Деляга

— Прасковья Пална, добрый день. Вы женщина такая роскошная, аппетитная, прямо в жар меня кидает при виде вас, как в мартеновскую печь! А вот талию поправить не желаете? Я когда в госпитале лежал, с врачом одним познакомился, из самой Москвы. Он женам наших... — Вова многозначительно закатил глаза в направлении своего лба, — фигуры, в общем поправлял. Да, да, истинную правду говорю! Так я у него таблетками для этого дела разжился. Немалые деньжищи, между прочим, отвалил! Но только для вас и исключительно из уважения к моему ротному командиру, товарищу лейтенанту...

Зря распинался Три Процента, все его словеса отскочили от необъятной поварихи, как бекасинник от лобовой брони КВ. Обдав наглеца таким взглядом, будто ушатом помоев окатила, тетя Паша высказала собственный взгляд на данную проблему.

— Нормальная баба, должна быть в теле.

И двинула прямо, Вова едва успел с дороги убраться. Пройдя пяток шагов, повариха обернулась и добила Лопухова.

— А таблетки эти ты знаешь куда засунь... Я тебе талию и без них обеспечу.

Таблетки Вова засунул. Обратно в карман шинели. Да-а, не учел, что нынешние женщины на палкообразных манекенщиц, набираемых и трепетно лелеемых голубыми модельерами из-за рухнувшего железного занавеса, насмотреться, еще не успели. Сейчас в моде совсем иной фенотип, хотя, тетя Паша является, пожалуй, совсем уже крайним его проявлением.

Что дальше делать Вова не знал, но тут помог случай.

— Купи портсигар.

Отощавший мужичонка в замызганной гимнастерке просительно уставился на Вову голодными глазами. Похоже, этот портсигар он пытался продать уже давно. Но солдатам он ни к чему, у них для хранения курева кисет есть. Не самокрутки же в нем хранить, в самом деле! Командирам, их тех, у кого папиросы водятся, портсигар должен пригодиться — неудачно сел и всю пачку можно выкидывать. Но к командирам с таким предложением продавец обращаться не рискнул.

— Нет у меня денег, — отказался Вова.

Ну не считать же деньгами семнадцать красноармейских рублей, выданных в госпитале за два последних месяца. Продавец, однако, не ушел.

— Ну хоть на хлеб сменяй. Я много не прошу...

— Да я вообще не курю, — попытался избавиться от него Лопухов.

— Хорошая вещь, — продолжал гундеть мужичок, — из немецкого алюминия. Сам делал.

— Сам, говоришь...

Повинуясь внезапно вспыхнувшей, как проскочившая искра, мысли, Вова цапнул предлагаемый товар. А портсигар, действительно, был неплох. Из самолетного дюраля, на крышке — блестящий латунный танк. Сделан аккуратно, как будто на заводе, а не кустарем.

— Точно сам?

— Да сам, сам.

В качестве доказательства продавец продемонстрировал свои руки. Вова поверил.

— А еще сможешь?

— Не, материала нет.

— А ПАРМ по соседству? У них этого алюминия должно быть...

— Там старшина — зверь. Я ходил, у механиков просил, а он меня прогнал. Ну так купишь?

Данный вопрос Вова проигнорировал.

— А еще что можешь?

— Зажигалки из гильз могу. Только колесиков нет и камушков тоже. Да мало ли...

Зажигалки это вещь. Они нужны всем: и в тылу, и на фронте, и красноармейцам, и командирам. Золотое дно. Надо только правильно дело поставить. Мысли понеслись, Три Процента уже видел себя портсигарно-зажигалочным королем, олигархом полкового масштаба.

— Считай, купил я твой портсигар.

Вова спрятал товар в карман и решительно направился к выходу из землянки.

— А хлеб?

— Вечером, — отрезал Три Процента.

