Несмотря на все страхи, по дороге с ним ничего не случилось. За весь путь он останавливался всего лишь один раз, наткнувшись на место побоища, где свой конец нашло несметное полчище кровожадных тварей из пимперианского подземелья и десяток человек, сложивших голову ради непонятной цели. Смерть давно уже не вызывала у Сингара никаких чувств. Все обитатели этого мира были смертны. Даже Владыки. Когда-нибудь и он умрет, хорошо, если в бою, с оружием в руках. И тогда Великий Страж укажет ему путь в мир, лучший чем этот...

Второй раз он замер, добравшись до сердца Пустоши, освещенного последними лучами заходящего солнца. Он встал, как вкопанный, увидев вращающиеся в воздухе каменные кольца и тускло мерцавшую изогнутую дугой стену, подпиравшую один из холмов. Ни он, ни кто другой из его знакомых никогда прежде не был в сердце Пустоши. Поговаривали — тот же дед Репей! — что туда невозможно добраться никому из смертных. Но — поди ж ты!— ему это удалось! И не ему одному. На площадке лежали обезображенные тела чужаков, наверное, тех самых, кого преследовали Защитники. Теперь уже трудно было сказать, сколько их было. Тела оказались изрублены в куски. Зрелище настолько мерзкое, что привычному к крови охотнику стало дурно. А у каменной стены, опершись на рукояти топоров, стояли два железных истукана. Хотелось подойти к ним поближе, прикоснуться рукой, но вращающиеся кольца приводили в трепет. И все же, преодолев робость, Сингар шагнул в направлении стены.

— Не приближайся к ним... Остановись...— услышал он слабый голос, донесшийся из сгущавшихся сумерек. Оглянувшись, он различил протянутую к нему обагренную кровью дрожащую руку.

— Дед Репей!— сердце юноши замерло.

Старик лежал под грудой человеческих обрубков и смотрел на Сингара глазами, полными боли.

Юноша подскочил к нему, опустился на колени, борясь с отвращением, разгреб месиво из кусков человеческого мяса и внутренностей, высвободив тело старика.

Оно выглядело ужасно. У деда Репея была отрублена левая рука и обе ноги, а грудина оказалась промятой и развороченной, но он все еще был жив.

— Дед Репей...— Сингар готов был разрыдаться. Слезы помимо его воли покатились из глаз.

— Возьми себя в руки... Защитник,— прохрипел старик.— И слушай — у меня не так много времени... Отправляйся в город... Сандору, отыщи там... человека по имени Шторн. Запомни — Шторн Ганеги. Расскажи ему все. Ты слышишь? ВСЕ, о чем я тебе когда-то поведал. Скажи... что Врата открыты... и скоро в Варголез придет беда.

— Кто такой, этот Шторн Ганеги?— всхлипывая, спросил Сингар.

— Он могущественный... цанхи, Великий Мастер. Только он и ему подобные... смогут предотвратить непоправимое. Поспеши, Сингар... у тебя осталось мало времени... Иди.

— Дед Репей, а как же ты?

— Я сделал все, что смог... я ухожу... встретимся... в лучшем мире...

Глаза старика закатились, лицо расслабилось, приобретя долгожданное умиротворение.

— Дед...— не выдержал, все же разрыдался Сингар.

Размазывая слезы по лицу, он встал и, не оглядываясь, зашагал в темноту.

Глава 8

Арсиги проснулся с первыми лучами солнца. Выпитое вечером пиво давило уже на нёбо. Он встал с еловой подстилки и, оглянувшись на спящих еще товарищей, принялся спешно развязывать поясок на штанах.

— Кхе-кхе...

Арсиги обернулся на кашель, наткнулся на осуждающий взгляд дежурившего у костра Духоборца, страдальчески поморщился и, сжав волю в кулак, рванул в ближайшие кусты, разгоняя ногами стлавшийся по-над землей туман. Проходя мимо Деревянного стража, он отвел глаза, словно опасался, что тот испепелит его своим взглядом за непотребство. Как только место стоянки скрылось из виду, он скинул штаны и, жмурясь от наслаждения, облегчился.

