Центальские ворота. Стальной поток

Центальские ворота. Стальной поток

Пролог

...Спираль вращалась все быстрее. Некоторое время ничего не происходило. Разве что временами от пола отрывались песчинки и небольшие камешки и устремлялись к потолку, сливаясь с ним воедино. Но вот зашевелились уже целые куски. Камни ползли по полу, соединялись в большие глыбы, а те в свою очередь устремлялись к обелиску и занимали свои места. На моих глазах монумент приобретал свой первозданный вид. Стройная четырехгранная колонна из черного, похожего на эбонит камня, покрытого пимперианскими знаками, достигла потолка. Однако у ее подножия осталось предостаточно строительного мусора. Но вот и эти глыбы пришли в движение. Они срастались в фигуры, геометрия которых некоторое время оставалась для меня непонятна. Кажется, это было огромное каменное кольцо...

Я вспомнил изображение на барельефе и понял, как будет выглядеть конечный результат.

Это на самом деле было кольцо, только разбитое на дюжину сегментов различной величины. Приняв свой первозданный вид, они взлетали к колонне и приходили в движение, вращаясь против часовой стрелки на разных уровнях.

Одновременно с возрождением обелиска происходили и другие не менее важные события. Останки человека, раздавленного каменными блоками... Они... так же приобретали свой первоначальный облик. Я видел, как из тела наружу полезли мелкие камешки, а дыры начали зарастать плотью, сама плоть утрачивала сухость, наливалась "соком", увеличивалась в массе. Иными словами, я был свидетелем распада и разложения, только в обратном порядке. Прошло не больше минуты, и неподалеку от обелиска вместо мумифицированных останков уже лежало тело молодого человека. Оно, избавившись, от дававших на него камней, полностью восстановилось и выглядело как живое. Но это вряд ли: в спине торчала арбалетная стрела, однако...

Заставив меня вздрогнуть, тело оторвалось от земли, забавно закружилось на месте... Откуда-то из сумерек прилетел нож, незнакомец ловко поймал его в ладонь и вложил в пустые ножны. Снова прошелся по острову вперед спиной. Я заметил, как боль, исказившая его лицо, исчезла без следа, а в следующий момент арбалетный болт вырвался из спины и умчался в сторону...

Я перевел взгляд и...

... снова вздрогнул. У постамента, на котором был водружен офаран, стоял еще один человек.

Я даже не заметил, откуда и когда он появился, но догадался: этот тот самый покойник, который лежал на мосту. По крайней мере, теперь там никого не было. И он целился в молодого из арбалета. Потом он снял с ложа стрелу и повесил арбалет за спину...

Офаран, терявший все это время первоначальную яркость, тускло вспыхнув на прощанье, погас окончательно.

И время потекло в положенном направлении. Исчез вращавшийся под потолком "водоворот". Пещера наполнилась звуками.

Теперь она выглядела несколько иначе, чем прежде. Обелиск восстановился полностью, вокруг него, удерживаемые неведомой силой, размеренно, с давящим на уши гулом, вращались массивные каменные сегменты. Не все. Один из них, пожалуй, самый большой, так и остался лежать каменной грудой у подножия колонны. Возле него топтался молодой незнакомец, а его более зрелый приятель стоял у Центальских ворот и не сводил глаз с потухшего офарана.

— Ну, и где обещанные богатства?— спросил он своего товарища.

— Их здесь нет,— равнодушно ответил тот, продолжая рассматривать пролетавшие над его головой сегменты.— Интересно, как они держаться в воздухе? Что приводит их в движение?

— Прекрати нести чушь!— воскликнул старший.

Я стоял в стороне от ворот, и меня незнакомцы не видели.

Пока.

— Я согласился спуститься сюда не для того, чтобы восхищаться летающими камнями. Какой в этом прок? Где золото, драгоценности? Где это все?!

— За воротами по ту сторону моста. Увы, мой корыстный друг, я не могу их открыть.

— Ты...— чуть не задохнулся от гнева старший. Но взял себя в руки и продолжил сдержанно.— Поддавшись на твои уговоры, я угробил все свое состояние, чтобы отыскать вход в это подземелье...

— Мне тоже пришлось отдать все, что у меня было,— напомнил молодой.

— ...А теперь ты хочешь сказать, что мы напрасно сюда приперлись? Подумай, прежде чем ответить!

— Извини, Канеж, я не всемогущ. Но не беспокойся: дай мне срок, и я возмещу твои убытки. Обещаю!

— Мне ни к чему твои обещания, Гван! На них не купишь бутылку вина и не снимешь на ночь шлюху. Золото — вот что меня интересует.

— Будет тебе золото. Потом... Нет, это просто чудо какое-то!

Проблемы компаньона интересовали молодого человека гораздо меньше, чем впечатляющее зрелище, какое представляли вращающиеся камни.

— Тогда я заберу этот кристалл. Уверен, он стоит кучу денег. Я даже знаю, кому его можно выгодно продать.

— Не смей!— мгновенно окрысился Гван, резко развернувшись лицом к своему приятелю.— Его нельзя трогать.

— Это почему?— с недоверием спросил Канеж.

— Будет лучше, если в этом подземелье все останется на своих местах. Там,— он указал в сторону портала,— Центала. Ты же не хочешь, чтобы ворота открылись и сюда хлынули духи пострашнее тех, которые гоняли тебя в Кудомском лесу?

— Ерунда,— обиженно огрызнулся Канеж.— Не верю я, что это и есть Центальские ворота. Это обычная каменная стена.

— Поверь мне: это они и есть,— внушительно заявил молодой человек.

— Ладно, как скажешь,— едва слышно произнес Канеж, но остался стоять у постамента.

А Гван вернулся к созерцанию обелиска.

— Раз здесь ничего нет, может быть, будем выбираться отсюда?— спросил Канеж, глядя в спину приятеля.

И снял с плеча арбалет — он уже был взведен.

— Подожди еще немного. Я пока не готов.

Молодой человек был слишком увлечен, чтобы заметить надвигавшуюся опасность.

Продолжая ворчать и сверлить взглядом спину Гвана, Канеж достал толстую арбалетную стрелу и изготовил оружие к бою.

Когда он поднял его к плечу, я очнулся от оцепенения.

Теперь я понял, что здесь произошло, и уже знал, чем это закончится.

Гван вызывал у меня гораздо больше симпатии, чем его корыстный приятель. А еще я терпеть не могу когда стреляют в спину.

К сожалению, мой лук валялся среди камней и поднять я его не успею. Поэтому я подхватил булыжник.

Я решил не уподобляться негодяю и крикнул:

— Эй!

А когда он обернулся ко мне, запустил в него камнем.

Булыжник угодил Канежу в плечо, и выпущенная стрела ушла в сторону.

Обернулся Гван и, увидев меня, удивленно воскликнул.

— Ты кто такой?!

А Канеж, тем временем, схватил с постамента офаран и бросился к мосту.

Я рванулся к луку, доставая на бегу стрелу из колчана. Короткое резкое натяжение, и стрела унеслась к цели.

Мне не хотелось снова потерять с таким трудом добытый кристалл.

Я попал. Стрела вонзилась беглецу под лопатку, когда он находился на мосту. Канеж потерял равновесие и, продолжая сжимать в ладони офаран, рухнул в воды подземной реки, которая тут же унесла его по туннелю.

Твою же...

Позади меня зашуршали камни. Я резко обернулся, извлекая из колчана еще одну стрелу. И не зря. На меня надвигался Гван, вооруженный знакомым мне ножом. Он был настроен настолько решительно, что моя история получилась бы слишком короткой, если бы его не остановил направленный ему в грудь лук.

Он замер, поняв, что не успеет до меня добраться.

Некоторое время мы стояли, разглядывая друг друга. Наконец, его лицо перекосила гримаса презрения и он сказал, словно плюнул мне в лицо:

— Ну, давай, стреляй!

— Я не стану тебя убивать, если ты не будешь делать глупостей.

Он мне не поверил:

— А Канеж?

— Он собирался выстрелить в тебя. Так что ты теперь мне должен.

Ему понадобилось время, чтобы переварить мои слова. Я заметил явную внутреннюю борьбу.

— Не верю... Нет, Канеж, конечно, мог, но...

Мне нужно было лишь слегка подтолкнуть мысленный процесс:

— Ты сам запретил ему трогать офаран. А он не собирался покидать подземелье с пустыми руками.

Гван поморщился, признавая мою правоту.

Посмотрел себе под ноги, потом снова перевел взгляд на меня.

— Да кто ты такой? Как ты сюда попал?

— Через ворота.

И хотя в пещере было двое ворот — те, что вели в бесконечные коридоры подземелья, и те, другие, за которыми находилась Центала, — я сказал правду в обоих случаях.

— Они же заперты! Врешь?— не поверил мне Гван.

Я не стал вдаваться в подробности, задал встречный вопрос:

— А сам-то ты как здесь оказался?

Кстати, очень интересный вопрос! Сомневаюсь, что он поднялся по подземной реке против течения. А других путей я что-то не видел.

— Сверху,— неопределенно ответил молодой человек.

Он опустил нож. Я оценил его жест доброй воли и расслабил лук.

Настало время подвести итоги.

Итак, произошло... что-то. Совсем не то, на что я рассчитывал. Жагридер и... Герика исчезли, зато появились Гван и его приятель... Ну, как появились... вернулись к жизни. Да и колонна стояла в своем первозданном виде. Почти. Это наталкивало на определенные мысли. Но чтобы развеять последние сомнения, я решил уточнить:

— А какой нынче год?

Мой вопрос его удивил, но он все же ответил:

— Четыреста сорок второй.

Что и требовалось доказать...

Год начала войны Мастеров!

Не то, чтобы я был сильно удивлен. Нет, сам факт перемещения во времени был, конечно, чем-то из ряда вон выходящим. Но на протяжении последнего получаса я уже итак догадывался, что происходит.

Твою же налево!!! Только этого мне не хватало!

Ситуация становилась еще более запутанной. Мало того, что я застрял в мире, в котором мне нечего было делать. Так теперь еще и потерялся во времени.

Что теперь?

Для начала следовало выбраться из подземелья. А уж потом...

Я понятия не имел, что делать потом. Но я обязательно подумаю об этом.

Потом.

— Давай-ка отсюда выбираться,— предложил я Гвану. Голос у меня был при этом... Таким голосом только на похоронах вещать.

Гван согласился, спрятал нож и, озираясь, направился...

...к воротам.

Я последовал за ним, но...

Или я что-то недопонимаю, или...

Нет, преодолев полуразрушенный мост, Гван не стал подниматься по лестнице, а свернул налево, протиснулся между камней и подошел к веревке, свисавшей над самой водой.

Я даже застонал от неожиданности.

Чтобы попасть в эту пещеру, мне пришлось в свое время изрядно попотеть, ввязаться в неприятную историю, продраться через всевозможные преграды пимперианского подземелья, уничтожить целое полчище духов, справиться со Стражем врат...

А этот прохвост нашел дыру в земле и по веревке спустился в самое сердце подземелья.

— Я первый,— категорично заявил я, оттесняя Гвана от веревки.

Он напрягся.

— Не бойся, я не оставлю тебя здесь умирать.

Судя по выражению его лица, он мне не очень-то поверил, но все же уступил.

Разбежавшись, я прыгнул на веревку и пополз вверх.

Мне пришлось постараться, чтобы выбраться из подземелья. Метров десять пришлось ползти по веревке, полагаясь исключительно на силу рук. Потом, когда я втянулся в узкую горловину, смог опираться на выступы ногами. На самом верху природный камень сменился искусственной кладкой, я из последних сил дотянулся до края, перевалился, упал на спину и, жмурясь от яркого солнца, расслабился.

Я снова был в Сандоре. В той самой, в которой я провел почти четыре месяца и пережил немало приключений. И все же это была другая Сандора — моложе прежней на тридцать четыре года и еще не ведающая о том, что скоро разразится самая страшная в истории Варголеза война...

Глава 1

Шторн Ганеги сидел на краю скалы, жевал яблоко и лениво скользил взглядом по сплошной стене леса, окружавшего Ильгерово поле. Это было странное место. И сама скала — гладкая, оплавленная, словно растаявшая свеча, и поле, на котором не росло ни единой травинки, и лес, такой густой, будто ему было что скрывать. Сюда не заходили ни люди, ни животные. Даже птицы старались облетать это место стороной. Было в нем что-то... зловещее и особенное. А тот, кому здесь довелось побывать, рассказывал потом странные...

...и страшные...

...истории.

Впрочем, подобных мест в Варголезе было немало. Самые большие из них — Гонготские болота и Харийская пустошь — занимали огромные территории. Численность более мелких шла на сотни, и о существовании большинства из них знали только жители соседних селений. Но Ильгерово поле было известно каждому варголезцу. Ведь именно здесь сто с лишним лет назад произошло одно из самых значимых событий в истории королевства — Битва с посланником Вечного Зла, с незапамятных времен обитавшего среди топей Гонготских болот...

Так уж сложилось, что духи левобережья в большинстве своем были безобидными и покладистыми. Если уж и не помогали местному населению, то и не вредили. Шалили — да, бывало, но беззлобно, ради потехи. С приходом варголов поклонение духам сошло на нет, и они зачахли, обиделись, ушли в глухие места. Некоторые затаили злобу, начали пакостить. Но до соплеменников правобережья им все равно было далеко. Уж эти-то терпеть не могли род человеческий. Да и силой они отличались немереной. А главным у них был... Ну, что-то там было, посреди болот на северо-западе Кудомского леса. Его никто не видел, а кто видел — уже не расскажет. Поэтому в народе позвали его незатейливо:

ЗЛО.

Вечное Зло, потому как появилось оно в незапамятные времена, да так и осталось жить среди болот. Никто не слышал о том, чтобы Оно покидало зловонные топи. Зато слуги его верные куролесили по всему лесу. Впрочем, кудомцы были людьми не робкого десятка. Придумали, как защитить себя и свои жилища, кормились от леса, рожали детей — в общем, жили и в ус не дули. Когда становилось совсем уж невмоготу, они призывали на помощь цанхи — представителей небольшого племени, обитавшего на севере Кудома. Эти знали, как бороться с нечистью, быстро прижимали ее к ногтю. Правда, совсем мало их было. Хорошо еще, делились иногда своими секретами с Духоборцами, каковых так же было немного — один-два на все селение.

И вот полтораста лет назад случилось что-то. Духи обнаглели совсем. И многие люди предались пагубе и перешли на сторону Зла целыми деревнями. Вожаком у них стал старый Гонгот — бывший Духоборец, а ныне враг всего человечества. Собрал он войско немалое и вознамерился идти с ним на левобережье, где утвердились уже чужаки варголы. Кудомцы не смогли ни договориться между собой, ни выставить достаточное количество воинов. И решили они послать гонцов за помощью к варголезскому королю, пообещав в случае победы присягнуть всем народом на верность.

Король Перкот только что одолел кочевников из Олфирских степей и расширил границы государства до Кимских гор на юго-востоке. А правобережье было лакомым кусочком для любого варголезского монарха. Это и лес, и богатые рудники в Пенарских горах, а главное — выход к морю, потому как одного порта растущему государству было уже мало. Он принял предложение просителей и отрядил для разгрома полчища Гонгота пять сотен отборных ветеранов во главе с прославленным полководцем Ильгером.

Противоборствующие стороны встретились на обширном лугу, зажатом со всех сторон Кудомским лесом. Варголезское войско состояло из трех сотен пехотинцев, конной сотни и такого количества лучников. Кроме того местные выставили еще полторы сотни своих бойцов. Армия Гонгота выглядела внушительнее: свыше тысячи свирепых дикарей, почти утративших человеческий облик после длительного общения с нечистью. Их вожак оседлал торчавшую посреди поля скалу, подбадривал своих подопечных и насылал проклятия на головы пришельцев, размахивая при этом корявым посохом.

Ильгер не стал дожидаться, пока дикари распалятся до состояния невменяемости, и отдал приказ лучникам. Залп! Сотни стрел устремились в сторону войска Зла. Упали убитые, закричали раненые, с ревом ринулись в атаку живые. Они бежали через поле, размахивая топорами, копьями, короткими и широкими мечами, прикрывались круглыми щитами от продолжавших сыпаться на их головы стрел. Не всем суждено было добраться до стройных варголезких рядов. Уцелевших встретили длинными копьями из-за высоких прямоугольных щитов. Но натиск был настолько силен, что центр защищавшихся провалился, и сдерживание мгновенно перешло в битву.

Дикари бились самоотверженно, неистово, бесстрашно. Но и варголезцы знали, за какой конец держать меч. К тому же и вооружение у них было лучше, и доспехи прочнее, и опыта, что ни говори — больше. И когда противник плотно увяз в сражении, с флангов ударила конница. У кудомцев не было лошадей и с всадниками им до сего момента не приходилось сталкиваться в бою. А тяжелая кавалерия знала свое дело. Теряя одного, она забирала жизни десятерых. Варголезцы окружили дикарей, и сражение превратилось в побоище.

А на скале бился в истерике старый Гонгот. Такое впечатление, будто он сошел с ума: пританцовывал, размахивал посохом, завывал.

И его труды не пропали даром. Сначала стало нестерпимо тихо. Потом где-то далеко затрещали деревья. Шум, нарастал, приближался и с яростным порывом ветра вырвался на поле.

Духи!

Они набросились на праздновавших победу варголезцев со всех сторон. Невидимые, сильные, беспощадные. Всадники вылетали из седел, пеших пластало по земле, таскало из стороны в сторону, рвало на части. Невидимые петли душили пришельцев с левобережья, вырванные с корнями стволы деревьев разбивали головы, ломали кости, латные доспехи раскалились докрасна, и люди умирали в страшных мучениях. Поле боя оглашали предсмертные вопли и неистовый хохот нечисти. Хохотал и сам Гонгот, радуясь одержанной победе...

И тут из леса вышли люди в белых одеждах.

Цанхи.

Духи не смогли причинить им вреда. Бросаясь на нежданных гостей, они отлетали в стороны, словно натыкались на невидимую преграду. А цанхи не обращали на них никакого внимания. Они добрались до скалы, на которой безобразничал Гонгот, окружили ее кольцом, взялись за руки и протяжно запели.

Те, кто их слышал, говорили потом, что это была не обычная песня. Цанхи не раскрывали рта. Сквозь плотно сжатые губы до слуха доносилось дребезжащее мычание. Звук этот давил на уши, вызывал учащенное сердцебиение и необъяснимую тревогу.

Гонгот попытался сопротивляться, но его потуги ни к чему не привели. Он бился в бешенстве брызгал слюной, но так и не смог покинуть скалу.

Свою песню цанхи закончили, дружно вскинув к небу руки. Сверкнувшая молния ударила в скалу, оплавив камень и испепелив находившегося на ней посланника Зла. Духи в ужасе скрылись в лесу.

А цанхи упали замертво на землю...

Уцелевшие варголезцы устроили огромный погребальный костер. Среди погибших был и сам Ильгер.

Зато на протяжении последующих нескольких лет в Кудоме было тихо. Пошли слухи о том, что Гонгот и был тем самым Вечным Злом, которое на протяжении столетий наводило ужас на всю округу, а теперь издохло на радость людям. Даже болота назвали Гонготскими. Но через два десятка лет снова появились духи — словно и не исчезали.

Тем не менее, кудомцы выполнили свое обещание и присягнули всем родом варголезскому королю. Варголезцы быстро освоили новые земли, добрались до рудников, основали поселения, самым крупным и значимым из которых стал Кос. С севера на юг через Кудомский лес пролег Далирский тракт, а на западное побережье пробили тракт Проберский. На их пересечении возникла крепость Аскон, за столетие превратившаяся в небольшой, но все же город...

Дожевав яблоко, Шторн бросил огрызок на мертвую землю.

Несмотря на то, что не подтвердился ни один из слухов относительно Ильгерова поля, он не пожалел, что сделал солидный крюк, покинув наезженную дорогу и углубившись в лес. По Далирскому тракту он уже не раз путешествовал, но на место знаменитой битвы пришел впервые.

Хорошо здесь было: тихо, покойно. Ни тебе костей, исторгаемых землей, ни призраков погибших, никаких потусторонних голосов. Ничего такого, о чем десятки лет шепотом судачили на постоялых дворах.

Шторн встал с выступа, потянулся, глянув на преодолевшее полуденную отметку солнце.

Пора было отправляться в путь, если он не хотел провести ночь на лесной дороге.

Он поднял с камня крепкий посох, закинул мешок на плечо и шагнул с обрыва. Но не упал вниз, а, выставив в сторону правую руку, плавно спустился на землю, словно оторвавшийся от ветки листок. Взбивая пыль, он преодолел безжизненное поле и углубился в лес.

Ему нравился Кудом. И сам лес — большой, бескрайний, живой. И обитавшие в нем люди. Ликом они мало чем отличались и от коренных жителей левобережья, да и от самих варголов. Но было в них что-то... настоящее и непосредственное. Горожане тихо посмеивались над их чрезмерной искренностью, упрямством, малословием, рассудительностью. Над их обычаями, образом жизни и мышления, над их языком и внешним видом. Впрочем, коренных в Кудоме с каждым годом становилось все меньше. А на их место приходили переселенцы с левобережья, приносившие свои обычаи и нравы. Они селились в Асконе, вдоль трактов, на побережье, у реки.

Деревня Холмы, до которой Шторн добрался ближе к закату, была населена как раз такими вот переселенцами. Небольшая деревушка, дворов на сорок, кучковавшихся вокруг постоялого двора — единственного работодателя в этих краях. Ради него, собственно, и была основана деревня. Все работоспособное население обслуживало двигавшиеся по тракту караваны и группы путешественников. Одни охотились и добывали мясо, другие содержали огороды и небольшие поля на отвоеванной у леса земле. Жили небогато, но и не впроголодь.

Как и все селения Кудома деревня была обнесена высоким частоколом. У входа стояли Деревянные стражи, препятствовавшие проникновению в деревню всякой лесной нечести. Дежурившие у ворот стражники, которых так же обязаны были содержать холмчане, недоверчиво осмотрели Шторна с головы до ног, прежде чем впустить в деревню. Но стоило путнику заплатить пошлину и пройти мимо Стражей и приветливо завилявших хвостами собак, как интерес к незнакомцу был потерян. Зато сам Шторн, заметив над воротами подвешенных за лапки ворон, поинтересовался у стражников:

— Умер кто?

Был у кудомцев такой обычай: если в деревню приходила смерть, над воротами вывешивали дохлых ворон. За тридцать лет, прошедших с момента основания деревни, ее обитатели, большая часть которых родилась на левобережье, переняли многие обычаи коренных, над которыми потешались их родители, да и они сами.

— Целую семью духи загубили,— хмуро ответил один из стражников.— Пять человек за раз. Сходили, называется, в Аскон на рынок.

Понятно.

Да, и такое в Кудоме порой случалось.

Постоялый двор находился недалеко от ворот. Внутри довольно людно. Посетители — большей частью местные, отмечавшие еще один прожитый день за кружкой пива или чего покрепче. Хозяин заведения — местный староста и благодетель — стоял на пороге кухни и отдавал какие-то распоряжения дородной супруге, гремевшей горшками. Заметив нового посетителя и быстро оценив вместимость его кошелька по внешнему виду, он нехотя оторвался от дверного косяка и вышел на середину зала.

Шторн уже бывал и в Холмах, и на постоялом дворе. Помнил он и его хозяина — почтенного Скадера — крепкого мужичка лет пятидесяти, упитанного, но не так чтобы очень. А тот не обязан был знать в лицо каждого посетителя, поэтому поприветствовал гостя довольно сдержанно:

— Проходи, присаживайся, коли есть чем расплатиться. Есть каша, немного мяса, яйца, лук, пиво. И койка найдется в общей комнате.

Шторн устал с дороги, но сначала он решил уладить дело, ради которого, собственно, и пришел в Холмы.

— Пива не хочу. Дай воды напиться.

Когда Скадер принес ковшик с водой, Шторн утолил жажду и продолжил:

— Незадолго до холодов торговцы подобрали на тракте израненного человека и привезли его в Холмы. Он умер на твоем постоялом дворе. Звали его Сайн. Перед смертью он написал письмо своей жене, и ты добросовестно исполнил его последнюю просьбу.

Пока Шторн говорил, Скадер молчал, никак не подтверждая или опровергая слова гостя. Судя по настороженности, он пока что не знал, как относиться к незнакомцу и что от него ожидать.

Шторн сунул руку в мешок, достал небольшой кошелек и протянул его хозяину постоялого двора.

— Это тебе за то, что ты позаботился о покойном. Деньги передала вдова Сайна.

Вот как? От сердца отлегло.

— Я сделал это не ради денег,— проворчал Скадер, но золото взял.

В Кудоме издавна заботятся о мертвецах, даже если это незнакомые люди. "Беспризорный" покойник становится легкой добычей духов и превращается в неупокоенного, который может натворить немало бед. Так что в искренности трактирщика Шторн не сомневался.

— Он был моим другом,— продолжил цанхи.— Я бы хотел посетить... гм... место его упокоения.

Скадер объяснил, как найти нужное место. Шторн пообещал вскоре вернуться и покинул постоялый двор.

Это в городах левобережья, соблюдая древние варгольские традиции, покойников помещали в частные и общественные склепы. А в деревнях, тем более кудомских, чтобы избежать осквернения тел духами, их предавали огню. Пепел и непрогоревшие останки закапывали в землю, а над ними сажали дерево. С годами место упокоения превращалось в густую ухоженную рощу.

На взгляд Шторна это было и практично, и эстетично.

Пройдясь по деревне, он миновал чисто символическую ограду, украшенную ликами Деревянных Стражей, и вошел в причудливую рощицу, представленную деревьями разного возраста и различных пород. Самым старым не дать больше тридцати лет, молодые — и вовсе тонкие саженцы. Многие стояли отдельными группами, обозначая поколения одной семьи. Ветви деревьев украшали пестрые ленточки и какие-нибудь безделушки, милые сердцу усопшего.

Центр рощи был свободен от деревьев. Здесь, на каменном возвышении, тела предавались огню. В этот вечер на расчищенной от пепла и углей площадке стояли пять кострищ, над ними — плетеные щиты с телами покойников, накрытых белоснежными покрывалами, густо покрытыми бурыми пятнами. По углам площадки в широких чащах чадили благовония, перебивавшие трупный запах.

Пятеро.

"Должно быть, это и есть семейство, подвергшееся нападению духов по дороге в Аскон, о котором говорили стражники".

Судя по размерам тел — двое взрослых и трое детей.

Беда... Беда...

Рядом с одним из тел сидела молодая сельчанка, смотрящая в пустоту. Опухшее от слез лицо, растрепанные волосы, дрожащие пальцы рук... Она не была похожа на сердобольную и добросовестную плакальщицу. Ее печаль была естественной, горе — неподдельным.

Шторн прошел мимо, стараясь не нарушить ее уединения. Но она даже не заметила присутствия постороннего.

Место упокоения Сайна находилось чуть в стороне от деревенских захоронений, у самого частокола. Это была совсем еще молодая ольха с красной ленточкой на тонкой веточке. Рядом с деревом не было скамейки, поэтому Шторн присел прямо на траву, провел рукой по рыхлой земле.

— Ну, здравствуй, дружище Сайн,— пробормотал он.

"А ведь мог бы жить и жить... Если бы не пошел на Гонготские болота".

Шторн пытался его отговорить, и Сайн вроде бы согласился с его доводами, смирился. А когда они расстались, собрал пожитки и ушел в Кудом.

Зачем?!

Была у Сайна мечта — найти Источник. Говорят, испивший из него, становился сильным. Сайн уже был Великим Мастером, но этого ему казалось недостаточным. Он хотел стать еще сильнее.

Честолюбие? Может быть. Но Шторн, называя вещи своими именами, считал это глупостью. Глупо, имея многое, желать большего. Глупо.

И откуда такая уверенность, что на Гонготских болотах находится Источник? Шторн сомневался. А Сайн был в этом убежден. Откуда? Об этом он не говорил, скрытничал.

Зана умоляла его не ходить в Кудом, силой пыталась его удержать, словно чувствовала, что он назад не вернется. Не прислушался он к голосу ее сердца, уперся, ушел.

И не вернулся.

Перед смертью он чиркнул ей сумбурное письмо — видать писал из последних сил. Просил прощения, обещал дождаться ее на Перекрестке... если Великий Страж позволит. Оставил пару корявых строк и для Шторна.

"... ты мне не верил, а он на самом деле существует. Я не напрасно пошел на болота и проник в самое сердце Обители Зла. Источник!!! Он находится на острове — теперь я это точно знаю. Жаль, что мне до него уже никогда не добраться..."

Глупец... Несчастный...

Посидев немного в полном молчании, Шторн встал, достал из мешка медальон на тонкой серебряной цепочке, повесил его на веточку ольхи.

— Зана просила передать, что все еще любит тебя и останется верна до вашей встречи на Перекрестке. Прощай.

Взглянув на закатывающееся за лес солнце, Шторн хотел было покинуть рощу, как вдруг со стороны кострища до его слуха донеслась тихая мелодия.

Пела та самая девушка. Шторн не смог разобрать слов — она пела на местном наречии. Сидела, продолжая сверлить взглядом пустоту, расчесывала волосы костяным гребнем и пела что-то печальное, берущее за душу.

Заслушавшись, Шторн и сам взгрустнул, задумавшись о тщетности бытия, об ушедших товарищах, о том, что и сам он когда-нибудь отправится на встречу с Великим Стражем...

Голос девушки крепчал, становился громче, заполнял рощу, постепенно погружавшуюся в сумерки. В нем было столько тоски, столько боли. Шторн чувствовал, как наружу рвется душа. Хоть вой!

Он решил вернуться на постоялый двор. И когда он проходил мимо площадки, увидел как...

...выпала из-под покрывала рука покойника, изуродованная страшными рваными ранами.

Девушка этого не заметила. А Шторн видел, как дрогнули скрюченные судорогой пальцы, вцепились в покрывало, медленно потянули вниз, обнажая тело мертвеца.

Это был парнишка лет восемнадцати...

— Великий Страж...— вырвалось у Шторна, когда он увидел, что с человеком сотворили кудомские духи.

Покойника не приготовили к последнему пути, поэтому взору Шторна он предстал в том виде, в каком его обнаружили на Далирском тракте. Исполосованное, уже разбухшее от жары тело, проломленная грудная клетка, содранная с лица кожа...

Сорвав покрывало, покойник неуклюже развернулся на плетеном ложе, спустил ноги, приподнялся, встал. Его правая рука оказалась сломана в нескольких метах и плетью висела вдоль тела, зато левая... Сделав шаг, мертвец оказался за спиной девушки, которая продолжала расчесывать волосы и петь, и протянул к ней руку.

Одновременно с этим зашевелились под покрывалами и другие тела. Первым поднялся мужик лет сорока, выпотрошенный словно куропатка. Оставшиеся внутренности вывалились через дыру в брюхе и упали на покрытую мелким пеплом площадку. Показались двое подростков. Тела настолько изуродованы, что трудно было определить даже их пол. Третий ребенок... оказался и не ребенком вовсе. Это была женщина... без головы...

Впавший в ступор Шторн очнулся, когда мертвец потянулся к девушке. Но прежде чем он успел что-либо предпринять, она сама почувствовала что-то неладное, замолчала на полуслове, резко обернулась, увидела восставшего покойника и пронзительно закричала. Мертвец схватил ее за волосы, но девушке удалось вырваться. Она отпрянула назад, но споткнулась о поленницу дров и растянулась на земле.

Покойники тут же окружили ее со всех сторон.

Шторн вцепился в посох левой рукой, а правой провел так, словно пытался оттолкнуть от себя нечто мерзкое, противное. Плотным воздушным потоком мертвецов отбросило от несчастной певуньи, разметало погребальные костры, сломало несколько стоявших поблизости от площадки деревьев. Шторн подскочил к девушке, помог ей подняться. Бедняжка, дрожа всем телом, с перекошенным от ужаса лицом, прижалась к цанхи, вцепилась в его рубаху мертвой хваткой.

Мертвецов разметало по роще, но убить их повторно оказалось совсем не просто. Один за другим, поднимаясь с земли, они сошлись перед площадкой и поперли всей гурьбой на своего обидчика.

— Не бойся, я не дам тебя в обиду,— спокойно сказал Шторн и спрятал девушку за своей спиной. После чего опустил левую руку на посохе немного ниже, а правой — растопыренными пальцами — несколько раз ударил наотмашь. Такое впечатление, словно по местности прошлись огромной безумно острой невидимой глазу косой. Мертвецы рассыпались на куски, на землю упали порубленные деревья на всем протяжении рощи до самого частокола. И даже на земле остались глубокие борозды, будто бы оставленные плугом. Куски плоти — все что осталось от членов дружной холмской семьи, — продолжали подрагивать в траве, источая жуткое зловоние.

— Уходим отсюда, быстро!— Штрон схватил девушку за руку, но было поздно.

В рощу ворвалась толпа сельчан. Взволнованных людей, одетых во что попало, вооруженных топорами, палками, серпами, вилами, ножами, камнями, становилось все больше. Истошный вопль перепуганной певицы поднял всю деревеньку. Передние ряды замерли, глядя выпученными глазами на то, во что превратилась священная роща, на разоренное кострище, на останки людей, знакомых им не первый год. Сзади напирали отставшие.

— Что здесь произошло?— спросил выступивший вперед трактирщик, обращаясь к Шторну.

— Неупокоенные,— коротко ответил тот, кивнув на куски тел.

— Ты лжешь!— крикнул кто-то из толпы.— Они были чистыми, а деревню охраняют Стражи. Духам ни за что не попасть в священную рощу.

— Кто ты такой?— спросили у цанхи.— Люди, кто он такой? Кто-нибудь знает его? Что он делал в священной роще? Что он тут натворил?

— Это ты их так?— прищурившись спросил Скадер. Кажется, он уже догадался, кто перед ним стоит.

Но прежде чем Шторн успел что-либо ответить, вперед выбился тщедушный мужичок с лицом пропойцы. Он и сейчас был навеселе, а потому особенно возбужден и криклив.

— Это все она, сучка смазливая!— заверещал он, тыча пальцем в сторону прячущейся за спиной Шторна девушки.— Не хотел я об этом говорить, думал отдастся ... э... одумается. Но теперь я не буду молчать. Это она во всем виновата. В прошлом годе видел я, как она оживила мертвую крысу. Думал показалось спьяну, ан нет. Цапнула меня тварь за палец. Так я ее топором, топором. А она все равно убежала. А теперь, видно, решила вернуть своего ненаглядного пастушка.

— Рута?— вопросительно посмотрел на девушку трактирщик, он же староста деревни.— Это правда?

Девушка взглянула на него, словно только что увидела, отчаянно замотала головой... и разрыдалась.

— Да, она это, она!— взвизгнул мозгляк.— На вилы ее, стерву!!!

— Рута...— из толпы выглянул седеющий мужчина с печальными глазами.

— Папа!— надрывно крикнула девушка, но мужчина уже скрылся за спинами впереди стоящих.

— Хватайте ее, люди!— продолжал неистовствовать деревенский юродивый.

Но на пути шагнувшей вперед толпы встал Шторн. Настроен он был решительно.

— Остановитесь!— сказал он зычно и выставил перед собой руку. Толпа замерла, словно наткнулась на невидимую стену.

— А ты чего ее защищаешь?!— оскалился выдавленный вперед мужчина. Судя по комплекции и огромному молоту в руках — деревенский кузнец.— Ты кто такой будешь?

— Да какая разница?!— перебил его деревенский горлопан.— Он с ней за одно. Бей их!!!

Из толпы в голову Шторну вылетел камень. Но цанхи успел вскинуть руку, и булыжник резко остановился. Он провисел в воздухе одно мгновение, после чего упал в траву.

— Цанхи...Он цанхи...— пронеслось по толпе.

— Еще один ублюдок.— Глаза крикуна гневно сверкнули.— Это он уничтожил священную рощу, надругался над памятью наших родных и близких. Бей его, люди!

Многие не хотели связываться с цанхи, остальные же кипели праведным гневом и рвались в бой. В результате с места двинулась вся толпа, заставив Шторна попятиться. Из толпы вылетел еще один камень. Шторн не успел отреагировать, и схватился за онемевшее плечо.

Нерешительность цанхи и полученная рана ободрили сельчан, и они, ощетинившись примитивным оружием, ринулись в атаку.

— Бей нелюдей!!!

Шторн перехватил посох здоровой рукой, взмахнул им и вонзил в землю. В воздухе что-то тонко лопнуло, будто порвалась стальная струна, по ушам нападавших ударило пронзительным писком. Побросав вилы, топоры и палки, они зажали кровоточащие уши, повалились на землю, оглашая рощу душераздирающим криком. Те, кто оказался ближе к выходу, ринулись к воротам и дальше — вглубь деревни.

Рута страдала вместе с остальными. Зажав уши ладонями, она кувыркалась по траве рядом с верещащим горлопаном. Шторн был единственным человеком, которому звук не причинил вреда. Он помог девушке подняться и, поддерживая ее под локоть, повел прочь из рощи. Чтобы добраться до ворот, пришлось обходить ползающих, рвущих траву и царапающих от боли землю сельчан.

В деревне было тихо. Те, кому удалось сбежать из рощи, спрятались в своих домах.

— Ты как, в порядке?— громко спросил Шторн девушку, направляясь к деревенским воротам. Рута перестала биться и покорно плелась следом за цанхи.

— Да... да...— глухо ответила она — совершенно отстраненно.

Шторн заметил в ее волосах гребень, почувствовал исходящую из него Силу.

Вот оно что!

У ворот не было видно ни бесстрашных собак, ни бравых стражников. Створки заперты массивным деревянным бруском. Не останавливаясь, Шторн махнул рукой, и засов сорвало со скоб, отбросило в сторону. Круговым движением кисти руки он распахнул ворота.

Девушка вдруг остановилась.

— Тебе нельзя здесь оставаться,— с сожалением заявил цанхи.

Немного подумав, Рута решительно шагнула к выходу...

Они шли всю ночь, направляясь на юг. В основном молчали. Лишь изредка Шторн задавал вопросы, а она на них отстраненно, но чистосердечно отвечала.

— Ты знала, что ты цанхи?

— Да.

— Давно это у тебя началось?

— Да, еще в детстве... За что? За что мне все это?! Я хочу быть нормальным человеком!!!

— Ты помечена Даром, и с этим ничего не поделаешь. С этим можно и нужно жить. Ты не одна такая. Есть у меня знакомый в Сандоре — Фамор Фрамес. Ему... не повезло так же, как и тебе. У него страшный Дар, страшнее твоего. И ничего — жив-здоров.

В истории Фамора Фрамеса было не все так радужно, как пытался представить Шторн Ганеги, но девушке незачем было об этом знать.

— Кто был... тот парень? Твой возлюбленный?

— Да. Да, я любила его — больше жизни. А в роще... как затмение какое-то нашло. Я не соображала, что я делаю. Я ведь прекрасно понимала, что его уже не вернешь. Мне очень жаль, что так получилось.

— Тебе придется сдерживаться и контролировать свой Дар, если ты не хочешь снова попасть в неприятную историю.

— Нет, больше никогда в жизни. Нет!— вырвав из волос гребень, она швырнула его под ноги, желая растоптать. Но Шторн остановил ее, поднял гребешок с земли, сдул с него пыль и вернул в волосы красавицы.

— Никогда не принимай поспешных решений. Как знать, может быть когда-нибудь тебе еще пригодится этот Дар...

— Тебе есть куда пойти? Я могу укрыть тебя на некоторое время в селе, где живут мои жена и сын.

— Нет, спасибо, я пойду к тетке по материнской линии. Она живет в небольшой деревушке Осорт, что рядом с Вархаром.

Шторн сунул руку в мешок, достал кошелек, вытащил из него пару монет, а остальное отдал девушке.

— Вот, возьми, на первое время хватит.

— Нет, я не могу, я и так перед вами в долгу...

— Бери-бери, до Вархара долгая дорога.

— А вы куда идете?

— В Сандору. Так что до Аскона нам с тобою по пути...

Глава 2

Если я еще и сомневался в том, что оказался в недалеком прошлом, то все сомнения пропали, когда я, выбравшись из заброшенного колодца, расположенного на заднем дворе чьего-то запущенного владения, вышел на площадь Кувена... Впрочем, нет, это все еще была площадь Высокого Столба, а о том, кто такой Кувен, знали лишь немногие жители прибрежного Катлара, пока что не уничтоженного всеразрушающими волнами моря Дитенгаар. И в центре площади на месте памятника будущему предводителю сопротивления могуществу Мастеров все еще стоял черный обелиск, пронзавший небо острой иглой. О том, как он выглядит, я раньше знал лишь по изображению на пимперианском барельефе. А теперь стоял перед ним, видел воочию, прикасался ладонью к его холодной гладкой поверхности.

Потом я шел по городу — невредимому, нетронутому буйством духов. А ведь еще утром Сандора лежала в руинах, и горожане оплакивали родных и близких, ставших жертвами Мастера-Тени и его полчища центальской нечисти. Сейчас же мне навстречу попадались все больше беззаботные, довольные жизнью люди, спешащие по своим делам и даже не подозревающие о том, что очень скоро Варголез с головой окунется в братоубийственную войну.

Я шел не спеша и думал, думал, думал. О том, почему я оказался в прошлом. Было ли это нелепой случайностью? А может в этом каким-то образом был замешан могущественный Аведер Сафери? Не знаю. Думал о Герике, исчезнувшей на моих глазах. Нет, она не умерла. Она еще просто не родилась. И осознание этого меня, хоть и не радовало, но все же утешало. Думал о том, что же мне теперь делать? Мало того, что я оказался в прошлом, так еще и утратил возможность оказаться по ту сторону Центальских ворот. Недоумок Канеж пытался украсть офаран, за что и поплатился. Но и я лишился кристалла, без которого мне не открыть эти проклятые ворота. Что это значит? Снова начинать поиски офарана? Вот только где?

Аведер Сафери! Я вспомнил о том, что мой кристалл прежде находился в его коллекции... Хотя нет. Нет его там еще. Он попадет в руки Сафери спустя некоторое время, после того, как Штрон Ганеги добудет его на Гонготских болотах. А сейчас он находится где-то на северо-западе Кудомского леса, там, где все еще правит Вечное Зло.

Ох, как все это сложно...

А еще я думал о том, какие грандиозные перспективы встают передо мной теперь, когда я оказался в прошлом и своим вмешательством мог изменить будущее... Мог ли?

Давным-давно, в прошлой жизни, я интересовался загадками времени и даже пришел к выводу о том, что изменить будущее НЕВОЗМОЖНО. Раньше это были лишь теоретические прикидки, теперь же, по воле случая, я сам являлся частичкой будущего, оказавшейся в прошлом. Для меня оно — свершившийся факт. Уверен, оно — это будущее — уже занесено в непостижимые анналы великой вселенской книги бытия, а значит, изменить его невозможно.

Что в таком случае произойдет, если я вмешаюсь в привычный ход событий? Думаю, тем самым я создам параллельную ветвь реальности, которая будет мирно сосуществовать с основной.

Да, думаю, что так оно и будет. К тому же я УЖЕ нарушил ход событий. По моей вине в живых остался один из покойников. Гван. И кто знает, к чему это приведет в будущем?

Мы расстались с ним еще у колодца. У меня к нему была масса вопросов, а он спешил избавиться от странного — если не сказать больше! — незнакомца, очень напоминавшего умалишенного.

Ладно. Сам уж как-нибудь разберусь...

Некоторая часть моих запасов, например, меха и фляги с водой, остались в подземелье. Понадобятся — я знал, где их искать. А таскаться с этим барахлом по городу мне не хотелось. Я взял с собой лишь самое необходимое. Оружие снова пришлось укутать в тряпье, потому как я опять оказался в городе, в котором действовал запрет на несанкционированное ношение колюще-режущих предметов больших размеров. Правда, теперь я снова остался без средств к существованию...

Кто же знал, что так получится?

У меня в кошельке позвякивало всего лишь несколько монет, правда, золотых. На первое время хватит. А там видно будет.

Куда я шел? Не знаю, у меня пока что не было определенной цели. Сначала я подумал, что не мешало бы встретиться с Аведером Сафери. Прояснить, так сказать, ситуацию. Но пришлось отказаться от этой затеи. Наше недавнее знакомство ничего хорошего не принесло и привело к тому, что мы имеем на данный момент. А теперь ситуация стала еще более запутанной. Так что... Возможно, мне все-таки придется с ним встретиться, но не сейчас. Потом.

Были у меня ... хм... в будущем и другие знакомые: Винеар, Арсиги, Жагридер. Вот только на этом временном отрезке они меня знать не знали. Да и не факт, что кто-нибудь из них находится сейчас в Сандоре.

Беспрепятственно покинув Верхний Асхонел, я оказался в Нижнем. Кое-что здесь, конечно, измениться за последующие тридцать с лишним лет, но в основном места были легко узнаваемы.

Я не удержался, сходил на Крутую улицу, к дому Герики, перекинулся парой слов с соседями. Они мне указали на сорванца, месившего пыль перед домом. Я улыбнулся: через шестнадцать лет этот ребенок станет отцом Герики...

Забавно...

Потом я спустился с холма и оказался на рыночной площади.

Здесь, как всегда было людно и шумно. Чтобы попасть к торговым рядам, мне пришлось пройтись вдоль лавок, размещенных на первом этаже окружавших площадь домов. Вот тут-то я и заметил первые, совсем не характерные для будущей Сандоры черты.

— А вот кому "Жаркие угольки"?! Налетай, покупай! "Жаркие угольки" Мастера Пинелора! Горят не гаснут, и в доме вашем ясно!

Перед лавкой стоял огромный толстостенный котел, доверху наполненный пышущим жаром углем. Но это были не простые угольки. Жаркие. Я слышал о них... в будущем. Их создавал Мастер-ремесленник Пинелор. Когда-то в прошлом — обычный работяга, пережигавший уголь где-то на задворках Сандоры, а нынче преуспевающий делец, создавший имя и капитал на торговле необыкновенным углем. Его продукция в отличалась большей жароотдачей и не гасла на протяжении нескольких дней. Таким образом горсть "Жарких угольков" заменяла целую поленницу дров, но стоила при этом дешевле. Покровительствуя Пинелору, король Сарэн запретил вырубку Сандорского леса, в котором он охотился, и дела у цанхи пошли еще лучше.

От покупателей отбою не было. Но один из них привлекал особое внимание. Он был высок ростом, абсолютно лыс, носил роскошный красный плащ и плеть за поясом. Совершенно не обращая внимания на восторженную публику, он придирчиво ворошил раскаленные угли голой рукой, брал отдельные экземпляры пальцами и разглядывал так, как изучает бриллиант искушенный ювелир.

Да, да, это был мой знакомый Тиметиур. Огнеборец — собственной персоной.

Я узнал его сразу — он не сильно изменится за последующие годы. Огненные ванны творили настоящие чудеса. Вот и сейчас он, должно быть, выбирал товар для своего необыкновенного ложа.

Я узнал его, но не стал подходить. Зачем? Что я ему скажу?

"Привет, приятель, давно не виделись! Нет, мы пока что не знакомы, но через тридцать четыре года мы с тобой неслабо покуролесим в сандорском подземелье!"

Так, что ли?

Да и не заладилось у нас как-то, несмотря на то, что я вытащил его из Прайи, вырвал, можно сказать, из лап твердолобых кувенов.

Перед следующей лавкой покупателей не было вовсе — разве что редкие зеваки. Не потому, что товар был неинтересен. Он был не по карману большинству из собравшихся на этой площади.

Шкатулки Эденора — удивительные и неповторимые. Большие и маленькие, мореные, лакированные, украшенные золотыми накладками и каменьями. Но их главная ценность заключалась в другом. Это были самые необыкновенные шкатулки, какие только встречались в мире Патэприен. Правда, с первого раза и не скажешь, что в них такого особенного, кроме богатого украшения и утонченной резьбы. Но мне доводилось о них слышать. Говорили, что такую шкатулку невозможно ни вскрыть, ни разломать, и ее владелец может быть спокоен за сохранность находящихся в ней сокровищ. Были шкатулки, небольшие внешне, но вмещавшие огромное количество золота, серебра, зерна — чего угодно. Кстати, цанхи Риммера в состоянии Тени так же хранили в такой вот шкатулке, изготовленной мастером Эденором.

Налюбовавшись вдоволь, я свернул к торговым рядам. Но и здесь меня ожидало немало удивительного.

У самого входа стояла большая — литров на пятьсот — деревянная бочка, заполненная водой. В нее, на уровне глаз, было встроено стекло, и все желающие подходили, смотрели внутрь и, выпучив глаза, уступали место следующему.

Я тоже встал в очередь...

Интересно же — что там такое?!

Заглянув сквозь стекло, я не увидел ровным счетом ничего, кроме мутной речной воды. И собирался было, не скрывая разочарования, отойти от бочки, как неожиданно перед моими глазами появилась физиономия какого-то бородатого мужика, который, паясничая, скалил зубы и вращал глазами.

Я отпрянул от бочки под дружный взрыв хохота собравшегося народа.

— Кто это?— спросил я, когда меня оттеснили в сторону.

— Ховел. Человек-рыба,— ответил торговец соседнего лотка.

— Рыба?

— Ну, да. Он может жить под водой. Он любит это. В последнее время почти не вылезает из бочки. А раньше воды боялся, как я огня. К реке близко не подходил. А однажды упился здорово, украл лодку и погнал ее на противоположный берег. Лодка возьми и перевернись. Ховел дрыгнул пару раз ручками — и на дно. Жена его все видела, крик подняла: "Утоп! Утоп!" А он вечером вернулся домой — мокрый весь, в тине. А у жены полюбовник в кровати. Так она тут же и померла. Нет, сама — сердце не выдержало. А Ховел с тех пор вот так людей развлекает да себе на выпивку зарабатывает. Вот, бочку новую купил, со смотровым окошком. Живет в этой бочке и днем, и ночью. Вылезает только для того, чтобы сделать глоток вина да покушать. Теперь мечта у него есть: наполнить бочку вином, чтобы, значит, совсем не выбираться на свет.

Чудны дела твои, Господи!

Я пошел дальше.

Товары на лотках мало чем отличались от тех, которые будут предлагать через тридцать лет. Правда, цены были доступнее.

Черт!

Только сейчас я сообразил, что золото в моем кошельке... негодное. Нет, золото само по себе хорошее, высшей пробы. Да только на монетах облик короля, который пока что пешком под стол ходит. Сейчас же, в 442 году аверс гунда украшало лицо короля Сарэна.

Как бы не обвинили в фальшивомонетчестве...

Решил пока не рисковать. Пока моя сумка была полна еды, а потом видно будет.

Ближе к центру площади я наткнулся на скопление народа, глазевшего на помост, где по утрам секли мелких правонарушителей. Сейчас же на нем тоже что-то происходило, но что? Очередная экзекуция? Людей, лишенные иных развлечений, всегда привлекали подобные зрелища. Мне пришлось протиснуться к помосту и расположиться среди детворы, чтобы увидеть происходящее.

Это был настоящий кукольный театр. Отличие от привычного было в том, что куклы двигались сами по себе.

Варголезского Карабаса-Барабаса звали Зельдор. Мастер-кукольник вырезал артистов из дерева и каким-то неведомым образом наделял их жизнью. Впрочем, здесь были и тряпичные куклы, и железные, и даже фарфоровые. Они ходили, рассаживались на крохотные стульчики, активно жестикулировали и даже танцевали. Разве что не говорили — всех персонажей довольно достоверно озвучивал сам Мастер Зельдор, стоявший тут же на сцене.

Я засмотрелся. Разыгрывалась довольно интересная пьеса. Часть представления я пропустил, но из просмотренного смог составить общую картину.

Речь шла о короле-самодуре, измывавшемся над подданными своими сомнительного характера шутками. Однажды он заявил, что устал от власти и решил удалиться в свою загородную резиденцию. А вместо себя на трон посадил... шута и заставил придворных присягнуть новому монарху. Бедный шут был ни жив, ни мертв, когда высокопоставленные вельможи целовали его остроконечные сапожки.

Король удалился, а шут начал править страной. Начал робко, но потом освоился, расправил крылья. И получалось у него гораздо лучше, чем у прежнего монарха.

Спустя некоторое время король понял, что шутка затянулась, и решил вернуться во дворец, но его не пустили на порог. Более того, его велели гнать не только из дворца, но и из города. И никто не вступился за бедного самодура...

Насколько я понял из сопровождавших пьесу комментариев, это событие имело место быть в истории Варголеза. Говорят, король умер в нищете и забвении. А шут? Шут в скором времени стал настоящим деспотом, и его придушили его же придворные.

Да, жестокие нравы.

Закончив представление, Зельдор вернул своих артистов в крытый фургон, а сам отправился в ближайшую таверну промочить горло.

А я пошел дальше.

Уже у самого выхода мне повстречалось еще одно сборище, время от времени взрывающееся раскатами хохота. Честно сказать, шум и сутолока меня уже достаточно утомили, но, чтобы выбраться с рынка, мне нужно было пройти через эту толпу.

Здесь разыгрывалось очередное шоу. В чем его смысл, я понял не сразу. Объектом смеха был сухой мужичишко, выписывавший кренделя на импровизированной площадке, окруженной зеваками. Он то прыгал на одной ноге, то внезапно падал на зад и ожесточенно хлопал ладонями по пыльной брусчатке, то вдруг, выпучив глаза, начинал плясать на радость публике. Из толпы выскочил еще один — здоровый бугай, — сорвал с себя рубаху и начал трясти обвисшим животом.

В Сандорском дурдоме день открытых дверей?

Неожиданно меня толкнули в плечо, и я оказался на той самой площадке. Я хотел было вернуться назад, но меня не пустили, с шутками и прибаутками вытолкали обратно.

— Ты от меня бежишь?— услышал я голос, похожий на звон колокольчиков.

Я обернулся и увидел дивной красы девушку. У нее были светлые волосы — довольно непривычно для Варголеза, хотя я и слышал о том, что жители Пенарских гор были в большинстве своем блондины.

Публика тут же притихла.

Красавица величаво подошла ко мне, глянула в мои глаза и сказала томно и вкрадчиво:

— Хочешь, я тебя поцелую?

Она обворожительно провела кончиком языка по губам.

М-м-м...

Нет, я не мог, я просто не мог отказаться от столь соблазнительного предложения. И когда она потянулась ко мне, я впился в ее губы с жадностью страждущего. Закружилась голова, от сладострастия я смежил веки...

Народ взорвался дружным хохотом.

Я открыл глаза и увидел перед собой... физиономию того самого мужика, который минуту назад выписывал кренделя. Рожа у него была такая, будто он ложкой ел халявный мед — слащавая и довольная. Но стоило ему открыть глаза, как мина сразу же изменилась. Мы отшатнулись друг от друга и принялись отплевываться, еще больше распаляя и без того валившуюся от смеха с ног публику.

А позади нас стояла и смеялась вместе со всеми та самая красавица-блондинка.

— Ай, да Ланда Горэн! Ай, да проказница!— ликовала публика.

Уже не сдерживаясь, я растолкал хохочущую толпу и, не оборачиваясь, направился к выходу с рынка.

Надо же так попасться. Эта Ланда Горэн, похоже, Мастер... Или Мастерица? Не важно. Запудрила мне мозги...

Гипноз, внушение?

... заставила поцеловаться с... Тьфу!

Я шел, кипя от злости, не разбирая дороги, распихивая прохожих локтями. И не заметил, как налетел на что-то, подвернувшееся под ноги.

— Эй, куда ты прешь, как бык на случку?!— ударило мне в спину, но я даже не оглянулся. А мгновение спустя дорогу мне заступил малец лет четырнадцати — чумазый, в широкой не по размеру рубахе, таких же безразмерных штанах, бесформенной шляпе с широкими полями.

— Я с тобой разговариваю, дылда?— агрессивно процедил он, воинственно задрав голову и сжав кулаки.

Я отстранил рукой это досадное недоразумение и направился дальше.

— Ну, ты сам напросился!— воскликнул пацан, обогнал меня и, встав посреди улицы, помахал мне рукой.

В ней была зажата книга о Шторне Ганеги, написанная неизвестным автором. Только что она лежала в моей сумке — на самом верху...

— Ах, ты...— зашипел я, и это послужило сигналом для сорванца. Он резко развернулся и бросился бежать.

Книга была уникальной — своеобразный путеводитель по времени, в котором я оказался. Там содержалась масса полезной информации как о самом Шторне, так и о событиях, которые развернутся на территории Варголеза в ближайшее время. В создавшейся ситуации книга не уступала по важности самому дорогому из того, что было при мне — Проводнику. Поэтому я побежал за шельмецом, неуклюже размахивая громоздким багажом. В несколько прыжков добравшись до лотка, заставленного глиняным поделками, я бросил свои пожитки рядом и, грозно крикнув на бегу торговцу:

— Я за ними вернусь!— помчался за вором.

Улица, по которой мы бежали, была основательно запружена народом: одни спешили на рынок, другие расходились по домам, отягощенные покупками. Пацан ловко лавировал, обегая встреченную на пути преграду, будь то прохожий или маленькая ручная тележка, уворачивался от тянувшихся к нему рук доброхотов, пытавшихся поймать вора. Я же летел напропалую, не разбирая дороги и стараясь не упустить из виду преследуемого негодяя. Расстояние между нами то увеличивалось — и мне приходилось прибавить ходу, чтобы не отстать, то снова сокращалось — и я опять же прилагал все усилия, пытаясь настичь вора. Мальчишка прекрасно знал город. Он безошибочно петлял по переулкам, все дальше удаляясь от рынка. Резвости ему было не занимать. А я постепенно начинал выдыхаться.

Но случилось непредвиденное. Нам навстречу появился патруль городской стражи. Пацан резко затормозил и юркнул в ближайший переулок. Я свернул за ним и... довольно оскалился, увидев, что мы оказались в тупике.

Попался, мерзавец!

Воришка прекрасно понимал, что ему никуда от меня не деться. С трех сторон — стены. Его самоуверенность улетучилась без следа. Теперь он выглядел... нет, не напуганным — сердитым.

Я шел не спеша, пытаясь восстановить переходившее на хрип дыхание. Он пятился назад, прижимая к груди свою неправедную добычу.

— Эй, ты, чего к пацану пристаешь?!— послышалось позади.

Я обернулся и увидел троих. На вид — обычные гопники, здоровые и уверенные в себе.

Еще бы, втроем на одного!

Один из них — тот, что стоял впереди, — держал в руках короткую дубинку. У его приятелей были ножи за поясом.

А мой меч остался на рыночной площади...

Проклятье!

Впрочем, у меня был еще нож, но затевать бучу, не будучи уверенным в победе, мне не хотелось.

— Ребята, шли бы вы... дальше. Мы тут сами разберемся,— ответил я как можно миролюбивее.

— Как скажешь!— не стал спорить тип, очень похожий на вожака.— Плати за беспокойство, и мы пойдем... дальше.

Понятно: типичный гоп-стоп. И эти парни не уйдут, не опустошив мои карманы. Наверняка, малолетний воришка действует с ним заодно. Украл книгу, чтобы завлечь меня в укромное местечко.

Я с упреком посмотрел на мальца, но он тут же спрятал глаза.

— Так, ребята,— обернулся я к местной братве.— Ничего я вам не дам.

И в подтверждение своих слов я потянул из ножен свой клинок.

Реакция вожака была молниеносной: резко шагнув навстречу, он ударил дубинкой по моей руке. Боль — адская. Пальцы разжались сами собой, нож упал в грязь. Верзила тут же отшвырнул его ногой вглубь переулка.

Шипя, я схватился за отбитую руку и попятился назад.

— Зря ты так, дружок,— набычился вожак.— Отдал бы кошелек — и иди дальше. А сейчас мы тебя резать будем.

И вооружившаяся троица начала меня окружать.

— Отстаньте от него!— крикнул вдруг мальчишка.

— Вали отсюда, щенок, пока кишки не выпустили,— огрызнулся один из бандитов, не обращая на парня внимания.

Но он не унимался. Парнишка выскочил из-за моей спины. В его руке я увидел МОЙ нож. Он решительно встал на пути надвигающейся братии и категорично заявил:

— Предупреждаю в последний раз.

— Ах ты, щенок...

Вожак потянулся к пацану левой рукой, собираясь вцепиться ему в лицо, но прежде чем он успел прикоснуться к моему невольному защитнику, его предплечье рассекло лезвие ножа. Он шикнул от боли, увидел собственную кровь, заревел и вскинул дубинку, собираясь размозжить парню голову. Но юный воришка оказался расторопнее. Более чем! Он нанес три молниеносных удара в грудь вожаку. Тот выпучил глаза, распахнул рот в немом крике, выронил дубинку...

Пацана атаковал второй бандит, ударивший ножом слева направо. Но клинок рассек лишь воздух, потому что юнец стремительно ушел от удара, оказавшись за спиной нападавшего. Отточенным движением он перерезал противнику горло...

Я едва успел отшатнуться, когда в меня ударила тугая струя крови.

Третий гопник не стал испытывать судьбу и бросился бежать. Но не успел добраться до выхода из переулка, когда его настиг умело запущенный в спину нож.

С момента начала боя не прошло и десяти секунд, а передо мной лежало три трупа, организованные тщедушным на вид мальчишкой.

Не фига себе...

Я удивленно посмотрел на пацана. В его глазах я увидел полную решимость и ни капли сожаления о случившемся.

Он же подошел к третьему мертвецу, вырвал нож из его спины и небрежно вытер лезвие о его рубаху. После чего вернулся ко мне и передал оружие со словами:

— Хороший нож.

Я машинально сунул клинок в ножны и снова удивленно уставился на пацана, пока еще не в состоянии переварить случившееся. Уж слишком быстро и неожиданно все произошло.

— Очнись!— одернул меня юнец, схватил за руку и потащил прочь из переулка.

— Бежим!— сдавленно крикнул он, заметив приближающийся патруль.

И мы побежали. На этот раз никто никого не преследовал, и мы мчались на равных. Парнишка выбирал дорогу, а я полагался на его знание городских закоулков.

Наконец, мы оказались где-то в районе ворот, ведущих в Вейдан. Мальчишка, тяжело дыша, упал на траву, я бухнулся рядом. Мы лежали молча, натужно сопели и смотрели в ясное небо.

— Держи!— он протянул мне мою книгу.— Что там хоть написано?

— Это книга о Шторне.

— О каком Шторне? Уж не о Шторне ли Ганеги?

— О нем. А ты его знаешь?— насторожился я.

— А то! Мы с ним старые приятели,— не без гордости ответил пацан.

— Серьезно?

— Да чтоб мне провалиться!

Надо же, какая неожиданность...

Это твой шанс!

— Слушай, а ты можешь меня с ним познакомить?— спросил я и затаил дыхание.

— А тебе зачем?

— Хочу взять автограф,— ляпнул я невпопад.

— Чего?!

— Я давно хотел познакомиться с этим знаменитым человеком,— тут же исправился я.

— Подумаешь — знаменитость,— фыркнул мальчишка.— Обычный цанхи.

Который очень скоро устроит такую бучу, что мама не горюй!

Но вслух я сказал другое:

— Ну, так как — познакомишь?

— Шторна нет в Сандоре, но на днях он должен объявиться. Говорят, его видели в Асконе, и он уже на пути в столицу. На твоем месте я бы искал его в таверне "Сытый лесоруб". Мы там часто собираемся. Знаешь, где это?

— Знаю,— кивнул я, поморщившись. У меня были не очень приятные воспоминания об этой таверне.— А кто еще там будет?

— Приходи — узнаешь,— загадочно ответил парнишка и ловко поднялся на ноги.

— Я приду,— пообещал я.

Он ушел, а я остался лежать на траве. До вечера оставалось еще достаточно времени, поэтому спешить было некуда. Первым делом нужно будет вернуться на рынок, забрать свои пожитки, потом поискать ночлег. Лучше всего остановиться в том же "Сытом лесорубе", чтобы не пропустить момент возвращения Шторна в Сандору.

Зачем мне это было нужно? Я пока что и сам толком не знал. Впрочем, одно знакомство со Шторном Ганеги стоило потраченного времени.

Глава 3

Макая кисточку в керамическую миску, Эйдар Казари аккуратно наносил жидкость на поверхность металлического диска, украшенного пимперианскими знаками. Едкий раствор уничтожал патину, очищая надпись от налета. При помощи тонкой иглы Эйдар выковыривал кусочки грязи из трещинок и углублений, придавая предмету первозданный вид.

Лет двадцать назад Эйдар был знаком в определенных кругах как фанатичный коллекционер древностей. Нет, он не тащил в дом все подряд лишь ради того, чтобы вызвать чувство зависти у конкурентов. В первую очередь его интересовали примперианские таблички, покрытые таинственными надписями на непонятном языке. Да, они были изготовлены из золота, и глупые обыватели резали друг другу глотки за каждую такую пластинку, а потом рубили их или переплавляли, бездумно уничтожая последние следы древней цивилизации.

Золото... Эйдар с трепетом относился к этому благородному металлу. Потому что золото — это сила, это власть. И чем больше золота, тем больше силы и власти. Увы, он был неглупым человеком, поэтому прекрасно понимал, что никогда не станет самым богатым человеком Варголеза. А потому всегда найдется тот, кто превзойдет его в могуществе. Но ведь заветная формула имела и обратное действие! Сила — это золото, это власть. Могущество — вот к чему стремился Эйдар Казари. И он знал, где искать его истоки.

Пимперианские таблички, содержащие мудрость Древних!

Эйдар в этом не сомневался. Иначе зачем понадобилось бы Древним наносить все эти завитки и загогулинки на ЗОЛОТО?

Увы, старания коллекционера пропали втуне. Ни ему самому, ни нанятым им мудрецам так и не удалось расшифровать пимперианские знаки. Мудрость Древних осталась для него непостижима.

А тут еще появились эти Мастера.

Цанхи.

"Какой сокрушительный удар..."

Он стремился к цели, трудился, не покладая рук, и... ничего не добился. А эти... Обычные люди, не прилагая никаких усилий, становились обладателями уникальных способностей, которыми могли похвалиться только Древние.

"Как же так?! Откуда такая несправедливость?!"

И с каждым днем их становилось все больше. А он, Эйдар Казари, продолжал корпеть над загадочными текстами... И все тщетно.

Полностью разочаровавшись, Эйдар распродал большую часть коллекции. Это событие имело, по крайней мере, два положительных результата. Во-первых, он стал значительно богаче — в последнее время древние артефакты серьезно подскочили в цене, и спрос на них весомо превышал предложение. Во-вторых, с некоторых пор собирательство стало привилегией правящего класса. Варголезская аристократия просто помешалась на пимперианских древностях. Каждый хотел заполучить в свою коллекцию нечто особенное, неповторимое, чего не было у других, и готов был платить за каждый предмет полновесным золотом. И Эйдар предоставлял им такую возможность. Одни расплачивались звонкими монетами, другие же — ценными услугами. Помешанные на собирательстве аристократы, чиновники, представители знатных семейств готовы были на многое, чтобы приобщить к коллекции тот или иной экспонат. Эйдар умело пользовался их слабостью и манипулировал их властью в своих интересах.

Что ж, в какой-то мере он достиг заветной цели, хотя и иными средствами.

Раньше он считался зажиточным. Теперь же был богат и влиятелен и мог бы нанять десяток первоклассных мастеров, готовых за скромную плату выполнять грязную работу. Но он по старинке продолжал самостоятельно чистить артефакты, получая от этого некое удовольствие. Зато на его содержании находилась большая группа поисковиков, презрительно именуемых в народе скордами...

Вообще-то, скорд — это птица, обитающая в Пенарских горах и питающаяся преимущественно падалью. Сначала этим именем стали называть тех нечестивцев, которые, нарушая все законы и традиции, оскверняли варголезские склепы. Постыдное и осуждаемое всеми занятие! Таких отлавливали и карали без сожаления. Но всегда находились новые любители легкой наживы.

Потом появились другие. Эти чтили память своих предков, но не считали зазорным разорить то или иное пимперианское захоронение. В прежние времена такого не было. Коренные жители Варголеза с давних пор сторонились пимперианских руин и подземелий — кто из страха, кто из уважения. Пришедшие на эти земли варголы вначале тоже побаивались приближаться к руинам. Но потом осмелели. Особенно, когда узнали, какие несметные сокровища хранятся в тех или иных развалинах. Большинство из них гибло: кто в ловушку попадет, кого присыплет камнями в ветхих руинах, а кто и на злобного духа наткнется, которыми кишели подземелья и пещеры. Но те, кто возвращались, приносили с собой золото, драгоценности и прочие пимперианские артефакты. И по их стопам устремлялись новые безрассудные храбрецы.

За последние полсотни лет многие древние руины были разграблены подчистую, а местонахождение тех, что остались, держалось в тайне. Скордов стало меньше. И многие из них работали именно на Эйдара Казари...

В дверь постучали. Не дожидаясь ответа, в кабинет вошел Отгер — преданный Эйдару человек, в обязанности которого входила охрана особняка и его хозяина. Не молодой уже мужчина лет пятидесяти, жилистый, с короткой стрижкой и уродливым шрамом на левой щеке.

— К вам посетитель,— коротко сказал он и замер, дожидаясь ответа.

— Скорд?

— Да, хозяин.

— Пусть войдет.

Со многими скордами Эйдар был знаком лично и не один год, иные же появлялись здесь впервые. Но и те, и другие были желанными гостями в этом доме.

Эйдар выдвинул ящик стола, достал старое полотенце и накрыл им находившиеся на столе предметы.

В кабинет в сопровождении Отгера вошел...

"Как же его зовут?— попытался припомнить Эйдар, разглядывая позднего посетителя.— Кажется, Канеж. Да, точно, Канеж".

Выглядел гость... неважно. Лицо разбито и исцарапано, правая рука — на перевязи, хромает.

"А чувствует он себя — судя по физиономии — еще хуже".

Но раз пришел, значит, не с пустыми руками.

— Мое почтение, господин Казари,— гость поклонился, поморщился от боли, побледнел.

— Не бережешь ты себя, Канеж. Тебе бы отлежаться, к лекарю наведаться,— посочувствовал Эйдар.

— Лекарю нужно платить, а у меня карманы пусты.

— Понятно... Давно не видел тебя. Где пропадал?

Канеж болезненно поморщился, вспомнив, как несла его подземная река, как бросала на камни, как он захлебывался в холодной воде... Но он выжил, не смотря на рану, не смотря ни на что.

— Было одно дельце стоящее,— не стал особо откровенничать скорд.— Думал разбогатею, вложился основательно, но... Не вышло. Подвел меня мой напарничек.

"И еще какой-то тип, невесть откуда появившийся в подземелье... Ведь не было его там, не было!"

Канеж скривил рожу так, что Эйдару показалось, будто скорд собирался плюнуть на устилавший пол кабинета эйсанский ковер из верблюжьей шерсти, Но нет, сдержался, мерзавец.

А еще он был почти уверен в том, что этот человек пришел к нему клянчить деньги...

"Похоже на то".

Таких Эйдар терпеть не мог, сразу выставлял из дома и приказывал более не пускать на порог.

— Бывает, мой друг, бывает. Обычно предают люди, которым мы больше других доверяем... А ко мне что тебя привело?

— Я не с пустыми руками. Кое-чем мне все же удалось разжиться...

Хромая, он приблизился к столу, сунул руку за пазуху...

Бдительный Отгер моментально и бесшумно переместился ему за спину, взялся за рукоять кинжала...

... и положил на стол...

Увидев добычу Канежа, Эйдар судорожно сглотнул.

"Да это же... Не может быть!"

Нет, ошибки быть не могло: на столе перед ним лежал кристалл офаран. И не какой-нибудь мелкий обломок, а цельный, большой... Правда, тусклый совсем, безжизненный, но...

"Да ему же цены нет!"

Впрочем, в этом мире цена была у всего. И у этого кристалла тоже. И не малая.

"Но скорду лучше об этом не знать".

Придав лицу равнодушно-скучающий вид, Эйдар поморщился и небрежно взглянул на Канежа.

Врать о том, что это сущая безделица, не стоило. Канеж — не дурак. Но вряд ли ему известна истинная цена кристалла.

— Сколько хочешь за него?

— Пять тысяч,— не думая, ответил скорд.

— Сколько?!— задохнулся от неожиданности господин Казари. На такое даже у него смелости бы не хватило! Ну, и аппетиты у этого бездельника!

— Пять тысяч гундов,— с прежней уверенностью повторил Канеж.

— Я дам тебе за него... триста золотых...— Скорд раскрыл было рот, но Эйдар не дал ему возможности возразить.— Знаю, он стоит дороже. Нет, на пять тысяч он не тянет — поверь мне. Пять сотен — не больше. Но дело в том, что у меня сейчас нет такой огромной суммы. Триста... ну, может быть, четыреста — это все, что мне удастся наскрести на данный момент. Поверь, это тоже немалые деньги, и больше, чем я, тебе все равно никто не даст. Этого золота тебе хватит не на один год безбедной жизни. Подлечишься, дом купишь — и еще останется. А если мы договоримся, обещаю что через декаду вместо оставшихся ста гундов я заплачу тебе двести... нет, триста золотых. Итого — семьсот золотых, Канеж! Такие деньги тебе даже не снились!

Скорд задумался, пытаясь осмыслить все те цифры, которые высыпал на его больную голову господин Казари.

Чтобы ему лучше думалось, Эйдар сунул руку в ящик стола, вытащил мешочек с золотыми и, развязав шнурок, небрежно рассыпал монеты по столу. Золото засверкало при свете лампы Ковенкона, висевшей на стене.

— Здесь сотня. А ты получишь в четыре раза больше сейчас и еще три раза по столько через декаду. Договорились?

"Кажется, действует..."

Канеж жадным взором уставился на раскатившиеся по столу монеты. Но это длилось недолго. Вскоре его взгляд начал тускнеть...

— Отгер!— окликнул господин Казари преданного слугу. Тот, не поняв хозяина, с готовностью потянулся к кинжалу...

Да, это тоже решило бы проблему, но... Эйдар предпочел дать скорду еще один шанс.

— Отгер, где мое золото?— спросил он, едва заметно покачав головой.

И тем самым спас жизнь глупому жадному скорду.

Слуга вышел из комнаты и вернулся через некоторое время с тремя мешочками, похожими на первый. Они звонко приземлились на стол.

— Четыреста гундов, мой друг. Больше у меня нет... Договорились?

Нет, Канеж не был дураком. Он посмотрел на лежавшее перед ним состояние, обернулся и взглянул на Отгера, очень похожего на человека, способного без зазрения совести перерезать глотку любому, на кого укажет перст хозяина. Снова вернулся к золоту...

— Хорошо. Мне очень нужны деньги, и только поэтому я уступаю. Я заберу четыреста монет. А за остальными вернусь через декаду.

— Договорились,— охотно заверил его Эйдар.

И оба при этом прекрасно понимали, что Канеж не получит больше ни келха.

Орудуя одной рукой, скорд кое-как собрал монеты в кошелек. Эйдар его не торопил. Но выражение его лица постепенно менялось по мере того как в мешочке исчезало ЕГО золото.

Один единственный взгляд на господина Казари заставил бы скорда призадуматься. Но он был слишком занят и не смотрел на своего благодетеля. Когда же он распихал богатство по карманам и уставился на хозяина кабинета, тот снова излучал неприкрытое дружелюбие и полное удовлетворение от провернутой сделки.

— Значит, я приду через десять дней,— уточнил Канеж на всякий случай.

— Разумеется. К этому времени я обязательно добуду недостающую сумму. Ты же знаешь: моему слову можно верить.

— Иначе я бы сюда не пришел,— пробормотал скорд.— Я ухожу.

— Всего хорошего, мой друг! Если появится еще что-нибудь стоящее — милости прошу... Отгер, проводи нашего гостя!

— Не нужно,— напрягся Канеж.— Я сам найду выход.

— Дело твое. Прощай.

Скорд скрылся за дверью.

Эйдар взглянул на кристалл...

"Это просто чудо! Просто чудо... Но четыреста золотых..."

— Отгер, я все-таки очень переживаю за нашего беспечного друга. У меня такое подозрение, что с такой суммой денег он просто не доберется до своего дома.— Эйдар внушительно посмотрел на охранника.

"Скорд сам виноват: отхватил слишком большой кусок, который не смог переварить".

Отгер кивнул и поспешно покинул кабинет.

А господин Казари снова уставился на офаран.

"Какая прелесть... И, кажется, я знаю, кто сможет заплатить за него достойную цену".

Он взглянул в сторону окна: темнело быстро и неизбежно. Но... такие дела не терпят отлагательств.

Эйдар взял со стола колокольчик, потряс им.

В кабинет вошел слуга.

— Мемел, прикажи запрячь карету. Немедленно! Мы едем во дворец...

Карета неслась по пустынным улицам Верхнего Асхонела. Господин Казари был достаточно богат и влиятелен, чтобы позволить себе роскошный особняк даже в Ульгуте. Но его образ жизни, его связи, его увлечение... Все это прочно удерживало его в менее престижном квартале столицы. Возможно... нет, наверняка, когда он отойдет от дел, то непременно займет подобающее ему место в сандорской иерархии избранных.

Ульгутские ворота были заперты на ночь, но имя Эйдара Казари и несколько золотых монет отпирали многие замки в этом городе. Короткая остановка, сопровождавшаяся грохотом засовов, скрипом петель и недовольным ворчанием из кареты, подошла к концу, и колеса экипажа застучали по мостовой самого роскошного столичного района.

В то время как большая часть Сандоры погружалась в сон и тишину, в Ульгуте жизнь била ключом. По широким улицам квартала, ярко освещенным новомодными фонарями, изготовленными Мастером Ковенконом, туда-сюда двигались роскошные кареты и носилки. Тут же резвилась золотая молодежь, кочующая от одного питейного заведения к другому. Из окон вызывающе помпезных особняков доносились звуки музыки и смех. Веселье будет продолжаться всю ночь. И лишь к утру, когда невыспавшиеся и вечно усталые жители Вейдана и Нижнего Асхонела потянутся на работу, в Ульгуте станет тихо и покойно. До следующего вечера.

У моста, перекинутого с левого берега Черного озера на Лебединый остров, карету снова остановила стража, на этот раз королевская. Спесь слетела с господина Казари, будто унесенная ветром. Это где-нибудь в одном из Асхонелов он мог разговаривать с представителями власти свысока. А здесь... Здесь он был одним из... Причем, не самым богатым, не самым знатным, не самым влиятельным. Этот факт сильно бил по самолюбию господина Казари, но ему приходилось мириться с правилами игры, установленными сильными мира сего.

Впрочем, золото и заветное слово и здесь были решающим фактором. И полученный вначале отказ превратился вдруг в разрешение. Карета проехала по мосту, миновала огромные ворота и оказалась во внутреннем дворе дворцового комплекса по соседству с десятками таких же экипажей.

Воспользовавшись помощью своих слуг, грузный господин Казари покинул карету и перешел под опеку слуг королевских. Он доложил о цели своего визита, мужественно выдержал упрек в том, что негоже заниматься делами в такую пору, посетовал на то, что дело безотлагательное, расстался еще с одним кошельком и был препровожден в королевский сад.

— Ожидайте!

В саду было светло и шумно — так же, как и во всем квартале. По аллеям бродили парочки и группки придворных, какой-то начинающий Мастер развлекал публику у фонтана своими фокусами, в беседке по соседству играли музыканты... В общем, было весело и непринужденно. Эйдар никогда не был любителем подобных развлечений и гораздо больше ценил тишину и одиночество. Но при этом прекрасно понимал, что подобные мероприятия очень полезны для заведения новых знакомств и поддержания старых. А посему и он время от времени вынужден был принимать приглашения, а порой и сам набивался на оные.

Ждать пришлось долго, но господину Кавери было не занимать терпения. Он прохаживался по аллее, кивал попадавшимся навстречу знакомым и тайком позевывал.

Наконец, она появилась. Одна, без сопровождения, несмотря на высокий сан и происхождение.

— Ваше высочество,— учтиво поклонился Эйдар принцессе Гинере — сестре царствующего короля Сарэна.— Вы как всегда блистательны и неподражаемы.

Она на самом деле была очаровательна как сама жизнь, но при этом холодна, как вечный лед с вершин Белоглавой.

— Надеюсь, ты оторвал меня от более важных дел не ради того, чтобы сообщить о том, что я и без тебя знаю?

В отличие от подавляющего большинства особ женского пола и знатного происхождения, обретавшихся во дворце на Лебедином острове, роскошному, но до нервного срыва стеснительному и безумно дорогому платью Гинера Тан-Греди предпочитала строгий охотничий костюм, в котором выглядела более чем обворожительно. Кинжал на поясе придавал ее внешнему виду некую агрессивность и особую стать. К тому же это было не просто украшение. Многие знали, что принцесса искусно владеет не только кинжалом, но и легким мечом. И из лука стреляет — на зависть многим мужчинам...

— Я бы не посмел, Ваше Высочество, если бы не знал, что вы завтра собираетесь покинуть Сандору,— смиренно ответил Эйдар, глядя на носки изящных сапожек на ногах принцессы.

— Вот именно! Поэтому сегодня я собиралась лечь пораньше... Ладно, что там у тебя?

Эйдар едва заметно улыбнулся. Вся эта показная строгость принцессы — лишь дань этикету и ее высокому положению. На самом деле он знал, с каким нетерпением Гинера ожидала каждой их встречи. Нет, между ними не было ничего личного и, тем более, интимного (как бы этого не хотелось самому господину Казари). Их связывали чисто деловые отношения.

Дело в том, что Гинера Тан-Греди была одним из самых заядлых коллекционеров Варголеза. В своих познаниях о Пимпериане она могла дать фору любому ученому мужу и в спорах не раз брала верх над самим Казари. Кроме того, она, если так можно выразиться, была самым высокопоставленным скордом. Да, эта очаровательная девушка двадцати трех лет отроду бесстрашно бродила по руинам и спускалась в заброшенные подземелья, куда готов был сунуться не каждый мужчина. Одни восторгались смелостью принцессы, другие называли ее увлечение безрассудством. К последним принадлежал и король Сарэн, считавший, что принцессе не пристало пачкать свои нежные ручки в вековой пыли. Ему не нравилось и то, что Гинера рисковала жизнью, а так же занималась ремеслом, считавшимся в Варголезе постыдным занятием. Казари знал точно, что в венценосном семействе постоянно вспыхивали скандалы по этому поводу, но... Убедить свою младшую сестричку Его Величеству до сих пор не удалось. Да, Гинера Тан-Греди могла настоять на своем.

Она находилась в постоянных поисках и разъездах, по всему Варголезу шныряли ее доверенные лица и, не жалея денег, скупали пимперианское наследие. Ее коллекция была самой большой в королевстве, но она не собиралась останавливаться на достигнутом. Это была настоящая страсть. И Эйдар Казари частенько оказывал ей определенного рода услуги. Иногда он делился с ней полученной информацией, но чаще всего предлагал то, что добывали для него другие скорды. Он выбирал только самые интересные артефакты и продавал по цене, которую вряд ли заплатил бы кто-то другой. Впрочем, каждый предмет того стоил, и принцесса всякий раз была в восторге.

— Если попадется что-нибудь стоящее, я не обижусь, даже если ты вырвешь меня из объятий моего любовника,— говорила она.

Обижалась, конечно, но до тех пор, пока не получала в руки заветный артефакт.

Впрочем, Казари старался не злоупотреблять ее расположением. Однако сегодня, действительно, был исключительный случай. Во-первых, Гинера на самом деле собиралась завтра утром отправиться в очередную экспедицию. Во-вторых... Офаран. На счет этого кристалла у принцессы были особые виды.

— Полгода назад Ваше Высочество проявило интерес к одному редкому артефакту, пообещав щедро озолотить того, кто его добудет,— сказал Эйдар и замолчал.

— Кажется, я всегда была щедра к тебе, Казари. Так что ты принес на этот раз? Не томи, показывай!

Специально по случаю Казари уложил кристалл в тонкой работы шкатулку, изготовленную руками Эденора. Щелкнув пальцами, он подозвал Мемела, тершегося в тени деревьев в стороне от аллеи, и принял из его рук резной ящичек.

— Вашему Высочеству не составит труда открыть эту шкатулку?

Принцесса фыркнула, небрежно откинула крышку и, увидев лежащий на мягкой подушечке офаран, охнула.

Казари, не скрывая своего удовлетворения от ее реакции, довольно улыбнулся.

— Это же...— начала Гинера.

— Да, офаран,— закончил за нее Эйдар.— Думаю, именно такой, как вы искали.

