Бесноватый кровожадный я

— Мой волкодав? Да пуда четыре будет... А что?

Я быстро подсчитал в уме.

— А изюм в доме найдется? Готов держать пари, что если скормить вашему волкодаву изюмин двести — он скончается за два дня в таких же муках, как та несчастная собака. С рвотой и прочими не к обеду помянутыми проявлениями... У той собаки появились первые признаки в течение нескольких часов после пирога?

— Да, к вечеру...

— Ну вот. — Я взял с тарелки ломтик копченого мяса и пирожок и принялся работать челюстями с видом человека, который сказал более чем достаточно.

На лице барона промелькнула целая гамма чувств, он несколько секунд смотрел на свой бокал остановившимся взглядом, а затем тяжело вздохнул и встал.

— Прошу прощения, ваше величество, ваше высочество, мне надо... отлучиться.

Отец кивнул:

— Да уж.

Олшеври быстрым шагом двинулся вдоль стола к двери.

— Ключи, — коротко бросил он одному из 'хускерлов'.

Один из них с тяжелым вздохом достал связку ключей, отдал их барону и поплелся следом за ним с видом основательно набедокурившего человека.

Несколько минут за столом царила тишина: каждый, работая челюстями, осмысливал, надо думать, то неприятное положение, в котором оказался барон — и то преступление, которое он вполне мог бы совершить и даже не узнать, если б не я.

— Слушай, сын, а ты сам-то откуда это узнал? — спросил отец. — Ведь у тебя же никогда не было собаки.

Неудобный вопрос, потому что узнал я это еще в прошлой жизни. Ну ладно, выкрутиться — плевое дело.

Пожимаю плечами:

— Услыхал как-то беседу двух дворян, о том, как у одного собака от нечего делать дикий виноград обдирала, а потом издохла. А второй ему и ответил, что, значит, удивительного ничего нет, ибо собачка у его дочери от булки с изюмом померла.

Барон вернулся только через пятнадцать минут, на этот раз с видом человека, который избежал большой ошибки и от этого чувствует едва ли не физическое облегчение.

— Спасибо вам, ваше высочество, — сказал он мне, — если б не вы — я бы непростительный грех на душу принял...

— Рад был помочь, — ответил я и добавил: — вы впредь только половину собаке отдавайте. Если помрет — остальное скормите тому, кто принес, и тогда точно узнаете, был ли там яд. А ежели с собакой ничего не случится — вторую половину можно, скажем, бедным отдать.

— Да уж, как я сам-то не догадался...

— Да вы себя не корите, это очень редкий случай, чтобы человеку — нормальная пища, а животному — смерть, обычно если собака помирает — то еда с ядом. И вообще, люди собак изюмом-то не кормят, как правило, откуда вам было знать? К счастью, создатель дал людям язык, чтобы делиться своим опытом, и уши, чтобы усваивать чужой...

— Верно подмечено, — сказал отец. — А Одило Толстый, стало быть, ни при чем.

Мы устроились на отдых в доме барона — места хватило. Я узнал, что когда-то это была казарма, которую новоиспеченный барон превратил в собственное жилье — просто потому, что в ней ему было удобно разместить свою дружину. Этих дружинников-хускерлов у Олшеври, как выяснилось, добрая сотня, а если ударит в набат — триста человек соберет.

Я поначалу не впечатлился этим числом, но Альвинк разъяснил мне местные нюансы.

— Речь-то именно о дружине, ваше высочество, — вполголоса сказал он, когда мы сидели за все тем же столом после обеда, отец беседовал с бароном, а я, вполуха прислушиваясь к ним, вникал в местные реалии, — дружина — это не все войско, а лучшие и самые верные люди. Друзья. Вот эти четверо с бароном в бой ходили локоть к локтю — они самые надежные и уважаемые, за что им и честь такая, в бароновом доме жить. Те триста — это все сплошь люди, которые уже участвовали в боевых действиях. Проверенные. Многие уже оставили службу — им годков как барону или поменьше слегка, но если что — станут под флаг. А собственно просто войска тут тысячи три — вроде как не очень много, но зато кавалерия. Ну и есть еще стража, человек сто, и народное ополчение — но то не войско. Так, только на стенах стоять. Ну а вообще сайлары — народ очень смирный и к военному делу неохочий.

