Венец Эпикоридов (1-14)

Оруженосцы поймали вороного, и обрадованный Бассиан взгромоздился в седло. Поначалу вороной слушался новую руку, но как только князь-изменник ринулся в бой, возглавив атаку, конь словно сбесился. Вороной понесся к каменной гряде Слюдяная Россыпь, не слушая ни поводьев, ни ударов.

Конь под Бассианом скакал и бесновался до тех пор, пока князь не выпал из седла. Ударившись со всего маху оземь, изменник сломал позвоночник.

Когда вороной перестал слушаться поводьев, великан Бассиан мог бы оглушить его одним ударом латного кулака. Таким ударом Бассиан убил родного брата и дядю. Но киренский правитель слишком любил коней.

Неподалёку от Слюдяной Гряды стояли румейские резервы. Легионеры, подбегая к Слюдяной Гряде, увидели на камнях мертвого великана Бассиана и, рядом, — молодого человека в ссадинах, лежавшего без чувств, совершенно нагого. В молодом человеке признали императорского колдуна. А вот чудо-конь куда-то исчез. Приходя в себя, молодой человек пробормотал: коня не надо искать.

Некоторые рассказчики, повествуя об этом подвиге Хабрия Хилона, приукрашивали: легионеры, первыми оказавшиеся у Слюдяной Гряды, застали колдуна с копытами вместо ступней и с конской гривой на шее. А самые осведомленные добавляли: до сей поры на спине у колдуна — шрамы, как будто седло протерло кожу до мяса, под чудовищным весом всадника.

Аристон видел Хилона всего три раза, считая столетний юбилей. Колдун почти не покидал свою Красную башню, — невысокую башенку из обожженного кирпича, едва поднимавшуюся над крепостной стеной. Некогда Красная башня служила тюрьмой и пыточной, позже для этих необходимых служб отвели более просторное помещение.

Хилону прислуживал высокий горбоносый старик с военной выправкой. Беззубый вояка долго держал Аристона в округлой комнате, уставленной чучелами рыб и морских животных (имелось и маленькое чучело морского змея). Аристон уже начинал закипать, когда слуга соблаговолил пригласить его к колдуну.

Нуба и Масниса остались в передней комнате, а Аристон пошел за слугой наверх.

В округлом помещении под крышей Аристон увидел маленького дряхлого старичка, морщинистая кожа в коричневых пятнах. Дряблый стариковский подбородок был гладко выбрит, по румейскому обычаю. На плечи старика опускались блеклые волосы, тонкие как пух, обрамлявшие бугристую коричневую лысину.

В комнате не было ничего, что говорило бы о колдовских занятиях старика. В нишах, проделанных в стенах, стояли небольшие статуи зверей и птиц, — алебастровые и ониксовые кабаны, лисицы, цапли, олени. Справа от двери высился шкаф красного дерева, инкрустированный серебром, его ручки в виде медвежьих голов были из серо-зеленого нефрита. Сам хозяин восседал в глубоком кресле, на коленях и плечах — рысьи шкуры, хотя дни держались жаркие. На простом дубовом столе стояло блюдо с куриными костями и широкая стеклянная чаша, на дне — вино, на один глоток.

В камине, сложенном из серо-желтого известняка, потрескивал огонь.

— Я к твоей милости, — проговорил Аристон, держа в руках полотнище с триумфальной арки. — Джефрис наделил меня княжеской властью, это тебе должно быть известно. Его сын убит, мне поручено расследование.

Старый колдун невозмутимо жевал губами. Аристон оглянулся, хотел спросить у слуги, не оглох ли Хабрий Хилон на старости лет.

В комнате кроме них с Хилоном никого не было.

Он повысил голос.

— Господин мой, тебе известно, что Луций, сын наследного принца, убит?

Старик забормотал, покачиваясь:

— Луций убит, Луций убит... Пятьдесят лет я слышу это: Луций убит, и все смотрят на меня... Обвиняют, обвиняют... Молчат, а глаза обвиняют...

В дверях появился слуга. Подслушивал, значит. Он тихо пояснил:

— Их милость вспоминает Луция Виттелиана, сына Виттелия Солнце... Он был убит на охоте, так говорят.