— Да, именно такой,— пробормотала принцесса и облегченно вздохнула.— Наконец-то! Откуда он?

— Его доставил мне на закате один знакомый скорд.

— Где он его нашел?

— Не знаю, Ваше Высочество.

— Приведи ко мне этого скорда — я хочу с ним поговорить.

Казари побледнел.

— Боюсь, это невозможно, моя принцесса. Он... сразу же покинул город. Да, его нет в Сандоре, и я не знаю, когда он вернется.

— Когда бы не вернулся — сразу ко мне его!

— Конечно, Ваше Высочество,— поклонился Эйдар, переводя дух.

Пройдет время — и принцесса, возможно, забудет об этом разговоре. А если нет.. Что ж, жизнь скорда полна опасностей.

Гинера долго разглядывала кристалл, потом вздрогнула, вернувшись к действительности, закрыла крышку и, развернувшись, собралась уходить.

Господин Казари нарочито громко кашлянул, но принцесса, погрузившись в свои мысли, не остановилась.

— Ваше Высочество...— обиженно промямлил Эйдар.

На этот раз она обернулась, взглянула на него, словно на пустое место. Потом все же спохватилась.

— Утром подойдешь к королевскому казначею, скажешь, что я распорядилась выдать тебе... тысячу гундов.

— Ваше Высочество!— голос у Эйдара был такой, словно он собирался разрыдаться.

— Что?! Мало? Сколько ты хочешь?

— Ну... я рассчитывал на пять тысяч...— робко проблеял господин Казари.

— Три! И ни келхом больше!

— Благодарю за щедрость, Выше Высочество,— поклонился Эйдар вслед удаляющейся принцессе.

Что ж, три, так три...

Прижимая к груди шкатулку, Гинера шла по аллее в направлении дворца. К ней присоединился мужчина лет тридцати пяти, появившийся из сумерек.

— Саффус, наши планы изменились,— не глянув на него, произнесла принцесса.— Найди Хальдера и ко мне его — живо!

Мужчина исчез так же внезапно и бесследно, как и появился. А Гинера грациозно взбежала по ступенькам лестницы и, не обращая внимания на болтавшихся по коридорам дворца придворных, добралась до своей опочивальни.

Она опустила шкатулку на ночной столик, упала на кровать, откинула крышку и, подперев подбородок кулачками, заворожено уставилась на кристалл.

— Наконец-то...

Какое-то время спустя в дверь постучали.

Принцесса прогнала грезы и, поднимаясь с кровати, приказала:

— Входи, Хальдер.

Появился старик, лицо которого заросло густой длинной бородой, а волосы на голове были всклокочены так, словно его только что вырвали из сна. Так оно, собственно, и было. Он успел накинуть плащ, из-под которого выглядывали помятые подштанники. На ногах у него были потертые от времени сандалии.

— Выше Высочество хотели меня видеть?— заспанным голосом произнес он.

— Да, старик. Вот,— она указала на шкатулку.

— Офаран,— без труда определил Хальдер.— Довольно крупный.

— Я знаю... Ты сможешь зарядить его?

— Думаю, да. Нужно лишь привести в действие механизм...

— Это хорошо,— прервала его рассуждения принцесса.— Как ты думаешь, сколько времени понадобится, чтобы зарядить его?

— Точно не скажу, потому как мне не приходилось работать с кристаллами таких размеров. Но думаю, пару дней...

— Ночь! У тебя есть эта ночь, чтобы зарядить кристалл!— категорично заявила Гинера.

— Ваше Высочество, этот тот случай, когда результат не зависит ни от вашего желания, ни от моей прилежности,— упрекнул ее Хальдер, возможно, жестче, чем было принято этикетом.

Но принцесса не обиделась, приняв правоту слов убеленного сединами мудреца.

— У тебя целая ночь впереди, ты уж постарайся,— сказала она, тем не менее.— В крайнем случае, я могу потерпеть до полудня.

— Я постараюсь, Ваше Высочество.

Хальдер взял со столика шкатулку и, поклонившись покинул опочивальню принцессы.

А она, раскинув руки, упала спиной на кровать и, глянув на потолок, прошептала:

— Скоро... Теперь уже скоро...

Глава 4

Шторн не любил Сандору. Он, родившийся в маленькой деревушке на севере Варголеза, вообще не любил крупные города. Слишком тесно, слишком шумно, слишком грязно. И лишь важные дела заставляли его время от времени появляться в столице. Да еще встречи с друзьями. Таковых у него было немного. Гораздо больше было тех, кто хотел считаться другом Великого Мастера Шторна Ганеги. Его дружбы искали многие: и простые обыватели, и зажиточные горожане, и варголезская элита, и сам король Сарэн. Ах, если бы это стремление было бескорыстным! Но нет, большинство из них в своей в своем стремлении к богатству и власти попросту хотело иметь на своей стороне одного из самых могущественных цанхи королевства. Сам же Шторн не желал ни злата, ни всеобщего признания и порой тяготился собственным Даром.

Он расстался с Рутой в Асконе. Девушка направилась на юг, а Шторн свернул на восток. Переправившись через Орик на пароме, он вошел в Сандору через Асконские ворота одновременно со звоном полуденного колокола. В этот раз в столицу его привели неотложные дела. Он собирался встретиться и обсудить кое-что с одним человеком. Звали его Жарэд. Он был другом детства Шторна Ганеги, а теперь еще и командиром стражи Ории — совета, созданного королем Сарэном для контроля за деятельностью цанхи...

Шторн и Жарэд родились и выросли в одном селе. К слову сказать, в ту пору их было трое. Три закадычных друга, расстававшиеся только тогда, когда мамки загоняли их домой. Как и у любой детворы у них была своя тайна. Во время прогулок по предгорью они наткнулись на древние пимперианские руины, о существовании которых не подозревали взрослые жители села. Несмотря на строгий родительский запрет и собственные страхи, мальчишек словно магнитом тянуло в эти руины. Там они играли в пимперианцев, лазали по ветхим стенам, спускались в темные подвалы.

В 425 году в Пенарских горах случилось сильное землетрясение, жертвами которого стали сотни жителей предгорья. Горе пришло и в родное село Шторна Ганеги. Сам населенный пункт был почти полностью разрушен, завалило шахты, в которых трудились местные рудокопы. Среди них был и отец Шторна. Горе...

Мальчишки не пострадали и уже в скором времени снова играли среди пимперианских руин. Именно тогда они обнаружили вход в подземелье, которого раньше не было. Во время землетрясения обвалилась стена в одном из подвалов, и сорванцы, рискуя быть погребенными под каменными глыбами, решили удовлетворить свое любопытство и проникли туда, куда не ступала нога человека с пимперианских времен...

Что они там увидели, что нашли — да и нашли ли что-нибудь — неизвестно. Каждый помнил, как вошел в подземелье, но никто не мог сказать, как он оттуда выбрался и что случилось в промежутке между этими событиями. Потом уже, когда страсти улеглись, они неоднократно искали этот вход в пимперианское подземелье, но так и не нашли.

Зато ребята начали замечать некоторые странности, которые происходили с ними в ту пору. Штрон, например, стал видеть в кромешной темноте. Его друг Жарэд производил в уме сложные вычисления, а у третьего приятеля любая полученная рана затягивалась прямо на глазах.

И это было только начало.

Впрочем, нечто подобное стало происходить и с другими людьми по всему Варголезу.

Начиналось время Мастеров...

Детство прошло. После смерти матери Шторн ушел из дома, чтобы и на мир посмотреть, и при случае приобрести новый Дар. Жарэда приметили ученые люди и пригласили в Сандору. Мальчик оказался не только разносторонне одарен. Он был еще и очень могущественным цанхи. Сам Сарэн предложил ему место в недавно созданной им Ории, и тот счел за честь служить королю. Подобное предложение получил и Шторн, но отказался, предпочтя личную свободу.

С тех пор отношения между ними несколько охладели, но они не перестали быть друзьями и при случае помогали друг другу.

Что касается третьего члена их дружной компании... Ганеги не хотел о нем вспоминать...

Первым делом Шторн собирался уладить свои дела, а вечером посетить таверну "Сытый Лесоруб", в которой собирались его друзья. Поэтому прямиком направился в Верхний Асхонел. Именно там теперь обитал Жарэд. Впрочем, он сомневался в том, что застанет дома своего друга, который большую часть времени проводил в Прайе, ставшей недавно резиденцией Ории. Но и она находилась в Верхнем Асхонеле, а потому путь Шторна Ганеги был предопределен.

Из всех прочих кварталов Шторну больше всего нравилось именно в Вейдане. По сути это была большая деревня, заселенная простыми ремесленниками. Местный люд был не особо заносчив, здесь пахло стружкой, раскаленным металлом, сдобой. В Вейдане приятно было остановится в тени деревьев, поговорить за жизнь, выпить кружечку сфанта. А вот уже в торговом квартале все выглядело иначе: узкие улочки, хамоватые обитатели, полно разного жулья и мздоимцев. Натянув на голову капюшон, чтобы его случайно не признали, Шторн шел сквозь толпы народа, которые словно муравьи спешили по своим делам, не обращал внимания, если его задевали локтем и при этом забывали извиниться, а то и вовсе обвиняли в невежестве. Да, он — Великий Мастер мог бы... Он мог многое, но старался не применять свой Дар во зло. Даже если некоторые этого и заслуживали.

Выбравшись на главную улицу, Шторн быстрым шагом двигался в направлении Верхнего Асхонела, когда из-за поворота выскочила пестрая кавалькада. Впереди мчались две всадницы в черных доспехах, криками и плетками разгоняя прохожих в стороны. За ними следовала пара знатных марченов и свита прислуги, а замыкали отряд четверо тяжеловооруженных воинов. Отряд куда-то спешил, поэтому всадницы в черном особо не церемонились. Под удары плетей попадали все: и чернь, и зажиточные горожане. Замешкавшегося мужчину крупом лошади отбросило в сторону, он ударился о стену и замер неподвижно, заливая брусчатку кровью. Остальной народ в страхе разбегался, жался к домам, спешил спрятаться в переулках. Мамаша с ребенком чуть не сбила с ног Шторна, бросилась к переулку, но ее толкнул пробегавший мимо хам. Она упала и увлекла за собой маленького мальчика...

Всадницы мчались прямо на них и на их пути, опираясь на посох, стоял лишь Ганеги. Когда окончательно стало понятно, что они не остановятся, Шторн взмахнул рукой в направлении всадниц с плетьми. Лошади под ними неестественно изогнулись, словно наткнулись на невидимую преграду, встали на дыбы, выбросив из седел ретивых наездниц. Одна из них чуть не попала под копыта мчавшейся следом дамы. Она едва успела осадить скакуна, уведя его в сторону. Конь раздраженно загарцевал на месте, а марчена, сверкнув глазами, гневно воскликнула:

— С дороги, мерзавец!

И попыталась ударить его плеткой. Но Шторн мановением пальцев вырвал хлыст из ее руки, а потом хлопнул ладонью по крупу лошади, которая в страхе прянула в сторону, едва не выбросив марчену из седла.

К Шторну пробивалась охрана, но он снова повел рукой, и их лошади, испуганно фыркая, закрутились на месте.

Вперед выехал сопровождавший молодую марчену мужчина. Едва пробившись на открытое пространство, он попытался взмахнуть жезлом, но, такое впечатление, будто рука попала в крепкие тиски — он не смог ею даже пошевелить и удивленно уставился на своего противника.

Шторн рывком скинул с головы капюшон...

— Это ты?!— лицо всадника перекосила гримаса ненависти.

Шторн тоже узнал его: Саффус. В прошлом — друг детства, а теперь...

Они полюбили одну девушку. Но она выбрала Шторна. В приступе гнева Саффус набросился на нее, избил, разорвал платье, а потом попытался изнасиловать. Девушке удалось сбежать. Она не стала говорить о случившемся Шторну, но он сам узнал и... Впервые в жизни ему захотелось убить человека. Друга! И он бы прикончил Саффуса, несмотря на то, что тот тоже был очень сильным цанхи, но вмешалась его мать, и прикрыла собой умиравшего подонка. Ночью она вывезла сына из деревни, и с тех пор Шторн его не видел. Если он и вспоминал бывшего друга, то очень надеялся, что этот негодяй умер.

Но нет, он был жив. Более того, теперь он был марченом, о чем оповещала толстая цепь с серебряным дубовым листом на шее, и состоял в свите высокопоставленной особы.

— Убей его, Саффус! Чего же ты медлишь?!— категорично заявила принцесса Гинера. Она никогда и никому не прощала подобного с ней обращения.

Саффус медлил. Когда Гинера поравнялась с ним, он шепнул ей что-то на ушко. Брови принцессы красноречиво взлетели кверху.

— Тот самый Ганеги?— она пристально посмотрела на Шторна.— Ты знаешь, кто я?

— Да, Ваше Высочество,— ответил Ганеги довольно фривольно. С ее братом он встречался и не раз, а вот с принцессой их пути пока что не пересекались, хоть он и видел ее во дворце.

— И тем не мне, ты посмел поднять руку на сестру твоего короля?— нахмурилась она.

— Оглянитесь назад, Ваше Высочество! Там стоит человек, которого едва не убили ваши фангеэри...

— Но ведь не убили же!

Мужчину окружили сердобольные прохожие, помогли ему подняться. Теперь он стоял, прижимаясь к стене и держался за разбитую голову. Между пальцев продолжала течь кровь.

Фангеэри поймали своих скакунов и теперь, не скрывая гнева, свысока посматривали на Шторна. То, что он был цанхи, их не пугало. Но вмешиваться в беседу принцессы они не посмели и только ждали ее приказа уничтожить наглеца.

— К тому же я сама видела, как он бросился под копыта лошади. Или ты сомневаешься в этом?

— Что вы, Ваше Высочество. Не мне уличать вас во лжи.

Кажется, такой ответ, очень похожий на капитуляцию, вполне устроил Гинеру.

— Только не думай, что тебе удастся уйти от ответа. О том, что сейчас произошло, узнает король. Поэтому беги из Сандоры, пока еще есть такая возможность.

— Благодарю за совет, Ваше Высочество,— Ганеги поклонился, но в этом жесте было больше издевки, чем почтения. Он отошел в сторону, уступая дорогу тронувшейся шагом кавалькаде. Мимо проследовали разъяренные фангеэри, самовлюбленная принцесса, безучастная прислуга, прячущий взгляд Саффус, так и оставшаяся в стороне охрана...

Когда Ганеги скрылся за углом, принцесса снова осадила коня и гневно посмотрела на своего преданного слугу, а потом ударила его по лицу перчатками.

Признавая свою вину, Саффус смиренно выдержал удар.

— Зачем я тебя при себе держу, если ты не можешь постоять за честь своей госпожи?!— воскликнула она и бросила испепеляющий взгляд на охранников.— Кстати, вас это тоже касается!

Потом притянула Саффуса за ворот так, чтобы только он слышал ее слова:

— Я даю тебе шанс исправиться.

— Я...

— Единственный шанс!— прошипела она.— Я согласна теперь одного из вас. Так что — или он, или ты!

— Моя принцесса...

— Не смей меня так называть... пока не исполнишь поручение! А теперь убирайся! Прочь!!!

Чтобы сорвать на ком-то свою злость, она стеганула плетью проходившего мимо зеленщика с переносным лотком, пришпорила коня и понеслась по улицам Нижнего Асхонела в направлении городских ворот.

Злость не проходила. Какой-то мужлан без роду и племени, возомнивший себя Великим Мастером, посмел поднять руку на принцессу крови! Что же будет дальше, когда этих цанхи станет еще больше, когда самые умные и дерзкие из них захотят большего, чем уже имеют? Да, Сарэн создал Орию, призванную не допустить излишнего могущества Мастеров. И назначил на руководящие должности... тех же цанхи. Глупец! Она пыталась ему объяснить, но он и слушать не захотел, слепо веря в то, что эти люди преданны ему душой и телом. Дважды глупец!!! Настанет тот день, когда эти самые преданные люди придут за его головой.

На пароме кавалькада переправилась на правый берег Орика, некоторое время двигалась по дороге, ведущей в сторону Аскона, а потом углубилась в лес...

Места здесь были заповедные, глухие. Еще двести лет тому назад варголезцы, напуганные байками о местных духах и кровожадных дикарях предпочитали не соваться на правобережье. Впрочем, была доля правды в этих россказнях. Были здесь и духи, и неотесанные туземцы. А хуже всего — правившее этими землями на протяжении веков Вечное Зло. Никто его не видел, но все верили в его существование и боялись. Правда, полторы сотни лет назад варголезцы преподали ему урок вежливости, уничтожив его посланника Гонгота, возжелавшего не только подчинить воле Господина всех непокорных жителей Кудома, но и метившего на земли левобережья, где к тому времени уже прочно стояли на ногах потомки варголов. Не вышло у него ничего. Гонгот издох, как бешеная собака, а Вечное Зло забилось в центр болот и напоминало о себе лишь редкими вылазками мерзопакостных духов. Но с ними худо-бедно справлялись местные Духоборцы, а на левобережье они и в прежние годы не лезли. Орик был для них непреодолимой преградой.

За последние сто лет в Кудоме появились варголезкие поселения, самыми крупными из которых были Аскон, Кос и Пробер. Последний постепенно превращался в крупный порт, которому на роду написано было затмить славу медленно увядавшего Катлара. На расстоянии дня пути — а то и чаще — для удобства путешествующих появились деревни, постоялые дворы, сторожевые крепости. По двум просторным трактам с севера на юг и с запада на восток двигались торговые караваны. Но сойти с дороги люди опасались до сих пор, и, к слову сказать, имели для этого веские основания. Духи рыскали по лесу, на крупные отряды предпочитали не нападать, но одиночек губили часто.

Впрочем, были и исключения из правил: скорды. Этих отчаянных людей духи не пугали — некоторые знали как с ними бороться, а остальным разум затмевала жажда наживы. Основательно разорив за последние сто лет пимперианские руины и подземелья левобережья, они обратили свои взоры на недавно присоединенный к Варголезу Кудом. Увы, на правобережье их ожидало много проблем: и духи здесь были сильнее и коварнее, и руин здесь было не так уж много, да и находки не стоили того, чтобы ради них рисковать жизнью. И все же одному из скордов удалось отыскать нечто особенное. И где? Почти рядом с Ориком! Правда, найти это место было непросто, и то, что счастливчику удалось на него наткнуться, можно отнести к чистой случайности. Нет, в подземелье не было ни злата, ни других ценностей, а с тем, что он там нашел, скорд не знал, что делать. И тогда он решил продать секрет... принцессе Гинере. Он, несмотря на свое низкое происхождение, лично знал сестру короля, потому как неоднократно сопровождал Ее Высочество в ее странствиях по Варголезу. Цену запросил скромную, договорились быстро... Вот только исчез спустя некоторое время предприимчивый скорд. То ли сгинул в каких руинах, то ли еще что...

Гинера спешилась на полянке, изрядно затоптанной за последнее время конскими копытами, приказала охране расседлать скакунов, а прислуге позаботиться об обеде и ждать ее возвращения. Совсем недавно провинившиеся воины не посмели перечить. Тем более что спорить с принцессой было бесполезно. Вместе с Гинерой ушли лишь две верные фангеэри. Они углубились дальше в лес, продрались сквозь заросли колючего кустарника и остановились перед оврагом.

— Оставайтесь здесь!— сказала принцесса, взяла из рук одной из фангеэри шкатулку Эденора и спустилась на дно оврага. В самом конце, скрытая за густыми побегами плюща, находилась дверь из арекса, ведущая в подземелье. Покойному скорду удалось ее открыть, и он поделился секретом с Гинерой. Принцесса провела пальчиками по завиткам на камне, узор вспыхнул, и дверь ушла в сторону.

Осторожно раздвинув побеги плюща, она вошла в подземелье и взяла из крепления на стене лампу Ковенкона. Спустившись по лестнице, она прошла по коридору, открыла еще одну дверь из арекса и оказалась в небольшом прямоугольном помещении, большую часть которого занимала странная конструкция у стены и каменный блок посреди комнаты. Впрочем, не совсем блок. Внутри он был полый — этакий каменный ящик...

...или гробница.

Второе было более точным сравнением, потому как внутри саркофага покоилось тело мужчины лет тридцати. Прошедшее тысячелетие никак не сказалось на его сохранности. Такое впечатление, будто он только что... нет, не умер — уснул. Он был высок, красив, строен, ни малейшего изъяна ни в чертах, ни в телосложении. Внешне он мало чем отличался от обычного варголезца, и в то же время, Гинера никогда прежде не встречала такого мужчину. Было в его облике что-то особо притягательное. Глядя на него, принцесса забывала о времени и начинала думать о нем, едва покидала подземелье. Он являлся к ней и во снах, и в грезах, сводил с ума и занимал все ее помыслы...

"Люблю, когда ты смотришь на меня... вот так".

Улыбнувшись, Гинера обернулась и увидела мужчину, как две капли воды похожего на того, что лежал в гробнице. Ей показалось, что сердце вырвется из груди от избытка чувств.

— Здравствуй, любимый,— пролепетала она.

Никто из тех людей, лично знавших принцессу Гинеру, не замечал за ней прежде такой кротости.

Не в силах сдержать порыв, она поднесла руку к его щеке...

...и пальцы беспрепятственно прошли сквозь призрачную плоть.

Зато когда он коснулся ее подбородка своими полупрозрачными пальцами, Гинера застонала от приятной всезатмевающей истомы...

Когда скорд впервые привел ее сюда, она уже знала о том, что увидит. Но действительность превзошла все мыслимые ожидания.

"Какой красавец!"— восхитилась она, едва увидела покойного пимперианца. Ей захотелось прикоснуться к незнакомцу, но ее пальцы не смогли преодолеть тонкую сизую, словно легкая дымка, пленку, покрывавшую верхнюю часть саркофага.

Приказав всем причастным оставить ее одну, она долго пожирала жадным взглядом его прекрасное обнаженное тело и представляла картины, от которых начинало учащенно биться сердце.

"Он прекрасен. Какая жалость, что он мертв".

"Ты ошибаешься, я не мертв",— прозвучало у нее в голове так неожиданно, что она лишилась чувств, чего с ней никогда прежде не бывало.

Когда она пришла в себя и увидела его, стоящего чуть в стороне, ее посетила пугающая мысль:

"Я сошла с ума... Или..."

"С твоим рассудком все в порядке,— заверил ее приятный полный глубины голос.— И еще раз повторю: я не мертв. Это состояние называется катеранги. Можешь считать, что это глубокий сон, длящийся столетия".

Поверить в это было трудно, как принцесса ни старалась. Поднявшись с пола, она невольно взглянула внутрь каменного ящика...

...и увидела...

"Великий Страж..."

Теперь их было двое: один стоял перед ней, второй лежал в саркофаге. И они были похожи, как близнецы братья.

Мир поплыл перед глазами Гинеры, она пошатнулась, готовая снова рухнуть без чувств. Но неожиданно рядом с ней оказался пимперианец и прикоснулся к ее затылку. Принцесса почувствовала легкое тепло, а следом за этим прошли головокружение и слабость.

— Как же так? Если ты стоишь передо мной, то кто тогда...он?— Гинера кивнула на тело в саркофаге.

"Это тоже я. В капсуле — мое настоящее тело, а то, что ты видишь перед собой — это всего лишь проекция".

— Что?— не поняла принцесса.

"Не важно. У нас с тобой еще будет много времени, чтобы достичь взаимопонимания".

Именно тогда он впервые прикоснулся к ней так, что Гинера моментально оказалась на вершине блаженства. Ей захотелось ответить взаимностью, но ее пальцы беспрепятственно прошли сквозь его тело. От неожиданности она отдернула руку. Приятное наваждение исчезло без следа.

"Не бойся. Я не причиню тебе зла... А сейчас иди. Тебе потребуется время, чтобы все хорошо обдумать и переосмыслить. А потом, когда будешь готова, возвращайся. Я буду ждать".

Он оказался прав. Гинере понадобилось несколько дней, чтобы принять решение. Тогда она не могла с уверенностью сказать, что же именно заставило ее вернуться в подземелье? Было ли это простое любопытство или же нечто иное? Она не стала ломать голову над этим вопросом, а просто взяла и отправилась в Кудом.

Со временем визиты в подземелье стали регулярными. Ее словно магнитом тянуло к человеку, в котором принцессе нравилось абсолютно все. Он был пригож внешне, с ним приятно было общаться на любые темы. Лишь толика его знаний затмевала всю варголезкую мудрость вместе взятую. Он рассказывал о таких вещах, о которых Гинера прежде не имела ни малейшего понятия.

— Как ты узнаешь, о чем я думаю?

"Благодаря моему нынешнему состоянию, я способен... чувствовать твои мысли. Признаюсь честно, этому непросто научиться, но у меня было достаточно времени для тренировки".

— Откуда ты знаешь наш язык?

"Я его не знаю. Я посылаю тебе универсальные мыслеформы, а тебе кажется, что они звучат на твоем родном языке".

Принцессу интересовало абсолютно все. И не было такого вопроса, на который ее новый знакомый не знал бы ответа. Правда, о себе он говорил немного. На первых порах Гинера узнала лишь, что его зовут Димер-Шер и он — сын могущественного правителя.

Хм... выходит, он тоже принц!

И от этой мысли становилось еще слаще.

Сам Димер-Шер тоже задавал немало вопросов. Он не мог покинуть пределы подземелья, поэтому живо интересовался тем, что происходит снаружи.

И принцесса охотно отвечала на все его вопросы, а потом засыпала его своими.

— Так значит, ты сейчас спишь?

"Нет, это не совсем точное определение. Я нахожусь в состоянии катэранги. Это... Как бы тебе объяснить... Спит мое тело. Оно законсервировано и нетленно. А в это время мой дух странствует по мирам, которых превеликое множество. Вернее, он странствовал, пока мне это не надоело. Я нашел способ вернуться в этот мир с единственной целью: соединить тело и дух воедино.

— Что для этого нужно сделать?!— встрепенулась Гинера. Если существовала такая возможность, она приложит все усилия ради того, чтобы исполнить желание возлюбленного.

Он подошел к странной конструкции у стены и объяснил Гинере, как получить доступ к его внутренней части. Дрогнула металлическая заслонка, и принцесса увидела... Она понятия не имела, для чего служат все эти пружинки, маятники, трубочки, зеркальца. Из великого множества сложных деталей ей был известен лишь фиолетовый кристалл.

Офаран.

Кристалл тускло пульсировал, отрывавшиеся от него маленькие молнии били в зеркала, крутившиеся вокруг офарана.

"Видишь это пустое гнездо?"— указал Димер-Шер.

— Да.

Чуть в стороне от основной конструкции она заметила пустовавшее кольцо.

"Здесь место еще для одного кристалла, похожего на этот. Если вернуть его на место, мои дух и тело соединятся".

— Я никогда прежде не встречала такого крупного офарана,— упавшим голосом промолвила принцесса.

"Офарана?"

— Да, мы так называем этот кристалл.

"Понятно... Возможно, они сохранились в каком-либо из подземелий? Жители Интери-Анере часто прибегали к помощи этих кристаллов".

— Нам иногда попадаются мелкие офараны, но такой большой... Нет, ты не подумай, я буду искать! Я оповещу всех скордов, я разошлю во все уголки Варголеза своих людей, я переговорю со всеми коллекционерами. Я не пожалею ни средств, ни влияния... Если такой кристалл существует, он будет у меня. Веришь?

"Верю. Я подожду. Что значит день, год, десятилетие по сравнению с веками, проведенными в этом заточении?"

— Любимый, посмотри, что у меня есть!— сгорая от нетерпения, Гинера раскрыла шкатулку и показала Димер-Шеру кристалл.

"Ты нашла его!"

Впервые с тех пор, как они были знакомы, голос возлюбленного дрогнул. Иногда принцессе казалось, ничто на свете не сможет поколебать спокойствие и невозмутимость Димер-Шера. Но нет, при всем своем великолепии и ярко выраженной силе, он был всего лишь человеком.

"И ты его зарядила".

— Да, любимый.

"Ты знаешь, что делать".

Она кивнула, открыла генератор силовой установки и опустила кристалл в контактное кольцо. Цепь замкнулась, по умершим тысячу лет назад каналам заструилась энергия...

Призрачное тело Димер-Шера задрожало, пошло рябью и...

...исчезло.

Принцесса знала, что это случится, но все равно судорожно проглотила комок сомнения.

Что, если они ошиблись?

Затаив дыхание, она впилась взглядом в человека, покоившегося внутри консервационной камеры. Сначала не происходило абсолютно ничего, и мысль о том, что она совершила какую-то роковую ошибку, становилась все настойчивее. Вдруг...

...или это ей только показалось?

Нет, нет, на самом деле, некогда мраморно-белые скулы Димер-Шера порозовели! А на шее отчетливо запульсировала жилка...

Гинера была в полном расстройстве чувств. Она не знала — плакать ей или смеяться от радости. Она часто дышала и прижимала руку к груди, словно опасалась, что сердце вот-вот вырвется наружу.

Защитная пленка замерцала и исчезла...

На ставших вдруг непослушными ногах принцесса подошла к саркофагу и вцепилась пальцами в его каменные края. Не в силах преодолеть желание, она протянула руку, чтобы прикоснулась к груди Димер-Шера...

Резко распахнулись глаза, и мужчина уставился на принцессу настолько холодным взглядом, что она невольно отдернула руку. По его лицу пробежала судорога, перекосившая давно знакомые и милые сердцу черты... И лишь спустя миг Гинера поняла: он улыбнулся ей — впервые за минувшую тысячу лет...

Да ему понадобится какое-то время, чтобы восстановить мышечную активность. А сейчас он был слаб, беззащитен и в то же время безмерно счастлив.

Его губы задрожали, и Гинере показалось, будто он что-то сказал. Она наклонилась к нему, вцепившись в его все еще холодную руку, и на это раз услышала:

— Я... вернулся...

"Сука! Смазливая заносчивая тварь!"

Саффус негодовал, потирая щеку, по которой его ударила Гинера. Это было в полдень, но даже теперь, сидя за столом таверны и глядя в окно на заходящее солнце, он чувствовал жжение, словно это была не оплеуха, а клеймо. И это после всего того, что он для нее сделал...

"Сука!"

Он затаил обиду, но поручение Гинеры все равно пришлось исполнять.

"Или он, или ты!"

Нет, Саффус был в своем уме и прекрасно понимал, что со Шторном ему не справиться...

"А как бы хотелось порвать его собственными руками!"

Но нет, Ганеги слишком силен, и прямое столкновение закончится в лучшем случае новым позором.

Нет, нет, нет... Прошли те времена, когда он в порыве горячности лез в самое пекло. С некоторых пор он стал умнее и тоньше. Да и положение обязывало. Зачем самому пачкать руки, когда вокруг полно исполнителей, готовых за медную монету придушить родную маму? Впрочем, со Шторном такой номер не пройдет. Проверено. Года два назад Саффус уже подсылал к Ганеги наемных убийц. И где они? А Шторн до сих пор живее всех живых.

Впрочем, был в Сандоре один человек. Сам он из себя ничего не представлял — так, сплошное недоразумение. Но Дар, доставшийся этому ничтожеству, был поистине велик. С таким Даром можно было бы... Эх! Но ничтожество оказалось к тому же трусливым и строптивым. Как ни пытался Саффус перетянуть его на свою сторону — тщетно. Еще бы! Зачем знаться со скороспелым бедным марченом, когда тебе оказывает покровительство сам король? Сарэн держал его на коротком поводке, пресекая любую самодеятельность. А ничтожество повиновалось.

И все же было у него одно уязвимое место. Ничтожество имело неосторожность написать письмецо своему другу, в котором оно нелестно отзывалось о Его Величестве. В общем-то, ничего особо крамольного, но... И эта бумажка случайно попала в руки Саффуса. Она хранилась в надежном месте и дожидалась своего часа. И, кажется, сегодня этот день наступил.

Уничтожить Шторна — это была цель всей жизни Саффуса. Он не простил ему ни Сенары, ни последующего поражения...

"Сенара... Почему она выбрала этого ублюдка Ганеги? Он ведь ее совсем не ценит! Вместо того чтобы наслаждаться близостью самой прекрасной женщины Варголеза, он бродит по миру, словно у него нет дома, нет семьи. Она подарила ему сына, но Шторна даже ребенок не в силах удержать на одном месте!"

Мимо окна промелькнула сутулящаяся фигура, закутанная в плотный плащ...

"Идиот! Он бы еще шубу надел!"

Скрипнула дверь, и осмеянный Саффусом человек вошел в таверну. Сверкнувшие под капюшоном глаза пробежались по залу, зацепились за знакомое лицо. Человек подошел к столу у окна и присел на лавку напротив старого знакомого.

— Зачем ты меня искал?— спросил недовольный голос, донесшийся из-под капюшона.

Не сказав ни слова, Саффус достал письмо и опустил его на столешницу. Он не видел лица сидящего напротив, но готов был поклясться, что тот впился взглядом в замызганный клочок бумаги.

— Я хочу вернуть тебе твое письмо,— ровным голосом заявил Саффус.

Рука сутулого потянулась к листку, но цанхи накрыл его ладонью.

— Я отдам тебе его, но после того, как ты сделаешь для меня кое-что.

Из-под капюшона донеслось ворчание:

— Мы же уже говорили об этом. Я не имею права использовать свой Дар без волеизъявления короля. Нет... не проси...

— Король не будет возражать. Задета честь его сестры, так что...

— Чем докажешь?

— Тебе недостаточно моего слова?

— Нет. Только письменное распоряжение, заверенное королевской печатью.

— Ты в своем уме?!— воскликнул Саффус. На него обратили внимание посетители, поэтому пришлось понизить голос.— Сарэн никогда не напишет такое распоряжение.

— Тогда о чем говорить?— сутулый начал подниматься из-за стола.

— Погоди, ты ведь даже не узнал имени того, кто стал неугоден Ее Высочеству... Шторн. Шторн Ганеги.

Сутулый замер.

Саффус едва заметно улыбнулся, когда его собеседник снова опустился на лавку. Да, не у него одного были счеты с зарвавшимся Ганеги.

— Чем он насолил принцессе?— спросило сутулый.

— Это неважно. Скажу лишь по большому секрету, что Ее Высочество в ярости. Она обещала поговорить с Сарэном. И, поверь мне, на этот раз король не будет столь милостив к Ганеги. Но, сам понимаешь, пока суть да дело, Шторн исчезнет из города. Ищи его потом.

— А сейчас он, значит, в Сандоре?

— Да. Я велел своим людям проследить за ним. Сейчас он находится в таверне "Сытый лесоруб". Но завтра собирается покинуть Сандору. Так что...

Сутулый молчал.

Саффус всеми фибрами ощущал, как в человеке напротив борются осторожность и чувство справедливого возмездия. Он понятия не имел, чем тому не угодил Ганеги, но ненависть его ничем не уступала той, что испытывал сам Саффус.

— Хорошо,— выдавил наконец сутулый и протянул руку к листку бумаги, едва не прикоснувшись к пальцам Саффуса.

— Осторожнее!— вмиг побледнев, цанхи резко отдернул руку, не забыв прихватить письмо.

— Не бойся,— усмехнулся сутулый.— Ничего с тобой не случится, пока Я этого не пожелаю.

— Только попробуй!— глухо произнес Саффус.— Если со мной что случится, я тебя даже из-под земли достану.

— Письмо,— сутулый протянул руку.

— Получишь, когда закончишь дело.

— Э-э, нет,— покачал тот головой.— Письмо ты мне отдашь сейчас же. И не переживай: у меня со Шторном собственные счеты.

Немного подумав, Саффус бросил листок на стол, и тот тут же исчез под плащом сутулого.

— Больше не ищи меня, понял?

Сутулый встал с лавки и направился к выходу.

— Риммер!— окликнул его Саффус.— Не вздумай меня обмануть.

Ничего не ответив, тот вышел из таверны.

Глава 5

В ожидании Шторна я ничуть не скучал. Гулял по городу, купался на речке, и все время размышлял о ситуации, в которой оказался. Допустим, мне удастся задуманное, и я вернусь в Центалу. Допустим, у меня получится выбраться из безграничной пустыни и добраться до Яргоса. Допустим, там мне помогут переправиться в родной мир. И что получается? Я окажусь там за несколько лет до своего рождения? В том самом времени, о котором мой отец вспоминал с ностальгией и, вздыхая, говорил: "А вот раньше было..." Я попаду в те годы, когда мои родители только начали встречаться и были моложе меня нынешнего? И самое интересное: я окажусь в мире, пока еще понятия не имеющем о том, что такое Альтиндор, с которого, в общем-то, и начались мои затянувшиеся приключения.

Дела-а-а...

А вечерами я занимал один из столиков в таверне "Сытый лесоруб" и, потягивая пиво или сфант, внимательно всматривался в каждого приходящего, пытаясь угадать: не Шторн ли это? К сожалению, я понятия не имел, как он выглядит. Не сохранилось ни одного его изображения, да и книжка, написанная неизвестным автором, не имела никаких картинок. Мой новый знакомый, на содействие которого я очень надеялся, тоже не объявлялся.

Может, он меня обманул?

Может быть. Захотелось парнишке показать свою значимость, вот и выдал историю про дружбу с легендой.

Время шло, деньги заканчивались. Мне удалось втюхать золотой на базаре. Торговец хоть и проверил его на зуб, но не удосужился развернуть. В противном случае он был бы очень удивлен, обнаружив на аверсе анфас незнакомого короля, который пока что ходил пешком под стол. С каждым новым днем я все больше терял надежду и уже не спешил в таверну, чтобы разочароваться в очередной раз.

В этот день я задержался за городом и добрался до "Лесоруба", когда солнце зависло над крышами домов Нижнего Асхонела. Посетителей в таверне в этот час всегда хватало, и мой столик оказался занят тремя мужчинами. Точнее, двумя мужчинами и подростком. Нет, это был не мой знакомый. Тот, что сидел за столом, выглядел гораздо крупнее, а голову украшала копна светлых курчавых волос. Лица его я не видел, так как он сидел ко мне спиной. Как и его сосед по лавке. Расположившийся напротив мужчина лет сорока так же был мне незнаком.

Продолжая разглядывать посетителей, я шел к лестнице, собираясь подняться в свою комнату — день был утомительным, хотелось лечь пораньше, — и не заметил, как налетел на человека, несшего три большие кружки с пивом. Напиток выплеснулся через край, намочив мне рукав.

— Куда ты прешь, как бык...

Я отряхивал пиво с рукава, но услышав знакомую фразу, замер и уставился на...

Нет, это был не мой знакомый мальчишка. Это была девчонка, точнее, девушка, миниатюрная как подросток, и в то же время облаченная в черные кожаные доспехи и с двумя короткими слегка изогнутыми, похожими на вакидзаси, мечами за спиной.

Е-мое! Да это же настоящая фангеэри!

Я о них слышал... в будущем. Это были представительницы воинственного племени, обитавшего в суровых условиях Кимских гор. Варголы столкнулись с ними лишь тогда, когда изгнали из прилегающих к горам районов кочевников Олфирских степей. В тот день пограничный отряд наткнулся на горстку всадниц, самоотверженно сражавшихся с превосходящими силами кочевников. Варголезцы пришли на помощь, и, как оказалось, спасли правительницу маленького, но гордого народа.

Фангеэри обитали высоко в горах, в отрезанной от остального мира живописной долине, на берегу маленького озера. С мужчинами им не повезло. Их и мужчинами-то можно было назвать с большим трудом. Слабые, беспомощные существа не от мира сего, не способные свернуть голову даже курице, зато ткавшие лучшие в этих краях ткани, ухаживавшие за пестрыми цветниками и сочинявшие сентиментальные вирши. Отдуваться за них приходилось женщинам. Они охотились, строили, правили. А как они воевали! Это были непревзойденные ратницы. Образ жизни заставлял их путешествовать по миру, поэтому даже в самых отдаленных от Варголеза государствах высоко ценили их боевые навыки.

К счастью — для фагнеэри — девочки у них рождались чаще, чем мальчики. Мать отдавала ребенка Нянькам, которые занимались их воспитанием, а сама снова отправлялась в странствия... и на поиски нового отца для будущего ребенка. Это должен был быть красивый, сильный, достойный мужчина. Некоторые фангеэри искали такого всю жизнь и не находили. Другие же, прежде чем состариться и стать очередной Нянькой, успевали родить пару-тройку будущих воительниц... или недоразумение, условно считавшееся мужчиной. Старший ребенок по традиции оставался в долине, чтобы охранять и кормить соплеменников. Остальные, достигнув шестнадцати и выдержав испытание, покидали селение, чтобы нести славу о фангеэри по миру и продолжать род...

После спасения правительницы фангеэри заключили торговый и военный союз с Варголезом. Бок о бок союзники сражались с кочевниками, с норонцами, а в мирное время фангеэри служили телохранителями у местной знати женского пола. В войне Мастеров они принимали самое непосредственное участие на стороне королевских войск, но были разбиты армией Шторна в последней битве за Сандору. С тех пор их больше не видели ни в Варголезе, ни где-то еще. Говорили, что уцелевшие фангеэри покинули родную долину и ушли куда-то на восток...

И вот передо мной стояла живая фангеэри — легенда, не уступающая по значимости пресловутому Шторну Ганеги. Она стояла, сердито сверлила меня взглядом, и я был искренне рад, что у нее заняты обе руки.

— А, это ты,— пробормотала она наконец.— Держи!— Она всучила мне две кружки и подтолкнула в спину.— Пойдем знакомится!

И тут до меня дошло!

— ЭТО ТЫ?!— глаза полезли на лоб.

Не узнал. Не уз-нал.

Будет богатой...

Это и был тот самый мальчишка, который обещал познакомить меня со Шторном!

Вот что делает с человеком кусок мыла и чистая вода!

Во время нашего мимолетного знакомства я толком не успел его... ее разглядеть. Да, в общем-то, и не стремился к этому. К тому же у него... у нее было чумазое лицо, скрытое широкополой шляпой...

Нет, точно она! Те же глаза, тот же голос. Да и фраза по быка, спешащего на... хм...

Она проигнорировала мое удивление и пошла вперед, указывая дорогу. Пошла к моему столику, за которым сидели двое мужчин и подросток.

— Вот, знакомьтесь,— сказала она, присаживаясь рядом с мужчиной, который даже за столом не расставался со своим посохом.— Кстати, тебя как зовут?

— Ильс,— представился я, поставив на стол кружки.

На меня уставились четыре пары глаз, да так, что стало неуютно.

— Ну и имечко,— хмыкнул подросток грубым баском.— Ну, садись, Ильс, будем знакомы. Меня зовут Арсиги.

Я уставился на мальчишку.

АРСИГИ?!

— Ирт-лях!— вырвалось у меня невольно.

— Во-о, свой человек!— ободрительно хлопнул меня по спине "малыш" и дернул за рукав, усаживая на лавку рядом с собой.

— Винеар,— кивнул головой его сосед слева.

Не может быть!

Впрочем, точно Винеар собственной персоной. Разве что моложе лет на тридцать.

А вот Арсиги почти не изменился, если так можно выразиться в отношении будущего к прошлому. Правда, не было в волосах серебряной проседи. А так — пацан пацаном, как и в будущем.

Винеар... Живой...

А ведь еще совсем недавно мы оплакивали его смерть.

Ну, а этот, значит...

— Шторн,— представился мужчина, сидевший напротив меня.

Честно сказать, именно таким я его себе и представлял. Он был похож на учителя, разве что держащего в руках вместо указки крепкий витой посох. И, вопреки утверждениям кувенов, не было в его облике ничего демонического. Внимательный теплый взгляд, картинные черты лица, мягкий вкрадчивый голос.

Ну, здравствуй, Шторн Ганеги!

Сбылась мечта идиота.

Кстати...

— А ты, значит, Аннисен?— решил уточнить я, обратившись к девушке.

— Откуда знаешь, как меня зовут?— удивилась девушка.

— В Варголезе многие знают Шторна Ганеги и его друзей,— выкрутился я.

Возникла неловкая пауза, во время которой все четверо продолжали разглядывать меня, как диковинную зверушку.

— Где ты его такого откопала?— поинтересовался Арсиги.

Такого — это какого?!

— На базаре,— хлебнув пива, ответила Аннисен.

— Наверняка, взяла по дешевке.— Арисиги был в своем репертуаре.

— Малыш, следи за языком,— рассудительно заметил Винеар, после чего обратился ко мне:— Не обижайтесь на нашего друга. Его разум и язык находятся в постоянном конфликте.

Хм... Я знаю.

— Он должен сильно постараться, чтобы обидеть меня словом,— ответил я.

— Лучше не настаивайте. Порой ему даже меня удается вывести из равновесия.

— Да, я такой,— кивнул коротышка.

— Угости нашего нового знакомого пивом,— попросил Винеар Арсиги.

— С какой такой радости?!— вспыхнул тот.

— Чтобы загладить свою вину.

— А я не чувствую себя виноватым!

— Ты уж мне поверь на слово. Со стороны виднее.

— Винеар прав,— вмешался в диалог Шторн.

Арсиги уставился на него с упреком, но точку поставила Аннисен:

— Давай, давай, шевели задом! И мне тоже кружечку прихвати.

Бормоча что-то под нос Арисиги, направился к стойке.

И снова за нашим столом воцарилась тишина.

— Судя по имени и акценту, вы не варголезец,— констатировал Винеар. Не думаю, то его на самом деле интересовало мое происхождение. Скорее всего, он пытался завести разговор, чтобы замять неловкость моего неожиданного появления в их компании.

Но выбранная им тема для меня была не самой удачной. Мне не хотелось ни лгать, ни откровенничать. Нужно было как-то выкручиваться.

— Вы правы. Я совсем недавно прибыл в Варголез,— ответил я осторожно.

— Могу я спросить — откуда? Я немного путешествовал по миру. Возможно, я бывал в ваших родных краях, и у нас найдется общая тема для разговора.

Черт...

Спас меня Арисиги, принесший три кружки пива. Поставив их на стол, он обернулся к стойке и демонстративно ткнул пальцем в Винеара.

— Что это было?— поинтересовался тот.

— Тебе придется расплатиться за пиво и вообще...— невозмутимо ответил коротышка.

— Это почему?— удивился Винеар.

— Потому что у меня сегодня нет денег.

— У тебя никогда не денег,— заметила Аннисен.

— А все потому, что, в отличие от вас, каждый келх мне приходится зарабатывать в поте лица.

— Не надорвись, бедненький,— буркнула Аннисен. Посмотрела на меня, добавила:— Большего бездельника не видел этот мир. С тех пор, как он к нам прибился, живет исключительно за наш счет.

— А ты сама? Что-то не припомню, чтобы ты гнула спину на поле. Наверняка, охмурила кого-нибудь бедолагу с золотым дубовым листом и тянешь из него все соки.

Аннисен резко подалась вперед и щелкнула Арсиги по лбу.

— Ирт-лях! Больно же!— зашипел коротышка.

— Больно будет, когда я оторву тебе... кое-что лишнее. Оно тебе все равно без надобности.

— Уверена? Может, проверим?

— Начинается...— тяжело вздохнул Винеар.

Эти двое стоили друг друга — пальца в рот не клади. Не хотелось бы мне стать объектом их сарказма. Я, конечно, человек терпеливый, но всему есть предел. Они цеплялись за малейшую возможность устроить бурю в стакане, и мне оставалось только удивляться, как они до сих пор не выцарапали друг другу глаза.

Остальные большую часть времени помалкивали. Винеар, забыв о своем вопросе, неторопливо потягивал пиво, и лишь иногда, когда спорщики распалялись больше приемлемого, пытался урезонить то одного, то другую. А Шторн и вовсе выглядел озабоченным и даже подавленным. К своему пиву он даже не притронулся. Почти все время молчал, сидел, уставившись в одну точку, и перебирал пальцами по посоху.

А я никак не мог решить, стоит ли мне вмешиваться в привычный ход истории. Чисто по-человечески следовало бы предупредить Ганеги о том, что ему угрожала опасность.

Сначала ему, а потом и всему Варголезу...

Имел ли я на это право? Еще неизвестно, как оно все обернется, если не случится то, что уже предрешено. Однозначно, мои откровения изменят будущее. Но станет ли оно лучше — вот в чем вопрос.

Времени на раздумья у меня было немного. Из разговора друзей я узнал, что уже завтра Шторн собирается покинуть Сандору, а значит, именно завтра ему суждено повстречаться с Риммером, который лишит Ганеги Дара. Дальше начнет расти снежный ком событий, которые приведут к Войне Мастеров. Чтобы вернуть Дар, Шторн решит отправиться на Гонготские болота, уничтожит Вечное Зло, доберется до Катлара и случайно сотрет этот город с лица земли. Узнав об этом, король прикажет арестовать Ганеги и поручит эту миссию Жарэду — командиру стражи Ории и лучшему другу Шторна. Сам Ганеги, обезумев от горя и отчаяния, направится на юг, собираясь покинуть Варголез. Но они встретятся где-то на границе Олфирских степей, и Жарэд убедит Ганеги подчиниться воле короля. В это время некто Саффус захватит жену и сына Шторна. О том, что случится с ними на самом деле — доподлинно неизвестно. Позже появятся слухи о том, что Саффус случайно убьет ребенка, а женщина, узнав об этом, бросится с башни на камни. Страшное известие настигнет Ганеги в Вархаре. Он уничтожит сопровождавший его отряд стражи Ории и отправится на поиски Саффуса...

Об этом я узнал из задушевных бесед с Винеаром, Феденором, а так же из книги, написанной неизвестным автором и подаренной мне букинистом. Официальная же версия, озвученная кувенами, будет выглядеть несколько иначе.

И всего этого не произойдет, если я предупрежу Шторна Ганеги, и он мне поверит...

Поверит ли?

Поверил бы я сам, оказавшись на его месте?

Не знаю...

К тому же у меня была еще одна причина, по которой я медлил.

Офаран. Тот самый, который спустя некоторое время окажется в руках Аведера Сафери. Это был единственный кристалл, о местонахождении которого мне было доподлинно известно и с помощью которого у меня был шанс вернуться в Центалу.

Шторн найдет его где-то среди Гонготских болот. Но для того, чтобы он туда попал, мне не следовало вмешиваться в привычный ход событий.

Поэтому приходилось выбирать: спасти Шторна и еще десятки тысяч ни в чем не повинных людей или оставить все, как есть, преследуя собственные меркантильные цели?

Выбор был лишь на первый взгляд очевиден. На самом деле все оказалось не так-то просто.

Продолжая взвешивать все "за" и "против", я присел на пиво, которое уже без постороннего понуждения и за счет Винеара поставлял кружку за кружкой раскрасневшийся Арсиги, и, как следствие, мне пришлось выйти во внутренний двор таверны к выгребной яме, чтобы избавиться от излишков жидкости и подышать свежим воздухом. Глядя на звездное небо, я сделал свой выбор. Черт с ним, с кристаллом. Нужно было спасать этот мир.

Уверен?

Нет.

А дальше-то что?

Там видно будет.

Но когда я вернулся в зал, Шторн уже покинул таверну, сославшись на то, что ему завтра рано вставать и попрощавшись со мной через Аннисен.

Судьба...

Шторн Ганеги был обеспокоен. Это заметили даже его друзья, но он решил уберечь их от подробностей и ни словом не обмолвился ни о встрече с Саффусом, ни о ссоре с принцессой Гинерой. Это было его личное дело. К тому же, ничего особенного. Вроде бы...

"Но что же так неспокойно-то?"

После столкновения с марченами, Шторн отправился в Прайю, чтобы встретиться с Жарэдом, но того не оказалось не только в Ории, но и в Сандоре.

"Жаль".

Больше ничто не удерживало Ганеги в столице. Разве что, следовало повидаться с друзьями, прежде чем исчезнуть на следующие полгода, и вечером он отправился в таверну "Сытый лесоруб".

Обычно, сидя за столом со своими старыми знакомыми, он отдыхал душой и телом. Но только не в этот день.

"Почему так тревожно?"

Угроз принцессы, какой бы влиятельной и вздорной она не была, Шторн не боялся. Вряд ли Сарэн решится на противостояние с одним из самых могущественных цанхи ради капризов своей взбалмошной сестры. Впрочем, после того, как Ганеги отказался присоединиться к Ории, король мог затаить обиду...

Нет, со стороны коронованных особ Шторн не чувствовал опасности.

"Саффус?"

От этого человека можно было ожидать любой подлости. Тем более, что он был слишком труслив, чтобы нанести открытый удар. Саффус всегда бил исподтишка...

"Нет, нет, нет... Не то! Что тогда?"

Какое-то необъяснимое чувство тревоги...

Может быть, оно как-то связано с появлением этого нового дружка Аннисен? Как его... Ильс? Странный какой-то тип. Подозрительный.

Как бы то ни было, Шторн решил покинуть Сандору. Из "Сытого лесоруба" он ушел пораньше, переночевал на постоялом дворе на рыночной площади.

Сон пошел на пользу. Вчерашние опасения и тревоги с утра утратили свою остроту и теперь казались надуманными. Но от желания отправиться в путь Шторн решил не отказываться. Сперва он собирался посетить Харийскую пустошь, но после всего случившегося ему захотелось вернуться домой...

"Вот Сенара удивится! Да и малыш будет рад".

Шторну стало грустно. Ребенок рос без отца, скучал, а он...

"Не пора ли остепениться?"

Этот вопрос Ганеги задавал самому себе не первый год. Иногда принимал решение и отправлялся к семье, собираясь провести с ними весь остаток жизни. Но уже через несколько дней его начинало тянуть в дорогу, и с этим он ничего не мог поделать.

"Вечный бродяга..."— говорила Сенара. Она с пониманием относилась к страсти Шторна. Тосковала, да, но тем горячее были их редкие встречи.

"Все, решено. Домой!"

Шторн покинул постоялый двор и направился через город к северным воротам...

"По пути стоит заглянуть в Вархар к Зане, отчитаться о посещении места упокоения Сайна".

Он шел по улицам Нижнего Асхонела в северном направлении. По пути заглянул в лавку торговца готовым платьем, купил новую рубаху — старая совсем износилась. А когда выходил на улицу, столкнулся с каким-то человеком, проходившим мимо лавки.

Прохожий оказался слепым. Налетев на Шторна, он потерял равновесие и растянулся на мостовой, шаря вокруг в поисках отлетевшего в сторону посоха.

Слепые, в память о Великом Страже, потерявшем зрение в борьбе с порождениями Центалы, пользовались в Варголезе особым почтением. Говорили, что у тех, кто обижал слепых, могли возникнуть серьезные проблемы на Перекрестке, властелином которого и был Великий Страж. В качестве наказания он мог отправить провинившегося в не самый лучший из миров, а то и сразу — в Центалу. Глядя на катающегося в пыли убогого и на растерянного Ганеги...

"Плохое предзнаменование..."

... прохожие строго качали головами.

Шторн поднял с брусчатки скрюченную палку слепого, помог ему самому подняться. Мужчина, лицо которого скрывал глубокий капюшон, встал на ноги, неожиданно пошатнулся и уперся рукой в грудь Ганеги.

У Шторна помутнело в глазах, защемило сердце, зазвенело в ушах. Его ноги подкосились, и он без чувств упал на мостовую, широко раскинув руки в стороны.

Слепой некоторое время стоял над телом, потом из-под капюшона донесся сдавленный смешок. Убогий переступил через бесчувственное тело цанхи и не спеша зашагал вниз по улице.

Глава 6

"Он просто чудо! Он самый лучший! Люблю его..."

Гинера лежала на широкой кровати, и, глядя на дремавшего рядом Димер-Шера, лучилась от счастья. Никогда прежде ей не было так хорошо, как в последние несколько дней. И не только потому, что ее новый избранник был непревзойденным любовником. О-о, да, он был настоящим мужчиной! Сильный и в то же время нежный, страстный, неутомимый, изобретательный... Но дело даже не в этом. Он во всем превосходил своих предшественников — никакого сравнения. Галантный кавалер, эрудированный собеседник, утонченный гурман, прекрасный фехтовальщик, у которого даже принцессе крови было незазорно взять пару уроков. И это все ОН. Димер-Шер. Она повторяла это имя, словно заклинание, наслаждаясь его звучанием. Она не сводила глаз со своего возлюбленного и готова была исполнить любую его прихоть. Впрочем, Димер-Шер был скромен в своих желаниях, и только в постели позволял неограниченную вольность.

Ресницы мужчины затрепетали, он открыл глаза, и их взгляды встретились.

— Доброе утро, любимый!— проворковала Гинера и, потянувшись, поцеловала Димер-Шера в губы.— Прошлой ночью ты был восхитителен. Как, впрочем, всегда.

— Все для тебя, моя принцесса,— улыбнулся он. Димер-Шер говорил по-варголезски с неподражаемым чарующим акцентом. Его пальцы убрали упавшую на глаза Гинеры челку, скользнули по щеке, прошлись по горлу, а потом ниже, ниже, ниже...

Когда она проснулась повторно, возлюбленного не было рядом. Встревоженно оглядев комнату, Гинера увидела Димер-Шера, стоящего перед обширной картой Варголеза, висевшей на стене. Он не удосужился даже накинуть на плечи халат. Подперев подбородок кулачками, принцесса заскользила взглядом по стройной фигуре.

"Идеальное тело, ни малейшего изъяна".

Перевернувшись на спину, она потянулась, скинула с себя одеяло. Встала с кровати. Мягко ступая на носочках по прохладному полу, она подошла к окну раздвинула плотные занавеси. Время в Сандоре перевалило за полдень. Солнце висело над городом, заливая раскинувшийся перед домом Королевский парк ослепительно-ярким светом. Особняк, в котором они провели безвылазно несколько дней — теперь уже трудно было вспомнить, сколько именно, — безраздельно принадлежал принцессе Гинере. Дом Утех — как она его называла. Гинера водила сюда своих кавалеров — не во дворце же с ними встречаться? Впрочем, вспоминая всех тех избранников, которым посчастливилось побывать в этом доме, принцесса брезгливо морщилась. На фоне Димер-Шера они выглядели довольно блекло.

Ее возлюбленный увлеченно разглядывал карту. Тихо подкравшись сзади, Гинера обняла его за плечи, прижалась обнаженной грудью к его спине, подтянувшись, поцеловала мужчину в шею.

— Пообедаем? Я сильно проголодалась,— сказала она, рисуя пальчиком на мужской груди замысловатый узор.

— Да, конечно.

Она нехотя отстранилась от Димер-Шера, но он удержал ее за руку и, ткнув в карту пальцем, спросил:

— Что здесь?

— Харийская пустошь, унылое местечко... Почему ты спрашиваешь?

— Мне нужно туда попасть,— решительно заявил мужчина.

— Зачем?— удивилась Гинера. Она бывала там пару раз — ничего интересного.

— Мне нужно,— с нажимом повторил Димер-Шер.— И чем раньше, тем лучше.

— Как скажешь,— пожала плечами Гинера разочарованно. Она вошла во вкус любовных утех и не собиралась покидать уютное гнездышко на улице Возрождения еще, по крайней мере, одну декаду.

— Сколько времени понадобится на то, чтобы зарядить кристалл?

"Достаточно одного дня",— хотела было сказать принцесса, но вовремя осеклась.

— Думаю, дня два.

— Хорошо, я подожду.

Пользуясь тем, что Димер-Шер не видит ее лица, Гинера улыбнулась. Два дня. Целых два дня наедине с любимым человеком.

Обернувшись, мужчина скользнул взглядом по соблазнительному телу принцессы, прижал ее к себе, провел рукой по спине, опустившись ниже поясницы.

— Ты что-то говорила о еде?— спросил он и впился в ее губы.

Почувствовав, как закружилась голова, принцесса застонала и слабеющим голосом ответила:

— Обед может подождать...

Видит Бог, я хотел помочь Шторну Ганеги. Жаль, что это решение пришло слишком поздно. Что это — простое стечение обстоятельств или судьба, изменить которую дано лишь избранным? Не знаю...

Я все еще надеялся повлиять на ход событий, спросил у друзей Шторна, где его можно найти?

— Зачем?— поинтересовалась Аннисен.

— Мне обязательно нужно с ним поговорить.

— Что ж не говорил, когда он сидел напротив тебя? Странный ты...

Странный...

Как ей объяснить мою нерешительность, не вдаваясь при этом в подробности?

Так или иначе, но Шторн ушел. О том, где он остановился на ночь, никто не знал. Это могла быть одна из таверн Нижнего Асхонела, каковых в торговом квартале был не один десяток. Все до единой мне не обойти и до утра. А утром с Ганеги случится... то, что должно случиться.

Жаль...

На следующий день я проснулся в скверном настроении, все больше осознавая, что я допустил непростительную ошибку.

Я мог спасти ЕГО, я мог изменить мрачное будущее этого мира. Но мои сомнения привели к тому, что истории суждено развиваться в привычном русле. Полистав книгу с биографией Шторна, я нашел нужный отрывок:

"...На следующий день Шторн снова появился в таверне "Сытый лесоруб". Неожиданно для друзей, так как они полагали, что он уже покинул Сандору..."

Что ж, мне предстояла новая встреча с легендой, и я уже знал, что она будет безрадостной.

В книге не было указано, когда именно Шторн Ганеги появится в "Сытом лесорубе", и мне пришлось торчать в таверне весь день. Ближе к вечеру я знал наверняка, что самое страшное уже произошло. Воображение рисовало разбитого горем цанхи, неприкаянно бродящего по шумным улицам большого города. Рано или поздно ноги сами приведут его в таверну, где каждый вечер собирались его друзья.

И я терпеливо ждал.

Первым появился Арсиги. Он был хмур. Я решил было, что ему уже все известно. Но нет, он страдал от похмелья и первым делом заказал себе две кружки пива, за которые на этот раз и в отсутствие друзей, расплачивался сам. Усевшись напротив меня, он залпом опустошил первую кружку, ожил и не спеша принялся за вторую.

Мы пока еще слишком плохо знали друг друга, поэтому разговор между нами не клеился. Зато когда появился Винеар, у коротышки открылось второе дыхание. Я и прежде не был поклонником его шуток на грани фола, а сегодня они и вовсе казались мне неуместными. Винеар, словно предчувствуя надвигавшуюся беду, тоже не был расположен к своеобразному юмору своего давнего друга, поэтому на очередной выпад со стороны коротышки сказал коротко:

— Заткнись, Малыш.

И тот, удивив меня, на самом деле заткнулся, предавшись всеобщему унынию.

Последней, уже на закате, появилась Аннисен. Судя по всему, ее день так же не удался. А может, она просто устала.

Так или иначе, за нашим столом не было вчерашнего веселья. Сидели молча, словно чего-то ждали. Я-то знал — чего именно. А вот почему эти трое были так напряжены — непонятно.

Предчувствие...

С грохотом распахнулась входная дверь, и в зал ввалился Шторн Ганеги. Скользнув мутным взором по лицам посетителей, он оттолкнулся от стены и, шатаясь из стороны в сторону, направился к нашему столу. Сначала мне показалось, что он ранен. И лишь когда Шторн плюхнулся на лавку рядом со мной и дыхнул густым перегаром, я понял:

Да, он же пьян в зюзю!

— Шторн?— удивленно спросил Винеар.

— Шторн?— эхом ответил Ганеги.— Нет его больше.

Он небрежно схватил мою кружку с недопитым пивом, в несколько глотков осушил деревянную посудину, причем часть пива растеклась по подбородку, и с грохотом поставил кружку на стол.

— Умер Шторн Ганеги, — хрипло проговорил он, утерев рукавом мокрую бороду.— Умер в тот момент, когда лишился своего Дара.

— Шторн...— начала было Аннисен, но Ганеги изо всей силы ударил кулаком по столу. Подпрыгнули кружки и миски, расплескалось пиво, на пол упал скатившийся с лавки посох.

Арсиги наклонился, понял его и протянул Шторну.

— Ты разве не слышал, что я только что сказал?— спросил он коротышку.— У меня нет больше Дара!

И он изо всех сил запустил посох в стену...

Как известно, способности цанхи могут быть приобретенными и врожденными. Большинство Мастеров получало их посредством тех или иных предметов — дароносиц — обычных на первый взгляд и бесполезных в руках постороннего. Отними такие предметы у цанхи — и тот лишится своих способностей. Поэтому дароносицы первые Мастера хранили как зеницу ока. Некоторые, впрочем, обзаведясь надежной охраной, выставляли их напоказ, чтобы, значит, люди сразу видели, кто перед ними стоит. Другие же надежно прятали дароносицы и пользовались ими лишь в исключительных случаях.

Позже стало известно, что для получения способностей цанхи было достаточно даже малой части дароносицы. И этому свойству тут же нашлось практическое применение. Маленькие кусочки дароносиц обрамлялись золотом, превращаясь в перстни, кулоны, ожерелья, амулеты, браслеты, становились частью одежды, доспехов, оружия. Широкое применение получили всевозможные жезлы и посохи.

Посох Шторна сам по себе являлся довольно уникальным предметом. Он был изготовлен в Сагарэте из железного дерева, срубленного в самом сердце кухальских джунглей, не уступавшего в прочности каленой стали. По просьбе Ганеги мастер вкрапил в посох частички тридцати двух дароносиц. Перебирая пальцами по древку, Шторн в любой момент мог воспользоваться одной из трех десятков своих способностей...

— Не может быть,— глухо прошептал Винеар. Уж он-то, сам будучи цанхи, прекрасно понимал, что значит лишиться Дара. Особенно, если речь шла о Великом Мастере.

— Может, мой друг, может,— кивнул Шторн.— Помнишь Яриса? Яриса-счастливчика? А Годлоба Лори? Фируса-развратника? Майри? Все они в свое время лишились Дара. Ярис — богатый мот и кутила, не проигравший ни одного пари, после этого стал нищим и теперь клянчит милостыню у Южных ворот. Майри сошел с ума. Фирус покончил с собой... Теперь настал мой черед.

— Как...— спросил Винеар, но его голос предательски сорвался.— Как такое могло произойти?

Не знаю.... Не помню... Хотя... Слепой... Я повстречал слепого... Потом — провал...

— Слепой?— нахмурился Винеар.— Опять слепой.

— Ты о чем?— спросил его Шторн.

— Майри тоже упоминал слепого, после того, как лишился Дара. Говорят, как он шел по улице и кричал о том, что сам Великий Страж вернулся в наш мир, чтобы покарать его за все прегрешения. Но ему никто не поверил, посчитав безумцем.

— Он и есть безумец!— фыркнул Ганеги.— Пф! Великий Страж... Ха!

— Так это или нет, но во всех своих бедах он винил именно слепого. А теперь и ты...

— Его зовут Риммер.

Эти слова вырвались у меня помимо воли. Наверное, мне не следовало вмешиваться в это дело и еще больше усугублять и без того запутанную ситуацию. Я отдавал себе отчет в том, что любое вмешательство в привычный ход событий может повернуть русло истории в непредсказуемом направлении. С другой стороны... мне было жаль Шторна Ганеги.

— Что ты сказал?— переспросил меня бывший Великий Мастер.

— Я говорю, что этого человека зовут Риммер Квесси,— повторил я.— Он не слепой, только притворяется.

— Откуда тебе это известно?— поинтересовался Винеар.

Мне не хотелось вдаваться в подробности, поэтому, я ответил коротко:

— Я знаю.

— Риммер Квесси?— задумался Шторн.— Нет, не знаю такого. А ты?— обратился он к Винеару.

— Нет.

Арсиги и Аннисен тоже покачали головами.

— В таком случае, может быть тебе известно, зачем он это сделал?— прозвучал новый вопрос Винеара.

Но прежде чем я успел что-либо ответить, голос подал Шторн Ганеги:

— Саффус. Его послал Саффус.

— Твой друг?— удивился Винеар.

— Мой враг,— поправил его Шторн. И добавил: — Я найду их и порву на части. Обоих.

— Я понимаю тебя, мой друг, но... Боюсь, теперь тебе непросто будет справиться с Саффусом,— нехотя произнес Винеар.

— Я верну себе Силу,— решительно заявил Шторн Ганеги.— И тогда...

— Ты... Есть только один способ обрести Дар...— начал было Винеар.

— Да, Источник!

— Я слышал о нем, но не знаю ни одного человека, который бы его нашел.

— Один из них сидит перед тобой,— ответил Шторн.— Давным-давно, когда я был еще пацаном сопливым, мы нашли такой Источник и получили из него свою Силу.

— Мы?

— Да. Нас было трое: я, Жарэд и... Саффус. Этот Источник находится в пимперианских руинах, расположенных в предгорье Пенара. Мы случайно наткнулись на вход в подземелье, сразу после памятного землетрясения...

— Ты видел Источник?— оживился Винеар.— Какой он?

— Не знаю. Я ничего не помню о том дне.

— Ты никогда об этом не рассказывал.

— Только потому, что рассказывать нечего.

— Понятно... Значит, ты собираешься вернуться туда снова?— спросил Винеар.

— К сожалению, это невозможно. Вход в подземелье исчез сразу же после того, как мы его покинули. Словно и не было ничего. Но совсем недавно я узнал о еще одном Источнике. И я обязательно доберусь до него — чего бы мне это не стоило.

— Если тебе нужна моя помощь...

— Спасибо, друг мой, но в этом деле ты мне не помощник. Уж слишком опасная это затея. Потому что Источник этот находится в самом сердце Гонготских болот.

— Ты хочешь в одиночку отправиться на Гонготские болота?— выпучил глаза Винеар.— После того, как лишился Дара?! Нет, Шторн, это сущее безумие, это же верная смерть.

— Пусть так, но я решил.

— Шторн...— Винеар опустил ладонь на руку Ганеги.— Послушай меня. Ты же знаешь: я плохого не посоветую. Не нужно ходить на Гонготские болота. Помнишь Сайна? А ведь он немногим уступал тебе в силе. Тебе... прежнему. Его смерть была предостережением всем тем, кто решит бросить вызов Вечному Злу... Не ходи на болота.

— Я уже решил,— повторил Шторн.— И никому не удастся меня отговорить.

— Не думаешь о себе — подумай о Сенаре, о сыне. Ты нужен им. Живой. Да, ты потерял Дар, но ведь жизнь на этом не закончилась.

— Винеар прав,— попыталась урезонить бывшего цанхи Аннисен.— Ты не должен...

— Вы напрасно тратите время!— Ганеги решительно поднялся с лавки.

История развивалась по известному мне сценарию. Но в моих силах было изменить ход событий. Чтобы вернуть Дар, Шторну Ганеги не обязательно было тащиться на Гонготские болота. Источник находился совсем рядом, буквально под ногами. И благодаря наводке некоего Гвана, попасть в сандорское подземелье теперь было гораздо проще, чем мне в свое время. Достаточно было спуститься в колодец — и вот он, Источник. Однако в этом случае я останусь без офарана, который находится где-то среди болот. Самому мне до него точно не добраться. Люди, хищники, чудовища — да. Но против духов я был бессилен.

Разве что...

А что, если я помогу Шторну, а он в ответ поможет мне отыскать на болотах кристалл?

— Шторн...— Я открыл было рот, чтобы в очередной раз вмешаться в привычный ход событий.

— Оставьте меня в покое!!!— крикнул Ганеги.

Твердым шагом он направился к выходу, но уже у двери спохватился и вернулся... чтобы забрать свой бесполезный посох. Окинув нас взглядом, он тихо сказал:

— Прощайте...

...и покинул таверну.

Что ж, возможно, оно и к лучшему. Пусть все идет своим чередом.

Ничто более не задерживало Шторна Ганеги в Сандоре. Этот город душил его, отнимал последние силы, сводил с ума...

"Прочь отсюда, прочь!"

Позади осталась бессонная ночь, проведенная в бессмысленном блуждании по грязным тесным улицам. Шторну хотелось бежать из города, вырваться на простор, вдохнуть воздух свободы полной грудью. Но пришлось дожидаться рассвета. И едва взошло солнце и распахнулись городские ворота, он оставил позади гнетущие каменные стены и быстро зашагал на берег Орика, к парому.

Денег едва хватило, чтобы расплатиться за переправу, но этот факт ничуть не удручал Шторна.

"Не впервой".

В походном мешке была крупа, соль, специи, сухари, немного подсохшей колбасы. Вполне достаточно на первое время. Шторн Ганеги и прежде не любил загадывать. А теперь, после того, что с ним случилось,— и подавно. Главное, добраться до Гонготских болот, а потом...

"Будет ли оно — это "потом"?

Ему понадобилось три дня, чтобы добраться до Аскона. Прошедшее время пошло на пользу. Он успокоился и снова мог рассуждать трезво и плодотворно. И, как ни странно, уверенность в правильности принятого решения только окрепла.

В отличие от Сандоры, Аскон нравился Шторну своей провинциальностью и старым укладом жизни. Несмотря на то, что город населяли в основном выходцы с левобережья, это были совсем другие люди, нежели обитатели столицы. Спокойные, рассудительные, несуетливые, простодушные. То ли местные жители на них так влияли, то ли сам Кудом излечивал от корысти, пустословия, непомерной жадности и человеконенавистничества.

Однако в этот раз Шторн решил не заходить в Аскон. Денег все равно не было, а время утекало безвозвратно. Поэтому, не доходя немного до города, он покинул Проберский тракт и свернул на северо-запад, собираясь срезать угол, чтобы к полудню выбраться на тракт Далирский.

Кудомский лес был особенным. И дело даже не в том, что за каждым кустом могла подстерегать опасность, связанная с относительной близостью Гонготских болот и обитавшего там Вечного Зла. Иногда Шторну казалось, что этот лес — живое существо — древнее и потому безмерно мудрое. Он дышал, слышал, чувствовал, знал. И ощутимо влиял на состояние как местных жителей, так и людей, по воле случая оказавшихся в этих местах. Он был строг и в то же время справедлив, карал и одаривал каждого по делам его. Коренные жители до сих пор поклонялись лесу в своих священных рощах. И, говорят, он никогда не оставался глух к их проблемам и просьбам.

Путь через лес был извилист и тернист. Шторн лавировал, обходя заросли и завалы, продираясь сквозь дебри. Густые древесные кроны то и дело смыкались над его головой, и тогда становилось сумрачно и сыро. Зато лесные полянки радовали глаз пестрым многоцветием и теплом пригревавшего их светила.

На одной из таких полянок он остановился, чтобы перекусить. На свет появились остатки запаса — корочка хлеба и колбасный хвостик. Шторн присоединил к скромному обеду пучок дикого лука и несколько листков щавеля, собранных здесь же, на поляне. Макая зелень в мешочек с солью, он сидел на пригорке и застывшим взглядом наблюдал за карабкавшимся по цветочному стеблю жуком.

Позади затрещали сухие ветки, послышался чей-то короткий шепот, после чего снова стало тихо.

— Ну, чего притаились?— нарочито громко спросил Шторн, продолжая жевать сухую корку.— Выходите уж!

Снова затрещал валежник, и на поляну вышли двое.

— Я заметил вас еще два дня назад. Плохие из вас лазутчики.

— А мы и не таились,— обиженно ответил Арсиги.

— Ну, конечно,— буркнул Шторн.— Я же просил вас оставить меня в покое. Зачем вы меня преследуете?

— С чего ты взял?— удивленно вскинул брови коротышка.— Ты сам по себе, мы сами по себе. Вот, решили прогуляться по Далирскому тракту. А тут ты сидишь...

— Обычно ты врешь гораздо искуснее. Попробуй еще раз.

— Если ты думал, что мы отпустим тебя одного на Гонготские болота, то ты ошибся,— упрекнула его Аннисен.

— По крайней мере, я на это надеялся.

— Шторн, мы ведь друзья!

— Вот именно! И я не хочу, чтобы вы погибли из-за меня.

— А мы и не собираемся умирать,— заявил Арсиги.— Лично я вообще намереваюсь жить долго и счастливо.

— Человеку с далеко идущими планами нечего делать на Гонготских болотах.

— Это уже мне решать,— огрызнулся коротышка.

— А остальные где? Я имею ввиду Винеара и этого... твоего нового знакомого?— спросил Шторн девушку.

— Они остались у дороги, стерегут коней. Животные отказались лезть в эти дебри,— ответила Аннисен.

— Животные мудрее людей... Ладно вы двое: юность и безрассудство. Но Винеар! Он-то должен понимать, что прогулка на болота ни к чему хорошему не приведет. А еще втянули в это чужеземца. Ему-то зачем это надо?

— Спроси у него сам,— пожала плечами девушка.

— Обязательно спрошу.

Шторн стряхнул с колен крошки, завязал опустевший мешок и поднялся с пригорка.

— Как я понимаю, вы не намерены отступать?

Оба отрицательно закачали головами.

— Так я и думал... Ладно, ведите меня к Винеару. Мне очень хочется сказать ему пару ласковых слов.

Когда друзья отвернулись, Шторн тепло улыбнулся:

"Как хорошо, когда есть такие преданные друзья".

Глава 7

Конный отряд, возглавляемый принцессой Гинерой, двигался по лесостепи на юго-восток. Вчера позади осталось благословенное озеро Бронт, а сегодня, поднявшись на холм, можно уже было заметить признаки приближения к Харийской пустоши.

Димер-Шер все же настоял на том, чтобы незамедлительно отправиться в путь, хотя принцессе, наверное, впервые в жизни, захотелось почувствовать себя простой хранительницей домашнего очага. Зачем куда-то мчаться, спешить? Все то, к чему Гинера стремилась, она достигла. Последнее "приобретение" ехало с ней рядом и напряженно всматривалось вдаль, немного огорчая принцессу своим невниманием к возлюбленной. Зачем опять трястись в седле и ночевать под открытым небом, когда в Сандоре, в уютном доме на улице Возрождения, была широкая кровать — такая удобная для незабываемых любовных утех?

Но ее мужчина принял решение — и она не смела перечить. Правда, Димер-Шер так и не обмолвился о том, что ему нужно было в Харийской пустоши? Понятно, что не ради праздного любопытства. Тем более, если он попросил зарядить кристалл офаран. А значит, принцессу ожидало новое приключение. Мысли об этом горячили кровь. А тот факт, что рядом находился любимый человек, заставляло забыть обо всем на свете.

"С ним — хоть на край Великого моря".

Путешествуя по Варголезу, принцесса не обременяла себя титульными регалиями, считая это лишней обузой. Она странствовала налегке в окружении людей, не раз доказавших свою доблесть и преданность... Правда, во время последнего инцидента они показали себя не в лучшем виде, но на то были свои причины. Штор Ганеги — Великий Мастер, тягаться с которым в силе мог далеко не каждый. С такими как он предпочитали не связываться. Но даже он был обязан смирить гордыню и признать верховенство принцессы крови. Так нет — наглец позволил себе насмехаться над ней — вторым по могуществу человеком в королевстве!

За что и поплатился... если верить Саффусу.

А этот прохвост лгать принцессе не станет. Он слишком труслив — даром, что Великий Мастер.

"Уж лучше бы на его месте в свое время оказался Шторн Ганеги,— подумала Гинера.— И как мужчина, говорят,— ничего, и нравом — не чета слизняку Саффусу, который и горазд только что крестьян распугивать".

Но жизнь распорядилась иначе. Саффус нынче выполнял ее поручения, а Шторн...

О-о, бессердечный Саффус... Гинеру устроила бы голова Великого Мастера. Но Саффус превзошел себя в жестокости. Он лишил Ганеги Дара. Не сам, конечно, но сути дела это не меняет. Вроде бы сущая безделица, пустячок... Это для простого смертного. Но для цанхи, для Великого Мастера нет хуже наказания, чем стать таким же как все.

"До такого даже я бы не додумалась".

В эту поездку принцессу сопровождало больше народу, чем обычно. И дорога дальняя, и место, куда они направлялись — не самое безопасное в Варголезе. Не Гонготские болта, конечно, но в Харийской пустоши тоже немало народу сложило свои головы. Случайные прохожие, скорды, искатели приключений, вооруженные до зубов отряды, время от времени посылаемые неразумными и честолюбивыми правителями — многие сгинули там бесславно. Иным же везло больше. Многие знакомые принцессы побывали в Харийской пустоши и вернулись. С пустыми руками, правда, но живыми и здоровыми. Да что уж там — сама Гинера бывала там дважды! Первый раз, чтобы доказать самой себе, что слеплена она не из жидкого теста. Зашла одна, на самый краешек Пустоши...

Было страшно, что уж там говорить. Дурное это место. Вроде бы и нет никого живого поблизости, и опасности никакой не заметно, а все равно страшно. В тот раз ее охватила настоящая паника, сердце едва не выскочило из груди, ноги стали ватными непослушными — еле ушла оттуда.

Во второй раз принцесса явилась туда с охраной и бывалыми скордами. Вглубь Пустоши решились идти не все. Даже прославленные воины пошли на попятную. Они не страшились ничего на свете — ни вражеских орд, ни звона мечей, ни злокозненных духов... А тут испугались, уперлись — хоть головы руби за неповиновение! Нет, она их пощадила, не стала наказывать,— правда, потом, по возвращении, заменила большей частью на фангеэри, — потому как сама тряслась от страха, стоило переступить невидимую границу Пустоши. Но у не хватило МУЖЕСТВА перебороть свой страх. А с колеблющимися пошла на маленькую хитрость: напоила их вином. А пьяному скорду — Великое море по колено. До центра Пустоши они все же не добрались: даже издалека было видно, что нет там ничего — только скала какая-то причудливая, изогнутая дугой, да два чучела каменных по краям.

Гинера оповестила об этом Димер-Шера, но он сказал, как отрезал:

— Собирайся в дорогу...

С собой принцесса взяла лучших из лучших: десяток гвардейцев и шесть фангеэри. Да пару слуг при оружии. Не для себя. Сама она привыкла довольствоваться малым, но еще не окончательно окрепший Димер-Шер нуждался в более чутком обхождении.

И вот она, Харийская пустошь.

Ее окрестности были видны с холма, на который въехала разношерстная кавалькада. С северной стороны холма еще росли нормальные деревья, а у южного подножия уже стояли корявые, низкорослые уродцы, ветви которых покрывали редкие крошечные листочки. Трава появлялась здесь только в начале лета, вырастала на ладонь, желтела, опадала и лежала так до наступления холодов, пока ее не добивали окончательно первые морозы. Уже в окрестностях Пустоши исчезала всякая живность: ни жуков, ни мышей, ни, тем более, крупной дичи здесь не водилось. Уныло, блекло, пусто.

Димер-Шер первым пришпорил коня и спустился с холма. Вскоре к нему присоединилась Гинера и остальные.

Дорог в этих местах никогда не было. Торговые караваны, одинокие путники, кочевники с юга, часто устраивавшие набеги на земли Варголеза, или отряды приграничной стражи, патрулировавшие лесостепь — все старались обходить Пустошь стороной. Те, кто стремился попасть на юг, шли двумя путями: либо через Бронт, до Ингера и Заголера, а потом на юго-восток, минуя Кимские горы, либо через Далир, Вархар и Ликру — если следовало попасть в прибрежные государства или в Сагарет. Но на такое путешествие решались не все — слишком уж опасно. Кочевники из Олфирских степей, даже заключая договоры о дружбе, охотно грабили как купцов, так и одиночек. Их существование и агрессивность с одной стороны способствовали частичной изоляции Варголеза от остального мира. В этом отношении мудрой политикой последних королей считалось развитие торгового флота. В эту затею было вложено немало средств, но в последние годы доходы начали превышать затраты. С другой же стороны кочевники, сама степь, да и далекая пустыня Нуг столетиями оберегали Варголез от превосходящих по силе внешних врагов. А с кочевниками, норонцами и дикими горцами Пенара варголезцы справлялись собственными силами.

Отряд двигался шагом, молча наблюдая за тем, как быстро и бесповоротно меняется местность. Травы, даже желтой и жухлой, становилось все меньше, все чаще она росла отдельными островками посреди бескрайних просторов безжизненной потрескавшейся почвы. Холмы, утратившие травяной покров, превращались в бесформенные кучи желтоватой земли и песка с постоянно осыпавшимися краями. Дожди размывали почву до каменистого основания, способствуя появлению глубоких оврагов, сливавшихся воедино и представлявших собой настоящий лабиринт выбраться из которого было довольно затруднительно.

— Далеко еще до центра Пустоши?— спросил Димер-Шер, остановив коня перед входом в лабиринт.

— К вечеру доберемся,— ответила Гинера.— Устал? Проголодался?

— Да, не мешало бы сделать привал,— признался Димер-Шер.

Он довольно быстро оклемался после столетий, проведенных в "спячке". Ходить пешком было еще тяжело, но в седле он держался уверенно. Однако даже ему время от времени был необходим отдых.