Завязав поясок, Арсиги совсем уж собрался возвращаться обратно к костру, как нечто странное привлекло его внимание. Раздвинув руками ветви кустарника, он увидел небольшое озерцо, окруженное со всех сторон густым лесом и сверкавшее в лучах восходящего солнца. На ближнем берегу стояла дева дивной красоты, потягивалась, закинув руки за голову, подставив лицо приветствовавшему ее светилу. Робко коснувшись пальчиками ноги водной глади, она поддела легкое крестьянское платье за края, скинула его, заставив Арсиги зажмуриться от открывшегося вида, а потом вошла в озерцо, величественно разрезая воду роскошными бедрами...

Сарх проводил недовольным взглядом желторотого наглеца, пока тот не скрылся за елями, и, покачав головой, подбросил в костер последние сухие ветки.

Совсем стыд потеряли эти городские. Возможно, это у них там, в городах, привычно гадить друг другу на головы, но мудрый Кудом не терпит непочтения. Он сам — судья и палач. С этим знанием рождались местные и жили на протяжении веков в мире и согласии, вопреки близости Вечного Зла и его приспешников. Хорошо жили, потому как знали, что лес защитит, укроет, накормит. Это, конечно, если к нему с почтением. А чужаки... Много их было, тех, кто приходили сюда лишь ради наживы, попирая древние обычаи, не имея за душой ничего святого. И где они все? Нет их: кто в земле гниет, а кто и того хуже...

Солнце медленно поднималось над Кудомским лесом, жгло извивавшиеся языки тумана, быстро таявшие в предрассветных лучах. Еще немного — и пора будить остальных.

"Но куда запропастился этот негодник?"

Всю дорогу он раздражал старого Сарха. То ветки без причины поломает, то в зайца веткой запустит, то гриб раздавит ради потехи. Одним словом — городской. Тьфу!

"Такие как он в Кудоме долго не живут. Нужно пойти проверить — что там? Как бы не случилось чего..."

Сарх поднялся с земли, поднял посох и почти беззвучно зашагал по следам Арсиги.

Мальчишка не ушел далеко. Проломился словно лось сквозь ельник, сделал свое дело, а теперь чего-то замер на краю вымоины, заполненной густым туманом.

— Как звать тебя, красавица?— игриво вопрошал Арсиги, уперев руки в боки.

А в ответ — тихое поскрипывание, доносившееся из туманного облака.

— Аская... Красивое имя. И сама ты — ничего, мне такие нравятся... Давай дружить? Ты не смотри, что я ростом мал. Ты будешь приятно удивлена, когда познакомишься со мной поближе.

"С кем он там разговаривает?"— нахмурился старый Сарх и подошел поближе.

— Вылазь из воды, я тебе кое-что покажу. Тебе понравится. Могу поспорить: ТАКОГО ты еще никогда не выдела... Я? К тебе?! Так вода ж мокрая... Ах, вот ты как! Ну, я сейчас тебя... Сейчас-сейчас!

Рывком Арсиги развязал поясок, быстро стянул рубаху и шагнул в туманный сгусток.

— Ух, какая холодная!— поежился он, спускаясь на дно пересохшей вымоины и постепенно исчезая в тумане.

Бывалый Сарх уже понял, в чем дело и опрометью рванул к вымоине, но опоздал самую малость. Из тумана к очумелому от счастья юноше рванулись гибкие корни, спутали его по рукам и ногам. Одна из петель захлестнула горло, перехватив готовый вырваться крик.

Арсиги сдавленно захрипел. А мгновение спустя из тумана показалась уродливая коряга, похожая на выкорчеванный из земли пень, затрещала, распахнула огромную пасть, метя в плечо несостоявшегося любовника.

Сарх выхватил из кармана малого Деревянного Стража, а по сути — резную куклу, знакомую любому кудомскому ребенку,— и бросил его как можно ближе к чудовищу. Туманное облако тут же съежилось, затрепетало и растаяло, обнажив "корягу" и ее обездвиженную добычу. Чудовище отпрянуло от Арсиги, и тут же старик достал его тремя стрелами, покрытыми непонятными простому смертному знаками. "Коряга" дико заверещала и, окончательно освободив юношу от пут, опрометью бросилась в лес. Сарх послал вдогонку еще одну стрелу, после чего шагнул в вымоину и опустился на одно колено рядом с хрипящим Арсиги.

