— Не вышло, мой король? — проорал каким-то образом появившийся рядом Ровент. Бойцы отступали, и сейчас, образовав полукруг вокруг короля, отбивали атаки инсектоидов. Стоял свист, ор, рев, рычание. — Ты вообще знаешь, как это делать?
Демьян оскалился, рявкнув на слишком говорливого линдмора и, отвернувшись, опустился на колени лицом к порталу, зашарил руками по насту, как слепой. В руки ему ткнулись притянутые его волей две стихийные жилы — и он потянул их на себя, вверх, вставая — и вместе с ними поднимались в небеса мегатонны породы...Выше, выше, выше!
Он засипел от натуги, чувствуя, как трещат связки и мускулы. С нутряным земляным стоном вставали по обе стороны от перехода каменные стены. Огромные, как две гранитные ладони, они все росли — сто метров, двести, триста.
Из-за гор вышло солнце — на лицо Демьяна упали лучи, и тут же скрылись за понимающимися скалами. Король дрожал, стараясь не моргать, чтобы не потерять сознание. Лицу стало горячо. Он облизнулся — из носа текла кровь.
За его спиной ожесточенно сражались и умирали его люди, а он все тянул гранитные стены вверх, пока "цветок" не оказался на дне глубокой пропасти — а затем с силой свел ладони.
Загрохотало. Каменные стены столкнулись с таким ревом, что затряслось все вокруг. Столкнулись, "сдавливая" цветок перехода и замерли на секунду в оглушающей тишине — но по ним побежали трещины, и они тоже начали рушиться в провал, складываясь в него как карточный домик. Демьян, откатом брошенный в снег, засипел от разочарования и слабости, глядя за замедленным обрушением чудовищных пиков. А затем перевернулся на живот, вспорол ногтем себе запястье и, впечатав его в наст, зарычал, прижавшись щекой к снегу.
Стихийный дух откликнулся сразу — будто ждал этого приношения, и будто дело было на алтаре, питающем Стену, а не далеко в горах. Кровь зашипела, впитываясь, ткнулись вверх, сквозь снег, острия-камни, пронзая вторую ладонь — много сил нужно было духу, большой оплаты он требовал. Многолетний слежавшийся наст вокруг короля вдруг взорвался зеленоватой дымкой — будто кто-то огромный снизу стукнул кулаком, и поднялся вверх сияющий белый столб, обнажая камень, а дымка впиталась в тело Демьяна. То стихийный дух отдал часть своей силы взамен на кровь.
Бермонт, шатаясь, встал на четвереньки — руки светились зеленоватым и вязли в камне как в тесте — и, чувствуя гору как свое тело, поднял голову, глядя на лежащий выше ледник, погрузил пальцы глубже в камень и пошевелил ими.
Гора загудела, а сияющий в свете солнца ледник вдруг пошел аккуратными трещинами — будто кто-то снизу разрезал его как торт, — заревел, затрещал — и выплюнул длинный узкий "язык", который за какие-то секунды донесся до портала, врезался в поднятые Демьяном и продолжающие обрушаться скалы — и, обсыпав и короля, и застывших от ужаса противников снежной крошкой, потек в переход, перемалываясь и перемешиваясь с камнем и землей. Портал замигал, контуры его начали искажаться, скручиваться — и тек, и тек в него гигантский ледопад, пока тот не схлопнулся.
Ледник с ворчанием продолжал ползти вниз, в долину, переваливаясь через остатки скал и уходя вправо от бойцов. А его величество поднялся на слабых ногах, достал из воздуха молот и пошел на помощь своим.
Они укрепились у осколка скалы, вжавшись в нее спинами и отражая атаки взбесившихся раньяров и охонгов. Армейским частям был послан сигнал о помощи — но, судя по всему, остальным войскам тоже приходилось несладко. Бермонт держал щит сколько мог — но силы утекали, и пришлось отказаться от него. Боевые маги, израсходовав резерв, взяли в руки обычное оружие. Они должны были открыть Зеркала для эвакуации отряда, но не сумели из-за сильнейших стихийных возмущений после действий Демьяна. Один за другим возвращались в землю каменные охранники-варронты — их время истекало, падали берманы охраны и линдморы, прикрывая друг друга и короля — и никому не было дела, кто тут мятежник, а кто нет.