Из землянки он направился прямым ходом в ПАРМ к старшине-зверю, благо занятиями переменный состав не утруждали, главное, чтобы на утреннем разводе был и на вечерней поверке, или хотя бы старшина видел, что ты в ротной землянке обретаешься. Ну а на завтрак, обед и ужин все и так сползались. Остальное время было почти свободным, если только тебя не отловят и на какую-нибудь хозработу не припашут.

— Каждый второй портсигар — мой, — отреагировал на деловое предложение старшина с голубыми петлицами.

— Без ножа режешь! — возмутился Три Процента. — Мне еще со сбытом и полковыми делиться надо! Пятый — твой.

— Не серьезно. Я и без тебя обойтись смогу, среди своих механиков найду мастера. Сорок процентов!

— Ты сначала найди! А сбывать кому будешь? Двадцать пять!

— А если меня за алюминий прихватят? Риск! Треть, как минимум.

— Какой риск?! Вон у вас СБ разбитый валяется, нам его лет на сорок хватит! А МиГ списанный, никому не нужный? Пока до него с переплавкой доберутся, на пару лишних дыр никто внимания не обратит! Четверть — последнее слово!

Старшина решил, что и в самом деле загнул, алюминия никому не нужного хватало, а на портсигары нужны были крохи.

— Договорились!

Договорившись по первой части, Три Процента перешел ко второй. Старшина сразу внес рацпредложение.

— Лучше от ШКАСа брать. Она толще, прочнее, резьбу проще нарезать. А хочешь, я тебе от "березы" гильз подкину?

— Я подумаю, — пообещал Вова. — А что на счет колесиков?

— Сделаем. И насечку тоже, металл есть, станки есть. А камушки где возьмешь?

— Моя проблема. И бензин для заправки — с тебя.

Ударили по рукам. Образец, принесенный Лопуховым, старшина прибрал себе в качестве аванса. Обратно в землянку Вова вернулся с оттопыренными карманами. Нашел мастерового, отвел в сторону и вывалил перед ним принесенное богатство.

— Вот тебе материал — работай, остальное я беру на себя.

— А...

— В уплату за алюминий отдал, — пояснил Лопухов.

Работа пошла, а через день Вове предстояло нанести решающий визит. Начальник ПФС был в полку четвертым человеком. Выше него стояли только командир, замполит и начальник штаба. Даже командирских заместителей он в расчет не брал.

— Разрешите, тащ каптан, — Вова бочком протиснулся в каморку, занимаемую вершителем его дальнейшей судьбы, — дело есть, тащ каптан.

Капитан от такой наглости малость обалдел и от удивления разрешил.

— Ну заходи.

Есть, у всех профессиональных сообществ есть собственный сленг. С одной стороны это облегчает общение между своими, с другой, позволяет сходу выявить и отсечь чужаков под своих маскирующихся. Стоящий перед старым армейским делягой красноармеец этим сленгом явно не владел, да и своим прикинуться не пытался, но родственную, почти родственную душу интендант почуял сразу.

Надо сказать, что немного разобравшись в здешних реалиях, Вова к местным деловым проникся чувством глубокого неуважения. Здесь было государство, у которого все было и население, которое в этом всем нуждалось. Ну, почти во всем, например, дальнобойные пушки в хозяйстве точно никому не нужны. Хотя, как знать... Короче, всего-то и делов, у государства спереть, на черном рынке толкнуть, и ты в полном порядке. Само собой, поделиться с кем надо. Даже скучно как-то. Нет, риск, конечно, есть, и на нары можно загреметь, и к стенке, по случаю военного времени, встать. Но, ни тебе стрелок, ни крыши, ни наездов всяких отморозков, когда прихлопнуть могут походя, просто для поднятия собственного авторитета. Конкуренты тебя не закажут, поскольку конкуренции нет, как таковой. И киллеров тоже нет. А еще здесь не бывает дефолтов, скачков валютных и биржевых курсов. Красота!

