"... среди прочих известий дошли до нас вести о том, что в твоем доме, многоуважаемый родич, проживает некто, искусно притворяющийся эльфом, но не эльф. Зная о его удивительном мастерстве, хочу предупредить тебя, чтобы ты не прельщался его дарами и лживыми льстивыми речами, ибо мы уверены, что это — маска, которую надел на себя наш заклятый враг Саурон Жестокий. И хочу настоятельно посоветовать тебе, родич, не принимать его в своем доме и на своей земле, ибо не надо нам обьяснять тебе, потомку столь славных предков, что есть это коварное и злобное существо, способное навесть свои чары на кого угодно. Мы закрыли перед ним двери своих владений, чего и тебе настоятельно советуем.."
Майа прочитал, протянул письмо обратно и вновь опустился в кресло. Он молча смотрел на вошедшего, невыразительно глядя на него холодными зелеными глазами. Ждал.
— Это о тебе. Это правда?
— А как ты думаешь сам, мастер?
Эльф помедлил.
— Я думаю одно. То, что я никогда не слышал от тебя льстивых и лживых речей. Но теперь — не прочь послушать.
И они говорили — долго, о многом. Когда потрясенный Келебримбор вышел из комнаты, было уже почти светло. В его голове вертелись обрывки разговора. Ему было плохо — очень плохо. Он закрылся в своих покоях. А в голове билось неумолимое — "Да. Я ваш заклятый враг". И вставали видения — странных мест, странных лиц. Все то, что рассказал ему гость. Он рассказал многое — и все же это была только часть истории, он это знал. Странно рассказывал Аннатар, ох, как странно. Не о событиях — о людях. О разных людях — но всегда как о живых. О себе почти не говорил — только там, где это было необходимо. И ни разу не сказал ничего о том, кого Келебримбор привык называть Черным Врагом Мира, Морготом. Но есть молчание красноречивее слов — и эльф понял, что никогда их противник не был выше крепостных ворот, никогда не был тупо злобен и коварен. Этого было достаточно, чтобы хорошенько перевернуть Келебримбору всю душу. Но то, что он понял из рассказа: что виновником едва ли не большей части всех бед его племени был вот этот вот его гость — это было уже слишком.
И все же он сумел это принять. Потому ли, что вспоминая отца и деда с их оголтелой слепой ненавистью не мог испытывать ничего, кроме отвращения? Потому ли, что слишком был жаден до знаний, что дарил Майа? Потому ли, что просто привязался за эти годы к самому Аннатару, а знание прошлых его дел почему-то не волновало? И потому, и еще по сотне причин. Но главной из них была одна — личная симпатия. И наивная вера в то, что любой может вернуться на путь Добра.
И следующим вечером он позвал к себе Аннатара, и они вместе сидели у огня — теперь уже в беседе. Стараясь обходить в разговоре темы старой вражды, они наши еще сотню.. тысячу тем. И беседы были долгими, интересными, важными. Знания гостя были лишь только основой для них — острый и пытливый ум эльфа подкидывал загадку за загадкой даже для многоопытного Младшего Айну. И все ближе и ближе разговор подкрадывался к магии. К тому волшебному искусству, овладеть которым в еще большей мере мечтал бы каждый эльф.
Вторая Эпоха год 270-280
И был день, день ранней весны, когда в мастерской состоялся самый важный из всех их разговоров.
— Что бы ты подумал, мастер, о том, что можно соединить посредством магических предметов силу многих существ — в единую? Тогда каждый мог бы стать так силен, как и все остальные. И мог бы творить — совсем по-иному. Как Айнур..
— Это звучит, словно сказка. Это было бы прекрасно, но как это можно сделать?
— Это можно сделать. Вот, смотри.
Аннатар достал из кармана маленький мешочек с камнями, высыпал их в подставленныую ладонь эльфа.
— Смотри внимательно, мастер. Слушай их. Смотри, как они связаны друг с другом.
