крест, и всё той же лопаткой высек на нём имена всех, кого потерял здесь, соответственно паспортным данным бригадира с напарниками и участкового. А вот на священника у меня не имелось необходимых данных, поэтому я высек: "ПАПАНЯ — БОЖИЙ ЧЕЛОВЕК"...

Постоял немного, а Нюша рядом со мной, и тоже произвела обряд погребения присущий родовитам, упокоив неприкаянные души.

Интересно, кого же в итоге сожрал длак, а ни разу не подавился, тварь, продолжал суетиться, ползая подле нас с отвисшей утробой едва ли не до земли. Отрыгнул, скотина. И завыл:

— У-у-у...

— И не говори, тварь! — уяснил я про себя: теперь не отстанет от нас. Ведь мы в ответе за тех, кого приручили, а эту скотину ещё и накормили. Надеюсь, на неделю вперед и жрать снова захочет нескоро. А то взгляд у длака прошибает в озноб. И облизывается, тварь, поглядывая на меня не от сытости набитой утробы. — Теперь куда, Ню, к твоим, или ещё куда, а?

Возвращаться на остров, пока под боком бродили страхолюды, у меня не было ни малейшего желания. Уж лучше нам держаться поближе к родовитам. Я бы даже не отказался поселиться на вершине Лысого Горба — оттуда видно на многие вёрсты округу, и река у подножия — есть, куда свалить по тихой воде в случае чего.

Но это, конечно, если нас пустят туда родовиты.

Вспомнил Хорса. Варвар и есть, как его не назови. С оружием, наверное, спит в обнимку вместо бабы. А ничего, похоже, больше в жизни не требуется ему, аскету.

Нюша поддержала меня.

— Га...

А вот куда — туда и махнула.

Оторвав зад с утробой от земли, длак засучил дробно за нами на своих мощных и кривых лапах.

Одно плохо — тварь питалась падалью. Выходит, охотиться с ней на обычное зверьё, у меня не получиться. Хотя если помучиться основательно, то... тоже не стоит. Родовиты — рыбаки, а не охотники. Не пустят они нас в селение из-за твари. Сердцем чую: аукнется нам с Ню соседство с длаком.

Прогнать его что ли? Да тут проще пристрелить тварь, чтоб не мучила ни себя, ни нас.

Я направил ракетницу на длака, грешным делом, да Нюша дёрнула меня за руку — отругала.

Вот-вот, дикарка моя, нам самое время поговорить с тобой вновь по душам начистоту.

— Что это было... всё, а?! — замахал я руками, изображая ветряную мельницу в виду эмоций захлестнувших меня.

— Магия, — смутилась Нюша.

— Ну да, а то я сам не догадался! — резко иссяк у меня запал — я, как граната, рванул разок и притих. — А сразу не могла предупредить?

— Ты ведал, кто я, — Нюша в свою очередь укорила меня.

— Ага, если бы, то не стал закатывать тут истерики как... взбалмошная истеричка! Я ж не баба, а муж-Ик... — пробило меня на икоту.

Во рту пересохло, и я подался к воде — мы шли вдоль берега пешью, а не на катамаране. С одной стороны так проще, а с иной — мне не хотелось, чтоб родовиты, завидев моё бревно в качестве плавсредства, и дальше держали за шута. Но ради Нюши готов был согласиться даже на столь незавидную и унизительную роль для меня, лишь бы варвары приняли нас в племя.

Нюша постоянно отвлекалась от меня, но головой не крутила, стараясь не показывать: чувствует тех, кто крадётся за нами.

— Что не так, Ню? За нами идут? Следят, да?

Длак подтверждал мои опасения, иной раз протяжно завывая.

— Не обманешь, тварь! Знаю я тебя, падальщика, и на что ты способен — исключительно на предательство! Ждёшь, когда мы отойдём с Ню ко сну, чтоб полакомишься нашим мясом!

Длак облизнулся, будто нарочно подтверждая мои слова, встал рядом и чуть выше течения реки, лакая воду — пакостил. Даже заднюю лапу не постеснялся задрать. А некоторое время спустя на привале выложил целую гору того, что обычно иное животное в моём мире старательно закапывало в подготовленной ямке. Эта же тварь, похоже, метила новую территорию. Благо не нас, и смердело от неё так, что нос щипало нещадно, заставляя меня иной раз чихать.

Аллергии мне только не хватало заработать или подхватить заразы от длака. Сейчас бы прополоскать рот "допингом", чтоб его парами мне прочистило ноздри и организм изнутри, но горевать о том, чего не вернуть — поздно. Сам виноват в утрате "чужого" имущества. Не моё, не жалко — это не про меня. Тут любая железяка пригодится, сойдя за оружие, когда придётся отбиваться ещё от кого-то, кто населяет этот злобный мир с прочими жуткими порождениями.

Мне приятнее было думать: за нами следят не исчадия, следуя параллельным курсом, не показывая носа из дебрей, а люди, и родовиты, вместо лешаков или жихарями. Их я также отнёс в разряд опасных индивидуумов. Ну и длаку естественно не провести меня. На привалах — коротких — гнал его от себя и Нюши подальше, швыряя камни. А тот старался подобрать их, тащил обратно. Но я по-прежнему не поддавался на уловки твари, постоянно грозился ударить ногой в бок.

— Пошёл!.. Прочь...

— Шаляй...

— Валяй, Нюша, — помог я подняться ей, и мы вновь зашагали туда, куда по моему разумению лучше бы плыли на моём "бревне". На реке безопаснее, чем на суше, где приходится бить ноги и тратить силы. А раздобыть еды, как я надеялся в "бэтээре", не судьба. И тратить время на рыбалку не хотелось, вдруг затянется, а нам требовалось дотемна добраться до рыбацкого селения родовитов или рыбаков на челнах с расчётом: сжалятся и подберут нас. Но нигде ни одной живой души. Мёртвые пока тоже не донимали, так что грех жаловаться на судьбу-злодейку — всё относительно — отрицательный результат, тоже результат. И без этого никуда и никак. И одной водой, при частых моих водопоях, брюхо, как длаку пищей, насытить не удавалось. Я настолько прочистил желудок с кишками, что сам готов был уже уподобиться твари и взвыть от голода.

Очередной короткий привал стал затяжным, поскольку Нюша на мою просьбу "наколдовать" нам рыбы, чтоб та сама выпрыгнула на берег, дала отказ.

— Не понял! А что так? Точнее не так? Растратила в битве со страхолюдом магические силы?

Нюша ничего не стала мне объяснять, обиделась, как всегда, смутившись про себя.

— Ну и ладно — проехали! Сам рыбы добуду, или тварь завалю, — взглянул я злобно на длака, а то эта тварь принялась приводить себя в порядок от обжорства и вылизывать себе то, что срамно сказать, а приходилось отворачиваться.

Мой упрёк подействовал на длака, больше тварь не занималась "ерундой". А я, плескаясь в реке в попытке лопаткой вместо гарпуна добыть рыбу, выбрался на берег мокрый, грязный и обессиленный в конец.

— Прости, Ню, рыбак из меня, как из длака — собака, — пояснил я: если так дальше дело пойдёт, сам начну облизываться при взгляде на тварь. — Вот были б мы на морском берегу, непременно наловил бы каких-нибудь съедобных моллюсков, а тут...

Нюша озорно улыбнулась мне и подалась к реке. Первым же касанием рук дна, она вытащила оттуда створчатую ракушку, которую я поначалу спутал с булыжником. Но едва булыжник ударился оземь, раскрылся, и...

— Тварь! — швырнул я настоящий булыжник в длака.

Он притащил его мне в клыках, надеясь заполучить очередного створчатого моллюска.

— Сейчас самого в сыром виде сожру!

— У-у-у... — сделал длак ход конём с прыжком в сторону.

— То-то!

Нюша выкинула очередного моллюска. Длак был тут как тут, но я опередил его, вновь швырнув камень в него — прогнал, да далеко не отогнал. Длак зажевал пустые створки с первого моллюска, и ждал уже со второго от меня, пока я колдовал над костерком, стараясь добыть огонь при ударах булыжников. Но искры полетели у меня из глаз. Кто-то чем-то зацепил меня, и я схватился за оружие.

— Ню, ко мне!

Первым к ноге бросился длак. Тварь стащила у меня очередного моллюска добытого Нюшей для нас.

Мы и дальше оставались одни.

— Ню! — уставился я в растерянности на неё, а она на меня.

И зацепила она тогда очередным моллюском меня, не ожидая: я отвлекусь и поймаю его на голову. Прямо как четвёртого по счёту, непроизвольно сомкнув вперёд длака зубы на нём.

Нюша словно нарочно угодила им мне в рот.

Дожил — ловлю каких-то речных моллюсков уже как тварь налету, вызвав у Нюши после испуга обворожительно-очаровательную улыбку на лице.

— Угу... — пробурчал я, выплёвывая моллюска в раскрытую ладонь, и сунул за пазуху, чтоб не достался ненасытному длаку. — И я тебя очень-очень люблю!

— У-у-у...

— Убью, — махнул я ногой в сторону длака. — А непременно сожру, если и дальше не прекратишь воровать нашу еду!

Пару новых поклонов со стороны Нюши моллюскам, а иначе они отказывались сами выпрыгивать к нам в руки из воды, и я набил себе ими живот, наполнив куртку.

— Хватит! — позвал я Нюшу отведать их, и не удержался на ногах, упал и закачался, истошно вопя и хохоча. Но когда Нюша перевернула меня на спину и принялась отрывать моллюсков, на глаза непроизвольно навернулись слёзы от боли.

Никогда бы не подумал, что и моллюски способны сосать кровь из меня — подавил ногами на радость длака.

— А раков у вас разрешено поедать? — взглянул я на Нюшу такими голодными глазами, что даже если и нельзя было, она всё равно уступила мне.

Приметив камень, торчащий из воды, я обнаружил под ним членистоногого обитателя речного дна.

— Лови, — я швырнул его на берег Нюше. Длак естественно опередил её, но сам тому был не рад, взвизгнул. Ракообразный экземпляр вцепился ему клешнями в морду, заставив тварь качаться по земле и визжать, стараясь беспомощно сорвать его с себя задними лапами. На то, чтоб передними, у длака, по-видимому, не хватило ума.

А я, тем временем, пока тварь получила от меня то, что давно заслужила, обнаружил ещё одного гиганта с клешнями.

Здешние ракообразные показались мне омарами.

А как на вкус — и попробую вот-вот.

Пока я ловил их, Нюша развела огонь. В углях и запекли улов. Работая лопаткой, как топором, я порубил конечности ракообразного, вытягивая из него сочное и горячее мясо, подсказав Нюше сделать то же самое.

— Скажи — ням-ням, — не удержался я, и расколол панцирь ударом плоской части лопатки плашмя — перестарался. Нюше просто сковырнул панцирь её рака.

Одним "блюдом" — половинкой рако-краба — и поделилась со мной.

Не скажу: наелся от пуза, но червячка заморил. И лучше питаться впроголодь при ходьбе, чем жрать сверхмеры, иначе далеко так не уйдём.

Длак и тут не растерялся, уяснив: панцирные останки рака не станут ему сопротивляться — захрустел ими.

Ну и проглот! И куда только лезет всё это в него в таком количестве?

Снова нагадил, заставив нас закончить с привалом и двигать дальше к селению родовитов.

— Нет, ну вот привязалась, тварь! Кыш! Брысь! Фу...

— У-у-у...

— Ты хоть скажи ему, Ню!

— Место!

Вот так и сам когда-нибудь дождусь от неё. Не женщина, а гром-баба, если вспомнить молнию, вызванную ей — и не раз. А с виду, при первом поверхностном взгляде, и не скажешь — ведьма. Милая и симпатичная на вид девушка-дикарка — не больше и не меньше. И пахнет так, как нектар для пчёл, ну или как для твари то, что оно жрала постоянно.

Вот и сейчас обнаружив падаль, свалила. Я понадеялся: раз и навсегда. Да что-то размечтался — довольно быстро вернулась, не желая терять нас из виду, продолжала облизываться.

А вот тут ты не угадала, скотина!

Сколько мы уже отмахали кэмэ или вёрст? А нисколько не сомневался: прилично. Считать шаги бессмысленно, хотя не мешало бы знать точную дистанцию до селения родовитов. Начиная от гремящей воды, мы шли вдоль большой, держа курс на Лысый Горб, заприметив его верхушку довольно давно, а она продолжала расти, возвышаясь над нами, но до селения родовитов ещё топать и топать, если я, конечно, не ошибаюсь, как всегда.

— Ню... — захотелось мне побеседовать дорогой с ней.

Я положил ей руку на плечо и приобнял, а она обхватила меня за пояс безо всякого смущения, присущего ей ещё со стеснением.

— А скажи мне, — намеревался я развеять свои опасения относительно отношения родовитов к нам, и не только, а и меж нами, — что если твои откажут нам, мы сможем жить и дальше вместе, как... мужчина с женщиной, а не просто от безысходности одиночества?

— Обряд и...

— Нет проблем, — согласился я на венчание прямо сейчас.

— Лабиринт... — прозвучало новое для меня слово, с пояснением: — Священное место рода Живы!

— А кто обвенчает нас там? И где?

Нюша указала мне на Лысый Горб.

— Волхв.

Я вспомнил про них.

— Давно тебя хотел спросить: кто такие волхвы? Такие же магические кудесники, как и сама или...

— Я и в подмётки им не гожусь, а вот ты...

Я думал: она вытрет об меня ноги.

— На стельки сгожусь волхву или за коврик у входа в шалашик, как одна тварь сейчас — мне! — отогнал я длака, попытавшегося прижаться к моей ноге и потереться — метила, скотина! И неспроста — столбила уже меня.

— У-у-у...

— Чтоб тебя... свои же длаки сожрали!

— Нет, он ещё не старый — в самом соку — самец, — озадачила Нюша.

— Говоришь кобель, а не сука? — не упустил я возможности уколоть лишний раз тварь. — Жаль!

— Скотовод?!

— Я?! Да за кого ты меня держишь, Ню!?

Она отпрянула от меня, и больше не позволила притянуть к себе.

— Ну и чего опять я сказал такого, чем огорчил тебя, моя дикарка? — напомнил я: застал её у жихарей.

Молчи, Шаляй, будь хитрым — не трепли языком понапрасну. Ведь он — враг твой, а не друг — недруг!

— У-у-у...

— Нет, я тебя, ей-ей, зачавкаю, тварь! Достала, скотина!

Мы остановились. Надеюсь: не поссорились.

— Ню, ну не будь ты букой! Тебе это не к лицу! Улыбнись! Вот как я...

И кое-что изобразил, имитируя бабуина из своего мира. Получилось. Нюша закрыла руками лицо от смеха. Я проверил свою гримасу на длаке, усадив тварь на задние лапы.

— У... у...

— У-у-у... — затянул длак.

— Братьям по разуму — угу.

И загнал его на дерево.

— О, давно бы так, а то пристал как банный лист к одному месту! Там и виси, пока не стрясу себе на еду! У-у?

— У-у-у...

— Вижу: понимаем один другого с полуслова — по одному звуку.

Обошлось — мне удалось загладить свою вину перед Нюшей. Хотя и не пойму, чего такого сказал, из-за чего она могла надуться на меня? Всё-таки дикарка, или я — чужак с буквой "д" вместо "ж"?

Ладно, проехали и забыли. Надо идти.

— У-у-у... — затянула тварь.

Вот и сам подстать ей не сдержался:

— Что будет, что будет — ты даже себе не представляешь, тварь! Готовь утробу!

Ночью — я нисколько не сомневался — к нам пожалуют иные твари, обычно выходившие в сумерках на охоту.

До селения родовитов, мы естественно не дошли, и нам пришлось расположиться на ночлег у реки, и развести костёр близ кромки воды. Не очаг, но всё лучше, чем ничего — меж ним с рекой и расположились.

— А ты, тварь, и близко не подходи!

Да какое там — поджав хвост под себя, длак скуля, шаг за шагом, украдкой приближался к нам, опустив попутно и уши вниз. Ну, прямо сама невинность. Тогда как под личиной овечки скрывалась паршивая тварь.

Если б не Нюша, ближе, чем на выстрел из ракетницы не подпустил, а так пришлось, вбить лопатку меж ним и нами в качестве разделительного столбика. Проводить черту с аналогичным намерением, я уже не стал, попросту устал, рассчитывая отчасти на Нюшу с её сверхчеловеческими способностями, что она выставит какое-нибудь охранное заклинание.

Дикарка пошепталась утайкой от меня с длаком, и тот вывалил довольно язык, точно ручная тварь, принялся стеречь нас, как собака.

Уж очень мне хотелось верить в это, а не в то, что воспользуется нашей беспечностью и...

Взвыл глубокой ночью. Я вскочил. Нюша тоже не спала. Её глаза светились в ночи, как у длака. Чем несказанно напугала меня, одарив необычным взглядом.

Ведьма!!!

Обошлось. Я был не в её вкусе, точнее, есть меня, как длак всё, что ни попадя, она не собиралась. И тварь также стояла на страже.

Вспомнив про огонь, я подбросил толстых, кривых хворостин в тлеющие угли, заставляя их разгореться с новой силой, и озарить тьму ночи ярким снопом искр, чем неожиданно для себя отпугнул тварей, старавшихся незаметно добраться до нас и... Полакомиться собой, мы не позволили им.

Вооружившись ракетницей с лопаткой, я замер в ожидании: вот-вот покажутся тенями в разгорающихся языках пламени.

Нюша наверняка знала, кто конкретно пожаловал к нам, иначе бы не включила "дальний" свет. Я впервые видел, как у неё светятся в ночи глаза. И раньше этой своей способностью она не стремилась меня пугать — или раньше времени? А сейчас нам и впрямь некуда деваться.

Из тьмы выскочила нечто, что я заставил плюхнуться в реку, еле успев среагировать и растянуться на земле.

— Страхолюды... — не сдержался я.

Ну и тварь.

— У-у-у... — взвыл повторно длак, однако удирать от нас не думал, продолжая выть и жаться.

Но я больше не обращал внимания на тварь, а на иную, что плескалась в реке. Вода пришлась ей явно не по вкусу, и я пугнул её уже сам, выхватив опаленную хворостину из костра, используя иную в качестве факела, зашвырнул во тьму на суше.

И ещё одна страхолюда взвизгнула, испугавшись огня.

— Покажись, я и не промахнусь!

Накаркал. Длак рванул прочь, а те, кто пожаловал по наши души, кинулись на нас.

— Ню, сдел-Ай... что-нибудь...

Я выстрелил из ракетницы и огненный заряд, отскочив от исчадия, всё же опалил его, и оно не сразу вспыхнуло ярким пламенем — всё равно занялось и прилично.

— Взвейтесь кострами, синие ночи!!! — закричал я в приступе безумия от неожиданной схватки с исчадиями, переиначив старый забытый гимн с детских лет по школьной жизни. — Мы, пионеры... первопроходцы!!!

И выдрессировали же тогда нас, школьников, работники из отдела по идеологии. Теперь я, с тем же успехом, тут зажигал... исчадий.

"Водоплавающее" исчадие так же не ушло от возмездия Нюши. Она заставила огонь костра выброситься в её сторону языками пламени, и, превратившись в отдалённое подобие шаровой молнии, погналось за ней.

Больше мы не видели и не слышали исчадий, не считая длака. Тварь вернулась с повинной, поскуливая и повизгивая, в расчёте на нашу благосклонность.

Да что тут скажешь: тварью была, ей и осталась. Вот и я сказал:

— Ню, а не пора ли как-то обозвать длака? — взглянул я на мою дикарку, опасаясь называть "половинкой"... целого.

Хотя чего это я? Уцелели в схватке с очередными страхолюдами, и то хорошо, когда всё могла закончиться плачевно.

Но исчадиями оказались порождения прорвы.

— Как — порождения? Почему — прорвы?! — Нюша обескуражила меня своим высказыванием. Ну и я не меньше её. — А кто мне твердил: земли родовитов надёжно защищены от сил тьмы?

— Стало быть, нашли лазейку.

В памяти сразу всплыл деревянный истукан. Неужели он являлся пограничным столбом — безмолвным стражем?

Нет, что угодно, только не это! Иначе выйдет: я собственными руками сотворил то, за что родовиты должны были меня при встрече убить, зарезать и сжечь, как жихари — страхолюд.

И кто истукан — я! — настучал себе кулаком по голове.

— Шаляй... — насторожилась Нюша.

— А... не обращай внимания, Ню, у меня это бывает — и сразу проходит. Лучше скажи: с какой целью родовиты установили близ реки посреди дебрей идола, вырезанного из дерева?

Ответ Нюши подтвердил мои наихудшие опасения — и возвели его там, не родовиты, а волхвы.

Час от часу нелегче! Что ж я натворил? И как теперь мне смотреть в глаза той, кто, боюсь: бросит меня, едва узнает, чего я содеял!

Набрался мужества.

— Ню...

— Шаляй...

— Ты прости меня, дурака, но я должен признаться тебе откровенно: я тут, при знакомстве с твоими родичами, натворил кое-что по незнанию, что, конечно, не снимает с меня вины за содеянное преступление против люда, но просто обязан сказать сейчас, иначе будет поздно! Точнее, уже поздно — порождения прорвы здесь из-за меня!

— Я ведаю: пришли по твоему следу.

— Обожди, не перебивай! Дай досказать!.. — настоял я. — Это я сжёг истукана, когда вот так с Конём — иным чужаком — жгли на пару его ночь напролёт, как здесь тут с тобой костёр.

Пауза, взятая мной и Нюшей, затянулась.

Это всё — разрыв неизбежен.

— Истукана можно восстановить, если волхвов привести на то самое место, где он торчал из земли?

— Рос... — выдала Нюша на повышенных тонах.

— Как — рос? Чего, правда? Из земли, как дерево?

Ну не как гриб же, в самом деле, если на то пошло! И быстро его не вырастишь вновь. Тут, похоже, даже магия, подвластная волхвам, неспособна восстановить враз то, что я разрушил по недомыслию!

— И как нам быть? Точнее, что мне теперь сделать, дабы ускорить процесс его восстановления, а? Если для обряда нужная моя кровь — готов сложить свою буйную головушку, лишь бы тебя не коснулось ни одно порождение прорвы!

— У-у-у... — затянул длак, клича беду.

Но я не обратил внимания на тварь.

— Не молчи, Ню! Скажи что-нибудь?

— Га...

— Куд-куда? — закудахтал я.

— На Лысый Горб.

— Прямо сейчас — в ночи?!

— Да...

— Как скажешь, Ню. Одну я тебя не брошу!

* * *

— Шевелись, Зырь! — шипел Шиш, обнаружив с гончими призванного стража лазейку в защите выродков. И пока они не спохватились заделать брешь, следовало поторапливаться. Именно там и терялись следы страхолюд. — Шибче, шибче!

Однако заставить передвигаться стража быстрее, чем он ворочал своими конечностями, выше сил даже злого духа прорвы. Осознав это, Шиш покинул его, идя на оправданный риск, пока не рассеялись, сгустившиеся сумерки.

Глава 11

"Бывают в жизни огорчения, но чтоб до такой степени — нонсенс!"

Стараясь отогнать дурные мысли по поводу нового столкновения с жуткими существами этого мира, я, как Прометей, освещая путь факелом нам с Нюшей, решил расспросить о её даре мне.

— Давно хотел тебя спросить, Ню, если, конечно, не отвлекаю, — начал я как всегда издалека, и с разрешения. Уж очень не хотелось, чтоб из-за меня, мы снова угодили в беду. Длак, подтверждая мои опасения, держался рядом, путаясь под ногами, всё время норовил прижаться.

— Нет, — был короток её ответ.

— Нет — в смысле: не отвлекаю или вообще нет — мне не беспокоить тебя до утра?

— Бай...

— Баюшки-баю, — не сдержался я, съязвив по обыкновению. — Короче, вопрос на засыпку, но если не захочешь, можешь не отвечать!

— Тогда зачем задавать?

Действительно, что это я, а?

— Убедила, — молвил я с сарказмом. — Скажи мне, что за амулет, — я коснулся деревяшки у себя на груди, — ты вручила мне тогда там, на погосте у жихарей?

— Оберег, — коротко и ясно ответила Нюша.

— Оно понятно, что оберег, — согласился я, пнув ногой длака, заставившего меня запнуться об него. — Но от чего? Как он действует и против кого или чего?

— Защищает обладателя от порождений прорвы, — не особо утруждала себя красноречием Нюша, заставляя меня проявлять упорство в не совсем приятной ей беседе; по-прежнему старалась утаить кое-чего, что мне пока непотребно знать. Ведь я — чужак.

— Уже догадался, — вспомнил я исчадие и те порождения, напавшие на нас на ночлеге у реки. И я споткнулся тогда, нежели увернулся от броска заклятого врага люда. А затем точнёхонько угодил из ракетницы трясущейся рукой в навь, и при иных обстоятельствах из РПК вряд ли, стреляя с метра в упор. — Интересно, какие свойства заложены в него — заклинания?

Нюша встала, а я замахал факелом, стремясь рассеять тьму вокруг нас, посчитав: заметила кого-то. Да это мой вопрос заставил её остановиться.

— На что тебе сии познания, Шаляй?

— Хочу стать родовитом, и не простым, а...

— Волхвом тебе не стать! — озадачила меня Нюша, предугадав мой последующий вопрос, сняв с языка.

— Почему? В чём причина? Во мне: я — чужак?

— То да.

И никакой альтернативы!

— А после обряда становления родовитом?

— Надо ещё заслужить право стать им, а там и... Нет, волхвом тебе не стать — даже не пытайся!

Ну, Ню! Вот успокоила, что лучше б сразу огорчила, чем так огорошить.

— Спасибо тебе на добром слове, моя дикарка, — не думал я уступать ей, продолжая настойчиво. — И всё же, я должен знать: почему именно ты выбрала меня тогда, одарив оберегов? Приглянулся чем?

— Глянулся, — не стала скрывать Нюша.

— А чем? — заинтриговала она меня.

— Тем, что способен сдюжить.

— Я думал: сдюжил тогда, — где-то даже обиделся я про себя на откровенное заявление Нюши. Хотя стоп! — Что я способен сдюжить? А чего обязан? И кому должен — тебе и родовитам?

— В первую очередь себе и тем, кто не вернётся с тобой...

— Куда? В наш мир? Это возможно?!

— Всё, при определённом желании и усилиях.

Я не знал: мне радоваться или огорчаться? С одной стороны я жаждал как можно скорее покинуть этот жуткий мир, а с иной — вряд ли Нюша согласится появиться там вместе со мной; набрался смелости и задал ей очередной каверзный вопрос:

— А скажи мне, Ню: если мы с тобой станем одним целым, ты будешь обязана следовать за мной повсюду, как жена за мужем?

— К чему сей вопрос? И ныне неуместен!

Ну да, если бы, да кабы...

— А как мне восстановить порушенного истукана? И почему, когда мы с напарником жгли его, он ничего нам не сделал? Ну, там... не сжёг самих огненной молнией или заставил бы ночных тварей порвать нас?

— Оберег.

Коротко и ясно.

— Неужели твой дар мне настолько силён, как и сама, обладая волшебным даром чародейства? Ты ведь чародейка?

— И немножко ведьма.

О небо, с кем я связался? Ведьма у меня ассоциировалась с колдуньей, а на деле всё вышло гораздо проще: у родовитов ведьмой была та, кто ведала, что творила согласно своему ремеслу. Нюша, например, исцелению и... не только, как выяснилось. С ней я узнал столько много нового и необычного, что понял: желаю подольше задержаться в их мире. И не по тому что, хочу много узнать и многим овладеть, а просто выжить, иначе в прорву мне нечего соваться. В одиночку — наверняка. Там и сгину — по дороге в свой мир, пока недоступный мне больше. Всё-таки магия — страшная сила, а в руках у женщины-дикарки — вдвойне. А с такой спутницей, как Нюша — втройне. Ну и куда без твари.

Опять я запнулся об неё и рухнул, подмяв под себя. Длак взвыл, но не шарахнулся в сторону, я послужил ему укрытием от того, чего, по-видимому, напугало тварь. Иначе бы не стала терпеть мои тычки. Даже факела в руках не испугалась.

И я поспешно запалил ещё один, вытащив из-за ремня на поясе, где у меня, как у смертника-подрывника, торчало их там несколько, напоминая гранаты времён Великой Отечественной войны.

Мне оставалось закричать во тьму кому бы то ни было: не подходи, а то хуже будет; взорвался сам почище всякой гранаты, седлая длака.

Нюша хохотнула, чем озадачила меня. И мне стало интересно: кто же такой стреножил тварь?

— Выходи, — бросила она во тьму.

Оттуда, к нам, не сразу вышел наш преследователь.

— Хорс... — не ожидал я узреть его тут. Уж кого-кого, да только не его, варвара. Хотя, если подумать, и вспомнить: был приставлен к нам, чужакам, Ярилой, и в первую очередь ко мне — всё становилось очевидным. И завывание третьего порождения, оборвавшегося внезапно, также насторожило меня — вот и брёл я за Нюшей след в след с факелом в руках, нервно реагируя на тварь под ногами и постоянно махая им вокруг себя, озирался по сторонам. — Какими судьбами?

— Исполняю наказ вожака, — нисколько не удивил меня ответ варвара.

— Присоединяйся, не стесняйся, тут все свои... люди, — съязвил я, заставив просиять Нюшу очередной улыбкой на лице в свете факела.

Хорс покосился на длака.

Держись, тварь, сейчас тебе достанется от варвара!

К моему большому огорчению и удивлению одновременно, Хорс навскидку определил: длак принадлежит нам в качестве ручной твари.

Ну, Ню! Я никогда тебе этого не забуду! Я, буду не я, а длак — тварью.

Не выпуская из рук копья с наконечником длиной в локоть и обоюдоострым лезвием, Хорс примкнул к нам, прикрывая с тыла, заставив меня почувствовать себя куда спокойней — с Нюшей и Хорсом, я точно не пропаду, и тварь забудет думать, как бы урвать от нас себе кусок в клыки — сама получит по ним от варвара.

— Далеко ещё гакать? — поинтересовался я: сколько там топать до селения родовитов у Лысого Горба.

— Га-га-га... — показалось мне: варвар смеялся с меня. А попросту обозначал какое-то недоступное для меня расстояние.

Я представил себе га, и что могло обозначать сия мера длины. Наверное, версту, а возможно, что и не одну — как минимум десяток. Тогда топать нам от трёх до трёх десятков вёрст. А верста не километр — почти вдвое длиннее.

Да ну, — усомнился я своим выводам. Га — точно не десяток вёрст — будет много короче. Скорее всего, что все три га потянут на дюжину вёрст — не больше. Больше — вряд ли. И мне хотелось верить в это, а то блуждать во тьме с путающимся длаком под ногами, перспектива, не ахти какая, но всё же лучше с моими новыми спутниками вести бродяжнический образ жизни, чем с теми, кого мне не забыть. И не смогли тогда защитить себя, точнее я там их, как после Нюша меня, а не я — её.

Оберег тому лишнее подтверждение! Не будь его на мне, сдох бы со всеми пришельцами, а так чудом выжил от полученных смертельных ран, и вовсе исцелился. Вот и сейчас теребя одной рукой оберег, не удержался и попробовал на зуб.

Ну, точно — дерево, и я — оно — дуб! Хотя нет, истукан!

Интересно, а Хорс знает про мои проделки с идолом? И стоит ли ему вообще об этом говорить? Или лучше сразу Яриле? Вожаку и вручу свою судьбу и Нюши. Чай, родовит, а не лешак или жихар, иначе бы не заставил Хорса вновь стеречь нас, и ползать по кустам.

А как на острове следил? — надо будет обязательно спросить — после, если будет время, а то тут что ни день, то новость, а ночью и вовсе сюрпризы похуже кошмара в бреду.

Один такой экземпляр не переставал путаться у меня под ногами, перебирая лапами, иной раз подвывал и поскуливал. Ну и я не забывал про него, и также напоминал о себе, чтоб знала и помнила, тварь: кто я есть, и не позволю ей себя съесть. А самому хотелось есть. И что я съел тогда при привале с рыбалкой? Какого-то жалкого ракообразного моллюска. Да и потом всегда глушил переживания тем, что ел не в себя, а не отказался бы и про запас отложить того, чем можно набить брюхо.

Надежды, что у Хорса заваляется кусок вяленой рыбёшки, не было никакой. Но тварь не станет поглядывать просто так на варвара с оружием в руках, облизываясь из-за обильного выделения слюны. Или длак уже предвкушает, как в скором времени зажуёт столь громадную тушу калорийного мяса?

— Слышь, Хорс, только без обид, — сделал я ход конём с резким поворотом в сторону. — У тебя, случаем, не найдётся чего пожевать, а? А я при первой же удачной рыбалке отблагодарю тебя? Ну, будь человеком!

Хорс удивил, сунув мне то, что едва не вырвал у меня из рук длак, оставив на нём свои клыки — всё же урвал кусок, скотина. А тварью был, ей и остался.

— Будешь, Ню? — предложил я поделиться с ней припасом Хорса на чёрный день, пытаясь переломать в руках. Не вышло, и перегрызть зубами некий ссохшийся кусок кожи или плоти чего-то такого, о чём не хотелось думать, а исключительно: набить утробу чем-нибудь съестным. — Кстати, что это?

— Сушёная гниль.

— Как — гниль! На самом деле? — испугался я несварения с последующим отравлением и, как водится, дикой и непрекращающейся диареей.

— Нет, это такой обитатель речного дна.

— Как камбала?

— А что есть такое камбала?

— Рыба, которую можно есть. Или скат?

Пришлось пояснить, что такое скат, сравнив с кальмаром и осьминогом. Последнее моё определение больше всего подходило к тому, что напоминало раздавленную под прессом засушенную кляксу, которую я в итоге обозвал каракатицей.

Жри давай... — словно говорил мне длак и Хорс.

Я бы с радостью, и ответил им, но был занят поеданием того, чего не лезло мне в рот и не по причине брезгливости, просто не помещалось, а откусить никак не удавалось, впрочем, и сгрызть.

Длак облизнулся, дав мне восхитительную подсказку размочить слюной то, что не жевалось и не грызлось. И дело сразу сдвинулось с мёртвой точки — в нутро попали первые съестные песчинки.

— Придержи скотину, Хорс, — приобщил я варвара к процессу поедания "каракатицы", затеяв порубить её лопатой на коряге, и разделить на три равные части. Именно на три, а не на четыре. Тварь свою часть уже отгрызла у меня. С неё ещё станется.

Кто бы мог подумать, а тем паче я: коряга окажется не останками дерева, а того, кто выползал в ночи из реки, охотясь на тех, кто во тьме прибегал на водопой.

Не знаю, что я там расколол вместе с "наживкой", но нечто, что откинуло щупальца, прежде схватив ими меня, заставило длака запрыгать от счастья вокруг неожиданно свалившейся на нас добычи.

— Это жрёцца? — спросил я у спутников, понимая про себя и вспоминая бородатый анекдот про бабку в продуктовом отделе магазина и наркошу: нет, курицца. Да и тварь со щупальцами — не птица. Знать, съедобна, если "кремировать" на огне, поскольку "каракатицы" я лишился из-за нечто, чему не мог дать точного определения, и как её обозвать, тварь!

Длак вперёд остальных стремился подтвердить мою догадку, раскрыл пасть. Махнув лопаткой, я сунул ему туда одну из щупалец.

— Норма! Свободен! Следующий...

Никто за длаком очередь не занял, и тварь потребовала добавки, проглотив, не жуя, выделенный мной ранее кусок.

— Да подавись!

Отнюдь — ничуть. Длака накормить, а прокормить — нереально. Он жрал не в себя.

— Забирай, — отрубил я очередной щуп нам, понадеявшись в очередной раз: длак больше не вернётся — попросту не успеет, мы уйдём от него далеко-далеко, покрыв те самые "га" три раза. Но кого мне пришлось покрыть и много раньше — тварь. Я с изумлением заметил: длак волочил брюхо меж задних лап по земле. — Ни хая се, ты даёшь, скотина! В конец аху...ренела!

Длак попытался завыть, но вместо этого рыгнул. Ну вот, обожралась образина. Хоть кого-то накормил от пуза, тогда как своё — пухло с голодухи. Недолго. Я на ходу, прямо на факеле, запекал щуп.

От готовящегося "лакомства" потянуло палёной плотью с таким отвращением, что даже длак изрыгнул в очередной раз то, чего лезло из него не тем местом — наотрез отказался от добавки.

— Не хотите, как хотите, — облизнулся я, топая за угрюмо-молчаливыми спутниками.

Длак ни в счёт — я не брал тварь в расчёт — не люд, как мы, так чего с ним и о чём говорить. Да у меня нашлось, о чём поговорить с ним, и укорить.

— А где спасибо, тварь?

Ответом послужила смачная отрыжка. Длак обожрался как никогда до этого ни разу в жизни. И сомневаться не приходилось: я прикормил тварь на свою голову.

— Теперь ты, тварь, просто обязана меня покормить! Долг платежом красен!

Что можно было ожидать от длака? Разве одно, и право слово — тварь! Притащил мне то, чего я отказался жевать, а затем и сам.

— Вот чего не надо, за то спасибо не скажу!

— У-у... — удивил я длака.

— И что ты за тварь такая? — уяснил я: не тупая, а умная, но в свою сторону.

А я сам, что за человек? Когда от меня, как от длака, одни неприятности, и достаются родовитам. А снова иду к ним, похоже, что за тем же. То-то Нюша сразу сказала мне, как отрезала: родовит из меня, вряд ли получится, а уж волхв — подавно. Не стоит даже заикаться лишний раз.

Заикался. Тварь сглазила меня или Нюша "ближним" светом глаз? А возможно Хорс, давя меня презрительным взглядом в спину. Нисколько бы не удивился, если б он, варвар, вогнал мне меж лопаток копьё. Но долг перед родом и обет перед вожаком превыше всего — охраняет того, кого бы при иных обстоятельствах без раздумий и смущения пустил в расход.

Странный он какой-то, впрочем, и родовиты. Убить противника в лице иного люда или страхолюды, им, как два пальца обас... фальт, а вот животное себе в пищу — ни-ни. Убийство — грех, табу, и всё такое прочее. Только рыба в меню, да моллюски. А как же прочая водоплавающая живность — такая, как бобры, выдра и те же утки?

Надо бы им объяснить, варварам: всё, что плавает в реке, можно и нужно есть. И это не грех. Грех оставаться голодным и злым. Как я сейчас. Или обжираться, точно длак. Вот это действительно грех. А не то, чего готов был предложить им в качестве еды.

В этом плане мне больше подходили жихари, но мы сразу не сошлись с ними характерами и, как водится, интересами. А вот у родовитов ко мне, как и у меня к ним, был свой интерес. И важно было, чтоб мы, наконец, пришли к общему согласию... по интересам. И если я помню всё правильно, то Хорс отказал Нюше и мне в благосклонности родовитов, покинув на острове. Наверняка, дал время нам с ней обдумать всё и решить: мы либо заодно с ними, либо и дальше сами по себе. Но вероятнее всего события последних дней изменили не только нашу точку зрения, но и родовитов. Ведь примчался к гремящей воде сторожить нас по наказу Ярилы.

Уж в чём, в чём, а в этом я нисколечко не сомневался. Хотя... потом сюрприз будет, как притопаем утром в селение к ним.

Случилось это, как я и предвидел, с восходом дневного светила, озарившего Лысый Горб, и лучами, отразившимися от него, селение родовитов.

Ага, вот оно что — почему они поселились тут. Место прямо создано для их вероисповедания — свет светила, коему они поклонялись, как богу Живе, указал им, где надлежит осесть.

Презабавно получается. А может и нет — всё это неспроста, — если вспомнить: живут рядом с прорвой и там водятся такие страхолюды, что длак в сравнении с ними и впрямь ручная зверушка.

Что-то он перестал путаться у меня под ногами, сам запутался брюхом в задних лапах. Взвыл.

Я обернулся, и понял: зря. Моя нервная система не могла вынести то, что содеяла тварь. Для варвара зрелище обычное, но не для слабонервных, к коим я больше не мог отнести себя. Да длак ужаснул меня, вывернувшись наизнанку, исторг всё, чем набил нутро.

Чувство голода сразу же притупилось, если не отметить больше — улетучилось без остатка.

Да и ляд с этой тварью — мы уже у границы селения, и Хорс не думал задерживать нас у паханой по кругу земли — торопился.

Мы направились к дому Ярилы. Дорогой туда я не заметил в селении ни одной живой души — родовиты беззаботно дрыхли по избам, доверяя не столько стражам, как жихари, а скорее охранным заклятиям, и не будь на мне оберега, сомневаюсь: удалось бы ступить за круг. И возможно бы ступил, но протянул без оберега ноги.

Хорс обогнал меня с Нюшей, и тварь перестала беспокоить нас, больше не путалась у меня под ногами, завыла протяжно издалека:

— У-у-у...

Угу. Оно и понятно — почему. Для неё дальше нет хода.

Стукнув тупым концом копья по крыльцу два раза, Хорс изначально не думал ломиться в дверь.

Я прислушался. В доме проснулись, и на пороге, в щели приоткрывшейся двери, показалась баба.

— Ярила дома, Свара?

— Спит... — произнесла та неохотно, взглянув на Хорса заспанными глазами.

— Буди!

Хозяйка исчезла в избе, и буквально тут же на крыльцо выскочил Ярила.

— Вожак, — Хорс приветствовал его.

Ну и мы.

— Здоровеньки булы, — молвил я. — Давненько не виделись.

— Свиделись, — подтвердила Нюша.

Вожак родовитов был без рубахи, позволив мне оценить могучий торс и разглядеть на нём многочисленные шрамы, порезы и ссадины. А ниже пояса — порты, да босые ноги.

— Входите, — Ярила пропустил нас в избу, задержав Хорса на крыльце, оставив у двери в качестве стража. — Голодны?

— Угу, — кивнул я утвердительно.

Нюша сдержалась, не выказывая эмоций на заманчивое, лично для меня, предложение со стороны хозяина.

— Эй, хозяюшка, — обратился Ярила к Сваре.

Да баба уже сама поняла, что ей придётся поухаживать за нами.

— Сей миг, — достала она из печи всё, чего готовила вчера, но не доели.

Вот и мы с Нюшей недоедали, и теперь лопали за обе щёки — я в две руки, а она не спеша. И ведь права: Ярила не прогонит нас, пока не узнает истинную причину по которой Хорс привёл нас вновь к нему в дом. Набрался терпения. А уж пришлось, пока я не набил свою утробу, как длак — долго потягивал квас, расхваливая хозяйку за еду, а хозяина за гостеприимство, вызвав у Нюши неподдельную улыбку.

Ярила смотрел нам в рот, ожидая, когда уже начнём говорить, а не набивать яствами.

— Да, — поставил я пустую чашу на стол, выдув из неё всё до последней капли, предварительно перевернув и тряся на ладонь, убедился сам, убеждая хозяев: наелся и напился. — Мы чего зашли к вам в гости...

— Бай! — чуть на повышенных тонах выдал Ярила.

— А то, конечно, хочу — баю-баюшки!

Прикрыв поспешно лицо рушником, Нюша сделала вид, будто отирает уста от еды — смеялась.

Ярила покраснел, как красно солнышко, покрываясь багровыми пятнами, однако сдержался, выпустив пар, окунанием головы в кадку — умылся и вытерся.

Я б на его месте выматерился. А точно б выругался для приличия неприлично. Но он сдержался. На то и родовит, так ещё и вожак.

— Ню, ублажи человека. У тебя лучше получится рассказать ему обо всём, что приключилось с нами, чем у меня. А то я в этих ваших тварях с порождениями и исчадиями не разбираюсь так, как сами!

— Порождения! Тьмы? — выпучил Ярила глаза на меня.

— Ну, порождения, ну, тьмы — и чего тут такого? Мы ж упокоили их, — понадеялся я успокоить Ярилу.

Какое там — он снова окунул голову в кадку — испил, а не умывался.

— Далече! — вынырнул он.

— Столкнулись мы с ними всего в три га от поселения. Хорс запросто подтвердит.

— Зайди, — молвил Ярила приоткрыв дверь из избы, приглашая стража зайти внутрь. — Бай.

Мне самому было интересно послушать прелюдию к нашему с Нюшей повествованию, а заодно узнать: на что можем с ней рассчитывать.

Хорс сообщил Яриле про порушенного идола-стража и про страхолюда, которого мы с Нюшей и длаком достали из-под земли, а затем нас — порождения, нагнав на полпути до селения родовитов.

Красиво получилось. Повествование Хорса, мне очень понравилось. Я, с его слов, а не только Нюши, предстал героем, владевшим определёнными навыками в магии огня.

Ярила совершенно по-иному взглянул на меня.

— Ну, в принципе, всё правильно, за одним небольшим исключением, — заметил я к слову в качестве дополнения с необходимым уточнением. — Метать огонь смогу ещё не больше доброго десятка раз.

Вожака родовитов заинтересовала причина, по которой я не мог намного больше метать огонь из рук при наличии у меня в них ракетницы.

— Заклинания ограничены оным ресурсом, — не стал я говорить ему про патроны. Всё одно не поймут, варвары. — А вот если б вернуть то, чего у меня изъяли жихари с лешаками, моё б умение валить любого гада с расстояния, увеличилось бы раза в три, а то и четыре.

И это я про карабин Доки, отнятый у меня Шишигой. Даже имя сего лихого люда назвал, обозвав разбойником.

— Так что, возьмёте меня с Нюшей в род?

Чем-то я удивил родовитов.

Пояснили.

— А, кто Нюша? — дошло до меня, в чём возникла проблема. — Она.

Я указал на свою спутницу, известную у родовитов тут под именем Рада. И была рада вернуться к родичам.

У меня возник естественный вопрос: за что же они изгнали её в своё время? А у вожака ко мне: откуда мне известно то, чем владеют в их землях исключительно волхвы?

— Об этом я буду разговаривать исключительно с их представителем — и точка!

Мне ещё следовало восстановить идола, и не только, а меня тут мурыжат варвары, пусть и владеющие в совершенстве примитивным оружием. Да против лома — нет приёма. С копьём Хорсу даже против меня с ракетницей в руках не устоять.

— Могу я с Нюшей подняться на Лысый Горб? — кивнул я вновь на Раду, чтоб родовиты привыкали: именно так её зовут, как мою будущую жену. А до той поры и дальше будет Рада, что для них, что для меня. — Как говориться: спасибо за хлеб, соль, но мы с Ню пойдём — нам пора! А то задержались тут у вас, да и самих, поди, от дел отрываем.

— Погодь, — усадил меня назад на скамью Ярила, возложив мне на плечо свою крепкую и тяжёлую руку.

Я даже не шелохнулся. А и пикнуть мне больше не позволил, варвар. Это плохо. Решение всё равно останется за ним — вожаком.

В нетерпении я покосился на Нюшу, ожидая заключения, и не под стражу — она и без того в лице Хорса постоянно с нами, — а оглашения вынесенного Ярилой решения, нежели приговора. Вожак постановил: нашу участь решит волхв с Лысого Горба. Нет, чтоб назвать горой, так для меня было бы привычно и понятно. Но что чужаку хорошо, то для родовита — табу. Поэтому и жрали рыбу да уху, убивая врагов вместо животных.

— Мы сразу двинем к волхву или придётся обождать немного? — торопился я, опережая Нюшу, уступившую мне пальму первенства в общении с Ярилой. Ну да, патриархат, а не матриархат. Оно и понятно всё для меня. — Если что, я не прочь поспать до обедни!

— Быть посему, — кивнул утвердительно Ярила, и накинув на себя расписную рубаху с руной родовитов, вышел с Хорсом за дверь.

— Нам на полу лечь? — уставился я на Свару.

Хозяйка указала мне на скамью, а вот Раду заслала на печь, подальше от меня, согласно порядкам, заведённым у родовитов. Да мне сейчас, чего хотелось — исключительно поспать, а не то, ради чего мужик ложиться в одну кровать с бабой на ночь глядя.

Как лёг, так и отрубился, проспав до полудня. Проснулся я, почуяв запах готовой стряпни Свары. Ох, и вкусно же она готовила, прямо как Нюша, и подавала всё в глиняных горшках. Аромат — закачаешься. Вот и я качнулся, водя носом, навернувшись со скамьи, и с грохотом приземлился на пол — побудил Нюшу.

Она выглянула украдкой из-за печи.

— С добрым утром, Ню, — буркнул я.

А Свара — мне:

— Уж давно день!

— Да хоть вечер или ночь, баба! У нас, когда встал с кровати, тогда и утро! А доброе или нет — известно станет не раньше, чем вновь соберёмся спать!

— У кого — у нас? Небось, у вас, чужаков?

— Да я давно уже свой — защищаю ваш род от порождений прорвы и прочих исчадий!

Неизвестно, чем бы закончилась моя свара со Сварой, не вернись в избу Ярила с утомлённым видом загнанного коня и промокшей насквозь рубахой, словно лазил на Лысый Горб по отвесному склону, а затем спрыгнув с вершины в реку, вернулся к нам сюда вплавь.

Я как в воду глядел.

— Был там, у волхва? — опередил я с вопросом Нюшу.

Она не встревала, и не по причине стеснения со смущением, а по той, которую я давно уяснил: пока мужики бают, бабы стоят в сторонке и молчат.

Ответом мне от Ярилы послужил кивок одобрения одновременно с его купанием в кадке.

Почти осушил её до дна, опрокинув на себя.

— Сбирайтесь, га...

— Ты погоди нас гнать, хозяин, — юркнул я к столу, садясь на скамью, и схватил ложку со стола. — Прежде покорми, гостей, чем указывать вновь на порог!

Взглянув на Ярилу, Свара поставила перед нами горшки.

— А ты чего застыл, хозяин? И стража зови! Не дело держать его впроголодь в отличие от нас! — настоял я.

Мне сошла с рук моя очередная выходка. Надеюсь, я не нарушил никаких порядков, заведённых тут у родовитов? И если раньше сами старались заинтересовать меня, то теперь я с тем же успехом их заинтересовать собой.

Отобедали, встали и вышли. Я и не предполагал, что на пороге избы Ярилы окажется столько народу. Намечался митинг, и я с Нюшей играл в нём не последнюю роль.

Ярила огласил всё, что узнал от нас, но обобщил на свой лад — родовитов. Те поохали и повозмущались, но затем вече постановило дать отпор порождениям прорвы.

Вояры наткнулись на их следы за водопадом, и прорвались твари в земли варваров там, где я кремировал, низвергнув истукана-стража.

Про это Ярила, как раз и умолчал — не сдал, но волхву с потрохами — вне всякого сомнения. Иначе бы не слетел так быстро с Лысого Горба. Туда гакать, и всё в гору — порядком. За день с непривычки не управиться и не дойти, а мы с Нюшей засобирались, едва ли не на ночь глядя, опосля обедни.

— Прощевайте, люди добрые, — бросил я при расставании родовитам. — И если что... Авось свидимся!

— Га,— торопил нас Хорс. — Га!

Ярила выделил его нам в проводники, да Нюша тоже знала короткую тропинку на Лысый Горб к капищу волхва, иначе бы не чаровала и не ворожила, владея магией взаправду, в отличие от меня.

За распаханным кругом нас заждался длак, а я понадеялся: не свидимся больше с ним, тварью. Радостно взвизгнул и вновь прыгнул мне под ноги. Я думал: ластится — соскучился. А он обнюхивал меня, стараясь выяснить, чего бы можно было стянуть, так как кормить его, я не собирался. Недовольно затянул:

— У-у-у...

С кем я связался, — добавил я про себя.

И мы двинули под гору напрямик, а уже при восхождении на вершину, пошли по длинному и бесконечному серпантину, подобному на лабиринт. И тропинка тут была натоптана. Родовиты, по всему видать, частенько представали с дарами перед волхвом, прося помощи в различных делах — наверное, как жихари у Нюши.

Она шла за мной, а Хорс впереди, что мне не понравилось и я пропустить её вперёд себя, любовался тем, что прикрыл с тыла.

Ну да, а что ещё надо сытому мужику — о том и думал. Не о детях же — своих пока не было, а за иными в селении родовитов приглядят их родители, собравшись поохотиться на порождений прорвы.

За разрешением с благословлением от волхва и лазал на Лысый Горб Ярила.

Я мысленно представил его себе в образе страхолюда, покрытого плесенью и мохом от старости, и вросшего ногами, точно дерево корнями в землю, поскольку наткнулся уже во второй раз на недовольный и возмущённый взгляд Нюши. Она корила меня за то, что я, при виде её обворожительной походки, пускаю слюни, точно длак при виде аппетитного куска падали.

Но я думал не о еде, а...

Пришлось забыть и выкинуть из головы. Вот и придумывал себе волхва. А помниться, из сказаний наших современных "сказителей", волхвы умели оборачиваться в зверьё. Лишь бы на меня не вызверился он, как некий зверь, заставив длака кинуться мне под ноги и повалить.

— Ты видела это...? — не знал я, как описать увиденный мной глаза из мрака бурелома.

Нюша посмотрела на меня в недоумении, и я снова уставился на то, чем постарался отвлечься от того леденящего душу взгляда, толком не разглядев пылающих, а не светящихся, очей.

Поправив рукой одёжу сзади, Нюша сжала кулак, грозя мне им.

Я засвистел, завертев головой по сторонам. Мол, не при делах — ты ошиблась на мой счёт, родная дикарка, и придумала, не Бог весть чего, думая о том же. И знаю ваше бабское племя — чуть что, сразу мужик во всём виноват. Прямо как здесь и сейчас.

Разок не удержался и поцеловал, а она схватила меня пальцами за нос.

— Ню фсё — мирифь и больфе не дерифь...

На моё счастье, Хорс и не думал оборачиваться, гоня нас с приличной скоростью наверх, тогда как я уже готовился уподобиться длаку и опуститься на его уровень, перейдя на четвереньки.

С той поры в голове засела одна-единственная мысль — услышать: пришли. Сам ни раз хотел заявить о том же, но ковылял, опираясь одной рукой на длака.

— Неси меня, тварь, иначе не стану больше кормить, — буркнул я напоследок.

Длак удовлетворённо облизнулся.

Усталость, как рукой сняло. Нет, всё-таки лучше спутника в дальний путь, чем длак, не найти. Сразу появились силы — у меня открылось второе дыхание, а первое закрылось напрочь, и с тем же успехом чуть погодя, третье сменило второе.

— Всё выше и выше... — затянул я нудно про себя. — И вот мы на крыше...

Кажись, дошли — мои спутники остановились, и я подле них на одном уровне с длаком у Нюши, а Хорс немного впереди нас.

Путь дальше по тропе преградил истукан.

— Всё, тварь, дальше для тебя шлагбаум! Если не вернусь — облизнись! — облизал я пот, прежде чем смахнул остальной с лица рукой. А для Нюши с Хорсом добавил: — Поезд дальше не идёт! Просьба пассажиров покинуть вагоны! Ту-ту...

— У-у-у... — затянул длак.

Ему и тут ничегошеньки не обломилось — Хорс не стал раскладывать дары у подножия истукана, один в один с тем, которого я... хм-гм...

И этот, "чурка", пропустил, а вот длак остался ниже, опустившись от досады на задние лапы, всё выл и выл, клича на нас беду.

Ну и я пару раз про себя "отблагодарил" за это тварь. Она даже на расстоянии стремилась достать нас.

Интересно, а на вершине появляются клаки, коль по Лысому Горбу ниже бродят длаки? И где тут этот лысый горбун? Подать его сюда! Хочу взглянуть ему в глаза — и у себя в руках! Чтоб знал, куда забираться!

Вот и мы забрались, выше уже просто некуда, а как выяснилось — достигли облаков. Я раньше думал: у них и заканчивается вершина. Но нет, ошибся — один невидимый и дальний отрог в виде шпиля вершины Лысого Горба пронзал их насквозь.

— Только не говорите мне: нам надо туда? Без альпинистского снаряжения, я туда не ходок! Побойтесь Бога!

Не с ним же мы шли туда вести разговор по душам. Или как? Просветите меня? Хоть ты, Ню!

— Обождите, — дозволил Хорс сделать мне с Нюшей привал.

Я упал, и не успел растянуться, как вновь появился этот варвар, и острым концом копья указал нам на шпиль, а сам остался внизу.

— Ну вот, мы снова одни, — слишком рано обрадовался я.

И снова чужой взгляд, пронзивший меня и заглянувший в саму душу. Не будь оберега Нюши, не дойти мне сюда — ни за что на свете и никогда — блуждал бы и дальше по лабиринту серпантина кругом Лысого Горба, но вряд ли б забрался сам.

Что если те глаза принадлежат ручной твари волхва, как длаку, увязавшегося за нами. И что вообще я делаю здесь? Сомневаюсь, что волхв удивит меня ответом на наболевший вопрос, который я в первую очередь постоянно задавал себе.

Постоял на месте и помялся.

Выждав, Нюша спросила: готов ли я идти дальше?

— За тобой, Ню, хоть на край света пойду!

— Га...

* * *

Заглянув в тёмную сущность лихого разбойника, Шиш испытал мерзкое отвращение, оставляя себе одного из них для преодоления границы "выродков"; сам предстал им, взглянув на вновь приобретённое отражение в Быстрой воде, сморщился, проявляя открыто свои эмоции за счёт чуждого ему существа.

Даже порушенного и пожжённого истукана так просто не проскочить. В чём лишний раз и убедился Шиш. Жертвой идола стал один из уродов, испепелённый ударом молнии. И новым ударом, пришедшимся по телу разбойника, опалило телесную оболочку люда, а не злобного духа, зашипевшего облегчённо при ощущении свободы действий как прежде в полной мере — не забывал, в чьи владения забрался.

Зырь в отличие от него медлил, бредя в направлении Гремящей воды, а вот Шиш уже здесь, и не один — с навью.

Несколько уродов, сумев прорыть лаз под землёй, наткнулись на бесплотного, погнавшего их дальше по следу чужака.

— Не уйдёшь! Я достану тебя, где бы ни хоронился — и угроблю!!!

Глава 12

"Я, ни я, и хата не моя!"

Взбираться по тропке, натоптанной родовитами, было много проще, чем лезть туда, куда не ступала нога люда. А если и ступала нога, то исключительно зверья. Да что-то тоже незаметно было: хаживало сюда. До вершины шпиля проще долететь, хотя не каждая птаха будет способна на это.

Мы лезли с Нюшей едва ли не по отвесной стене скалы — кто бы мог подумать, а тем более я, что на горе окажется скала. Её покорением и занимался, частенько срывая вниз камни, вылетавшие то из-под ноги, то из-под руки, и пока никого не убил, опасаясь больше за Нюшу, чем за Хорса; постоянно озирался назад, вниз, что с каждым разом становилось делать всё страшнее и страшнее. Нет, до головокружения дело не доходило, но лезть в облаках, окутавших скалу, не уступавших по плотности густому туману, занятие также малоприятное, если не заметить больше — смертельно-опасное. Когда ты хотя бы видишь, что происходит вокруг тебя, и какова высота, понимаешь: вот она опасность, но когда не осознаёшь, что под тобой бездна, хуже всего — чувство опасности улетучивается и появляется иное безалаберности. Вот тут только держись.

— Берегись! — крикнул я в очередной раз, вывернув камень из-под ноги, с грохотом сорвавшийся по основанию шпиля вниз, и Нюша, как кошка отпрянула в сторону от него.

Нет, всё-таки зря я не пустил её вперёд себя, тем более дорога наверх была знакома ей лучше, чем мне.

Пропустил, и дело сразу сдвинулось с мёртвой точки, она скоренько нашла нужный выступ, и дальше мы восходили, придерживаясь одной рукой о край не такой уж отвесной стены; тут уже имелась высеченная тропка — не лесенка, а именно тропка.

Скорее всего, волхв, от нечего делать, из-за одиночества, занимался обустройством парадной лестницы-тропы, высекая её точно гном в камне, и ступеньки здесь получались довольно протяжёнными, если не сказать больше — гигантскими. Словно жил тут исполин, а не человек.

Мне почему-то вспомнился Святогор из былинных русских сказаний. Но ничего-ничего, доберёмся и до него, едва взберёмся на эту "плешивую" гору! Там и поглядим, кто такой волхв, и что умеет делать.

Заслышав хлопанья крыльев, и я инстинктивно потянулся рукой к ракетнице, заткнутой за ремень.

— Ню, — задержал я её подле себя. — Ты слышала?

— Клак, — "обрадовала" она меня, и как всегда так, что лучше б просто промолчала.

Стервятника нам тут только и не хватало. Едва отбились от длака, как пожаловала иная тварь — крылатая.

Клак продолжал кружить вокруг нас, чуя скорую поживу. И можно не сомневался: если сами не свалимся вниз, крылатая тварь предпримет попытку скинуть нас в пропасть.

Предпосылки были. Клак нарочно обнаружил себя для нас, нагоняя страху, да мы с Нюшей не из робкого десятка — ещё не с такими тварями сталкивались, следуя на Лысый Горб от Гремящей Воды. Иное дело: идти тут приходиться по обрывистой тропке, постоянно поворачивающей вверх вокруг скалы — один неверный шаг, и клак несказанно обрадуется, ну или длак, оставленный нами внизу. Когда тут достаточно хорошего порыва ветра и — поминай, как звали.

Крылатую тварь скрывали густые облака. Она использовала дымку с природным мастерством воздушного хищника, неожиданно выскользнула из-за неё и постаралась отвлечь на себя, не приближаясь к нам.

В лицо ударил порыв вихря, дополнительно, хлопком крыльев, клак стремился дезориентировать меня. Ему это почти удалось, да Нюша придержала меня, и я вновь обрёл твердыню под ногами.

— Погоди, — намекнул я ей на передышку, а сам затеял отомстить клаку, чтоб этой твари неповадно было донимать нас, и у неё пропал всякий интерес к нам.

Тратить заряд ракетницы жалко, ещё пригодится нам там, внизу, или наверху, когда доберёмся до этого самого волхва, и я выскажу ему в лицо всё, что думаю о нём и по этому поводу тут. Лично мне, очевидно, что, таким образом, он устроил нам проверку: сдюжим ли мы пробиться к нему?

Я взял булыжник и дождался, когда клак снова спикирует на нас, бросил на опережение, и промахнулся, но заставил клака минуть нас с Нюшей намного дальше. И всё повторилось вновь, если не брать в расчёт то обстоятельство, что я вооружился горстью мелких каменьев. И тут, как из дробовика, сложнее промахнуться, чем попасть. Вот и я задел крылатую тварь. Клаку это не понравилось, я раззадорил его. Теперь только держись — придётся отстреливаться натуральным образом с применением ракетницы.