Мелькнула мысль, как будет ему стыдно перед Пол, если он снова умрет. Мелькнула — и пропала, вытесненная свистящим жаром битвы.
Демьян в очередной раз встретил налетевшего раньяра ударом молота и покачнулся — в глазах потемнело. Слишком много сил отдал. Не упасть бы.
Его кто-то подхватил, помог опереться спиной о скалу. Ровент. Черты помощника расплывались, как и всё вокруг. Нападающие охонги и планирующие сверху раньяры казались черными пятнами, и Демьян закрыл глаза, чтобы прийти в себя — потому что сейчас ему было проще ориентироваться по звукам и запахам. От окружающих берманов несло порохом, животным потом, кровью и адреналином. От инсектоидов — муравьиной кислотой и страхом их наездников.
— Наши идут, мой король, — рычаще сообщил голос Ровента. — Недолго продержаться... — он выругался, прыгнул куда-то в сторону. Совсем рядом раздался гул крыльев, животный визг, звук вспарываемой плоти, заглушаемый криками защитников короля и звуками автоматных очередей. Демьян, покачнувшись, открыл глаза. В нескольких шагах от него опустившийся раньяр трепал одного из охранников, обернувшегося медведем — бок был уже разворочен, и красная кровь лилась на и так пропитанный ею снег. Позади к защитникам, качаясь на тонких лапах и проваливаясь в снег, подбирались охонги — может, десяток шагов был до них или два. Берман визжал от боли и ярости, пытаясь выворачиваться из страшных челюстей, драться, и бестолку царапал лапами по хитину. Глаза его уже закатывались — и Демьян, сглотнув слюну с кровью, оттолкнулся от скалы, и под предупреждающий крик Ровента прыгнул к чудовищу, впечатывая меж огромных фасеточных глаз молот. Отвернулся от издохшей "стрекозы" — и тут же засипел от боли, задергался, вцепившись в лапу охонга, пронзившего его грудь. Из последних сил получилось рвануть вперед, прижимая инсектоида к скале, вибрирующе и гортанно отдать приказ — камень поглотил охонга до половины и снова застыл, дробя его панцирь и внутренности.
Демьян выронил молот, застонал, выворачивая и выламывая из себя лапу мертвого чудовища. Глаза застило кровавым туманом, на губах запузырилась пена, ударило в голову яростью от запаха собственной крови. В груди остался осколок лапы-лезвия — а Бермонт, почерневший, с безумным взглядом, развернулся, разрывая на себе начавшую вдруг мешать одежду. По телу его пробегала дрожь и он зарычал в сторону нападающего на него очередного охонга — всадника уже подстрелили, и он болтался, свесившись с седла, а пули сухо стучали по хитину и влажно вонзались в человеческую плоть. Демьян схватил инсектоида за морду, голыми руками раздирая напополам, а затем, видя только черные пятна сквозь кровавый туман, метнулся вперед, к следующему, недовольно и легко отшвырнув бросившихся ему наперерез охранников.
— Отец милосердный! — закричал с отчаянием Ровент. — Берсеркер!
— Не лезьте ему под лапы! — заорал еще один из линдморов. — Он сейчас не разбирает своих и чужих!
Его величество с торчащим из груди осколком остервенело рвал на части инсектоидов — он был весь уже окровавлен, покрыт множеством порезов, но неумолимо несся вперед, на очередную жертву, с рычанием рвал ее, тряс содрогающимися огромными останками над головой и бросал их в стороны.
— Как его остановить?
— Никак! Берсеркер у Бермонтов просыпается от тяжелых ран! Не остановится, пока не упадет замертво!
— Надо! Надо остановить!
