Венец Венеры

— Вот это очень толково придумано, это очень грамотно ты придумал, — сразу признал дож, выразив всеобщее мнение и поддержку такому обороту в новом деле.

— Я там еще кое-что продумал, — признался скромно наш прохиндей. — Но оставил и вам место, где можно развернуть свою фантазию и найти особо ловкие замыслы — всё к пользе нашей столицы. Замечу главное — "Ла Скала" — вот единственное достойное название для театра Сиятельной Венеции...

— Причем тут лестница? — не понял его Фоскари. Ведь "scala" переводилось, прежде всего, как "лестница".

— Как вы не понимаете! Это же "Лестница в небо", — сразу взвился огоньком возмущения над такой глупостью собеседников Аль Пачино. — Искусство — это к высшему обращение, понимать надо! И лестницу обязательно пристроим, там проект надо особый. Что вы меня путаете! Я думаю. Мне надо с мастером Брунеллески посоветоваться, я не знаю даже, у него немного зажатая смелость творчества, можно и с Донателло перехрюкать, но он хоть всего на девять лет моложе своего патрона, тоже тупой как миланец, хотя флорентийской закваски, думать надо! Театр построить это вам не в корыте пукнуть!

Все рассмеялись и внезапно поняли, что день начался великолепно! День начался волшебным образом — и не зря они прихватили за гульфик этого ловкача. Надо таких иногда ставить под осуждающие взоры, и строгие слова обличений вины, чтобы напрягать мозги таких хитрецов и выдумщиков — пусть на пользу добрую и славу новую постараются своим соображением. А потом можно опять допустить им безобразничать, чтобы шалуны накопили новые грешки, и тогда можно снова их — за ушко да на ковер во дворец дожей.

Не расходясь по своим кабинетам, а каждый из либрадоро имел свой кабинет во дворце дожей, у каждого постоянно была новая должность, но была своя команда бюрократов и специалистов разного толка, на все случаи жизни — не размениваясь на текущие дела, ибо все тикало как часы, точно и аккуратно и верно — правители тотчас послали за многими остальными имеющими власть и влияние. Подготовили зал заседания. Где они могли и покушать и спокойно наметить первые пункты воплощения такого грандиозного дела.

Аль Пачино предложил великое. Это вам не Колизей, забава все же немного низменная, недостойная, хотя... в первую очередь надо заняться этой "Ла Скалой" — звучит довольно мило, и смысл таит сильный и достойный, согласились отцы-основатели. Во дворце дожей закипела жизнь — нечасто такое случалось, но в этот раз повод разогнать кровь и разослать курьеров во все концы столицы был приятнейший, добрый, много в нем было надежды и многое обещало только прибыток Серениссиме.

А полностью оставленный чужим вниманием Пачино вышел на набережную, кивнул своему легионеру, который поджидал его в маленькой лодочке у стен дворца дожей, и они отплыли на Повелью. Надо было быстро провернуть пару дел и можно было оставить столицу, здесь теперь на несколько недель всем забот полный рот обеспечен — такое продумать, это да — это либрадоро непросто придется финансы и сметы сообразить. Они еще пожалеют, что войну с Ломбардией развязали — она теперь совсем не нужна! Дукатов уйдет миллионы на великую стройку. Уж Лешка постарается со своими приятелями Донателло и Брунеллески — они такого наворотят, что мало не покажется, архитектура такого уровня — это миллионы вбуханные на несколько сотен квадратных метров. Но и здание надо отгрохать вкуснейшее — и довольно компактное и такое, чтобы на века, и чтобы всех поразить своими находками. А кой-какие в памяти у Лешки вертелись воспоминания. Он был уверен в успехе. Потому что вообще не соображал в архитектуре, но ему был приятен скромный масштаб венецианских проектов — в любом случае это будет здание небольшое, не на твердой земле строить, можно исхитриться и выстроить нечто воздушное, ажурное и волшебное. Ничего, смена деятельности всегда шла на пользу человеку — пришло время ночных боёв, ударов гладиусом, адреналина и воплей и криков — время крови и боли — время размять косточки, время рискнуть своей жизнью и жизнями дорогих людей. Такая судьба выпала, и Лешке она нравилась. Он улыбался и вовсе забыл о светлой ленте, которая странно изменила цвет, приобрела оттенки почти полностью совпадающие с цветом его кожи, сделалась почти незаметной на его руке — и притаилась до поры до времени.