Да где там — клак столкнул на нас камни. Сообразила тварь. Но на то и хищник. Знал своё дело.

В голову больно прилетело, и не присядь я, лежать мне на целое "га" ниже того места, где растянулся сейчас.

Выручая нас, за дело взялась Нюша.

Я понадеялся: она прогонит клака? Ан нет, ошибся — вместо этого она развеяла вокруг нас облака, и теперь я мог преспокойно подстрелить клака.

— Только покажись, и саму пущу на жаркое длаку... — приготовился достать тварь из ракетницы.

Ух...

Клак выскочил из-за далёких теперь облаков со скоростью пули на нас, но я всё же успел выстрелить в него, и даже зацепил, насколько уяснил, поскольку на этот раз тварь пикировала точно на меня.

— Получила, падаль... — бросил я на словах вдогонку клаку, и не удержался, добавив камнем вниз.

Надеюсь Хорса не ушиб — ни разу. А то достала нас тут эта крылатая зараза.

— Будешь знать, тварь, как к людям приставать!

Прислушался чуток погодя, и больше никаких хлопков крыльев или злобного клекота стервятника до нас с Нюшей не доносилось.

— Кажется, отбились, — выдохнул я облегчённо. У меня словно гора отвалилась с плеч, не считая той, на вершину которой нам ещё топать и топать.

— Га-га... — повторила Нюша.

Мне вспомнилась одна певичка из моего мира — иностранка, американка. Сюда бы эту страхолюду, вот бы порадовались жихари, такой бы костерок на погосте устроили, что инквизиция обзавидовалась бы им.

— Скажи, Ню, а гаги у вас водятся?

И я не про певичку, а дичь. И можно ли её бить?

Но она и слушать меня не стала, тащила дальше за руку наверх.

— Да гакаю я... Иду-иду...

Восхождение затянулось, нисколько не удивлюсь, если окажется: внизу уже давно наступила ночь, а у нас тут тоже не то что бы светло, но видно стало много лучше. Всё-таки не зря Нюша обладала магическими способностями. Вот если бы ещё могла наворожить еды...

На гнездовье дорогой и наткнулись.

Мне также захотелось пить, а лучше яиц для утоления голода и жажды одновременно, может быть только готовая пища да вода.

— Не мешало бы полакомиться ими, Ню, — указал я на кладку, расположившись в гнездовье по-хозяйски; и меня мало волновало: могла принадлежать клаку.

Любой бы на нашем месте отомстил твари, чтоб их поменьше кружило над головами. И если есть их нельзя, то почему не разбить, или того же длака внизу яйцами накормить? Чай, ручная тварь, а не эта — дикая.

Ню было не пронять, да и не узнать — переменилась. Ну да, шли навстречу неизвестности, — насколько понял я, толком не ведая, чего можно ожидать от жившего в одиночестве волхва. Тут и сам бы одичал в конец, да обладай магическими способностями, превратился б в какую-нибудь тварь. А вниз иным способом, сомневаюсь: не удастся спуститься, естественно не свернув шеи, поскольку ехать придётся на том, на чём лично для меня привычнее сидеть.

— Ню, долго ещё нам "га"?

Лучше бы не спрашивал, получив кивок одобрения вместо ободрения. И останавливаться на узкой тропке не такая уж заманчивая перспектива, а одна — оказаться внизу раньше, чем наверху.

— Ползу, ползу... — перешёл я на ходьбу на четвереньках. — Куда я денусь, Ню, ведь повязаны с тобой. У нас теперь одна судьба на двоих!

Во всяком случае, я очень на это надеялся, и жизнь не будет короткой, а длинной, как эта тропа, но не хотелось, чтоб извилистая, и нам только здесь пришлось бродить на волосок от смерти.

Но ничего, справились кое-как.

Вот она — вершина! И особой радости, я не испытал. Хотя если взглянуть на простиравшийся над нами звёздный небосклон с полным диском ночного светила, то и тогда радости полные штаны от одной мысли: рано или поздно придётся спускаться вниз.

Ну да ладно, сначала о романтике.

Нюша села подле меня, продержавшись немногим дольше на своих двоих, и прижалась ко мне. А что, действительно хорошо вот так сидеть в своё удовольствие и любоваться звёздным небом с полной луной. И волхв нам тут будет третьим лишним. Только за одну мысль о подобном свидании тут с Ню стоило покорить Лысый Горб, а и жизнь не жалко отдать.

Я сказал: отдать? Вслух или подумал? Поскольку некто внял моим "мольбам". Что-то грохнулось позади меня с Ню, и мы обернулись. На глаза попался волхв, не иначе, иначе быть не могло — он материализовался, меняя структуру тела.

Вот так-так, а история. Выходит, что тот самый клак и был им, а мы пощипали его немного, не за перья, поскольку в боку на его широком "балахоне" при поднятии рук к небу, отчётливо просматривалось пропаленное отверстие.

Интересно, интересно, и где это он прожёг одёжу?

— На костре — искрой.

Это он мне — на мой немой вопрос?!

— Тебе-тебе, Шаляй.

Вслух или?.. — покосился я вопросительно на Нюшу.

Она, как ни странно, кивнула.

Бред сумасшедшего. Похоже, он и приключился со мной. У меня от недостатка кислорода начались галлюцинации. Но ничего, сейчас я приду в себя и открою глаза.

Ага, и так два раза! — вылупился я на нечто, что предстало перед нами с Ню. — Если он волхв, то я — волшебник.

Сам собой вспыхнул огонь, возникнув на ровном месте, где не было ни хвороста, ни прочих дров, чтоб загореться. Я даже ткнул ногой в пламя — рукой не стал, не дошёл я ещё до такого состояния, чтоб обжигать пальцы. Но и обувь не занялась. Я даже жара не ощутил.

Получается: огонь — плод моего разыгравшегося воображения?

— Верно, — подтвердил волхв, даже не глядя на меня, молчал, не размыкая уста.

Хм, тоже мне, чревовещатель! Чем ещё удивит?

И нашёл чем.

— Никто тебя тут не держит — ты свободен, Шаляй, аки ветер!

Ага, спасибо за гостеприимство, мужик. Ты — лучший шутник в этом мире, и мне до тебя, как длаку до вершины Лысого Горба. А тот ещё фокусник!

— Ты за чем пришёл ко мне, человече, чтоб позлить и переполнить чашу моего терпения?

Ах, вот, как заговорил? Никак вспомнил про истукана? Так кто ж знал, что он страж земель родовитов. На нём ведь не было написано как на трансформаторе: не лезь — убью! А даже если и было написано рунами, то я в варварском алфавите ни бум-бум.

— Чем и отличаешься: сначала творишь, а за тем думаешь, что в итоге натворил!

Ну, знаешь что...

Волхв заждался продолжения.

Короче, я признаю свою вину, и явился сюда, чтоб искупить её сполна.

— Ой, ли?

Ну да, Ню тоже небезразлична мне. Кстати, могу ли я породниться с ней? Ты, способен благословить нас на совместную семейную жизнь?

— А ты готов расстаться с мыслью, что больше никогда не узришь свой прежний мир?

Хм, вот так значит, да? Неслабо ты меня.

— Выбор за тобой. Решайся, что тебе дороже.

Конечно, Ню, кто ж ещё! И мир, мой прежний, мне самому осточертел!

— А чем же наш лучше?

Тем, что сразу видно: кто, есть кто — где враг!

— А лешаки и жихари?

Всё верно, мужик, я здесь из-за Ню! Доволен?

— Не совсем. Рада баила тебе: не стать волхвом?

И? Дальше что?

— А дальше всё!

Как — всё? Ты про что именно, волхв?

Он чего-то шепнул мне, по-видимому, какое-то забористо-заковыристое заклинание, и подо мной случился провал земли — обрушился край скалы вплоть до Нюши, и я навернулся вниз.

Да чтоб тебя-а-а...

В лицо ударил ветер — я падал вниз с головокружительной скоростью всё в тех же густых облаках не испытывая поначалу страха, пока подсознание не подсказало мне: рано или поздно всё равно придётся приземлиться.

Я замахал руками точно птица, и понял: не она — не создан для полёта.

И вновь этот клекот клака. Да не одного стервятника разом, а двух.

— Лети сюда, моя птичка! И хватай, а не жди, когда я достанусь длаку-у-у...

Опять этот голос волхва, повторяющий некое заклинание. Я ухватился за подсказку, как за спасительную соломинку. Нет, крылья у меня вместо рук не выросли, но зато я перестал падать со скоростью пикирующего истребителя вниз, хотя, и не скажу, что воспарил. Ничего такого и в помине не было, зато показалась земля, и... я влетел в густую крону, срывая листву и ломая ветки с древа, всё же рухнул.

Чуть погодя подле меня выросла тень варвара.

— Хо-о-орс... — застонал я.

Варвар нисколько не удивился моему столь необычному стремительному спуску, даже не стал спрашивать: где Нюша?

Я сам стонал, призывая её про себя. Она не должна была остаться на вершине подле волхва — не могла бросить меня здесь одного подыхать.

Дыхание восстановилось быстро. Не знаю: её ли мне благодарить за оберег или того, кто низринул меня со своего "Олимпа"? Но одно очевидно: долетался я — и неслабо.

Варвар поднял меня на ноги, и мы заковыляли с ним. Надеюсь, что не вниз с Лысого Горба к селению родовитов? На обратную дорогу меня не хватит.

— Брось... — озадачил я своим коротким изречением варвара, и спешно добавил для ясности. — Здесь оставь...

А то мало ли что ещё взбредёт в голову варвару. Хватит с меня уже полётов во сне и наяву.

Не бросил, дотащил до бревенчатого строения. Хотя сруб, как сруб — не избушка на курьих ножках, а добротный короб. Там внутри оказалась скамья — её твёрдую основу под собой я ощутил всеми костьми. И никакой тебе шкуры в качестве постели, когда я б не отказался поваляться и на траве, а лучше на сене.

Скрипнула дверь.

О, ещё гости. И...

— Ню... — приподнялся я. — Ты здесь!..

Так быстро нагнала меня! Но каким образом? Что-то парашюта я у тебя не заметил, даже котомки с узелком за спиной при восхождении наверх, и стропы не тянулись длинными шлейфами. — Перевёл взгляд на волхва. — Добить меня решил? Вот он я, Шаляй! Валяй!

Вместо этого он замерцал у меня в глазах, заставляя лишиться сознания.

Очнулся я от прикосновения руки моей нежной и милой дикарки. На миг мне показалось: не выходили из избы Ярилы, поскольку Хорс был рядом, а вот хозяином оказался...

Волхв!

Я вскочил, уставившись на него. Ещё бы! Чего он вновь замыслил против меня?

— Ты жаждал пройти обряд, — сам напомнил мне.

Вопрос на засыпку — какой?

— Задай его себе, человече.

Уже, и давно, а сразу! И ты в курсе всего, что мне потребно, как впрочем, и от тебя!

— А не страшишься повторения с падением?

Так падать всё одно вниз, а не вверх! На то и человече, аки сам правильно заметил... Кстати, не знаю твоего имени, а называть мужиком, и уж тем паче варваром, тебя, мне вроде не с руки — оторвёшь ещё их мне вместе с иными конечностями!

— Непременно.

К горлу подступил ком. Затребовав воды, испил, но жажду так и не утолил — во мне горел огонь страстей, сжигая изнутри.

Эмоции, и ещё раз, эмоции — куда ж без них.

— Остынь!

Уже, — заверил я волхва.

— А ты горячий, парень.

Да, я такой, и другим уже не стану!

— То верно, могильный курган и то не исправит. Не отдавать же тебя шишу! Шиш ему! И сам получит на шиши!

Не понял! Это ты о чём сейчас или о ком — обо мне?

— И о тебе! Вставай, га...

Ну, га, так, га! Надеюсь, ниже Лысого Горба падать не придётся?

Ню молча подалась за мной и волхвом. Ну и куда без Хорса — на то и страж нам с ней.

Волхв указал мне на лабиринт, сложенный в круге из камней.

— То твой путь, тебе по нему и га, а куда выведет, кривая стежка, так тому и быть! Ежели ты и впрямь избранный — один из семи — то станешь равным...

Волхвам? — не удержался я.

Ответа не последовало.

Ладно, где наша не пропадала. Стройбат! Ать-два, ать-два... — зашагал я к лабиринту, встав у одной стороны на входе, взглянув на выход с иной. То ли лабиринт сквозной, то ли с подвохом — можно выйти оттуда, откуда вошёл, если кривая дорожка заведёт не туда.

— Не страшись, я с тобой, — уловил я голос Нюши.

Она встала у выхода лабиринта с противоположной стороны каменного круга, выглядевшего на манер спирали. Или это был иллюзорный обман для отвода глаз?

— Га... — подтолкнул меня голос волхва к решительным действиям, и я зашагал уже по лабиринту, твердя про себя, как "Отче наш" — ать-два, ать-два. Стройбат!

И кто вообще так строит лабиринт? — посетила меня очередная мысль, но по мере того, как я всё дальше удалялся, а не приближался к Нюше, настораживала меня.

Пару раз я прошёл совсем рядышком от знахарки, отклоняясь по спирали всё больше к центру.

Га, га... — неслось мне постоянно от неё.

Ага, ага, — твердил я про себя, вместо бравурного прежде — ать-два — уже считал много дальше чем за три-четыре, отмеряя шаги. И помниться, входя в лабиринт, прикинул навскидку: шагов придётся сделать не больше сотни, максимум две, а тут уже насчитал три, затем четыре и... дело дошло до кэмэ, а мой путь не стал короче.

Неужто заблудился, плутая там, откуда давно бы вышел ребёнок, ползая по нему в пелёнках на руках.

Га, га...

Да иду я, иду! А куда — сам не ведаю!

И до тех пор не знал, пока не встал в центре, и мне почему-то захотелось закрыть глаза, и присесть. Поджав ноги под себя, я опустился наземь, прислушиваясь к отзвукам, доносившимся до меня с разных сторон.

"Встань и иди..."

Голос показался знакомым, прозвучав явственно, нежели все остальные какофонией.

Дока! Ты что ль, бригадир?

"Не стоит мстить — зло порождает зло..."

Папаня! — узнал я иной голос — его.

"Чего расселся, Шаляй?.. Валяй!.."

Аким, Багор... — признал я мужиков.

"Ноги в руки и отыщи тех, кто повинен в нашей смерти..."

Колюня! — не стал я больше называть его Конём, как прежде с завидным постоянством.

"Поспеши, ты нужен варварам! Они не сдюжат с порождениями прорвы одни..."

Ага, — поднялся я. — Уже... Бегу... Угу...

И снова лабиринт — земля под ногами исчезла, а камни превратились в яркие вспышки света, словно я сам представляю собой бесплотный дух и парю по бескрайнему космосу родной галактики, а где-то там, как Солнце, меня манит к себе Нюша. Она и впрямь Рада... была видеть меня не меньше, чем я её.

Так и назвал, а она обняла меня. Я почувствовал прикосновение.

Неужели получилось, я прошёл испытание?

И предстояло совершить ещё одно.

— Хорс, за мной! — рванул я вниз с Лысого Горба.

— Так буде далече, — предложил волхв сократить мне путь, напомнив про свободный полёт.

Нюша не обиделась на меня, уяснив: родовитов ждёт беда; сама кинулась вслед за мной, но сразу к обрыву, заставив меня остановиться. Я колебался, выбирая между ней и Хорсом — всего миг.

— А... — прыгнул я с разбегу в бездну, — полетели-и-и...

— Заклинание... — стал удаляться голос Нюши.

О небо, он совсем вылетел у меня из головы! Волхв, помоги-и-и...

Не откликнулся. Ну и не надо-о-о...

И снова клак. На этот раз стервятник вцепился в меня когтями, не удержал, порвав на мне одежду, кое-как смягчил падение в реку, ну и вода с илистым дном.

Подняв муть, я всплыл.

В селении было неспокойно. Оттуда доносились оголтелые людские крики с воплями, постоянно перекрываемые злобными рыками с завываниями.

— Твари... — фыркнул я, избавляясь от воды и водорослей, набившихся с тиной в рот, двинул к берегу — с трудом добрался до вожделенной суши. Идти дальше было тяжело, и ползти в моём случае — физическом состоянии — также было бы верхом безумства. К тому же ракетница нахлебалась воды не меньше меня. Пришлось задержаться, вытирая травой, а затем ещё и проверять оставшиеся у меня заряды.

Будем надеяться: стрелять смогу. А если нет...

Проверил рукой на месте ли лопатка? На месте — торчит за ремнём. Куда ж она денется.

Ладно, с ней и факелом, я тоже кое-чего стою, как воин.

Стройбат! Ать-два...

И откуда только силы взялись? Ноги сами меня понесли, поскольку Нюши со мной не оказалось рядом, значит, она уже там, куда увлёк её сам, и Хорса. Другое дело: куда запропастился варвар? Если подался вниз прямиком тем же маршрутом, когда мы брели на Лысый Горб за ним, как раз к утру поспеет. Да толку — всё без толку — с родовитами будет покончено, а возможно и мной с Нюшей. Но, чему бывать, того не миновать! А я в неоплатном долгу перед теми, кого потерял, и нынче терять не хочу, вот и стремлюсь помочь родовитам отбиться от порождений прорвы, пришедших в их земли охотясь за мной. На чём сделал при общении со мной главный упор волхв.

Я не спецназ, но стройбат помниться, тоже страшная сила. Нам оружия не выдают, а в качестве него — орудия труда, что тоже неплохо сойдут за орудия убийства.

Подобрался к кругу вспаханной земли.

Где ж разрыв в защите? Ведь порождения каким-то образом прорвались за него в селение к родовитам?

Разбираться и забивать себе голову подобными мыслями мне сейчас ни к чему, а до добра не доведут, у страха, как известно, глаза велики. Надеюсь, мои не отсвечивают в ночи, как фары, а то мне быстро по ним засветят порождения прорвы, когда самому охота поохотиться на них.

В одной руке у меня ракетница — я всё ещё надеюсь произвести из неё удачный выстрел, а в иной — лопатка; факел в зубах. Его пока не зажигал, и знаю, как, а где поджечь. Одна изба уже горит, точнее догорает, полыхая так, что видно издалека за варварское "га". И подожгли её родовиты неспроста.

Ага, вижу нечто, что в стороне от меня рвёт варвара. Тот больше не отбивается, а порождение наслаждается, упиваясь его кровью — пожирает свежую плоть.

Тварь, вот я тебя, — заставил я отвлечься её на себя. Учуяла меня, уродина, и раньше времени. И как — по запаху или на слух определила, где я хоронюсь, — непонятно. Резко отпрянула в сторону от добычи, обозначив ей меня.

Куда? Стоять — бояться-А-А...

Она выскочила на меня, стремясь зайти со спины, но в последний момент я уловил её бесшумное приближение. Она выскочила из-под земли.

Ничего страшного, уже проходили, знаем, как вас валить и обратно зарывать в землю.

Получи...

Мне удалось выстрелить из ракетницы, но перезарядить — и думать не стоило. Довершил работу лопаткой, снеся с невероятной лёгкостью полчерепа.

У моего носа лишь клацнули клыки уродины. По ним и получила следом от меня факелом.

— Задавись!

Не останавливаясь подле поверженного не до конца мной порождения, я кинулся на свет, обернулся, валясь на спину и подбирая ноги в коленях для новой встречи с уродиной, выскочившей вслед за мной. И тут же подавшейся назад. Неужто искать недостающую часть тела?

А вот это уже удручающая новость. Ракетница, конечно, хорошо, но в качестве достойного оружия против порождений прорвы нужен открытый источник огня.

Вырвав из штакетника приличный кол, я подпалил его от догорающей избы.

— Ну и где же вы, уродины? Покажитесь! Выходить по одному с высоко поднятыми передними конечностями к небу!

Ух...

Ко мне подскочил родовит. Что-то с ним, варваром, было не так. И что, я понял по его чёрным, как сама бездна, глазам. Напал на меня. Да не на того, и мне пришлось доказать его неправоту. Я сунул ему в морду колом с горячим концом, опалил прядь волос, занявшихся разом с бородой, а добил уже выстрелом в спину, когда он стремился выскочить из света, стремясь назад, во тьму.

Не хватило совсем чуть-чуть.

И кто-то ещё отвлёк меня от него.

— Ню...

Она промелькнула мимо меня тенью, бросившись с яростью и грациозностью хищной кошки к варвару. Хорошо, что не на меня, а то могла неправильно трактовать моё столкновение с ним.

Шиш там, — как говаривал волхв. — Ни шиша ни вышло!

Нечто вышло, а точнее выскочило из варвара, клубясь тьмой подобно вихрю с парой огоньков, стрельнувших злобно в меня, и слилось с тьмой вокруг пожарища.

Я оступился, и упал, не устояв на ногах.

Ну и взгляд у той бесплотной твари!

Порождение прорвы не шло с ним ни в какое сравнение. Исчадие и есть, а иначе не скажешь.

— Ню, стой! Куда? — не удалось мне удержать её подле себя на словах.

Перезарядил ракетницу, и снова вооружившись факелом, двинул во тьму, сунув лопатку за ремень — почуял, а не услышал, уловив на слух, иное порождение. Оно поджидало меня, хоронясь в земле, и там, где я обнаружил его, не было следов взрытой почвы — рылась в ином месте, а тут, в непосредственной близости у поверхности, её ход и заканчивался. Сам устроил ей засаду, схватив чьё-то копьё, воткнутое в землю рядом острым краем, и, с куда большим успехом, использовал его, нанизав порождение, выскочившее на меня, подобно разорвавшемуся снаряду из-под земли, летя в лицо с комьями дёрна.

— А вот и жаркое подоспело, — довершил я начатое дело факелом, поджигая уродину, не позволив ей уйти под землю; мгновенно переключился на иное порождение прорвы, загнавшее в угол ребёнка. — А ну поставь ребятёнка на землю, паскуда!

Сам пообещал воткнуть её туда иным местом — и лапами кверху.

Не поняла, тварь, меня. Моё предупреждение не сработало, вот и заработала огненный заряд в пасть.

Я подлетел к обезглавленному порождению, перерубая конечность, державшую ребёнка в воздухе, не успел вовремя подхватить, не говоря уже, чтоб успокоить. Да какое там, и думать об этом не стоило. Ребёнок-родовит вперёд меня добил порождение, обсадив ему ноги серпом, поднятым им с земли.

— А ты молодец, вар...вар...ёнок!

Ну да, на то и являются с рождения ими, и прежде учатся держать оружие вместо игрушки в руках, чем сами держаться на ногах. Это у них и впрямь в крови. А не заметил её — от твари на себе. Тогда как сам заинтересовался ей: из чего она состоят?

Посветил факелом. Она зашипела на свету, и я не возьмусь утверждать: испарилась, скорее, реактивировала, как гремучая смесь, вроде кислоты или щёлочи.

Теперь понятно, почему порождения прорвы не нападали на нас днём, а исключительно с наступлением ночи. Не вампиры, и не горели, зато взрывались изнутри из-за растущего давления в их нездоровом организме. Получалось, что ультрафиолетовые лучи воздействовали на них, как запал на ручную гранату.

Это радует — с одной стороны, а с иной — уже здесь, твари, и хозяйничают не просто в землях родовитов, а в их селении. И почему волхв медлит — не объявится тут с нами, а? Или его способности не распространяются дальше Лысого Горба?

Зря я клеветал на него, то, что приключилось дальше, иначе как звездопадом с неба не назовёшь. И вызвать град метеоров, бомбардирующих селение вокруг меня, и разрывающихся во тьме при ударах оземь огненными вспышками, был способен исключительно волхв.

Я дождался, пока рассеется поднятая взвесь земли в стороне от меня, прикрывая лицо рукой, не удержался и взглянул на небольшой кратер, напомнивший воронку от орудийного снаряда калибра 152-мм. А приметил ещё одну такую с опаленными краями.

М-да, славно поработал волхв с Лысого Горба, прямо как артбат. Бац-бац и — мимо. А ни одного промаха, ведь знал, куда "поливал", и кого, достав множество тварей. Но не всех, Нюша порывалась за круг, да Ярила удержал мою дикарку, при этом заставив меня приревновать. Мне не понравилось, что он силой прижал её к себе, а она пыталась вырваться.

— Я вам не помешал...? — подмывала меня моя тёмная суть съязвить — любовнички. Однако сдержался, скрежеща зубами, и не из последних сил. Вдруг понял: притомился и неслабо, пожелав испить воды из кадки, да такой, что побольше и поглубже.

Самое странное, что никто из родовитов не кричал: пожар, горим. И тишина в данном случае не являлась гробовой. Население селения уцелело, правда, не в полной мере, но грех жаловаться. Не вмешайся мы с отшельником с Лысого Горба, и жаловаться было бы некому.

Отпустив Нюшу, Ярила одарил меня столь испепеляющим взглядом, словно это я был зачинщиком бойни родовитов с порождениями прорвы.

Конфликт удалось исчерпать с возникновением меж нами Хорса.

— Вожак...

— Бай!

— Мы достанем порождений! Им не уйдут от нас днём! Жизнью клянусь!

Ну да, стоит закрыть брешь в защите земель у Гремящей Воды, хотя бы собой, устроив вновь бойню тварям из прорвы, и шиш, тогда, они уйдут ещё и с тем, кого тут так называли родовиты. А я запомнил тот жуткий взгляд клубящейся воронки вихря. Зато не знал, как с ним можно совладать. Буду надеяться: Нюша подскажет. Ведь именно за ним порывалась отправиться вдогонку, а Ярила удержал, в отличие от меня.

— Отдыхать! — постановил вожак.

Я растянулся прямо тут на земле, не обращая внимания на тень. Подошёл спасённый мной ребёнок. Стало быть, сирота.

Нюша поняла всё без слов, потрепала мальчонку за копну волос, и вдруг стала причёсывать как девчонку.

Вот так сюрприз. Ей и оказался ребятёнок.

— Ну вот, а я рассчитывал на сына, Ню.

Она что-то буркнула мне, и я вспомнил пословицу: "Дарёному коню в зубы не смотрят!"

Ошибся. Не так подумал — неправильно, и недостойно меня, как родовита. Папаня бы сказал иначе, отметив: "Дети — дар божий! И даются свыше!"

— Как звать-величать-то тебя, вар...вар...варварарёнок? — вновь едва выгравировал языком столь заковыристо-забористое слово для меня.

— Варвара я, — неслабо так она удивила меня.

Ну да, Нюша в девстве — один в один! А та же неподдающаяся расчёсыванию гребёнкой копна иссиня-чёрных волос — и свисает торчком в разные стороны.

— А я — Шаляй. Но можешь звать меня...

— Тятя... — и снова меня неслабо озадачила Варвара.

Когда я хотел сказать чуть иначе, чтоб звала — дядя.

— А Нюшу, она же Рада... Нет не тётя.

— Ляля, — подсказала Варвара.

— Надеюсь, я правильно понял, до... — не поворачивался у меня язык назвать Варвару дочкой, интересуясь у Нюши, — ...о-она назвала тебя ма-а...

— Да!

Ну да, чего это я? Мы ж в ответе за тех, кого приручили. А тут стоит кого-то раз погладить или покормить, грешным делом, и не отстанет.

— У-у-у...

— Тебя мне только не доставало, длак, ты этакий!

И вот, у меня уже имеется не только ручная тварь на манер собаки, а и семья, о которой я мечтал, но создал столь странным и неожиданным образом. Мне оставалось лишь справить избу, да и тут сюрприз — Варвара отвела нас в свою, где жила с родителями. И дополнительно выяснилось: в подполе прятался ещё и...

— Согласен, Ню, пусть будет сын, — опередил я её по мысли, и добавил уже как родовитый хозяин. — Ты б прибралась что ли — похлопотала по хозяйству, пока я мебель справлю — стол почину и скамью. Угу?

Итого нас — если не забывать о длаке, что постоянно напоминал нам про себя, да варвар...варвар... Тьфу!... мальчонку и девчонку — уже пятеро. Ну, будем надеяться, двое других до семи членов семьи, заведём с Нюшей как-нибудь сами, своими силами, а не прибьются к нам сиротами иные малыши, коих нынче хватало у родовитов. И жили они, насколько понял я, одной большой семьёй — то бишь родом.

На пороге новой для меня избы вырос Хорс.

— Заходи, гостем будешь, — приветствовал я стража.

— Мир в ваш дом, — обратился он ко мне, как к хозяину.

Что-то новенькое услышал я для себя — заодно и узнал.

— Вожак сбирает вояров в поход. Га...

Бросив мельком в сторону Нюши пытливый взгляд, я получил от неё кивок одобрения.

Ну, га, так, га!

Похоже, что я и впрямь стал родовитом, да и не только — то странное ощущение, когда ты, не ведая, где находится порождение, легко определяешь его даже под землёй, и глаза у тебя превращаются в самый настоящий сканер, кажется: способен ещё и не на такое, а многое. Но человеку всегда всего мало. Вот и мне хотелось, чтоб на глазах в будущем появилась разметка дальности прицела. А то — не быть мне волхвом. Разберёмся, что к чему, и с теми, кто тут охотился на меня, а пострадали родовиты.

Долг платежом красен!

* * *

— Зырь! Зырь... — не находил себе места Шиш, бросив на погибель лешаков и жихарей угробленных стражем; насилу нашёл призванного, сумевшего пробиться сквозь брешь охраняемых земель родовитов истуканами-идолами. — Ты где пропадал столько времени, пока меня чуть не испепелили теплокровные?

— Укажи мне на них, и я угроблю их всех! — зашёлся страж прорвы.

— Не всё так просто, Зырь...

Глава 13

"Жизнь порой выкидывает такое, чего лучше обойти стороной!"

Собираться мне не пришлось, всё необходимое под рукой — я больше не расставался с лопаткой, и ракетница грела меня лучше, чем тварь, когда я зажигал её из неё.

Светало. Люду в селении прибавилось, родовиты повылазили из подполья — в основном бабы и детвора, а мужики спешили к избе Ярилы. Там намечалось вече на манер военного совета, откуда эхом уже разносился громогласный глас вожака.

— Браты...

Вожак завёл речь о погоне за порождениями прорвы. Оно и понятно не только мне, а всем без исключения обитателям селения: врага нужно бить, чтоб не опомнился, до тех пор, пока не истребишь. Нечего оставлять тварей в покое, иначе чревато новым столкновением, и придут, куда в большем количестве, нежели прошедшей ночью. А насколько понял я: было немало. Не подсоби родовитам волхв, поливая градом огненных метеоров, как реактивная система залпового огня "Град", причём точечно нанося удары по порождениям прорвы, до утра никто бы не выжил.

Мужики поддержали почин вожака — сотрясая оружием, срывали глотки в бравурном оре. Хорс также подхватил, ну и я не сдержался, закричав:

— Ура-Ра-А...

А что, вроде правильно кричал, и варвары. И победный крик не изменился с их поры, оставшись идентичным в моём временном измерении.

— Шаляй... — Ярила приметил меня, призывая примкнуть к нему.

Что я опять сделал не так или сказал, вмешиваясь, куда мне не следовало?

— Вожак, — Хорс последовал за мной, шепнув кое-что на ухо Яриле.

Тот одобрительно кивнул:

— Браты! Радуйтесь! У нас появился славный вояр!

Ярила схватил меня своей лапищей за руку и поднял точно судья в ринге боксёрскую перчатку победителя, прибавил: дескать, появилась новая ячейка общества — семья; вроде как объявил нас с Нюшей (Радой) мужем и женой. Почти как в загсе — благословил нас на прохождение обряда венчания, чтоб окончательно соблюсти законы родовитов.

Хм, если бы, а то на празднества не было времени, и не по тому, что собирались броситься в погоню за порождениями прорвы. Причина в ином (тут такое горе — столько побитого люда — мужиков и баб с детьми), и понятна мне. Но вот когда вернёмся, тогда и будут соблюдены окончательно все правила моего становления варваром-родовитом, поскольку с Нюшей, я всё равно не свижусь, пока не вернёмся из похода.

— Из похода?! — Ярила озадачил меня, когда я думал: нам не придётся делать вылазку за пределы земель родовитов, а оно вон, как всё обернулось. Жихари оказались обращены не то в страхолюд, не то образин, являли собой порождений прорвы, и если их всех не упокоить на погосте, станут и дальше нападать на родовитов.

Мне хотелось верить: в Шишмор не пойдём. Во всяком случае, я туда без Нюши ни шагу. Она осела в селении у родичей с детворой — Варварой и...

Как звать-величать мальчонку — я не знал. Ладно, потом сюрприз будет. Сын, он и есть сын, что ещё надо? Когда получил разом всё, чего так жаждал, а теперь вот не знаю, что толком мне со всем этим делать — ответственностью семьянина-родовита свалившейся на меня?

Для начала стану вояром, — решил я, а дальше кривая стежка выведет меня на путь истинный. В чём нисколько не сомневался: отныне родовиты не слезут с меня и будут воспитывать по своим правилам и канонам, чтоб я в свою очередь воспитывал приёмную детвору, ну и Ню уважал и ублажал. И прочее, и прочее, прочее.

Пока я предавался думам, Ярила отбирал вояров в "карательным" отряд, и многих оставлял в селении. Нет, вожак не забраковывал их, просто подбирал самых опытных вояров, таких, как сам, и про меня не забыл — позвал вслед за Хорсом.

Небольшой же у нас получился отряд мужиков, точнее братов с дюжину едва ли наберётся. И все как один со сбруей, и у каждого своя, и все в расшитых рубахах. Один я как... страхолюда. И винить меня, как и мою хранительницу домашнего очага, ни у кого не поворачивался язык, да братья-славяне всё равно косились недоверчиво на меня из-за нетипичного для них наряда — униформу военного образца цвета хаки.

— Зайди в избу, переоденься, — Ярила отправил меня к себе в дом.

— Добрый день, — поздоровался я с хозяйкой.

Свара зыркнула на меня.

— Утро доброе, — исправился я, и понял: оно совсем недоброе после "шумной" ночки.

Ничего мне не говоря, Свара одарила меня очередным внимательным взглядом, подалась подбирать одёжу — сунула ту, что, наверное, носил ранее в моём возрасте Ярила — не иначе.

— Мне прямо тут раздеваться? — уставился я на Свару.

Бабёнка хмыкнула и сделала вид, что ей не до меня, принялась хлопотать по хозяйству, готовя вместо еды узелки — и не один, а два, пока я облачался в одёжу родовита.

— То Яриле, — сунула она мне первый узелок, а второй. — Хорсу.

— А мне? — не сдержался я на эмоциях.

— У тебя своя хозяйка!

Вот так вот — то всё, то ничего.

Я повернулся и направился на выход из избы.

— Погодь! — остановила меня у двери Свара, и сунула третий узелок.

А сама, поди, ещё раз взглянула на меня, вспоминая молодые годы. Не скажу: я с Ярилой на одно лицо, но в его одёже я себя не видел. Вышел.

К воярам, отправляющимся в поход, подбегали жёны и детвора — бабы обнимали мужиков, суя им такие же точно узелки, что вручила мне Свара в трёх экземплярах, и дети верещали: "тятя"!.. и обжимались с ними.

А где ж мои? — взыграла во мне ревность, заставив поискать их глазами среди толпы, неожиданно натолкнулся взглядом на знакомое лицо.

— Ню! — преисполнился я чувством неописуемой радости.

Она стояла и сжимала в одной руке узелок, а иной — за ручонку мальчонку. И та самая кудлатая девчонка стояла рядом с ними.

— Варвара! — не удержался я и кинулся к ним.

Мы обнялись с Нюшей, и к нам прижалась детвора. Мальчонка обхватил меня за ногу, и я сразу же вспомнил про длака.

— Маловато будет твари жратвы, придётся мне в дороге озаботиться её и вашим в дальнейшем прокормом, — я сунул Варваре узелок, подаренный мне Сварой. — Это вам на первое время. Я скоро вернусь, тогда и заживём мы, родные мои, припеваючи, горя не зная!

— Шаляй...

Голос вожака родовитов заставил меня обернуться. Отряд вояров был готов к погоне, и братья-славяне ожидали исключительно меня.

— Валяй... — Нюша напутствовала меня, коснувшись кончиком своего носа моего, ну и я не удержался — поцеловал её в уста.

— Тятя, тятя... — запричитал малыш.

Ему, наверное, и трёх лет от роду не исполнилось.

— Ничего не бойся, сына, — провёл я ладонью по волосам мальчугана. — Тятя уходит на охоту и скоро вернётся!

И слёзный взгляд Варвары, перехваченный мной.

— Ты уж помогай... Нюше, — поостерёгся я назвать её матерью. Когда решит, тогда сама её и назовёт так, а меня, как её братишка — тятей. — Да за братом приглядывай! Поняла?

Варвара кивнула в растерянности. Понимаю её: не успела обрести вновь отца с утра пораньше, потеряв посреди ночи родного, а теперь и отчим покидает.

На душе было тоскливо, и не я один с тяжёлым сердцем покидал поселение родовитов, все вояры в отряде испытывали аналогичное мне чувство, не оборачиваясь назад, махали рукой родным и близким.

Бабы, как ни странно, не голосили, но обязательно ещё завоют по убиенным родичам, оплакивая их, и совершая погребальный обряд.

— У-у-у... — затянул длак, приветствуя нас.

Раньше бы мне показалось: кличет беду на мою голову, тварь. А теперь чётко знаю: не позволяет распространяться заразе, поскольку мёртвый и не захороненный надлежащим образом люд, восстает, а потом случается то, чего давеча ночью в селении родовитов.

Не по этой ли самой причине у них здесь принято кремировать всё и вся, развеивая по ветру прах.

Я плёлся в хвосте отряда братов из-за невероятной скорости передвижения вояров, они не шли, а казалось, бежали вприпрыжку, тогда как я, на самом деле иной раз подбегал к ним, чтобы вновь отстать.

И почему мы не двинули по воде на вёслах, а пёхом? Неужели так быстрее или напротив, стремятся срезать дистанцию и подкрасться тихо, незаметно к порождениям прорвы?

Отмахав примерно га, вояры под предводительством Ярилы снизили скорость продвижения, и мне удалось нагнать Хорса, махавшего до сего момента длинными шагами-скачками с копьём на плече, и с круглым щитом за спиной, коим у нас в отряде обладал каждый воин, но не я — салага ещё, неопытный вояр, скорее подопытный — меня всему только-только предстоит учить. Знать, щит мне не положен. Тогда как оружие у каждого своё: у кого-то топор с длинной рукоятью, у кого-то обоюдоострый клинок, у кого-то молот, у кого-то булава, а и кистень заметил, и много прочего оружия, какое видел впервые и естественно не знал точного названия.

— Чего затоптались? — заинтересовала меня скорость снижения отряда.

— Порождения, — без лишних слов объяснил мне всё немногословный Хорс.

Оно и понятно — длак жался ко мне, и, не стараясь добраться до узелка с едой, а от ощущения близкой опасности. Я сам прочувствовал неладное, и мне захотелось стать "терминатором", как тогда, ночью в селении родовитов, когда во мне вдруг открылось шестое чувство, прозванное мной про себя "третьим глазом". И не закрывать же мне два, чтоб открыть его?

Увлёкшись думами, я не заметил, как вырвался вперед братов, и Ярила осадил меня назад — стоял во всеоружии, но щит по-прежнему оставался у него, и прочих вояров, за спиной, служа защитой и бронёй одновременно.

Вопрос на засыпку: а почему доспехами не обзавестись? Или имелись, но предпочли отправиться в погоню налегке? На что понадеялись, что расправиться с порождениями будет легко? Да на родовитов это непохоже!

Многое мне тут ещё непонятно, но ничего, выживу и дальше в схватке с порождениями прорвы, а из ума уже вряд ли, разберусь ещё и с братьями-славянами и их варварскими порядками. Пора мне уже отплатить им добром за добро не только ратясь с оружием в руках плечом к плечу с ними, но и иным образом — объяснить им, что из металла можно и нужно производить кольчугу и прочие незаменимые по хозяйству вещи.

А приметил странным образом одну вещь, снова двинул вперёд и Ярила с Хорсом опять на пару одёрнули меня назад.

— Приманка!

Ага, западня, — дошло до меня с их подачи. Ещё бы, порождения, будто нарочно оставили для меня то, что манило к себе.

Наживкой послужил карабин Доки.

Откуда он взялся здесь? И кто притащил его сюда? Не иначе уродина, в которую Шишигу обратили порождения прорвы?

Где же вы? А ну покажитесь?

Как в прошлый раз по мановению волшебства в селении, здесь у меня не получилось. Третий глаз не открылся, да и прежних два не включились подобно фарам с дальним светом. В чем же причина? Неужели я истратил магическую силу, вобрав в себя в лабиринте на вершине Лысого Горба? Или причина до банальности проста — я слишком далеко находился от её зоны действия, и оказалась небольшой?

Поляна посреди дебрей, на которой остановились мы, освещалась плохо — тут росли исполинские деревья с пышными, раскидистыми, густыми кронами, но местами в них всё равно отчётливо виднелись проплешины, сквозь них и проникал лучами свет, отражаясь пятнами на земле.

Браты встали в круг, образовав кольцо, ощетинились оружием. Ну и я, ухватившись одновременно за лопатку с ракетницей, примкнул к ним, уяснив про себя: первый "сигнальный" выстрел за мной. Иного не будет — перезарядить ракетницу не успею. А вот если попытаться добраться до карабина? Интересно, он заряжен? В обойме остались патроны? Да узнаю не раньше, чем рискну.

Меня так и подмывало броситься к "сайге". Украдкой от братов я сделал шаг в сторону огнестрельного оружия, и замер как истукан на месте.

Вот она тварь — сидит в земле и только ждёт меня там, в своём логове — оскалилась, выставив клыки и когти, готовая ринуться из-под земли.

Я не удержался и топнул ногой, заставив порождение среагировать на дрожь земли. Оно выскочило, и родовиты приняли его на остриё копий, а я кувыркнулся через себя, избегая столкновения с порождением, подался к карабину, неожиданно понял: мне не жить. В засаде сидели иные порождения прорвы — повыскакивали, реагируя на меня, все как одна.

Я выстрелил из ракетницы в одно порождение, добавил лопаткой на авось. Вроде получилось отбиться — от него, но третье порождение по счёту достало меня, прибив к земле, а его, метнув с дистанции копьём, Хорс, рискуя поплатиться собственной жизнью.

Варвар остался без оружия, тогда как я дотянулся до карабина.

Грянул выстрел. Мой риск уже оправдан — дробовой заряд остановил новое порождение, заставив забиться в предсмертной агонии, и я отскочил на луч света, встав в небольшом освещённом круге, где точно так же как и я по соседству замер Хорс.

Порождений на поляне оказалось прилично, а нас меньше в разы.

И откуда только они все повылезали? — было мне интересно спросить у них с огнём в руках.

Порождения метались вокруг пятен света, где мы укрылись от них, и тянули свои когтистые конечности к нам, одёргивали назад, едва распухали, попадая на свет.

— Держи, — я метнул лопатку Хорсу.

Брат-родовит выставил руку, и порождение зацепило его, стремясь перехватить. Но он сумел извернуться, отсекая порождению конечность, а я добил из "сайги". И следом "осечка". В обойме закончились патроны. И других, я что-то не видел. Снова зарядил ракетницу, разрядив её буквально тут же в вездесущие порождения.

Получив смертельную рану, образина не растерялась, и ринулась в круг света на меня, вытолкнула за него. Сунув ей лопатку в клыки, я не надеялся отбиться. Выручил Хорс, прыгнув на нас с ней. И если бы не щит за спиной варвара, иное порождение порвало б его, и следом меня.

Я уже не надеялся уцелеть в бойне с порождениями, когда они неожиданно разбежались, как по команде со стороны. Некто руководил ими, или я, как всегда, ошибался. Вот и здесь сейчас допустил непростительную ошибку, завладев карабином.

Строгий взгляд Ярилы не показался мне укором, значит, я сделал всё правильно, решившись на героический поступок, пока мои братья выжидали: кто же выступит в роли самоубийцы.

У нас были потери и в основном ранеными, но вот один вояр перестал корчиться от боли, и оберег его не спас, даже "аптечка" не выручила — фляжка с целительным снадобьем — Ярила плеснул ему на рану из неё, и дал испить.

Я сам сейчас не отказался бы от "допинга", но мне никто не предложил. То ли не заслужил, то ли полагался исключительно раненым. Среди них был Хорс, потеряв немало крови. Однако пара капель эликсира в рот, потом на раны, и затянулись у него как на собаке.

Я осмотрел себя на наличие кровоподтёков — имелись, но больше ссадинами, царапинами и синяками, нежели глубокими рваными ранами, что могли оставить мне порождения. А теперь сами станут охотиться на наш отряд по запаху крови. Чему несказанно был рад длак. Тварь принялась вылизывать меня от крови, не думала вгрызаться. И мне хорошо, и ей приятно — не стал я пинать её и отгонять от себя. Вдруг слюна длака отобьёт запах крови? — старался я не думать о заражении.

Вроде обошлось пока, а дальше видно будет, какая моя судьба. Помниться: пообещал Нюше с Варварой и приёмным сынишкой вернуться домой живым, а целым и невредимым — не говорил; сидел молча и взирал на всё, что творилось кругом.

Подтаскивая побитых порождений на лучи света, родовиты заставляли их взрываться.

Бум...

Бум...

Бум-бум...

Тела нави мгновенно раздувались и лопались, испаряясь бесследно — будто бы мы вовсе не встречали порождений, если не брать в расчёт погибшего брата.

Бросить его тут, мы не могли, зная: восстанет, и сам примкнёт к тем, кого тут валили. А оно нам надо?

Соорудив для него костерок, кремировали.

Длак взвыл, надеясь поживиться им. Да твари пришлось обломаться, как до неё порождениям прорвы.

При другом раскладе, с каким иным людом может быть так и поступили, но не с братом-родовитом — грех. Табу!

— У-у-у...

Заглянув в узелок, я выделил длаку кусок вяленой рыбы. Один щелчок клыками, и тварь вывалила язык, точно собака, ожидая добавки.

— Шиш... — переполошил я необдуманным заявлением вояров с вожаком, заставив сомкнуться их вокруг меня. — Да это я... длаку! — не сразу дошло до меня, в чём причина их беспокойства.

Однако никто из братов не упрекнул меня — привыкли к моим выходкам. И ведь сказал я это не со зла, а по недомыслию. Вот как на недоумка на меня и покосились браты.

Больше мы не торопились, занимаясь поисками порождений прорвы, шли по их следам. Вёл нас опытный следопыт, определяя навскидку по примятой травинке: кто тут проходил и куда двинул.

Шли мы небыстро, что вполне устраивало меня, но нервировало прилично. Мне достался щит погибшего брата, и больше я не опасался за неприкрытый тыл. Отныне у меня на спине щит, правда, весит защита неслабо, ощущение такое, будто у тебя горб вырос на спине, и тянет постоянно назад, тогда как надо идти вперёд, но это ничего, всё надёжней будет, чем раньше.

Идём крадучись, озираясь насторожено по сторонам, заостряя каждый свой взгляд на чём-то, что кому казалось порождением. А лес дремучий, на то и дебри, местами вовсе нехоженый. Тут если кто бродит, только зверьё. Среди люда, мы первопроходцы. Ну и я при братах не иначе как первый проходимец.

Мы снова остановились, сбираясь в круг, на этот раз для трапезы, и длилась меньше минуты, происходила далее на ходу. Я, как и все, сунул кусок сухой рыбы за щеку, гонял её языком во рту туда-сюда, давился с непривычки, но глотать, и тем паче выплёвывать, не торопился. Хотя длак о последнем мог только мечтать, раскрыв пошире свою пасть, зыркал на меня в надежде на добавку.

Хватит, один раз уже покормил.

— Отвали!

Ага, так он и послушался меня. Кто я ему — хозяин что ли? В селение не приглашал, и будку на подворье не выделял, да и на порог дома в сенцы не пускал. Так что нечего скалиться, тварь, и доставать меня, не то саму достану, как давеча порождений!

Дал пинка по коряге вместо длака. Увернулась тварь. Хорс сердито покосился на меня.

Ну да, не на пикник же в лес подались, и не по грибы, чтоб сшибать поганки с трухлявых пней, а за порождениями в погоню.

— Найдёшь мне образину — и она твоя целиком, — приобщил я тварь к делу.

Длак довольно взвизгнул и подался вперёд следопыта, пока тот разбирался: куда свалили порождения проскочившие здесь.

— За мной, — крикнул я, увлекая Хорса с Ярилой.

Вояры двинули за вожаком, а он за мной, тогда как я за тварью.

Длак привёл нас к бурелому, замерев с высунутым наружу языком и открытой пастью, словно пытался сказать мне: давай жрать, хозяин! Заслужил, чтоб ты покормил меня!

— Да подавись, — одарил я его очередным сушёным куском "воблы", примкнул к воярам.

Разглядеть порождений, как давеча на поляне или в селении, мы не сумели, и следопыт, припав к земле, одобрительно кивнул, подсказывая нам: мы на правильном пути.

Желания лезть в бурелом ни у кого не возникало.

— Да спалить его вместе с порождениями — и вся проблема! — заявил я на повышенных тонах, понадеявшись: порождения услышат меня и сами двинут к нам.

Ага, сейчас! И так два раза!

Зато моя затея с огнём понравилась Яриле. Подпалив бурелом с разных сторон, приготовились к встрече с порождениями. Но они оказались хитрее, выскакивая из-под земли в удалении от возгораний, и гнаться нам за ними поодиночке или толпой, не с руки. На то у них и расчёт — заманить нас в очередную западню, попросту отвлекали наше внимание.

Бурелом заходил ходуном, и в нас полетели развороченные, точно взрывом, горящие стволы деревьев.

Кто ж разметал их? И кто — мне меньше всего хотелось знать.

Я залёг, когда следовало бежать сломя голову прочь отсюда, не обращая внимания на иные порождения. Здесь же нас ждала встреча с исполином. И я не ошибся, хотя если честно, тешил себя такой надеждой, но она умерла, едва узрел кое-что такое, чему у меня не нашлось слов для описания. Да и как описать то, что увидел впервые, и не совсем порождение подобное на упырей или вурдалаков. Тут не животное и не человек, а скорее некое неживое нагромождение, которое непонятно, что собой представляло. А нам ещё непонятно, как его валить. И всей братией его тут не повалить — сам завалил нас, обрушив бурелом.

Я пошевелился. Опаленные и дымящиеся ветки древа надо мной осыпались пеплом, не причинив особого вреда, ствол находился в стороне от меня, и я попятился, отползая к корням в надежде: гигант не заметит меня. А древлин — один в один, но без листвы и больше подобный на громадную корягу, освещающую вокруг себя пространство чем-то вроде глаза. А там глаз, что прожектор с осветительной вышки.

Не смотреть туда, — я заставил себя отвернуться от него, замер на мгновение, и опять попятился к корням, зацепил длака.

Тварь даже не взвизгнула, лежала, скрутившись калачиком, зажимая лапами и ушами морду, всё же лизнула меня, признав хозяина.

Мне было страшно не меньше длака, и я дрожал точно так, как тварь. И в голове естественно творилось чёрти что.

Что это? И откуда взялось? А как вообще сюда проникло?

Не говоря уже:

Как с ним бороться?

Вокруг чудовищного исполина клубилась тьма, скрывая его от обычного человеческого взгляда. Зато сам выискивал оком-прожектором нас, выхватывая, как маяк в море ночью корабли.

Рядом со мной и длаком вновь что-то грохнуло оземь, и мы подскочили вместе с древом, прячась в его корневищах. А с иных древ посыпалась листва.

И новый удар с предварительным скрежетом.

Исполин шагал, стараясь раздавить нас, выискивал оком среди бурелома.

И вдруг отчётливый удар топора.

Что за дровосек объявился тут на свою погибель? — припомнил я у нас в отряде одного варвара с топором на плече. Неужели он затеял вырубить поляну в дебрях вокруг чудовищного исполина из прорвы?

А я чего лежу тут как тварь, поджавшая хвост под себя? У меня ж ракетница! Зарядить этому нечто из неё в око, и поглядим, на что оно будет способно, когда ослепнет?

Страх, жуткий и не прекращающийся страх, накативший волной ужаса. Нечто замерло в непосредственной близости от меня, заставив длака зарываться в землю от испуга. Ну, на то тварь — животное, а я человек — меня так просто не испугать! И кого я обманываю — сам себя!

Руки трясутся, пальцы дрожат, отказываясь подчиняться командам мозга. На меня накатывает волна жуткого шёпота.

"Чую, чую поживу! Пахнет кровью! Напьюсь!..

Сам бы не отказался. Кровь в жилах застыла, но я всё же навожу ракетницу на чудовище, и...

Оно увидело меня.

"А, теплокровный! Знатная добыча!.."

Я не могу пошевелиться. Оно овладело мной — моими мыслями, а я и дальше ничего не соображаю, забыв обо всём на свете, в том числе и про ракетницу, наведённую на него. Застыл, уподобившись истукану-идолу, и продолжаю сходить с ума.

Треск дерева и грохот при падении. Дровосек обрушил ствол на чудовище. А я, чего спрашивается, туплю и ничего не предпринимаю?

Палец сам дёргает за курок. Мелькает вспышка при выстреле из ракетницы и за ней уже тянется шлейф дыма.

Какого чёрта!?..

Я промахнулся, когда тут проще попасть!

Трясущимися руками переламываю ствол ракетницы и дрожащими пальцами ковыряю стреляную гильзу, а уже шарю по себе в поисках иного заряда. Да на мне не куртка с карманами, а рубище родовита, соответственно патронташ — мошна.

Пока соображаю, чудовище на раз разбирается с дровосеком и вновь озирается на меня.

Всё — я прицелился, как в прошлый раз и...

Нет, что угодно, только не это!

Мне показалось на миг: я вновь промахнулся. Да нет же, попал! И чудовище на меня!

Новая вспышка ярости исполина, и я уже не помню, как и кто вытащил меня из бурелома. Рядом Хорс с Ярилой и прочие вояры — мы не отступаем, а бежим, и как мне кажется: за нами мчатся порождения.

Вот так поохотились на них. За нами увязалась погоня. Насилу выскочили на свет из полумрака дебрей у самой реки. Солнце давно перевалило за зенит — всё больше клониться к дальней кромке горизонта.

Мне интересно знать, что же такое мы потревожили там, у бурелома, с чем не совладать без волхва?

Вослед нам рычат порождения. Будь у меня лишние заряды, пострелял бы всех, ну или прогнал прочь, а так сами валим на противоположный берег.

Выбрались. Найти бы челны и сплавиться вниз по течению до селения, чтоб укрыться всем родом на вершине Лысого Горба за тем истуканом, к которому натоптана тропка, и попытаться призвать на помощь сюда, разжиганием на вершине сигнального костра, иные рода славных братьев-вояров.

Запаниковал не я один, однако страх довольно быстро улетучился и вскоре мы уже смеялись и гоготали глядя друг другу в глаза. Ещё бы нам не смеяться — замочили порты по самые уши. И кто знает: в быстрой ли воде все?

Перевожу взгляд на Ярилу. Им же вожак одарил меня.

— Вояр!

Буду надеяться: похвалил, а не пожурил.

— Скажи, мне, вожак, что это было там, в лесу посреди бурелома?

— Оно и сейчас там, — вставился Хорс.

— Кто?

— Зырь.

Действительно, по-другому про то чудовище и не скажешь, но ока, я, кажется, лишил его. Или вывел ненадолго?

— И света не боится.

— А чего или кого? — занервничал я. — Как нам остановить его? Задержать?

— Уже — дальше Большой Воды не сунется.

— А как же селение? — напомнил я воярам про их семьи, и прочих родовитов.

Моя подсказка возымела не совсем должное воздействие на вожака, Ярила отправил туда одного из вояров посыльным предупредить жителей и волхва о нашем столкновении с Зырем.

Итого наш отряд уменьшился уже на три вояра, при этом двух убитых и одного посыльным. И хорошо ещё: Ярила отправил в селение не пару, а то мне совсем стало грустно. Ведь ко всему прочему, я лишился длака, но уж по нему не стал горевать, как по боеприпасам к карабину и ракетнице.

Сколько их там у меня? — следовало сосчитать. Да толку — ближайшей ночью все потрачу на раз, и, возможно, один на себя.

А как же Нюша и детвора?

Нет, нельзя раскисать, надо взять себя в руки. Варвары изначально знали, на что шли, но когда выяснили досконально на что наткнулись, сразу же изменились внешне, готовясь к смерти.

А я надеялся: к нам по реке в ладье подойдёт подкрепление. Задал сей животрепещущий вопрос Хорсу в обход вожака.

— Тому не бывать!

— Почему? Что не так? Когда нас требуется эвакуировать отсюда! Идти пешком назад в селение нам нельзя! Чудовище припрётся туда с порождениями по нашему следу! Да и так знают, где новые жертвы сыскать!

— Наш долг — долг вояра — дать люду возможность подготовится к неминуемой встрече со стражем прорвы.

— Стражем! Ты сказал: стражем? Я не ослышался?

— Да.

— Но что он забыл в вашем крае?

— Спроси у себя, Шаляй.

Эх, сюда бы Ню, уж мы бы придумали с ней на пару, как вернуть Зыря туда, откуда глянулись ему тут сами. А лично бы закопал его на том сам месте, где он устроил бурелом, и сжёг. Ну или волхва заставил бы применить заклинание — РСЗО "Град", но лучше сразу калибра "Смерча", где каждый снаряд — ракета калибра 300-мм, выжигающая при залпе из 12 "единиц" порядка 14-16 гектар. Думаю, этому Зырю хватило бы и пары за глаза.

Мне было интересно узнать, что за око такое у него, и прострелил ли я его ему?

Хорс пожал плечами, и Ярила, как вожак, знал не больше вояра.

— А волхв ведает, как сокрушить чудовище прорвы?

И снова никакого вразумительного ответа. Одно слово — варвары. Понятия не имели, на что шли.

— Не пора ли нам, браты, заметать следы?

Ярила взял за правило огорчать меня с завидным постоянством до глубины души своими изречениями, заявил: нам напротив следует оставить следы, поэтому и не спешили уходить от реки, заставляя порождений вывести к нам сюда Зыря.

— А что там за вихрь с ними был — и ночью в селении? — заинтересовался я иным проявление прорвы.

— Шиш... — коротко и ясно. — Злой дух.

Ага, стало быть, призрак.

— А как он овладевает нашим братом?

— Через очи и рот, — дал дельную подсказку Хорс.

Ясно, значит мне, при виде призрака, не стоит таращиться на него с открытым ртом, а то злобный дух почти как назойливый паразит, постоянно норовит попасть в глаза и рот одновременно.

Жаль, у меня нет с собой солнцезащитных очков, сейчас бы я отдал за них всё, что угодно, кроме жизни — тот же карабин, но не ракетницу, пока к ней имелись боеприпасы. Да лопатку. Оставалось заняться рытьем земли и не в качестве окопа, а могилки, где меня и застукают порождения прорвы с иными чудовищными проявлениями.

Предположим: переправиться через реку порождения с чудовищем не смогут, зато призрак летает по воздуху или также держится у земли, напоминая воронку смерча в миниатюре?!

Столь интересующей меня информацией, спутники не владели в совершенстве. Родовиты и впрямь не все волшебники, другое дело Нюша, и уж тем более волхв.

Всплеск воды у противоположного берега насторожил нас.

Ого! А это кто там, и гребёт когтистыми конечностями к нам, свирепо скалясь?

Ярила бросил боевой клич, мы сбились в кучу, ощетинившись оружием, не забыв про тыл. Браты оттеснили меня туда, и разошлись, валясь наземь.

— Тварь!

Передо мной трясся мокрый длак. Никаких разительных перемен с ним не произошло, иначе бы вояры прибили на месте. Выходит, не одержим шишом, побрезговавшим вселиться в него, или злой дух мог исключительно в люд.

Длак отряхнулся, и, высунув язык, подался ко мне клянчить еду.

— Отвали! Нет у меня узелка — потерял я его вместе с харчами!

— У-у-у... — затянул недовольно длак.

Не узнай я, что мы тут специально сидим, привлекая порождений прорвы, заставил бы его заткнуться на раз. Но раз так, пускай себе воет, тварь, сколько хочет, всё одно не проймёт меня. А прикармливать его никто кроме меня не стремился. Нет, жадинами родовитов ни только не обзовёшь, но и не назовёшь, просто не я один оставил свой узелок там, где нам повстречался Зырь.

А всё-таки чудовищный исполин должно быть не хуже порождений взрывается изнутри и горит? Стоит устроить ему западню — вырыть яму — и, заманив туда, сжечь там.

Я предложил свою идею вожаку. Ярила собрал братов в круг, и каждый вояр высказал своё веское слово. Их мнения совпали с моим предложением, чем несказанно порадовали меня. Варвары, но соображают: от безделья войны не выигрываются — тут следует приложить максимум усилий.

Для ловушки нам требовалась приманка. Родовиты недвусмысленно покосились на длака, тварь словно почуяла, что её ждёт, дала задний ход. Ну и зря отказалась от такого лакомства, какое собой представлял Зырь. И жри его — не хочу. А раз не хочешь — и не надо. Найдём чем его туда подманить.

Остаток дня, мы провели, не разгибая спин, соорудив у брода охотничью яму на слона — завалили брёвнами. Ещё бы мост возвести через реку тут, ведущий к западне, и совсем было бы хорошо. Но порождения не должны обнаружить ловушку раньше времени.

— Встанем у них на пути, а как появится Зырь... — зачал я.

— Тут нас и угробит всех разом, обратив в образин, — озадачил Ярила.

Ладно, чему быть — того не миновать. А сам вступил в отряд смертников — мог ведь и отказаться. Хотя чего и я кому вру, стараясь заставить себя поверить: всё получиться, как нельзя лучше, но если и не совсем так, как спланировали, то всё равно деваться некуда — порождения прорвы нас и на Лысом Горбу в покое не оставят, и выше достанут, а где бы ни скрывались от них. Прорвались, теперь только держись. Да рано нам сдаваться без битвы, так просто не отдадим им свои жизни, и угробить себя не позволим.

Но оно дело твердить об этом и не верить. А без веры не добыть победы. Значит надо думать про тех, кто стоит за нами, и надеяться: мы не подведём их ожиданий.

Сами заждались наступления ночи и порождений.

