— Вот именно "самку"! — рыкнул Игорь и с хмурым интересом воззрился на Помогая. — Женщиной её не назовёшь.
— Ага! Твоя говорил людя самка не бывай! — обрадовался тот, обращаясь ко мне. — Теперя сама гляди!
Игорь невесело усмехнулся и потянулся к тарелке с солениями:
— Она ещё и разговаривает!..
Помогай оживился, явно стараясь наладить контакт:
— Моя плохо знай ваша язык. Это — да! Настя сказал моя учить буду делай. А твой самка совсем ходит на твоя. Не надо волновайся!
— Чего б ты понимал! — обозлился Игорь. — Да на фиг она мне нужна после того, что она сделала!
— Моя тоже говори нужна, — не понял Помогай вывертов языка, хоть и очень старался. — Какой он делал?
— "Какой"? — вращая глазами, ответил тот. — Да пацана моего в детдом сплавила! — И он грохнул кулаком по столу, отчего посуда на нём подпрыгнула и зазвенела.
Помогай растерянно поморгал и, глядя то на меня, то на Настю, огорчённо сказал:
— Моя не знай такая слово...
— Вот и не суйся тогда! — отбрил его Игорь. — Советчик!
— Ну, ты не очень-то, — вступился я за Помогая, оскорблённого в лучших чувствах. Он тихонько отошёл к окну и сел на подоконник, потеряв желание вести беседу в таком тоне. — Он же, тебя жалеючи...
— Та!.. — зло отмахнулся тот и отвернулся, пряча слёзы.
Настя подошла к Помогаю и поманила его за собой. Тот покорно поплёлся за нею вслед.
Когда они скрылись за дверями, я подсел к Игорю:
— Так вот за что ты её колотил...
— А то за что же? — буркнул он и с чувством выплеснул: — Тварь! — потом посопел и добавил ещё пару определений той же окраски.
— Тихо-тихо! — положил я ему руку на плечо. — Держи себя в руках. Найдём мы твоего пацана.
— Да чё его искать? Нашёл я его уже... Вон он, в машине сидит!
Я поднялся:
— Дак чего ж ты!.. Мать твою! Тащи его сюда!
Тот недоверчиво оглянулся. В глазах застыли злые слёзы.
— А чё, можно?..
— Знаешь, что? — рассвирепел я. — Дурак ты! Вот что!.. Пошли!
* * *
**
На заднем сиденье "Джипа" сидел большеголовый и глазастый паренёк лет десяти и с интересом разглядывал навороты фасада "Тадж-Махальчика". На Игоря он был похож "на все сто". Тот же доминирующий нос, те же глаза навыкат.
— Ну, давай знакомиться? — склонился я к открытому окну.
— Давай, — ответил пацанчик и вложил щуплую ладошку мне в руку. — Меня зовут Саша.
Игорь стоял сбоку, опершись на крышу автомобиля, и с теплотой смотрел на сына.
— Ну а меня дядя Володя.
— Я знаю. Ты работаешь волшебником.
Я мельком взглянул на прячущего улыбку Игоря и спросил:
— А ты любишь сказки?
— Нет, — серьёзно ответил Саша. — Там всё неправда.
— А почему ж ты назвал меня волшебником? Ведь волшебники бывают только в сказках.
— Так сказал папа, — пожал плечами не по возрасту рассудительный паренёк и отвернулся.
— А что же ты любишь?
— Играть в приставку. — Он посмотрел мне в глаза с невыразимой печалью и добавил: — А ещё шоколад.
— Ты что ж, не мог пацану шоколадку купить? — покосился я на отца с недоумением и собрался было порадовать паренька, но Игорь остановил меня:
— Ему нельзя. Сердце. И зубы плохие...
— Ладно, — я выпрямился, открыл дверцу машины и протянул Саше руку. — Пойдём. У меня и приставка есть и конфет навалом.
— Ему нельзя сладкое, — повторил Игорь с тревогой, отслоняясь от машины. — Врачи запретили.
— А разве я не волшебник? — состроил я невинную физиономию, обращаясь к мальчику.
— Так сказал папа, — равнодушно ответил тот, опять пожимая плечами и вылезая из салона. Следом за ним вывалились разноцветные коробки с игрушками.
— Это тебе папа купил?
Серьёзный Саша оглянулся и побросал коробки обратно.
