Сказка - ложь...

-Знаю, сын, знаю!

-И я тебя могу папкою называть? Когда никово и нетути? — Петянька плотнее прижался к обретенному отцу и счастливо вздохнул. — Знаш, как я мечтал-то: вот бы отец у меня как пестун случился! Я было осерчал чудок вначале — теперя... ух! Фелька явится, тожеть возрадуется!

И помявшись, спросил:

-Папка, а мамка моя, она чево, преставилася? — и зажмурился, ожидаючи.

-Лучше бы преставилася! — вздохнул Костян. — Мы с Васей условились тебе про нее так и сказать, но это опять вранье будет. Она жива, но не оказалось у нее любви ни ко мне, ни к тебе.

-Энто как?

-Сказала — оба не нужны, каменья и злато затребовала!! -Вона как, и ты тожа не нужон? Ну и не жалаю об ей думать-то! А она не возвернется ли?

-Нет!

И притих Петянька под боком у отца обретенного, а тут и Васька с Вейкою и Даньшею явилися! И было на морде кота виновато выраженье, увидев сидящих в обнимку Костяна и сынка — возрадовался, но не выступить не мог:

-А ты как думал-то, ежли б узнал, што Костян тебе отец, слушал бы меня али вычуры ставил?

-Дядечка, порты мои те сохранилися?

-А как жа!

-Покажь!

И ужахнулся Петяня:

-Энто же мы с Даньшею и Лишкою вместях влезем в одне? Эко место... я такой жуткай был?

-Хужее, знаш, сколь разов хотел тебя взад возвернуть-то? Противнаай был! — Ворчал Васька, а в душе-то ликовал — не случилося невзгоды. Иш, каков стал паренек-то — разумнаай!

Петяня не отходил от отца — ловил жесты, вслушивался во всяку речь ево, и видно было — распирала радость-то. Но молодчага, не заворачивал носа, наоборот — подслушал Васька, сидючи в кустах недалече, как он сказывал Даньше-то:

-Ты так-то не думай плохова — ничево и не поменятся, я с отцом вел ужо разговоры-то за нас за всех. Как жа нас теперя разделить-то, мы, чай, роднея родных! Я вона как без Фельки тоску заимел, так-то и без вас! Отец сурьезно сказывает — все станем вместях и проживать, тама у ево, у нас значит, места много — на кажного по целым хоромам можно, а я и не хочу так-то! Попривык возля всех быть! Отец сказывает, как сами и захочем! Не, учиться станем тута, а на отдохновенье у — чудно так — нас бывать! Даньш, ты потерпи чудок, я вот уразумею как, што он взаправду есть, и я ему нравлюся теперя, так и очнуся, ты только не серчай!

-Не, Петянь, я не серчаю, у меня когда мамка живая была, знашь, как лепотно было. Ты вон про мамку и сказывать не хочешь, а моя... она раскрасавицею была... да вот... — Даньша смолк.

-А и поплачь, оно легше станет, я признаюся тебе — так-то вот у дядечки возрыдал, а он и молвил: надо слезьми умыться, и полегшает! Я и забуду про тако дело, кто ж горе чужое выставлят наружу!

-Петь, я... я... — Даньша и впрямь всхлипнул, а кот чудок не сорвался — бежать свое чадо утешить, да вспомнил — подслушиват ведь, достоинство все растерят вмиг, не станут в ево детишки верить-то!

А Петянька чисто мамка и утешал Даньшу-то, кот за свою долгую жись знал — добро слово, оно утешат. А недоросль-то разливался под Даньшины всхлипы:

-Смотри — у Вандочки скоро котяты народются, оне таки пушисты — не мой Фелька, тово гладишь — чисто вона доску — ежли на пузе помягче только и есть перья, а котяты, да как Вандочка пушисты... ух! Спишь вот так-то, а на тебе клубок пушистай, теплай!! Смотри: птиц имеется, кошков скоро тожеть заимеем, каку животину отец привезет, или вона Вей козла горнова грозился поймать, сказыват, у ево рога-то востры да кручены — станет тако наводить ужасть на всех! Заберется какой тать, вона, как Васи Баюныча стара змеишша — козел ево ррраз, и полетит хтось ажно на кудыкину гору! Даньш, у тебя глаз повострея, али мне пригрезилося, али вона точка далече, не Фелька ли?