* * *

-Шевелись, Зырь! Теплокровные неподалёку! — гнал Шиш стража прорвы за остатками угробленных лешаков и жихарей. — Стоят и ждут за Великой водой, когда ты доберёшься до них и всех угробишь! А затем и выродков в селении у Лысого Горба!

Реагируя на постоянный призыв злобного духа, Зырь ориентировался, куда ему следует двигаться. Око у стража прорвы не восстановилось до конца, но и не лишился его окончательно. Шёл мстить, ломая по пути многовековые деревья, то поперёк ствола, то выворачивал с корнями, оставляя позади себя бурелом; брёл дальше напролом, ничего не видя.

Глава 14

"Это вы заказывали "меню"?.. И тебя буду!"

Всякий раз, когда солнце опускалось за дальнюю кромку горизонта, и сгущались сумерки, мне становилось не по себе. Одно дело знать, что по ночам шастают жуткие твари в поисках поживы, не гнушающиеся ничем, в том числе и людом, и совсем другое, когда ты точно знаешь: по твоему следу идут порождения прорвы и ведут чудовищное исчадие; тут уже просто хочется зарыться в землю с головой. Да и то не выход, сами норовят выскочить оттуда и достать тебя. Остаётся одна надежда на огонь.

Мы разожгли костёр, навалив целую гору хвороста и дров, работали, не покладая рук, и теперь каждый вояр в отряде сжимал факел, а иные, что также были запалены нами, торчали вокруг костра, напоминая круг огоньков. За ними и расположился наш, поредевший на четверть, отряд.

Надеюсь, и очень: костёр, разложенный нами здесь, окажется сигнальным, и волхв с Лысого Горба узрит его. Так это или нет, спрашивать можно было любого вояра в отряде или вожака, но это ровным счётом ничего не изменит.

Я, то и дело, кидал в надежде взгляд в сторону Лысого Горба, видимого лишь днём, а ночью толку — и там пока никто не разжигал костра. Зато мы собирались здесь неслабо зажечь, и не только порождений.

— Шаляй, — Хорс толкнул меня, приглашая "брататься".

Мне с воярами предстояло пройти неведомый и невиданный мной ранее ритуал. Похлопав друг друга по плечам, и облобызав, мы образовали круг у костра из вытянутых и сомкнутых рук.

— Повторяй за нами, — подсказал Ярила держа меня за правую руку, тогда как Хорс за левую.

Начались дикарские пляски. Мы повели хоровод вокруг костра с гортанными выкриками. Смысл их мне непонятен, зато действо вполне — варвары, столь незатейливым образом, поднимали боевой дух, впадая в безумство. И я, отринув заморочки современного человека, вместе со всеми ушёл с головой в процесс братания перед схваткой с порождениями прорвы. Мы не слышали, как они рычали из-за Большой воды, реагируя на наши безумные пляски; продолжали носиться вокруг костра, сотрясая оружием и щитами — били по ним, и ногами по земле, вызывая на бой Зыря. И когда казалось: появись здесь сейчас подле костра порождения вместе с исполином — им не устоять против нас. Но одно дело так думать, и совсем иное столкнуться с ними на деле. Всё встало на свои места, и мы, когда до нас донёсся треск ломаемых деревьев вблизи реки.

С противоположного берега донеслись отголоски эха разбушевавшегося исчадия. Зрелище — убийственное. Такое ощущение, будто многовековые деревья — кегли, а разбивает их, подкидывая вверх и в стороны, огромный каменный шар, катящийся точным курсом на тебя. И грохот, этот усиливающийся и нарастающий грохот, сопровождающийся дрожью земли. На него в первую очередь мы и отреагировали, не устояв на ногах, попадали и притихли.

В реку стали валиться, вылетая вперёд исполина, обломки стволов, из которых можно сложить не то что хоромы терема, но и крепостные стены со сторожевыми башнями возвести.

Один обломок достиг нашего берега, взрывая землю вместо фонтана брызг воды. Мы слишком близко стояли у реки, и нам следовало отойти подальше, теперь же срываться куда-то сломя голову поздно, исполин всё одно достанет нас, а не сам, так порождения или призрак.

Надежды на благоприятный исход ночной схватки с порождениями никакой.

Вот и всё — отбегался ты, Шаляй, скоро, и очень, если ещё повезёт, встретишься с теми, кто покинул сей жуткий мир много раньше тебя, и, похоже, иным образом, как загнуться здесь, в иной не попадёшь, а в свой — никогда. Забудь — то несбыточная мечта! Отныне ты — варвар — родовит! Так умри достойно братьям-славянам! И помни: ты — вояр!

Стараясь не смотреть за реку, я неосознанно взглянул туда, где осталась Нюша и детвора.

— Смотрите, — у меня из глотки вырвался крик. — Там... — я указал в сторону Лысого Горба, — ...огонь!

Кто-то развёл костёр, и не у подножия Лысого Горба, а на вершине. То был сигнальный костёр. Сомневаться не приходилось: посыльный добрался до селения, а некто ещё из родовитов забрался на вершину предупредить волхва.

И как знак беды — в небе над нами закружил стервятник, опускаясь, всё ниже и ниже; клекотал и хлопал крыльями, привлекая наше внимание.

Кто ты — тварь или волхв? — наверняка думал так не я один.

Вояры отряда вздели оружие к небу, сотрясая им, впервые использовали щиты для защиты спереди.

Ну да, а чего нам бояться нападения с тыла — там у нас пылает костёр, так что ни одно порождение не выскочит на его месте из-под земли.

А вот и они! Когда и как сумели переправиться через реку — неважно, а то, что уже окружили нас, подбираясь крадучись всё ближе, словно их кто-то гнал, а не только жажда отведать нашей плоти и зов крови. Стало быть, исполин отвлекал наше внимание.

Ну что же, возможно, нам это даже на руку — разберёмся как-нибудь с ними и озаботимся тем, кто вот-вот достигнет реки. А там, если что, и полезет к нам прямиком и далее напролом, его ждёт сюрприз.

Да явился в лице посыльного. Чтоб его! Шиш там — в нём, не иначе! Иначе быть не может. А не обманет злобный дух, будто привёл подмогу. Не звали мы её, у нас на иное действо был расчёт.

Ярила встретил его, заставив поверить меня: опрометчиво поспешил к нему на верную погибель, но сия незавидная участь постигла посыльного.

— Прости, брат, — вожак выдернул окровавленный клинок из вояра.

И в тот же миг, не обращая внимания на цепочку огней вокруг нас, порождения бросились сбивать их. Первая же тварь, задевшая горящий факел когтистой конечностью взвыла, но кинулась дальше, валить иные. Её примеру последовали немногие порождения, вспыхнули, служа нам и дальше тем, чего стремились лишить, да сразу не вышло.

Всё — теперь только держись!

Я укрылся за круглым и чуть выпуклым щитом метрового диаметра, сжимая в руке лопатку. Ракетница мне пригодится для исполина, если, конечно, уцелею в сшибке с порождениями. Их немного, но и нас много меньше, чем их, и больше нас не становиться от каждой новой встречи с ними.

Сшиблись. На меня налетела образина и опрокинула на спину, стараясь дотянуться когтями, а я зацепить её в противовес лопаткой — бил по лапам.

— Слезь с меня! Свали...

Навалившееся на меня порождение оказалось сильным и тяжёлым, но не здоровым, являя собой мертвеца.

— Да на...

Когти шаркнули по предплечью.

— А-а-а...

Руку словно обожгло. Боль, нестерпимая боль, пронзила меня разом с когтями порождения, и ощущение, будто в тебя вгрызлись зубья пилы — всего на миг, но показался мне вечностью.

Я просто чудом не выронил лопатку, рубанув наотмашь по лапе порождения. Оно взвыло.

— Ага... получило...

Некто выручил меня, и этот некто, один из братов, и мне всё равно: Хорс, Ярила или кто-то ещё.

Но нет — никого рядом со мной не оказалось, если не брать в расчёт мечущееся порождение, объятое языками пламени.

Не понял! Что это было? Кто тебя, тварь, и чем? Неужели волхв — тот стервятник в небе и есть он, если вспомнить, как его встретили вояры, потрясая бравурно оружием над головами.

Моя правая рука обвисла, я выронил лопатку. Всё — вояр из меня, как из длака — собака. Опять сбежала, тварь, поджав хвост, и забилась куда-то в укромное место. А точно сквозь землю провалилась.

Щит на спину и лопатку в иную руку, а правую — на ракетницу. Ей за её рукоять и держусь. На один рывок с выстрелом, думаю: меня хватить, а там пусть хоть вовсе мне правую руку оторвут или отгрызут эти треклятые порождения прорвы.

Где же вы? — повернулся я, подставляя спину со щитом ко тьме вместо костра. Позади меня взвыла нелюдь, заставляя обернуться и при этом отскочить в сторону — уж больно не хотелось, чтоб она вставила мне клыки в глотку и перегрызла, ломая кадык с шейными позвонками.

И ещё одно порождение окутали языки пламени. Да что-то с ними было не так, если можно обозвать языками те тонкие и выдёргивающиеся точно змеи всепожирающие вспышки огня.

Откуда они взялись? Неужели заклинание бросил волхв?

Искать глазами в небе над собой стервятника, времени нет, зато желания хоть отбавляй, и у порождений достать нас.

Они догорали и подле иных вояров-родовитов, а не только возле меня.

Но как? Что случилось? В чём причина неведомого мне явления? Неужели на это у них и был расчёт?

Вот тут вдруг я и увидел, откуда сквозит магией. Из щита Ярилы с клубками змей в виде сплетений огня, вырвались знакомые уже языки пламени и потянулись спиралевидными завитками к порождению — одни вцепились, удерживая его, (если меня, конечно, не обманывало зрение, и я не бредил в пылу схватки), а иные быстро окутали и опутали, сжигая тёмную плоть на корню.

Вот и всё — очередное порождение само было пожрано рунической магией родовитов. Кто бы мог подумать, что вояры способны на это. И я, бросив мельком взгляд назад, едва меня вновь попыталось достать новоявленное порождение, а затем сбежать от вырвавшихся огненных змей со щита. А таковых там у меня, в магическом сплетении, оставалось раз за разом всё меньше и меньше — у каждого вояра.

Ещё немного и магические стражи со щитов исчезнут бесследно у нас. Но это полбеды — и порождения не убежали, как в прошлый раз от нас, вспыхивая огнём во тьме, плескались в реке, но даже вода оказалась не способна затушить магические возгорания.

Опасаясь быть пожранным огненными змеями сам, я покосился на доставшийся мне щит: приметил там парочку аспидов со зловеще раскрытыми пастями, и клыки у них напоминали языки пламени. А ещё мне показалось: они сверкнули на меня очами, подобными на искры, готовыми пожрать любого, но меня не тронули, смыкая пасти полные огненных клыков.

— Бры-ыр-ред... — мотнул я головой.

— Что с рукой? — Хорс водрузил мне свою на плечо.

Не со мной, а с рукой!

Здорово варвар уделал меня на словах, словно всё, что тут произошло, для него — обыденное зрелище. У варваров изначально был основной расчёт на руническую магию защиты в противостоянии с порождениями прорвы. Тогда почему она не сработала в дебрях? Место там, что ли проклято, или рядом требовалось присутствие волхва?

Не знаю, что у меня в данный момент времени была за гримаса на лице, но Хорс шарахнулся в сторону Ярилы, и вожак удружил мне глоток эликсира, не забыв окропить рваные раны на руке.

Жжение в руке только усилилось, заставив мои глаза выскочить из орбит, а зубы сомкнуться едва ли не до хруста эмали. И все болезненные ощущения исчезли в одно мгновение — правая рука послушно согнулась в локтевом суставе, и на разодранном рукаве рубища остались исключительно окровавленные полосы, а под ними на месте чудовищных ран, обнажились жуткие шрамы.

Мы рано уверовали в победу над порождениями прорвы. И если с ними разобрались, то исчадие напомнило о себе, разметав очередным сбитым древом на своём пути наш костёр — вокруг нас падали горящие головешки. Укрываясь щитами, мы сбились в кучу. Нас стало ещё меньше. Значительно меньше — порождения достали некоторых вояров из нас, и мы заплатили большую цену в отличие от них.

— Зырь... — вожак выглянул из-под щита.

Чудовищный исполин замер, прекратив сокрушать всё вокруг себя, казалось: заблудился, и не видит нас, реагируя раньше на слух. Похоже, зрение у него не восстановилось в должной мере. Выходит, я тогда не зря потратил на него заряд ракетницы, сбив прицел наведения на цель. Готовился произвести ещё один в должной мере с тем же успехом, если потребуется, а нисколько не сомневался в этом.

И новый грохот с вырыванием деревьев на ином берегу Большой воды и метанием их на наш берег.

— Зырь не зрит нас, — обрадовались вояры, зашептавшись меж собой.

— Ш-ш... -Ярила наказал нам притихнуть.

— Дозволь мне, вожак, — вызвался Хорс заманить исполина в западню.

Действительно, зря мы, что ли возводили ловушку? Я в стройбате так жопу не рвал, когда тут копал эту самую яму наравне с братьями-славянами, и мне не хотелось, как и Хорсу, чтоб наши труды пропали даром.

Чуть промедлив, Ярила уступил Хорсу. Мы выпустили его, разомкнув щиты, и самый храбрый вояр среди нас отважился привлечь внимание Зыря — ударил древком копья по щиту, гортанно закричал, почти как Тарзан.

Исполин ответил ему тотчас, зашвырнув на наш берег древо, вырванное из земли разом с корневищами. В довесок отправил за реку валун. Но оба раза промахнулся, и переходить реку в брод не спешил. Резон ему рисковать из-за одного варвара?

Ярила подтвердил мою догадку. По его сигналу, мы вскочили и, уподобившись Хорсу, закричали, кто во что горазд, посылая ругательства на Зыря, а он в нас кое-что более весомое и громоздкое.

Рядом со мной грохнулась верхушка древа, переломанная пополам, а где-то в стороне иная часть массивного ствола с корневищем. Вот бы мне так когда-нибудь научиться ломать деревья о колено, как это делал исполин на ином берегу реки, швыряя в нас лесную растительность, выкосив подле себя просеку в гектар или два. На глаз не определишь, и больше он не ворочал им и не светил в ночи. Нет, определённые проблески вспышек намечались, но его луч далеко не бил, как прежде у бурелома — и новый взгляд больше не напоминал шарящий во тьме прожектор.

— Ну иди же сюда!

Какое там — исполин выжидал, прислушиваясь: много ли нас, варваров, суетится на ином берегу и грозит ему оружием, гремя бравурно по щитам. Сам заставлял нас ринуться к нему. Да куда там — лучше сразу под бронепоезд со связкой гранат, чем к чудовищу укрываясь щитом и с лопаткой в руках. А то и вовсе застрелиться из ракетницы, поскольку исполина из неё не завалить при всём моём желании. На танке, я ещё может, и отважился б перебраться на иной берег в брод, но где взять его? А как насчёт волхва и его заклинания РСЗО "Град" со "Смерчем"?

Стервятника над нами я больше не слышал. И куда подевалась та птаха? Чай, жрёт одного из братьев-родовитов, а мы тут бегаем и прыгаем, аки варвары.

Допрыгались — исполин обрушился на нас, двинув в брод по реке на нашу сторону.

Получилось, практически, а по факту будет ясно, когда окажется в ловушке.

Да не рассчитали его исполинские шаги. Передвигался Зырь медленно, но переставлял свои конечности на большое расстояние — перескочил через охотничью яму.

Как же так! Почему? Ну почему?!

Его конечность опустилась в непосредственной близости от меня, заставив подпрыгнуть вместе с комьями дёрна вывернутого из земли.

Да тут кричи, теперь, не кричи — не услышит. У самого от грохота исполина заложило уши, ну и в рот набилась земля.

Вояры притихли. Ещё бы — орать нам больше не с руки, один удар ноги исполина и мокрого места не останется — вобьёт в землю на приличную глубину и не заметит.

А по-прежнему слеп.

Нет, пора мне валить его. Кричу, Зырь не слышит меня, и оборачиваться не думает.

А если вот так? — применил я против него лопатку вперёд ракетницы.

Воткнул в него, и толку — всё без толку — даже не почувствовал её на себе. Ну да, тут всё равно, что пытаться стрясти шишки с сосны спичками. Примерно так исполину и будет наше варварское оружие, если даже применим его при близком столкновении с ним врукопашную.

А если поджарю?

Хватаю головешку и швыряю. Ничего ровным счётом не меняется, пока она не разгорается на исполине.

Ага, дымишь!

Не горит, но почти получилось. Оборачивается ко мне, и дальше не замечая. Повторяю бросок иной головешкой в него и заставляю устремиться не столько на себя, сколько к реке затушить в воде обычные возгорания.

А применить бы магические!

Выставляю щит против него, засев за охотничьей ямой. Стоять прямо не могу, и не по причине трясущихся ног и коленках, гнущихся от страха. Тут если не держаться за землю одной рукой, а иной не прикрывать себя сверху щитом, в любом случае не устоять, да равновесия при всём желании не удержать.

Упал, но не растянулся, и...

Кажется, исполин рухнул туда, куда заманивал его изначально Хорс.

Я выглянул из-под щита: варвары скачут напротив меня. Исполина не вижу, зато яму, куда он провалился, и сверху его накрыло сложенными брёвнами, переломанными им самим при наступлении на настил из них.

Из-под земли вырывается ор. Я глохну и не слышу, что там кричат родовиты, а продолжают по моему примеру хватать головешки с земли и швырять в яму, поджигая там брёвна и исполина.

Вроде всё — достали его. Ан нет — обрушивает край земли в направлении реки и меня едва ли не вместе с ним в яму. Земля уходит из-под ног — я не бегу, а ползу на спине, отталкиваясь ногами от постоянно обрушивающейся твердыни вниз — проваливаюсь. Со щита вырываются две узкие и тонкие змейки магического огня, неспособные изменить расклад сил в нашем противостоянии с исполином.

Вниз хлещет вода. Пролом в земле мгновенно наполняется до краёв. Все возгорания, кроме пары магических "аспидов", гаснут с характерным шипением, и я плескаясь, стремлюсь избежать очередного столкновения с Зырём.

Исполин не видит меня, зато прекрасно слышит. Шлепком по воде, он выталкивает меня из запруды — накатившая волна выносит меня на сушу.

И новый удар по краю земли — исполин стремится достать меня или сам выбраться из воды. Не знаю, и знать больше ничего не хочу — его тоже. Меня волнует моя собственная судьба.

Чья-то рука хватает меня, и тот, кто спас, оказался раздавлен гигантской конечностью исполина.

Я недоумеваю: почему варвары, рискуя своими жизнями, спасают меня, а сами погибают?

Сколько нас осталось? Я, Хорс, Ярила и Любим с Горыней. Нас пятеро, а было дюжина славных вояров-родовитов, из коих каждый стоит дюжины тех, кто, по воле вожака, остался в селении у Лысого Горба.

Взгляд вскользь туда. Сигнальный костёр всё ещё пылает там. Не пожар, хотя, кто знает, вдруг у волхва там сторожка горит? И не факт: сам запалил, могли и враги. А хватает их у нас, родовитов.

Где ж обещанная помощь иных родов, а волхва? Почему никто из них не спешит сюда к нам?

Ах да, посыльный оказался одержим — напал на нас.

Ну и шиш с ним!

Гляжу на братов и их щиты: ни у кого на их основе не осталось ни единой огненной змеи-аспида. Мы использовали все магические руны защиты, а исполин уходит, и мы не в силах его задержать — даже остановить.

Как же нам совладать с ним?!

Прогнали на время, и то грех жаловаться. А и упускать нельзя. Ярила заставляет нас идти за ним по пятам. Да тут грудной ребёнок с пелёнок отыщет следы исполина по выломленной просеке в дебрях и торчащих из земли расщепленных стволов, а также ямам, где когда-то росли иные многовековые деревья, валяющиеся неподалёку в буреломе с иными — нетронутыми.

Впору застрелиться из ракетницы, но жаль тратить заряды даже на себя.

Никто не ропщет открыто, все скорее, как и я про себя, не желая показаться трусом в глазах иного родича.

— Шаляй... — меня зовёт Хорс.

Чуть не отстал, пропустив момент, когда варвары кинулись вдогонку за исполином, испортившим нам окончательно брод. И перейти по нему пешью на иной берег не получиться — дно реки в том месте после Зыря стало много глубже, а сам он грязный и мокрый подался дальше в дебри, словно знал, куда идти, и кто-то невидимый являлся его глазами.

— А как же браты? — напомнил я воярам про погибших. — Нельзя их кидать!

— То ведали на что га, — озадачил меня своим высказыванием прежде всегда молчаливый Горыня.

— Га... га... — гнал нас за исполином прорвы вожак, ушедший с головой в реку при переправе в брод.

Нам пришлось идти вплавь по ней при использовании щита, как надувной подушки — держались за него, перевернув выпуклым краем вниз, и работали ногами.

Течение реки раскидало нас по прибрежной полосе, и как я понял: никто никого ждать не стал. Тут и так понятно, куда и за кем идти — добрался до просеки и двинул через бурелом за исчадием в ночи.

Щит у меня, как и положено вояру-родовиту, на спине, а в руках: одной — ракетница и заряжена, а в иной — факел. Нет, я, конечно, предпочёл бы вооружиться лопаткой, но Зырь, гад исполинский, утащил её у меня. А я без неё тут, как без рук!

Кто-то ломиться впереди меня.. Кричу, и получаю ответ. Это Любим — один из пяти вояров, таких как я, при Яриле — настоящий брат-славянин: русый волос до плеча, собранный в пучок двумя косичками, гладкая борода, голубые глаза, ровный нос, что касается того, на что обычно обращает внимание противоположный пол, а дальше мы, мужики, оценивая физические данные телесных габаритов. Торс — не бочонок, но плечевой пояс развит у него превосходно — лишние мышцы, столь прыткому вояру, как Любим, ни к чему — он быстр и ловок точно порождение прорвы, если его сравнить с ним, а его удар для любого врага смертелен, и никогда не останавливается, всегда наносит несколько, и не уследишь, какой из них самый опасный. А все, если разобраться.

Нагоняю его, или он нарочно не торопился за всеми, обождав меня.

— Где вожак и браты?

— Горыня с Хорсом за Ярилой ушли, а я дождался тебя, брат Шаляй.

Ага, понял.

Валим!

Да, поди, угонись за ним — Любим скачет по наваленным деревьям аки олень, сшибая клинком на пути своего продвижения во тьме возникающие в свете факела ветви. Я попробовал и понял: родился не в лесу, хотя и жил в каменных джунглях. Что поделать — не сельский обитатель я, а городской обыватель — мне далеко до варваров и их природных навыков. Но это ничего — руку вроде набил, ну и про морду не забыл, зарывшись носом в ветви, и землю уже грыз.

Любим остановился, позвал меня.

— Шаляй!

— Я в порядке, брат, — поднялся сам без посторонней помощи, и отряхиваться не стал, смысл, да и толку, всё одно упаду ещё ни раз, прежде чем научусь скакать по бурелому, как Любим.

— Га след в след, — подсказывает он мне.

Ага, если я буду смотреть за ним — его ногами — далеко не уйду и свои переломаю. А уже подвернул руку, и, кажется, плечо вывихнул, поскользнувшись в очередной раз, рухнул меж стволов, где Любим наткнулся на меня и одним рывковым движением вправил больную руку на место. Я даже пикнуть не успел, как вновь уже стоял на ногах, а спустя миг скакал, падая и поднимаясь.

Если б не факел, искать бы Любиму иной раз меня и днём с огнём не один час. А так вроде справились, нагнав Горыню, правда, одного.

— А где браты? — озадачили мы его, ну и он — нас.

— У Зыря.

Выслеживают. Или как? А не понять мне сразу варвара, и что у иных на уме. И сказать, чтоб пригорюнились, варвары, отнюдь — лица спокойные, уверенные. Не самоуверенные, а именно ведают, что надо делать, и как.

И Горыню я признал — в нём того охотника на меня, что застукал подле Коня. Да и Любиму тогда, кажется, досталось от меня. Но оба смотрят с тобой поры на меня иначе, как на брата-родовита. И я в одном облачении с ними — на мне помимо рубища охранный щит с исчезнувшими магическими рунами персональной защиты. Ну и оберег. Не забыл я про него, и то: уже в который раз обязан жизнью Нюше за её дар мне.

У варваров при мне таких отродясь не видел. Нет, и у них тоже наличествуют обереги, но с моим ни в какое сравнение по силе не шли. Хотя и более красочные и искусно созданные, чем мой на мне. Но не это главное, а "вбитое" в него заклинание, и как долго может продержаться оно без подпитки от первоисточника магической силы.

Я сравнил свой оберег про себя с батарейкой. Если б закончился заряд, сам кончился следом, а братья-родовиты, скорее всего, погибали по той же самой причине. Иначе бы вряд ли смогли продержаться столько времени без отдыха и еды на ногах — брели дальше, и не скажу: в бреду.

Мой привал с Любимом при Горыне затянулся, значит, торопиться дальше братьям-славянам не с руки, кое-кто может и ноги повыдёргивать вместе с ними, и головы лишить.

До границы земель родовитов далеко, не то б услышали близость Гремящей воды. Зато до нас донеслись шорохи. К нам приближались украдкой.

Кто — свои или ночные твари падкие до лёгкой наживы? И мы запросто сойдём им в качестве поживы.

Сердечко ёкнуло — и только. Из тьмы на свет факелов пожаловали...

— Браты...

Ярила с Хорсом запыхались.

— Почто тихо? Где Зырь?

— Скрылся недалече, — молвил вожак, — устроив логово.

Мне сразу вспомнился бурелом — исполин зарылся туда, обустроив себе гигантскую берлогу с наступлением утра. И больше срываться мы никуда не стали — отдыхали. Ещё бы чего-нибудь пожевать, а пить не хотелось — нахлебался я уже воды выше крыши за последнее время. Зато не прочь был умыться, да и застирать с себя одёжу. Но так проще было маскироваться по зарослям дебрей в непосредственной близости от исчадия прорвы.

— Ждём чего-то или кого-то? — озадачил я вожака. — Самое время достать чудовище! Днём оно не то, что ночью! Свет на нашей стороне!

Горыня гоготнул как ранее Багор, сжимая в руках топор. То был мне намёк: с наступлением утра самим придётся устроить бурелом вокруг созданного Зырём.

Ё-маё! Это сколько работы предстоит осилить? Сюда бы бензопилу из "бэтээра", так нет же, всё лешаки с жихарами утащили, а где покидали — раз явились навью к нам с пустыми руками, орудуя клыками и когтями точно твари, — не ясно!?

Как говориться: будем искать.

Исполина уже нашли, но не застукали окончательно. Если до ночи не совладаем с ним, дальше можно не пытаться — завалит самих и не заметит. Будем надеяться: око у него не восстановится.

— А не проще ли спалить его в логове — пожар устроить?

Ярила пояснил: пока просеку не вырубим, чтоб Зырь не мог вновь укрыться за кроны многовековых деревьев в дебрях, и думать поджигать его там не стоит. А что ещё стоит нам — дождаться помощи от иных родов варваров. Тогда наверняка все вместе и зачнём водить хоровод вокруг горящего бурелома и исчадия прорвы.

А раньше — ни-ни.

Ярилой был намечен фронт работ Горыне, Любиму и Хорсу, а меня, они в расчёт не взяли, и не по причине отсутствия оружия в качестве достойного орудия труда по валке леса, я потребовался им дозорным у реки. Мне вменялось в обязанности дождаться ладью с отрядом вояров в качестве подкрепления и попутно добыть пропитания.

Опять рыбалка предстоит, — обрадовался я с одной стороны, а с иной огорчился — себя, положим, как-нибудь и чем-нибудь накормлю, а вот братов-вояров?

Это ж, сколько рыбы требуется мне наловить, чтоб их прокормить, а ещё тварь.

Длак, скотина, вновь объявился подле меня, и по заведённой традиции принялся заигрывать.

— Ты где пропадала, тварь? Не надоело ещё клянчить жратву? Поди, брюхо моими братами набила, а до сих пор не насытилась? Уйди с глаз моих и лучше не зли!

Научившись понимать меня, длак быстро отстал и снова куда-то пропал, а я, добравшись до берега реки, озаботился добычей пропитания сильно поредевшему отряду Ярилы.

Рыба плескалась у самого берега, но, пойди, возьми — сама в руки не давалась. Пришлось мне побродить вдоль берега да поискать тихую заводь, а затем, наломав руками тонких прутьев, собрать из них хлипкую клеть. Надеяться на то, что какая-нибудь дурная рыбёшка сунется туда из любопытства — не стоило. Требовалась приманка.

От дебрей донеслись шорохи. Косо взглянул туда.

Длак, чтоб его, тварь! Но не крался, а тащил нечто в клыках.

Ну-ка, ну-ка, что там у него торчит? Ага, ясно — кусок падали. И где нарыл? А вроде как мне притащил, собираясь накормить и загладить свою вину по причине отсутствия всякий раз подле меня в момент схватки с порождениями прорвы — свалил падаль к моим ногам. Её, я с его согласия, и запихал в клеть, отправив в воду к вящему удивлению длака.

— У-у-у... — удивилась тварь, уставившись недовольно на меня.

— Молчи, скотина, я знаю, что делаю!

Точнее очень на это надеялся, а уж как получиться — и стану дальше разбираться с уловом.

Улов был, и таким, что я при всём моём желании его и с длаком на пару не вытащил бы. Какой-то кашаглот, иначе гиганта, набросившегося на мою наживку и обозвать сложно, проглотил вместе с клетью, тогда как я надеялся: туда заберутся ракообразные членистоногие и...

Облизнулся на пару с длаком.

— У...

— Угу, — подтвердил я догадку твари: рыбак из меня, как из него добытчик пропитания. А падалью в отличие от него ни я, ни родовиты не питались.

Ладно, пойдём ворочать камни.

И натаскался их до обеда так, что отвалился без сил, а длак напротив обрадовался.

— Не вздумай, — предупредил я тварь, — приближаться ко мне на отдыхе ближе, чем на выстрел из ракетницы — убью!

Швырнул ему для затравки рака.

— Забавляйся пока, — напомнил длаку: кто его кормит, и если предаст меня — несдобровать — придётся вновь бегать и искать пропитание самому, в надежде обнаружить по запаху падаль в лесу. Другой жратвы длак вряд ли добудет, а уже оценил вкус свежины.

Под мерное постукивание топора у логова исчадия прорвы, производимое братами-родовитами и задремал я, а очнулся, услышав шлепки по воде. В мою сторону с длаком, обожравшимся ракообразными, плыла боевая ладья.

— Браты! — вскочил я с земли, приветственно замахав им руками над головой — подал сигнал: где им надлежит пристать к берегу. — Сюда! Ко мне! Мы здесь!

И кого же увидел? А видел этих родовитов впервые в жизни. У них доспехи — и не только кожаные, имелись и короткие кольчуги на манер рубах. Даже нагрудные диски с пластинами, нашитыми на кожу. Вояры опирались на длинные рогатины.

Ага, регулярные войска, — дошло до меня: явился передовой отряд дружины.

Тварь сразу же сделала ход конём с резким скачком в заросли и скрылась из виду у вояров, а я замер как истукан на месте, продолжая с упрямством достойным барана взирать, как на меня надвигается ладья с оскаленной мордой аспида. Не дракона, а змея, и его искусственная грива также напоминала огненные сполохи.

Знать и тут у них без магии не обошлось, если вспомнить, какой кашаглот лишил меня подачки длака, использованной в качестве наживки на него.

И ещё одна характерная особенность — щиты у новоявленных вояров дружины не круглые, как у нас, а длинные, в человеческий рост, но тоже с классическим рунным орнаментом в форме огненного вплетения.

Для полного счастья хотелось бы встретить среди них волхва или того, кто был знаком с магией не понаслышке, и владел ей, пусть с применением магических амулетов с оберегами.

Мне пришлось отступить, даже отскочить поначалу, поскольку ладья с аспидом грозилась подмять меня под себя, и на берег спрыгнули добры-молодцы. Во всяком случае, мне хотелось верить: они заодно с нами.

— Кто таков?

— Шаляй, — отозвался я.

— Лешак?

Да как он смеет обзывать меня разбойником. И пусть на мне кровь, зато рубаха расписана в лучших традициях родовитов.

— Вояр я.

— Чей?

— Ярилы.

— То добре, — приветственно двинул меня ладонью по плечу дружинник, заставив отклониться всем телом в сторону.

Чуть не упал.

Ну и рука, а лапа медведя, не иначе, у прибывшего вояра. Силушкой не обделён — богатырь. Вот и я, по традиции братания у родовитов, отбил об него ладонь.

Да и пусть — такие вояры тут нам и нужны, чтоб совладать с...

— Где враги?

— Там, — махнул я рукой в сторону доносящихся отзвуков топора, где в поте лица не прекращали валить лес браты-родовиты.

Туда и заторопились дружинники, сходя по откинутому помосту при спуске с ладьи.

Один из них задержался подле меня. Вожак или кто он тут у них? Но старший — очевидно.

— Велизар, — назвался он, и также двинул мне по плечу — тому самому, куда приложился его предшественник, зарядив мне. А если б все браты "побратались" со мной подобным образом, зашибли б вперёд порождений с исчадием прорвы!

Я тоже толкнул его легонько, чтоб не отбить себе вторую руку, а то не каратист — махаться ногами необучен.

Вот и познакомились. Осталось выяснить: кто чего стоит, и на что они вообще способны. А мы — совладать с Зырём? Или...

Разберёмся — с исчадием тоже.

* * *

— Груда развалин! Трухлявый коряжник! Чтоб тебя, — наблюдал Шиш со стороны, как четвёрка выродков, обложив Зыря, занималась вырубкой деревьев, оголяя пространство вокруг бурелома.

Силы заведомо неравны, но стражу прорвы досталось от них, и с наступлением дня ему следовало накапливать силы. А тут ещё к полудню пожаловала ладья полная выродков, и примкнули галдящей толпой, словно рой назойливых паразитов-кровососов к предшественникам.

— Хана, — уяснил злобный дух: пока не поздно, следует валить отсюда за пределы вотчины родовитов. — Выродки! Вот я вас...

Бесплотный испугался волхва среди них. С ним, Шишу не тягаться, да и Зырю недолго удастся продержаться. Выродки обложили стража-исполина прорвы наверняка, и его участь ныне незавидна — последует за порождениями чёрти куда.

— Вы ещё поплатитесь, теплокровные! Я вернусь, и тогда лично угроблю каждого из вас!..

Глава 15

"Свой, не свой, а на дороге не стой!"

Велизар не отпустил меня, не позволив заглянуть к ним в ладью, где бы я с удовольствием завалился спать, предварительно потребовав чего-нибудь пожевать — облизнулся как длак, и заторопился за вновь прибывшим. Всё-таки интересно было познакомиться со знатным родовитом, а то, что это наши браты — свидетельствами символы, тот же знак руны "фаш", но это на парусе ладьи, а вот на щитах не у всех те же переплетённые клубками огненные змеи. У Вализара, например, на нагрудной пластине красовалась голова аспида с раскрытой пастью, что и на носу ладьи, и мне показалось, будто стрельнула в меня огоньками глаз, проверяя: я свой или чужак. Даже зашипела, если меня не обманывал слух в отличие от глаз.

И померещиться такое не могло.

— Га... га... — услышал я от Велизара, остановившись на мгновение.

— Угу, гакаю, — нагнал я его, и мы отправились с ним на засеку "дровосеков". Немного же они там деревьев повалили одной бригадой, а тут прибыло разом не меньше пяти, и дело сразу заспорилось — деревья стали валиться наземь одно за другим, и только было слышно:

— Поберегись — зашибу!

Лучше бы родовиты это сказали Зырю.

Меня и дальше не привлекали к валке леса вокруг бурелома исчадия прорвы, и я мог в полной мере отследить действия Велизара. В то, что он маг, коих у братьев-славян принято называть волхвом, не сомневался. Встав и выставив руки с раскрытыми ладонями, знатный родовит сосредоточился, сканируя пространство, словно экстрасенс — руки послужили ему радаром.

— Чую...

Не увидел, а почувствовал, используя шестое чувство.

Вот бы мне так — его способности. Интересно, что за магический амулет помогает ему раскрыть их? Поглядеть бы на его оберег.

Велизар затребовал тишины. Бригады вальщиков леса прекратили вырубку, и новоявленный волхв, обернулся в мою сторону. Чего он увидел во мне? И что его так заинтересовало?

Но нет — смотрел не на меня.

— Посторонись!

Я отскочил в сторону.

— Чую, — стоял на месте Велизар, — чую...

Кого он там ещё узрел? — попробовал я настроиться, так же как и волхв, обладая даром Нюши.

Ничего путного не получилось, я не готов пока встать вровень с волхвом. Вдобавок услышал от него:

— Не мешай! Не сбивай! Не отвлекай!

Хм, вот это да! Значит, у меня тоже имеется какая-то, пока неподвластная мне до конца, магическая сила? И благодаря кому — ту постоянно мысленно не забываю, а поминаю, грея себе душу. Ну и её оберег греет меня, спасая всякий раз жизнь при столкновении с чудищами прорвы.

У меня появилась уверенность: уж с отрядом Велизара, мы, родовиты, очистим наши земли от всякой скверны, погани и мерзости — способны закрыть брешь на границе с жихарами у Гремящей воды.

Для этого сюда и явился столь славный вояр-волхв и его браты-родовиты. А все мы здесь славяне, так или иначе.

— Шаляй...

Ого, это он мне? И чего затеял, а требовал от меня? Никак рискнуть мной? А оно мне надо сейчас, когда уже казалось: опасность позади и очень скоро вновь свижусь с Нюшей и детьми.

Велизар отправил меня к ладье за вещами.

А сразу не мог прихватить?

Торопись!

Ух, ты! Это он вслух или мысленно мне? — покосился я мимоходом на родичей.

Те и ухом не повели.

Уже, — помчался я к ладье, и стояла недалеко от вырубки леса на берегу, но мне всё равно было не по себе преодолевать сие расстояние под пристальным взором ещё кого-то, кого, несомненно, почувствовал Велизар, но никому ничего не сказал — выжидал. А чего — отреагирует ли оно на меня?

Я ускорился, влетев по откидному мостку в ладью.

— Стой, — услышал я крик в спину, юркнув мимо стража.

Ага, проспал, братец-славянин.

— Велизару требуются его вещи. Где они?

Вояр с ладьи указал мне на сундук.

Ну и ну! Как же я потащу его? Тут один замок чего стоит!

— Пособи-ка, браток, — взвесил я на руке замок. Действительно — весит прилично. Не пуд, но пару кэгэ будет — не меньше. А и сундук мне не сдвинуть в одиночку.

— А кто ладью посторожит? — уставился он на меня.

— Я, — и свояк, иначе б охранная магия не подпустила меня к ладье.

Думать мне иначе, что вояр недалёкого ума — не хотелось, поскольку силушкой не обижен.

— Меня, Шаляй величать, а тебя? — предложил я познакомиться поближе брату-родовиту.

— Елизар, — отозвался тот, взвалив себе на плечи сундук, и одарил меня остерегающим взглядом, предупреждая: ежели я обманул его, затеяв увести ладью, отыщет опосля даже в сердце прорвы и вырвет моё из груди безо всякой жалости.

— Возвращайся шибче, — мне было интересно посмотреть, что же затеял совершить Велизар при помощи своих вещей, поскольку сундук явно завален священными реликвиями и магическими артефактами, или иными сопутствующими предметами обихода волхва, с помощью коих он уничтожит или закабалит исчадие прорвы.

И пропускать такое зрелище я не намерен, мне хотелось вернуться из похода к Нюше совершенно иным человеком, и уже не просто вояром-родовитом, а... Ну скажем: учеником волхва или его помощником, таскающим сундук, как Елизар. И Елизар не просто брат-родич Велизару, а двоюродный — наверняка.

Надо бы расспросить его, если Велизару будет не до меня.

— А ты что здесь делаешь? — не ожидал я: на ладье окажется ещё кто-то. — И кто ты?

Я обернулся на голос. Передо мной предстал такой же точно вояр, как и все у Велизара — и были как на подбор.

— Шаляй, вояр отряда Ярилы.

— Шо-то мелковат ты для вояра, — не спешил мне называть своё имя неучтённый брат-родовит.

— Да я недавно вступил в отряд, — парировал я.

Проверка на вшивость, насколько уяснил я, и вроде бы прошёл — пока, а дальше видно будет.

— Так я га? — махнул я рукой вслед Елизару, — коль есть, кому охранять ладью. Угу?

— Вали... — не стал задерживать меня дольше вояр-страж.

И я побежал, нагнав Елизара на полпути до вырубки леса.

— Что ж ты подставил меня, брат Елизар, — принялся я искать к нему подход. — Проверял, да? Так зря, спроси у Хорса или Ярилы: я делом доказал потребность родовитам!

У меня ж на лице написано — чужак. Вот и не стал ничего ни от кого скрывать.

Баить Елизар со мной отказывался — шёл молча, таща сундук, который я и с места сдвинуть был не в силах, а он нёс его точно мешок с сеном, а не с зерном — легко так, непринуждённо; всё же остановился, смахнув рукой испарину с лица, и стряхнул пот с неё на меня, как на назойливо-надоедливого паразита, или как я прежде постоянно реагировал на длака. А показалась тварь, выглядывая из-за ствола древа.

Я погрозил длаку, чтоб не мешал мне вести обстоятельную беседу с Елизаром.

Тварь подвыла:

— У-у...

Швырнув камнем по дереву, я заставил длака скрыться за ним.

— Чем тебе зверушка не угодила? — прорезался голос у вояра-родовита.

— Да понимаешь, брат: достала, тварь! Постоянно путается под ногами, а как дело доходит до схватки с порождениями прорвы, так ноги в руки и в кусты. Потом вылезет из укрытия и ещё требует покормить.

Елизар хохотнул, и, не удержав сундук на плечах, свалил, чуть ли не на меня.

— Осторожно!

— Не боись, не зашибу, Шаляй, — ухмыльнулся Елизар.

— Да я не за себя опасаюсь, а за вещи Велизара! Скажи мне, брат-Елизар: он — волхв у вас?

— То да.

— А нешто можно так — волхв и вояр?!

— Им видней, — пожал плечами Елизар, и, подхватив сундук, как некую пушинку, снова закинул себе за голову, нисколько при этом не согнулся под тяжестью ноши. Меня бы под ним раздавило и расплющило враз, а он ничуть не пыхтел, правда, потел, но это в порядке вещей.

И что там за магические вещи хранились у Велизара? Взглянуть хотя б одним глазком.

— А скажи мне, брат Елизар: много вы побивали вражин?

— Навалом сдюжили, — не стал скрывать вояр.

— И далече плаваете на ладье, ежели не тайна?

— То нет.

— И нонче пришли по зову с Лысого Горба?

— То да.

— Издалека?

— Великограда.

Ого, а это что за поселение такое у родовитов?

— Знать издалека.

— То нет, — следовал один за другим односложный ответ.

Вот и попробуй о чём-нибудь расспросить Елизара. Не иначе включил дурака, не желая вдаваться в подробности.

— А под парусом к нам шли аль на вёслах?

— Всяк бывало.

Ну точно — издевается, и ещё ухмыляется про себя, отпуская в мой адрес улыбки одна язвительнее иной.

— Знать завалим тут Зыря, да, брат Елизар?

Вояр встал, как истукан. Неужто я озадачил его? Это плохо или хорошо — и не только для меня, а всех нас вместе взятых братов-родовитов?

— А то... — чуть промедлив, заявил он.

— Выходит, Велизар, сильный волхв-вояр?

Я надеялся услышать в ответ от Елизара: ему нет равных.

— Вроде так.

А вроде и не так, — докончил я его фразу про себя.

Нет, всё-таки Елизар не дурак, ушлый брат-вояр попался, что говорить — умело прикинулся валенком, намерено обрывал меня, но, не отказывая в разговоре, оказывал должное внимание, как родовиту.

— А шибко сам сдюжил многих вражин?

— А то...

Я понадеялся: спросит у меня, скольких я завалил. Да, похоже, тут не принято хвастаться такими вещами: выжил в схватке с порождениями прорвы, а какими иными врагами — слава и почёт — уберёг свой род от разорения и землю. Всё просто и в то же самое время не совсем. В чём-то скрывался подвох, и с братом-вояром, но, поди ж ты раскуси, в чём?

Сюрпризов мне больше не хотелось, как впрочем, и зрелища не меньше, но при этом при всём, я бы не отказался оказаться сторонним наблюдателем, а не участником очередной ужасающей сшибки с исчадием прорвы. Столько уж славных братов-вояров мы потеряли, что и вспоминать не хочется, а придётся, едва заявимся в селение и... снова в их погибели буду виноват я. Ведь остался жив пока, а дальше — ох неясно, какая судьба ожидает меня тут. Но в прорву соваться даже с этими братами при ладье поостерегусь. Хотя, ежели Ярила столкуется с Велизаром и порешат, как вожак с волхвом-вожаком: след двигаться вверх по течению за Гремящую воду — тут уж никуда не денешься — пойдёшь на заклание со всеми братами. Я ж теперь родовит, и даром что чужак на рожу.

Пришли.

— Вот, — не сдержался я, указав Велизару помимо сундука на Елизара, — решил захватить ещё и брата.

Вожак-волхв молча взглянул на вояра. Откланявшись, Елизар поспешил удалиться, заторопившись назад к ладье.

— Один бы я не дотащил сундук, брат Велизар, — признался я. Да и на кой правду скрывать, и лишний раз заставлять родовитов не доверять мне. У них ведь всё просто: ты либо свой, либо на дороге не стой.

Вот и я отошёл от Велизара и сундука, исполнив свою миссию, как того требовали от меня обстоятельства — не удержался, озаботившись, каким образом волхв вскроет запечатанный замок.

Сделал он это накладыванием руки с печаткой.

Хм, становится интересно! Перст у него магический, и также в форме головы неведомого мне аспида.

Что это за зверюга? Уж не её ли он собрался призвать из сундука, используя на манер вместилища, как дрессировщики змей у индусов, играя мелодию на трубке, забавлялись с пресмыкающимися. И будет ли она способна пресмыкаться перед ним?

Если я прав, зрелище окажется убийственное? Соответственно мне стоит держаться подальше от Велизара с его сундуком и бурелома, где обустроило логово исчадие прорвы. И мне не привыкать наблюдать за представлениями без билета. Да тут не цирк, покруче представление намечалось — с метанием острых и огненных предметов.

Надеюсь, что никто не пожалует сюда извне и здесь уцелело одно исчадие из прорвы. А ведь Велизар почувствовал тогда кого-то, заставляя меня отскочить в сторону, устремив свой взор на нечто незримое для меня и прочих братов-вояров.

То, чего сотворил Велизар, заставило меня сначала грохнуться на задницу, а потом и вовсе растянуться на спине.

Из сундука выскочила огненная змея, и не такая уж огромная, как столб огня вставший до неба, но метра два в длину имела, и толщиной была с мою руку — метнулась спиралью, выстрелив, точно пружина из "ларца" и просвистела дальше, погнавшись за кем-то невидимым.

Свят-свят-свят... — забормотал я про себя, уяснив: сюрпризы на этом у Велизара не исчерпаны.

Но к моему большому удивлению он слишком уж обыденно захлопнул крышку сундука.

А как же та змеюка огненная? Она ведь скоро вернётся? Или нет — я ошибаюсь на её счёт, и того, что произошло — исчезнет сразу, как только нагонит беглеца?

Чудеса, да и только. Эко волхв-вояр поразил меня — в хорошем смысле, а в ином — буду надеяться с братами: поразит нечто такое, что скрытно следило за нами со стороны.

И снова, по настоянию Велизара, застучали топоры, когда по мне, так уже бы мог разобраться с исчадием, укрывшимся в буреломе — натравил бы на него иную такую же точно огненную гадюку и... пожрала б его вместе с логовом, не оставив и праха. Или с исчадием не всё так просто, и ещё попробуй, сдюжить с ним?

М-да, скорее всего, права была Ню, когда твердила мне всю дорогу до родного селения: не стать волхвом. Если Велизар не сразу отважился жарить исполина прорвы, знать и его магических усилий пока недостаточно, вот и подготавливался основательно к схватке с ним, наверняка имея в рукаве несколько магических "козырей", но пока придерживал их и не светил.

Ох, чую, и засветит он тому, кто в логове также набирается сил. Заодно сообразил: бой с ним начнётся не раньше, чем через пару часов. Вспомнил, что обязан накормить оголодавших братов. А уже поймал на себе пытливый взгляд Горыни и Хорса. Да Любим облизывал ссохшиеся уста, намекая мне: хошь водицы б испить.

— Ага, я мигом, — кинулся я к реке, выскочив из леса у ладьи. — Браты...

Высунувшись из-за высоченного борта, на меня покосился неназваный вояр.

— Опять ты?

— Не опять, а снова! Дали б чего испить, браты?

— А те что, воды в реке мало? Пей, сколько влезет — не жалко!

— Кваском не угостите, браты?

— А может тебе медовухи плеснуть?

— То да, — согласился я. — И чего б ещё пожевать!

— Ты глянь на него, Елизар!

Ну да, сам в курсе: наглость — второе счастье.

— Лови, Шаляй, — Елизар сжалился надо мной.

— Ты чего это, а? — уставился в недоумении на него неназванный брат, коего я про себя окрестил "названый".

— Благодарю, Елизар, — подхватил я узелок.

И следом вниз полетел бочонок.

Чуть руки себе им не отбил, но не поймай я его, разбился б оземь и браты — в лучшем случае "засмеяли" бы меня, а в худшем — и думать даже не хочется, что могло бы быть.

Поклонившись Елизару, я поспешил назад в лес к вырубке.

— Погодь, прыткий, — осадил меня "названый" брат.

Сам скинул мне кучу узелков и выкатил за борт ладьи по помосту здоровенный, литров на сто, бочок.

— Это чего, а, браты? Всё нам? — раскатал я губу.

Ага, держи карман шире.

— Всем братам, — озадачил меня "названный брат".

Ясно — решили покормить всех разом. Так сказать — устроить пир, а то может оказаться последним в жизни многих из нас перед схваткой с исчадием прорвы.

Гору узелков я за раз явно не освою — взял столько, сколько смог зацепить загребущими руками, и про зубы не забыл, тут же и рухнул без сил под тяжестью непосильной ноши, вызывая хохот на ладье, развеселив "названного" брата. А что ж он хотел от меня — я одичал и оголодал, уяснив: лучше взять меньше груза и сделать на один или два крюка больше к ладье.

Да меня снова выручил Елизар — добрая душа; просунул рогатину в узелки, едва ли не все за исключением того, что в первую очередь скинул мне, и взял в руку, взвалив на плечо, как ни в чём не бывало, а иной — покатил бочонок.

Тоже верно — так проще его доставить до братии — сам увязался за ним с бочонком на ведро и узелком размерами с подушку в руках.

Мне было охота продолжить наш давешний разговор с ним.

— Елизар-брат, могу я поговорить с тобой откровенно, так сказать: по душам?

Он одарил меня косым взглядом, поскольку я отставал от него даже с той небольшой ношей, которую тащил сам в отличие от него, а ему и его была легче, чем моя. Или мне так самому казалось и хотелось верить в это, а на деле и ему не так уже легко даётся всё. Просто по нему этого невидно — умеет скрывать истинные чувства, не выставляя эмоции напоказ.

Ну да, и я понимаю его. Сколько я тут живу, а он ко всему ещё и ратится бок о бок с братами во главе с Велизаром, коль взглянул на длака как на обычную зверушку, а та ещё тварь, зазеваешься и поминай, как звали. Не прикорми я его, давно б отгрыз мне кое-что и не побрезговал.

— Бай... — намекнул мне Елизар: мол, начинай, а там видно будет какой у нас с ним выйдет разговор — откровенный или как давеча с односложными ответами на мои заковыристые с подвыподвертом вопросы.

— Что за змеюку выпустил из сундука Велизар? И такая же точно изображена у вас на носу ладьи? А и на нагрудной пластине вожака-волхва?

— Аспид... — кротко и ясно — с одной стороны, а с иной — что за аспид такой?

Вот я и задал сей простой вопрос для меня, но не для брата-Елизара.

— Тварь... — удивил меня его ответ.

— Из прорвы?

— То да.

Издевается, не иначе. Или привык отвечать так — для него это обычная практика общения? Не раскусил его до сих пор, а и дальше мне вряд ли удастся понять их. Хотя догадки имелись: в вояры отбирались немногословные родовиты, делом доказавшие свою состоятельность в противостоянии с вражинами, и не только прорвы. На то и варвары, как ни крути.

Вот и крутил его, как умел, а получалось не очень, продолжая наседать на него, пока имелось время по дороге — потом ему уже не будет до меня. А я не желал, чтоб кто-то услышал, о чём я тут болтаю с ним, ведя откровенный разговор по душам. За это Велизар не погладит Елизара по головке. Скорее, напротив, отвернёт. Хотя как знать, может у них это в порядке вещей — напускать на себя аскезу. Если с каждым встречным и поперечным будешь откровенничать, долго не протянешь — и скорее ноги.

— Но применил магию? Аспид был ненастоящим или... настоящим?

— Настоящего Велизар сразил...

— И сделал из него магического двойника? — живо сообразил я, перебив Елизара, не рассчитывая получить от него вразумительный ответ до конца.

Запинка с его стороны послужила мне немым знаком согласия. Похоже, что им впервые попался столь ушлый родовит, как я, или ошибаюсь, придавая себе значимости и напускной важности?

— То не ведаю — не волхв. А Велизар — вожак-вояр.

Оно и понятно, что ничего непонятно.

— Но валили вы аспида в прорве всем кагалом?

— То нет, всем кагалом нельзя.

— Почему? Что не так? К аспиду не подкрасться толпой?

— То не, подпустит... и огня...

Ясно — и поминай, как звали — жаркое готово для иного исчадия, которое мы обложили в буреломе.

— Выходит, он один на один рубился с ним?

— То да.

Всё — пришли.

— Спасибо тебе, брат Елизар, выручил.

Велизар не сразу отреагировал на нас, изучая на расстоянии логово Зыря.

— Подойди...

— Это он тебя позвал или меня? — оглянулся я на Елизара. Но брата и след простыл — исчез бесшумно, а, скорее всего, и Велизар обратился ко мне, не размыкая уст.

— Да, брат, — отозвался я.

— Что роднит тебя с исчадием прорвы, Шаляй?

— Чего?! — застал врасплох меня своим вопросом в лоб Велизар.

— Почто Зырь всякий раз реагирует на тебя, когда ты отдаляешься от логова?

— Хм, почто? Хороший вопрос, брат! Засветил бы ты ему, как давеча я сам, он бы и за тобой увязался!

— То нет, Шаляй. Ваша связь значимее мести.

Да уж, от Велизара ничего не скроишь и не утаишь.

— Я недавно стал родовитом, и угодил в ваш мир из иного — параллельного.

— Ты из пророчества? — Велизар обернулся ко мне.

Его взгляд пронизывал меня — у волхва-вояра светились огнём глаза.

— Какое ещё пророчество, брат? — пересохло у меня во рту, и я, отняв затычку, приложился к бочонку — хлебнул кисло-сладкого напитка. И так несколько раз. Велизар смотрел на меня, не отрываясь. Я чувствовал его испепеляющий взгляд всей кожей и нутром.

— И придут семеро равные богам, — заговорил Велизар словами из пророчества, — и будут они гонимы и истреблены, и восстанет один, и порушит нишу равновесия, и колыхнётся маятник мерила, и низринутся в смертную бездну народы, населяющие мир Света, и никому не будет пощады — ни люду, ни страхолюдам, ни тварям — всё покроет мрак и тьма Прорвы...

А ведь я из прорвы — провалился туда с шестью спутниками, если вспомнить "водоплавающего", отбитого нами на свою погибель у жихарей. Неужели избранный? Или проклятый? И что теперь? А со мной сотворит знатный родовит? Взглядом испепелит или напустит на меня огненного аспида из сундука, прибегнув к магии? И ведь порождения с исчадием здесь, погнались в земли родовитов за нами, чужаками! И тот самый идол-истукан — порушен именно мной!

Знать бы наверняка, что грозит мне дальше, а всем, кто со мной здесь?

— Велизар, брат, — Ярила вступился за меня. На то и вожак, а я — его вояр. — Не пора ли делом заняться?

Улучив момент, я отступил к вожаку, сунув ему бочонок с "тонизирующим" напитком, и он передал его Хорсу, а тот дальше Горыне — в итоге перекочевал к Любиму. Братья-родовиты разом заступились за меня, и Велизар не стал выяснять здесь сейчас пока отношения с нами.

— Драгомир вперёд тебя встретился с чужаком, и также проверил, дозволив ему стать одним из нас! Ты это жаждал знать, брат?

— То да, — отступился Велизар, дозволив "попировать" нам и своим воярам.

После обедни деревья уже никто не валил, их напротив зачищали от ветвей и возводили спешно частокол, какой мне довелось увидеть на погосте у жихарей, а ничего подобного в селении у Лысого Горба я не заметил. Родовиты впервые возводили оборонительную стену, и вышку за ней для волхва. Работы были завершены ближе к закату.

Я стоял на стене, зажатый с обеих сторон на частоколе братами: по правую руку от меня — Ярила и Горыня, а по левую — Хорс и Любим. Мы встали напротив вышки — там расположился Велизар, и вокруг него, вплоть до нас, его вояры, ощетинившись рогатинами, прикрывая спину щитами. Ну, прямо как мы тогда, при последней схватке с порождениями прорвы на берегу Большой воды.

Я ожидал узреть громадного аспида, призванного из сундука Велизаром, но волхв поразил меня совершенно иным действием, раскурочив логово Зыря, или это исчадие раскидало бурелом вокруг себя, стремилось порушенными деревьями достать нас, как тогда на реке? Сразу и не уяснишь, кто на что способен. И мы сейчас впятером скорее являлись невольными зрителями.

Ага, сейчас! И так три раза!

Я оказался приманкой, на которую в первую очередь и "клюнул" Зырь, а Велизар запустил ему в спину кривую молнию. Мог ведь промахнуться — Зырь обернуться — и испепелить нас вместо исчадия. Но на то и волхв-вояр — знал своё дело. И его оружием являлась магия, а не холодное, как у всех у нас, родовитов, вместе взятых.

На мгновение мне показалось: я ослеп. Настолько яркой оказалась вспышка света, резанувшая сначала по исчадию прорвы, а затем и нам по глазам.

Зажмурился, полагаясь на слух, вдобавок уяснил: не только ослеп, но ещё и оглох. По ушам резанул грохот.

Представляю себе, что сейчас твориться в "загоне" за частоколом. А если честно, то ничуть — отнюдь! Чтоб понять, надо видеть или хотя бы слышать, а я оказался слеп, глух и нем, поскольку не слышал ни братов, ни собственного голоса, используя иное чувство осязания — вцепился рукой в собрата. А тот схватил меня, и мы повалились, сверзившись наземь с частокола.

Из груди при падении вышибло дух.

Ух...

И я не сам вскочил на ноги, меня потащили браты. Очень хотелось верить, что меня тащат они, а не исчадие.

Пригляделся и прислушался, уловив некоторые изменения с теми органами, кои у меня подверглись разительным изменениям. Думаю, мне помог дар Нюши, иначе бы я не пришёл так скоро в себя, узрев в частоколе брешь, словно её сотворил исполин.

Никак вырвался, гад, из западни! Но за нами не гремит, а где-то в стороне, и мы от места битвы с ним. Поняло исчадие, кто нынче истинный враг у него нынче — Велизар, а не я с братами — убегал от них, а они преследовали его.

Мы выскочили на берег к ладье, там уже суетились многие вояры-родовиты, принимавшие участие в валке леса и возведении частокола.

Вышло так, что Велизар едва ли не в одиночку остался в лесу ратиться с Зырём.

— Живо на борт! — закричал Елизар, поднимая парус.

Браты приняли нас в ладью, втащив следом помост — оттолкнулись вёслами от берега. Ну да, богатырской силушкой никто в отряде Велизара не обделён, и столкнуть им с отмели ладью — пара пустяков. А уже и на вёсла налегли. Нас также привлекли к работе гребцами, всё ж таки браты, а не балласт. Впряглись и поплыли вверх против течения Большой воды в направлении границы с Гремящей.

— А как же Велизар?! — уставился я большими глазами на Елизара.

— Навались, — отреагировал он по-своему на меня.

И потом, всё верно: ведь для нас нашлись свободные места, а тут каждое учтено, и лишним быть по определению не может. Значит с волхвом там, в лесу, остались четыре брата-вояра, а мы тут заняли их места.

Разыгравшееся воображение рисовало мне фантастическую картину схватки Велизара с Зырём. Мне чудилось, будто волхв выпускал из рукавов огненных аспидов одного за другим, стараясь ими схватить за конечности исчадие и скрутить.

— Шаляй... — закричал Елизар.

Ярила толкнул меня, чтоб я не выпадал из реальности и грёб наравне со всеми — отвлёкся на братов.

Команды отбивал Угрюм. Понимаю Велизар, почему он именно его выбрал себе в помощники. Угрюм если и размыкал уста, то, отдавая команды — не больше, не меньше — был скуп на иные слова. А такой в команде был не один, насколько понял я. Взять того же Молчана. И Елизар в сравнении с ними напоминал мне Говоруна.

В тишине, скрипя вёслами в уключинах, да всплесках воды при гребках и коротких отрывистых команд Угрюма, мы шли ходко по реке вверх до притока, и, свернув туда, спустили парус, подгребая к берегу. Сменив вёсла на рогатины, основная масса братов-вояров уже толпилась с помостом в руках у борта, готовая в любой миг устремиться на берег.

Выскочили, и мы порывались.

— Куда? — осадил меня "названый" брат.

— Нет, Шаляй! Останься, — настоял Ярила, бросившись нагонять Угрюма.

— Как же так, браты? — подмывало меня податься со всеми. А тут такая несправедливость — я не по своей воле отстал от коллектива. У меня сработал стадный инстинкт. — Елизар!

— То воля Велизара.

Ах, вон оно что! — я потребовался ему здесь, живым и невредимым. — Не опыты же он собрался ставить на мне? И зачем я только открылся ему? Хотя у меня на роже написано большими буквами — ЧУЖАК.

Ладно, зато есть время узнать подробности у братов про то самое пророчество, которым меня укорил волхв-вожак.

— Руки, — уверил я стражей ладьи: не сбегу от них, коль мне велел остаться с ними тут мой вожак.