— Можем остановиться здесь,— предложила принцесса.— А если потерпишь немного, впереди будет заброшенная деревня — там и передохнем.

Когда-то на территории, по которой двигался отряд, жили люди. Но Пустошь продолжала медленно расширяться во все стороны, проглатывая селения — одно за другим. Чаще всего происходило это на протяжении нескольких поколений, и люди сами покидали дома, оказавшиеся на границе безжизненной земли. Но бывало и иначе. Ходили слухи о деревнях, внезапно настигнутых расширяющейся Пустошью. Еще вчера она была за косогором, а сегодня — гляди ж ты! — накрыла селение...

А люди?

Их больше никто не видел.

— Я потерплю,— решительно сказал Димер-Шер, и отряд втянулся в лабиринт слившихся воедино оврагов...

Заброшенная деревня стояла на дне оврага. Вернее, ее небольшая часть. Несколько строений — полностью разрушенных и почерневших — еще торчали на холмах. Но то, что оказалось внизу, как это ни странно, сохранилось в гораздо лучшем состоянии. Не все, конечно. Местами приходилось объезжать раскатанные по бревнам избы, частично исчезнувшие под наносами земли и песка, поросшие чахлым кустарником и жидкой травой. Но пара домов имела свой первозданный вид, будто их бережно перенесли на дно неведомые силы. Впрочем, сразу бросалось в глаза, что дома эти необитаемы: двери сорваны, оконные рамы выбиты, крыши давно прохудились и частично обрушились. Но собственно срубы по-прежнему представляли собой идеальной формы прямоугольники без единой щели между бревнами.

Заходить в дома не стали — нет там ничего, да и пахнет дурно. Обедали под открытым небом. Хоть и хмурилось с самого полудня, но дождя раньше ночи не ждали. Расположились — кто где смог: одни расстелили коврики и уселись прямо на землю, другие воспользовались бревнами, в которых здесь не было недостатка.

Димер-Шер знал толк в еде. Появившись в доме Гинеры, он первым делом прогнал с кухни кухарку, едва отведав ее стряпню. Лично принцессе всегда нравилось, как она готовит. Но то, что приготовил на их первый совместный обед сам Димер-Шер, заставило Гинеру признать правоту возлюбленного. У него был своеобразный вкус и талант смешивать компоненты, которые, на первый взгляд, совершенно не сочетались. Причем он ревниво хранил в тайне рецепты блюд и во время таинства приготовления пищи прогонял с кухни даже Ее Высочество. И лишь за столом, во время приема пищи он слегка приоткрывал завесу тайны, перечисляя продукты и специи, пошедшие на изготовление того или иного лакомства.

— Главный секрет не в том, из чего ты готовишь пищу, а в том, как ты это делаешь,— говорил он.

Возможно, он был прав, потому что даже обычное жаркое, приготовленное его руками, имело неповторимый вкус.

За несколько дней, проведенных вместе, принцесса многое узнала о возлюбленном, несмотря на то, что он неохотно рассказывал о себе. Гинера разбиралась в людях и умела наблюдать. И в конце концов, она пришла к вводу, что Димер-Шер... он разный, всегда новый и по-прежнему таинственный.

"Такой человек просто не может надоесть!"

Вот и сейчас, зная толк в изысканной пище, Димер-Шер тем не менее, удовольствием ел холодную жареную курятину, приобретенную на постоялом дворе в Бронте, разрывая ее на части руками — точно так же, как это делали сидевшие в стороне гвардейцы. Возможно, будь на его месте кто-нибудь другой, принцесса непременно упрекнула бы этого человека в том, что для этой цели есть нож. Кого угодно, только не Димер-Шера. Потому что он, даже снисходя до положения простого смертного, вел себя с достоинством, присущим исключительно венценосным особам.

Сама принцесса скоромно отщипывала от разломанной курицы кусочки мяса, макала их в соль, не спеша пережевывала и не сводила глаз с любимого человека.

А он смотрел куда-то в сторону. И потому первым заметил мальчишку, неожиданно появившегося на вершине холма. Только что он беззаботно шагал по приграничью Пустоши, размахивая прикрытым платком лукошком, и что-то весело насвистывал. Но увидев незнакомцев, расположившихся на привал не в самом подходящем и посещаемом месте, резко остановился, замолчал, напрягся.

— Что здесь делает ребенок?— спросил Димер-Шер, не сводя с него глаз.

— Ребенок?— удивилась принцесса, проследила за взглядом пимперианца и тоже заметила мальчика лет десяти.

И ни она одна. Увидел его и один из гвардейцев, громко свистнул, заставив ребенка вздрогнуть. Напуганный мальчишка подхватил лукошко обеими руками, побежал по вершине холма в противоположную сторону, споткнулся и упал. Содержимое корзинки рассыпалось, крупные грибы с белыми шляпками покатились по склону. Мальчика не стал собирать утрату, вскочил на ноги и припустил дальше по холму, сопровождаемый издевательским смехом гвардейца.

— Наверное, он из деревни, которая расположена к востоку отсюда,— ответила принцесса.

— Разве здесь все еще живут люди?— удивился Димер-Шер.

— Одна деревня и осталась. Я была там в позапрошлом году. Так, не деревня — одно название. Десяток домов, три старика и две курицы. Я их спросила, почему они не переберутся в более подходящее и безопасное место? Они сказали что, здесь жили их предки, и они хотят умереть в этой деревне... Дикий народ.

— Может быть...— неопределенно пробормотал Димер-Шер...

Мягко давя на рубанок, дед Репей не спеша снимал стружку с зажатой в тисках доски. Вчера вечером треснула прогнившая половица, так что он впотьмах едва не сломал ногу. Давно уже нужно было перестлать весь пол, да силы уже не те — стар был дед Репей. А просить кого — гордость не позволяла. Это дома он мог позволить себе расслабиться так, что колесом сгибалась костлявая спина с выпиравшими лопатками, кряхтя и морщась, лечь на твердую лавку, чтобы утихла боль в искривленном позвоночнике, повздыхать, вспоминая прошедшую безвозвратно молодость. Но выходя из дома, он всегда был подтянут, собран и строг, даже если никто посторонний его не видел.

А все потому, что он был Защитником. Одним из последних — совсем уж мало их осталось. Впрочем, и в прежние времена их было немного. Не каждый мог стать Защитником, да и желающих стоило еще поискать. И то верно — кому захочется провести всю свою жизнь на границе проклятой странниками Харийской пустоши, подчиняясь устаревшим законам и преследуя непонятные ныне цели?

Истину знали первые Защитники, появившиеся в этих краях еще в незапамятные времена, как только отгремела самая страшная война, какую не знали эти земли ни до, ни после нее. Когда по территории, именуемой ныне Варголезом, бродили кровожадные чудовища да злокозненные духи, неисчислимой ордой хлынувшие на некогда заповедные земли из далекой, и в то же время такой близкой Центалы. Когда сгинули могущественные Владыки, именуемые с недавних пор пимперианцами, а уцелевшие туземцы, оставшиеся без учителей и покровителей, разбежались кто куда, не в силах самостоятельно справиться с расползшейся от моря Дитернгаар и до Горгельских лесов, от Пенарских гор и до Олфирских степей нечистью.

Они знали все, потому как были последними из Владык. Большая часть их соплеменников погибла в пламени безумной войны. Кому посчастливилось — ушли. Куда? Говорят в другой мир, оставив после себя выжженную и отравленную землю, да полчища монстров, с которыми даже они — великие и непобедимые — не могли справиться. Или не захотели...

Кто ж теперь скажет?

Местные жители так никогда и не узнали, почему ЭТИ не ушли с остальными? Что заставило их расстаться со своими соплеменниками и поселиться в деревнях, разбросанных вокруг того, что вскоре народ прозвал Харийской пустошью. Что в ней было, кроме смерти и страха?!

Неизвестно.

Они называли себя Защитниками. Жили тихо, скромно, терпели невзгоды, помогали местным, женились, растили детей, которые, взрослея, сами становились Защитниками.

С тех прошла ни одна сотня лет. Уже давно был забыт язык Владык и их обычаи, испортились, пропали или были проданы последние предметы, напоминавшие их владельцам о былом могуществе. Уже давно никто не кичился тем, что в его жилах течет "пимперианская" кровь. Напротив — теперь об этом предпочитали помалкивать. Да и не все те, кто мнил себя настоящим Защитником, являлся им на само деле. Сами виноваты: напустили столько таинственности, говорили недомолвками и намеками, так, что сами перестали понимать друг друга. Оттого и споры, порой доходившие до рукоприкладства.

Но деда Репея это не касалось. Он-то был что ни есть самым настоящим Защитником — последним из тех, кому было известно главное предназначение образовавшегося сотни лет назад тайного общества. Уже давно было пора подумать о преемнике: не сегодня — завтра призовет Великий Страж — и уйдет вместе с ним тайна, хранимая на протяжении веков. Но не было подходящей кандидатуры. То ли дед Репей был таким недоверчивым и привередливым, то ли на самом деле не нашел он такого человека, которому можно было бы поведать абсолютно ВСЕ. Он давно присматривался к людям: один был глуп, другой ленив, третий агрессивен, четвертый слаб, болтлив, доверчив, суеверен...

А с тех пор, как Харийская пустошь стала расширяться, пожирая окрестные села, и народ начал переселяться в более безопасные места, кандидатов стало еще меньше. А бродить по городам и весям в его возрасте было уже затруднительно.

Нет, и в Яснере, родной деревне деда Репея, жили еще достойные люди. Не всех заманила и испортила городская жизнь. Были и здесь вполне достойные люди: молодые, целеустремленные, гордые. Еще мальчишками они слушали истории деда Репея, ловили каждое слово и верили всему сказанному. Дед был знатным рассказчиком, умел заинтересовать слушателя, знал, где можно приврать для красного словца, что недосказать или утаить. Мальчишки взрослели, звали друг друга братьями, Защитниками, умели хранить тайны. Но самого главного дед не сказал никому. Пока еще сомневался, выжидал, присматривался...

Потрескивая и завиваясь, стружка сыпалась вниз, устилая каменный пол подвала. Дом у деда Репея был старый, а подвал — и вовсе древний. Он уже был древним, когда над ним, почитай, сто лет назад появился новый сруб. Изба простоит еще десяток лет, может, чуть дольше. Сгниет совсем или завалится. А что скорее всего — поглотит и ее расширяющаяся Харийская пустошь. Но подвал простоит еще не одно столетие. Правда, уже никто не спустится по его каменным ступеням, чтобы взглянуть на изумительной работы фреску, изготовленную руками дальнего предка деда Репея и первого Защитника, обосновавшегося в деревушке Яснер вскоре после войны, уничтожившей Интери-Анере.

Дед Репей мог до бесконечности любоваться этим произведением искусства, несмотря на то, что досконально знал каждый завиток, каждую точку на полотне во всю стену. Никакого сравнения с той мазней, что украшает нынешние дома и дворцы, которая обсыпается уже через пару десятков лет. Этой фреске было по меньшей мере тысяча лет, а она выглядела настолько свежей, будто только вчера художник сделал последний не успевший подсохнуть мазок.

На фреске было изображено поле боя, усыпанное телами воинов, мало чем похожих на нынешних. Это были воины Интери-Анере или, как это принято сейчас говорить — Пимпериана. Многие, даже умерев, продолжали сжимать в руках мечи. Но некоторые обладали оружием, совершенно непонятным даже очень далекому потомку последних Владык, не говоря уже о простых смертных. На поле боя было много железа — исковерканного, оплавленного, перекрученного неведомой силой. Трудно сказать — что это было до того, как стало грудой бесполезного металла. На переднем фоне стояли трое. Два могучих воина крутили руки третьему. Первые двое носили точно такие же доспехи, как и павшие ратники. А вот третий... Он был иным. Вроде бы и не особо крепок, но сила в нем чувствовалась немереная. Победители с трудом удерживали рвущегося к свободе пленника. А он стоял, гордо задрав подбородок и, кажется, надсмехался над ними.

Это была сцена, запечатлевшая окончание боя. Первого и... последнего в котором Владыки одержали победу...

Хлопнула входная дверь, и в подвал ворвался Мангор — соседский мальчишка, постоянно крутившийся возле старого Защитника, который знал массу интересных историй и мог многому научить.

— Деда, деда, деда!— зачастил он, кубарем скатившись по лестнице.

— Куда летишь как оглашенный?!— строго окрикнул дед Репей мальчишку, едва не стукнувшегося лбом о доску.— Случилось что?

— Чужаки, деда...— тяжело дыша выдавил Мангор, вцепившись в верстак дрожащими руками.— Идут в Пустошь.

— Ну, и что с того? Пусть идут, коли жизнь недорога. Пустошь — она сама за себя постоять может,— назидательно проговорил дед, продолжая строгать доску. Но, дав мальчишке отдышаться, все же спросил:— Много их?

— Много, деда. И не поганые осквернители могил, а воины, с оружием. И старшим у них — вот он.— Мангор ткнул пальцем в сторону фрески.

— Кто?— не понял дед Репей.

— Он,— повторил мальчишка, приблизившись к изображению и указав на пленника, захваченного воинами Интери-Анере.

— Да ну...— нахмурился дед.— Не может быть. Этот умер давным-давно. Ошибся ты, парень.

— Он, он!— не сдавался Мангор.— Я его видел — вот как тебя сейчас. Он это — чтоб мне из Пустоши не вернуться!

— Прикуси язык, мальчишка!— рыкнул дед.— Думай, о чем говоришь!

— Все так говорят,— насупился Мангор.

— Ты за себя отвечай, а не за всех... Точно он?— тихо спросил он.

Мальчишка выразительно посмотрел на старика, мол, эх, деда-деда...

Нет, не мог в это поверить убеленный сединами, умудренный жизненным опытом дед Репей. Много в этом мире странного, но чтобы настолько... Нет, он не обязан был верить сопливому мальчишке, но проверить...

— Где они? Далеко ушли?— спросил он юнца.

— Нет, только вошли, остановились в Остере, жуют чего-то.

Это хорошо. Значит, у него было немного времени в запасе.

— Брат дома?

— Мужики с утра ушли на охоту, вернутся лишь вечером,— ответил мальчишка.

Плохо, очень плохо...

— Тогда скажи оставшимся в деревне Защитникам, чтобы собирались и ждали меня возле Загона. Беги!

И следом за рванувшим из дома парнишкой, начал тяжело подниматься по лестнице...

Чтобы уж совсем наверняка, дед Репей направился не напрямую к разрушенному Пустошью Остеру, а спустился в овраг. Теперь, даже если чужаки закончили ужинать, они никуда не денутся, выедут навстречу — здесь только один путь к центру Пустоши — не ошибешься.

Выходя из дома, дед прихватил с собой старый арбалет. Меч в последние годы стал для него тяжел, лук — слишком туг, а вот арбалет — в самый раз. Заряжать его, правда, долго, но и спешить было некуда. Взял видавшую виды палку — без нее он не покидал дома. И при ходьбе — опора, и в бою — защита.

Нет, чужаки оказались на месте, если от души, не спешили, словно подсознательно старались оттянуть знакомство с Пустошью. С горем пополам взобравшись на холм, дед Репей осторожно выглянул из-за валуна и увидел людей, о которых говорил Мангор. И пусть у него ломило кости, не гнулись суставы и побаливало сердце, но зрение по-прежнему было как у молодого. Может быть и похуже, но достаточно для того, чтобы рассмотреть незнакомцев во всех деталях. Оружие имелось у каждого...

Все правильно, кто же сунется в Пустошь без доброго клинка?!

...и опытный глаз старика отметил тонкости, по которым с уверенностью можно было сказать — пользоваться они им умели в совершенстве. И еще неизвестно, кто лучше — мужчины или женщины. С фангеэри деду Репею часто приходилось сталкиваться: от Пустоши до Кимских гор рукой было подать. Старик не понаслышке знал о том, как они владеют своими мечами, кинжалами да луками. Одна, правда, не похожа на фангеэри. Судя по манерам — знатная марчена...

Ей-то что понадобилось в Харийской Пустоши?!

А мужчина, который сидел с ней рядом, не спеша пережевывал курятину и задумчиво смотрел куда-то вдаль...

Едва увидев его, дед вздрогнул. Его далекому предку по линии Владык до мельчайших подробностей удалось передать на фреске внешность этого человека. К тому же он совсем не изменился — будто с момента первой битвы прошла не тысяча лет, а один день. Разве что одежда на нем была иная, привычная. Но в остальном... Не ошибся мальчишка: это на самом деле был ОН.

А это значит...

Это не могло означать ничего хорошего. Беду ждали тысячу лет, но, как оказалось, совсем не с той стороны.

А вот теперь медлить было нельзя. Молодежь на охоте и появится только к закату. Ждать их возвращения — потерять драгоценное время. И как бы этого не хотелось старику, а придется открывать Загон.

Впрочем, именно для такого случая его и держали.

Оттолкнувшись от валуна, дед Репей спустился с холма и, быстро перебирая по земле палкой, зашагал к Загону...

Когда-то Пустошь была совсем крохотная, а вокруг нее располагалось много небольших деревень, почти не затронутых той далекой войной, в которой Владыки потерпели горькое поражение. Это на севере были разрушены города, уничтожены их жители. Это там — особенно на правом берегу Орика свирепствовали духи, а левобережье оказалось почти не пригодным для жизни. А на юге народ жил как и прежде. И только Пустошь, появившаяся в одночасье, давала о себе знать. Но местным она до поры до времени не мешала. Это потом, с годами, когда она начала расширяться, как неудержимая опухоль, многие жители вынуждены били покинуть свои селения. Кто-то ушел на север, снова покрывшийся травой и лесами, населенный пришедшими из Горгельских лесов людьми, кто-то подался на юг, где за степями и пустынями жилось лучше, чем по соседству с Харийской пустошью. Но тех, кто остался, чтобы исполнить свой долг, переселенцы не забывали. Они и сейчас, живя в городах, изредка помогали жителям Яснера чем могли: кто денежкой, кто мешком муки, кто куском мяса. Впрочем, некогда большая деревня в последние годы быстро увядала. Из нескольких сот жителей осталось всего три десятка, да и те в большинстве своем — старики и женщины. Раньше еще сеяли рожь, разводили скот, а теперь жили в основном за счет грибов, которыми славилась Пустошь, временами охотились, да ждали гостинцев из города.

Охотиться становилось все труднее. Зверь боялся приближаться к Пустоши и по мере ее расширения уходил все дальше в степь. Поэтому охотникам приходилось разбредаться по округе в надежде подстрелить что-нибудь на скромный обед. Уходила вся молодежь, и в деревне оставались одни старики, женщины и дети. Поэтому добравшись до Загона, дед Репей уже знал, кто явится на его зов. Их было шестеро. Все они, конечно, были моложе древнего Репея, но ненамного. Такие же седоголовые, согбенные, хилые. Тем не менее, все до одного — Защитники, все еще готовые исполнить свой последний долг.

— Тут вот какое дело,— начал дед Репей, приблизившись к группе опиравшихся на посохи стариков, замерших словно статуи в лучах клонившегося к закату солнца.

— Мангор уже нам все рассказал,— хриплым голосом ответил Илим, пожалуй, самый крепкий из собравшихся старцев.— Сам ты ЕГО видел? Это точно ОН?

— ОН,— коротко ответил дед Репей.

— Хочешь открыть Загон?

— А что еще остается делать? Они не должны добраться до центра Пустоши.

— Это да...

Ни одного лишнего вопроса, — а они напрашивались сами собой, — не было задано. Здесь дед Репей был старшим — ему и решать. Только он один знал ВСЮ правду. Остальным приходилось довольствоваться малым и верить ему на слово. И если он что-то сказал — выполнять следует беспрекословно. Иначе — беда. Эти правила они впитали с молоком матерей, знавших, что их детям суждено будет стать Защитниками. А кто был против, тех не неволили — мир велик.

— Женщины, дети спрятались в погребах?— спросил дед Репей, глядя вдаль.— А то сейчас здесь такое начнется...

— Да.

— Надо бы предупредить охотников...

— Мангор встретит их на подходе к деревне,— сказал Илим.

Старик хотел еще что-то спросить, но осекся... Пора было начинать.

— Кто у нас помоложе — открывайте ворота,— сказал он.

Откликнулись Илим и Сурга — низкорослый, но жилистый старик. Они вдвоем подошли к обрывистому краю холма. Внизу начинался глубокий овраг, уходивший к центру Пустоши. А под холмом находилась полость, вход в которую перекрывали толстые дубовые ворота, щедро пропитанные дегтем. Старики подошли к крепкому вороту, дед Репей отомкнул замок. Теперь ворот можно было вращать. Илим и Сурга потянули за рычаги, ворот слегка поддался, но дальше дело не пошло — слишком уж стары и немощны были седовласые Защитники. Тогда к ним присоединились остальные. Вместе они подняли тяжелые ворота. Изнутри пахнуло густым смрадом. Дед Репей зафиксировал ворот, достал из-за пазухи флейту и, облизав губы, выдул громкую, раздражающую слух мелодию, от которой мороз пробежал по коже.

В пещере под холмом что-то закопошилось, глухо заурчало, рыкнуло и направилось к выходу...

Закончив с обедом, Димер-Шер шагнул было к лошадям, но Гинера остановила его:

— Животные не пойдут в Пустошь. Это место пугает их, сводит с ума. Дальше нам придется идти пешком.

Димер-Шер воспринял это известие спокойно, поправил меч на поясе — изумительной работы богато украшенный клинок из коллекции принцессы Гинеры и сказал:

— Идем.

Слуги остались при лошадях. Остальные пешком двинулись по дну оврага в южном направлении. Шли настороженно, с оружием в руках, готовые к любым каверзам Пустоши.

— Мы не успеем вернуться назад до наступления темноты,— тихо сказала принцесса шедшему рядом Димер-Шеру.

Мысль о том, что придется провести ночь в Пустоши, пугала. Она и днем-то чувствовала себя в этом месте неуютно, а ночью...

— Со мной тебе нечего бояться,— заверил ее пимперианец.

И на самом деле, Гинере стало легче от его слов. Да, рядом с ним она чувствовала себя в безопасности.

Но не долго.

Сначала появилась легкая тревога. Они шли по лабиринту оврагов, то расширявшихся широкими "заводями", то сужавшихся в мрачные ущелья. И вроде бы не было никаких признаков подстерегавшей опасности, но как-то внезапно стало неспокойно на душе. И не у нее одной. И гвардейцы, и фангеэри заметно сбавили темп продвижения, начали озираться по сторонам, прислушиваться, потеть. Да и Димер-Шер, невозмутимый и бесстрашный Димер-Шер уже не излучал прежней уверенности и спокойствия. Он натужно сопел, словно шел в гору, его глаза затравленно скользили по вершинам холмов, пальцы руки, сжимавшей меч, побелели от напряжения. И это его состояние лишь подливало масло в огонь всеобщей тревоги, готовой в любое мгновение превратиться в панику.

В пределах изначальной Пустоши никогда не селились люди. Когда-то здесь стояла пимперианская крепость, разрушенная, судя по всему, еще при жизни последних ее защитников. Среди коренного населения Варголеза такие земли считались непригодными и опасными для жизни и их старались обходить стороной. А от самой крепости мало что сохранилось. Кое-где еще торчали обломки стен, частично или полностью засыпанных землей. Их вид красноречиво говорил о том, что некогда здесь произошло нечто невообразимое для ума не только рядового варголезца, но и любого ученого мужа. Каменные глыбы были оплавлены, песок спекся в куски стекла, а земля в этом месте была покрыта прочной черной коркой. Но что за пламя могло заставить плавиться даже камень?!

Загадка...

Жар этого пламени уничтожил не только саму крепость но и все, и, пожалуй, всех, кто в ней находился. Обследовавшие руины скорды не нашли тут ничего стоящего, если не считать часто встречавшиеся куски некогда расплавленного металла. Они-то и служили утешительным призом для отчаянных исследователей Харийской пустоши. Иногда это была обычная сталь. Но порой встречался и какой-то неведомый металл, не поддававшийся никакой обработке.

Нервы Гинеры были на пределе. Так и хотелось развернуться и бежать без оглядки обратно, к развалинам мертвой деревни, где отряд дожидались слуги, вскочить на коня, а потом долго скакать по степи — как можно дальше от проклятой Пустоши. Единственное, что ее удерживало от постыдного бегства, — это присутствие любимого. Несмотря на явные симптомы паники, он все же старался держать себя в руках. В отличие от остальных. Фангеэри уже шарахались от собственной тени, а гвардейцы тряслись всем телом и все чаще скулили о том, что идея отправиться в сердце Пустоши была настоящим безумием. Еще немного — и они, побросав оружие, начнут искать спасение в бегстве.

Но Димер-Шер упрямо шел вперед, не обращая внимания ни на собственный страх, ни на ужас, охвативший окружавших его людей. Казалось, ему было наплевать на то, что они разбегутся, и он останется совсем один. Он смотрел по сторонам и вот, кажется, увидел то, что искал.

В этом месте овраг расширялся, образуя просторную площадку, заваленную битым камнем, а потом распадался на два рукава, обтекавших вытянутый с севера на юг холм. У подножия холма, частично занесенная землей, стояла каменная пирамида. Ее основание скрывалось склоном холма, так что наружу торчала лишь верхняя треть. Да и та, судя по всему, была когда-то кем-то расчищена.

— Стойте на месте!— приказал он, а сам направился к пирамиде.

Люди, хоть и не последовали за ним, но на месте им не стоялось — не хватало терпения. Они напоминали небольшой табун лошадей, оказавшихся в загоне, окруженном волками: метались из стороны в сторону, вертели головами, нервно взмахивали оружием и с трудом сохраняли рассудок. Но время от времени бросали взгляды на приблизившегося к пирамиде пимперианца. Воткнув меч в землю и скрестив руки на груди, он долго рассматривал необычное изваяние, созданное из цельного куска арекса. Этот камень прочнее стали не повредило ни пламя, ни прошедшие столетия. Разве что грязь забилась в тонкие канавки покрывавших его поверхность загадочных знаков. Прияв решение, Димер-Шер замысловато провел пальцами по знакам, и они тускло засветились. А потом пирамида дрогнула, ее верхушка приподнялась над основанием, боковые грани разошлись в стороны, обнажив сложное внутреннее устройство. Димер-Шер протянул руку в углубление, но тут же резко отдернул, поморщившись от боли. Гневно зарычав, он схватил меч и с силой вонзил клинок в пирамиду. Последовал громкий хлопок, яркая вспышка, внутри пирамиды что-то заискрилось и... вдруг стало невероятно легко — словно гора упала с плеч.

Тиски, давившие на голову, разжались, окаменевшие мышцы расслабились, дыхание стало ровным, страх отступил. Ноги Гинеры подкосились, и она присела на землю, выронив меч.

— Что случилось? Что это было? Что ты сделал?— устало спросила она подошедшего Димер-Шера.

— Генератор страха,— коротко пояснил он.— Я его уничтожил.

— Что такое генератор?

— Его создали пимперианцы. Любое живое существо, оказавшееся в пределах его воздействия, ощущает необъяснимый животный страх, заставляющий бежать без оглядки от этого места. Если же существо упорствует, то очень скоро его ждет смерть или помешательство.

— Эта пирамида...

— Да.

— Я видела такие же в других частях Пустоши.

— Кто-то не хотел, чтобы сюда приходили посторонние,— пробормотал Димер-Шер.— И мне кажется, что эти люди до сих пор живы и находятся где-то рядом,— он окинул взглядом окрестности.

— Почему ты так думаешь?— спросила принцесса.

— Этот генератор находился под землей, и его кто-то откопал, привел в действие. Источники энергии генератора не вечны. А значит, случилось это не так давно.

— Зачем им это нужно? Что находится в центре Пустоши?

Димер-Шер пристально посмотрел на принцессу и сказал:

— Ты скоро об этом узнаешь.

Он протянул руку и помог Гинере подняться с земли.

Тем временем остальной отряд тоже приходил в себя. На бледных лицах воинов читалось невероятное облегчение. Они не понимали, что произошло, но определенно были не против случившейся перемены.

— Ну, что — идем дальше?— спросил одного из воинов Димер-Шер.

— Легко,— ответил тот, расправив грудь... и тут ему на плечи обрушилась темно-серая масса, прижавшая его к земле и одним щелчком острых клыков перекусившая его мускулистую шею.

Задрав окровавленную морду, чудовище посмотрело на Димер-Шера своими желтыми глазами и, оскалившись, зарычало. Коротко сверкнул меч, и голова монстра покатилась по земле. Его лапы подкосились, и он рухнул на все еще подрагивавшее в конвульсиях тело гвардейца, заливая его тягучей темной кровью.

— Великий Страж, что это за тварь?— поморщилась Гинера, приблизившись к месту трагедии. Во время поисков ей приходилось сталкиваться с разными чудовищами, но такое она видела впервые.

Димер-Шер перевернул отрубленную голову носком сапога...

— Волк.

Присмотревшись, принцесса вынуждена была согласиться с выводом пимперианца.

И правда, волк. Только какой-то странный: уродливый и огромный. Его тело достигало пяти локтей в длину, покрытая какой-то слизью шерсть слиплась в некое подобие панциря, а хвост превратился в острый костистый шип. У чудовища были необычные треугольные клыки с бритвенно-острыми гранями. Не удивительно, что он одним махом перекусил воину шею. Да и когти у него были длиннее обычных. Такими можно было вскрыть даже прочные латы.

— Калем.— Принцесса с сожалением посмотрела на так нелепо погибшего гвардейца.— Он...

Димер-Шер резко взмахнул рукой, призывая Гинеру к тишине. Она замолчала и услышала... топот десятков лап и глухое рычание.

— Приготовиться!— крикнул Димер-Шер, взяв на себя командование группой.

Гвардейцы и фангеэри покорно сомкнулись в дугу, изогнувшуюся в направлении приближавшегося шума. Мужчины приготовили мечи, а воительницы натянули короткие, но тугие луки.

Звук нарастал, становился более отчетливым... и пугающим. И вот из левого рукава разветвлявшегося оврага на простор вырвалась целая стая обитателей Харийской пустоши. Они неокончательно утратили свое изначальное обличие, и в них еще можно было опознать, собак, волков, лис, коз. Но проклятая Пустошь превратила их в безобразных и смертельно опасных чудовищ, единственной целью которых было уничтожение всего живого, встреченного на их пути.

Фангеэри хладнокровно встретили стаю дружным залпом. Все шесть стрел достигли своих целей, но не причинили монстрам заметного вреда и не смогли остановить надвигавшийся поток. В грациозном затяжном прыжке огромная облезлая собака с непропорционально крупной головой и мощными лапами обрушилась на одну из фангеэри, так и не успевшую выхватить свой меч. Она сбила с ног воительницу и одним ударом лапы вскрыла ей грудную клетку. Уродливое нечто, бывшее некогда козой, ударило гвардейца рогами в бок, перекинуло его через себя и рвануло к следующей цели. А на раненого тут же набросились твари помельче. Кажется, это были крысы, но очень крупные и агрессивные. Вгрызаясь острыми клыками, они разорвали сначала кожаный доспех, а потом принялись за податливую плоть. Теряя куски мяса, воин некоторое время пытался отбиться от тварей, но его участь была предрешена.

Понеся первые потери, отряд некоторое время успешно сдерживал натиск чудовищ. Люди сбились в ощетинившийся мечами монолит, расколоть который оказалось не по силам даже исчадиям Харийской пустоши. Разящая сталь пронзала уродливые тела, рубила и кромсала их, лишала конечностей и голов. Но невосприимчивые к боли твари продолжали бросаться на людей со всех сторон, испытывая их на прочность.

Принцесса Гинера билась плечом к плечу с Димер-Шером. Они прекрасно дополняли и поддерживали друг друга. И если один из них ошибался или мешкал, другой приходил на помощь и не давал случиться непоправимому.

Необычно длинная и юркая лиса вцепилась в ногу гвардейцу, прикрывавшему Гинеру слева. Он не устоял, упал на одно колено, и на него тут же набросились вездесущие крысы. А в образовавшийся провал в монолите тут же ворвалось нечто, совершенно непохожее ни на одно известное животное. Оно было прямоходящим, с длинными лапами, увенчанными изогнутыми серпом крепкими когтями, небольшой приплюснутой головой и гладкой до отвращения прочной кожей. Ударом лапы оно разодрало принцессе бок, однако мгновением позже лишилось головы, отсеченной мечом Димер-Шера. Ему самому в предплечье впились клыки собаки, но пимперианец ударил пса ногой, перехватил меч и тремя сильными ударами перерубил тварь пополам...

Группа престарелых Защитников добралась до места сражения, когда бой подошел к концу. Отряд незнакомцев потерял девять человек: трех фангеэри и шестерых мужчин. Но ЕГО среди погибших не было. Уцелевшие обработали раны, о чем красноречиво говорили комки валявшейся на земле окровавленной корпии, и продолжили путь к центру Пустоши.

Увы, чудовища, выпущенные из пимперианского подземелья, не смогли ни уничтожить чужаков, ни нарушить их замысел...

Это было страшное подземелье. О нем давно уже знали местные, но никто понятия не имел, ЧТО находится в его глубинах. Знали лишь, что любое существо, невольно оказавшееся в подземелье, спустя некоторое время превращалось в безобразное кровожадное чудовище.

Вход в подземелье был надежно перекрыт прочными дубовыми воротами, но глупые любопытные животные все равно каким-то образом ухитрялись проникнуть в него. Должно быть, где-то в Пустоши имелся еще какой-то лаз, а может, и не один. Потому как время от времени в Пустоши объявлялись твари, наводившие ужас как на местных жителей, так и на любопытствующих чужаков. Порой их становилось так много, что приходилось открывать ворота и уничтожать десятками, а то и сотнями. Но всякий раз появлялись все новые и новые, словно нечто неведомое манило их в глубины пимперианского подземелья...

— Что будем делать?— спросил Илим, поглаживая рукоять тесака.

— Теперь никто ЕГО не остановит, кроме нас,— ответил дед Репей и молча направился по следам запекшейся на почерневшей земле крови...

Гинера шла следом за Димер-Шером и сверлила взглядом прямую спину целеустремленного пимперианца. От былой его слабости не осталось и следа. Такое впечатление, будто Пустошь наделяла его силой. И еще... Что-то еще, неуловимо мимолетное, как промелькнувшая тень, что-то новое появилось в ее возлюбленном, но что именно, она не могла понять. Что-то, что настораживало и... отталкивало, как она ни старалась гнать от себя крамольные мысли.

Воины следовали позади, отстав на несколько шагов и затаив обиду. Они не захотели бросать тела своих боевых товарищей. За неимением погребального костра, следовало хотя бы предать их земле, чтобы не дать осквернить харийским тварям. Но пимперианец спешил и не собирался задерживаться ни на миг.

— Они мне больше не нужны, пусть остаются, если хотят,— заявил он Гинере, когда принцесса попыталась его переубедить. Среди погибших были люди, которых она знала с раннего детства. Тот же Калем учил ее стрельбе из лука, а Дрогвер подарил однажды вырезанную из ясеня куклу... Они не заслужили такого пренебрежения.

Но Димер-Шер был неумолим.

— Мы похороним их на обратном пути,— предложила принцесса. И воинам пришлось смириться. Отвечая за каждый волосок на ее голове перед королем, они не могли отпустить ее одну. Пусть, не одну, но пимперианцу они не доверяли, так, как потерявшая голову принцесса.

По мере приближения к центру Пустоши снова дал о себе знать страх. Должно быть, где-то неподалеку находились эти самые генераторы. Но знание о них не избавляло от неприятного ощущения подстерегавшей опасности.

И вот поредевший отряд вышел на ровное место, со всех сторон окруженное холмами. Один из них подпирала изогнутая дугой каменная стена, испещренная крупными пимперианскими знаками. Некоторые из них были известны Гинере. Такие же украшали двери и ворота, препятствовавшие проникновению посторонних в подземелья. Задействовав определенные знаки в правильном порядке, можно было получить доступ к тайнам Древних. Но что они означали — никто не знал.

По краям стены стояли две каменные статуи, изображавшие закованных в латы воинов, чьи руки в перчатках покоились на древках огромных топоров. Причем оружие было изготовлено из металла, не утратившего свою целостность и блеск с тех пор, как они было созданы неизвестным пимперианским ваятелем. Своим грозным видом воины внушали уважение.

— А сейчас не мешайте мне!— грубо отозвался Димер-Шер, подошел к одному из каменных воинов и привел по украшавшим грудь знакам пальцами... Но ничего не произошло. То же самое он проделал со второй статуей. Знаки тускло засверкали и погасли. Лицо пимперианца перекосила гримаса недовольства.

Гинера решила не мешать возлюбленному. Он сам обо всем расскажет, если сочтет нужным. День был слишком утомительным, она устала и мечтала лишь об одном: лечь, закрыть глаза и провалиться в небытие. За неимением лучшего, она присела на камень и рывками расшнуровала стягивавший грудь кожаный панцирь.

Дышать стало легче, но усталость навалилась с новой силой. Поэтому за работой Димер-Шера она наблюдала сквозь туман и накатывавшую дрему.

— Помогите мне!— обратился к воинам пимперианец.— Нужно расчистить эту площадку.

— Сам расчищай!— огрызнулся воин по имени Занд. Ему с первого взгляда не понравился этот новый любимчик принцессы. Какой-то неприятный скользкий тип. К тому же Занд был приставлен к Ее Высочеству и не обязан был выполнять приказы какого-то выскочки.

— Что ты сказал?— нахмурился Димер-Шер.

Занд приблизился к пимперианцу вплотную. Он был приблизительно одного с ним роста, но раза в два шире в плечах, а потому сравнение получалось не в пользу Димер-Шера.

— Я сказал: сам...— и тут же сдавленно захрипел, когда пальцы пимперианца сдавили дергающийся кадык. Он быстро сообразил, что стоит только пошевелиться, и крепкие пальцы противника раздавят кадык в лепешку.

— Оставь его,— устало произнесла принцесса.— А вы... Вы должны уяснить навсегда, что желание этого человека для вас закон. А сейчас живо поднялись и сделали все, что он велит. Быстро, я сказала!

Быстро не получилось. Воины встали с земли с чувством собственного достоинства и принялись не спеша расчищать площадку перед стеной, отбрасывая ногами в стороны камки и комки земли...

Расчистка заняла некоторое время. Сам Димер-Шер, наломав веток с росшего под стеной куста, смел в сторону песок, обнажив округлую каменную плиту, так же, как и стена, покрытую по окружности таинственными знаками. В самом центре плиты имелось углубление, которое пимперианец тщательно прочистил кинжалом, а потом еще и продул.

— Дай мне кристалл!— потребовал Димер-Шер, протянув руку.

Принцесса устало поднялась с камня, на ходу достала из дорожной сумки пылающий энергией офаран и вложила его в ладонь возлюбленного. Пимперианец опустил кристалл в выемку — раздался чавкающий щелчок, а через несколько мгновений засветились покрывавшие плиту знаки.

Взяв под руку Гинеру, он отвел ее в сторону.

— Смотри, смотри, что сейчас произойдет,— сказал он. Его голос заметно дрожал от волнения.

Сначала вспыхнули знаки вокруг самого кристалла. Потом засияла средняя окружность, и наконец, внешняя. Плита дрогнула, стряхивая с себя остатки песка, каменный диск оторвался от земли, поднялся в воздух на высоту двух десятков локтей и тут же распался на три кольца, начавших медленно вращаться в трех разных направлениях.

Картина была настолько потрясающей, что усталость как рукой сняло. Вцепившись в ладонь Димер-Шера, принцесса зачарованно наблюдала за постепенно набиравшими скорость вращения кольцами. Бывалые воины стояли, разинув рты, и даже невозмутимые обычно фангеэри застыли в немом удивлении.

— Остановись!— раздался вдруг зычный голос, мгновенно разбив в дребезги момент очарования. Стоявшие перед вращающимся диском люди разом обернулись и увидели старика, опиравшегося на старый потертый посох. Он тяжело дышал и был определенно разгневан.

Отстранившись от Гинеры, Димер-Шер вышел вперед и спросил:

— Ты кто такой, старик?

— Я тот, кто не допустит, чтобы в этот мир снова пришли смерть и разрушения.

— Ты?!— удивленно фыркнул пимперианец и рассмеялся. Но его смех внезапно оборвался и он процедил сквозь зубы:— Ты опоздал, старик.

Дед Репей оглянулся по сторонам, словно в поисках поддержки. Она должна была быть, но его товарищи безнадежно отстали. Поэтому он обратился к стоявшим за спиной пимперианца воинам.

— Не слушайте его, что бы он вам не сказал! Он — предвестник беды. Открыв эти врата, вы впустите в наш мир новое ЗЛО!

Воины перевели взгляды со старика на Димер-Шера. То, что происходило на их глазах, было не только чарующим, но и необъяснимым. А необъяснимое пугало. И вот появляется какой-то старик и заставляет задуматься.

— Что скажешь?— глухо спросил Занд, с некоторых пор имевший личные претензии к пимперианцу.

— Кто ты такой, чтобы я перед тобой отчитывался?— огрызнулся Димер-Шер.

Занд недвусмысленно опустил ладонь на рукоять меча.

— Про какие врата он говорит?— вмешалась принцесса.

— Врата между мирами,— охотно ответил Димер-Шер.— По ту сторону находится мой родной мир. Огвонтер. Там мой народ. Там мой дом. И никто — вы слышите? — никто не сможет воспрепятствовать мне вернуться домой!

— Однажды Огвонтер разрушил НАШ мир.— Голос старика становился все тверже.— Последним Защитникам Интери-Анере удалось разорвать связь между враждующими мирами, а их потомкам понадобились столетия, чтобы на этих землях снова появились пышные леса, реки с чистой водой, большие города и здоровые люди. И я, Квинтар Гьяри, Защитник Варголеза, не позволю тебе уничтожить достижения наших отцов и дедов.

— Димер-Шер...— Принцесса все меньше понимала, что здесь происходит. Может быть, она слишком устала, может быть, услышанное было выше ее понимания... Врата между мирами... Огвонтер... А может, она все еще любила ЕГО...

— Старик говорит правду?— спросил Занд, медленно надвигаясь на "пимперианца". Его примеру последовали и остальные воины. И даже преданные Гинере и безучастные к происходящему фангеэри не остались стоять на месте. А принцесса не спешила их останавливать. Она вопросительно, с болью в глазах смотрела на возлюбленного, и молчала.

Димер-Шер резко подался вперед, схватил Гинеру за волосы, рванул на себя и, развернув лицом к наступавшим, поднес лезвие кинжала к ее горлу.

— Вам все равно меня не остановить. Пожалейте свою принцессу,— прошипел он, пятясь назад.

Но принцесса думала иначе:

— Убейте его!

Никто не смел обращаться ТАК с принцессой крови.

"И куда только испарилась вся любовь?"

— Слышите?! Убейте!!!

Однако желающих не нашлось. Гвардейцы и фангеэри опустили оружие и остались стоять на месте.

— Отпусти ее, ублюдок!— крикнул Занд.— И тогда мы тебя не тронем. Клянусь памятью предков!

Димер-Шер хищно оскалился.

"Глупые людишки, дающие клятвы..."

Народу в центре Пустоши становилось все больше. На холмах появились силуэты людей, лица которых невозможно было разглядеть в лучах заходящего солнца. Зато хорошо различимы были арбалеты, нацеленные на пятящегося Димер-Шера. И если верные телохранители не могли выполнить последнюю просьбу принцессы, то эти люди были настроены более решительно. Они выстрелили друг за другом. Первый болт пролетел мимо, второй — тоже, третий ударил Гинеру в плечо, а четвертый попал ей в бедро.

Меткость стрелков рассмешила Димер-Шера. Он перехватил обмякшее тело раненой, но все еще живой принцессы и продолжил пятится к изогнутой скале.

Каменные кольца быстро вращались вокруг своих осей, звучно рассекая воздух, создавая завихрения. Врата ответили вспыхнувшими знаками, заплясавшими, потекшими в искривленном пространстве. Словно тонкое полотно растянулось между краями изогнутой стены зыбкое марево. Вспыхнули сапфировые глаза стражей, треснула толстая каменная корка, когда они выпрямились во весь рост, подняли свое грозное оружие и шагнули с постаментов, которые занимали почти тысячу лет. На землю посыпалась штукатурка, искусно маскировавшая непобедимых металлических воинов.

Димер-Шер крикнул что-то отрывисто на незнакомом языке — сначала одному стражу, потом другому. Первый, поскрипывая суставами, приблизился к повелителю и заслонил его от летевших стрел, а второй, закинув на плечо топор, направился к группе воинов, приготовившихся к последней битве.

Теперь, когда никто им не мог помешать, Димер-Шер развернулся лицом к "распахнутым" вратам.

— Добро пожаловать в Огвонтер... любимая,— насмешливо сказал он и толкнул принцессу в сторону каменной стены. Тело Гинеры беспрепятственно прошло сквозь зыбкое марево... и исчезло.

Оглянувшись, Димер-Шер увидел, как металлический страж одним ударом топора разметал вставших на его пути воинов, усмехнулся и отправился следом за принцессой...

Охота в этот день определенно не удалась. К закату посчастливилось подстрелить всего лишь трех зайцев, а в деревне уже нечего было есть кроме опостылевших грибов. Что поделать: дичь уходила от Пустоши, расширявшейся во все стороны света. И охотникам приходилось все дальше отходить от деревни, стоявшей теперь на самой границе гиблого места. Поэтому охотники решили продолжить преследование дичи. А в деревню отправили молодого Сингара, чтобы жители Яснера смогли сварить себе на ужин хотя бы похлебку из зайчатины.

На околице его встретил Мангор, чей отец погиб в позапрошлом году, нарвавшись на разъезд кочевников из Олфирских степей. Он быстро и нескладно поведал о том, что произошло в деревне и ее округе в отсутствие охотников.

— ...дед Репей наказывал поспешать к центру Пустоши, иначе быть беде,— закончил свой рассказ мальчишка.

Сингар вздрогнул. Пустошь пугала его, как и всякого нормального человека. Но ослушаться деда Репея, Старшего Защитника, он не мог. Он и сам мечтал стать Защитником, каким был его прадед, жадно внимал каждому слову старого чудака, охотно откликавшегося на прозвище Репей. Но подозревал, что этого недостаточно, чтобы его мечта сбылась. И вот теперь, кажется, представилась отличная возможность доказать, что он достоин быть Защитником. И пусть для этого придется в одиночку пересечь Харийскую пустошь, которая вызывала у него священный трепет и мерзкие мурашки на коже.

Отдав добычу Мангору, он поправил лук и, глубоко вздохнув, спустился в овраг, ведущий к центру Пустоши...

Несмотря на все страхи, по дороге с ним ничего не случилось. За весь путь он останавливался всего лишь один раз, наткнувшись на место побоища, где свой конец нашло несметное полчище кровожадных тварей из пимперианского подземелья и десяток человек, сложивших голову ради непонятной цели. Смерть давно уже не вызывала у Сингара никаких чувств. Все обитатели этого мира были смертны. Даже Владыки. Когда-нибудь и он умрет, хорошо, если в бою, с оружием в руках. И тогда Великий Страж укажет ему путь в мир, лучший чем этот...

Второй раз он замер, добравшись до сердца Пустоши, освещенного последними лучами заходящего солнца. Он встал, как вкопанный, увидев вращающиеся в воздухе каменные кольца и тускло мерцавшую изогнутую дугой стену, подпиравшую один из холмов. Ни он, ни кто другой из его знакомых никогда прежде не был в сердце Пустоши. Поговаривали — тот же дед Репей! — что туда невозможно добраться никому из смертных. Но — поди ж ты!— ему это удалось! И не ему одному. На площадке лежали обезображенные тела чужаков, наверное, тех самых, кого преследовали Защитники. Теперь уже трудно было сказать, сколько их было. Тела оказались изрублены в куски. Зрелище настолько мерзкое, что привычному к крови охотнику стало дурно. А у каменной стены, опершись на рукояти топоров, стояли два железных истукана. Хотелось подойти к ним поближе, прикоснуться рукой, но вращающиеся кольца приводили в трепет. И все же, преодолев робость, Сингар шагнул в направлении стены.

— Не приближайся к ним... Остановись...— услышал он слабый голос, донесшийся из сгущавшихся сумерек. Оглянувшись, он различил протянутую к нему обагренную кровью дрожащую руку.

— Дед Репей!— сердце юноши замерло.

Старик лежал под грудой человеческих обрубков и смотрел на Сингара глазами, полными боли.

Юноша подскочил к нему, опустился на колени, борясь с отвращением, разгреб месиво из кусков человеческого мяса и внутренностей, высвободив тело старика.

Оно выглядело ужасно. У деда Репея была отрублена левая рука и обе ноги, а грудина оказалась промятой и развороченной, но он все еще был жив.

— Дед Репей...— Сингар готов был разрыдаться. Слезы помимо его воли покатились из глаз.

— Возьми себя в руки... Защитник,— прохрипел старик.— И слушай — у меня не так много времени... Отправляйся в город... Сандору, отыщи там... человека по имени Шторн. Запомни — Шторн Ганеги. Расскажи ему все. Ты слышишь? ВСЕ, о чем я тебе когда-то поведал. Скажи... что Врата открыты... и скоро в Варголез придет беда.

— Кто такой, этот Шторн Ганеги?— всхлипывая, спросил Сингар.

— Он могущественный... цанхи, Великий Мастер. Только он и ему подобные... смогут предотвратить непоправимое. Поспеши, Сингар... у тебя осталось мало времени... Иди.

— Дед Репей, а как же ты?

— Я сделал все, что смог... я ухожу... встретимся... в лучшем мире...

Глаза старика закатились, лицо расслабилось, приобретя долгожданное умиротворение.

— Дед...— не выдержал, все же разрыдался Сингар.

Размазывая слезы по лицу, он встал и, не оглядываясь, зашагал в темноту.

Глава 8

Арсиги проснулся с первыми лучами солнца. Выпитое вечером пиво давило уже на нёбо. Он встал с еловой подстилки и, оглянувшись на спящих еще товарищей, принялся спешно развязывать поясок на штанах.

— Кхе-кхе...

Арсиги обернулся на кашель, наткнулся на осуждающий взгляд дежурившего у костра Духоборца, страдальчески поморщился и, сжав волю в кулак, рванул в ближайшие кусты, разгоняя ногами стлавшийся по-над землей туман. Проходя мимо Деревянного стража, он отвел глаза, словно опасался, что тот испепелит его своим взглядом за непотребство. Как только место стоянки скрылось из виду, он скинул штаны и, жмурясь от наслаждения, облегчился.

Завязав поясок, Арсиги совсем уж собрался возвращаться обратно к костру, как нечто странное привлекло его внимание. Раздвинув руками ветви кустарника, он увидел небольшое озерцо, окруженное со всех сторон густым лесом и сверкавшее в лучах восходящего солнца. На ближнем берегу стояла дева дивной красоты, потягивалась, закинув руки за голову, подставив лицо приветствовавшему ее светилу. Робко коснувшись пальчиками ноги водной глади, она поддела легкое крестьянское платье за края, скинула его, заставив Арсиги зажмуриться от открывшегося вида, а потом вошла в озерцо, величественно разрезая воду роскошными бедрами...

Сарх проводил недовольным взглядом желторотого наглеца, пока тот не скрылся за елями, и, покачав головой, подбросил в костер последние сухие ветки.

Совсем стыд потеряли эти городские. Возможно, это у них там, в городах, привычно гадить друг другу на головы, но мудрый Кудом не терпит непочтения. Он сам — судья и палач. С этим знанием рождались местные и жили на протяжении веков в мире и согласии, вопреки близости Вечного Зла и его приспешников. Хорошо жили, потому как знали, что лес защитит, укроет, накормит. Это, конечно, если к нему с почтением. А чужаки... Много их было, тех, кто приходили сюда лишь ради наживы, попирая древние обычаи, не имея за душой ничего святого. И где они все? Нет их: кто в земле гниет, а кто и того хуже...

Солнце медленно поднималось над Кудомским лесом, жгло извивавшиеся языки тумана, быстро таявшие в предрассветных лучах. Еще немного — и пора будить остальных.

"Но куда запропастился этот негодник?"

Всю дорогу он раздражал старого Сарха. То ветки без причины поломает, то в зайца веткой запустит, то гриб раздавит ради потехи. Одним словом — городской. Тьфу!

"Такие как он в Кудоме долго не живут. Нужно пойти проверить — что там? Как бы не случилось чего..."

Сарх поднялся с земли, поднял посох и почти беззвучно зашагал по следам Арсиги.

Мальчишка не ушел далеко. Проломился словно лось сквозь ельник, сделал свое дело, а теперь чего-то замер на краю вымоины, заполненной густым туманом.

— Как звать тебя, красавица?— игриво вопрошал Арсиги, уперев руки в боки.

А в ответ — тихое поскрипывание, доносившееся из туманного облака.

— Аская... Красивое имя. И сама ты — ничего, мне такие нравятся... Давай дружить? Ты не смотри, что я ростом мал. Ты будешь приятно удивлена, когда познакомишься со мной поближе.

"С кем он там разговаривает?"— нахмурился старый Сарх и подошел поближе.

— Вылазь из воды, я тебе кое-что покажу. Тебе понравится. Могу поспорить: ТАКОГО ты еще никогда не выдела... Я? К тебе?! Так вода ж мокрая... Ах, вот ты как! Ну, я сейчас тебя... Сейчас-сейчас!

Рывком Арсиги развязал поясок, быстро стянул рубаху и шагнул в туманный сгусток.

— Ух, какая холодная!— поежился он, спускаясь на дно пересохшей вымоины и постепенно исчезая в тумане.

Бывалый Сарх уже понял, в чем дело и опрометью рванул к вымоине, но опоздал самую малость. Из тумана к очумелому от счастья юноше рванулись гибкие корни, спутали его по рукам и ногам. Одна из петель захлестнула горло, перехватив готовый вырваться крик.

Арсиги сдавленно захрипел. А мгновение спустя из тумана показалась уродливая коряга, похожая на выкорчеванный из земли пень, затрещала, распахнула огромную пасть, метя в плечо несостоявшегося любовника.

Сарх выхватил из кармана малого Деревянного Стража, а по сути — резную куклу, знакомую любому кудомскому ребенку,— и бросил его как можно ближе к чудовищу. Туманное облако тут же съежилось, затрепетало и растаяло, обнажив "корягу" и ее обездвиженную добычу. Чудовище отпрянуло от Арсиги, и тут же старик достал его тремя стрелами, покрытыми непонятными простому смертному знаками. "Коряга" дико заверещала и, окончательно освободив юношу от пут, опрометью бросилась в лес. Сарх послал вдогонку еще одну стрелу, после чего шагнул в вымоину и опустился на одно колено рядом с хрипящим Арсиги.

— Что это было?— спросил парень, потирая красное кольцо, оставленное на горле цепким корневищем.

— Перевертыш,— ответил старик.— Он мысли чужие читает и всегда знает, что кому нужно. Тебя, вот, на баб потянуло, вот он и заморочил тебе голову.

— Ты только никому не говори, ладно?— жалобно попросил Арсиги.— А то ведь житья не дадут, особенно наша красавица.

— Не скажу, если пообещаешь с уважением относиться к лесу и его обитателям.

— Да, я же не специально! Само по себе получается... Ладно, я постараюсь.

Сарх помог парню подняться с земли.

— Ты ж ведь цанхи. Я слыхал, сила в тебе немереная.

— Не во мне, а вот в этой веревке,— буркнул он, повязывая поясок поверх рубахи.— А я так... придаток к ней.

Он обернулся, глянул напоследок на опустевшую вымоину. Его лицо засияло от сладостных воспоминаний.

— Эх, жаль, хороша была деваха...

В будущем мне не довелось побывать в Кудомском лесу, а теперь у меня не было выбора. Впрочем, прогулка, по крайней мере, на начальном этапе, удалась на славу. Лес был великолепен своей дикостью. Человек оставил здесь свой след, прорубив просеку в непроходимых дебрях, превратившуюся в Далирский тракт. Но даже он, как и встречавшиеся временами у дороги деревушки, гармонично сосуществовал с миром нетронутой природы.

В Аскон мы не стали заезжать, обошли город объездной дорогой и продолжили путь на север. Двигались почти налегке — ни заводных лошадей, ни какого бы то ни было существенного запаса провианта. Последнее нашло свое объяснение еще во время первого привала.

Когда Аннисен расстелила на траве коврик, я потянулся было к своему дорожному мешку, в котором хранил скудные пожитки, но Винеар остановил меня:

— Оставь его, я угощаю.

И он разложил на коленях свою переметную суму.

Кстати, я уже давно обратил на нее внимание. Винеар не расставался с ней ни на минуту, но при этом она всегда была пустой. Вот и сейчас он развязал шнурок, сунул руку в мешок и достал из него... жареную курицу.

Мои глаза полезли на лоб.

Но Винеар был беспощаден. Передав курицу Арсиги, он повторил погружение в пустой мешок, и на свет появилась... еще одна курица. За ней последовали свежие огурцы, пучок лука, колбаса, вареные яйца, кусок сыра, каравай хлеба... Немного пошарив в пустоте мешка, Винеар достал баночку с солью.

— Эй, а запить?— потребовал Арсиги.

И ни капли удивления!

Виновато пожав плечами, Винеар извлек из мешка кувшин с молодым вином и четыре пустые кружки.

— Приятного аппетита!— пожелал он, завязал горловину мешка и отложил его в сторону.

— Держи!— Арсиги протянул мне половину курицы. Я машинально взял ее за ножку...

Еще теплая!

— Это... как это?— спросил я, не сводя глаз с невозмутимого Винеара, ловко резавшего хлеб на куски.

— Это мой Дар,— скромно ответил он.

Вот это новость!

— С каких это пор?— удивился я. Насколько помню, Дар у Винеара был несколько иной.

— С тех самых, как я нес службу в приграничной страже. Кстати, интересная была история...

— О-о, начинается...— раздраженно поморщился Арсиги.

— Мы тогда преследовали кочевников,— не обращая на него внимания, начал рассказ Винеар,— в азарте переправились через Керу, а нас там уже поджидала засада. Красноголовые отрезали нас от реки, так что нам пришлось уходить в степи. Они нас несколько дней гнали, потом почему-то отстали. Надо было возвращаться в Варголез, а у нас от провианта ни крошки не осталось. Попервам терпели, потом стали ящериц ловить, сусликов, саранчу — есть-то хочется! Моим товарищам — не привыкать. Крестьянские дети, с детства привычные к подножному корму. Морщатся, но едят. А мне вся эта живность в глотку не лезла. Все мечтал о хорошей отбивной. Но и от сухарика простого не отказался бы. И вот я сунул руку в пустую суму — может хоть крошек удастся наскрести. Обшарил все внутренности — ничего нет. И вдруг в самом уголке пальцы наткнулись на луковицу. А ведь не было ее — могу поклясться! Достал, отложил в сторону. Ну, думаю, еще бы хлеба кусочек... И снова в мешок. И — не поверишь!— достаю крупный ломоть свежеиспеченного хлеба... Я тогда чуть с ума не сошел! А сам думаю: а как насчет колбаски? В общем, и колбасу нашел в своем мешке, и сало, и даже кринку молока. Сам наелся, друзей накормил. Так мы и добрались до лагеря: всю дорогу я доставал что-нибудь из сумы, а она, хоть и пустая была, казалась неистощимой. К слову сказать, я там не только еду находил, разное бывало: и платки с вышивкой, и письменные принадлежности, и овес для коней горстями таскал. Вот о чем подумаю, суну руку в мешок — а оно там лежит. Не все, конечно, но многое... А ближе к зиме довелось мне побывать в Сандоре. И там я услышал удивительную историю, будоражившую весь город на протяжении последних декад. Говорили о доме, в котором таинственным образом пропадают всякие вещи. Сначала думали, что слуги крадут. Нет. Потом грешили на воров. Тоже нет. К тому же многие были свидетелями того, как те или иные предметы исчезали со своих мест прямо на глазах. Когда я понял, в чем дело, меня смех разобрал. Решил я, в общем, купить этот дом — благо за последнее время он сменил уже нескольких хозяев, а теперь и вовсе пустовал. Поселил я в нем человека доверенного — он-то и готовит теперь для меня всякие разносолы.

— Так значит, ты можешь достать из этой сумы все, что угодно?— удивился я.

— Только то, что есть в том самом доме. Впрочем, там всего полно, не дом, а склад настоящий. Правда, есть одно условие: необходимый мне предмет должен быть небольшим, таким, чтобы смог поместиться в переметной суме. Вот так.

Поразительно!

Почему я об этом ничего не знал?! Сам Винеар не рассказывал, в книге тоже не было ни слова, да и историй о чудо-суме я в будущем не слышал.

Может быть, я оказался в какой-то параллельной реальности?

Об этом не хотелось даже думать, потому как последствия такого расклада были совершенно непредсказуемы.

— А как же кисть?— спросил я Винеара.

— Какая кисть?— удивился он.

Пришлось выкручиваться.

— Говорят, что у тебя есть кисть, с помощью которой ты можешь залечивать любые раны.

— На самом деле такое говорят?! Не верь, нет у меня никакой кисти. Да и откуда ей взяться: никогда в жизни не держал в руках кистей.

Вот так...

В общем, переметная сума Винеара оказалась очень полезным атрибутом. У нее был лишь один недостаток: связь "мешок — дом в Сандоре" была односторонней. Поэтому, если Винеар доставал, к примеру, какое-то яство вместе с блюдом, то посуду невозможно было вернуть обратно на кухню и его приходилось либо выкидывать, либо таскать с собой. Но, учитывая то, что Винеар был довольно состоятельным человеком, такие пустяки во внимание не принимались.

На этом неожиданности, связанные с именем Винеара, не закончились. Как-то на привале я заметил, как мой новый старый знакомый что-то пишет на сшитых в блокнот листах бумаги. Я случайно — так уж получилось — заглянул в блокнот, и, едва прочитав первые строчки, сделал еще одно открытие. Оказывается, Винеар и был тем самым неизвестным автором книги о Шторне Ганеги, хранившейся в моей сумке! А его блокнот и был той самой книгой, пока что не имевшей прочного переплета. Зато текст совпадал идеально. Даже клякса, оставленная на уголке листа, когда Арсиги нечаянно толкнул его в плечо, совпадала с той, что я обнаружил в книге, полученной от букиниста Феденора. За одним незначительным в литературном плане исключением: среди спутников автора книги неожиданно появился некий безымянный пока чужеземец, в котором я, даже без описания признал самого себя. Впрочем, упоминание было мимолетным и незначительным. Но с этого места повествования текст слегка сдвинулся вниз. Могло ли это как-то повлиять на ход событий?

Не знаю...

Зато Арсиги был именно таким, каким я его знал: хамоватым разгильдяем, по воле судьбы наделенным недюжинной силой. Он то ворчал без причины, то цеплялся к мелочам, то нарывался на ссору. Знавшие Арсиги люди давно уже не обращали внимания на его выходки. А я к ним все никак не мог привыкнуть и порой хотелось двинуть ему по морде.

Аннисен...

Надо полагать, она тоже была цанхи, но я не совсем понимал, в чем именно заключался ее Дар, а в книге об этом не упоминалось. Пришлось спросить напрямую.

— Любопытный, да?— усмехнулась девушка.— Ну, смотри!

Сказала она... и ничего не произошло.

— И?— спросил я спустя несколько долгих секунд.

Она улыбнулась еще шире.

— Не заметил?

— Что именно?— решил я уточнить.

— А вот что!— и она передала мне мой нож.

Я машинально протянул руку к поясу... Ножа там, естественно, не было.

— Как это?— удивился я, возвращая нож на пояс.

— Очень просто,— сказала Аннисен... и снова протянула мне мой нож.

Потом вдруг исчезла из виду, а миг спустя я почувствовал прикосновение остро отточенного лезвия к моему горлу.

— Теперь понял?— шепнула она мне на ушко.

Кажется, да.

— Как ты это делаешь?

— Когда я пользуюсь Даром, время останавливается, мир замирает и я могу с ним делать все, что захочу.

Она останавливает время?! Или же это чисто субъективные ощущения, а на самом деле ускоряются ее собственные движения?

— Жаль только, что длится все это совсем чуть-чуть,— с сожалением вздохнула она.— Зато Дар быстро восстанавливается.

И она, демонстрируя свои способности, появилась сначала прямо передо мной, потом возникла у дерева, стоявшего в десяти шагах от меня, затем ойкнул Арсиги, дремавший, прислонившись к стволу соседней березы.

— Не зли меня, женщина!— буркнул он и снова закрыл глаза.

А Аннисен опять оказалась передо мной.

— Здорово!— признался я.

— Я знаю...

В деревне Мостки к нам присоединился еще один человек. Сарх — старый знакомый Шторна Ганеги, согласившийся проводить нас к Гонготским болотам. Он прекрасно знал местность, слыл удачливым охотником, замечательно стрелял из лука, знал все о том, как выжить в Кудомском лесу. А кроме того он был еще и Духоборцем. Идти на болота он отказался, и мои друзья решили было, что придется рассчитывать лишь на собственные силы. Однако на рассвете он ждал нас на околице в полном снаряжении:

— С вами пойду,— буркнул он.— Без меня пропадете.

Чем удивил моих спутников. Но не меня. Я знал, что он к нам присоединится — прочитал в дневнике Винеара, приобретенном в будущем. А чуть позже стал свидетелем того, как Винеар собственноручно запечатлел это событие на бумаге.

Пока что все шло своим чередом.

Деревня Мостки располагалась в трех днях пути от Аскона на север по Далирскому тракту. Название населенного пункта было не случайным: деревня возникла у моста, переброшенного через пересохшее русло небольшой речки, бравшей начало где-то в Гонготских болотах и впадавшей некогда в Орик. Лишь ранней весной во время таяния снега она оживала и несла свои воды на восток, но к середине лета снова полностью пересыхала. При прокладке тракта через русло перебросили мост, а чуть позже рядом возникла и деревенька, жители которой жили за счет приюта путников и обслуживания переправы. Жили здесь в основном выходцы с левобережья. Но было и несколько семей из числа коренного населения. Сарх и был представителем одной из них. Деревенские ценили его и как Духоборца, и как охотника, и просто как мудрого человека.

В путь мы отправились на рассвете, оставив лошадей в деревенской конюшне, долго шли вдоль русла реки и лишь незадолго до полудня Сарх отклонился к югу, окончательно покинув обрывистый берег, поросший густым кустарником.

Стоит отметить, что Мостков мы достигли без происшествий. Нас не тревожили ни злокозненные духи, о которых на левобережье ходили легенды, ни разбойники, коих в этих лесах было несравненно меньше, чем в коренном Варголезе. Далирский тракт не был похож на столичный проспект в час пик, но и пустующим его не стоило называть. Время от времени нам попадались конные отряды и телеги, везущие со стороны предгорья все то, что имело свою цену в больших и малых городах королевства: руду, железные и медные чушки, строительный камень, лес, смолу, шкуры. На север поставлялись ткани, вина, зерно и прочие дары полей. Шли люди, ищущие приличный заработок на рудниках и шахтах. Одиночек не было, народ благоразумно сбивался в кучки, присоединялся к обозам, обзаводился охраной.

Но стоило нам сойти с дороги и углубиться в лес, как старый Кудом дал о себе знать. Первым ЕГО заметил Сарх, замер сам и нам приказал жестом остановиться.

— Что там?— спросил Арсиги, но старик шикнул на него, призывая хранить молчание.

Я напряженно всматривался в дебри, пытаясь разглядеть причину переполоха. Однако прошло немало времени, прежде чем я увидел человека, неприкаянно бредущего по лесу с севера на юг. Вроде бы ничего особенного: на вид — обычный крестьянин, каких немало что в самом Варголезе, что на правобережье. Правда, шел он как-то странно — медленно, подволакивая ноги, словно был пьян...

...или мертв.

Я понял это, когда он повернул голову в нашу сторону.

Великий Страж!

Это был самый настоящий зомби. Тлен давно уже тронул его тело, кожа высохла и потрескалась, обнажив гниющую плоть, нос отвалился, щеки зияли дырами, а остекленевшие глаза смотрели на мир неосознанно-печально. Но он нас увидел...

...он или вернее, захвативший тело мертвеца дух...

...раздался радостный клекот, и зомби ломанулся к нам через кусты. Мы не выпускали оружие из рук с тех пор, как вошли в лес. Я сжимал в ладони клинок, найденный в подземелье Лодуса, однажды уже доказавший свою действенность против порождений Центалы, и готовился снести голову твари, но меня опередил Сарх. Он выпустил стрелу, угодившую зомби в правый глаз. Так и не добравшись до нас, мертвец упал, как подкошенный, неуклюже прокатился еще несколько шагов по инерции и замер, налетев плечом на ствол дерева. Тут же с недовольным криком из тела вырвался дух, похожий на легкое зеленоватое облачко дыма. Я уже знал, что это представитель низших, не способный самостоятельно причинить вред человеку. Такие как он не имели собственного материального тела, зато охотно вселялись в тела покойников, а то и во всевозможные неодушевленные предметы. Те, что посильнее, могли даже лишить воли живого человека, например, спящего, но такие случаи были редки.

Едва дух покинул разлагающееся тело, Сарх метнул в него горсть какого-то порошка. Дух пронзительно заверещал и растаял бесследно.

Я приблизился к застывшему в неестественной позе мертвецу.

Оскверненный. Так называли в Варголезе покойников, чьи тела захватили злокозненные духи.

Кто он? Кем был при жизни? Что делал в лесу? Как погиб?

Вопросы, на которые уже никогда не получить ответов.

Говорят, таких, как этот, немало бродит по Кудому. Кто-то упал в яму и свернул себе шею, кого-то убили завистливые дружки, иного порвал голодный хищник... Да, мало ли... Смерти разные, а участь одна: стать временным прибежищем того или иного бесплотного духа.

Этот был первым на нашем пути, но самое "веселое" ожидало нас впереди...

Тем же вечером я впервые увидел Охранный Пояс. Он появился лет шестьдесят назад, вскоре после знаменитого побоища на Ильгеровом поле. Чтобы обезопасить себя со стороны Гонготских болот, местные Духоборцы окружили царство Вечного Зла Деревянными Стражами, вырытыми в землю на расстоянии десяти шагов друг от друга. Защита оказалась довольно действенной. Массовое нашествие духов прекратилось, в Кудомском лесу стало гораздо безопаснее. Особо крупных и сильных духов здесь уже давно не встречали. Правда, всякой мелочи каким-то образом удавалось просочиться сквозь ограду. Теперь я понял — почему. Пояс сильно обветшал за прошедшие десятилетия. Деревянные столбы почернели, прогнили, покосились, а некоторые и вовсе упали. Некогда очищенная от леса полоса нынче снова поросла зеленью, и теперь строгие Стражи смотрели на мир своими четырьмя ликами из густых зарослей, утопая в гниющей листве.

Начинало темнеть, и мы решили переночевать по эту сторону Охранного пояса. Развели костер — многие духи боялись огня,— перекусили. Сарх осыпал подступы к лагерю одному ему известными снадобьями, гарантировавшими нашу безопасность, по периметру стоянки воткнул в землю уменьшенные копии стоявших рядом Деревянных стражей. Кроме того мы договорились нести дежурство до утра. Первой на пост у костра заступала Аннисен, я должен был сменить ее примерно через час. Отдежурив положенный срок, я разбудил Винеара, а сам отправился досматривать прерванный сон...

Утро выдалось туманное и сырое, так что я проснулся почти с восходом солнца. Осмотрелся на поляне. Странно... Не было Арсиги и Сарха. Старик, кажется, дежурил последним. Я уже собирался было поднять переполох, но тут из-за кустов показались пропавшие. Арсиги выглядел каким-то потухшим, смотрел в сторону, словно опасался выдать свои мысли. Сарх... Он итак был немногословным. Поэтому о том, куда отлучались эти двое, я так и не узнал.

Ну и ладно. Одно мне надо?

Вскоре проснулись и все остальные. Мы перекусили здоровой деревенской пищей, прихваченной Духоборцем в Мостках, собрали свои пожитки, затушили тлеющий костер и вошли во внутренние пределы Охранного пояса.

Здешний лес ничем не отличался от того, что располагался по ту сторону магической ограды, разве что становилось заметно сырее — чувствовалась близость болот. Мы шли на запад, не выпуская из рук оружия. Но если и пускали его в ход, то только для того, чтобы расчистить дорогу. Напряжение висело в воздухе обволакивающим чадом, но никакой непосредственной опасности не замечалось, словно Зло притаилось, присматриваясь к непрошенным гостям.

К полудню мы вышли на просторную поляну, где и решили сделать привал. Разместились под кроной могучего дуба, богато усыпанного зреющими желудями. Обедом угощал Винеар. Сегодня его повар приготовил жареное мясо и пшенную кашу которую мы ели с деревянных плошек. Запивали все это дело остуженным сфантом и, что удивительно, Арсиги ни словом не заикнулся о пиве, хотя даже невооруженным глазом было видно, как он мается с похмелья.

Немного передохнув, мы продолжили путь, а спустя пару часов вышли на поляну, очень похожую на ту, что мы недавно покинули.

— А вам не кажется, что мы здесь уже были?— нахмурился Винеар, разглядывая могучий дуб, росший у опушки.

— Конечно, были,— усмехнулась Аннисен.— Вот наша посуда.

Да, под дубом стояли деревянные плошки, оставленные нами за ненадобностью.

— Понятно,— пробормотал Сарх.

— Что понятно?— спросил Арсиги.

— Это Путало.

— Что?!

— Путало, дух такой, сродни тому, которого ты повстречал нынешним утром...

Арсиги с упреком посмотрел на Сарха. Но никто не обратил внимания на слова старика, а он продолжил:

— Затуманит мозг и водит человека кругами по лесу, пока тот не лишится сил. А бывает — в топи заведет, или в ловчую яму. Шалит, стало быть. Сам по себе он не опасен, но неприятностей может доставить с лихвой.

Сарх огляделся и добавил:

— Сейчас мы его... Отойдите в сторону!

Когда мы оставили его одного, он развязал мешок, достал из него детскую тряпичную куклу, бросил ее ближе к кустам и замер. Спустя пару минут на поляну, крадучись, выползло лохматое нечто: то ли ежик, то ли всклокоченный суслик. Оно робко приблизилось к кукле, встало на задние лапы, а передними схватило детскую игрушку и радостно запищало.

Сарх ловко метнул ловчую сеть, которая накрыла лесного духа. Путало забилось, заверещало — специальная сеть духоборца причиняла ему боль. Теперь уже не торопясь, Сарх приблизился к добыче, подхватил сетку, достал из пояса длинную иглу и вонзил ее в трепещущий комочек. Раздался хлопок, и лесной дух, превратившись в пыльное облачко, развеялся по ветру...

Остаток дня мы провели в пути, стараясь наверстать упущенное. Увы, до болота мы так и не добрались, хотя его близость чувствовалась с каждым шагом. Лес заметно поредел, почва под ногами оказалась пропитанной влагой, запахло болотными миазмами.

Когда начало темнеть, мы решили остановиться на ночлег. Расположились на холме, где было не так сыро. Сарх произвел традиционный ритуал защиты лагеря, но сразу предупредил:

— По это сторону Охранного пояса я ни за что не ручаюсь. Места здесь гиблые, да и духи посильнее будут... Чует мое сердце — не стоило нам сюда приходить.

— Сейчас уже поздно, а завтра можешь возвращаться назад в деревню,— заявил Шторн.— Ты выполнил свою часть уговора.

Сарх пообещал довести нас до болот, но в дальнейшей авантюре участвовать отказывался.

— Пропадете ведь без меня,— с сожалением сказал он.

— Это уж не твоя забота, старик.

Сарх пожал плечами и уселся к костру.

В эту ночь спать совсем не хотелось. И не мне одному. То ли в преддверии предстоящей схватки, то ли по причине тревожной близости Гонготских болот никто из моих друзей не спешил ложиться спать. Прав был старик: места здесь неприветливые, гиблые. И коварные. Мы преодолели большую часть пути до болот, они были совсем рядом, но за все время повстречали только неприкаянного зомби и глупое Путало.

— Где же твои духи?— ежась, спросил Арсиги. Не думаю, что ему не терпелось с ними повстречаться. Скорее уж напротив.

— Они повсюду,— ответил Сарх.— Например, вон за тем деревом. И за этим кустом.

— Ирт-лях... Ты серьезно?

— Сам можешь проверить,— усмехнулся Сарх.

— Оно мне надо?

— Боишься? Правильно делаешь. Страх — лучшее лекарство против глупости... Нет, я пошутил: нет там, за деревом, никого...

Арсиги облечено вздохнул.

— Ошибаешься, старик,— донеслось из-за дерева, и на вершине холма появился человек.

И не один. Их было шестеро. Нас окружили со всех сторон. У четверых были в руках натянутые луки. Пятый держал топор.

Винеар потянулся к мечу, но тут человек, вышедший из-за дерева, разжал ладонь, и мы увидели трепещущий на ней огненный шар:

— Не дергайся, земляк, иначе вспыхнешь ярче этого костра.

Все замерли.

Глава 9

Даже не знаю, что в возникшей ситуации напрягало больше: нацеленная в мою грудь стрела или тот факт, что ничего подобного в дневнике Винеара не было описано. Я понятия не имел, кто эти шестеро, откуда они взялись и каким образом вклинились в привычный ход событий.

Не было их!

Но вопреки записям в дневнике они стояли вокруг нас, держа на прицеле, и малейшее неловкое движение могло иметь далеко идущие и достаточно плачевные последствия.

Мое замешательство длилось лишь мгновение, которого вполне хватило, чтобы переломить ситуацию. Аннисен исчезла со своего места без каких бы то ни было спецэффектов, и тут же появилась за спиной мужчины, державшего на ладони огненный шар. Скажу больше: она приставила к его горлу лезвие изогнутого кинжала, прикрываясь телом от потенциальной угрозы со стороны лучников, которые все еще не поняли, что произошло.

— Спрячь огонь, пока я не перерезала тебе глотку,— прошипела фангеэри.— И прикажи своим людям сложить оружие, если хочешь жить.

Вот теперь лучники отреагировали на перемены, дружно направив стрелы на Аннисен... Точнее, в сторону своего предводителя, так как миниатюрная девчушка полностью скрывалась за спиной незнакомого цанхи.

И напряжение стало ощутимым на ощупь.

Винеар снова потянулся к мечу, но сидевший рядом Шторн остановил его едва заметным жестом, а из-под капюшона донесся его тихий голос:

— На твоем месте я бы прислушался к ее словам, Зарис. У нее твердая рука, и она не дрогнет.

Человек с огнем на ладони уставился на него в недоумении.

— Кто ты? Откуда знаешь мое имя?

Бывший Великий Мастер медленно скинул капюшон с головы...

— Шторн Ганеги?!

Это два слова способны были открывать ворота самых неприступных крепостей и обращать в бегство несметные полчища врагов. Вот и сейчас лучники изменились в лице, шепча имя, знакомое каждому варголезцу. Пальцы медленно расслабили тетивы и выпустили луки из рук. А предводитель незнакомцев, наоборот, сжал ладонь, погасив режущее глаза пламя.

— Убери нож, Аннисен,— попросил Шторн. Фангеэри неохотно подчинилась.— А ты, Зарис, присаживайся к костру, рассказывай, что привело тебя к обители Зла,— миролюбиво предложил он.

— Ты уверен?— тихо спросил Винеар, перекладывая меч так, чтобы он был под рукой.

— Расслабься, мой друг. Я знаю Зариса.

— И остальных тоже?

— Нет.

— Зато мы с тобой знакомы,— откликнулся один из лучников, невольно услышавший слова Винеара. Он приблизился к костру, так, чтобы пламя осветило его лицо.

— Крил?!— выпучил глаза владелец чудо-сумы.

— Он самый, командир.

Винеар встал, и они тепло обнялись.

— Несколько лет назад мы вместе гоняли кочевников,— пояснил цанхи друзьям.

— Давно это было,— кивнул Крил.— С тех пор где я только не побывал.

— А теперь вот занесло на Гонготские болота,— заметил Винеар.

— Жить-то на что-то надо,— вздохнул Крил.— А Зарис достаточно щедр, чтобы старого вояку потянуло на подвиги.

Как это ни удивительно, но и я встретил среди чужаков знакомого мне человека.

— И ты здесь?— своеобразно поприветствовал я присевшего напротив меня Гвана.

— И не скажу, что очень рад тебя видеть,— хмуро произнес он.

— Что так?

— Ты убил Канежа.

— Ты опять за старое?! Я спас твою жизнь, когда он пытался тебя пристрелить. Так что ты мне до сих пор должен.

— Рассчитаемся в лучшем мире,— буркнул он, и отвернулся, не желая продолжать бессмысленную беседу.

Остальные трое были — вроде Крила — наемниками из числа бывших служилых, по разным причинам ушедшими на вольные хлеба. Всех их нанял Зарис — скорд из Пробера, недавно обнаруживший в себе Дар повелителя огня. Но в отличие от Тиметиура, он не укрощал пламя, а давал ему новую жизнь, так что с Огнеборцем они были чистой воды антагонистами.

— Итак... что привело вас в эти негостеприимные места?— спросил снова Шторн, когда новые знакомые уселись вокруг костра.

Зарис ответил не сразу. Долго сидел, вороша угли веткой и глядя на пламя.

— Что ты слышал об Артенисе?— заговорил он, наконец.

— Ничего. Я понятия не имею, о ком ты... или о чем,— признался Шторн.

— Артенис — один из городов Пимпериана. Некогда он стоял на берегу живописного озера, располагавшегося посреди векового леса, и был гордостью Древних. Как и все остальные города Пимпериана он был разрушен в стародавние времена, а озеро с годами превратилось в непроходимое болото. Об Артенисе я узнал не так давно и случайно. Искал его на западе Гонготских болот, забредал так далеко, насколько это было возможно, но не нашел ни малейшего следа исчезнувшего города. На этот раз хотел зайти с юга, но в Асконе, куда я пришел, чтобы нанять людей для продолжения поисков, случайно повстречал своего старого знакомого — Гвана. Он уверен, что Артенис находится к северу от болот.

Вот оно! Гван! Именно его вмешательство внесло непредвиденные корректуры в привычный ход событий. Именно этим и объяснялось неожиданное появление шестерых искателей приключений.

И начало переменам, неизвестно как скажущимся на будущем, положил именно я, когда спас Гавана в подземелье Лодуса.

— Почему ты так думаешь?— спросил моего старого знакомого Шторн.

— Однажды я видел этот город на карте Пимпериана,— неохотно ответил Гван.— Не знаю, Артенис это или нет, но у озера, которое потом превратилось в болото, раньше не было никаких других крупных городов, кроме этого.

— Где ты видел такую карту?— заинтересовался Винеар.

— Теперь это неважно. В это подземелье больше никто не сможет попасть.

На некоторое время вокруг костра воцарилось молчание, после чего Зарис продолжил свой рассказ:

— Мы вышли из Аскона пять дней назад, шли на северо-запад, а потом двигались вдоль болот на север. Мы слишком близко подошли к топям, и на нас напали круджи...

— Кто напал?— переспросил Арсиги.

— Круджи,— повторил Зарис.

— Это водяные духи,— решил пояснить Сарх.— Наши легенды говорят, когда-то в озере на месте нынешних болот, обитали чудные существа — добрые и безобидные. Они помогали Древним и охраняли озеро. А потом здесь поселилось Зло и подчинило себе круджи. Они изменились, стали жестокими и беспощадными. Теперь они служат новому повелителю и охраняют болота от непрошенных гостей.

— Так и есть, старик,— кивнул Зарис.— Они напали на нас, утащили двоих наших в топи, а вместе с ними и все наши съестные припасы. Без пищи не было смысла продолжать путь на север...

— ...и ты предложил разжиться едой у первых встречных,— догадался Шторн.

— Прости. Если бы я знал, что это ты и твои люди...— повинился Зарис.

— Ты должен был догадаться, что беспомощные крестьяне не сунутся на Гонготские болота.

— Так ведь и нас очень трудно обидеть,— усмехнулся Крил.— Зато с едой у нас теперь проблем не будет, правда, командир?

Винеар неопределенно пожал плечами, а Зарис заметил:

— Это если Шторн и его товарищи составят нам компанию.

— У нас несколько иные цели,— уклончиво ответил Ганеги.— Но мы готовы поделиться провиантом, раз уж на то пошло.

Винеар согласно кивнул.

— Когда-нибудь твоя доброта вернется тебе с торицей. А если ты скажешь, что вас привело на болота, возможно, я смогу дать дельный совет,— предложил Зарис.