Глава 13 Vita aut Morte — Жизнь или Смерть. Девиз корпуса амазонок Атлантиды

Прижать Задар было интересно. Хоть абсолютно бесполезно и вздорно — власть Венеции, там было уже не уничтожить, и порядок будет восстановлен очень быстро. Не понимал этого плана Зубриков, вообще не понимал. Так и спросил у капитана: "Какой смысл твоего налета, Апфия? Ведь ты рискнешь своими девочками".

— Достал ты, и все вы меня уже достали, — фыркнула Павлова. — Алекс, для чего я родилась? Для чего я живу? Для чего мы живем, мы с девочками. Мы не такие как ты и остальные апостолы. Они вас почитают, как... святых. Наверное. Но я то знаю, что вы не святые. Ты точно не святой, а похотливый грязный свиник.

— Чего это я грязный, — возмутился Лешка. — Я всегда чистый был. Мне плевать, если девочка потненькая, с работы там, с поля вернулась, грязненькая — главное, чтобы я был чистый.

— Мысли у тебя грязные! — фыркнула его бывшая любовница.

— Это да, мысли мои нескромные. Но не надо меня путать! Не надо меня дурить, милая, — рискуешь жизнями.

— Дурак ты Алекс, и ничего ты не понимаешь уже давно, — усмехнулась Апфия. — Такова наша жизнь. Смерть будет быстрой. А от всякой другой мои девочки увернутся, они амазонки. И мы все решили — без тебя решили, извини, я довожу до твоего сведения это решение — мы станем бичом Средиземноморья. Мы заставим себя уважать, бояться и иметь дело с нашими посредниками.

Лешка присвистнул:

— Ого, а не треснет ротик от большой шоколадки?

— И попа не слипнется. Как ты говоришь, — улыбнулась ему подруга. — Попробуем. Шанс есть. Главное — я себе сделала имя. Получилось отменно. Я некая ведьма Византии — это раз. Но я вне власти и контроля Византии — это два. Получается, что во всем виноват Константинополь. Они там могут что угодно оправдываться, никто не слушает пустых оправданий. Ведьма Византии, графиня Лезбоза, фурия Эллады будет крушить врагов. И мои девочки — не совсем легионеры.

— Стоп! Амазонки засветились по полной в Англии. Вы атлантки — все это знают, — уточнил Зубриков.

— А вот членом осьминога тебе по лбу, — фыркнула Апфия и своим ругательством в очередной раз ввела в ступор сухопутного крыса Зубрикова, его всегда шокировали её морские ругательства. Павлова протянула руку и пару раз ударила легата слабенько по носу, чтобы он пришел в чувство. — Алекс, амазонки это не атлантки. Амазонки — это древнее племя, легендарное. Нас так и принимают, как вассалов Атлантиды. Абсолютно ведьмы, ужасные, жестокие. Вы, сучки с членами, мне за Эксетер вечно должны остались. Но я всё из той бойни выжму. Кто мы теперь? Коварные шлюхи сатаны, с нами даже атланты стараются не иметь дел. Так... используют как палачей и смазку для гладиусов. Мы порядки наводим в империи атлантов, жуткие мерзкие твари.

— Да ты гонишь, — Лешка смотрел в смеющиеся глаза подруги и не мог сообразить, чего веселого она в этой репутации нашла.

Легат-капитан Апфия Павлова не желала ждать пока до этого тупицы дойдут её хитрые интриганства и зловредные коварства, пояснила мальчику:

— Мои агенты куют славу корпуса амазонок. Понимать надо, — передразнила она друга.

— Вот оно что, Михалыч, — задумчиво пробормотал Лешка.