Проводив взглядом Ярилу с братами, скрывшихся в дебрях подступающих не так близко к реке, как в том самом месте, где вояры Велизара остановились подле нас впервые, я опустился на скамью возле уключины с веслом.

— Не переживай, — "названый" брат хлопнул меня по спине. — И на твой век, брат, будет вдоволь вражин!

Хм, брат! А откровенничать не спешат, да и вообще ничего толком не стремятся объяснять. Например, на кой я сдался им? Ах, да, пророчество, будь оно неладно!

О нём и спросил у Елизара. Брат-вояр повторил его в точности за Велизаром, словно заученную присягу, и ни одного лишнего слова не вставил — даже предлога. И более того, не стал интересоваться у меня, за чем я спросил его об этом.

Опять дурака включил. Или я тупил? Будем разбираться: я тут с ними, пока наши браты там, в дебрях, гоняясь за исчадием прорвы. А не сомневался: встретимся здесь с ним, едва Зырь учует меня.

— Давно вместе плаваете по Большой воде, браты?

— Почитай уж добрый десяток лет, — удивил "названый" брат.

Я думал: уж кто-кто, а он будет молчать. Нет, также оказался несдержанным на язык, если так можно выразиться. Но тоже лишнего слова не вставит.

— А где ещё ходили на ладье? Выше Гремящей воды забирались? А по Быстрой?

— И в прорве бывали, — подтвердил "названый" брат слова Елизара.

— Ну и чего там видали?

— Всего понемногу.

— Например? — уяснил я давным-давно: порождения подразделяются на виды.

— А тебе на кой, брат Шаляй?

— Да вот, собрался поохотиться там, в прорве на них, когда завалим тут Зыря. Айда со мной, браты?

Елизар с "названым" переглянулись, и вновь уставились на меня. Шутить я не собирался — моё лицо осталось серьёзным.

— Так что баите мне?

— То не нам решать — вожаку.

Угу, выкрутились. Подневольные, значит — на службе: шаг влево, шаг вправо — расстрел огненными аспидами на месте.

Нет, это не для меня. И потом я — вояр Ярилы, а не Велизара. Волхву-вожаку ещё придётся согласовать с моим вожаком, чтоб я и дальше оставался с этими двумя братами на ладье. Тогда как мне на самом деле хотелось домой... к Нюше, нежели обратно в свой мир, — задумался я про себя: как она там поживает одна без меня, и справляется ли с обязанностями приёмной мамаши? Малыши у родовитов боевые, им палец в рот не клади, похлещи порождения прорвы будут. Да грохот, устроенный при сшибке родовитов с исчадием прорвы снова вернул меня в чудовищную реальность.

— А долго намерены ходить по воде с вожаком, браты?

— Пока срок не выйдет.

— Службы?

— То да, — вздохнул тяжко Елизар.

Поди, семья имелась — баба, дети — и видел её нечасто, да и то мимоходом проплывая мимо Великограда.

— И когда закончится?

— Когда сами кончимся, — язвительно оскалился "названый" брат.

Весело тут у варваров с их порядками.

— А у вас иначе?

— А я знаю, — изумил я братов.

Что ж они хотели от меня, чужака, иначе б стал я расспрашивать их обо всём, что интересовало меня, и было в диковинку.

Они вновь переглянулись, и понимающе уставились на меня.

— А скажите, браты, что за человек ваш вожак? Не притесняет ли вас? — пояснил я подоплёку вопроса. — С родными даёт повидаться? Как часто?

— У него и спроси, — отказался продолжать со мной разговор "названый" брат.

Интересно, а хватит ли смелости у Елизара дать мне короткий ответ — на исчерпывающий рассчитывать не приходилось.

Он что-то буркнул сродни: работа такая — собачья, зато семья ни в чём не нуждается.

— Кроме отца. И дети сами родятся?

"Названый" брат хохотнул — ему моя шутка понравилась. Зато Елизар зарделся, наливаясь румянцем.

Кажется, я дал маху, взболтнув лишку. Видно, что скучает по семье.

— Вот и я по Нюше с Варварой и... сынишкой, — до сих пор не знал я имени мальчонки.

"Названый" брат вновь хохотнул. И это уже мне намёк от него на то самое, чем я смутил Елизара.

— Да нет, тут всё гораздо проще — и Варвара, и сын, у нас с Нюшей, приёмные.

— Что-то я не ведаю такой бабёнки у вас, Шаляй.

— То я так зову Раду.

— Раду!? — чуть не подпрыгнул Елизар.

Что не так или всё так, а я не сразу уяснил, в чём скрывается подвох?

— Ну да, — кивнул я. — Вот вернусь к Ню, и пройдём с ней обряд посвящения — станем жить по закону родовитов, как муж и жена! Я бы сразу, но...

У Елизара перекосилось лицо, покрываясь багровыми пятнами.

— Беги, Шаляй! Вали... — прыгнул "названый" брат на Елизара сзади, не позволяя распустить руки.

Да где удержать такого богатыря — встав, Елизар скинул с себя брата-вояра.

И что ж такое-то, а? То был человек, как человек, и вдруг на тебе — озверел в конец.

Я вывалился за борт в реку, уйдя под воду с головой. Не нырни, кто знает, чем бы всё закончилось — рядом со мной в воду влетела рогатина.

За неё и ухватился, вынырнув у берега.

И новый крик мне от "названого" брата:

— Хоронись!

Не "поберегись", а хоронись!

Да что ж такое тут твориться, а? Толком не мог объяснить, с чего вдруг Елизар возжелал моей смерти?

Подспудно у меня возникла одна мысль на его счёт в качестве ответа, но угасла, едва навстречу выскочил Зырь.

Ах...ренеть!..

* * *

— Ничтожные выродки! — выл Шиш, настигнутый огненным аспидом — искрил, вырывавшись из пасти у магического существа, распавшегося на границе земель родовитов. — Попомните меня!

Проскочив сквозь брешь на границе, злой дух схоронился на погосте у жихарей, страшась попасться хладнокровному на очи, не выполнив наказ до конца — один из нарушителей оставался живым. Да и Зырь, покинутый им у выродков, ещё мог добраться до пришельца.

Здесь и решил его обождать призрак, прежде чем вернуться в прорву.

Глава 16

"Око за око! Зуб за зуб!"

Позади варвар, спереди исчадие-исполин — попал ты, Шаляй, и свалить некуда. А тут ещё огненные аспиды, извиваясь, возникли из сумерек вслед за Зырём. Одна магическая гадина уже висела на нём, развиваясь огненным шлейфом, старалась опутать нижние конечности. И другая такая, обдав меня жаром, впилась в исполина, разрезая пылающим шлейфом тьму, клубившуюся вокруг него дымным облаком.

Нет, что угодно, только не это!

Аспиды сплелись, опутав нижние конечности Зыря, и падая, эта громадина посунулась на меня. Прыжок в сторону — и я покатился назад к реке, влетел в воду. И буквально тут же на меня обрушилась волна песка поднятого в воздух при крушении исчадия.

— Елизар, — заметил я варвара с секирой в руках.

Он прыгнул на исчадие, не обращая внимания на пылающих аспидов, выжигающих тому нижние конечности, и скрылся в клубящейся тьме.

Чтоб тебя, варвара! — подорвался я с места — не один, рядом со мной, плечом к плечу, встал "названый" брат, и в отличие от меня и Елизара сжимал обоюдоострый меч, укрываясь щитом — из него уже вылетали огненные змеи, освещая нам тушу громадины, покрытой чем-то отдалённо напоминающим клубы чёрного дыма, не позволив им опутать нас.

— Держись, брат Шаляй! Не отставай!.. — Спутник размахивал мечом налево и направо, отсекая щупальца, потянувшиеся к нам. Напоминая чёрных змей, они валились обрубками наземь, но всё равно стремились достать нас и вцепиться.

У меня рогатина в руках, а лопатка... Вот она — торчит из исчадия, а не как обычно у меня из-за ремня. И мне проще ратиться с любимым орудием труда используя в качестве оружия, но и рогатину кидать, абы куда, помимо Зыря, не стал. Сначала лопатку достал, понадеявшись достать следом исчадие.

А вот и его глаз!

Око искрило — исчадие ворочало им, стараясь разглядеть нас, своих врагов, — но я вновь (и на этот раз с близкого расстояния), зацепил в него исполина, махнув рогатиной, тотчас вцепился в лопатку, ощутив, как в ладонь легла привычная отполированная деревянная рукоять. Ни о чём большем сейчас и не мечтал, разве что о применении ракетницы.

Сколько у меня там зарядов помимо загнанного в ствол? Да и ладно, настало время потратить их все без исключения! — не стал я делать снисхождения исчадию; приметил Елизара. "Названый" брат прорубался к нему, вот и я не стал отставать от них.

Исполин старался затащить Елизара в пасть, подобную на разверзшуюся пещеру, нежели бездну, откуда вырвался толстый и длинный язык.

Так показалось мне, а на самом деле им оказалась тёмная гидра с раздвоенной главой, и пылающими ненавистью очами — стрельнула уже в меня своими языками-шипами.

Не подсуетись "названый" брат, я бы вперёд Елизара очутился в пасти у исчадия, а так он прикрыл меня щитом, не удержал, расставаясь с ним не по своей воле. Двуглавая гидра исполина вырвала щит у брата и проглотила, что позволило нам выиграть время и упредить её повторную атаку: я разрядил ракетницу в левую оконечность языка исчадия, и добавил лопаткой, стараясь отсечь одну из двух шипящих глав гидры, а "названый" брат — правую.

Нет, я ошибся, он разом обсадил исчадию его змеиный язык с двуглавой гидрой. Отвалившись наземь, она всё ещё пытались пожрать нас. Не тут-то было — варвар расправился с ними, позволив мне перезарядить ракетницу, и новый заряд я отправил прямиком исчадию в пасть, освещая путь Елизару назад.

Он уже был там, и не по своей воле, срубая секирой клыки-колья. К нему и прыгнул "названый" брат, а я на шею исчадию, и, цепляясь за костяные наросты, подался дальше к оку с торчащей в нём рогатиной — снова ухватился за неё, проталкивая глубже в череп исполину, — был сброшен им в реку.

Всплытие со дна показало, что исполин ещё держится, и не сказать: из последних сил. Но факт остаётся фактом — я с братами задержал его подле ладьи, слыша, как к нам вот-вот присоединятся кагалом браты с Велизаром.

А где Елизар и "названый"?

Подле меня упал некто, совершив головокружительный полёт с приземлением в прибрежную полосу, зарываясь с головой в рыхлый сырой песок.

— Елизар!

Не обратив на меня внимания, варвар опять ринулся туда, откуда следом прилетел "названый" брат.

— Будя валяться, Шаляй... — увлёк он меня за собой, и мы снова столкнулись с Зырём, пробиваясь сквозь многочисленные обрубки тёмных гидр, по-прежнему норовивших впиться нам в ноги, и не только.

Один из подоспевших к нам на подмогу братов, корчился среди них от боли, а они впивались, вгрызаясь с новой силой в него. Вот так у нас вместо одного исчадия-исполина оказалось разом множество мелких врагов. И давить их ногами получалось не всегда.

Мою икру сдавила цепкая челюсть, заставив опуститься на одно колено, и тёмные шипящие обрубки тотчас поползли ко мне со всех сторон.

— Гады... — принялся я рубить их ребром лопатки на части, но они всё равно шевелились, пусть и, не нападая больше на меня, оказались живучими.

А вот и иные браты — навалились гурьбой на исчадие, атакуя его конечности, где из каждой торчали пучки всё тех же пресмыкающихся гадов размерами с нас самих. Их и рубили варвары, отсекая головы с раскрытыми клыкастыми пастями, пробиваясь в клубящуюся тьму к искрящемуся, но больше не пылающему, оку исчадия.

Ещё один брат упал возле меня, с отрубленной гидрой, что также впилась в него и продолжала сжимать челюсти на нём.

В неё и выстрелил, закончив мучения варвара, вспомнив про "названого" брата и Елизара.

Из тьмы, отскочив от исполина, показался...

— Горыня...

Брат то ли не слышал меня в пылу сшибки с Зырём, то ли просто игнорировал, показывая всем своим видом: ему сейчас не до меня.

Нет, лопатка хорошо, но она не то оружие с коим можно рубиться с исчадием — вот и рванул топор у отмучившегося вояра.

— Прости, брат, если что не так, — пришлось мне выломать топор у него из сжатых крепко рук. — Но я шибко вернусь, и верну тебе оружие.

Размахнувшись топором, я устремился туда, откуда из тьмы до меня долетали огненные всполохи. Огненные аспиды Велизара сплетались телами в один большой клубок, выжигая одновременно исчадию нижние конечности, тогда как с верхними рубились мои браты. И пробиться за них не так просто, они стояли стеной, укрываясь щитами, сами жгли огненными змеями тёмных пресмыкающихся, отрубая их у исполина — порой исчезали, вырываемые гидрами из толчеи.

В одну такую образовавшуюся брешь и вклинился я.

— Ты... — услышал я голос Ярилы справа от себя.

— Вожак, — сам приветил его мимоходом.

На этом всё — разом с ним, мы отбивались от знакомых мне уже змеевидных конечностей исчадия. И казалось: росли заново и множились точно гидры. Тогда как нам изначально надлежало рубить голову исполина, а возможно, вырвать око. Или кто знает, что ещё должно сделать нам, чтоб завалить его. А Зырь, словно подпитывался убитыми, восстанавливая в полной мере силы.

Но вот одна конечность оказалась перебита у основания тела — её отсекли браты и теперь добивали, окружив, а мы, прикрывая их, стремились повторить манёвр с иной.

Да сколько же рук у исчадия, и все как щупальца — извиваются, выпуская пучки гидр в нас с длинными языками, оканчивающиеся зазубренными шипами — старались гарпунить нас, норовя, каждая, затащить в пасть.

Я еле держался на ногах, и не подпирай меня с боков в плотном строю браты, давно бы уже зарылся лицом во взрытую землю и погиб. Но они ни на миг не позволяли мне расслабиться, постоянно твердя все, как один:

— Держись...

И я держался из последних сил, слабея с каждым мигом, поплыл. На глаза опустился туман, застилая их сгущающейся беспроглядной пеленой.

Я кончался. Похоже, что тот обрубок оказался ядовитым и в мою кровь через рану проник яд гидры исчадия.

— Браты... — зашатался я, почувствовал, как некто подхватил меня, вынося из битвы. — Елизар...

Вот и пойми этого варвара: то готов убить за одно неверное слово, то жизнь спасает.

Я всё ещё ловил на слух шум битвы, затихавший и удалявшийся от меня с каждым новым вздохом. Дышать было тяжело. Я задыхался, ощущая давящий непомерно груз на грудь, окончательно погрузился во тьму с последней мыслью: "Прости, Ню..."

Тишину прорезали голоса — рядом кто-то балакал. А кто и где — заинтересовало меня не меньше того: живой я или...

Удар по лицу развеял мои сомнения. Поступить столь примитивно могли исключительно варвары.

— Эй-эй... — знакомый голос заставил меня придти в чувство. — Шаляй!

— Елиза-а-ар... — простонал я, ощутив жгучую боль в области груди — закашлялся.

Мне сунули какой-то отравы, поскольку даже мысленно обозвать её отваром, не готов.

Я сидел, а не лежал, как прежде — кто-то помог мне сесть и дал поесть. Рыбная похлёбка порадовала меня, правда, она вливалась в меня без разваренных кусков рыбы и силой, обжигая уста с языком.

Наконец я сумел разлепить веки глаз, взглянув на братов, собравшихся у костерка, разглядел, откуда исходит столь восхитительный аромат пищи. На огне запекалась рыба, нанизанная на прутья, торчащие из земли.

Чего и говорить — проголодался. Потянулся к одной такой порции и вспомнил про ногу, отозвавшуюся болью, схватился за неё, и другую ощупал, вызывая своими нелепо-поспешными действиями ухмылки на лицах угрюмых братов.

Ну и пусть, зато вроде не калека — обе ноги на месте.

— Ешь... — ловко подцепив наконечником копья одну из рыбёшек, Хорс сунул её мне.

М-да, это не рыбный бульон, коим меня потчевал Елизар.

Обжигая руки, я выронил рыбёшку на песок, и она зашипела на нём, напомнив обрубки гидр.

— А где исчадие? — уставился я на братов, не заметив подле нас порубанное массивное тело исполина.

— В прорве, — был краток ответ.

— Сбежало?

— Ушло, — подтвердил Ярила.

— А где Горыня и Любим?

— Горыня сбирает хворост для костра, а Любим... — запнулся вожак.

— Ему и сбирает Горыня для погребения, — подсказал "названый" брат.

И больше никого из братов рядом с нами — Велизар с отрядом подался вдогонку за Зырём, не желая упускать исчадие, всё ещё надеялся поквитаться с ним, мстя за побитых братов.

— Скольких мы потеряли, брат Елизар?

Смахнув с рыбёшки песок, он сунул её мне.

Ну вот — то человек, человеком, то варвар, каких свет не видывал. Пора нам разобраться с ним — в хорошем смысле, чтоб больше не доводить дело до греха смертоубийства.

— Елизар — брат, бай мне: за что ты накинулся на меня перед схваткой с исчадием? — заставил я напрячься Ярилу и Хорса.

Браты потянулись к оружию.

— Нет, — не допустил я меж нами вражды. — Бай, как на духу! Ну!

— Рада — его сестра, — выдал "названый" брат. — И не токмо.

— Велизар, — дошло до меня: Елизар с ним браты — кровные. Теперь понятно: решил, что я обесчестил их сестру.

— Да я клянусь нашей любовью с ней, Елизар: меж нами не было ничего такого, чего подумал дурного на счёт меня с ней! Да и как вообще посмел не доверять ей? Ладно, мне, чужаку! Но, Ню...

И корить мне Елизара бессмысленно, если б не он тогда вытащил меня из схватки с исчадием прорвы, сейчас бы Горыня собирал дрова не только для Любима и прочих наших братов, явившихся к нам на выручку под стягом Велизара, а и для меня, чужака.

— Прости меня, брат, за мои слова. Надеюсь, меж нами не будет больше вражды! И если дозволишь мне, я с радостью приглашаю тебя принять участие в обряде моего венчания с Нюшей. Она же Рада для тебя, Елизар!

Варвар не подал и вида, что я растрогал его — придержал меня плечом, не позволяя растянуться на песке. Силёнок у меня поубавилось, и кто знает, когда я вновь смогу ратиться наравне с братами.

Не из-за меня же остались здесь, а из-за ладьи, знать плыть дальше, преследуя исчадие прорвы воярам Велизара, было не с руки.

Светало. Звёзды блекли в свете занимавшегося зарева на дальней кромке горизонта, заставляя тьму отступать за границы земель родовитов к прорве. Мы отстояли свою землю, побив порождений, зато совладать с исчадием оказались не в силах, однако Велизар с братами продолжал гнать его прочь, и не остановится с ними до тех пор, пока не изгонит за Гремящую воду.

Когда погребальный костёр был готов, браты возложили на гору хвороста погибших, и мы подожгли её, прощаясь со славными воярами-родовитами, отдавшими свои жизни за родичей в беспощадной схватке с исчадием прорвы. Провожая их упокоенные души в мир иной, каждый из нас дал зарок: не успокоится, пока не покончим с Зырём, и с любым прочим порождением, являвшимся в земли родовитов из прорвы.

— А уничтожить не пробовали? — завёл я разговор о вторжении туда. — Почему бы родам ни объединить усилия против порождений прорвы и не уничтожить их там?

Браты посмотрели на меня так, как обычно я косился на длака.

— А как же пророчество? — пришлось мне напомнить им про него.

Кажется, пронял немного, не всех, но дело сделано — заставил призадуматься над своими словами.

— То решит Велизар, — парировал Елизар.

А что мне, на моё предложение, ответит вожак? — покосился я на Ярила.

Он повторил заявление собрата-родовита за небольшим исключением, назвав имя волхва с Лысого Горба.

Стало быть, Драгомир верховодит у нас в селении там, — не отделял я себя от родовитов — на то и браты мне — стал одним из них.

Елизара заинтересовали мои навыки с познаниями в магии по использовании стихии огня. Хм, если б варвар знал, что это никакая не магия, да и та иссякла у меня разом с боеприпасами к ракетнице, наверняка б не стал возиться со мной и нянчиться как с малым дитём.

Я размышлял про себя: сказать ему об этом откровенно или не стоит огорчать раньше времени? Всё же нашёл в себе силы и для сравнения привёл в качестве примера щиты братов с магическими рисунками в виде огненных аспидов. Но как выяснилось: их туда можно было нанести вновь — зарядить щиты у волхва, а вот моё оружие — мне здесь нечем. Моя "магия" осталась в прежнем мире.

— Испей, — Ярила сунул мне фляжку с эликсиром, дозволив восполнить силы. На мгновение я почувствовал себя галлом Астериксом. На Абеликса ростом не потяну и грузностью тела. Зато в качестве пёсика появился длак.

Я обозвал его "собакой". И он — ещё один непонятный дар мне от Нюши.

— Где шлялась, тварь?

Потянув запах палёной плоти, исходящий от погребального костра, длак облизнулся.

Ну да, наглость — второе счастье, а для длака оно являлось первым и единственным, а мы ему в качестве блюд из не столь разнообразного и скудного меню.

— Ублюдок!

— У-у... — увернулся длак от моей ноги, заставив потерять равновесие, и тут же начал подлизываться, облизывая мне лицо.

— Дай уйди ты... — не хватало, чтоб он подкинул мне заразы, стараясь зализывать незначительные ссадины и царапины.

Да где там, и прогонишь длака — присосался ко мне, точно пиявка к рыбе.

— И на кой ляд Нюша всучила тебя мне?

— А шоб сам не приставал к ней до обряда, — гоготнул "названый" брат.

— Скотовод, — блин, на мою голову!

"Названый" брат переменился в лице, как давеча Елизар перед нашей схваткой с исчадием прорвы. Вот только нынче браты поменялись ролями — Елизар схватил "названого", как тогда спутник, спасая меня, и макнул головой в реку.

— Да что опять не так? — уставился я на Ярилу, ожидая подсказки от вожака.

Тот пояснил в силу своих способностей сказателя. Скотоводами оказались кочевники, и также являлись лютыми врагами родовитов — часто вторгались в их земли, совершая набеги — жгли селения, брюхатя баб и уводя в полон детей.

И это вблизи соседства с прорвой, люд враждовал меж собой. Весело тут, прямо до смерти!

Примчался посыльный, заставив нас спешно сниматься с якоря и плыть к Гремящей воде.

— Давно пора, — ощутил я прилив сил. Эликсир сделал своё дело, и я был рад вновь оказать посильное содействие братам.

С одной стороны ладьи за вёсла уселись — Елизар, "названый" и посыльный, а с иной — я, Хорс и Горыня, а Ярила встал у нас за кормчего — правил, обходя быстрые потоки течения.

Все трудились в поте лица, не покладая рук, и когда мне показалось: они вот-вот отваляться у меня, а спина и вовсе развалится — пристали к берегу. До слуха донёсся грохот стремительно падающей вниз воды. Мы встали близ водопада. Где-то здесь находился тот самый остров, послуживший нам с Нюшей одновременно пристанищем и убежищем. Но я вернулся сюда без неё, а жаль. Зато тварь сидела рядом, и тихо подвывала.

Длак впервые плыл с людьми по реке на ладье.

— А тебя никто не спрашивает, балласт: нравиться тебе это или нет, — выпустил я его на берег, иначе грозился сбить меня с помоста — ступил первым на землю. Будем надеяться: я из-за твари не нарушил ритуала сошествия родовитов на сушу.

Нас встречали вояры. По одному взгляду на них было очевидно: исчадие прорвы ушло от них, и теперь ищи его в проклятых землях днём с огнём.

— Где Велизар? — встретил Ярила данным вопросом собрата-вожака.

Угрюм молча махнул рукой на водопад.

Туда, вместе с ладьёй, нам и предстояло подняться волоком и далее к прорве.

Новость ошеломляющая, но браты не роптали, не желая упускать исчадие — свято верили: его можно нагнать и покарать.

Валиться от усталости вояры Велизара не помышляли, хотя едва держались на ногах, даже не стали трапезничать, зато не удержались и испили "нектара" из бочонка, осушив его до дна, и с новыми силами взялись за работу, ну и я с Ярилой, Хорсом и Горыней, вытаскивая ладью на сушу.

Я впервые в жизни напряг донельзя жилы, и мне казалось: вот-вот порвутся. Не у меня одного — у всех. С криками, мы вытащили ладью на сушу. Не будь у неё широким и плоским днище, завалилось бы на бок, а так осталось сидеть на земле как на воде.

И это было началом долгого и длительного пути вверх за Гремящую воду к Быстрой. Мы, не команда "Арго", и сам я, не Ясон — сил на то, чтоб взять на плечи ладью и пешком подняться выше, не хватит всей братии.

Так думал я, но когда браты подстроились, подставляя плечи с бортов, меня охватил ужас. Они ведь богатыри, а я и близко не стоял рядом с ними. И если их можно было сравнить с современными тяжелоатлетами, таскающими по рельсам поезда или по асфальту многотонные фуры и самолёты, то меня, разве что с котлетой, если придавит ладья. А так и будет.

У меня одного подгибались ноги в коленях, тогда как у Елизара и Горыни по соседству, я что-то не заметил дрожи, и на их плечи ложился ещё мой груз.

Каюсь и винюсь, но неуверен, что в будущем подкачаюсь и мышцами обрасту — бородой, куда ни шло, — а ведь идём шаг за шагом к тропке, ведущей за водопад. И если идти прямо ещё как-то мог, то когда началось восхождение, тут моё терпение и лопнуло. Да деваться некуда, если выскочу, собью Горыню с ног, а собью Горыню с ног, ладья завалиться на нас и — поминай, как звали.

Мне пришлось отвлечь себя неистребимым желанием встречи на одной тропке с тем, кто утверждал: на Руси исстари таскали ладьи да струги волоком, подкладывая под них брёвна, впрягаясь всем кагалом в канаты, как бурлаки.

Опомнился я уже над водопадом, и понял про себя: держусь уже за ладью, а не тащу её, и меня вместе с ней браты. Да уж простите, если что не так.

Вода! Река! До неё сотня шагов — не больше. Если больше — не сдюжу. А дальше иду, стирая зубы от скрежета до корней в дёснах.

Ноги проваливаются в рыхлый песок, ещё пара шагов и из-под них брызжет вода — конечности вязнут в прибрежном иле.

Дошли, браты! Сдюжили!

Вода доходит нам до колено, но никто из братов не выпускает ладью. Делаем ещё несколько шагов, и уровень реки доходит до пояса, а мы идём, остановившись, лишь, когда вода достигла груди — валимся без сил, и дальше не выпуская из рук ладьи.

Особо прыткие браты уже карабкаются, взбираясь наверх — хватаются за вёсла и стопорят ими сплав ладьи вниз по течению.

Водопад, вот он — близко, и гремит угрожающе. Одно неверное действие и обернётся для нас катастрофой.

Кто-то крепит канат за вбитое глубоко в дно реки бревно, торчащее из воды. Мне помогают забраться в ладью.

Браты наваливаются на очередной бочонок, опустошают, передавая его по кругу из рук в руки, как "братину". Доходит очередь и до меня. Хохочут. А чего бы им ни ржать, аки жеребцам — придавили ведь меня бочонком — почти пустым, но мне от этого нелегче.

Выручил Елизар, но так, что лучше б вовсе не помогал, выплеснув на мою голову остатки "нектара", заставляя меня облизаться аки длака, и стереть напиток рукавом с лица. Да я сам хорош — не растерялся и выкрутил напиток из намокшего рукава прямо в рот, как заправский пьяница. А что, не пропадать же добру?

Передохнуть не дают, скорее, позволяют передохнуть, аки мухам. Угрюм разговорился не к месту и не ко времени, отдавая команды одну за другой.

В уключинах скрепят вёсла, мы гребём ими в такт командам вожака-дружинника. А я ещё скриплю зубами про себя, пока не стёр их окончательно. Если так дальше дело пойдёт, и впрямь ничего не смогу хлебать кроме ушицы.

Почти лишился сознания, когда ладья, как показалось мне, наскочила на мель. Но нет — уткнулись носом в берег.

Приплыли, но не пришли. Меня толкают в плечо, суя в руки щит и оружие погибших братов.

Ну да, я ж вояр.

Как взял сбрую и щит, так руки сами и опустились до земли.

— Держись, Шаляй, — Горыня едва не свалил меня наземь хлопком по плечу.

Утыкаюсь в спину Елизара — будущий родственник помогает мне, цепляя щит за спину, а топор вгоняет за пояс, рядом с лопаткой. И суёт вместо них рогатину в руки. Опираюсь на неё, и иду за всеми.

Браты будто и не устали, идут, как заводные, а я плетусь за ними, придерживаемый с одной стороны плечом Елизара, с иной — аналогичным образом Горыней, и извиваюсь аки аспид меж ними, норовя упасть, чтоб больше не встать. Да размечтался не к месту и не ко времени — браты хватают меня за ремень, волокут дальше.

Кажется, я знаю, куда мы идём — на погост к жихарям. Идти туда недалеко, но что или кто нас там ждёт — большой такой вопрос? И если то, за чем погнались, лучше б сдох ещё тогда там при стычке с жихарами, чем мучился столько времени напропалую. А с другой стороны там с Нюшей и встретился впервые. Да и погост обнесён стенами частокола, правда, безо рва с кольями, но если оборонительные сооружения довести до ума и внутри периметра возвести хотя бы вышки вместо башен — чем не опорный пункт для будущего вторжения в земли прорвы?

Размечтался я что-то не к месту и не ко времени.

Браты встали, вооружаясь.

А где Велизар? Соваться без волхва туда, где раньше была стена частокола, а нынче там виднеется громадный пролом, сотворённый не иначе Зырём, знать идти заведомо на верную погибель.

И хорошо, что ждём чего-то или кого-то.

А вот и волхв — выглядит уже не столь бравым вояром, как давеча при нашей первой встрече с ним — потрёпан, и весь в крови и грязи. Сам еле держится на ногах, опираясь на рогатину больше подобную на боевой посох мага.

Нас всего два десятка, и нынче мы неспособны на прямое столкновение с исчадием прорвы, укрывшимся на погосте.

Велизар подтверждает мои опасения — Зырь там, и ждёт нас, когда мы двинем к нему на свою погибель.

Кто-то указывает ему на меня, сравнивая с волхвом. "Названый" брат, чтоб его! Да какой из меня маг без боеприпасов к ракетнице? И точно такой же, как из любого брата с факелом в руках.

— Выручай, брат Шаляй!

Вот так сразу — ни много, ни мало. Хм, нашли волшебника на свою и мою голову.

Делать нечего, даже если начну отпираться и говорить: я не волхв, всё одно погонят кагалом туда, где нам всем могила.

— Лады, я погляжу, что к чему — одним глазком!

Не циклоп, но принцип тот же: лезть на рожон, не зная диспозиции сил противника — чревато.

— Кто со мной?

А подписался на "героическую" смерть?

Первым вызвался Елизар. Не скажу: обрадовался ему, поскольку взял бы в разведку именно Велизара. Заодно б узнал, на что он ещё способен, как волхв.

Ярила с нами, но без Хорса. Лезть нам толпой на погост не с руки — поотрывают тамошние исчадия нам их вместе с ногами.

Велизар словно прочитал мои мысли, согласился: вчетвером, без Угрюма, пока он будет стоять с братами в засаде, и выработаем план боевых действий по завалу исчадия прорвы на погосте.

А в то, что Зырь схоронился там, убедились сами лишний раз, засев подле пролома в частоколе, обнаружив сооружённое им из порушенных брёвен жилищ жихарей новое логово на манер берлоги.

— Спалить его там, и дело с концом, но ещё днём, пока не стало темно, — предложил я, попутно интересуясь у Велизара: способен ли он, как волхв, совершить какую-нибудь волшбу — аспида выпустить или сотворить иное, близкое к тому, магическое заклятие?

— Сдюжу.

А что — думай чего хочешь. Когда даже представить себе не могу. Вдруг выпустит змейку, как со щита прежде любой вояр, или клубок — и толку, всё без толку.

Интересуюсь мнением у Ярилы относительно своего простецкого плана действий. Вожак стремиться понять, что нам даст внезапная атака обычным огнём на исчадие прорвы.

— Изгоним его из погоста, если на то пошло! А зря, что ли рвали сюда по дороге жилы? Тут и встанем на страже родной земли! Иначе брешь не заделать, пока волхвы не восстановят истукана! Или кто там на это способен?

— То дело, — вставился Елизар.

Ясное дело: всё лучше, чем ничего!

— Так, а я про что баю, браты! Отрицательный результат — тоже результат! А будем спорить и предлагать, что сделать, да как — наступит ночь, и поляжем все, и некому будет кремировать нас — вернёмся в родные земли порождениями, гонимые исчадием прорвы!

Последний довод подействовал на родовитов, как нельзя лучше. Мы решили забросать "бурелом" факелами.

Окружив на погосте логово исчадия редким кольцом, подожгли факелы, и не только в руках, сжимая разом по два каждый, а ещё рядом с собой, воткнутые в землю. И все как один, по команде Велизара, пролили огненный дождь на берлогу Зыря.

Сухие брёвна занялись, и мы отступили в преддверии новой сшибки, подготовив исчадию очередной сюрприз.

Разметав горящие брёвна по погосту, Зырь вырвался наружу из земли, увлекаемый нами к пролому. И верный знак (нам от него), что он кинулся за нами в погоню — нарастающий грохот исполина. Но мы изначально знали, на что шли — уже разбегались в разные стороны, укрываясь за частоколом, где у нас были приготовлены рогатины.

Велизар в последний раз выпустил огненного аспида, и получился у него не таким жутким и страшным, когда я увидел его впервые. Зато отвлекающий манёвр получился что надо. Вслед за магией, мы обрушили на исчадие прорвы рогатины, втыкая их в него, как я ранее лопатку, наткнувшись на месте первой сшибки у реки. Но разительное отличие было в том, что на каждое древко рогатины намотана тонкой нитью застывшая древесная смола.

Её и запалил огненный аспид на исчадии.

— Получилось!

А что — и будет видно дальше. Во всяком случае, погост мы отбили у исчадия, заставив его заметаться из стороны в сторону в поисках нас, да ему, вражине-исполину, не достать нас. И это мы достали его. А как — сейчас увидим.

Зырь в кои-то веки порадовал нас, рухнув, не дойдя совсем немного до дебрей. Варвары не сдержались, ринулись на исчадие, сотрясая грозно оружием над головами, шли мстить за побитых братов.

Я оказался в одной толпе с ними, отдавшись на откуп эмоциям, подменившим мне растраченные силы.

Рубиться с лежащим исчадием прорвы было привычно, в том числе и мне. Я не помню, как вновь оказался на голове у Зыря, и пока иные браты стремились перебить исполину шею и отхватить голову, я прыгнул к тому самому дымящемуся оку, и обрушился с топором, подрубая со всех сторон, наконец, прильнул к нему и скорее скинул, нежели выдернул.

Исчадие перестало отбиваться от братов извивающимися гидрами. Они затихли и обмякли разом с ним.

Неужели мы победили его — убили? — уставился я на то, что служило оком Зырю, оставаясь и дальше во власти окутывающего его тёмными клубами мифического дыма.

Так вот оно что — откуда черпал силы гигант прорвы — из ока. И стоило мне сразу выдрать его при первой сшибке с исчадием, оно б не мучило ни нас, ни себя столько времени.

Уяснив, что же я сотворил, Велизар заставил огненного аспида вцепиться в око исчадия, и окутать неестественно клубящееся облако тьмы огненными всполохами собственного тела.

— Ура-Ра-А... — ликовали браты.

Победа. Мы сумели повалить исчадие. И как я узнал, что стало большой неожиданностью для меня: до нас ещё никто и никогда — ни один волхв — не смог совладать ни с одним стражем прорвы, даже объединив усилия иных волхвов, как мы здесь и сейчас, являя собой обычных вояров.

— И на что был расчёт?! — выпучил я глаза на Велизара.

Не на пресловутый же русский авось?

— На пророчество, и на то, что ты из него, — не думал Велизар ничего утаивать от меня, сделав соответствующий расчёт.

— А если б не прокатило?

— Ни мы первые, ни мы последние сложили бы свои головы в схватке с порождениями и исчадием прорвы!

Ну да, свято место пусто не бывает.

— А с погостом чего теперь делать? Жихарей нет — покинули его.

— Место проклято, но...

Колись, коль начал выкладывать, чего замыслил, Велизар?

— ...кое-кто способен отчистить его, и вновь населить людом.

Велизар смотрел на меня, пронзая насквозь неистовым взглядом.

Так и знал, что он предложит это мне. А вот согласится ли Ню?

— То я беру на себя, — вклинился Елизар в наш разговор с Велизаром.

И ведь только теперь проявил свою сущность волхва. Стало быть, также являлся им, но скрывал до поры до времени свои необычайные способности, и пускай не такие, коими владел его брат Велизар, но раз способен общаться мысленно с нами, то и на кое-что ещё другое. А на что — потом сюрприз будет, мне.

Так кто ж вас призвал, браты, если не мы? Драгомир или...

— Рада!

Вот так, да! Опять она спасла меня, чужака? Нет, теперь я просто обязан на ней жениться!

Застучали топоры — братьям-славянам не сиделось на одном месте без дела, они занялись восстановлением частокола вокруг погоста, таская брёвна от ближайшей порушенной избы.

И правильно — ночь на носу. Ещё пару часов, и тут, в лучшем случае, объявятся хищные твари, охотящиеся в ночи, если не хуже — порождения прорвы.

А то, что попробуют достать нас здесь, я почему-то нисколечко не сомневался. Ведь исполин не испарился, и в прах не обратился. И завалить его, мы завалили, но не уничтожили. Верни ему кто око, которое Велизар прибрал с Елизаром к рукам, и вновь восстанет из небытия, принявшись гробить всех без разбору, кто попадётся ему и его гидрам. И в первую очередь сами.

Что же выходило? Что у нас нет выхода отсюда, и кто-то по-прежнему неотступно следит за нами со стороны. Никак шиш? Да и шиш с ним! Мы доказали на что способны, а на многое. И прорва ещё содрогнётся, когда мне удастся подбить братов организовать туда хотя бы разведывательную вылазку, если не вовсе карательный поход. А уж эти здесь при мне, пойдут не задумываясь, как впрочем, и Велизар, захочет развить успех в противостоянии с порождениями и исчадиями прорвы.

Он сам завёл речь о совете волхвов на Лысом Горбу, наказав Елизару озаботиться призывом вояров иных родов с тем же успехом к Великограду.

Взглянуть бы мне на этот град варваров, хоть одним глазком. Тогда как сам затеял возвести здесь надёжную оборонительную линию с укреплениями известными мне из истории по своему миру. И не только — может, ещё чем-нибудь удивлю братов? Или они меня, как гастарбайтеры?

Пролом браты заделали довольно быстро, и брёвен на погосте валом, соответственно послужат нам дровами ближайшей ночкой; наконец-то озаботились добычей пропитания. Я даже рассчитывал на небольшой пир.

К ладье в преддверии сгущающихся сумерек были отправлены наиболее выносливые вояры.

Среди них был Горыня. Я ещё бросил ему напоследок:

— Возвращайся засветло, брат.

А он улыбнулся мне во всю широту природной души варвара, подался с тремя иными братами к ладье, где двое из них непременно встанут на якорь невдалеке от берега. Всё-таки прорва рядом, да и лихой люд шастает по лесам в поисках поживы, а не только твари.

* * *

— Выродки! — не находил себе места Шиш, кружа вокруг неподвижного Зыря. — Вот вы и попались! Вам не уйти отсюда живыми! Я угроблю вас... со стражем! И у самих вырву глаза, дозволив ему упиваться вашей кровью! А затем пожру душу — каждого! И... Отомщу! Отомщу! Отомщу...

Глава 17

"Друг познаётся в беде!"

Оглядевшись на погосте, я обнаружил хижину, принадлежащую Ню. Надо же, её не коснулись разрушения, как прочих строений, коих касалась рука жихарей и гидр исчадия прорвы, словно что-то защищало — некая неведомая сила. Она, похоже, и манила меня — притягивая, звала.

Всё та же покосившаяся и дырявая хижина, даже дверка набок отварилась без особого усилия с моей стороны. Жильё без хозяйки пустовало, но там всё было как прежде — везде черепки с истолчённой и стёртой травой в порошок, да корешки, развешанные пучками по стенам и у потолка.

Так бы и стоял, отдаваясь на откуп воспоминаниям, взирая на всё, чего касалось рука Нюши, не побеспокой меня...

— Велизар, — обернулся я, почуяв его вперёд донёсшихся шагов, издаваемых им, притом, что волхв передвигался довольно тихо, как мышь — всё одно не сумел застать меня врасплох.

А вот и узелок — тот самый, который мне сунула в руки девчушка в "Захолустье", предупреждая, как и её бабка при расставании с нами, причитая: не ехайте!

Приехали!

Велизар держал в руках око исчадия, силившееся побороть огненные кандалы в виде обвившего аспида — щипало его клубящимися отростками тьмы, напоминавшими гидр. Даже волхва-вояра стремилась окутать и опутать ими.

Неужели он решил свалить эту жуть тут, чтоб я приглядел за ней?!

— Ты всё верно толковал, — подтвердил мою догадку Велизар. — Сдюжишь?

Я открыл рот скорее от изумления, нежели, пытаясь сказать что-то в ответ тому, кому не требовалось — ему вполне хватило моих мыслей.

— Кто ежели не ты, Шаляй, справиться с тем, что порушил!

И никакой тебе альтернативы. Тоже мне нашёл хранителя реликвии! А я не сомневался: в очередной раз послужу приманкой тем, кто пожалует к нам в ночи на погост. Всё настолько очевидно мне, что сердечко так и ёкнуло. Но что я мог ответить тем, кто верил в меня, если ни как в бога, то уж точно как в волхва, вне всякого сомнения, и тем паче отказывать тому, кто является братом Ню, выше моих сил.

Всё верно, Шаляй, — ты заварил эту кашу, тебе её и расхлёбывать! Не порушь ты с Конём истукана-идола у Гремящей воды, не сидел бы здесь с ужасом, поглядывая на клубок тьмы в огненном обрамлении. И ещё неизвестно, что хуже — око исчадия или аспид волхва?

А зыркал, гад, на меня всякий раз, как я вставал, стараясь не обращать внимания на то, что сейчас занимало все мои мысли.

Не выдержав длительного испытания жаром, исходящим от аспида и леденящего ужаса от клубка тьмы, я устремился на выход из хижины. Легче не стало, сгустились сумерки, и чувство опасности лишь усилилось. Беспокойство росло. Мой взгляд скользнул по частоколу — там сейчас несли караул вояры Велизара с факелами в руках — не забыли потыкать их меж заострёнными брёвнами.

Дополнительное освещение на погосте давал костёр, разведённый на месте логова обустроенного Зырём; пылал изрядно — языки пламени взмывали огненным столбом в звёздное небо. Ночь сегодня была безлунная, но небо ясным — туч пока не видать, знать дождя нечего опасаться — пока, а там как Бог даст. Он же Жива в этом мире.

В стороне от основной массы дружинников, волхвовал Велизар с Елизаром, оборудуя временное капище — установили в центре охранного идола, и теперь устанавливали иные "столбики".

Может всё ещё обойдётся, и ночка будет тихой?

Занятые работой волхвы не заметили, как я удалился от хижины Нюши. Мне непременно захотелось взглянуть туда, где до сих пор лежало поверженное исчадие прорвы.

Почему вояры Велизара не стали рубить его на куски? Это я и затеял выяснить у Ярилы.

Он, как и прочие браты, нёс вахту на частоколе.

— Вожак...

— Шаляй, — Ярила замер напротив меня, чтоб видеть и то, что твориться за пределами частокола.

— Побаим? — предложил я.

Валяй — последовал кивок одобрения.

Я поднялся на стену, обратив внимание вожака на громадину, возвышающуюся горой тьмы в стороне от погоста у леса.

— Пошто оставили нетронутым исчадие?

— А пошто его крушить, коль удалось сокрушить?

— А коль оживёт?

— Без ока?

Ясно.

— Да и железо — камень не сечёт, брат Шаляй.

— Как — камень?!

— Исчадие уж, поди, окаменело.

Вон оно что, и как всё обернулось — сработал защитный механизм.

— А если его обложить брёвнами и подпалить, а потом облить водой из реки и... Сам развалиться?

— Утром побаим, — пообещал обдумать за ночь моё предложение вожак, а заодно переговорить с Велизаром. Сейчас же Яриле было не до того — всё ждали нападения порождений прорвы — близость с проклятыми землями заставляла братов быть начеку каждое мгновение, дабы не стало последним в жизни всякого из нас здесь.

Пришлось уступить вожаку, да и взгляд Велизара заставил меня податься спешно к хижине.

А что ж волхв хотел от меня? Я не дружинник, который исполнит в точности всё, что ему велит он или Угрюм с его подачи.

Да и браты, отправившись к ладье за провизией, задерживались. По моим прикидкам должны были появиться с минуты на минуту у погоста, но никто их пока не видел и не слышал.

До хижины мне оставалось проделать пару шагов и протянуть руку к двери, но вместо этого я положил её на рукоять лопатки. Иное оружие — топор и щит — оставил внутри, чтоб не таскать с собой всю эту тяжесть.

Кто-то крался ко мне слишком уж медленно и осторожно.

Ну-ну, рискни тварь, и узришь, что я с тобой сделаю! — развернулся я резво в сторону лазутчика и замахнулся, но ударить не успел, на меня налетел вездесущий длак.

— Тварь такая, а! — Она опрокинула меня, облизывая по обыкновению. — Где преподала, зверюга?.. И как проникла сюда?

Ведь обошла украдкой стражей? Или была уже здесь, следя за нами? Хотя я склонен был больше верить: где-то на погосте имеется лазейка, о которой ни я, ни браты, ни Велизар — ни слухом, ни духом.

А вот это уже серьёзная проблема, если прав. И длака не заставишь указать на неё. Не Ню — понимать звериный язык не умею или...

Я уставился на длака.

— Смотри в глаза, тварь!

Ага, как бы не так — длак заюлил, стараясь отвести свой взгляд от моего. Неужели я обладал магической силой, коей пока не овладел в совершенстве, а так до конца и не уяснил, какой именно дар получил при прохождении лабиринта на Лысом Горбу. Схватил длака за уши и притянул к себе. Но тварь, зажмурилась, сомкнув продольные щелки хищных глаз.

— А в глаз! — пригрозил я длаку скорой расправой за непослушание.

В ответ тварь лизнула меня, и я почувствовал, как она дрожит.

Что-то я ни с того с ней начал. Отпустил. Длак не отскочил от меня, напротив прижался, но самовольно заходить в хижину не торопился, опасаясь того же, чего и я, а удружил мне вояр-волхв.

— Да, тварь, и никуда не денешься. Мы тут как в западне — сами пришли на радость порождениям прорвы, — потрепал я длака за уши, как это обычно делала Нюша. За что и удостоился очередной порции слюней, повешенных им на меня. — Вот спасибо! Чего не надо, так это их!

Не переставая дрожать, длак время от времени нервно вздрагивал. Ничего, всё лучше вдвоем здесь, снаружи хижины, сидеть, чем там, внутри, подле источника магии света и тьмы.

Если б не длак, я бы, скорее всего, задремал, но его бесконечные вздрагивания с попытками улизнуть от меня, пресекались мной на корню — я не выпускал тварь из рук.

— Лежи, кому говорю!

Использовал его за тёплую, но жёсткую, подушку.

В мою сторону направился один из братов. Никак часовой обходит погост по тёмным неосвещённым участкам?

Приоткрыв один глаз, я заметил Елизара.

Неужто решил скрасить моё одиночество? Так я не баба — интерес тут небольшой. Мне и с длаком сподручно, всё-таки подарок Нюши — он и грел мне не только тело, но и душу. Привык я к твари, хошь и постоянно клял да злился на неё.

Поприветствовал брата, и Елизар — меня, заглянул в хижину, приотворив дверцу, убеждаясь: всё на месте — клубок тьмы лежит там, опутанный огненным аспидом.

— Горыня с братами не объявлялся? — озадачил я вопросом в лоб Елизара.

Ну и он меня, удручающим ответом:

— Не, никто не вертался.

— А что так?

Ответа на мой вопрос он не ведал. Зато сонливость как рукой сняло.

— Ты б, что ль, забрался в хижину, Шаляй, да развёл огонь в очаге.

Ну, спасибо тебе, брат-Елизар, за предупреждение, — молча взглянул я на него.

И мы поняли друг друга без слов.

— Га, — увлёк он меня в домик Нюши, и сам развёл огонь в очаге, подкидывая хворостин, а затем, понюхав корешки, также отправил их в пламя.

Через отверстие в хижине заструился сизый дым. Сквозь щели в стенах я отчётливо видел, как он начинал стелиться по хижине снаружи, напоминая туман. Да это был вовсе не туман, а магическая дымка, и достигая земли, довольно быстро рассеивалась без остатка.

Запах наш, что ли отбивал Елизар столь незатейливым образом или действительно волхвовал — сразу не понять, если не знать, что затеял вояр-брат. А не преминул изучить содержимое плошек и черепков с толчёными корешками в порошок — посыпал ими на тлеющие угли, и на этот раз сизый дым материализовался в некое странное и необычное завихрение, поднимающееся к отверстию в потолке по спирали, снова опустившееся к нам, вниз, превращаясь не то в облачко, не то в нечто подобное на шар.

Не молнию же сотворил Елизар? Или как, брат?

Да ничего не стал подтверждать или опровергать ни мысленно при взгляде на меня, ни на словах; был настолько увлечён копанием в снадобьях сестры, что отказывался замечать меня в упор.

Что за очередной сюрприз ты приготовила мне, Ню, подослав братов, а?

И ответить некому, точнее было кому, но никто ничего не говорил, словно я был в ответе за всё творимое здесь ими.

Ну да, с меня, чужака, и спросят после, как разберутся с теми, кто охотился на меня в землях родовитов.

Если б не Ню, давно бы рискнул сунуться в прорву в одиночку — на руках при себе имелись обнаруженные мной в записном блокноте по старинке Докой показания, снятые им здесь при помощи компаса и спидометра "бэтээра". По ним и стоило непременно рискнуть пройти обратным маршрутом назад в свой мир. Вдруг удастся вернуться? А "козёл" участкового послужит мне прекрасным ориентиром, что я на верном пути — от него уже рукой подать домой. Да без Нюши, я и не думал объявляться там вновь. Она словно манила меня, притягивая. И зарок дал вернуться в селение к варварам у Лысого Горба. Хотя если подумать хорошенько, что мне варвары — дикари и есть, как ни крути, но... не мог я поступить с ними плохо. Должен исправить свою ошибку, иначе жить как прежде в своём мире по возвращении не смогу — совесть замучает. Да и Ню без памяти люблю.

Нет, без неё, я отсюда и шагу не сделаю — в прорву, вне всякого сомнения, если, конечно, мне туда не придётся топать с братами. А чую: без бойни здесь, на погосте, не обойдётся. Вон как суетится Елизар подле меня в хижине у Ню, и это, не говоря про Велизара. Тот использует куда более грозную силу, стремясь восполнить истраченную магию на исчадие прорвы.

Где-то за погостом громыхнуло, и так, что я не усидел на месте, подскочил, влетев в Елизара, опрокинувшего ненароком из-за меня часть плошек с черепками на угли, и мы с ним подались наружу, а нам вослед, летящие со свистом, искрящимися снопами, огненные всполохи.

Етить твою! Что я творю? А ещё не на такое способен, как выясняется всякий раз при столкновении с вражинами родовитов, понадеявшись: хижина Нюши не взлетит на воздух.

Почти не взлетела.

Из дырявых стен наружу повалили клубы дыма, а в небо взмыл столб огня, превращаясь там в нечто, что блеснуло разрядами кривых грозовых лучей, разлетевшихся в стороны от погоста.

Это была настоящая гроза, и полыхнула снопами огненных раскатов ещё раз, оглушая нас.

— Град, — чтоб мне провалиться на этом самом месте. Стихия! И её виновник — я.

По погосту забарабанили крупные капли дождя, превращаясь в град. Всё, это действительно всё — сейчас зальёт и завалит все очаги возгораний на погосте, и к нам пожалуют твари.

Неужели обречены?

Я уставился на Елизара в надежде: он что-нибудь придумает. Но ответ нам с ним пришёл сам собой извне. Третий сноп грозового раската, возникший над нашими головами, угодил в капище, обустроенное Велизаром.

Рукотворный истукан воспламенился. Кто-то свыше злился на нас, варваров.

Опять я пожёг того, кому поклонялись родовиты, поторопившись с выводами. Выставив руки с раскрытыми ладонями к огню, Велизар словно стремился укротить его, и языки пламени, в свою очередь, потянулись к нему.

— Что он делает, Елизар? — решил я: Велизар воспламенился.

Но нет, похоже, волхв окутал себя стеной огня, вбирая её силу и мощь. А как, и через что — вопрос на засыпку. Стрельнул в нас с Елизаром огненными очами, светящимися во тьме.

Теперь только держись. Он снова вздел руки к небу, расчерчиваемому грозовыми раскатами, и град забарабанил у нас над головами, не достигая земли. На погосте вырос самый настоящий огненный щит, по нему и скатывалась, барабаня, многочисленная крупка града, превратившаяся вскоре в крупные капли ливня.

Вот так крыша, и возникла спонтанно у нас! А как насчёт фундамента? — вспомнил я про длака.

Тварь опять куда-то слиняла незаметно, не позволив мне обнаружить тайный лаз на погост.

Обошлось пока, и то хорошо, а насколько — дальше видно будет, и что ещё нас тут ждёт. Хотя известно: ничего хорошего. Чувство по-прежнему было нехорошим, словно кто-то извне — из-за пределов погоста — следит утайкой за тобой, метая злобные испепеляющие взгляды из тьмы на свет.

И братов, отосланных к ладье за провизией, до сих пор нет.

А как там хижина и клубок тьмы с огненными путами? — обернулся я на халупу Нюши.

Хлипкое строение выглядело так, словно ничего страшного там ни со мной, ни с Елизаром, не произошло — угли тлели себе по обыкновению, и мне захотелось узреть на них шипящий котелок с готовящейся похлёбкой. Но и от кипятка для чая не отказался бы.

Считав мои мысли, Елизар поступил, как настоящий хозяин.

Давно бы, а сразу, — поблагодарил я мысленно его про себя.

Ну и он не стал журить меня за то, что я вызвал стихию, обрушившуюся на погост градом с ливнем.

Непогода затихала — по щиту, созданному Велизаром, уже накрапывал дождь, а не лил как прежде из ведра, словно над нами разверзлись хляби небесные.

— Чего варим? — уставился я заинтересованным взглядом на Елизара, когда он отправил туда букет "гербария", надеясь получить ответ: варит нечто вроде чайного напитка или сбитня.

Елизар поступил намного разумнее, предложив мне испить готовящегося отвара — зачерпнул немного глиняным черепком.

На запах — не отрава, но аромат ещё тот — ударил резкостью мне в нос, пощекотав нервы.

Буду надеяться: напиток и впрямь окажется бодрящим, и не позволит мне уснуть до утра, а днём всё легче отбить навал кого бы то ни было, если и дальше станем с братами отсиживаться за частоколом на погосте.

Подув на отвар, я прильнул устами к черепку и потянул, хлёбая, горячий напиток.

Елизар пытливо уставился на меня, ожидая ответной реакции на своё творение.

— Кулинар, — озадачил я странным для него заявлением. И добил окончательно, выставив большой палец. — Во!

Желудок одобрительно заурчал, словно в него влили нектар. И я затребовал добавки у Елизара.

Брат-вояр уступил мне, зато наотрез отказал в третьей порции "допинга".

Ясно — норма: больше двух стаканов — табу. На будущее обязательно учту.

— Давай братам на посту отнесу. Угу? — проявил я смекалку, размечтавшись нализаться раньше времени.

Так мне и поверил Елизар, оставив одного подле клубка тьмы в огненном обрамлении.

То ли напиток брата-вояра подействовал на меня странным образом, то ли магия света и тьмы, но мне казалось: огонь борется с тьмой прямо у меня на глазах. И тьма побеждала свет — клубки призрачных гидр беспощадно рвали на куски огненного аспида. Этот гад ещё разок вспыхнул, освещая всё вокруг в хижине и меня, а за тем всё, за исключением тлеющих углей в очаге, поглотила тьма.

Я щёлкнул себя пальцем по виску, словно пытаясь включить тумблер, но мои глаза не превратились в фары, как давеча.

Неужели и та крохотная частичка магии, что досталась мне в лабиринте, нынче иссякла безвозвратно? Или время ещё не пришло, чтоб я сподобился на подобный "фокус"?

Уловил посторонний голос.

До меня донеслось низкое и противное шипение, будто бесплотные гидры из клубка тьмы, пожрав огненного аспида, тянулись ко мне.

Моя рука сама потянулась к очагу, и я выдернул оттуда горящую головешку, сунул в клубящуюся тьму, заставив сжаться и отпрянуть её к источнику на полу.

Ага, не нравиться!

И вновь тёмные щупальца потянулись ко мне, заходя с разных сторон, но я быстро отсекал их взмахами горящей головешки — возможно, бредил, а возможно, всё это происходило со мной наяву — борьба света и тьмы.

Шипение раз от раза усиливалось, и мне казалось: тьма растёт. Бесплотные щупальца гидр, обретя массивность, тянулись ко мне уже не так пугливо как раньше. Я перерубал их головешкой, отсекая от себя, и бесплотные обрубки распадались прямо на глазах, снова соединяясь с увеличивающимся неимоверно клубком тьмы.

Чего и говорить — победить исчадие было проще, чем нечто, что сидело в нём представляя собой столь ужасную бесплотную сущность тьмы из прорвы.

— Прочь! — принялся я выписывать головешкой кресты, но все мои попытки отбиться были тщетны. — Изыйди!

Не помогли мне и Нюшины корешки с порошками, кои я швырял на угли в очаг и засыпал ими тьму — она лишь на мгновение отступала от меня, отклоняясь от них, и вновь тянула свои жуткие щупальца, оканчивающиеся гидрами.

Битва с тьмой практически была проиграна мной — они окружили меня, — когда дверца в хижину отварилась, и на пороге возник...

— Елизар! — вскричал я, кинувшись к нему, и указал брату на сжавшийся клубок тьмы, продолжавший искриться, опутанный огненным аспидом. — Не понял?!

Похоже, брат-вояр не понял меня.

— Ты что за отраву подсунул мне? — решил я: у меня и впрямь поехала крыша, из-за чего случился припадок.

Елизар потребовал объяснений.

— Бай.

— Ты, меня не убаюкивай! Я тут такое видел, пока ты там обходил братов с напитком, что... Эта тьма чуть не пожрала меня!

Внимательно осмотрев око исчадия, Елизар не заметил никаких разительных изменений.

Знать и впрямь галюны — допился отравы!

— Я пойду, на свежий воздух выйду, угу, брат?

— Недолго, — уступил Елизар.

— Да я быстро — одна нога тут, иная там, — сделал я буквально два шага и при выходе из хижины больше не заметил льющегося с неба дождя, а с ним и купола Велизара над погостом.

И опять это гнетущее чувство страха, словно нечто зловещее нынче не просто следит за тобой со стороны, а стремиться приблизиться и атаковать из укрытия.

Так, где моя лопатка?

Ага, у меня, и как всегда на поясе — торчит за ремнём. Ощутил её у себя на ладони, поводив ей по отполированному древку, унимая страх и успокаивая расшатавшиеся нервы.

Спокойно, Шаляй. Спокойно! Возьми себя в руки, ты ещё не из таких передряг выходил сухим из воды — во всяком случае, с наименьшими потерями. Выжил уже столько раз и...

Кажется из ума!

Впору было говорить языком классика: Какая досада! Но... обидно, досадно и... ладно! Не ты первый, не ты последний! Сейчас для меня самое главное не очнуться от препаратов в психдиспансере, и взирать на всё безразличными глазами. Уж лучше пусть прорва с этим миром дикарей — всё интересней, чем даже моя прежняя работа гастарбайтера.

Я хлопнул себя по лбу, но не для того, чтоб очнуться и придти в чувство. Какой-то кровосос-паразит укусил меня, за это я и размазал его у себя там с нескрываемым удовольствием. Вдруг понял: не прибил. Пустил в ход ноги, стараясь затоптать. А всё закончилось с ударом лопатки по нему — и сначала плашмя, а затем рубящей кромкой.

— Мерзость!.. — разрубил я надвое её.

С прогулкой на свежем воздухе было покончено, уж очень мне не хотелось оказаться облепленным стаей столь живучих паразитов-кровососов. Комарики тут ещё те — летающие пираньи, не иначе. А явно примчались из прорвы, учуяв запах свежей крови.

— А вот и я, Елизар, — стукнул я дверью, затворяя плотно за собой. Хотя щелей и в стенах хижины — конопатить, не переконопатить, а вплоть до зимы не справиться. Проще новое строение соорудить, да из бревён со мхом. И я бы даже без окон построил, на всякий... пожарный.

Не удержался и скосился на клубок тьмы. Аспид дремал на нём, свернувшись калачиком. И глаза у брата-вояра не были по полтиннику как у меня тогда, когда вернулся он с "водопоя". Знать ничего страшного не приключилось с ним. Вместе и заночуем. А сколько той ночи осталось, поди, уж половина тёмного времени суток минула тут на погосте.

Опустившись на пол, я прислонился спиной к двери, подпирая её на всякий изнутри, сцепил руки на груди, позволив себе закатить глаза.

Сделать мне замечания, Елизар не пытался. Значит, могу чуток вздремнуть. Когда уже важно то, что сомкнул глаза, давая им, возможность отдохнуть, а то вдруг мне с тем же успехом придётся менять Елизара на посту.

Я слышал, как он засуетился. Наверное, опять чего-то затеял сотворить, и либо нектар, либо волшбу, поскольку не сомневаюсь: случись что серьёзное — побудит тотчас.

Выходит, ничего страшного пока что не происходит. А если и происходит, то тревожиться особо нам тут не стоит — снаружи браты с Велизаром во всеоружии. И что-то лязга оружия или криков с рыками вражин снаружи, я не слышал. Зато Елизар продолжал нервировать меня — навалился и... Я подумал: он оступился, запнувшись за мои ноги.