Демьян слышал эти крики, но не понимал их — в голове гудело, и он, отбросив оторванную у охонга лапу, харкнул кровью на наст и огляделся, дрожа, скалясь и бросаясь в разные стороны, выбирая новую добычу. Враги в страхе отступали — но к королю приближался огромный тха-охонг, такой, какой появлялся у Василины на дне рождения. Всадник на спине его отдавал приказы, прячась от выстрелов за хитиновыми выростами — а тха-охонг, похожий на гигантского муравья, скрещенного с богомолом, верещал и качал башкой размером с автомобиль. Вот он поднялся во весь рост, заслонив солнце и дергая лапами. Демьян зарычал, бросаясь вперед — и чудовище даже застыло, озадаченное таким поведением, когда ему в бок врезался снаряд, разворотивший хитин и взрывной волной отбросивший Бермонта назад — а затем еще один и еще, и гигантская уже мертвая туша начала медленно заваливаться на короля.
Демьян, помотавший башкой, отпрыгнул в сторону, шатаясь, засипел, от невыносимой ярости раздирая когтями себе грудь — и кинулся к очередному охонгу. Разорвал его и человека на нем — с всхлипом прервался вопль о пощаде, звучащий одинаково во всех мирах, а его величество понесся дальше. Уже слышался шум бронетехники, взрывы, чьи-то крики — будто окликали его. Бермонт метался по насту, кинулся на один из легких танков, появившихся на поле боя, прыгнул сверху, пытаясь выломать крышку — и тут кто-то долбанул его по голове.
В глазах потемнело. Он развернулся.
— Прости, мой король, — повторил Ровент, каким-то чудом взобравшийся за ним на танк и вторично ударил Бермонта прикладом — теперь в лоб. Голова загудела. Уже теряя сознание и соскальзывая с танка, Демьян успел перехватить автомат, выгибая его — и ломая руку держащего оружие. Внизу на него набросилось еще несколько берманов — он дрался, крушил, ревел, в него брызгало кровью, но его, шатающегося, завалили все-таки на снег, вжали мордой в наст...тело казалось ледяным, мышцы сводило до боли...
— Челюсть! — крикнул кто-то. — Нужно, чтобы не свело челюсть!
Ему в зубы ткнулась чья-то ладонь, и он сжал зубы, прокусывая ее и, кажется, вырывая кусок мяса... и погрузился в темноту.
Очнулся он все на том же поле боя, но не на снегу, а на осколке скалы, связанный ремнями по рукам и ногам. В груди куска лапы охонга уже не ощущалось, она была перебинтована. Во рту ощущался вкус лекарств, тело покалывало от виты. Рядом стоял санитарный бронемобиль, а над королем колдовали виталисты в белых халатах, надетых на бронежилеты. Увидели, что он открыл глаза — и насторожились, отступая.
— Не трону, — сипло сказал он, поворачивая голову.
Маги сняли ремни и продолжили свои манипуляции, окутывая его белесой дымкой стихии жизни. Снежный покров за их спинами был покрыт телами людей и охонгов. С гор струилась снежная поземка, сияющая радугой. Было очень тихо.
Он посмотрел наверх. Солнце стояло прямо над ним, ослепляя, и он заморгал, выдыхая — на глаза выступили слезы. Повернул голову в другую сторону.
Там, на снегу, сидел бледный Ровент, прижимая к себе переломанную как прутик руку. Вокруг собрались остатки королевского отряда. Всего два или три десятка.
— Подойди, — просипел Демьян.
Ровент встал, приблизился, наклонился.
— Сколько времени?
— Почти два часа дня, мой король, — рыкнул Ровент. Голос его был ломким от боли.
Демьян сглотнул, закрыл глаза и снова открыл их. От виталистических процедур начало клонить в сон, и он боролся с наступающей дремой.
— Полина... Полина...
— Что, мой король? — глухо прорычал Ровент ему в лицо.
— Узнай, просыпалась ли сегодня королева, — рявкнул Бермонт и от усилия снова потерял сознание.
Очнулся. Солнце чуть заметно сдвинулось по небосводу. Он повернул голову и встретился глазами с Ровентом. Рука его уже была загипсована и лежала в лубке. Линдмор, встретив его взгляд, покачал головой.
— Не просыпалась, мой король.
"Поля, Поля... опять я подвел тебя".
Заскребло в горле, и Демьян снова сглотнул.Поманил барона к себе.
