— По порядку, — приказал он. — Что значит "гадит"?
— Перехватывают слишком много партий порошка в последнее время, шеф. Только за последний месяц четырежды в разных портах Южного региона поставки сорвали. Каждый раз вроде бы случайность, но есть у меня подозрение, что где-то крыса завелась. Я сейчас всех негласно трясу, кто к делу отношение имеет, и рано или поздно...
— Лучше бы рано, Петенька, — ласково проговорил Нарпред. — Ох, лучше бы рано! А то ведь я еще решу, что ты дело как следует поставить не можешь.
— Так ведь мистика какая-то творится, шеф! — Дуболом заерзал в кресле. — Как будто с привидениями боремся.
— А конкретнее? — Напред в упор уставился на него. — Если сказки в стороне оставить? Что у тебя случилось? Ну?
Дровосеков вздохнул, и на его лице появилось страдальческое выражение.
— Не сказки, шеф. Буквально как с привидениями. Мои ребята работали по нескольким людям, напрямую причастным к перехвату "мути". Все вроде бы имеют документы — настоящие паспорта, я имею в виду, прописку по реальным адресам, настоящие должности, реальную прошлую жизнь — только все оно как бы и невсамделишное. Там, где прописаны, они одновременно живут и не живут. За одним портовым таможенником наружку пустили, так оперативники чуть не поседели. Он и в свою квартиру вечером возвращался, и оттуда утром выходил, и дверью хлопал, и замком лязгал — а на деле словно и не появлялся там никогда. Пробрались ребята в одну из них, а там...
Директор УОД сделал паузу.
— А там — светлячки ведьмины хороводы водят! — поморщился Треморов. — Забудь про свои театральные эффекты, рассказывай в темпе. Ну?
— А там — пусто. Ни мебели, ни даже лампочек в патроны не вкручено. И на полу слой пыли, какой и за год не скопится. Кумушек у подъезда повыспрашивали, которые все видят и знают. Так бабки рассказывают, что обитает в той квартире очень приличный молодой человек, холостой-бездетный, но вежливый, и пятерку до пензии ссудить не отказывал никогда, и музыку, случалось, вечерами громко играл, а несколько раз девушек водил, все разных, ну да дело молодое, и здоровался кажный раз, когда мимо проходил... А что, их спрашивают, сейчас-то не поздоровался, когда мимо шел? Кто, круглыми глазами смотрят, шел? Вот вы сейчас взад-вперед шастали, вас мы видели, но никому не скажем, знамо, дело государственное, а больше никого туточки не ходило. В наружке у меня ребята опытные, проверенные, галлюцинациями не страдающие, да и не по одному ходили, но своими глазами видели, как тот парень в подъезд мимо божьих одуванчиков топал, и даже как замок на двери лязгал, снизу слышали.
Дуболом перевел дух. Народный Председатель смотрел на него немигающим взглядом.
— То же и с работой, — заторопился Дуболом. — Зарплату он аккуратно получал, на зарплатных ведомостях росписи стоят, и на документах, какие там таможне постоянно подписывать приходится, тоже. А как спросишь у сослуживца, где же сосед его, так тот и отвечает, что вышел, мол, только что, посидите, через пять минут вернется. Посидят мои ребята пять минут, посидят десять, а потом и полчаса, а тот же хмырь удивляется — как не приходил, вот только что я его видел, но он опять куда-то выскочил, так что подождите еще минут пять. Являются на следующий день, а тот же придурок глазами хлопает: как так вы вчера приходили? Не помню я вас совершенно, а тот, что вам нужен, пять минут назад вышел, посидите немного, подождите...
— Самого взяли?
— Нет, шеф! Самое главное, через три дня после того, как мы по нему работать начали, он просто исчез, как растворился. Группа захвата его вечером у проходной ждала, но он просто не вышел. На следующий день уже на работе брать намерились, а в Канцелярии заявление об увольнении лежит недельной давности, со всеми печатями. И кадровичка чуть ли не в истерике — давно уже уволился и полный расчет получил, вот приказ, вот дата и подпись, трудовая на руки выдана, что вы ко мне пристали!..