Как бы не так — его руки сомкнулись у меня на шее, и показались мне клешнями.

— Ты что-о-о... — засипел я. Елизар душил меня, — варвар... Отпусти-и-и...

Сам вцепился в него, стараясь разжать ему руки. Да какое там — силы у нас в противостоянии с ним заведомо неравны. Вот и двинул его на инстинкте самосохранения коленом в пах, надеясь избавить себя от его удушающих объятий и следом добить ударом в лоб лопаткой плашмя.

Не тут-то было — он вцепился в меня мёртвой хваткой. Знать та клубящаяся тьма не померещилась мне — всё происходило со мной наяву, — вот и теперь Елизар жаждал моей смерти.

Я забил ногами, стараясь достать не только Елизара туда, куда он пропустил от меня один из тех ударов, что я нанёс ему в пах, и любой иной варвар давно бы рухнул, но тут, у нас в противостоянии с ним, была замешана тёмная магия.

Клубок тьмы! — подкинуло мне подсказку затуманивающееся подсознание.

Вот оно, око исчадия, передо мной. Я толкнул его, дотянувшись носком ботинка, отправив в угли. Хижину Нюши озарила ярчайшая вспышка света, и клубок тьмы заискрил, а к нему, отступая от Елизара, потянулись извивающимися гидрами щупальца.

— Елиза-а-ар... — сипел я ему в лицо. — Бра-а-ат...

— А... — взглянул варвар на меня совершенно иными глазами, и резко одёрнул руки, избавляя от удушающих объятий смерти — сам взглянул на них такими дурными глазами, что журить его и говорить ему что-то сейчас, у меня попросту не осталось сил.

Приступ кашля, накативший на меня, заставил Елизара опомниться.

— Испей, — он сунул мне старый, добрый отвар.

Я подавился им, не сумев в должной мере отойти от удушающих объятий брата-вояра.

Эко же он приложил меня, а неслабо так, да. Не подсуетись я, и всё — угробил бы не только меня, а пошёл бы валить с аналогичным успехом иных братов-вояров по одному.

Мой взгляд снова замер на искрящемся клубке тьмы в углях. Око исчадия стремилось отсечь от себя языки пламени бесплотными щупальцами гидр — кусало их, и дальше окутывая себя клубящейся дымкой тьмы — боролось за собственное существование.

— Что же это за магия такая, а? — перевёл я взгляд с очага на Елизара. Волхв, а сам не ведал, с каким именно проявлением тьмы столкнулись мы. Око скорее являлось сердцем исполина, имея множественное предназначение — стремилось пожрать всё, до чего удавалось дотянуться ему загребущими щупальцами гидр. — И как нам избавиться от неё?

Лично я не сомневался: уничтожить вряд ли удастся. Во всяком случае, нескоро, и иным способом не разобраться. Да и что тут разбираться, когда надо звать Велизара и рассказать ему с Елизаром обо всём, что приключилось с нами в хижине у Ню, как на духу. Снаружи, и без него найдётся кому покараулить нас тут. Но покидать брата-вояра одного с оком исчадия мне не стоит.

— Га, — указал я ему на дверь. — Давай на выход, Елизар!

Варвар недоверчиво покосился на меня.

— Ты всё правильно понял, брат, — подтвердил я его догадку. — И поверь мне: так будет лучше не только для нас с тобой, но и иных братов! Без Велизара с клубком тьмы, нам тут не разобраться одним! И ждать наступления утра, пока не поубивали тут из-за него друг друга, бессмысленно! Га...

Оглянувшись на око исчадия, искрящееся в углях очага, Елизар подался к двери на выход. За ним я и вышел, затворив, насколько это было возможно, плотно дверь.

Снаружи хижины по-прежнему царила подозрительная тишина, и тот испепеляюще-пронзительный взгляд из-за погоста никуда не исчез. Нечто злое и злобное неотступно следило за нами, словно стремилось предупредить: нам не дожить до утра. И обязательно предпримет очередную попытку перебить нас. Но кем и как? Тварями нас уже травило, исполином тоже, даже заставило подраться нас меж собой — готовило нам новый сюрприз, изучая нас со стороны, и выискивая слабые стороны.

Я потёр шею, где у меня отпечатался рука Елизара, а у него на ней оттиск оберега Нюши на мне.

И ещё раз спасибо моей "половинке" — уберегла от смерти, а то б её родной брат пересчитал мне позвонки на шее.

— Га, — пропало у меня всякое желание поворачиваться спиной к варвару, уж лучше пускай сам находится перед моими глазами. И лопатку я не стал брать в руки, хотя меня подмывало опустить её ему на затылок — чтоб наверняка, чтоб больше не напал на меня до утра. Уж лучше я останусь один на один с оком тьмы, чем с ним. А самое время сменить его на посту. Но это потом, сейчас мы отправимся к Велизару и...

Шорохи. Опять эти шорохи, заставившие ёкнуть сердечко в груди и превратиться меня в комок нервов.

Лопатку в руку по-боевому и спиной к спине Елизара.

Стоим с ним во всеоружии, и ждём нападения извне от порождений тьмы или прочих проявлений прорвы.

А ну покажитесь! Вот мы вас с братом сейчас всех на раз!

— Горыня? — не поверил я своим глазам.

Вояр-брат возник перед нами с бочонком плескавшегося "нектара".

— Да ты никак нализался!

Горыня шатался, еле удерживая равновесие тела, вызывал у нас с Елизаром опасения. Я слишком поздно уловил, что с ним не так, а вот Елизар много раньше меня, стремясь загладить передо мной свою вину за ту схватку в хижине.

На него и обрушил Горыня бочонок, атакуя нас. А вслед за ним иной брат из трёх иных, что также отправились с ним к ладье — и появились тут разом, набросившись на нас с разных сторон.

— Караул... — поднял я тревогу.

Елизар подмял меня спиной под себя, навалившись грузным телом сверху, его и порвали собственные браты, превращённые в уродов.

— Елизар! Брат... — не унимался я.

Уроды рванули его с меня, и сами отшвырнули с ним в сторону, прежде чем поняли, что я, таким образом, избежал повторного столкновения с ними — кинулся к костру с полёгшими там братами. И очень надеялся: они задремали, а не были перебиты новоявленными мертвецами.

— Ярила! Хорс! Велизар...

Злобный рык преследователей со спины заставил меня укрыться от них в полуразрушенной "землянке" жихарей. Мне казалось: там я смогу держать оборону в одиночку, пока кто-нибудь из братов услышит меня, реагируя на схватку с навью, загремевшей и шаркающей по брёвнам окостеневшими пальцами, не уступающими когтям хищника.

Сначала показались скрюченные руки урода, а затем и голова с вращающейся неестественно шеей.

— Что ж вы, браты, — осерчал я на них. А ведь сами виноваты в том, во что их превратили злобные порождения прорвы. Не отправь мы их к ладье, сидели б с нами на погосте у костра, а утром и набили бы все разом утробы.

Урод заметил меня, реагируя на голос, протиснулся в пролом, и я отступил за стол, опрокинув его на бок — укрылся за ним.

Лопаткой мне не отбиться от нави, вот и схватил массивную, увесистую скамью, ей и махнул из-за стола, зацепив урода. И если слух не подвёл меня, у него хрустнули позвонки — я достал его. Уж лучше думать так, чем: треснула, расщеплённая скамья в руках.

Повторил удар, добивая урода, не успев среагировать на иного, разбившего в щепу скамью и стол.

Ого! — понял я: моя песенка спета. Отступил назад, зацепив спиной печь. Резкий кувырок туда, и урод порушил кладку, обрушив на меня.

Теперь пусть попробует навь докопаться до меня — оставалась у меня маленькая надежда: раньше до них докопаются браты, и надеюсь те, что остались на погосте снаружи, а не сразу вломились за мной, проникнув в "землянку" жихарей.

Кто-то стремительно разбирал завал, и как только я почувствовал ослабевшую тяжесть, навалившуюся на меня, сам растолкал куски обрушенной печи, и замахнулся с одним таким в руках на тех, кто наводнил "землянку".

— Браты, — прослезился я и не столько из-за крошки, угодившей мне в глаза, сколько от радости встречи с ними. Они живо успокоили тех из нас, кто являл собой навь. — Как же так?

— Ты как, Шаляй? — Ярила встряхнул меня за плечи.

— Вожак, как же так?

Он прижал меня к груди, хлопнул по спине, и вытащил из завала.

— Ничо-ничо, брат, сдюжим!

Я вспомнил про Елизара.

— Что с ним? Он будет жить, Велизар?

Волхв молча покинул "землянку", и браты, отбившие меня у нави, самого потащили наружу.

Ярила задержался, подпалив развалины.

На них поверх и кинули разорванное в клочья тело Елизара. О подобном погребальном костре мог мечтать каждый варвар среди нас, но только не я. Умирать сейчас, когда ты сумел наступить на глотку тем, кто обитал в прорве — это не для меня. И я не успокоюсь, пока не достану всякое порождение или исчадие, обитающее там, и обращающее нас, люд, в жутких страхолюд — дал себе клятвенный зарок у погребального костра брата Нюши.

А как теперь посмотрю ей в глаза по возвращении? И вряд ли смогу... вернуться тоже! Пока здесь останусь с братами, а там видно будет, чем закончится наше противостояние с порождениями прорвы.

И то, что ночь напролёт стремилось добраться до нас любыми путями, продолжало неустанно давить нас злобными очами, пылающими где-то во тьме, но так незримыми для меня и братов на погосте.

— Надо бы поговорить, Велизар. С оком исчадия не всё так просто. Оно пыталось достать меня и Елизара.

Мы отошли, и я, в тайне от братов, уточнил всё, что волхв уже прочитал по моему мысленному посылу, обращённому к нему.

Заглянув в хижину с Велизаром, мы уставились на око тьмы, лежащее на потухших углях.

— Ничего себе, — уяснил я: оно побороло огонь.

Что мне на это скажешь, волхв?

* * *

— Поднимайтесь! — носился Шиш среди тех, кто был предан земле вместо огня, призывая проклятый и угробленный люд. — Восстаньте!

Злобный дух бросил зов крови, заставляя хладнокровных ощутить присутствие теплокровных на погосте.

— Там... Слышите!.. Там, вас ждёт свежая плоть и кровь!.. Так идите и пожрите их!..

Глава 18

"Ну, за вынос! И чтобы мы — вас, а не вы — нас!"

Велизар не ответил мне немой вопрос, сделал шаг к клубку тьмы, и оно агрессивно выпустило щупальца, оканчивающиеся гидрами, угрожающе зашипело.

Вот это да! — полезли у меня на лоб глаза. — Интересно, и каким образом волхв собрался укротить распоясавшееся око исчадия? Он нынче вообще способен совладать с проявлением тьмы? Если нет, помогу, чем смогу! — сомкнул я руку на топоре, сомневаясь, что разрублю око исчадия, но уж попорчу изрядно. А нет — выйду с восходом солнца за погост и превращу в груду развалин то, что сейчас представляет собой каменную гору — сделаю для Зыря исключение и превращусь в шахтёра, но порушу его! Я, буду не я! Елизара не прощу, а и Горыню — никому! Пускай исчадия с порождениями прорвы знают, на кого попали, а не только я к ним с братами под раздачу. Долг платежом красен! Тем мир дикарей с варварами и прекрасен — никто не отступится перед лицом смертельной опасности, тем паче, если клятва дана!

Велизар замер, изучая светящими глазами око тьмы. Оно не успокоилось, окружив себя клубком гидр, не переставало устрашающе огрызаться на нас с волхвом.

— Посторонись, брат! — размахнулся я топором и обрушил на клубок тьмы, наивный. Брызнули искры, и как показалось мне — из моих глаз. Топор в моих руках заискрил — бесплотные гидры вцепились в него, и назад не вырвешь. Уступать нельзя — и оружие брата. Не хватало, чтоб тьма покалечила им нас с Велизаром.

Наконец-то очнулся волхв, вмешавшись в моё противостояние с тьмой, сыпанул в неё из пальцев тонкими и кривыми струйками молний, заставляя клубок гидр вести себя менее агрессивно.

Получив отпор, око исчадия отказалось от нападения и перешло к обороне — шипело на нас, но больше не выбрасывало жуткие щупальца.

Я ждал, чем закончиться начавшийся неожиданно поединок меж волхвом и источником тьмы. Велизар приблизился к нему, и протянул руки с раскрытыми ладонями и растопыренными пальцами, заставляя клубок гидр сплестись воедино. Око закрылось ими от волхва, не побоявшегося прикоснуться к нему.

Я не сразу поверил, когда увидел око исчадия у него в руках. Волхв сжимал его одновременно с искрящимися лучами, иначе вряд ли бы взял или вообще сумел удержать.

Что ж он затеял сотворить с ним?

Взглянул на меня так, словно говорил мне: возьми — не бойся.

Вот спасибо ему за эту шутку — я оценил, но не то, что он затеял совершить. Нашёл себе помощника в качестве волхва вместо Елизара.

Я одёрнул руки, сжимая их в локтях у груди, а пальцы в кулаки. Нет, боксировать око, как тренировочную грушу, у меня и в мыслях не было. Во-первых, не боксёр, а во-вторых, не самоубийца. Тут разные весовые категории — во владении магией. И если око в совершенстве владело магией тьмы, то я, магией света и с зажигалкой, будь она у меня, не очень. Руки дрожали, и высечь с первого раза огонь при трении кресало не удастся. Вот и Велизару — одурачить меня. А никак решил обратить меня в то, во что превратился Елизар и...

Я отскочил от него, прижавшись спиной к двери хижины.

— Не подходи!

"Доверься, Шаляй! И прими всё, как должно, брат мой!"

Ага, как бы не так, волхв! Я не твой брат, а родовитов Ярилы!

"Прими!"

Столь непосильный груз на себя? Вот уж чего не надо, того не возьму — и не проси! А даже не уговаривай!

"Ты сдюжишь, Шаляй!"

Конечно, со всеми вами, но не позволю сдюжить, кому бы то ни было со мной!

Я видел: Велизар из последних сил удерживал клубок тьмы грозивший пожрать его. Почувствовав слабину волхва, око исчадия стремилось оплести его гидрами по рукам, выбрасывая их щупами из клубка и пробиваясь сквозь искрящиеся лучи кокона, опутывала их.

"Помоги, брат!"

Ага, — отреагировал я по-своему, заставив Велизара избавиться от клубка тьмы, хотя он попытался воспротивиться мне, но у него были заняты руки в отличие от меня.

Скользящий удар любимым орудием труда по черепушке волхва — и теперь у него брызнули искры из глаз.

Вона как! И как, а, брат Велизар? Неслабо я так тебя, да? Чего скажешь? Ну не молчи, читать твои мысли по бессвязному мычанию, как ты — моё, в отличие от меня, не обучен!

Заморгал глазками, придя в сознание — значит, душа не покинула бренное тело волхва. Ага, уставился недоумевающим взглядом на меня, и покосился на клубок тьмы там, куда он откатился, вывалившись у него из рук.

— Отпустило? — улыбнулся я волхву-вояру, напомнив про лопатку, если вздумает душить меня, как давеча Елизар.

Но нет — даже тянуть ко мне свои искрящиеся пальцы не помышлял, просто стрельнул в меня разрядом искр, и нынче уже я оказался в лежачем положении, не имея возможности пошевелиться.

Неизвестно, чем бы закончилось наше с ним противостояние, возникшее спонтанно, не застукай нас в хижине Нюши подле ока тьмы браты.

Приоткрыв дверь, внутрь заглянул Угрюм.

— Вожак, — отвлёк он Велизара от меня.

Волхв вышел, реагируя на его мысленный посыл. Ну и я не стал залёживаться вблизи клубящейся тьмы, тут же предпринявшей очередную попытку дотянуться до меня тёмными отростками-щупами с шипящими гидрами на окончаниях, подался наружу.

Мне сразу стало легче, и Велизар совсем иначе покосился на меня. Я открыл рот, и не для того, чтоб вдохнуть полной грудью свежего воздуха, а обратиться к нему, но он обсёк меня одним взмахом руки, заставив онеметь разом все мои члены.

Отдав необходимые распоряжения относительно охраны периметра погоста, волхв повернулся ко мне, снимая оцепенение.

— Ничего личного, брат Велизар, но...

— Ты правильно поступил, брат Шаляй, — волхв был признателен мне. — Сила тьмы растёт, и око исчадия, тому лишнее подтверждение. Тьма сгущается — прорва продвигается на погост!

Хм, тоже мне новость! — ухмыльнулся я про себя. — Лучше б сказал: чего станем делать с наступлением утра? Если, конечно, дотянем до восхода солнца?

Вместо ответа волхв кивнул мне на восход — туда, где уже забрезжили багровой кромкой зарождающиеся блики восходящего светила.

Хвала небесам! Дождались утра! — осунулся я, теряя остатки сил, чего не мог допустить раньше, впрочем, и сейчас мне лучше не залёживаться.

Никому...

Угрюм построил отряд братов-вояров, и Ярила с Хорсом при нём держались особняком, словно ждали: я присоединюсь к ним, и мы все вместе отправимся за врата погоста.

А как же око тьмы? — одарил я пытливым взором Велизара.

"Не беспокойся, не бросим! Заберём!"

Значит и впрямь намерены покинуть погост в направлении реки и добраться до ладьи. Велизару требовался его сундук. В нём волхв намеревался скрыть око исчадия, чтоб оно не привлекало к себе внимание порождений прорвы, проверивших нас минувшей ночью на прочность.

Едва лучи дневного светила коснулись частокола, за врата выступили — я, Хорс, Ярила и Буян с Мамыкой. Иные браты с Велизаром и Угрюмом остались на погосте стеречь око тьмы.

Наш путь пролегал близ окаменевшей туши исчадия прорвы, до сих пор источавшей и нагонявшей страх с ужасом на всех, кто пытался приблизиться к ней. Да мне с братами не привыкать. Прошли мимо, удаляясь от очередного источника тьмы, и всё сразу стало на свои места — гнетущее чувство животного страха начало уходить, но не безвозвратно. Опять этот странный и неведомый взгляд ниоткуда, давящий на тебя ничуть не слабее ока исчадия или его туши.

Неужели я один ощущаю его нутром?

Гляжу на братов, крутя головой по сторонам, и кидаю на них заинтересованные взгляды. Они не реагируют на меня, идут рядом как ни в чём небывало, укрывшись щитами, не сбиваясь с шага. И я отстать от них не стремлюсь, напротив, как можно скорее добраться до ладьи. Но до реки, нам ещё прилично топать, и как раз по узкой тропинке через дебри.

Перевожу взгляд на заросли — мы всё ближе к ним с каждым шагом. Колени начинают предательски подгибаться, а ноги дрожать. Руки трясутся. И зубами скрежещу, чтоб не стучать ими. Глаза не моргают, хотя со лба по лицу крупными каплями струиться пот.

Меня прошибло на озноб.

Да что ж это такое, а? Кто пожирает нас злобным взглядом с расстояния? Взглянуть бы порождению в его хищные очи, и повторить всё то, что прежде с исчадием прорвы!

А ну, покажись! Страшишься? То-то! Вот и дальше не вздумай попадаться мне на глаза, не то...

Ого, а что это там шуршит по кустам? Хищник? Тварь? Порождение? Или...

Браты встали, выставив рогатины из-за щитов. Ясно, пойдём в прорыв. Нарвались. А на кого — вот и поглядим!

Гляжу во все глаза, что прячется от нас в зарослях, или напротив, не собирается, дожидаясь нас там, чтоб продемонстрировать себя во всей красе.

Хватаю камень и швыряю в заросли. Браты подхватили мою затею, сами похватали камни — и не булыжники, а валуны.

Эх, раззудись плечо, размахнись рука!..

Глыбы сминают заросли и тех, кто хоронился там. А иначе и не скажешь о порождениях прорвы. То, что там засела нелюдь, укрываясь от света, очевидно, не только мне, но и то всем: нам не пробиться к ладье сквозь них — следует озаботиться поисками иного подступа к реке.

Мы отходим, а не отступаем — попросту пятимся назад, укрываясь щитами и рогатинами, разрывая дистанцию с теми, кого обозвали браты...

Кем-кем? Что за лохами? Это что ещё за порождения прорвы?

— Локхи... — уточняет Ярила для меня.

А, ну да, разница в одной букве — всего лишь, зато как много она значит. Будем надеяться, что эти локхи и впрямь лохи среди порождений прорвы.

Они шипят, точнее, хрипят или скрипят своими сгнившими и истлевшими телами, угрожая нам, но не нападают, укрываясь и дальше в мрачных дебрях на границе со светом.

Подготавливаем для них сюрприз. А ничего умнее придумать не могли, братцы-славяне? Одно слово — варвары!

Мы, с факелами в руках, вознамерились пробиться сквозь заросли, кишащие "лохами". Да считаю ими уже не порождений, а тех, кто тут стоит со мной, сомкнув строй, готовясь ринуться в бой с мертвецами.

Подступаем к ним, и закидываем факелами. Я чуть замешкался, зато браты-варвары уже несутся на "лохов", сотрясая оружием.

Буян первым нанизал на рогатину порождение прорвы — не убил, на то "лох" и мертвец — бояться смерти по определению не может. А что же? И брат?

Рубанул его по голове топором, срубая с плеч. Щит же у него на спине. Им и прикрывает себя с тыла от нападок иных "лохов". А рядом с ним в лесные дебри клином прорубаются Ярила, Мамыка и Хорс.

Я накатываю вторым темпом атаки, видя: браты увязли в сшибке с "лохами".

— А-а-а... — гоню криком прочь от себя страх, и сам, с лопаткой в одной руке и топором в иной, влетаю в вездесущих "лохов".

Порождения прорвы оголодали — ломятся к нам толпой, мешая друг другу добраться до нас — оказались не столь прыткими. Оно и понятно: жизнь в сырой земле безо всяких удобств — ревматизм, остеохондроз, радикулит и всё такое прочее — не способствовали здоровому образу жизни, тем более в мёртвом теле.

Потеряв Мамыку, мы насилу отбились от нелюди, вновь повернули вспять.

Как же так, браты? Опять угробили одного из своих! Теперь придёт за нами ночью, и будет рвать, как давеча Горыря с иными угробленными братами — Елизара.

— След вертаться, — подтвердил Ярила мою мысль.

Да попробуй, сдержи Буяна. Хорс навалился на него, ну и я с Ярилой. И толку. Пришлось оглушить, иначе нам не удалось оттащить его от "лохов".

Браты не ждали столь рано нас на погосте, хотя мы явились не с пустыми руками, но вместо сундука Велизара волокли Буяна. Стражи без слов, по нашим лицам и виду поняли: дебри кишат порождениями прорвы.

Знать там и сгинул Мамыка.

— Кто? — еле сдержался Велизар, чтоб не выкинуть чего-нибудь эдакого, приберегая магию для вражин.

— Лохи, — выдал я, опередив с ответом вожака.

Ему было сложно ответить первым, нежели мне, вот я и взял ответственность на себя за столь очевидное высказывание.

— Их там тьма, — нисколько не оправдываясь, присовокупил Ярила.

— Дебри кишат ими, — не удержался Хорс.

Иначе бы мы оттуда не ушли. Мои браты знатные и опытные вояры и их не испугать мертвецами. Мы завалили исчадие, а тут эти "лохи", чтоб их!

— А с ним чего? — Велизар указал нам на Буяна.

— То сам напросился, — коротко пояснил Ярила: кто его и за что.

И дальше чего, волхв? — заставил я обратить внимание Велизара на себя, потревожив его мысленно.

"Сундук! Мне нужен сундук! Иначе беда, брат!"

Волхв настаивал, чтоб я доставил ему его сейф по хранению священных реликвий. Да один не дотащу, если даже проберусь к реке и попаду на ладью. А и там стоит опасаться встречи с порождениями прорвы, ведь перекрыли нам туда все пути-дорожки. И караулят нас, люд, на них "лохи".

Вот сам за ним и вали!

"Обещаешь мне, брат Шаляй, сберечь око тьмы?"

Ох ты, Господи! — Тут за свою жизнь не в ответе, а он, ишь чего удумал! — Я ж не волхв, как ты, брат Велизар!

Волхв пообещал придать мне в помощь для охраны старого знакомого — огненного аспида.

Хм, нашёл, кого дурить — видел, чем всё закончилось, и у нас ночью с его братом.

Да и куда я денусь!

Это Велизар уяснил вперёд меня.

— Угрюм, — позвал волхв вожака, мысленно передав ему распоряжение, касаемо меня, иначе б не стал кивать в мою сторону, ожидая в свою очередь одобрительно кивка от помощника, мол: исполню. А что — потом мне сюрприз будет!

И ничего, и никому не объясняя, Велизар вышел за врата.

Хана! — взмыл я на стену частокола, провожая с братами-воярами вдаль волхва.

Едва он скрылся из виду, Угрюм подал командирский голос:

— По местам! Разойдись!

Кто бы говорил — когда сам разошёлся раньше нас. Но не серчал, и каждый из нас понимал его: не вернётся волхв дотемна, предстоящую ночь нам без него не пережить.

Интересно, а какие нынче у меня полномочия? Что там Велизар сообщил Угрюму?

Подступаю к нему, и сверлю в упор глазами. Брат-вояр и не думает отводить взгляд от меня, впрочем, и давить "интеллектом" при помощи голосовых и прочих возможностей не спешит.

— Надо бы побаить, брат Угрюм.

Он кивает мне молча — мол, слушает меня.

— А слабо нам башенку установить, — тычу я рукой в сторону хижины Нюши.

Материала у нас под рукой в избытке — землянок жихарей с разбитыми брёвнами выше крыши, каждой такой.

Угрюм снова кивает, не позволяя мне вытянуть из себя ни единого мало-мальски значимого слова — а уже слышим с ним, как в стороне от нас стучит топором один из братов, заготавливая колья — заостряет их с одной стороны. Ну да, нам медлить не с руки — мы ждём "лохов" с наступлением сумерек в гости на погосте. Выходит, колья сойдут за оружие против них. С башенки мертвецов будет сподручнее бить кольями, нежели со стен частокола. Порождений, скрывающихся по дебрям днём, понашло жутко много, а нас тут всего ничего — удержать погост не удастся при всём нашем желании. Зато сторожевую башенку — будет попроще. Попробовать отсидеться там уж точно стоит.

Взяв топор Угрюм сам двинул с иными братами к указанному мной месту. Таскаем брёвна на голодный желудок, впрочем, не мы одни думаем, чем бы набить своё брюхо. В небе замаячили стервятники.

Клаки, чтоб их, и поливают нас крылатые твари тем, что уже успели переварить, тогда, как мы сами, не оказались бы сейчас полакомиться ими.

А вот и длаки — точнее одна тварь, и до боли знакомая.

— Опять ты! И где пропадал?

А что там у него торчит в клыках? Позволяю ему подобраться ко мне — и вижу: длаку досталось — шкура на боку подрана, но и тому, кто подрал его, тоже изрядно досталось. В пасти у длака торчит конечность "лоха". И притащил её мне с одним-единственным намерением продемонстрировать: не робкого десятка — тоже дрался с порождениями прорвы.

— Вы только гляньте, браты! — подхватил всегда молчаливый Угрюм.

— Еда сама пришла к нам! — прибавил Буян.

Вот ещё чего не хватало, так это получать в морду из-за длака, спасая его, тварь! Да он сам шмыгнул за меня, огрызнулся, и подвыл, мол: защити, хозяин!

— Браты! Браты... — расставил я в стороны руки. — Как можно! Длак за нас!

Я впервые не стал называть его вслух тварью, зато про себя отругал так, что мама не горюй, а папа родненький ратуй. Но обошлось — для меня и твари. Длак укрылся у нас, понимая: далеко ему не сбежать — погост нынче единственно-спокойное место, где можно схорониться от тех, кем затеял полакомиться у нас здесь; захрустел конечностью "лоха".

Так ему и надо — порождению! Длак оторвал ему руку. Нет, чтоб ногу — "лох" не мог придти, а приползти — тут бы мы его и упокоили окончательно.

Задумка с башенкой у меня была ни единственной, имелась иная, но прежде, чем сообщать о ней Угрюму, решил перекинуться своей мыслью с Ярилой, и узнать его мнение относительно очередной затеи.

Помогая ему толкать перед собой рогатинами бревно к месту стройки, я поинтересовался мимоходом, а что если нам с наступлением ночи, когда на нас полезут "лохи" из-за частокола, подпалить его и...

— Хотя бы удастся выиграть время до следующего утра? А там глядишь: отсечём часть из них на погосте и перебьём, пока иные будут топтаться у кольца огня вокруг нас? — предложил я продлить мучения братов на погосте на целые сутки.

— То добре, брат, — одобрил мою затею Ярила. — Шибко побаю с Угрюмом.

С ним и покатил вожак вместо меня очередное бревно, пока я осматривал первый ярус уже возведённого нами на высоту трёх метров башню, всё ещё напоминающую сруб, зато без окон и дверей.

И верно — наверх заберёмся по лестнице, там и вырежем дверь в качестве люка.

Ещё час работы, и добавили метр, выбиваясь из сил.

— Поспешай, браты, — разговорился Угрюм.

Длак к тому времени уже набил досыта брюхо, отрыгнул, заставив нас облизнуться, и насколько я понял: захотел пить. Вот и обратил внимание на яму-колодец, куда он нырнул вместе с головой — не обнаружил ни твари, ни воды.

Никак лаз? — заинтересовался я тем, куда он ведёт, и как далеко от погоста.

Факела не захватил, да и возвращаться за ним на поверхность — чревато. Неожиданно уяснил: довольно сносно ориентируюсь во тьме. Наверное, сработала подсветка — мои глаза превратились в "фары". Во всяком случае, я точно знал, где начинается стена и где заканчивается. Проход оказался не таким уж узким, как показалось мне на первый поверхностный взгляд, и в конце туннеля я наткнулся на дверь, из-за щелей которой во тьму пробивался свет.

Замер подле неё, сжимая в руках с затаённым дыханием лопатку с топором, и прислушался: не поджидает ли меня снаружи кто?

Удар ногой, и она открылась, отлетев в сторону. Вспышка света, резанувшая меня по глазам, мгновенно исчезла. Дверка самопроизвольно встала на место. И я повторил попытку вскрыть её, выбираясь из подземелья наружу.

Да будет свет!

Топор с лопатой вперёд, и два шага, не из строя, как на плацу при зачтении командиром благодарности, но зато я едва не вывел себя из строя — споткнулся, зацепившись ногами за верёвку на полу, и у меня над головой, чиркнув по волосам затылку, пронеслось массивное бревно с заострённым краем.

М-да, не споткнись я, сейчас бы висел на нём с пробитой грудью, и из меня торчал бы её острый край, а так досталось "лоху".

Но ему это бревно до одного места — однорукий мертвец отпрянул с него с отверстием в груди, и через него взглянул на меня.

Получи! — обсадил я к вящей радости длака иную конечность "лоху" в плечевом суставе. Её и подхватила тварь.

Нет, чтоб ухватить "лоха" за ноги и помочь мне завалить его — ретировалась довольная моей подачкой.

Ладно, а что ты станешь делать, "лох", без рук? Как нападёшь на меня?

"Лох" щёлкнул опасно зубами-клыками и прыгнул вперёд ногами.

Ё-маё, а твоё наше — кенгуру на мою голову!

Сам обсадил её ему, но прежде промахнулся, метя лопаткой по привычке в грудь. Да там дыра — лопатка просвистела навылет, воткнувшись в дверь. Механизм ловушки убрал бревно внутрь, и всё встало на свои места. Даже укрощённый мной "лох", продолжая щёлкать у меня в ногах клыками, вцепился ими в ботинок.

Очередной удар топора, и я нанизал его череп на лезвие; потащил назад на погост, заставив обезглавленное тело без рук греметь ногами в закрытую дверь от лаза.

И вновь долгожданный свет в конце туннеля вывел меня из мрака подземелья на погост.

Ого, браты ещё один метр башни возвели. Итого уже пять получилось.

— Ты где пропадал, Шаляй? — бросил мне в спину упрёк Ярила.

— Да вот, — продемонстрировал я ему пробитый сверху в темя череп порождения, щёлкающий клыками, — решил немного поохотиться на "лохов"!

— Нашёл время, — пожурил вожак. — Выбрось!

— Куда?

— В огонь!

А, ну да, ну да — бывает, но не у всех проходит. Что это я, а? Совсем голову потерял, аки "лох". На меня это непохоже.

Избавившись от головной конечности "лоха", я прикинул в уме про себя: к башенке ещё б метра три, и можно возводить крышу, да прорубать бойницы.

Вскоре сидел верхом на ней с братами, подгоняя топором брёвна, поглядывая иной раз в сторону светила опускающегося за дальний горизонт. На его фоне и узрел тёмный силуэт, движущийся в направлении погоста.

Где моя подзорная труба, а бинокль? Подать сюда! — прикрыл я ладонями глаза от слепящего светила, сощурился. — Не может быть! Это вижу я или все...

— Браты! Да это ж... это...

— Велизар! — заорали вояры, замахав от радости над головами топорами, приветствуя волхва как победителя.

— Погодите, — поостерегся я. — Прежде чем волхва пускать на погост за врата частокола, следует убедиться: это он, а не порождение тьмы в нём. Ведь всякое могло случиться, и почему с ним — нет?

Вспомнил Елизара.

Да сундук за плечами, и сам его несёт, а в нём, хотелось верить: еда, а не те магические "побрякушки" кои хранил там всегда.

Если и про нас — жратву — не забыл, башня послужит ему памятником от нас при жизни.

— Стоять! — выступил я в качестве стража врат. — Бояться!

— Отворяй, — тяжело выдохнул Велизар.

— Пароль! — озадачил я волхва.

Он уставился на меня горящими глазами, заставляя укрыться с головой за частоколом.

Мне не понравилось то, что он заговорил со мной, но с другой стороны доказывал: человек — не изменился, умеет говорить.

— Ты чего удумал, Шаляй? — возник Ярила подле меня.

Угрюм же просто поедал меня взглядом, применив в должной мере "интеллект". И не будь подле меня вожака, давно бы задавил им, отправив самого за частокол к волхву, чтоб я принял у него тяжкую ношу.

— Проверку! Он ли это — Велизар, а не тварь вселилась в него?

— Да ты что, Шаляй, совсем... — постучал вожак кулаком по лбу. А мог ведь и по моему. — Неужели, в такого волхва, как Велизар, не могли вселиться тёмные силы прорвы?

А ведь и верно: с оком исчадия справился, пусть и не без меня тогда, когда я зацепил его кое-чем и кое-куда. Вот и меня грозился зацепить Угрюм аналогичным образом, но вместо лопатки обухом топора, если я не прекращу дурачиться.

— Последний вопрос, брат-волхв, — настоял я. — Как меня звать?

— Шаляй.

— Нет, то не годится! Назови моё полное имя!

— Валяй.

— Отворяй ворота, браты, Велизар вернулся, — дозволил я впустить им его.

Если бы не полномочия, коими волхв сам же и наделил меня через Угрюма, несдобровать мне, а так вроде бы моё "озорство" сошло с рук.

— То чего? — уставился Велизар на наше творение посреди погоста, заприметив его ещё издалека.

— Сторожевая башня, брат, али впервые увидал? — гордился я нашим монументальным сооружением, как Церетели — своими. — Я б, конечно, добавил ещё метра три-четыре, чтоб довести до совершенства и увеличить обзор, но время поджимает!

— А где бойницы, Шаляй?

— Будут, и дверь на крыше, — не брались мы ещё рубить её, хотя солнце неумолимо клонилось к закату.

Ещё час, от силы два на глаз, и сгустятся сумерки.

Должны успеть.

— А в сундуке чего, коль не секрет, брат Велизар?

Волхв грохнул им оземь, и крышку поднял сам.

Ура, еда! Спасены, браты! Ночь продержимся! А на сытый желудок уж непременно сдюжим!

Похватали всё, что было там, и с новой силой взялись за работу, затаскивая по лестнице наверх колья выструганные Гораздом.

Ну и имечко ему удружили браты, да видно, что не сам выбирал, как родители обозвали, так и стали далече все в родном селении.

А в работе и впрямь был Горазд — мастер на все руки. Я б его Докой назвал. Да не хотел, чтоб варвар повторил судьбу бригадира.

Иные браты выбивали бойницы — по две с каждой стороны шестиугольной башни.

Я б ещё из паруса ладьи, будь он под рукой, смастерил нам тут стяг. Но там, на ней, он нужнее, и сама ладья нам на реке.

Если Велизар в одиночку пробился туда, знать непременно двинем с утра пораньше разом с ним и оком тьмы в сундуке. А пока тут, на погосте, в башне придётся ночь коротать. И "лохи" нам не дадут тут заскучать; сами "скучали" на границе дебрей, окружавших погост со всех сторон света.

М-да уж, погостил я в который раз тут у жихарей, а что-то явно загостился с братами, нам самое время выбираться отсюда. А живым или кем иным — какая у кого судьба. И моя здесь такая же, как у любого брата-варвара.

Я вкратце обрисовал Велизару ситуацию с оборонительными действиями, предложенными мной братам на предстоящую ночь, и он поблагодарил меня, мысленно сообщив: не ошибся, когда оставил вместо себя за старшего при них. Но почему-то забыл "обрадовать", и как водится, предупредить. А то бы я — ух!

Вот этого он и опасался от меня, насколько я понял с его подачи сейчас.

Башня представляла собой двухъярусное сооружение, и мы не только стенами с крышей, но и полом у самого верха отгородились от мертвецов, понимая: могли вылезть подле нас на погосте прямо из-под земли, и плевать они хотели на частокол в будущем подожженный нами.

На эту ошибку мне и указал волхв.

Вот дурак!

"Кто?"

— Я, брат Велизар! Кто ж ещё?

— То ничего, всё ладно!

Вырубив в полу верхнего яруса башни дверь в глубокий "погреб", мы прыгнули сверху на хижину, и не скажу: я удачно. Приземление состоялось, но куда ниже, чем я планировал изначально угодить, рухнув рядом с оком исчадия, обрушив на него все без исключения Нюшины травки и черепки.

И новый грохот сундука снаружи хижины вместо открытия двери, из-за которой показались два светящихся во тьме огонька.

— Велизар! — заставил волхв подскочить меня.

Возникли ещё два светящихся пучка на уровне груди волхва и потянулись тонкими аспидами за меня ко тьме, разгоняя мрак в хижине.

Вспышка искр, как при том недавнем прикосновении Велизара к оку исчадия, и шипяще-клубящаяся тьма сгинула вместе с хлопком крышки сундука. В нём и загремела.

Фу-уф! — смахнул я пот с въевшимися в кожу порошками Нюши и облепленный сухими пучками, сам показался братам при подъёме наверх башни порождением тьмы. Их с меня и сбил Буян с одного удара, отомстив столь незатейливым образом за то, что я не позволил ему на пару с Мамыкой превратиться в "лоха".

Очнулся я, когда уже в бойницах исчез солнечный свет, а не в моих глазах.

Клубок тьмы в сундуке перестал греметь, казалось, замер там, в ожидании: его вот-вот освободят из заточения.

— Где Велизар? — не обнаружил я волхва подле сундука.

Помимо него в башне на верхнем ярусе отсутствовали иные браты с Угрюмом, зато при мне помимо Буяна располагался Ярила и Хорс.

— Изготовились встретить погань прорвы, — напомнил мне вожак про "лохов".

Вопрос на засыпку: сколько их там за частоколом — десятки, сотни или тысячи? И дать точный ответ мне никто из братов не мог.

Я кинулся на "чердак". А вот и Велизар — он стоял готовый обрушить огненного аспида на вражин за погостом; выискивал их глазами.

Стараясь не отвлекать его, я встал рядом, припав на одно колено, сам предпринял попытку включить "дальний" свет, почувствовав, как вокруг частокола сгущается мрак, прежде чем уловил на слух приближающихся "лохов", а затем...

Зачем я только обрёл способность видеть во тьме?

В ней копошилось столь невероятное скопление мертвецов, что хватило бы на добрую сотню братов-вояров. И всех одним огненным аспидом даже Велизару не пожечь.

А волхв уже выпустил козырную магию из "рукава". Над башней взвился огненный шлейф, и, описав круг, совершил повторно у частокола, устремился к дебрям, откуда, не спеша, наступала армия тьмы.

— Лохи-и-и... — не справился я с охватившим меня волнением.

Аспид влетел в них, поджигая. Мертвецы не думали убегать, падали, как горящие снопы наземь, и продолжали идти и даже ползти в направлении погоста.

Да уж — зов крови и жажда голода страшная сила. Сколько дней я жил впроголодь здесь? А они ничто в сравнении с тем, сколько не жрали порождения прорвы.

И вдруг что-то тёмное ринулось на аспида. Гидра, что ж ещё! Но кто сотворил её? Это, похоже, и выяснял Велизар, обнаружив невидимого соперника в ночи, иначе бы вызванные им кривые молнии ударили в "лохов", подошедших практически вплотную к частоколу погоста, а не туда, куда устремились, опутывая тьму.

Волхв добавил огненным сгустком, вызывая шаровую молнию, да не одну. Но ни одну не направил в столпившуюся массу мертвецов.

— Огонь! — долетел до моего слуха голос Угрюма, обращённый к братам, засевшим с ним на стенах частокола. И его голос, я не спутаю ни с каким другим.

На головы нелюди, взбирающейся по брёвнам наверх, полетели факелы — два десятка разом, — и потонули подобно искрам в бушующем море. Сгнившие останки занимались плохо, зато хорошо занялся подпаленный местами частокол. От него уже бежали браты к башне, но из-под земли, отрезая им, единственный путь к нам, появились "лохи".

— Велизар! — старался я отвлечь волхва от дуэли с невидимым противником. — Лохи! Нелюдь на погосте!

Волхв не внял моим мольбам — ор нелюди перекрыл мой голос, и я обратился с призывом о помощи к братам в башне.

Вперёд Ярилы с Хорсом подле меня возник Буян.

— Сторонись, браток, — съехал варвар на руках по лестнице вниз, обрушившись с топором на "лохов" — валил налево и направо, укладывая штабелями, обезглавленные тела нелюди, но меньше их не становилось. Они тянули к нему свои гнилые конечности.

Тошнотворный запах разложения достиг верха башни. У меня закружилась голова. Не вовремя! Ох, не вовремя!.. И брюхо не вовремя я набил тем, что притащил мне с братами волхв в сундуке; сейчас поливал его содержимым, посунувшуюся, к нам наверх по лестнице, нелюдь.

И не узри её здесь подле себя на расстоянии вытянутой руки с лопаткой, ещё бы долго приходил в себя, а так тошнотворный спазм как рукой сняло. Я отсёк "лоху" вслед за головой его руки-крюки.

— Поспешай, браты... — закричал я им с башни. — Буян, вернись!

Так он и послушался меня, аж прям два раза подряд.

Ярила с Хорс по соседству со мной сбивали "лохов" — каждый из нас, взял на себя по два пролёта стены башни, надеясь: кто-нибудь из братов да пробьётся к нам с оружием в руках, а не как "лохи", обратившись в нелюдь.

Велизар по-прежнему жёг кого-то за погостом.

— Внутрь! — уяснил я: задержимся чуть дольше и уже никогда не вернёмся в башню.

— Велизар, — указал мне вожак на волхва.

Эх, была, не была, — зацепил я его по ногам, и прыгнул вслед за ним в башню, схватив горящий факел со стены; держал с ним оборону в руках у двери над головой, дожидаясь братов.

Первым появился один из вояров Угрюма, затем ещё два, и новый грохот внутри башни. Его нам устроил Велизар, посылая молнии через бойницы, но уже в "лохов".

А вот и Хорс с Ярилой промелькнули мимо меня, и за ними показалась нелюдь. Но массивная дверка с грохотом обрубила сунутые ей в проём у потолка конечности.

Нанизывая на топор обрубки "лохов", я с братами избавился от них, отправив в бойницы. И тут же показались иные — "лохи" стремились дотянуться до нас.

Сейчас из каждой щели торчало по пучку костистых конечностей. Не щупальца тьмы с гидрами, но легче от этого нам не становилось. И как нам не хотелось забивать все щели деревянными чурками, заранее приготовленными нами, но пришлось. Даже дверь над головами посадить на двойной запор из брёвен.

Замуровались.

Насколько нас хватит тут продержаться, браты? А без воздуха? Даже если заберёмся ярусом ниже, то всё одно достанут нас там вездесущие "лохи".

Но пока сидим, аки грызуны в норе, и носа наружу казать страшимся. Подсчитываем потери. Итого, сколько вояров имеем мы в отряде? Всего ничего. Буян, как того и хотел, сгинул в неравной сшибке с нелюдью. А некто уже с топором ломиться к нам в дверь у нас над головой. Скорее всего, брат, но как нелюдь.

Гляжу с братами на Велизара. Он — волхв, и должен знать: кто там пытается прорубиться к нам? Да мы не сомневаемся, но нам хочется верить: наши браты не сгинули. И это гремят они, но не для того, чтоб обрадоваться нам, а пожрать...

* * *

— Отдайте око, выродки! — метался злобный дух у башни, шипя вне себя от обуявшей его ярости. — И я клянусь: шибко всех угроблю! Иначе, пеняйте на себя — пощады не будет!..

Глава 19

"Ну и кто говорил, что мы не в их вкусе?!"

Грохот извне всё усиливается, отбиваясь каждым новым ударом в голове. Затыкаю уши, и не помогает — к нам отовсюду ломится нелюдь; сквозь стены слышно, как они вгрызаются клыками и шаркают когтями, стараясь продраться сквозь брёвна, выбивая из них щепу. Но прежде сумели вытолкнуть чурки из бойниц, да больше не сунули жадно конечности в них, стараясь достать нас.

Я уловил жуткий взгляд. Некая тварь из "лохов" уставилась на меня, поедая глазами. Недолго. Схватив кол, я обрушил его на неё, а заодно и саму с пробитым черепом наземь. И толку — на её месте показалась иная тварь, щёлкая клыками и рыча на меня.

Вот это да!

Нелюдь озадачила — "лох" сумел перекусить заострённый кол. Кто бы мог подумать, что нелюдь окажется способна на это. А на что ещё? И кажется на многое.

Тот, кто гремел топором у меня с братами над головой, был заодно с нелюдью, неистовствовал — удар следовал за ударом, словно работала нелюдь не топором, а отбойным молотком.

Треск всё усиливался, и был уже не столь глухим при новых ударах, как изначально. Ещё немного усилий со стороны вражины и "лохи" доберутся до нас. Выдавливая чурки из бойниц внутрь башни, нелюдь продолжала рычать и тянуться когтистыми конечностями к нам. Браты отбивались от них кольями, исчезающими с катастрофической скоростью в бойницах.

Скольких нелюдей мы сшибли с башни, пробивая им тела, а они всё лезли и лезли к нам, стараясь достать.

Вот уже и к нашим ногам отвалился один из братов, зажимая рваную рану на плече — из неё ручьём хлестала кровь.

Едва нелюдь почуяла запах крови, с ней начало твориться нечто невообразимое — башня заходила ходуном, словно они таранили, раскачивая её стенобитным механизмом.

Я сам не устоял на ногах — одна из тварей зацепила меня тем, чем я метил ей в полые глазницы, светящиеся злобными огоньками, и рассадила мне колом вскользь скулу. Схватившись за неё, я почувствовал резкую боль, и обнаружил на пальцах кровь, а собственную или того, кто зажимал рядом со мной плечо, не стал выяснять?

— Не сдаваться, браты, — подхватил я на ноги раненого, подав ему оброненный топор. — Сдюжим! Нам всего-то и надобно продержаться до утра, а там порождениям прорвы нас не достать!

Мой призыв подействовал, браты позабыли о ранах с усталостью, и колья подле нас стали исчезать с невероятной скоростью. Кто-то продолжал тыкать ими в бойницы, сшибая "лохов" со стены, а кто-то даже умудрился швырять их.

Я бы вряд ли сумел попасть колом в столь узкое и небольшое отверстие-щель, как бойница, снова вогнал его в то, из-за которого меня достал "лох", разбивший скулу — ну и ему досталось от меня.

То ли твари не понравилось, что я содеял, то ли "лохи" оказались не такими кретинами, как думал я с братами про них, но сами стали кидаться в нас всем, что попадалось им под руку.

Какая-то нелюдь первой догадалась швырнуть камнем в нас, и вслед за ней, на нас обрушился настоящий град, и нам снова пришлось забивать чурками бойничные проёмы.

— Ещё немного и не удивлюсь, если эти "лохи" сами подпалят нас в башне, — не сдержался я, уставившись на волхва, ожидая услышать от него мало-мальски значимой подсказки с тем, как нам тут быть, поскольку нелюдь грозилась вот-вот добраться нас.

Велизар не вмешивался в схватку с нелюдью, экономил силы. Уж очень мне хотелось верить, что так оно и есть, а не растратил их.

Сундук тоже был на месте и никуда не делся, да и мы вместе с ним — сидим взаперти, дожидаясь, когда к нам в гости пожалуют "лохи".

Мгновенная заминка, и снова в бой. Дверца в потолке с характерным треском оказалась пробита топором и сверху мне на голову посыпалась щепа.

— К оружию! — сообразил Угрюм первым из братов сунуть рогатину в образовавшееся отверстие на месте исчезнувшего топора.

Снаружи башни некто взвыл, пронзённый им. Я понадеялся: вояр достал "дровосека". Возможно, и ошибся, а возможно и нет, но нелюдь вновь обрушила топор, стараясь расширить отверстие в потолке.

Удар. Ещё удар. И новый град щепы летит на мою голову с братами. "Лохи" всё же добрались до нас — почти — им осталось сделать небольшое усилие, и сами посыплются к нам вместо щепы на головы, тогда только держись.

Мы держимся, из последних сил, деваться всё одно некуда.

— Велизар! — я с нетерпением жду от волхва магического действа.

Стоит и ждёт чего-то.

— А... — отмахнулся я от него. — Браты, за мной!

Сам опускаю топор, перерубая запор с дверцы на полу под ногами, и лечу уже привычным маршрутом, падая сверху в хижину Нюши.

"Лохов" не вижу, и не по тому, что темно. Отсутствуют напрочь. Под ногами земля — ощупываю её руками, и тут же вонзаю лопатку — делаю подкоп, не обращая внимания на то, что твориться наверху.

Рядом грохнуло — неслабо так. Кто-то из братов скинул мне сундук. Вслед за ним возникает Ярила и Хорс. Браты помогают мне, взрыхляя землю — один рогатиной-копьём, иной обоюдоострым клинком. Соответственно Угрюм с Велизаром остались наверху и иными братами-воярами — отвлекают нелюдь на себя.

Я знаю, куда бежать, и от башенки до "колодца" недалеко — почти рукой подать. Важно только, чтоб у нас на пути до лаза не встали полчища "лохов". Втроём с сундуком на плечах сквозь нелюдей ни за что не пробиться, мы сами в крови, так что нам не сбежать от них — почуют и бросятся сломя голову в погоню. Да помнится: не такие уж быстрые и прыткие, как мы. А ведь у страха глаза велики.

Про усталость забыл, ничего не чувствую, боли в том числе. И вдруг под бревенчатой стеной в образовавшемся подкопе осыпалась земля.

Неужто "лохи" почуяли нас?

Хорс приготовился, держа копьё наготове, я тем временем расширяю яму, чтоб могли пролезть браты и протолкнуть сундук, а сам уже бы протиснулся тут, но бросить их не могу.

Чёрт, чья-то косматая конечность цепляет лопатку, шаркнув по ней когтями. Мгновенное замешательство и... Я не позволяю братам обрушиться с оружием на того, кто ведёт подкоп к нам с иной стороны башни — заслоняю от них длака.

Вот так удача! А попала, тварь, под раздачу, аки мы!

Однако длак не спешит протискиваться к нам.

Неужели помогала, тварь? Или я чего-то недопонимаю? На что у неё расчёт?

Да некогда мне забивать голову ненужными мыслями — протискиваюсь наружу, высунув голову. Тварь такая, облизывает меня. Знать кровь мою учуяла, как "лохи" — полакомилась. И уж лучше она, чем нелюдь.

— Шибче, — шепчу я братам.

Они толкают вперёд сундук, и сами лезут за ним.

Только бы не привлечь внимания "лохов", — я всё ещё надеюсь проскочить мимо шатающейся повсеместно нелюди, и среди неё в основной своей массе та, которой досталось от нас.

Вон, у одного "лоха" торчит кол в голове, а ему хоть бы хны — цепляет им иных таких же "лохов", как и сам, пытаясь ориентироваться не столько на зрение, сколько полагаясь на нюх или слух.

Уж лучше на слух! Но если на нюх...

Учуяла погань запах крови — повернулась к нам.

Выдёргиваю из-под башни Ярилу. На Хорса времени уже нет, сам выберется, варвар.

— Туда, — рванул я с низкого старта к "колодцу", указывая вожаку направление движения.

Длак рядом со мной, не отстаёт тварь, мчится впереди, чтоб я не сбился с намеченного пути, да как всегда не вовремя зацепился за что-то и рухнул, чуток не добежав до спасительного лаза. Меня зацепил "лох".

Да на, погань!

Удар лопаткой наотмашь, и так несколько раз подряд, пока не отсёк конечность, но по-прежнему не выпускает меня. По дороге сброшу, а вот если набросится иной "лох", да не один, тут уж возникнут настоящие проблемы.

Вниз с башни летит факел, и не один. Спасибо, браты, век вам не забуду вашей помощи! Хватаю один, с ним и отмахиваюсь от мертвецов, с которыми уже рубиться, отбиваясь копьём, Хорс.

Зову его к "колодцу".

— Ко мне! Сюда, брат!..

И не дождавшись, прыгаю вслед за Ярилой, прежде скинувшего сундук на дно лаза.

Длак воет, зазывая нас и дальше следовать за ним. А то я не знаю, куда тут идти, да и ход один.

— Хорс, — останавливает меня Ярила, обеспокоенный отсутствием родича.

— Ходу, вожак! Ходу! — напоминаю ему: в одиночку я не утащу сундук.

Да где там его удержишь — выскочил из "колодца" и снова рухнул, но не один — с Хорсом.

Брат-вояр хрипит. Досталось ему от "лохов". Ярила тащит его за мной одной рукой, иной вцепился в сундук, а я с другой стороны за него обеими руками. Мы бежим. Длак уже далеко воет от нас. Но вот затих.

— Хоронись, браты! — вспоминаю я про ловушку.

Пригнулся с ними, и бревно вышибло дверь из лаза. Снаружи тихо — нет ни одной живой души.

А что же мёртвецы? Где нелюдь? И та, что гремела ногами в дверь?

Ей и привалило его.

Спешим, убегая прочь от пожарища, пылающего за нашими спинами на погосте. Не удержался, оглянулся.

Ох, ты!

Башня горит, а с ней нелюдь и...

— Браты! Как же так, а?

Останавливаемся, делая необходимую передышку, заодно узнаем: гонятся ли "лохи" за нами по пятам? Да нелюди что-то не слыхать и не видать. Свет, исходящий от погоста, охваченного пожарищем, полыхает на всю округу, будь здоров как, освещая дебри.

Мы засели в зарослях, набираясь сил, хотя толку от передышки мало, и сделали тут её, надеясь: вдруг к нам ещё кто добавиться из братов?

Некто и впрямь валит в нашу сторону. Ну, ежели вражина, не сносить ей головы — порублю для длака на ужин, а заодно и завтраком накормлю.

Чтоб его — обезглавленного "лоха". Промахнулся я топором мимо него. Зато Ярила осадил нелюдь, подрубив обоюдоострым клинком ноги.

— У-у-у... — завыл длак издалека, призывая нас следовать и далее за ним.

Хм, странное дело, чтобы длак отказывался до халявы. Что-то не то с ним твориться, ох не то! Ладно, после разберёмся!

Подрываемся и дальше бежим, если так можно выразиться. Хорс по-прежнему не ходок — истекает кровью. Да и я тоже хорош — на мне сундук, и пусть держу его за одну ручку-кольцо, а Ярила за иную, но Хорс также на нём. Мы не бежим, и даже не идём, а бредём, продираясь сквозь заросли в дебрях, постоянно цепляемся за них. Но самое главное: нас никто не преследует.

Неужели вырвались — у Велизара с Угрюмом и прочими братами получилось отвлечь "лохов" на себя от нас?

Светлая им память, особенно волхву. Его огненную магию я никогда не забуду — гадом буду, а добуду аспида в прорве!

Ещё вернусь!

Останавливаемся в очередной раз, да мешкать нам тут нельзя, неровен час, "лохи" почуют кровавый след, тянущийся за Хорсом.

Ярила подчует брата-вояра "эликсиром силы", да что-то несильно помогает ему, насколько правильно я понимаю, как и то: с этими "лохами" не всё так просто. Жаль будет, если окажется: заработал заражение крови. Мы столько всего пережили с ним. А ну как загнётся? Ну не хочется мне, чтоб он обратился в одного из тех, кого я с подачи братов ошибочно обозвал "лохами". Не такие уж и примитивные эти мертвецы, коль Велизар не сдюжил с ними.

Опять кто-то ломиться в нашу сторону через заросли. И ведомо кто. Это всё — наш последний бой с нелюдью. Встаём плечом к плечу с Ярилой у сундука, а Хорс с копьём полулёжа-полусидя, опираясь на него, и ждём того, кто вот-вот закончит мои мучения в этом мире, лишая жизни.

— Браты! — раздаётся человечий глас.

— Велизар! Но как? Какими судьбами, брат-волхв? — недоумеваю я.

И не один — Угрюм рядом с ним, но также шатается, как Хорс подле нас, и еле стоит на ногах, придерживаемый волхвом.

Иные два брата остались на погосте. Оно и понятно почему. Век их не забуду!

Теперь только держись — нелюди бросятся за нами в погоню.

По-хорошему, нам бы следовало разделиться, да волхв не велит. Выходит, ещё способен на некий магический "фокус" — остались силы. Стараюсь понять это, глядя ему в глаза. Велизар не пытается отвечать мне, но с ним всё в порядке — не обращён. И то хорошо. Да и обречённым не выглядит.

Мы с Ярилой подняли сундук, и теперь на мне, как Хорс на вожаке, ещё и Угрюм. Велизар пожелал остаться один — ненадолго. Наверняка затеял устроить нелюди "светопреставление" — нагнал нас чуть погодя, и принял у меня Угрюма. Да по мне лучше тащить варвара на себе, нежели за одну ручку тяжеленный сундук.

Спустя небольшой промежуток времени, мы услышали приближающуюся за нами погоню. Там, где мы совершили последний привал, гулко грохнуло и полыхнуло, пожирая огнём нелюдь.

Вдогонку нам понеслись злобные выкрики:

— Не ждите пощады, выродки...

Ага, от таких же слышим! — мысленно отослал я "обратку".

Ну, Велизар! Честное слово — порадовал, волхв. Чтоб мы делали без тебя, а хрен бы попёрлись сюда! Всё ты!.. Хотя... чего это я? Ведь всё из-за меня, чужака!

И снова остановка — сиюминутная. Восстановили сбившееся дыхание, прислушиваясь: далеко ли преследователи? И вновь поспешили в направлении Быстрой воды.

До неё мы пока не добрались, но чем дальше идём, тем ближе река.

Взгляд на небо сквозь прореху над головой в густых кронах древ: там всё те же звёзды — будь они неладны. Пора бы им уже начать мерцать и исчезать. Да толку — покуда находимся посреди дебрей, опасность столкновения с "лохами" грозит нам тут даже днём.

Мы всё ещё идём-бредём. Сил моих нет, и давно уж покинули меня. Сам не понимаю, каким образом держусь на ногах, но плетусь, запинаясь ногой за ногу, да к тому же сундук волоку.

Преследователи всё ближе. Нет, не уйти нам от них. Не уйти. Нагонят, как пить дать! Где ж река, а?

— Бросьте нас, браты, — шепчет Угрюм.

Что-то он разговорился, варвар. То молчал, молчал, а тут вдруг на тебе — заговорил. И ведь сам не заткнётся, если его не заткнёшь.

— Ага, чтоб вы нагнали нас с нелюдью и превратили в неё же из-за сундука, — пояснил я причину, по которой мы не бросим их даже мёртвых. Хотя с мёртвыми куда проще, достаточно подпалить и — нет проблем.

А мёртвые и дальше стремятся за нами, чтоб создать нам проблемы. Ну и кто их создал такими, что за погань прорвы? Увидеть бы собственными глазами да разорвать, как "лохи" рвали до сего момента наших братов.

Зло копилось во мне, заставляя думать о мщении, подпитывало мои силы. И не только мои, а каждого из братов, кто прикасался к сундуку или находился в непосредственной близости от ока тьмы.

Мне всё меньше хочется блуждать впотьмах по дебрям, и всё больше умереть с оружием в руках, как вояру-родовиту.

Нет, так нельзя, брат!

Это кто сейчас обратился ко мне? Ты, брат Велизар? — скосился я на волхва.

От него подсказка пришла — от кого же ещё. А что-то пытается донести до меня, и не только, развивая свою мысль, дескать: умереть, не получится, ибо вблизи прорвы нереально, будет дан шанс на воскрешение, но вряд ли кто из нас обрадуется ему. А те, кто воспользовался им не по своей воле и преследует нас, следуя по пятам.

Угрюм завёл старую пластинку, повторяя слово в слово прежнюю фразу, твердя как заученную команду.

— Бросим, брат, обязательно бросим, — уверил я его. — Но не сейчас, а как только доберёмся до Быстрой воды, и — плыви себе куда хошь! А всё одно дальше Большой не уйдёшь!

Я всё ещё надеюсь добраться до реки, свято веря: мы не заблудились, и длак изначально задал нам правильный курс движения. Не в своё же логово, тварь, манила. То-то будет нам сюрприз, если длак окажется сукой, а у него там выводок, ждущий любой жратвы. И "лохи" в должной мере им сойдут за неё, а не мы одни.

Вот где и у кого будет пир.

Провалился в хлябь — нога ушла по колено в зыбкую и вязкую почву — местность впереди оказалась заболоченной. Это и плохо для нас, и хорошо одновременно. С одной стороны мы почти добрались до реки, а с иной — путь нам к Быстрой воде преградила топь.

Болото, чтоб его! Не везёт так — хоть сам длаком вой — по жизни! И жизни вот-вот лишать те, кто уже рядом с нами, и дышит в спину.

— Не пройдём, браты! — помогли они выбраться мне из хляби.

Опять взвыл длак, протяжно призывая нас следовать неотступно за ним. Да мы, не он, не умеем ориентироваться по запаху на чужие следы. А попробуй ещё разглядеть, если он оставил тут их. Ночь всё-таки.