— Мы собираемся проникнуть в сердце Гонготских болот,— сказал Ганеги.

И сам Зарис, и его люди посмотрели на нас как на ненормальных: с жалостью и сожалением.

— Не хочу тебя обидеть, но думаю, что это будет не по плечу даже тебе.

— Это почему?— обиженно нахмурился Арсиги.

— Болота непроходимы, поверь мне. Уж я-то достаточно по ним полазил. Опять же — круджи... Разве что на севере...

Надежда в его глазах не ускользнула от внимательного взгляда Шторна Ганеги.

— Если так получится, что нам будет по пути, я не стану возражать. Но...— Шторн замялся.— Я думаю, тебе следует знать, что... я утратил свой Дар и стал безобиднее цыпленка.

Арсиги болезненно поморщился, а Винеар красноречиво посмотрел на Ганеги, словно хотел сказать: "Не стоило тебе им об этом говорить".

Возможно, они были правы. Теперь, когда события начали развиваться по собственной прихоти, я не мог с уверенностью сказать, что принесет нам знакомство с этими людьми: помощь или погибель.

— Ты шутишь?— насторожился Зарис.

Одного взгляда оказалось достаточно, чтобы "повелитель огня" понял свою ошибку.

— Как такое могло случиться?— хрипло выдавил он.

— Не знаю. Но я намерен вернуть свой Дар. Где-то посреди болот находится Источник.

И снова Зарис пристально посмотрел на бывшего цанхи.

— Ты в этом уверен?

— Я это знаю.

После затянувшейся паузы Зарис сказал:

— На твоем месте я бы тоже рискнул. Но мы ищем исчезнувший город... Извини...

Иными словами, Зарис хотел сказать, что наши пути, если и совпадают, то лишь до определенной границы.

Что ж, возможно, это и к лучшему. Возможно, все еще вернется на круги своя...

Но привычный ход событий уже начал рушиться как карточный домик.

Доведя отряд до болот, Сарх собирался вернуться в деревню, но в последний момент передумал. Когда группа направилась на север, именно он нашел проход через топи... и погиб в схватке с Вечным Злом.

Погибла и Аннисен...

Об этом писал Винеар. Так должно было случиться.

Но, проснувшись утром, я узнал, что Сарх покинул наш отряд на рассвете, решив вернуться в Мостки. Поводом послужила ссора с Крилом. Шторн не стал его удерживать, а я с досады едва не стесал зубы до корней: все шло совсем не так, как должно.

Следующие три дня мы двигались в северо-западном направлении, огибая болота и лишь временами приближаясь к ним вплотную, чтобы в очередной раз убедиться: пути на запад нет. Места здесь на самом деле были неприглядными и гиблыми. Лес поредел настолько, что перед ночлегом нам приходилось изрядно побродить в поисках сушняка для костра: деревья в окрестностях болота стояли низкорослые, корявые, полуживые и слишком сырые, чтобы поддерживать ровное пламя. Местность располагалась в низине, поэтому почва была заболочена, и почти все время приходилось брести по чавкающей жиже, слегка затянутой тонким слоем дерна. Все чаще впередиидущий Зарис забредал в топь. Провалившись по колено в вязкое месиво, он уже не мог самостоятельно выбраться из природной ловушки, и тогда нам приходилось вытаскивать его при помощи протянутой слеги или переброшенной веревки. Положение усложнял частый в этих краях туман, сдобренный удушающими испарениями и миазмами Гонготских болот.

Радовало, разве что, одно: за все это время мы ни разу не подверглись атаке ни со стороны самого Вечного Зла, ни его приспешников-духов. Но их присутствие ощущалось физически, особенно по ночам. К счастью, один из спутников Зариса — Ярим,— хоть сам и не являлся Духоборцем, но был знаком с их методами борьбы против кудомской нечисти. Каждый вечер он проводил тот же ритуал защиты, что и старый Сарх, рассыпая по периметру стоянки таинственные порошки и измельченные травы. А потом, собравшись у костра, мы слышали, как в темноте ночи скрипят деревья, трещат ветви, хлюпает болотная жижа. Временами к лагерю приближались мерцающие тусклым светом сгустки, похожие на аморфных медуз, но, наткнувшись на невидимую и непреодолимую для них преграду защитного барьера, гасли, словно падавшие с неба звезды. Сгущавшийся с наступлением сумерек туман тянул к нам свои щупальца, однако бессильно таял, опаленный светом костра. Заснуть в такой обстановке было очень проблематично, поэтому к утру все мы выглядели разбитыми и еще больше уставшими, чем за минувший день.

Артенис существовал на самом деле. Не то, чтобы я раньше ставил под сомнение слова скордов, но за тысячу лет всякое могло случиться даже с очень крупной метрополией. Однако лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.

Мы заметили руины к исходу третьего дня, продолжая двигаться на север. Когда-то город стоял на берегу озера, занимавшего гораздо меньшую площадь, чем современное болото. За прошедшие столетия оно расползлось во все стороны, поглотив древний Артенис. Мы видели торчавшие над водой обломки стен, плотно затянутые мхом. Издали они воспринимались как курьез, причуда природы, а не останки городской застройки. Но подобраться к ближайшим руинам не представлялось возможным, и мы продолжали двигаться вдоль болота, постепенно отклоняясь к западу.

В дневнике Винеара не было ни малейшего упоминания об исчезнувшем городе. Значит ли это, что в иной реальности отряд так и не добрался до этих мест? Наверное, так оно и было. События менялись с фатальной непредсказуемостью. В принципе, я мог теперь выбросить потертую книжицу в кожаном переплете, так как — уверен! — отныне история будет совершенно иной. Или оставить ее на память, чтобы впоследствии сравнить, насколько мое невольное вмешательство изменило привычный ход событий.

Если, конечно, я доживу до этого дня...

Однако отступать теперь было поздно. Я не мог развернуться и уйти. Болота окружали нас со всех сторон. Шаг влево, шаг вправо — и без помощи товарищей уже невозможно было выбраться из трясины. А незримое присутствие духов приравнивало мои шансы на спасение в одиночку к нулю. Поэтому я продолжал идти вперед, шаг в шаг за следовавшим впереди меня Гваном, искренне надеясь на благополучный исход мероприятия.

— Не ожидал тебя снова увидеть, тем более — здесь,— заговорил я со скордом, когда появилась возможность приблизиться и пойти рядом.

— Последняя прогулка по подземелью оказалась неудачной...— хмуро ответил он.— Да, ты сам все знаешь. Решил вот попытать счастья в Кудоме. Самому сюда лезть не с руки, рассчитывал прибиться к какому-нибудь отряду. Повезло, повстречал Зариса...

Повезло? Спорное утверждение...

— Ты уже рассказал кому-нибудь о подземелье?— спросил я. Мне бы не хотелось, чтобы подземелье Сандоры превратилось в проходной двор. На него у меня были свои виды.

— Нет. И тебе не советую,— сказал он.

Что ж, разумное решение...

Лишь на четвертый день пути нам удалось выбраться на сушу, а потом и приблизиться к руинам. Карты Гонготских болот не существовало в природе, но я предполагаю, что сейчас мы находились где-то в северной его части. По сути это был не особо крупный остров, со всех сторон окруженный топями. Вряд ли это был ТОТ САМЫЙ остров — обитель Зла. Хотя бы потому, что мы до сих пор были живы. Напротив, впервые с тех пор, как мы оказались на болотах, снизилось напряжение, изрядно потрепавшее нервы за последние несколько дней. Да и духи, следовавшие за нами по пятам, но не нападавшие по неизвестной нам причине, остались где-то позади.

На самом деле мы обнаружили целый архипелаг, состоявший из цепочки небольших островков, протянувшейся с юго-востока на северо-запад. Между собой они были связаны узкими тропками, остатками стен, но иногда приходилось снова брести по воде, зондируя путь щупами. Со всех сторон нас окружали развалины древнего города — обезображенные временем, заросшие густым кустарником, занесенные землей, затопленные болотной жижей. Ни единого сохранившегося строения, только развалины.

И тишина, гнетущая настолько, что порадовал бы даже писк комарья. Но их здесь не было вовсе, не говоря уже о более крупной живности. Одним словом: гиблое место.

Зарис был удручен видом руин. Он рассчитывал на крупный куш, но здесь явно нечем было поживиться. Его спутники полностью разделяли его настроение: зря тащились в такую даль, зря рисковали, напрасно потеряли двоих товарищей. В последнее время они ворчали открыто и по нарастающей.

У нас тоже не было особой причины для радости. Мы постепенно огибали болота с севера, но до сих пор так и не обнаружили ни малейшего намека на проход в его центральную часть. Не могу сказать, что меня это очень расстраивало. Теперь, когда ход событий претерпел кардинальные изменения, я склонялся к мысли, что возвращение в Сандору, пусть даже с пустыми руками, можно было бы считать не худшим из результатов.

Однако события продолжали развиваться по непредсказуемому теперь сценарию.

После полудня мы выбрались на самый крупный из островков, повстречавшихся на нашем пути. Эта часть древнего города пострадала меньше всего, и мы впервые увидели частично или полностью сохранившиеся постройки былой эпохи. Уцелели лишь одноэтажные строения, основательно затянутые мхом и густыми зарослями плюща. На плоских крышах, покрытых толстым слоем земли, рос кустарник и даже небольшие деревца, а дверные и оконные проемы зияли пустыми глазницами, предоставляя взору вековое запустение и лишь призрачную надежду на обогащение. Более высокие постройки сохранились опять же не выше первого этажа, но и они находись в не менее плачевном состоянии.

Разочарование спутников Зариса достигло наивысшего пика.

— Чем будешь расплачиваться, если мы уйдем отсюда с пустыми руками?— спросил Крил старшего группы, когда мы остановились на привал посреди острова, разместившись на камнях разрушенного дома.

— Ты слишком рано сдаешься, воин,— стиснув зубы, ответил Зарис.— Мы видели лишь малую часть большого города.

— И то, что мы увидели, меня очень огорчает... Ты не ответил на мой вопрос.

— Спроси Гвана, и он тебе скажет: еще никто не мог упрекнуть меня в том, что я не рассчитался с кем-то по долгам.

Крил взглянул на скорда и тот кивнул, подтверждая слова старшего группы.

— Надеюсь, ты меня не разочаруешь.

В последнее время Крил был самым многословным и шумным из нас всех. Даже Арсиги проникся ситуацией и все больше напоминал мне себя самого через тридцать лет, когда мы вместе спустились в сандорское подземелье. И тогда, и сейчас он всем своим нутром чувствовал опасность. Да и остальные предпочитали помалкивать, а если и говорили, то коротко — по делу — и только шепотом.

— Смотрите!— воскликнул вдруг Ярим. Ему не сиделось на месте, и он прохаживался сред руин, жуя на ходу холодное мясо. Он забрался на вершину холма и указывал рукой куда-то на запад.

Чтобы увидеть причину переполоха, нам не пришлось далеко идти. Возвышавшуюся посреди острова стелу было видно издалека. Мы не заметили ее прежде только потому, что от нас ее скрывали развалины дома, под стенами которой мы сделали привал.

В самой колонне не было ничего особенного, если не принимать в расчет тот факт, что она пережила катастрофу, уничтожившую сам Артенис и весь Интери-Анере. Возможно, это объяснялось тем, что стела была изготовлена из цельного куска арекса — искусственного камня, не уступавшего по прочности стали. Да и своими размерами она заметно уступала обелиску, украшавшему Верхний Асхонел Сандоры. Однако было нечто, затмевавшее величие самой постройки — крупный кристалл, венчавший вершину стелы и сверкавший даже в дымчатой взвеси окутывавшего остров тумана.

— Как думаешь, сколько будет стоить эта штука?— спросил Крил, не отрывая взгляда от кристалла.

— Не знаю, никогда не видел ничего подобного,— ответил Зарис.

Если бы спросили меня, то я бы сказал, что этот кристалл поистине бесценен. И в истории Варголеза — по крайней мере, в известной мне версии — ему суждено было сыграть ключевую роль. Но я так и не успел высказать свое мнение, так как случилось непредвиденное.

Они появились повсюду — выросли, словно грибы, показавшись среди скрывавших их до сего момента руин. Их было человек двадцать — по крайней мере, тех, кого я видел. На вид — дикари, облаченные в звериные шкуры, вооруженные примитивным даже по меркам мира оружием: копья, каменные топоры, луки. Однако от этого оно не становилось менее опасным. Тем более что позиция у незнакомцев была более выгодная, чем у нас. Превосходя по численности, они окружали нас со всех сторон, используя развалины домов в качестве надежного укрытия. А мы оказались перед ними как на ладони.

Тем не менее, мои спутники не собирались сдаваться без боя. Первым отреагировал Зарис. Он согнул руку в локте, развернув ее ладонью вверх. И был заметно удивлен, когда не увидел привычно бьющегося между пальцев огненного шара. Аннисен рванула было к покосившейся стене, но и у нее что-то не заладилось. Шесть стрел, вонзившихся в землю, отрезали ее от укрытия. Послышался гневный окрик на непонятном мне языке. Девушка отреагировала на предупреждение и примирительно приподняла руки. Но выглядела она при этом... удивленной.

Зарис продолжал трясти рукой, пытаясь зажечь огонь...

— Расслабься, у тебя ничего не получится,— сказал я ему тихо.

Он вопросительно уставился на меня. Пришлось объяснить:

— Кристалл на вершине колонны — это хенион. Он блокирует любой Дар цанхи. На этом острове даже Великий Шторн был бы бессилен, сохрани он свои способности.

Зарис мне не поверил. Ему трудно было поверить в то, что в пределах воздействия хениона он был не Повелителем Огня, а простым смертным. Отчаяние на его лице давало возможность понять, что чувствовал Шторн, когда узнал об утрате Дара.

Да, это был тот самый хенион, который спас Сандору от осаждавшей армии Ганеги. И в дневнике Винеара, и в устной традиции упоминалось лишь то, что его обнаружили на Гонготских болотах и доставили в столицу незадолго до того, как полчище Шторна Окаянного подступило к стенам города. Теперь я знал, где он находился до тех пор, пока не появился в Сандоре.

Пока я собирался с мыслями, события продолжали развиваться в непредсказуемом направлении.

Дикари продолжали давить нас словесно, выкрикивая со всех сторон короткие, но определенно агрессивные фразы. В дискуссию вступил Ярим, похоже, знавший неведомый мне язык. На выкрики он ответил спокойно, получил ответ, а потом обратился к нам:

— Они требуют, чтобы мы сложили оружие.

— Кто они такие?— спросил Арсиги.

— Лимины,— коротко ответил воин.

Уточняющих вопросов не возникло ни у кого — даже у меня. Я читал и слышал о лиминах. Это было одно из племен, которые сопровождали Гонгота в его кровавом походе на восток Кудомского леса. Самые рьяные его сторонники, одними из первых вставшие на сторону Великого Зла. Большая их часть полегла на Ильгеровом поле, а об остальных с тех пор не было ничего известно. А они, оказывается, ушли на болота, чтобы быть как можно ближе к своему повелителю.

— Что будем делать?— сухо спросил Винеар.

— Я не брошу свой меч,— ответил Крил.— Мой дед говорил, что не было в Кудоме людей, хуже лиминов. Да и не люди они — твари, пожирающие своих врагов.

— Людоеды?— решил уточнить Арсиги и, так как Крил ничего не ответил, посмотрел на Винеара. Тот кивнул в ответ.

— Ирт-лях...— пробормотал Малыш и с тоской посмотрел на свою дубину, ставшую для него с некоторых пор тяжеловатой.

Тем временем лимины, почувствовав нашу нерешительность, покинули свои укрытия и стали приближаться к нам со всех сторон. Их на самом деле оказалось больше двух десятков. Не ошибусь сильно, если предположу, что на острове собралось почти все племя. Здесь были и мужчины, и женщины, молодые и старые, но все как один крепкие и вооруженные. Наверное, они давно уже знали о нашем появлении на болотах и только и ждали, когда мы угодим в ловушку. А теперь они отрезали нас от единственного пути к спасению.

И вот мы оказались в плотном кольце дикарей, разглядывавших нас, словно пригнанный на убой скот и обсуждавших свои кулинарные предпочтения. А мы стояли плечом к плечу, продолжая держать в руках оружие, вид которого, судя по раскованности лиминов, их ничуть не смущал.

Вперед вышел самый рослый из дикарей — настоящий богатырь, носивший на шее ожерелье из волчьих клыков. В руках он держал искусно обработанный каменный топор, грозно смотревшийся в его могучих руках. Он заговорил с Яримом, и тому пришлось отвечать на вопросы дикаря. К сожалению, никто из нас ни слова не понимал из пространного диалога, а ситуация заметно накалялась. Все чаще наш товарищ не знал, что ответить на поставленные вопросы и молчал, глядя куда-то в сторону, а гигант с каждой минутой распалялся, переходил на крик, брызжа слюной, бросал все новые и новые упреки.

Один из молодых лиминов попытался ощупать телеса Аннисен, но получил по рукам. Ему это не понравилось, и он ударил девушку по лицу. Ответка последовала незамедлительно: фангеэри взмахнула наотмашь сверкнувшим в воздухе кинжалом, и наглец захрипел, схватившись за перерезанное горло. Спустя миг топор гиганта обрушился на голову Ярима и расколол ее как гнилой арбуз...

А потом понеслось...

Наша группа взорвалась сталью, прянув во все стороны. Крил с криком ринулся на убийцу Ярима. Он основательно вложился в удар, словно стремился рассечь гиганта пополам. Однако лимин с размаху отбил летящий в голову клинок своим топором, отчего Крила развернуло на сто восемьдесят градусов. И лишь благодаря отменной реакции и изрядному везению ему удалось избежать последовавшего удара: окровавленный каменный топор рассек лишь кожу на наплечнике воина, за мгновение до того, как тот упал на землю и откатился в сторону. Но тут же вскочил на ноги и снова атаковал гиганта...

Винеар был первым, кто пролил вражескую кровь. Подозреваю, что он пустил бы в ход оружие, даже если бы никто из лиминов не дал для этого повода. Для себя лично он все решил заранее. Тело Ярима еще падало на землю, а он уже вонзил меч в живот стоявшего напротив дикаря, избавился от тела, оттолкнув его ногой, и тут же обрушил клинок на следующего лимина, попытавшегося прикрыться копьем. Меч разрубил древко и застрял в черепе дикаря, когда самого Винеара попытались достать сбоку. Цанхи не растерялся, использовал заверещавшего от боли противника в качестве живого щита — копье угодило дикарю в грудь, и крик резко оборвался. Нападавшего нейтрализовал Зарис, беззастенчиво вонзивший кинжал ему в спину, а потом ударивший мечом по шее наискосок, перерубив шейные позвонки...

Иртим и Слоск — отец и сын — сражались в паре. Младший бился мечом, старший орудовал топором. Прикрываясь круглыми щитами, они болезненно жалили окруживших их дикарей. Топор в щепки крушил тянущиеся к ним копья, а меч пронзал и рубил их владельцев...

Лишившись Дара, Шторн мог рассчитывать только на свой посох, кроме которого у него был лишь кинжал. Но он отдал предпочтение первому, и успешно сдерживал натиск лиминов, ошибочно принимавших его за слабое звено в нашем отряде. Да, удары, наносимые Ганеги не были летальными, но и они вносили свою лепту в общий расклад сил. Рядом с бывшим Великим Мастером сражался Гван, прикрывая Шторну спину. Чуть в стороне орудовал дубиной Арсиги. Временная потеря Дара под воздействием хениона лишила Малыша его легендарной силы, но жажда жизни и природная ярость с лихвой восполнили недостающее. В пылу сражения Малыш не ведал усталости, круша налево и направо черепа и кости дикарей. Он ревел и рычал, крутился по сторонам, ловко уворачивался от контратакующих ударов, без жалости и сожаления добивал тех, кого не добили его товарищи по оружию...

Когда началась заварушка, я бросился на помощь Аннисен. Но, похоже, она не нуждалась в моей опеке. Перерезав горло наглецу, она метнула кинжал в следующего, а потом выхватила свои короткие клинки и завертелась на месте, перемалывая все, что попадалось на ее пути. Ах, как здорово она владела навыками двуручного боя! Загляденье! Со стороны она была похожа на сложный механизм, запрограммированный на убийство и не знающий ошибок. Каждый удар был продуман и отточен в кропотливых ежедневных тренировках. И пусть не все из них были смертельными, но своей цели — нанести урон, вывести из строя, обезоружить — достигал каждый из них.

— В сторону!— гневно крикнула она, когда я попытался составить ей компанию.

Нет, она и без меня справлялась со своей задачей.

И находила в этом немалое удовольствие.

Пронзительный визг раздался за мгновение до того, как на мою спину обрушилась тяжесть, а горло захлестнула чья-то рука. Молодая дикарка воспользовалась моей невнимательностью, запрыгнула на мой хребет и тут же ударила ножом в грудь. Короткое лезвие пробило толстую кожу доспеха и уперлось в ребро. Почувствовав острую боль и последовавшую за ней слабость, я схватил разъяренную бестию за волосы, рванул, но она крепко держалась на моей спине, обхватив ногами тело и продолжая сжимать одной рукой горло так, что у меня потемнело в глазах. Дикарка снова ударила ножом, но я вовремя подставил предплечье и опять рванул ее за волосы. Она вцепилась зубами в мою шею — это оказалось даже больнее, чем удар ножом! — и затрясла головой, пытаясь оторвать кусок мяса. Я зарычал... и почувствовал солидный толчок со спины. В тот же миг хватка дикарки ослабла и она упала на землю, а я увидел подмигнувшего мне Винеара, только что пронзившего мечом мою противницу. Сделав дело, он снова ринулся в бой, а я, лишь мельком взглянув на сочащуюся сквозь дыру в доспехе кровь и потирая поврежденную шею, вынужден был отражать атаку лимина, бросившегося на меня с топором...

К сожалению, дикари не дрогнули, не обратились в бегство под нашим натиском в первые минуты боя. Да и мальчиками для бития они не были. Потери в их рядах привели лиминов в ярость, и они, справившись с начальным замешательством, обрушили на нас всю мощь своего примитивного оружия.

Первым пал Слоск: копье проникло за щит и пронзило грудь молодого воина.

— Мальчик мой!— закричал Иртим... и тут же упал следом с раскроенным топором черепом.

Шторн пропустил удар ножа, распоровшего ему бок. Он оттолкнул нападавшего посохом, но тут же получил еще один удар шипастой палицей, поранившей ему бедро. Ганеги рухнул на одно колено, а выведшая его из строя палица зависла над его головой...

Еще мгновение — и умрет легенда...

Не будет ни войны Мастеров, ни тысяч смертей, ни разоренного Варголеза. Исчезнет человек, именем которого через тридцать с небольшим лет будут пугать детей, который волей судьбы превратится в Шторна Окаянного, Шторна Кровавого, Шторна Разрушителя...

Картина происходящего замерла, словно судьба давала мне возможность принять верное решение. Я находился всего в паре шагов от Шторна и его потенциального убийцы. Гвана оттеснили в сторону, и теперь он самоотверженно боролся за жизнь, оставив Ганеги в одиночестве. Чуть в стороне замер Арсиги, на устах которого застыл крик, обращенный к товарищу. Но он был слишком далеко, чтобы спасти Шторна. А я стоял рядом, и теперь только от меня зависело, в каком русле будет продолжаться история этого мира...

Наваждение пропало, дубина взлетела вверх, но прежде чем она опустилась на голову Ганеги, я разбежался и врезался плечом в тушу дородного дикаря. Он отлетел в сторону, и на него тут же набросился Малыш, в считанные мгновения превратив голову лимина в кровавое месиво.

Над болотами пронесся заунывный рев сигнального рога, и уцелевшие дикари обратились в бегство, оставив на поле боя с десяток убитых и несколько тяжело раненых. Они еще вяло копошились на земле, пропитанной их собственной кровью, но часы их жизни были сочтены.

На поле боя остался лишь гигант. Выглядел он неважно: левое ухо болталось на тонкой полоске кожи — рана обильно кровоточила, ключица была разрублена, ладонь зажимала резаное брюхо. Впрочем, и Крилу досталось неслабо: предплечье правой руки было разрублено до кости, и воину пришлось перехватить меч левой рукой, лицо заливала кровь, но он упрямо атаковал противника в предчувствии долгожданной победы.

Чувствовал это и рослый лимин. Отмахнувшись топором, он неуклюже побежал вслед за соплеменниками, уже скрывшимися за стенами развалин. Но настойчивый Крил настиг его и, поравнявшись с беглецом, перерубил ему сухожилия на ногах. Гигант рухнул на колени. Перебирая руками по земле, он потянулся за выпавшим топором и уже коснулся отполированной с годами рукояти, когда меч варголезца опустился на его бычью шею...

Крилу понадобилось нанести три удара, прежде чем голова лимина отделилась от тела. Он поднял ее за волосы и обратил лицом в сторону руин, за которыми еще мелькали спины дикарей, словно хотел продемонстрировать своему недавнему противнику бегство соплеменников...

В грудь ударила стрела — голова выпала из руки, улыбка на лице Крила застыла. Он опустил глаза и увидел тонкое древко... Невесть откуда прилетела еще одна стрела и впилась рядом с первой...

Из глубины болот показались спешащие к полю боя лимины. Используя одним им знакомые тропинки, дикари приближались к нам с севера и с востока. А из руин по нам открыли стрельбу лучники. Я ошибался, предполагая, что на острове собралось все племя. На самом деле это был лишь небольшой отряд. Но теперь им на помощь подошло серьезное подкрепление, против которого нам было не устоять.

— Уходим!— крикнула Аннисен и первой ринулась на запад по самой кромке заболоченного островка. За ней последовали и остальные. Я бросил прощальный взгляд в сторону Крила. Из его груди торчало уже шесть стрел, меч валялся у ног, а он все еще продолжал стоять, слегка покачиваясь из стороны в сторону.

Мы бежали во весь рост, так быстро, насколько это было возможно в нашем состоянии. Раны получили все, даже верткая Аннисен. Но хуже остальных приходилось Шторну. Он заметно хромал на пробитую палицей ногу, и Винеару приходилось поддерживать его под руку. Малыш избавился от тяжелой дубины и остался лишь при ноже. Гван сменил меч на лук, временами оборачивался и пускал стрелу в сторону появившихся на поле боя дикарей. Они бросились вдогонку, к ним присоединились прятавшиеся среди руин стрелки, останавливавшиеся на мгновение, чтобы натянуть луки. Стрелы жужжали совсем рядом. Одна из них угодила Гвану в плечо. Скорд не стал мешкать, сломал древко и, оставив лук в покое, поспешил следом за нами.

Я двигался в середине отряда. Рана на груди давала о себе знать пульсирующей болью, усилившейся во время бега, от кровопотери кружилась голова и саднила рана на шее. Мы успели добраться до руин, и теперь редкие стрелы стучали по каменным обломкам, торчавшим из земли. Не знаю, о чем думали мои друзья, а я желал лишь одного: чтобы вытянутый с северо-востока на юго-запад остров никогда не кончался. В противном случае нам всем несдобровать.

Увы, очень скоро под ногами зачавкала жижа, а когда мы обогнули последнее разрушенное строение, глазам открылась картина бескрайнего болота. Однако было одно обстоятельство, внушавшее надежду. Над зыбким берегом острова возвышалась причудливая арка, связанная из двух давно уже высохших деревьев со стянутыми вместе верхушками и украшенная прибитыми к стволам человеческими черепами, печально смотревшими на нас своими пустыми глазницами. За аркой начинались топи — на первый взгляд непроходимые и смертельно опасные. Однако вдаль убегала целая вереница вешек, изгибавшаяся к югу и уводившая вглубь Гонготских болот.

Зарис отстранил замершую перед аркой Аннисен в сторону и первым шагнул в топь, сразу же погрузившись по колено. Сделав еще один шаг, он дотянулся до первой вехи, вырвал ее из земли, решив использовать в качестве щупа.

— Не бойтесь, под водой прочный настил,— сказал он, но тут же предупредил:— Только осторожнее — он очень узкий.

Сказал и не спеша пошел вперед, орудуя щупом.

Мы — один за другим — последовали за ним. Замыкал отряд Гван. Он то и дело оборачивался назад, опасаясь увидеть преследователей, но дикари безнадежно отстали, что было нам только на руку.

Гать, выложенная из вязанок хвороста, на самом деле была довольно узкой. Чуть влево или вправо — и нога проваливалась в топь. Мы поддерживали друг друга, если кто оступался, и спешили как можно дальше уйти от острова, прежде чем появятся лимины. Я увидел их, когда суша почти скрылась в пелене тумана. Они стояли вдоль кромки острова. Расстояние было невелико, и движущийся гуськом отряд был прекрасной целью для опытного стрелка, но лимины опустили луки и молча смотрели нам вслед.

Глава 10

Нашему отряду повезло — мы отделались сравнительно легкими ранами, — чего не скажешь о людях Зариса. Из Аскона вышло восемь человек, а после схватки с дикарями их осталось только двое. Оттого ли Зарис выглядел хмурым и избегал случайных взглядов? Или же сожалел о том, что нам приходилось покидать руины Артениса с пустыми руками, а значит, гибель товарищей по оружию была напрасна? А может, он уже не верил, что мы вообще выберемся с этих проклятых болот, и заранее оплакивал свою участь?

Как знать...

С тех пор, как события начали развиваться в непредсказуемом направлении, я и сам не знал, чем закончится наше путешествие.

Зарис, как и прежде, шел первым. За ним следовали Аннисен, я, Гван, Арсиги и Шторн. Замыкал цепочку Винеар, присматривавший за хромавшим Ганеги.

— Пожрать бы,— мечтательно заканючил Малыш, обернувшись на Мастера с сумой.

Винеар по привычке сунул руку в сумку, но ничего не нашел: мы все еще находились в пределах воздействия хениона, а значит, причудливая магия Мастера была заблокирована. Пожав плечами, Винеар закрыл суму, сдвинул ее на спину и обернулся, чтобы взглянуть на исчезающие в туманной дымке руины Артениса. Неожиданно мутная жижа болота всколыхнулась, и перед ним восстало нечто лохматое, густо покрытое водорослями и илом. Чудовище замотало головой по сторонам и заголосило на низких тонах, словно жаловалось на жизнь.

— Круджи!— воскликнул Зарис предостерегающе.

Чудовище протянуло к Винеару лапу, представлявшую собой корявую "трехпалую" ветвь. Цанхи взмахнул снизу вверх по дуге мечом, отсекая конечность, и на противоходе отрубил чудовищу голову. Тело "водяного" осыпалось распавшейся на пряди растительностью, растеклось жидким илом, из которых оно, собственно, и состояло.

Но тут же из болота полезли новые круджи.

Они появлялись неожиданно, совсем рядом с гатью, мгновенно атакуя ближайшего противника. Безобидные на вид лапы-ветки на самом деле оказались грозным оружием. Острые как бритва, они без труда рассекали кожаный доспех. Я смог убедиться в этом, когда болотная образина выросла прямо передо мной и сходу ударила лапой, оставив на моем нагруднике глубокий порез. От неожиданности я отшатнулся назад, нога провалилась в пустоту, я потерял равновесие и едва не выпустил из руки меч. Но меня вовремя подхватил за ворот оказавшийся рядом Гван, затащил обратно на настил из вязанок хвороста и, не дожидаясь моей благодарности, принялся рубить окруживших нас круджи.

С ними легко было расправиться. Достаточно одного хорошего удара, чтобы бесхребетное тело чудовища распалось на куски и вышло из боя. Но прежде чем это случалось, круджи успевал нанести, по крайней мере, один удар, оставляя на теле противника глубокие царапины. Кроме того, набрасываясь со спины, они пытались утащить жертву в болото. Один из них вцепился в руку Арсиги и сдернул его с узкой тропки. Малыш тут же увяз по пояс и начал быстро погружаться, когда чудовище обхватило его шею и надавило на плечи. Подоспевший на помощь Зарис вцепился в тянущуюся к нему руку Арсиги, а мечом принялся кромсать на куски докучливого круджи. Когда с чудовищем было покончено, Малыш вскарабкался на тропу и лишь после этого выхватил нож.

— Держись рядом!— приказал ему Зарис, рассекая на куски очередного "водяного".

Круджи было много. Они лезли со всех сторон, гибли десятками, но с каждой минутой их становилось все больше. От распавшихся тел не оставалось и следа, что наталкивало на мысль: они были бессмертны и, опустившись на дно болота, возрождались снова.

— Нельзя стоять на месте, это верная смерть! Вперед!— крикнул Зарис. Ощупывая дно шестом и отбиваясь от лезших на гать круджи, он направился дальше на юг.

Мы последовали за ним.

Это был неравный бой. Прежде чем сделать шаг, приходилось пускать в ход оружие. Круджи нападали в одиночку и группами. Мы постепенно выдыхались, а им не было конца.

Зарис все дальше отдалялся от остального отряда, да и следовавшая за ним цепь изрядно растянулась. На Шторна и Винеара навалилось сразу десятка полтора болотных чудовищ. Одно из них вцепилось в суму, рвануло так, что едва не уволокло за собой цанхи, но лопнул тонкий ремешок, и круджи плюхнулся в воду, унося свою добычу.

— Моя сума!— взвыл цанхи и ринулся бы следом за чудовищем, если бы не удержавший его Ганеги. Он силой увлек за собой Мастера, для которого потеря артефакта была равносильна утрате Дара...

Один из "водяных" преградил путь Гвану. Скорд ударил его мечом, но тот ловко отшатнулся и тут же окатил нашего спутника фонтаном затхлой жижи, вырвавшейся из отверстия, которое лишь условно можно было назвать ртом. Ослепший скорд принялся протирать глаза, когда слева от него вырвался из воды еще один круджи, всей своей растительной массой ударил Гвана в бок, и парень рухнул в болото, тут же скрывшись из виду. Следом за ним нырнули сразу три чудовища, и вода в месте падения забурлила.

— Мы потеряли Гвана!— крикнул Шторн удалявшемуся Зарису. Но тот даже не оглянулся.

Возможно, он был прав: скорду мы уже не могли ничем помочь.

Однако...

Спустя минуту, когда мы изрядно удалились от места трагедии, над водой показалась голова Гвана, а потом ему удалось подняться на ноги. Разгребая муть руками, он направился в сторону, противоположную той, где находилась гать. Следом за ним двигались три неугомонных круджи.

— Гван!— закричал ему вслед Шторн.— Сюда, Гван!

Но скорд будто не слышал его и продолжал удаляться, постепенно скрываясь в тумане. Возникшего перед ним "водяного" он срезал мечом, но потом ему на плечи навалился настигший его круджи, и скорд снова скрылся под водой.

— Не останавливаться! Вперед, вперед!!— кричал нам Зарис, расчищая дорогу от болотных тварей. Но мы продолжали стоять и смотреть вдаль в надежде, что Гвану все-таки удастся спастись.

Увы, болото затянулось тиной.

Мы потеряли еще одного товарища по оружию.

Но прав Зарис: стоять на месте было смерти подобно. Круджи неутомимо лезли со всех сторон. Болото — это их стихия, их территория. А у нас не было места для маневров, да и силы были на исходе. Промедление едва не стоило нам жизни. Твари навалились на нас скопом, облепили со всех сторон Арсиги, завалили на гать Шторна, сковали по рукам Аннисен. В то время, как Зарис продолжал удаляться от места сражения, мы с Винеаром бросились на помощь друзьям. Я оказался ближе к Шторну и начал рубить накинувшихся на него "водяных", пытавшихся стащить бывшего Мастера в трясину. Одна из тварей тянула его за волосы. Ганеги сопротивлялся, как мог, но начинал захлебываться. Его голова все реже выныривала из-под воды, так что мое вмешательство пришлось как нельзя кстати. Я рубил вцепившиеся в Шторна лапы, топтал ногами мягкие тела, старался не замечать боли, причиняемой древесными когтями круджи, оставлявшими глубокие царапины на моем теле...

Перед Винеаром стояла серьезная дилемма: и Арсиги, и Аннисен одинаково находились на грани смерти. Кому из них помочь? Кого спасти?

— Я сама. Выручай Малыша!— крикнула фангеэри, заметившая нерешительность цанхи.

Винеар кивнул и бросился к Арсиги, уже скрывшемуся под телами круджи.

Но справиться в одиночку с облепившими ее "водяными" Аннисен было не суждено. Выпали из рук и тут же исчезли по водой клинки, последний раз мелькнуло окровавленное лицо, прежде чем скрыться внутри плотного сомкнувшегося кольца болотных тварей.

И тут из тумана прилетел огненный шар, ударил в спины тянувшихся к фангеэри круджи, расплескался жидким пламенем. Запылали, затрещали сырые водоросли, потек жидкий ил, тщетно пытаясь затушить всепожирающий огонь. Корчась и распадаясь на куски, "водяные" оставили в покое свою добычу и поспешили скрыться в болоте.

Все еще не веря в чудесное спасение, Аннисен нашарила свои мечи, встала на ноги и тут же бросилась на помощь Винеару.

Наконец, мы снова были вместе. Посох Шторна, который он так и не выпустил из рук, оказался бессилен против порождений болот, зато пригодился в качестве щупа. Ловко сканируя им скрытую под водой гать, Ганеги повел нас на юг, туда, где поджидал Зарис, откуда один за другим летели огненные шары, окутывая пламенем следовавших за нами круджи. Должно быть, он покинул зону воздействия хениона и теперь вовсю использовал свой удивительный Дар. Огонь делал то, на что неспособны были никакие клинки: он безвозвратно уничтожал гонготских "водяных". И они оказались достаточно разумны, чтобы почувствовать опасность и оставить нас в покое. Прекратив преследование, круджи погрузись в воду, и на болотах снова стало тихо.

Мы нашли Зариса на небольшом островке, горбатой кочкой возвышавшемся посреди зловонных топей.

— Спасибо,— поблагодарил скорда за огневую поддержку Шторн.

— Когда-нибудь сочтемся,— ответил тот. А потом добавил: — Смотрите туда.

И указал на юг.

Там, окутанный туманом, стоял остров гораздо больших размеров, чем тот, на котором мы находились. Я заметил перекошенную, потрескавшуюся и наполовину присыпанную землей лестницу, выползавшую из воды и обрывавшуюся холмом, богато сдобренным каменными обломками. А позади холма едва виднелись развалины уничтоженных временем строений...

— Думаешь, это ОН и есть?— настороженно спросил скорда Ганеги.

Тот ничего не ответил, тревожно вглядываясь вдаль.

Но, думаю, Шторн был прав: мы приближались к острову, некогда стоявшему посреди живописного озера, а после катастрофы ставшему последним прибежищем таинственного и неведомого Вечного Зла.

Мне не хотелось туда идти. Особенно теперь, когда исход битвы был непредсказуем. Да и остальные, судя по взглядам, не горели желанием встретиться лицом к лицу с всемогущим НЕЧТО, которое правило Гонготскими болотами на протяжении сотен лет. Даже Шторн не скрывал своей нерешительности. Казалось, он готов был забыть свое легендарное прошлое, смирить гордыню и стать простым смертным, чтобы прожить остаток лет в своей забытой богом деревушке рядом с любящей женой и любимым сыном.

Но все испортил Зарис:

— Чего встали, как вкопанные? Вперед!

И мы, не сговариваясь, последовали за ним навстречу неизвестности.

Скорд снова был прав: назад пути все равно не было. Там нас поджидали круджи, а на острове — лимины. Правда, и в обители Зла нас вряд ли встретят с цветами и музыкой. Но я все еще надеялся на то, что эта история закончится именно так, как о том писал в своем дневнике Винеар. За исключением, разве что одного...

Аннисен. Ей суждено было погибнуть.

Я не мог сказать ей об этом — все равно не поверит, не поймет. Да и времени теперь на откровенность не было. Поэтому я нагнал девушку, схватил ее за запястье, развернул к себе лицом и, заглянув в глаза, попросил:

— Будь осторожнее.

Девушка ничего не ответила, вырвала руку и зашагала к острову...

Мы увидели его прежде, чем успели добраться до суши. Он стоял на холме под одинокой стеной, казавшейся чужеродной на фоне разбросанных по земле каменных обломков. Никто не знал доподлинно, как он выглядит, но, едва увидев его, я сразу понял: это он и есть — Повелитель Гонготских болот.

Вечное Зло.

Теперь уже трудно было сказать с уверенностью, когда он умер. Возможно, это случилось во время катастрофы, уничтожившей Интери-Анере — плюс-минус пару сотен лет. В любом случае, произошло это очень давно. А потому выглядел он соответственно. На холме стоял мертвец, облаченный в основательно проржавевшие доспехи. С плеч его свисали остатки истлевшего плаща. Шлем на голове был настолько ветх, что едва прикрывал череп, лишь местами обтянутый сухой почерневшей от времени кожей и спутанные торчавшие клочками волосы, давно утратившие своей первозданный цвет. Были ли у него глаза — не знаю. Сквозь прорезь забрала на нас смотрела леденящая пустота. Он стоял, опираясь на посох, которому позавидовал бы даже Шторн Ганеги. Это было единственное имущество Повелителя, которое пощадило время. Прочный ствол обвивали резные побеги, сплетавшиеся на вершине посоха в трехконечную оправу, украшенную... крупным кристаллом...

Вот он! Тот самый офаран, за которым я пришел на болота!

Дело осталось за малым: прикончить владельца посоха.

О том, что он будет против, Повелитель заявил прежде, чем мы успели выбраться на остров. Костлявая рука в прогнившей перчатке вскинула посох над головой, сверкнул оживший кристалл и породил на свет полдюжины похожих на змей духов. Извиваясь и вереща, они с радостью восприняли обретенную свободу, закружили над Повелителем. Но стоило ему взмахнуть посохом в нашем направлении, как орда ринулась в атаку.

Зарис рассек мечом вырвавшегося вперед духа, но клинок беспрепятственно прошел сквозь бесплотное тело "змея", а тот обвился вокруг горла скорда и принялся его душить, оглашая болота истеричным визгом. Зарис тщетно пытался сорвать его с шеи: хватка у "змея" была мертвой...

Другой дух набросился на Шторна. Ганеги отбивался от него посохом — дух нарезал круги по воздуху и издевательски хохотал, ловко уворачиваясь от безобидной палки. В это время бывшего Мастера атаковала еще одна тварь, вцепившись острыми клыками в плечо...

Клинки Аннисен и Винеара так же оказались бесполезны. Оба не достигли своей цели, пытаясь порубить на куски бесплотных тварей. Впрочем, фангеэри, к которой по мере удаления от хениона вернулся Дар, ловко уходила от атак духов, чьи клыки клацали, хватая лишь воздух на том месте, где только что стояла девушка. Зато Винеару приходилось тяжко: "змеи" успели его изрядно покусать, прежде чем мне удалось до них добраться.

Меч, обнаруженный в подземелье Лодуса, полностью оправдывал свое предназначение. Вспыхивая таинственными знаками, покрывавшими клинок, он рассекал духов, обжигая разрубленные края и препятствуя регенерации. Сначала я достал ближнего, который набросился на Арсиги, ударом головы в грудь сбил его с ног, а потом попытался прогрызть дыру в его груди. Первым ударом я отсек бьющийся хвост, а потом переполовинил вгрызающийся в человеческую плоть обрубок. Меч почти не встречал сопротивления, а для духа нанесенные им раны оказались фатальными: заискрившись, куски тела начали таять со скоростью бикфордова шнура, превращаясь в ничто.

Второго я достал в полете, когда он, увидев, что я сотворил с его собратом, попытался отомстить и с отчаянным визгом ринулся на меня в затяжном пике. Я дождался его приближения и одним легким ударом рассек его вдоль тела до кончика хвоста. Обе половины упали в воду и, продолжая извиваться, начали тлеть.

Винеар и Шторн истекали кровью, но в отличие от Зариса они могли потерпеть. Скорд уже посинел, упал на колени и, выпустив из руки меч, все пытался разжать стягивавшие горло кольца. Глядя в закатывающиеся глаза скорда, мне пришлось выждать, пока голова духа окажется на безопасном расстоянии от тела Зариса, и лишь после этого я отсек ее, не причинив скорду никакого вреда. Тело "змея" снова стало бесплотным и опало с шеи Зариса, а он сам опустился на руки, натужно хрипя и кашляя.

Покончить с остальными тремя духами не составило труда, и мы вшестером выбрались на берег.

Повелитель продолжал стоять на прежнем месте, изображая полное безучастие, словно не сомневался в том, что духи нас прикончат. Словно и не видел, как мне удалось разделаться с каждым из них по отдельности. Должно быть, за столетия, проведенные в теле мертвеца, его разум полностью атрофировался, вытесненный лютой ненавистью ко всему живому.

Однако стоило нам ступить на сушу, как его рука, сжимавшая посох, рванулась к груди, а потом резко прянула назад, и в направлении берега прошла мощная ударная волна, сбившая нас с ног и сбросившая обратно в болото.

Увы, слог, которым Винеар описал решающий поединок, оказался слишком скуп, чтобы можно было что-то взять на заметку. Совсем коротко: пришел, увидел, победил — словно Мастеру не хотелось вспоминать о том, что произошло на этом острове. Правда, упомянул, что решающую роль в битве сыграла Аннисен, а Шторн завершил начатое, прикончив зловредную нечисть. При этом девушка погибла, так что все лавры достались бывшему Великому Мастеру.

Вот и сейчас она, пока мы тянули друг друга из топи, упрямо выбралась на берег и тут же, использовав свой Дар, метнулась к россыпи камней, а нас опять смело в воду мощным потоком воздуха.

Сжимая в руках мечи, Фангеэри молнией перемещалась от укрытия к укрытию. Повелитель сконцентрировал на ней все свое внимание, пытался достать ударной волной, но девушка оказалась проворнее тысячелетнего мертвеца. Воспользовавшись моментом, Зарис запустил в него огненным шаром, однако ветхие латы поглотили снаряд, не причинивший Повелителю никакого вреда. В отместку он взмахнул посохом, и с вершины кристалла сорвалась разлапистая молния, каждая из ветвей которой достигла своей цели. Заряд был слаб — иначе нас бы вмиг испепелило. Вместо этого нас затрясло так, что лично я пожалел, что не сгорел заживо. Затрещали мышцы и кости, в черепной коробке расплескалась магма, а внутренности завязало в тугие узлы. Но я видел, как к холму короткими стремительными рывками пробирается ловкая фангеэри. Повелитель наклонился к земле, поднял камень, сжал его в ладони и тут же резко бросил от себя в сторону мелькнувшего размытого силуэта Аннисен горсть мелких осколков, ускорив их полет магией. Они настигли размытый силуэт девушки, пронзив тело, отбросив его назад сокрушительным кинетическим ударом. Она упала на землю, беспомощно кувыркнулась и замерла в неестественной позе.

— Аннисен!!!— закричали в одно горло Шторн и Арсиги, когда воздействие электрического разряда прекратилось.

Оба бросились к девушке, но Повелитель снова взмахнул посохом, и в тот же миг земля под ногами друзей размякла, почернела, превратилась в топкую и вязкую трясину. Ганеги начал медленно погружаться — даже посох не помогал. Малышу все-таки удалось сделать пару шагов, с трудом вырывая ноги из липкого месива, но, в конце концов, увяз и он...

Зарис создал еще один огненный шар, однако запустить его в противника не успел: Повелитель бросил контрзаклинание — и пламя охватило незадачливого цанхи, превратив тело в пылающий факел. Пытаясь сбить пламя, скорд заметался по берегу...

А нас с Винеаром снова окружили со всех сторон вездесущие круджи, да так плотно насели, что нам пришлось отступать вглубь болота.

Мы терпели сокрушительное поражение: Аннисен лежала у подножия холма и не подавала признаков жизни; Шторн и Арсиги постепенно погружались в топь, возникшую на твердом берегу; Зарис смог погасить охватившее его пламя, бросившись в воду, но как только он показался на поверхности — опаленный и почерневший от копоти — как к нему потянулись щупальца, сформировавшиеся из болотной жижи, скрутили по рукам и ногам, обвились вокруг тела, а потом рывком утащили на дно. Нам с Винеаром тоже приходилось не сладко: круджи лезли со всех сторон, и мы не успевали рубить тянущиеся к нам лапы, все чаще пропуская удары, оставлявшие на наших телах глубокие порезы.

А Повелитель стоял на вершине холма, опираясь на посох и безучастно отмечая свою очередную победу над незваными гостями...

Неожиданно стена позади него опасно накренилась, затрещала — на голову Повелителю посыпались мелкие камешки. Он резко обернулся в тот самый момент, когда скованный раствором монолит обрушился на него всей своей массой. Повелитель выставил костлявую руку в тщетной надежде остановить падение стены но она накрыла его, смяла и погребла под собой, подняв плотное облако пыли.

Круджи замерли, все как один развернулись в сторону острова, а потом, не сговариваясь, один за другим погрузились в болотную жижу. Удерживавшие Зариса щупальца распались, и он вынырнул из воды, отплевываясь и кашляя. Топь, наполовину поглотившая Шторна и Арсиги, снова стала твердью, и они, разгребая рыхлый грунт, выбрались из ловушки. И лишь Аннисен осталась неподвижно лежать на камнях у холма.

А на рухнувшую стену, окутанную клубами пыли, хромая, ступил... Гван. Он был с ног до головы перепачкан илом, богато сдобренным кровью, но...

— Жив, бродяга,— пробормотал Зарис, выбираясь на берег. Ноги еле держали скорда, но он, шатаясь, направился к подножию холма, где уже суетились Малыш и Ганеги. Они окружили Аннисен, Шторн приподнял ее голову, провел рукой по лицу, покрытому кровью.

— Она еще жива!— воскликнул он, заметив бьющуюся на шее жилку.

Мы собрались вокруг фангеэри. Выглядела она... неважно. Камни не пощадили черный доспех, посеченный и пробитый по многих местах каменной шрапнелью. Раны сочились кровью. Девушка пребывала без сознания.

— Надо что-то делать,— пробормотал Арсиги.

Шторн полез в мешок, достал бинты, быстро перевязал рану на рассеченном предплечье. Но тряпка тут же покраснела и набухла...

— Ну, чего вы стоите?!— застонал Арсиги.— Делайте что-нибудь!

Он вытряхнул на землю все содержимое своего мешка. Чего там только не было! Одна лисья шкурка чего стоила. Хищницу подстрелил Сарх еще в первый день пути. Утверждал, что это та самая лиса, которая проделала лаз под деревенским частоколом и таскала у местных жителей курей. Охотник снял ее одним выстрелом из лука. А Арсиги решил, что негоже пропадать добру, сам освежевал тушку, а шкуру забрал себе. Кроме нее в мешке было полно всякой ерунды, но не было главного — перевязочного материала. Мои друзья слишком понадеялись на Винеара и его суму, а потому в поход отправились налегке.

Впрочем, вряд ли бинты помогли бы Аннисен. Похоже, у нее была плохая сворачиваемость крови. А ран было слишком много, и через них ее тело вместе с кровью покидала и сама жизнь.

Девушка умирала, и в сложившихся обстоятельствах ей никто не мог помочь.

Впрочем...

Это была самая безумная идея, когда либо приходившая мне в голову. Она посетила меня, когда взгляд упал на лисий хвост. Выхватив нож, я упал на колени, отсек кончик хвоста, подобрал с земли крепкую ветку и тонким куском кожи привязал к ней пушистый огрызок.

Получилась кисточка, которую я тут же протянул Винеару. Она была совсем непохожа на ту, которой орудовал чудо-лекарь в будущем, но...

Винеар удивленно уставился на меня.

— Я знаю, у тебя получится,— сказал я ему. Сам смочил кисточку водой из фляги и вложил ее в руку Винеара.— Проведи ей по ране.

— Зачем?

— Делай, что тебе говорят!— повысил я голос.

Пожав плечами, цанхи выполнил мою просьбу. Влажная кисточка стерла кровавую полосу, а вместе с ней и часть разошедшейся раны на запястье.

Идея, пришедшая в голову по наитию вследствие безысходности, сработала. То ли для Дара Винеара было все равно, какими кистями "лечить" раны, то ли место на этом острове было особенное, как сказали бы в моем родном мире — святое...

...или проклятое.

От неожиданности Винеар отдернул руку и пробормотал:

— Великий Страж...

— Давай, давай, не останавливайся!— подбодрил я его.

Дрожащей рукой Винеар снова провел кисточкой по ране, и она полностью исчезла — остался лишь розовый рубец.

— Продолжай!— я передал ему свою флягу.

Макая кисточку в воду, цанхи принялся "удалять" раны: на руках девушки, на лице. Когда с ними было покончено, Винеар развязал шнурки на нагруднике. Но вовремя остановился и бросил нам через плечо:

— Проваливайте отсюда!

Мы не стали возражать, поднялись на холм, где на рухнувшей стене сидел обессиленный Гван и тупо смотрел на костлявую кисть руки Повелителя, торчавшую из-под завала. Ее запястье украшал изящный браслет работы древних мастеров.

Повелитель все еще был жив: его пальцы царапали загрубевшими когтями землю.

Недолго думая, Гван рубанул по руке мечом, отсек кисть и снял браслет.

— Хоть не с пустыми руками возвращаться,— пробормотал он.

И тут же над болотами пронесся заунывный, нечеловеческий, полный тоски звук, похожий на стон. Такое впечатление, будто стонало само болото. А спустя еще некоторое время, над топью показались светящиеся сгустки. Они выныривали из воды и, подмигивая нам на прощанье, устремлялись в небо, исчезая в гуще тумана, скрывавшего от нас дневное солнце.

— Что это было?— спросил Арсиги.

Но ему никто не ответил.

Тогда он посмотрел на меня и спросил:

— Она будет жить?

Вопрос прозвучал так, будто только от меня зависела жизнь Аннисен.

— Да.— Я не мог расстроить Малыша, питавшего к фангеэри более чем теплые чувства. Да и самому хотелось в это верить.

На холм поднялся Винеар, устало присел на стену.

— Ну, как она?— спросил Шторн.

— Кровотечение прекратилось, раны... исчезли, но она очень слаба. Нам нужно как можно скорее добраться до лекаря... до настоящего лекаря.— Винеар пристально посмотрел на меня, так, что пришлось отвести взгляд.

— Да, конечно,— кивнул Ганеги, но тут же завертел головой.— Источник...

Я с сожалением посмотрел на бывшего Мастера...

Не было здесь никакого Источника.

Мне следовало бы давно ему об этом сказать, но в этом случае не состоялся бы легендарный поход на Гонготские болота. И черт бы с ним, с Повелителем — мне нужен был офаран. И я добился своей цели. Почти. Кристалл, венчавший посох того, кого в народе называли Вечным Злом, покоился под обломками стены...

Я с надеждой посмотрел на Арсиги.

А Шторн продолжал озираться по сторонам в надежде увидеть какой-нибудь родник, ручеек, что-нибудь похожее на Источник...

Мне очень жаль...

Островок был совсем крохотным. Возможно, в прежние времена он занимал гораздо большую площадь, но с тех пор многое изменилось. И теперь это была высокая кочка посреди безбрежного болота. Не знаю, что именно удерживало здесь Повелителя на протяжении сотен лет — во всяком случае, не Источник.

Шторн не хотел верить ни очевидности, ни собственным глазам. Он спустился с холма и принялся бродить по острову, расшвыривая ногами камни, словно под одним из них надеялся найти искомое. Компанию ему составил Зарис, имевший свои виды на Источник Силы.

А я обратился к Арсиги.

— Ты можешь поднять эту стену?

Малыш вопросительно уставился на меня:

— Зачем?

— Надо.... Гван, Винеар,— попросил я сидевших на стене друзей встать и отойти в сторону.

Возможно, в иной ситуации Арсиги послал бы меня подальше. Но после того как я косвенно поспособствовал спасению Аннисен, он не мог мне отказать.

Пожав плечами, Малыш подошел к стене, вцепился в нее руками, поднатужился, рванул ее вверх. Под неимоверной тяжестью ноги Арсиги погрузились в землю и, не выдержав напряжения, он выронил стену, подняв новое облако пыли.

— Зачем тебе это нужно?— поинтересовался Винеар.

— Давай, Малыш, попробуем вместе,— предложил я вместо ответа.

— Сейчас, только передохну немного,— сказал Арсиги тяжело дыша.

Я не стал его торопить, поймал взглядом Штона, поднимавшегося на холм. Ему не понадобилось слишком много времени, чтобы убедиться в очевидном.

— Здесь нет никакого Источника,— растерянно пробормотал он.— Но ведь Сайн был уверен, что он на острове. Он не мог ошибиться... только не он...

Мы все четверо посмотрели на него с сочувствием.

— Ты уверен?— на всякий случай спросил Винеар.

Ответный взгляд Ганеги был более чем красноречив.

— Жаль, что так получилось,— пробормотал Винеар.— Значит, нас больше ничто не удерживает на болотах?

Шторн едва заметно покачал головой.

— Арсиги,— обратился я к Малышу. Нам на самом деле нужно было поторапливаться: Аннисен нуждалась в помощи.

Коротышка снова взялся за плиту. На этот раз я решил ему помочь. Остальные продолжали безучастно смотреть за происходящим.

Нам удалось оторвать плиту от земли сантиметров на двадцать. Я уже видел раздавленное и неподвижное тело Повелителя...

— Держи ее, Малыш!— крикнул я и попытался дотянуться до посоха, но меня опередил Ганеги. Он выхватил добычу за мгновение до того, как плита рухнула обратно на землю.

Посох оказался поврежден, но сам кристалл ничуть не пострадал.

— Шторн...— обратился я к бывшему Мастеру несколько обескуражено.

Ганеги не обратил на меня никакого внимания, взмахнул посохом Повелителя, однако ничего не произошло. Он нахмурился, вырвал офаран из оправы, а поврежденный посох бросил на камни. После чего сжал кристалл в ладони и взмахнул теперь уже своим посохом.

Тот же результат.

— Шторн,— как можно мягче окликнул я его.— Это моя добыча.

Ганеги резко обернулся ко мне и процедил сквозь зубы:

— Ты ошибаешься.

Его лицо... оно перекосилось, показалось мне... безумным.

Неужели это все же случилось?

Через тридцать лет кувены будут гадать, что именно свело Ганеги с ума: собственноручное уничтожение Катлара или смерть жены и ребенка? Но сейчас, глядя на его лицо, я начинал подозревать, что произошло это гораздо раньше, и причиной послужило горькое разочарование и крушение последней надежды вернуть утраченный Дар...

— Шторн!— донесся до нас крик Зариса.— Посмотри, что я нашел!

Выражение лица Ганеги изменилось, безумие исчезло без следа...

— Источник...— пробормотал он и, продолжая сжимать в ладони кристалл, поспешил на зов.

Мы направились следом за ним, чтобы взглянуть на находку.

Зарис стоял над частично ушедшим в землю потрескавшимся каменным диском...

— Что это?— разочарованно спросил Ганеги.

Нет, это определенно был не Источник.

Зарис присел, протер поверхность диска ладонью, смахнув песок.

И только сейчас мы поняли, что это была карта... часть карты Интери-Анере. Точно такую же, только больших размеров и более подробную я видел в Хранилище Прайи. А эта была сильно повреждена и отображала лишь восточную часть исчезнувшего государства.

— Что это?— упрямо переспросил Ганеги. Он рассчитывал увидеть нечто иное.

— Карта.

— Я вижу, что это карта!— раздраженно воскликнул Шторн.— Я думал ты нашел Источник...

— Я нашел его,— спокойно ответил скорд.— Он здесь.

И Зарис ткнул пальцем в остров, расположенный напротив бухты Катлара. Знаменитый остров Корабельные Ворота, названный так за причудливую форму в виде огромной арки, сквозь которую на самом деле могло пройти даже самое крупное судно этого мира. И этот остров был помечен знаком, очень похожим на символ родника.

— Видишь этот знак?— решил уточнить Зарис.— Это и есть Источник.

Вот и сложился пазл событий, невнятно описанный Винеаром в его дневнике. На Гонготских болотах не было Источника. Шторн нашел древнюю карту, на которой знаком Источника был помечен остров Корабельные Ворота. Покинув болота, Ганеги отправился на этот остров и, не желая того, уничтожил цветущий город Катлар...

— Сайн упоминал, что Источник находится на острове,— пробормотал Шторн.— Я-то думал, что это остров посреди болот, а оно вот оказывается как.— Он резко вскинул голову и заявил: — Мы отправляемся в Катлар.

А вот это уже было совсем некстати...

Именно этого следовало избежать любым способом, иначе быть беде...

— Шторн...— заговорил я, но меня перебил Винеар:

— Я не стану говорить за всех, но лично я возвращаюсь в Сандору. С меня довольно приключений на этот год. Извини, Шторн.

Ганеги вопросительно посмотрел на Арсиги.

Тот покачал головой:

— Мы должны позаботиться об Аннисен. Так что...

— Зарис?

— Я с тобой, Шторн,— не задумываясь ответил скорд.

Этого оказалось достаточно, чтобы Ганеги принял решение:

— Значит, пойдем вдвоем.

Наше с Гваном мнение его не интересовало. Но я все же решил высказаться:

— Шторн, тебе не следует ходить в Катлар. Я не могу всего объяснить, но, поверь мне, будет лучше, если...

— Я сам решу, что для меня лучше!— резко отрезал Ганеги.

Мне не хотелось ссориться со Шторном. К тому же я понимал, ЧТО значит для него его Дар. И если он уперся, переубедить его будет сложно. Поэтому мне пришлось использовать предпоследний довод в надежде, что последнего удастся избежать:

— Тебе известно, что под Сандорой есть обширное подземелье?— спросил я, искоса заметив, с каким недовольством посмотрел на меня Гван.

— О нем знают все жители столицы... и не только они,— ответил Ганеги отстраненно.— Но что толку, если пока еще никому не удалось в него попасть.

— Я там был... и не только я.

— Поздравляю,— буркнул без особого энтузиазма Шторн.— Но подземелья меня не интересуют.

— А Источник? Под Сандорой находится Источник. Он существует на самом деле и он действует до сих пор, в отличие от того, что ты надеешься найти на острове у Катлара.

Судя по выражению лица Гвана, он был бы очень рад, если бы я заткнулся, но заставить меня молчать он не мог.

— То есть, ты хочешь сказать, что знал об Источнике под Сандорой все время и молчал, пока мы рисковали жизнью, пробираясь в сердце Гонготских болот?— нахмурился бывший Великий Мастер.— Почему?

— Мне нужно было попасть сюда,— неохотно ответил я, предчувствуя новые неприятности.— Мне нужен этот кристалл,— кивнул я на офаран, который сжимал в ладони Шторн.

Все, за исключением Арсиги, уставились на меня, словно увидели в первый раз.

— Зачем он тебе?

Спросил Ганеги, но мой ответ интересовал и всех остальных.

— Я провожу тебя к Источнику, а ты отдашь мне офаран и не будешь спрашивать, зачем он мне нужен. Договорились?

Шторн мешкал.

Гван смотрел на меня так, будто хотел сказать: "Я надеюсь, ты знаешь, что делаешь". А мне хотелось, чтобы он не вмешивался. Ведь он так же мог указать Ганеги путь к Источнику, но уже на своих, более приемлемых для Шторна условиях.

— Хорошо,— выдавил, наконец, бывший Мастер.— Я попробую тебе поверить, но если ты меня обманешь... И вот что еще: кристалл ты получишь только после того, как я увижу Источник.

— Договорились.

Я облегченно вздохнул.

— А теперь, может быть, кто-нибудь поможет мне вытащить из плеча наконечник стрелы?— спросил Гван.

— Потерпи еще немного,— ответил Винеар, взял меня под руку, отвел в сторону и заговорил шепотом.— Я уже давно за тобой присматриваю. Ты ведешь себя слишком странно даже для чужеземца. Так что тебе придется ответить на мои вопросы, если ты не хочешь неприятностей. Что ты знаешь о сандорском подземелье? Как тебе, чужаку, удалось туда попасть? Откуда у тебя ТАКОЙ меч? Откуда ты знал, что в сердце Гонготских болот найдешь этот офаран? И эта кисточка... Ты ведь говорил уже о ней!

Неприятностей я не боялся. Винеар был разумным человеком, но...

— Я обязательно отвечу на все твои вопросы, просто дай мне время. Хорошо?

Винеар смерил меня взглядом и сказал:

— Хорошо, я подожду. Но помни: я слежу за тобой.

Глава 11

В Варголезе не было календарной осени. И весны не было как таковой. Местные жители делили год на два сезона: Цветения и Увядания. Но если бы осень все же была, я бы сказал, что она наступила неожиданно.

Еще недавно мы пересекли вдоль и поперек Кудомский лес, радовавший глаз поблекшей, но все же зеленью. Однако спустя несколько дней по возвращении в Сандору я заметил, как ветер гоняет по мостовой пожелтевшую листву. Днем еще было тепло, но по утрам чувствовалась пронизывающая зябкость. Дожди шли, по крайней мере, пару раз в декаду — нудная навевающая тоску изморось. Жители столицы латали старое тряпье, квасили капусту и репу, закупали впрок муку, мед, сушеные травы для настоек — короче, готовились к зиме.

Я не любил осень. И не только потому, что с ней у меня были связаны не самые приятные воспоминания. Осень знаменовала наступление сезона дождей, а потом и холодов. Это летом, как говорится "...под каждым кустом был готов и стол, и дом". Зиму же приятнее всего проводить в собственном доме, полном тепла и разносолов. В Альтиндоре у меня был дом, там и зима была не страшна. А здесь...

Пока что выручал Винеар, приютивший бедного путешественника между мирами. Да, мне пришлось ему открыться по полной программе. Он, естественно, не поверил. Насчет множества миров он не возражал — этим не удивишь никого в Варголезе. Согласно местным верованиям после смерти человек покидал этот мир и отправлялся в иной. Но не произвольно и по прихоти, а по воле Великого Стража, встречавшего усопших на Перекрестке Миров. В зависимости от того, как человек прожил свою жизнь, Страж открывал ту или иную дверь, после чего в том или ином мире появлялся на свет новорожденный, не обремененный воспоминаниями о прошлом. Праведников ожидали миры, полные неги и благоденствия, грешники же попадали в Центалу, ужасную своими кровожадными духами и прочими чудовищами. Добропорядочный варголезец страшился оказаться в Центале, а я прилагал все усилия, чтобы туда вернуться. Не потому что мне надоело жить. У меня была цель: добраться до Яргоса. И если верить Охотнику, путь в него лежал через Центалу.

Винеар, конечно, удивился, услышав мои откровения. Ведь опять же согласно местным поверьям, только избранные могли путешествовать между мирами по своей воле. К примеру, те же "пимперианцы". Но куда больше недоверия вызвали у цанхи мои заверения о том, что я прибыл из будущего.

— Этого не может быть,— категорично заявил Винеар.— И не говори об этом никому другому. Памятуя о наших похождениях в Кудоме, я готов простить тебе ложь, посчитав ее за желание скрыть истину. Но если ты будешь настаивать, я собственными руками выбью дурь из твоей головы.

Утверждение спорное. Я давно уже не был мальчиком для бития и мог за себя постоять. А еще я старался не бросать слов на ветер и готов был подписаться под каждым из них.

Кровью.

Чтобы доказать свою правоту Винеару, мне не прошлось прибегать к кровопролитию. Достаточно было показать ему его собственный дневник, который я прихватил из будущего.

Это ли не доказательство?!

Цанхи сразу же узнал собственный почерк.

— Что... это?!— выпучил он глаза, перелистав несколько страниц.

— Твои заметки...

— Я вижу! Я спрашиваю... как такое возможно?!

— Никак, если не поверить в то, что я побывал в будущем.

Он все еще не верил. Сорвавшись с места, Винеар бросился к письменному столу, взял с него на треть исписанный дневник, раскрыл на первой странице и сравнил содержание.

Идентично, я знал это наверняка. Единственное различие заключалось в сохранности пергамента: страницы МОЕГО дневника несколько пожелтели, а чернила слегка выцвели.

— Не может быть...— ошарашено пробормотал цанхи.

Он попытался заглянуть в середину дневника, но я решительно накрыл его рукой.

— Не к чему тебе знать, что произойдет в будущем.

Тем более что многому из того, о чем писал Винеар, уже не суждено было сбыться.

Потому что своим вмешательством я изменил ход событий. Уж не знаю, правильно ли я поступил — чего уж теперь об этом рассуждать?! — но вместо Катлара Шторн направился в Сандору, что спасло портовый город от разрушения, самого Ганеги от всеобщего презрения, а Варголез от последствий войны Мастеров.

Вместо этого Шторн снова купался в славе, был обласкан народом и королем. Молва об уничтожении Вечного Зла достигла столицы раньше нас самих. Дело в том, что нам пришлось задержаться в дороге, чтобы пристроить едва живую Аннисен, которая не перенесла бы тягот пути. С ней остался верный Арсиги. А мы впятером вернулись в Сандору.

Следует отметить, что Ганеги всячески отнекивался, отсылая хвалебны на счет Гвана: ведь это именно он обрушил на живого мертвеца каменную стену. Но кто такой Гван? И кто Шторн Ганеги.

Впрочем, Его Величество по настоянию Ганеги принял обоих, каждому вручил по увесистому кошелю золота. Кроме того скорду он пожаловал уютный домик в Катларе. После чего приказал проводить Гвана до выхода, а к Ганеги обратился с неожиданной просьбой:

— Для тебя у меня тоже будет особая награда, но сначала... Пропала принцесса Гинера, моя сестра.— Он пристально посмотрел на Шторна.— Я знаю, что вы не ладите между собой — недавно она жаловалась на тебя. И я даже собирался поговорить с тобой, но ты ушел в Кудом.

Шторн молчал, а король нервно прохаживался по комнате.

— Вскоре после этого и она покинула город... и пропала. Сначала я не проявил беспокойства: Гинера с детства бродила по пимперианским руинам. Я запрещал ей, но... ты ведь знаешь ее несносный характер. На этот раз ее понесло в Харийскую пустошь... Если бы я только знал...— Сарэн заскрипел зубами.— Мне рассказали об этом ее слуги. Они остались при лошадях, а принцесса с остальным отрядом отправилась к центру Пустоши. Они ждали ее до последнего, но она так и не появилась. Эти... трусливые твари вернулись в Сандору... без Гинеры. Я их наказал, разумеется,— словно в оправдание добавил Сарэн,— но что толку?

Король приблизился к Шторну и, взяв его за плечи, вкрадчиво сказал:

— Я рад, что ты появился вовремя. Верни ее Шторн... если она жива. Или привези в столицу ее тело, если...

— Ваше Величество...— начал было Ганеги, и тут же осекся. Он хотел было сказать, что с некоторых пор стал совершенно беспомощным, а Харийская пустошь не место для прогулок, но... Нет, Сарэну не следовало знать о проблемах Шторна. К тому же Ганеги был последней надеждой короля, и излишняя откровенность могла ранить сердце Его Величества. Поэтому Шторн сказал: — Я готов.

— В таком случае не стоит терять времени даром,— тут же оживился Сарэн.— Еще вчера вечером я отправил в Пустошь Жарэда с вооруженным отрядом королевской гвардии. И ты меня обяжешь, если присоединишься к ним безотлагательно. Ты их нагонишь, если поторопишься. В твоем распоряжении лучшие скакуны королевских конюшен. Поспеши, мой друг!

— Да, Ваше Величество,— поборов себя, ответил Ганеги.

Просьба Сарэна рушила его планы. Ему не терпелось попасть в подземелье, где, по словам его нового знакомого, находился Источник. Кстати, это было бы в интересах и самого короля: без Дара Шторн был никто. Но сказать об этом, означало бы признаться в собственной несостоятельности, и Ганеги промолчал.

"Спасательный отряд возглавляет Великий Мастер Жарэд. Этого вполне достаточно".

К тому же — и эти мысли Сарэн не вытянул бы из Шторна никакими клещами — принцесса пропала в Харийской пустоши, а значит, шансы найти ее живой были исчезающее ничтожны.

"...или привези в столицу ее тело..."

Разве что так...

Отправившись в королевский дворец, Ганеги не вернулся в гостеприимный дом Винеара, где мы со Шторном гостили по приглашению радушного хозяина, а незамедлительно умчался на поиски принцессы. Об этом нам рассказал Гван, пересекшийся со Шторном у выхода из дворца. Сам он тоже не собирался задерживаться в столице. Скорду не терпелось взглянуть на свой новый домик на берегу Пантанского залива. Принеся встревожившую нас новость, он распрощался и ушел.

— Не успев выбраться из одной передряги, Шторн вляпался в очередную,— пробормотал Винеар и посмотрел на меня.

Теперь, когда события развивались по непредсказуемому сценарию, я понятия не имел, чем закончится эта история... и когда я получу свой кристалл.

Да и получу ли его вообще...

Тем временем мне нужно было где-то пристроить свой зад, дожидаясь возвращения Штона Ганеги из Харийской пустоши. Денег у меня оставалось совсем мало. Пару дней я точно протяну, а что потом?

Тогда-то я и решился открыться Винеару, рассчитывая на его понимание и поддержку. Не знаю, поверил ли мне цанхи окончательно, но я воспользовался его замешательством и напросился на длительный постой. Ошеломленный новостью Винеар не смог отказать человеку, путешествовавшему между мирами...

В окрестностях Харийской пустоши сезон Увядания наступал незаметно. Это где-нибудь на севере или на востоке природа меняла краски, напоминала людям листопадом о том, что грядут холода. А в Пустоши даже в самый разгар Цветения трудно было найти клочок зеленой травы, не говоря уже о плодоносящем дереве. Здесь и в самое полуденное пекло мог ударить такой мороз, что почерневшая земля в мгновение ока становилась белой от покрывавшей ее изморози, а случайно залетевшая птица падала в полете, превращаясь в кусочек льда. И напротив, когда во всем Варголезе царствовала лютая стужа, в Пустоши внезапно теплело, и повсюду на радость жителям Яснера появлялись грибы.

Для юного Мангора в этом не было ничего необычного. Он родился на окраине Пустоши, прожил в Яснере тринадцать лет и лишь пару раз выбирался с отцом в Бронт, на рынок. Ему нравился этот город, нравилось огромное озеро, а вкуснее рыбы, водившейся в нем, он ничего в жизни не ел. Но о том, чтобы покинуть со временем Яснер, перебраться в Бронт, стать горожанином и каждый день лакомиться рыбой, не могло быть и речи. Он был рожден, чтобы стать Защитником. И обязательно станет им, возможно, даже раньше, чем положено, раньше, чем он сам мог надеяться. Особенно после того, как сложили свои головы старики, попытавшиеся воспрепятствовать Врагу открыть ворота между мирами.

О вратах Мангор узнал совсем недавно. Раньше ему об этом не говорили. Теперь же брат рассказал, какая опасность угрожает Варголезу... да что там — всему миру! — буде врата открыты. Без подробностей, о которых он и сам не знал. Но страшная участь старых Защитников красноречиво говорила о том, что старшой не преувеличивает.

Дед Репей...

Не было больше деды. Узнав о его гибели, Мангор проплакал весь день, тайком, чтобы никто не видел его слез: Защитнику не положено плакать. Да и других было жалко: и Илима, и Сургу, и остальных. Пусто стало в Яснере без мудрых и опытных стариков. И некому теперь присматривать за Пустошью. Молодые охотники должны были добывать пропитание для деревни. После того, как Сингар подался в столицу, их стало на одного меньше, а зверь еще дальше разбрелся по степи, так что на охоту приходилось отправляться всем, кто умел держать в руках оружие.

А как же Врата?

Они оставались на попечении Мангора.

Он сам так решил, вызвался в дозор, смог настоять на своем. Деревенский сбор был вначале против: что сможет безусый малец, коли полезет из Ворот всякая нечисть? Поспорив, пришли к выводу: если полезет, никто из деревенских ее не сможет остановить. А вот сигнал об опасности в состоянии подать даже Мангор. Чтобы бабы и дети успели попрятаться, чтобы страшное известие не застало жителей Варголеза врасплох.

— Ты понимаешь, какая ответственность на тебя возлагается?— спросил его брат, когда решение было принято.

— Ага,— кивнул Мангор.

— Ничего ты не понимаешь,— проворчал старший.— Но кроме тебя некому... Только держись подальше от Ворот... и береги себя: один ты у меня остался... Защитник.

Да, он назвал Мангора Защитником.

Значит, его время пришло.

С тех пор Мангор целыми днями торчал на холме, с которого хорошо просматривались Ворота. Он часто забредал в Пустошь в поисках самых крупных грибов, но до холма никогда не добирался — жутко было до усрачки... да и отец не велел. Теперь же что-то случилось, что-то произошло... Может быть, он стал взрослее? Так или иначе, но уже в первую свою вахту он оседлал холм, не ощутив прежнего страха. Это было единственное место во всей Пустоши, подходящее для дозора: и далеко от опасного места, и в то же время все на виду. Вместе с братом они соорудили костер, который следовало поджечь в случае опасности, прикрыли его камнями, защитив сушняк от дождя...

— Только смотри в оба, не проспи!— предупредил его старшой.

— Да я...— от обиды не нашлось даже слов.

Мангор дежурил только днем. С наступлением темноты он возвращался в деревню, потому как ночью все равно ничего не видно, и молил Великого Стража о том, чтобы нечисть не полезла сквозь Врата, воспользовавшись темнотой.

Но ничего не происходило.

Со временем бдительность начала притупляться. Проходили дни, однако Врата оставались закрытыми. Скучно, лениво, сонно. Даже железные монстры, охранявшие Врата, уже не вызывали прежнего любопытства. За все то время, пока Мангор дежурил на холме, они ни разу не шелохнулись. Мальчик упрямо боролся с дремой, развлекался тем, что бросал камешки по выбранной цели или чертил на земле чудовищ, которых бесстрашно пронзал остро отточенной палочкой.

Так было и в тот день. Он лишь на мгновение отвлекся, наблюдая за камешком, покатившимся по склону холма, а когда снова посмотрел в сторону Врат, увидел стоящего перед ними человека.

Или все же это было чудовище?

Пришелец лишь отдаленно был похож на человека: судя по лицу — настоящий монстр. Мальчишку он не мог заметить — тот находился слишком далеко, к тому же частично заслоненный валуном. Зато зоркий Мангор видел его прекрасно. В глаза бросались необычные доспехи то ли из камня, то ли из темного дерева — трудно было различить издалека. Но не металл — это точно.

Дрогнул воздух, вогнутая плита пошла рябью и сквозь ставший полупрозрачным камень на Пустошь вышел еще один монстр, потом появился третий, четвертый...

Помня о поручении, Мангор принялся поспешно расчищать кострище...

Он снова был в Варголезе. Знал, что вернется сюда, но не думал, что это случится так скоро.

Димер-Шер прошел сквозь портал, потянул намотанную на руку цепь, вытаскивая на Пустошь изможденную пленницу, в которой немногие знавшие ее прежде признали бы принцессу Гинеру. Девушка лишилась своих доспехов, оставшись в одной сорочке, едва прикрывавшей ее бедра. Волосы были растрепаны, спутаны, грязны, отрешенное лицо перепачкано мазками застывшей крови. Ссадины на сбитых коленках затянулись коростой, ранки на истерзанных, лишенных обувки стопах сочились сукровицей, но Гинера игнорировала боль и неудобство. В последнее время она вообще ничего не замечала вокруг, смотрела на мир глазами пустыми и лишенными разума.

Оказавшись в Варголезе, Димер-Шер снял с лица опостылевшую маску, облегчавшую дыхание в неприветливом Огвонтере, обернулся, взглянув на принцессу:

— Вот вы и дома, Ваше Высочество,— сказал он сухо.

Гинера никак не отреагировала на его слова, лишь вдохнула полной грудью, словно соскучилась по свежему воздуху.

Так оно, в общем-то, и было.

Огвонтер сильно изменился за последние сотни лет. Необратимые перемены наступили еще в те далекие времена, когда Димер-Шер отправился на поиски нового пристанища для народа, своими руками уничтожившего родную планету. Он возглавлял отряд, посетивший три других мира, прежде чем попасть в Патэприен. Первые три оказались еще хуже Огвонтера: гиблые, истощенные и пустые. Когда-то и они радовали глаз буйной зеленью, питали легкие чистым воздухом, снабжали обитателей несметными сокровищами подземных недр. Но хищническая эксплуатация природных ресурсов, непомерная жадность и воинственность огавонов за считанные тысячелетия превратила эти миры в безжизненную пустыню.

А в Патэприене было хорошо. Слишком хорошо, чтобы принадлежать кому-то другому помимо огавонов. Отец Димер-Шера, правитель Огвонтера, непобедимый Сулун-Тар рассказывал, что путь в этот мир ему подсказал сам Кигнек — создатель всего сущего. Так и сказал, явившись правителю во сне:

— Я дарую вам этот мир. Распорядитесь им с умом.

Экспедиция была тайной, потому как в те годы власть Сулун-Тара уже не была как прежде прочной и безоговорочной, а врагов становилось все больше и больше. Даже в рядах преданных на протяжении веков вассалов появились заговорщики и недоброжелатели, требовавшие перемен. Правитель беспощадной рукой карал возмутителей спокойствия, в самом зародыше истреблял неповиновение, но уже не внушал того почитания и трепета, на которых зиждилась власть его рода из поколения в поколение. Да и сам Огвонтер уже был не тот. Все труднее становилось утолять насущные потребности и вести бесконечные войны с недругами. Ресурсы иссякли еще во времена правления деда, а часть из них была захвачена противниками. Пора было перебраться в другой мир, как это делали все предшественники огавонов, из тысячелетия в тысячелетие кочевавшие в Безграничном Универсуме. И снова на помощь пришел Кигнек — создатель и покровитель огавонов. Говорили, что он разочаровался в своих преданных креатурах, и все реже уделял им внимания. Но в самый трудный час он неизменно приходил на помощь, указывая верный путь.

На это раз его даром был Патэприен. Сулун-Тар послал единственного сына в экспедицию, целью которой была разведка и возможное основание базы для последующего переселения народа. Вместе с Димер-Шером в путь отправились лучшие из лучших: воины, инженеры, ученые, создатели. В качестве силовой поддержки Сулун-Тар выделил два десятка нуров и полсотни давов. Дал бы больше, но война в Огвонтере не затихала ни на миг. Впрочем, это уже само по себе была немалая сила, способная подчинить себе любой первобытный мир.

Однако Патэприен оказался не просто обитаем. Население Интери-Анере далеко продвинулось в своем развитии, избрав путь силы разума, неведомый воинственным и прямолинейным огавонам. Тем не менее, некоторые технологии были знакомы Димер-Шеру, а значит, их миры когда-то где-то пересекались. И все же они отличались друг от друга как небо и земля. Уж слишком слащав был Интери-Анере, до отвращения чист и незапятнан.

Впрочем, и здесь местные обитатели не были чужды междоусобным дрязгам, и Димер-Шер появился как раз в самый разгар назревавшего между независимыми городами конфликта. Понимая, что прямое противостояние приведет к поражению — сильны были жители городов Интери-Анере, не по зубам не то что отряду Димер-Шера, но и всему Огвонтеру, — посланник Сулун-Тара решил действовать исподволь. Где лестью, где "добрым советом", где ненавязчивой помощью ему удалось разжечь разгоравшуюся искру вражды, доведя противоборствующие стороны до открытого столкновения. И вот уже в Интери-Анере люди начали убивать друг друга, не имея четкого представления о том, что же, собственно, послужило поводом к братоубийственной войне.

И вроде бы все шло по плану. Димер-Шер со стороны наблюдал за происходящим, ждал подкрепления от Сулун-Тара и готовил площадку для вторжения Огвонтера основными силами. Уже был построен портал — причем местные сами помогли ему в этом, использовав привычные для них технологии и энергоносители, когда пришелец пообещал помощь терпящей поражение стороне...

Глупцы... Наивные легковернее глупцы...

Но он просчитался, так и не поняв, где именно допустил ошибку. Его схватили, учинили дознание, во время которого были применена неизвестная Димер-Шеру методология воздействия на сознание. Удивляясь собственной откровенности, он поведал и о личных планах, и об Огвонтере. Постепенно он выдавал все тайны, которые знал и о которых только догадывался. Ему, сыну правителя, многое было известно. Все это время его пытались вызволить из заточения его подчиненные, но их атаки ни к чему не привели. А потом...

О том, что случилось потом, Димер-Шер понятия не имел. Однажды, не объясняя причин, его проводили в какое-то подземелье, силой уложили в капсулу и ввели в состояние катеранги. Почему? Зачем?

Ответов на эти вопросы он так и не получил. А когда любопытная принцесса вызволила его из капсулы, оказалось, что государство Интери-Анере уничтожено, а миром нынче правят люди, которых с полным правом можно было назвать дикарями.

