Время Крылатых. Часть первая. Серый холм

— Ему поверили? — перебил кабаргу Ризо.

— Кто не поверил, того воины Сунафата убедили.

— О как!

— Да. Из-за них, пока крепость не отстроили, к Форну никто подступиться не смел.

— Даже Вандар?

— Вандар умер в год коронации Мигроса. После того как увидел на нём хурку из шкуры белого тигра.

— Это получается, что...

— Получается, что Калех уже троим языки отрезал! — зашипел на Хизага Мерро, — О том, что на самом деле здесь случилось...

— Здесь? — очнулся Рохом.

Мерро и Офар переглянулись.

— Ну да. Это и есть Раммох. Ты садись, чего вскочил?

— А что за чудовище здесь жило? — в наступившей тишине подал голос красный волк Ризо.

— Да может и не было никакого чудовища. — пожал плечами Офар.

— Ты же сам сказал, что Мигрос его голову из Раммоха вынес.

— Из тех, кто в тот день видел Мигроса, я только одного знаю. Это Фархад. Спроси его, Ризо.

— Говорят, Каррах тоже был. — неуверенно произнёс Унал.

— Каррах в то время в Северном Гутлахе нукархов ловил. С Гаржем вместе. Это я точно знаю. Давайте спать. Чем меньше разговоров об этом, тем целее головы.

— Ты прав, Офар. Рох, брось мне плед.

Барс молча передал леопарду одеяло, а сам подсел ближе к очагу.

Родители, разумеется, рассказывали ему историю образования Форна, однако ни словом не обмолвились, о том, где всё происходило. До сегодняшней ночи, Рохом считал, что легендарная схватка Мигроса с чудовищем произошла где-то на юге, на границе с Сунафатом.

Рохом с тревогой огляделся и подумал, что и раньше ему было не уютно в этих низких подземных галереях проложенных в толщах плотного с прожилками кремня, известняка и красного гранита. Он вновь поднял глаза к потолку. Проложенных? Кем? Когда?

А ещё, мать рассказывала, что Мигрос сразился с чудовищем один на один.

— Офар, спишь? — не выдержал он.

— Чего тебе?

— Кто пошёл с Мигросом? Ты сказал их четырнадцать было.

— Девки из гарема Великого сунафа пошли. Разделись, построились и пошли. Я откуда знаю, Рох?

— Хватит, а? — сдержанно напомнил о себе Ругард.

Офар накрыл стоящий возле гаснущего очага масляный светильник перевёрнутым котелком. Сумерки сделались багрово-чёрными. В бойницу потянуло холодом. Где-то под тюфяком тревожно зашуршала мышь.

Не спалось.

Потрескивали остывающие угли в очаге. Дрожащие чёрные тени на неровных стенах превращались в перекошенную от злобы рожу Гаржа...

Если бы тигр запер в его котле, Рута явилась бы ему? Перевернувшись на живот, Рохом в ярости рванул когтями тюфяк, затем ударил кулаком в пол. Задребезжал выпавший из трещины в стене железный светец.

— Рыжий. У всех блохи, но именно ты ловишь их громче остальных. — зловеще заметил Ругард.

— А что я? — обиженно проскулил Хизаг, — Это Рохом бесится. То зубами лязгает, то с тюфяком дерётся.

В изголовье лисьего ложа с тяжёлым стуком прилетел чукаш.

— Ильнар, я тебя червями накормлю.

— Хизаг, в последний раз предупреждаю. Рохом, погуляй, если неймётся.

Барс и рад был бы уснуть, но...

'Сдаётся мне, плохо ты знал её, Рохом...'

Отшвырнув плед, он вскочил на ноги.

'Седьмой ярус, малый южный коридор, третья дверь слева...' — вспомнил Рохом.

Барс нащупал среди своих вещей хурку, набросил её на плечи и бесшумно прокрался к двери. У порога он замер, прислушиваясь к сопению угомонившихся соратников, отпер дверь и выглянул в коридор. Возле их двери горел факел. Справа на лестнице слышались удаляющиеся шаги стражника.

