Квантунская рапсодия - 2

Как не странно выход из возникшей ситуации, британцам подсказали русские, а точнее миссия адмирала Абазы. Узнав, что посланник царя ищет посредников для покупки южноамериканских крейсеров, англичане решили спутать карты русскому купцу. Броненосные крейсера, конечно, не шли ни в какое сравнение с броненосцами, но благодаря их количеству можно было рассчитывать на успех в грядущем сражении.

С целью уговорить аргентинцев и чилийцев не продавать свои, ставшие ненужные крейсера, в Буэнос-Айрес и Сантьяго были срочно отправлены специальные посланники короля Георга господа Морли и Дикс. Опытные дипломаты они могли сорвать только-только начинающуюся игру адмирала Абазы, но этого было мало. Нужно было во, чтобы то ни стало заставить южноамериканцев продать хотя бы часть своих кораблей Японии, а для этого одного дипломатического давления было мало.

Для срочного решения подобных проблем требовались универсальная отмычка под названием деньги — способная решить почти любую проблему, как в экономике, так и большой политике. А вот с деньгами у японского императора было плохо. Все те кредиты, что японцы получили в лондонском Сити пошли на создание флота на английских верфях и вооружения сухопутной армии микадо по последнему слово военной техники.

Чтобы получить дополнительные денежные ресурсы, можно было выпустить облигации нового военного займа, но с этим возникли серьезные проблемы. Уолл-стрит с большой опаской относился к японским ценным бумагам и не спешил покупать их по примеру англичан.

С большой неохотой, британцы были вынуждены пойти на поклон к американцам, в которых они справедливо видели опасного конкурента в борьбе за мировое господство. Нарастив мясо на своих молодых костях, американский волк уже сделал первый шаг в этом направлении, отобрав у одряхлевшей Испании остатки её колониальной империи в виде Кубы и Филиппин. После этого американцы намеривались получить свою долю китайского пирога, видя в Поднебесной необъятный рынок для собственных товаров.

Исходя из англосаксонской прагматики, что враг моего делового партнера мой враг, американцы были готовы временно играть против русских. После недолгих, но бурных переговоров, деловые круги Соединенных Штатов согласились дать военный кредит японцам, под гарантии синдикатов английских банков, в частности Гонконго-Шанхайского банка.

Было выделено 40 миллионов долларов под 6% годовых, к огромной радости японской стороны, забросавшей своих деловых партнеров просьбами о снижении процентной ставки.

— Восемь с половиной процентов приведут к краху нашей экономики, — уверял японский поверенный на этих переговорах банкир Тагосима с хрустальной слезой на глазах. — Если высокие стороны не пойдут нам на уступки, то война с Россией может закончиться для нас уже в этом году.

До известий о прорыве эскадры Макарова во Владивосток и выход кораблей Рожественского в поход, подобные слова имели мало веса в общении с американскими и английскими банкирами, но теперь положение дел было иным. Токио нужно было спасать в его противостоянии с русским медведем. Господа банкиры дали денег дальневосточному тигру, однако, при этом не забыли подстраховаться от всяких неприятностей.

Половина японского займа размещалась в Британии, вторая половина — в США. В качестве страховки, британцы заставили Тагосиму подписать обязательство о праве заемщика увеличить процент в случае просрочки выплат заемщиком.

Что касается американцев, то их недоверие к японскому кредиту было столь велико, что они потребовали точного определения конкретного источника доходов японского правительства, который даст возможность исправно погашать платежи по займу. В качестве такого источника в контракте японцы указали доходы таможен.

Получение денег сразу придало новые силы и уверенность британским посланцам в Чили и Аргентины, но и даже после этого в переговорном процессе не все было гладко. Сантьяго и Буэнос-Айрес не могли открыто продать свои корабли Японии, равно как не могли продать их Соединенным Штатам и Британии без ущерба для их, так называемого нейтрального статуса. Был необходим третий посредник, для которого подобный шаг не нанес бы ущерб его международной репутации.

В качестве такой страны рассматривался такие страны как Эквадор, Коста-Рика и даже Панама, с которой заинтересованные стороны вели энергичные переговоры. Заканчивалась первая декаде августа. На полях Южной Америки тайные переговоры выходили на финишную прямую, а на полях далекой Манчжурии, все только начиналось.

Глава XIV. Ляоян — могила надежд.

После неудачи в сражении под Вафангоу, командующий Маньчжурской армии генерал-адъютант Куропаткин только и делал, что пятился на север по направлению к Ляояну. Делал он это под лозунгом о необходимости накопления сил для генерального сражения с армией маршала Оямы.

Бывший туркестанец, прошедший свои основные военные университеты на просторах Средней Азии, Куропаткин так и остался заложником доктрин времен покорения Хивы и Коканда. Начав командовать русской армией в Маньчжурии, он только и делал, что сколачивал подвижные воинские соединения, которые по замыслу командующего должны были остановить продвижение противника.

