Танец закончился. Зрители реагируют довольно бурно. Вообще, у нас всегда тепло относятся к артистам, снисходительно не замечают неловкость, неумелость или ошибки, а умелых, хорошо подготовленных любят, так как "Вдохновение". Смотрю вниз в зал на затылки зрителей. Похоже, пополам молодежи и взрослых. Возле стен толпятся опоздавшие, как правило, взрослые. Мужчин ожидаемо меньше, чем женщин.
Мои родители никогда не ходят на концерты. Отец раньше ходил на футбольные встречи сборных городов и меня с собой брал. Потом перестал интересоваться. Не ходил даже, когда я играл. Меня это, почему-то не задевало.
Тем временем, концерт шел своим чередом. Ребята сначала пытались меня вовлечь в обсуждение артистов, но заметив, что не реагирую, погрузившись в свои мысли, отстали. Спрашиваю, сколько времени? Без десяти семь. Приближается момент истины. Ну, девчонки, не подведите! Пора идти.
— Все ребята, я пошел, — встаю и выбираюсь к выходу.
На выходе вижу знакомое лицо и направляю мужика на свое место. Поднимаюсь к выходу на сцену. Оказывается, сбоку от сцены довольно большое пространство, невидимое из зрительного зала. Вижу здесь Ольгу со знакомыми листами в руках, Ленку — конферансье, Валеру и Евгению Сергеевну. Тут же толпятся исполнители следующего номера в старинных русских нарядах. Ольга, увидев меня, громко прошептала:
— Ваше выступление через четыре номера.
Евгения Сергеевна успела спросить:
— Как девочки, настроены?
Заверил:
— Сейчас пойду, проверю.
— Мы уже тут слышали, как ты внизу поднимал настроение артистам. В зале слышно было, — улыбается Евгения Сергеевна.
— Ладно, я пошел. Только оповестите нас и про занавес не забудьте, — напомнил и дождавшись кивков, пошел вниз.
— Сережа, только потише, я умоляю, — просит Ольга громким шепотом, а Ленка улыбается мне.
Спускаюсь под сцену. Опять в раздумьях. Как идти в женскую раздевалку? Тут появился в коридоре Леха Кравченко.
— А ты чего тут? — интересуется. (Понять его можно — до недавнего времени я и искусство ходили по разным улицам).
— Трамвай жду, а что? — отвечаю не задумываясь.
Он немного подумал и заржал. "Опять я буду виноват", — предположил.
— Тише, тише Леня. "Я тут паренька с аккордеоном ищу", — объясняю.
Он на миг задумывается:
— Есть такой, заходи, — кивнул на дверь, из которой вышел.
Мужская раздевалка — одни пацаны. Вижу знакомые лица одноклассников Семихина Серегу и Кузьмина Серегу. И этот играет? У него же с детства слух понижен. Во всех классах сидел на первой парте. Наверное, наследственное — родители глухонемые. Здороваюсь со всеми и направляюсь к одноклассникам:
— А я и не знал, что вас в постоянный состав приняли. Поздравляю! — жму руки.
— Да вот, я на ритме... — Семихин, как всегда смущается. — А Серега на ударных, — кивает на Кузю.
— Ладно, удачи! — искренне желаю.
Нахожу глазами Толика с аккордеоном в обнимку, забившемуся в уголке. Смотрит на меня с надеждой и ожиданием. Киваю ему на дверь.
— Тебя что, здесь обижали? — притормаживаю в дверях.
Он активно мотает головой.
— Волнуюсь, — признается.
В коридоре останавливаюсь.
— Давай здесь подождем наших Айседор.
— Каких Аседор? — пискнул.
— Айседора Дункан, жена Есенина, великая танцовщица двадцатых-тридцатых годов. Не знаешь Есенина? — расширяю кругозор подростка.
— Знаю, моя мама стихи его любит. А про жену нет, — основательно отвечает.
И страх в глазах пропал. Из наших черно-белых девчонок кто-то, выглянув в коридор и обернувшись, радостно крикнула:
— Они здесь!
Девчонки шустро высыпали в коридор. Даже в глазах зарябило от черно-белых костюмов.
— Ну как? Настроение бодрое? — интересуюсь.