Держась в тени, Рохом добежал до южной лестницы, спустился до шестого яруса и обнаружил, что вход в седьмой перекрыт решёткой. Ругнувшись, барс поспешил к северной лестнице, гадая, что будет делать, если в галерею заглянет стража. На лестнице ему повезло разминуться с Хуралой, очень несговорчивой и тяжёлой на руку самкой ягуара с полуострова Барнут. Дождавшись, когда Хурала скроется за поворотом, Рохом спустится на седьмой ярус, и притаился в тени под лестницей.

Главную галерею седьмого яруса в эту ночь охранял волк Манай. Зная, что трусоватый Манай способен, испугавшись крысы, поднять на уши всю крепость, барс врос в стену и перестал дышать. Однако Манай до лестницы не дошёл, а свернул в малый восточный коридор. Переведя дух, Рохом отсчитал от коридора Маная четвёртый. Было темно, и третью дверь слева барс нашёл на ощупь. Дожидаясь, пока глаза привыкнут к темноте, Рохом слушал сонное сопение доносящееся из-за соседних дверей, да мерные шаги бродящего поблизости стражника, затем осторожно налёг на дверь плечом. Заперто. Рохом постучался.

— Проваливай! — зашипели за дверью, — И скажи Хару, что больше нет! Пусть через шесть дней приходит, а то самим мало...

— Мне Урсага! — нетерпеливо оборвал шипение Рохом.

Дверь недоверчиво приоткрылась. Из тьмы густо потянуло сивухой.

— А, так тебе Урсага? — взъерошенная полосатая гиена встревожено заглянула Рохому за спину.

Дверь бесшумно закрылась.

— Щас будет Урсаг. — пообещали из-за двери.

Сонного ликаона вышвырнули барсу под ноги почти сразу. Следом, из темноты вылетела его хурка и один чукаш.

— Урсаг. — важно пояснила гиена. Дверь захлопнулась.

Ошарашено повертев головой, Урсаг тщательно растёр мятые уши, стряхнул прилипшую к носу солому и недовольно уставился на барса.

Рохому стало немного стыдно. Барс участливо похлопал Урсага по плечу, напялил на него хурку, единственный чукаш и бережно потряс ликаона за плечи.

— Урсаг, дружище...

— Рох. — вяло перебил его рябой, — Давай не здесь... Надо это... спрятаться. Напугаем Маная — такое будет!

Им повезло утащить с одного поста горячий котелок с матаром. Вскоре, сидя на краю восточной стены, они по очереди хлебали отдающий полынью кипяток. Закутанный в две, свою и Рохома, хурки, Урсаг угрюмо молчал. Молчал и Рохом, терпеливо ожидая, когда рябой окончательно придёт в себя и перестанет на него сердиться. Луна уползла за северную башню. Яркие крупные звёзды горели в небе над Рамиром. Мороз прихватывал нос Рохома. Урсаг шумно отхлебнул матара, сунул горячий котелок барсу и зябко передёрнул плечами.

— По осени Ларик украл в деревне мешок яблок. Лежал он у нас в деце, лежал, пока мухи не завелись. Решили они с Гударом бурна наварить, а чтоб Аргал не узнал, варили по ночам. Позавчера медведь стал ломиться к нам, то ли узнал, то ли просто спьяну. А Ларик с перепугу выплеснул запас из бойницы. Караульному Исыму на голову. Теперь весь Рамир знает, чем занимаются гиены деца Волчий Клык. Никакого покоя!

Рохом, прежде чем вылить остывший матар из котелка, внимательно посмотрел вниз.

Ликаон чихнул и плотнее закутался в хурки.

— Что ты хотел узнать, Рохом?

Слова застряли у барса в горле. И рад бы спросить, в чём именно он плохо знал Руту, но...

— Посёлок у перевала Чёрные Врата... — выдавил он.

— Ну? — нахмурился Урсаг, — Двенадцать лет там прожил, пока приёмная родня не прогнала.

— Там руду добывали?

Ликаон долго молчал.

— Видишь, какое дело,— осторожно начал он, — стоит кому узнать, что я из Чёрных Врат, начинается: 'А вот Ловцы... а чёрная форель...'. Отвечаешь честно, что не видел, не копал, не ловил — не верят. Мелюзгу вроде меня к руднику на выстрел из арбалета не подпускали.

Рябой надулся и потёр ладонью замёрзший нос.

— Рох, — глухо выдавил он, — я всё расскажу, что знаю, если пустишь меня в свой дец, следующей ночью. Чую, будут гиены свой бурн задницами в подвале у Калеха хлебать.