От Альвинка я узнал также и историю барона.

Сорок лет назад, когда Сайларан еще был под властью Одило Пятого, или, как его звали за глаза, Одило Жадного, Каллагадра попыталась продвинуть свои границы еще дальше вглубь Талсидонии, но война быстро приняла неприятный для агрессора характер. Мой дед выиграл одно сражение и заставил Одило Пятого отступить. Армия Каллагадры укрылась в Сайларане, король сбежал на всякий случай за подкреплением, а город оказался в осаде. Время и тогда играло против Талсидонии: одержать победу требовалось быстро, до того, как кортанский король узнает о войне и вторгнется с запада.

И в этот момент на сцене появился местный шахтер Бано Олше, коренной сайлар. Ну как на сцене — просто дед начал искать среди местных кого-то, кто мог бы чем-то помочь, и Олше, люто ненавидевший как Каллагадру, так и местного феодала, согласился помочь, с условием, что король возьмет его сына, Олшеври, в пажи, а затем в рыцари.

Темной ночью, когда подмога из Каллагадры уже была близко, два отборных отряда талсидонской кавалерии выдвинулись в степь, ведомые старым шахтером и его сыном. Оба, замечательно ориентирующиеся в ночной степи по звездам, провели кавалерию на исходные позиции по обе стороны вражеского лагеря. Во время предрассветной кавалерийской атаки войско Одило Пятого было разбито наголову и бежало в степь, не оказав сопротивления и так и не узнав, что атакующей кавалерии было в десять раз меньше, чем их. Король Одило, ясное дело, спасся, поскольку сбежал в числе первых, но безводная, сухая степь жестоко проредила ряды его солдат: многие, сбежав из лагеря без припасов, воды и в одном исподнем, в Каллагадру так и не вернулись. С тех пор человеческие кости в сайларанских степях стали уже не нередкой находкой, а обыденной.

После разгрома подмоги осажденная в Сайларане армия оказалась в незавидном положении. Ее командующий поначалу сдаваться не хотел, но моему деду подвезли, наконец, четыре здоровенные осадные мортиры. Горожане, оказавшись перед особенно безрадостной перспективой, ночью подожгли дом феодала, а его самого убили вместе с охраной и семьей, не пощадив никого. И, в общем-то, заслуженно: баронесса была той еще злобной ведьмой, а оба сынка пошли в папашу и позволяли себе такие выходки, по сравнению с которыми право первой ночи — к слову, явление в Талсидонии неизвестное — казалось невинной шалостью.

Правда, отчаянные горожане просчитались в том, что генерал, командующий войсками, находился не в доме барона и потому не погиб. В довершение всего пожар перекинулся с горящего особняка на остальной город, почти полностью деревянный. Сгорел целый квартал, в том числе склад продовольствия и казармы.

Осознав, что дело повернулось совсем уж безнадежно, командующий начал переговоры и выторговал себе право на свободный выход, с оружием и знаменами, в обмен на сдачу города. Мой дед, хоть и был хозяином положения, согласился на это, поскольку опасность удара со стороны Кортании требовала побыстрее закончить войну.

Так Сайларан стал провинцией Талсидонии.

Старый шахтер отказался от пожалованного ему баронского титула, сославшись на то, что человек он мирный и службу нести не умеет, даже если б возраст позволял, но поскольку пользовался уважением среди своих, то занял должность бургомистра и благополучно управлял городом еще пятнадцать лет. Ну а Олшеври, которому в тот момент было только двенадцать лет, дед забрал в столицу и отдал в ученики одному старому офицеру. Он обучился военному делу и с наступлением совершеннолетия, как это и было условлено, получил посвящение в рыцари. Вскоре Олшеври показал себя с хорошей стороны и в силу старости его отца стал бароном Сайларана, во многом не за личные заслуги, довольно скромные, а по той причине, что был сам из сайларов, хорошо знал места и понимал специфику местных. Ну и с учетом былых событий, естественно.