Для этого он изымал из дивизий полки, из полков батальоны, создавая причудливый калейдоскоп из воинских соединений. Комментируя действия командующего, военные горько шутили, говоря, что в нынешней войне генералы будут самостоятельно командовать батальонами, а полковники ротами, тогда как полки и дивизии находятся в непосредственном подчинении самого командующего.

Слова эти били, что называется не в бровь, а в глаз. Уже первые бои на реке Ялу и под Вафангоу наглядно показали, что туркестанская тактика в этой войне не работает. Это в безводных просторах Туркестана, действие набольших и подвижных отрядов приносило победу над плохо организованным врагом, но на полях Маньчжурии русским противостоял другой противник. Высадившись в Корее и на Ляодуне, японцы успешно громили русские войска по частям, используя численное превосходство.

Изучая донесения и доклады по итогам первых боев можно было сделать определенные выводы, тем более что разнообразия в боевой тактике у японцев не было. Всех их действия отличались шаблонностью и предсказуемостью, но при этом у них было упорство и уверенность в своем самурайском превосходстве над белыми дикарями. Именно оно позволяло им одерживать победы в схватке с сибирскими корпусами. Все это было видно и понятно, однако генерал Куропаткин не спешил делать выводы.

Возможно, сделать правильные выводы командующему мешала работа русской разведки, действия которой можно было охарактеризовать только одним словом — плохо. Главным источником разведывательной информации в Маньчжурской армии были местные китайцы и казачьи разъезды, что иногда после очередной скоротечной стычки с противником, привозили в штабы полков и дивизий взятых в плен японцев.

По этой причине русские штабы ничего не знали не только о планах противника, но даже не располагали приблизительной численностью противостоящего им врага. Последнее обстоятельство сыграло пагубную роль в последующих сражениях с противником. Видя успех японцев под Кинчжоу, Ялу и Вафангоу генерал Куропаткин упрямо считал, что противник превосходит его по численности минимум в два раза, хотя это совершенно не соответствовало реальной действительности. Численность трех армий маршала Оямы к началу июля на 36 батальонов была меньше армии генерала Куропаткина, но Алексей Николаевич этого не знал.

По этой причине он считал дальнейшее отступление Маньчжурской армии неизбежным и всячески внушал своими приказами подобную мысль своим подчиненным. Впрочем, свою лепту в этот разнобой вносил и наместник Алексеев, считавший необходимым постоянно давать "ценные" советы и замечания генералу Куропаткину. По его мнению, Маньчжурская армия должна была наступать с целью снятия блокады Порт-Артура.

Главной ударной силой должен был стать Южный отряд под командованием генерала с лихой фамилией Зарубаев, имевший в своем составе 42 тысячи человек и 106 орудий находившейся в районе Дашичано. На Дагушанском направлении его должен был прикрывать отряд генерала Засулича общей численностью 24 тысячи солдат и офицеров при 72 орудиях.

Однако первым по замыслу наместника в бой должен был вступить Восточный отряд генерала Келлера имевшего в своем составе активных 25 тысяч штыков, а также 84 пушки. Его наступление должно было отбросить 1-ю японскую армию генерала Куроки и тем самым устранить угрозу её выхода в глубокий тыл Маньчжурской армии.

Стремящийся вписать свое имя в анналы этой войны, несмотря на сопротивление командующего, наместник сумел продавить свой план боевых действий, но японцы не позволили ему осуществить его. Узнав от своих шпионов о грядущем наступлении Восточного отряда генерала Келлера, маршал Ояма сыграл на опережение. По его приказу, 10 июля войска 2-й японской армии генерала Оку начали наступление против Южного отряда генерала Зарубаева.

Восемнадцати русским батальонам, оборонявшим южные подступы Дашичано, противостояло две японские дивизии, имевшие двойной перевес в артиллерии. В течение двух дней японцы непрерывное атаковали позиции русских войск, однако не смогли добиться успеха.

Главный их удар приходился по центру, где оборону держали солдаты Барнаульского полка. После артиллерийской подготовки японцы дважды атаковали их позиции, но каждый раз были вынуждены отступать, так и не продвинувшись вперед, ни на пядь. Особенно тяжело пришлось русским воинам во второй раз, когда дело дошло до штыкового боя. Никто не хотел уступать другому, но солдаты полковника Орлова опрокинули противника и заставили его отступить.

Обозленные неудачей японцы открыли ураганный огонь по русским позициям, но им в ответ загрохотали орудия батарей переброшенных из резерва. Ответный огонь русских артиллеристов не только не позволил японцам вести прицельный огонь по окопам пехотинцев, но и сорвал третью атаку противника. Меткий огонь канониров по местам скопления, изготовившихся к новой атаке солдат врага заставил японцев отказаться от штурма.

Ничуть не изменилось положение дел и на следующий день. Несмотря на численное превосходство, японским дивизиям не удалось одержать победу над русскими батальонами, оказывавшими им яростное сопротивление. Впервые за все время боев, действия русской артиллерии превосходили противника в результативности стрельбы.