В качестве проводника далее выступил Велизар. За волхвом ещё можно идти, но не за длаком. А Велизар сам подался за тварью, ну и мы за ним. Всё одно деваться некуда — позади нелюдь, впереди топь — она же Гиблая вода. Конец очевиден при любом раскладе, как ни крути. А оно ведь как получается: всегда ж охота помучиться подольше.

Ползём, а не бредём по колено в грязи, каждый шаг даётся нам неимоверными усилиями. Мне всё больше хочется сдохнуть, но напоследок отомстить порождениям прорвы, и значительно подсократить их поголовье, пусть даже сам с братами после окажусь на их месте, да нелюдь преследующая нас, всё равно окажется в минусе.

Нет, Зырь! — напомнил Велизар.

А, ну да, если исчадие возродят, оно подастся в земли родовитов гробить люд, обращая его в порождений прорвы.

Хуже и придумать нельзя, а нарочно — подавно. Стоит поднапрячься.

То дело, брат Шаляй!

Вот спасибо, брат Велизар, можно подумать: успокоил! Лучше бы нелюдь упокоил!

То я завсегда!

А я что ли нет, волхв?

Длак всё ближе к нам, а мы — к нему. Тварь крутится на одном месте, поджидая нас на клочке суши. Дальше пути нет — пришли, а точнее приплыли.

— Река-А-А... — вырвался у меня крик радости из груди.

Ладья естественно отсутствует, и искать её, шастая по заболоченному берегу взад-вперёд у нас нет времени, зато желания через край, хоть отбавляй.

Порождения уже близко — лезут грязные за нами из болотной топи прямо на остров.

— Уходите, браты! — сменилась строка в заезженной пластинке Угрюма, но смысл остался тем же.

— На кой, когда поплывём!

— Потоните из-за нас с Хорсом.

Тот хрипит аналогично брату.

— Не, браты, не потонем! Такие как мы — не тонут!

Уж я точно.

Сундук и послужит нам в качестве спасательного круга — сделан из дерева, пусть и оббит для крепости железом.

Сейчас и проверим, как он держится на Быстрой воде, а мы с ним.

Велизар уступил мне — сундук просел прилично, но дна не коснулся. Зря я отвлёк волхва, на нас прыгнула тварь из болота. "Лох" или ещё кто, кого браты обозвали "олух", тогда как сам он, а не очередное неведомое мне пока порождение прорвы.

Угрюм принял новоявленное порождение прорвы на себя, и Хорс проткнул брата-вояра с "олухом" копьём насквозь.

— Бегите, браты!

Ого, не бросьте, и не уходите, а прямым текстом — валите!

Ну, мы и валим... очередного "олуха", а прыткие нелюди, или кто они там, в отличие от их лохонувшихся предшественников, валят к нам.

— В воду, — орёт Велизар.

Я не могу отказать ему, хватаюсь за сундук и отталкиваюсь от берега. За мной в реку, с подачи волхва, прыгает Ярила, и больше я не вижу, что происходит на берегу — быстрое течение сносит меня в сторону водопада. Да оказаться там не страшусь, как и разбиться. Натыкаюсь на ладью. Сундук стучит по борту, гонимый дальше течением, а я стараюсь замедлить наше с ним продвижение, цепляясь одной рукой за скользкие доски, пока не попадаю на весло. Обхватив его, смыкаю обе руки на сундуке, и думаю: сколько вот так продержусь, прежде чем сундук сорвётся у меня с рук, и... тщетны были мои усилия с братами.

Всплеск воды со спины, заставляет меня оглянуться.

Кто там плывёт за мной? — не вижу, однако ощутил крепкую братскую руку, выдернувшую меня из реки, и я оказываюсь вместе со спасителем на ладье. Меня спас Ярила, но нам обоим от этого нелегче, мы скатываемся вниз к иному борту. Ладья наполовину затоплена, из-за чего дала крен на один борт

Осматриваем её поспешно, и выясняем: пробито днище. Какая-то когтистая тварь проделала в нём отверстие, и такое, которое нам не задраить при всём нашем желании с вожаком.

— А где Хорс и Велизар? — вспоминаю я про них, уставившись пытливо на вожака.

— Браты... — всплеск воды за бортом. — Браты!!!

А вот и они — Велизар держится на воде сам, так ещё и удерживает одной рукой Хорса.

Багрим их веслом и вытаскиваем на ладью.

— Сундук... — таращится волхв на меня с Ярилой. — Где мой сундук?

Расступаемся с вожаком, указывая Велизару на его имущество. Нас осталось четверо, и мы едва ли дотянем до утра.

Длак опять куда-то запропастился, но я больше не сомневаюсь: выживет тварь такая — порождения прорвы не тронут её, — найдёт способ, как избежать встречи с ними.

Вспоминаю Ню, и всё больше понимаю: не могу без неё — тяжело мне тут вблизи прорвы посреди Шишмора. А каково ей там, в селении, с детьми?

Соскучился по ней так, что даже в мыслях не передать, а на словах — подавно. И неуверен: когда-нибудь вновь свижусь с ней. Хотя чего уж раскисать, когда мне с братами достаточно отдаться на откуп течению Быстрой воды, и враз домчит нас до Гремящей, а там и в Большой окажемся. Но туда нам нельзя.

И думать забудь! — восклицает мне мысленно Велизар.

Ещё бы — порождения прорвы охотятся за нами не от нечего делать, а за тем, что мы стащили у них, и ни перед чем не остановятся, пока не доберутся до нас и не вернут зловещее око тьмы, которое волхв обозвал про себя для меня "сердцем тьмы".

Вот так подарочек нам удружило исчадие, что и не знаем, как нам быть с ним. Впрочем, что делать дальше — также. Но отлежались чуток, испив водицы из реки во время плавания по ней, и вновь озаботились делами насущными. Голод заставил нас вспомнить, что мы ещё живы и нам также хочется жрать, как и нелюдям преследующим нас. А сюда, в воду, не полезут. И с наступлением утра — вне всякого сомнения — попрячутся по дебрям.

Отринув всякие сомнения, я принялся стирать зубы о сушёную до состояния кости вяленую рыбу, чем иным образом от злости с эмалью до дёсен. Наелся так, что обожрался, и обрыгался.

Эх, где длак? Порадовалась бы тварь за меня не меньше, чем я за неё. А не преминул бы отблагодарить и также накормить от пуза. Хотя длака нереально.

Что если он сам также порождение тьмы — тварь из прорвы? — прозвучал в моём исполнении немой вопрос, заданный волхву.

Велизар подтвердил мои опасения, заявив: дескать, верна догадка.

Вот тварь, так тварь! Всем тварям — тварь! Это ж надо так провести меня, а? Ну, Ню, я никогда тебе этого не забуду! Хотя это я сейчас так думаю и злюсь про себя, а стоит мне увидеть её вновь и... странная эта штука любовь — в тебе одновременно столько эмоций, и ты не контролируешь их.

А я сейчас себя? Что со мной не так? Или со всеми нами?

Моё внимание привлёк сундук — мне захотелось взглянуть на то, что там закрыл Велизар.

И думать забудь! Не смей! — пригрозил он мне.

Ну, ничего себе! И это он мне после всего, что пережили вместе с ним и двумя иными братами? А чудом выжили, когда недолго из ума.

Да я одним глазком, брат Велизар.

Волхв пообещал мне засветить туда с применением магии огня, продемонстрировав перстень с головой аспида. Искусная работа, я бы даже сказал — ювелирная. Рубин оказался "проглочен" аспидом, из-за чего казалось: глаза и пасть источают огонь.

Или это магия, а не ювелирная работа? Поди, разберись, когда тут кругом обман, хотя на первый поверхностный взгляд сразу и не определить.

Наверное, и волхв использовал его для отвода моих глаз с сундука, но тьма звала, стараясь вырваться наружу и призвать своего спасителя, гонявшегося за нами с порождениями прорвы.

Вот и теперь берег кишел "лохами" да "олухами" — нелюди рычали, срываясь многоголосым ором, но пронять нас злобным рычанием не могли, как впрочем, и достать иным образом.

— Плывите сюда! — Ярила размахнулся веслом и шлёпнул по воде, поднимая фонтан брызг, отвечая нелюди тем же.

Я предложил ему подпалить его и зашвырнуть на берег к нелюди. Так он, варвар, и поступил. Чем отнюдь не удивил меня, и даже тем, что докинул-таки, но легче ему от этого не стало. Подумаешь, зашиб там какого-то "лоха" и пришиб "олуха", когда нелюди там столько, что тут, сколько не кидай вёслами в них, всё одно всех не перебить. А вёсла нам самим пригодятся, когда станем выбираться, тем более что нами было принято единогласное решение покинуть ладью с наступлением утра, когда нелюдь попрячется в дебрях от дневного светила и будет злобно зыркать со стороны. Мы намеревались выбраться вблизи Гремящей воды из Быстрой на берег и по суше спуститься к Большой.

В безмолвной беседе на уровни мысли с волхвом я сделал главный упор, что у меня там есть на примете один небольшой островок, который запросто послужит удобным местом для временного захоронения "сердца тьмы", где его — закапай мы на приличной глубине — не учует ни одно порождение прорвы.

И Хорс знал не меньше моего о нём, ибо речь мной велась про место моей ссылки с Нюшей; также кивнул одобрительно.

— Решайся, брат Велизар, всё или ничего! А так, у нас появится шанс выйти сухими из воды, и с наименьшими потерями разобраться в дальнейшем с порождениями прорвы! Ты соберёшь совет волхвов, и вместе найдёте способ решить проблему с "сердцем тьмы"!..

"Я вырву ваши сердца, выродки!"

Мне это послышалось, брат Велизар, или некто пытается запугать нас таким образом?

Шиш!

А, злобный дух! Вот оно что! Так передай ему: ни шиша не получит, призрак! Пускай знает нашего брата, варвара! Я ещё сам доберусь до него и...

"Выродок! Я не знаю что с тобой сделаю-у-у..."

У, как всё запущено! Сначала придумай, чем грозить, а затем и пугать пытайся! А тут ведь у тебя получается как: психуй, не психуй, всё одно получишь... шиш!

"Ты достал меня, теплокровный! Отныне я достану тебя, где бы ни схоронился от меня! Даже на Лысом Горбу!.."

Зачем же, я сам тебя в прорве достану, вот только кое с кем свижусь, и сразу вернусь! Угу? Главное дождись, и... шиш, что получишь! — развлекал я себя тем, что донимал злобный дух прорвы.

А что — занятие приятное, если учесть: он только и может что беспомощно шипеть, как и нелюдь реветь по обоим берегам реки от нас. Я уже настолько привык в последнее время к угрозам со стороны порождений, что не удержался и задремал, дожидаясь восхода солнца, и не толкни меня в бок по-свойски Ярила, сам бы ни за что на свете не очнулся.

— Вожак, — уставился я на него, щуря глаза от поднимающегося солнца. — Уже утро? Пора вставать?

— За работу, — указал он мне на связку вёсел.

Хм, весёленькая у нас предстояла работа — плыть на них по быстрому течению реки, как на импровизированном плоту. И для того, чтоб не перевернуться на нём, я просунул копьё Хорса с посохом Велизара сквозь вёсла, дополнительно закрепив на их краях ещё по одному веслу, сооружая лыжи для удержания равновесия на плаву нового катамарана.

— Вот так, — улыбнулся я варварам. — Учитесь, браты, пока жив!

А ведь сумел их удивить, особенно волхва. Но и не только я — нас, но и Шиш, застигнув врасплох теми, кого мы потеряли в схватке с порождениями прорвы.

— Угрюм!? — уставился я округлившимися глазами на пропажу.

Велизар упредил порождение, сотворив небольшой огненный шар, прожигая им нелюдь с краем борта ладьи. Откуда показалась голова иного угробленного брата.

Гроблины!

Спасибо, волхв, что выручил меня, а заодно уточнил, как их правильно обзывать.

Сундук!

Только я его и видел. Ярила разом с нелюдью вцепился за него, отсёкая им клинком конечности, чтоб они, ублюдки, не распускали их. А сами те ещё выродки, коими нас, с завидным постоянством, обзывал Шиш. И шиш, что получил.

Мы отступили на "катамаран" с ладьи, и волхв ещё умудрился поджечь её с нелюдью, воздавая должные "почести" братам, но обращённые в иную ипостась, они не желали погибать вновь — пустились за нами вплавь, стараясь достать — тянули свои конечности из воды.

Править "катамараном" было некому, мы, все без исключения, отбивались от преследователей с оружием в руках. Уроды стремились перевернуть нас, зацепившись за одну из "лыж".

— Руби её, Ярила!

Копьё Хорса, вожак отсёк на раз, а вот с посохом волхва возникла заминка, сначала по причине его сомнений, а за тем, не сумел перерубить, затупив клинок — вовсе испортил со второго удара.

— Просто выдерни посох и концы в воду!

Мы сами полетели в реку, перевёрнувшись на связке вёсел, а с нами и сундук. Гроблины устремились к нему, не замечая больше нас.

А вот фиг вам, твари! — вспомнил я трюк Ярилы при схватке с порождениями за сундук. Правда, у меня лопатка, а не острый и длинный клинок варвара, однако хватило упырям за глаза. Первому я снёс башку, срубив с плеч, а иному угодил по загребущим рукам, укорачивая на них "воришку". Но нелюдь всё одно не отстала, и, подражая дельфину, толкала головой сундук в сторону прибрежной полосы.

Расстояние меж нами увеличилось. Порождение оказалось прытким. Я швырнул лопаткой в него, а зацепил сундук. Вцепившись в рукоять лопатки клыками, нелюдь ещё быстрее рванула к берегу.

На наше счастье, "лохов" с "олухами" там уже не было — порождения прорвы не переносящие солнечных лучей, прятались в зарослях дебрей.

Врёшь, не уйдёшь! — погнался за упырём не я один, а с волхвом и вожаком, не бросившим Хорса.

Пока упырь барахтался, держа сундук клыками за лопатку в прибрежной полосе, я встал в полный рост, ощутив под ногами дно, дотянулся до беглеца. Нелюдь сумела оттолкнуть меня, и только — больше я ей не позволил.

— Попался! — не пытался я утопить того, кто уже и без того являлся мертвецом, просто удерживал до подхода братов — сорвал его с сундука за лопату, заставляя выплюнуть её, и, подхватив любимое оружие со дна, достал-таки упыря.

— Шаляй... брат...

Я не сразу пришёл в себя, поднимая одну волну грязных брызг в воздух за другой, продолжал рубить мертвеца, превратившегося в жуткий истерзанный обрубок.

На мне сомкнулись руки, прежде чем я понял: на кого в очередной раз замахнулся лопаткой.

— Вожак!.. Волхв!..

Ярила держал меня, а Велизара — сундук.

"Вам не уйти, выродки! Вы обречены... — неистовствовал Шиш, — ...стать порождениями прорвы!.."

Волхв предпринял новую попытку достать злобный дух, по всему видать, использовал прибережённый им напоследок в рукаве главный магический козырь.

Вспышка, вырвавшаяся из рук Велизара, языками пламени, превратилась в расплетающийся клубок аспидов, и каждый из них добрался до тени, которую никому из нас раньше, за исключением волхва, не удавалось разглядеть подле себя.

Ими Велизар достал Шиша, заставив злобный дух покинуть нас.

Плыть дальше не было сил, идти по суше, тем более, поэтому мы предпочли немного "позагорать" на солнце.

— Га...

Ярила, неугомонный варвар, но на то и вожак, уже поддерживал Хорса, опирающегося на посох Велизара, а сам волхв манил меня к сундуку.

А что если я с Хорсом поковыляю, а Ярила потащит сундук? Вожак и в одиночку сдюжит, тогда как ты, брат, будешь охранять нас от Шиша и прочих порождений прорвы?

Велизар живо указал мне, как чужаку, на моё место. Не скажу: слушаюсь и повинуюсь, но и повинную голову меч не сечёт.

— Да иду я, иду, — заворчал я про себя. — Куда ж я денусь? И шибко сами пропадёте без меня!

Но успокаивать себя не собираюсь, всего-то пытаюсь, представляя себе мысленно: в сундуке у нас клад, а не то, что выкинул бы при первой возможности.

В ход моих мыслей вклинился Велизар, и пояснил: "сердце тьмы" там у нас — клад, и ещё какой!

Да такой мне не нужен! Проклят! Браты превращаются из-за него в зомби! И становиться в один ряд с ними, для меня малоприятная перспектива.

Не проще ли было вывалить "сердце тьмы" посреди реки и утопить — отдельно от сундука?

Волхв даже думать запретил, зыркнув на меня так, что казалось: не отведи он тотчас взгляда, прожжёт во мне дыру.

То-то меня кинуло в жар.

А ещё братом назвался!

Велизар наотрез отказался сплавляться по реке, опасаясь: я и впрямь осуществлю свою задумку и утоплю "сердце тьмы" посреди Быстрой воды. А всё при любом раскладе отравим место захоронения им, то бишь остров, а с ним и Тихую воду, как родовиты обозвали ту небольшую речушку, впадающую в иную — большую.

Нет, всё, хватит с меня! Домой хочу! К длакам с клаками ваш мир, варвары! Вот только Нюшу перед выбором поставлю и... окончательно подамся в прорву! А с ней или без, там и поглядим, кого, куда заведёт кривая тропка судьбы. И если моя, меня в прорву с билетом в один конец, так всё одно родовиты же и спросят потом: где был, а что видел — и упокоят. Но сам я уже вряд ли теперь успокоюсь.

Да нервничаю не только я, а и браты — всё-таки "сердце тьмы" заставляет нас нести его туда, куда давно стремиться всякая нечисть прорвы.

Так неужели мы сами с братами роем себе и своим родным братскую могилу? А непременно устроим на том самом острове, что послужил мне с Нюшей пристанищем и одновременно убежищем! Теперь тем же грозит послужить "сердцу тьмы".

Я встал, волхв подтолкнул меня сундуком, чтоб шевелился, а не задерживал его с братами здесь.

— Мы что-то не то делаем, браты! На кой идём с проявлением тьмы туда, откуда изгоняли её с такими невероятными усилиями? Одумайтесь! Опомнитесь! Неужели браты, принесённые нами в жертву, напрасно отдали свои жизни? — дошло до меня.

Ярилу, я, кажется, пронял, и Хорса, но Велизара пока не удавалось. Волхв не внял моим мольбам, обращённым к нему с криком души.

— Га... — толкал он меня, — га...

Погоди, брат Велизар! — засомневался я: волхв заодно с нами. — На кой тебе "сердце тьмы"? Возжелал стать самым могущественным магом среди иных таких же братов-родовитов?

Иных причин я не видел, ведь варвар, как ни крути, а ничто человеческое не чуждо даже волхву. Значит, и впрямь вознамерился увеличить многократно свои магические способности за счёт "сердца тьмы".

Как хочешь, но дальше я и шага не сделаю в направлении Гремящей воды! Вожак поддержит меня!

Про Хорса даже не стал заикаться и в мыслях.

— Га!..

А вот не угадал.

* * *

Получив отпор, Шиш мчался к прорве за оторвами. Хладнокровный не откажет ему в них, когда узнает, чем закончилась вылазка в земли выродков по его наказу. А без стража им здесь никак — люд, одними порождениями, без исчадия, не сдержать, если пожалуют в Шишмор с новой силой. И непременно приведут с собой волхвов.

— Хозяин!.. Хозя-я-а-ин... О, великий и всемогущий...

Глава 20

"На вкус и цвет — товарищей нет!"

У нас с волхвом не к месту и не ко времени возник спор, слишком долго мы прохлаждались после стычки с нелюдями, и кто-то точно так же, как и мы, побеспокоил их, обеспокоив больше Велизара, нежели меня и братов-вояров. Нас тут всего четверо, точнее три с половиной, если учесть: драться кое-как Хорс всё же способен, но вот передвигаться без посторонней помощи — вряд ли.

Мы отступили в реку, не забыв про сундук — держались за него наплаву, когда из зарослей Шишмора показался...

— Люд!

К нам вышли дикари, и именно что дикари, а не варвары, коими я частенько обзывал про себя мысленно братов-вояров.

Эти тоже были вооружены, но сжимали в руках не совсем обычное для здешних мест оружие — насколько я мог судить. Грубые наконечники копий представляли собой огромные куски не то камня, не то железной руды, имея по краям многочисленные сколы с зазубринами. И хорошо ещё, что не торопились метать в нас, имея на вооружении луки со стрелами с такими же точно наконечниками, и топоры-молоты — куда ж дикарям без них, — пожалуй, были главным оружием.

Доспехи, кстати, тоже наличествовали — из шкур и древесины.

Но один дикарь привлёк не только моё внимание, блестя необычной по здешним меркам бронёй. Меня поразили пластины на его кольчуге, и копьё в руке с костяным наконечником. А на голове в качестве шлема с забралом — череп хищной твари с клыками. И уж не порождения ли, как и шкура её на нём в качестве доспехов?

Выходит, он — вожак дикарей.

— То кто, браты? — заинтересовался я, не отрывая пристального взгляда с толпы дикарей на берегу.

Их там становилось всё больше и больше.

Что это за воинствующее племя? Не скотоводы же? На своих двоих пришли, или на берег вышли? Кто же они, а?

Изверги!

Кто? — показалось мне: волхв ответил на мой вопрос, и как, всегда не открывая рта в отличие от меня.

То плохо или...

Хуже некуда!

Значит, враги, — уяснил я. — Но люд, а не нелюдь!

Велизар напомнил мне про прежних обитателей погоста, и жихари были ничуть не лучше лешаков. А тут какие-то изверги, как тупиковая ветвь развития человечества.

Едва вожак извергов забрался с ногами в реку, иные подались толпой за ним, и мы снялись с "якоря".

Бывайте, дикари! Нам с вами не по пути!

Не тут-то было. Догадавшись, что мы собираемся смыться от них по Быстрой воде, дикари засуетились. Возможно, они плохо плавали или мне просто хотелось верить в это, зато бегали как спринтеры. Другое дело: насколько их хватит — и стоило нам проверить, уж если Ярила плюнул с презрением в их сторону.

Оно и понятно: жертвоприношения такая же неотъемлемая черта общества дикарей, как и прочие убийства, например, врага. И кто знает: достань они нас, сами окажемся на костре, или хуже того, у извергов в желудке. А то люд — когда вероятно хуже нелюди! Страхолюды они, если разобраться, по-хорошему, и сами грозились разобраться с нами по-плохому.

В нашу сторону полетели стрелы. Одна ударилась о сундук, ещё несколько ушло под воду. Ну вот, теперь я могу разглядеть оружие извергов в непосредственной близости от себя.

Дикари бегут за нами и кричат, сотрясая топорами-молотами и копьями, не прекращают обстреливать нас стрелами, не жалея их. Вывод напрашивается сам собой: живыми мы им не нужны, а скорее то, что у нас в сундуке. Наверное, решили: у нас там сокровище. Хотя кто знает, вдруг понимают, что там сокрыто у нас от посторонних глаз.

Течение сносит нас к противоположному берегу реки — это наш шанс оторваться от дикарей — выталкиваем на отмель сундук и сами оказываемся там.

Приплыли! Иначе не скажешь. Дикари остались на ином берегу, но долго они там не задержатся и возобновят погоню, едва отыщут брод или...

Ага, сдался он им. Что-то уже тащат к реке. Ох, ты! Да это кусок дерева! Бревно! А вот это уже серьёзно — решили любой ценой достать нас.

Хорс старается уверить нас: задержит извергов.

Ну да, он стоять на ногах, не опираясь на копьё, не может, а туда же — драться собрался. Убьют его дикари, как нечего делать.

Разногласия меж нами, как и небывало, мы больше не конфликтуем — не до того нам сейчас. Выбраться бы из новой перепалки с дикарями, да лезть в дебри, зная, что где-то там засели "лохи" с "олухами", всё равно, что идти на верную погибель. А останемся здесь, дикари на раз достанут нас. И смерти нам не избежать — настигнет нас тут или там при любом раскладе.

Идём на риск, выбираясь с отмели за пределы реки, и тащимся с сундуком и Хорсом в дебри. Как и условились ранее с братами, мы с вожаком тащим его и сундук, а волхв охраняет нас, следуя впереди. Позади нас слышны гортанные выкрики дикарей, зато в зарослях мертвецкая тишина — ни тебе шорохов, ни прочих посторонних отзвуков, что кто-то там хоронится.

Нет, далеко мы так не уйдём. По-хорошему, надо бы оставить сундук, но не Хорса, и можем прилично ускориться. Да так Велизар и позволил нам бросить его.

А если спрятать где-нибудь? — мысленно предлагаю ему, ожидая скорого ответа.

Волхв не уступает. Я отказываюсь понимать его. Совет дельный, как мне кажется. И иного нам не придумать сейчас.

Ошибся. В мои переговоры с волхвом вмешался вожак, предложив увести дикарей за собой.

Нет! — запретил я Велизару принять предложение Ярилы.

Да кто я такой, чтоб они прислушивались ко мне. Ответ волхва утвердителен — вожак получил от него одобрение.

Зашибись! Теперь мне ещё и Хорса помимо сундука на себе тащить. И как оказалось, с подачи волхва — на дерево.

Вообще фантастика!

А с сундуком что? И его потащим туда, наверх?

Там и отсидимся какое-то время, — уверил Велизар.

Ага, скажи это тварям. Хорс весь в крови — её запах и привлечёт внимание нелюди к нам.

Толку — всё без толку. Велизар не внял ни единому моему доводу, напоследок условился с Ярилой: вожак вернётся сюда к нам, а мы непременно дождёмся его у реки.

И не думая маскироваться, славный родовит исчез, привлекая внимание дикарей к себе.

На дерево, так на дерево!

Забираюсь на ближайшую ветвь, и снимаю с себя рубище, используя в качестве страховочного материла для Хорса. Варвар хватается за него, хрипит, и я вместе с ним, прилагая немало усилий. Насилу затащили его с Велизаром. Но это только начало. Теперь нам предстоит затянуть на дерево сундук волхва.

Связываем свои рубища воедино и Велизар привязывает импровизированный канат за ручку от сундука. Втроём и тянем его наверх — Хорс также помогает нам из последних сил. Успеваем затащить, прежде чем под нами объявляются враги.

Первыми показалась нелюдь. Это "лох", и нетерпеливо ворочает головой по сторонам, учуяв запах крови. Вовремя мы успели подняться на дерево, и теперь сидим на нижней ветке ни живые, ни мёртвые, ожидая, что будет дальше. А ничего хорошего — очевидно не только мне, но и братам по соседству.

"Лох" огрызнулся по-звериному, и зарычал, уставившись наверх. Делать нечего, прыгаю вниз и ещё в воздухе махаю лопаткой, цепляя нелюдь в голову — рассёк напополам, заставив разойтись в стороны его полые, но светящиеся глазницы. "Лох" тянет ко мне крючковатые конечности. Опоздал, я отсекаю ему их, и подрубаю ноги.

С берега реки доносятся гортанные выкрики дикарей, переправившихся через водное препятствие. И сколько их там — меня меньше всего интересует.

Сам ломлюсь в заросли прочь от Велизара с Хорсом в надежде: правильно поступил, хотя мог и затупить. Одно неверное движение и либо окажусь в лапах нелюди, либо в руках у извергов. И ещё не факт, кто хуже из них! Но на берег к реке не тороплюсь! Туда всегда успею — не заблужусь, слышу, как журчит вода, гонимая в русле быстрым течением, и там плещутся преследователи.

Чтоб их, а всех! И меня в том числе! До чёртиков надоело носиться вот так и постоянно от кого-то убегать. Замираю, и, с затаённым сердцем, прислушиваюсь к приближающимся шумам, исходящим от дикарей. Вперёд них на меня выскакивает нелюдь. Не "лох", а "олух" — и я, идиот! Сия нелюдь прыткая. Прыгнула на меня, а я от неё, и разминуться с ней мне не удалось. Однако и я не остался в долгу — сунул ей лопатку в брюхо, угодив под рёбра.

Порождение огрызнулось злобно, раскрыв пасть полную острых клыков и — это последнее, что увижу в своей короткой жизни.

Так почти и вышло — оно уткнулась в меня мордой, заливая слизью, стекающейся по клыкам, но так и не сомкнула их у меня на шее.

Дикари! И вовремя подоспели!

Один из них ломая черепные кости, с характерным хрустом выдернул молот-топор, вновь опустил его рядом со мной, добивая "олуха".

Вона что и как иной раз в жизни бывает: изверг спас меня. Стало быть, я в долгу перед дикарём, но не сомневаюсь: быстро отплачу ему сполна. Третий взмах дикарского оружия погасил свет в моих глазах, а заодно и искорку надежды на благоприятный исход мной прочь из этого мира.

Голоса, знакомые до боли голоса. Ко мне обратились браты. Я видел всех, кого мы, родовиты, потеряли в ожесточённой схватке с порождениями и исчадием прорвы. Многих я не знал по именам, а кого знал, тех называл, и они меня по кличке Шаляем.

Любим, Горыня, Буян, Мамыка и прочие славные и опытные вояры-родовиты прощались со мной точно так же, как немногим раньше Дока, Аким, Багор, Папаня, Конь и "водоплавающий".

Выходит, я по-прежнему не умер? И за что мне такие муки в неведомом мире? Подскажите хоть вы, браты?

Но родовиты исчезали во тьме один за другим, а я снова потянулся к свету, почувствовав чьё-то близкое дыхание с последующим прикосновением ко мне. Опять что-то влажное стремилось отереть мне лицо, помогая продрать глаза, размачивало на них запёкшуюся корку, и наверняка, крови.

По мне скользнул клык. Ну да, тварь такая! А какая — не сомневался. Длак, чтоб тебя! И откуда только взялся вновь? Не из-под земли же вырос передо мной и...

Рядом толпились дикари, переговариваясь на вполне понятном для меня языке, и практически ничем не отличавшимся с моим родным, ну и родовитов. Разительное отличие заключалось в повадках дикарей и их сбруе.

Ого, костерок развели! И для кого, если не секрет? Случаем не для меня? — меньше всего мне хотелось оказаться принесённым в жертву извергами их кровожадным богам.

Но истукана поблизости от себя я не заметил. Но это ещё не означало: они не станут меня жарить на углях, тогда как оттуда тянуло палёной плотью.

Интересно, кого они запекали там? Не моих же братов, коль до меня не дошла очередь? Или станут пытать, выпытывая всё касательно сундука, и того, что мы скрывали в нём от порождений прорвы?

В голову лезло слишком много всякой ерунды, и я постарался отсечь её, взглянув на длака, мысленно заставляя его перегрызть у меня путы на руках с ногами.

Выручай, родимый! Помоги, и проси, чего хочешь!

Так эта тварь и послушалась, отреагировав вперёд меня на одного из извергов окликнувших длака. Дикарь несказанно удивил — он не отогнал длака, а напротив подозвал. Тварь оказалось его ручной зверюгой, а не моей вовсе. Соответственно изверги изначально перехитрили нас с Ню.

Я застонал, не в силах сдержаться от досады, привлекая внимание дикарей.

Тот, что подозвал длака, призвал вожака. С ним и встал надо мной, пнув ногой в бок.

— Кто таков? — затребовал от меня ответа изверг в чешуе, но без черепа на голове.

— Люд, аки сами, а не нелюдь!

— Лешак, жихар, родовит? — перечислил изверг все известные названия иных племён населяющих их мир, но не мой — не стал он моим, и братами мне здешние варвары с дикарями.

— Страхолюд, — выдал я, стремясь заставить вожака-изверга прекратить мои мучения.

Выхватив костяной нож, дикарь ткнул в меня острым концом, заинтересовавшись моей кровью — посмотрел, понюхал и попробовал на вкус, сплюнул.

— Брешешь, — не поверил он мне. — Ты не страхолюд!

— Зато я один из тех, про кого говориться в пророчестве: "И придут семеро, и будут гонимы и убиты, и восстанет один..." — запнулся я. — Я и есть тот выживший... из ума! Что на это мне скажете, изверги? Сожжёте на костре, как родовитов?

Изверг язвительно усмехнулся, и снова ткнул меня костяным ножом. Да не на того напал, дикарь. Меня смертью не испугать. Я не стал закрывать глаза, смотря с бесстрашием смерти в лицо, которую для меня явил изверг, мечтая: наконец-то буду избавлен им от мук, а он перерезал на мне путы — освободил. Да бежать, мне не стоило и думать. На что и намекнул мне, таким образом, дикарь, мол: не держит — беги, если сможешь. А куда, когда Шишмор кишит порождениями прорвы!

И потом меня распирало любопытство: кто такие эти дикари, и что "кремировали" на углях? Конечности, торчащие оттуда, выглядели вполне человеческими. Неужели сожгли кого-то из братов-вояров, изверги? И кого — Ярилу, Хорса или...

Нет, с волхвом им не совладать, да и с вожаком, а вот...

Кто угодно, только не Хорс!

Некто из дикарей вонзил копьё в обугленную плоть и вытащил её из углей на траву. Нет, не человека кремировали, изверги, но и не животное. Зверей я, что ли в своей жизни не видел!

Тогда кого же, спрашивается, собирались пожрать, дикари?

Тот, кто считал длака ручной тварью, как и я, словно прочитал мои мысли, а не сомневаюсь: понял это по моему взгляду, молвил:

— Олух...

И обозвать меня им не мог, скорее то, что собрались пожрать изверги.

Хруст разрубаемой обугленной плоти заставил меня взглянуть на то, как дикари, получая от вожака свои куски, с жадностью впивались в них зубами и рвали, точно нелюди, чавкали и гоготали, переговариваясь. А вот мне точно не полезет рот их еда, если вдруг предложат отведать нелюдя.

Что с них взять дикарей, на то и изверги!

— Эй, чужак, — вожак-дикарь ткнул мне в лицо куском обугленной плоти. — То тебе! Жри...

Собака! — и это я ему про себя, когда и на себя злился, что попался вот также к ним, как и "олух".

Мне пришлось принять дар дикаря, и, обжигая руки, уронил. Извергам понравилось, что я оказался безруким калекой — загоготали, — и мой кусок достался длаку.

Ну да, ему нужней, твари, нежели мне!

Не тут-то было — истинный хозяин приступил длаку ногой на хвост, заставив подавиться и выплюнуть то, что тот уже проглотил. И также нанизав на копьё, как вожак, вновь сунул мне.

— Жри, чужак! — словно намекал: пока что я нужен им живым, а дальше решат, чего со мной делать.

Вопрос: кто решит — вожак или кто-то ещё, о ком я пока ни слухом, ни духом? Что если и у дикарей имеется заштатный маг вроде волхва, как у родовитов? Скажем, шаман. И замашки у извергов соответствующие, и убивать врагов не гнушаются, как и пожирать их!

Интересно-интересно, это также касается и люд — лешаков, жихарей и родовитов?

— Благодарю, — принял я утраченный кусок "олуха" у изверга. — Но я не голоден!

Длак мгновенно открыл пасть, высунув язык, тихонько подвыл, чтоб я вернул ему добычу.

— У-у...

— Дозволишь поделиться с тварью? — кивнул я дикарю на его живность.

Длак скосился на изверга, и тот убрал ногу с его хвоста. Жест со стороны дикаря был красноречив, и тварь не дожидаясь, когда я снова уроню кусок плоти "олуха" наземь, сама выхватила его у меня — зачавкала.

— Да подавись!

— Падай... — вожак дикарей указал мне напротив себя.

Я опустился наземь, поджав под себя ноги, понимая, о чём у нас с ним пойдёт сейчас разговор, ведь самому интересно узнать, с кем тут столкнулся впервые, ну и им, дикарям, охота не меньше моего понять: кто я, и что представляю собой? Ведь явились сюда неспроста.

— Валяй, — назвал я неполное имя, ткнув себя кулаком в грудь.

— Щур, — дикарь повторил за мной.

Вот так просто и незамысловато я познакомился с вожаком извергов — не удержался и спросил у него прямо: почему брат-родовит обозвал их таким образом?

На что мне дикарь ответил: сами они — дикари! Уже в свою очередь озадачил меня вопросом:

— На кой ляд ты пришёл в наш мир, чужак?

— Хм, если бы, а то заблудился.

— А что искал в Шишморе с родовитами у жихарей?

Ага, стало быть, следили за мной, и давно. Уж тот, кому принадлежал длак в качестве ручной твари, наверняка многое порассказал вожаку. И назвал его Щур — Глум.

Не иначе глумились, изверги, пытаясь выведать у меня всё, что так интересовало их. Ну и я тоже не дурак, всё не стану рассказывать, а попытаюсь прощупать, чего от них могу ожидать, когда хорошего в дальнейшем при обращении вряд ли. Не с того знакомство со мной начали, — припомнил я про себя дикарю тот удар молотом-топором мне в лоб после разборок с "олухом".

И ведь не боятся сидеть посреди дебрей, зная: заросли кишат нелюдью.

Дикарей подле меня тут не так уж и много — тогда, на берег, их вышло намного больше. И кто знает: то ли полегли в схватке с нелюдью, изверги, пока я был в отключке, то ли напротив были выставлены вожаком в сторожевые караулы и высланы от нас подальше? Или ещё не вернулись, гоняясь за Ярилой? Когда и на Велизара с Хорсом могли запросто нарваться, а браты-родовиты значительно подсократить их численность.

— Чего искал? — переспросил я у дикаря. — Хороший вопрос.

А мне на засыпку. Только бы не засыпаться.

— Дорогу домой.

Больше мне ответить было нечего.

— В свой мир, чужак?

— Да. Случаем не пособите мне и не проводите туда?

— Так ты из прорвы?!

— Сам убедился, Щур: я не страхолюд, и не нелюдь, а такой же люд, аки вы!

— Ты назвал нас врагами? — побагровела физиономия вожака-дикаря.

Что я сказал не так? И назвал его на "вы"! Чёрт, точно! Вы — враг! И всякий раз, когда я обращался к преподавателям или начальству, мысленно считал их — им. А они не понимали этого, зато дикари, оказались умнее нас, цивилизованных людей!

— Нет-нет, — я поспешил исправиться. — Просто "вы", в моём мире, мире чужаков, является обозначением очень важной персоны! Вот и назвал так тебя и твоих сородичей, Щур!

Дикарь разважничался — ему понравился мой ответ с пояснением — и всё же предпочёл, чтоб я "тыкал" им, извергам. Да я запросто, но без оружия в руках, мог исключительно на словах. Однако не стал делать исключения дикарям, сами напросились, вот и продолжил общаться с ними в том же духе, напомнив про свой вопрос с походом в земли прорвы.

— Слабо тебе, Щур, с храбрыми воинами завести меня туда? — затеял я то же самое сделать в отношении них, извергов, сподобившись на подвиг Сусанина.

Щур покосился на Глума. Сразу видно: дикарь, приручивший длака, ему во всём помощник и советник.

— А что мы будем иметь с того?

— Славу! Покроете себя ей с головы до ног, чем и будете страшить врагов! — когда мне помнится: родовиты туда не были особо ходоками, не говоря уже про жихарей и лишаков. Шишмор — не прорва, но нелюди и здесь хватало в избытке.

Ну и мне попутно было интересно посмотреть на иные виды порождений с исчадиями, что водились там.

Дикари перестали гоготать, впервые источая мертвецкую тишину.

А, страшно стало! Испугались! Вот я вас, извергов! — уяснил я: ни Ярилу, ни Велизара с Хорсом, они не достали — только меня. И за счёт меня стремились добраться до них.

К костру вышел небольшой отряд дикарей — изверги были измучены сшибкой с нелюдью, и, похоже, у них имелись серьёзные потери.

В их исполнении прозвучало одно-единственное слово, на вопрос вожака: кто?

— Оторва, — скривившись, дрожащим голосом произнёс дикарь.

И имя ему его к лицу.

— Не брешешь, Крив?

— Зрел её, аки тя, Глум!

Иной дикарь, прозванный Скрябой, поскрёб патлы на голове, и, придавив паразита, сунул в рот, догрызая зубами — занервничал.

Я бы тоже, знай наверняка, что собой представляют оторвы. Вот и спросил не к месту и не ко времени.

— Когда узришь, тогда и... подохнешь!

Смерть на языке извергов называлась оторвой. А оторвой — тварь из прорвы. И я, вроде как собрался сам туда к ним с пустыми руками, и один.

Запалив факелы от дымящих углей костра, дикари засобирались за пределы Шишмора, погнав меня в свои земли.

Мы шли в горы. Там, в пещерах, и обитали дикари. В чём я больше не сомневался — строить они не научились, да и смысл, коль в горах хватало пустующих пещер.

К нам, по мере стремительного продвижения туда, присоединялось всё больше дикарей, возвращающихся, насколько я понял, из набега на земли жихарей.

Почти все разрозненные отряды понесли потери, и кто-то в большей степени, а кто-то в меньшей, но пока что никто не заикнулся ни словом из извергов про Ярилу с Велизаром и Хорсом.

А сам не ведаю, чего и думать по данному поводу — это хорошо или плохо для меня, а для родовитов? Но как в таких случаях говорится: потом сюрприз будет, и как всегда неожиданный!

Он и ожидал меня в горах, где нас встретил ещё один, вооружённый до зубов, по меркам дикарей, отряд во главе с бабой. Я бы даже сказал — Ягой. И выглядела она, как колдунья-шаманка.

Мы остановились — я с дикарями с подачи их вожака, — и Щур подался к бабе.

Да у них, дикарей, тут вроде матриархат — ими правит баба! Она что-то там недовольно закричала и топнула ногой, грозясь двинуть кривой и завитой палкой Щура по черепу, ибо он не выполнил её наказа — всё же осмелился указать на меня.

— Га... — получил я тычок в спину от Глума.

Ну вот и всё, Шаляй, пойдёшь на заклание в качестве жертвоприношения злобным духам этой самой шаманки.

Щур изменился не только в лице, напомнив мне: является извергом — ударил меня по ногам сзади, и я упал на колени. Баба была небольшого росточка, и теперь сама возвышалась надо мной — протянула ко мне свои костисто-когтистые грабли, сначала заглянула мне в рот, затем в уши и даже в глаза, не забыв раздвинуть веки. Но не закончила на этом поверхностный осмотр со мной, пожелав произвести доскональный — заставила дикарей содрать с меня рубище и порты — загоготала, узрев, как я, стесняясь, закрываю от неё руками свои мужские "причиндалы".

Схватила меня за них.

— О-о-о... — удивил я её, а она — меня, заставляя напрячься, сдавив столь сильно костлявой рукой мои "органы", что я заскрипел зубами.

Прости меня, Ню, если я вдруг окажусь вскоре один на один с этой карг...

— Ой!

Мне оставалось надеяться: мужики, в качестве самцов, её больше не интересуют. Не размножаться же меня привели к себе дикари? Я бы на их месте дрался за своих женщин, хотя, если они все тут у них такие, как эта карга, тогда ещё могу понять: проще делать набеги на жихарей, и, пользуясь правом завоевателя, брюхатить чужих баб.

— Валяй, — выдавил я из себя для карги.

И сама вали от меня, хрычовка старая. Отпустила б что ли? Но для начала мои органы! Ещё пригодятся мне здесь, и надеюсь: не у вас!

Вроде услышала мои мольбы и даже вняла им, но по заду от неё я всё же получил. То мне намёк на то самое, чего так опасался. Нет, я, конечно, не супротив женского общества, но не здесь же и не теперь. Что я потом Ню скажу, если когда-нибудь увижу. А всё больше сомневаюсь, что встречусь с ней. Скорее что встречу здесь — свою смерть. И эта баба ничуть не лучше её.

Карга снова топнула и грохнула палкой оземь, а могла и Щура по горбам — завернула его назад к дебрям, — отвлеклась от меня, и я успел вскочить в порты, а когда уже натягивал через голову рубище, она наказала мне остаться.

Ладно, чёрт с тобой, карга! Уж лучше ты, чем порождения прорвы! А там можно и импотентом прикинуться, если получится, — не хотелось мне, чтоб она взяла меня за то самое ещё раз.

Как ни странно, но подле меня в качестве стража остался заводчик длака. Значит, Глум и станет дальше глумиться надо мной, изверг. А все они, дикари, здесь изверги!

Отношение ко мне, после встречи с каргой, изменилось разительно — никто из дикарей со мной больше не церемонился — тычки с толчками следовали один за другим, и в основном ударами тупого конца копья мне в спину, но иной раз и ногой чуть ниже поясницы.

Ничего, погодите, изверги, придёт мой час — ваш час расплаты, — заплатите мне и моим братам за всё разом. А за ними — родовитами — и подался Щур.

Карга и впрямь колдунья — знала за чем их посылала, как и то, что на погибель. Но видимо и ей требовалось то же, что Велизару.

Глум загнал меня в многолюдную пещеру.

А вот и местные "красотки", — приметил я тех дикарей из них, у кого из-под шкур торчали выпуклости присущие женщинам, нежели мужчинам, хотя на рожу ещё, поди, разбери: кто они — вдруг мужики, и у них развиты грудные мышцы, как у качков, вот и выделяются у них, как у баб.

Да Глум взаправду глумился надо мной — погнал дальше, изверг, загоняя в самый дальний отрог пещеры.

Пришли, — уткнулся я лбом в тупик, и обернулся.

Дикарь усадил длака напротив меня, а сам подался ко всем, словно не боялся, что я могу сбежать, или считал: осуществить побег мне будет не под силу. Во-первых, мне придётся пройти сквозь длака, а тварь помнится, не была чужой для меня — я прикармливал её в своё время, как мог. Во-вторых, путь лежал через населённую пещеру. Но я тоже не дурак, сразу не кинусь удирать, а дождусь, пока улягутся дикари, и сделаю ноги к родовитам. Или мне не стоит торопиться и дождаться возвращения Щура? Что, если он всё-таки отыщет Велизара с сундуком и двух иных братьев-славян?

Ладно — для начала проверю реакцию длака.

— Гр-р-р... — зарычал он на меня.

— Ах ты, тварь такая! — Неужто Глум пообещал ей, шепнув на ухо при уходе, что попотчует, когда со мной будет кончено, и она урвёт свой кусок с меня. — Да как же так?

Делаю очередной шаг в наплавлении длака, и ведёт себя, тварь, как цепная собака — вскочила, и ощетинилась на меня.

— Ну, держись, тварь! — не удержался я, подобрав с пола камень, замахнулся. Но бросить мне им в длака не судьба. Дикари — чтоб их — в очередной раз стреножили меня, заставляя избавиться от будущего орудия убийства твари.

Из тьмы на свет факела вынырнул Глум, волоча за руку совсем ещё юную и субтильную дикарку — толкнул копьём в спину, как давеча меня, гоня сюда, — заставил опуститься на колени передо мной. Вновь добавил древком копья ей меж лопаток.

Упав на четвереньки, дикарка сжалась.

— Она твоя, Валяй, — гоготнул изверг, снова покинув меня на длака.

Тварь облизнулась, уставившись на нас. Ещё бы — девка попала под раздачу, как и я.

Что же делать? — призадумался я, и грешным делом предпринял попытку дотронуться до дикарки.

Она зашипела, как кошка, и выставила загнутые по-боевому пальцы, имитируя лапу хищника. Всё ясно: будет царапаться и кусаться, отбиваясь от меня. А сразу уяснила, с какой именно целью её привели ко мне, и я даже знаю по чьему наказу — карги.

Неужели шаманка подумала: я накинусь на юную дикарку как варвар? За кого они меня держат, изверги? Ах да — за племенного производителя сильного потомства, — почувствовал я себя ассенизатором.

— Да ты не бойся меня, девка, я ж не варвар, и не дикарь, как твои родичи, — завёл я с ней разговор. — Просто хотел успокоить. Ты тоже не в моём вкусе!

Оп-па! Вот так сюрприз! Дикарка прыгнула от меня к стене и забилась в угол.

Ну, конечно, её можно понять, ведь я, грешным делам, завёл речь о вкусах. Вон как длак облизнулся, решив: я использую дикарку привычным для него образом в гастрономических целях. Знать и он урвёт с неё кусок.

Блин, что я несу? И ведь слетело же с языка такое, чего назад не вернуть! Как же мне объяснить дикарке, что я не думал зариться на неё, как длак, видя в ней пищу?

— Да я сытый сегодня...

Мама дорогая! И это я сказал — опять? Кошмар!

Дикарка заголосила, трактуя неправильно очередную мою фразу в отношении себя:

— А-а-а...

На её крик примчался Глум с другим дикарём для усиления конвоя.

— Да я и пальцем её не тронул, — поспешил оправдаться. — Как она забилась в угол и стала орать! Сами взгляните: она в шкуре, и моя — на мне!

Гоготнув разом с напарником, Глум подозвал дикарку:

— Га...

Та повиновалась, прильнув к нему, а он, изверг, снова ударил её древком копья по горбам, вдобавок сорвал шкуру, обнажая худенькое девичье тело, нервно трясущееся на моих глазах.

Сдаётся мне: дикари прибьют девку, если я не сделаю с ней то, от чего в иной ситуации никто бы из мужиков не отказался. Да я ж не маньяк! Хотя и согрешу, если совру: во мне ничто не всколыхнулось. Вид обнажённого женского тела заставил меня вспомнить, что мы с дикаркой разного пола. И потом, у нас с ней изначально не заладились отношения, и я сомневаюсь, что уважу её, если сама потом приползёт ко мне избитая до полусмерти извергами.

— Га... га... — Глум указал мне на дикарку.

А его напарник-дикарь показал, что я должен сделать с ней.

— Вот сам её и по...радуй, изверг!

Дикарь гоготнул, и, погрозив мне напоследок кулаком, подался вслед за Глумом.

— М-да, попали мы с тобой, девка, под раздачу, — стянул я с себя рубище, поскольку дикари утащили шкуру дикарки, чтоб она не могла прикрыть свою наготу — намеренно распаляли меня, как ассенизаторы коровой племенного быка — и удружил ей в качестве одёжи. — Одевайся, живо! Я кому сказал! Не будь дурой!

Вроде поняла, но не сразу вцепилась в рубище, и по привычке отскочив от меня в тот дальний угол, набросила на себя, прижавшись к холодной и сырой стене пещеры голым телом.

— Поверх надень — через голову! — замахал я руками, демонстрируя жестами, как дикарке следует поступить.

Но она опять не поняла меня — зарыдала.

— Ну вот ещё, — не знал я, как успокоить её. — Нашли, кого подсунуть, изверги, — ребёнка!

Чтоб вас, педофилов!

Дикарка заставила меня забыть обо всём на свете, не говоря уже про время, и как вскоре выяснилось: его, нам с ней, было отпущено немного. Вновь послышались приближающиеся шаги и перед нами, с факелами в руках, предстала всё та же "сладкая" парочка извергов.

Глум замахнулся на девку копьём, и на этот раз остриём, грозясь убить, вынудив меня встать меж ним и дикаркой.

Как и когда, я успел подобрать камень — сам не помню, и что вообще случилось в тот момент со мной. Однако дикарь гоготнул, и как ни в чём небывало, повернулся ко мне спиной, подавшись восвояси.

Оно и понятно: то, чего Глум добивался от меня с дикаркой, в итоге свершилось. Девка поняла: я не причиню ей вреда — сама потянулась ко мне под защиту — прижалась. И её дрожащие пальцы скользнули вниз к моим портам.

— Нет, — отскочил я от дикарки, разорвав дистанцию.

С неё упало моё рубище, обнажив юное тело дикарки, и она снова полезла ко мне, цепляясь, как кошка, за жизнь.

— Извини меня, но я не могу тебя... — не удавалось мне подобрать нужных слов, а говорить пошлость не хотелось. — Быть с тобой!

Я заменил слово "сблизиться" на "быть".

— И не надо! — заговорила дикарка нормальным человеческим языком. — Подари мне ночь, варвар!

Вот так вот, да? То ничего, то всё и сразу! А оно мне надо?

Она снова вцепилась в меня, прыгнув с ногами, и повалила, стараясь содрать порты.

— Да погоди ты... — перехватил я её руки. — Мы даже незнакомы!

Хм, нашёл, чем, и кого удивить, а дикарку.

— Кривда, — назвала девка своё имя.

— Тебе сколько лет?

— Достаточно!

— Для чего?

— Стать взрослой!

Ого, вот это заявка!

— Ну и становись, если приспичило! Только меня оставь в покое!

— Макошь потребовала, чтоб я стала взрослой с тобой, варвар!

— Шаляй я, — назвал я то имя, которое знали родовиты.

— А она назвала тебя, Валяй! Выходит у тебя два имени, варвар? Так какое твоё настоящее?

Ну, да, так я тебе, дикарка, и сказал, когда и Ню не в курсе, что я — Валентин, а по жизни — Валенок!

— Тебе, ни всё ли равно? — насторожила меня своим вопросом дикарка.

Что если та карга, которую Кривда обозвала Макошь, пытается через неё, таким образом, выведать у меня интересующую извергов информацию? И если дикарка не заставит меня откровенничать во время и после секса, то, скорее всего, допросят с применением пыток?

Нет, бежать отсюда надо, и при первой же возможности! А не думать, ни о чём, что правильно или хорошо! Тут важно выжить, и каким образом удастся, то и будет правильно в моём нынешнем незавидном положении! Ведь обещал Ню вернуться к ней и детям. А и эта дикарка ещё горький ребёнок. У неё не груди, а соски! Хотя, если приглядеться — повнимательней — размер второй будет или близкий к нему. И ягодицы упругие, а сама дикарка тонкая и резвая, как гимнастка.

Ух! Что я делаю? И о чём только думаю?!

— Слезь с меня, Кривда! Будь человеком! Можешь сказать карге, что я тебя... того!

— Не поверит — проверит!

— Как?

— Вот так, — извернулась она и сунула мою руку себе меж ног.

Еле вырвал. И сам повалил дикарку, подмяв под себя, но не для того, на что она теперь сама рассчитывала, а поначалу чуралась, как прокажённого, словно я — страхолюда.

— Уймись, Кривда, не то я тебя... — напомнил я ей: она не в моём вкусе.

И отпустил.

— Смерти моей хочешь, варвар? — Дикарка закрыла лицо руками и зарыдала.

Да что ж это такое? Поди, пойми вас, женщин, и того, чего вы желаете на самом деле!

Накинув на неё сверху рубище так, что руки у дикарки оказались внутри, чтоб в дальнейшем она не могла распустить их, я обхватил её и прижал к себе.

— Скажи мне, Кривда, только по правде: у тебя уже есть избранник?

— Некрас, — отозвалась она, враз перестав рыдать.

— Ты хочешь быть с ним?

— То же самое мне сказала Макошь, отправив к тебе, варвар. Иначе не позволит нам быть вместе с ним!

— А если я устрою вам тут свиданку, а? И он сделает тебя взрослой вместо меня?

— А ежели Макошь прознает? — дошло до дикарки, куда я клоню.

— Но согласись: стоит рискнуть, Кривда. Сама посуди: кто тебе больше мил — я или твой избранник, Некрас? — поставил я дикарку перед выбором, который лично мне был очевиден. И сказал ей это не для красного словца, заметив, как за нами из полумрака пещеры пристально наблюдают чьи-то глаза.

Что и подтвердил длак. Тварь кинулась на невольного зрителя и загнала к нам.

— Некрас?! — встрепенулась дикарка.

— Вы не стесняйтесь, дикари, я отвернусь, — подмигнул я лукаво избраннику Кривды. — Если, конечно, дашь слово не бить меня булыжником по голове, что прячешь за спиной, сжимая в руке! И у меня найдётся, о чём потолковать с длаком, пока вы будете взрослеть.

Кривда сама выхватила булыжник у Некраса и прыгнула на него, как давеча на меня.

Вот так, брат Шаляй, как иной раз бывает! Что, не думал, оказаться когда-нибудь свахой дикарям?

Они заставили меня заткнуть уши.

— Только пикни, тварь! — погрозил я прежде длаку кулаком, запретив выть и рычать.

* * *

Получив от хозяина нагоняй, Шиш ждал момента пробуждения оторв (их коконами был облеплен свод глубокой норы), теряя драгоценное время — опасался: выродки сбегут от него, укрывшись в своих землях, где ему будет тяжело достать их, чтоб вновь возродить стража прорвы. Поторопил оторв с вылупливанием, разодрав на одной из них кокон.

Злобная тварь не шлёпнулась на пол и не разбилась, а, расправив кожаные крылья, воспарила, зашипев на бесплотного духа побеспокоившего её.

И следом показалась ещё одна оторва, а за ней иная — твари стали вылупливаться одна за другой, кружа вихрем вокруг Шиша.

— Наконец-то! Свершилось!..

Глава 21

"Да ты не в моём вкусе! И это я к тому: есть тебя, изверга, тоже не стану!"

По тому, как реагировал длак, можно было понять, что происходит у меня за спиной — совсем ещё юные дикари взрослели. Я, грешным делом, не удержался и ослабил нажим рук на уши, одно даже приоткрыл. Боже, лучше бы я этого не слышал. Нашёл, чего ожидать от дикарей, тем более от извергов. Они даже в столь юном возрасте не отличались от повзрослевших много раньше сородичей, заставили обернуться меня вполоборота назад и понять: немецкие производители самого распространённого "кино", не шли ни в какое сравнение с воркующей парочкой.

То, чем занимались за моей спиной дикари, для меня было самой настоящей пыткой, и хуже, чем эта — придумать просто нельзя. Всё просто до безобразия.

Безобразие и творили взрослеющие изверги.

Длак и то не удержался, залёг, уткнув морду в передние лапы, свесил уши на глаза, чтоб не видеть и не слышать того, что вытворяли дикари

Понимаю, тварь, и оказалась в аналогичной ситуации. Но ничего, на то и расчёт у меня: став взрослыми, эти два дикаря помогут мне выбраться отсюда, чтоб я, вот так, как сейчас они тут, мог в дальнейшем встретиться с Ню и...

Не могу!!!

— У-у-у...

Длак, чтоб его! Не сдержалась, тварь!

— Ш-ш-ш... — шикнул я на неё.

Получилось, как ни странно — длак заткнулся, зато застонали дикари.

Пришлось мне и на них шикнуть, да взглянуть ненароком ещё раз.

Вона чего и как! — заняло у меня дыхание.

Я думал всё это время: дикарь "мучает" дикарку, а это Кривда подмяла под себя Некраса, и гарцевала на нём.

М-да, изголодалась девка по парню. А что же он — не мужик?

Руки у меня опустились сами собой, и я услышал вблизи уха тяжёлое, отрывистое дыхание длака. Вдобавок тварь лизнула меня.

— Э-э... — она заставила меня отвлечься от дикарей. — Ищи себе иную тварь для спаривания, а меня оставь в покое! Отвали!

Я не удержался и оттолкнул длака. Ну, точно: тварь — сука! — повалившись на спину, и поджала под себя лапы, засучив хвостом, словно призывала меня навалиться на неё, как Кривда на Некраса.

— Тьфу, ё-маё! Пошла вон, скотина! — пугнул я тварь, замахнувшись, и пока не схватился за булыжник, не поняла, что последует дальше в моём исполнении.

Стало быть, изверг, приручивший её, оказался по здешним меркам "скотоводом".

Длак огрызнулся на меня в расстроенных чувствах. Ну да и я понимаю тварь: повела себя со мной как сука.

— Вот я тебя! — разыгрался во мне адреналин, чему способствовали взрослеющие дикари — уже кричали и стонали оба, словно их пытали, а не сами меня своими головокружительными "гимнастическими" упражнениями.

А тут ещё тварь, и также кинулась на меня.

— Вот где сука!

Длак прыгнул и снова лизнул меня.

— Удавлю, тварь! — извернулся я из-под неё и оказался верхом. — Чтоб тебя!

Опять поджала лапы.

Ладно, чёрт с тобой, — подхватил я рубище, скинутое дикаркой, и с тем же успехом спеленал им длака, не забыв сунуть в пасть булыжник в качестве кляпа.

— Ну, успокоилась, сука?

Всё — больше меня тут никто не держал, и я мог со спокойно душой бежать отсюда. Бросив мельком на повзрослевших дикарей умиляющий взгляд, я неожиданно понял: притихли, но по-прежнему дышали тяжело, томно вздыхая.

Я позавидовал им по-хорошему, и, улыбнувшись про себя, двинул прочь.

— Варвар! — остановила меня дикарка.

— Ну, чего тебе ещё, Кривда? — обернулся я.

— Не покидай меня!

Хм, чего она задумала, изуверка? А ведь нашла, чем меня зацепить, заставив призадуматься хорошенечко.

— Если ты сбежишь, Макошь не простит мне этого и...

Опять зарыдала, а её бой-френд принялся успокаивать — обнял и сам уже повалил, воспользовавшись очередным удобным моментом для того, ради чего припёрся к нам сюда. Ничего не скажешь — хорош изверг! А оба являются ими для меня! Я им всё, а они мне взамен ничего! Ну, ничего, я терпеливый, подожду — сами мне должок и вернёте! Хотя нашёл чего и от кого ожидать — благодарности от извергов. На то и дикари — ума не хватит!

Раздались приближающиеся шаги. Пожаловали стражи.

— Орите громче! Стоните! — кинулся я к дикарям, выступив для них в роли режиссёра, а вот мои надзиратели — невольными свидетелями — остановились и прислушались, побоявшись идти дальше и тревожить нас.

Да, крепко держала Макошь в узде управление извергами. Сразу видно: у старой карги не забалуешь — враз поставит на место, достаточно вспомнить Щура, и как она завернула его в два счёт назад, отправив на верную смерть, и не одного, а с толпой народа.

Вроде пронесло, — осознал я: попал, так попал, а хуже некуда. С одной стороны эти двое тут играют в "паровозик", сцепляя вагоны, чухают, а с иной — уже взрослые изверги. И ни те, ни другие не позволяют мне сбежать!

Думай, Шаляй! Думай, как тебе выбраться отсюда живым! Забудь всё, что плохо, и что хорошо! Жизнь у тебя одна, и твоя — за неё надо бороться!

Когда повзрослевшие дикари в очередной раз притихли, я побеспокоил Некраса.

— Эй, парень!

Изверг не сразу откликнулся.

— Немой что ли, дикарь? Или претворяешься?

Он промычал мне что-то нечленораздельное в ответ. Наверное, так и есть — немой.

Кривда подтвердила:

— С рождения.

Ха, не дура, девка, — нашла молчаливого и работящего дикаря. Такой и слова супротив не скажет. Вот и верховодит им, и дальше будет — набирается ума у Макоши. К этой самой шаманке-гадалке не ходить!

Накаркал — она сама прислала за мной Глума.