-Две! — сквозь слезы сказал Даньша, шумно высморкался и возрадовался: — Наши энто! Феля с дядь Ферапонтом!

-Знать, сурьезнай супротивник энтот Насрула, штоб ево осиною гнилою придавило, да прямо насмерть, вот ведь сколь горести от одново идиета случается!

-Феля! Я тута! — закричал, вскакивая, Петянька.

Васька задом выполз из кустов и сиганул на поляну, тама притворился — навроде он тута и лежал, шумнув Костяну с Вейкою:

-Я здеся давно сплю!

Вейка прищурился, а гадость вставить и не успел — на поляну робятишки с золотунами ввалилися!

-Ферка, ты ли это, или глаза меня обманывают? — раскинув руки, пошел к Ферапонту, тот тоже -распахнув крылья, поспешил к Вейке, уж и обнималися оне.

-Друг ты мой, сколь лет не виделись! — хлопал Вейка Ферапонта изо всей мочи, тот смеялся своим необычным смехом и тоже налупливал драконищу по плечам. Отстранилися друг от друга, и дракон увидел Фельку:

-Знать, наследничек подрос!

-Здорово, золотун!

Фелька, вежливо так склонив голову, клекотнул в ответ.

-Ферк, он не говорит?? — изумился Вейка.

-Забыл? — ответствовал тот. — Раньше чем через год не будет!

Его перебил радостный вопль Петяньки:

-А-а-а, Феля! — отрок подхватил своего уже не маленького золотуна и закружился с ним по поляне. -Даньш, от энто щастье у нас случится, Феля станет говорить!

ГЛАВА 10.

Забава с Досифеей уставшие, но довольные — сошлись все их цифири, собрались испить чайку травяного. Устин оказался тем ещё мастером в умении заварить его, выходил чаек знатный, душистый — побежал заварить, и сидели, негромко переговариваясь, подружки.

-Что, Забавушка, не объявлялся твой ...ян?

-Нет, но браслет стал другой — такой теплый, вроде как поглаживает руку мою.

-Знать, скоро явится суженый твой! — авторитетно заявила Досифея. — Похоже, на самом деле далече был, а сейчас поблизости где.

-Девоньки, несу! — открылась дверь, и вошел Устин с подносом, на котором исходили ароматным парком три красивые иноземские кружки — Велизар расстарался, привез красивую чайную посуду и для Забавы с батюшкой, и для ближней подруги Досифеи, а уж благодарили они его — знатная ведь роспись на них, чудная с жаро-птицами иноземскими. Вот и получали двойную радость все — и чаек попивали, и любовалися дивными узорами на кружках, на блюдцах-сахарницах.

-Устинушко, а бараночки где же?

-Ох, Феюшка, забыл, я мигом!

Забава с удовольствием наблюдала за ними — видно было, что пара друг другом не налюбуется.

-Вы такие... такие оба — заботливые, сияющие, я так рада за вас!! — Забава порывисто обняла подружку.

-И у тебя так-то сложится, вот поверь мне, Пичужке!

И обе засмеялись, Пичужка с детства была полная противоположность своей фамилии, батюшка Досифеин бывало говаривал:

-На сына настраивался, всему ведь случилося быть моему во внешности-то и стати, да только природа али Боги подшутили надо мною, низ у ребенка подправили. Но дочушка у меня иного мужичонку за пояс заткнет!

Забава отхлебнула чайку и зажмурилась от удовольствия, а дверь как-то резко и распахнись.

-Что... — вскинулась Досифея и удивленно уставилась на какого-то кривоногого оборванца, что ухмыляясь стоял в дверях. — Ты хто таков, чего себе дозволяешь? — Досифея, не привыкшая пасовать в любых ситуациях, стала вставать со стула.

Этот гад взмахнул рукою, и она прилепилась к стулу.

-Ах ты, сволочуга!

А Забава, что-то углядев в этом оборванце, удивленно спросила:

-Насрула, что тебе надобно? Почему ты, как тать?

-А надобно мне — те... — он не договорил, на голову ему обрушился поднос, это сзади его огрел Устин, торопливо бежавший на вскрик жены. Насрулла покачнулся, но сумел-таки сделать пасс руками, и вынесло Устина из окна. Как вскричала Досифея-то:

-Устииин!