— Что это было?— спросил парень, потирая красное кольцо, оставленное на горле цепким корневищем.

— Перевертыш,— ответил старик.— Он мысли чужие читает и всегда знает, что кому нужно. Тебя, вот, на баб потянуло, вот он и заморочил тебе голову.

— Ты только никому не говори, ладно?— жалобно попросил Арсиги.— А то ведь житья не дадут, особенно наша красавица.

— Не скажу, если пообещаешь с уважением относиться к лесу и его обитателям.

— Да, я же не специально! Само по себе получается... Ладно, я постараюсь.

Сарх помог парню подняться с земли.

— Ты ж ведь цанхи. Я слыхал, сила в тебе немереная.

— Не во мне, а вот в этой веревке,— буркнул он, повязывая поясок поверх рубахи.— А я так... придаток к ней.

Он обернулся, глянул напоследок на опустевшую вымоину. Его лицо засияло от сладостных воспоминаний.

— Эх, жаль, хороша была деваха...

В будущем мне не довелось побывать в Кудомском лесу, а теперь у меня не было выбора. Впрочем, прогулка, по крайней мере, на начальном этапе, удалась на славу. Лес был великолепен своей дикостью. Человек оставил здесь свой след, прорубив просеку в непроходимых дебрях, превратившуюся в Далирский тракт. Но даже он, как и встречавшиеся временами у дороги деревушки, гармонично сосуществовал с миром нетронутой природы.

В Аскон мы не стали заезжать, обошли город объездной дорогой и продолжили путь на север. Двигались почти налегке — ни заводных лошадей, ни какого бы то ни было существенного запаса провианта. Последнее нашло свое объяснение еще во время первого привала.

Когда Аннисен расстелила на траве коврик, я потянулся было к своему дорожному мешку, в котором хранил скудные пожитки, но Винеар остановил меня:

— Оставь его, я угощаю.

И он разложил на коленях свою переметную суму.

Кстати, я уже давно обратил на нее внимание. Винеар не расставался с ней ни на минуту, но при этом она всегда была пустой. Вот и сейчас он развязал шнурок, сунул руку в мешок и достал из него... жареную курицу.

Мои глаза полезли на лоб.

Но Винеар был беспощаден. Передав курицу Арсиги, он повторил погружение в пустой мешок, и на свет появилась... еще одна курица. За ней последовали свежие огурцы, пучок лука, колбаса, вареные яйца, кусок сыра, каравай хлеба... Немного пошарив в пустоте мешка, Винеар достал баночку с солью.

— Эй, а запить?— потребовал Арсиги.

И ни капли удивления!

Виновато пожав плечами, Винеар извлек из мешка кувшин с молодым вином и четыре пустые кружки.

— Приятного аппетита!— пожелал он, завязал горловину мешка и отложил его в сторону.

— Держи!— Арсиги протянул мне половину курицы. Я машинально взял ее за ножку...

Еще теплая!

— Это... как это?— спросил я, не сводя глаз с невозмутимого Винеара, ловко резавшего хлеб на куски.

— Это мой Дар,— скромно ответил он.

Вот это новость!

— С каких это пор?— удивился я. Насколько помню, Дар у Винеара был несколько иной.

— С тех самых, как я нес службу в приграничной страже. Кстати, интересная была история...

— О-о, начинается...— раздраженно поморщился Арсиги.