— Да... — печально сказал он и виновато посмотрел на отца: — А шоколадку — нет...
Тот крякнул с досады и захлопнул дверцу машины.
— Теперь тебе можно будет есть всё, что хочешь, — сказал я, поднимаясь вместе с мальчиком по ступеням террасы. — Сейчас мы поколдуем и всё будет нормально.
— Ты бы пацану голову не дурил, — недовольно пробурчал Игорь, тащившийся сзади нас. — И так тошно...
— Это папа сегодня съел чего-то невкусное, — сказал я Саше. — Вот его и тошнит.
— Он сегодня маму прогнал, — печально ответил Саша и закусил губёшку.
— А ты откуда знаешь? — Я обернулся и осуждающе посмотрел на Игоря.
— Папа сказал... — на глазах паренька заблестели крупные капли и подбородок его задрожал.
— Ты не понял. Это он так пошутил. Вот увидишь, всё будет хорошо!
Сзади опять раздалось досадливое кряхтение, но сказать он ничего не успел: мы уже скрылись за дверями и они хлопнули у него перед самым носом. Он молча последовал за нами.
Когда мы входили в столовую, меня вдруг качнуло от яркого видения: пейзаж тотального разрушения из моего утреннего сна на мгновение затмил сознание.
"Что это было?" — ошеломлённо спросил я у браслета, но тот не отметил никаких отклонений.
"Ну ни фига себе!" — только и сказал я.
— Ты тоже съел что-то невкусное? — поинтересовался Саша, выдёргивая свою руку из моей. Видимо, я непроизвольно сжал ему её.
— Извини, — смутился я. — Голова закружилась.
— У волшебников тоже с головой не в порядке бывает? — в его голоске послышалась неприкрытая ирония.
— Увы! — развёл я руками. — Все мы люди, все мы...
— Ух, ты! — Саша увидел ряд компьютеров по-над стеной и сразу забыл про всё на свете. — А можно, я поиграю?
— Конечно! — улыбнулся я. — Выбирай!
— А ругаться никто не будет? — с тревогой оглядываясь, спросил он.
— Никто. Это всё моё. Можешь играть, когда захочешь.
— Ух ты! — расцвёл мальчишка и показал на крайний аппарат: — Вот этот можно?
Я кивнул, улыбаясь ему, и монитор компа ожил: пошла загрузка.
Саша с интересом обернулся ко мне:
— Дядя Володя, как ты это делаешь?
— Что?
— Ты даже не подошёл к нему, а он заработал.
— Программа у него такая... Сам игры найдёшь? Или помочь?
— Найду, конечно!
И мы с отцом перестали для него существовать.
* * *
**
Я подсел к нему сзади, делая вид, что с интересом наблюдаю за игрой и, прикрыв глаза, сосредоточился. Браслет быстро уяснил картину состояния детского организма и неприметно подправил все деформации. Ребёнок даже ничего не почувствовал, увлечённый игрой.
— Ты чего там вытворяешь? — прошептал Игорь, заметив моё отрешённое лицо.
— Всё, — так же тихо сказал я, отводя его в сторону. — Пацанчик здоров. Можешь до отвала пичкать его конфетами.
Игорь оцепенел:
— Опять шутки?..
Я рассердился:
— Какие, к чёрту, шутки?! Разве этим можно шутить?!
— Тогда... что?.. — напрягся он, всё ещё не веря, что дамоклов меч, висевший над головой его единственного сына, исчез.
— Ты, наверное, нерусский?! — прорычал я ему на ухо, чтоб мальчик ничего не услышал. — Говорю же: отремонтировал я твоего пацана! Будет жить твой наследник! На, вот, — я сунул ему в руку большую шоколадину. — Порадуй мальчонку!
Игорь закусил губу, точь-в-точь, как его сынишка, и лицо его приняло жалкое выражение. Он сунул в карман шоколад, даже на него не глянув, и с силой вцепился в мою ладонь:
— Вовчик!.. — говорить он не мог, дыхание пресеклось от волнения. Он только ещё раз повторил: — Вовчик!.. — Потом нашёлся: — Если это правда...
— Балбес! — поморщился я. — Руку оторвёшь! Правда! Конечно, правда!
Он порывисто обнял меня, потом оттолкнул и подошёл к сыну:
— Сашик... Сашик, ты как себя чувствуешь?