Уже тогда Димер-Шеру пришла в голову мысль о том, что завоевать этот мир, в отличие от Интери-Анере, не составило бы большого труда... будь при нем хотя бы малая часть его отряда. А что, если...

Он твердо решил вернуться в Огвонтер и договориться с его теперешними правителями о помощи, пообещав в качестве платы часть прекрасного мира. К счастью, прошедшие столетия не смогли уничтожить возведенный совместными усилиями портал. К тому же его люди позаботились о безопасности, окружив Точку перехода защитными системами и выставив у самого портала двух неподкупных стражей. Знакомая принцесса — эта влюбленная дура! — помогла ему добраться до Врат...

...и спустя тысячу лет Димер-Шер вернулся домой.

То, что он увидел, повергло его в уныние. Родной мир умирал — медленно, мучительно, неизбежно. От некогда величественных городов и неприступных крепостей остались только развалины. Небо — прежде серое и безликое — теперь совсем почернело, в воздухе висела плотная взвесь тонкого удушающего пепла, затруднявшего дыхание, редкая некогда растительность теперь совершенно исчезла, а от живых существ не осталось и следа.

Впрочем, кое-что все же осталось. Бредя в последней надежде по Огвонтеру, Димер-Шер наткнулся на останки человека. Он умер давно, но не так, чтобы очень. Пришелец снял с его лица маску, облегчавшую дыхание. Принцессе пришлось обходиться простой повязкой на лицо...

Зачем он таскал ее за собой, ухаживал, перевязывая раны, и делился скупым глотком воды? Сначала у него были определенные планы на эту девку. А теперь... Он все чаще поглядывал на ее телеса, прикидывая какую часть плоти отрезать в первую очередь, чтобы насытиться в случае берущего верх голода, не убив при этом запас еды, способный самостоятельно передвигаться? Вернуться в Патэприен Димер-Шер уже не мог: чтобы снова открыть ворота, нужен был мощный источник энергии. Но где его взять в мире, давно истощенном и доживавшем свои последние годы?

И снова Димер-Шеру повезло, как, впрочем, и принцессе Гинере. Доев последние запасы еды, изголодавшийся мужчина совсем уж собрался вцепиться зубами в сырую девичью плоть, когда на них наткнулся патруль огавонов...

Теперь они жили в надежном подземном бункере. Остатки некогда многочисленного могущественного народа, уничтожившего большую часть своих врагов, а вместе с ними и сам этот мир. Жили? Нет, выживали, влача жалкое существование. За прошедшие сотни лет они лишились многого: относительно чистого воздуха, нормальной пищи, самого будущего. Большая часть известных Димер-Шеру технологий была утрачена безвозвратно, а то, что появилось позже уже не шло ни в какое сравнение с тем, чем располагали их предки, и в основном было рассчитано на элементарное выживание в опасном мире, скудном на природные ресурсы.

Димер-Шера встретили настороженно — даже в лучшие годы огавоны не отличались излишним доверием. Но они нашли возможность проверить правдивость его слов — еще не все, созданное учеными прежних лет, превратилось в прах. Экспертиза подтвердила его слова, в нем признали представителя некогда правившего рода, который, как считалось, прекратил свое существование после смерти Сулун-Тара...

Да, его отец умер. Давно. Почти сразу после ухода Димер-Шера в Патэприен. Был заговор, правителя растерзали бунтовщики, и Огвонтер окончательно погрузился во мрак. Последующие сотни лет шла непримиримая война на истребление. Огавоны пережили большую часть своих извечных врагов, но было уже слишком поздно, чтобы что-то изменить.

Их мир умирал.

Уцелевшие в столетних войнах и мятежах вынуждены были уйти под землю. Живя в тесном замкнутом мирке, огавоны дегенерировали, производя на свет уродов и мутантов. Даже опасность полного вырождения не заставила их пойти на соглашение с непримиримыми врагами, так же скрывавшимися в подземных укрытиях и выходивших на поверхность только ради добычи. Те, кого увидел Димер-Шер, выглядели ужасно — их и людьми-то трудно было назвать. Но они чтили прошлое и с почетом встретили прямого наследника легендарного Сулун-Тара. Сам же Димер-Шер, глядя на обезображенные лица потомков, долгое время боролся с брезгливостью. Потом она сменилась жалостью, а чувство долга велело спасти уцелевших... А заодно выжить самому. Но не здесь — этот мир для него умер. Нужно было возвращаться в Патэприен...

...и чем скорее, тем лучше.

В этом ему должны были помочь выродившиеся огавоны, а потом...

Удерживая на цепи безучастную Гинеру, Димер-Шер наблюдал за реакцией Заруфа, командовавшего отрядом разведки, посланным повелителем огавонов вместе с сыном Сулун-Тара в Патэприен. Когда тот снял маску, Димер-Шер поморщился...

...ну и рожа! Лучше бы он ее не снимал...

Заруф робко вдохнул, словно пробуя воздух на вкус. Его широкие ноздри затрепетали, взгляд затуманился, огавон пошатнулся, словно собирался упасть в обморок.

Да, воздух в этом мире было гораздо чище, чем в Огвонтере, он на самом деле мог вскружить с непривычки голову.

Окинув взглядом местность, Заруф остался доволен.

— Мне здесь нравится,— сказал он, отвечая на немой вопрос Димер-Шера. За прошедшие столетия в лексиконе огавонов появилось немало новых слов, но в общем язык не сильно изменился. Гораздо больше проблем для понимания доставлял дефект речи, возникший у потомков тех, кто вынужден был уйти под землю. Впрочем, Димер-Шер быстро улавливал саму суть, а в тонкости нового диалекта он решил не углубляться.

Сын Сулун-Тара рассмеялся:

— Это пустошь, воин! Настоящий Патэприен гораздо прекраснее — скоро ты сам в этом убедишься.

Заруф заметил стражей, с любопытством рассмотрел ближайшего.

— Сколько же лет этому хламу?

— Примерно столько, сколько и мне,— с прежней усмешкой ответил Димер-Шер.— И они, как и я, все еще способны на многое.

— Прости, я не хотел тебя обидеть,— повинился сообразительный воин. Ссориться с сыном Сулун-Тара ему было не по рангу.

Над отдаленным холмом в небо поднялся столб черного дыма. Почувствовав неладное, Заруф обернулся, но не увидел то, что ожидал.

— Где боевые единицы?— спросил он подчиненного, так и не решившегося подобно старшим снять с лица маску.

— Нуры на подходе, а давы расчищают подступы к порталу,— ответил тот. Его голос, искаженный ретранслятором, прозвучал совершенно неестественно для этого мира.

— Пусть пошевеливаются, я чувствую опасность.

Погонщик кивнул и исчез по ту сторону портала.

Глава 12

Королевский отряд, посланный на поиски принцессы, Шторн нагнал у озера Бронт. Он с самого начала не был уверен, что ему следовало соваться в это дело, однако Сарэн не оставил ему выбора. Неуверенность только окрепла, когда среди прочих знакомых лиц он разглядел...

Саффуса.

"Этого только не хватало!"

Заклятый друг тоже заметил Ганеги и ощутимо побледнел. Но взял себя в руки, всем своим видом демонстрируя превосходство.

Шторн увидел Жарэда, разговаривавшего с хозяином постоялого двора, но прежде чем приблизиться к командиру отряда, поравнялся с Саффусом.

— Я знаю, что это был ты,— проскрежетал он зубами.

— Не понимаю, о чем ты,— смотря в сторону, ответил Саффус.

— Если бы не король... Если бы не принцесса...— в гневе Шторн с трудом подбирал слова.— Но потом мы обязательно встретимся, и тогда...

— Ну-ну...— усмехнулся Саффус.

— Шторн?!— Жарэд был удивлен неожиданному появлению Ганеги.— Вот уж не ожидал тебя встретить! Ты как здесь?

Друзья обнялись.

— Сарэн прислал меня для поддержки.

— Замечательно!— обрадовался Великий Мастер и начальник стражи Ории.— Раз уж с нами Шторн Ганеги, то...

— Не спеши радоваться,— перебил его бывший цанхи и добавил совсем тихо.— Я... утратил Дар.

— Ты... что?— не поверил своим ушам Жарэд.

Шторн не стал повторять причинявшие боль слова.

— Не может быть... Но как?! Как такое могло случиться?

— Давай не будем об этом. Я бы не стал тебе говорить, но в сложившихся обстоятельствах ты должен знать, что рассчитывать на меня было бы легкомысленно.

— Но... Прости, мне очень жаль.— Жарэд прекрасно понимал, что сейчас чувствует его друг. Утратить Дар... Что могло быть страшнее этого? Особенно, если речь шла о Великом Мастере.

— Не нужно меня жалеть. Очень скоро я верну свой Дар — вот только разыщем принцессу.

— Источник?— догадался командир стражи Ории.— Ты нашел его?

— И да, и нет...

— Погоди, так это ради Источника ты поперся на Гонготские болота? Ты решился на это, утратив Дар?! Это было сущее безумие, Шторн! Если бы ты спросил у меня совета... Но, как я слышал, все обошлось. К тому же, говорят, вам удалось уничтожить Вечное Зло...

— Слухи быстро разносятся по Варголезу,— поморщился Ганеги.— Но молва приписывает мне то, чего я не делал. Впрочем, Вечное Зло на самом деле уничтожено и, возможно, теперь Кудом вздохнет свободнее.

— Ты просто обязан рассказать мне, как это было!

— Конечно, но лучше мы сделаем это в пути. Тебе нужно найти принцессу, а мне не терпится вернуться в Сандору.

— Ты думаешь, мы ее найдем?— судя по интонации вопроса, лично Жарэд в это не верил.

— Тебе нужно выполнить свой долг перед государем,— поправился Шторн.

Претворять в жизнь заведомо невыполнимые приказы — это была одна из причин, по которой Ганеги постоянно отказывался от государственной службы.

— Кстати, я должен тебя заранее предупредить...— нехотя произнес Жарэд.— Здесь Саффус.

— Мы уже виделись,— проскрежетал Ганеги.

— Я не хотел брать его с собой, но король настоял. Я присмотрю за ним, а ты постарайся его не замечать. Так будет лучше для вас обоих...

Уже к вечеру отряд добрался до Харийской пустоши. Шторн бывал в этих местах, в отличие от многих из тех, кого он сопровождал в этом походе. Вместе с Жарэдом в путь отправились два десятка королевских гвардейцев и шестеро стражников Ории. Некоторых Шторн знал лично. Это были не самые могущественные цанхи, но все же. С таким отрядом можно было разогнать племя кочевников или взять штурмом небольшой норонский городок. И уж конечно, с ними было не страшно лезть в самую глубь Харийской пустоши.

По крайней мере, Шторн на это надеялся.

Он уже неоднократно пытался добраться до центра Пустоши, но, увы... Страх, животный ужас, жуткие видения и беспричинно возникавшая слабость заставляли его возвращаться всякий раз, не достигнув цели.

Может быть, на этот раз будет иначе?

Ганеги предложил остановиться в деревушке Яснер. Был у него там один знакомый — чудаковатый мужичок, которого местные звали дед Репей. Во всяком случае, уже давно в окрестностях Пустоши кроме Яснера не было никаких других обитаемых поселений...

Деревенские новости были неутешительны. По поводу пропавшей принцессы от местных не удалось ничего добиться: не видели, не слышали, не ведаем.

Может и так, но Шторн им не поверил: жители Яснера знали обо всем, что касалось Пустоши.

Только что вернувшиеся из степи охотники лишь пожимали плечами. И Шторн уже не первый раз отметил, что обитатели Яснера не отличались ни разговорчивостью, ни излишней откровенностью.

Возможно, дед Репей, увидев старого знакомого, сказал бы больше, но... Умер дед пару декад назад.

Жаль...

— Говорят, в Остере недавно видели чужаков. Ищите там,— сказал все же один из охотников.

И на том спасибо.

— Ты знаешь, где находится этот Остер?— спросил Шторна Жарэд.

Бывший цанхи кивнул.

— Значит, завтра начнем поиски оттуда.

На ночь отряд разместили в пустующих домах. А утром Жарэд щедро расплатился золотом за постой, да еще приказал выделить часть провианта, заметив, что деревенские живут впроголодь.

— На их месте я бы давно убрался подальше от Пустоши,— сказал Жарэд, затягивая подпругу.

— Я и сам не понимаю, что их здесь держит,— согласился с его мнением Шторн и добавил: — Ты зря приказал седлать коней. Они заупрямятся, не пойдут вглубь Пустоши...

И вдруг над деревней прокатился тревожный звон колокола.

— Что случилось?— спросил Жарэд пробегавшего мимо охотника. Да и остальной местный люд стал поспешно покидать свои убогие жилища и собираться на деревенской площади.

И все смотрели на столб дыма, поднимавшийся с холма к югу от деревни.

Вопрос Великого Мастера остался без ответа.

— Не нравится мне все это,— пробормотал Жарэд и направился на место сбора. К нему присоединились и остальные поисковики.

Деревенские — женщины и несколько детей — стояли кучно, пялились на дым и тихо перешептывались. Чуть в стороне расположились молодые охотники. Они тоже о чем-то судачили в полголоса и посматривали на чужаков.

— Я ведь вижу, что что-то происходит,— громко заговорил Жарэд.— Чего вы так переполошились? Что означает столб дыма над Пустошью? Лучше скажите сразу, если нам угрожает какая-нибудь опасность. Не берите греха на сердце, Великий Страж вам этого не простит.

Охотники помялись, переглянулись и приняли решение:

— В общем, тут вот какое дело...

Мангору снова было страшно. Но на этот раз его пугала не сама Пустошь, к опасностям которой он уже привык, а чужаки, появившиеся из ниоткуда. Их было немного — всего два десятка. Да и сколь-нибудь существенного оружия при них не было — ни мечей, ни булав. Некоторые держали в руках какие-то палки, похожие на копья.... Но не копья — это точно. У других на поясах он заметил и вовсе странные штуки, аналогов которых в Варголезе не было. По крайней мере, Мангор не видел ничего подобного. И доспехи этих воинов, хоть и выглядели громоздкими, но не казались беспредельно прочными.

Однако Мангор никак не мог понять причины внезапно охватившего его страха. То ли сама возможность того, что можно было вот так запросто взять и прийти из другого мира, была тому причиной, то ли вероятность появления вслед за этими и других. А может настрой чужаков, чувствовавших себя в Варголезе, словно у себя дома...

Непонятно.

Хотелось сбежать с холма, вернуться в деревню, рассказать односельчанам о том, что увидел. Но он побоялся пропустить что-нибудь интересное, важное.

Костер окончательно прогорел, а чужаки все толпились у Врат, о чем-то разговаривали. Два пришельца собирали с земли камни, разглядывали их, складывали в какие-то причудливые ящики, которые они принесли с собой...

Случайно бросив взгляд на восток, Мангор увидел группу людей, двигавшуюся по дну оврага в направлении Врат. Он бы заметил их раньше, если бы был более внимателен. А сейчас они были уже совсем близко от центра Пустоши, но все еще не могли видеть собравшихся у Врат чужаков. Большая часть этих людей была Мангору не знакома. Однако среди них он увидел и односельчан-охотников. И что самое важное — брата Калеха.

Мальчишке захотелось крикнуть, предупредить, предостеречь. Но он прекрасно понимал, что тем самым выдаст не только себя, но и этих людей. И все же он попытался привлечь их внимание, принялся махать руками, однако его так и не заметили...

Шторн почитал Великого Стража и старался не забывать о том, что тот встретит его после смерти на Перекрестке, чтобы препроводить в иной мир. И до сих пор он был убежден, что только по воле Стража и только после смерти возможно путешествие между мирами. Разве что злокозненные духи могли шастать туда-сюда без спросу. Однако только что охотники из деревеньки Яснер рассказали ему о Вратах, через которые сотни лет назад на территорию нынешнего Варголеза пришли чужаки, после чего началась война, уничтожившая загадочный Пимпериан. Сотни лет Врата оставались заперты. Но совсем недавно какой-то незнакомец открыл их. И вновь Варголезу угрожала смертельная опасность. Дым в небе — это был условный сигнал на тот случай, если произойдет непоправимое. А значит...

— Ты веришь в то, что они сказали?— спросил Жарэд Ганеги, не обращая внимания на то, что его слова слышали охотники, стоявшие рядом.

— Не стоит верить словам, если есть глаза,— решительно заявил Калех — один из охотников.— Мы доведем вас до Врат кратчайшим путем, и вы сами все увидите.

Жарэд вопросительно посмотрел на Шторна.

— Мы ведь итак собирались вглубь Пустоши,— резонно заметил бывший цанхи.

— А я бы на вашем месте не доверял этим оборванцам,— подал голос все время державшийся обособленно Саффус.

Увидев его, Шторн сжал кулаки, а Жарэд сдержанно ответил:

— Я обращусь к тебе сам, если мне понадобится твое мнение.

Саффус пожал плечами и отошел в сторону.

— Так что вы решили?— спросил Калех.

— Если Врата существуют, я хочу увидеть их собственными глазами,— ответил Жарэд и приказал собираться в путь...

— Сколько можно ждать?!— раздраженно воскликнул Заруф, когда погонщик появился в Патэприене.

— При расчистке территории обрушилась одна из стен, примыкавших к порталу,— ответил тот.— Давам оказалось не под силу расчистить завал. Но теперь, когда подошли нуры, дело пойдет быстрее.

— Проследи, чтобы никто не отлынивал от работы!— приказал он, и погонщик снова пересек границу между мирами.

Заруф посмотрел на Димер-Шера, скользнул взглядом по цепи, задержался на тупо смотревшей в никуда полонянке и брезгливо поморщился.

— Зачем она тебе нужна?— спросил он.

— Нравится?— усмехнулся сын Сулун-Тара.— Если хочешь, я подарю ее тебе.

— Оставь ее себе,— снова скорчил рожу Заруф.— Очень скоро у меня будет много женщин, нечета этой безумной.

— Я в этом нисколько...— начал было Димер-Шер, но осекся, увидев человека, показавшегося на краю оврага, нависавшего над площадью перед вратами.

— Внимание!— подал голос один из огавонов, и остальные потянулись к оружию.

Незнакомец, демонстрируя пустые руки, сказал что-то на непонятном языке.

— Что он говорит?— спросил Димер-Шера Заруф.

— Он спрашивает, кто мы такие, откуда пришли и что нам здесь нужно?

— У меня тоже есть к нему немало вопросов... Тащите его сюда!

Один из огавонов сунул руку в висевшую на поясе боевую длань, похожую на обезображенную опухолью конечность, после чего резко протянул ее в сторону стоявшего на краю оврага человека. Раздался щелчок, и миг спустя незнакомца накрыла прочная ловчая сеть, плотным коконом опутавшая тело. Он не устоял на ногах, пошатнулся и рухнул на площадку. К нему тут же устремились двое воинов, готовые доставить командиру первую добычу в новом мире.

Однако на том месте, где стоял незнакомец появились несколько новых. Они были вооружены примитивным метательным оружием, но повод для драки был дан.

— Бой!— коротко крикнул Заруф, и сунул руку в зажим боевой длани...

Их было не больше двух десятков — уродливые создания, утратившие человеческие черты. Лишь один из них выглядел привычно, хотя и был облачен в неведомые этому миру доспехи, словно вырезанные из толстой древесной коры. И принцесса Гинера была с ними: почти голая, грязная, безучастная. Судя по цепи, тянувшейся к ее шее, она стала пленницей пришельцев, и первым побуждением Жарэда было напасть на чужаков. Но Шторн решительно остановил его первый порыв:

— Мы не знаем, что от них ожидать. Как бы хуже не вышло.

— Что ты предлагаешь?

— Для начала выяснить их намерения.

— По-моему, они итак яснее ясного,— пробормотал Жарэд.— Но хорошо. Я пойду к ним...

— Не ты — я,— тут же заявил Ганеги.— Если что-то пойдет не так... в общем, кто-то должен будет командовать отрядом. Если не ты, то кто?

— Шторн...— попытался было образумить друга Великий Мастер, но тот уже поднялся во весь рост и шагнул к краю оврага.

Задушевного разговора не получилось. В ответ на безобидные и вежливые вопросы Ганеги прилетела сеть, опутавшая тело бывшего цанхи, и он упал вниз...

— Шторн!— воскликнул Жарэд и первым бросился на выручку товарищу. За ним последовали остальные.

На ходу Жарэд взялся за жезл левой рукой и протянул правую к увесистому камню, лежавшему на краю оврага. Тот самостоятельно оторвался от земли — и тут же Мастер швырнул его в одного из приближавшихся к Шторну монстров, не дожидаясь результата, спрыгнул на площадку и бросился к другу. Снаряд угодил в голову, защищенную необычным шлемом. Доспех выдержал мощный удар, но урод не устоял на ногах и опрокинулся навзничь. В его тело тут же впились молнии, посланные из жезла одним из сопровождавших Великого Мастера цанхи. Это было совершенно новое оружие, созданное Мастерами-ремесленниками, трудившимися на благо Ории. Образцом послужили жезлы, обнаруженные в пимперианском подземелье, и одному из Мастеров удалось разгадать их секрет. Оружие вышло не таким мощным, как оригинал. А против пришельцев оно и вовсе оказалось бессильным: необычный доспех был непроницаем для молний.

Второго пришельца, спешившего к обездвиженному бывшему Мастеру, Жарэд смел с пути мановением руки. Она даже не коснулась неприятеля, но его тело оказалось отброшенным назад на добрых десять шагов.

Однако и чужаки умели кусаться.

Один из них протянул руку, облаченную в странную уродливую, как он сам, перчатку, и с нароста на тыльной стороне ладони вылетела толстая игла длиной с ладонь, пробившая грудь Великого Мастера и сбившая его с ног.

С возвышенности прилетели три арбалетных болта, попали, но не смогли пробить причудливые доспехи чужака. Зато стрела, выпущенная одним из охотников, угодила прямо в левый глаз незащищенного забралом лица, доказав, что и пришельцы тоже смертны. Но повторить удачный выстрел лучнику не удалось: со стороны неприятеля прилетел выпуклый с одной стороны диск, и, сверкнув огоньком, взорвался, разметав на куски меткого охотника...

Дикари владели примитивным оружием, но отваги им было не занимать. Смерть четверых товарищей не послужила примером остальным, и они бросились в ближний бой.

Что ж, посмотрим, кто кого!

На Заруфа набросились сразу двое, угрожая мечами. Первого огавон пристрелил из игольника на боевой длани, на второго не хватило времени, пока происходила перезарядка, поэтому пришлось отражать мощный рубящий удар, подставив перчатку. Клинок угодил между большим пальцем и ладонью, манипуляторы сжались в кулак, круша прочную по местным меркам сталь. Опешивший воин замешкался лишь на мгновение, которого оказалось достаточно опытному Заруфу, бывшему одним из лучших бойцов Огвонтера. С щелчком из щели между пальцами перчатки выскочил клинок длиной с ладонь, который тут же пронзил грудь противника, защищенную металлическим нагрудником...

Димер-Шер не лез в бой. Он по-прежнему стоял у портала, играясь позвякивавшей цепью, тянувшейся к шее принцессы Гинеры. Он мог бы активировать стража, но не спешил, хотел посмотреть, на что способны в сражении огавоны. Несмотря на явное преимущество в силе, вырожденцы серьезно уступали своим далеким предкам и в плане боевого искусства, и в мощи оружия. В этом не было ничего удивительного. Последнюю сотню лет их противниками были в основном неблещущие разумом мутанты, заполонившие поверхность единственного уцелевшего континента посреди огромного мертвого и несущего смерть океана. А технические разработки эпохи упадка и вовсе остались на уровне трехсотлетней давности. Впрочем, и того, что имелось в наличии, было бы вполне достаточно, чтобы покорить Патэприен.

Так думал Димер-Шер до тех пор, пока огавоны не вступили в бой с туземцами. Теперь же, глядя на битву со стороны, сын Сулун-Тара не был как прежде уверен в скорой победе...

Жарэд лежал на земле рядом со своим опутанным сетью другом. Вырвав обессиленной рукой засевший в груди металлический шип, он постепенно приходил в себя. Боль медленно отступала, рана затягивалась — Дар, полученный Великим Мастером в пимперианском подземелье. Еще немного, и он уже смог привстать, чтобы окинуть взглядом поле боя.

Острые гвардейские мечи и тяжелые булавы не могли прибить, сокрушить доспехи пришельцев, а те в ближнем бою легко кромсали стальные латы варголезцев своими короткими клинками. Их необычные перчатки сыпали иглами, запущенными с силой мощного арбалета, легко пробивавшими тела бесстрашных защитников Варголеза. А от тех, что вылетали из палок, отдаленно похожих на копья, невозможно было укрыться даже за прочными щитами. Утешало разве то, что и противник нес потери. К первому, подстреленному из лука, добавился еще один покойник. Он стал жертвой Дара Утлофа, который силой мысли остановил сердце пришельца. Тут не могли спасти никакие доспехи. Большего цанхи не успел сделать: запущенный одним из чужаков вращающийся зубчатый диск, похожий на плоскую шестерню, снес ему голову. Третьего достал гвардеец, вонзивший противнику в глотку кинжал, выбивший попутно несколько крепких зубов. Пир навалился на урода, споткнувшегося о камень, сунул под шлем свой жезл. Этот не пускал молнии, а на расстоянии испепелял все, на что указывал его кристалл. Очень скоро физиономия пришельца превратилась в обугленную головешку...

Жарерд бросил взгляд на Шторна. Его друг, опутанный сетью, выглядел беспомощнее младенца. Великий Мастер достал кинжал и попытался рассечь сеть, но она оказалась слишком прочной и с трудом поддавалась остро оточенной стали.

— Оставь это, спасай своих людей,— слишком уж спокойно сказал Ганеги, словно смирившись с незавидной участью.

Жарэд замер, немного подумав, кивнул, поднял оброненный жезл и встал во весь рост.

Пришельцы брали верх, превосходя варголезцев в силе. На площадке перед Вратами уже лежали бездыханные тела восьми гвардейцев, трех охотников и пятерых подчиненных Великого Мастера. Еще несколько человек на земле подавали признаки жизни, но не могли продолжать сражение. Остальные расплачивались за свою стойкость новыми ранами и болью. На расстоянии пришельцы имели явное преимущество благодаря своему необычному оружию, но в ближнем бою силы несколько выравнивались. Впрочем, исход битвы мог бы предсказать даже человек, далекий от боевого искусства. И он был неутешителен для варголезцев.

Великий Мастер поймал за руку единственного уцелевшего стражника Ории, сражавшегося кинжалом:

— Освободи Шторна!

А сам, крепко сжав в руке жезл, направил его на ближайшего противника, стоявшего к нему полубоком. Палец лег на запаянный в бронзу фрагмент дароносицы, и в тот же миг пришелец выронил из рук свое "копье" закорчился в страшных муках, когда неведомая сила начала сминать его тело под непробиваемыми доспехами. Он заревел, упал на землю, сорвал с головы шлем, обнажив уродливую голову. Сейчас она, сдавливаемая со всех сторон страшным Даром Великого Мастера, выглядела еще ужаснее. Трещали и сминались кости черепа, сквозь полопавшуюся кожу текла кровь вперемешку с мозгами... Сконцентрировавшись, Жарэд приложил последнее мысленное усилие, и голова пришельца взорвалась, разлетевшись на куски.

А цанхи обернулся к следующему противнику и протянул в его сторону жезл.

Зажатый двумя гвардейцами чужак почувствовал неладное, но было слишком поздно. Его прочные доспехи не могли защитить их владельца от Дара могущественного цанхи. Тело пришельца охватило пламя, из редких щелей прыснули языки всепожирающего огня. Монстр заметался на месте, заскреб пальцами по груди, словно пытался процарапать нагрудник, чтобы добраться до источника внутреннего возгорания. Наверное, он задействовал какой-то механизм, потому что необычные латы кусками посыпались к его ногам, открывая дымящееся, почерневшее тело. Один из гвардейцев прервал его муки, пронзив грудь мечом.

На Жарэда бросился следующий пришелец, только что расправившийся со своим противником, однако цанхи успел отреагировать, взмахнул жезлом, отшвырнув неприятеля назад. На упавшего тут же набросился один из гвардейцев, навалился коленом на грудь, схватил увесистый камень обеими руками и принялся лупить им по голове, прикрытой шлемом. Хваленый доспех пришельца не смог выдержать такого натиска. Сначала он пошел трещинами, потом лопнул, осколки впились в плоть верещащего чудовища из другого мира. А гвардеец продолжал бить до тех пор, пока голова не превратилась в кровавое месиво...

Победа была так близка, но неожиданно вмешался человек, у которого из оружия имелся лишь кинжал на поясе. Однако он им даже не воспользовался, взяв в руку продолговатый цилиндр, похожий на длинную рукоять меча без клинка. Однако с помощью этой штуки он творил настоящие чудеса. С момента его появления на поле боя трое огавонов распрощались с жизнью, а обреченный противник, ободренный поддержкой незнакомца, пошел в атаку, тесня разведчиков к порталу. Они огрызались, пытаясь использовать игольники и дискометы, но дикари быстро учились, несмотря на тяжесть примитивных доспехов, ловко уходили из-под обстрела, всячески сковывали движения огавонов и искали их уязвимые места, пытаясь добраться до податливой плоти. В таких условиях невозможно было своевременно менять боезапас и источники энергии, и огавоны быстро лишались возможности использовать свое смертоносное оружие. Поэтому им приходилось рассчитывать только на прочность штурмовых клинков и мощь боевой длани. Противник понес существенные потери, но и огавоны тоже. Из двадцати двух разведчиков, пришедших в Патэприен вместе с Заруфом, в живых осталось не больше половины...

"Где же давы, где нуры!!!"— думал Заруф и бросал блики в сторону портала.

Там, на прежнем месте, стоял сын Сулун-Тара вместе со своей рабыней и отстраненно наблюдал за тем, как умирают огавоны. Его спокойствие внушало уважение, а безучастие вызывало гнев...

Впрочем, кто он такой, чтобы осуждать сына легендарного правителя Огвонтера, которого до сих пор чтили огавоны?

Но неприятный осадок все же остался.

Перед Заруфом вырос новый противник. Разведчик выстрелил из игольника, но снаряд застрял в щите нападавшего, которым тот врезался в огавона, пытаясь сбить с ног. Заруф выдержал натиск, дотянулся боевой дланью до горла дикаря и легким нажимом манипуляторов сломал шейные позвонки.

Индикатор показывал, что необходимо сменить источник питания. Вынужденно выйдя из боя, он совсем уж было собрался поменять энергетический элемент, когда почувствовал неприятное жжение в груди, а мгновением спустя заметил пристальный взгляд человека, сжимавшего в ладони продолговатый цилиндр.

Почувствовав опасность, Заруф действовал молниеносно: он согнул руку в локте и активировал закрепленный на предплечье дискомет. Энергии должно было хватить на один выстрел. Устройство отправило в полет стремительно вращающийся смертоносный снаряд, но и незнакомец обладал отменной реакцией. Цилиндр в его руке лишь слегка изменил направление, и зубчатый диск остановился, словно наткнувшись на непреодолимую преграду. Он продолжал бешено вращаться, повиснув в воздухе, но с места не двигался. Это длилось лишь мгновение, после чего, истошно взвизгнув, снаряд все же вырвался на свободу, но резко ушел в сторону, пролетев над краем оврага.

Только сейчас разведчики обратили внимание на то, что был атакован их командир, и они сместились так, чтобы защитить его, прикрыв своими телами.

И в этот момент в проеме портала появились первые давы.

Заруф облегченно вздохнул.

— Убейте их!— крикнул он, указав боевой дланью в сторону противников...

Возвращение на поле боя Жарэда внесло перелом в ход сражения и приободрило упавших духом гвардейцев. Они надвинулись на противника и стали теснить его к вратам. Как вдруг сквозь исказившуюся каменную стену на Пустошь повалили...

Ничего подобного жителям Варгоеза не приходилось видеть в своей жизни. Противники, с которыми они только что сражались, выглядели уродливыми исчадиями Центалы, но все же это были люди. А те, что появились теперь, когда победа казалось такой близкой... Они не могли быть людьми — эти металлические чудовища сродни тем, что охраняли подступы к Вратам. Однако сходство ограничивалось исключительно материалом, из которого были изготовлены их тела. Вновь прибывшие были вдвое меньше замерших у Врат стражей. Большую неестественно приплюснутую по горизонтали и заостренную спереди голову украшали шипы, которыми можно было разить потенциального противника. Передние конечности выглядели еще более угрожающе. Правая представляла собой длинный прочный обоюдоострый клинок, достигавший локтевого сустава. Левая заканчивалась тремя гибкими пальцами, увенчанными изогнутыми стальными когтями. Предплечье украшало знакомое уже устройство, метавшее смертоносные иглы. И при этом, несмотря на кажущуюся массивность, они передвигались с резвостью почувствовавшего запах крови хищника, издавая характерное жужжание.

Пять металлических чудовищ появились на Пустоши и тут же ринулись на варголезцев. Гвардейцы, что первыми оказались на их пути, вынуждены были принять бой, который закончился, даже толком не начавшись. Ибо невозможно было ни убить, ни даже повредить существо, созданное не из крови и плоти, а из прочного металла. Бессильно лязгнули мечи, достигшие цели. И тут же последовал ответ. Один из монстров насквозь пронзил грудь гвардейца своим клинком, а потом рванул его вверх, легко разрезав тело варголезца пополам. Другой размозжил голову противнику, отмахнувшись от него левой конечностью. Третий вонзил когти в плоть попытавшегося увернуться воина, и, взмахнув клинком, снес ему голову...

Жарэд простоял в полном оцепенении долгое мгновение, показавшееся бесконечным. На его глазах погибли трое гвардейцев, а остальные обратились в бегство. Замешательство прошло, когда на него надвинулось одно из металлических чудовищ. Он взмахнул рукой, пытаясь сбить того с ног. Монстр пошатнулся, но устоял, вскинул левую конечность и...

Сильный рывок увел Великого Мастера в сторону и то место, где он только что стоял, пронзила сверкнувшая игла.

— Бежим!

Это был Шторн, которому, наконец, удалось обрести свободу. Вцепившись в локоть Жарэда, он тащил своего друга вслед горстке отступавших гвардейцев, прикрывавшихся щитами от посыпавшихся на них игл.

— А где Саффус?— спросил вдруг Жарэд. Вовсе не потому, что его заботила судьба бывшего друга — тут он был полностью солидарен с Ганеги. Просто он только сейчас сообразил, что не видел приближенного принцессы Гинеры с того самого момента, как начался бой.

— Какая разница?!— зарычал Ганеги.— Бежим!!!

Совсем рядом взорвался запущенный пришельцами диск, плечо Шторна обожгло острой болью.

Брызнувшая в лицо Жарэда кровь друга привела его в чувство, и они помчались что было сил, стараясь не оглядываться на преследовавших их железных чудовищ...

Появление давов обратило дикарей в бегство, после чего стремительные боевые единицы бросились в погоню за удиравшим противником.

Что и требовалось доказать.

Димер-Шер был доволен. Завершившееся сражение в который раз показало, что на людей, пусть и таких уродов, как выродившиеся огавоны, не стоит полагаться. Давы, нуры, съерхи, кобраты — вот залог успеха в любом сражении.

Димер-Шер был разочарован тем, что его потомки давно уже перестали создавать и совершенствовать боевых механоидов, без которых в прежние времена не обходилось ни одно даже самое незначительное сражение. Но сердце забилось в надежде, когда его отвели в подземное хранилище, где он увидел сотни, тысячи механических боевых единиц, сохранившихся с давних времен. Это были не те нуры и давы, которые сражались на стороне огавонов во времена Сулун-Тара. Ученые Огвонтера изрядно потрудились, прежде чем началось вырождение. Новое поколение боевых механоидов было более изящно, хотя и уступало в мощи своим предшественникам. Причина тому — скудность природных ископаемых. Создателям приходилось экономить на металле, на боевом вооружении. Поэтому новые механоиды выглядели гораздо примитивнее предыдущих, но, как показал минувший бой, они прекрасно справлялись с поставленной задачей и без дополнительных технических излишеств.

Правда была одна существенная проблема: недостаток энергетических элементов. Именно поэтому большая часть механоидов содержалась в хранилище в деактивированном состоянии, дожидаясь своего часа. За ними прилежно ухаживали и изредка выпускали на охоту, чтобы проверить функциональность механизмов и устройств. Но уже давно Огвонтер не мог продемонстрировать всю свою мощь, способную изменить безрадостное будущее некогда могущественного народа.

С появлением Димер-Шера эта ситуация могла измениться коренным образом. Патэприен был отвратительно богат на природные ресурсы, которыми местные дикари пользовались довольно бездарно. А если в дополнение воспользоваться технологиями ушедших в небытие жителей Интери-Анере, то силе огавонов не будет предела.

И Димер-Шер готов был предложить все это правителю огавонов. Но Меран-Теру придется воспользоваться последними запасами энергетиков, чтобы выставить на поле боя внушительное количество механоидов. На самих огавонов сын Сулун-Тара не рассчитывал. Минувшее сражение выиграли не они, а давы, едва успевшие прийти на помощь.

Меран-Тер должен узнать об этом, чтобы принять верное решение.

— Где нуры?!— заревел Заруф, обращаясь к попавшему на его глаза погонщику.

— Они не смогли пройти через портал,— ответил тот.

— Почему?!

Молчание в ответ.

— Что говорят наши умники?

— Они не знают. У нас нет опыта работы с порталами.

Заруф обернулся к Димер-Шеру:

— Что скажешь?

— Это малый портал, не рассчитанный на крупногабаритные объекты,— невозмутимо ответил сын Сулун-Тара.— Через него может пройти легкая пехота, но он не пропустит более массивные тела.

— Значит, и наша осадная техника останется по ту сторону портала?— нахмурился разведчик.

— Увы.

— Как же вы тогда собирались захватить Интери-Анере?— слова Заруфа прозвучали как насмешка.

— Тысячу лет назад нам удалось обнаружить еще одну Точку перехода, связывающую этот мир с Огвонтером. Она гораздо больших размеров, чем эта.

— Так в чем же дело?!

— Дело в том, что она находится в труднодоступном месте, на небольшом скалистом островке посреди моря к западу отсюда. К тому же мы слишком поздно обнаружили ее и не успели завершить строительство портала.

— То есть, нам от нее нет никакого проку?

— Почему же? При наличии специального оборудования и мощного источника энергии я смогу открыть Пробой. Все необходимое я надеюсь найти в Огвонтере...

— Если ты знал об этом заранее, зачем потащил нас сюда? Чтобы посмотреть, как умирают огавоны?— Заруф кивнул на тела погибших, которые сносили к порталу их боевые товарищи.

— Таково было решение Меран-Тера,— с прежним спокойствием ответил Димер-Шер.— Он хотел убедиться, что этот мир достоин того, чтобы ради него можно было пожертвовать последними ресурсами Огвонтера.

— Мне нравится этот мир, и я постараюсь убедить правителя в целесообразности его захвата, но...

— Убеждать правителя буду я. А для тебя у меня найдется другая работа.

Заруф недовольно поморщился, но вынужден был смириться: перед ним стоял сын Сулун-Тара, которого Меран-Тер назначил командовать рейдом. Правда, оставшись с ним наедине, правитель дал Заруфу отдельное поручение: если разведчик почувствует неладное, ему было приказано уничтожить этого человека.

"Может быть потом, когда дело будет сделано".

Пока что Димер-Шер нужен был огавонам.

— Я выполню любое твое поручение,— смиренно ответил Заруф.

— Отправляйся на побережье. Тебе предстоит расчистить место высадки от очагов возможного сопротивления и встретить армию и твоего повелителя.

— Я не располагаю достаточной информаций, чтобы быть уверенным в том, что нам хватит сил выполнить этот приказ.

— Я побеспокоюсь о том, чтобы вам выслали подкрепление. Пока что можете расположиться где-нибудь неподалеку. К северу отсюда есть небольшое поселение.

— Как далеко находится побережье?

— Я думаю, дней за десять-двенадцать вы до него доберетесь.

— Как мне искать указанное место?

Димер-Шер задумался. Вдруг его взгляд упал на человека, которого волокли к порталу воины. Сын Сулун-Тара видел его прежде в обществе принцессы Гинеры...

Саффус, кажется...

— Тащите его сюда!

— Он прятался под телом одного из наших,— пояснил удерживавший пленника за шею огавон.

Саффус не был ранен, но выглядел жалким от охватившего его страха.

— Если хочешь жить, проводишь моих людей в Катлар,— сказал Димер-Шер, и Саффус согласно затряс головой.— Если поможешь нам, в будущем сможешь занять достойное место в мире, которым будет править мой народ.

И снова голова пленника затряслась в согласии.

— Я с ним договорился, он вам поможет.

— Как много у нас времени до появления основных сил?— спросил Заруф.

— Вполне достаточно, чтобы выполнить приказ. Мне предстоит беседа с Меран-Тером, но, я верен, мне удастся его убедить. Некоторое время уйдет на активацию боевых единиц и подготовку к вторжению. Потом я отправлюсь в Гжаз... туда, где когда-то стояла эта крепость. Там среди скал находится Точка перехода... Задача ясна?

— Да, сын Сулун-Тара.

— Со мной пойдет один из твоих воинов. Он расскажет сам все, что увидел здесь собственными глазами.

Заруф согласно кивнул и указал на избранника.

Димер-Шер обернулся к принцессе, слегка дернул за цепь, и, надевая на лицо маску, ласково сказал:

— Вдохни поглубже, дорогая, мы возвращаемся в Огвонтер.

Глава 13

Шторн вернулся в Сандору бледный и взволнованный.

— Отведи меня к Источнику, и получишь кристалл,— заявил он, не удосужившись даже смыть с лица пыль и кровь.

— Что случилось?— спросил его Винеар.

— Случилось...— ответил Ганеги и вкратце рассказал о событиях, произошедших в Пустоши.

Портал? Огвонтер? Железные чудовища?!

Ничего этого не было в той версии истории Варголеза, которая была мне известна, а значит...

Я понятия не имел, что это может означать.

Неужели мое вмешательство настолько изменило привычный ход событий, что этому миру теперь угрожала опасность, по сравнению с которой деяния Шторна Ганеги могли бы показаться детской шалостью? Я так и не смог припомнить момент, после которого все пошло наперекосяк. Выходит, напрасно я тешил свое самолюбие, уверовав в то, что я спас Варголез от страшного кровопролития?

Осознавая тот факт, что мое появление в прошлом навлекло на весь мир, возможно, еще более страшную беду, я, тем не менее, постарался придушить голос совести, убеждая самого себя, что это меня не касается. Я сделал все, что мог. Осталось получить офаран и покинуть Патэприен. Уверен, проблемы, которые меня ожидали в Центале, заставят очень быстро забыть совершенные на пути к ней ошибки.

— Хорошо, завтра...— начал было я, но Шторн меня жестко перебил:

— Сегодня! Сейчас!

— Как скажешь,— пожал я плечами.

— Я пойду с вами,— изъявил желание Винеар.

— Нет, друг мой,— покачал головой Ганеги.— Жарэду сильно досталось во время нашего бегства. Если бы ни он, я бы не стоял перед вами. Но теперь он нуждается в твоей помощи. Твой новый Дар... В общем, сделай все, что в твоих силах.

— Я постараюсь,— не стал спорить Винеар.— Он у себя или в Прайе?

— Я доставил его до дома, а потом сразу сюда.

— Хорошо, я отправлюсь к Жарэду. А вам желаю удачи.

— Идем?— спросил я Шторна, когда Винеар покинул комнату.

— Да. Только сначала заберем Зариса. Я хочу, чтобы он пошел с нами.

— Как скажешь...

В подземелье мы направились втроем: я, Шторн и Мастер огня Зарис. Спустились через колодец неподалеку от площади Высокого столба.

С тех пор, как я покинул пещеру, она ничуть не изменилась. Так же целеустремленно бежала по каменному руслу подземная река, так же, как и пару недель назад монотонно и размеренно вращались вокруг основания обелиска каменные блоки. Это чудо произвело на Зариса неизгладимое впечатление. Он застыл перед камнями с раскрытым от восторга ртом, позабыв обо всем на свете.

Шторн Ганеги разделил его реакцию, но лишь на миг, пока не увидел каменную дугу, вырезанную в скале напротив обелиска и покрытую пимперианскими знаками. Я заметил, как он вздрогнул, а восхищение на его лице моментально сменилось тревогой, когда он взглянул на Центальские ворота.

— Те чудовища на Пустоши... Они пришли из такой же скалы,— пробормотал он вмиг пересохшими губами.

-Это Врата,— сказал я ему.— По ту сторону находится Центала.

— Центала?— тревога сменилась нескрываемым страхом.

— Не бойся, Врата... хм... не действуют,— поспешил я его успокоить.

— Откуда тебе это известно?— спросил Зарис.

— Поверь мне на слово.— Мне не хотелось вдаваться в подробности.

— Очень надеюсь, что ты знаешь, о чем говоришь,— пробормотал Шторн.

А я подумал: если Ганеги утверждает, что этот Портал, созданный по технологиям Интери-Анере, похож на тот, что стоит на Пустоши, значит врата в Огвонтер тоже создали "пимперианцы"?

Далеко идущие планы или простое любопытство, приведшее в конце концов к закату могущественной цивилизации?

Были такие вопросы, на которые мне, пожалуй, уже никогда не получить ответов.

— А Источник...— с прежним напряжением спросил Ганеги, продолжая коситься на Портал, слово из него в любой момент могли выскочить самые ужасные порождения Центалы.

— Вот он,— я указал на вращающиеся камни.

С неимоверным усилием Шторн отвернулся от Врат и осторожно приблизился к основанию обелиска. Он долго стоял и смотрел на медленно проползавшие над головой блоки, потом пробормотал:

— Если это Источник, то я понятия не имею, как черпать из него Силу.

Я пожал плечами, потому что тоже не знал этого. Да меня это и не интересовало. Я хотел получить кристалл и покинуть этот мир. Нет, не сразу: сначала мне нужно было подготовиться к путешествию через пустыню.

Шторн приблизился вплотную к обелиску, приложил ладонь к его каменной поверхности...

...и отпрянул, словно его ударило током. После чего, переменившись в лице, попятился назад.

— Шторн?!— взволнованно окликнул его Зарис, шагнул навстречу, но не успел.

Неведомая сила оторвала Ганеги от пола, вознесла на высоту пяти метров. Там он замер на мгновение, а потом его тело выгнуло дугой, и он закричал от боли.

Мы с Зарисом понятия не имели, что происходит, но уже ничем не могли помочь бывшему Великому Мастеру. А он продолжал кричать и биться в плотном невидимом коконе пленившей его силы.

Это продолжалось долгую минуту, и я уже желал Шторну долгожданной смерти, как избавлению от мук. Но вот крик резко оборвался, лицо Ганеги расслабилось, тело приняло естественное положение, руки разошлись в стороны, и он плавно опустился на пол. Еще какое-то время он приходил в себя, потом же, прислушавшись к внутренним ощущениям, Шторн посмотрел на нас...

...и едва заметно улыбнулся.

Я заметил, как между его пальцев проскочили электрические разряды, глаза сверкнули рвущейся наружу Силой...

Словно вспомнив о чем-то важном, Ганеги отвернулся от нас, снова приблизился к обелиску, точнее, к блоку, тому самому, что оставался лежать на полу. Протянув к нему руки, Шторн запрокинул голову, словно от неимоверного напряжения, и каменный гигант оторвался от пола, медленно и плавно поднялся в воздух и, найдя свое место среди вращающихся собратьев, поплыл вместе с остальными вокруг обелиска. В тот же миг раздался глухой, давящий гул, пещера вздрогнула так, что мы с Зарисом вынуждены были ловить равновесие.

И все стихло.

Но Ганеги на этом не успокоился. Теперь он протянул руки в сторону обелиска, и из его пальцев в каменный столб ударили извивающиеся жгуты некой тугой белесой субстанции. Так мне показалось в первое мгновение, и лишь чуть позже я понял, что потоки двигались в противоположном направлении: Великий Мастер выкачивал из обелиска Силу. Лишь полностью насытившись, он опустил руки и снова обернулся к нам.

— Ну... что?— судорожно сглотнув, поинтересовался Зарис.

Сила переполняла Шторна Ганеги. Его тело окружала насыщенная аура энергии, а лицо выражало полное удовлетворение и непререкаемое могущество.

— Я чувствую себя гораздо сильнее, чем прежде,— ответил он.

— Прекрасно! Теперь моя очередь,— заявил Мастер огня и довольно робко направился к обелиску.

А Шторн неторопливо преодолел разделявшее нас расстояние, молча достал из сумки офаран и протянул его мне. Я заметил, как кристалл тускло замерцал изнутри, но стоило мне взять его в руки, и сияние быстро угасло. Я держал пустой минерал, полностью лишенный своей Силы.

А значит, чтобы активировать Портал, мне придется сначала зарядить кристалл...

КАК?!

Зарядного устройства у меня не было.

Проклятье...

— Мы в расчете?— спросил меня Великий Мастер. В его голосе появилась прежняя уверенность в собственным силах.

Взгляд упал на Ганеги.

— Шторн... Кристалл пуст,— посетовал я.

— В этом нет моей вины,— пожал плечами Великий Мастер.— Он был пуст с тех пор, как попал мне в руки.

— Я не о том. Не мог бы ты... хм... напитать его Силой.

— Я?— удивился Ганеги.— Как?

— Возьми его в руки.

Шторн выполнил мою просьбу, и офаран снова тускло засиял.

— Еще,— прошептал я, видя, что свечение внутри кристалла становится все ярче.

Ганеги приложил вторую ладонь, и энергия потекла в офаран с удвоенной силой.

— Еще...

Кристалл заряжался гораздо быстрее, чем я мог предположить. Но на умиротворенном поначалу лице Шторна появились сначала признаки недовольства, а потом и все усиливающаяся тревога.

— Еще!

Я уже с трудом мог смотреть на мощный источник света. Казалось, что Шторн держал в руках раскаленное солнце. Еще немного и...

— Доста...

Я не успел договорить: раздался оглушительный взрыв, и меня отшвырнуло назад так, что я перелетел через всю площадку и едва не рухнул в подземную реку — лишь чудом ухитрился схватиться за выступ на самой кромке полуострова.

Звон в ушах убил все остальные звуки подземелья, саднило ушибленное плечо и раны на расцарапанных ладонях, поднявшаяся в воздух пыль застила глаза, но я, предчувствуя недоброе, упрямо пытался разглядеть в ее клубах Великого Мастера. Поднявшись на ноги, я, шатаясь, направился к обелиску.

Зарис валялся у подножия обелиска и, сплевывая песок, ругался. А Шторн стоял на прежнем месте — живой и невредимый. Только вот руки его были пусты: офаран исчез.

— Ты что наделал?— пробормотал я.

— Я? Ты ведь сам меня попросил,— виновато промямлил Ганеги.

Я рухнул на камни, застучал кулаками по полу, зарычал от ярости и бессилия. Все, к чему я стремился, пошло прахом. Теперь мне уже никогда не выбраться из этого мира, который я начинал подсознательно ненавидеть...

— Почему ты не явился во дворец сразу, как только прибыл в Сандору?— не скрывая своего недовольства, спросил король, пристально разглядывая стоявшего перед ним Шторна Ганеги. Никогда прежде цанхи не видел Его Величество таким мрачным.

Что ж, этому было достойное объяснение: он уже знал о том, что произошло на Пустоши. Помимо Шторна и тяжело раненого Жарэда живыми до столицы посчастливилось добраться еще двоим гвардейцам, и они, в отличие от Ганеги, сразу же направились к королю.

— Мне нужно было пристроить Жарэда. Ему сильно досталось.

— Так ли он плох, как об этом говорят?— поинтересовался Сарэн.

— Его серьезно порубили железные твари, бросившиеся за нами в погоню. Мы еле ноги унесли. Но после того как я отправил к нему... своего знакомого лекаря, думаю, он быстро оклемается.

— Это хорошо. Чувствую, скоро нам понадобятся все наши силы... А... Гинера? Мне сказали, что она...

— Она в плену у пришельцев,— не стал скрывать Ганеги. Все равно король уже об этом знал.— Нам не удалось к ней даже приблизиться. Эти твари... Они сильны.

— Неужели они сильны настолько, что с ними не смогли справиться самые могущественные цанхи Варголеза?

Шторну не хотелось говорить о том, что он побывал на Пустоши будучи совершенно беспомощным, и по сути в сражении участвовал лишь один Великий Мастер. Что только благодаря поддержке Жарэда он, Шторн Ганеги, пережил это побоище.

— Те, что похожи на людей, владеют необычным для нас оружием, а наши клинки почти бессильны против их доспехов. Тем не менее, мы едва не одолели их...

— Значит, с ними можно бороться?!— воспрял духом Сарэн.

— ...но потом появились эти железные чудовища, и... нам пришлось спасаться бегством.

Ганеги не хотелось напрасно обнадеживать короля. Лучше лишний раз сгустить краски, чем недооценить противника. Впрочем, он ничуть не преувеличил мощи неприятеля. Он не был даже уверен в том, что теперь, когда Сила вернулась к нему, ему самому удастся справиться с напастью.

— Кто они такие, откуда пришли? Ты что-нибудь об этом знаешь?

— Да, мне кое-что известно,— признался Шторн. Многое рассказали жители деревни Яснер. Кое-что добавил его новый знакомый Ильс...

"...знать бы еще, откуда ЕМУ все это известно..."

— Говори же!— прервал Сарэн его задумчивость.

— Эти пришельцы пожаловали к нам из другого мира после того, как одному негодяю удалось открыть Врата с нашей стороны. Это он заманил принцессу на Пустошь, а потом пленил ее и увел с собой. Говорят, эти... люди уже однажды были в нашем мире. Тогда им противостояли пимперианцы и... мы знаем, чем все это закончилось. Однако Древним все же удалось запереть Врата и на некоторое время обезопасить наш мир от очередного вторжения.

— И вот они снова пожаловали,— заключил король. То, что пимперианцы смогли какое-то время устоять перед натиском пришельцев, пусть даже ценой своих жизней, ничуть не обнадеживало Его Величество. Древние были гораздо сильнее нынешних жителей Варголеза.

— Как ты думаешь, с ними можно договориться?— спросил вдруг Сарэн.

— Мне показалось, они не склонны к переговорам. Едва увидев нас, они сразу же напали.

— То есть, война?

Шторн неопределенно пожал плечами.

Заложив руки за спину, король прошелся по приемной, посмотрел в окно, за которым садилось солнце.

— Нужно уничтожить эти Врата,— сказал он, не оборачиваясь.

Потом все же оторвался от окна, подошел к Шторну, взял его за плечи и заглянул в глаза:

— ТЫ должен сделать это, чтобы спасти Варголез.

Высокопарные слова не трогали душу Шторна, но в этот раз король был прав: не только королевству, но и всему миру угрожала смертельная опасность. И теперь, когда Жарэд надолго вышел из игры, он являлся, пожалуй, единственным, кому это было по силам.

— Я сделаю все, что смогу.

"Не во имя короля Сарэна — ради Сенары, ради ребенка".

— Я верю в тебя, Шторн Ганеги. Возьмешь с собой Дворцовую сотню и отряд фангеэри, расквартированный в столице. Если понадобятся дополнительные силы, можешь рассчитывать на гарнизон в Бронте. А я тем временем прикажу стягивать войска к Сандоре.

— Благодарю за доверие, Ваше Величество, но я ведь не полководец.

— И без тебя найдется, кому командовать войском. Но за успех отвечаешь ты лично. Головой!

Вот так.

Именно этого пытался избежать Шторн, всякий раз отказываясь от щедрых предложений короля Сарэна. Если отряд постигнет неудача, его обвинят во всех грехах. Впрочем, если они потерпят поражение, то очень даже может быть, что потом некому и некого будет судить.

— Я сделаю все, что в моих силах,— повторил Ганеги, поклонился и направился к выходу.

— Шторн!— окликнул его король.— Если ты спасешь Гинеру, я никогда этого не забуду. Но если ты поймешь, что это невозможно... убей ее. Она не должна оставаться в руках противника...

Финеан покидал дворец в приподнятом настроении. И это не могло остаться незамеченным.

— Ты сияешь как новый гунд!— завидовали ему заступавшие в караул гвардейцы.— Небось, снова собираешься навестить милашек несравненной Шоан?

— Вот именно!— довольно кивнул Финеан.— Сейчас зайду в "Обжору", пропущу стаканчик — и к девочкам на всю ночь. Они меня уже ждут.

— Смотри не надорвись. А то заснешь на дежурстве, как в прошлый раз.

— В тот раз девочки были не при чем: я просто перебрал с ликрийским.

— Бывает.

— Везет же людям!— тяжело вздохнул Ордос.— Глядя на тебя, я всякий раз жалею, что однажды поддался на уговоры Асты и привел ее в свой дом.

— Это тебе урок,— похлопал его по плечу Финеан.— В следующий раз будешь прислушиваться к советам друзей. Говорил же тебе: не женись.

— Следующего раза не будет. Моя ворчливая толстуха переживет всех нас,— еще горше вздохнул гвардеец.— Желаю приятно провести время.

Финеан попрощался с другом и направился в Верхний Асхонел.

Что ни говори, а жизнь удалась. Но кто бы мог подумать, что еще семь лет назад для него, простого наемника из небогатой семьи, королевский дворец станет вторым домом? Что однажды его грудь украсит серебряный дубовый лист, что на южном порубежье у него появится приличный клочок собственной земли и сам король при встрече будет оказывать ему знаки внимания...

Если бы Финеану рассказали об этом семь лет назад, он бы не поверил, хотя и угостил бы шутника кружкой доброго вина.

Но жизнь — странная штука, и порой в ней случается даже невозможное. Правда, это если повезет.

Финеану повезло. Так уж сложилось, что в тот год Его Величество соизволил навестить Ликру. Короля встретили со всеми присущими его рангу почестями, окружили лаской и вниманием, организовали охоту. Но сплоховали, потеряв Сарэна из виду, когда началось преследование степной лисицы. Да и сам король так увлекся погоней, что не заметил, как остался один среди ликрийских холмов. И надо же такому случиться — появился отряд кочевников, и теперь уже охотник превратился в дичь. Его Величество был отменным наездником и имел все шансы уйти от погони, если бы не случайная стрела, убившая под ним скакуна. В тот день королевство могло лишиться своего правителя, задумай дикари смертоубийство. Но рыжие бестии видели перед собой знатного вельможу, за которого можно было получить солидный выкуп. А Сарэн не собирался сдаваться и взялся за меч. Прежде чем кочевники ранили первого фехтовальщика Варголеза, он уложил троих. Однако противников было слишком много, и действовали они, как и положено диким детям степей — коварно и подло. Они набросили на плечи короля петлю, обезоружили и почти спеленали, когда появился Финеан. Безродный наемник направлялся в Ликру в надежде предложить свои услуги телохранителя за подобающую плату кому-нибудь из городской элиты. На меньшее Финеан был не согласен, пусть даже второй день в его рот не попало ни крошки хлеба. Шел себе, шел, а тут такое творится. Он сразу же узнал короля и понял, что это и есть ОН — его ШАНС. Будь на месте Сарэна другой человек, может быть, и прошел бы мимо. А так... Он набросился на кочевников с беспримерной самоотверженностью и яростью. Силы были неравны, но Финеан сражался как дикий зверь. Его ранили раз, другой, и он, истекая кровью, начинал жалеть, что ввязался не в свое дело, когда появилась подмога, и кочевники обратились в бегство.

Его выходили, поставили на ноги и... пригласили в Сандору. Так Финеан впервые попал в королевский дворец. Сарэн лично вручил ему мешок золота, серебряный дубовый лист и купчую на землю.

Но и это было не все.

— Мне нужны смелые и преданные люди,— сказал Его Величество и предложил Финеану пополнить ряды королевской гвардии.

От таких предложений не отказываются...

...Как и обещал, первым делом он зашел в "Обжору", заказал стопку ликрийской настойки, опрокинул ее там же, у стойки, и продолжил свой путь на улицу Восходящего Солнца. Именно там располагалось увеселительное заведение несравненной Шоан. Еще засветло он отправил к ней посыльного, чтобы предупредить о своем визите, поэтому его появление в публичном доме не стало неожиданностью.

— Здравствуй, дорогой,— Шоан лично встретила его на пороге, поцеловала в щеку и, взяв клиента за руку, провела в холл.— Как обычно или сегодня тебе хочется чего-нибудь особенного?

— Я бы и рад, но Вирда никогда не простит мне измены,— пошутил Финеан.

— Я так и знала,— улыбнулась Шоан.— Она ждет тебя в своей комнате. Третья налево.

— Я помню,— сказал гвардеец и поднялся на второй этаж.

Третья комната налево. Финеан почти бесшумно приблизился к двери, прислушался... Из комнаты доносилось тихое пение. У малышки был прекрасный голос. Да и сама она была выше всяких похвал, но...

Сначала дела, потом веселье.

С явным сожалением Финеан отступил назад, развернулся к двери напротив и, нарочито кашлянув, вошел в комнату.

У окна стоял солидный господин, в котором завсегдатаи королевского дворца признали бы Виктита — посла Норона при дворе Его Величества Сарэна.

— Надеюсь, новости стоят того, чтобы тратить на них мое драгоценное время?

Общаясь с Сарэном и его приближенными, Виктит являлся образцом такта и предупредительности. А Финеан был от рождения чернью. Ей он и остался, не смотря на сверкавший с некоторых пор на груди серебряный дубовый лист. Гвардейца раздражало такое к нему отношение, однако суммы, регулярно выплачиваемые норонским послом, с лихвой покрывали любые неудобства.

— Я бы не посмел отвлечь вас от важных дел ради пустяка,— парировал Финеан.

— Это тебе только кажется,— проворчал Виктит.— На самом деле я очень часто задаюсь вопросом, а не напрасно ли мы тратим на тебя золотой запас Норона? За последние три года мы не услышали ничего такого, что стоило хотя бы келх.

По-варголезски он мог говорить чисто — и Финеан прекрасно знал об этом,— но при этом нарочно коверкал слова, чтобы в очередной раз продемонстрировать свое пренебрежение ко всему, что было связано с кровожадным и неуемным соседом Норона. Когда-то, очень давно норны — прямо или косвенно — владели большей частью земель, принадлежавших ныне Варголезу, и были близки к тому, чтобы расширить свои территории до самого моря. Но однажды с юго-востока пришли захватчики, и планам норнов не суждено было сбыться. Варголы и их союзники оттеснили норнов к Горгельским лесам, вынудили сражаться на три фронта. Они были на грани уничтожения, но выстояли.

Выстояли для того, чтобы когда-нибудь вернуть то, что принадлежало им по праву.

Впрочем, с каждым годом этот день откладывался на неопределенный срок, а Норон продолжал терять земли на западе. А после того, как в Варголезе появились ЭТИ цанхи, пришлось совсем позабыть о планах по возвращению исконных земель. Еще свежи были в памяти события десятилетней давности, когда молниеносная атака превосходящих сил Норона была на голову разбита небольшим отрядом варголезцев, усиленным одним единственным Мастером.

Великим Мастером Жарэдом.

Норонцы до сих пор со стыдом вспомнили тот день, когда они драпали на восток, преследуемые неторопливо шедшим по их следам цанхи.

— Только ни на этот раз,— опроверг заявление посла Финеан.— Скажу больше: то, о чем я сейчас поведаю, будет стоить вам дополнительных расходов.

— Это уж мне решать!— категорично заявил Виктит, но внутренне напрягся: он прекрасно знал Финеана, и тот не позволил бы себе подобную дерзость, не будь на то веских оснований. "Неужели, на самом деле что-то важное?"— Говори!

То, о чем рассказал Финеан, было похоже на бред сумасшедшего: врата в другой мир, уродливые пришельцы, воины из железа...

Первой мыслью было: прохвост придумал эту историю, чтобы выманить у посла побольше денег. В таком случае, он должен был бы сочинить нечто более правдоподобное. А это... Ведь его слова можно было проверить из других источников, и Финеан ни мог этого не понимать — не настолько глуп он был, этот предатель своего короля. Единственное, во что Виктит готов был поверить — так это в исчезновение принцессы Гинеры. Об этом уже гудел не только королевский дворец, но и весь город. Однако принять за правду то, что ее похитили какие-то пришельцы из другого мира...

Чушь!

Но...

Чем больше Виктит наблюдал за говорившим гвардейцем, тем сильнее убеждался в том, что Финеан и сам верил в то, о чем говорил, словно видел все собственными глазами.

— Откуда тебе это стало известно?— лишь однажды перебил он докладчика.

— Утром король встретился с выжившими в этом побоище гвардейцами. Они явились во дворец, не удосужившись привести себя в порядок. Я сам видел необычные раны на их телах. А потом слышал все, о чем они говорили Сарэну. А вечером, незадолго до окончания дежурства, появился Шторн Ганеги. Он не только подтвердил слова гвардейцев, но и сам рассказал много чего интересного.

— Шторн Ганеги? Тот самый?

Норон давно уже пытался переманить на свою сторону цанхи. Желающие находились: одни жаждали золота, другие положения, третьи были недовольны Сарэном или иными варголезскими вельможами. Но среди предателей не было ни одного Великого Мастера, так, разная мелочь. К Шторну Ганеги тоже подходили пару раз с заманчивыми предложениями, но упрямец категорически отказывался от щедрот, достойных даже высшей знати Варголеза.

— Каким боком он замешан в эту историю? Насколько я знаю, он не ладит с вашим королем.

— Он не смог отказать Сарэну, когда тот попросил его разыскать принцессу. Ее следы привели Ганеги в Харийскую пустошь, там-то он и повстречался с пришельцами из другого мира.

— И?

— Шторну едва удалось спастись, а Мастер Жарэд и вовсе находится при смерти.

— Хоть одна хорошая новость,— пробормотал Виктит.— Расскажи подробнее, что произошло на Пустоши?

Финеан говорил еще некоторое время. Посол Норона слушал и ловил себя на мысли, что начинает верить в эту историю, какой бы неправдоподобной она ни была.

"А если все это произошло на самом деле?"

Делать выводы слишком рано, но тут было о чем подумать. И не помешает проверить информацию из других источников. Но если все окажется правдой...

Виктит не сдержал довольной улыбки.

Глава 14

Вместе с уничтожением офарана умерла моя последняя надежда вырваться из Патэприена. И если уж кого-то стоило в этом винить, то лишь себя самого. Не следовало вмешиваться в ход событий. Наверное, лучше всего было дождаться, пока кристалл окажется в руках Аведера Сафери, а потом... Не знаю, что было бы потом и как бы мне удалось пережить гражданскую войну, которую предстояло развязать Шторну Ганеги, но в этом случае я мог бы, по крайней мере, легче ориентироваться в событиях, описанных Винеаром. А теперь все изменилось, и будущее представлялось мрачным и непредсказуемым.

Совсем недавно у меня была цель: покинуть Патэприен. Теперь же я должен был подумать о том, как выжить в мире, катящемся в пропасть по непроторенной дорожке...

Уж лучше бы я остался в Альтиндоре...

Там, во всяком случае, я был почти как дома. А в Патэприене с его духами и Мастерами... Не мое это все. Я чувствовал себя совершенно беспомощным.

Разве что...

Источник.

Он вернул Герике зрение, Жагридеру — лицо, а Шторну Ганеги — его Дар. Даже Зарис преумножил свои силы!

А чем я хуже их?

И я решил попробовать.

Я дождался, пока мои друзья покинут подземелье, после чего робко приблизился к Источнику и осторожно прикоснулся к черному как ночь монументу. Не знаю, что, кроме боли, испытали Ганеги и Зарис, но перед моими глазами пронеслась вся предыдущая жизнь: родной мир, Альтиндор, Центала, другой Патэприен...

И на этом все.

Я не почувствовал никаких изменений.

Ничего.

Впрочем, я особо и не рассчитывал. Я был чужим в этом мире. К тому же я уже давно подозревал, что обладание Даром было как-то связано с прошлым Варголеза. Возможно, он передался на генетическом уровне дальним потомкам "пимперианцев", дремал на протяжении столетий, а недавно пробудился, вырвался наружу, раскрылся во всей своей красе и многообразии. А я...

Мне, если я хотел выжить в этом мире, придется рассчитывать исключительно на собственные силы.

И на поддержу друзей.

Все...

Появившись на миг в Сандоре и восстановив свой Дар, Шторн Ганеги снова умчался в Харийскую Пустошь с очередным поручением короля Сарэна. Зарис отправился вместе с ним, а мы остались ждать и надеяться на благополучный исход.

Я по-прежнему жил у Винеара и все больше чувствовал себя нахлебником и дармоедом. Если раньше я не особо задумывался о подобающем заработке, так как не собирался задерживаться в этом мире, то теперь проблема безденежья угнетала с нарастающей силой. Вопрос лишь в том, чем я мог заняться в чужом для меня мире? Никаким особым ремеслом я не владел и все чаще задумывался о том, что рано или поздно мне снова придется уйти в леса, где я мог рассчитывать хотя бы на прокорм.

Но сначала мне хотелось узнать, чем закончится эта история с огвонтерским порталом...

Мы с Винеаром обедали у него дома, а ужинали в "Сытом лесорубе". Здесь и кормили сносно, и новости были с пылу с жару, да и атмосфера таверны располагала к общению.

Мы не спеша потягивали пиво и говорили о том, о сем, вспоминали Арсиги и Аннисен, не спешивших возвращаться в Сандору. Как там раненая фангеэри? Пошла ли на поправку? Винеар все порывался наведаться в ту деревушку, где мы оставили девушку вместе с неугомонным коротышкой. Что ж, мне тоже надоело все время сидеть в доме, да и Сандора начинала угнетать. Вот вернется Шторн, тогда и...

К нашему столу подошел молодой человек лет восемнадцати. На внешний вид — деревенщина, чувствующий себя неуютно в большом городе. Я заметил его еще у стойки, где он говорил о чем-то с трактирщиком. И вот он стоял перед нами.

— Мне сказали, что вы друзья Шторна Ганеги,— заявил он с ходу.

— Вежливые люди сначала представляются, молодой человек,— назидательно сказал Винеар, лишь мельком скользнув взглядом по незнакомцу.

Тот смутился и промолвил:

— Сингар я. Ищу Шторна Ганеги. Говорят, он снова появился в Сандоре.

— И снова покинул ее, к вашему сожалению.

Юноша пробормотал что-то, похожее на ирт-лях Арсиги.

— Когда он вернется?

— О том нам неведомо. Шторн вольный человек, приходит и уходит, когда ему вздумается.— Винеар не захотел посвящать незнакомого в дела Ганеги. Впрочем, мы и сами толком не знали, зачем он снова отправился в Пустошь.

— Я не могу больше ждать. Сандора — слишком дорогой город для простого деревенского парня. К тому же, мне пора возвращаться домой.

— Да, мой юный друг, Сандора — это чудовище, питающееся золотом и засасывающее почище Гонготских болот,— заметил Винеар. После третьей кружки он неизменно ударялся в философию.— Возвращайтесь домой, где вас, наверняка, уже заждались. А Сандору оставьте тем, у кого больше нет шанса вырваться из ее цепких объятий.

— Я не могу,— вздохнул Сингар.— Мне обязательно нужно встретиться со Шторном Ганеги. Такова была последняя воля... моего учителя.

Вид у него был настолько сокрушенный, что вызвал бы сочувствие даже у самого жестокосердого.

— Мы — друзья Шторна, и если бы вы поделились с нами вашими печалями, мы могли бы донести ваши слова до Великого Мастера Ганеги.

— Нет, я не могу. Я расскажу об этом только ему самому.

— В таком случае, не смею вас больше задерживать. Наслаждайтесь и далее смрадным воздухом порочной Сандоры,— и Винеар потерял интерес к "простому деревенскому парню".

А он, хоть и понял, что его только что отшили, не спешил уходить, мялся на месте и, судя по выражению лица, принимал трудное решение.

— Врата в иной мир распахнуты, и Варголезу угрожает смертельная опасность,— сказал он, напомнив мне предвестника с моей родины, заупокойным голосом вещающего о том, что близится конец света. Сингару оставалось только предложить нам раскаяться в своих прегрешениях, пока не стало слишком поздно.

— Со времен Регвана не было и дня, чтобы Варголезу не угрожала опасность,— спокойно ответил Винеар.— Ничего, справимся и в этот раз.

— Вы не понимаете!— воскликнул Сингар настолько эмоционально, что на него обратили внимание посетители таверны. Юноше пришлось понизить голос.— Вы не понимаете, о чем говорите! Если ничего не делать, наш мир постигнет участь Пимпериана. А Древние были гораздо могущественнее, нечета нынешним.

— Вам-то откуда знать, юноша?— скептически усмехнулся Винеар.

Тут я был согласен с моим другом. Если не принимать в расчет легенды, в которых вымысла было гораздо больше чем истины, варголезцы, тем более, простолюдины, почти ничего не знали об этой исчезнувшей цивилизации. И что, кроме слухов, могло быть известно простому деревенскому парню?

— Мне рассказывал об этом мой учитель,— гордо заявил Сингар.

— А он, не иначе, видел все своими глазами,— продолжал юродствовать Винеар.

Сингар сжал кулаки, но сдержался и выдавил:

— В его жилах течет... текла пимперианская кровь. И в моих тоже.

— Ну, конечно! А как иначе?— Нет, не поверил ему Винеар.— В таком случае, может быть, вам известно и то, как нам всем избавиться от опасности, о которой вы так кричите?

— Об этом я и собирался поговорить со Шторном Ганеги, но, видно, не судьба.

— Да, не судьба. Так что возвращайтесь к себе домой, молодой человек, и пасите дальше ваших кур. А спасение мира оставьте тем, кто в этом знает толк.

Судя по тону, в котором были сказаны эти слова, Винеара начинало тяготить присутствие молодого пророка.

Но я придерживался иной точки зрения и не спешил рубить с плеча.

— Винеар,— осадил я друга.— Возможно, нам все же стоит его выслушать?

— Как ты предлагаешь это сделать, если он ничего не говорит?!— воскликнул тот.

Мы уставились на Сингара.

И он сдался.

— Есть только одна возможность спасти этот мир: Жезл Стража.

Сказано было так, словно речь шла о чем-то обыденном. Мне же это словосочетание ни о чем не говорило, а парень не стал пояснять. Тогда я обернулся к Винеару.

— Жезл Стража?

— Да, говорят, был такой,— проворчал цанхи.— Говорят, что им владел сам Великий Страж, что это самое мощное оружие, когда-либо появлявшееся в нашем мире. С его помощью Страж разил чудовищ, заполонивших землю в давние времена. А потом, когда пришла пора уходить, он оставил жезл правителю Савиора из рода Гримменоров. Так говорят, но...

— Но?

— Лично я не верю этой легенде,— поморщился Винеар.

— Почему?

— Потому что, существуй этот Жезл на самом деле, правители Савиора давно бы владели всем миром. А что мы имеем? Савиор пал пятьсот лет назад, был захвачен гаюрами. Его больше нет! Теперь ты сможешь найти это название только на самых старых картах. Да и гаюры, раз уж на то пошло, не слишком-то продвинулись после своих первых успехов. А о Жезле и вовсе нет никаких упоминаний, кроме кочующих по тавернам легенд.

Я снова посмотрел на Сингара, мол, твой ход, что скажешь?

А он вдруг спросил:

— Что вам известно об Исходе?

Он имел в виду бегство наследного принца Регвана и его приближенных из Савиора, охваченного какой-то эпидемией, вошедшей в историю под именем Красной смерти. После затянувшихся скитаний отряд добрался до северо-западной оконечности материка Сайгерис, где впоследствии было основано королевство Варголез.

Эту историю знал каждый, поэтому мы оставили его вопрос без ответа.

Он не обиделся, продолжил сам:

— Так вот что я вам скажу: на самом деле все было совсем не так, как говорят. Не было никакой Красной смерти. Эту сказку придумали гораздо позже, чтобы оправдать бегство Регвана из Савиора.— Отметив, что мы его внимательно слушаем Сингар продолжил: — Регван был младшим сыном короля Родигена и не мог претендовать на трон. Но он жаждал власти и задумал недоброе в отношении отца и брата — законного престолонаследника. Его поддержали некоторые родовитые варголы, недовольные политикой Родигена. Заговор не удался, многих поймали и казнили, но Регвану и части его сторонников вместе со слугами удалось бежать из Савиора. Он никогда не имел весомой поддержки в королевстве и его, возможно, оставили бы в покое, если бы он не похитил символ могущества Гримменоров — Жезл Великого Стража.— Стиль изложения был заметно отличен от привычной речи деревенского парня, что наводило на мысль: парень повествовал с чужих слов.— Родиген приказал вернуть реликвию, и отправил в погоню своих лучших воинов. Они преследовали отряд Регвана на протяжении всего пути, но к югу от Кимских гор попали в засаду кочевников Олфира и были наголову разбиты. Погибли многие, но не все. Уцелевшим посчастливилось добраться до земель нынешнего Варголеза. После того, как Регвану удалось подчинить своей воле часть местных племен и возглавить борьбу с ненавистными норнами, подобраться к нему было трудно. Поэтому посланники Родигена не спешили, выжидали удобного случая. И когда такой представился, они выкрали Жезл Стража. Но к тому времени Родиген умер своей смертью, а Савиор пал под натиском гаюров и на его руинах возникла империя Кайсо. Поэтому Жезл так и не вернулся туда, откуда был похищен, и остался в Варголезе.

Сингар замолчал. Винеар долго смотрел на него, после чего сказал:

— Это очень странная история. И очень опасная. Не смотря на то, что род Гримменоров прекратил свое существование, она оскорбляет память о человеке, которого до сих пор почитают во всем королевстве. Поэтому на вашем месте я бы поостерегся рассказывать ее незнакомым людям. Хлопот не оберешься.

— Но это правда!— воскликнул Сингар.

— Так вам сказал ваш учитель?

— Да. Он был лично знаком с людьми, которые держали в руках Жезл Стража.

— Нет, не верю я!— покачал головой цанхи.— Уж слишком много нестыковок в твоей истории, парень. Почему, завладев Жезлом, Регван ударился в бега, а не использовал его по назначению, устранив стоявших на его пути к власти отца и брата? Позже, когда жезл попал в руки людей короля Родигена, почему они не вернулись в Савиор, захваченный гаюрами, и не освободили его от дикарей?

— Об этом мне неизвестно,— пожал плечами Сингар.

— А ты подумай, и сам поймешь, что твоя история — вымысел от начала до конца.

— Это правда!— набычился Сингар.

— Не поверю до тех пор, пока собственными глазами не увижу этот Жезл. Да и потом... не уверен.

— Именно поэтому я хотел поговорить со Шторном Ганеги, а не с первыми встречными,— огрызнулся парень.

— Шторн не глупее меня будет,— парировал Винеар.— И в излишней доверчивости его трудно заподозрить.

Мне тоже эта история показалась неправдоподобной.

— Желз — вот единственный предмет, который смог бы подтвердить правоту твоих слов,— заявил я.— Где он? Ты можешь назвать нам его хранителей?

— Я их не знаю. Да и нет у них больше Жезла.

— Он исчез?!— воскликнул Винеар.— Так я и знал!

Я был полностью согласен со своим другом. Странная история, странный молодой человек. На что он только рассчитывал?

— Но я знаю, у кого он теперь.

Мы снова внимательно уставились на Сингара.

А он молчал.

— Говори, раз уж начал,— проворчал Винеар.

— Его зовут Аведер Сафери.

После того, как он упомянул имя этого человека, я внезапно поверил каждому его слову.

Аведер Сафери... Если Жезл существовал на самом деле, он просто обязан был рано или поздно оказаться в руках Наблюдателя, поставленого Лигой Миров для контроля за происходящим в Патэприене.

Я знал его лично. Наша предыдущая встреча едва не закончилась для меня плачевно. Кроме того, у меня были кое-какие основания подозревать этого человека в том, что именно по его вине — прямой или косвенной — я оказался в прошлом мира Патэприен.

Судя по выражению лица Винеара, он тоже кое-что слышал об Аведере Сафери, а если нет, Сингар готов был заполнить пробелы:

— Учитель говорил, что это самый могущественный человек в Варголезе, а может, и во всем мире, хотя никто доподлинно не знает о том, кто он на самом деле. Сам он ни во что не вмешивается, но, тем не менее, имеет серьезное влияние на короля, который с почтением относится к Аведеру Сафери и оказывает ему покровительство.

Скажу больше: Сафери и сам сможет о себе побеспокоиться, если это потребуется.

И вот что еще: если Жезл Стража на самом деле находился в руках Аведера Сафери, заполучить его не удастся ни при каких условиях. Договариваться с этим господином было бесполезно, а лично для меня — чревато нежелательными последствиями. Отнять же Жезл силой или хитростью — нереально. Я на собственной шкуре испытал систему зашиты его особняка и, подозреваю, видел далеко не все.

— Если Жезл на самом деле у Аведера Сафери, можешь о нем забыть,— сказал я Сингару, и Винеар подтвердил мои слова кивком головы...

В последний раз Шторн Ганеги чувствовал себя таким счастливым после рождения сына. Теперь же у него был особый повод: он снова стал Великим Мастером, могущественным цанхи, первым среди равных. Хотя... Нет. После визита к Источнику его силы значительно преумножились. Он физически ощущал, как его распирает от пропитавшей тело энергии, так, что казалось, будто нет ничего на свете, что могло бы оказаться ему не по плечу. Ее было так много, что отдав часть прожорливому кристаллу офарану, он не ощутил заметной потери...

Кстати, неудобно вышло с офараном. Этот парень, Ильс, сильно расстроился, когда кристалл, не выдержав мощи, взорвался прямо в руках Ганеги. А ведь именно этому парню Шторн был обязан возвращением Дара.

"Нужно будет как-нибудь загладить свою вину. Потом".

А сейчас у него были заботы гораздо важнее обид едва знакомого человека. Врата. Их следовало уничтожить, пока не случилось непоправимое.

И вот отряд в полторы сотни всадников мчался на юго-восток. Впереди — сам Шторн Ганеги. Рядом ехали трое. Слева Драггар Ивери — командир королевских гвардейцев, принимавший участие почти во всех значимых войнах, которые вел Варголез на протяжении последних тридцати лет. Прирожденный рубака — даром что представитель знатного рода. В Варголезе бытовала даже пословица: "На нем ран, как на Драггаре", потому как, он никогда не прятался за чужие спины, всякий раз лез в самое пекло, воодушевляя и заражая своим примером остальных. Его часто сравнивали с Ильгером — героем, спасшим Варголез от нашествия Гонгота.

Кому, как ни ему было командовать миссией, призванной в очередной раз спасти королевство от напасти? Да он и сам проникся возложенной на него миссией и рвался в бой, готовый сложить голову за короля, за Варголез. Поэтому своей первостепенной задачей Ганеги видел сдерживание ни в меру ретивого воина, потому как от него, от его подчиненных, от них всех зависело, может статься, будущее всего Варголеза. Шторн пытался объяснить ему, что нынешний враг гораздо сильнее и опаснее всех тех, с кем когда-либо приходилось встречаться на поле боя достопочтенному Ивети.

— Не нужно меня пугать, уважаемый Мастер Ганеги!— отмахнулся Драггар.— Свой страх я утопил в первом бою на реке Золу... хм... вместе с норонской армией.

— Надеюсь, что вместе со страхом в этом бою вы не потеряли свои разум и рассудительность,— ответил Шторн, на что возмущенный дерзостью цанхи полководец не нашелся чем ответить и долго хватал воздух ртом, пытаясь прожечь взглядом дыру в спине вырвавшегося вперед Мастера Ганеги.

В отличие от Драггара неподражаемая Миннесар была молчалива и сосредоточена, как все фангеэри. Хохотушка Аннисен являлась редким исключением среди множества горянок, наводнивших в последние годы Варголез в поисках достойной службы. Предводительница пяти десятков воительниц лично отвечала за безопасность принцессы Гинеры, и то, что ее подчиненные не справились с возложенной на них задачей, было и частью ее вины. Как обычно в таких случаях бывает, Миннесар думала, что, если бы она была рядом с принцессой в тот трагический момент, не случилось бы ничего непоправимого. Но как раз в тот день ее не оказалось в Сандоре, и произошло то, что произошло. Оставалось лишь надеяться, что ей еще представится возможность исправить положение, или ее имя навсегда будет покрыто несмываемым позором. В мужской разговор она не вмешивалась, но внимательно слушала Шторна Ганеги, когда он рассказывал заносчивому Драггару Ивери о необычном противнике, пытаясь заблаговременно определить их слабые места.