— А про Луция, сына Джефриса, его милость ничего не знает? — угрюмо спросил Аристон. Кажется, от этого старого земляного ореха он ничего не добьется.

— Его милости всё известно, — недовольно отозвался слуга, — просто его милость говорит то, что пожелает.

— Несомненно, это очень удобно, отвечать не про то, о чём спросили. Но я здесь не ради пустой болтовни. — Аристон заглянул колдуну в лицо и крикнул: — Хабрий Хилон, волшебник ильский! Сын твоего князя убит, я жду твоей помощи!

Звучный голос и резкие слова должны были привести старика в чувство, но не привели.

— Убит на охоте! — злобно усмехнулся Хилон и посмотрел на Аристона сиреневыми глазами. — А я, что я? Что я должен был сделать? Убить и третьего? Убить, и тем самым уничтожить династию?

Аристон попытался достучаться до разума старика с другой стороны:

— Твоя милость, ты помнишь Джефриса?

— Как же мне не помнить Джефриса. — Старик высунул из-под шкур руки. В тонких пальцах, хрупких как соломинки, Аристон увидел желтую кость. Стариковские пальцы забегали по кости, ощупывая каждую вмятину, каждый бугорок. Старик заговорил, как будто рассказывал о том, что видел прямо перед собой:

— Джефрис взял Гифнос. Я вижу головы без тел, я вижу пепел... Он идёт к Заринфу. С ним — гроздь винограда. Кубок опустеет, но вино не будет выпито. Хромой Орёл будет пронзён стрелой, но орлица ускользнёт.

У Аристона не было охоты разгадывать иносказания.

— Сын Джефриса убит, — повторил он громко, склонившись к уху старика. — Здесь какое-то колдовство. У Луция было три охранника, и все они словно сошли с ума. Загляделись на проходящую стерву, видите ли. Виспрот говорит, будто им сделалось дурно от женских благоуханий. Вот это полотно я взял с того самого места. Запах ещё чувствуется.

Аристон положил полотнище колдуну на колени.

— Я не чувствую запахов двенадцать лет, — сказал Хилон. — Но колдовство было, ты видишь дым?

Аристон осмотрелся. В комнате ничего не горело, кроме огня в камине, но дым шел по дымовой трубе, его не разглядеть.

— Да, было колдовство... — пробормотал Хилон, поглаживая материю. — Было, было... — Он чему-то улыбнулся.

— Подробнее, пожалуйста, — попросил Аристон и польстил старику: — Не каждый из колдунов может превратиться хотя бы в галку, а твоя милость, я слышал, однажды превратились в могучего коня и славно провели изменника Бассиана.

— Нет, было проще, — проскрипел колдун. — Я подкупил конюха Бассиана, он подсыпал коню князя одно снадобье... лепестки дурмана с крылышками бабочки листвянки, удивительная вещь... Конь сбесился под Бассианом во время боя, князь упал и сломал себе шею. Вот и всё моё превращение.

Колдун опустил веки, предаваясь воспоминаниям. Это уж совсем лишнее, и Аристон постарался вернуть его к действительности:

— О каком колдовстве говорит твоя милость? Что там случилось, у арки Аррунция Гордого? Мне нужна каждая мелочь, любой пустяк.

Хабрий Хилон, приоткрыв веки, покачал головой.

Аристон не сдавался:

— Если моё полотнище не скажет тебе больше, можешь быть, ты что-то выдоишь из своей бараньей лопатки? Как это выглядело? Откуда появился убийца, в какую сторону убежал? Что за сучка свела с ума охранников, куда она исчезла?

— Пятнадцать лет назад я бы рассказал тебе, что там произошло, — сказал колдун слабым голосом, поглаживая полотнище с имперским драконом. — А тридцать лет назад я бы назвал имя убийцы и точно указал место, где его искать. Теперь же... Вижу, травы болотные поднялись, и соки их — кровь... кровь... Только чистая кровь, кровь непорочного дитя, бывает так сильна...