Потрясенный Келебримбор долго не мог выпустить камешки из рук.
— Но.. они же связаны! Они же.. разговаривают. И они такие.. чужие, они не подпускают меня к себе — как же они могут помочь? Но все же.. как прекрасно. Живые камни — и такая мощь. Я чувствую ее!
— Да, они чужие. Потому что они — для людей. А для эльфов, гномов — можно сделать другие. Близкие им. Но такие же по духу. И обьединить их вместе. В единую цепь — и те, кто будет ими владеть, будет поистине могущественен.
— Это прекрасно! Можно было бы столько всего сделать для нашей земли. Исправить ее, вылечить раны.. украсить. Сотворить столько нового и красивого, столько чудес. Но..
Эльф замолчал, внимательно глядя в глаза Майа.
— В чем дело?
— Это ведь какая-то твоя авантюра, Аннатар? Это ведь не только из-за любви к прекрасному.
— Послушай, мастер. Сила этих колец — это будут кольца — будет принадлежать их владельцам. И никакого вреда от того не выйдет. Каждый просто сможет добиться своей мечты. А я — я воспользуюсь этой силой только раз. Для своей мечты. Выбирай, решай — веришь ты мне, или нет.
— Я верю тебе, верю. Я просто хочу знать, не будет ли это слишком опасно.
— Нет, не будет.
Работа была долгой. Долгой и тяжелой для обоих. Нужно было подобрать материалы, камни, заклинания. Нужно было найти того из гномьего племени, кто участвовал бы в создании колец. Такой скоро нашелся — молодой гном по имени Дарин, который не особенно-то рассказывал о себе, зато мастер был изрядный. Именно с создания колец для гномов они и начали. Колец должно было быть семь — по числу родов гномов. Материалом стало серебро — так решил Дарин, мнению которого они привыкли доверять. Слишком многое он понимал и схватывал на лету для простого юноши-кузнеца, но его не расспрашивали. И не лезли к нему со своей откровенностью. Так он и остался загадкой — молодой парень, что появился именно в тот день, когда им был нужен гном-помощник, непонятный юноша, иногда изумлявщий своими познаниями в магии даже Майа. Закончив работу, забрав Кольца — семь серебряных ободков с тонкой вязью заклинания на внутренней стороне — он ушел, попрощавшись так, словно уходил на прогулку в лес. После трех лет совместной работы это было более чем странно — но никто не преследовал его и не требовал клятв верности. Кольца были созданы. Теперь время для новой работы.
Кольца для людей Артано ковал сам. Келебримбору магия камней казалась чужой, страшноватой. Он не мог помочь, а зная, что лучшая помощь мастеру — не мешать, ушел в сторону. Потому, если у гномьих колец было три создателя — у человечьих только один. И того, что получилось, испугался сам создатель. Но еще больше — Келебримбор. Осторожно держа в руках последнее из колец — массивный железный перстень с черным камнем из крови далекого озера — он сказал:
— То, что сделает эта вещь с владельцем.. Ты уверен, что хотел именно этого? Это же фактически убьет его. Сделает бессмертным — если он выживет, но сделает почти что тенью из мира теней. Ты отправляешь владельца Путем Мертвых — зачем? Это же опасно!
— Мастер, ты владеешь особой магией по дару своей крови. Таких людей попросту нет. Но пройдя частично по пути Мертвых, человек обретает магическую силу. Я знал такого.. когда-то.. Он был просто бродягой. А потом едва не развоплотил меня своей Силой. Я хочу открыть этот путь людям. Тем, которым будут предназначены кольца.
Это опасно, я знаю. И я сам в глубине души не уверен, что этот путь будет по силам многим. Но я не вижу иного средства..