— Если Каррах ночью не заявится — пущу. — пообещал барс.

Ликаон заметно повеселел.

— Тьма Гиязи захватила посёлок и рудник ровно через три года, как меня прогнали. К тому времени руду вычерпали без остатка, но ликаоны ведь упёртые. Копали сами, заставили копать жителей посёлка, кто бежать не успел, и докопались. Что нашли — разное болтают, и чаще про золото. Но я точно знаю — Батаргу они нашли.

— Батаргу?

— С олорского значит, 'Тёмная'. Это река. Большая, богатая и рыбой и самородным золотом. Открыли её трое ликаонов — сотник Сайрак и десятники Удагай и Кадан. Они-то и придумали добывать в реке панцирную рыбу. Хотя, я слыхал, что Батаргу открыли сунафы ещё сто лет назад, но кто ж это проверит.

Урсаг ненадолго задумался.

— А мне кажется, нашли они там что-то ещё. После того, как Гиязи с плато прогнали, кого только не понесло в эти рудники. Охотники, сунафы, рвань да ворьё всякое, вроде ралхов и баглахов. И что странно — шаманы и вудулы туда зачастили.

С башни сонно рявкнул ухут, возвестив наступление полуночи. Урсаг потянулся и нехотя вернул Рохому хурку.

— Тёплая. — похвалил он, — Так мы договорились?

— Завтра после отбоя.

Чудом избежав повторной встречи с Манаем, Рохом вернулся на главную лестницу, постоял, прислушался и решил спуститься в восьмой ярус. На шестом орал пьяный Аргал. Встречаться с королевским лесничим у Рохома не было никакого желания и барс поспешил вниз. Перед лестницей ведущей в восьмой ярус Рохом замер и медленно опустился на корточки.

На ступенях, спиной к нему стоял Перк.

Гризли было лень спускаться на восьмой ярус. Привалившись плечом к арке и до колен спустив сакаши, Перк щедро поливал лестницу и на свою беду не смотрел по сторонам.

Рохом был слишком взвинчен и зол, после беседы с Гаржем в Котле.

Самое страшное, что ожидал сейчас Перк, это нагоняй от случайного стражника, но не мощного удара ниже поясницы. Медведь выскочил из штанов, перелетел разом через все ступени, гулко хлопнулся спиной в собственную лужу, попытался обиженно зареветь, но вместо этого смог лишь сипло втянуть в себя воздух.

— Дух перехватило? — посочувствовала склонившаяся над ним коренастая тень,— У меня тоже, когда в Котёл сводили. Лежи-лежи! Отдохни после подвигов на мельнице, а то и надорваться недолго, одному-то против четырёх.

Гризли захотел возразить, но в нос ему прилетели смятые сакаши.

— Если б Гарж нас в Котле запер, я бы в первый же день башку твою тупую отгрыз! 'Смотри никому в крепости не рассказывай!' 'В глуши живёшь!' 'Жизни не знаешь!' Пятак свиной! Я десять раз проклял то утро, когда с тобой в это дерьмо ввязался!

— Зачем ввязался?

Рохом стремительно обернулся. На лестнице стояла Рашми. Вместо привычных сакаш и хурки на антилопе была длинная кожаная юбка и просторная белая туника. Нильгау склонив голову на бок с любопытством уставилась на ползающего во тьме медведя.

— Напился?

— Притворяется. — заверил её Рохом, украдкой показывая Перку кулак.

Ворча и прикрываясь сакашами, Гризли проворно скрылся в глубине восьмого яруса.

Брезгливо подобрав юбку, Рашми спустилась на несколько ступеней ниже и вытянув свою длинную шею пристально уставилась на Рохома.

— Та скамья была лишней.

— Потому и сломал. — скромно ответил барс.

— Хизаг не сдох?

— Отлёживается.

Нильгау повертела головой, принюхиваясь.

— Воняет медведями, — пожаловалась она, — а я от них чешусь. Тяжело достался бунак?

Видя, что нильгау вроде не собирается драться, Рохом подошёл ближе.

— Не покалечили и ладно.

Рашми фыркнула. В темноте блеснули крупные желтоватые зубы.

— Я надеялась, что бунак добудет Ругард, или хотя бы Мерро... Мне ещё долго любоваться восьмым ярусом и медвежьей лужей?