— Убийца ударил маленького принца кинжалом, а не погремушкой, так что без крови, верно, не обошлось. Ты что-то видишь сейчас? (Колдун с отрешенным видом смотрел вдаль.) Всмотрись повнимательнее. Может, разглядишь лицо убийцы?

Хабрий Хилон стал задыхаться. Его лицо исказилось, морщины искривились ломкими линиями, словно он увидел что-то странное и страшное. Он скинул полотнище на пол, худые пальцы стиснули желтую кость.

— Назови мне имя убийцы, колдун! — вскричал Аристон.

— Рука с кинжалом... женская... на ногтях — чешуи жужелицы...

У колдуна кровь показалось из-под тусклых, крошащихся ногтей. Лицо посерело, у глаз пролегла синюшная чернота.

Хабрий Хилон затрясся. На губах показалась жёлчь.

— Мой господин не скажет больше ничего, прошу прошения у вашей светлости, — произнёс слуга. Он быстро снял со старика рысьи шкуры, снял нижнюю тунику, испачканную жёлчью. Взял колдуна под мышки, потащил в кровать.

Старый слуга был не намного моложе своего господина, и Аристон пришел на помощь.

Когда они укладывали обеспамятевшего колдуна в постель, Аристон обратил внимание: спина старика была в старых шрамах, зеркально расположенных по обе стороны от позвоночника. Невольно вспомнилось про седло под великаном Бассианом.

Старый слуга взял кубок со стола, приложил к губам колдуна.

Хабрия Хилона стали бить судороги. Но все-таки он проглотил вино в светлом промежутке, открыл глаза, что-то сказал. Аристону показалось, будто он услышал имя "Генриетта".

Но уж Генриетта не сама убила принца. Подослала убийцу — может быть... Колдун сказал, что рука наёмника — рука женщины, это уже немало. Старик сказал даже больше: убийца следила за собой, по последней моде прихорашивалась. Обычай клеить на ногти надкрылья насекомых пришел в Эттинею лет пять назад. Проститутки с Золотого Берега привезли.

У убийцы на ногти были наклеены надкрылья искристой жужелицы — черные, с радушным отблеском, если старик правильно разобрал. Но поможет ли это в розыске? Украшение недолго отклеить, а ногти — вымыть и вычистить. Единственно полезное, на что указывала эта деталь, — подтверждалось, что наемник и вправду женщина.

Если Хилон всё разглядел правильно, если ему не пригрезилось это в старческом бреду, если он не солгал.

Но уж лгать-то ему зачем?

Аристон посмотрел на слугу:

— Сообщишь, если у его милости будет, что мне сказать.

В дверях он в последний раз взглянул на Хилона.

Старик, некогда могущественный колдун, пускал слюни в беспамятстве. Зрелище удручающее и жалкое. Стоит ли верить хоть единому его слову? Уж не бред ли это, — и про женскую руку, и про надкрылья жужелицы?..

Аристон вышел из комнаты. Ругаясь, стал опускаться по полутёмной лестнице. Он не видел, как слуга взял с пола полотнище, пропитанное ядовитыми испарениями, и кинул в огонь.

Материя сразу вспыхнула, и в какой-то момент показалось, будто по стенам комнаты вверх протянулись травянистые лианы.

Или же это были человеческие руки. Детские руки.

* * *

В княжеском замке Аристон занимал башню Витого Рога. Ее стены снаружи были украшены рогами нарвалов, древних морских исполинов. Легенды рассказывали, — нарвалы жили тысячу лет, и каждую сотню лет у них вырастало по рогу. Своими рогами, подобными чудовищным трезубцам, морские великаны легко пробивали днища судов.

Последний раз живого нарвала видели три столетия назад. Кости нарвалов, а то и целые скелеты, находили до сего времени, на песчаных побережьях Атрики и Сирингии. Рог нарвала, прекрасный поделочный материал темно-синего цвета, ценился в десять раз дороже слоновой кости.

В стены Рогатой башни вмонтировали восемь темно-синих рогов, длиной от пятнадцати до двадцати футов. Расположенные на одном уровне, они образовывали на верхушке башни "корону". Сама башня была высотой в пятьдесят футов, имела семь ярусов. Покои Аристона занимали только два яруса, в остальных находились всевозможные дворцовые службы, — прачечная, кладовые. Хорошо, что хоть кухня была вынесена в отдельное здание.