— Тебя, варвар, хочет Макошь...

Я насторожился.

— ...узреть!

Фу-уф, — отлегло у меня на сердце.

— Хочет — перехочет! Занят я, — прикрывали мы с дикаркой собой Некраса.

— Га... — толкнула меня Кривда, обещая дождаться.

Уступил — уж больно мне не хотелось, чтоб изверг сделал кому-то больно, и не только мне, а и той, кто встала на мою сторону. Её поддержкой и заручился на будущее, и какое оно ждёт меня — разберёмся у Макоши.

Ну, точно, чисто шаманка! — застал я каргу подле чадящего очага. Она что-то там бормотала над углями и плевалась, вдруг вскочила и прыгнула на меня — нет, не как давеча Кривда, а просто подскочила.

Кто бы мог подумать, что эта карга окажется столь прыткой и активной — запрыгала вокруг меня, гремя в бубен кривой палкой, а на ней бренча костяшками.

Я стоял как истукан, не зная, что и думать по данному поводу. Может, и мне стоило плясать? Да перетопчется! И топтать её, я тоже не собирался! А что же она собралась делать со мной дальше? На кой ляд я потребовался ей здесь нынче? — крутился я, топчась на одном месте, тогда как шаманка носилась и гортанно восклицала на непонятом для меня наречии (назвать языком её выкрики в бешеном припадке, у самого не поворачивался язык). Наконец застыла напротив меня и рухнула. Вот бы скопытилась, а? Хотя для меня будет лучше, если придёт в себя.

Я недоверчиво покосился на Глума в надежде: изверг-надзиратель даст какую-нибудь мало-мальски значимую подсказку.

Угу, размечтался. Аж два раза покосился на меня, и так, что лучше бы тогда в дебрях Шишмора меня сразил вожак-дикарь, прибив молотом-топором. Когда я думал: Глум обрадуется, что карга оставила в покое их племя.

Ан нет — сюрприз мне на сюрпризе. Карга вовсе не думала подыхать — захрипела, вновь принявшись плеваться — поднялась, и уставилась на меня выпученными глазами с тёмными нечеловеческими зрачками; схватила за руку своей костисто-когтистой конечностью и сунула в ладонь ссохшиеся от времени костяшки.

Ну, точно, решила заделаться гадалкой — хочет знать, что ждёт меня и род извергов дальше. Да могу и без кидания костей сказать: ничего хорошего — загнётся твой род, как тупиковая ветвь развития человечества! Таким нелюдям как вы, изверги, в этом жестоком мире не выжить! Вы не умеете договариваться, только и можете, что насильничать и убивать. А это всегда чревато — воинствующие империи, выстраивающие свои города тысячелетиями, погибали, исчезая с лица планеты, и на их руинах возникали новые, либо окончательно проходили в запустение. А вы тут вообще даже созидать неспособны, только и можете, что разрушать, совершая набеги на земли лешаков, жихарей да родовитов! Сами ничуть не лучше порождений прорвы и их нелюди!

Не дождавшись, когда я выброшу кости, карга сама треснула меня палкой, перебив руку; добилась желаемого результата — принялась рассматривать их, выясняя то, что я и предсказал сейчас мысленно. Даже сам поверил, будто пророчествовал.

— А-а-а... — из груди карги вырвался гортанный вопль. Обхватив голову руками, она бухнулась лбом оземь. И надеяться мне: расшибла или ушиблась — не стоило. В состоянии аффекта ей хоть камень на голову в пуд с горы урони, всё одно как мячик от пинг-понга отскачет, и не почувствует.

Значит, прав был я, когда думал: извергам недолго осталось зверствовать.

Придя в себя, карга вновь поднялась без посторонней помощи и с ненавистью во взгляде покосилась на меня.

— Если всё — я больше не нужен — то пойду, иную юную бабу уважу. Угу? Уж больна приглянулась мне Кривда. А то веди ещё кого-нибудь — всех обрюхачу!

Глум не удержался и гоготнул. Зря, ох, зря! Карга запустила палкой в изверга — прогнала нас.

— Что это было? — выпытывал я у него дорогой назад в тупик.

Изверг молчал и лишь сопел зло про себя, накапливая гнев. От него досталось дикарёнку — он догнал его ногой. Тот завизжал и побежал прочь, а вдогонку ему полетел булыжник.

Ну и воспитание у них тут! Теперь всё ясно, почему потом у них в роду все дикари вырастают такими вот извергами.

Даже длаку досталось от Глума за то, что тварь оказалась бесполезной, коль позволила мне скрутить её рубищем — получила по горбам тупым концом копья. А затем острым краем с наконечником — изверг разорвал на ней моё рубище, которое в свою очередь дорвал длак, уже мстя мне.

А я, значит, крайний? Кто ж ещё!

— Варвар, — Кривда прижалась ко мне.

— А где Некрас? — не застал я подле неё бой-френда. — Сбежал, голодранец? Сделал дело и в кусты? Не мужик!

— На кой ляд ты сдался Макошь, варвар?

Никак приревновала? Вот так-так!

— А тебе-то что с того, Кривда?

— Она гадала, да? Глядела в будущее? Ты кидал кости?

— Ну... предположим.

— Что она баила тебе?

— Да ничего — орала, дура старая, и воздух сотрясала!

— За космы хватала?

— Себя — да, а меня не тронула, но прыгала и кричала, даже своей палкой в бубен била, — уяснил я: Кривда может прояснить моё будущее. — Помогла б ты мне, девка, а? Вывела б отсюда! Тебе тут всё одно жить спокойно не дадут — родишь дитё от Некраса, карга не будь дурой, сразу поймёт, чей он!

Мои слова, как показалось мне, произвели на Кривду неизгладимое впечатление.

— Айда со мной — оба? Я не кину вас в беде — мы двинем к родовитам!

— К варварам?

— А что тут такого? Вы, вон, вообще дикари! А не захотите становиться варварами, и не надо — поселитесь, где они укажут вам, и живите себе преспокойно по своим законам. Да хошь в землях жихарей, если что, а пойдёт не так во время побега, — подбивал я Кривду. — Что скажет Некрас? Хотя, что может сказать немой от рождения дикарь: только и может — мычать, да кивать! Как думаешь — согласится? Ты сумеешь его убедить удрать отсюда с нами?

А в том, что Кривда согласна со мной на побег — видно сразу. Ведь уже доказала мне: вовсе не дура, а целеустремлённая дикарка. Да быстро развеяла несбыточную мечту.

— Зачем нам бежать, варвар? И куда? Я ж внучка Макошь!

Вон оно что! И затеяла изуверка! Извести родную бабку!

— А что скажет на это мать?

— Нет её у меня — сама бабка и умертвила!

Ну, точно — изверги! Нашёл с кем связать свою дальнейшую судьбу! Ей-ей самого используют, а затем за ненадобностью и...

Не хочу даже думать о том и ломать себе голову раньше времени! Но эти изверги мне непременно её свернут!

Ладно, пока соглашусь с Кривдой, а там время покажет: кто был прав, а кто виноват.

— И что ты предлагаешь мне — пристукнуть каргу?

— Ты — варвар!

— Ну и что! Разве мне это сойдёт с рук?

— Нет, но тогда я стану шаманкой рода, и буду вправе вершить твою судьбу!

— Ага, сбежать позволишь?

— Помогу.

— И непременно организовать погоню?

— А что ты хотел от меня, варвар?!

Ну да, всё-таки бабка — родная. На то Кривда и изуверка, чтоб придерживаться зова крови. Как говориться: кровь за кровь! И кто не проливал её, тот не поймёт. Вот и я прекрасно понимаю её, и то, что она, изуверка, подбивает меня на преступление. Да не угадала на счёт меня! Сделаю вид, будто уступил, а самих заставлю сделать выбор — кому из них жить, а кому... уж как при встрече повезёт.

— Ты скажешь Макошь перед родом: сделал меня взрослой, — уже спланировала Кривда смену власти, объясняя мне, что я должен делать, и как говорить.

Прикинул, и понял: стремиться сделать меня своим женихом вместо Некраса. И вывод напрашивался сам собой: заставит его поквитаться со мной известным извергам способом — он и организует за мной погоню при смене власти.

Ах ты, изуверка, Кривда! Всё рассчитала! Да только со мной прогадала. Если карга не дура — увидела свою судьбу в выбитых у меня костяшках.

Накаркал — в очередной раз — и не только на свою голову неприятности. К нам пожаловала Макошь, собственной персоной, в сопровождении усиленной свиты. И если раньше её сопровождали двое извергов, то теперь почти дюжина — четверо из них притащили шаманку на носилках для пущей помпезности.

Ой-ё-о!.. А моё! И твоё, дикарка! Пропали мы с тобой разом!

Макошь и не подумала спускаться к нам, окружив себя охраной.

— Всё, — молвил я согласно негласному уговору меж мной и шаманкой. — Кривда стала взрослой.

Дикарка даже не стала скрывать наготу — провела у себя рукой с внешней стороны бедра, и подняла, демонстрируя кровь, мол: больше не девственница — очень скоро у неё округляться формы тела и она станет продолжательницей рода извергов — сама начнёт плодить их.

Макошь уподобилась длаку, потянув ноздрями воздух, наказала опустить носилки. Лихо спрыгнув с них, и, опираясь на палку, она грозно двинула на нас с Кривдой. Изверги сразу же отогнали меня от неё.

Карга придвинулась к внучке, и как длак, продолжила обнюхивать всю — схватила за волосы, притянув к себе.

Неужели учуяла иной запах на внучке — не мой, а Некраса.

— Ах ты... потаскуха! — Карга треснула Кривду палкой по лица, разбивая в кровь. — Я что тебе велела? Что? А ты что сотворила, отродье? Вот я тебя...

Один удар палкой следовал за другим — карга избивала Кривду, а я не мог вмешаться — наставив на меня наконечники копий, дикари придавили спиной к стене. И дёрнись я, проткнут насквозь, что и подтверждала кровь, сочившаяся на груди, а я не сразу заметил, увлечённо следя за тем, как карга своими собственными руками лишает себя наследницы и род — потомства.

О чём она думала в тот момент, изуверка, или наоборот не думала — её обуял гнев. Не соображая, что творит, она продолжала избивать палкой родную внучку, разбив ей в кровь голову с лицом, перешла на руки и, наконец, добралась до ног.

Неужели и их перебьёт, превращая Кривду в калеку?

Я зажмурился, чтоб не видеть зверства извергов, зато всё прекрасно слышал. Кривда больше не орала и даже не стонала, она лежала молча под ударами карги и не шевелилась, а та продолжала вымещать на ней свой гнев.

Мне искренне оставалось надеяться: не убьёт Кривду. Но, узнав поближе, извергов, также не сомневался: внучку постигнет участь матери.

Кто знает, может у карги на примете имеется иная внучка? Да не одна! А Кривда... Она сама выбрала свою судьбу!

Нет, не сама, я, варвар, подтолкнул её, дикарку, на это! С меня и спросит карга вперёд кого бы то ни было! Сама же и будет судить!

Значит на этом, собственно говоря, и закончатся мои муки — изверги быстро прикончат меня. Да что-то засомневался, когда они оторвали меня от стены и бросили на каменный пол пещеры, придавив сверху в спину острыми наконечниками.

— Изверги... — заставила карга закричать меня на них.

Плюнула напоследок презрительно внучке в лицо, добавив палкой в живот, и отдала её на откуп страже.

— Она — ваша!

Мол, делайте с ней всё, что заблагорассудится.

Некрофилы! — заскрежетал я зубами про себя.

Меня и дальше заставляли смотреть на мучения Кривды. А после глумления вновь кинули на Глума с напарником и длака.

Тварь аж извелась, ожидая, когда наконец-то получит от хозяина-изверга разрешение завершить с дикаркой начатое ими.

Боже, что они с ней сделали, изверги!? — приблизился я к Кривде, и кусками изодранного рубища принялся оттирать окровавленное тело. На дикарке не было живого места, помимо синяков и ссадин с гематомами, набитыми ей каргой, её охрана во время вакханалии, вдобавок ещё искусала Кривду.

Дикарка была жива, и мне казалось: умирает на мои руках, силясь сказать что-то, но вместо этого еле слышно застонала, исторгнув сгусток крови, заблевала им меня.

— Не сдавайся, девка! Слышишь, Кривда! Борись за жизнь! Ты молода — ещё выкарабкаешься! Вот увидишь! Я что-нибудь придумаю — обязательно! — тряс я её за плечи в беспамятстве, причиняя всё новую и новую боль.

— Вар...вар... — наконец прошептала она по слогам, словно обвиняла меня в том, что с ней произошло.

Теперь Некрас меня точно убьёт, если того же со мной раньше него не сделают иные изверги.

И снова этот вездесущий Глум — изверг гоготнул, толкнув ко мне новую дикарку для взросления.

— Гляди, варвар, ежели не подомнёшь её под себя, Макошь изобьёт тебя до смерти!

— Сам гляди, чтоб её не отымел кто-то иной помимо меня! Ты теперь должен беречь меня, как самое дорогое, что есть у тебя в жизни, изверг! Иначе протянешь не дольше меня! — озадачил я дикаря.

Сетуя на меня, Глум ударил копьём длака. Ну да, больше ж ему не на ком сорвать зло, разве что на Кривде — утащил её за волосы, оставляя кровавый след на полу.

Ситуация с новоявленной дикаркой, как давеча с Кривдой, повторилась — новенькая забилась в угол, прижавшись спиной к стене. Задрожала.

— Да ты не бойся меня, варвара, — опять я начал не с того. — И это не я — Кривду, а Макошь со свитой. И как женщина, ты безразлична мне.

Я не стал говорить открыто о вкусах, а то и эта неправильно поймёт меня. Когда сама тут не нужна. Вот если б Ню...

Ой, нет! Мне даже нечего думать устраивать свидание с ней! Не хватало ещё, чтоб она попала к извергам!

— Короче, раз дело к ночи, давай знакомится, дикарка. Я — Валяй. И насколько сама поняла: должен тебя повалять тут. Так, как звать, изуверка?

— Злоба, — зло молвила та.

— М-да уж, ну и имена тут у вас. Стало быть, ты — внучка Макошь? Средняя или младшая?

— Посередь Кривды с Чернавой.

— Ага, если я не сделаю тебя взрослой, значит, у меня будет ещё одна попытка, тогда как саму постигнет участь Кривды? — дошло до меня: я прав.

Злоба с ненавистью покосилась на меня.

— Варвар!

Ого, а и впрямь злючка.

Но всё же взяла себя в руки, и потянула с себя шкуру.

Ясно, как только моё семя окажется в этой дикарке, меня можно сразу же убивать — изверги изначально получат от меня то, на что у них был расчёт на мой счёт. А вот тут они не угадали! И Злоба не заставит меня сделать её взрослой. Я ж не педофил — и это, во-первых, а во-вторых, имеется возлюбленная — Ню, и я лучше сдохну, чем предам нашу любовь! Если она, конечно, сможет понять меня, дурака! А как простит — лишь бы я вернулся к ней живым?

Уж и не знаю что думать, а делать мне дальше?

Злоба практически ничем не отличалась от Кривды — такая же тонкая и спортивная, но не такая стеснительная, как сестра — постелила шкуру на пол и разлеглась, как давеча длак, поджидая меня — запрокинула голову назад, и руки раскинула в стороны, а ноги поджала.

Дикарка нервно задышала, ожидая, когда я не выдержу и сам навалюсь на неё.

Угу, долго ждать придётся, Злоба.

Я отвернулся, чтоб не сойти с ума, всё-таки не железный — человек во плоти, а не каменный истукан.

Дикарка заворочалась, привлекая моё внимание к себе — перевернулась на живот, подставляясь спиной, согнулась, пав ниц, аки рабыня.

Чтоб тебя! — отвернулся я, дабы не видеть того "гадства", которым она пыталась заставить меня сделать её взрослой.

И откуда она только понабралась этого, изуверка? За взрослыми подглядывала, бесстыдница? А, поди, мечтала о том же, о чём и Кривда — занять место карги и стать великой шаманкой всех извергов.

Да я не изверг, варвар я, а не дикарь! Ты тут хоть и дальше стелись передо мной любым образом, меняя позы, но я всё равно не сделаю тебя взрослой.

Не отстала — пристала, точно длак — и принялась тереться об меня.

— Знаешь что! — вскочил я, отступая от Злобы, а она, словно хищная кошка, продолжила наступать на меня, приближаясь на четвереньках столь сексуально, что едва сдержался, твердя про себя, как "Отче Наш" имя возлюблено. — Ню...

Его дикарка, в меру своей распущенности, поняла по-своему, доказав мне лишний раз насколько у извергов тут всё запущено — совокупляются с тем, с кем прикажут, и когда прикажут.

А так нельзя — это неправильно! Так недолжно быть!

— У тебя есть дикарь на примете?

— Некрас...

— Что?! — дался им всем немой. Хотя всё правильно: не проболтается даже под пыткой у Макошь, если кто из внучек и бегал к нему утайкой от карги. Вот где Казанова местный! А эта карга пытается сделать им меня для своих су-у... внучек. Да не угадала!

Злоба укусила меня, маньячка! Ну да, а что я хотел от неё, дикарки? На то и изуверка!

— Отстань! Уйди! — замахнулся я на неё, а вот ударить — вспомнив ту, на кого была похожа как две капли воды — не смог. Близняшки они, что ли с Кривдой? Отсюда и такие пристрастия со вкусами к Некрасу. — Хотя нет, стоп, погоди! А он не делал тебя взрослой до меня?

— А ты проверь, — схитрила Злоба, — так ли это или нет!

Ах ты ж... стерва!

— Уходи, не то позову Глума, и скажу, чтоб он привёл мне вместо тебя младшую сестру!

— Чернаву?! — разозлил я дикарку, превратившуюся в истинную изуверку.

Она схватила камень с пола и швырнула им в меня, быстро сообразила, каким образом может добиться желаемого результата — метила уже иным булыжником мне в голову. Да я тоже, не будь дураком, уяснил: не слезет с меня живого, а и мёртвого отымеет, но станет взрослой.

Сам зацепил её аналогичным образом и успокоил.

Дикарка рухнула, и что-то очень долго не подавала признаков жизни, заставив меня обеспокоиться её состоянием.

Надо бы пульс проверить, — наклонился я, и попался на уловку дикарки, как последний дурак.

Она ударила меня камнем по голове.

На моё счастье, и своё несчастье, силёнок у неё, чтоб лишить меня сознания, не хватило, но шишку знатную набила, заслужив от меня оглушительную пощёчину. Ей, я и успокоил её, связав собственной же шкурой.

— Доигралась, изуверка!

— А-а-а... — орала она вне себя от злобы, клича на помощь стражу.

Да Глум не дурак, понимал: раз орёт, значит, процесс взросления у нас идёт полным ходом.

— Кричи-кричи, всё равно никто не придёт раньше времени.

Злоба проявила упорство, и я заткнул ей рот тем самым булыжником, коим приложила меня по голове.

— Получила, что заслужила, изуверка! Отныне будешь знать, как на меня кидаться!

Дикарка что-то пыталась мне сказать, да и так понятно: обругать и обозвать варваром.

Заслышав приближающиеся шаги стражи, я выдрал камень у неё изо рта, и она цапнула меня. Я вскрикнул. Наши голоса сплелись в один, и надзиратель повернул вспять, решив, что мы продолжили процесс размножения. Да дикарка, не будь дурой, сообразила позвать изверга по имени:

— Глум! Га...

Вот тварь!

Но я тоже не лыком шит — сорвал с себя порты и прыгнул на неё сверху, зажимая рукой рот, сделал вид, будто насилую её, а она орёт подо мной, изображая из себя недотрогу.

— Пошёл прочь, изверг! — закричал я на дикаря, едва он выскочил на нас со Злобой с факелом в руках.

Получилось! У меня это получилось! — провести извергов, и я выиграл ещё немного времени для себя.

— Чего притихла и не орёшь больше? — отнял я искусанную руку от Злобы.

Сподобившись на очередную хитрость, она предприняла попытку пронять меня слёзами, намекая: если я откажусь от неё, Макошь и её прибьёт, подсунув напоследок Чернаву; стала очернять её в моих глазах, обзывая грязнулей, уродиной и калекой.

— Думаю, мне всё же стоит познакомиться с ней поближе, чтоб убедиться, какая она есть на самом деле. Вдруг ты солгала, и окажется красавицей?

— Нет, возьми меня! Сделай взрослой, и проси, чего хошь, варвар!

— Ага, одна уже такая грозилась меня отблагодарить, если я прибью каргу.

— Я не стану тебя неволить, варвар!

— Знать меня кончат тут твои изверги с каргой.

— Тогда сделай меня взрослой, и я объявлю тебя своим мужиком!

— А как же Некрас, Злоба?

— Да кто он такой! А ты...

— Я — варвар, — напомнил сам, с кем имеет дело дикарка.

— А станешь извергом, каких свет не видывал! И я помогу — только помоги мне стать взрослой и...

Ага, завела старую пластинку, как давеча Кривда.

— Нет, ничего у нас с тобой не получится.

— Глум! Глум...

На крики Злобы примчался надзиратель с напарником.

— Держите его! — кивнула Злоба извергам на меня.

Чтоб её, изуверку! Всё одно решила силой добиться от меня того, на что я не был согласен.

Сам опередил их, пригрозив свернуть шею Злобе, если кинуться на меня.

— Тогда тебе перебьют конечности, и Чернава всё одно добьётся от тебя, варвар, то, чего не смогла ни Кривда, ни я! Макошь всегда добивается своего! Так было всегда, и так будет теперь!

Вот так иной раз и пожалеешь, что родился не женщиной. И прикидываться евнухом, мне тоже вроде как не с руки, а и кое-кем ещё. Раз уж я мужик, то придётся оставаться им до конца, а какого... такого и добивались изверги от меня.

— Выходит, ты сделала свой выбор, уступив пальму первенства, сестре?

— Нет, стой, Глум! Назад! Га... га...

— Ты очень умная, Злоба, но тебе не перехитрить меня!

— Кличьте Макошь!

Ах ты... изуверка!

Один из извергов убежал, а второй остался стеречь нас. И, скорее всего, Глум, поскольку отвечал за меня перед каргой собственной головой. И длак — его тварь, а не моя. Одному мне не пробиться сквозь них. Да терять больше нечего. Сейчас или уже никогда.

Вооружившись булыжниками, один, я швырнул в длака, а иным замахнулся на свет факела, метя в изверга на страже, но того уже задел вперёд меня...

— Некрас?! — не поверил я своим глазам, и в то, что повзрослевший изверг решил спасти меня, скорее напротив явился мстить — опередил, ударив меня по голове.

И опять это сопение с пыхтением, заставило меня очнуться. Юный изверг ничуть не удивил меня, заставляя повзрослеть Злобу, а та, задыхаясь от злобы, выла как раненая тварь от бессилья.

Некрас испортил её, чем спас меня, но сам подвергся жесточайшему наказанию. Узрев, что содеял юный изверг, карга выхватила копьё у Глума и сама ударила его, не пожалев при этом Злобу — проткнула обоих насквозь, пригвоздив к полу.

Взглянув с ненавистью на меня, Макошь указала извергам в мою сторону. Избивать меня до полусмерти они не спешили, как и перебивать конечности тоже, но это пока — по её наказу привели сюда третью по счёту дикарку.

— Не вздумай мне испортишь её, варвар! — пригрозила напоследок карга, уносимая стражами — посылала на мою голову проклятия.

— Чернава... — кашлянул я, произнося имя новоявленной дикарки.

Она стояла властно надо мной и смотрела надменно, как я беспомощно пытаюсь освободить от стягивающих пут конечности.

— Чего уставилась, изуверка? Вон он я — пользуйся моментом!

— Варвар! — выдала дикарка, выхватив из-под шкуры каменный нож.

— Ты не сделаешь этого, иначе Макошь прикончит тебя саму!

— Не прикончит — я её последняя надежда на продолжение рода шаманок!

— А что с Кривдой и Злобой? Где твои сёстры?

— Они мне больше никто! И никогда не были ими!

Ах да, я ж забыл, что имею дело с извергами. И Чернава вобрала в себя наихудшие черты предшественниц, дождалась своего часа — часа триумфа, — сунула мне каменный нож. Я думал: зарежет из-за сестёр и Некраса. Не тут-то было — освободила от пут, перерезав их на мне.

Не понял!?

— Ты что затеяла, дикарка, а? Говори начистоту или я тебя... — вскочил я, напирая на Чернаву. Да она не растерялась, и противопоставила мне каменный нож, воткнув в живот, обещая вырвать кишки — и если я не замру, то умру. — Хм, а ты мне нравишься!

— За то ты мне, варвар, нет!

— Понял, хотя и не до конца. На кой освободила меня?

— Чтоб ты сбежал!

— Вот так запросто отпускаешь, да?

— Да, я не хочу становиться взрослой с тобой!

— А с кем, если не секрет, раз уж у нас пошёл обмен любезностями Откровенность за откровенность, дикарка! И знай: я не предам тебя! И пусть вы, изверги, считаете меня, варваром, но слово даю: Макошь не узнает!

— А даже если и так, то сама согласиться с моим выбором!

— Так кто же он, этот изверг?

— Идём, и сам узришь его!

Ого!

— Ты это серьёзно?

— У тебя есть выбор, варвар?

— Нет, — уступил я Чернаве, понимая: ещё никому из варваров не удавалось заручиться поддержкой дикарей.

Изверги тоже умели удивлять, хотя не скажу: пока по-хорошему. Вдруг откроется очередной обман и... тут мне конец.

Глум на страже не препятствовал нам, а напротив сопровождал, охраняя с длаком и напарником, которого я видел не впервые, но имени так до сих пор не знал.

Да это заговор! И стал мне очевиден, когда мы выбрались из пещеры наружу через потайной лаз, заваленный огромным и тяжёлым валуном. За ним нас с факелом поджидал...

— Щур!

— Ш-ш... — затребовал тишины вожак-дикарь.

— Как скажешь, изверг. Веди!

Щур прежде покосился на Чернаву.

— Он трогал тебя?

— Хм, это ещё большой вопрос: кто — кого!

Изверг отплатил мне любезностью за любезность, заставив согнуться в три погибели при ударе локтем в живот, и пояснил всё очень просто:

— Пригнись, варвар, здесь очень низкие потолки!

Вдобавок толкнул меня коленом под зад, заставив покатиться кубарем с обрыва вниз — сам не последовал за мной.

— Га... — принесло эхо его голос.

Понятно, не дурак, пусть и считаете меня варваром, изверги.

Ноги в руки и на выход, Шаляй! Валяй... Тебе туда, где свет.

Я выскочил на него и очутился на краю обрыва. Вперёд пути не было, и назад тоже — изверги завалили проход за мной камнем.

Картина с моим побегом стала ясной мне, как солнечный день: Чернава заявит Макошь, что я сбежал, связав её, а Глума с напарником оглушил, если вообще не пришиб кого-то из них, и появившийся Щур (как выясняется, никуда не уходивший), бросится за мной в погоню. А ему и искать меня не надо — вот он я, под боком в западне.

Но не на того варвара напали, изверги. Я ещё докажу вам, дикарям: на кое-что способен. А то понадеялся, дурак, что у меня с ними не всё потеряно, когда они на лицо — тупиковая ветвь развития человечества! И мне больше не по пути с ними! — продолжал я искать пути выхода из западни, как мне показалось: пошёл на оправданный риск.

Внизу тонкой змейкой извивалась горная река. Буду надеяться: там приличная глубина, и я не промахнусь мимо воды — прыгнул.

Я прыгнул?!

Точно — лечу, кувыркаясь через голову, и кричу, понимая: разобьюсь при любом раскладе, либо о камни, если в реку не попаду, либо о воду, если всё же попаду. Да как всегда ошибся. На меня прямо в воздухе накинулся оголодавший стервятник — и не клак. Такой крылатой твари, как эта, я ещё не встречал в здешнем мире. Не из прорвы же ты?

Она вцепилась в меня когтистыми лапами, причиняя боль. И не пикнешь, а попытаешься дёрнуться, сама сбросит на камни, затем преспокойно подберёт и дальше понесёт, скорее всего, к себе в гнездовье иным таким же тварям из собственного выводка.

* * *

— Попался, выродок! — ликовал Шиш, сумев застигнуть врасплох одного из варваров, укравших у исчадия прорвы "сердце тьмы". — В прорву его, оторва! К хладнокровному! Шевелись, тварь! А я, тем временем, достану остальных выродков, и сам выну у них сердца, но верну Зырю его, во что бы то ни стало! Я, буду не я — не Шиш! Шиш, что выродки получат от меня, а не "сердце тьмы"!

Глава 22

"Тот, кто нам мешает, тот нам и поможет!"

Эх, где моя лопатка? Знамо где, и досталась дикарям! Вот только толку сейчас от неё — валить крылатую тварь в воздухе мне не с руки, да и сил сопротивляться никаких. Скорей бы она дотащила меня до своего гнездовья и там бы уже я...

А-а-а...

Над нами мелькнула ещё одна тварь, и разглядеть её, у меня не получилось — мне мешала тварь, овладевшая мной. Она заклекотала и зашипела одновременно, стараясь отпугнуть иного стервятника.

Вот уж никогда не думал, что и у них буду пользоваться небывалым успехом.

Сложив крылья и прижав к бокам, тварь, несущая меня, пикировала камнем вниз.

Нет, что угодно, только не жёсткая посадка! — опасался я быть сброшенным на камни, и в какой-то момент почувствовал себя балластом.

Разжав когти, тварь избавилась от меня, и то ли для бегства от конкурента, то ли напротив желая схлестнуться за обладание мной. Да меня, данное обстоятельство, меньше всего волновало, нежели моё незавидное положение.

Вон уже и река — отчётливо слышен грохот бурлящей воды из-за сильного течения, перекрывающий крики крылатых тварей, — но я всё равно лечу мимо водной преграды на скалы.

Всё — отлетался ты, брат Шаляй, Валяй...

Зажмурившись, я не рассчитывал так скоро налететь на препятствие. Нечто в очередной раз впилось в меня, и я не сразу уловил: какой именно хищник зацепил. По-моему я прилип?

И точно — открыв глаза, узрел жуткое порождение, обозвав его мысленно про себя тем, кем поначалу меня считал всякий тут дикарь или варвар — страхолюд.

Мутант выпустил щуп, и сразу не разберёшь — это его конечностью или язык? Да мне без разницы, итог очевиден — страшилище охотилось на меня точно так же, как крылатые твари, столкнувшись в небе.

Чтоб их, там!

Одна с диким завыванием (что было поразительно) устремилась камнем вниз, и вряд ли за мной, скорее также оказалось сбита соперником.

И очередная неприятная напасть — вцепилась в меня, пытаясь выдрать из щупа мутанта обившего моё тело.

Да они озверели, чудовища...

Рвали меня друг у друга, пока не вмешалось третье, зацепив одного из них, и все сразу же позабыли про меня. Страхолюда отпустила меня, встретив естественных врагов, продолжила битву уже с ним. Но опять же из-за меня.

Это был шанс — мизерный, в виду нанесённых мне крылатой тварью рваных, но неглубоких, ран, и другой такой вряд ли представится. А едва кто-нибудь из чудовищ победит (и рассчитывать мне: поубивают друг друга — не стоило), вновь займётся мной с прежним остервенением, поскольку не захочет отказаться от десерта в меню, а я, как раз сойду за третье блюдо после первых двух.

Ползу, не сдаюсь. А куда ползу, и за чем, сам не понимаю, разве что — подальше от тех, кто в одиночку способен разорвать не то что меня, но и отряд дикарей, на который нарвались мы с братами у Быстрой воды. Тут горы, и река не просто быстрая, а бурлящая. Наверное, так и называлась на местном диалекте извергов. Век им этого побега не забуду, если конечно выживу.

Раны саднят — сочиться кровь. По ней, меня быстро разыщет победитель. Хотя вот он обрыв — подо мной бурлящий поток горной реки — и падать туда, отпало всякое желание. Расшибиться о камни на порогах или о те, что на дне — как два пальца обас...фальт. Хватит с меня полётов во сне и наяву. Я жить хочу! Жить!!!

Предпринимаю попытку спуститься по едва ли не по отвесной скале, мечтая про себя: чудовища не отважатся подобрать меня у потока Бурящей воды. Да и самому недолго булыжниками вооружиться.

А у меня уже из-под руки летит камень, и я сам с аналогичным успехом лечу вслед за ним — угодил на выступ близ бурлящего потока горной реки.

Никак жив?!

Боль от падения почувствовал не сразу, прежде испытав шок. Ага, вернулась боль, да такая, что чудом пересилил себя, чтоб не заорать. Или орал, но поток глушил все мои крики.

Плохо, как же мне плохо. И это ещё мягко сказано! Погано так, что и на словах не передать, а мыслями и подавно не выразить — путаются у меня, сбиваясь в сумбур. Я словно в бреду, и даже больше скажу: похоже, и вправду брежу.

На глаза надвигается туман, и дымкой миража не назову, ощущая телом промозглую влагу, повисшую в воздухе.

Но что это?

Гулким эхом доносится победный рёв — одно из чудовищ повержено, но два других продолжают биться.

Или нет?

Слышен удаляющийся клекот. Ага, так и есть — монстр, напоминающий мутанта и прозванный мной страхолюдом, одолел одного из крылатых стервятников, а иной, стало быть, решил ретироваться восвояси, уяснив: им самим полакомятся, если не свалит.

Вот и удрала тварь, промелькнув надо мной, заставляя прижаться к отвесной стене.

Ну и страху я натерпелся. Тварь даже не стала кружить надо мной, стараясь не привлекать внимание страхолюда — сама еле вырвалась.

Пронесло, — мысленно обрадовался я, и рано — нутром ощутил животный страх.

На меня накатила волна безумства. Я запаниковал, как показалось мне, на ровном месте.

С чего бы это вдруг, а начало твориться со мной?!

К ногам рухнул булыжник, и, отскочив от выступа, проследовал в бурлящий и пенящийся поток реки.

Страхолюда! — дошло до меня: чудовище явилось за мной.

Нет, не сдаваться! — кинулся я вслед за камнем, но полетел не вниз, а вверх, схваченный за ногу всё тем же длинным извивающимся щупальцем.

Последнее что я запомнил — болезненный удар оземь по приземлении, и когда снова ощутил в теле нестерпимую и резкую боль, приоткрыл один глаз, иной не открывался, будто налился свинца.

Трава с шарканьем удалялась — я стирал об неё и кочки с камнями, попадавшимися иной раз под меня, кожный покров тела от портов до лица. И ног не чувствовал, словно повисли в воздухе, и кто-то тащил меня за них.

Огляделся, вращая зрачком глаза по сторонам, и наткнулся на ту самую крылатую тварь, что также находилась по соседству, и её волокли вместе со мной.

И запах, этот нестерпимый тошнотворный запах серы с аммиаком, а возможно смешанный с чем-то ещё, словно гниющую и разлагающую плоть перемешали с вытяжкой самого вонючего на свете существа.

Его источал мутант, тащивший меня и крылатую тварь, скорее всего, в логово. И дёргаться мне сейчас не с руки — дёрнусь, и оторвёт их вместе с иными конечностями, в том числе и голову. Потерплю, авось, ещё повезёт, и скорее как "утопленнику"!

Тварь подле меня не шевелиться — оглушена, как и я, если вообще не забита до смерти или придушена. Но, кажется, и она ожила, приоткрыв щелку глаза, сфокусировалась первым делом на меня. Я нарочно подмигнул ей, заставив встрепенуться, да слишком поздно — страхолюд скинула нас в яму, и мы снова на какое-то время выпали со стервятником из реальности, после чего я услышал душераздирающий вопль и вплетшийся в него чудовищный рык — уставился всё тем же одним глазом, аки лихо на то, что творилось рядом со мной в непосредственной близости.

Не отличаясь большим вкусом, страхолюд, не добив стервятника, пожирал его. И мне плевать, что он там выедал из твари, а лакомился её внутренностями, втягивая в себя кишки как спагетти; орудовал вращающимися челюстями, точно жерновами, перемалывая всё, что попадалось ему на клыки.

Мне меньше всего хотелось достаться ему живым. И мне не убить его, значит должен себя. Но не душить же мне себя? На это не хватит сил, нежели смелости.

Дёрнул рукой — правой. Конечность послушно сократилась, вызывая знакомую уже в теле боль. И пальцы удалось сжать в подобие кулака, затем разжать. Левая конечность пока даже болью не отзывалась, но она ещё у меня — я отчётливо видел её в полумраке логова страхолюда, обитающего в пещере, как и изверги. Стал шарить вокруг себя правой рукой и практически сразу наткнулся на останки тел обглоданных до кости.

А вот и оружие, брат Шаляй! У тебя вновь появился шанс постоять с ним в руках за себя! — вооружился я изогнутой костью, выломанной из клешни. Не коса, ну так и я не смерть, за серп мне, как жнецу, и сойдёт. А дальше поглядим: кто — кого. Но теперь уж точно: живым меня страхолюд не пожрёт.

Правда я ещё надеялся и свято верил: обойдётся стервятником, набив свою утробу, и не сразу станет кончать меня, а оставит на завтра. А желательно и вовсе на послезавтра.

Почти угадал — страхолюд даже не стал доедать крылатую тварь, заревел, призывая кого-то ещё или возможно пугая.

Нет, всё-таки призвал. На его зов примчалась иная тварь, подобная на него не больше, чем я на страхолюда.

Кто она ему? С двумя выродками в одиночку я не справлюсь!

Я вновь покосился на костяное орудие убийства, задумавшись перехватить себе горлянку. Да сдохнуть всегда успеется — и проще всего, а вот выжить, пусть даже из ума — тут смелость нужна!

Ню... — вспомнил я про возлюбленную.

Не сделай этого, сделал бы то, за что непременно бы проклял Папаня — за грех смертоубийства. От суицида меня отделял один взмах руки — правой. Хотя после стольких убитых живых существ, меня вряд ли примут в то самое место, которое нами, людьми, принято считать раем. Когда и ад, в сравнении с прорвой, покажется тихим местечком.

Неосознанно я привлёк внимание твари призванной мутантом. Прекратив рвать останки тела стервятника, она подняла голову и уставилась тремя огоньками глаз в мою сторону.

Даже и не думай кидаться на меня — прибью! Уж тебя, я точно с собой заберу!

Тварь огрызнулась и как ни в чём небывало продолжила трапезу, лакая кровь, собравшуюся в выпотрошенной полости стервятника.

И снова тьма подкралась ко мне незаметно. Сколько времени я находился погружённый в транс, мне было наплевать, но когда очнулся, и не сам, меня уже сжимал щупом мутант — скалился, раззявив пасть. Да ничем особым не удивил — будто я не знал, чем для меня закончится встреча с ним. И потом, подумаешь — страхолюда. Я тут исчадие завалил — вот уж где чудовище, и тебе, не тягаться с ним, а соответственно и мной — махнул рукой с "серпом" вонзив сверху в пасть, там сам и застрял.

Страхолюд выронил меня, и ухватился щупом за моё прежнее оружие, тогда как я схватился за иное и снова ткнул его — на этот раз в обвисшую утробу длиной изогнутой костью (наверняка ребром стервятника), а выдернуть не успел, чтоб ещё раз воткнуть в него с тем же успехом, отлетел, получив удар. И меня вновь окутала тьма, из которой стали являться тени покойничков.

Кривда? Ты, изуверка!..

Дикарка словно извинялась передо мной.

Да ты что! За что? Когда сам должен извинятся перед тобой!

Я старался схватить её за руку, но она исчезла, растворившись как дымка миража, и тут же материализовалась иная дикарка.

Злоба?!

Сверкнув злобно очами на меня, вдобавок плюнула. Точно плюнула — я ощутил на лице влагу, но не от плевка. Похоже, до меня добралась тварь чудовища.

Открыв оба глаза, я узрел подле себя... длака.

Вот так сюрприз! Всем сюрпризам — сюрприз!

А ты откуда взялась, тварь? — понадеялся я: явилась в логово страхолюда не одна, а привела Глума и иже извергов с ним!

Самое время появиться им здесь и...

Ор людской толпы, донёсшийся до меня, перекрыл иной — страхолюда.

Ничего не понимаю! А они тут чего забыли? И как вообще сумели выследить меня? Надеюсь узнать это, если не кончат меня здесь вместе со страхолюдом.

Часть дикарей повалила мутанта, забивая камнями и копьями, иная — погнались за тварью, но упустили, иначе бы притащили вслед за страхолюдом наружу, вытолкнув из логова.

Ясно — извергам приглянулась пещера мутанта. Селиться стало негде — расплодились дикари. Не иначе!

О, а вот ещё одно знакомое чудовище от производного слова "чудо"! И то ещё юдо! Макошь, чтоб её вместе с племенем извергов!

А понашло их тут столько, сколько ни разу не видел дикарей в этих краях — толпа народу перевалила далеко за сотню, и в основной своей массе это были вояры-мужики, нежели бабы с детворой.

Стариков у них, я что-то до сей поры не замечал, или тут никто не доживал до преклонного возраста и все загибались юными, едва повзрослев, как Кривда со Злобой. Но Некраса, я не встретил там, куда они отправились вслед за предшественниками, прощаясь со мной — и кто, расставаясь добром, а кто и со злом, проклиная.

Карга едва не пританцовывала, но дело у изуверки за плясками не встанет. Изверги уже сносили хворост и дрова к месту, на которое она указала им, намереваясь разжечь костёр. И хорошо бы для страхолюда, а не для меня. Какой им с меня навар, когда от живого больше пользы, ну и столько же вреда — всё относительно.

Интересно, каким образом они подожгут ворох дров, возвышавшихся метра на три в высоту, если не больше — чиркая камни о камни или...

Шаманка приготовила мне сюрприз, на то и была главой в роду — вызвала молнию.

Хм, стало быть, сама владеет в совершенстве азами магии, — чем несказанно удивила меня и одновременно поразила — не молнией — до глубины духи.

Огонь занялся быстро, и как только дрова превратились в угли, изверги затащили страхолюда на них. Из него сочилась едкая на вид и запах слизь, заменяющая ему кровь. И цвет не багровый, а ультра — резал яркостью глаза.

Вот будет здорово, если изверги собрались отравиться страхолюдом? Тогда им мои самые наилучшие пожелания — чтоб вы подавились!

И впрямь давились, но от переедания. Даже мне сунули кусок обуглившейся плоти, чтоб я сам сточил об него зубы, как они по дёсна.

Нет, спасибо, уж как-нибудь перебьюсь.

— Жри!

Знакомый голос от знакомого изверга, опёршегося на рукоять молота-топора подле меня — и оскалился как давеча страхолюда. Да у меня из оружия осталась исключительно слюна. Не плеваться же мне в него как бабе, право слово. Сдержался. Всё ж таки охота узнать: на кой затеял со мной побег — липовый. А ведь сам повёлся на него как последний лох. Вот изверги и напомнили мне лишний раз: пускай и дикари, но в свою сторону ушлые.

— Давно охотились на страхолюда?

— Ага, — кивнул изверг.

— И много люду погубили?

— Угу.

Ясно, как в день.

— А кто придумал подсунуть меня к нему — ты, Червана, или...

Карга — кто же ещё. А я сомневался. Поди, увидела тогда, что я способен избавить род извергов от проклятия страхолюды.

— Кстати, чудовище в логове обитало не одно, с ним там ютилась ещё одна тварь вроде длака у вас, Щур.

— Достанем выродка — не уйдёт! Глум живьём притащит эту дохлятину!

Ну да, изверги, вот вы кто. А со мной что? Что ждёт меня дальше? Опять подсунете ко мне взрослеть дикарку или уже справную взрослую бабу, чтоб я обрюхатил её — ту, которая рожает вояров?

Почти угадал. Карга сама притащила за руку одну такую монументальную изуверку. Боже, да там весу под два центнера... с гектара!

Я тут же забраковал её:

— На кой ляд сдалась мне такая страшилища? Лучше отдайте иному страхолюде на поживу, — было мне самому не до жиру.

— Выбирай! — заявила карга, топнув ногой и пристукнув палкой, наказала собрать всех дикарок подле меня — сама стала срывать с них шкуры, расхваливая товар — хлестала костлявой конечностью по различным выдающимся формам по её сугубо личному мнению, а моё, мужское, и вовсе не брала в расчёт.

Но не один её подарок мне, даже на одну ночь не приглянулся, и я браковал одну изуверку за другой, чем удивил каргу, а она — меня, изуверка, кивнув на смазливого дикаря.

Да за кого она меня приняла — и держат тут эти, изверги!?

— Я натурал! — заорал я, объяснив: привык ложиться спать исключительно с женщинами, если не встречал отказа с их стороны.

Под конец Макошь указала мне на Чернаву, а я краем глаза уловил, как переменился в лице Щур — вожак побагровел, аки ящер. Того и гляди: огнём пахнёт на меня.

— Не, она не в моём вкусе, — насмешил я каргу.

Она вроде как не заставляет меня употреблять её иным образом, и в пищу — не дозволит. Ну да, единственная внучка осталась — на неё вся надежда.

Делать нечего — пока я тут не обрюхачу дикарку, карга не слезет с меня. А чую: заставит переспать не с одной бабой и девицей. Нет, валить отсюда надо по добру по здорову. Теперь Щур у меня в неоплатном долгу, и не дурак, дикарь, даже как изверг, понимает: рано или поздно карга заставит меня подмять Чернаву под себя. Вот так опять отошлёт его в Шишмор с заведомо невыполнимым заданием, и устроит мне свиданку с его возлюбленной изуверкой. Да карга сама видела: дело идёт к смене власти в роду. Вот и не дозволяла вожаку обрюхатить Чернаву, иначе Щур её же за это и пристукнет. Но это уже вопрос времени: кто — кого. А было бы за что — повод найдётся. На то, здешние дикари все как один — изверги, и думают исключительно о собственной выгоде.

Значит и мне стоит сделать на это основной упором в разговоре с ним — один на один. А пока решил задобрить Макошь.

— Вот её буду, — ткнул я на более-менее привлекательную дикарку, и предварительно заставил подготовить для себя надлежащим образом — отмыть изуверку в бурлящем потоке горной реки и отодрать, как следует — разумеется, от грязи, и лишь затем только ко мне вести — не раньше.

— Никак и впрямь употребить собрался, аки страхолюда? — прыснула карга, раззявив щербатый рот.

Смейся, пока можешь, изуверка, а скоро и плакать не сможешь. Да и вряд ли кто-то вообще станет лить слёзы над твоим трупом. Уж это Щур гарантирует тебе.

Естественно, что приготовлением избранной дикарки для меня занялась сама шаманка. На это как раз и был у меня расчёт: свалит, и я смогу переговорить с глазу на глаз с извергом-вояром.

— Щур, — предложил я прогуляться ему со мной в пещеру.

Придерживая под руку, дикарь чуть ли не внёс меня туда.

— Ты, я вижу, славный малый, — не стал я заходить издалека — времени в обрез, но будь у меня "обрез" в качестве оружия, сам бы пристрелил каргу. А так лишь деликатно намекнул извергу: пора ему доказать, что им он и является. — Сам понимаешь: мне, Чернава ни к чему, но Макошь, изуверка, найдёт способом, как заставить меня сделать её взрослой! Но прежде избавится от тебя! Ты это понимаешь, Щур?

Дикарь кивнул утвердительно.

— Единственное, что я хочу — покинуть вас! И я нужен тебе с Чернавой, не больше, чем карга.

Мой очередной довод подействовал на изверга.

— Давай сегодня, когда Макошь присунется ко мне с избранной изуверкой, ты, избавишь меня от того, что в той же степени претить не только мне, но и тебе! Ты ведь и дальше желаешь оставаться вожаком подле новой шаманки, — намекнул я Щуру на Чернаву. — Я ж варвар — чужак вам, дикарям! Родовит! Тогда как сами — изверги! А Макошь жаждет породниться с моим родом таким образом!

Допустить кровосмешения изверг не мог. На это и был у меня расчёт.

— Ты же не хочешь, чтоб мой выродок стал главой рода извергов?

Понял дикарь, и всё, что я тут плёл ему — а именно заговор против той, кто при первой же моей оплошности избавиться от меня.

Предстоящая ночь с дикаркой могла стать последней в моей жизни.

Нас побеспокоили.

Глум, чтоб его, и приволок полудохлое чудовище.

Ужас! Смертный страх! Такая небольшая страхолюда, и такая жуткая на вид, что при одном взгляде на неё волосы встали дыбом. От неё до сих пор исходила угроза. Нисколько не удивлюсь, если выяснится: изверги затеяли сделать это чудовище ручным, аки длака.

Нет, мне с ними не по пути, пора возвращаться к родовитам, поскольку и в прорве делать нынче нечего. Туда, на заклание, я всегда успею.

— По рукам, дикари?

Глум в недоумении покосился на Щура.

Вожак резанул себя по руке топором-молотом и схватил меня за мою. Так мы скрепили наш негласный договор кровью. А думать иначе, что я стал кровным братом извергу, меньше всего хотелось. А что больше всего — выбраться отсюда живым — и точка!

Вернулась Макошь, не застав нас со Щуром подле костра, и нам пришлось соврать: дескать, осматривали достопримечательности новых "хором" по меркам дикарей, облюбовавших пещеры в качестве доступного и дешевого жилья.

А именно здесь карга замыслила устроить свою главную резиденцию. На то и шаманка — глава рода извергов. И её слово для них — закон!

— Га... — указала она палкой мне на ту самую дикарку, которую отмыли для меня от грязи и даже расчесали прежде слипшиеся патлы.

Ими она и прикрывала свою природную наготу.

— А ты не торопи, бабуся! Я сам знаю, когда, и что надо делать, — намекнул карге: мол, не в форме — меня для начала не мешало бы подлечить.

Макошь язвительно гоготнула и, вывернув наизнанку содержимое сумы, стала копаться, принюхиваясь к разным травкам.

Да ей не тягаться с Нюшей в знахарском ремесле. Но мог и ошибаться.

И снова та же самая знакомая для меня процедура — перемалывание ртом корешков до состояния кашицы со слюной, с последующим шлепком мне по заднице от карги. Макошь принялась собственноручно втирать в меня свою "отраву" — разок не удержалась и ущипнула меня.

Ого, да она сама могла запросто подмахнуть выбранную мной дикарку.

Жуть!

Аж вздрогнул.

— Га... — карга наконец-то отстала от меня, и мазать её "блевотиной" принялась уже та самая "красавица".

Самое время — ночь как-никак. Пора спать, брат Шаляй! Я, грешным делом, даже захрапел, имитируя сон, но мой фокус не прошёл. Дикарка мгновенно перевернула меня на спину и... скакнула сверху. Еле успел поджать ноги и заставить её кувыркнуться через себя, мотивировав свой отказ к размножению тем, что я тут главный, ну и мужик — куда ж без этого. Но и она, не будь дурой, приняла раболепствую позу, подставляясь под меня.

— Не так быстро, изуверка! Сказал ведь: не сегодня!

Дикарка мотивировала своё пожелание с положением тела тем, что день закончился и на дворе уже глубокая ночь.

— Вот-вот, — согласился я отчасти, — ничего ж невидно. И мне — тебя! А на ощупь могу и промахнуться! Потом твои же изверги будут издеваться над тобой, что вроде бы я и подмял тебя под себя, но не обрюхатил! Оно тебе надо?

Дикарка быстро нашла выход, точнее вход руками в мои порты.

— Отпусти, слышишь, — просипел я тонюсеньким голосом. — Я сам! Сам я...

И завалил дикарку — в прямом смысле, трахнув её кое-чем по голове.

— Ну вот, можешь, когда захочешь, вести себя тихо, — заждался я известий от Щура.

Вместо него ко мне подкрался Глум. По длаку и признал изверга.

— Бай, что там и как?

Да он не разговаривать со мной пришёл, а убивать.

— Ты чего, изверг, а?! — увернулся я от разящего удара копьём, и сам сцепился с дикарём за обладание им. Оба повалились, зацепив дикарку.

Она ожила.

Хватка Глума на копье ослабла, и оно практически без борьбы досталось мне. Я не удержался и треснул им изверга по голове, удостоившись от дикарки комом земли в лицо — она бросилась защищать собой Глума.

— А сразу нельзя было уточнить: он — твой... мужик, — уяснил я: на жениха вроде не тянет.

И ведь сама же, изуверка, приставала!

Нет, валить отсюда надо, и прямо сейчас!

Дождавшись пока дикарка приведёт в чувство Глума, сам обратился к нему за помощью:

— Выведи меня отсюда, изверг, и я, быть может, ещё верну тебе помимо бабы твоё оружие? Что скажешь?

Глум затупил.

— Шевели извилинами, дикарь, — напомнил я ему: мы как-никак заключили со Щуром договор, скрепив на крови.

Выбор у Глума невелик — либо предать каргу, либо вожака.

— Сам решай, но сей же час! А насчёт твоей бабы уже говорил прилюдно: она не в моём вкусе! И есть её, я тоже не собираюсь! Дошло?

Кажется, мне удалось пронять изверга. Глум призвал длака в помощь, и мы подались за пределы пещеры — незаметно проскользнули мимо бодрствующей стражи.

Дикарь вёл меня к бурлящей реке. Куда ж ещё — по ней ориентироваться в любом мире проще — водная преграда и тут служила лучше любой натоптанной тропы. Вот и нам послужила, во всяком случае, пока — изверг не стал сталкивать меня в реку, вёл дальше за длаком, держась впереди, а идти ему сзади себя, я запретил даже думать.

Мы торопились — Глум рассчитывал вернуться в пещеру засветло и не горел желанием пропустить то, чем там закончатся внутриплеменные разборки. И если у Щура не получится сместить Макошь с трона, то он при любом раскладе выкрутится, например, скажет: погнался за мной. А вот догнал или нет — другое дело.

Я сам понимал, что имею дело с извергом, чётко помнил, на что способны дикари. Стоит тебе сделать один неверный шаг или повернуться к ним спиной, и — будешь блуждать с фонарём в поисках выхода оттуда, откуда его нет.

Мы шли без огня, и это ночью по местности, кишащей помимо хищных тварей ещё и порождениями прорвы.

Надеюсь, мы шли правильной дорогой.

— В земли варваров га, — напомнил я.

Ага-ага, — кивал мне всякий раз Глум, сам твердя:

— Га, варвар. Га, га...

Неужели сбежал? — отказывался я поверить в свершившийся факт, и вряд ли поверю, пока со мной и дальше будет брести дикарь, а не брат-родовит. И питать особых надежд, свидеться с Ярилой или Велизаром при Хорсе — не стал.

Изверг встал, а чуть раньше длак.

— Почему замерли? — насел я на дикаря, зашептав еле слышно.

Выхватив каменный клинок, Глум и не думал кидаться на меня — сам прижался ко мне спиной, заставляя меня занять с ним круговую оборону. Да из меня вояка сейчас, только лишняя обуза извергу.

Так он и поступил со мной — бросил, едва на нас выскочила хищная тварь — подрезал мне ногу, всадив каменный нож, но копьё вырывать не стал — быстро ретировался.

Опёршись на древко, я противопоставил острый край твари. Та огрызнулась. Не дура — на копьё не прыгнет — закружила, стараясь отвлечь меня и совершить резкий бросок, наконец, улучила момент, когда поняла: я не готов отразить атаку. Но тоже не "лох" — сунул поперек древко копья в раскрытую пасть твари, понадеявшись: изверг не пожелает возвращаться в племя безоружным.

Мой расчёт на позор оправдался. На пару с длаком, Глум принялся рвать тварь. И если длак потом спешно набивал ей ненасытную утробу, пока сюда не пожаловали иные хищники, то изверг вцепился в копьё.

И кто-то ещё пристукнул его. Длак аж подавился от неожиданной встречи, и завыл.

— Ярила?! — уставился я округлившимися глазами на вожака-вояра, приняв за призрак.

— Шаляй, брат, — стащил варвар с меня Глума.

— Какими судьбами, вожак?

— Она одна у нас с тобой, брат.

— А что же Велизар и Хорс? Где браты?

— Я вернулся за ними, как и условились, но они исчезли — оба, вот и подался по твоим следам, дождавшись, когда изверги потеряют бдительность. Кстати, что ты делал тут с этим? — Ярила пнул Глума ногой в бок.

Изверг застонал.

— Как это что! Бежал от них, а этот изверг вёл меня в наши земли, брат! — возмутил меня до глубины души Ярила.

— Там, — вожак махнул факелом мне в ту сторону, куда меня вёл дикарь, — прорва!

— Ах ты, изверг! — не удержался я, и также пнул Глума. — Глумиться вздумал? Вот я тебя...

Оттащив меня силком от дикаря, Ярила настаивал бросить изверга.

— Га, брат Шаляй.

— Ага, чтоб он потом сам за нами с извергами га?

— То не сдюжит.

Подтверждая слова Ярилы, Глум, обхватив руками ногу, качался и скрежетал зубами от боли.

Сам напросился изверг!

Теперь длак не отойдёт от него, пока не загнётся — и пожрёт.

— Чтоб я и тебя, тварь, никогда больше не видел возле себя, — пригрозил я длаку разобраться в будущем с ним, если когда-нибудь ещё встречусь ненароком. — Дальше куда, вожак? Веди!

Я рассчитывал двинуть в земли родовитов, но наш путь снова пролёг по горной реке в Шишмор. Где-то же она впадала в иную — равнинную, — там, где мы расстались с Велизаром и Хорсом.

И мне плевать, что там опасно! По мне уж лучше среди порождений жить, чем среди таких извергов, коими оказались дикари с гор. Всё-таки отвлёкал себя мыслью, что не прочь бы узнать наверняка: власть поменялась там или как? Но разлад я внёс в род извергов основательный! Немало прольётся кровушки там у них, пока всё вновь пойдёт на лад, соответственно и нас, варваров, нескоро побеспокоят. А когда опомнятся, мы с Ярилой будем уже далеко. И надеюсь: свернём всё же к Лысой Горе, а не к прорве. Да чему быть, того не миновать. К тому же вожак понимал: ходок из меня нынче в моём состоянии никудышный.

Спустившись к бурлящему потоку горной реки, мы затушили факел, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания со стороны.

Брызги, накатывая волнами на выступ, достигали нас как в хороший шторм на море. Насколько уяснил я, вожак столь незатейливым образом, стремился отбить запах крови. Когда меня самого едва не смыло в реку. Но обошлось — и то за счастье. А не сомневался: на мою долю с ним выпадет ещё немало несчастий. Едва займётся заря — выглянет край солнца из-за гор извергов — мы снова отправимся в путь, а пока я мог отдохнуть и вздремнуть. Уж что-что, а варвар не предаст меня, на то мы с ним оба братья-славяне — не изверг, как некоторые, в кого я не стану тыкать пальцем; копьём — ещё, куда ни шло, поскольку заслуживали не только этого, а чтоб их страхолюд там пожрал всех от мала до велика.

С таким вот кровожадным настроением, я не заметил, как убаюкал сам себя, очнулся от привычного уже толчка вожака.

— Га, — коротко пояснил он дальнейший план действий на сегодняшний день, и сунул мне в довесок кусок сырой рыбы. Но не сказал, как изверги — жри.

Да я всё равно подавился, закашлявшись.

И на том спасибочки, варвар, что озаботился судьбой чужака. Иной бы на его месте бросил меня, но не Ярила. Вожак-вояр в ответе за меня перед волхвом с Лысого Горба и не только.

Ню, как же я снова к тебе хочу — увидеть и обнять. А хоть немного побыть вместе наедине, и такого порассказать, что ночи не хватит нам — и на всё прочее в том числе.

Эх, она как несбыточная мечта, мелькнула птицей счастья и скрылась где-то далеко-далеко в облаках.

И зачем я только расстался с тобой? А сама отпустила меня? Или так надо было поступить, даже знай мы наверняка: нам не судьба больше свидится!

Нет, свидимся! Обязательно, Ню! Я ж тот, кому пророчеством предсказано изменить ваш дикий мир и первобытные нравы! Да что-то пока с трудом в это верится самому! И не будь у меня твоего дара, — рука сама легла на оберег знахарки, — давно б расстались с тобой. А так держишь меня за счёт него на коротком поводке, чтоб не забывал ничего, и помнил: всё ещё возможно — и наша встреча вновь.

Как же мне не хватает тебя, Ню...

— У-у-у...

Что? Опять ты, тварь! — оглянулся я, и приметил длака.

Поначалу обрадовался в глубине души, но быстро спохватился: не ведёт ли снова по моему следу извергов?

— Ну, смотри, ежели ещё раз сбежишь — прибью! И даже не сомневайся! Говорю это открыто: так и будет!

Длак прыгнул на меня, вылизывая кровоточившие раны.

— Втрескалась, сука, — гоготнул Ярила.

Уж от кого я этого не ожидал — от вожака. Но лишний раз напомнил мне: является варваром.

Ладно, веди, брат-родовит, и смотри, не заведи нас к чёрту на кулички! — не улыбалось мне столкнуться с иными неведомыми мне монстрами этого мира. Нынешних, коих уже увидал, иным попаданцам хватит за глаза на всю оставшуюся их недолгую жизнь, не говоря уже про мою собственную. И ведь начал свой путь в этом мире с "укоротом" на "бэтээре", а теперь вот иду с копьём дикаря да его же ручной тварью вслед за варваром.

* * *

— Где ж вы, выродки? Куда запропастились? А кто жаждал сразить меня, Шиша? Вот он я — нападайте на меня! — носился по Шишмору злобный дух в окружении вихря из крылатых порождений. — Страшитесь? Забились по щелям? Вам всё равно нигде не скрыться от меня, я отыщу вас, и достану даже из-под земли!

Её и перерывали "лохи" с "олухами", а в небе над ними носились стаей оторвы.

Глава 23

"Не страшитесь действительности, пускай сама страшится вас!"

Длак дорогой то и дело облизывался самодовольно, показывая всем своим видом, что обрёл нового хозяина, сделав выбор в мою пользу — мерно дробил чуть сбоку, и его обвисшие вниз из-за приличной длины уши, болтались как у шута на шапке. Мне почему-то захотелось прицепить на них по бубенчику, ну или колокольчик на шею, поскольку с виду и не скажешь: тварь, каких свет не видывал — мой свет уж точно. И застрял я здесь надолго и основательно.

Нет, всё-таки устрою ребятне по возвращении им из длака ручную игрушку, пусть потешаются над хищной зверушкой, уж варварята ему спуску не дадут, — снова вспомнился мне тот безымянный мальчонка, вытащенный нами с Нюшей по подсказке Варвары из подпола.