К концу второго дня русские солдаты чувствовали себя победителями. Они были готовы продолжить сражение и одержать обеду над врагом, но главнокомандующий имел иное мнение. Заслушав доклад генерала Зарубаева и, несмотря на всех признаки достигнутого успеха, Куропаткин приказ отряду утром третьего дня покинуть свои позиции и отступить к Ляояну.

— Силы отряда истощились в результате непрерывных, двухдневных боев. В резерве отряда осталось всего шесть батальонов, тогда как к противнику постоянно подступают свежие пополнения. Дальше оборонять позиции Дашичано, чья протяженность составляет 16 верст, не имеет смысла, из-за угрозы окружения отряда превосходящими силами противника — горько изрек Куропаткин с видом человека вынужденного подчиняться сильнее его обстоятельствам.

Трудно передать те чувства, что охватили русских солдат, когда им объявили приказ командующего. Добившиеся неоспоримого успеха, они не могли понять, почему они должны отступить, без существенного давления со стороны противника. Военные люди они были вынуждены подчиниться приказу генерала Куропаткина, несмотря на всю его ошибочность.

Отступление отряда Зарубаева позволило японцам объявить всему миру о новой победе японского оружия, несмотря на то, что потери русских не превышали восемьсот человек, а у Куроки они доходило до полутора тысяч человек. Кроме этого японцам удалось захватить порт Инкоу, имевший важное военное значение. Через него командование Порт-Артура поддерживало связь со ставкой наместника и штаба Куропаткина.

Вслед за армией Куроки в наступление перешла 4-я армия генерала Нодзу. Под Кангуалином она потеснила отряд Засулича, несмотря на то, что противник не имел численного превосходства над ним.

Виной всему была инструкция полученная генералом от Куропаткина, в которой как в зеркале отражался весь боевой настрой командующего. Суть её заключалась в том, что Засуличу следовало задерживаться на каждом шагу, но при этом драться следовало без упорства и в случае сильного давления со стороны японцев отходить к Ляояну.

Стоит ли удивляться, что японцы легко одержали вверх в бою под Кангуалином над семью батальонами русских, тогда как остальные семнадцать бездействовали и легко отступили при слабом нажиме со стороны противника.

Возможно, безрадостное положение мог бы исправить Восточный отряд под командованием генерала Келлера. В прошлом лихой кавалергард, а ныне боевой генерал с широкой седой бородой вряд ли бы стал покорно придерживаться инструкций полученных сверху. Видя его отнюдь не показную храбрость своего командира, солдаты были готовы "задать макакам перцу", но излишняя смелость как раз и сгубила генерала.

Находясь на переднем крае обороны, Федор Эдуардович своим видом привлек внимание противника, не замедлившего открыть огонь из полевых орудий. Выпущенная японцами шрапнель буквально изрешетила храбреца, окрасив седую бороду героя в красно-рыжий цвет. Осматривая тело погибшего, врачи насчитали в нем 37 попаданий пуль шрапнели, что ни давало Келлеру, ни единого на спасение.

Гибель генерала самым пагубным образом сказалась на судьбе отряда. Известие о смерти командира не только подорвало боевой дух простых солдат, но и нарушило управление подразделениями. По этой причине, бросивший в атаку своих солдат генерал Куроки, смог не только выбить русских с хорошо укрепленных позиций на Янзелинском перевале, но и заставил отойти их к Ляояну.

В боях с противником, Восточный отряд потерял убитыми и ранеными около двух тысяч человек, 140 человек пленными и были брошены 2 орудия. Одержанная победа, не только в очередной раз вселила уверенность солдат в своего боевого генерала. Сбросив противника с перевала, армия Куроки получила возможность соединиться с главными силами японской армии на подступах к Ляояну.

Начавшийся во второй половине июля сезон тропических ливней и сильной жары внес изменения в наступательные планы маршала Оямы. Не в силах бороться с природными явлениями бравые самураи были вынуждены взять тактическую паузу, что было выгодно их противнику.

Несмотря на изнуряющую жару и удушливую влажность, русские солдаты трудились над тремя линиями своей обороны под Ляояном, возведение которых началось ещё с марта месяца. Используя затишье перед бурей, они сооружали новые линии заграждений из колючей проволоки, закладывали фугасы, волчьи ямы, отрывали дополнительные окопы. Казалось, что вся Маньчжурская армия в едином порыве хочет доказать правдивость слов своего командующего, который как мантру повторял, что Ляоян — будет его могилой.

Одновременно с этим, по железной дороге в Ляоян прибывало подкрепление из России. Конечно, не в том количестве, что было способно раз и навсегда убедить свято верившего Куропаткина в "правило больших батальонов" в его превосходстве над врагом. Однако их появление на вокзалах, их свежая решимость сражаться за "царя и Отечество" придавало бодрости угасшим от непрерывного отступления "маньчжурцам" и наводило грусть на японских шпионов.