Зарис так же составил компанию Великому Мастеру в голове отряда и тоже больше помалкивал, в глубине души наслаждаясь Силой, полученной от Источника. И с нетерпением ждал момента, когда можно будет испробовать на деле свои новые навыки.

Дорога до Харийской пустоши заняла пять дней. Ночевать приходилось под открытым небом. Фангеэри было не привыкать, зато разнежившиеся на дворцовых перинах гвардейцы скулили, как беспомощные щенки, жалуясь на отсутствие удобств и пронизывающий до костей ветер. Драггар строго пресекал недовольство, хотя и сам дрожал, кутаясь в подбитый мехом плащ.

Особенно холодно было по утрам. На пятый день пути Шторн, проснувшись с восходом солнца, увидел бескрайнюю степь, сверкавшую от инея до рези в глазах. Изо рта валил пар, а тело настолько застыло, что казалось, ударь по нему посильнее, — и разлетится оно на куски, словно ледяная глыба. Понадобилось какое-то время, чтобы отогреться. По такому случаю Драггар разрешил подчиненным по глотку ликрийской настойки, раскаленным огнем разлившейся по пищеводу и погнавшей разгоряченную кровь по жилам. Больше — ни-ни, разве что после боя. Фангеэри, не употреблявшие алкоголь, отогревались горячим сфантом. Лишь когда скупое солнце на две ладони поднялось над горизонтом, отряд двинулся дальше на юг.

Весь день прошел в движении, и лишь к вечеру появились первые признаки близости Хария. Соваться в преддверии сумерек вглубь Пустоши было бы опрометчиво, поэтому Шторн предложил переночевать в деревушке Яснер. Там же он рассчитывал узнать о том, что произошло в окрестностях за прошедшие десять дней.

Однако деревня встретила отряд безлюдием и тишиной, непривычной даже для Пустоши. Ни курей, ни собак, ни коз, которые еще недавно наполняли жизнью это унылое местечко. Двери домов и ставни на окнах были распахнуты настежь. Непростительная беспечность или...

Втягиваясь в деревню, воины напряженно вертели головами в надежде заметить хоть какие-то признаки жизни, но...

Деревня выглядела вымершей.

Драггар послал нескольких бойцов по дворам, однако даже подвалы — и те оказались пусты и даже не заперты. При всем при этом создавалось такое впечатление, будто местные совсем недавно и на короткое время покинули деревню и вот-вот должны были вернуться обратно. Об этом говорили расставленные на столе пустые тарелки, остывшие горшки в еще теплящихся печах, сомнительного вида добро, нажитое бедствовавшими сельчанами на протяжении всей своей жизни, которое они ни за что не бросили бы, надумав навсегда покинуть деревню.

Драггар решил воспользоваться случаем и распределил людей по домам. Хотя бы ночь перед предстоящим боем провести в тепле. Да и жутко было ночевать на окраине Пустоши, рядом с которой даже бывалый воин чувствовал себя неуютно. Должно быть, страх, утопленный однажды в Золу, всплыл спустя тридцать лет и настиг Драггара в самый неподходящий момент...

Как не хотелось покидать прогревшиеся за ночь хаты, особенно с мыслями, что придется идти вглубь проклятой Пустоши! Но кто еще, если не они?

На этот раз в путь отправились конно. Промерзшие седла холодили зад, поджилки тряслись от влажной пронизывающей стужи, озябшие пальцы приходилось согревать теплым дыханием. Лошади вели себя беспокойно, прядали ушами и испуганно фыркали, втягиваясь в ущелье между осыпавшимися оврагами, но, понукаемые ездоками, вынуждены были идти вперед. Напряжение росло по мере продвижения на юго-восток, и если вначале пути воины подбадривали друг друга натянутыми шутками-прибаутками, то ближе к полудню смолкли самые разговорчивые, превратившись в слух.

Прежде чем приблизиться к Вратам, Шторн решил взглянуть на обстановку со стороны. Спешившись у холма, с которого они с Жарэдом вели разведку в прошлый раз, Великий Мастер поднялся на вершину и, даже не пытаясь скрываться, взглянул на восток.

За прошедшую декаду окрестности Врат заметно преобразились. Пришельцы окружили подступы необычными металлическими щитами, стоящими под углом к земле. Наружу топорщились длинные острые шипы. Со стороны эта преграда выглядела неприступной. Кроме того, по сторонам от врат появились две странные башенки из металла, похожие на огромные грибы с наполовину срезанными шляпками. На самом верху ближайшей из конструкций Шторн разглядел удобное сидение, защищенное спереди изогнутым шитом с прорезью для обзора. Срез "Шляпки" зиял двумя десятками отверстий. Что бы это ни было, но оно настораживало и казалось опасным даже со стороны.

Прямо напротив Врат пришельцы установили походные шатры. Там же стояли какие-то большие ящики, металлические мелкоячеистые клетки. Прибывших из другого мира уродов было не больше двух десятков, хотя остальные могли находиться в шатрах. Эти же грелись у костров и тихо переговаривались на своем режущем слух наречии. Железных тварей не было видно, за исключением двух неподвижных исполинов, охранявших Врата с незапамятных времен.

К Шторну присоединился Драггар, остановился рядом и молча разглядывал лагерь противника. Ни капли страха в глазах, только презрение и спокойствие. И это было скорее плохо, чем хорошо: полководец не имел права недооценивать врага.

— Это они и есть?— поморщился Зарис, увидев пришельцев без головных уборов и масок.— Какая мерзота.

Понять, о чем думала в это время Миннесар, было невозможно. Ее лицо выглядело непроницаемым, таким же, как и всегда.

— Главное пробиться за ограду, а там мы их...— пробормотал Драггар.

— У меня есть другое предложение,— прервал его Шторн.— Я пойду туда сам. Зарис будет меня страховать издалека. А вы пока подождете в стороне.

— Это почему?— нахмурился Драггар.

— Потому что я смогу позаботиться о себе, но не обо всем отряде.

— Не нужно о нас беспокоиться, Шторн, мои ребята не вчера появились на свет,— возразил Драггар.— За их плечами битв больше, чем прожитых лет. А мечами они управляются почище, чем иной ложкой орудует. Мы их зубами порвем, только бы за ограду попасть.

— Мастер Жарэд думал так же, как ты. Но даже у него и его цанхи не хватило сил справиться с пришельцами.

— Я глубоко уважаю Мастера Жарэда, но, извини меня, в сражениях он разбирается примерно так же, как я в садоводстве. Меня же предчувствие никогда не подводило. И сейчас оно вопиет: победа будет за нами. Убери с прохода эти щиты, и ты увидишь, на что способна гвардия Варголеза.

— Не спеши, мой тебе совет. Я начну, а вы посмотрите со стороны. Может, тогда поймете, о чем я говорю.

Драггар поморщился, но Миннесар согласно кивнула.

— Не спеши,— еще раз сказал Шторн и обратился к Зарису.— Слишком близко не подходи, а еще лучше — держись в укрытии: у них мощные самострелы, а я не уверен, что смогу отразить все снаряды.

Взяв поудобнее посох, Шторн спустился с холма и не спеша направился к краю оврага, нависавшего над Вратами. Зарис поплелся следом за ним, но на некотором расстоянии. Драггар и Миннесар устремились к своим бойцам и вскоре скрылись из виду.

Шторн уверенно шагал по промерзшей черной земле, стараясь держать в поле зрения сразу всех пришельцев. Они сидели к нему спиной или боком, поэтому пока не замечали приближающегося незнакомца.

Добравшись до обрыва, Великий Мастер шагнул в пропасть и, вытянув в сторону правую руку, плавно опустился на дно ущелья. Только теперь его заметили пришельцы и повскакивали с мест. Больше Шторн не стал медлить. Он взмахнул рукой, словно оттолкнул от себя досадное препятствие, и воздушная волна накатила на преграждавшие путь к Вратам щиты. Они задрожали с раздражающим лязгом, слегка покорежились, разъехались в стороны, но недостаточно даже для того, чтобы между ними протиснулся пеший человек, не говоря уже о всадниках. Тут же отреагировали уродливые пришельцы: в Шторна вылетели один за другим три остроконечных шипа. Но увязли в спрессованном воздухе, когда Мастер оградил себя защитным барьером. Потом он скользнул пальцами по посоху и, подхватив с земли камни и комья промерзшей земли, запустил их в оборонявшихся. Крупные градины застучали по прочным доспехам пришельцев, не причинив им заметного вреда. Разве что один из камней угодил в лоб не успевшему натянуть на голову шлем, и сбил его с ног.

В бой вступил Зарис. Сначала замерцали, засветились изнутри кончики пальцев его правой руки, раскалилась ладонь. Спустя короткое время плоть окончательно трансформировалась в пламя лишь условно напоминавшее формой человеческую конечность. Затлел рукав куртки, вспыхнул огонь, быстро распространяясь вверх по предплечью. Зарис словно не замечал этого и не чувствовал боли, потому что пламя было частью его самого, и он сам был пламенем.

Сжав огненные пальцы в кулак, он размахнулся, и во время броска от его руки оторвалась часть пламени и тревожно гудящим шаром устремилась в сторону неприятеля. Коснувшись груди ближайшей цели, он раскаленной лавой расплескался по доспеху и... бессильно стек к ногам на мгновение опешившего пришельца.

В Мастера Огня полетели стальные иглы и вращающиеся зубчатые диски. Но Шторн Ганеги был начеку и своевременно смел их несколькими ударами спрессованного воздуха.

А Зарис продолжал преображаться. Огонь быстро распространялся по телу, пылавшему ярким факелом. Еще мгновение, и цанхи встрепенулся, взмахнул руками, превратившимися в огненные крылья, стряхнул ошметки одежды, сгоревшей дотла. От человека не осталось и следа, вместо него на краю оврага бушевал столб живого огня. Сжавшись тугой пружиной, он ревущим сгустком метнулся за ограду, ударил в костер, разметав не успевший прогореть хворост, расцвел ослепительным огненным цветком, затмив тусклое осеннее солнце, поглотил сбившихся в кучу пришельцев. А потом расплескался по площадке, превратив неприятельский лагерь в пекло.

Ганеги было трудно чем-то удивить, но Мастеру Зарису это удалось. Шторн припомнил бледный огненный шарик, каким тот пытался напугать пробиравшихся к Гонготским болотам друзей. Он не шел ни в какое сравнение с Даром цанхи, получившим свое развитие после визита к Источнику. То, что демонстрировал Зарис, завораживало и пугало одновременно.

А потом он удивился еще раз, когда задрожали шипастые щиты, рухнули на землю, задрав к небу стальные стойки, и из бушующего огня полезли невредимые пришельцы. Огонь лизал их доспехи, хлестал извивающимися языками, безуспешно пытался обвить конечности раскаленными щупальцами, но был не в состоянии причинить им никакого вреда.

В это время в конце левого рукава ущелья показалась королевская конница, возглавляемая бесстрашным Драггаром. Обнажив мечи, всадники неслись на неприятеля, лишившегося своего неприступного укрытия.

И вдруг...

Раздался оглушительный хлопок, затем второй, третий... Загромыхало так, что заложило уши даже у стоявшего вдали Шторна. Людей, лошадей, склоны оврага рвало на части и разбрасывало во все стороны. Ущелье затянуло дымом и пылью, оно наполнилось криками умирающих и диким ржанием лошадей.

"Ловушка",— догадался Шторн, к сожалению, слишком поздно.

Сквозь повисшую в ущелье пелену он видел, как метались уцелевшие всадники, не в силах унять обезумевших скакунов. Воины пытались удержаться в седлах, потому как упавшие тут же попадали под копыта лошадей. А тут еще ожила одна из грибовидных башен, заскрипела, разворачиваясь в сторону ущелья, осыпала варголезцев смертоносными иглами, вырывавшимися из отверстий на вертикальном срезе "шляпки". Они разили и людей, и лошадей, превращая сумятицу в хаос.

Шторн протянул руку к каменной глыбе, лежавшей в десятке шагов от него, приподнял ее усилием мысли, почувствовал предел своих возможностей и тут же, прежде чем камень вырвался из невидимой хватки, запустил его в сторону "гриба". Пролетев над головами пришельцев, глыба угодила в спинку кресла, смяла ее вместе с сидевшим там стрелком.

Механизм заткнулся, перестав плеваться иглами.

Один из неприятелей метнул в Шторна диск с мигавшим на выпуклой стороне огоньком. Великий Мастер машинально отмахнулся от него, отправив в обратный полет. Диск врезался в передний ряд столпившихся на кромке огненного безумия пришельцев, и вдруг взорвался, разметав чужаков по площадке. Тут уж не могли спасти никакие доспехи. Их разорвало на части с такой же легкостью, как и податливые тела пришельцев. Уцелевшие ринулись на Ганеги. У них не было ни мечей, ни копий. Зато коробочка на предплечье стреляла иглами, а между указательным и средним пальцами перчатки выскакивало жало трехгранного шипа. Впрочем, их прочные перчатки сами по себе были серьезным оружием. Помнил Шторн и о ловчих сетях, и о зубчатых дисках. Но и с ним теперь справиться было не так-то просто. И пусть из тридцати с лишним навыков лишь десяток можно было использовать для боя, но до сих пор никому не удавалось победить Великого Мастера Шторна Ганеги.

Отведя в сторону метивший в голову диск, Шторн взмахнул растопыренной пятерней, и рассек пространство бритвенно острыми невидимыми лезвиями, оставившими на доспехах пришельцев глубокие царапины...

"Не годится".

Приблизившегося вплотную неприятеля он встретил ударом посоха, и того отбросило назад, в ревущее пламя. Тут же легким пасом отшвырнул назад второго. Третий выстрелил в него иглой, но та увязла в воздушном щите. Шторн сделал хватательное движение пальцами. Неведомая сила вцепилась в шлем пришельца и сорвала его с плеч. Ганеги стремительно прочертил линию указательным пальцем, и уродливая голова чужака рухнула ему под ноги. Тело же продолжало стоять некоторое время, пока не подкосились колени, и оно не рухнуло на землю. Снова толчок, отбросивший к линии огня упрямо рвущихся к Шторну противников. Потом взмах руки, отбивший выпущенную почти в упор иглу. Круговое движение руки, сбившее с ног следующую жертву. И опять удар посохом, промявший кому-то грудину...

Шторн Ганеги вошел в раж, попробуй его теперь останови.

На площадку вырвались выжившие в ловушке всадники и набросились на сбившихся в кучу пришельцев. Одни сражались верхом, другие спешились, чтобы не толочься в давке. Удары мечей, топоров и боевых молотов сыпались на плечи и головы пришельцев со всех сторон. Даже после чувствительных потерь численное преимущество оставалось на стороне варголезцев. Чужаки огрызались ответными ударами, сыпали иглами и дисками, пронзали закованных в броню латников прочными шипами, ломали кости мощными перчатками. В ожесточенной мясорубке промелькнуло окровавленное лицо Драггара Ивери...

"Жив, старый рубака. Снова повезло счастливчику..."

Худо-бедно дело шло на лад. Враг был силен и прекрасно защищен. Прирожденные воины, закаленные в боях, наносили невосполнимый урон варголезскому отряду. Но и на них нашлась управа. Грозные косские топоры, имевшие на обухе острый шип, пробивали прочные доспехи пришельцев на ура. Ощутимые раны наносили тонкие стилеты, которые гвардейцы приловчились загонять между пластин. Один на один чужаки не имели себе равных, но против трех-четырех варголезцев даже они были бессильны что-либо предпринять. Главное было не попасть под крушащий удар перчатки, уйти от острого клинка, отвлечь внимание пришельца на себя, пока к тому сзади подбирается товарищ по оружию. И если не удавалось обезвредить неприятеля с одного удара, всегда была возможность завалить его на землю. С которой тому уже не суждено было подняться. Его лупили топорами, а потом добивали мечами, втыкая клинки в образовавшиеся трещины и пробоины.

Исход битвы был уже предрешен, когда из огня, поскрипывая суставами, вышел железный гигант. Увлеченные боем варголезцы не заметили его появления и поплатились за свое невнимание. Мощным ударом топора чудище разрубило пополам сразу двоих, а еще троих, стоявших рядом, смело с дороги в сторону. После чего оно шагнуло вперед и нанесло следующий удар. На этот раз его жертвами стали еще трое, среди которых был один пришелец. Кажется, ему было все равно, кого убивать.

Варголезцы отпрянули в стороны, оттащили за собой раненых товарищей, ощетинились мечами и топорами... и пригорюнились, понятия не имея, как сражаться с железным монстром.

Собрав первую жатву, гигант замер. Медленно, с легким жужжанием поворачивалась массивная голова, ярко сверкали сапфировые глаза, скользя по окружившим его полукругом воинам. Но никто из них не решался первым наброситься на чудовище, державшее наготове свой смертоносный топор. Даже Шторн Ганеги засомневался, что ему удастся справиться с железным гигантом. Слишком много сил ушло на схватку, стоившую жизни шестерым пришельцам.

Словно приняв решение, железный рванулся вперед, не испытывая никакого уважения к телам павших. Затрещали кости, заскрипели сминаемые доспехи, взвился вверх огромный топор...

...Шторн Ганеги ударил спрессованным воздухом, вложив в него весомую часть оставшихся сил. Кого другого сбило бы с ног, но гигант даже не заметил мощного толчка в грудь. И тут же ударил топором. Ганеги успел отпрыгнуть в сторону, его тело на мгновение зависло в воздухе, сгруппировалось и лишь после этого мягко опустилось на землю справа от Железяки. Взмах рукой, скрежещущий лязг по доспехам невидимых бритв, оставивших едва заметные царапины. И снова кувырок в сторону от рассекшего воздух топора.

Шторн лавировал по площадке, стараясь держаться на расстоянии от железного гиганта и в то же время отвлекать на себя его внимание, потому как среди соратников Ганеги не было человека, способного уничтожить это порождение чужого мира. Да и он сам не знал, как с ним разделаться. В его арсенале было с десяток навыков, способных причинить боль или убить человека, но нанести вред железному даже он был не в силах.

Между тем бушевавший все это время огонь медленно пополз к сражавшейся парочке, словно выплеснувшееся через край кипящее молоко, и остановился в шаге от них. Над ревущим пламенем выросла человеческая фигура, сотканная из огня и, как только гигант повернулся спиной, огненное существо прикоснулось к ней раскаленной добела ладонью. Замысел Зариса был понятен Шторну, и он истратил последние силы на то, чтобы обездвижить грозного Железяку. Рука, протянутая в сторону гиганта, дрожала от напряжения, побелели пальцы, судорожно сжимавшие посох, по перекошенному лицу Ганеги катились капли пота. Но и противнику приходилось нелегче. Как он ни силился, не мог сдвинуться с места. Натужно скрипели скованные суставы, медленно поднимался вверх огромный топор, внутри гиганта что-то трещало и лопалось.

А раскаленная ладонь Зариса тем временем делала свое дело. Темный металл покраснел, стал мягким, потек тонкой струйкой по спине. Еще немного, и пальцы провалились в пустоту, а потом скользнули вглубь железного гиганта, разлились нестерпимым жаром по безразмерному нутру...

Выжатый до основания Шторн обессилено уронил руку. Получивший свободу Железяка резко вскинул топор над головой... и вдруг затрясся, заурчал. Топор выпал из разжавшихся пальцев, скользнул по плечу, упал на землю. Гигант опустил руки, тронулся с места, пошатнулся и зачастил ногами, пытаясь удержать равновесие. Его повело в самую гущу наблюдавших за поединком варголезцев, и воинам пришлось разойтись в стороны, пропуская мимо тяжелого увальня. Он так и не остановился, врезался в стену оврага и замер. Самый отчаянный из воинов осмелился приблизиться к нему. Но только он несмело протянул руку, как взвизгнули шестеренки, видимые сквозь оплавленную дыру в спине, Железяка оттолкнулся от стены, сделал шаг, и его повело в противоположную сторону. Так, шатаясь то влево, то вправо, он побрел по ущелью. Несколько воинов направились было за ним, но Шторн остановил их: грозный страж Врат теперь был неопасен.

Но и сам Ганеги основательно растратился в этом сражении. Победа далась слишком дорого. От сил, полученных в подземелье Сандоры, не осталось и следа. Шторн снова почувствовал себя простым смертным — слабым и беспомощным.

"Что, если силы не восстановятся?"

Ганеги поспешил прогнать страшащую мысль.

Теперь оставалось лишь разрушить Врата, и можно будет возвращаться в столицу.

С победой.

Но сил не осталось.

В отличие от него Зарис выглядел прекрасно. Пламя, бушевавшее вокруг него, придавало цанхи новых сил.

-Зарис...— едва шевеля губами, пробормотал Шторн.— Врата...

Мастер огня понял его, кивнул и растаял. После чего огненная волна накатила на врата, окружила их со всех сторон, пламя вспыхнуло с новой силой.

"Чтобы раскалить камень, потребуется какое-то время",— подумал Ганеги и присел на землю.

Взглянув на то, что осталось от сгоревших шатров, он вдруг подумал, что в одном из них могла находиться принцесса Гинера, а значит...

Он не питал к ней особой любви, но чисто по-человечески ему было жаль девушку. Ей бы жить и жить...

Не судьба...

Зарису понадобилось немало времени, чтобы раскалить Врата. Лишь после этого он отвел огонь в сторону. За работу взялись гвардейцы. Вооружившись косскими топорами и боевыми молотами, они принялись бить ими по изогнутой стене. Камень лопался даже от легкого прикосновения и раскаленными кусками разлетался по сторонам. В это время огонь сжался до небольшого пятачка, полыхнул на прощание, породив человеческую фигуру, и исчез. Фигура в свою очередь начала остывать и тускнеть. И через некоторое время перед Шторном стоял обнаженный Зарис, мало чем отличавшийся от прежнего. Правда, нынешний потерял свои роскошные волосы и стал абсолютно лыс.

Подошел Драггар, серьезно пополнивший свою знаменитую коллекцию шрамов. Сорвав с плеч сильно пострадавший в бою плащ, он накинул его на плечи Зариса.

— Его Величество будет доволен,— сказал он, опустившись на землю рядом со Штороном.

— Гинера...— слабым голосом произнес Ганеги.

— Мы сделали все, что было в наших силах.

— Да, но...

Сверху посыпались камни. Все разом обернулись и увидели стоящего на краю оврага мальчишку.

Выглядел он усталым и истощенным. Взглянув на разрушаемые Врата, паренек неуклюже скатился вниз, растянувшись на земле, поднялся сам и, пошатываясь, направился к людям.

— Ты кто такой? Откуда здесь?— спросил его Драггар.

— Меня зовут Мангор,— ответил тот тихо.— Я живу здесь недалеко, в Яснере.

— А где остальные жители?— поинтересовался Шторн.

— Их увели эти...— он кивнул на лежавшее неподалеку тело пришельца.

— Куда?

— Не знаю,— всхлипнул парнишка.— Они пришли ночью, согнали всех деревенских на площадь, а потом заперли в самом большом сарае. А утром одни вернулись к Вратам, а другие ушли за солнцем и угнали с собой всех наших. И моего брата тоже. Я побежал за ними и провалился в яму. Два дня там просидел, только недавно выбрался.

— Ты хочешь сказать, что был еще один отряд?— нахмурился Шторн.

— Да. Тех, которые угнали людей, было больше. А еще с ними были железные чудовища. Не такие большие, как этот,— он кивнул на неподвижно стоявшего у разваливавшихся на глазах Врат Стража,— но тоже страшные и злые.

Ганеги посмотрел на Драггара.

Тот, совсем недавно праздновавший победу, теперь выглядел мрачнее тучи.

— Ты не ошибаешься, мальчик?

Мангор покачал головой.

— А не было ли с ними девушки? Красивая такая, из знатных,— спросил Шторн. Впрочем, в последний раз, когда он видел Гинеру, она выглядела... не очень хорошо.

— Не знаю. Может, и была. Я не видел.

Шторн снова уставился на полководца.

— Что скажешь?

— То, что я скажу, тебе определенно не понравится...

Глава 15

Жезл Стража...

Упоминание этой реликвии не давало мне покоя на протяжении последующих нескольких дней. Она интересовала меня по нескольким причинам. Во-первых, раз уж мне предстояло провести в этом мире остаток своих дней, хотелось бы иметь под рукой нечто более весомое, чем обычный меч. Что, если Шторн все же сбрендит и устроит скромный апокалипсис в одном отдельно взятом королевстве? Он или какой другой цанхи, которым отныне предстояло жить долго и счастливо в новом будущем мире... Впрочем, нет. Огвонтер решил пощупать Патэприен на прочность и уже отправил сквозь Портал свои передовые отряды. И это, во-вторых. Я не очень много знал об этом мире, соседствующем с Патэприеном, но информация, почерпнутая из табличек и скупых высказываний Шторна, вызывала серьезные опасения за будущее Варголеза. И черт бы с Ним! Война — неизбежная реалия любого мира. Но дело в том, что мне в нем жить дальше. А потому прав был парень, поведавший о Жезле Стража. Если есть хоть какая-то возможность избавиться от потенциальных захватчиков, ею непременно нужно воспользоваться. Наконец, в-третьих, Жезл мог бы стать довольно ценным предметом торгов в возможной беседе с Аведером Сафери, единственным человеком в Патэприене, который был способен помочь мне не только покинуть этот мир, как бы неоднозначно это ни звучало, но и, возможно, добраться до самого Яргоса.

И все сводилось к тому, что мне во что бы то ни стало нужно было добраться до древней реликвии династии Гримменоров.

Как?

Хороший вопрос.

Он-то и занимал все мои помыслы, пока я гостил у Винеара в ожидании новостей от Шторна Ганеги. Встречаться лично с Аведером Сафери мне не хотелось. Неизвестно, чем эта встреча могла закончиться. А проникнуть тайком в его дом, снабженный слишком продвинутой для этого мира системой слежения и защиты, представлялось невозможным.

Что тогда?

Проблески идеи появились после того, как, прохаживаясь по рынку, я случайно подслушал разговор торговца и покупателя. Речь шла о Мартисе Неуловимом — удачливом воре, проникнувшем однажды даже в королевскую сокровищницу — самое неприступное место в Варголезе. Говорили, что небывалыми успехами он был обязан своему Дару...

Да, Мартис Неуловимый был цанхи.

— Вы слышали, что этой ночью обчистили ювелирную лавку достопочтенного Хагельда Дронги?— благоговейным шепотом вопрошал покупатель, примеряя на торс пояс с массивной серебряной пряжкой.

— Да, неужели?!— удивился торговец.— Ну, так поделом ему, этому хвастуну! Ведь это он на прошлой декаде прилюдно похвалялся, что после того, как он обустроил подземелье под своей лавкой, ни один вор не сможет позариться на его украшения. Никто, даже Мартис Неуловимый!

— Вот, вот. И тем самым он бросил вызов уважаемому Мастеру Мартису — пусть удача не отвернется от него, а его интерес минует мой дом,— как заклинание произнес покупатель.

— Так это он...— начал было торговец, но тут же прикусил язык.

— Говорят...— так же ненароком обронил его собеседник.

— Ну, да, а кто же еще.

Мне уже доводилось слышать о Мартисе Неуловимом. Да и история про хвастливого золотых дел мастера была мне известна.

Надо же, будущее изменилось, но некоторые события все же продолжают происходить...

И он мог оказаться тем самым человеком, который мог бы оказать мне неоценимую услугу.

Исходя из предположений покупателя, Мартис был в Сандоре. Но найти его будет непросто. Король лично пообещал озолотить любого, кто доставит во дворец человека, посмевшего сунуть свой нос в его сокровищницу. И пусть Мартис взял самую малость, хотя мог унести гораздо больше, и оставил на видном месте воронье перо — отличительный знак неуловимого вора, тем самым подчеркивая свою причастность к краже и намекая на то, что для него в этом мире не существует ни запертых дверей, ни авторитетов. Его Величество обидела наглость прохвоста, и сумма, обещанная за его голову оказалась гораздо выше похищенного из сокровищницы. На Мартиса охотилась не только городская стража, но и прислужники Ории. Однако насколько мне было известно, его так и не поймали.

Его следы затерялись на вытоптанных дорогах войны Мастеров. Может, погиб, а может, покинул навсегда Варголез, посчитав его малоинтересным для своих навыков, и подался на юга или на Кухаль, где было гораздо больше возможностей показать свое мастерство.

Но это произошло в несостоявшемся будущем. Теперь же и судьба всего мира, и самого Мартиса обещали претерпеть кардинальные перемены. Скажу больше, я собирался усугубить положение, предложив Неуловимому задачку посложнее королевской сокровищницы. И почему-то был уверен, что мое предложение его заинтересует.

Вот только где его искать?

Решение проблемы невольно подсказали те же самые торговец и покупатель. Оно показалось мне наиболее приемлемым. Однако без помощи Винеара мне одному было не справиться...

— Ты хочешь поймать Мартиса Неуловимого?!— выпучил он глаза, услышав мое заявление. А потом смеялся так долго, как, наверное, никогда прежде.

Я терпеливо дождался, пока у него закончится приступ веселья. Но не спешил, и следующий вопрос задал он же:

— Мне очень интересно знать, как ты это собрался сделать, но сначала я хочу спросить: зачем?

— Жезл Стража,— коротко ответил я.

— Ты с ума сошел!— воскликнул Винеар.— Ты знаешь, КТО такой Аведер Сафери?!

— И кто же он по-твоему?

— Достаточно того, что он ОЧЕНЬ влиятельный человек. И не только. Его хорошо знал мой отец. Однажды в городе мы повстречали Сафери, и когда он удалился, отец сказал: "Запомни этого человека, мальчик. И никогда не вставай у него на пути". И, поверь мне, я хорошо усвоил отцовский наказ... Нет, даже не уговаривай. Я не хочу принимать участие в твоем безумном замысле и тебе не советую.

— Ты его боишься?

— Да, боюсь! И не стыжусь этого. Аведер Сафери опасный человек, таких как он нужно бояться. В этом случае страх продлевает жизнь. С тех пор, как он появился в Сандоре, многим пришлось убедиться в том, что с ним лучше не связываться. А он живет в столице уже...— Винеар задумался.— Даже не могу сказать как долго. Его знал еще мой дед. И говорят, за прошедшие по крайней мере тридцать лет он совсем не изменился, хотя ему должно быть уже как минимум семьдесят лет.

Думаю, что гораздо больше, но Винеару об этом лучше не знать.

— Да и Мартис вряд ли на это пойдет... Ах, да, тебе же его еще нужно поймать,— ехидно захихикал цанхи.

— Я его поймаю, если ты мне поможешь.

Во взгляде Винеара не было категоричности. Он сомневался.

— Не бойся, я не стану тебя вмешивать в это дело. От тебя потребуется лишь пустячок.

Винеар вздохнул.

— Чувствую, что я об этом еще пожалею, но вижу по твоей физиономии, что ты что-то придумал... Еще никому не удавалось поймать Мартиса неуловимого, и, если тебе это удастся, с меня причитается. У меня с ним свои счеты.

— Но только после того, как мы разберемся с Жезлом Стража.

— Ох, не нравится мне все это,— вздохнул Винеар.— Ладно, чем я могу тебе помочь?

— Мне понадобится приличный наряд, твои фамильные драгоценности и твое общество во время прогулки по злачным местам Сандоры.

Услышав это, Винеар снова выпучил глаза, и прежде чем он успел передумать, мне пришлось посвятить его в свой замысел...

План был прост, и хотя не гарантировал стопроцентного успеха, ничего другого все равно на ум не приходило. Я рассчитывал сыграть на тщеславии и азарте Мартиса Неуловимого. И вот вечером мы с Винеаром, облачившись в лучшие наряды из его гардероба, отправились в турне по питейным заведением Верхнего и Нижнего Асхонела. Я изображал недалекого, но состоятельного провинциала, решившего покорить столицу Варголеза неожиданно свалившимся на голову богатством. Для наглядности мои пальцы украшали дорогое перстни, а на шее висел медальон, сам по себе тянувший на целое состояние. В прогулке нас сопровождали четверо наемников, понятия не имевших о нашем тайном замысле. От Мартиса они нас вряд ли могли защитить, но хотя бы заставляли задуматься городских гопников, привлеченных блеском золота.

В тавернах мы вели себя шумно, привлекая внимание завсегдатаев и случайных гостей. Винеар выделил мне приличную сумму золотом, которым я бесшабашно сорил направо и налево. Он же демонстративно пытался меня урезонить, причем делал это вполне искренне.

— Если это безумие продлится еще пару дней, мне придется продавать рудники в Пенарских горах,— ворчал он уже на второй день наших вечерних прогулок.

— Если... Когда мы поймаем Мартиса, он возместит тебе убытки,— успокаивал я его.

— Или отберет последнее,— хмурился Винеар, не веря в мою счастливую звезду.— Мне все меньше нравится твоя затея. Вчера нас до дома провожали ребята из Болота.

— Серьезно? Я не заметил.

— Зато я заметил. Ты играешь с огнем, парень. И добром это не закончится.

— Потерпи немного, у нас все получится.

Мало кто знал в лицо Мартиса Неуловимого, так что я не исключал того, что он беззаботно сидел где-то неподалеку и опытным глазом приценивается к "моему" богатству. Или же в таверне мог находиться один из его информаторов, охотно сообщавших вору о потенциальной жертве. Поэтому, когда Винеар, отыгрывая роль заботливого приятеля, призывал меня к осторожности, упоминая имя неуловимого вора, я в полный голос бахвалился:

— Чушь! Нет на свете такого вора, который смог бы отобрать у меня мои драгоценности! Так что крутил я твоего Мартиса на раскаленном вертеле.

Телохранители, сидевшие за соседним столом, да и многие обыватели печально качали головами, выражая свое отношение к моей браваде.

— Однажды он украл у меня перстень моего деда,— тихо сказал Винеар, а потом добавил еще тише: — И мне очень не хотелось бы потерять еще и его медальон.

— Пусть только попробует!— не унимался я.— Обещаю, выбитыми зубами он не отделается.

Вечерами мы бродили по городу, а днем томились в ожидании чуда. За все то время, что я жил у Винеара, его дом посещало от силы пара человек. Но уже через два дня после нашего первого "выступления" к нам зачастили неожиданные посетители. Утром заглянула зеленщица со своим товаром. Потом приходил посыльный из Прайи с новостью о том, что Жарэд пошел на поправку. Заглянул столяр, взявшийся починить ножку стула из кухни. Сознательный молодой человек принес платок, якобы оброненный Винеаром при входе в дом...

И это был хороший знак: чувствую, рыбка клюнула.

По моему настоянию Винеар охотно пропускал посетителей в дом. Я же со стороны наблюдал за ними. А потом мы все вместе искали в доме...

...пуговицу.

— Пуговицу?!— удивился Винеар.

— Да, обычную костяную пуговицу от старой потрепанной жилетки.

— У меня нет старых потрепанных жилеток,— нахмурился мой друг.

— А я и не говорю, что она твоя.

— В таком случае, что может делать в МОЕМ доме ЧУЖАЯ пуговица?

Я лишь загадочно улыбался и настаивал на поисках.

И пуговица таки нашлась!

— Ничего не понимаю...— пробормотал Винеар, обнаруживший небольшой костяной предмет в складках своего любимого кресла.— Как она сюда попала?!

Вопрос на сто гундов. Особенно если учесть, что в каминной комнате не было никого постороннего.

— И что теперь?— спросил меня Винеар.

— Ждать гостей...

В эту ночь мы не спали, сидели в каминной комнате, тускло освещаемой тлевшими углями. Освещение — чисто символическое, но вполне достаточное, чтобы разглядеть человека, внезапно появившегося в помещении вскоре после полуночи. Он не входил через дверь, не влезал в окно. Он просто появился... из ниоткуда. Нас разделяло расстояние всего чуть больше метра, и при желании я мог бы схватить его за руку, однако продолжал сидеть в кресле, разглядывая незнакомца.

Впрочем, заочно мы все же были знакомы. Передо мной стоял знаменитый вор Мартис Неуловимый. Тщедушный мужичок лет пятидесяти, невзрачный, плешивый, одетый слишком просто для человека, способного проникнуть даже в королевскую сокровищницу. Самым примечательным предметом туалета была старая потертая жилетка, у которой отсутствовали две пуговицы из трех. Заметив в каминной людей, Мартис опешил, но моментально схватился за единственную пуговицу...

Я уже знал, что произойдет в следующее мгновение, поэтому негромко,— чтобы не испугать вора, — но внятно и быстро произнес:

— Не бойся, Мартис, мы просто хотим поговорить с тобой.

Он услышал меня, но чувство самосохранения сделало свое дело: Мартис исчез так же внезапно, как и появился.

— Сбежал, подлец,— нейтрально констатировал Винеар, переложив арбалет на подлокотник. Я видел, как у него чесались руки при появлении Мартиса. Хорошо еще, что сдержался.— Как он это делает?

— Жилетка,— коротко сказал я, но потом все же решил пояснить: — Она — дароносица. С ее помощью он может перемещаться в пространстве.

— Куда захочет?

— Не совсем. Важную роль играют пуговицы. Их три. Одна — всегда при нем. Вторую, как я подозреваю, он спрятал в укромном месте, где можно скрыться от докучливых взглядов и преследователей. Третья...— Я разжал ладонь, на которой лежала костяная пуговица.— Ее он или его помощники подбрасывают жертве. После чего Мартису остается переместиться на место предстоящего преступления, забрать добычу и вернуться в свое логово.

Через тридцать лет о Даре Мартиса будут знать многие. В настоящее же время в тайну неуловимого вора были посвящены единицы. Поэтому реакция Винеара была объяснима:

— Вот же негодник!

— Трудно устоять перед искушением, обладая таким Даром,— попытался я оправдать Мартиса.

— Жаль только, что он опять сбежал,— посетовал Винеар и лукаво посмотрел на меня.— Нужно было с тобою поспорить. Мне не дает покоя твой... мой дневник. Из будущего.

— Если он правильно меня понял, то он еще вернется,— сказал я, проигнорировав его намек.— Ему нужна третья пуговица. Без нее ему уже не удастся такой фокус.

Я знал, насколько цанхи привязаны к своим Дароносицам. Для Мартиса потеря пуговицы была равносильно утрате Дара. С двумя оставшимися он еще мог переместиться в определенное место, но обратно ему пришлось бы выбираться своим ходом. Поэтому...

— Давай немного подождем,— предложил я Винеару.— И спрячь свой арбалет. Мартис безобиден, как цыпленок.

Ждать пришлось недолго. Мартис появился так же неожиданно, как и в прошлый раз. Он был настороже, держался за пуговицу на жилетке, готовый в любой момент ретироваться.

— Что вам от меня нужно?— глухо произнес он, стараясь не упускать из виду нас обоих.

— Нам...— я посмотрел на Винеара и поправился, вспомнив о нашем уговоре.— Мне нужна твоя помощь, Мартис. Поможешь — получишь свою пуговицу обратно.

— ЧТО вам от меня нужно?— повторил он с несколько иным ударением.

— Я хочу, чтобы ты проник в особняк Аведера Сафери и укра... позаимствовал одну вещицу.

— Аведер Сафери?— выпучил глаза Мартис и отчаянно затряс головой.— Нет уж, лучше остаться без пуговицы, чем без головы.

Мне показалось, что он опять собрался отправиться восвояси, поэтому поспешно спросил:

— Почему ты его так боишься?

— Потому что Аведер Сафери — опасный человек.

Взгляд Винеара был красноречив: "А я что тебе говорил!"

— Однажды и мне самому приходила в голову безумная идея "навестить" его особняк,— продолжил Мартис.— И я послал к нему своих людей. Одного из них утром выловили из Канала хорошенько прожаренным. А другой и вовсе исчез. Так что... Нет...

— Погоди!— остановил я его.— Должен же быть какой-то способ проникнуть в этот дом?!

— Исключено. К особняку невозможно приблизиться незамеченным. Он охраняется и днем, и ночью. К тому же проникнуть в особняк — это всего лишь полдела. Я подозреваю, что тебя интересует вовсе не медный котелок с кухни или чернильница со стола Аведера. А все самое ценное находится в хранилище, расположенном в подвале...

— Откуда тебе это известно?

— Это, в общем-то, не секрет. Об этом многие знают. Подозреваю, сам Сафери распространяет эти слухи, чтобы непрошеным гостям было неповадно соваться в его дом.

— Но ты ведь уже однажды забрался в королевскую сокровищницу!— напомнил я ему.

— Это не одно и то же,— поморщился Мартис.— Тогда мне удалось договориться... с одним человеком, имевшим доступ в сокровищницу. Я пообещал ему половину добычи. Но люди Аведера Сафери безгранично преданы своему господину. Так что их невозможно подкупить, уговорить, заставить угрозами... Может быть, как-нибудь иначе договоримся?

В ответ я покачал головой и задумался.

Итак, чтобы добраться до Жезла Стража, нужно было попасть в хранилище, находившееся в подвале особняка. Напрямки не пройти: подозреваю, подступы находятся под защитой беспрецедентной охранной системы. Подкоп, как и подкуп, тоже исключался.

Как же быть?

— Я обязательно что-нибудь придумаю,— заверил я Мартиса.— Приходи послезавтра, тогда и продолжим наш разговор...

Итак, чтобы завладеть Жезлом Стража, кто-то должен был подбросить пуговицу непосредственно в Хранилище. Подозреваю, что немногие имели доступ в Святая Святых особняка Аведера Сафери. Разумеется, сам Аведер. Возможно, кто-то из его доверенных людей. Но я подозреваю, что Смотрящий по Патэприену не стал бы окружать себя людьми, в которых он не был уверен. Не исключено, что все они прибыли в этот мир вместе со своим патроном. А значит, мне они не помощники.

— У Сафери есть близкие друзья?— спросил я Винеара.— Я имею ввиду тех, кто вхож в его дом.

— Если и есть, то немного. Его Величество, например. Ах, да, еще Фармор Фрамес, не к ночи будет упомянуто имя его,— поморщился мой друг.

Фармор Фрамес. Бывший владелец Прайи. Легендарная личность. Мастер Смерть — как его называли жители Сандоры. И неспроста.

О своем страшном Даре Фрамес узнал случайно, когда его жертвами стали, по крайней мере, двадцать человек. И не абы кто, а самые близкие родственники: родители, брат, дядя по материнской линии. А кроме них — домашний лекарь, лучший друг и несколько человек из прислуги. Смертей могло быть гораздо больше, если бы Фамор не догадался, в чем, собственно говоря, дело. Он неожиданно стал обладателем Дара, заключавшегося в том, что прикосновением рук он мог мгновенно умертвить человека. Причем Дар этот оказался врожденным, то есть, не нуждался в Дароносице. Многие цанхи мечтали о врожденном Даре. Да и Дар Фармора был не так уж плох, и менее щепетильные люди нашли бы и ему достойное применение с перспективой хорошего заработка. Однако смерть родных от его собственных рук настолько выбила из колеи молодого человека, что он не оказал ни малейшего сопротивления, когда в Прайю нагрянули служители Ории. Фрамеса взяли под стражу и поместили в отдельную камеру в городской тюрьме. По Сандоре поползли слухи о возможной казни высокородного убийцы. И, говорят, сам Фармор желал смерти как избавления от страшного Дара.

Но Его Величество рассудил иначе.

— Мне очень жаль твою семью, Фармор,— сказал однажды навестивший узника король.— Я скорблю вместе с тобой. Твой отец, как и твой дед, много сделал для укрепления королевской власти в Варголезе. Но ты ни в чем не виноват. Так получилось, что судьба наделила тебя Даром, о котором ты не помышлял и от которого ты не можешь избавиться. Но ведь жизнь на этом не кончается. И ты еще сможешь восстановить свое доброе имя и послужить Варголезу...

Никто не знает достоверно, состоялся ли на самом деле этот разговор или это обычные домыслы городских сплетников. И уж никто не может поручиться, что произнесены были именно эти слова. Однако после визита Сарэна к узнику Фармор покинул тюрьму свободным человеком, отказался от Прайи в пользу Ории, часть своего имущества раздал бедным, а остальное отписал короне.

С тех пор в Сандоре поселилась тревога. Когда неожиданно и беспричинно умирал тот или ной человек, поговаривали, что не обошлось без Фармора Фрамеса. Особенно, если несчастный был не в ладах с королем и его окружением. Так это или нет, но оппозиция стала более покладистой, а власть Сарэна — непререкаемой.

Люди и раньше неохотно покидали свои дома в темное время суток. Однако теперь они боялись не столько грабителей, сколько бродящего в ночи Фармора Фрамеса, собирающего бесценную дань для Великого Стража.

Сам он по-прежнему обитал в своем бывшем владении, но теперь уже на правах квартиросъемщика, и иногда — очень редко — выходил в город днем. Каждый такой выход становился настоящим событием даже для богатой на увеселения Сандоры. Первыми шли предвестники: двое подавали сигнал горном, третий громогласно оповещал о приближении Мастера Смерти. За ними следовал сам Фрамес, облаченный в красный плащ и маску, скрывавшую лицо. На руках — плотные кожаные перчатки. Говорят, они защищали человека от смертоносного Дара Фармора Фрамеса. Но народ все равно старался держаться от него подальше. Люди шарахались в стороны, спешили прижаться к стене, скрыться в переулке, покинуть улицу прежде, чем на ней появится Мастер Смерть.

И вот этот человек входил в тесный круг общения Аведера Сафери. Однако внутренний голос подсказывал мне, что ни подкупить, ни договориться с ним не получится.

А вот если...

Идея, как всегда безумная, но, тем не менее, имевшая шанс на успех, пришла внезапно.

— Ты знаешь человека по имени Жагридер?— спросил я у Винеара на следующий день.

— Я знаю троих, носящих это имя.

— Я имею в виду цанхи Жагридера, Мастера Тысячи Лиц.

— Ах, этого...— проворчал мой друг.— Он-то зачем тебе понадобился?

— Так ты его лично знаешь?

— Можно и так сказать. Одно время мы даже приятельствовали, пока он не стал цанхи и не возомнил о себе больше положенного... Но ты не ответил на мой вопрос: зачем он тебе?

— Кажется, я знаю, как подбросить в хранилище пуговицу Мартиса. И Жагридер нам в этом поможет.

— Парень, ты меня пугаешь,— с настороженным прищуром произнес Винеар.— Твои идеи опаснее немилости Великого Стража. Сначала Мартис, потом ты интересовался Фармором Фрамесом теперь вот Мастер Тысячи Лиц. Я знаю, к чему ты клонишь, и меня это пугает.

— Так ты познакомишь меня с Жагридером?

— Даже не знаю. Хотя... Почему бы и нет? Уверен, он все равно откажется от твоего предложения.

— Это почему?

— Потому что на ЭТО у него хватит ума...

Я видел Жагридера в будущем. Тогда он, утратив Дар и потеряв свое лицо, носил маску. Потом, когда он омыл его водой, заряженной энергией обелиска, я увидел его истинную внешность. Но как он выглядел сейчас, я даже не пытался себе представить. Сейчас он был в рассвете сил и мог менять облик, как перчатки. Возможно, мы с ним уже встречались в Сандоре, но он пока что понятия не имел, кто я такой, а я не признал его под одной из тысяч личин.

А еще, по словам Винеара, он — так же, как и в будущем — тяготился известностью и всячески избегал публичности. С его умением менять внешность, это было не трудно сделать. Еще труднее представлялось мне найти этого человека в многотысячной Сандоре. Это все равно, что искать черную кошку в темной комнате.

Однако Винеар уверенно вел меня по городу. Мы покинули Верхний Асхонел, прошли через Нижний, пока не добрались до ворот, ведущих в ремесленный квартал. Здесь, на небольшой площади с жавшимися к стенам домов лотками торговцев мой друг остановился и игриво предложил:

— Попробуй сам определить, кто из этих людей — Жагридер.

Народу на площади в этот час было более чем предостаточно. Продавцы, покупатели, прохожие, потоки которых размеренно перетекали из одного городского квартала в другой...

— Вспомнив о черной кошке, я на всякий случай спросил:

— А ты уверен, что он здесь?

— Конечно. Есть у него излюбленный лик, которым он пользуется вот уже несколько лет.

Сказал Винеар и невольно взглядом выдал Мастера Тысячи Лиц, посмотрев на сидящего у стены...

...нищего.

Да неужели?!

Оказывается, у моего старого знакомого уже в эти годы была непреодолимая тяга к чаше попрошайки.

Я увидел неопределенного возраста мужика, заросшего густой бородой, худого и жалкого, со взглядом давно смирившегося со своей незавидной участью человека. Соответствуя образу, Жагридер носил убитую временем рванину, сквозь дыры которой местами просвечивало давно немытое тело. И это при всем при том, что сам по себе Мастер Тысячи Лиц был человеком далеко небедным, а с его способностями мог бы и вовсе не думать о хлебе насущном.

Но он почему-то выбрал образ нищего, который вопреки своему положению через тридцать лет в альтернативной версии будущего станет одним из самых могущественных сандорцев, вызывающим благоговейный трепет простых обывателей, боготворимым городской беднотой и дающим дельные советы сильным мира сего.

Цепкий взгляд Жагридера выделил нас с Винеаром из общей толпы. Меня-то он еще не знал, но появление моего друга насторожило профессионального попрошайку. Сразу было заметно, что отношения между ними более чем напряженные.

Винеар не стал подходить к нищему, кивнул головой в сторону ближайшего переулка и, подцепив меня под локоток, увлек в безлюдное место. Спустя пару минут появился и Жагридер.

— Всякий раз, когда я вижу твою физиономию, у меня начинаются неприятности,— сказал он, позабыв о вежливости. Голос у него был иной, чем спустя тридцать лет. Это и не удивительно: принимая новую внешность, Жагридер научился менять и голос.

— В таком случае тебе не привыкать,— огрызнулся Винеар и кивнул на меня: — Его зовут Ильс. Он хочет тебе кое-что предложить. Выслушай его, каким бы нелепым не показалось тебе его предложение. Возможно, твое участие спасет этот мир от смертельной угрозы.

— Ты имеешь в виду Врата в иной мир, распахнувшиеся в Харийской пустоши?

Осведомленность нищего была выше всяких похвал. В то время как по городу курсировали пока лишь невнятные слухи и домыслы, подозреваю, Жагридер знал о случившемся на Пустоши не меньше нашего.

Но Винера она не удивила:

— Я рад, что мне не придется тратить время на лишние разговоры. Ты, как обычно в курсе всего происходящего.

— Тем и живу.— Жагридер окинул меня взглядом и предложил: — Говори.

Я не стал ходить вокруг да около, вкратце поведал историю о Жезле и назвал имя человека, который им обладал в настоящее время.

Жагридер терпеливо выслушал меня, но, судя по выражению его лица, я не рассказал ничего нового, о чем он не преминул заметить:

— У тебя есть, что сказать, о чем я не знаю?

— Есть, но дела это не касается,— признался я. Информация была одним из источников дохода Жагридера. Поэтому ему были известны многие секреты этого мира.

Но не все.

— И ты думаешь, что при помощи Жезла Стража тебе удастся остановить вторжение пришельцев из другого мира.— Это был не вопрос — констатация факта. Прозорливость Мастера Тысячи Лиц заслуживала уважения. Тем не менее, он меня расстроил: — Сомневаюсь. О силе Жезла ходят легенды, но никто и никогда не видел его в действии. И этот факт наводит на определенные мысли. Впрочем, стоит попытаться. Но почему вы решили обратиться ко мне, а не к самому Аведеру Сафери?

О том же самом спрашивал меня намедни и Винеар.

Что ж, как вариант такое развитие событий я не исключал. Но решил оставить его на самый крайний случай, если остальные способы решения проблемы не принесут ожидаемых результатов.

Почему?

Потому что я немного знал Аведера Сафери. И он не был похож на человека, который готов был добровольно отдать невесть кому одну из самых могущественных реликвий этого мира — если она таковой являлась на самом деле. Боюсь, тут не помогут ни уговоры, ни значительная сумма денег, ни — Боже упаси! — угрозы. Сам же он не осмелится воспользоваться Жезлом по той простой причине, что ему запрещено вмешиваться в дела этого мира. Ведь он и пальцем не пошевелил, чтобы предотвратить войну Мастеров, которая унесла тысячи жизней и едва не превратила Варголез в безжизненную пустыню в будущем, которого теперь не случится. Он даже глазом не моргнул, когда в Сандоре объявилась Тень, выпустившая на волю сонм злокозненных духов. Он стоял в стороне и наблюдал.

Потому что он — Наблюдатель. И по большому счету ему плевать, что произойдет с этим миром. Пусть он даже исчезнет — Аведер Сафери успеет эвакуироваться, чтобы доложить о недоразумении тем, кто его послал в Патэприен.

Да, Жагридеру были известны многие тайны этого мира, но, думаю, не эта. И, пожалуй, он дорого заплатил бы, чтобы стать одним из ее немногочисленных хранителей. Но я решил приберечь эту бесценную информацию на крайний случай. Поэтому ответил просто и незатейливо:

— Сафери не уступит Жезл ни за какие деньги. По существу он его украл и хранит в тайне. И боюсь, незавидная участь ожидает того, кто заикнется при нем о реликвии, невольно уличив в краже.

— Думаю, так оно и будет на самом деле,— не стал спорить Жагридер.— Но это не объясняет того, почему вы решили обратиться именно ко мне? Чем Я могу вам помочь?

Я в общих чертах изложил суть своего замысла. И даже возгордился собой поняв, что смог удивить невозмутимого и готового ко всему Мастера Тысячи Лиц.

— Ты хочешь...— выпучил он глаза и посмотрел на Винеара: — Еще раз убеждаюсь в том, что твои друзья такие же безумцы, как и ты. Один Шторн Ганеги чего стоит. Но этот...— он снова уставился на меня.

— Я готов щедро заплатить,— сказал я, выдержав его пристальный взгляд.

— Меня не интересуют деньги.

— Я предлагаю вовсе мне золото... Ты ведь, наверняка, слышал об Источнике Силы?

Заинтересованность Жагридра была на лицо.

— И?

— Я могу провести тебя к одному из них. Тем более что далеко идти не придется.

— Он находится в Сандоре?— оживился Мастер Тысячи Лиц.— Я знал... Я давно уже ищу его...

И будешь искать еще лет двадцать. Найдешь, но все равно не сможешь к нему подобраться.

Мне стоило огромных усилий, чтобы не произнести это вслух. Вместо этого я сказал:

— Я готов отвести тебя к Источнику, если ты согласишься нам помочь.

Искушение...

Я знал, чем взять Жагридера. Поиски Источника в будущем едва не стоили ему рассудка и привели к потере Дара, а попутно обезобразили его лицо. После чего возобновились с новой силой в надежде вернуть утраченное и исправить приобретенное. Я же готов был снова переписать будущее, предложив предмет его поисков на блюдечке.

Кажется, это была достойная плата за участие в моей затее.

Но Жагридер колебался. Он недоверчиво посмотрел на Винеара. Тот кивнул и сказал:

— Источник существует на самом деле. Шторн Ганеги тому свидетель.

— Мне нужно подумать,— пробормотал Жагридер.

Я не стал спорить.

— Встретимся завтра и уже вчетвером обсудим, как быть дальше...

Из четверых заговорщиков никто, кроме меня, не излучал оптимизма по поводу предстоящего мероприятия. Винеар не скрывал своего скепсиса, Жагридер был задумчив, Мартис откровенно боялся.

— Вам легко говорить,— ворчал он.— Это ведь мне придется выполнить самую опасную работу.

— Подумаешь! Появился в хранилище, взял Жезл и исчез,— фыркнул Мастер Тысячи Лиц. На встречу он явился в облике сорокалетнего моряка, недавно прибывшего в Сандору. Голос у него на этот раз был хриплый, отшлифованный студеными ветрами моря Дитенгаар.

— Я не об этом. Как ты думаешь, на кого подумает Аведер Сафери, когда узнает о пропаже реликвии?

В этом он был прав: подозрение сразу же падет на Неуловимого вора.

— Тебе давно пора исчезнуть не только из Сандоры, но и из Варголеза. Король все еще жаждет лично познакомиться с человеком, проникшим в его сокровищницу,— напомнил ему Жагридер.— Если хочешь, я помогу тебе сесть на корабль, идущий в Кухаль.

Боюсь, при желании Сафери отыщет вора даже на краю земли. Даже в ином мире. Думаю, у него были такие возможности. Но вслух я не стал об этом говорить, чтобы не доводить Мартиса до обморочного состояния.

— В действительности, самая опасная часть замысла этого безумца,— Жагридер кивнул в мою сторону,— выпадает на мою долю. Что если Сафери догадается, что Мастер Смерть ненастоящий?

И с ним было трудно поспорить. Кто знает, на что была способна охранная система, защищавшая его жилище от посягательств извне?

— Впрочем, это пустяки по сравнению с настоящей проблемой,— сказал он и окинул нас взглядом.— Чтобы принять облик Фармора Фрамеса мне понадобится частичка его сущности.

— Что?— не понял Винеар.

— Клок волос, остриженные ногти, кровь,— заметив наше недоумение, он усмехнулся и сказал: — А вы думали, все так просто?

Пустить кровь человеку, чье легкое прикосновение приносит смерть?!

Напряженное молчание было прервано Винеаром:

— Я постараюсь что-нибудь достать.

На мой немой вопрос он ответил:

— Проведаю Жарэда в Прайе, заодно загляну в покои Мастера Фрамеса.

— Значит, решено,— облегченно вздохнул я. Пока что все складывалось наилучшим образом.

— А как же я?— подал слабый голос Мартис.— Я не хочу покидать Сандору. Мне и здесь неплохо живется.

— Не ной!— наморщил лоб Жагридер.— Есть у меня одна идея...

— Будьте осторожны, жители Сандоры! Мастер Смерть идет по городу!

Облаченный в красный плащ Фармор Фрамес, скрывавший свое лицо под безликой маской, неторопливо шагал по улице в направлении Ульгутских ворот, хладнокровно наблюдая за тем, как шарахался в сторону перепуганный народ, провожая Мастера Смерть затравленными взглядами. Два горниста незатейливо выдували дребезжащий тревожный сигнал, а глашатай своим зычным голосом распугивал тех, кто все еще не убрался с дороги. Из караульного помещения у ворот на улицу вывалили бодрствовавшие стражники, но не для того, чтобы преградить Мастеру путь в респектабельный городской квартал. Им просто хотелось со стороны взглянуть на человека, чье прикосновение было способно остановить любое беспокойно бьющееся сердце.

Фармор Фрамес уже давно не пользовался каретой. Прогулки по городу пешком были полезны для человека, ведущего малоподвижный образ жизни, и служили недвусмысленным напоминанием о том, что Смерть не дремлет, она всегда где-то рядом.

Ульгут в это время суток был малолюден. На широких улицах появлялась по большому счету лишь прислуга, стремившаяся надменным видом перещеголять своих господ. Но при появлении Несущего Смерть выражение их лиц становилось естественным, а значит, жалким. Редкие марчены, прогуливавшиеся по Ульгуту либо путешествовавшие на носилках, приветствовали Фармора Фрамеса скупыми кивками тяжелых голов, не столько отдавая дань его знатному происхождению, сколько из осторожности: каждый из них имел основания опасаться прикосновения его мягкой ладони.

Оказавшись в Ульгуте, скромная процессия шла тихо, не желая тревожить обитателей роскошных особняков. Здесь и без того все без исключения знали в лицо Фармора Фрамеса, а случайных встреч на широких пустынных улицах можно было избежать заблаговременно. Горнисты лишь раз разорвали тишину дребезжащим визгом своих музыкальных инструментов, когда процессия достигла юго-восточной части квартала. Именно здесь располагался особняк Аведера Сафери. Предупрежденная прислуга встретила процессию распахнутыми воротами, пропустив Мастера Смерть во внутренний двор особняка.

Аведер Сафери лично вышел ему на встречу.

— Добро пожаловать, мой друг,— приветствовал он Фармора Фрамеса на удивление радушно и искренне. Кого другого он бы прижал к груди, похлопывая по спине, но это был особый случай.

Впрочем, Мастер Смерть не обиделся. С некоторых пор ему стали чужды многие человеческие радости, и он постарался с этим смириться.

Ответив сдержанным кивком, он прошел в дом. Его свита осталась ждать снаружи. Слуги Аведера Сафери были не столь радушны, как их хозяин, поэтому они не стали приглашать сопровождавших Мастера людей на кружечку пива, как это принято в других домах, и даже не приблизились к ним, словно боялись подхватить нечто заразное. Следуя за Фармором Фрамесом, Аведер Сафери лишь мельком скользнул взглядом по каменным лицам глашатаев, задержался на одном из них, прежде чем закрыть за собою дверь.

— Вы поменяли свиту, мой друг?— спросил он Фармора, следуя за ним на почтенном расстоянии.

— Это то немногое, что я могу еще себе позволить, уважаемый Аведер,— сухо ответил Мастер Смерть.

— А вы простыли, как я погляжу. Как неосторожно с вашей стороны. Вам просто необходимо почаще бывать на свежем воздухе и как можно меньше проводить времени в сырых подвалах Прайи... Могу предложить вам крепкую настойку на целебных травах, которую мне на днях привезли из Кухаля. Вкус — изумительный, и польза — несомненная.

Фармор остановился, чтобы пропустить хозяина дома вперед. Провожая взглядом Аведера Сафери, он с едва скрываемым удовлетворением отметил, что этот человек, способный отчитать короля, как мальчишку, испытывал благоговейный трепет в присутствии Мастера Фрамеса. Кем бы ни считал себя многоуважаемый Аведер, но в первую очередь он был смертным.

— Пожалуй, я откажусь. Я пришел по делу,— сказал он, кашлянув. После чего протянул руку и разжал пальцы.

Аведер невольно отшатнулся назад, но увидев предмет на ладони Фармора Фрамеса, осторожно приблизился, чтобы рассмотреть его получше.

Это был продолговатый цилиндр, покрытый загадочными знаками...

— Вы знаете, что это?— спросил Фрамес.

— Это пимперианский ключ,— уверенно ответил Сафери.

— Ключ? Никогда бы не подумал...

— Это потому, что вы совсем не интересуетесь наследием Древних,— упрекнул его хозяин особняка.— В моей коллекции уже несколько таких...

— И сегодня станет на один больше.

Аведер внимательно уставился на гостя.

— Вы хотите сказать...

— Да, мне он без надобности, а вы, как всем известно, увлечены Пимперианом.

— Да, у меня самая большая коллекция артефактов во всем Варголезе,— охотно похвастался Сафери. Пристально посмотрел на посетителя и неожиданно предложил: — Хотите взглянуть?

Это предложение оказалось полной неожиданностью для Фармора Фрамеса, но ответил он сразу же:

— Сочту за честь.

— В таком случае, предлагаю вам лично поместить этот ключ на самое видное место в моей коллекции.

Возможно, Аведеру, как любому другому коллекционеру, не терпелось похвастаться своим богатством. Но Фармору показалось, что тот просто боится взять в руки предмет, к которому прикасался Мастер Смерть.

Они спустились на первый этаж, потом воспользовались лестницей, ведущей в подвал. Оказавшись в коридоре, Фармор сразу же обратил внимание на висевшие под потолком шары, похожие на большие глаза. Как только посетители переступили невидимую черту, помещение моментально наполнилось необычным зеленоватым светом. Мастеру показалось, будто его ощупали с ног до головы. Свет моментально изменился на розовый, причудливые "глаза" повернулись и уставились на Фармора Фрамеса, проигнорировав при этом хозяина дома.

Что бы это ни было, но Мастеру, Несущему Смерть, стало неуютно под их "пристальным взглядом". Струйка пота скользнула между лопаток, пальцы рук постыдно задрожали.

Заметив его напряженность, Аведер Сафери едва заметно улыбнулся. Человек, одним своим существованием наводивший ужас на все королевство, был повержен страху, как и любой другой смертный. А сейчас он полностью находился во власти хозяина особняка. И стоит тому приказать...

Он произнес одно единственное слово, смысл которого не был понятен Фармору Фрамесу, и тревожный свет погас, большая часть "глаз" равнодушно отвернулась, но один продолжал наблюдать за посторонним, сопровождая его на всем протяжении пути до прочной стальной двери в конце коридора.

У этой двери не было ни замочной скважины, ни ручки. Но стоило Аведеру остановиться перед ней, как с легким жужжанием открылась неприметная панель, из продолговатой трещины ударил луч, рассыпался веером, скользнул по телу хозяина дома, приветливо подмигнул синим и погас. Зажужжал потайной механизм, прочная дверь медленно открылась, пропуская посетителей в хранилище коллекционера.

Как и в коридоре, в просторном помещении хранилища горели "вечные лампы" Ковенкона, освещая разложенные на витринах и подставках сокровища Аведера Сафери. То, что не поместилось на видных местах, покоилось на полках шкафов, стоявших вдоль стен. В конце хранилища Фармор Фрамес увидел ларцы и шкатулки, содержимому которых мог бы позавидовать сам король. Золотые слитки и монеты, драгоценные камни, украшения... Так много, что на них можно было купить полкоролевства.

"Какой соблазн для вора".

Но под потолком висели уже знакомые "шары-глаза". Правда, эти были неподвижны и застыло пялились в разные стороны.

Большую часть коллекции Аведера составляли предметы пимперианской эпохи. Каждый предмет был приведен в должный вид, пронумерован и терпеливо дожидался своего времени. Фармор даже не догадывался об их предназначении. Возможно, Аведер Сафери знал о них больше? И если это так, то он был гораздо могущественнее, чем о нем говорили.

Жезл Стража занимал отдельную витрину, но далеко не самую престижную. Аведер прошел мимо нее, даже не взглянув на реликвию дома Гримменоров.

Он подвел своего гостя к другой витрине, внутри которой лежали пять цилиндров-ключей, похожих на тот, что принес Мастер Смерть. Аведер сдвинул их так, чтобы освободить место еще для одного.

— Вот, теперь у меня будет шесть ключей, открывающих неведомые мне двери,— сказал Сафери.

Опуская цилиндр на бархатную подушечку, Мастер Смерть кивнул на соседнюю витрину, внутри которой лежала какая-то причудливая железяка.

— А это что?

И как только Аведер Сафери отвлекся, Фармор Фрамес сунул под подушечку маленькую костяную пуговицу.

— Это... Как бы вам объяснить...— замялся хозяин дома, разглядывая предмет пимперианской эпохи.

— Пожалуй, не стоит,— пришел ему на помощь гость.— Я все равно в этом ничего не понимаю.

Аведер был немного разочарован. Желая похвастаться своей коллекцией, он пригласил в хранилище несведущего человека, который не мог по достоинству оценить все эти сокровища.

Они еще немного побродили по залу, после чего покинули подвал и расстались до следующей встречи...

А ночью, когда хозяин особняка сладко спал, в хранилище неожиданно появился ничем неприметный мужичок в потрепанной жилетке. Возник из ниоткуда, словно упавшая на землю капля дождя. Окинув взглядом помещение, он заметил Жезл, но первым делом подошел к витрине с ключами и забрал свою пуговицу. Лишь после этого он занялся тем, ради чего рисковал жизнью в эту безмятежную ночь.

Откинув крышку витрины, он достал из-за пазухи...

...Жезл Стража. Точно такой же, что покоился на ложе витрины.

Это была копия, которую Жагридер "одолжил" у знакомого коллекционера. Несколько лет назад тот приобрел ее у человека, сумевшего убедить старика, что Жезл настоящий. Лишь после заключения сделки и исчезновения прохвоста коллекционер понял, что его провели. И дерево было самое обыкновенное, и украшавшие жезл камни — подделка. Поиски торговца ни к чему не привели, как и острое желание всучить дешевку кому-нибудь другому. Так он и лежал без дела, пока не появился Мастер, Меняющий Лица. Пришлось заплатить за подделку немалую сумму, но, как оказалось, не напрасно. Издалека копия почти ничем не отличалась от оригинала. Лишь взяв в руки настоящий жезл, Мартис сразу же почувствовал разницу в весе: этот был тяжелее копии. Оставалось только надеяться, что Аведер Сафери не заметит подмены в ближайшее время. А потом...

"Наверное, прав был Жагридер, пора Неуловимому вору сменить климат на более теплый".

Сунув истинный Жезл Стража за пазуху, Мартис с тоской взглянул в сторону сокровищ, поборов соблазн, взялся за пуговицу на жилетке...

...и исчез...

— Ну, и как эта штука работает?— пробормотал Жагридер, разглядывая Жезл Стража, лежавший перед нами на столе.

— Понятия не имею,— ответил Винеар. Вопреки обещаниям, ему все же пришлось поучаствовать в нашем общем деле. Заглянув в Прайю, он навестил Фармора Фрамеса. Благо для этого был подходящий повод: Мастер Смерть простыл и не стал отказываться от бутылочки крепкой настойки, которую "случайно" прихватил с собой Винеар. Перемывая кости общим знакомым, мой приятель, улучив момент, собрал с гребня бывшего хозяина Прайи несколько длинных волосков, необходимых Жагридеру для перевоплощения.— Возможно, знает этот парень... Как его...

— Сингар,— напомнил я.

— Да, но он, наверняка, уже покинул Сандору.

— Нет, он все еще в городе. Я уговорил его остаться на пару дней.

— Ладно, это уже ваши проблемы.— Жагридер в облике нищего отошел от стола, потеряв интерес к жезлу. Он посмотрел на меня: — Не забудь о нашем договоре. Ты знаешь, где меня найти.

Мастер Тысячи Лиц ушел.

— Я тоже, пожалуй, пойду,— робко заявил Мартис.

Лично мне он был больше не нужен. Я вернул ему его пуговицу, и Неуловимый Вор тут же испарился...

Оставшись без денег, Сингар вынужденно покинул постоялый двор и обосноваться за городом, на берегу Орика. Ему было не привыкать спать под открытым небом. Впрочем, он не терял времени даром и успел построить простенький шалашик, в котором провел пару ночей. Появившись на берегу реки, мы застали его за приготовлением сфанта.

— Изумительный запах!— не сдержался Винеар, вдохнув аромат диких трав, которые парень бросал в котелок над костром.

— Это потому, что я добавляю семена златоглава, который растет на Пустоши.

Я достал из сумки жезл, завернутый в тряпицу, показал его Сингару.

— Да, это он!— обрадовался парень.— Но как...

— Тебе об этом лучше не знать,— перебил его Винеар.— Скажи лучше, ты знаешь, как им пользоваться?

— Ну...— как-то нерешительно протянул он.— Наверное.

— То есть, не знаешь,— констатировал мой приятель и посмотрел на меня: — Что будем делать? Неужели все старания напрасны?

— Хранители должны знать,— предположил я.

— Тебе знаком кого-нибудь из них?

Я покачал головой.

Сингар тоже не знал, но выглядел на удивление спокойным. Казалось, в данный момент сфант интересует его гораздо больше, чем вожделенный Жезл. Когда вода вскипела в очередной раз, он бросил последнюю щепотку трав, снял котелок с огня и аккуратно перелил напиток в небольшую деревянную кружку.

— Угощайтесь,— предложил он нам.

Винеар не смог отказаться, взял кружку и, подув на жидкость, сделал скромный глоток.

— М-м-м, восхитительно!— пришел он в восторг.— Какой необычный вкус! Неужели все дело в златоглаве?!

— Который растет на Пустоши,— пояснил Сингар.

— Если у тебя еще есть с собой эти семена, я, пожалуй, их куплю.

Парень достал небольшой мешочек и протянул его Винеару.

— Денег не надо, так забирай.

— Попробуй, клянусь глазами Стража, такого сфанта ты еще никогда не пил!— он протянул мне кружку.

Напиток, на самом деле, оказался бесподобен. Слегка терпкий, словно пропитанный воздухом степей, в меру пряный и кружащий голову. Сделав один глоток, я не удержался от второго и сразу почувствовал, как отступает напряжение последних дней. Да и тревоги о невнятном будущем стали совершенно несущественными.

Я видел, как Сингар взял в руки Жезл Стража, пристально посмотрел на меня и...

...сунул реликвию в свой мешок.

Я попытался возмутиться, но вместо слов изо рта вытекло нечто невразумительное. Я протянул руку вслед за уплывающим Жезлом, но как-то очень медленно, вяло. Он же стал еще дальше. Подавшись вперед, я утратил контроль над собственным телом и повалился на землю, выронив из ослабших пальцев кружку с отравленным сфантом. Рядом со мной рухнул беспомощный Винеар. А спустя целую вечность я услышал голос Сингара, донесшийся из звенящей пустоты:

— Мой учитель очень расстроился бы, если бы Жезл Великого Стража оказался в чужих руках. Не судите строго и прощайте.

Глава 16

Жизнь в столице, тем более, при дворе Его Величества, расслабляла лучше крепкого ликрийского вина. Но вступив в бой, гвардейцы короля бились, не щадя ни себя, ни, тем более, противника. Для многих сражение на Пустоши оказалось последним в жизни. Однако цель была достигнута — Врата, ведущие в иной мир, были уничтожены. А значит, не напрасно погибло четыре десятка воинов.

Но праздновать победу было еще слишком рано. Часть пришельцев покинула Харийскую пустошь и направилась на запад...

Зачем?

Об этом никто не знал. Но каждый понимал: враг должен быть уничтожен. Чтобы и следа не осталось. Чтобы другим неповадно было соваться в благословенный Варголез с дурными намерениями.

Именно поэтому отряд под предводительством Драггара Ивери начал преследование противника, невзирая на чувствительные потери, понесенные в последнем бою. Погибло немало фангеэри, в том числе и Миннесар, и ее место заняла следующая по старшинству горянка. Сам Драггар — старый упрямец, на котором места живого не было,— едва держался в седле. Два десятка тяжело раненых пришлось отправить в Бронт. Остальные же устремились на запад, оставив позади пылающий погребальный костер.

Противник покинул Яснер три дня назад. Но он шел пешком, его продвижение сковывали плененные жители деревни, используемые пришельцами в качестве носильщиков. Поэтому Драггар, чей отряд передвигался конно, рассчитывал настичь их дней за пять-шесть. Возможно даже раньше, так как цели противника были неизвестны.

Скакали рысью, молча, поминая погибших товарищей и прекрасно понимая, что эти смерти были не последними. Понимал это и Шторн Ганеги. Нет, смерть сама по себе его не страшила. Великий Страж справедлив и каждого судит по делам его. А Шторн был чист перед Слепым Судьей. Не хотелось умереть, не попрощавшись с Сенарой и Корном. Хотелось завершить начатое... Только сейчас он осознал, как много осталось незаконченных дел...

Пришельцы шли на запад. Об этом красноречиво говорили глубокие отметины на промерзшей земле, которые оставляли за собой тяжелые железные чудовища. Сбиться со следа было невозможно. Они шли быстро, делая минимум остановок. Селяне — в основном женщины и старики — не могли выдержать взятого темпа, и уже на следующий день преследователи стали находить тела тех, кто выбился из сил. Людей безжалостно добивали, невзирая на пол и возраст.

На четвертый день путь пришельцев пересекла густая цепочка отпечатков конских копыт. Судя по форме подков, это были кочевники.

Когда-то эти земли принадлежали дикарям. Не так давно рыжие орды были выдавлены на правобережье Керы. Но они так и не прекратили набеги на южные поселения варголезцев. Напротив, их число возрастало по мере приближения холодов, когда степь не могла уже прокормить тысячи вечно голодных кочевников.

Их было не меньше сотни, и они не могли оставить без внимания отряд, значительно уступавший им в численности. Кочевники начали преследование в надежде, если не на богатую добычу, то на легкую победу. Драггар был бы только рад, если бы дикарям удалось уничтожить пришельцев. Но случилось то, что должно было случиться: дети Олфирских степей были биты. С десяток искромсанных тел стали добычей воронья. Немного, если учесть, что отряд варголезцев понес более серьезные потери. Впрочем, Драггар не удивлялся: кочевники всегда, получив достойный отпор, спешили покинуть поле боя...

Только не на этот раз.

Две цепочки следов — конских и тех, что оставляли железные воины пришельцев,— слились воедино и, временами перекрывая друг друга, продолжили виться на запад.

"Они... объединились?!"

А вот это было совсем некстати.

— Их сотни полторы будет,— заметил один из бывалых воинов, который до службы в гвардии Его Величества успел вдоволь погонять дикарей по Олфирским степям.— Даже если и больше — не беда, справились бы. Но пришельцы... Если они поддержат дикарей...

— Знаю,— процедил сквозь зубы Драггар.

— Что будем делать?

Намерения пришельцев оставались для Драггара непонятными. Каждый из них стоил двух-трех варголезских воинов, Железяки, возможно, были еще опаснее. Но даже в этом случае их слишком мало, чтобы покорить весь Варголез. Почему же тогда они не дождались подхода основных сил? Куда они направлялись?

— Мы идем за ними,— решительно сказал Драггар...

Эта ночь выдалась морозной, а к утру пошел снег. Восходящее солнце осветило лагерь варголезцев, припорошенный слепящим глаза покрывалом. Заворочались тела, укутанные плащами с меховой подбивкой, захрустел снег под подошвами сапог, с новой силой вспыхнули костры, у которых тут же начали собираться продрогшие за ночь воины. Кто-то тянул руки к огню, кто-то хрустел сухарями — единственной пищей, имевшейся в наличии у преследователей.

Лишь отогревшись, перекусив и накормив лошадей, отряд продолжил движение на запад.

Снег надежно укрыл старые следы, но зато появились новые. И это были следы, оставленные пришельцами. Отпечатков конских копыт не удалось обнаружить, как их не искали.

— Кочевники ушли еще ночью, до начала снегопада,— предположил Шторн, стуча зубами. Холод пробирал Великого Мастера до костей, и он все больше завидовал Зарису, который согревал себя своим Даром. Тело Мастера Огня раскраснелось от внутреннего жара и тонуло в густых испарениях.

— Сбежали или разделились? А если разделились, куда направились?— пробормотал Драггар и обратился к ехавшему рядом ординарцу: — Как далеко до Вархара?

— Не больше одного перехода,— уверено ответил ординарец.— Озеро Эрин находится вон за теми холмами.

— Далековато...— поморщился Драггар.— Но все равно прикажи послать вестового в Вархар. Нам срочно нужно подкрепление. Пришельцы уже близко.

— Думаешь, нам удастся их одолеть?— спросил Шторн.

— У нас нет другого выхода,— скупо ответил полководец. Заметив порученца, прикрикнул: — Ты все еще здесь?!

— Я это... На южном берегу озера стоит деревня Осорт...

— Я знаю! И что с того?

— Может быть, послать кого за провиантом? У нас кроме сухарей ничего не осталось. Да и лошадям что-то жевать надо.

— Ты меня разве не слышал?! Противник уже совсем рядом, а у вас только одно на уме: как бы брюхо набить! Выполняй приказ, мальчишка!

Ординарец виновато развернул коня и отстал.

"Осорт? Знакомое название",— подумал Шторн Ганеги...

Конный разъезд обнаружил пришельцев еще до полудня. Они разместились на привал, укрывшись среди холмов от пронизывающего ветра и морозящей поземки. Приказав отряду остановиться, Драггар поднялся на возвышенность, чтобы собственными глазами взглянуть на неприятеля.

Люди — если их так можно было назвать, — расположились вокруг костра. Среди пришельцев Драггар различил Саффуса и какого-то совсем молодого кочевника. Эти двое пытались поговорить друг с другом, чем вызывали недовольство своих хозяев. Железяки бесформенными грудами металла возвышались над землей по периметру импровизированной стоянки. Глядя на них, трудно было поверить, что эти безжизненные кучи могут представлять хоть какую-нибудь опасность.

Так и хотелось воспользоваться беспечностью неприятеля, налететь на лагерь, порубить всех в труху...

— Кочевники!!!— раздался крик, заставивший Драггара обернуться.

Степные дикари лавиной обрушились в долину, зажатую между холмов, по привычке выпустили град стрел, покосивших тех, кто не успел развернуться или воспользоваться щитом, и ринулись в атаку.

Варголезцы не ожидали нападения с тыла, и теперь у них не было времени, чтобы занять боевой порядок. К тому же среди холмов было слишком тесно, чтобы перестроиться на месте. Лошади натыкались друг на друга, всадники спешно извлекали из ножен мечи и падали, сраженные появлявшимися из неоткуда стрелами.

А кочевники, предчувствуя скорую победу, неслись на врага с копьями наперевес, подбадривая друг друга воинственным воем. И были изрядно удивлены, когда им на встречу вышел человек, единственным оружием которого был посох. Дождавшись приближения дико визжащей лавины, готовой втоптать его в землю, человек взмахнул рукой...

...и лошади, испуганно заржав, шарахнулись в стороны. Произошло неминуемое столкновение, на землю полетели и животные, и люди. Лязгнуло железо, затрещали кости, долину усыпали десятки тел. Те, кто находился в задних рядах, успели остановиться и осадить лошадей. В человека с посохом полетели стрелы, но он отгородился от них ладонью, и стрелы, изменив направление, обошли его стороной.

Прозвучал тревожный рог, и дикари откатились назад. Следом за ними побежали кочевники, оставшиеся без лошадей и лошади, потерявшие своих всадников.

Сделав дело, Шторн Ганеги направился к Драггару, приводившему в порядок варголезский отряд.

Полководец одарил его мимолетным взглядом. Он был слишком взволнован и занят, чтобы размениваться на слова. Драггар лишь кивнул, что должно было означать высшую благодарность за своевременное вмешательство, и вернулся к своим делам.

Еще немного, и он будет готов встретить неприятеля.

Но кочевники даже не помышляли о новом нападении. Не часто, но все же им уже приходилось встречаться с варголезскими цанхи. И каждая такая встреча заканчивалась не в их пользу. В рядах дикарей даже возникла перепалка, закончившаяся тем, что часть кочевников повернула коней на восток. Но далеко уехать им не удалось: раздался оглушительный грохот, вздрогнула земля, разверзлась прямо перед конскими копытами, осыпала решивших отказаться от боя кочевников мерзлыми комьями. Завертев головами, дикари увидели появившихся на холмах пришельцев, вооруженных чем-то, отдаленно похожим на толстые уродливые копья.

Но и варголезцев ждал неприятный сюрприз. Позади загрохотало, заскрипело, и из-за холма показались грозные Железяки. Одни перемещались на двух ногах, но на людей похожи не были и выглядели куда отвратительнее и опаснее, чем их хозяева. Их было всего пятеро... Впрочем, на холмах появились и другие. Эти передвигались на четырех конечностях, были крупнее волка, но меньше рослого медведя. Тощие, подвижные, ощетинившиеся шипами, клацающие мощными челюстями, способными перекусить человека пополам. "Хищников" было шестеро, и они так рвались в бой, что пришельцам приходилось их сдерживать.

Двуногие, напротив, сохраняли спокойствие. Они перегородили выход из междухолмья, а за их спинами появились остальные пришельцы. Встали и замерли, приготовив свое смертоносное оружие.

— Что они задумали?— тихо спросил порученец Драггара, словно тот знал ответы на все вопросы мира.

— Сейчас мы это узнаем,— сказал то глухо и кивнул головой в сторону кочевников.

От полчища дикарей отделился один всадник и направился к отряду варголезцев.

— Это Идзин, я его знаю!— воскликнул один из гвардейцев.— Он вождь племени, с которым нам приходилось уже встречаться в Олфирских степях.

— Что он из себя представляет?— спросил Драггар, желая как можно больше знать о своем противнике.

— Отважный воин, который умеет держать слово.

— Необычные качества для дикаря,— проворчал Драггар и выехал навстречу кочевнику.

Встреча состоялась вдали от посторонних ушей. Идзин — мужчина лет пятидесяти, низкорослый, как и все кочевники, жилистый облаченный в кольчугу, прикрытую роскошными мехами, — внимательно изучал Драггара, а тот косился на холмы, с которых за ними пристально наблюдали пришельцы.

— Они хотят, чтобы мы убивали друг друга,— без предисловий начал Идзин.

Он легко, хотя и с характерным акцентом, говорил по-варголезски, за что Драггар был ему благодарен. Язык кочевников давался ему с трудом.

— Судя по твоему взгляду, тебя не пришлось долго упрашивать,— усмехнулся он.

— Да, наши клинки с удовольствием пьют кровь тех, кто отнял у нас наши земли. Это хорошо. Плохо, когда нет выбора.

— У настоящего мужчины всегда есть выбор!

— Нет, басалдэн, у меня нет выбора. Мой сын находится в плену у этих... ис-щени. Он умрет, если я не подчинюсь. Он у меня единственный. Кто продолжит мой род?

