— Н-да. Мы перестали верить в сказки и, честно говоря, почти все перестали верить и в загробный мир, так, на всякий случай верили. Разве не так?
— Ты права. Вот это речи не девочки, а женщины. Но подумай сама, с чего мы решили, что здесь все так, как люди себе вообразили?
— Я теперь понимаю, что ни с чего. Просто все в это поверили.
— Ты знаешь, ведь я не зря сказала, что правительства держатся на людях, которые верят в сказки. Если большая группа людей во что-то верит, значит это кому-то нужно.
— Ты хочешь сказать, что Неведомое...
— Да. Занимается пиаром.
— Неведомое?
— Ну а кто? Если не само, то его люди.
— Тогда я права. Вовсе законы не справедливые, а просто нам внушают, что это так. И несправедливые, потому что не для людей сделаны. Иначе зачем нужен пиар?
— Как всегда для того, чтобы доказать, что ночью светло, а днем темно.
— А ты еще со мной спорила. Ведь в принципе ты говоришь то же самое.
— Пеппи, я говорю то, что есть в этом мире. Это не значит, что я соглашаюсь с абсолютной ценностью справедливости и необходимостью Добра и Зла.
— Ты по крайней мере откровенна. Хотя бы здесь. На Земле, как выяснилось... А вот Герда не хотела задумываться, боялась, я думаю, — и что? Надеюсь, с тобой все будет в порядке.
— Я знаю, что все будет в порядке, — Анника широко улыбнулась.
— Откуда? Ах, да, Futurum!
Анника улыбнулась еще шире и ничего не ответила.
— Я так понимаю, что скоро твоя очередь, а потом моя, — продолжила Пеппи грустно, — интересно, как все сложится?
— Или сперва твоя, а потом моя. Так часто бывает — начинается какая-то чехарда, и порядок немного нарушается. Те, кто умерли раньше, вдруг начинают проходить после умерших после них, а потом все восстанавливается.
— Я тоже заметила. Как бы там ни было, давай, кто окажется последним, тот проводит предыдущего. Мне кажется, провожать буду я.
— Ну что ж. Я не возражаю. Возможно, услышишь что-нибудь интересное. Или увидишь.
Пеппи насторожилась:
— Надеюсь, Змея топтать не будешь? Ты ведь такая была противница всякого рода насилия.
— Ха-ха-ха-ха! — от всей души расхохоталась Анника.
* * *
Пеппи продолжила занятия "нырянием". Медленно и осторожно часть ее сознания научилась передвигаться между пятиугольниками сетки. Было смешное ощущение, что вся она помещается в какой-то точке, которая несколько неуклюже, подергиваясь, как девица на дискотеке, движется в такт сетке неведомо куда в невероятном для человека мире. Если это была заветная "точка воплощения будущего", то названию своему она пока не соответствовала. Странно, но Пеппи не чувствовала себя в этом мире чужой. Ей было немного страшновато, потому что мир был велик, а она мала. Но ощущения чужеродности не было. Ей казалось, что этот мир не враждебен. Она возвращалась к реальности, когда начинала чувствовать усталость, потому что побаивалась, что если сильно устанет, останется в этом мире навсегда. И, что удивительно, у нее, такой недоверчивой, никогда не возникало сомнения в том, что увиденное не есть плод ее воображения, а разновидность реальности, может быть, самая важная разновидность.
Через некоторое время она научилась перемещаться во время "погружений" быстро и уверенно, а потом уже летела с безумной скоростью между ячейками сетки. Подергиваться на такой скорости было уже бессмысленно, но ничто ее не выталкивало. Видимо, Пеппи была слишком быстра, и ее просто не замечали.
Пространство вокруг было все тем же — однородным и скучным. Пеппи страшновато было отправляться в дальние полеты. Она не представляла где, в каких местах она оказывается в начале "погружения", и нужно ли ей привязываться к этому месту, чтобы вернуться. Когда она поняла, что может возвращаться к реальности из любой точки — она успокоилась и уже свободно уносилась в неизведанные края.