Неуверенно некоторые закивали.
— Девочки! Посмотрел я часть концерта — довольно унылое зрелище, даже "Вдохновение" не впечатлило. Поверьте, мне старому цинику (хихикнули)! Мы всех порвем, мозг взорвем и шокируем! Готовьтесь бисировать!
— Как это? — кто-то поинтересовался.
Тут же несколько голосов начали объяснять.
— Готовьтесь к славе и соответственно к зависти. О, анекдот в тему:
"— Жизнь и так дерьмовая, а тут сосед по парте еще пятерку получил".
Заулыбались.
"— Пап, а тебя твоя мама била? — Нет, только твоя!" — захихикали.
Наконец мимо нас прошла группа подростков с балалайками и другими инструментами.
— Похоже мы за ними. Успеем. Вы не волнуйтесь. Все у вас будет хорошо. Очки никто не потерял? Вы без очков видели бы только первые ряды, а в очках и их не увидите. Только расцепиться не забудьте, а то пойдете в разные стороны и еще раз шокируете окружающих, — засмеялись вместе со мной.
Вроде настроены по-боевому. По лесенке спускаются со сцены две девочки, а за ними — вызывающая очередных артистов девушка. Увидев нас в коридоре, махнула рукой наверх, и мы двинулись за славой.
— Ой, девочки, сейчас ваш танец, а мне в туалет захотелось. Это не может быть связано? — продолжаю шутить. — Запомните девчонки этот момент. Это ваш первый поход за славой, так что вперед, и нет вам преград. Порвите их всех!
Поднялись на пятачок перед сценой. С нами здесь стало тесно. Все окружающие внимательно рассматривают костюмы девчонок, а они ни на кого не обращая внимания, поправляют очки, банданы, передают друг другу иголки с вдетыми черными или белыми нитками. Все замерли. Номер с балалайками закончился. Ребята кланяются на овации и идут к нам. Ольга, глянув на меня, кому-то махнула рукой на другом конце сцены. Занавес начал закрываться. Ленка двинулась объявлять или читать. Кто-то выскочил на сцену и унес стулья за музыкантами.
Девчонки высыпали на сцену, выстроились и начали пришивать себя. Один стул поставили для Толика сбоку. Евгения Сергеевна подтолкнула его к стулу. Я посмотрел на Валеру и кивнул ему. Он кивнул в ответ, поставил микрофон перед Толиком и направил его на аккордеон, потом подошел к усилителю, что-то покрутил, вернулся к микрофону и щелкнул по нему. В зале послышался щелчок.
"Все девчонки не подведите!" — мысленно пожелал. Евгении Сергеевне на ухо шепнул:
— Танец зрелищнее смотреть из зала.
Она кивнула и пошла за мной. Поспешили к ближайшей двери в зрительный зал и успели протиснуться, когда Ленка начала объявлять наш танец:
— Следующий номер нашего концерта — оригинальный танец, подготовленный ученицами старших классов под названием "Домино".
Занавес начал открываться. На сцене ряд девчонок в черно-белых трико, таких же косынках и в черных очках. Зал охнул, засвистел, затопал и захлопал. Стройненькие фигурки в обтягивающих костюмах не могли не понравиться, а Ленка (зараза) продолжает:
— Идея — Соловьева Сергея, (свист и крики особенно громко с задних рядов) ученика девятого класса нашей школы, хореограф... — (заминка) он же. Аккомпанирует Гуров Толя, ученик восьмого класса нашей школы, — отбарабанила и ушла.
— Чем ты недоволен? — наклонилась ко мне Евгения Сергеевна.
— Славы боюсь, — поморщился.
Засмеялась и взъерошила мне волосы.
Толя начал проигрыш. Похоже Валера мастер по звуку. Звук не резал уши и был достаточно громким. Девчонки начали движения. В зале послышался смех и крики, а когда девочки стали поднимать ножки зал уже стонал, выл и бесился. Многие от смеха чуть со стульев не падали. Вероятно, нынешние зрители не избалованы подобными необычными зрелищами, а девчонки — молодцы, продолжали движения с невозмутимыми лицами. Смеялся и я (невозможно было сдержаться). Поглядел на Евгению Сергеевну. Она от смеха промокала платком глаза, потом не выдержала, повернулась и вышла из зала, продолжая смеяться. "Вероятно, смутилась, что я замечу потекшую тушь", — предположил.