А гадёныш кривоногай ощерил свои такие же кривые зубы и зашипел чудные иноземские слова, девушек каким-то вихрем смело со стульев, в последнюю минутку Досифея сумела-таки ухватить свою тоненькую подружку, понимая, что разнесет их этот вихрь в разные стороны, где потом и искать-то, и закружилися они в какой-то карусели. Потом что-то развернуло вихрь в другую сторону, хлопнуло, хлюпнуло и упали они так вот, обнявшись, на какой-то куст, который, к счастью, разросся, и девушки на нем не покалечились.

Гадёнышу повезло меньше — упал в колючий боярышник, рожу всю изодрамши, да и одёжка тоже не выдержала встречи с колючками. Пока чертыхался и выпутывался из куста, Досифея успела отряхнуться, оглянуться и шепнуть Забаве:

-Не дрейфь, мы ему кровушки попьем!

-Ну что, колдун клятой, где твои хоромы? Неужто в лес хотел просто заманить глухой? Ты же лесов-то совсем не знаш, чай, в пустыне обиташся?

-Асс... бими... шай... — бормотал колдун, вытирая расцарапану морду.

-Во-во, прежде чем колдануть, надо умом пораскидывать, нук чего не так случится, — в нашей вотчине и люди, и Боги, и всяка нечисть — всё другое. А наша-то, простите меня, — поклонилась до земли Досифея неведомо кому, — что я вас так-то назвала. Не знаю, как правильно сказывать, жители и духи лесные, не держите на нас зла-то, сами видите — похитили для неправедного зла-насилия, вот и прошу вас -подмогните девам невинным, во зле не замешанным, да лиходею застите путь-то его неправедный! А и будете вы у Весчанского князя и его людишек во веки почитаемы, и кто обидит вас когда — станет ответ держать перед Князем. Забавушка-княжна тому порука.

-Да, слово мое твердое, кое-кто из вас знает — никогда его не нарушаю, давши-то! — Теперь уже низко кланялась Забава.

И налетел на них легкий такой ветерочек, чуть пригладил их взлохмаченные головы и улетел.

-Ну, сказывай, колдун клятой, чего от нас тебе надобно?

-От тибя ничиво — Забав нужен!

-Ишь ты, а в огледалу на себя давно смотрел ли? Ты ж страшон, на тебя днем жутко поглядывать, а ночью-то, увидев — преставишься, проснувшись возля тебя. Тебе бы змея кака, али вон, баба Яга подошла. Она, сказывают, помолодевши, симпатишшная стала, ночью-то.

-Язык отрэжю!

Смоги! — не осталась в долгу Досифея, специально ставшая говорить по простонародному — пусть-ка поймет чего!

-Значит, как только подживет твоя нога — полезешь на дерево, надо оглядеться и понять, куда идти.

-Што ти сибе пазваляишь, женьщин? — зашипел перекрещенный в Альки.

Досифея с минуту смотрела на него, потом скомандовала:

-Забавушка, поднимайся, пошли! Нам с этим идиотским похитителем не по пути!

Девушки бодрым шагом двинулись с поляны.

-Э-э-э, я вас...— Алька, забывшись, опять пытался колдануть, но видать, Леший и все его подчиненные уже определились с симпатией, и заместо колдовства случился пшик, да еще и налетевшей пылью глаза запорошило!

-Ай, бисм... — закашлялся и завопил Алька. — Э-э-э, стой!

-Еще чего? — не оборачиваясь, ответила Досифея. — Это ты там у себя ты кто-то из многочисленных родственников, которых вынуждены терпеть, а в нашей родимой сторонушке ты даже захудалому плетню не родня! Это еще Леший Иваныч за тебя не взялся, он ужасть как не любит непрошенных гостеньков, да и которые без уважения к нему начинают командовать почем зря! Покедова! — и девушки скрылись за кустами.

Как взвыл Алька, да кто его такого, совсем без колдовских умений, испугался!

Перед девушками тут же оказалась тропинка, по которой они и пошли, как оказалось — к небольшому ручейку. Умылись, напились и, поблагодарив лесных обитателей, присели на упавшее от старости дерево.

-Непорядку, я смотрю, здесь хватает! — приметливая Забава рассуждала вслух. — Лес такой замечательный, да вот упавшие трухлявые деревья не дают молодняку расти стройными и красивыми.