Дуболом искоса взглянул на Председателя. Тот уже не смотрел на него, а задумчиво уставился в потолок, размышляя, не стоит ли наконец послать придурка нахрен. Директор УОД растерянно почесал в затылке и продолжил:
— И насчет биографии... Все чисто — по документам. Тут родился, там учился, здесь в Молстроп вступал, рекомендаций две, как и положено, с подписями, а как начнешь копать поглубже — рекомендатели его в упор не помнят, подпись, говорят, моя, а самого не помню, ну так времени-то сколько прошло, всех в памяти не удержишь... И не только с ним так, с остальными — тоже. В общем, я и говорю, как с привидениями.
Дровосеков окончательно умолк. Председатель поднялся из-за стола и мягкими кошачьими шагами начал ходить у него за спиной, затягивая паузу. Будем надеяться, что у нашего Петеньки по спине уже ползут струйки противного холодного пота.
— Значит, привидения... — внезапно нарушил тишину Председатель, так что Дровосеков почти подпрыгнул на стуле. — Привидения, говоришь... Ну-ну. Забавно. А уверен ли ты, Петруша, что твои люди просто не выдумали всю историю, чтобы жопу свою прикрыть?
— Шеф, да я лучших людей отправлял, падлой буду! Опытнейших! Не в первый же раз...
— Ладно, я пошутил. Продолжай искать. Потребуется — брось три, пять, двадцать бригад, в общем, сколько нужно. Я должен знать, кто мне гадит. Если выяснишь, что Шварцман в дело замешан, я его в пыль сотру — ты ведь хочешь, чтобы я Шварцмана убрал, верно? Вот и старайся. Только если попытаешься мне туфту подсунуть, самому шею сверну, и на сей раз — окончательно. Понял?
— Да, шеф!
— Хорошо. Что с Минхимпромом?
— Мнется Круглов. Все отговорки подыскивает. Говорит, что у него люди в департаменте перспективных исследований и так перегружены. Как раз у старых боеприпасов серии КаЭс-20 срок годности выходит, а Тропинкин от него требует более эффективных газов. Ну, чтобы противогазами не фильтровались. И ты, мне говорит, наседаешь со своей слезогонкой так, что житья нет. Вот и пашут его лаборатории с утра до ночи. Сам Круглов так говорит, только я не верю. Наверняка просто саботирует, сволочь.
— Так... — Нарпред побарабанил пальцами по столу. — С Кругловым я разберусь. Сегодня же. Все у тебя?
— Да, шеф. Только...
— Что еще?
— Все-таки "муть"... Ну, как бы сказать... Народ потравим, кто работать станет?
— Балда. Он не опаснее алкоголя, только привыкание сразу вызывает, и ломка хуже обычного бодуна. Если уж водкой народ не травится, то и от "мути" ему ничего не сделается. Ну, если подыхать начнут раньше времени, так нам же лучше. Пенсии платить не придется.
— А-а... Шеф, а зачем нам вообще такая морока? Круглова с химическим синтезом напрягать, из-за бугра порошок тайно вести... Может, все-таки в Южном регионе плантации по-быстрому засадить? Где-нибудь в районе Узхан-Бакума? Там и климат ничуть не хуже, чем на Кипре, ну, чуть суше, и тайну я такую обеспечу, что комар не пролетит. А? Быстрей же и проще, чем сначала по морю везти, а потом еще и по всей стране растаскивать!
— Дубина! Сколько раз можно объяснять? Если вдруг до Сахары дойдет, что к нам транитин десятками тонн в месяц ввозят, мы просто дураками окажемся, неспособными свои границы контролировать. Но если вдруг узнают, что мы траниту сами выращиваем, все, п...ц. Вовек не отмоемся. Еще и санкции какие-нибудь придумают.
Дуболом непонимающе похлопал глазами. Видимо, в его дубовой башке сложные внешнеполитические схемы не укладывались.
— А Круглов? — наконец спросил он. — Вдруг у него утечка случится?
— Здесь выкрутимся. Гриф совсекретно, и все. Никто из наших в секретный ящик даже нос сунуть не рискнет, а сахарским шпионам у публики веры нет. А чтобы с гарантией прикрыться, мне и нужен синтетический аналог порошка, от настоящего не отличимый. Тогда ни одна собака не докажет, что он искусственный, а не ввезенный. Теперь дошло? Или еще раз повторить?