Это решение оказалось весьма удачным: новоиспеченный барон проявил хорошие качества как правитель провинции и лидер, а также, будучи сам из простого народа, пользовался уважением, которого трудно было бы добиться чужаку, и хорошо понимал людей. Собственно, своим послевоенным развитием Сайларан обязан во многом именно Олшеври.

Впоследствии Одило Жадный, прознав, кому он обязан своим поражением, неоднократно пытался отомстить, и убийцы, доставшие моего деда, вероятно, были подосланы им. А вот Бано Олше извести не свезло, хотя пытались старика убить несколько раз. Самого Олшеври — тоже, снова безуспешно. Ну а десять с чем-то лет назад Одило Жадный, наконец, отправился на Последний Суд и в Каллагадре воцарился его сын, тоже по имени Одило, и тоже жадный. Правда, Шестого за глаза прозвали Толстым — во-первых, потому, что он толстяк, в отличие от тощего отца, во-вторых, чтобы не путать с предыдущим королем. Хотя у жадности Одило Толстого, как выяснилось, нашелся ограничитель — толщина. Из-за чревоугодия у нового короля осталось меньше времени и сил на потакание жадности, и это, в общем-то, пошло на пользу всем. То есть, жить легче никому в Каллагадре не стало, но Одило Шестой хотя бы прекратил 'закручивание гаек'. То ли из-за лени, то ли просто дальше уже некуда.

Потом был ужин — не то чтоб пир горой, но достойный. Пряный суп, яичница, жареная дичь и необычная мясная похлебка, ну и салаты. Барон снова пытался извиняться, что живут тут так скромно, но его быстро успокоили: все понимаем. Что в Сайларане с провиантом туго — ну а как иначе, если вокруг то ли дичайшая степь, то ли не очень ужасная пустыня — и ежу было бы ясно, если б эти самые ежи тут водились.

— Слушайте, барон, — спросил я, прожевав кусок омлета с беконом, — мне вот любопытно стало, как вообще в такой местности можно выживать, да еще и город построить, если почва вокруг — песок, камни, камни в песке и песок на камнях? Ни хрена же не вырастить!

Олшеври пожал плечами:

— Ну человек такое создание, везде приспосабливается. Сайлары издавна тут промышляли шахтерством да горняцтвом, значит, ну, добычей руды и выплавкой металлов. Практически все, кроме провианта и тканей, можно произвести на месте. Продавая металл, в том числе сайларскую оружейную сталь, и изделия из оных, купцам, сайлары зарабатывают деньги на покупку еды и одежды у тех же купцов, а чаще просто выменивают нужное. Кроме того, степь, как ни крути, родина наша, кое-как подкормиться позволяет. Рек мало, но рыба в них есть, в степи много растений, которыми питаются мелкие зверьки да птица. Кролика или там дрофу добыть можно. Еще тем, что произрастает в степи, кормят свиней и лошадей, точнее, пускают самих пастись. Свиньи наши получаются не жирные, зато мясо хорошее. Волков нет, лишь изредка забредают, так что скот беречь только от воров надобно да молодняк — от орлов. Жить можно, в общем. И раньше ведь жили, когда жадный упырь тут правил, а теперь оно куда как полегче. И в последнее время начали осваивать орошение понемногу. Сии салаты, ваше высочество, выросли у нас на ферме, а до того свежая зелень тут была за такой же деликатес, как и крупы.

— Слыхали, господа рыцари? — засмеялся я. — Оказывается, та самая каша, от которой вы, было дело, нос воротили, тут почитается за деликатес!