-А коль така вумная — подмогнула ба, а то ишь — указыват! — раздалось с дерева.

-Не ворчи, Иваныч, я не в укор — попривыкла все содержать в порядке. Тебе бы здесь настоящего работника, чтобы приглядывал за порядком.

-Хде ж такова взять-та?

-Имеется один на примете у меня, вот доберемся до дому — поговорю, только, чур, не шутковать с ним! Он мужчина серьезный, охотник знающий, зверюшек не станет зазря обижать — наоборот, ты зимой спать будешь, а он обо всех озаботится — кому сенца душистого припасет, кому сольцы лизнуть насыплет.

-Не справится! Владеньев у меня немало! — проскрипело с дерева.

-Справится, детишки из средина станут помогать, из них, глядишь, не один и не два найдется желающих в лесу проживать-то, сиротские они!

Досифея поддержала Забаву:

-Точно, ты озаботься вот чем еще — на кораби нужда большая имеется в лесе хорошем, мы задумали с Устинушкой, — она странно всхлипнула, — два самых крепких выстроить, да вот не ведомо мне — жив ли остался мой желанный после этого Засрулы?

-Не печалься, дева, обузнаю про ево. А ндравитеся вы мне, девки! — по свойски совсем проскрипел Иваныч. — Може и останетеся у меня, в картишки станем перекидываться, поганов... энто я не то брякнул, звиняйте, байки стану сказывать, скушно мне теперя! Вейка вона совсем остепенился, бывалоча чево только с им не вытворяли опосля погановки-то! Марья его к рукам прибрала знатно, Горыныча головы все брешут промежду собою, а стара дурища Яга, виш ли, друзьев всех на всяку заразу променяла, разо... расплевалися мы с ею, хто ж проверенных друзьев-то менят на всяку дрянь? Бывало в картишки у ей собиралися — ох, Васька шипел и матюгалси — мы жа опосля погановки шебутными становилися... эх... чево только не случалося. Яга-то заводна — чуть подопьет, а дури в ей больше, чем у нас с Вейкой вместях случалося, и:

-Пошлитя, попужаем ково!

-Натолкемся в ступу все — Вейка иной раз и зад отрыват от лавки с трудом — куды уж лететь, Горыныча головешки все перекрутются — потеха! В ступе хто на ково упал и понеслися, а потома Васька опять матерится да и не повторит чево два раза-то, похмелят, а ништо к вечору и оклемалися!!.. Ох, сколь раз зарекалися, но ить натуру фулиганску рази переделаш? А теперя — скууушно, — он враз замолчал, потом скрипуче засмеялся:

-Девки, вы замечательны, вона как ваш Засрул, имя у ево хороше, тама причитыват, я ево малость попужаю, а вы пока тута приберитеся!

Сверху шлепнулся с бряканьем большой узел, и скрипучий хохот раздался в той стороне, где осталась поляна! В узле оказались весьма нужные вещи... но в каком жутком виде! Закопченные, засаленные: небольшой котелок, плошки, согнутые грязнющие ложки, кривой нож с треснувшей деревянной ручкой, черные, с наростом грязи кружки... Досифея усмехнулась:

-Хитер Иваныч, небось, отобрал эту грязь у самых никудышных разбойничков, а нас вот проверить решил-как мы его подарочек воспримем? Пошли, подруженька к ручью?

-Ты, ручееек говорливый, и ты, водица вкусная, простите нас — нанесем мы вам грязи, да нет другого способа все непотребство отмыть-очистить! А чтоб убежала эта грязь поскорее, жители лесные, кланяемся вам с просьбишкою — помогите немного — есть у вас мылен корень, поделитесь с нами им!Негоже такую славную водицу поганить сильно! — нараспев заговорила Забава.

Прочирикавшая что-то пара пичужек, сидевшая на ветке и любопытно рассматривающая девушек, дружно сорвалась и полетела куда-то! Затем из-под ветвей ивушки, что свесила косы зеленые до воды, и словно красна девица свои волосы, полоскала их в воде, показались два маленьких зверька и, смешно тявкнув, скрылись под ветками. Через пару минут появились опять, теперь уже подольше похрюкав, один лапкой махнул, как бы зовя девушек.