— Дошло, шеф. Понял.
— Молодец. Свободен.
— Есть! — Дровосеков вскочил со стула и бросил было ладонь к голове, но вспомнил, что без фуражки, а потому просто вытянулся и щелкнул каблуками. Он бодро промаршировал к двери, еще раз щелкнул каблуками и исчез.
Треморов вздохнул и покачал головой. Дурак дураком у него директор УОД, хотя поистине животной хитрости у него не отнимешь. Ну, по крайней мере, исполнителен, без ненужной инициативы, да и на сложный заговор мозгов не хватит.
Через силу преодолевая гнетущую апатию, Народный Председатель взял листок с цифрами и еще раз его просмотрел. Да, неплохой прогноз — вот если бы он еще и сбылся! Но в любом случае нужны промышленные масштабы синтеза порошка внутри страны, иначе нужного эффекта не добиться. Заменить бы чем-нибудь попроще, так ведь нет пока ничего подходящего, чтобы и зависимость вызывало, и не убивало за пару-тройку лет. Если верить кадрам из Минхимпрома, разумеется.
Да, насчет Круглова. Треморов нажал кнопку интеркома.
— Вызвать министра химической промышленности ко мне. Срочно, — приказал он.
23.02.1582, пятница
— Фамилия, имя, отчество?
— Грудецкий Джон Петрович. Да ты же сам знаешь, капитан.
— Подследственный, говорить будете только о том, что я спрашиваю. И не тыкайте, мы с вами не в пивнушке. Место жительства?
— Бульвар Народного самоуправления, дом пять, квартира семнадцать.
Пухлый короткий человечек непринужденно откинулся на спинку казенного стула. Капитан окинул его неприязненным взглядом и вернулся к протоколу. Зажрался, сволочь! На пятьдесят тысяч украл, да еще и изображает из себя невинную овечку, тварь! Ничего, впаяют тебе срок, на нарах покрасуешься...
— Происхождение?
— Из служащих, — проворовавшийся завскладом ехидно пробуровил капитана узкими глазками. — Папаша в магазине кассиром работал, мать завхозом полжизни проболталась. А что, если бы из рабочих вышел, срок бы скостили?
— Я вам в последний раз говорю — помалкивайте, пока не спрашивают! — взревел капитан, привставая и с размаху грохая по столу ладонью. — Что, конвой вызвать, чтобы рот вам затыкать? Или просто по морде давно не получал?
— Все-все, молчу! — замахал руками человечек. — Не сердитесь, капитан!
Ехидная улыбочка сползла с его лица, но и выражения страха на нем не появилось. Несколько секунд следователь яростно смотрел на него, потом выдохнул и сел.
— Так, продолжим, — протянул он прежним скучным голосом. — Место работы?
— Заведующий складом номер семь городского управления торговли.
— ...торговли. Ага. Ну, гражданин Джон Петрович, рассказывайте.
— О чем же? — завскладом вздернул брови домиком. — Я много чего знаю. Вот, полгода назад на Австралы летал, путевку по большому блату достал. Море — пальчики оближешь! Островитяночки в мини-юбках — м-м-м!.. Рассказать?
— Опять паясничаете? — с тихой угрозой осведомился следователь.
— Да что вы, что вы, гражданин начальник! — аж отпрянул человечек. — Вы же сами сказали — рассказывайте. Вот я и спрашиваю — о ч...
— А вы не догадываетесь? — настал черед следователя ехидно приподнимать брови. — Как воровали, как и кому продавали, куда дели деньги... Мы все знаем!
— А зачем тогда спрашиваете? — спокойно осведомился человечек. — Возьмите да запишите сами. Не проще ли, чем из меня клещами вытягивать? На противоречиях ловить? Или что у вас там еще из приемчиков запасено?
Следователь ощутил приступ омерзения. Он подавил могучее желание как следует съездить этому подонку по роже... а когда упадет вместе со стулом — насколько раз сапогом по почкам, по пальцам, по голове... Успеется. Он вспомнил скептическую мину на прокурорском лице. "Имей в виду, капитан, он — твоя головная боль, от и до. Он-то все равно выкрутится, а вот ты... Не знаю, не знаю". Капитан снова набрал полную грудь воздуха и шумно выдохнул.