Пеппи заметила, что инстинктивно она выбирает какое-то одно направление. Она его стала определять по углу наклона пятиугольников в сетке. Оказалось, что он не совсем равномерный. При дальних перелетах она поняла, что вся безграничная конструкция представляет собой гигантскую ячеистую спираль. Вот вдоль оси этой спирали и перемещалась Пеппи, мечтая добраться до чего-то значительного, что окончательно укажет ей на разгадку всех тайн мира.
Но где это место, как далеко? Ориентиров не было. Сетка по-прежнему слегка пульсировала, в одних местах сильнее, в других слабее. Цвет ее менялся, вернее оттенки цвета, то она голубела, то начинала отдавать фиолетовым, а то какой-то желтизной, то вовсе какими-то радужными разводами, как мыльные пузыри.
Бац! Блум-блум-блым... Пеппи не вписалась в поворот и со всего размаха врезалась в сетку. Удар был настолько чувствительный, что она закричала. Её отбросило к соседней ячейке, и... Пеппи открыла глаза. Перед ней стояла Анника.
— Что с тобой происходит, я трясу тебя, трясу, а ты где-то витаешь!
— Витаю... А что случилось?
— Да ты тут всех переполошила, сперва не реагировала, а потом так закричала, как будто тебе конец пришел.
Только теперь Пеппи заметила, что за спиной Анники стоит Веро и согласно кивает головой. Да и остальные Futurum'овцы столпились неподалеку и, как обычно, глядели на нее во все глаза, как на диво.
— Пеппи, опять у вас что-то не так? Вам не нужна помощь?
— Да что произошло? Зачем нужно было меня трясти? — c негодованием сказала Пеппи.
— Мы же договорились, что ты меня проводишь.
— А... А... А что, пора? Уже пора, оказывается?
— Да, и если ты не передумала, то пошли.
— Пошли, конечно, пошли. Только вы, если я глубоко в медитации, меня как-нибудь поаккуратнее в чувство приводите. А то я у вас какая-то нежная стала, — обратилась она к Веро.
Пеппи глуповато хихикнула, изображая придурковатую простоту, и поняла, что никого ей не перехитрить. "Наверное догадываются, что происходит", — предположила она, — "А может, может я не одна там шляюсь? Может они давно следят за мной?" Мысль эта взволновала ее, и она вцепилась в Аннику.
— Пошли, — заторопилась она, — пошли, а то вдруг опоздаем.
— Куда, — засмеялась Анника, — на суд? Опоздаю, и навсегда останусь тут!
— Ладно тебе, пошли!
И Пеппи, несмотря на то, что тело ее потеряло ставшую привычной легкость, заторопилась, волоча под руку Аннику.
* * *
Каких-то сердечных слов на прощание не получилось. В голове у Пеппи был полный сумбур, да и тело болело. Нужно было найти какие-то значительные слова, все-таки расставались навсегда, но в голову ничего не приходило. Что-то между ними непоправимо треснуло, и они обе понимали это. Но что-то все-таки продолжало притягивать их как магнит, именно поэтому Пеппи и вызвалась проводить Аннику в последний путь.
— А ведь я "провожаю тебя в последний путь"! Помнишь, что это значило на Земле?
— Ты как обычно, со своими дурацкими шуточками. Не к месту такие шутки.
— Ты же знаешь, что у тебя все будет нормально.
— Знаю, но все равно волнуюсь.
— Да ладно тебе, все будет нормально.
Они остановились перед шатром из белесого материала. Ангелы смерти, стоящие у дверей, закричали:
— Анника, опаздываешь, неуважение к суду!
— Бегу,— крикнула Анника и судорожно обняла Пеппи, — ну, пожелай мне удачи.
— Удачи тебе, — послушно сказала Пеппи и тоже стиснула Аннику в объятиях.
Прощание получилось быстрым. Миг — и Анника понеслась к шатру.