Драггар с удовольствием отметил, что кочевник назвал его "басалдэн". Дикари не обращались так к человеку, которого считали своим врагом. А вот значения слова "ис-щени" он не понимал. Отметил лишь, что произнесено оно было с крайней ненавистью.

— Зачем же ты взял его с собой, на правобережье, если он тебе так дорог?— спросил варголезец.

— Он уже большой, но до сих пор не воин. Чтобы стать воином, ему нужно напоить свой меч кровью врага. Таков закон.

"Эти дурацкие законы дикарей..."

— И ты веришь этим... ис-щени? Ты думаешь, они оставят в живых твоего сына?

— Они обещали его отпустить, если я пойду против тебя. Они — сильные воины. А сильным воинам незачем обманывать.

Вот такая вот логика у кочевников...

— Значит, будем убивать друг друга на потеху... этим?— Драггар кивнул на ближайший холм, где стоял один из пришельцев.

— Я готов,— спокойно ответил Идзин.

— О чем же ты тогда хотел со мной поговорить?— не понял Драггар.

— Хочу, чтобы ты знал: ис-щени идут в Катлар. Если ты переживешь этот бой, предупреди своих.

— Почему ты говоришь мне об этом?— удивился варголезец.

— Вас мы когда-нибудь победим. Но если города захватят эти...

— Они сильны, но их слишком мало, чтобы захватить Катлар,— возразил Драггар.— Город хорошо защищен, ты же знаешь.

— Скоро их будет много. Очень много.

— Это вряд ли,— усомнился варголезец.

— Поверь мне, я знаю, о чем говорю,— развернув коня, Идзин удалился...

— Что им нужно в Катларе?— задумался Шторн, выслушав Драггара.

— Не знаю,— пожал тот плечами.— Но мне не дают покоя слова Идзина о том, что скоро пришельцев станет гораздо больше.

— Невозможно. Мы же уничтожили Врата.

Драггар пристально посмотрел на Ганеги:

— Ты уверен, что эти были единственные?

Об этом Шторн не задумывался.

— Как бы то ни было, но я принял решение: как только начнется бой, ты прорвешься сквозь ряды кочевников и направишься в Сандору. Король должен знать об опасности, угрожающей всему Варголезу.

— Я?!— удивился Шторн.— Это неразумно, Драггар! От меня будет больше пользы, если я останусь...

— Не спорь со мной! Я так решил. Эта новость слишком важна, чтобы я доверил ее кому-то другому.

— И все же я против. Я...

— Ты отправишься в Сандору, я сказал!— жестко отрезал Драггар.— И Зариса с собой забирай. Здесь вам делать нечего. Вы и такие как вы — последняя надежда Варголеза. Если Идзин не ошибается, то главное сражение состоится не здесь и не сейчас.

— А как же вы?!— воскликнул Шторн.

Драггар задрал голову и, щурясь, посмотрел на солнце.

— Какой замечательный сегодня день...— пробормотал он...

Право начать бой Драггар уступил своему противнику. Лишь увидев, что орда кочевников тронулась с места, он скомандовал:

— Атака!!!

Враждующие стороны пошли на сближение. В авангарде мчались копейщики. Именно они должны были принять на себя первый удар. Но неожиданно вперед вырвался Шторн Ганеги. Когда до противника оставалось с десяток шагов, он проткнул воздух посохом, и вражеская лавина разошлась в стороны, словно волна, налетевшая на скалу. Шторн ринулся в проход, за ним последовал Зарис. Кажется, успел кто-то еще, но потом ряды кочевников снова сомкнулись, позади раздался грохот столкновения, треск ломающихся копий, стоны раненых, ржание лошадей.

Ганеги даже не обернулся. Продолжая удерживать перед собой посох, он пронзал ряды неприятеля, словно раскаленный нож податливый кусок масла. Зарис не отставал от него, успевая попасть в проход прежде, чем тот захлопнется.

Мимо промелькнули последние перекошенные в воинственном азарте лица кочевников, оба варголезца вырвались на простор. И тут же с холмов ударило оружие пришельцев. Загремело, загрохотало. Задрожала промерзшая земля, вспучиваясь то слева, то справа. Прижавшись к конской шее, Ганеги мчался вперед. Ему не приходилось подгонять коня. Тот и сам несся изо всех сил, обезумев от страха.

Лишь когда звуки боя остались далеко позади, Ганеги позволил себе расслабиться, слегка придержал коня и обернулся, чтобы удостовериться, что с Зарисом все в порядке. Мастер Огня следовал за ним. По его щеке стекала струйка крови, капая с гладкого подбородка на потрепанный плащ.

Больше никому не удалось покинуть поле боя.

Еще долго можно было различить звон металла и приглушенные крики, потом же стало тихо, словно и не было ничего. Лишь порывистый ветер, рыскавший между холмов, печально подвывал, оплакивая тех, кто решил умереть в этот ясный солнечный день...

Ехали молча, уставившись в никуда, словно боялись посмотреть в глаза друг другу. На душе было паскудно, хоть волком вой. Но изменить что-либо было уже невозможно.

Объехав очередной холм, Шторн увидел озеро и стоявшую на берегу деревню.

Осорт...

По сути это была небольшая крепостица, как и любое другое поселение в этих краях. Иначе нельзя, кочевники нападали с раздражавшей регулярностью. Со стороны степи она была защищена высоким прочным частоколом и рвом, с наскоку такую не возьмешь. Гарнизон Осорта хоть и был малочислен, но худо-бедно сдерживал натиск дикарей. Если становилось совсем туго, можно было уйти водой или при помощи костров призвать подмогу из расположенного к северо-востоку Вархара. Впрочем, деревню жгли и не раз, но она возрождалась снова и снова, демонстрируя прочность варголезского духа.

— Ты как?— спросил Шторн Зариса.

— В порядке,— скупо ответил тот.

— Тогда скачи в Сандору один.

— А ты?

— У меня осталось еще одно незаконченное дело...

Осорт встретил Шторна Ганеги напряженной тишиной и запертыми воротами. С частокола за ним внимательно наблюдали деревенские часовые — обычные ополченцы, вооруженные чем придется, но готовые защищаться до последнего вздоха.

— Откройте ворота!— приказал Ганеги.

— Проезжай мимо, добрый человек,— ответили ему с частокола.— Сегодня в Осорте не рады чужакам. Возможно тебе повезет в Вархаре. Поспеши, если не хочешь провести ночь под городскими стенами.

— Мне не нужно в Вархар. Я хочу видеть человека, живущего в Осорте,— устало ответил Шторн.

— Ты выбрал неудачное время для встречи. Приезжай завтра, а сегодня ворота останутся запертыми.

Ганеги скрипнул зубами, взмахнул посохом, и мощная ударная волна ударила в ворота. Вздрогнули створки, натужно скрипнул деревянный брус засова.

— Открывайте, кому говорят, пока я не раскатал вашу деревню по бревнышку!

— Да это же Шторн Ганеги!— узнал его кто-то из жителей.

— Тот самый?— послышался почтительный шепот.

Молва о Великом Мастере докатилась и до южных границ королевства. И, наверняка, приписывала ему гораздо больше, чем мог Шторн Ганеги на самом деле. Однако, как оказалось, мог он не много, что и показали вторая по счету стычка с пришельцами и недавнее бегство с поля боя. Если бы он на самом деле был так велик, как о нем говорили, ничего подобного не случилось бы.

Тем не менее, ворота открыли, пропустив Ганеги в деревню.

— Ты уж прости нас, Великий Мастер, не признали. На стороже мы, люди напуганы,— причитал городской старшина, семенивший следом за спешившимся Шторном.— Заметили неподалеку от деревни большой отряд кочевников. А его, говорят, видели каких-то чудищ невиданных, будто из железа скроенных, вот и сидим теперь взаперти...

— Не так давно в вашу деревню пришла девушка. Рутой зовут,— прервал его лепет Ганеги.

— Я здесь.

Шторн повернул голову. Поднятый им переполох привлек на площадь перед воротами почитай всю деревню. Была среди них и Рута из Холмов.

— Собирайся, девочка,— сказал ей Ганеги.— У меня есть для тебя работа...

Они добрались до места на закате. Шторн знал, что не успеет, но все равно спешил из последних сил, словно надеялся на что-то. Однако чуда не случилось. Поле боя безраздельно принадлежало мертвецам. Некогда девственно чистое припорошенное снегом междухолмье теперь темнело грязью, перемешанной с кровью, было вытоптано конскими копытами и человеческими ногами, изрыто ямами, оставленными незнакомым этому миру оружием, чернело выжженными и потрескавшимися от жара проплешинами. Кое-где все еще билось неугасаемое пламя, хотя и гореть там было нечему. Тела валялись повсюду. Почти три сотни тел. Полегли все, кто вскоре после полудня пошел в последнюю атаку. Они сражались ожесточенно, сначала конно, потом спешившись. Рубили друг друга без жалости и сострадания. Кочевников было больше, но они дрогнули, попятились назад, и были встречены оружием пришельцев. Именно их первыми увидел Шторн в предзакатных лучах солнца: разорванные в клочья тела, которые не смогла защитить прочная на вид кольчуга. Варголезцев среди них почти не было. Они не стали преследовать кочевников, а...

...обратили свое оружие против главного врага. Одни попытались взять штурмом ближайший холм, облюбованный пришельцами. Их трупы устилали склон, но до вершины так никому и не удалось добраться. Остальные ринулись на поджимавших сзади Железяк...

У них не было ни единого шанса. Даже у раненых и вынужденно вышедших из боя: их добивали потом те, кто наблюдал за происходящим с холмов.

Пострадал ли кто-нибудь из пришельцев, неизвестно. Их тел среди прочих Шторн не обнаружил. То ли свои забрали, то ли не было их вовсе.

— Великий Страж...— пробормотала Рута.— Что здесь произошло?

Шторн не ответил. Он заметил знакомые доспехи. Только по ним и можно было узнать отчаянного Драггара Ивери, долго искавшего свою смерть и нашедшего ее в этот прекрасный солнечный день.

Едва сдерживая слезы — боли и обиды на себя самого, поддавшегося на уговоры Драггара, сбежавшего с поля боя,— Шторн обернулся к девушке и хрипло сказал:

— Делай, что умеешь.

— Что?— не поняла его Рута.

— Они не могли победить в этом сражении. Пусть же мертвые попытаются сделать то, что не удалось живым.

— Я...

Шторн сверкнул взглядом, и девушка осеклась, подавленная несгибаемой волей Великого Мастера.

— Так надо, девочка,— подбодрил он ее, смягчившись.

Рута кивнула, присела на камень, достала гребень и, проведя им по волосам, запела. Печальная мелодия больно ударила по струнам души. Шторн не выдержал и зарыдал, открыто, не стесняясь своей слабости. Сквозь катящиеся по щекам слезы он увидел, как зашевелились мертвецы, и восстало войско, какого еще не знала Варголезская земля.

Глава 17

Прошло несколько дней с тех пор, как Сингар обвел нас вокруг пальца и присвоил себе Жезл Стража. Со временем я пришел к выводу, что меня гораздо больше удручал сам факт обмана, нежели потеря артефакта. Мы все равно не знали, как им пользоваться. И если в руках Сингара от него будет толк — бог с ним. Но ведь можно было как-то договориться...

Моя и без того порушенная вера в человечество в очередной раз получила чувствительный удар.

Время шло, а от Шторна не было никаких вестей. Жив ли он? Что с ним? Удалось ли ему уничтожить Портал? Что вообще происходит на Пустоши?

Все эти вопросы оставались без ответа до тех пор, пока не появился Зарис.

В "Сытом лесорубе" как обычно было людно, особенно по вечерам. Винеар не изменял своим привычкам и ужинал исключительно в этой таверне. И не только потому, что кормили там отменно. В "Сытом лесорубе", если прислушаться, можно было узнать последние новости, не обращаясь к другим источникам информации.

Впрочем, новостей, интересующих нас, не было. Ежедневная рутина: кто-то умер, где-то загорелось, что-то украли. Несмотря на явный негатив, воспринималось все это как само собой разумеющееся. И все же ощущалась какая-то непривычная тревога — необъяснимая, но гнетущая. Именно так, как чувствуют ее звери и птицы, замолкающие в преддверии губительной катастрофы.

Винеар, всегда садившийся лицом к выходу, первым увидел появившегося в таверне Зариса. Я не стал оборачиваться, дождался, когда цанхи приблизится к столу и устало опустится на лавку рядом со мной. Лишь после этого мы с немым вопросом уставились на нашего знакомого, испытывая нехорошее предчувствие.

А Зарис, словно решив пощекотать наши нервы, сперва напился вина прямо из кувшина, и лишь потом произнес:

— У нас большие неприятности.

— Шторн?— настороженно спросил его Винеар.

— Когда мы расстались у Осорта, с ним было все в порядке,— успокоил нас Мастер огня.— В остальном же все очень скверно.

— Не томи, рассказывай!— подстегнул его Винеар.

Портал был уничтожен, как и охранявшие его пришельцы. Но не все — большая часть покинула Пустошь еще до появления варголезцев и направилась в Катлар... Зачем? Зарис этого не знал. Драггар Ивери бросился в погоню и вступил в бой с вынужденно примкнувшими к чужакам кочевниками. Чем закончилось сражение, Зарис тоже не ведал. Однако у него было на этот счет плохое предчувствие.

Что дальше? Сначала они вместе с Шторном направлялись в Сандору, но потом Ганеги что-то задумал и отстал у Осорта. А сам Зарис, прибыв в столицу, первым делом явился к Сарэну, чтобы доложить о результатах похода и высказать свои опасения. У него были веские основания подозревать, что очень скоро пришельцев в Варголезе станет гораздо больше. Об этом якобы поведал один из кочевников. Откуда бы им взяться, раз уж Портал в Патэприен был уничтожен? Зарис понятия не имел. У меня же появилось подозрение, что это было как-то связано с продвижением пришельцев к Катлару. На одном из островов напротив города-порта располагался мощный Источник, активировав который в альтернативной реальности, Шторн Ганеги уничтожил Катлар и его жителей. Что если этот Источник находился там неспроста? Что если он подпитывал еще один Портал, связывавший этот мир с Патэприеном?

В таком случае прав Зарис: новости были пугающими.

— Что сказал король?— спросил Винеар.

— Он в бешенстве! Поступили сведения, будто норонцы стягивают войска к границе Варголеза, и он не может бросить все силы на уничтожение пришельцев. Да и не уверен я, что из этого что-то получится, только люди зря погибнут,— добавил Зарис.

— Что же делать в таком случае?— задался вопросом Винеар.— Сидеть и ждать, когда они пожалуют в Сандору?

— Мы думали об этом со Шторном, пока добирались до Осорта. И у нас появилась идея.— Он замолчал, посмотрел на нас, после чего пояснил: — Если кто и остановит пришельцев, то лишь цанхи. Мы — последняя надежда Варголеза.

— Что-то я сомневаюсь в этом,— покачал головой Винеар.

— Это почему?— нахмурился Зарис.

— Если уж Великому Шторну не удалось с ними справиться... Остальные цанхи гораздо слабее Ганеги.

— Это так. Но если дать им возможность почерпнуть сил из Источника...

Он не договорил, однако мы с Винеаром поняли, что он имеет в виду.

— Ты уже рассказал об этом Сарэну?— спросил Винеар.

— Да, и он не возражает. Более того, он уже отправил гонцов во все концы, чтобы призвать цанхи, каких только можно, в Сандору.

Распахнулась дверь, и в таверну вошли новые посетители. Несмотря на тревожные новости, я невольно улыбнулся: в столицу вернулись Аннисен и Арсиги...

Восемь лет назад старшая сестра Ланды Горэн стала женой кузнеца из небольшой деревушки Лоскот, расположенной в предгорье Пенара между Ганесом и Чарденом. Еще не так давно это была чужая территория. Но после кровопролитной войны варголезцы оттеснили норонцев на левый берег реки Золу, а на правом построили крепость. Соседи не желали мириться с потерей богатых рудников Ганеса и Солиса и упрямо жаждали реванша. В последующие десятилетия крепость не один раз переходила из рук в руки. И лишь недавно, с появлением цанхи набеги прекратились, и в окрестностях Лоскота воцарился мир.

Кутаясь в подбитый мехом плащ, Ланда брела по Ганесскому тракту, соединявшему отдаленный городок рудокопов с центральным Варголезом. В Велинсе, который она покинула шесть дней назад, было сыро и промозгло. А в предгорье уже лежал снег. Легкий морозец щипал раскрасневшиеся щеки, ноги, заледеневшие в промокших от снега сапогах, сводило судорогой. Девушка то и дело подносила непослушные пальцы ко рту и отогревала их горячим дыханием.

К исходу шестого дня Ланда покинула разбитый телегами тракт. Остаток пути ей предстояло проделать по редко используемым тропам, петлявшим между поросших елью холмов. Она упрямо брела на восход, мечтая о том, как отогреется в добротной баньке, стоявшей на берегу небольшого озерца...

Встречный ветерок принес запах гари и душераздирающий женский крик, полный боли и страдания. Сердце Ланды забилось учащенно в недобром предчувствии. Утопая в сугробах, она бросилась напрямки, добралась до холма, с трудом поднялась на кручу и...

...увидела Лоскот, объятый пламенем. По деревенским улицам сновали вооруженные люди, набивали седельные сумки награбленным, насиловали женщин, добивали подававших признаки жизни мужчин.

Норонцы...

После стольких лет затишья они снова ступили на варголезскую землю, чтобы грабить и убивать. Жителей Лоскота не спас высокий частокол — неприятель вошел в деревню через распахнутые настежь ворота. То ли беспечность варголезцев была тому причиной, то ли среди местных нашлись предатели, впустившие ворога в Лоскот... Теперь это не имело значения.

Ланда шагнула вперед — ее ноги подкосились, и девушка спустилась с холма гораздо быстрее, чем рассчитывала. Стирая с лица снег, она устремилась к горящей деревне...

"Может быть... может быть, еще не все потеряно?"

Ее заметили издалека. Навстречу выехали два всадника, быстро сократили разделявшее расстояние, закружили, отрезая пути к бегству. Впрочем, девушка сама шла в западню, из которой ей уже не выбраться. Однако разгоряченным воинам не терпелось добраться до ее жаркого тела. Один из них попытался затащить добычу на лошадь, но девушка увернулась и еще быстрее припустила к деревне.

Она вошла в Лоскот сквозь ворота и сразу же увидела порубленных на куски стражников. Деревенская улица алела от крови. Тут и там лежали мертвецы, смотревшие на заходящее солнце стекленеющим взглядом. Издалека доносились истошный женский визг и веселый гогот норонской солдатни.

Их было не меньше полусотни. Довольные собой, хмельные от медовухи из местных погребов, обагренные кровью невинных жителей Лоскота — они вывалили к воротам, собираясь покинуть деревню, дочиста ограбленную и обезлюдившую. А тут такая неожиданность.

Девка была хороша собой. За такую не жалко было отдать большую часть добычи. Впрочем, это ни к чему. Она, как и все жители Пенара, выносливая, всем хватит.

Норонцы обступили ее плотным кольцом, потянули к ней свои жадные руки...

Ланда встретила их взглядом, полным презрения, а потом... Потом случилось что-то невероятное. Те, кого оттесни назад самые прыткие, зароптали, зачирикали на своем птичьем языке, навалились на торопыг. Сверкнуло оружие, и началась резня. Позабыв о вожделенной добыче, норонцы принялись самозабвенно рубить друг друга без жалости и сострадания, точно так же, как резали совсем недавно беззащитных жителей Лоскота. А Ланда неторопливо шла сквозь обезумевшую толпу убийц, смотрела им в глаза и хищно скалилась...

Посланник короля Сарэна нашел ее поутру. Ланда сидела на земле рядом с телами похожей на нее мертвой девушки в разорванной и окровавленной ночной рубашке, пронзенного мечами ребенка и крепкого мужчины с перерезанным горлом. Она была единственной живой в этом царстве мертвых.

— Что...— заговорил посланник, но его голос дрогнул. Даже ему, привычному к виду человеческой крови и смерти, стало не по себе.— Что здесь произошло?

Ланда не ответила, продолжая смотреть застывшим взглядом в никуда.

Посланник прочистил горло и официальным тоном заявил:

— Ланда Горэн, мне приказано доставить тебя в Сандору...— запнувшись, он добавил мягче:— Пойдем, девочка, тебе здесь не место...

В Асконе всего было чем поживиться. Городок, конечно, небольшой, но сытный. С севера везли руду, металл, камень, древесину. В обратном направлении поставляли мясо, зерно, вино, ткани. Часть товаров оседала в самом Асконе или же расходилась по рукам купцов, прибывших в Кудом с левобережья. Опять же, местные не сидели, сложа руки. А с тех пор как Шторн Ганеги уничтожил Великое Зло, и асконцы начали осваивать новые территории, их богатства заметно преумножились. К тому же ходили слухи, будто король собирался пробить на запад тракт, который должен был соединить Сандору с Пробером — большой рыбацкой деревней на побережье, расположенной в удобной бухте. Если это случится, уже скоро в Варголезе появиться еще один морской порт.

Так или иначе, но приближающиеся морозы Гентим Ленивый решил провести именно в Асконе. С тех пор, как в Сандоре появилась Ория, в столицу он был не ходок. Уж слишком примелькалась там его физиономия. И тамошние бандюки, и городская стража, и лично глава Ории Жарэд — последний в особенности — все мечтали увидеть бедного Гентима в петле на толстом суку. А все потому что Гентим обладал чудесным Даром. Добыча сама шла ему в руки. Для этого ему не нужно было даже пальцами шевелить. Именно за это его прозвали Ленивым...

Гентим не обижался. Пусть будет Ленивый — лишь бы не Мертвый.

Дар Даром, но ему пришлось многому научиться, чтобы довести свои навыки до совершенства. И главным мастерством он считал не умение избавить разиню от толстого кошелька, а способность сделать это незаметно ни для него самого, ни для окружающих его людей.

Сегодня его клиентом был важный дядька, судя по говору — выходец из предгорья. Купец вез в Сандору мед — десяток пузатых бочек, уместившихся в одной телеге. Товар ходовой, прибыльный, но... Это все для видимости. Настоящий же груз был невелик, но стоил гораздо дороже янтарной сладости. Небольшой мешочек с драгоценными камнями, который торговец вез в Сандору по заказу одного из золотых дел мастеров. Пригоршня изумрудов и крупный алмаз — целое состояние даже для богатого варголезца. Купец хранил его за пазухой и выдавал себя тем, что то и дело проверял, не пропал ли бесценный товар...

"Глупец..."

На его месте Гентим подыскал бы более надежный тайник. Например, бочку с медом. Никто ведь не догадается, пока не сожрет весь мед до дна! Но торговец, видимо, предпочитал держать самое ценное при себе. Вот и пусть теперь расплачивается за свою беспечность!

Гентим вел его от самого постоялого двора, где купец остановился на ночлег.

"Вот и сидел бы себе в комнате! Так нет же, понесло его на рынок".

Он шел следом, то отставал, останавливаясь у лотка, будто прицениваясь к товару, то снова настигал невыспавшегося торговца, искавшего на рынке отвар трав против кашля.

"Простыл, бедолага, в дороге".

Когда торговец остановился перед палаткой травника и стал придирчиво ворошить товар, стоявший неподалеку, Гентим сконцентрировал взгляд на спине, "нащупал" цепочку и потянул ее вверх. Легкое мысленное усилие, и прочная стальная цепь показалась над пушистым куньим воротником...

Гентим ослабил хватку — как бы клиент чего не почувствовал. Стрельнул глазками по сторонам — не смотрит ли кто?

Нет, люди были заняты своими делами, никто не обращал внимания ни на заходящегося в кашле купца, ни на неприметного паренька, снимающего пробу квашеной капусты.

"Теперь самое сложное".

Гентим снова зацепился взглядом за одно из звеньев цепи и... оно затрепетало, забилось, постепенно разгибаясь в стороны...

От натуги на лбу цанхи выступили капельки пота. Но дело было сделано: зазор оказался достаточно велик, чтобы снять соседнее звено. Теперь на пушистом воротнике лежали два свободных конца цепи.

Гентим снова сделал паузу.

Наступал ответственный момент.

Купец был основательно упакован в доху. А под ней еще рубаха. Нет, непросто будет добраться до мешочка...

Ленивый бросил торговцу капустой келх за пробу, а потом прошел мимо клиента и, остановившись в пяти шагах от него, стал осматривать товар, выставленный на продажу преуспевающим сапожником. Щупал голенища, царапал ногтем подошву, а сам косился на купца, ожесточенно торговавшегося с травником из-за меры сушеной ромашки.

"Ну и жадина же ты!"

Обшарив взглядом грудь купца, он "нащупал" заветный мешочек...

"Нет, слишком глубоко под одеждой, просто так не взять".

Но Гентим не собирался сдаваться. Золотых дел мастер, которому предназначались драгоценные камни, и который нанял Ленивого, чтобы и товар получить, и деньги сохранить, обещал щедрую награду за услугу. Золота должно было хватить, по крайней мере, на год.

"А посему..."

Не сводя глаз с купца, Гентим сконцентрировался на пуговицах рубахи. Это было плевым делом. Раз — и петля соскользнула с костяного диска. Раз — и вторая оказалась расстегнута.

Теперь оставалось лишь дождаться подходящего момента.

И вот он — единственный шанс!

Когда купец зашелся в кашле, ловкач "вцепился" в мешочек и сделал шаг навстречу клиенту. Рывок — и добыча сама, протиснувшись между отворотами пышной дохи, прыгнула ему в ладонь, да так, что этого не заметил ни сам купец, ни сновавшие туда-сюда люди.

Гентим тут же сунул мешочек в карман, развернулся и...

...наткнулся на суровый взгляд крепко сбитого мужчины, преградившего ему дорогу.

Они не были знакомы лично, но Ленивый мог бы поклясться, что перед ним стоит стражник Ории. Чтобы избавить воришку от последних сомнений, незнакомец оттянул полу кафтана, и Гентим увидел жезл, какие носили подчиненные небезызвестного ему Жарэда.

Чувство самосохранения оказалось сильнее голоса разума. Гентим собирался дать стрекача, но стражник словно прочитал его мысли, резко вскинул руку и слегка сжал пальцы. И тут же на горле Ленивого сомкнулся невидимый обруч. Гентим захрипел, чувствуя как ноги отрываются от земли.

Стражник и его приятели, скрывавшиеся в толпе, обступили незадачливого вора. Старший, продолжая удерживать его за горло, заглянул ему в глаза, тихо процедил:

— Как видишь, и я кое-что могу.

И лишь после этого разжал пальцы, предоставив Гентиму относительную свободу. После чего он запустил руку в карман задержанного и вытащил мешочек, полный драгоценных камней.

— Уважаемый,— обратился он к переводящему дух после приступа кашля купцу.— Это не ты случаем обронил?

Увидев знакомый мешочек, купец побледнел, захлопал себя по груди, не веря собственным глазам, вцепился обеими руками в пропажу и разразился потоком благодарности.

Стражник сдержанно кивнул и потерял к нему интерес, снова взглянув на Гентима:

— Повесить бы тебя прямо здесь, но у Его Величества на тебя другие виды...

— Не дайте ему приблизиться к деревне! Гоните его обратно к роще!— кричал Ливит, опираясь на прочную палку...

"Зверь", которого загоняли всем селом, был самым необычным из всех, каких только встречали на своем веку жители деревни Заполье. Увидев его в первый раз, они испугались. Не каждый день приходится столкнуться нос к носу с железным гигантом, пялящимся на тебя огненным глазом. Второй был выбит, и из глубокой глазницы время от времени летели искры.

В окрестностях озера Бронт он появился два дня назад. Вывалился из рощи, напугав мужиков, которые волокли в деревню срубленное дерево. Бросив и ствол, и вязанки хвороста, они обратились в бегство. Но очень скоро любопытство взяло верх, и, притаившись на вершине холма, мужики, дрожа от страха, наблюдали за гигантом, неуклюже ковылявшим вдоль берега.

Высоты в нем было за десяток локтей. Огромный, неповоротливый, скрипящий при ходьбе. Видать, ему сильно досталось: весь черный от копоти, глубокая оплавленная дыра на спине, стальные суставы разбиты... Но несмотря на кажущуюся беспомощность, "зверь" вызывал страх и почтение.

Проводив чудище за холмы, мужики прибежали в деревню, рассказали об увиденном старосте. Он им не поверил, хотя те и клялись, что, если и пили сегодня, то только для сугреву и совсем немного. Убедить его оказалось легко: гигант оставил после себя глубокие следы на промерзшей земле. Однако преследовать его никто не решился. Хотели было послать в Бронт за подмогой, но прежде обратились к Ливиту — пришлому воину, который пару дней назад приехал в их деревню едва живой. Раны покрывали все его тело, но хуже всего выглядела поврежденная нога. О том, кто его так, Ливит не сказал. Упомянул лишь, что раны получил в Харийской Пустоши. Дальнейших вопросов не последовало. На Пустоши водились такие твари, что немудрено.

Когда Ливиту описали чудище, он гневно заскрипел зубами. Такое впечатление, будто он знал, о чем речь. Чувствовал он себя скверно, но, если бы не раны — казалось — готов был схватить свой меч и броситься в погоню за неведомым "зверем"...

Да, он был на Пустоши в тот злополучный день, когда отряд Драггара Ивери атаковал пришельцев. Бой был кровавый, неравный. Несмотря на малую численность, неприятель оказался силен. Самого Ливита посекли летающие диски, а прочный шип повредил бедренную кость. От болевого шока он потерял сознание, а когда очнулся, ни пришельцев ни товарищей по оружию на Пустоши не было — только бездыханные трупы. Собрав последние силы, Ливит доковылял до долбившего копытом ледяную корку коня, с трудом взобрался в седло и направился на север. Что было в пути, он не помнил, очнулся уже в Заполье, в окружении заботливых крестьян, перевязавших его раны и напоивших целебным отваром...

"Зверя", о котором говорили селяне, он помнил хорошо. Стоял такой у Врат, отпугивая своим грозным видом всякого, кто рискнет приблизиться. Но тогда он был неподвижным, словно статуя, а теперь вот ему вздумалось прогуляться по берегу Бронта...

"Нехорошо..."

Однако крестьяне сказали, что он ушел.

"Пусть идет. Может, свалится в озеро и уже не выберется на сушу..."

Однако чудище появилось снова на следующий день. Такое впечатление, будто оно ходило кругами, так как появилось на том же месте, снова напугав мужиков, решивших вернуться за бревном и хворостом, и снова двигалось в том же направлении.

На этот раз мужики, хоть и испугались, но не убежали далеко, долго наблюдали за "зверем" со стороны, следуя за ним на почтительном расстоянии. Искалеченное чудище выглядело жалко. Того и гляди — развалится на ходу. И деревенские решили ему в этом помочь. Первым бросил камень в "зверя" местный пастух — известный забияка. Чудище отреагировало надломленным скрипом и прибавило ходу. Окончательно осмелев, мужики принялись забрасывать его камнями, к ним присоединилась детвора. Так и гнали они железного "зверя", пока тот не заложил петлю в сторону Пустоши и не скрылся за холмами.

Позже, хорохорясь в таверне, они пожалели, что не прикончили падлу. Однако был еще шанс, если завтра чудище появится вновь на прежнем месте. Снова задумались о том, а не послать ли за подмогой в Бронт. Однако решили справиться собственными силами. А к вечеру в деревне появился всеми уважаемый Мастер Фаранг, и у Ливита возник хитрый план...

Мастера Фаранга прекрасно знали в варголезских деревнях. Кому поле взборонить, кому канаву выкопать — Фаранг брал недорого, а исполнял быстро и чудно. На то, как он работает, собиралась поглазеть вся деревня и даже из соседних люди приходили. А посмотреть было на что. Встав на краю поля, Мастер вытягивал руки, растопыривал пальцы и... по земле пробегали борозды перелопаченной почвы. Работу, отнимавшую у простого крестьянина декаду, Фаранг выполнял за день...

Замысел Ливита понравился жителям Заполья. Ради такого не жаль было денег. Всей деревней собрали два гунда мелочью, предложили Мастеру.

Фаранг — плешивый мужичок лет пятидесяти — почесал макушку, наморщил лоб.

— Мало?— с тревогой спросил деревнский староста.

— Цена достойная, но ведь и работа не из легких,— ответил цанхи.— Земля уже промерзла до основания, так просто и не взять...

— Да, ты не боись, мы подмогнем!— подбодрил его староста...

На месте предполагаемой ямы развели костры, а когда так и не доставленные в деревню бревно и хворост прогорели, расчистили пятачок, и Мастер Фаранг взялся за работу. Всю ночь он размахивал руками, разгребая в стороны отогретую землю. Ее тут же подбирали лопатами деревенские, откидывали подальше, ровняли. Работали все, по очереди. И только Мастеру не было никакой замены.

Однако к утру на традиционном месте встречи с чудищем зияла глубокая яма, которую мужики прикрыли ветками и припорошили землей. А потом приготовились ждать, собравшись толпой на ближайшем холме...

"Зверь" появился ближе к полудню. Как обычно вывалился из рощи... Мужики затаили дыхание. А он прошел мимо ямы и направился к деревне.

Тут-то и началось веселье!

— Гоните его обратно к роще!— кричал с холма Ливит. Его позвали, лишь когда появилось чудище. Хоть и слаб был еще воин, но приковылял, опираясь на палку. Хотел своими глазами взглянуть на странного "зверя", не делом, так хотя бы словом поучаствовать в его поимке.

Чудище перло в деревню. Вооруженные вилами крестьяне громко кричали, бросались камнями, пытаясь поворотить его обратно. Но близко не подходили, боялись. Да и сам "зверь" оказался довольно робким — зря, что такой огромный и из железа. На мужиков он не шел, все норовил свернуть в сторону. Однако всякий раз на его пути появлялись агрессивные крестьяне, заставляя менять направление.

И вот наступил знаменательный момент, когда чудище шагнуло на тонкий настил из веток и рухнуло в яму, вокруг которой тут же обралась вся деревня. В первых рядах стоял и сам Ливит, и Мастер Фаранг, все еще находящийся под впечатлением от необычного вида неведомого "зверя".

Падение оказалось роковым для чудища. Оно подвернуло ногу и уже не могло подняться. К тому же яма, не смотря на все старания Мастера, оказалась слишком узкой. "Зверь" лежал на дне, скрипел суставами и беспомощно скреб лапами по стенам ловушки.

— Отбегался, болезный,— не без самодовольства прокряхтел староста.— Теперь можно и в Бронт кого посылать. Пущай забирают его — нам он ни к чему.

Когда народ недовольно зароптал, он поспешно добавил:

— Не даром, конечно. Придется господам раскошелиться за "зверя" чудного... Как думаешь, сколько дадут за такого?— спросил он Ливита.

Тот ответил не сразу, выглядывая что-то вдалеке.

— Сейчас узнаешь,— сказал он, кивнув на приближавшийся к деревне конный отряд, отмеченный штандартами Ории.

Заметив толпу, всадники свернули к роще.

— Мастера Фаранга не видели?— без предисловий спросил командир отряда.

— Здесь я,— откликнулся тот, выйдя вперед.

— Ты едешь с нами в Сандору. Приказ короля.

К цанхи подвели коня.

— А с этим что делать?— разочарованно спросил староста и кивнул в сторону ловушки.

Командир стражей Ории подъехал к яме и, посмотрев вниз, выпучил глаза...

Глава 18

Заруфу все больше и больше нравился этот мир. Это в Огвонтере не на что было посмотреть — безжизненная пустыня, куда ни глянь, да мертвый океан, навевающий тоску своей чернотой. А здесь и небо голубое, приятное для глаз, и воздух чистый настолько, что кружилась голова, и растения непривычного вида, и животные, мясо которых было нежным и вкусным. А главное — захватить этот мир не составит особого труда. Людишки местные были слабы и трусливы. Не все, конечно. Тем, что сложили свои головы среди холмов — честь и слава. Отважные воины, хоть и глупые. Но в большинстве своем это были слизняки, которых раздавишь — и никакого сожаления. Скорее уж брезгливость. Один из них всю дорогу сопровождал отряд огавонов и раздражал Заруфа настолько, что тот едва сдерживал себя в желании свернуть ему шею. Вроде бы мужчина, рожденный быть воином, к тому же наделенный способностями, необычными не только для большинства местных обитателей, но и для самих огавонов... А на деле — слизняк бесхребетный, жаждущий только одного: продлить свое жалкое существование. Одна от него польза — указывал путь исправно. А еще пытался обучить Заруфа местному наречию — языку, слащавому до отвращения и икоты.

С тех пор как огавоны обзавелись лошадьми — это были красивые, сильные и гордые животные, в Огвонтере такие не водились, — продвижение на запад стало проще и быстрее. Жителей деревни — тех, что не сдохли в пути, — отпустили. Пусть насладятся последними днями свободы. Очень скоро все обитатели этого мира будут обращены в бесправных рабов — большего они не достойны. На лошадях же везли снаряжение и провиант, отобранный у дикарей, пожертвовавших своими жизнями ради жизни одного единственного мальчишки. Его, кстати, тоже отпустили на волю, как и обещали. И даже дали коня. И он, утирая сопли, устремился на юг. Таким образом, из чужаков огавонов сопровождал один лишь Саффус. Так звали этого слизняка. И имя у него было вполне подходящее его естеству. Впрочем, даже его он не заслужил, и Заруф упрямо величал его Слизняком.

Изо дня в день становилось все холоднее. Слизняк кое-как на пальцах объяснил, что это временное явление, зовется зимой и продлится дней сто с небольшим, а потом снова станет тепло, поднимутся травы, зацветут деревья, появится растительная пища...

Местный холод огавонов не пугал. В Огвонтере есть территории, где человек без специального снаряжения мгновенно превращался в глыбу льда. Вот это холод! А здесь — баловство одно. Закаленные воины беззаботно спали прямо на стылой земле, удивляя хлипких аборигенов своей выносливостью. И все же Заруф мечтал увидеть лето — пору возрождения и процветания. Зеленый цвет был редкостью в мире, породившем его на свет.

Обитатели Патэприена, как и огавоны, жили компактно, в населенных пунктах, именуемых городами и деревнями. А большая часть территорий пустовала. В этом было свое преимущество: достаточно захватить населенный пункт, чтобы стать полновластным правителем окружавших его земель. Один из городов, в котором по словам Слизняка жило чуть больше пяти тысяч человек, они миновали незадолго до сражения среди холмов. Прошли мимо, чтобы вернуться потом, когда прибудет подкрепление. Следующий город располагался в нескольких днях пути на северо-запад. Но и он пока не интересовал огавонов. Они устремились на запад, где на берегу моря стоял Катлар.

Три крупных населенных пункта, а между ними — бескрайняя степь, лишь изредка навещаемая дикарями с юга. Ситуация на севере была почти такой же: большие по местным меркам города можно было по пальцам пересчитать. Защита — смех один. Такая не устоит и дня под напором осадных орудий Огвонтера...

Да, этот мир был слишком хорош, чтобы принадлежать Слизнякам...

Местное море впечатлило Заруфа не меньше, чем бескрайняя степь. Оно было синим и ласковым, непохожим на черные воды огвонтерского океана. Почти у самого горизонта возвышался остров, похожий на гигантскую арку. Именно о нем говорил сын Сулун-Тара — другого такого поблизости не было. А на берегу в глубине удобной бухты раскинулся город Катлар, опоясанный крепостной стеной, за которой привыкли прятаться местные обитатели. Она исправно защищала их от примитивного оружия дикарей с юга. Но для огавонов это была слабая преграда. К тому же не обязательно было ломиться сквозь стену, когда в ней с трех сторон были встроены просторные ворота, распахнутые настежь, словно приглашая внутрь новых властелинов этого прекрасного мира.

— Погонщик!— чуть повысило голос Заруф, и к нему тут же подъехал повелитель механоидов.— Отправь нуров и кобратов вперед. Пусть расчистят пространство перед воротами.

Погонщик кивнул, поднял вверх сигнальное устройство, и над долиной прозвучал переливающийся трелью сигнал к атаке. Прикрывавшие фланги механоиды сорвались с места и, обтекая холм с двух сторон, ринулись к городским воротам.

Заруф махнул рукой замершим в ожидании воинам, пришпорил коня и легкой трусцой направился следом...

Дом, который Гван получил в награду за уничтожение Вечного Зла, стоял неподалеку от Далирских ворот и еще совсем недавно принадлежал какому-то купцу, уличенному в фальшивомонетчестве и, как полагается, четвертованному за это преступление на городской площади. Его движимое и недвижимое имущество перешло в собственность короны, а теперь было подарено удачливому скорду, рожденному простым крестьянином с восточного Варголеза. Он был младшим сыном в многодетной семье, поэтому не мог рассчитывать на существенное наследство. Да и какое может быть наследство у бедной крестьянской четы, из года в год гнувшей спину на клочке плодородной земли, отвоеванной у Сандорского леса? Еще мальчишкой Гван тайком ушел из дома и до недавнего времени скитался по Варголезу, имея лишь временный приют, да и то не всегда уютный и с крышей над головой. Прибился к скордам, познал ремесло расхитителей пимперианских руин и подземелий. И всегда мечтал об уютном гнездышке, в которое можно было возвращаться после очередной безумной авантюры.

И вот его мечта сбылась.

Его ничуть не смущал тот факт, что еще совсем недавно в этом доме жил купец средней руки, занимавшийся поставкой устриц на рынки Сандоры, а в свободное время штамповавший в подвале медные монеты, которые потом хитрым способом покрывал золотой пленкой. Рисковал, конечно, и, наверняка, знал, к чему может привести досадная оплошность. Вот так и сам Гван частенько ходил по краю и прекрасно понимал, чем это может закончиться. Но ремесло скорда ему нравилось и бросать его он не собирался. Пока.

Впрочем, от прежнего жильца мало что осталось в двухэтажном доме, окна которого выходили на шумную улицу, по которой везли грузы из порта, направлявшиеся во все концы Варголеза. Что-то отошло короне, но большую часть растащили приставы, не упускавшие возможности набить собственные карманы. Снаружи дом оказался заколочен досками, а внутри — шаром покати. Из мебели — сломанный табурет да шкаф без дверцы, скрипучая кровать да вешалка в прихожей. А значит, расходы предстояли немалые.

— Ну, спасибо, Ваше Величество...— пробормотал Гван, окинув беглым взглядом свои владения.

Ну, да, ладно — главное, стены есть, а остальное прибудет со временем.

Королевских денег должно было хватить на первое время. Часть Гван решил потратить на обустройство жилища, а потом...

Потом снова придется отправляться в те места, куда неохотно захаживали местные жители, и где смерть подстерегала на каждом шагу. К сожалению, таких мест в Варголезе оставалось все меньше и все чаще приходилось брать кого-то в долю или самому напрашиваться в компаньоны за отсутствием собственных идей. Иной судьбы Гван себе не представлял. Ибо ничего другого не умел в этой жизни. Он, выросший на земле и с детства работавший в поле, отвык от сурового крестьянского быта, забыл приобретенные с молоком матери навыки и возвращаться к прежнему не собирался.

А значит, его снова ожидали пимперианские руины...

Это потом, а сейчас нужно было как-то обустраиваться на новом месте.

Был, правда, еще браслет, добытый им на Гонготских болотах — вещь дорогая, редкая. Когда-то эту безделушку носил на руке тот, кого в народе прозвали Вечным Злом. А теперь она украшала его запястье. И Гван не собирался расставаться с ней даже за все золото Варголеза.

Это память.

Первой покупкой Гвана стал тюфяк, набитый мочалом, и стеганое одеяло — ночи в Катларе были в эту пору прохладные, сырые. Не мешало бы отогреть выстуженный дом, но дрова в Катларе стоили дорого, а денег — и только на необходимые расходы — едва должно было хватить на пару месяцев. Поэтому Гван ограничился одной лишь спальней, которую отапливал незадолго до отхода ко сну.

Хлопоты по дому нравились скорду, давно забывшему уже, что значит собственный угол. Хотелось, чтобы все было как у людей: стол посреди комнаты, занавеси на окнах, пушистый ковер на полу, чтобы даже в самую стужу можно было босиком ходить по дому. А еще можно будет развесить гобелены на стенах, устроить в подвале мастерскую и — давняя мечта скорда — комнату с трофеями. Чтобы сидеть у камина зимними вечерами, разглядывать диковинки, добытые в пимперианских подземельях, и вспоминать былое...

Ну, и, конечно, нужны были заботливые женские руки, которые будут держать в порядке всю эту красотищу... Да и вообще... Приятно, наверное, возвращаться в дом, где тебя кто-нибудь ждет. Раньше Гван об этом как-то не задумывался, но, видать, пришло время. Да и кандидатку он уже присмотрел — соседка-вдова, в чьи окна через улицу скорд тайком заглядывал вечерами. Знатная бабенка, молодая еще, в соку. Спиногрыз был у нее шестилетний от бывшего мужа, нашедшего смерть в неспокойных водах моря Дитенгаар. Но пацаненок ладный, смекалистый — будет кому передать опыт, если своих детей не получится...

Снег, начавшийся с самого утра, сыпал и после обеда. Редкие снежинки падали на брусчатку у дома Гвана и тут же таяли в грязи, оставленной колесами телег и ногами сотен прохожих, курсировавших между портом и городскими воротами.

Гван не любил зиму, но снегопад, пусть даже такой робкий, завораживал. Он стоял у окна и наблюдал за падавшими на подоконник снежинками. Ближе к вечеру обещался заглянуть столяр, собиравший для него стол и пару табуретов. А пока дел никаких не было, и Гван откровенно скучал.

Шум начался где-то вдалеке, у городских ворот. Дело, в общем-то, привычное, но сегодня в нем было что-то особенное. Кричали люди, ржали кони, звенела сталь...

"Неужели кочевники напали?"

Гван распахнул окно — шум ворвался в полупустую комнату, ударил по ушам пронзительным женским визгом.

По улице в направлении порта бежали люди. Стар и млад. В глазах — неописуемый ужас. Спешили так, что сбивали с ног зазевавшихся прохожих, бросали на землю свой нехитрый скарб — что само по себе было делом неслыханным. Многие были перепачканы грязью и кровью. Бежали напролом, временами оглядываясь назад.

Гван навалился на подоконник, глянул в сторону ворот... и обомлел.

Нет, это были не кочевники. Это были... Ничего похожего он прежде не видел. Существа из железа ворвались на привратную площадь и беспощадно убивали всех, кто попадался на их пути. Те, что передвигались на двух лапах, кромсали и кололи людей острыми клинками, сросшимися с правой конечностью. Левая выглядела еще страшнее — трехпалая лапа, снабженная стальными когтями, оставлявшими страшные раны. Но и это было еще не все. На плече у каждого имелась горизонтальная подвижная трубка, плевавшаяся в спины удиравшему люду тонкими трехгранными дротиками. Другие были похожи на степных волков — разве что только крупнее. Кожи нет — одни кости, да и те стальные. Крупные головы звонко лязгали острыми клыками, запросто откусывавшими руки и ноги, вырывавшими куски мяса из тел тех, кого они настигали в прыжке. И не было с ними никакого сладу. Нашлась пара храбрецов из числа городской стражи. Пока их товарищи улепетывали вместе со всеми в сторону порта, эти приняли неравный бой. Их клинки и алебарды не смогли причинить чудовищам даже минимального вреда. А потому схватка оказалась короткой. Последнего рослый двуногий монстр схватил за горло левой лапой, а потом пронзил клинком правой конечности, без труда пробив прочную стальную кирасу.

Расчистив привратную площадь, железные чудовища устремились вглубь города по пятам бежавшей в панике толпы. Вперед вырвались "хищники". Они настигали отставших, обрушивались сзади на их плечи, подминали, валили наземь, а потом перекусывали шеи или разрывали острыми когтями. После короткой расправы они устремлялись к следующей цели, оставляя позади себя улицу, залитую кровью и заваленную обезображенными мертвецами. Двуногие шли следом и добивали тех, кто еще шевелился в куче собственных потрохов.

В мечущейся по улице толпе Гван разглядел фигурку женщины, одной рукой прижимавшей к груди накрытую платком корзинку, а другой тащившей за собой маленького перепуганного мальчишку...

"Дирма... Соседка..."

Она торопливо брела вдоль стены, прикрывая сына от локтей озверевшего от страха, рвущегося к порту люда. Добравшись до крыльца дома, она прикрыла собой сына и долго не могла попасть ключом в дрожащей руке в замочную скважину. Когда же это произошло, она распахнула дверь и первым делом втолкнула в дом сына. Однако сама не успела: на нее наткнулся какой-то мужик и сшиб с ног. Отлетела в сторону корзинка, рассыпалась по брусчатке брюква, прикупленная на небольшом рынке у городских ворот.

Обидчик Дирмы вскочил на ноги, и, даже не бросив взгляд на сбитую им женщину, решил было убежать, но не успел. На этот раз его самого опрокинули на землю, прижав к брусчатке мощными стальными лапами. Он взбрыкнул, пытаясь вырваться, и ему даже удалось перевернуться на спину. Но на этом его удача закончилась. Последнее, что он увидел в этой жизни — окровавленную пасть чудовища, рванувшуюся к его горлу.

Дирма запуталась в юбках, а когда поднялась на ноги, рядом уже стоял "двуногий", пялясь на нее сверкающим глазом во лбу. Женщина переменилась в лице, рванула к распахнутой двери, но чудовище схватило ее за ворот трехпалой лапой, рвануло назад...

Гван вскочил на подоконник, прыгнул и обрушился сверху на плечи железного монстра. Тот не ожидал нападения, хоть и устоял, но все же пошатнулся. Затрещала прочная ткань легкой шубейки, и Дирма тут же обрела свободу.

— В дом, бегом!— крикнул ей Гван. Он сначала ушибся о плечо "двуногого", а потом еще раз, когда свалился на брусчатку.

Дважды женщину не пришлось уговаривать. Когда чудовище обернулось, чтобы взглянуть на нападавшего, она опрометью бросилась к дому, заскочила внутрь, но замерла, словно дожидаясь чего-то.

— Дверь!— крикнул ей Гван, когда чудовище ступило на крыльцо в последней надежде схватить удравшую добычу.

Женщина захлопнула дверь перед самым носом "двуногого". Он ударил в нее клинком правой конечности. Дверь дрогнула, но выдержала натиск. Чудовище провело по ней когтистой лапой, оставив глубокие борозды, а потом обернулось к Гвану.

На опустевшей улице остались лишь они одни. Шум вопящей толпы раздавался уже на соседней улице, где продолжалась безжалостная резня. А в воротах появились всадники, такие же необычные, как и их питомцы.

Трубка на плече чудовища пришла в движение, уставилась на Гвана чернеющим оком. Раздался щелчок... но выстрела дротиком не последовало.

— Беги!— послышался голос Дирмы, появившейся у окна первого этажа.

"Двуногий" резко согнулся и ударил скорда правой конечностью. Клинок высек искры из булыжника на том самом месте, где только что лежал проворный парнишка. А он сам, кувыркнувшись в сторону, вскочил на ноги и побежал.

Нет, не домой — дверь была заперта изнутри на засов, просто так теперь внутрь не попадешь. Он побежал по улице, туда, куда умчались все люди города, в который пришла беда. Позади послышалась звонкая тяжелая поступь преследователя. Обернувшись, Гван заметил, что его настигают, и резко свернул в ближайший переулок. Тяжелое железное чудовище не успело остановиться и пролетело мимо. Послышался лязг, грохот. А когда "двуногий" появился в переулке, скорд был уже далеко.

Страх гнал людей по главным улицам, поэтому переулки оставались в большинстве своем пустыми. Чудовище не отставало, преследуя Гвана по пятам. Двигайся он по прямой, "двуногий" давно бы настиг его. Но скорд петлял по извилистым, узким, захламленным улочкам. Бежал без оглядки и наугад, потому как все еще слишком плохо знал этот город, всякий раз рискуя угодить в непроходимый тупик. Однако удача была на его стороне. Позади грохотало так, что распахивались окна над головой и наружу выглядывали удивленные лица обывателей. Эти пока еще не знали, что происходит в Катларе, и находились в безопасности, за прочными стенами своих домов. Но очень скоро и в их двери постучит железная рука неведомых захватчиков.

Несколько раз Гван пробегал мимо людей, двигавшихся во встречном направлении. Подленькая надежда, что "двуногий", возможно, выберет другую цель, не сбылась. Чудовище преследовало именно его. Оно пробегало мимо вжимавшихся в стены прохожих, и только, если они возникали на его пути, не сбавляя скорости, сшибало с ног или отшвыривало лапами, кромсая и калеча ни в чем неповинных людей.

Свернув за угол, Гван столкнулся с патрулем. В этой части Катлара царили пока тишь да благодать. Скорд не стал останавливаться, проломился сквозь шедший плечо к плечу отряд городских стражников, растолкал их по сторонам и побежал дальше. Стражники на мгновение опешили от подобной наглости, а когда решили было броситься вдогонку, из переулка вывалилось железное чудовище. Первый умер, даже не успев толком разглядеть своего противника — "двуногий" снес ему голову размашистым ударом клинка. Остальным же не хватило ума уступить дорогу, и это было воспринято чудовищем, как акт агрессии. Лязгнули стальные суставы, и началась мясорубка.

Гван быстро удалялся от места побоища. Ему в след летели вопли стражников, которых на куски рубила мерзкая железная тварь. У них не было ни малейшего шанса уцелеть. Поэтому скорд не стал задерживаться. Он снова петлял по узким улочкам, продвигаясь в направлении Северных Ворот. В городе, захваченном чудовищами, ему стало слишком тесно, и скорд рвался на простор.

Он остановился лишь тогда, когда ноги стали заплетаться. Гван тяжело дышал, рубашка, несмотря на холод, прилипла к спине от пота. Он прижался к каменной стене забора, прислушался.

В Катларе стало совсем тихо. Точно так, как в давно вымерших пимперианских городах. Скорда посетило внезапное видение: Варголез, разрушенный до основания, на руинах которого стоят железные чудовища, не знающие жалости и сострадания. Он встряхнул головой — нужно было двигаться дальше, пока город не превратился в ловушку...

За забором раздался знакомый скрип.

Выпустив густое облачко пара, Гван оторвался от стены и успел сделать только шаг, когда прямо перед ним на лапы грузно опустился и резко развернулся его преследователь, ловко преодолевший серьезное препятствие. Расплата последовала мгновенно: "двуногий" ударил его правой рукой, грудь пронзил бритвенно острый клинок.

"Вот и все..."

Ноги Гвана подкосились. Чудовище не стало удерживать тело, позволив упасть к его железным ногам. Единственный глаз во лбу бесстрастно уставился на жертву. Скрипнули суставы, "двуногий" развернулся и ушел, оставив умирающего человека в одиночестве.

Сердце Гвана билось все тише. Все реже вздымалась его грудь, а с последним вздохом ушла и сама жизнь.

Кровь еще некоторое время продолжала сочиться из пробитой груди, пропитывала рубаху, стекала на землю, собираясь в лужу, медленно окружавшую мертвое тело. Когда она достигла браслета на руке, драгоценные камни жадно вспыхнули и тут же погасли...

"До чего же скучно",— думал Заруф, правя лошадью по городской улице. Он не рассчитывал на серьезное сопротивление, но хотя бы дали напоить кровью клинок. Так нет же, народишко разбежался по норам...

"Трусы..."

Если так дальше пойдет, то очень скоро огавоны покорят весь этот мир. Возможно даже, не понадобится помощь основных сил...

Над головой робко заскрипели ставни. Один из воинов, следовавших в арьергарде, вскинул руку и выпустил шип. На подоконник упало тело старухи, высунувшейся на шум.

— Она сама бы скоро умерла,— равнодушно бросил через плечо Заруф.— Только напрасно шип истратил.

А про себя подумал: "Предстоит большая работа, чтобы очистить этот мир от бесполезных людей"...

Короля Варголеза Сарэна я видел всего лишь раз, когда Его Величество направлялся на охоту в Сандорский лес, да и то — издалека. Сегодня же мне выпала честь не только лицезреть его в непосредственной близости, но и отвечать на его вопросы касательно сандрского подземелья. Скрывать мне, в сложившихся обстоятельствах, было нечего, поэтому я был сама откровенность.

— Правду говорят, что в этом подземелье находятся Центальские Ворота?— спросил король.

— Это правда, Ваше Величество.

— Ты так думаешь или сам их видел?

"Я пришел из Центалы",— мог бы ответить я, если бы возникло желание шокировать короля и остальных присутствующих.

Интересно, как бы он отреагировал? Приблизил бы или приказал казнить?

Не знаю, как Сарэн, а вот Аведера Сафери мое заявление уж точно бы заинтересовало. Он находился в свите короля и с трудом скрывал раздражение, связанное с предоставлением свободного доступа к воротам в иной мир. С меня он не сводил глаз, видя во мне главную причину неожиданно возникшей у него головной боли. Подозреваю, узнай он о моей осведомленности раньше Сарэна, мой труп выловили бы на следующий день из сандорского канала.

— Я видел их, Ваше Величество. И не я один,— добавил я специально для господина Сафери. Так, на всякий случай.

— А... я могу на них взглянуть?

— Для этого вам придется спуститься в подземелье,— напомнил королю стоявший рядом Жарэд. Глава Ории окончательно оправился после ран, полученных в Харийской пустоши, и снова приступил к своим обязанностям. Его подчиненные загодя огородили колодец, ведущий в святая святых подземелья, и дежурили на подходах, одним своим видом распугивая пронырливых и любопытствующих.

— Не вижу проблемы,— ответил Сарэн.

— Но...

— Не беспокойся за меня, Жарэд. Я ведь пойду туда не один. За мной последуют десятки Мастеров. Да и ты, думаю, не откажешься прикоснуться к Источнику.

— Было бы непростительной ошибкой с моей стороны... хм... отпустить вас одного, мой король.

Сарэн улыбнулся, потом обернулся ко мне:

— Что ж, веди нас, скорд, к своей тайне.

Мне пришлось представиться скордом, чтобы хоть как-то обосновать мой интерес к сандорскому подземелью. Благо, пока не появились кувены, отношение к скордам в Варголезе было более-менее терпимым. Правда тех, которые разоряли могилы и гробницы, все же без сожаления сажали на кол.

Я привычно взялся за веревку и скользнул в жерло колодца, мягко соскочив на дно подземелья. Следующим, на удивление легко, спустился король Сарэн. За ним поспешил Жарэд, не желавший оставить Его Величество даже на минуту без присмотра. Потом уже один за другим в подземелье спустились остальные цанхи. Упомянув несколько десятков, король ничуть не преувеличил. Их на самом деле было столько, точнее — сорок шесть Мастеров разных специальностей. Это были не все, кого местная природа и проведение наградили удивительным Даром, лишь те, кого удалось собрать в столь сжатые сроки.

Некоторых из них я знал лично или же слышал о них в альтернативном будущем. В первую очередь хочу упомянуть своих друзей: Аннисен, Винеара, Зариса и Арсиги. А еще — чаровница Ланда Горэн, кукольник Зельдор, Тиметиур Огнеборец, краснодеревщик Эденор, создатель "Жарких угольков" Пинелор и многие другие. В том мире, который я не так давно покинул и которого уже не будет никогда, одни из них встали на сторону Шторна Ганеги и едва не погубили этот мир. Другие всячески этому противились, но и большинство из них постигла незавидная участь, когда к власти в Варголезе пришли фанатики-кувены. Одни были безобидны как младенцы, другие же опасны и непредсказуемы. И я был бы против того, чтобы они, прикоснувшись к Источнику, упрочили свои силы и возможности. Причем, и те, и другие. Не жадность и зависть тому виной, а недоверие в отношении людей, наделенных неограниченными сверхъестественными способностями. Мне не хотелось, чтобы они, войдя во вкус, потом погубили этот мир, в котором мне, судя по всему, придется провести остаток жизни. С другой стороны, я был согласен с Зарисом: если кому и удастся спасти этот мир от пришельцев из параллельного мира, так только Мастерам. К тому же, после того, как Зарис рассказал Его Величеству о подземелье и Источнике, мое мнение уже никого не интересовало.

Пришлось смириться и принять как данное.

Пока цанхи спускались в подземелье, король любовался летающими камнями. Потом я показал ему Центальские ворота.

— Это они и есть?— нахмурился Сарэн. Кажется, он был разочарован.

— Да, Ваше Величество.

— Признаюсь, я ожидал увидеть нечто иное... И как они... работают?

— Не знаю, Ваше Величество.— Я решил, что даже королю не стоит об этом знать.

Тем более — королю!

— Что ж, может, оно и к лучшему,— пробормотал Сарэн.

— Если Ваше Величество интересует мое мнение...— несмело начал Жарэд.

— Ну-ну...— подбодрил его король.

— Я бы уничтожил их, и чем раньше, тем лучше. Разве нам мало проблем с одними вратами?

Я бросил на лучшего друга Шторна Ганеги взгляд, полный негодования. Моему примеру последовал Аведер Сафери. И если я рылом не вышел что-либо советовать королю, то господину Наблюдателю позволялось многое.

— Я бы не стал с этим спешить, Ваше Величество,— вкрадчиво произнес Сафери.

— Это почему же? Мне кажется, Жарэд полностью прав. Отныне мне будет неуютно прогуливаться по Сандоре, зная, что под ногами находятся ворота в другой мир, которые к тому же могут в любой момент открыться.

— Это невозможно, мой король. Я имею в виду, они абсолютно безопасны.

— Откуда тебе это известно?

— Вам ли не знать, что я уже давно интересуюсь историей Пимпериана. Мне кое-что удалось разузнать про эти врата...

— Вот как?!— удивился Сарэн.— А мне говорили, что до сих пор никому не удалось расшифровать письмена Древних.

Я уставился на Сафери: интересно, как он теперь будет выпутываться?

— Вы правы, Ваше Величество,— учтиво поклонился Наблюдатель.— Пимперианский язык не доступен нашему пониманию, но ведь кроме письменности есть другие возможности изложения своих мыслей. Например, живопись.

— Картины?

— Я бы сказал — настенные рисунки. Фрески. Они многое могут рассказать о погибшей цивилизации пытливому уму.

— О, да, глубина вашего ума не поддается измерению! Я неоднократно имел возможность в этом убедиться.

— В таком случае, поверьте и на этот раз: никому не удастся пройти через эти ворота — ни с этой стороны, ни с той.

А вот тут я был готов поспорить. Мне же удалось?! И если бы не стечение обстоятельств, я бы еще пару недель назад ушел в Центалу и никакой Аведер Сафери не смог бы этому воспрепятствовать.

Или я ошибался?

Хм... Возможно. Ведь в альтернативной реальности он знал о моем прибытии задолго до нашего очного знакомства... Хм...

Кстати, кроме цанхи это был, пожалуй, единственный человек, который мог положить конец притязаниям огавонов. Возможно, не сам, но уж точно с помощью стоявшей за ним Лиги Миров, которую он представлял в Патэприене.

Да, он мог, но станет ли что-либо предпринимать? Однажды, когда я спросил его, почему он не воспрепятствовал войне Мастеров, едва не уничтожившей этот мир, Аведер Сафери категорически заявил, что не имеет права вмешиваться во внутренние дела подконтрольного ему мира. Он всего лишь Наблюдатель.

Неужели и на этот раз он будет стоять в стороне... и наблюдать?

Увы, я не мог спросить его об этом напрямую, не рискуя собственной шкурой.

А посему оставалась лишь одна надежда — цанхи.

Они робко жались на краю каменного островка посреди бурной подземной реки, ошалело смотрели на пролетающие над их головами камни. Зарис подзывал Мастеров одного за другим и предлагал дотронуться до основания обелиска. Реакция на прикосновение была различная: один тут же отдергивал ладонь, словно его ударило током, другой, напротив, зажмурив глаза, наслаждался перетекавшей в его тело энергией, третий, подобно Шторну Ганеги, отрывался от земли и воспарял над землей чуть ли не до самого потолка. Но результат подпитки был у всех одинаков: цанхи становились сильнее. Аннисен устроила длительный сеанс молниеносной телепортации, не задерживаясь на одном месте больше мгновения, неизвестный мне молодой парнишка без труда левитировал увесистые каменные глыбы, дама преклонных лет пыталась обратить вспять течение реки, отчего остров начало подтапливать. Арсиги непринужденно поднял над головой обломок скалы, а потом и вовсе отпустил вниз левую руку. Зарис рисовал на земле огненные круги, а Мастер Огнеборец тушил их щелчком пальцев...

Цанхи восхищались своими новыми способностями и охотно демонстрировали их друг другу.

Со стороны эти показательные выступления выглядели феерично. Но будет ли от них какой толк, когда придется сразиться с огавонами?

Глава 19

Редион Тан-Гир принадлежал к одному из семи древних варголских родов, претендовавших на королевскую корону Варголеза. Его предки всегда стояли так близко к трону, что, казалось, стоит только протянуть руку и... Нет, всякий раз их обходили другие претенденты: вначале это были Тан-Кериги, потом Тан-Сонеры, теперь вот Тан-Греди. И всякий раз не хватало самой малости, чтобы войти в историю в качестве венценосных особ. Утешало лишь одно: оставаясь в тени более удачливых соискателей, Тан-Гиры не теряли возможности влиять на политику королевства, преумножая при этом свои богатства и власть. Так было до тех пор, пока дед Редиона не приял участие в заговоре Драге Тан-Шемера, целью которого было устранение короля Айверна, не пользовавшегося особой популярностью ни у знати, ни у черни. Однако заговор был раскрыт, Драге сложил голову на плахе, а его род отправился в изгнание. Деду Редиона повезло. Он хотя и потерял часть земель и вынужден был внести колоссальную сумму в королевскую казну, после чего удалиться из столицы, но, по крайней мере, остался жив. Только благодаря этому обстоятельству Редион появился на свет.

Его отцу пришлось приложить немыслимые усилия, чтобы вернуть утраченное и наверстать упущенное. Редион превзошел родителя, но даже ему так и не удалось добиться прежней благосклонности варголезских королей. Имея роскошный особняк в Сандоре и обширные владения у озера Бронт, он вынужден был прозябать на должности градоначальника заштатного Катлара, правда, с полномочиями наместника, практически не ограниченного во власти.

Сначала он чувствовал себя обделенным, но потом пришел к вводу, что все не так уж и плохо. Катлар, через который проходили все заморские грузы, оказался золотой жилой для предприимчивого человека. Опять же — удаленность от столицы, а значит и навязчивой королевской опеки. Тем более что Сарэн крепко держал в руках бразды правления и пресекал даже малейшие намеки на неповиновение в своем окружении. В то время как в Сандоре кипели нешуточные страсти и летели непокорные головы, в заштатном, но богатом Катларе было тихо. Здесь он, Редион Тан-Гир, был полновластным хозяином и вершителем судеб. И это его вполне устраивало.

Он вынашивал далеко идущие планы... которым, увы, не суждено было сбыться. Беда пришла откуда не ждали. В тот злосчастный день у стен города появились не олфирские кочевники, с которыми Редион имел тесные связи и кое-какие дела, о которых не стоило говорить вслух, не разбойники из числа разорившихся землевладельцев, не разъяренная бесчинством властей чернь. Это были люди, закованные в непривычные для Варголеза доспехи, и, что гораздо страшнее — чудовища из металла, не ведавшие ни страха, ни жалости. Они прошлись по городу смертельным ураганом — растерзанные тела несчастных жителей Катлара до сих пор устилали улицы, на которых еще вчера было шумно и весело. А потом ворвались в его резиденцию, перебив всех слуг и охрану.

"Зачем?! Зачем так-то?"

Ведь можно было договориться! Редион предлагал деньги, золото, лучшие товары. Но им этого показалось мало. Они решили забрать все, в том числе и его жизнь. Напрасно он старался их уговорить, переубедить. Напрасно лил слезы и ползал в ногах. Потеряв рассудок от страха, он попытался откупиться даже невинностью единственной дочери. Но они не вняли его просьбам, выволокли из особняка, как какого-то безродного холопа, протащили по всему городу на Коралловую площадь.

И вот теперь, стоя на коленях со связанными за спиной руками, он отрешенно слушал свой приговор.

Говорил человек...

...человек ли?..

...командовавший этой дикой ордой головорезов. Назвать их воинами не повернется язык.

Говорил он на непонятном языке, а переводил его пространную речь мужчина, которого Редион неоднократно видел в свите принцессы Гинеры.

"Как его... Саффус?"

Да, кажется, так.

"Как могло случиться, что он оказался вместе с этими... исчадиями Центалы?"

Саффус и сам не мог этого понять. Он часто сопровождал принцессу в ее странствиях по Варголезу, и порой — по ее милости — попадал в переделки, о которых потом не мог вспоминать без содрогания. Но поход в Харийскую Пустошь оказался роковым. И для Гинеры, и для него самого.

Впрочем, судьба принцессы его мало беспокоила — своя шкура была дороже. Там, на Пустоши, его жизнь висела на волоске. Он видел, как умирали лучшие воины Варголеза, видел бессилие Шторна Ганеги, о могуществе которого ходили легенды. Да и он сам не последний в королевстве цанхи не смог ничего противопоставить натиску и силе пришельцев из неведомого мира Огвонтер, их причудливому оружию и Железным слугам. А если быть честным — даже не пытался. И может быть, именно поэтому был до сих пор жив.

Он сразу решил — не сопротивляться, покориться. Главное уцелеть, выжить — не важно, какой ценой. В будущем можно многое исправить, но только в том случае, если оно наступит. Пришлось смирить гордыню, забыть о своих навыках, недоступных простым смертным, превратиться, по сути, в раба, но... С каждым новым днем он все сильнее утверждался в мысли, что поступил правильно. Огавонов невозможно было победить. Он понял это еще в Пустоши. А потом в очередной раз убедился на улицах Катлара.

Подумать только: им удалось захватить крупный город смехотворно малыми силами, при этом практически не вступая в бой! Всю грязную работу за них сделали Железные слуги...

О-о, этих монстров Саффус боялся даже больше, чем их хозяев. Они были сильны, неуязвимы, бездумно жестоки. Это человек, возможно, смилостивится и подарит жизнь поверженному противнику. А эти... Они понятия не имели о том, что такое милосердие.

"Дай им волю, они не остановятся, пока не прикончат последнего смертного".

Впрочем, они были послушны огавонам, а в планы последних не входило поголовное истребление местного населения. Им нужны были рабы — трудолюбивые и покорные. Кому-то ведь нужно будет ублажать малейшие прихоти новых хозяев этого мира?

Те же, кто не смирится со своей участью, будут уничтожены. И Саффус не сомневался, что так оно и будет.

Минимальная цель была достигнута: ему удалось выжить. Этого хорошо, но уже недостаточно. Теперь он пытался заслужить тепленькое местечко в новом мире, который со временем построят огавоны.

А потому делал все, что от него требовали хозяева.

Язык огавонов давался ему с превеликим трудом. Но он старался, понимая, какие перспективы перед ним открывало это знание. Пришельцам еще долго нужен будет человек, готовый донести до покоренных волю новых господ. И этим человеком будет он — Саффус Кари.

Стоя на краю эшафота перед людьми, согнанными со всего города Железными слугами, он переводил речь, которую произносил Заруф. Он понимал лишь отдельные слова, но этого оказалось достаточно, чтобы уловить общий смысл. В остальном же Саффус нещадно импровизировал:

— Жители Катлара и пришлый люд, слушайте, что вам говорит ваш новый хозяин и повелитель! Не бойтесь, подходите поближе, слушайте и запоминайте, потому что повторять он не станет. Варголез уже никогда не будет прежним! Истинно говорю вам: пройдет совсем немного времени, сначала Варголез, а потом и весь мир окажется у ног тех, кто сегодня захватил ваш город. Вы сами имели возможность убедиться в том, насколько они сильны и могущественны. А ведь это лишь малая часть. Но скоро придут и другие, и тогда под их натиском не устоит ни одна армия, ни одно государство.

Смиритесь, люди, проявите покорность, и не обратится на вас гнев новых хозяев! Сопротивление бесполезно. Любое неповиновение будет караться смертью. И помните — перед новыми хозяевами все равны. Вы можете в этом убедиться, если взглянете на человека, который еще вчера распоряжался этим городом, как своим собственным карманом. Почему он здесь стоит на коленях, спросите вы? В чем он провинился, спросите вы? В общем-то, ни в чем. На эшафот он попал только для того, чтобы вы все смогли увидеть и передать другим: новые хозяева этого мира настроены решительно и не потерпят смуты, невзирая на лица и происхождение. Лишь покорность подарит вам шанс увидеть завтрашний день. Только усердие поможет возвыситься тем, кто еще вчера пресмыкался пред бывшими господами. Отныне для вас начинается новая жизнь. И только от вас самих зависит, насколько долгой и счастливой она будет.

Заруф замолчал. Саффус выжидающе посмотрел на него, но вместо слов, огавон поманил его рукой, и, когда Саффус приблизился, вложил в ладонь массивный топор.

— Действуй!— сказал он коротко, кивнув на застывшего в ожидании своей участи Редиона Тан-Гира.

-Я?!— побледнел Саффус, пробормотал:— Почему я?

— Я не настаиваю,— пожал плечами Заруф.— У тебя есть выбор: или ты сделаешь это, или встанешь рядом с ним... Ну?

Саффус приблизился к обреченному, уставился на его оголенную шею. Ему приходилось убивать и не раз. Но чтобы вот так, в роли палача. И кого — человека, в жилах которого текла кровь правителей далекого и давно исчезнувшего с лица земли Савиора? Человека, имевшего полное право на корону Варголеза?

Он совсем забыл о том, что только что сам говорил: перед лицом новых хозяев все были равны.

Он обернулся на Заруфа, словно надеялся, что тот передумает. Нет, огавон был непреклонен.

Саффус снова посмотрел на шею бывшего градоначальника, положил руку на его плечо...

Редион вздрогнул, начал оборачиваться, и Саффус понял: стоит ему только заглянуть в глаза Тан-Гира, и он утратит последние остатки решительности. Он надавил на плечо, пытаясь уложить голову Редиона на плаху. Однако Тан-Гир начал сопротивляться.

— Нет...Нет... Умоляю. Я не хочу умирать...

Он попытался встать на ноги, но тут на помощь Саффусу пришел один из стоявших рядом огавонов. Он двинул Редиона кулаком в живот, рывком бросил его на колени, а потом безжалостно наступил на голову, прижав ее к плахе.

— Руби!

Саффус медлил. Он снова уставился на безучастного Заруфа. Скользнул взглядом по толпе. На площади собралось несколько сотен человек. Они были напуганы. Матери кусали губы и зажимали рты малым детям, не позволяя им закричать от страха, пропитавшего воздух Катлара. Мужчины безмолвствовали, смотрели хмуро, но смиренно: никто не хотел оказаться на месте некогда всесильного градоначальника.

"Овцы. Безвольные паршивые овцы..."

До хруста сжав зубы, Саффус вскинул топор, размахнулся и обрушил его на шею Редиона Тан-Гира...

— Следующий!— лениво сказал Заруф, кивнув на пятерку стражников, дожидавшихся в стороне своей участи. Они оказали сопротивление, защищая свой город, а значит, должны умереть...

Сидиху повезло в тот день, когда в город пришла беда. Он катил на рынок свою тележку, когда навстречу хлынула обезумевшая от страха толпа. Он не успел прижаться к стене, не успел развернуть тележку в надежде, что его подхватит людской поток. А бросать ее, полную товара, было нестерпимо жаль. Понимание того, что сейчас случится непоправимое, пришло слишком поздно. Его сбили с ног — кто-то прошелся по его спине, кто-то наступил на руку, прежде чем он успел заползти под тележку. Потирая отдавленную конечность, он смотрел на мелькавшие мимо ноги, пытаясь понять, что же так могло напугать горожан?

Людской поток иссяк внезапно, превратившись в жидкий ручеек — это бежали отставшие. Один из них — мужчина средних лет — споткнулся об оброненный кем-то посох, и тут же ему на спину обрушилось...

"О, Великий Страж... Что же это такое?"

Мерзкое чудовище из металла вонзило ему в спину острые когти. Мужчина скривился от боли, но в следующий момент монстр перекусил ему шею.

"Великий Страж..."

Сидих находился совсем рядом. Выпучив глаза, он смотрел на чудовище, с пасти которого на спину бьющегося в смертельной агонии горожанина капала кровь. Твари достаточно было повернуть направо массивную голову, чтобы обнаружить дрожащего от страха торговца сухофруктами. Но монстр смотрел вперед, туда, куда унесся людской поток.

Лязгнув стальными клыками, чудовище присело, оттолкнулось от спины жертвы мощными лапами, и, грохоча по мостовой, умчалось в сторону порта.

Еще некоторое время Сидих приходил в себя, пялясь на подбиравшуюся к нему лужу крови, потом оцепенение прошло.

Он собрался было выбраться из-под тележки, как снова раздался грохот. Сидих сжался пуще прежнего, пытаясь приглушить стук сердца, готового вырваться из груди, когда перед глазами появились стальные конечности нового чудовища. Этот ходил на двух ногах. Сидиху не хватило мужества, чтобы высунуться и разглядеть его в полный рост. Он едва не умер от страха, когда двуногий остановился рядом с тележкой. Послышалось неприятное жужжание...

...сердце замерло в дурном предчувствии...

...но потом железная нога оторвалась от мостовой, и чудовище направилось вниз по улице.

Спустя еще некоторое время мимо проехала кавалькада, и Сидиху снова пришлось притаиться. Затем он выжидал, прислушиваясь к удалявшемуся стуку копыт. Наконец, стало тихо.

Сидих покинул свое убежище.

Тележка... нет, он не мог ее бросить посреди улицы.

"Пропадет ведь товар..."

Взявшись за ручки, он развернул ее и торопливо покатил домой. Это было единственное место в городе, где он смог бы снова почувствовать себя в безопасности...

Ошибся. На следующий день за ним пришли. Сидих не хотел открывать дверь, но это не остановило ранних посетителей. Они вышибли ее, а потом нашли торговца, спрятавшегося в шкафу, и выволокли на улицу.

Это были люди. Обычные люди. Одного из посетителей Сидих знал чуть ли не с самого рождения — сосед Пальмер. Он был за старшего, и с важным видом указывал подчиненным на дома, где еще могли прятаться испуганные горожане.

"Вот же падла!"

Сидих решил было, что пришел его последний час, однако ему снова повезло: людям, захватившим город, нужна была грубая рабочая сила. Вот и сгоняли всех, кого удастся найти. Сидиху приказали прихватить с собой свою тележку.

Зачем?

Чтобы на ней вывозить за город трупы, которыми были выстланы городские улицы.

Мертвецов было много, а тележка — совсем маленькая. Но Сидих не спешил. Мало ли что надумают новые хозяева города, когда закончится эта работа? А мертвецы... Они уже никому не причинят вреда. Омерзительно, конечно, но могло быть и хуже.

Первой Сидих вывез за город пожилую дородную женщину с проломленной головой. Она уже закоченела и едва поместилась в тележке. Сидих надолго запомнит ее перекошенное ужасом лицо. Потом был стражник, искромсанный настолько, что его пришлось собирать по частям. Третьего мужчину проткнули в спину. Сидиха заинтересовал браслет на его руке. Красивая штучка и, наверняка, дорогая. Сразу видно — работа древних мастеров. Мертвецу браслет уже без надобности, а живому, глядишь, на что сгодится. Однако Сидиху не удалось снять его с запястья убиенного: примерз, зараза. А тут еще надсмотрщик появился:

— Чего замер? Пошевеливайся, бездельник!

Этот был тоже из местных, кажется, еще недавно работал грузчиком в порту, а теперь вот командовал. И не он один. Сосед, опять же... И еще не меньше сотни добровольцев, поступивших на службу к новым хозяевам города. Одним было все равно, на кого спину гнуть, другие польстились на золото и неожиданные перспективы. Самих же господ Сидих до сих пор не видел. А вот их Железные слуги нет-нет, да показывались на глаза, приводя в трепет как работников, так и надсмотрщиков.

В отличие от первых двух, тело владельца браслета было податливым, хотя и холодным, как лед. Сидих взвалил его на тележку, прикрыл украшение окровавленным рукавом и направился к городским воротам.

Мертвецов свозили к яме, вырытой еще в прошлом году под фундамент новой смотровой башни. Однако строительство так и не началось, а яма, вот, пригодилась. Она постепенно заполнялась обезображенными телами, которым не было конца.

Выбравшись за город, Сидих столкнулся с группой людей, покидавших Катлар. Им повезло даже больше, чем ему. Их отпустили. Не по доброте душевной, а чтобы рассказали всем, что видели и слышали в захваченном городе. Чтобы, значит, люди даже не помышляли о сопротивлении, когда к ним пожалуют новые властители Варголеза. С каким удовольствием Сидих присоединился бы к ним! Бросил бы и дом, и товары — лишь бы убраться подальше от города, ставшего чужим. Но... У ворот стоял двуногий Железный слуга и бдительным оком наблюдал за каждым из работников.

Проводив уходивших завистливым взглядом, Сидих направился к яме. Вместо того чтобы свалить тело и вернуться в город, он откатил тележку в сторону и предпринял очередную попытку присвоить браслет. Застежка, залитая смерзшейся кровью, никак не поддавалась. Преодолевая отвращение, Сидих поднес холодную руку к губам, собираясь отогреть ее дыханием. Дунул раз, другой. И вдруг камни на браслете ослепили яркой вспышкой, а следом за этим рука мертвеца рванулась к горлу, и крепкие пальцы вцепились в кадык. Сидих взвизгнул, оторвал от горла руку, поспешно отскочил назад. Замер, уставившись на мертвеца.

Тот неподвижно лежал на тележке, глядя в небо пустыми глазами.

"Да, что же это такое?! Неужто привиделось?"

Он потер горло ладонью. Больно...

Мертвец повернул голову и заглянул ему в самые глаза. Сидиху показалось, будто внутренности сковало лютой стужей, а сердце сжало в тисках.

А когда мертвец полез из тележки, он не выдержал, заорал и бросился к воротам, рассчитывая на защиту новых господ...

"Холодно... Как же холодно..."

Гвану хотелось укутаться в теплое одеяло, но он не мог пошевелиться. Впрочем, и одеяла у него не было. Он лежал под открытым небом, на которое медленно выползало скупое зимнее солнце. Гван смотрел на него открытым взглядом и не испытывал обычной в таком случае рези. Но даже если бы она была, парень не мог сомкнуть веки. Такое впечатление, будто они заледенели. Как и все остальное тело.

В городе было непривычно тихо для этого времени суток. Обычно в этот час люди спешили на рынок, или в порт, или по каким другим делам. Местные и пришлые из окрестных рыбацких поселков, или совсем уж далекие гости, прибывавшие в Катлар со всех уголков Варголеза.

Но сегодня было тихо...

"Как на пимперианских руинах".

Послышались крадущиеся шаги. Спустя некоторое время в поле зрения попал мужчина, пробиравшийся вдоль стены. Он озирался по сторонам, заметно дрожал...

"Холодно..."

Гвану хотелось позвать его на помощь, закричать, но губы даже не шелохнулись. Прохожий бросил на него затравленный взгляд и скрылся за углом.

И снова стало тихо.

Гван не мог припомнить, что с ним случилось намедни, как он оказался на улице? И почему обессилел настолько, что не может пошевелиться?

"Людская толпа, Дирма, вцепившаяся в корзинку и прижимающая к себе сына. Крики. Страх..."

Обрывочные воспоминания, из которых невозможно было составить общей картины. И это бессилие угнетало не меньше, чем сковывавший холод.

Снова послышались шаги. Нет, что-то другое...

...лязг стальных когтей по мостовой...

"Стальных?! Почему стальных?"

Перед глазами появилась собачья морда. Псина осторожно приблизилась к нему, нюхая воздух, ткнулась носом в бок — горячее дыхание обожгло раскаленным металлом. И тут же испуганно заскулила и, поджав хвост, скрылась из виду...

"Холодно..."

Люди появились ближе к полудню. К Гвану подошел тщедушный мужичишко, поморщился так, словно увидел нечто мерзкое, неприятное.

"Помогите..."

Словно услышав немую мольбу, незнакомец, кряхтя, склонился над ним, потянул на плечи. Затрещала рубаха, примерзшая к мостовой. Вдруг взгляд незнакомца скользнул по руке к запястью. Он бросил уже приподнятое тело, хищно зыркнул по сторонам, присел на корточки и принялся сдирать браслет.

"Тот самый, с Гонготских болот!"

Гвану хотелось возмутиться, а еще лучше — вцепиться зубами в глотку наглого воришки. Но... Он не мог...