— А что случилось? — не отрываясь от экрана, спросил тот.
— Ну это... Сердце не болит?
— Ой, пап! Ну не мешай! — отмахнулся мальчик. — Ничего у меня не болит!
Игорь постоял немного над ним, невидящим взором смотря на монитор, потом подошёл к столу, где я сидел, и, смущаясь, пробормотал:
— Вовчик... Ты это... Можешь рассчитывать на меня, как на самого себя!.. Я твой раб!
— Ты балбес! — ещё раз обозвал я его. — Мне помощники нужны, а не рабы! Думающие помощники!
— Да всё, что угодно! — с чувством произнёс он. — Говорю же...
— Ладно, сядь. Базар имеется.
Он послушно опустился рядом на стул. А я вдруг вспомнил:
— Ты шоколад-то отдал?
— Чёрт! — подскочил он и коротко хохотнул: — Из башки вон!
Он быстрым шагом подошёл к сыну, отчего тот испуганно обернулся:
— Пап, ты чего?..
— Это тебе, — положил он перед ним угощение. — Дядя Володя передал. Волшебник! — И он мельком глянул на меня через плечо.
— Ух ты! — оживился мальчик. — А мне разве можно?
— Можно-можно... — Голос его дрогнул. Он погладил сына по голове и тихо сказал: — Теперь тебе всё можно...
С совершенно другим лицом, в котором теперь светилась нежность, он постоял возле него и развернулся ко мне:
— Я слушаю.
— Сядь. Разговор долгий и не из приятных.
— Интересно, — хмыкнул он, опускаясь на седалище. — Ну и... что у нас плохого?
— Ты не капитан Зелёный, так что не трепыхайся, а выслушай.
— Ну-ну... — Он, кажется, догадывался, о чём будет речь.
— Спросить хочу: как думаешь дальше быть?
— Хрен его знает!.. — насупился он.
— Пацану мать нужна.
— Да чё, я бабу не найду?.. С такими-то бабками?..
— Это ты себе бабу найдёшь. А ему? Не каждая сможет мать заменить. Да и не в таком он уже возрасте, чтоб любую тётю "мамой" звать. Проблем будет столько, что света белого не...
— Ты к чему это мне говоришь? — зло оборвал он и прищурился. — Думаешь, не понимаю?
— Погоди фыркать. Пацан у тебя и так натерпелся. Просто так сердце не заболит. Ему нужна его мать, а не какая-то другая тётя.
— Да чтоб я эту суку?!. — зарычал Игорь, забывшись.
— Погоди. — Я положил ему руку на плечо. — Не надо, чтоб он слышал такое. Утихни. Две минуты назад ты клялся в верности, а теперь готов растерзать меня.
— Да ведь я предлагал помощь в решении твоих проблем! — недобро сверкнул он глазищами. — А в своих я как-нибудь...
— Вот именно. "Как-нибудь". И что б ни сделал, всё будет не то. Потому что отравлено ненавистью. А ты должен через себя переступить.
— Вовчик!!! — перекосило его от противоречивых чувств. — Ну не надо в ране ковыряться, прошу тебя! Всё ещё так... живо...
— Сядь! — чуть ли не приказным тоном сказал я. — Сядь и послушай.
Он швырнул себя на стул и упёрся в меня горящим взглядом:
— Ну?!
— Держи себя в руках. Ты, всё-таки, привлёк внимание пацана. Вон, аж уши горят, хоть и виду не подаёт.
— Да он не слышит, — отмахнулся Игорь. — Весь в игре.
— Игра давно закончилась, а он не видит. Если так и дальше пойдёт, то моя работа пойдёт вся насмарку: опять лечить придётся.
— Ладно-ладно, — зашептал он недовольно. — Я слушаю.
— Слушаешь, да не слышишь. Пойдём отсюда.
— Куда?
— На улицу. Там побазарим.
Мы вышли и уселись в его машину.
— Я предлагаю тебе вот что. Только сначала выслушай, а потом кричи, что я лезу не в свои дела. Хорошо?
Он молча сопел, уставившись на приборную панель.
— Расцениваю твоё молчание, как желание выслушать. Итак, начал загибать я пальцы. — Первое. Пацану мать нужна? Бесспорно, нужна. Тебе без бабы тоже не сахар. Это второе. Предлагаю искусственный вариант. И только ради твоего пацана. Кабы речь шла только о тебе — и чёрт бы с тобой, не маленький. Баб, действительно, навалом.