Пеппи осталась одна, мрачно рассматривая ангелов смерти. До чего же противные создания. И такие высокомерные. Да и весь "тот свет" ей опротивел. Его радикальная непохожесть на Землю угнетала все сильнее. Пусть Земля несовершенна. Но там все родное, понятное и такое теплое. А здешний мир холоден и неласков. Это мир судов и приговоров, мир загадок и тайн. Может поэтому здесь все так беспокойно и неуютно. Но ничего, скоро и ей на суд, и это все кончится. Наконец-то. А ведь когда сюда прибыла, хотелось остаться здесь подольше.
Наконец Анника появилась из двери, ведущей на дорогу к Змею, и весело помахала Пеппи. Времени, по ощущениям Пеппи, прошло совсем немного. "По-видимому, Анника, как и мамаша, хорошая женщина", — грустно подумала Пеппи и пошла всдед за Анникой.
Место выхода не изменилось. Змей лежал в том же месте и в той же позе, ожидая очередной пытки. "Сколько же он здесь лежит, бедолага", — Пеппи еще сильнее взгрустнула, — "и как же он все это выдерживает?"
— Пеппи-и-и! Проща-а-а-а-й!
Это Анника. Она помахала рукой Пеппи и отправилась к ангелам смерти за наставлениями. Все повторялось. Анника слушала ангелов смерти, и потихоньку подпрыгивала. Прыжки становились все выше.
И вдруг прекратились. Анника послала ангелам смерти воздушный поцелуй и побежала по дорожке к Змею. Она подбежала к нему, сделала книксен, как в детстве и перешагнула через него, опершись одной ногой на грудь. Голубоватая молния соскользнула с нее и Змей заорал. Впрочем, крик его сразу же прекратился. Анника обернулась через плечо, снова сделала книксен и побежала к верхней точке моста, туда, откуда мамаша в прошлый раз укатилась на заде в неизвестном направлении.
"Спасибо, Анника, за верную службу" — пронеслось в голове у Пеппи.
"Неведомое!" — поняла она, — "Благодарит Аннику за службу! И я слышу! Что это?"
Анника тоже, видимо, услышала слова Неведомого и как-то растерялась, встала и оглянулась на Пеппи. Несмотря на солидное расстояние Пеппи отчетливо видела ее испуганное лицо.
— Анника, что значит "спасибо за службу"?!!! — заорала из всех сил Пеппи. Звуки здесь распространялись не так как на Земле, гораздо дальше и сильнее, и она была уверена, что Анника ее услышит.
Анника как-то трусливо втянула голову и быстро затрусила к вершине моста.
— Э-э-й, стой! — в Пеппи проснулось давнее мальчишеское хулиганство, — ну я тебя!
Анника споткнулась, на четвереньках подползла к верхней точке и заскользила вниз на пузе. Её некрасиво развернуло боком, потом закружило вдоль оси, и она исчезла со слабым испуганным взвизгом.
Пеппи со вздохом развернулась и пошла в выходу. Обернувшись, она увидела, что Змей с любопытством, во все глаза смотрит на нее. "Узнал", — поняла Пеппи и помахала ему рукой, но радости от этого не испытала. "Мог бы и он мне махнуть", — садистски подумала она.
"Так что же это было?" — мысли её возвращались к одному и тому же, — "Что же значат слова Неведомого? На какой такой службе состояла Анника у него?" Она вспомнила странную шутку Анники, о том, что кто-то присматривает за ней, за Пеппи. "А по-видимому она тогда правду говорила! Шутка была совсем не в ее манере! Анника тонкая штучка, а это насмешка была. Да и вправду, насмешка это была, а не шутка, вот что! Это значит — я дура полная! Получается что? Получается, Анника присматривала за мной по заданию Неведомого? И как давно? И зачем? Может быть я брежу?! Да нет, такого здесь не бывает. Не могло же Неведомое просто так дать мне услышать свои слова! Да и Анника перепугалась, вон как уползала на карачках! Страх был настоящий! Зачем я Неведомому? Оно что, меня ненавидит? Как Змея? Или боится? Нужно узнать у Веро! Если его поганые продвинутые овцы так много знают, то сам пастух точно должен много знать. Ну, я его!"