— Найди мою одежду. Пусть все ищут. Там... в кармане... мешочек с иглами. Найди и принеси мне. Если буду без сознания, вколешь мне в левую руку. И каждый день до полудня надо вкалывать, сколько бы я не спал. Сделай.
Он опять впал в дрему, периодически всхрапывая и вскидываясь, как больное животное. Сквозь болезненный туман, просыпаясь, он видел, как бродят по полю берманы в облике медведей, принюхиваются, топчутся у той скалы, где он дрался. Там все было перепахано боем, залито кровью и завалено трупами инсектоидов и защитников.
Наконец, его взяли за руку, сжали — и в кожу вошла раскаленная игла. Он завыл, выгибаясь — обжигающая судорога прокатилась по телу и отступила, оставив его тяжело дышащим и мокрым.
— Ты уверен, что это нужно, мой король? — с сомнением поинтересовался Ровент, отступив. — Не добьет это тебя? А то за тобой и меня казнят, и за дело.
— Ты много говоришь, — прорычал Демьян. Помотал головой, оглядываясь — вокруг суетились врачи и военные, оказывая помощь раненым, рядом стоял адъютант. — Нансен, жду доклада по итогам битвы. И проследи, чтобы Ровента пускали ко мне. Ровент, свободен.
Барон и мятежник неодобрительно поклонился.
— Я благодарен тебе, — сказал Бермонт, глядя ему в глаза. — Проследи, чтобы те, кто выжил из нашего отряда, получили нужную помощь.
Лицо Ольрена Ровента чуть разгладилось, и он поклонился вновь — и пошел прочь.
Над королем снова склонились виталисты, но он мотнул головой.
— Сначала я выслушаю командующих.
— При всем почтении, ваше величество, — заметил пожилой маг жизни, в круглых очочках, с острой седой бородкой, — если мы не завершим выжигание яда, то восстанавливаться вы будете очень долго. Чудо, что вас еще не парализовало.
— Меня не парализует, — сказал он и поморщился от привычного чувства вины. — Вколите мне тонизирующее, и пусть кто-нибудь отправится на охоту. Мне нужна свежая кровь и около двух часов на совещание. И дальше я буду в вашем распоряжении.
Через полчаса в палатке госпиталя, который организовали прямо здесь, на склоне, состоялся короткий военный совет. Демьян, бледный, полулежал на койке с иглой в вене, мерно капала капельница, а командиры докладывали об итогах битвы.
Враг, измотанный морозами и чудовищными условиями, дрался ожесточенно, но быстро сдался. Этому способствовало и то, что иномирян застали врасплох, и то, что удалось провести много техники и оборудовать защищенные позиции для орудий. Первыми залпами выбили несколько десятков огромных тха-охонгов и продолжали уничтожать их — основную ударную силу врага. Раньяры, плохо ориентирующиеся в сумерках и вялые, начали беспорядочно метаться, подставляясь под выстрелы минометов и установок. Отряды бермонтцев, вооруженные огнеметами и окружившие врага, вызвали панику и давку среди охонгов. И все равно бой продолжался почти восемь часов, а отдельные окопавшиеся группы иномирян сопротивлялись до сих пор.
Склон был усеян трупами. В плену оказалось несколько тысяч захватчиков, включая высший командный состав.
Хуже всего было то, что оставшиеся без управления охонги и раньяры начали разбегаться и разлетаться по окрестностям, и так как их изначально было больше двух тысяч, то отлавливать и уничтожать предстояло не меньше нескольких сотен. Наименее пострадавшие отряды королевской армии по свежим следам отправились на поиски инсектоидов.
— Во все города и поселения отправить предупреждение, — приказал Демьян. Повел носом — у входа в палатку зашуршало, раздался влажный стук, будто кто-то скинул с плеч тушу на снег, запахло кровью, — и его величество облизнул увеличившиеся клыки. — Пусть оставшиеся в гарнизонах бойцы будут готовы защищаться. Нужно также проверить систему оповещений — чтобы использовать при появлении этих тварей, и проинформировать всех граждан, что инсектоиды боятся огня.