— Вот оно как, — согласилась с ним Апфи, которая на всякие странные слова попаданцев давно не обращала внимания, могли те высказаться так, что хоть стой хоть падай. Уловил общий смысл — и радуйся.

— Значит, Зара, он же Задар, — решил принять правила игры Зубриков. — Порт неслабый. Поясни, что вы хотите.

— План такой.

— Стой! — остановил её Лешка. — Я это где-то слышал. Стой, это важно.

И он пропел эти слова, очень приятно, и голосом этаким забавным, потом сморщился и стал вертеть головой, вспоминая и пытаясь распознать фразу — это точно из песни, но какой? Потом вспомнил и улыбнулся. Стоило сразу догадаться.

— Отлично, малышка, Цой на нашей стороне, и значит, всё у нас будет тип-топ. "Нам с тобой", — пропел он и подмигнул капитану амазонок. — Давай, не томи.

— Дурак какой-то, — фыркнула от смеха Апфия, но продолжила пояснять план.

Задар был городом сильным, древним, крепким портом Далмации, области которую еще римляне отметили своим визитом и приведением к покорности. Это были земли северо-запада побережье Балканского полуострова, от побережья Адриатики. После римлян там власть менялась не часто, но надолго, никакой самостоятельности далматинцы никогда не имели — но, они были горцы по большей части, а это народ — кремень, народ — гвозди, народ до жути свободолюбивый. Далматинцы вечно устраивали восстания и всем были недовольны, а своих князьков из племен с горы там всегда полным-полно было, претендентов править Далмацией всегда было много. Никакие культурные плюшки их не забавляли. В Задаре даже университет был! Уже лет тридцать как там учились серьезно и основательно дети местных шишек, но все было бесполезно — бунтарь на буяне сидит и смутьяном погоняет.

Венеция окончательно укрепилась в Далмации лет двести назад, когда дож Энрико Морозини натравил на порт задолжавших Венеции крестоносцев очередного крестового похода. Город венецианцев не интересовал, им была нужна перевалочная база на побережье Балкан, и крестоносцы не смутились трудностями осады — взяли город, разграбили подчистую. А это была та самая команда весельчаков, которые потом двинулись на Константинополь — прадед Марко был потрясающий дожик, слепой, за девяносто лет ему уже было — его по голове в юности стукнули в Константинополе, и он стал плохо видеть, к старости совсем ослеп, но злоба и коварство не оставили его — славный кекс! Натравил на столицу Византии европейских католиков — и всё. Папа Римский как всегда принялся плакаться и возмущаться, и сетовать на нехороших военных, всех отлучил от церкви — уже за осаду и уничтожение Задара всех осудил. А им тогда что оставалось, раз уже отлученные по полной программе? Вперед, продолжим добывать артефакты и реликвии, чтобы потом обменять ценные христианские реликвии на прощение и искупление всех грехов скопом. Все было просто — и так оно и вышло! Они потом святыми становились в своих родных местах, когда понавезли по всей Европе гвоздей из креста Спасителя, щепочек из него же. И терниев из венца, и чего только они не добыли, разграбив церкви и соборы столицы Византии.

Задар тогда вертелся между притязаниями венгерских королей с севера и венецианцами. Выиграли венецианцы. Они просто купили Далмацию за сотню тысяч дукатов, вручив одному из претендентов на венгерский престол взятку, и тот смог перерезать соперников и сесть на трон — всем плевать было на вздорных далматинцев. Венеция легально получила права устанавливать свои порядки. И задарчане не смутились, им тоже плевать было на то, кто ими управляет на этот раз — бунтовать и возмущаться — это у них в крови было. Вот и бунтовали регулярно. И было с чего.

Венеция восхищала — она была чудом этого времени — абсолютно ненормальная, потому что она была абсолютно нормальная капиталистическая, буржуинская республика, которая обгоняла формами правления и социальным устройством общества свое время лет на... триста-четыреста. Но вот некоторые черты капитализма не нравились парням абсолютно. И это нормально: всегда есть минусы, и негатив в любом хорошем деле. Далмация была "банановой республикой".