Оруженосец отца, крепкий вояка по имени Гантц, поднял взгляд к потолку и воздел руки в благодарственном жесте:

— О создатель, благодарю тебя за то, что миновала меня трудная доля сия — считать перловку деликатесом!

Все захохотали.

В целом, ужин удался. Не королевский пир, конечно, но оно и понятно: суровая земля, суровые люди — суровый и пир. И потому особенно резким контрастом с этой суровостью выделялись местные женщины. Я быстро заприметил среди подносивших блюда женщин девочку, которая бросалась в глаза необычной, нежной красотой и хрупкостью. Присмотревшись, я определил, что она — чистокровная сайларка, потому что все ее черты лица были типичными для других сайларских женщин. И те, другие, тоже весьма недурственны, что неудивительно: у самых уважаемых дружинников, ближайших сподвижников барона, наверняка далеко не самые последние жены. Но вот этой девочке достался полный набор лучших черт лица, что-то вроде ситуации, когда из десяти бросков монетки десять раз выпадает орел. Повезло крепко.

Поневоле я начал на нее засматриваться: так уж вышло, что из всех материальных тел в поле моего зрения самым радующим глаз оказалась именно она. Затем мы случайно встретились глазами, она сразу же свои опустила и покраснела. Ну да, чего это я пялюсь и смущаю девочку.

Но вскоре я заметил, что и она украдкой бросает на меня взгляды. И это тоже неудивительно: все девушки ждут принца, так они устроены. Ну и тут внезапно я появляюсь.

Некоторое время я обмозговывал, как бы мне с ней поближе познакомиться и где-нибудь уединиться, но в итоге отказался от этой затеи: она лишь на пару лет моложе Брианны, но все же совсем-совсем юна, почти ребенок. То есть, я уверен, что моя затея удалась бы, но... дальше-то что с ней делать? Поматросить и бросить — совесть не позволяет, в средневековье потеря девственности — беда, а внебрачная беременность — вообще катастрофа. Жениться? Могут быть проблемы, потому что короли, как поется в одной песне, могут все, кроме как жениться по любви. И потом, а как же тогда Брианна? Я бы, конечно, не отказался забрать эту прелесть во дворец на пару к Брианне, но как к этому отнесутся другие люди?

Я внезапно понял одну вещь: я не знаю ничего о личной жизни отца. После того, как умерла королева Эдарна, мать Грейгора, король не стал жениться снова. У него наверняка имеется любовница — но я без понятия, кто она. Я даже не знаю, фрейлина это, как моя Брианна, или какая-то неизвестная мне дворянка. Более того, я ничего не знаю также и о личной жизни брата, хотя и у него любовница есть, скорей всего. Видимо, тут принято свою личную жизнь держать в секрете, и если принц просто возьмет и увезет в столицу новую наложницу — это может выглядеть неприлично или еще как-то нехорошо. Наконец, я даже без понятия, чья это дочь и как ее отец отнесется к тому, что девочка станет моей наложницей. Тут ведь даже не Талсидония, если вдуматься, совсем другие обычаи.

В общем, ладно, не вариант, мое развлечение на одну ночь может стоить ей сломанной жизни. Да и то, будь здесь Брианна — я бы вряд ли смотрел на других женщин. Перетерплю, поход так поход. Тем радостней будет встреча с Брианной.

* * *

Ужин плавно перетек в застолье с напитками, нехитрыми десертами и беседами. Присутствующие за столом слегка поменяли дислокацию в зависимости от того, кому какая компания интереснее. Несколько человек, включая Гантца и Райбуса — фактического командира нашем эскадроном сопровождения — сместились ближе к голове стола и приняли участие в беседе короля и барона о планах обороны провинции. Некоторые рыцари сбились в тесную кучку вместе с дружинниками и говорили о чем-то своем, преимущественно об охоте, кое-кто остался где сидел, уделяя основное внимание закускам. Ну а я кружкой ароматного напитка, очень отдаленно напоминающего фруктовый квас, но с пикантной горчинкой, пересел к Альвинку.