Это действительно был фурор! Мы добились успеха! Уже и танец закончился, занавес закрыли, а Ленка вышла объявлять следующий номер, но зрители не унимались. Топали, свистели, хлопали и орали:
— Еще давай! Повторить! Бис! Снова полосатых давай! Домино! Домино! — а потом сложилось:
— До-ми-но! До-ми-но! — скандировали всем залом.
Ленка постояла перед закрытым занавесом и ушла за него.
Я тоже повернулся и стал протискиваться через возбужденную толпу у выхода. Поднялся на пятачок. Здесь тоже смеялись. Девчонки на сцене спешно снова пришивали себя. За занавесом слышался голос Ленки, читающей какое-то стихотворение.
— Сережка! Все в шоке! Как ты смог придумать такое? — Ольга, улыбаясь, восторженно глядела на меня. — Это гениально! И так просто! Сколько вы танец готовили? Неделю?
Я прикинул:
— Четыре дня девчонки репетировали. Вчера только костюмы одели.
— Невероятно! Сами, без хореографа! За четыре дня! Неподготовленные, обычные девчонки. Хотя там ничего особенного нет, но в комплексе! Гениально! Никогда такого не видела.
— Он еще и музыку предложил, — заложила меня Евгения Сергеевна.
Ольга охнула, приложив руку к пышной груди (сердцу). "Ну, актриса!" — отметил.
В это время занавес раздвинулся и Толик начал проигрыш. Девчонки начали повторно танцевать. Сначала подумал, что эмоции зала снизятся, так как новизны и неожиданности уже не будет, но ошибался — зрители снова свистели, ржали, орали, топали и хлопали, наверное, громче, чем в первый раз.
— Я уже давно так не смеялась, — подошла ко мне Евгения Сергеевна.
— Сережа! Готовься к выходу на сцену, — объявила Ольга.
— Это не планировалось. Зачем? — начал отказываться.
— Ты автор лучшего номера сегодняшнего концерта. Надо тебя и музыканта с девочками представить зрителям. Скажите им не уходить со сцены и снять очки. Лена! Объявляй, — командует Ольга.
Евгения Сергеевна поправляет мне волосы и подталкивает к сцене. В это время занавес раздвинули и Ленка вышла к микрофону:
— Уважаемые зрители. Позвольте вам представить сборный танцевальный коллектив девушек старших классов нашей школы, которые исполнили так понравившийся вам танец "Домино". — Показывает на растерявшихся и переглядывающихся девчонок. — Так же позвольте представить вам автора этого танца — Соловьева Сергея, — протягивает руку в мою сторону, глядит на меня и начинает хлопать.
Проходя мимо Толика, поднимаю его за шиворот и подталкиваю на сцену. Подхожу к девчонкам и киваю головой в зал. В зале хлопают, свистят и орут. С моим появлением на сцене и кивком шум возрастает. Действительно, видно только первые ряды, даже середина зала скрывается в темноте.
— Позвольте представить вам аккомпаниатора танца Анатолия Гурова, — Ленка показывает рукой на Толика.
Тот неловко кланяется с аккордеоном. Ему тоже свистят и хлопают.
Слышу громкий шепот Ольги сбоку:
— Все поклонитесь и уходите!
Кланяемся (я наклоняю голову), со всеми поворачиваюсь и ухожу. Девчонки радостно сбегают вниз, а потом внезапно орут, визжат, виснут на мне и целуют. Восторг! Что-то говорят, смеются, некоторые вытирают слезы. Смущенного Толика тоже обнимают и целуют.
— Так, девочки! Вы были великолепны! Молодцы! — поздравляю.
Девчонки снова орут и обнимаются.
— Мы сделали это! — снова восклицаю. — Мне пора! Всем спасибо! — поворачиваюсь, чтобы уходить.
И останавливаюсь из-за тишины за спиной.
— Сережа! А дальше что? — спрашивает Воронкова.
— Дальше? Будем жить, — наконец понимаю невысказанный вопрос. — Будете репетировать и усложнять танец. Могу предсказать, что вас позовут обязательно на концерт к 8-му марта и другие школьные концерты города. Понадобится моя помощь — позовете.