Венеция была беспощадна к врагам своей торговли. Всех конкурентов она давила. Налогами, ядами, кинжалами — только венецианские купцы имели право торговать в Далмации. Ремесленников там тоже не было, на примитивном уровне остались кузнецы в деревеньках и при каменоломнях и солеварнях, и прочие мастера мелкого ремонта. Венеция поставляла все товары, впендюривая их втридорога, и далматинцы покупали, потому что больше им взять товары необходимые для жизни было негде. Жуткая дискриминация чужой экономики — и так было во всех венецианских колониях. Вот в этом Серениссима меры не знала. Венеция добивалась главного — монополии на мореплавание и торговлю по Средиземноморью. Венеция игралась пошлинами, устанавливала несправедливые соотношения цен в импорте и экспорте — все в свою пользу. Кораблестроение было запрещено категорично во всех колониях! Только Сиятельнейшая имела право набираться опыта и мастерства в этом деле. Политику местную венецианцы давили и контролировали всегда.

На юге вышел забавный казус — смогла устоять славянская власть. Племена, люди и аристократы сплотились в городе Дубровники и там

расцветала Дубровицкая республика, девизом которой были слова: "Свобода или смерть!". Парни снисходительно относились к славянам — было такое дело. Чувствовали они некую дурацкую зависимость от идеи "славянского братства", хотя прекрасно понимали, что все балканские и европейские славяне никому никакие и никогда не братья, кроме своих кровных родственников.

Но Дубровники были далеко на юге, а Задар под боком у Венеции — двести семьдесят километров, для каракки атлантов это было двенадцать часов спокойного хода, если давать ровные двенадцать узлов — двадцать два километра в час. Венецианские галеры за сутки всегда добирались до Задара, придут, восстановят порядок. По спокойному морю галеры километров пять— семь в час могли дать. И всё же атланты решили, что одноразовую акцию провести можно. И главное было в том, что результат их не интересовал совсем. Пусть венецианцы попотеют, пусть немного отвлекутся от западного направления — не надо борзо начинать бойню в Италии, ни к чему это.

Ситуация выглядело дико. Корпус амазонок — три сотни девочек-припевочек, любительниц пошвыряться метательными ножами и распевать песенку: "Болтом вам прилетело и тю-тю!", метко управляясь арбалетами. Девочки выросли странными фоминистками-феминистками. Там вышло забавно. У Костика был маленький затык по работе, профессионализма ноль у двадцатилетнего парня, а Лешка Зубриков всегда был пофигист и раздолбай, ему, что мальчиков под зад пинать, что девочкам оплеухи раздавать — все одно — он всех одинаково любил, "мерзких гаденышей, которых всех поголовно надо лишить порции шоколада, в воспитательных целях". Учение святого Фомы девочки приняли всем сердцем, для них всё было просто. Не зная ни о каком феминизме, они были крепко уверены в одном: "Господь сотворил женщину". Всё. Точка. Остальное — неважно, как поется в славной песне группы "Металлика", которую все знали наизусть, правда пели в припеве латинские слова "Экс нихиль моменти". Ты либо жива, либо мертва — остальное неважно. Что там выдумывают эти христопродавцы, какие там они домысливают детали по факту сотворения женщины, чтобы унизить женское начало — они ненавидели христопродавцев! А Зубриков всем прокапал на мозги, с самого семилетнего детства девочки знали — их вера чистая, а вот другие всякие мерзавцы ненавидят творения Господа, унижают грязными попреками и вообще — женщина для них раба божья и грешная изначально и окончательно! Бред! Амазонки жили с простым убеждением — все равны пред ликом Господа и в деяниях во славу Атлантиды. Поэтому не надо сдаваться, а надо хорошенько врезать мальчишкам по зубам. А будут наглеть, так и промеж ног можно — нечего этим "итютю" воображать о себе лишнего. Но, если мальчики смогли завоевать уважение девочек — вот это было страшно. За своих братиков амазонки мстили жестоко, там до отменного членовредительства доходили драки на Мадейре во время ежегодных олимпиад и других спортивных соревнований между ребятней. И девочки частенько брали верх над мальчишками, по младому возрасту это было понятно и нормально.