— Из приемчиков у меня много чего имеется, — просипел он. — Да таких, что мало вам, гражданин Грудецкий, не покажется. Я вижу, со следствием вы сотрудничать отказываетесь. Так и записать?
— Да так и запишите, — пожал плечами завскладом. — А я тоже напишу, когда из кабинета выйду. Прямо прокурору напишу, как в нашей народной тюрьме с честными людьми поступают! Мне даже обвинения не предъявили, только ордером на арест издалека махнули, в руки не дав! Откуда я знаю, вдруг там про кого другого написано? Смотрите, гражданин следователь, у нас правосудие еще никто не отменял. В том числе и для таких, как вы.
— Ах, обвинение... — хмыкнул капитан. — Ну что же, гражданин Грудецкий, пусть будет обвинение. Уж извините, запамятовал. Вы обвиняетесь... — он сделал вид, что роется в бумажках на столе, — вы обвиняетесь в хищении пятидесяти тысяч...
— Скольки-скольки? — внезапно сморщился человечек. — Пятидесяти? Да ты что, капитан, издеваешься? Ты что, решил меня перед людьми опозорить? Да я столько за три месяца делаю! Тебе с твоими полутора сотнями оклада полста штук миллионами кажутся, а люди меня засмеют. Ты знаешь, сколько директор управления в год заколачивает? Да ты пополам от зависти треснешь, если я тебе скажу!
— Вы что, признаете свою вину? — сдавленным голосом осведомился следователь. Он покрепче ухватился за ручку и занес ее над бумагой. — Если дадите добровольные показания, суд учтет...
— Так, понятно, — завскладом попытался привстать со стула, но поймал угрожающий взгляд полицейского и опустился назад. — Слушай, капитан, я так понял, с тобой не поделились, вот ты и злобствуешь. Ну что ты за человек, а? Пришел бы ко мне по-хорошему, посидели бы за бутылочкой, поговорили бы. Жизнь у тебя тяжелая, догадываюсь. Ну так и мы люди понимающие, не оставили бы, поспособствовали бы чем можем...
— Да как вы смеете! — Капитан подскочил на месте, выбежал из-за стола и занес кулак для удара. — Ах ты, гнида...
— А вот руками махать не стоит, — хмыкнул человечек. — Тогда уже я договариваться не захочу. А вот ты здесь ровно до завтрашнего дня продержишься, а потом покатишься колобком. Парень, из наших рук городской прокурор кормится, да и областной все понимает. Слушай, сядь, и поговорим спокойно, как деловые люди. Да сядь же, хватит мне на нервы давить! — внезапно рявкнул он.
Тяжело дыша, капитан опустил руку, но на место не вернулся. Он отступил на шаг и нервно захлопал по карманам, нащупывая сигареты. Вспомнив, что курить по совету врачей бросил еще в прошлом месяце, с досадой стукнул кулаком по бедру.
— Слушай, капитан, — примирительно заговорил человечек. — Ну не кипятись ты! Мне с тобой ссориться не резон, да и тебе со мной — тоже. Да ты бы хоть представился, что ли, а то разговариваем, как не люди...
— Дамир Ямалутдинович, — буркнул следователь, о чем тут же пожалел. Чего вдруг он разоткровенничался с обвиняемым?
— А по фамилии?
— Штепа.
— Штепа... Штепа... Ах, Штепа! Ну да, наслышаны! — чему-то вдруг обрадовался человечек. — Последний честный следак в нашем ОБХНС, как же. Единственный, можно сказать, на всю Батанскую область. Знаешь, уважают тебя, капитан, за твою принципиальность. Так и говорят — Штепу за бублик не купишь! Все верно: одна дочь как раз в возраст входит, когда на сережки да колечки заглядываются, другая в садике, жена хроническим бронхитом который год страдает, дома сидит, ползарплаты на лекарства отдаешь, сам пешком из экономии ходишь, и все равно принципиальный? Сколько раз тебе денег предлагали, капитан? Четыре раза? Пять? Молодец ты, да! Не поступаешься...