Возвратившись к себе, Аристон рухнул на заячьи шкурки и моментально заснул. А перед сном он написал рескрипт, чтобы все схваченные по обвинению в убийстве принца были немедленно отпущены. Ведь приметы, указанные Виспротом, оказались лживы. К тому же, среди арестованных не было ни одной женщины. Бумагу начальнику тюрьмы понес ликтор, чистокровный илиец. Столь официальное дело Аристон не мог поручить своим смуглокожим слугам.

глава девятая

ГЕНРИЕТТА

Во дворе Зубчатого Замка ее дожидались, — окаймлённые пурпуром патриции с женушками, слуги в индиговых туниках, с разящим драконом на груди, свободные от караульной службы воины и рабы в посеребрённых ошейниках, любопытные служанки. Когда она трогала занавеску, приближенные и челядцы низко кланялись. Верноподданные... А потом будут судачить, сколько ран нанёс ей жрец, и, кривя губы, потешаться над ее стонами.

Сыновей не было в числе встречающих. Она не удивилась.

Не успели носилки пронести под аркой, как рядом запыхтел и закудахтал осанистый человек, патриций Тит Бальбин, князь-претор дворца. "Ваше величие, ваше величие..." Генриетта сошла с носилок без посторонней помощи, — пусть не лгут, что у алтаря ее избили до полусмерти. Бальбин, тряся рыхлым подбородком, прослезился от жалости. Он кинулся поддержать ее под руку — она отпихнулась, насколько хватило сил...

Шлемов с пышными плюмажами не было видно. Это встревожило ее. Да нет же, рассердилась она на себя. Верно, она совсем отупела от слабости и боли. Легаты легионов отбыли навстречу новому императору, в Иль.

На глаза попались пять девушек, одетых так, будто во всей империи не нашлось двух непохожих платьев, — длинная сиреневая туника, подпоясанная под самыми грудями, палла темно-шафранного цвета, с широкой зеленой полосой, расписанной серебряными виноградными листьями.

И хоть бы одна — милочка на лицо.

— Дочки Марка Бибула, — сказала Арса. — У него ещё три сына есть. Плодовитый, как хорёк. Вчера явился в замок, твоей аудиенции добивается.

— Девки дуры дурами. Если ты взяла с него меньше, чем десять "колесничих", ты продешевила.

Арса хмыкнула, не сказала ничего.

С Бибулом придется встретиться, подумала Генриетта. Всё равно, купил он посредничество Арсы, или нет. Марк Бибул владел замком Ледовый Риф, самым северным бастионом империи. Дом Бибулов считался одним из самых богатых в Фессалии. У Ледового Рифа — десятки кораблей (а поговаривали, что и сотни). Бибулы торговали шкурами морского зверя, китовым усом, прекрасными северными жемчужинами. От имени имперского казначейства они брали пошлины с элланских кораблей, поставлявших в Новию вино и пшеницу и вывозивших слитки чистейшего новийского железа.

Ходили слухи, что таможенные сборы поступали в Румн далеко не полностью. Кнорп трижды посылал в Ледовый Риф верных людей, Уриен — дважды, но умбрийский князь так и не был пойман на мошенничестве. Кнорп даже закрыл княжескую таможню, но закончилось тем, что на имперских таможенников напали пираты, и все они были перебиты. Бибул долго объяснялся в Зубчатом Замке, но его ни в чем не удалось уличить. Скрепя сердце, ему вернули право таможенных сборов. Казна не могла совсем остаться без северных денег.

Генриетта поманила за собой тучного коротышку, не лезшего на глаза, но и не отстававшего от нее. Марк Кальпурний, старшина купеческой гильдии Тисовых Торговцев, её доверенное лицо не только в торговых делах...

Она прошла сводчатую арку, миновала узкий каменный коридор и вышла на широкий внутренний двор. Слева — огромная Башня Колесницы. Справа — храм Яргоса.