А кольца для эльфов создавались, словно был праздник. Словно пелась песня — легкая и прекрасная. Камни — адамант, рубин, сапфир. Металл — золото. Золото, что так не любил Артано, на се й раз ласкало ему руки. И рождались в руках мастеров, словно бы в колыбели, в горне — кольца. Волшебство так и пело в пламени. Доброе волшебство — тени трав и цветов, голоса рек и деревьев. Инструмент для того, кто любит этот мир, для того, кто мечтает сделать его лучше. И кольца были — словно любовь ко всему сущему. Сияние металла.. Мягкий и гордый блеск камня.. Строгие и гармоничные линии.
Завершение работы было праздником. Праздником для двоих — еще никто не был посвящен в то, что в мире родилась новая сила. Самая могучая и прекрасная сила, сравнимая только с деяниями Валар. И поднимая в салюте кубки, мастера поклонились друг другу. А потом — один подал другому кинжал, и оба разрезали ладони и прижали их — кровь смешалась. Кровь бессмертного Майа и бессмертного Эльфа. Кровь духа этого мира и кровь порождения этого мира. Кровь друзей — кровь отныне братьев.
И отступали страшные ночные видения старого времени. А сердце впервые за эти годы переполнялось надеждой, которая выплескивалась, словно доброе вино из кубка — через край, щедрым потоком. И все ближе становился долгожданный день — день, когда он создаст последнее, единственное кольцо.
Он ненадолго уезжал из гостеприимного дома Келебримбора — далеко на восток. Там, на окруженной с трех сторон горами равнине, он построил замок. Одной своей силой — ее было еще вдоволь. Это была не крепость, хотя он обнес ее высокой и толстой стеной с укреплениями и амбразурами. Это все же был замок — и то, что встало на земле в тот момент, когда он запечатлевав образ, удивило его самого. Снаружи замок казался тяжелым и грозным. Приземистый силуэт, мрачные узкие окна. Тяжеловесность очертаний, угрожающая мощь. Внутри же замок был совсем иным — легкие лестницы, хрупкие линии, световые колодцы давали достаточно света. Переходы, галереи, анфилады, стрельчатые линии колонн, куполообразные потолки в просторных залах. Он сам не понимал, что же у него получилось. Словно бы два совершенно не имеющих ничего общего замка — и все же один. Один. Его новый дом.
А через год там уже жили люди. И несколько окрестных племен людей пришло под его руку. Он собирал армии. Это было не так уж и сложно — на северо-востоке, на востоке, на юге жили люди. Много людей. Они не имели ничего общего с благородными Атани — зато и не были наполнены предрассудками о Свете и Тьме. Они просто хотели воевать — новые, богатые земли манили их. Новый правитель щедро платил. Новый правитель обещал им славу и богатство. И они шли к нему — образовывались армии, заселялись земли, платилась дань. Новая держава, неожиданно возникшая словно на пустом месте, набирала силу.
Но сам Майа пока проводил большую часть времени у Келебримбора. Надежные наместники продолжали строить его империю, обьединяя все новые и новые племена — но сам он пока выжидал. А вести очень плохо перебирались через широкую реку, разделявшую его новые владения и прочую часть Средиземья.
Вторая Эпоха год 285
В своей мастерской в своем замке Барад-Дур, Темная Крепость, он еще ни разу не работал. А надо было бы — в привычном месте легче и проще работается. Но что-то мешало — словно бы он берег первозданную новизну этих стен для своей будущей работы. Словно бы ждал того часа, когда решится исполнить задуманное — и только тогда позволил бы себе переступить порог.
И час настал.
В том, что он задумал, было очень мало работы для кузнеца или ювелира. Большую часть того, что он собирался сделать, можно было сделать только с помощью магии. Сам по себе предмет — золотое кольцо без камня — это просто игрушка. Просто оболочка, наполнить которую содержимым мог только маг огромной силы. Он был таким магом — и он начал свое действо.