Правда военная инфляция уже набрала обороты, но средства спасения от нее хорошо известны: золото, камешки, прочая ювелирка и антиквариат. Вот с недвижимостью проблемы, особняк на Рублевке не построить, виллу на Лазурном берегу не приобрести. Да чего там, паршивую однушку в Химках и то не купишь. Да вообще, с путешествиями за границу большие проблемы. Правда есть шанс через пару лет беспорочной выслуги совершить турне по странам Восточной Европы и Германии. На своих двоих, питание, проживание и снабжение боеприпасами государством гарантируется. Но эти два года нужно еще прожить, и само путешествие сопряжено с большими опасностями, уж больно персонал в тамошних отелях неприветливый и до зубов вооруженный, а страховой полис не никем предусмотрен.

Когда Три Процента закончил излагать дело, капитан повертел в руках алюминиевый образец продукции кустарного производства.

— Хорошо сделано, только где ты все это сбывать собираешься?

— Москва рядом, она все проглотит.

— Проглотит. А доставка? Сбыт?

— Каждую неделю машина в Москву ходит, я же знаю. Туда подкинуть, вес небольшой. Со сбытом я на вас, тащ капитан, рассчитываю. В крайнем случае, сам могу съездить, нужных людей найду...

— Сядь.

Вова опустился на стул. В кабинете пэфээсника стоял самый настоящий стул со спинкой и обтянутым дерматином сиденьем, давно на таком сидеть не приходилось.

— Все-то ты знаешь. Откуда только такой шустрый взялся. Не надо никуда ездить, сбыт я обеспечу. Ты, лучше скажи, какой твой интерес?

— В постоянный состав хочу попасть. Ну и с голодухи чтоб не пухнуть.

Нельзя было в его положении требовать много.

— А скажи-ка, зачем ты в этом деле мне вообще нужен?

— Нужен, тащ капитан, не сомневайтесь. За мастерами каждый день приглядывать, материал из ПАРМа таскать, вам там как-то не с руки светиться. Ну и вообще, мало ли...

— Резонно, — согласился капитан. — Значит так, от голода не помрешь, это я тебе обещаю, с постоянным составом погодим, посмотрим, как дело пойдет.

Поначалу дело пошло так себе, ни шатко, ни валко. Мастер был только один, его, кстати, сразу перевели в постоянный состав, инструмент — какой придется. И хоть работал он с рассвета до заката, большой производительности от него не получить. Но постепенно дело наладилось и даже расширилось. Прослышав о хлебном деле, подтянулся еще один народный умелец, за ним другой. С очередным рейсом машины, из Москвы привезли нужный инструмент: тисочки, молоточки, напильники, надфили, ножницы по металлу. Со старшиной Три Процента договорился, теперь тот свою долю получал не продукцией, а деньгами и продовольствием.

Поначалу, текущее положение Вову вполне устраивало. Несмотря на то, что он продолжал числиться в списках роты, из под ротного начальства он был выведен. От голода не страдал, обмундирование добыл вполне приличное, пули над головой не свистят. Чего еще надо? Постепенно выяснилось, что надо еще многое. Время шло, прибыли росли, а его положение никак не менялось — как работал за пайку хлеба, так и продолжал. К тому же, отношение к нему в роте двояким: одни завидовали ему, другие презирали и тоже завидовали. Но друзей или хотя бы приятелей у Лопухова не было. Сойтись с кем-либо у него не получалось, он был здесь чужим. Вот в хозроте все такие же, там, возможно, удалось бы найти приятелей, хоть и народ там подобрался весьма сволочной.

Все закончилось, когда на улице уже чувствовалось первое осеннее дуновение прохладного ветерка. Поначалу, когда Три Процента выдернули к его новому начальству, он надеялся, что ничего страшного пока не произошло. И только попав в кабинет, и увидев там старшину с голубыми петлицами, понял, что влип. По самые помидоры. Погорел Вова, как и в большинстве случаев на женском вопросе. Бывая в городке, он познакомился с местной почтальоншей Фаей. Лет тридцати, веселая разбитная, а главное не прочь. Вот только не пойдешь же к ней с пустыми руками. На местном рынке поллитра, даже не водки, а вонючего мутного самогона стоила ого-го сколько, не подступишься. Меньше, чем с поллитрой соваться несолидно. Да у Вовы и на пятьдесят граммов не набиралось.