— Понадобится, — проговорил кто-то за спиной. (Незнакомый девичий голос).
Планирование.
Я чувствовал какое-то опустошение, как после успешного окончания напряженной работы. В зал больше не пошел. Там будет все, как обычно и концерт идет к концу. Вышел на улицу и глубоко вдохнул морозный воздух. Начало положено — я громко заявил о себе пока на уровне школы и поселка. Теперь надо продОлжить и углУбить, как будет говорить будущий Генсек (лом ему в задницу).
"Зачем мне слава?" — задумался. Я ведь уже думал, что мне надо повысить благосостояние свое, своей семьи и близких мне людей, а знаменитым — это легче делать. Так же мне подспудно не нравится, что произойдет с моей страной и людьми через несколько лет. Только, что я могу из провинциального (даже не областного центра) городка сделать? Уже сейчас страна катится под откос, но никто этого не замечает. Может на самом верху это видят, знают, однако ничего менять не хотят. Элиту страны устраивает ее положение. Народ тоже пока все устраивает, но только не меня! Мне нравится жить при социализме, даже при его отрицательных сторонах, но при капитализме будет еще хуже, особенно при "диком" — в девяностые годы, но только я об этом знаю.
Уже через полтора года страна вляпается в Афганистан и все быстрее покатиться под откос. Что я могу сделать из своего городка? Через год с небольшим окончу школу и поступлю в ВУЗ. Я буду уже находиться в крупном городе и иметь более широкие возможности. Только какие возможности у семнадцатилетнего подростка, пусть и студента? В военном училище мне теперь точно делать нечего. Если я хочу повлиять как-то на будущее страны, то надо выходить на властьимущих. Я могу тайно рассылать письма, как делали некоторые "попаданцы", но для этого мне надо относительную свободу передвижения, что почти невозможно из военного училища. Запрут там в казарме, с якобы, потенциальной возможностью выйти в увольнение два раза в месяц, но в реале и те всячески ограничивают и лишают. В моем будущем военном училище казарменное положение у нас было все четыре года. На первом курсе в увольнение сходить смог всего несколько раз за год и ненадолго. Система увольнений была такова, что одновременно в увольнении могло находиться не менее тридцати процентов личного состава, но в реале всегда было меньше. Вместо отказавшихся или лишенных увольнения других курсантов за забор не выпускали — нет в графике! Так что — только институт.
Как и многие "попаданцы" не хочу, чтобы про мои знания будущего узнали наверху. Действительно, могут запереть в золотой клетке в лучшем случае и буду консультировать на интересующие темы, пока не посчитают меня не нужным. Что могут сделать с отработанным носителем суперстратегической информации? Нет человека — нет проблемы. Какая гуманность, когда на кону глобальные интересы страны? Могут так же передать эскулапам-мозгоправам или ученым, если захотят понять или изучить причину феномена — обретение памяти носителем за всю его будущую жизнь, а могут просто грохнуть только из чувства самосохранения, если мои письма попадут не в те руки, ведь предателей страны и злостных коррупционеров наверху полно. Не задумываясь, избавятся от угрозы себе или своему положению, опаске лишиться своего богатства и продолжат с возросшим рвением гадить стране или набивать свои карманы.
Если решусь на анонимное информирование, то надо хорошенько подумать над адресатом и о способах передаче сведений. Что-то разбрасывание писем по почтовым ящикам меня не привлекает. У любого начальника положения выше среднего имеются секретари, помощники, консультанты, референты (хотя последних, в это время вроде еще нет) и чем выше положение руководителя, тем больше этот аппарат, а через этих клерков спецслужбы организуют оперативное сопровождение секретоносителя. Хотя, вроде, еще при Хрущеве был узаконенный запрет об оперативной разработке и сопровождении КГБ и МВД крупных партийных чиновников и членов их семей, начиная с секретаря Обкома. Якобы, имел на это право только Комитет партийного контроля при ЦК КПСС, но я, как обычный человек, могу и не знать реальную, скрытую от широкой публики структуру управления партией и СССР и соответственно не знаю возможностей партийных и государственных контролирующих и карающих органов.