— Мы тогда преследовали кочевников,— не обращая на него внимания, начал рассказ Винеар,— в азарте переправились через Керу, а нас там уже поджидала засада. Красноголовые отрезали нас от реки, так что нам пришлось уходить в степи. Они нас несколько дней гнали, потом почему-то отстали. Надо было возвращаться в Варголез, а у нас от провианта ни крошки не осталось. Попервам терпели, потом стали ящериц ловить, сусликов, саранчу — есть-то хочется! Моим товарищам — не привыкать. Крестьянские дети, с детства привычные к подножному корму. Морщатся, но едят. А мне вся эта живность в глотку не лезла. Все мечтал о хорошей отбивной. Но и от сухарика простого не отказался бы. И вот я сунул руку в пустую суму — может хоть крошек удастся наскрести. Обшарил все внутренности — ничего нет. И вдруг в самом уголке пальцы наткнулись на луковицу. А ведь не было ее — могу поклясться! Достал, отложил в сторону. Ну, думаю, еще бы хлеба кусочек... И снова в мешок. И — не поверишь!— достаю крупный ломоть свежеиспеченного хлеба... Я тогда чуть с ума не сошел! А сам думаю: а как насчет колбаски? В общем, и колбасу нашел в своем мешке, и сало, и даже кринку молока. Сам наелся, друзей накормил. Так мы и добрались до лагеря: всю дорогу я доставал что-нибудь из сумы, а она, хоть и пустая была, казалась неистощимой. К слову сказать, я там не только еду находил, разное бывало: и платки с вышивкой, и письменные принадлежности, и овес для коней горстями таскал. Вот о чем подумаю, суну руку в мешок — а оно там лежит. Не все, конечно, но многое... А ближе к зиме довелось мне побывать в Сандоре. И там я услышал удивительную историю, будоражившую весь город на протяжении последних декад. Говорили о доме, в котором таинственным образом пропадают всякие вещи. Сначала думали, что слуги крадут. Нет. Потом грешили на воров. Тоже нет. К тому же многие были свидетелями того, как те или иные предметы исчезали со своих мест прямо на глазах. Когда я понял, в чем дело, меня смех разобрал. Решил я, в общем, купить этот дом — благо за последнее время он сменил уже нескольких хозяев, а теперь и вовсе пустовал. Поселил я в нем человека доверенного — он-то и готовит теперь для меня всякие разносолы.

— Так значит, ты можешь достать из этой сумы все, что угодно?— удивился я.

— Только то, что есть в том самом доме. Впрочем, там всего полно, не дом, а склад настоящий. Правда, есть одно условие: необходимый мне предмет должен быть небольшим, таким, чтобы смог поместиться в переметной суме. Вот так.

Поразительно!

Почему я об этом ничего не знал?! Сам Винеар не рассказывал, в книге тоже не было ни слова, да и историй о чудо-суме я в будущем не слышал.

Может быть, я оказался в какой-то параллельной реальности?

Об этом не хотелось даже думать, потому как последствия такого расклада были совершенно непредсказуемы.

— А как же кисть?— спросил я Винеара.

— Какая кисть?— удивился он.

Пришлось выкручиваться.

— Говорят, что у тебя есть кисть, с помощью которой ты можешь залечивать любые раны.

— На самом деле такое говорят?! Не верь, нет у меня никакой кисти. Да и откуда ей взяться: никогда в жизни не держал в руках кистей.

Вот так...

В общем, переметная сума Винеара оказалась очень полезным атрибутом. У нее был лишь один недостаток: связь "мешок — дом в Сандоре" была односторонней. Поэтому, если Винеар доставал, к примеру, какое-то яство вместе с блюдом, то посуду невозможно было вернуть обратно на кухню и его приходилось либо выкидывать, либо таскать с собой. Но, учитывая то, что Винеар был довольно состоятельным человеком, такие пустяки во внимание не принимались.

На этом неожиданности, связанные с именем Винеара, не закончились. Как-то на привале я заметил, как мой новый старый знакомый что-то пишет на сшитых в блокнот листах бумаги. Я случайно — так уж получилось — заглянул в блокнот, и, едва прочитав первые строчки, сделал еще одно открытие. Оказывается, Винеар и был тем самым неизвестным автором книги о Шторне Ганеги, хранившейся в моей сумке! А его блокнот и был той самой книгой, пока что не имевшей прочного переплета. Зато текст совпадал идеально. Даже клякса, оставленная на уголке листа, когда Арсиги нечаянно толкнул его в плечо, совпадала с той, что я обнаружил в книге, полученной от букиниста Феденора. За одним незначительным в литературном плане исключением: среди спутников автора книги неожиданно появился некий безымянный пока чужеземец, в котором я, даже без описания признал самого себя. Впрочем, упоминание было мимолетным и незначительным. Но с этого места повествования текст слегка сдвинулся вниз. Могло ли это как-то повлиять на ход событий?