Интересно, какое у него имя? — отвлекался я от гнетущей действительности, представляя, как всё же вернусь когда-нибудь в селение родовитов у Лысого Горба и заделаюсь рыбарем. Рыбалку я любил до беспамятства, и анекдот про нас, рыбаков, классный придумали: была бы лужа, а "рыбак" найдётся. Но зато зимнюю рыбалку не очень уважал — из-за холода и мороза — так, если только прогуляться и лунки поделать, да жерлицы поставить, а самому кататься меж них без коньков по льду. А чтоб сидеть и дёргать за тонкую нить лески, глядя во все глаза на мормышку — увольте. Тут и спиться недолго, да и нервов никаких не хватит. А вот рыбалка с жерлицами предполагает приличную физическую нагрузку, и беготня меж ними полезна для укрепления тела и духа.

Ух...

Что-то рано я распланировал свою жизнь в здешних краях, и потом, блуждаем по землям дикарей, а не варваров. Тут хватает тварей, как из обычных хищных, так и из прорвы в мордах (а не лицах) порождений, исчадий и чудовищ. С последним страхолюдом, когда столкнулся, страху натерпелся на всю оставшуюся жизнь. Даже и не знаю, чем прорва или её твари, могут меня ещё удивить? Но тут, видать, особый случай. Ярила встал, как вкопанный, да и длак вскочил меж нами, опасаясь нападения неизвестно откуда.

Я сам остолбенел, прислушиваясь к отдалённым хлопкам и шорохам. Никак за нами увязалась крылатая тварь? Уж с кем, с кем, а с тем, кто атаковал меня даже в дебрях Шишмора, не испытывал никакого желания встречаться вновь. Толку тут от копья изверга, пусть и с тяжёлым и довольно острым наконечником мало. Не привык я к столь массивному и громоздкому оружию, утратив безвозвратно любимую лопатку. И будь тогда она у меня, досталось бы на шиши не только страхолюде, хотя и так разобрался с ним. Ну и с этой тварью на пару с Ярилой сдюжим.

— Сдюжим, тварь? — подмигнул я длаку.

Тварь была готова провалиться сквозь землю — кинулась рыть лапами, привлекая к нам со стороны внимание хищника.

Ага, слышу его, но пока не вижу, как он прыгает и скачет, расправляя крылья, и планирует с ветки на ветку, и кружит, кружит, кружит.

Летела б ты отсюда, тварь, по-хорошему, а то ведь можем и по-плохому.

Вожак стоял, сжимая левой рукой снизу ножны от клинка на спине, а правой — держал за рукоять, припав на одно колено.

А я чего, дурак, торчу как истукан?

Сам уподобился ему, уперев копьё тупым краем в землю, придавив сверху стопой. Всё сподручней будет встретить вражину.

Жду. Не я один. Ярила сросся с обоюдоострым клинком, кажется, вообще не выказывает никаких эмоций, зато длак, тварь такая, осыпает меня вылетающей у него из-под лап землёй.

Чуть отвлёкся на него, скосившись краем глаза на то, что он там сотворил. Ого, окопчик что надо — сам бы там залёг вместо длака. Но тварь на этом не успокоилась, увеличивая высоту бруствера и глубину окопа, наконец, затихла, схоронившись там — закопалась, засыпав себя сверху землёй.

Угу, теперь мне ясно, как обычно длак избегал неприятностей. На будущее непременно учту и воспользуюсь его методом, когда смастерю себе нечто подобное на утраченную сапёрную лопатку.

Не прекращаю озираться, чуть двигая головой влево и вправо, являя собой комок нервов — один, иной — длак. Ярила — вожак, ему вообще неведом страх. Или я ошибаюсь — страх и для него нормальное состояние, заставляющее человека или иное живое существо мобилизоваться и не делать глупостей.

Точно — вот что мне не стоит делать, так это глупостей. Надо выждать — набраться терпения, и хищник сам объявится подле нас.

Некто продолжал стращать нас, по-прежнему кружа, подбираясь, всё ближе и ближе, и хлопки крыльев, или чем он там лавировал, не становились громче и чётче, напротив расплывчатыми и сбивчивыми, словно отвлекал отзвуками эха.

— Покажись, тварь! — заскрежетал я зубами.

— Ш-ш... — Ярила шикнул на меня.

Я мешал ему прислушиваться — сначала длак, а теперь я.

Вожак привстал, не разгибая коленей, и чуть высунул клинок из ножен, приготовился к сшибке с кем-то, кто заставил меня забыть о самых сокровенных мечтах.

Чмокнув оберег на груди, я мысленно обратился к Нюше: спаси, родная, и сохрани. Уж очень мне хотелось вновь свидеться с ней, моей нежной, хорошей и милой дикаркой.

Ох... — пропустил я момент атаки довольно стремительного и виртуозного хищника, сумевшего избежать сверкнувшего над головой у Ярилы обоюдоострого клинка и даже торчащего надо мной в воздухе наконечника копья.

Оно вонзилось в землю рядом со мной, зацепив длака.

Неужто это нечто срезало его своим острым хвостовым плавником? — единственное, что я успел разглядеть, прежде чем тварь промелькнула мимо меня, скрываясь в зарослях дебрей, снова принялась кружить шумливо, отвлекая нас.

Да нет же, вот он срез, как будто по древку копья скользнул обоюдоострый клинок варвара.

Ну точно — его работа, — подобрал я отрубленное навершие. Теперь у меня нечто вроде суженого варианта моей лопатки и палки в руках.

Да длак, скотина, взвизгнул и пытался сбежать от нас — рванул от зарослей назад, гонимый тем, кого я снова толком не разглядел, а Ярила промахнулся — на моё счастье и мимо меня.

Я ощутил, как он чиркнул по вздыбившимся волосам, посыпавшимся на меня. И длак, куда ж без него твари, опрокинул меня в свой "окоп".

Скорее всего, этого и добивался виртуозный хищник, набросившись на вожака. Но Ярила не переставая махать клинком, вращал его сейчас над собой и вокруг себя, держа за рукоять обеими руками, наконец, сумел достать изворотливого хищника.

А, не по нраву, гадина! — разглядел я её, когда она мелькнула надо мной с длаком.

Да и как обозвать иным образом то, что напоминало змея, но с раскрытым капюшоном как у кобры. И знамо дело кого — аспида!

Так вот ты, какой... северный олень! С рогами, тварь. Ими и бодалась, да потеряла один рог, воткнувшийся в землю подле меня. Рука сама вцепилась в обломок. Помимо него, я вооружился обрубком с наконечником копья изверга.

— Не лезь, — крикнул Ярила.

Я ненароком отвлёк его, заставив пропустить скользящий удар от аспида. Ну, такой бы и я пропустил, а любой иной варвар или дикарь.

Увернувшись от вожака, аспид кончиком хвоста поддел его под ноги, захлестнув коленку и...

Только я видел их.

— Ярила... — во дурила я. Ещё бы! Понадеявшись достать аспида наконечником копья, я естественно промахнулся, вогнав в ствол дерева. И не выдернуть сразу, основательно засел, но когда мне всё же удалось овладеть им, на меня хлынула белёсая жидкость.

Не понял! Дерево живое? Хотя всё здесь — и звери, и растительность.

Я отскочил, поостерёгшись: мутная жидкость, струившаяся из дерева, подобная на молоко, может оказаться ядовитой и...

Не удержался, понюхал и даже рискнул лизнуть. Язык онемел, а нёбо связало.

Теперь и с тварью не поговорить, разве что жестами. Ими и старался объяснить длаку: нам надо га за аспидом. Бросать Ярилу, я не собирался. Во-первых, он вожак, а во-вторых, спас меня от изверга. Настал мой черёд выручать брата-родовита из беды.

— А-а... — твердил я вместо "га", наседая на длака — притопнул ногой, как карга.

Длак рванул от меня, и как раз туда, куда смылся аспид. Я кинулся следом, и меня сейчас лучше никому не тревожить, могу дров наломать. А именно на это сейчас и настроен был.

Прекратив петлять меж деревьями, длак бухнулся на задние лапы, и протяжно завыл, привлекая аспида. Всё верно — так и надо. Сам бы когда ещё догадался, а так тварь пособила в меру своих умственных способностей, и сделала в дальнейшем ход конём с прыжком в сторону от меня и затихла, намекая мне: мол, давай, варвар, сам напросился — кричи дальше сколько душе угодно.

— А-а-а... — закричал я то, что сейчас лучше всего получалось у меня. Иные звуки давались тяжело, про слова мне и вовсе не стоило заикаться. Тут и по слогам в членораздельную фразу их не собрать. — А-а-а...

Да тут, похоже, что кричи, не кричи, никто не появится. И аспид, повстречавшийся нам с вожаком, был не таким уж большим. Метра два — максимум, а если отбросить страх и взглянуть реальности в лицо, то можно смело сократить его длину на четверть или вовсе треть.

Мне не к месту и не ко времени вспомнился бородатый анекдот, как препод в строительном Вузе заставил блондинок измерить флагшток, а возможно и не анекдот, — вспомнилась мне моя прежняя жизнь там, откуда я родом сам. Так вот, набрали они стремянок, и всё пытались забраться на него, а один из парней, проходивших мимо, решил их выручить, чтоб они получили зачёт, а он от них — ну сами понимаете, что именно — выдернул его и, положив на землю, измерил рулеткой.

И что вы думаете? Не обломилось ему от них. Он, по их мнению, измерил длину, а им требовалось — высоту!!!

Вот и я тут торчу, как этот самый флагшток, а длак изображает блондинку — или наоборот? Фиг поймёшь, и как мне валить аспида, если всё же отважится напасть на меня, поскольку я уже — и вот он. А тварь не торопиться нападать.

Не знаю, чем бы всё закончилось, не рыкни длак. Был бы собакой, наверняка залаял, но и за его реакцию с меня должок.

Задрал голову над собой и туда же инстинктивно ткнул наконечником копья. Его и проглотила ползуче-свисающая вражина. А право слово — пресмыкающаяся... тварь. Скрылась, удрав от меня, и на этот раз, пожалуй, что безвозвратно.

— А-а-а... — ору я дальше, разбитый параличом в ротовой полости, призывая вожака. Когда и обозвать его иначе — атаманом — не судьба.

Да судьба она такая, забористая и брыкливая как зебра — то наступит чёрная, то светлая полоса. Не знаю, какая ожидала меня, но сверху вновь показалась тень.

Отскочить в сторону я не успел. На меня рухнул...

Вожак!?

Что ни день, то новость, а что ни новость, то сюрприз.

Ярила был обвязан чем-то липким. Сразу видно: постарался аспид, опутывая его нитью, точно паук, плетя паутину, или гусеница — кокон.

Надо будет разобраться с этой изворотливой гадиной, и что она представляет собой. А точно бы не отказался от данного трофея, пусть и не охотник.

Яриле ещё повезло, что он рухнул на меня, иначе бы свернул себе шею, а так двинул ей меня в живот, и всё — вскочил и разорался, варвар, подавшись к дереву, срывая на нём зло. Да подрубить не получилось — его ждал сюрприз, как и меня с тем самым деревом, в которое я угодил куском копья.

В рожу вожака ударила молочного цвета струя, заставив онеметь мышцы лица с мимикой возмущения.

— А-а... — издал Ярила знакомый мне до боли звук.

Понимаю тебя, вожак. Сам ответил ему аналогичной фразой:

— А-а...

Наверное, мы с ним позабавили длака, поскольку тварь выдала нам:

— У...

Как всё запущено, — додумал я про себя фразу, не имея возможности её озвучить.

Вот и общались с вожаком жестами, используя первую букву алфавита во всех инсинуациях, полагаясь на интонацию. И вроде у нас получалось это неплохо, во всяком случае, мы понимали, чего каждый из нас добивается от соратника по несчастью, тогда как длак стал подвывать.

Да и чёрт с ним, с аспидом! Не он первый, не он последний, а попадётся иной такой — уж как-нибудь разберёмся, коль с этим совладали.

— А... — вожак. Веди, давай! — указал я ему в сторону, и надеюсь: Быстрой воды, куда и пролегал наш путь, проложенный им.

Однако варвар заинтересовался натёкшей жидкостью под ноги. А по мне, так лужа, как лужа, правда, на вид из пролитого молока. Но что-то длак не спешил её лакать — сторонился, чтоб ненароком не попасть на разлетавшиеся от неё во все стороны капли.

А тут вдруг варвар прыгнул в неё и искупался.

Ну не дурак ли? А то может оказаться: отбил себе голову при падении с дерева на меня. Так ещё и сам загнал меня туда силой.

Чтоб тебя, истукана! — поостерёгся я превратиться в некое подобие идола из-за этой жидкости, вскоре понял, что она представляет собой каучук, поскольку одежда на нас стала почти резиновой, напомнив комбинезон подводного охотника.

А здорово это придумал вожак. Надо будет непременно взять на вооружение его метод маскировки, поскольку мы, пока на нас окончательно не застыла древесная жидкость, качались по земле, цепляя на себя траву, листву и всякую прочую ветошь.

Встреть кто меня в моём мире, а и в этом из дикарей, решит: столкнулся как минимум со страхолюдом.

Запах гниения с разложениями, заставил нас с вожаком замереть. Ещё немного и оба могли бы умереть, но не от страха встречи с "олухом", а при стычке с ним; странным образом избежали её. Он погнался за длаком, а нас словно и не заметил, игнорируя как доступную пищу в своём скудном рационе питания.

Ну, сама виновата тварь, что отказалась купаться как я с вожаком.

А тут и "лохи" пожаловали под раздачу — стояли как столбики и раскачивались из стороны в сторону, принюхиваясь к посторонним запахам — вроде и чуяли нас, но никак не могли разглядеть среди зарослей дебрей; прошли мимо, удаляясь от нас, заставив натерпеться страху. Их тут толпа, а нас с вожаком всего двое. К тому же запнулись об него и наступили на меня. Но я сдержался, чтоб не закричать от боли. Раны всё ещё ныли и саднили. А некоторые, похоже, кровоточили.

Я показал вожаку жестом: хочу "пить"; и он вывел меня на берег реки с быстрым, но не бурлящим течением, как у горной.

Пришлось изобразить фляжку — я напомнил ему про "аптечку" и эликсир.

Ей он и набрал воды, поясняя мне в свою очередь: допинг закончился, дальше хоть травой давись или травись. А какой именно, поди, ещё разберись — недолго и впрямь отравиться, когда и челюсти с языком не ворочались. Мы сами были подобны на ходячих "лохов", единственное отличие: от нас пахло растительностью, а не разлагающейся плотью.

И снова враги. На этот раз странные, таких я раньше не встречал. В небе кружили кто угодно, но только не стервятники. Мы заинтересовали одну из крылатых тварей, спикировавшую к нам камнем вниз, но приземляться она не стала, заставив нас с вожаком прикинуться корягами, обросшими мхом с лишайниками. Да по запаху и учуяла, тварь такая — зашипела на нас, прыгнув на ветвистую крону, повисла вниз головой, укрывшись крыльями; выглядывала из-под них на нас хищными очами на обтянутом кожей черепе вытянутой яйцевидной формы с ушными раковинами и рожками, защищавшими их.

Я думал: уже ничто страшнее страхолюда или аспида в этом мире по определению быть не может, а оно вон как всё вышло — эта тварь не иначе из прорвы вышла, и явилась сюда по наши с вожаком души.

Нам бы с Ярилой один лук с колчаном полным стрел на двоих, уж мы бы эту вражину не упустили и достали, понимая: следит за нами, и не упустит. Не корни же нам тут на берегу пускать из-за неё. А то неровен час припрётся какой "олух" или "лохи" толпой, и опять придётся сплавляться по течению реки вниз до водопада, но Ярила планировал подняться выше — к землям прорвы.

Ой, не надо нам туда пока с ним, а то ведь и эти вражины сами готовы затащить нас туда!

Как в воду глядел, накликав беду. Хотя нет, вру: кто и накликал — крылатая тварь, и всем тварям тварь, привлекала тех, кто, как мы, передвигался по земле.

Из-под земли, окружая нас, полезли "лохи". Да нам до воды пару шагов. Я сделал их разом с вожаком, но от опасности не убереглись. Оторвавшись от ветки, крылатая бестия закружила над нами, стараясь выхватить когтистыми конечностями из воды. И ладно бы одна, а то всю стаю призвала.

Теряя остатки сил, я погрузился в реку с головой, вдруг понял: приплыл, оказавшись выброшен быстрым течением на отмель. Крылатые бестии только этого и ждали, обрушившись стаей на нас с вожаком. Одну рубанул клинком Ярила, отсекая когтистую лапу, распорол крыло и даже шею рассёк, а добил уже я, как мне показалось, вонзив в неё обломок копья с наконечником.

Бестия забилась, поднимая брызги грязи в воздух, не собиралась подыхать. Её крыло затянулось прямо на моих глазах, и это ещё не всё — сама выдернула обломок копья когтистой лапой, отшвырнув в сторону. И обвисшая лапа срослась.

— Ах ты... тварь! — проступила у меня человеческая речь.

Она кинулась на меня, а я на неё, и мы провалились с ней в реку, подавшись камнем на дно.

Раздирая на мне каучуковую защиту, бестия перестала трепыхаться, да и у меня практически иссяк в лёгких кислород. Вот и всплыл вновь на свой страх и риск, глотнув воздуха, снова нырнул, иначе, задержись я дольше на поверхности, и бестии, кружащие над рекой, оторвут голову. Так что вожака я не видел. Не до него мне сейчас, самому бы выжить, а как — уже неважно. Важен сам результат, и даже отрицательный, тоже своего рода результат. Ведь на ошибках — собственных — и учатся.

Забившись в тину у береговой линии, я застыл, изображая из себя свалившуюся в реку корягу — всплыл недалеко от отмели. Бестии кружили там, но я не заметил, чтоб они атаковали вожака.

Ярила исчез, и, наверное, точно также держался где-то у берега, выискивая меня аналогичным образом, водя глазами по сторонам.

Не одни мы искали друг друга — крылатые вражины тоже рыскали в поисках нас, а также привлечённые ими "лохи" с "олухами". И если "лохи" избегали света и воды, то "олухи" напротив старались зарыться в прибрежную грязь — спасались ей от испепеляющих лучей солнца.

Одно из жутких порождений я чуть не спутал с вожаком, услышав шипение иного рода от другого невидимого существа:

— Чую, чую, чую... — зашёлся Шиш, а больше некому, кроме злобного и бесплотного духу прорвы. То его земли — Шишмора. — Зрю, зрю, зрю...

Зажмуриваться не пытался — смысл, если призрак наткнулся на меня. Из оружия у меня рог аспида. Им я, конечно, шиш достану Шиша, а вот "олуха", пожалуй, что смогу. И вновь избегая стычки с бестиями, нырну в реку.

Размечтался что-то я не к месту и не ко времени. На моей шее захлестнулась удавка. Подкравшись незаметно, крылатая тварь душила меня хвостом.

— Ярила-А-А... — воззвал я к вожаку.

Всплеск воды вперемежку с грязью и передо мной свернул обоюдоострый клинок.

Спасён!

Варвар атаковал бестию, обозвав при крике:

— Оторва! Хоронись...

Да эту гадину так просто не зарубить, её надо топить. Но уже хорошо то, что вожак отсёк ей хвост, и мне удалось сорвать его с себя.

Как на нас ринулся "олух".

Чудом отбились в очередной раз, уходя от порождений прорвы под воду, держась у дна, и всплыли уже в заводи с нависшим над нами карнизом. Только бы соорудившая её речная тварь не выдала нас, почуяв чужаков. Видимо понимала: в тесноте, да не в обиде. А то неровен час — порвут нас вместе с ней порождения прорвы. Хотя кто знает, что у твари на уме. По мне, так я бы сам её после съел с превеликим удовольствием, но варвар не позволит, не рыба — табу.

Ладно, уж как-нибудь перебьюсь. Об утробе после озабочусь — иным образом. Тут не до жиру, самому бы быть живу — и то хорошо.

Пронесло.

Оторвы носились над рекой, а злобный душ шипел на них, и не только — от него на шиши досталось и "олухам" с "лохами".

И это порождения прорвы воевали с нами днём, а что будет с наступлением ночи? — уставился я в надежде получить ответ от вожака.

— Ш-ш... — зашипел он, чуть слышно.

Да я что — молчу, и даже не мычу, а стараюсь и вовсе не отсвечивать, сливаясь с грязью.

Покружив над отмелью, оторвы понеслись дальше, зато поблизости закопались "лохи", ну и "олухи" засели, как мы, в прибрежной хляби. И только ждут твари, когда сами объявимся перед ними.

— Га... — указал вожак вверх по течению, и подрезал пару стеблей речной растительности полой внутри, предложив использовать в качестве дыхательных трубок.

— Ага, — утвердительно молвил я, и также еле слышно шёпотом, стараясь не ворочать губами. А то мало ли что, а оно нам надо?

Медленно съезжаю с вожаком под воду, и уже там хватаю трубку ртом, выдувая из неё воду, и гребу сначала по дну, а то вдруг какая-нибудь глазастая тварь с воздуха приметила струйку, фонтанирующую из подрезанного стебля, и поминай, как звали.

Ничего страшного вроде не происходит, во всяком случае, пока, а там, дальше, время покажет: прав был вожак или как.

Держимся и дальше рядом, то он обгонит меня, то я — его. И ведь здорово получается — у берега течение практически не ощущается, вот и дышим с ним равномерно, стараясь не привлекать внимание к дыхательным трубкам тварей. А кто знает, когда начнутся земли прорвы, и на кой ляд вообще туда плывём? Лично мне надо к Нюше и детям! Но так и быть, вдруг до скопытившегося "УАЗ" доберусь, а там чем-нибудь привычным для меня разживусь. Например, топливом в канистре. А помниться валялась в багажном отделении, и вроде не пустая. Сойдёт за мину замедленного действия, если воспользоваться ей с умом. И мало ли на что ещё сгодиться. Там ведь колёса. Можно попробовать завести, и пусть не с пол-оборота этого козла, а не машину, ну уж с толкача при наличии варвара стоит попытаться. Вдруг ещё удастся покататься?

Вот будет сюрприз родовитам — телега и едет сама по себе. Да ещё я в ней. Чем не волхв, а и с Лысого Горба удивлю волхва, но прежде надеюсь Велизара. Его с Хорсом ведь и ищем.

Сделал остановку, и, всплыв, уточнил. Вожак твердит: следы Велизара с Хорсом обрываются ещё до реки. Соответственно порождения достали их и потащили в прорву.

— А на кой? — усомнился я.

Им проще было сожрать их. Но Ярила непреклонен — не обнаружил следов крови. Да наткнуться на останки, если братов пожрали порождения, нечего и рассчитывать. Сказал бы проще: интуиция у него железная, вот и всё, а ни разу ещё не подвела вожака. Знает, куда и на что идёт, так и меня с собой ведёт. Ведь я сам оттуда, и пускай проездом был, но... Вдруг найдётся вход в мой мир, да окажется открытым? Ведь если что — порождения не откажутся заглянуть и к нам, туда.

Вспомнил девчушку с ночными страшилками, твердившую: "оно" пришло за нами. И утром мне: не ехай туда. А куда: туда и попал с мужиками под раздачу.

Нет, значит, туда, в прорву, мне и дорога. Либо затворить лаз надо в свой мир, либо придержать открытым для себя и Нюши с детьми. Думаю, там и ей будет лучше — найдётся применение её способностям к целительству, — и детям. Там у нас твари не расхаживают по ночам, такие как тут — и днём тоже. Да и потом, нам необязательно ехать в город, можно и вдали от цивилизации жить тем образом, к какому привыкли варвары. Земли у нас там, и нехоженой, столько, что не одно племя родовитов можно поселить при их желании.

Да что-то я опять задумался не о том, о чём следовало мне с вожаком. Ярила толкнул меня, привлекая внимание, и мы двинули с ним дальше у берега по реке вверх, следуя против течения. Чем дальше забирались, тем сильнее оно становилось, и тем больше нам приходилось прикладывать усилий. Раз на глаза попалась рыба, я предпринял попытку нанизать её на рог аспида, но она ушла, а затем Ярила ткнул ещё одну клинком, но и та соскользнула с него, оставляя багровый след, растворившийся в проточной воде в мгновение ока. И всё же нам удалось добыть себе еды старым проверенным способом — под камнями у дна я наткнулся на пару створчатых моллюсков. Их и проглотили сырыми, не опасаясь несварения или кишечного отравления. Если сырую рыбу жрать могли, то и тех, кого даже в моём мире принято употреблять сырыми, в лучшем случае поливая лимонным соком — слопали с превеликим удовольствием и не думая давиться, а были не прочь ещё чем-нибудь таким "отравиться".

Выбравшись в очередной раз на берег, мы прислушались и принюхались, стараясь упредить опасность, таящуюся на границе с прорвой. И местность здесь лично мне незнакома. Тут лес был уже мёртвым, а небо тёмным даже днём.

Так вот какая она, эта прорва — мёртвая земля, а чёрная и выжженная до состояния угля. Песок, точно порох, и никакой тебе травы, кругом одни лишайники. Даже мха невидно. И прочей растительности. Древа как коряги-исполины с безлистными кронами, казалось, растут вверх корневищами. И так повсюду, на каждом шагу, словно здесь произошла невиданная для мира дикарей и варваров катастрофа планетарного масштаба.

Если я в глубине души прав, то кто же устроил катаклизм? А и страхолюд обитающий близ прорвы — мутанты, один в один.

Ладно, поглядим, что твориться дальше, хотя и без того очевидно: здешние земли радиоактивны.

Не инопланетяне же на НЛО свалились на головы варварам и дикарям?

— К вам спускались боги, коим вы поклоняетесь, насаждая повсеместно истуканов? — задал я прямой вопрос Яриле, вспомнив лабиринт из камней на Лысом Горбу подобный по внешнему виду на спиралевидную галактику.

Сам вожак их не видел, но в скрижалях волхвов говорилось: в их мир пришли небесные воители.

— Ты мне тут страшилок не бай на ночь глядя! Небылицы мне ни к чему! Лучше бай: Велизар или Драгомир сталкивались с ними? Или прочие волхвы?

— Пращуры. Так возникла прорва и наша земля! На землю опустились разом свет и тьма!

Ясно, что пока ничего неясно, но одно мне и без того очевидно: прорва — язва на теле земли, и следует разобраться, откуда тут берутся эти бесплотные духи вроде Шиша и оторвы с оживающими мертвецами. Кто-то же их разводит? А соответственно и верховодит ими в проклятых землях.

И толпой сюда варварам валить действительно не стоит, как замыслил Велизар поднять дружину Великограда, да волхвов по иным селениям, и нагрянуть в прорву.

Знать тут враг рода человеческого таиться, и не хоронится, поскольку не боится ни варваров, ни дикарей, но и побороть их пока не может. Что, если пытался сотворить временной переход, а в него угодили мы? Или ещё куда-то портал наводил, например, в знакомые ему миры, откуда сам провалился сюда?

Как говориться: чем дальше в лес, тем злее твари.

Одна такая сюда к нам и пожаловала — глаза горят, пылая огнём, из ноздрей валит дым, а из пасти при дыхании вырываются языки пламени. Демон во плоти, и близко к нему не подойти.

Мне бы бинокль Доки, разглядел бы получше, что там за оно, и как его будет сподручнее валить. Да где там разглядишь, когда от неё валит дым.

Хоронимся с Ярилой. И что же видим? Подле чудовища возникает иное исчадие. Глядеть на него, я отказываюсь, а вот вожака поедаю глазами, пока исчадия с тем же успехом не заметили нас и не пожрали сами.

Валить надо, варвар, и чем дальше отсюда, тем лучше, но не быстро, а очень-очень медленно добраться до Быстрой воды и по ней смыться из прорвы — иным образом не получиться, даже провалиться в мой мир.

Я пока что не заметил никаких аномалий вроде светящихся и искрящихся вдали огненных сфер.

Накаркал.

Из-под земли в небо устремился огненный выброс, и именно столб огня, а не гейзер. Вулкан в миниатюре. Но так не бывает! Этого не может быть! Чтоб вот так одна вспышка и никакого землетрясения.

Там и скрылись оба чудовища, заставив меня испытать двоякие чувства: с одной стороны — неприкрытого любопытства, а с иной — чудовищного страха. Что и говорить: глаз видит, да зуб неймёт! Вот и мне неймётся — охота глянуть туда, и делай со мной что хошь и кто хошь.

Не в огне же обитают эти "демоны"?!

Гляжу на вожака. Он сам уже не рад, что забрался со мной сюда. По-хорошему нам и впрямь стоит свалить, причём без оглядки, но переглянулись с ним и словно сговорились: пойдём до конца, а какого — и так очевидно.

Прости меня, Ню, выходит, что не судьба нам больше свидеться с тобой. Если забудешь меня, не обижусь и пойму — у тебя на руках дети, а им нужен отец, ну и тебе муж. А я уж... ни на что больше не сгожусь.

Ярила привстал, а я ещё только приготовился последовать за ним, прикрывая со спины.

— Оторвы, — прыгнул на меня вожак, подминая под себя.

Из-под него и взглянул на крылатых бестий прорвы. Что там они волокли в лапах, а? Точнее кого-то. И кого — можно было не сомневаться: одного из нас.

Хорс или Велизар там у оторв?

Они тащили свою жертву играючи, перекидывая одна иной. Стало быть, им тяжело — давно тащили, издалека.

Но это не человек, — дошло до меня. В лапах у них была тварь.

Длак, чтоб его!

Оторвы скинули зверюгу в то самое отверстие, откуда следом вырвался столб огня. Не в жертву ж принесли тварь? Выходит там, помимо исчадий обитает ещё некто? И нам с вожаком стоит заглянуть туда, хотя бы одним глазом, и если я не ошибся, то переговорить с глазу на глаз с любым чудовищем, будь оно хоть дьяволом во плоти.

Нет, твари не жалко, длак сам виноват, что подался со мной. Но у меня что-то всё-таки ёкнуло внутри — сердечко в том числе, заставляя не сомневаться в сделанном спонтанно выборе. Интуиция хоть и подсказывала: не лезь туда — убьёт! Так ведь не ток, и огненная бездна — не трансформатор.

Я уже засёк, с каким интервалом происходят огненные выбросы на поверхности (и довольно прилично по времени) и если там есть спуск, шанс проникнуть внутрь и избежать огня — реальный, а нет — поищем иной менее опасный проход туда. А то, что это проход, и ведёт в логово хозяина прорвы — к гадалке не ходить, той, что карга. И вряд ли она там хорошо поживает у себя. Не дай Бог, встретится с ней, как давеча с её внучками! А то, что встретим кого-нибудь похуже в недрах прорвы — без сомнения.

Вожак помог мне отринуть последние сомнения — сжав в руке клинок, подался вперёд, увлекая меня за собой.

Мы подобрались с ним практически до жерла, откуда, пока шли, ни раз столбами вырывались огненные вспышки, взмывая во тьму прорвы, и озаряя округу.

Переждав очередной выброс, Ярила перекрестился обычным для родовита образом наложив на себя кривую молнию, а я по православной традиции крестным знамением, поцеловал оберег Нюши.

До встречи со смертью в аду у нас оставалась ровно пара минут и ни секундой больше.

Несколько размашистых скачков, и вот она бездна — перед ногами. А где-то там, далеко внизу, пылал огонь, освещая подземный грот пещеры. Нам с вожаком оставалось сделать всего один-единственный шаг, и мы бы с ним сделали его, но нас опередили "демоны", выскочив из потайных отверстий.

Попались... как дети!

* * *

— Схватить выродков! — завыл неистово от ярости Шиш. — К хладнокровному их! То-то порадуется! Ха-ха-ха...

Глава 24

"Дом там, где тебя ждут и любят!"

Пылающий взгляд, источающий ненависть ко всему живому и испепеляющий всякого, кто посягнёт на земли прорвы — таковы были здешние порождения. Издалека они казались жуткими, а при близком "знакомстве" с ними и вовсе чудовищами. В каждом метра два роста, и это в сгорбленном положении — опирались на лапы, преломленные странным образом даже для животных. То же касалось и всего остального. Из чуть приоткрытой пасти вырывался язык пламени — всё та же гидра, но не тёмная, а огненная, как аспид у Велизара.

Теперь понятно: откуда у волхва столь необычные способности — побывал здесь до нас с Ярилой.

Варвар оттолкнул меня от себя, сам прыгнул в сторону, избегая столкновения с одним из двух чудовищ, кинувшихся на нас. Расчёт вожака оправдался — дышащая серой сторожевая тварь, угодив под огненный выброс, взмыла в тёмное небо.

Ну вот, двое против одного чудовища, — много легче осознавать это, но не сражаться с ним. А тут ещё и улетевшая в небеса тварь, рухнула метрах в ста от нас, поднялась, отряхнулась и снова кинулась к нам.

Что на это скажешь, вожак?

— Га... — закрыл он собой меня.

Оно и понятно: самому пора прыгать в огненную бездну, иначе край.

А, была, не была! — шагнул я в пролом и инстинктивно раскинул руки в стороны, стараясь ухватиться ими за края, но сделал это значительно ниже, ощутив внутри огненного колодца жар — и нарастал, снова поднимаясь на поверхность.

— Ярила! Вожак! — закричал я.

Родовит не слышал меня — мой голос перекрыли чудовищные рыки на поверхности, кои в свою очередь заглушил вырвавшийся с грохотом огненный столб. Я бросился от него прочь со всех ног по освещённому отрогу подземелья, чувствуя, как на мне дымиться одежда скручиваясь вместе с прицепившимися к ней листочками и травинками растительности; сам оказался демоном во плоти, источая множественные огоньки. Маскировочный костюм превратился в маскарадный повелителя ужаса на данном уровне — обуглился. И мне не сорвать его с себя — прикоснувшись, обжёг руку.

И ладно бы только эта неприятность приключилась со мной, а то над головой во тьме вспыхнули зловещие огоньки очей очередного исчадия, предпочитающего обитать на потолке головой вниз.

Сразу вспомнил оторву, однако при выбросе огня из недр зловещего подземелья на поверхность, сумел разглядеть висящее надо мной чудовище, и оно нисколько не походило на неё — было много крупнее и ужаснее.

Сверху на меня упала слюна, едкая и ядовитая на запах, с шипением разъела защитный обуглившийся покров моего наряда — испарилась.

Где ж Ярила? Почему не двинул вслед за мной? Без вожака мне тут никак, и одному не справиться!

В пору было звать варвара.

Полагаясь не только на глаза, чудовище изучало меня — оно принюхивалось, пыхтя в широкие ноздри, дополнительно прислушивалось, не забывая про слух.

Пришлось подсунуть ей рог аспида, отбивая им свой запах — человечины. Оно фыркнуло, и как ни в чём небывало, укрыло голову крыльями.

Взглянув на чудовище при новой вспышке, я бы ни за что не отличил её от сталактита — оно в точности повторяло нарост, даже слизь стекала через небольшое отверстие. Выходит, сытая, а то бы заинтересовалась мной всерьёз.

Стараясь не издавать лишних шумов, и делая осторожно каждый новый шаг, я попятился прочь, следуя далее по туннелю, уходившему по наклону вниз, постоянно норовившей завернуть меня к месту входа, но я всё дальше и дальше удалялся от него, затыкая ладонью лицо.

Вонища, витавшая тут, выворачивала нутро наизнанку, и хорошо, что я питался в последнее время впроголодь, иначе далеко бы не ушёл.

Тлетворное разложение экскрементов достигло столь угрожающего уровня раздражения на мой организм, что мне пришлось соорудить некое подобие повязки из останков одежды.

Шаг, ещё шаг, — считал я каждый последующий. Торопиться некуда, и бессмысленно — один неверный шаг или движение, и всё — назад хода нет. И на кой я только полез сюда? Тут, если имелся вход, то в преисподнюю!

Остановился, вглядываясь во тьму — мои глаза светились, позволяя мне различать всё, что попадалось на моём нелёгком пути.

Развилка! И что теперь? Как быть? Куда идти дальше? И зачем вообще куда-то идти?

Мимо меня промелькнула тень чудовища. Мне повезло, что я держался у стены, остерегаясь быть затоптанным много раньше. А это б, несомненно, раздавило меня и не заметило. Слишком огромное оно было, но не скажу: неповоротливое, как раз наоборот — прыгнуло при развилке на стену и подалось по своду вниз.

Подкравшись к развилке, я заглянул в оба прохода — и первый, и второй уходили вниз, закручиваясь всё той же спиралью.

Нет, лезть туда, не знаю куда — не по мне.

Выход нашёлся сам собой. Я подобрал булыжник и швырнул в левый проход от себя. Камень с характерным грохотом поскакал вниз, а я прислушался, ловя отзвуки удаляющегося эха, полагаясь на слух, стремился определить приблизительно глубину.

Источник звука, исходящего эхом от камня, прервался, но я засомневался: булыжник достиг дна, скорее всё ещё продолжал падать и падать.

Я уже взял иной обломок для проведения повторного опыта с правым проходом вниз, как оттуда до меня донёсся вопль:

— У-у-у...

Выл длак. Так мог заходиться только он. И словно звал меня к себе на помощь — чувствовал, а я: нужен там ему не меньше, чем он сам здесь мне.

Выбор был сделан мгновенно и окончательно — я кинулся в правый проход, сжимая в одной руке булыжник, в иной — рог аспида.

И на что я надеялся? Сам себе удивляюсь! Но пошёл до конца — назад пути уже не было. Отсюда не выбраться — из прорвы живым не уйти! Да и мёртвым не всем и не всегда удаётся.

А вот и я! — мысленно обратился я к тем, кто напал на длака.

Но рядом с тварью не было ни души.

— Какого ты... орёшь тут?! — накричал я на длака.

Тварь живо переменилась, и заискивающе завиляла хвостом, подавшись ко мне с повинной — признала хозяина.

Но не меня! Это я на раз уяснил — обернулся, и нечто тёмное поглотило меня. Последнее что уяснил: пропал. И всё — провал, словно земля ушла из-под ног.

Недолго же я пребывал в неизвестности, и никто меня, за время моего пребывания во тьме, так и не побеспокоил — ни один призрак или дух, пока не услышал то самое шипение.

— То он, хозяин! Один из тех, о ком у выродков сказано в пророчестве! Я проверял — всё сходится! Его надобно уничтожить — испепелить! Стереть, ежели вам будет угодно!

— Найди кристалл, Шиш!.. Исчезни! Сгинь!..

На какое-то время стало тихо — голосов извне на слух я больше не воспринимал, зато отчётливо ощущал иной раз лёгкий порыв ветра, касавшийся меня, словно тот, к кому обращался призрак, сам недалеко ушёл от него в своём развитии.

— Кто ты, смертный? — отчётливо донёсся голос из тьмы. — Я же вижу: ты вернулся — в тебе бурлит, растекаясь по жилам, кипучая жидкость, заставляя источать ненависть ко мне! Но ты, теплокровный, как все выродки этого мира! Так кто же ты? Пришелец, нарушивший мои планы? Стремишься разрушить созданный мной здесь уклад жизни? Кто тебя послал? Ты подослан изгнать меня?

Слишком много информации полилось на меня от неведомого собеседника. Мозг едва не взорвался. Давление в висках подскочило, и я наконец-то уловил свет, реагируя должным образом на него. Глаза открылись, но это единственное, чем я смог пошевелить. Даже ворочать головой у меня не получилось, словно кто-то намерено парализовал организм.

И снова этот вихрь, пронёсшийся надо мной. Из-за изголовья прозвучал всё тот же назойливо-надоедливый глас:

— Отвечай, примат!

Собрав силу воли в кулак, я с невероятным усилием заставил шею выгнуться, голова запрокинулась чуть назад, и мне на глаза попался некто, кто был похож на мерцающее видение, готовое вот-вот исчезнуть безвозвратно.

— Мираж... — исторг я из себя.

— Мор! Меня все знают под данным именем! А как зовут тебя, выродок?

Я не сразу ответил.

— Не заставляй меня копаться в твоей памяти, иначе это будет последнее, что ты почувствуешь — жуткую, нестерпимую боль, разрывающую твою плоть изнутри, и ты потеряешь уникальную возможность источать тепло, которое и так потихоньку уходит из тебя!

— Шал-Ай... — поторопил меня с ответом Мор.

— Полное имя, выродок!

— Вал-Ай...

— Настоящее!

— Ва-а-алентин... Ша-а-алаев...

— Говори, выродок: что ты делаешь в этом мире?

— Ищу вход в св-Ой... — не соврал я.

Мор почувствовал это, иначе бы снова надавил на меня, заставляя мою голову раскалываться как арбуз, зажатый в тисках. И это ещё не самое страшное, что он обещал проделать со мной, если я и дальше стану упираться. Да сотрудничество у нас с ним происходило пока в одностороннем порядке — он пытал меня, а я и дальше отвечал... за все свои прегрешения против него. А кого — так и не узнал до сих пор.

— Каким образом вы сбили настройку в портале, созданном мной в этом примитивном мире такими неимоверными усилиями? Я уже нацелил его в свои миры, когда вы разрушили то, что я тут создавал целую вечность!

— Понятия не имею-у-у...

— Лжёшь!

— Не-а-ат...

— Да!!!

Мор продемонстрировал мне всё, что его порождения украли у нас, позволив повернуть голову к хламу, прежде принадлежащего нам — "гастарбайтерам" и священнику с участковым, да подводному охотнику.

Чего там только не было, а мне бы дотянуться до "сайги", но и от подводного ружья с гарпуном не отказался бы. Или лучше сразу овладеть гвоздезабивным пневматом с заряженной обоймой 160-мм гвоздями. Всю бы и расстрелял в исчадие, именуемое Мор.

— О, как ты зол! — счёл мои мысли он.

Мор обнаружил у меня записи, сделанные рукой Доки. Это был мой путь домой, но я не воспользовался им.

— Отвечай, лазутчик: что вы забыли в этом мире? Охотились на меня?

— Хм, зна-а-ать бы, кто ты-ы-ы?.. А то понятия не имею-у-у...

Головная боль не прекращалась, нарастая с каждым мигом. Ощущение, будто в голове взорвалась граната — немногим ранее, а нынче и вовсе мина, да не противопехотная, а как минимум противотанковая. Мозг словно выскребали изнутри, отдирая жвалами от кости миллионы назойливых паразитов, продолжавших неистово вонзать их раз за разом в меня.

Неужели Мор не понимал: мне врать ему бессмысленно? И если не прекратит истязать, то многого от меня не добьётся.

— Я клянусь самым дорогим в своей жизни: не думал раньше охотиться на тебя!

— Ты сказал — раньше? — уяснил Мор: за ним нынче и пришёл я. Что и без того очевидно. — Неужели ты, примат, как и те, кто населяют этот мир, способен одолеть меня?..

А кого — вновь не уточнил, схитрив — сумел вовремя остановиться, продолжая нажимать на меня, — копался в памяти, выгрызаясь мне мозг.

Больше я не слышал его, не реагируя ни на что, кроме как на боль.

— Твои попытки бесплотны, выродок! С тем оружием, которое мои порождения изъяли у вас, вам не одолеть меня!

— А что насчёт волхвов и их магических способностей? Ведь возрастут многократно, если...

— Куда вы дели кристалл, выродки? С какой целью он потребовался вам? Вы совершенно не представляете, с какой именно целью его следует использовать!

Портал, — мелькнула у меня искорка догадки и угасла безвозвратно.

— Ты вернёшь мне его, выродок! Я дам тебе шанс уйти в свой мир, и даже позволю забрать тех, о ком ты постоянно думаешь! — Мор неожиданно предложил мне заключить негласный союз. — Иначе, если выродки здешнего мира испортят кристалл, уже никто и никогда не выберется отсюда! Живым — уж точно! Достань мне камень силы, лазутчик! Или я достану тебя!

Не знаю, что он сделал, но мне показалось: у меня лопнули глаза. Однако его глас и дальше отбиваться у меня жгучей жуткой болью в мозгу. Мор не переставал истязать меня, признавая, что я не только навредил ему, но и посодействовал в некотором роде, порушив защитный барьер, не позволяющий прежде его порождениями вторгнуться в земли родовитов, а теперь там имелась лазейка. И с дикарями помог — у них там сейчас шла открытая межплеменная вражда. Что уже отмечать про лешаков и жихарей. Но кристалл пересилил всё, что я, сам того не ведая, сделал для него.

— Запомни, выродок: если я не покину этот мир из-за тебя, то уничтожу его и всех теплокровных, создав здесь привычный под себя!

— Но вряд ли он будет таким, к какому ты привык, Мор, там у себя, откуда сам!

— Тогда я сделаю так, чтоб ты, и тебе подобные выродки, чувствовали себя в этом мире чужими! Верь мне: я способен захватить этот ничтожный мирок! И никто... Слышишь!.. никто не защитит вас от меня и моих порождений!.. Верни мне кристалл, и убирайся ко всем чертям — проваливай в свой жалкий мир выродков!

Больше я не слышал отбивающийся у меня в голове глас зловещего видения, выгрызающий мой мозг, показавшегося исчадием преисподней — очнулся от липкого прикосновения языка длака, и никого рядом с нами не заметил. Даже присутствия незримого собеседника не уловил.

Неужели меня огрел по голове рассыпавшийся у ног сталактит?

На затылке образовалась гематома размерами с кулак.

Вот так шишак!

— Т-с-с... — зажал я длаку морду руками, прислушиваясь: не шипит ли кто по соседству?

Но нет — глас Шиша или Мора на слух не уловил. Длак тоже вёл себя естественно. Уж у него-то, животного, шестое чувство развито на должном уровне в отличие от меня, человека, сразу бы почуял присутствие призрака или того, кто был подобен на него.

И почему я не очнулся там, в доме у старухи с девчушкой, остановившись с мужиками на ночь в "Захолустье"?

Длак зацепил оберег.

Ню! — вспомнил я про подругу дней своих суровых тут, и про тех, кто так же, как и она, называли себя — родовиты. — Ярила, вожак!..

Длак заурчал.

— Га, тварь! Веди наружу!

Мне требовался Велизар и... кристалл!

Почему я сразу не догадался, что это никакой не артефакт, а источник силы! И стоит овладеть им, и наведаться в лабиринт Драгомира на Лысом Горбу, установив в центре, можно постичь суть создания мироздания — моего мира, здешнего и... А был ли Мор на самом деле реален или всё-таки плод моего разыгравшегося воображения? Но помниться: последними его словами было желание заполучить назад кристалл силы для восстановления портала и наведения его на собственный мир. А что же тогда станет с этим и моим? Не разрушит ли он, таким образом, их? Ведь получаются параллельными с его? И временной вектор пересекает их? А если будет нарушен или вовсе разрушен?

Длак лизнул меня, напомнив: мы с ним здесь одни, но долго так продолжаться не может — поторопил.

Уходим!

Но так просто уйти, ничего не заполучив, я не мог — проверил наличие за пазухой записей Доки.

На месте! Где ж им ещё быть?

— За мной, — потащил я сам длака, толком не ведая куда. Интуиция что ли подсказала или что-то ещё — не всё ли равно, а то, что я наткнулся на логово, а в нём, о чём и мечтать раньше не мог. И отсутствие хозяина было мне на руку.

Всё не утащу, но на тварь кое-что также взвалю. Вот она — "сайга", а к ней и обоймы с патронами, совсем немного, чуть-чуть, а на большее я и не претендую. Вооружился, накинув ремень "сайги" на себя, и ухватился за гвоздезабивной реечный пневматический пистолет. Проверил — работает, выбив при выстреле гвоздём из стены искры — и также повесил, но на поясной ремень.

Так, что тут ещё? Ага...

Руки сама находила всё необходимое. Блин, тяжело. На мне всего ничего — карабин и пневмат с зарядами к ним, — а груз под пуд весит.

Настала очередь длака нагрузить полезными вещами. Упирается тварь, отбивается, отступая от меня, не хочет прогибаться под тяжёлой ношей.

А так? — сунул я ей консерву с тушёнкой, предварительно проткнув ножом, так любимым Докой с воронёным лезвием и зазубринами, как у пилы с обратной стороны.

И сам не отказался от иной консервы. Ту, что я кинул длаку, тварь проглотила вместе с банкой. Ничего страшного — ей заворот кишок не грозит, если костные основания панцирных моллюсков грызла и не давилась, то и это переварит.

Навешиваю на неё всё, что только может унести — а всё мы отсюда не сможем. Жаль, нет Ярилы. Варвар как раз способен унести то, что пришлось в итоге бросить. И еды я взял минимум, чтоб хватило на пару дней на двоих, и длак в этот список не входил — обойдётся "лохами" с "олухами" на обратном пути, тварь. Жрать захочет, нароет их себе из-под земли, а нет, сами полезут, так и быть, помогу ему — упокою из "сайги".

— Фу-уф... — выдохнул я для успокоения души, памятуя, какие тут обитают исчадия с чудовищами, взялся за карабин, унимая дрожь в руках и далее по всему телу. Дыхание восстановилось, и мы с длаком двинули в обратный путь по адскому подземелью.

Нет, если выберусь отсюда с этой тварью, непременно повешу на неё пустую консерву, сделав колокольчик, чтоб больше не терялась, а всё норовила слинять. Да ноша мешала. И потом, куда твари деваться — без меня тут долго в прорве не продержаться в одиночку.

За моей спиной осталась та самая развилка, и теперь я на пару с длаком лезу наверх.

А вот и те самые огоньки глаз, горящие красным светом, как светофор.

Тормози, тварь! Не тормози! — выскочил я вперёд длака, любезно пропустившего меня.

Выстрел дробовым патроном, повторный с цельной пулей, и в довесок добавил зажигательным зарядом, заставив чудовище, имитирующее сталактит, превратиться в развалившийся сталагмит.

— Не отставай, тварь, — переступил я через чудовище, в которое вцепился длак, опередив на этот раз меня.

Мёртвые даже чудовища не кусаются.

Пришлось придать твари ускорения ногой, по другому длака не проймёшь — понимает исключительно силу.

На моём пути опять возник пролом, откуда с гулким грохотом на поверхность вырвался огненный столб. Не лифт, подняться туда, как давеча к тёмным небесам цепное чудовище, стерегущее вход в подземное логово, у меня с длаком не получиться.

Оборачиваюсь, и вижу: длак уже нашёл потайной выход на поверхность, но там ещё попробуй протиснуться.

Пробую, вроде получается, а вроде и не совсем, чтоб уж так. Но деваться некуда — лезу сам, и толкаю длака, чтоб не задерживал меня здесь. У меня ж в отличие от твари тыл неприкрыт — ногами отбрыкаться от чудовища не получится. А уже сообразил, почему длак тормозит нас тут, опасаясь столкнуться с тем, с кем и я из-за него. Да быстро выход нашёлся. Ствол карабина ещё не остыл — ткнул им длака под хвост, заставив выскочить пулей на поверхность из лаза. А за ним уже и я высунул голову, прижимаясь щекой к прикладу.

Одно чудовище, вот оно — прямо передо мной, озирается принюхиваясь. А второго не вижу, впрочем, и Ярилу.

Где вожак?

Да вот же он — его и стережёт чудовище.

Валю погань, расстреливая обойму, и приставляю иную к карабину — подбегаю к варвару.

— Вожак, — я дёрнул его за плечо.

Не реагирует, зато длак — тварь, чтоб его — уже облизывается довольно.

Прикасаюсь большим и указательным пальцем к шее варвара, воткнув под нижнюю челюсть. Пульса нет, кровь больше не циркулирует по жилам. Ярила скорее мёртв, чем жив. Стало быть, отмучился — с одной стороны, а с иной — пойдёт мучить теплокровных.

Нет, нельзя его так оставлять. Ставлю на него канистру — в разорванную полость тела, не забыв сделать отверстие ножом, — и вместо дробового патрона вгоняю в ствол зажигательный.

Топливо струйкой льётся на брата-вояра. Уже готов "салютовать" ему, как показывается иное чудовище и злобно рычит на меня.

Заметив его первым, длак сразу же дал задний ход, и я тем же ходом за ним, увлекая чудовище за собой — выстрелил. Ярила вспыхнул, и чудовище, угодив под огненный выброс из разорвавшейся канистры. Да так просто не остановить — трачу на адскую гончую обойму на восемь патронов. Если б на пять вставил, а таковыми Дока не пользовался изначально, сам оказался бы на месте вожака, и длак. Но завалил кое-как, а уже добивал с клинком Ярилы в руках, проломив чудовищу череп — вовсе отрубил.

Длак взвыл.

Всё верно — не до жиру, самому быть бы живу!

Бежим с ним, нас больше никто не преследует. Даже как-то странно. Но вот, в небе, показалась оторва. Мы замерли с тварью.

Лети отсюда птичка по добру по здорову, — держу её в прицеле карабина. Не поняла она меня, и рухнула камнем к моим ногам.

Выстрелил я в неё всего один раз, не желая тратить скудные запасы к "сайге", и добавил для верности из пневмата, всадив три-четыре гвоздя 160-мм с близкого расстояния. А довершил схватку с оторвой, "оторвав" голову клинком варвара — с одного удара.

Вот так как-то, птичка!

Мы с длаком заплутали, бродя нехожеными прежде тропами. Это для порождений с исчадиями и чудовищами прорвы тут ориентироваться легко — они у себя дома, а мне и в гостях у них не по себе. Чуть не свалился с обрыва вниз.

Ну и ямина тут, подстать разлому, идущему от неё. Ого, да это никак кратер от падения метеорита!

Глянуть бы, что там внизу, да времени придётся потратить уйму, а тут дорога каждая минута, если не секунда собственной жизни.

Пока плутали поверху разлома в поисках переправы, нарвались ещё на парочку злобных чудищ. От одного отбился, устроив камнепад, а от иного с мечом и пневматом. Не такие уж живучие оказались обитатели прорвы, как это казалось мне ранее на первый поверхностный взгляд. Можно и их валить так же, как и они нашего брата.

Прорва осталась позади — границу с длаком мы пересекли — мёртвые деревья закончились, и лишайник сменила уже привычная для глаза трава с растительностью, обладающей пусть и пожухлой, но всё же листвой. На душе стало веселее, но не легче. Хотя груз у нас с длаком всё легче и легче — жрём припасы не то что за двоих, а за троих.

Нет, Ярилу мне не забыть. Надеюсь, я с ним по-братски поступил, как родовит. И его родичи не будут на меня в обиде, когда узнают, как он погиб, спасая меня, чужака. Теперь я сам в ответе за родовитов, и с меня больше других спросит волхв с Лысого Горба.

Кристалл! — сидела у меня гвоздём в голове, вспыхивавшая иной раз искрой, данная мысль. — Найди!

Обязательно, вот только Велизара сыщу. А где его искать — ума не приложу! То ли волхв укрылся в Шишморе, то ли в горы подался, то ли к Лысому Горбу. Сам туда же стремлюсь, а заодно и в Великоград загляну. Одно точно знаю: с оружием, добытым в прорве, я не пропаду!

Река. Как же долго я искал водную артерию. Припал и напился, забыв про всё на свете. Порождения быстро напомнили мне о себе.

Удар клинка по деревцу, и вместе с его кроной валюсь в реку. Держась за ветки с длаком, сплавляемся по быстрому течению вниз, и ближе к ночи взбираемся на обгорелый остов ладьи, торчащий из воды. Опять пускаю в дело клинок и пневмат, сбиваю плот, и с наступлением сумерек отчаливаем с длаком к Гремящей воде.

Водопад уже близко. Теперь только держись. Правлю к берегу, пока ещё имеется такая возможность, потом уже не будет. Выскочили на берег. Я размахиваю факелом в руках, отпугивая огнём от нас любых тварей, чтоб не смели думать идти по нашим следам. И дальше кубарем скатываемся с длаком вниз.

Вот мы и в землях родовитов.

Где-то тут тот памятный остров, а также ковчег?

Плывём с длаком к ковчегу, сбросив всё лишнее. Если судьба, с утра подберу, а нет, знаю, где искать опять — в прорве.

Непременно туда вернусь и ещё раз потолкую с Мором, если он, конечно, мне не привиделся там. А точно это выясню — у Драгомира с Лысого Горба. Туда сейчас и лежит мой путь, и чем скорей я доберусь волхва, тем лучше будет не только для меня, но и родовитов, обитающих там.

Думаю про Нюшу и детвору, а соскучился так, что и на словах не передать. И главное, варварята вроде бы чужие, но мне всё больше кажутся родными, словно мы с Ню их настоящие родители.

Часто вспоминаю добрыми словами с улыбкой на устах Варвару, и её, такого же кудлатого братишку, как сама.

Как же тебя звать-то, величать? Варваром — однозначно. На то и сестра — Варвара. Надеюсь, они обрадуются мне, поскольку Рада — без сомнений.

А уже чувствую, как сердце рвётся из груди, и чем дальше — я ближе к ней, — тем больше не нахожу себе места.

Снова соорудил привычное плавсредство из ковчега как тогда у затопленной ладьи, и, не дожидаясь восхода солнца, правлю веслом, отталкиваясь первое время от дна реки, но чем дальше отплываем с длаком от Гремящей воды, тем глубже становиться река. Всё-таки Большая вода, и не зря так названа родовитами.

Сам не помню, как засыпаю, и когда, но побудил меня длак, не воя, а огрызаясь на рыбарей.

— Браты! — кричу на радостях им, а они потчуют меня сетями с баграми.

Не иначе за страхолюда приняли.

— Что ж вы родные мои, варвары, своих не признаёте! — балакаю я им. — Это ж я, ваш брат — Шаляй! Как там Нюша... Рада, поживает с детьми — Варварой и...

— Втораком? — дошло наконец-то до одного из рыбарей, что я свой — такой же человек, как и они, но явился к ним во второй раз из прорвы.

Так вот, стало быть, как мальчонку звать-величать. Запомню — на будущее пригодиться.

Рыбари всё ещё недоверчиво косятся на меня и клинок вожака в моих руках.

— Ярилы, — подтвердил я. — Не обознались.

— А где вожак?

— Нет, боле вожака с нами, браты, сгинул, как и прочие наши славные вояры, даже приведённые Велизаром, — дал я им понять: мне б быстрее попасть в селение и свидеться там вперёд Нюши с волхвом Лысого Горба.

Не понимают.

— Кидайте рыбачить, и навались на вёсла, браты! Ставьте парус, да поплыли! Поплыли, родные мои!

Из сетей я уже выпутывался сам, поскольку рыбари налегали на вёсла, следуя небыстрым течением реки по большой воде.

— Поднажми, браты! И-раз, и-два, и-три... — подгонял я их всю дорогу, пока не заприметил селение родовитов у Лысого Горба.

Ого, да они там частокол начали возводить. И вышку смотровую поставили. А кто дежурит там, что за варвар-вояр? Пригляделся, скосившись через оптический прицел "сайги" и обсел, выхватив нервно обойму, и ствол разрядил, опасаясь нечаянно выстрелить.

— Ню...

Вот я и дома, и другого не надо! Это мой мир — за него с оружием в руках и постою супротив вражин прорвы или откуда бы ни пришли в наши земли — земли родовитов!

Нюша приметила нас, мне даже показалось: признала меня. Сама замахала и закричала, спешно спускаясь вниз. Подбежала к воде, влетев по колено у берега, встречая меня. Опередила — впрыгнула на струг, обнимая меня.

— Шаляй! Шаляй... — приговаривала она, прижавшись лицом к моей груди.

А я, положив ей руку на копну волос, погладил, усмехнувшись про себя. В прежнем мире, иная бы девушка за свою причёску сама б мою проела до плеши, а Ню напротив понравилось.

— Я хочу от тебя дитя, Шаляй.

— Прямо сейчас? Здесь, да? — насмешила она меня. — А как же Варвара и Вторак? Кстати, где наши дети?

— Тятя! Тятька вернулся! — заголосили и они.

— Я здесь, родные мои, — замахал им приветливо рукой, иной — удерживая Нюшу подле себя, вновь обратился к ней. — И кого мы подарим им, любимая, братика или сестричку?

— Обоих разом, — словно знала она: кто у нас появится и когда.

Вот такая у меня жена... будет, не только знахарка, но ещё и волх... волх...шебница!..

* * *

— Всё исполнено, как и было велено, хозяин, — объявился Шиш подле хладнокровного.

— Отправь образин по следу теплокровного. Выродок приведёт нас к кристаллу.

— Повинуюсь, О Великий...

ЭПИЛОГ

— Кажется здесь, приехали! — Старший группы остановил внедорожник и раскрыв дверь, покинул салон. — Рассредоточиться. Всем искать маяк!

— Командир, глянь! — Один из бойцов без опознавательных знаков отличия загремел находкой, оторвав с земли лист жести. — Тут написано: "Захолустье".

— Да тут и без знака ясно, как божий день, куда прикатили, — отозвался иной поисковик, изучая местность в бинокль. — Живых, поди, днём с огнём не сыщешь!.. Хотя нет, кажется, один дом жилой!.. Да, вон там, из трубы струиться дымок!.. Заглянем, командир?

— По машинам! Поехали-поехали! — Старший группы задумал уточнить информацию у местного населения относительно исчезновения бригады "гастарбайтеров". — Стоп, машина!

Из-под колёс выскочила девчонка и бросилась во двор, скрываясь за дверью в избе.

— Бабуль! Бабуля... — затрясла она старуху, заставляя очнуться. — У нас гости!..

Старая нехотя поднялась с полати.

— Гони их, милая. Гони прочь!..

— Да как же я прогоню их, ба, когда их там толпа! Военные...

— Нехристи они! И неча им здесь ошиваться!.. Гони, как учила!..

— Опять что ль пугать, и пугалом выряжаться, ба?

— Делай, что велю, проказница! Ну...

— Угу... — уступила внучка. — Так я пойду, погоняю их?

Старуха не ответила, легла и перестала дышать.

— Ну вот, так всегда, чуть что, сразу я, — нисколько не опасалась девчонка гонять людей с оружием в руках и собакой.

С неё и затеяла она начать разгон толпы приезжего люда — подвыла из-за двери, и бросилась подпол, покидая избу через тайный лаз.

Собака ответила ей завыванием, клича беду.

— Рассредоточиться! — отдал распоряжение командир поискового отряда, работая на того же, на кого и Дока, оставив для них маяк, обозначавший место привязки для дальнейших поисков входа в иной мир, поскольку исчез больше недели назад, и на него никак не удавалось выйти — спутник не улавливал пропавшую бригаду "гастарбайтеров". — Смотреть всем в оба!..

Но то, с чем он столкнулся вперёд бойцов, заставило его попятиться назад с заклинившим оружием в руках.

— А-а-а...

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...

239