В очередной раз относя деньги старшине, Три Процента не удержался и отщипнул кусочек. Уж больно велик был соблазн, регулярно приличные суммы проходили через его руки, но все время мимо кассы. Маленький такой был кусочек, махонький, махонький, просто незаметный. Старшина и не заметил. Но потом Вова отщипнул еще раз и уже чуть больше, а потом еще чуть больше... Теперь развязка была близка.

— Крысятничать начал, — накинулся на Вову старшина.

Самым обидным было то, что позавчера Три Процента приобрел таки вожделенную емкость, вчера договорился с Фаиной и после отбоя слинял из землянки, изображавшей казарму. Неладное он почуял еще на подходе, но, несмотря на плохие предчувствия, все-таки постучал в заветную дверь. Дверь долго не открывали, Лопухову бы слинять, а он, как последний фраер, постучал еще раз, уж больно велико было желание добраться, наконец, до Фаиных прелестей. Дверь распахнулась — на пороге стоял этот самый хрен с голубыми петлицами. Он банально опередил Вову. Только сейчас петлиц на нем не было, как и гимнастерки, ремня, шаровар и т.д. Весь наряд "летчика" состоял из несвежих кальсон и густой шерсти на груди и явно наметившемся животике.

— Т-ты?

От густого выхлопа Три Процента поморщился и пожалел об отсутствии закуски.

— Я, — печально согласился Вова.

— А-а, — мыслительный процесс у соперника шел с серьезными трудностями. — А чего ты тут делаешь?

— Я это..., дверью ошибся, — попытался выкрутится Три процента.

Не дожидаясь конца обработки подкинутой информации, Вова слинял. По дороге для успокоения нервов он отхлебнул из вожделенной бутылки. Потом еще раз хлебнул. К моменту возвращения, содержимое емкости сократилось где-то наполовину. Надежда на то, что сильно принявший на грудь авиатор о его визите на следующее утро забудет, не оправдалась. Похмелившись и сопоставив факты, поставщик сырья заявился в полк кое-что проверить. Проверил.

Пару раз Вове дали по морде, несильно, фотокарточку портить не хотели и намного чувствительнее по другим частям организма. Сопротивляться было бесполезно, старшина тот еще бугай. Наорали, обматерили и сообщили радостную новость — завтра из полка отправляется маршевая рота. Причем, не на спокойный центральный участок, прямиком под Сталинград. И, по их мнению, только Вовиной фамилии в списках и не хватает, но они это дело в кратчайшие сроки исправят.

Вышвырнутый из кабинета и низвергнутый с вершин тылового Олимпа красноармеец Лопухов достал остатки заначенного самогона и засадил прямо с горла в один присест. Мерзкая вонючая жидкость сначала проскочила как вода, а потом растеклась где-то в животе. Организм отреагировал отчаянным спазмом, но Вова усилием воли подавил его сопротивление. Захмелеть не получилось. Вернувшись в землянку, Три процента упал на нары. Обидно было до слез, второй раз на фронт попадать очень не хотелось. Мелькнула было мысль слинять, но остаток разума удержал. Куда он пойдет без документов, без денег? До первого патруля? А приказ "ни шагу назад" им с месяц назад зачитали. Кому он здесь нужен? Ни родственников, ни хороших знакомых. "Будь, что будет", решил Вова и вырубился, наконец, пропустив спиртовой удар по мозгам, усиленный отравой сивушных масел.

Глава 6

— На месте, стой!

Прикемаривший на ходу Вова не успел выполнить команду и ткнулся в сидор шедшего впереди красноармейца. В другое время за такое дело он бы точно наряд схлопотал, но, во-первых, было темно, во-вторых, сейчас было не до него — впереди была река. И называлась эта река — Волга. И реку предстояло ее форсировать. Где-то слева заливалось зарево многочисленных пожаров, а в уши настойчиво лез гул канонады, которая не притихла даже ночью.