И с такими мыслями Пеппи, не откладывая, отправилась в Futurum.
Путевые заметки мастера хронотопных искусств Харуки Мураками, забытые им под кустом дикой сливы в провинции Яшмовых Змеев во время созерцания весенних полетов уток. Найдено XXXVIII хронотопной экспедицией в Новой Вселенной 17С
...
Красно-коричневый город презрительно взирает на медленные воды сонной холодной реки. Ему уже двадцать тысяч лет, но он такой же крепкий и безразличный к чему-бы то ни было, как и в допотопные времена, запечатленные в самых древних черепах единорогов. Огромные массивные многоэтажки похожи на крепости, по чьей-то злой воле перестроенные в жилые дома. Они сделаны из красно-коричневого камня, похожего на ухоженную антикварную бронзу. Кажется, они плывут вдоль широких малолюдных улиц как боевая эскадра эсминцев, могучие, высокомерно-мрачные. Улицы широкими, длинными спиралями сходятся к ближайшей площади. Площади угрюмы и монументальны. В центре дыбятся общественные здания с гигантскими плоскими крышами. Исполинские массивные параллелепипеды растягиваются в длину и в ширину, поглощая большую часть пространства. Обычно крыльцо представляет собой три ступеньки точно такой же длины, как и большая стена, заканчивающиеся огромной пустой площадкой, похожей на продолжение площади, приподнятое вверх. Таких площадей в городе девять. Одна расположена в центре города, остальные в восьми районах — северном, южном, западном, восточном, северо-западном, северо-восточном, юго-западном и юго-восточном. Ни кустика, ни деревца. Находиться здесь подолгу не хочется. Большую часть времени на площадях царит безлюдье. И только в общественные праздники или во время объявления новых указов толпа вялых людей с цветами в руках заполняет улицы. Волна за волной катятся к ближайшей площади. Городское небо в такие дни по непонятным причинам всегда безоблачное и блестяще синее, как будто залакированное. Неторопливый спокойный ветер днем и ночью лениво ползет по улицам к площадям, как уставшая в конце долгого пути река ползет по множеству проток устья к неждущему ее морю. Ветер приносит с собой загородную пыль и грязь, заставляющую горожан чихать и браниться. Весной и летом это пыльца растений, раздражающая носоглотки горожан пряным вкусом. Осенью — паутина и легкие, приспособленные к дальним путешествиям семена особой породы деревьев. Зимой снег пачкает зловонная сажа от костров, на которых сжигают умерших единорогов. Попавшись в каменную ловушку города, любой ветер успокаивается, подчиняясь его неторопливому вечному ритму, и делает всегда одно и то же — тихо ползет по улицам. Ветер вплывает на площади, и стесненный напором других ветров, со всех сторон одновременно с ним прибывших сюда, взмывает над городом, унося вместе с пригородной пылью обрывки гимнов о счастье, которые поют на площадях. Гимны такие же холодные и спокойные, как сам ветер, и как река, огибающая город. Отсюда, из синей вышины, город виден как на ладони. Девять площадей, вместе со спиральными улицами образуют странный каменный букет цветов-свастик. Высокие красно-коричневые городские стены, охватывающие город со всех сторон. В стенах города шесть ворот, четверо их них сориентировано по сторонам света, а места для остальных были выбраны по странной, уже забытой прихоти строителей. Юго-Западная сторона города находится на высоком берегу реки, круто спускающемуся к всегда холодной чистой воде. Из этого места начинается Канал, пересекающий город с юго-запада на северо-восток. Двенадцать островерхих Обзорных Башен возвышаются над городскими стенами. Ворота, как и дома, необыкновенно массивного вида. Их створки укреплены поперечными тяжелыми брусьями, увенчаны частоколом острых шипов, способных остановить любого врага. Под стать им высокие городские стены, сложенные из красно-коричневого кирпича. Столько бесчисленных лет прошло, а в городских стенах ни трещины. Дикие вьюнки отклоняются от них и ползут прочь, ни одна зеленая плеть не осмеливается вскарабкаться на холодный враждебный камень.