Раскаленное добела уже готовое кольцо лежало на каменном столе. Он поддерживал его жар с помощью своей силы — слишком хлопотно было бы нагревать кольцо, как заготовку меча. Он потянулся словно бы по всему сущему миру — отыскивая нити, что вели к прочим кольцам, нащупывая их в вихрях потоков Силы разных источников, которой было полно Средиземье. Постепенно они легли в его руки — все девятнадцать тонких разноцветных нитей. И он сплел их воедино — в тугой ярко-алый канат, чтобы все кольца были навек связаны вместе и ни одна сила не могла разорвать этой связи. А потом он стал выворачивать канат наизнанку — его ослепительно яркой голубой сердцевиной наружу. То, что расцветало голубым пламенем, было анти-Силой, веществом и энергией, противоположной этому миру. И это было силой, во сто крат превосходящей силу всех существующих магических предметов. Но чтобы удержать в этом мире голубую молнию-нить, нужно было создать ей особое вместилище. И взяв в руки раскаленный белый ободок, он вливал и вливал в него то, что было самой его сутью — силу Айну. Всю ту магическую силу, которой он обладал, он отдал на оплетку для голубой молнии. Теперь она была надежно укрыта — но освободи ее, и никто не знает, что наделает в мире эта сила, которая уничтожает все материальное, с чем сталкивается, превращая это в саму себя. А если высвобождать понемногу — это будет инструмент великих свершений.
А во всем мире, для всех, кто умел слышать и чувствовать Силу, творилось что-то невообразимое. Те слова заклинаний, что он произносил, творя Кольцо, были слышны всей Арде. Ни одине эльф, ни один Айну не мог укрыться от грохочущих, словно удар огромного молота о скалы, слов заклинания — но никто и не мог запомнить их полностью. Никто не смог понять всего смысла происходящего, но кто-то обрадовался, а кто-то впал в ужас, предчувствуя новый подьем силы своего заклятого врага.
И тут же, запечатлев Кольцо, он одел его на палец — указательный палец левой руки, ибо был левшой, словно обручальное кольцо по канувшему в прошлое обычаю Цитадели — не обращая внимания на боль ожога, которую усталое тело отказывалось лечить. Ему предстояло новое дело — и он впервые приказал что-то Кольцу. Теперь оно само искало тех, с кем было связано — и просило у них помощи. Силы. Два из эльфийских колец еще не имели владельцев — но они всегда были особенными, могли черпать бескрайнюю силу природы. В третьей из нитей — от кольца с сапфиром — он почувствовал добрую и подбадривающую тень мыслей Келебримбора. Тот не знал, зачем Артано нужна эта сила — но, доверяя ему, был готов помочь в чем угодно.
Гномьи кольца откликнулись не сразу, но последними были человечьи. И в тот момент, когда он почувствовал, как все девятнадцать нитей у него в кулаке, он заставил их обратиться в огромный сияющий клинок Силы. Клинок, что мог достать до неба, клинок, что должен был достать выше неба. И, почувствовав, что пробивает этим клинком купол звездного неба, пробивает им то, что окружало мир поверх небесной сферы, он устремился вслед за клинком сам — бессознательно постигая огромное количество сущих миров, правила по которым они существуют и пути между ними. Он искал след того, за кем устремился в эту обитель миллиона миров, он звал и надеялся на ответ.
— Владыка! Учитель! Я зову тебя. Я сумел найти путь, чтобы вернуть тебя обратно.
Он миллионы раз повторил этот призыв, миллиона раз бросался по следам, похожим на тот. Откуда он все это знал: как двигаться, как звать, как искать — может быть, проснулась та память, что жила в нем до Песни? Сейчас ему было все равно — словно гончий пес, он мчался.. но все же большей частью оставался в своем мире, а на это неистовое движение уходило слишком много Силы. Он звал — но все напрасно, и холодные равнодушные звезды презрительно приняли его плач и его стон, когда он понял, что сила его уже на исходе, а задуманное он так и не совершил.