Так вот. Я создаю дубль твоей Милки... дослушай до конца, не вылупай свои зенки!.. Я создаю дубль твоей Милки, — повторил я с нажимом на слове "дубль", — напичкиваю её всякими благодетелями: материнская ласка, любовь и осознание тебя как единственный свет в окошке... ну и всякое такое... Отключаю ей тот кусок памяти, где вы поцапались, она об этом ничего знать не будет. Ну а ты... тебе надо проглотить эту пилюлю: переступить через себя и притвориться, что ничего не было и мама просто ждала вас в комнате наверху. Скажешь пацану, что, мол, ты так оригинально пошутил, что дядя Володя был прав, когда так говорил... Ну? Что скажешь?
Пока я разливался соловьём, лицо Игоря пошло красными пятнами и на скулах заиграли желваки.
— Чё молчишь да злишься? — толкнул я его. — Не устраивает? Предложи тогда другой вариант. Но такой, чтоб психику пацана не ранить!
— Да ё-моё!!! — взорвался он наконец. — Я думал, ты мне дело будешь говорить!.. А ты опять!.. В болячке ковыряешься! Прикалываешься! Удовольствие получаешь, что ли?! Не пойму!
Я онемел. Выходит, он даже и не прислушивался к тому, что я ему предлагаю!
— Ну ты и дурак... — прошептал я, смотря на него во все глаза, будто видел впервые. — Я-то думал, ты умнее...
— Может быть и дурак! — зарычал он, не помня себя. — Но ты сам послушай, что ты мне тут нагородил! Вместо бабы резиновую куклу суёшь! И ты думаешь, что пацан будет ей рад?! Не говоря уже обо мне!!!
— Ей-богу, дурак, — сказал я ещё тише. — Когда это я тебе куклу предлагал?
— Да вот только что!!! Дубль!!! Это что, по-твоему?!!
Я немного помолчал и хихикнул, не выдержав. Он даже отпрянул:
— Что?! Крыша едет?
— Оглянись, — сказал я, указывая глазами на террасу перед входом. — И помни, о чём я тебе говорил. Не ломай пацана.
— Папа! — раздался оттуда радостный детский голосок. — Ну где же ты пропал? Мама-то здесь была! Мы тебя ждём-ждём! Иди к нам!
Глаза мальчишки светились невыразимым счастьем. Он держался за руку матери и щекой прижимался к ней. Милка с ласковой улыбкой смотрела в нашу сторону. А Игорь буквально оцепенел, глядя на них.
— Помни, — тихо предупредил я ещё раз. — Это совсем другой человек. Та Милка осталась там, где ты её и оставил. Это и есть тот самый дубль.
Он сверкнул на меня дикими глазами, и то ли зарычал, то ли застонал, как от невыносимой боли. Потом тряхнул головой, вылез из машины и стал медленно подниматься наверх.
Папу встретили ласковым воркованием. Он неуклюже топтался возле них и, как автомат, кивал головой, отвечая на расспросы, изредка царапая меня взглядом в великом смятении.
Я смотрел на них из окна машины и улыбался.
В конце концов, он осторожно, как опасную змею, обнял вновь обретённую жену за талию, другой рукой обхватил за плечи сына, и они скрылись за дверью.
Я облегчённо вздохнул и откинулся на спинку с чувством выполненного долга.
И вдруг вжался в сиденье: на миг всё заслонило прежнее видение. Обожжённый и оплавленный ландшафт буквально кричал от боли! Каким-то внутренним слухом я слышал этот нескончаемый ужасный крик. И сквозь него, нарастая волнами, пробились три тяжёлых слова. Смысла их я не уловил. Только настрой. Они упали на меня, как мощные капли расплавленного металла, отдавшись гулким эхом над искорёженной местностью.
И всё исчезло.
Обливаясь холодным потом, я сидел, вцепившись в обивку сиденья.
"Ты что, опять ничего не заметил?!"
"На две секунды увеличилось артериальное давление, — отчитался браслет. — Состояние приведено в норму".
— А изображения не видел?! — поразился я.
"Нет".
— Что-то я не понимаю: образы в моём мозгу тебе недоступны?