— Могу отвести тебя в Главную башню коротким путём. — спохватился Рохом.

— Через нижний мост? — антилопа принялась подниматься по лестнице, затем остановилась и через плечо посмотрела на Рохома.

— Идёшь?

— Куда?

— Покажу ратпмарский ковёр, что подарили мне в прошлом месяце.

Ковёр действительно был. Большой, чёрный с белым орнаментом, в половину полукруглой комнаты с очагом и узкой бойницей, плотно забитой на зиму тряпьём. Пахло полынью, сеном, жжёной травой. На стене, над очагом, на крючьях висела длинная кольчуга, да жутковатого вида палица с чёрной матовой рукоятью и железным шаром размером с голову Рохома.

Барс поёжился. Захотелось уйти.

— Рашми...

— Да. — тут же откликнулась раздувавшая угли в очаге, антилопа.

— Я тут...

— ... решил отлучиться. — закончила за него нильгау, и подойдя к двери, заперла её на засов, — Я была к этому готова.

Мягкий но увесистый толчок опрокинул барса на богатый ратпмарский ковёр.

— Останешься здесь, Рохом Ворчливый. Рамир и суета его никуда не денутся. — проворчала антилопа развязывая широкий плетёный пояс.

Ноги у Рашми были длинные, сильные, в гладкой бурой шерсти, с белым пятном в паху.

— А Хизага я всё равно прикончу... — нильгау задула висящий на стене фонарь.

7.

Вино ткачей.

Открывать глаза не хотелось. Вставать тем более.

Ноги гудели после недавней беготни, спину ломило то ли после лапищ Гаржа, то ли от ночных объятий Рашми. Рохом повернулся на левый бок, взвыл и пообещал себе впредь надевать доспехи, если случится провести ночь с антилопой. Вставать не хотелось, но видимо придётся. Хотя бы для того, чтобы придушить мерзавца, надумавшего колотить в дверь в такую рань.

Барс открыл глаза. Место у стены, на широком лежаке, застланном бобровым пледом, пустовало. Мех ещё хранил тепло тела Рашми, видимо нильгау ушла совсем недавно. В дверь заколотили пуще прежнего, и Рохом скатился с лежака, натянул сакаши, поискал сапоги. Один валялся у очага, второй... Где второй?

В дверь замолотили чем-то тяжёлым. Уже не шутки!

Рыча проклятия, Рохом натянул сапог, подошёл к двери, отметив про себя, что та заперта изнутри на засов. Выяснять, каким образом покинула комнату Рашми, времени не было. Рохом отпер дверь и на порог ввалился взбудораженный Фархад. Отодвинув Рохома плечом, гепард подошёл к очагу, огляделся, нервно взъерошил пальцами короткую щетинистую гривку на шее.

— Она здесь? — не дожидаясь ответа, он махнул рукой, — А, неважно! Собирайся. И поживее!

Гепард метким пинком отправил к ногам барса второй сапог, поднял и протянул рубаху, затем хурку.

— Как ночка?

— Случалось и хуже. — прошипел Рохом, торопливо одеваясь.

Фархад оскалился, пытаясь изобразить улыбку.

— Повезло вам, и объяснять ничего не придётся. Не то, что нам с Гаржем.

— Случилось чего?

— Одевайся и иди за мной! — Фархад нетерпеливо подтолкнул Рохома к двери.

Полутёмная галерея, привела их к узкой винтовой лестнице, по которой пришлось долго подниматься, протискиваясь боком, вытирая спиной пыльную стену. Они оказались в просторной кольцевой галерее, под самой крышей главной башни. Здесь их нагнала Рашми. На нильгау были потёртые кожаные сакаши, высокие сапоги и белая льняная безрукавка, перехваченная в поясе тесьмой. Антилопа крепко стиснула Рохому запястье, но не сказала ни слова. Выглядела она встревоженной, и как показалось Рохому, даже напуганной.

— Я вхожу первым. — Фархад наконец остановился у широких двустворчатых ворот, обитых железными полосами, — Рашми — будешь подле меня. Рохом — станешь у двери. Молчите, и не говорите ни слова, пока я не разрешу.

Гепард протянул руки к массивным железным кольцам на воротах. Пальцы его слегка дрожали. Фархад решительно распахнул ворота.