— Чего замер? Пошевеливайся, бездельник!

Воришку спугнул внезапно появившийся человек — огромный детина, каких часто можно встретить в катларском порту.

"Спасибо тебе, добрый человек!"

Тело Гвана взвалили на тележку и покатили по городским улицам. Он видел небо, верхние этажи домов, слышал скрип тележки, сопение неудавшегося воришки, отчего-то пугающий металлический лязг, доносившийся со стороны.

Над головой промелькнула арка городских ворот, мимо прошла группа людей, лица которых выражали одновременно испуг и облегчение. Вскоре тележка остановилась, и кативший ее человек снова попытался стянуть с запястья Гвана браслет.

"Мерзавец!"

Злость тому причиной или что-то другое, но Гван почувствовал прилив сил. Его рука, согретая теплым дыханием незнакомца, метнулась к горлу воришки, непослушные пальцы сомкнулись на чем-то мягком...

Вор испугался, вырвался, а потом, огласив округу душераздирающим воплем, бросился бежать.

Приободренный первым успехом, Гван попытался встать. Тело было непослушным, первые движения давались с превеликим трудом, но ему удалось приподняться. Рука соскользнула с борта тележки, он рухнул вниз, врезавшись в землю лицом. Боли не почувствовал — разве что досаду. Желая развить успех, он подтянул непослушные ноги, оттолкнулся от земли, встал, зашатался, едва снова не потеряв равновесие.

Осмотрелся.

Слева от него находилась яма. Кажется, здесь собирались построить новую сторожевую башню, но работы так и не были завершены. Теперь же яма была наполовину заполнена телами: мужчины, женщины, дети — все лежали вповалку. Разбитые, изуродованные...

Мертвые.

"Что здесь происходит?!"

Гван повернул голову направо.

Городские ворота. Только что в них вбежал давешний воришка, но не остановился, помчался дальше, продолжая орать во все горло. На проходе стояли еще какие-то люди, удивленно, испуганно пялившиеся на Гвана. Но вовсе не они привлекли его внимание, а... чудовище из металла, уставившееся на него своим единственным глазом.

И Гван вспомнил все!

Рвущаяся в порт людская толпа, прижимающаяся к стене Дирма, схватка с железным монстром, бегство по городским улицам, удар клинком в спину...

Странная трубка на плече чудовища, стоявшего у ворот, выплюнула трехгранный шип, в мгновение ока достигший цели. Он ударил Гвана в грудь. Парень ощутил толчок. Он склонил голову, увидел торчавший под левым соском шип, наполовину погрузившийся в тело. Боли не было, лишь негодование. Желая избавиться от чужеродного предмета, Гван схватился пальцами за железяку, сильным рывком выдернул ее из груди. Должна была брызнуть кровь, но этого не произошло.

"Странно..."

Гван прикоснулся к ране, ничего не почувствовал. Тогда он сунул палец в дыру между ребер. Глубже, еще глубже. Нащупал что-то упругое...

Догадка оказалась внезапной и страшной.

"Это сердце!"

Оно было холодное, как льдинка.

Оно не билось...

Налегая на весла, Кувен Истарх правил лодку в сторону берега, тонувшего в предрассветном тумане. Его тело содрогалось от пронизывающего холода и сырости. А еще — от страха, вот уже несколько дней бывшего его неизменным попутчиком. И страх возрастал по мере приближения к городу, ставшему с некоторых пор самым неприветливым местом на всем западном побережье...

Катлар основали сагариты еще в те времена, когда нынешний Варголез населяли дикие племена, истреблявшие друг друга в нескончаемых битвах. Сагаритов, предлагавших диковинные товары, поступавшие с юга, они до поры до времени не трогали. С ними было выгодно иметь дело. К тому же жили беженцы из далекого Сагарэта тихо-мирно, на чужую землю не зарились, чужие законы не нарушали, в междоусобную свару не вмешивались. Зато охотно скупали шкуры, лес, металл, пшеницу, мед, пеньку, мясо — товары, которых у дикарей было в избытке.

Но случилось то, что рано или поздно должно было случиться: у сагаритов появились серьезные враги в лице кочевников, пришедших из глубины Олфирских степей. Эти оказались жадными до чужого добра. Торговать не хотели, стремились забрать товар даром. А Карлар в те времена представлял собой небольшую деревянную крепость, и на ее защиту приходилось вставать всему небольшому населению, лишь малая часть из которого могла держать в руках оружие. Когда натиск стал невыносим, сагаритам пришлось обратиться за помощью к варголам, не так давно обосновавшимся у озера Бронт и сумевшим расширить границы своих владений почти до самого побережья. Если кто и мог помочь справиться с посягательствами кочевников, так только они. Заключили договор, более выгодный для варголов. Но жизнь все же дороже. В Катларе появился гарнизон, чуть позже пришли мастеровые. Уже через сорок лет сагариты стали меньшинством в своем родном городе, а спустя полторы сотни лет и вовсе растворились в массе пришельцев с востока...

Кувен Истарх был одним из тех жителей Катлара, кто еще помнил о своих сагаритских корнях. Его дед ходил морем на юг, посещал родину предков и довольно сносно говорил на их языке. Однажды он стал жертвой пиратского нападения и сгинул, оставив на попечении разорившейся вдовы двоих сыновей. Отцу Кувена пришлось зарабатывать на жизнь рыбной ловлей. Впоследствии и сам он стал рыбаком. Как и все выходцы с юга был он смугл и темноволос, смирен и даже робок. В глубине души он считал себя сагаритом и гордился этим, но в отличие от деда и отца на языке предков не мог уже связать и двух слов. На юга его никогда особо не тянуло, потому что своей родиной он считал Варголез, в частности — Катлар. Он любил этот город у моря...

Пока не пришла беда.

В тот злополучный день он находился дома, чистил рыбу, дожидаясь возвращения жены с рынка и утирая носы детям.

Дождался.

Ее принесла толпа, хлынувшая в порт сметающей все на своем пути волной. Люди были напуганы, кричали, толкались, пытаясь перебраться на редкие корабли, стоявшие у причала. Кто-то прыгал в лодки, и они переворачивались, не в состоянии принять на борт пассажиров больше положенного.

Тинхет, жена Кувена, влетела в дом, перепачканная кровью. К великому облегчению рыбака, это была не ее кровь, а человека, невольно принявшего на себя удар какой-то твари из металла, каковые в великом множестве ворвались в город и устроили настоящую бойню. Это все, что удалось Кувену вытянуть из перепуганной супруги. Она сгребла детей в охапку и спустилась в подвал. Кувен покорно последовал за ней и запер прочные двери, за которыми можно было в безопасности переждать нашествие.

Весь оставшийся день и всю ночь из порта доносились крики, стоны, металлический лязг, но к утру стало тихо. Ближе к полудню Кувен рискнул выбраться на улицу и замер, пораженный страшной картиной: порт был просто-таки завален трупами ни в чем неповинных людей. Многие плавали у берега, то ли утонувшие, то ли сброшенные в воду кровавыми мясниками.

А со стороны города доносился уже знакомый и не предвещавший ничего хорошего металлический скрежет.

Кувен понял, что оставаться в Катларе нельзя. Нужно было выбираться из города. Куда? Было у него одно укромное местечко на крохотном безымянном островке у выхода из Катларской бухты. Там стоял небольшой домик, в котором находили приют рыбаки, застигнутые в море ненастьем, там же сушили сети, разделывали рыбу.

"Безопаснее места теперь вряд ли сыщешь".

Лодки Кувена не оказалось на прежнем месте. Пришлось воспользоваться чужой, вытащенной на берег для просушки. Озираясь по сторонам, рыбак столкнул лодку в воду, дождался появления Тинхет с детьми и нехитрым скарбом, собранным на скорую руку, и вышел в море, усердно налегая на весла...

Это было три дня назад.

Остров на самом деле оказался безопасен, и страхи постепенно уступили место более насущным проблемам. Больше всего одолевал холод, проникавший в жилище сквозь щели между рассохшихся досок. Зимой здесь мало кто появлялся, поэтому никому и в голову не приходило починить ветхую хижину или хотя бы запастись дровами для обогрева. Все, что имелось в наличии, было сожжено еще в первый день, а потом приходилось жаться друг к другу, чтобы согреться студеными ночами. К тому же подходил к концу провиант, прихваченный Тинхет в дорогу. Еще меньше оставалось пресной воды.

Кувен решил не ждать того часа, когда станет совсем худо. Дети и без того начали шмыгать носами. Не хватало еще подхватить простуду. Меньше всего на свете ему хотелось покидать остров и возвращаться в Катлар. Однако нужда заставляла. Попрощавшись с родными на рассвете, он спрыгнул в лодку и вышел в море.

Утро выдалось туманным, скрывавшим гребца от посторонних глаз. С другой стороны, он и сам не мог разглядеть подернутые сизой дымкой берега.

Кувен так и не отважился плыть прямо в порт. Решил подойти к городу с юго-запада. Там, среди скал, можно было пристать к берегу, а потом тайной тропой проникнуть в Катлар. Он прекрасно знал город, особенно портовый район, и был уверен, что ему удастся добраться до дома незамеченным. Лишь бы только случайно не наткнуться на железную тварь, рыщущую в поисках очередной жертвы.

"А может, и нет их уже в городе?"

Было бы хорошо...

Лодка преодолела половину пути, когда позади раздался хлопок — звук, похожий на выстрел мощного самострела. Кувен перестал грести, встревожено обернулся, пытаясь разглядеть далекий теперь островок. На нем не было ничего такого, что могло бы произвести этот звук, но...

Густой туман надежно скрывал его временное убежище.

И в этот момент полыхнуло на юге, там, где торчали из воды скалы, изогнутые причудливой дугой. Многие капитаны считали за шик провести свои суда сквозь эту арку. Она была настолько велика, что даже самые крупные корабли не задевали мачтой верхнюю часть каменной дуги.

Тумана вокруг скал почти не было, и Кувен видел их отчетливо. Видел, как заискрилось пространство арочного проема, как поплыло марево, словно вода меж камней в одночасье закипела. Громыхнуло еще раз, и в арке появился корабль, которого только что там не было.

— О, Великий Страж...— вырвалось невольно у Кувена.

Никогда прежде он не видел подобного судна. Огромное настолько, что едва поместилось между скал, непривычной формы, а главное — целиком изготовленное из железа.

"Да как оно на воде-то держится?!"

Неведомый корабль задел боком скалу, раздался душераздирающий скрежет, в воду посыпались камни, но уже спустя мгновение судно покинуло арочный проем и устремилось к берегу. У него не было ни парусов, ни весел, и Кувен не мог понять, каким образом ему удалось в одночасье набрать такую скорость. Впрочем, вопрос был несвоевременным, так как корабль летел прямо на его лодку.

Кувен изо всех сил навалился на весла, пытаясь убраться с пути невесть откуда появившегося корабля. Он греб и постоянно оглядывался, отмечая, как быстро сокращается между ними расстояние. И понял, что старания его тщетны лишь тогда, когда мощный таран рассек его утлое суденышко, словно колун — трухлявое полено.

"Кто же теперь позаботится о моей семье?"

Это было последнее, о чем успел подумать бедный Кувен...

Глава 20

Димер-Шер никогда прежде не бывал в Катларе. Во времена Интери-Анере этого города попросту не существовало. А после выхода из состояния катеранги у сына Сулун-Тара не было возможности посетить единственный крупный морской порт Варголеза.

И вот он здесь.

Признаться честно, он не рассчитывал так быстро вернуться в Патэприен. Думал, что приготовления затянутся на неопределенное время. Он не знал, в каком состоянии находится портал, который начали строить по распоряжению Сулун-Тара почти тысячу лет назад, и как пережило столетия остальное оборудование. Не знал, какое решение примет Меран-Тер.

К счастью, бункер, в котором обитали последние огавоны, находился неподалеку от бывшего центра исследований. Да и сам он, прекрасно защищенный еще в стародавние времена, сохранился гораздо лучше, чем все остальное в мире Огвонтера. Пришлось напрячь память, чтобы вспомнить коды активации замков запасного выхода. Память не подвела. Коды так и не сменили с тех пор, когда он побывал здесь в последний раз, и Димер-Шеру удалось проникнуть в центр исследований империи. Огавоны были приятно удивлены и раздосадованы: они даже не подозревали, что у них прямо под боком находится подземелье, полное уникального оборудования, лишь малая часть которого с годами пришла в негодность. Димер-Шера же это обстоятельство могло только порадовать: если бы они знали, давно бы все растащили.

Оборудование, как он и предполагал, уцелело не полностью, но его еще можно было починить. Пока огавоны под его чутким руководством восстанавливали систему подачи энергии и прокладывали новые силовые каналы от центральной установки в бункере, в порту готовили корабль. Впрочем, подготовка не заняла слишком много времени, так как это судно было предназначено для экстренной эвакуации и все необходимое для плавания по Океану Мрака было уже на борту. Оставалось погрузить лишь провиант и группу механоидов. И это было сделано даже раньше, чем закончились работы в исследовательском центре.

Потом Димер-Шер провел тестовый запуск, внимательно наблюдая за реакцией портала, расположенного в удобной бухте, защищенной от любых внешних воздействий. Даже в этом режиме установка потребляла неимоверное количество энергии, что наводило на грустные размышления. К тому же тест выявил ряд проблем и сбоев, на устранение которых понадобилось еще немного времени.

К чести Меран-Тера следует отметить, что нынешний правитель огавонов сделал все, чтобы запуск портала произошел как можно скорее. Во-первых ему, вдохновленному рассказами разведчиков, не терпелось отправиться в новый мир. Во-вторых, приближалась пора атмосферных возмущений, защита от которых потребует колоссальных энергетических затрат. Поэтому ему следовало решать: либо поторопиться и отправиться в Патэприен до начала возмущений, либо отложить мероприятие до лучших времен.

Меран-Тер сделал правильный выбор, и через двадцать три дня после начала работ корабль, на борту которого находился сам правитель огавонов, Димер-Шер, полторы сотни воинов передового отряда и несколько десятков механоидов в трюме, вошел в бухту. Чтобы уменьшить энергозатраты, пришлось синхронизировать момент открытия портала со скоростью движения судна. И стоя на верхней палубе Димер-Шер с замирающим сердцем наблюдал за тем, как стремительно летел корабль на скалы, находившиеся по ту сторону портала. Если он ошибся в расчетах, если оплошают его помощники на берегу — произойдет непоправимое.

Но переход прошел запланировано. И лишь в Патэприене случилось досадное недоразумение, когда корабль задел скалу, однако судно выдержало удар и устремилось вглубь гавани, туда, где, скрытый туманом, стоял портовый город Катлар.

Димер-Шер не знал, удалось ли Заруфу и его огавонам захватить город. Поэтому в гавань корабль вошел в полной боевой готовности. Но все тревоги оказались напрасны. В порту новоприбывших встречал лично Заруф и его приближенные.

Сын Сулун-Тара сошел на берег вторым после Меран-Тера. Четверо избранных несли массивный ларец, в котором находилась святыня огавонов, переходившая от одного правителя другому. Последним ее владельцем был Меран-Тер, не пожелавший расставаться с реликвией, отправляясь в новый мир. Потом шел воин, тащивший на цепи принцессу Гинеру. За все время пребывания в Огвонтере девушка не произнесла ни слова. Она совершенно не реагировала ни на обращение к ней хозяина, ни на происходившее вокруг. Она перестала следить за собой и выглядела до отвращения убого. Димер-Шер имел полное основание подозревать, что несостоявшаяся наследница престола Варголеза повредилась рассудком. И этот факт вызывал у сына Сулун-Тара легкую досаду. Была слабая надежда, что, вернувшись в Патэприен девушка выйдет из ступора. Однако и на этот мир она смотрела пустым безучастным взглядом. Водить ее за собой Димер-Шер счел ниже своего достоинства. Но и бросить в Огвонтере не смог. Не по доброте душевной, нет. Ему хотелось, чтобы принцесса стала свидетельницей его триумфа...

"Димер-Шер, правитель Патэприена! Звучит?!"

Впрочем, до этого дня было еще слишком далеко...

Чистота местного неба и прозрачность воздуха не оставили Меран-Тера равнодушным. Наверное, впервые в жизни повелитель огавонов дышал с таким наслаждением. Он не стерпел, зачерпнул ладонью морскую воду и едва сдержался, чтобы не напиться. Зато убогие постройки портового квартала оставили его почти равнодушным, поэтому он сразу же перешел к делу, потребовав от Заруфа доклада. Разведчик был краток и полон оптимизма.

— Нам не составит труда захватить эти земли, мой повелитель,— закончил он, глядя на выстроившееся в две шеренги подкрепление, прибывшее из Огвонтера и сходивших по трапу механоидов.

— В таком случае не стоит откладывать на завтра то, что можно сделать уже сегодня...

Сарэн хотел принять личное участие в походе к Катлару, но советникам удалось его отговорить. В сложившейся ситуации было неизвестно, кто больше угрожал королевству: кучка пришельцев из другого мира или армия Норона, вторгшаяся в пределы Варголеза и уже захватившая Солис на севере. Кроме того их дозорных видели и в окрестностях озера Бронт, а из пограничных крепостей на востоке уже давно не приходило никаких новостей, и Сарэн опасался худшего.

Именно по этой причине присутствие правителя в столице считалось необходимым.

Вторжение оказалось для короля полной неожиданностью. При норонском дворе у Сарэна были верные люди, но они даже словом не обмолвились о предстоящем нападении.

"Проморгали? Предали? Продали?"

Или все же это было спонтанно принятое решение, на которое не успели отреагировать лазутчики?

Не похоже. Стремительность натиска и отлаженность действий красноречиво говорили о том, что вторжение готовилось давно и тщательно.

Следовало бы схватить и допросить Виктита — посла Норона при дворе короля Сарэна. Уж он-то, наверняка, многое знал о замыслах своего повелителя. Однако мерзавец сбежал, как и часть норонских купцов, ведших свои дела в Сандоре. Известие об этом достигло ушей Сарэна слишком поздно...

— Какие будут предложения?— спросил король, окинув взглядом собравшихся за длинным столом в тронном зале. Он только что ввел в курс дела королевский совет и ждал толковых предложений.

Но советники прятали глаза и молчали. Давно уже Варголезу не угрожала опасность такого масштаба, и никто не хотел брать на себя ответственность, ибо любое неверное решение могло теперь стоить головы.

— Ну!— повысил голос Сарэн.

— Мы не можем начинать военные действия на востоке до тех пор, пока неизвестно, какая опасность нам угрожает с запада,— едва слышно пробормотал один из советников.

— Наши силы разрознены,— поддержал его другой.— Большая часть боеспособных отрядов расположена в приграничных крепостях, оставлять которые было бы опрометчиво. Кочевники только того и ждут. Потеряем земли к югу о Вархара, потом трудно будет вернуть их обратно. Да и наемников распустили напрасно,— сказал он, однако глянув на короля, поспешно добавил: — Но кто же знал, что такое случится?!

Понадеявшись на решительный настрой короля, третий сказал:

— А я считаю, что промедление смерти подобно. Если мы будем бездействовать, уже через несколько дней норонцы окажутся под стенами Сандоры.

— Пусть приходят!— криво усмехнулся четвертый.— Город прекрасно защищен, с наскока его не взять, а для длительной осады у Норона нет ни сил, ни средств, ни возможностей. Пока они будут топтаться под стенами, нам удастся собраться с силами и нанести ответный удар.

— Я бы поддержал твое предложение, если бы знал, что с запада нам ничто не угрожает,— заметил первый.

И Сарэн был с ним полностью согласен. Неизвестность на западе связывала ему руки. Цанхи уже покинули Сандору и направились к Катлару. Хотелось верить, что у них все получится, но даже в лучшем случае решение проблемы потребует времени, которого у Сарэна не было.

— Что ты предлагаешь?— обратился он к советнику, предлагавшему активные действия.

— Собрать все имеющиеся у нас под рукой силы и выйти навстречу норонцам,— отчеканил тот.

— Их гораздо больше...— попытался возразить более осторожный советник, но его тут же перебили:

— Так что с того?! Мы били Норон и с меньшими силами!

— А если нет? Если в этот раз будет иначе? Мы не можем рисковать, когда каждый человек на счету!

— Но сидеть сложа руки тоже не дело! А что, если в Катларе нашим Мастерам надают по зубам?! Я, конечно, сомневаюсь, ну, а вдруг?! Что, если пришельцы окажутся сильнее? И пока мы будем прятаться за стенами, с запада подкрадется новая беда.

Еще недавно в зале царила тишина, а теперь поднялся такой шум, что хоть уши затыкай.

Заложив руки за спину Сарэн нервно прохаживался по залу. Правы бы и те, и другие, а ситуация складывалась совсем уж дерьмовая. С востока давили норонцы, на западе могли появиться неведомые, но определенно опасные пришельцы из другого мира. Да и кочевников не стоило сбрасывать со счетов. Они каждый раз переходили Керу, как только в Варголезе начиналась какая-нибудь заварушка. Воевать со всеми сразу — не хватит сил. А ожидание лучшего расклада могло обойтись совсем уж дорого.

— Я предлагаю вот что,— заговорил Жарэд, едва угомонились спорщики. Он, да еще Аведер Сафери все это время слушали и помалкивали. Последний и вовсе выглядел совершенно отстраненным, словно его не касалось то, что происходило в Варголезе.

Жарэд не отправился с остальными цанхи к Катлару, справедливо рассудив, что, если Мастерам суждено одержать верх над пришельцами, то они справятся и без него. А если нет? Он не мог оставить короля без защиты. Если не он, то кто?! Это решение далось ему нелегко, учитывая тот факт, что где-то там, на западе вел свою собственную войну его лучший друг Шторн Ганеги. И сердце подсказывало Жарэду, что тот остро нуждается в помощи, но...

Долг превыше всего.

Кроме того, он попытался отговорить от похода своих старых знакомых, но и Аннисен, и Винеар, и Арсиги отказались. Таким образом, к Катлару отправилась большая часть цанхи, которым посчастливилось побывать намедни в сандорском подземелье. И оставалось рассчитывать лишь на Мастеров, которых разыщут посланные во все концы королевства гонцы, и те доберутся до Сандоры раньше, чем случится непоправимое.

Сарэн махнул рукой, призывая к тишине все еще не угомонившихся советников.

— Говори,— обратился он к Жарэду.

— Я предлагаю собрать конный отряд в пару сотен человек и отправить его навстречу норонцам...— заметив возбуждение некоторых членов совета, Великий Мастер и глава Ории тут же добавил: — В открытый бой не вступать! Жалить издалека, изматывать силы противника, затруднять перемещение. А тем временем собирать силы в единый кулак.

— Где же их взять?— прокряхтел кто-то.

— В сложившихся обстоятельствах нет смысла держать боеспособные отряды ни на восточной границе ни, тем более, на северной,— ответил Жарэд.— Послать гонцов по городам и весям, призвать к оружию всех, кто может держать его в руках. Стягивать силы к Сандоре, город готовить к длительной осаде и терпеливо ждать вестей из Катлара.

Это было самое дельное предложение за все время собрания. Тем более что и сам Сарэн склонялся к подобному решению.

— Гонцы уже в пути,— сказал он, доказывая тем самым, что он не напрасно занимает трон правителя Варголеза.— Уже завтра в Сандору потянутся обозы с провиантом из окрестных сел. Что касается конного отряда...— сказал и замолчал. Такое дело не поручишь, кому попало. Жаль, что самые лучшие сложили свои головы в Харийской пустоши и потом, преследуя пришельцев. Это были чувствительные потери. Драгар Ивери, Миннесар... Кстати... Король посмотрел на Жарэда:— Поговори с Кари.

Великий Мастер согласно кивнул. Кари была посланницей Матери-воительницы, королевы фангеэри, при дворе Сарэна. Она еще оплакивала гибель Миннесар и остальных сестер, и, согласно этикету, никто, даже сам король, не имел права беспокоить ее во время траура, но...

— Хотя, нет,— передумал Сарэн.— Навести ее, принеси мои извинения и передай, что я хочу с ней встретиться.

Такие деликатные дела лучше решать самому.

А с задачей, обозначенной Жарэдом, никто не справится лучше, чем фангеэри.

Приняв окончательное решение и раздав соответствующие случаю поручения, король распустил совет. Теперь оставалось только ждать. И в первую очередь вестей из Катлара...

Покидая Сандору, я все еще не был уверен, что поступаю правильно. И всячески пытался убедить себя самого, что у меня все равно нет другого выхода.

Отказаться? Отсидеться? Переждать?

Нет, думаю, не получится.

С другой стороны, я трезво оценивал собственные возможности, неизмеримо малые по сравнению с теми, которыми были наделены мои товарищи по оружию. В первую очередь я имею в виду цанхи — людей, обладавших экстраординарными способностями, к тому же с некоторых пор усиленными то ли магией, то ли недоступными моему пониманию технологиями канувшего в Лету Интери-Анере. Поэтому рассчитывать я мог исключительно на свои меч и лук.

Впрочем, не я один. Сарэн, скрепя сердце, усилил наш отряд тремя десятками всадников, накануне похода прибывших в Сандору из Солиса. Это все, что осталось от гарнизона захваченного норонцами города. Кроме того, нас сопровождало полсотни наемников, слонявшихся без дела по Сандоре. Хромающую дисциплину должен был с лихвой компенсировать их солидный боевой опыт.

Это все, что смог выделить король Варголеза. Немного, если учесть потенциальную опасность, которую представляли собой пришельцы из Огвонтера. Но в складывавшихся обстоятельствах, когда на счету каждый человек, способный держать в руках оружие, поступок Сарэна можно было оценить как проявление невиданной щедрости.

В поход собирались спешно, взяв с собой лишь самое необходимое плюс письменное распоряжение Его Величества: оказывать всяческое содействие предъявителю сей грамоты, каковым являлся помощник коменданта гарнизона Солиса — Фенер Морли. Потерпев поражение от норонцев и потеряв стратегически важный город в предгорье, он, тем не менее, был понят и оправдан. Тем более что основная вина лежала на его непосредственном начальнике, проявившем преступную халатность при обороне, которой, по сути, и не было вовсе. Сам же Морли рвался в бой, желая доказать, что свою состоятельность. С одной стороны, такое усердие было похвально. С другой же — человек, которому нечего было терять, мог представлять опасность не только для себя, но и для своих подчиненных.

Путь до Катлара отнимал в обычных условиях декаду. Мы же, не отягощенные обозом, рассчитывали добраться до побережья за восемь дней. Поэтому двигались от рассвета до заката, делая лишь непродолжительные остановки, и, переведя дух, продолжали движение по Далирскому тракту. Даже закаленным невзгодами воинам приходилось нелегко, что уж говорить о цанхи, в большинстве своем людях обычных, хотя и наделенных необычными способностями. Почти никто из них не держал в руках оружия, большинство вело оседлый образ жизни и было неприспособленно к длительным переходам. Но каждый понимал важность миссии, а потому помалкивал, сжимая зубы от напряжения. Их мужество и самоотдачу можно было без сомнения причислить к подвигу, особенно на фоне наемников, которые большую часть жизни провели в походах. Тем не менее, именно они роптали больше остальных, и лишь авторитет Фенера Морли и присутствие цанхи удерживало их от открытого неповиновения.

Я неплохо держался в седле, но, все равно, сильно изматывался к концу дня. Рядом со мной ехали мои друзья: Винеар, Арсиги, Аннисен, Зарис. Жарэд, стоивший всех наших цанхи вместе взятых, предпочел остаться при Сарэне, решавшем проблемы на востоке. Он и моих спутников призывал последовать его примеру, но те отказались, посчитав, что Шторн Ганеги, в одиночку бросивший вызов таинственным пришельцам из другого мира, нуждается в помощи не меньше, чем король Варголеза.

Фангеэри оправилась от ран. Арсиги находился рядом с ней все это время. И если Малыш рассчитывал на какие-то преференции, то ему не повезло. Аннисен видела в нем друга, но не более того. И, тем не менее, она была благодарна коротышке за его преданность. Я был рад, что Винеар поехал с нами. Подозреваю, помощь чудо-лекаря нам очень скоро пригодится. Во время одного из привалов он предложил "стереть" при помощи своей кисточки шрам на лице фангеэри. Но девушка категорически отказалась, находя некий шарм в рубце, тянувшемся от уголка левого глаза к скуле. Меня приятно поразили новые навыки Зариса. Человек-огонь! Такого я не видел даже в Альтиндоре. Не хотелось бы мне повстречать его в стане своих врагов. Впрочем, пока для этого не было ни единого повода. В поход он отправился по собственной воле...

Как и все остальные цанхи. И речи не шло о каком-то патриотизме — это понятие было лишь смутно знакомо жителям Варголеза. Скорее уж корысть, так как Сарэн, и без того считавшийся одним из самых щедрых правителей, не поскупился на посулы и обещания. Богатства в золотом эквиваленте, обширные земли к югу от Далира и Вархара, служба при дворе, помощь близким в случае смерти... У каждого из Мастеров нашлась своя причина принять предложение короля. Поэтому в поход отправились почти все, кого удалось разыскать в столь сжатые сроки. Отказались немногие: мастер-кукольник Зельдор и шкатулочник Эденор сослались на преклонный возраст, а создатель "Жарких угольков" Пинелор и изготовитель "вечных ламп" Ковенкон — на отсутствие полезных в бою навыков. Отказались и две женщины, которым не на кого было оставить хозяйство. Они остались вместе с Жарэдом, рассчитывавшим найти применение их способностям в пределах Сандоры...

До Далира мы добрались за четыре дня. Лошади уже не выдерживали взятого темпа, что уж говорить о людях. Поэтому пришлось остановиться на один день в городе.

В Далире о пришельцах знали даже побольше нашего, потому как недавно появились люди из Катлара, поведавшие о том, что город захватили неведомые железные чудовища и люди — а может быть, и не люди вовсе?! — страшные обличием. В то, что рассказывали очевидцы, трудно было поверить. Да, многие и не верили, но все равно были на стороже. Город готовился к обороне, и наш отряд был принят за неожиданное подкрепление, которое прислал король Сарэн. А когда узнали, что мы сами нуждаемся в подкреплении, приуныли. И тут уж не смогла помочь никакая грамота. Градоначальник наотрез отказался выделить нам даже десяток человек, ссылаясь на ответственность перед жителями города. Между ним и Фенером Морли даже возникла перепалка, едва не перешедшая в мордобой. Учитывая тот факт, что на сторону местного бургомистра встала и городская стража, и весь далирский гарнизон, пришлось позабыть о поддержке, на которую мы все рассчитывали. Негоже рвать друг другу глотки, когда враг в стране. За ворота нас не выставили — и на том спасибо.

Немного передохнув, на следующий день мы продолжили путь на запад.

Нам с друзьями было о чем поговорить в пути, коротая время. Обсуждали наши перспективы, допытывались у Зариса о возможностях пришельцев. Он был единственным из всех присутствовавших, кто с ними сталкивался в бою и при этом остался жив. И конечно же строили предположения о судьбе Шторна Ганеги. К сожалению, он не посвятил в свои планы Мастера Огня, поэтому нам оставалось только гадать, куда и с какой целью он направился после того, как попрощался с Зарисом.

И каково было наше удивление, когда мы увидели человека, выехавшего нам на встречу западнее Далира.

Увидав его, Аннисен облегченно вздохнула, а Арсиги растянул рот до ушей:

— Шторн...

Ошибки делает каждый, и Шторн Ганеги не был тому исключением. Вот уже который день подряд он проклинал себя за поспешно принятое решение. Но тогда оно казалось ему идеальным. Что может быть страшнее и опаснее, чем армия мертвецов, направляемая гневом жаждущего мести Великого Мастера? Армия, не знающая ни страха, ни жалости, не боящаяся ни оружия, ни смерти! Ему не раз приходилось сталкиваться на просторах Варголеза с Оскверненными, то есть мертвецами, в которых вселился тот или иной дух. И справиться с подобными порождениями Центалы было непросто. Пришельцы, конечно же, сильнее обычных людей, однако и они были смертны.

Но все пошло наперекосяк. Шторн не учел того, что Рута не сможет одновременно контролировать пару сотен мертвецов одновременно. Она попыталась, однако у нее пошла носом кровь, и девушка полностью обессилела. Пришлось отпустить ее в Осорт.

— Теперь мы в расчете,— сказала она, садясь на коня.— Не ищи меня больше.

А потом Ганеги тщетно пытался согнать в кучу и направить следом за двигавшимися к Катлару пришельцами толпу павших воинов. Они не подчинялись Великому Мастеру и огрызались, размахивая оружием и пуская стрелы в незадачливого цанхи. Нескольких ему удалось навечно угомонить, но в это время остальные разбрелись по степи.

— Что же я натворил?— пробормотал Шторн, представив страшную картину: десятки неприкаянных мертвецов, разгуливавших по Варголезу. Сколько горя они принесут местным жителям? Как будто других проблем мало...

Пришельцы тем временем были уже далеко.

"Что влекло их в Катлар? На что они рассчитывали?"

Узнать это Ганеги мог, лишь направившись следом за ними.

Двигаться через безлюдную степь было сущим безумием. Поэтому пришлось отклониться к северу и достичь Катларского тракта, вдоль которого нет-нет, да и встречались людские поселения, готовые предоставить утомленному путнику пищу и кров.

Пришельцы здесь не появлялись. Мертвецы тоже пока не добрались до этих мест. И никто понятия не имел о том, какая опасность им угрожает в недалеком будущем...

На пятый день пути Шторн достиг постоялого двора — последнего на пути в Катлар. Уже завтра он рассчитывал увидеть стены портового города. Но утром появились люди, пришедшие с запада, и, перебивая друг друга и не скрывая слез, поведали о том, что Катлар захватили невиданные чудовища из металла. Рассказали о кровавой резне, о сотнях убитых и о том, что очень скоро смерть двинется на восток.

— Спасайтесь люди, бегите, пока еще не поздно!

Они не стали задерживаться на постоялом дворе. Отогрелись, перекусили и понесли тревожную весть дальше по Катларскому тракту...

Шторн выглядел унылым и совершенно разбитым. В последний раз я видел его таким в тот злополучный день, когда он утратил свой Дар. С момента нашей последней встречи он, казалось, постарел на десять лет. Появление нашего отряда оставило Ганеги равнодушным. И даже заметив знакомые лица, Шторн не выказывал особой радости.

— Дружище!— воскликнул Арсиги, когда Великий Мастер осадил коня рядом с нами.— Как я рад тебя снова видеть.

Окинув нас неприветливым взглядом, Шторн спросил потухшим голосом:

— Что вы здесь делаете?

— Нас послал король,— ответил Зарис.— Мы должны остановить пришельцев, пока не поздно.

— Поздно,— так же бесцветно ответил Шторн...

На постоялом дворе он переждал день, а поздней ночью отправился в Катлар. Прежде чем показались стены города, он почувствовал неприятный запах...

...горящей плоти.

А когда солнце взошло, увидел столб черного дыма, смешивавшегося с клубами тумана. И лишь приблизившись к перекрестку, он заметил яму, заполненную до верха трупами. Похожие на головешки, они все еще продолжали тлеть, распространяя по округе густое зловоние.

Ворота были распахнуты, а у подъемного моста стояли два металлических чудовища. Издалека они были похожи на две статуи, изготовленные сошедшим с ума скульптором. Однако их неподвижность была мнимой. Горе тому, кто отважился бы приблизиться к ним или оказаться в пределах видимости их светящихся глаз.

Но самое ужасное произошло потом. Словно ночной кошмар — тихо и неизбежно — из тумана вынырнул корабль, сверкавший в лучах восходящего солнца стальными боками. Раздавив рыбацкую лодку, он направился в порт.

Стоя на холме, Шторн наблюдал за тем, как на берег спускались пришельцы. Их было много — десятки, может быть, даже сотни. А потом показались металлические чудовища — и тоже в огромном количестве. Среди них Ганеги увидел уже знакомых "хищников" и двуногих "охотников". Но были и другие. Сердце рухнуло в пустоту, когда появились совсем уж необычные монстры — огромные, медлительные, но от того не менее опасные, чем их более подвижные собратья. Под их тяжелой поступью содрогалась земля, и лязг разносился далеко по округе...

Окинув нас каждого по отдельности взглядом, Шторн сухо сказал:

— Не ходите в Катлар, если вам дорога ваша жизнь,— и направил коня в сторону Далира, стены которого виднелись на горизонте...

"Я последний из Защитников".

Сингар понял это, когда вернулся в Яснер. Деревня обезлюдела и выглядела теперь также уныло, как и все остальные, расположенные в окрестностях Хария. Пройдет совсем немного времени, и она исчезнет окончательно, поглощенная проклятой Пустошью. Он понятия не имел, что случилось с жителями деревни, но имел все основания предполагать самое худшее.

На глаза невольно навернулись слезы — трудно было сдержаться.

Совсем иначе он представлял себе возвращение. Еще бы! В полупустом дорожном мешке покоился Жезл Стража — древняя священная реликвия, о которой с таким благоговением говорил дед Репей...

"Вроде бы и недавно это было, а, кажется, будто прошла вся жизнь..."

Но не было больше ни деда, ни других Защитников. Никого.

От боли и досады Сингар прокусил губу, однако легче не стало.

— Сингар!

Мангор появился неожиданно, выскочил из оврага, бросился к Защитнику, прижался к его груди. Мальчишка вздрагивал, плача то ли от радости, то ли от пережитого. Сингар утешительно хлопал его по плечу, и по его лицу тоже текли тихие слезы.

Позже Мангор рассказал о том, что произошло в деревне с тех пор, как охотник отправился в Сандору. Сингар не перебивал его, молча резал кусок жареного мяса на маленькие ломтики, вид которых делал речь мальчишки совсем уж сбивчивой. Сингар и сам не ел уже второй день, берег последнее на крайний случай. А потом с завистью смотрел на то, с какой скоростью изголодавшийся Мангор поглощает остатки роскоши и думал:

"Значит, жителей деревни увели пришельцы. А следом за ними отправились воины, которые уничтожили и Врата в иной мир и тех, кто их охранял. Может быть, им удастся спасти последних обитателей Яснера? Хоть кого-нибудь".

И вроде бы все складывалось даже лучше, чем предполагал Сингар. На самом деле пришельцы оказались не такими уж непобедимыми. И на них нашлась управа. Выходит, ошибался дед Репей, и теперь Варголезу больше ничто не угрожало?

Как ни странно, но, придя к подобному выводу, Сингар почувствовал досаду. Став обладателем самого разрушительного оружия, какое только видело небо над головой, он сам собирался спасти этот мир от напасти. Но оказалось, что все его старания были напрасны.

Или нет?

Чтобы разрешить сомнения, ему предстояло последовать за пришельцами и лично убедиться в том, что дело сделано.

— Ты не знаешь, куда они направились?— спросил он Мангора, все еще повествовавшего о том, как ему жилось в пустой деревне все последние дни.

— А?— опешил от неожиданности мальчишка, даже жевать перестал. А когда понял, о чем его спрашивают, сказал: — В Катлар.

— Ты уверен?

Откуда было знать Мангору о планах пришельцев?

— Я не глухой, я сам слышал, как об этом говорил один... человек. Он наш,— поспешил добавить мальчишка,— из Варголеза, но почему-то помогал этим... железным.

Что ж, предателей хватало во все времена и у всех народов.

— Значит, Катлар...

Неизвестность подгоняла Сингара лучше всякой плети. Игнорируя усталость, голод и не покидавшие сомнения, Защитник спешил на запад, туда, куда не так давно ушли пришельцы из другого мира. Путь был не близкий, а, учитывая усилившийся снегопад — еще и трудный. Спешил еще и потому, что потерял целый день, решая судьбу Мангора, с недавних пор ставшего круглым сиротой. Мальчишка хотел идти в Катлар вместе со старшим товарищем, но Сингар наотрез отказался, посчитав пацана лишней обузой. Невзирая на уговоры и слезы, он настоял на том, чтобы Мангор отправился на север, к озеру Бронт. Там, в деревне Поливар жили его дальние родственники — семейная пара, не имевшая детей. Он был уверен, что родня позаботятся о парне.

— Когда я закончу свои дела, я обязательно приду за тобой, и мы вернемся в Яснер,— сказал он, вытирая слезы на замызганном лице Мангора.

— Обещаешь?— шмыгнул носом мальчишка.

— Даю слово Защитника...

Он шел на запад, утопая по щиколотку в снегу. Ноги закочененли так, что Сингар их почти не чувствовал. Живот сводило судорогами, и кружилась голова. Чтобы хоть как-то утолить голод, охотник ел снег.

Через пять дней он добрался до Вархара, но заплатить за вход было нечем. Да и в самом городе без денег он никому не был нужен. А есть хотелось так, что ни о чем другом он уже думать не мог. И умереть не мог. Не имел права. Кто, если не он, выполнит последнюю волю Старшего Защитника?!

Поэтому рука не дрогнула, врезавшись в челюсть одинокого всадника, не спеша ехавшего по пустынному Вархарскому тракту. Сингар подстерег его в кустах, выскочил, когда тот поравнялся с местом засады, вцепился в полы камзола, выдернул из седла, а потом двинул пару раз кулаком. Не убил — и то дело. После чего связал незнакомца, уложил у дороги так, чтобы его заметили случайные путники, а сам неловко вскарабкался в седло и пришпорил коня на запад.

В Яснере не держали лошадей, поэтому верхом Сингар ездил всего пару раз. Понадобилось немного времени, чтобы вспомнить подзабытые навыки.

В седельной сумке нашелся неслабый запас еды, и охотнику пришлось приложить все усилия, чтобы не уничтожить его за раз. От выпитой для согрева ликрийской настойки закружилась голова, так, что он едва не свалился на землю. Однако стало тепло и хорошо...

Неподалеку от Далира Сингар настиг группу всадников, так же двигавшуюся в западном направлении. Сначала он собирался обогнать их, но вовремя разглядел знакомые лица. Это были те самые люди, которые помогли ему раздобыть Жезл Стража. И встречаться с ними у Сингара не было никакой охоты. Поэтому он сбавил темп езды, а когда отряд остановился на привал, сошел с тракта и степью объехал попутчиков стороной...

Последние шаги давались с особым трудом. Сингар не щадил ни себя, ни коня. Еда в походной суме закончилась еще под Далиром, осталось лишь чуть овса, который охотник делил со своим скакуном.

Он никогда прежде не бывал в этих местах, поэтому понятия не имел, как далеко еще до Катлара. Спросить же было не у кого. Тракт совсем обезлюдел, да и придорожные деревни выглядели заброшенными. Ворота заперты, за частоколом — тишина.

"Странно все это..."

Кутаясь в тулуп, Сингар дремал в седле, стараясь не думать о том, что его ждет впереди, когда дующий прямо в лицо ветер донес непривычный и подозрительный лязг. Чуть позже к нему добавился конский топот, а спустя мгновение он заметил пришельцев.

Сингар видел их впервые, но сразу понял, что это они и есть. Не все, потому как среди них были и обычные люди. Однако в глаза бросались не они, а другие. Эти тоже были похожи на людей. Но полностью скрывавшие их необычные доспехи не давали возможности утверждать это с полной уверенностью. Зато рядом шли настоящие чудовища... Нет, не такие, которых охотник порой встречал в окрестностях Харийской пустоши. Эти были из железа. Одни перемещались на четырех лапах, другие — на двух. Сравнительно небольшие и совсем уж огромные, отдаленно похожие на тех, что Сингар видел у Врат. Они шли медленно, но под их лапами содрогалась земля. Массивные головы с неприятным жужжанием вертелись по сторонам, передние конечности торчали вперед трубками и совсем уж непонятными штуковинами.

Их было много. Всадников около двух сотен. Железных чудовищ поменьше. В самом хвосте отряда двигались сами по себе и вовсе причудливые создания, не похожие ни на что прежде виданное Сингаром в этой жизни. Разве что на осадные машины — только странные какие-то. Сочувствие вызывала старуха, которую тащил за собой на цепи один из всадников. Бабка в грязных лохмотьях совсем уж выбилась из сил, и то и дело падала в снег.

Пришельцы двигались навстречу Сингару. Вид одинокого всадника не вызвал у них никаких опасений. А Сингар... растерялся. Почувствовал, как бешено заколотилось сердце и похолодело в животе. Опустив глаза, он увидел, как дрожат его пальцы. Не от холода — от страха. Захотелось развернуть коня, пришпорить нещадно и, прижавшись к холке, мчаться до тех пор, пока не исчезнут из виду эти порождения иного мира. Чтобы не видеть их, не слышать этого пронзительного лязга...

Однако тело само соскользнуло с седла. Сингар опустился на ставшие ватными ноги, сунул руку за пазуху, нащупал жезл, почувствовал, как отступает страх, зарождается решительность.

Хлопнув коня по крупу, он остался один на один с надвигавшейся железной лавиной.

Его поступок вызвал легкое замешательство в рядах пришельцев и их прихлебателей. Последние выглядели даже взволнованно, не скрывая напряжения. Что за маленький человек, решивший бросить вызов силе, которая пришла в этот мир, чтобы править им безраздельно?

А Сингар стоял открыто. Он больше ничего не боялся. Жезл в его руке придавал уверенности, а кровь убитых односельчан призывала к возмездию. И оно должно было свершиться — иначе и быть не могло. Медленно подняв жезл, Сингар направил его на надвигавшуюся лавину и замер, дожидаясь результата. Он понятия не имел, как действует самое страшное в мире оружие, но был убежден, что все случится само собой.

И, кажется, что-то начало происходить. Сингар заметил, как сгустился воздух, как исказилось пространство, отделявшее его от пришельцев. Замерли снежинки, мгновение назад беззаботно сыпавшиеся на землю, засверкали искорками под солнцем, ставшим неожиданно ярче прежнего. Он видел, как заволновались кони под всадниками, ехавшими впереди отряда пришельцев, как запаниковали они сами, словно предчувствовали свой скорый конец. Желая ускорить неминуемую развязку, Сингар взмахнул жезлом...

... и тут же его грудь пробила выпущенная кем-то стрела.

Он вздрогнул, пошатнулся.

Следующая стрела угодила рядом с первой. Потом еще одна. И еще. Они тяжелыми градинам били в грудь, легко пробивая плотный тулуп. Сингар уже не мог устоять на месте и с каждой новой стрелой делал шаг назад. И ждал, что вот-вот случится то, что должно.

Неожиданно яркое солнце начало меркнуть. Или же у него просто потемнело в глазах? Ноги Сингара подкосились, он рухнул на колени все еще продолжая указывать жезлом на замерший неприятельский отряд.

Стало тихо-тихо, как в предрассветный час в степи, готовящейся встретить новый день.

А потом прозвучал гортанный окрик, раздался лязг, и к нему устремилось двуногое чудовище. Проваливаясь в снегу, оно, тем не менее, легко преодолело разделявшее их расстояние, без раздумий взмахнуло конечностью, похожей на обоюдоострый клинок...

Из последних сил Сингар попытался защититься, прикрыл голову жезлом, однако клинок разрубил и его, и саму голову.

И тут же солнце погасло, мир замер, раздался гул, как будто застонало само небо, оплакивая гибель последнего Защитника.

Глава 21

Удоль была небольшой деревушкой — всего-то с полсотни дворов. Расположенная к северо-востоку от озера Бронт, вдали от дорог, она издавна считалась сосредоточием мира и спокойствия. Границу Норона предки отодвинули еще в незапамятные времена. И если когда и появлялись неугомонные соседи, то где-нибудь в стороне, двигаясь объезженными трактами, на которых всегда можно было чем поживиться. А что возьмешь с удольцев, у которых на всю деревню было три полудохлых лошади в общинном имении, да пяток коров, да еще немного гусей да кур? Жили удольцы небогато, зато дружно, совместно обрабатывали поле, небольшое, зато свое, с голоду не пухли — и на том спасибо Великому Стажу! Кочевники с юга и вовсе не показывались в этих краях, почитай, уже лет двести, поэтому, когда мамки пугали своих непослушных детей рыжими дикарями в звериных шкурах, описывали при этом каких-то чудовищ, а не людей, потому как и сами никогда в жизни не видели тех самых кочевников. Ни разбойников не было в этих местах, ни разгульных марченов, упивавшихся вседозволенностью...

Благодать!

Когда нагрянули норонцы, девятилетний Халиус лепил во дворе снеговика. Отец в это время строгал деревянный брус в сарае, а мать стирала на пруду белье. Она ворвалась во двор вместе с первыми всадниками, появившимися на улице. Стрела, пущенная воином, прячущим свое лицо под уродливой маской, угодила ей в спину, пробила тулуп. Но она успела добраться до застывшего в оцепенении мальчика, повалила его на снег, накрыла стоявшим у забора корытом. Прячась, Халиус заметил отца, выбежавшего из сарая с топором в руке, услышал нечеловеческий рев человека, увидевшего рухнувшую замертво жену.

Стало темно, и Халиус долгое время воспринимал действительность исключительно на слух. Хрустел снег, ржали кони, звенела сталь, свистели стрелы, визжали бабы, стонали умирающие, хорохорились победители. Потом потянуло дымом.

И стало тихо.

Халиус уже давно проделал в снегу маленькую дырочку, чтобы глотнуть свежего воздуха. Но когда повалил дым, он начал задыхаться. Он забился под корытом, пытаясь вырваться наружу, но силенок не хватало. Тогда он кое-как подтянул к себе колени, поднатужился, приподнялся... Что-то упало рядом, корыто сразу же стало легким. Мальчик перевернул его, выполз на карачках и наткнулся на мертвую мать.

— Мама! Мамочка!!!

Он тряс ее за плечо, пытался отогреть закоченевшие пальцы дыханием, а потом долго лежал у нее на груди и рыдал, позабыв обо всем на свете. Лишь когда жар от разгоравшегося дома стал нестерпим, он попытался оттащить тело матери на улицу, но пропитанный кровью тулуп примерз к земле, так что и чуть-чуть не сдвинешь. Выбившись из сил и растирая сопли по лицу, он отошел к перекошенным воротам. Обернулся в поисках отца. Увидел ноги, торчавшие из прохода в пылающий дом. Они тоже горели, и запах жженной плоти вызывал рвотные спазмы. Халиус снова разрыдался и, побрел по улице, глядя по сторонам.

Повсюду было одно и то же: кровь, гарь и тела знакомых односельчан. Из всей Удоли в живых остался лишь он один.

Халиус добрался до околицы, вытоптанной конскими копытами. Остановился. Идти ему было некуда. Доковыляв до сугроба, он опустился на снег, обхватил руками ноги, уткнулся в коленки носом и забылся...

— Скажи, мальчик, как называется эта деревня?

Халис, видимо, задремал, потому что не услышал, как к нему подошел незнакомец. Он вздрогнул, испуганно вскинул голову, боясь увидеть человека с оружием в руках. Однако рядом с ним стоял безобидный старик. Высокий и прямой, как жердь, сухой настолько, что сквозь впалые щеки отчетливо выделялись на удивление здоровые в его возрасте зубы. Его глаза прикрывала черная повязка...

"Слепой",— подумал Халиус.

Точно такую же повязку носил местный пастух Имлан, которому коршун выбил когтями глаза.

Вот только Имлан и шагу не мог ступить без посторонней помощи, а этот старик был один. В руке посох, на плечах легкая для зимы накидка с капюшоном, под ней — длиннополая рубаха и обычные штаны, на ногах — башмаки — настолько чистые, будто человек только что вышел из дому.

— Уд... доль...— ответил Халиус, стуча зубами.

— О-о, да ты замерз весь... Вот, держи!— старик достал из сумки большие рукавицы и протянул мальчику.— Бери, бери, кому говорю!

— С... пасибо,— икнул Халиус, натянул рукавицы едва ли не до локтей и почти сразу же почувствовал тепло, разлившееся по телу.

— Вот видишь, стало лучше... Как тебя зовут, мальчик?

— Халиус.

— Хорошее имя, старое... А скажи-ка, Халиус, как далеко отсюда до Сандоры?

— Далеко,— ответил мальчик. Сам он там никогда не был, но слышал, что Сандора — очень большой и красивый город, в котором живет король.— Дней шесть пути.

— Шесть дней — это что,— махнул рукой старик.— Совсем рядом... Вот что, Халиус. Я иду в Сандору. И ты пойдешь со мной. Поможешь старику в дороге. А здесь тебе больше нечего делать.

Несмотря на внешнюю невзрачность, в старике было столько силы и уверенности, что Халиус не посмел возразить. К тому же прав был старик: в деревне оставаться было нельзя. Впрочем...

— Мне бы мамку похоронить. И батяню...

— Это хорошо, что ты заботишься о мертвых. В будущем это тебе обязательно зачтется. А о родителях своих можешь не беспокоиться. О них подумают другие. Идем?— старик протянул мальчику руку.

Недолго думая, Халиус взялся за крепкие сухие пальцы, встал с сугроба, и они направились на запад вслед за спешащим к горизонту холодным солнцем...

Гван даже не заметил, с каких пор холод перестал причинять ему неудобства. И вроде бы, радоваться надо. Однако он, напротив, опечалился: это было последнее человеческое чувство, которое он испытывал. С его исчезновением осталась лишь пустота.

Сначала он брел, куда глаза глядят — лишь бы подальше уйти от Катлара, который стал ему ненавистен до зубовного скрежета. Не было ни усталости, ни голода, ни сонливости. Он мог идти и днем, и ночью. С некоторых пор в темноте он стал видеть так же отчетливо, как и при дневном свете. И он шел, шел, шел, не задумываясь особо ни о направлении, ни о проходящем времени.

Очнулся лишь в окрестностях какого-то постоялого двора, сделав изрядную петлю через безжизненную степь южнее Далира.

Сколько времени прошло с тех пор, как он покинул Катлар?

"Какая разница?"

Отныне время не играло для него никакой роли.

По привычке сунулся было за ворота, но его лаем встретила собака, а вышедшая на крыльцо девчушка истошно завизжала, увидев незнакомца:

— Оскверненный, Оскверненный идет!!!

Хлопнула дверь, но тут же снова распахнулась, и на пороге появился мужчина с топором в руке. Увидев Гвана, он побледнел, лицо перекосило от ужаса и отвращения, однако отступать ему было некуда: кто еще защитит семью от приблудной нечисти?

Все еще на что-то надеясь, Гван заговорил с хозяином постоялого двора, хотел ему все объяснить, однако вместо слов раздалось лишь мерзкое шипение, еще больше разъярившее мужика. Заревев во всю глотку и вскинув над головой топор, он ринулся на мертвеца. Гван не собирался его калечить, он не желал зла перепуганному до смерти человеку. Но как-то само собой получилось, что, когда он взмахнул рукой, желая отогнать прочь бегущего навстречу здоровяка, того отбросило назад словно легкое огородное пугало. Ударившись о стену, он рухнул на крыльцо, выронив топор. Тут же приоткрылась дверь, и жена с дочерью втащили бесчувственное тело в дом, после чего заперли дверь на засов.

А Гван посмотрел на свои руки, силясь понять, что он только что сделал.

"Как это получилось?!"

Взгляд упал на браслет...

Гван уже понял, что вернулся к жизни по воле этого самого украшения, отнятого у Вечного Зла. Понимал и то, что, стоит ему снять браслет, и жизнь — какая ни есть — оборвется в тот же миг.

"Возможно, это было бы правильно".

Однако он так и не смог себя заставить расстегнуть застежку и покончить разом со всеми проблемами. Именно сейчас, как никогда прежде, ему хотелось жить.

"Зачем?! Да и жизнь ли это?! Жалкое существование..."

Пусть так, пусть существование, но здесь и сейчас!

Мысль о том, что ждет за порогом смерти, пугала его гораздо сильнее, чем собственные переживания и ненависть, которую вызывала его обмороженная, покрытая трупными пятнами физиономия.

"А может, и нет там ничего? Смерть — и все. Пустота и полное забвение..."

Нет, только не это!

К тому же, как показала встреча с хозяином постоялого двора, браслет наделил его и другими способностями, какими могли похвастаться лишь цанхи.

Цанхи...

Он всегда завидовал этим людям. Как же ему хотелось раньше приобрести какой-нибудь Дар, пусть даже самый никчемный! Может быть, именно поэтому его постоянно тянуло на пимперианские руины? А вдруг?!

И очень жаль, что это случилось слишком поздно.

Хотя...

Жизнь, пусть и такая странная, но все же, продолжалась.

Правда, среди людей ему нечего было делать. Это однозначно. Он стал для них чужим, а люди для него — опасными. И Гван решил уйти.

Куда?

Да хотя бы на Гонготские болота! Там ему теперь самое место.

"Не то же ли самое пришлось пережить однажды тому, кого в народе нарекли Вечным Злом?"

Как знать...

Он отошел от постоялого двора всего на несколько шагов, когда ему показалось, будто кто-то позвал его. Не по имени и даже не в голос, а как-то иначе, однако Гван сразу понял, что обращались именно к нему. Он обернулся и увидел человека, бредущего по степи. Чуть в стороне шел еще один. И еще. Их было много, десятки, а то и больше. Шли они как-то странно — медленно, подволакивая ноги, даже не пытаясь прикрыть лица от пронизывающего ледяного ветра. И эти лица, обмороженные до черноты, покрытые налетом инея и наледью... Они...

Все еще не веря собственным глазам, Гван остановился, дождался, когда незнакомцы приблизятся вплотную.

Нет, не могло быть никаких сомнений: все эти люди, все до единого были мертвы. Воины со знаками отличия королевской гвардии, рыжеголовые кочевники, отмеченные страшными, полученными в бою ранами, несколько человек, похожих на обычных крестьян...

Мертвецы...

Они подходили к Гвану, останавливались в паре шагов от него и, не проронив ни звука, опускались на одно колено. Они не сказали ни слова, но в голове Гвана шумело от дружного:

— Повелитель! Повелитель!

А они все шли и шли, выплывая из завихрений снежной поземки, подходили и опускались на колени, признавая верховенство того, кто стал правопреемником Вечного Зла...

— Что это было?— хрипло произнес Арсиги, глядя на вновь появившееся на небе солнце.

Этот вопрос интересовал не только его одного. У меня у самого, честно сказать, едва сердце не остановилось, когда неожиданно померк свет и раздался то ли стон, то ли вздох, от которого волосы зашевелились на голове. Не получив никаких объяснений, я решил замять для ясности. Возможно, это было какое-то редкое природное явление. А если нет, то ничего хорошего это не сулило. Недоброе почувствовали все: и люди, и пришедшие в крайнее волнение лошади, и птицы... Они посыпались с неба словно градины, пробивая снежный наст. Один из цанхи поднял пташку, повертел в руках, но не нашел никаких внешних повреждений.

За мгновение до необычного затмения мы провожали взглядом Шторна Ганеги. Было, конечно, обидно, что он решил покинуть людей, которые отправились в это путешествие в первую очередь затем, чтобы выручить его самого из беды. Но каждый имел право на выбор, и никто из нас не стал останавливать Великого Мастера, принявшего решение не связываться с пришельцами из Огвонтера.

А может, стоило прислушаться к его словам и вернуться в Сандору?

Трудно было поверить, что Шторн Ганеги — далеко не беспомощный цанхи — испугался тех, кто на самом деле не представлял никакой опасности. Значит, было, чего бояться!

И пока Ганеги удалялся, многие, судя по взглядам и кислым минам, приняли всерьез его предостережение. Даже Фенер Морли, жаждавший обелить свое имя после позорного бегства из Солиса, и тот стал мрачнее тучи. Но как раз у него, в отличие от Шторна Ганеги, особого выбора не было. А посему...

— Ну, чего рты разинули?!— рявкнул он.— Вперед, мать вашу!

Наемники тронулись с места, за ними поплелись цанхи, а мы все еще смотрели вслед Шторну Ганеги, удалявшемуся на восток.

— Поехали, что ли?— вздохнул Арсиги.

Аннисен, чьи губы побледнели от напряжения, оторвала взгляд от сгорбленной спины старого друга, кивнула, развернула лошадь и вонзила ей в бока шпоры...

Катларский тракт тянулся вдоль левого берега Орика, замерзавшего лишь в самые студеные годы. На противоположной стороне сплошной стеной стоял Кудомский лес, зимой еще более мрачный, чем летом. И хотя с некоторых пор Великое Зло было повержено и об этом знал уже весь Варгоез, люди все еще с опаской посматривали на правобережье, даже учитывая то, что для нечисти Кудома речная гладь служила непреодолимой преградой.

Весть о том, что случилось в Катларе, уже распространилась по тракту. На восток тянулись вереницы людей из числа тех, кто рассчитывал переждать неизвестность у близких родственников за высокими городскими стенами, а еще лучше — в небольших деревушках, в стороне от дорог, куда даже в погожие дни почти не заглядывал никто из посторонних. Те же, кому некуда было податься, сидели по домам и открывали двери лишь в том случае, если хотели узнать последние новости с запада.

Однако новостями прохожие не баловали. Слухи раскручивались, приобретая невероятные, порой гротескные формы, при этом никто из рассказчиков не видел собственными глазами пришельцев. Но страх уже уютно поселился в сердцах селян, и многие, поддавшись панике, брали с собой лишь самое необходимое и уходили на восток, оставляя бесхозными свои дома.

К исходу дня мы остановились на постоялом дворе, так же брошенном его хозяином, подавшимся в Далир. Все не смогли разместиться в доме, поэтому кому-то пришлось готовиться к ночлегу в сарае, а кому-то и вовсе на улице.

До Катлара оставалось два дня пути, и люди собирались лечь пораньше, когда со скрипом распахнулись ворота, и во двор вошел старик с длинной седой бородой. На вид — зажиточный крестьянин в теплом тулупе, меховой шапке, добротных сапогах.

— Приветствую вас, уважаемые!— поздоровался он, потирая озябшие руки.— Уж не в Катлар ли собираетесь?

— А тебе какое дело?!— вспыхнул тут же наемник по имени Агил.— Вынюхиваешь чего?

— Неспокойно нынче на побережье,— как ни в чем не бывало ответил старик.— Слышали, небось? То-то же.

— Сейчас везде неспокойно. Времена такие,— высказался Фенер Морли.— Сказать чего хочешь или просто язык решил почесать? А если на постой рассчитываешь, то, сам видишь — занято тут все...

— Я помочь хочу,— перебил его старик.

— Ты?!— фыркнул Агил.— А здоровья хватит? Дед, тебе даже чихать нельзя — рассыплешься! Сидел бы себе на печи да бабке своей пятки чесал. Куда ты лезешь?!

— Как знать, может, и от меня будет толк какой,— пожал плечами старик.

— Проваливай, старче, пока я не осерчал. Без тебя вон,— кивнул он в сторону цанхи,— не войско, а сборище немощных да убогих.

— Как скажешь, мил человек,— покачал головой старик, развернулся и вышел с постоялого двора.

— Зря ты его прогнал на ночь глядя,— посетовал кто-то из сердобольных цанхи.— Здесь по близости никакого другого жилья нет. Пропадет старик в диком поле.

— Ничего с ним не случится,— отмахнулся Агил и, плюнув под ноги, ушел в дом...

Покинув постоялый двор на рассвете, мы двигались походным шагом на запад. День обещал быть солнечным, погожим, а на душе скребли кошки. У нас и прежде не было никакой уверенности в задуманном, а теперь, после того, как пал Катлар и пришельцы получили неожиданное подкрепление, и вовсе народ приуныл. Может быть, поэтому мы никуда не спешили, словно надеялись отсрочить неизбежное. Но оно само вышло нам навстречу с конским ржанием и металлическим лязгом.

— Великий Страж...— выпучив глаза, пробормотал один из наемников, увидев спускавшуюся с холма разношерстную орду.

Впереди двигались механоиды, похожие на скелеты хищников — то ли волков, то ли огромных собак. Покрывавшие костяк шипы служили как оружием, так и защитой. Отсутствие открытых приводов и тяг и на первый взгляд невероятная прочность литых частей тела придавали дополнительную неуязвимость этим четвероногим монстрам, созданным руками огавонов. Если у них и были какие-то элементы питания и управления, то они могли находиться исключительно внутри массивных голов, защищенных металлическими пластинами.

Следом шли более рослые бойцы. Эти были антропоморфны и передвигались на двух ногах. До пояса они так же напоминали лишенный внешнего покрова костяк, однако их грудь прикрывала броня из пластин, тускло сверкавших на солнце темным металлом. Вместо черепов — приплюснутые в горизонтальной плоскости головы, расширявшиеся к затылку, оканчивавшемуся длинными шипами. Одна из передних конечностей представляла собой клинок, начинавшийся от локтевого сустава, которым можно было с одинаковым успехом колоть и рубить. Другая же была больше похожа на руку и имела трехпалую кисть, снабженную острыми когтями.

В центре отряда не спеша плелись совсем уж огромные создания, похожие на железных големов, знакомых мне по Альтиндору. Они достигали четырех метров в высоту, были массивны и на первый взгляд неповоротливы. Однако я бы не рискнул приблизиться к ним на расстояние удара передних конечностей. Такие могли с легкостью пробить стену, повалить дерево или перекусить железный прут острыми трехпалыми манипуляторами левой руки. Правую же венчал какой-то механизм, судя по внешнему виду, предназначенный для дальнего боя. У меня были все основания подозревать, что справиться даже с более "щуплым" хищником имевшимися в нашем распоряжении средствами будет проблематично. А этих гигантов было бы трудно завалить даже из гранатомета.

Самое время пожалеть о том, что энергетическая винтовка осталась в Центале. Впрочем, не уверен, что данном случае от нее был бы толк.

Наконец, замыкали процессию совсем уж диковинные создания. Уместнее всего было сравнить их с черепахами, передвигавшимися на четырех паучьих лапках. Судя по продолговатому устройству, расположенному в носовой части странных уродцев, это была своеобразная тяжелая техника для дальнего боя.

Танки?!

Механоидов было около шести десятков. Но не менее грозную силу представляли собой и их создатели количеством не меньше сотни. Огавоны носили броню, похожую на экзоскелет из неизвестного мне материала, массивную на вид, но, судя по всему, достаточно легкую, если учесть, что они двигались верхом на лошадях. Со слов Зариса я знал, что внешне огавоны были довольно уродливы, однако удостовериться в его правоте мешали литые шлемы, полностью защищавшие головы пришельцев. Со слов Матера Огня я уже кое-что знал об их вооружении. Это и выкидные шипы для ближнего боя, и компактные дискометы и игольники, и какие-то взрывные устройства вроде ручных гранат. К тому же они сами по себе были чрезвычайно сильны, чтобы рассчитывать на победу в честном бою.

Компанию пришельцам составил небольшой отряд варголезцев, вставших на сторону противника. Уж не знаю, по собственной воле или по принуждению, но к огавонам примкнуло сотни полторы варголезцев. Судя по экипировке — наемники и городские стражники.

Чуть отстав от основного отряда, двигался обоз с провиантом и еще каким-то хламом пришельцев из Огвонтера.

Что могли противопоставить пришельцам мы? Восемь десятков клинков и силу цанхи. Правда, клинки эти были спорным аргументом в бою против превосходящего в численности противника, сильного и технически более продвинутого. О механоидах я и вовсе не говорю. А цанхи никогда не применяли свои способности в сражениях. Будет ли от них какой-то толк?

И все же именно на их Дар были наши последние надежды.

— Приготовиться к бою!— отдал приказ Фенер Морли.

— Ты с ума сошел!— воскликнул Агил.— Нас сомнут при первой же атаке.

— Что ж, я готов умереть,— тихо ответил ему Морли.

— А я нет! Я готов пободаться с равным мне противником. Но эти... У нас нет против них никаких шансов.

— Что ты предлагаешь?

— Отступить под защиту стен Далира. Даже этим железякам будет сложно взять с ходу хорошо защищенный город...

— Жители Катлара думали точно так же,— парировал командир.

— Далир — не Катлар! Он и защищен лучше, и народу боевого там побольше будет. Кроме того, мы можем послать за подмогой в Вархар или даже в Сандору. Уж одну декаду, я думаю, мы сможем продержаться, а там и помощь подойдет... Ну же, Фенер! Нам не выстоять против них на открытой местности. Что толку, если мы все здесь умрем?!

В словах Агила явно прослеживалось логическое зерно. И, кажется, Фенер Морли начал было колебаться. На принятие решения у него ушло несколько секунд, и он тут же его озвучил:

— Мы примем бой!

Лицо Агила перекосило от ненависти.

— В таком случае сам здесь подыхай, а мы уходим!— заявил он и обернулся за поддержкой к своим людям.

Фенер Морли презрительно оскалился, вскинул взведенный арбалет и выстрелил в спину бунтовщику.

Его тут же окружили преданные ему люди, готовые защитить своего командира.

— Кто-нибудь еще хочет нарушить клятву верности, данную королю?— спросил он, окинув строгим взглядом ряды наемников.

Встречный ветер принес надрывный визг сигнального устройства, и сначала четвероногие механоиды, а за ними и все остальные, ринулись в атаку.

Бросив стремительный взгляд в направлении приближавшихся металлических чудовищ, Фенер Морли громко сказал:

— Если уж нам суждено будет умереть, так не обратимся же спинами к нашим врагам и умрем с оружием в руках!

Бывший помощник коменданта решил покинуть этот мир с честью — это понятно. Но я не разделял его порыва, как, впрочем, и многие другие. Свои слова бывший помощник коменданта Солиса адресовал воинам, совершенно позабыв о магах...

Если бы с нами был Шторн Ганеги или тот же Жарэд, они смогли бы организовать цанхи для отражения атаки. Сейчас же Мастера стояли в стороне и выглядели разбитыми и жалкими, затравленно глядя на мощь противника. Казалось, они уже смирились с тем, что очень скоро нам всем предстоит умереть. А если я и ошибался, то каждый поодиночке цанхи все равно не сможет долго противостоять противнику, бросившему нам вызов. А у меня был, хоть и небольшой, но все же опыт сражений в одном ряду с магами. Самому мне никогда не приходилось командовать, однако я решил попробовать.

— Погоди, командир!— я остановил Фенера Морли, готового ринуться в бой.

Тот замер.

Теперь необходимо было действовать быстро.

Я подъехал к цанхи, окинул их взглядом...

Главное не ошибиться в выборе...

— Парра!— сказал я, остановившись перед женщиной средних лет.

Она посмотрела на меня неуверенно, я кивнул, подбадривая ее:

— У тебя все получится.

Взбивая снег, четвероногие механоиды рвались вперед, быстро сокращая разделявшее нас расстояние. За ними по пятам двигались двуногие бойцы. Гиганты серьезно отставали. А "черепахи" расползлись в стороны, занимая господствующие высоты.

Им навстречу вышла хрупкая женщина. Она дрожала, прижимая к груди озябшие руки. Остановившись в десятке шагов от нас, она взглянула на катившуюся на нее лавину, вздрогнула, словно представив, как этот механический каток навалится и перемелет ее беззащитное тело. А потом медленно, расправив плечи, вдохнула воздух и, выбросив вперед руки с растопыренными пальцами, выдохнула.

Навстречу механоидам устремился резкий порыв ветра. С каждым мгновением он становился все сильнее и сильнее. Сначала в воздух поднялись, замели поземкой редкие снежинки, потом начали отрываться целые пласты снежного покрова. Послышался нарастающий вой разбушевавшейся стихии.

Снежная круговерть накрыла вырвавшихся вперед механоидов. Первый порыв они выстояли с достоинством, и, прижимаясь к земле, приблизились вплотную к Мастеру Ветра. Однако Парра резко вдохнула новую порцию воздуха и окатила чудовищ очередной волной, более мощной чем первая. Преодолевая сопротивление, четвероногие механоиды из последних сил рвались вперед. Им оказалось непросто зацепиться на оголившейся промерзлой земле, лапы соскальзывали, и воздушный поток отбрасывал железяк назад. Они упрямо поднимались, однако тут же падали и кувырком отлетали все дальше и дальше от намеченной цели.

Гораздо хуже приходилось двуногим. Они не могли устоять в вертикальном положении, и вынуждены были опуститься на передние конечности. Однако это им не помогло: порывы ветра были слишком сильны, чтобы устоять под их натиском. И они, гремя сталью, катились назад так же беспомощно, как и их четвероногие собратья.

И только тяжелые гиганты, упрямо борясь со стихией, медленно продвигались вперед. Сократив расстояние до полусотни метров, они активировали дискометы и игольники, пытаясь сразить неугомонную цанхи. Но диски стремительно меняли направление, разлетаясь во все стороны, а иглы быстро теряли свою изначальную скорость, застревая в ставшем упругим и вязким воздухе.

— Мастер Фаранг!— объявил я следующего бойца, чей Дар должен был помочь подуставшей Парре.

Теперь, когда все увидели, что мы в состоянии потягаться с пришельцами, и воины, и цанхи приободрились. Мне не пришлось уговаривать Мастера. Кажется, ему и самому хотелось испытать свой Дар, усиленный воздействием Источника.

Фаранг встал рядом с Паррой, протянул вперед руки, подогнул пальцы и резко пронзил ими воздух. И в тот же миг земля под ногами механических гигантов вздрогнула. Мастер Фаранг ударил еще раз — раздался треск, и по земле поползли трещины. Еще один удар — трещины стали шире, и в них посыпались как гиганты, так и часть более мелких механоидов. Те, что половчее, тут же выскакивали назад, но гигантам выбраться было не суждено. Желая поставить победную точку, Мастер Фаранг хлопнул в ладоши, и трещины в земле сомкнулись, поглотив не меньше двух десятков механоидов...

— Кто эти люди?— спросил хмурый Меран-Тер, обращаясь к Саффусу, стоявшему рядом с повелителем огавонов.

Едва увидев вышедший навстречу отряд местных храбрецов, он рассчитывал разделаться с ними одним мощным ударом механоидов. Но аборигены неожиданно оказали достойное сопротивление. И теперь он с болью в сердце вынужден был наблюдать, как гибнут его лучшие давы, нуры и кобраты.

— Цанхи,— презрительно выдохнул тот, глядя как ловко его земляки расправляются с металлическими чудовищами, приводившими его в ужас одним своим видом.

— Почему ты раньше о них ничего не говорил?— пророкотал повелитель, и у Саффуса задрожали поджилки.

— Я... я не знал, что они настолько могущественны,— проблеял в ответ предатель, подбирая правильные слова. В сильном волнении он забывал все то, что ему удалось выучить за время общения с огавонами.— Во всем Варголезе было два-три Мастера, от которых можно было бы ожидать неприятностей. Но ни одного из них я не вижу среди этих людей. А эти... Я не знаю...

Бросив презрительный взгляд на Саффуса, Меран-Тер коротко обратился к Заруфу:

— Приготовить к бою съерхов!

— Они уже готовы, мой повелитель!— тут же откликнулся Заруф.

— Так почему же они до сих пор бездействуют?!— заревел Меран-Тер так, что бедный Саффус сжался в комок.

Кивнув, Заруф махнул погонщикам, а те, в свою очередь продублировали его команду звуковым сигналом...

Мой выбор оказался более чем удачным. Два Мастера успешно отбили атаку механоидов и не собирались останавливаться на достигнутом. Когда железяки начали поспешное отступление, Парра и Фаранг последовали за ними, догоняя мощными порывами ветра и раскалывающейся под стальными лапами землей. Приободрились и остальные защитники Варголеза. Всадники рвались в бой, чувствуя скорую победу.

Мы услышали крикливый визг сигнального устройства.

Тактическое отступление?

Нет. Как только механоиды добрались до головного отряда огавонов, стоявшие на возвышенностях "черепахи" задрали вверх свои "морды" и с грохотом изрыгнули нечто яркое и стремительное. Огненные шары взметнулись в небо и, зависнув над нашими головами, распались на отдельные элементы, тут же устремившиеся к земле.

— Берегись!!!— закричал я, пришпорив коня.

Но было слишком поздно. Достигнув земли, десятки снарядов взорвались с оглушительным грохотом, разметав по сторонам оказавшихся поблизости людей и коней. Что-то тяжелое ударило меня в спину, а накатившая потом взрывная волна выбила из седла. Я пролетел с десяток метров, упал на землю, кувыркаясь словно тряпичная кукла. Сверху посыпались комья земли, прямо перед носом упала чья-то оторванная рука. Я рванулся, чтобы подняться, и от боли едва не лишился сознания.

Сквозь мутную пелену перед глазами я видел, как медленно кружат в воздухе частички пепла, как ползают по земле раненые, разбегаются в панике живые. Я оглох от взрыва и не слышал их криков. И не мог пошевелиться, ощущая пронзающую насквозь боль.

Овеваемый клубами дыма, передо мной появился Винеар. Он что-то кричал, а я пристально смотрел на него, пытаясь по губам прочитать его слова.

Цанхи рухнул передо мной на колени, осмотрел, ощупал грудь, руки, ноги. Безжалостно перевернул на живот, отчего я снова едва не потерял сознание. Но когда он прикоснулся к моей спине, стало вдруг легко и безмятежно. А потом словно пузырь лопнул — ко мне вернулся слух.

И мир снова наполнился истошными криками раненых и диким ржанием лошадей.

— Ты в порядке?— спросил меня Винеар, помогая присесть.

Я прислушался к ощущениям... Немного побаливало под правой лопаткой, но в остальном я чувствовал себя нормально.

— Держи!— лекарь протянул мне металлическую штуковину, похожую на короткий шип на плоской платформе. Он был перепачкан кровью...

Моей кровью.

— Я в порядке, помоги другим,— сказал я ему, поднимаясь на ноги.

И скользнул взглядом по сторонам в поисках знакомых лиц.

Мы стояли слишком кучно, поэтому результат обстрела был шокирующим. Больше всего досталось нашим цанхи. Людей перемололо в фарш. Из уцелевших большинство были ранены теми самыми шипами, один из которых пробил и мою спину и был извлечен Винеаром. Лекарь метался среди ползающих по земле людей, интуитивно определяя, кому из них еще можно помочь. Ему приходилось делать сложный выбор, потому что всех спасти он все равно не мог. В этом отношении повезло Ланде Горэн. Ей оторвало кисть правой руки, посекло лицо. С конечностью пришлось попрощаться, но кровотечение Винеар остановил, провел ладонью по лицу девушки, вытирая слезы и заживляя мелкие раны. После чего переместился к следующему пациенту.

Наемникам досталось не так сильно, как цанхи. И стояли они дальше остальных, и доспехи на них отразили часть смертоносной шрапнели. В седлах мало кто остался, но уцелело гораздо больше половины. То же самое касалось и подчиненных Фенера Морли, прибывших с ним из Солиса. Самого бывшего коменданта я не видел. Как не мог найти и своих друзей: ни Арсиги, ни Аннисен, ни Зариса. Надежды я не терял, потому как уже на расстоянии десяти метров поле боя тонуло в клубах взвеси из дыма, пепла и пыли...

Глава 22

Меран-Тер был доволен. Съерхи сделали свое дело: один единственный залп, и от хваленых колдунов остались только ошметки. Еще один такой удар, и с ними будет покончено навсегда. Но повелитель решил поберечь заряды — не так уж много их было в запасе. Да и застоявшемуся отряду не помешает размяться, разогнать кровь. И он отправил огавонов завершить начатое. Вместе с ними в свой первый бой против земляков отправились подгоняемые давами катларцы...

Они приближались не спеша, были уверены, что не встретят прежнего сопротивления. Один из снарядов упал как раз в том месте, где стояли Парра и Фаранг, лишив нас весомого аргумента сил Земли и Воздуха. Остальные цанхи — те, кому посчастливилось уцелеть, — зализывали раны и еще не чувствовали приближающейся развязки.

Впереди двигались катларцы. Судя по обреченному выражению лиц — шли неохотно, подневольно. В какой-то момент их обогнали четвероногие "хищники". Сократив разделявшее нас расстояние до полусотни метров, они вдруг ускорились, словно почувствовали нашу беспомощность.

Завеса, появившаяся после падения огненных снарядов, к тому времени частично развеялась, и я увидел Арсиги и Аннисэн. Девушка спешно перевязывала рану на бедре, из которой хлестала кровь, сама, потому как Винеар в это время работал в противоположном конце поля боя и не мог оказать помощь фангеэри. Малыш стоял рядом — невредимый, но ужасно бледный и растерянный. Заметив, как ускорились механоиды, он предупредил девушку, а сам вышел вперед, заслонив собой фангеэри. Оружия у него не было, зато решимости — хоть отбавляй.

— Они атакуют!— запоздало отреагировал кто-то из наемников.

Слишком поздно.

Оставшись без командира, мы оказались предоставлены самом себе. Ни о какой существенной обороне и речи быть не могло. Сдержать натиск механоидов подручными средствами представлялось невозможным. Я тщетно искал среди уцелевших цанхи хоть кого-нибудь, кто смог бы остановить надвигавшуюся на нас лавину.

К чести моих соратников по оружию следует отметить, что никто из них не обратился в бегство, увидев приближающегося противника. Возможно, все понимали, что убежать от четвероногих "хищников" все равно не удастся. И воины подняли щиты, готовясь встретить смерть с оружием в руках.

Я приметил бесхозный щит и подобрал его в тот момент, когда первые механоиды уже достигли наших рядов. Около метра длиной, прямоугольный, слегка изогнутый внутрь, окованный стальной полосой — он прекрасно защищал от стрел и холодного оружия. Но в бою со стальными машинами щит был слабым подспорьем.

Краем глаза я заметил, как вырвавшиеся вперед "хищники" промяли наш фланг. Натиск был настолько мощным, что люди разлетелись словно кегли. Мгновение спустя я испытал удар на себе, когда один из механоидов прыгнул на меня, выставив перед собой передние лапы.

С таким же успехом я мог пытаться остановить мчавшийся на всех порах локомотив. Впрочем, я не стал упираться, использовал щит, как прикрытие, не дав возможности когтям механоида вспороть мою грудную клетку. Меня отбросило назад, двигавшийся по инерции "хищник" пролетел дальше, приземлился на четыре лапы, резко развернулся и оказался рядом, собираясь добить поверженного противника. Я не успел подняться на ноги и снова прикрылся щитом. Стальные когти впились в прочное дерево, прочертили глубокие борозды, поцарапали металлические пластины, но щит выдержал.

Не знаю, что управляло механоидом, однако он умел принимать разумные решения. Он не стал ломиться сквозь преграду, рванулся к незащищенному горлу. Я спрятался за щитом. А потом откатился в сторону и вскочил с земли.

Что дальше?

Ладонь крепче сжала рукоять меча...

Меньше всего на свете Арсиги хотел, чтобы Аннисен заметила его страх, рвавшийся наружу при виде мчавшихся на него железных чудовищ. Взгляд зацепился за камень, вывороченный из земли упавшим с неба огненным шаром. Малыш успел вовремя: поднял глыбу и почти без размаха метнул в прыгнувшего "хищника". Камень угодил в брюшину, отбросив чудовище назад. К сожалению, костяк оказался слишком прочным. Железной псине понадобилось немного времени, чтобы вернуть утраченную на миг координацию движений. Но как только она встала на лапы, рядом оказался Арсиги, подобравший свое грозное оружие с земли. Он тут же обрушил камень на хребет механоида. Лапы чудовища подкосились, скользнули по промерзшему грунту, разъехались в стороны. Арсиги не стал останавливаться на достигнутом, ударил еще — на этот раз по мощной голове. Прочные пластины выдержали, но голова наполовину погрузилась в землю. Малыш ударил снова. Потом, наступив на башку "хищника", стал курочить камнем остальной костяк. И он не выдержал ярости цанхи. Металл лопнул на сочленении позвонков, брызнули искры, тело механоида затряслось в судороге и затихло.

Увлекшись четвероногим, Арсиги не заметил, как к нему приблизился пришелец. Малыш услышал хруст снега, обернулся, но тут же получил сокрушительный удар наотмашь. Камень выпал из рук, Арсиги пошатнулся от накатившей слабости. А огавон лязгнул выкидным стилетом, собираясь прикончить коротышку.

За мгновение до этого Аннисен исчезла со своего места, и в следующий миг нечто стремительное и плотное ударило пришельца в грудь и отшвырнуло назад. Возникшая на секунду фангеэри бросила взгляд на второго противника, спешившего на помощь своему товарищу, и снова исчезла. Арсиги видел только размытый силуэт, короткими вспышками появлявшийся то тут, то там, круживший вокруг разъяренного от бессилья огавона. Он слышал отчетливый лязг металла, когда девушка пыталась пробить мечом броню пришельца. Сыпались искры, крутился на месте пришелец, рычал, палил без разбора из игольника, размахивал по сторонам стилетом в надежде отразить атаку невидимки. Малыш был спокоен за девушку. Она обладала чудесным Даром, изменявшим течение времени. Огавон мог считать себя предельно ловким и подвижным, но для Аннисен он все равно казался мухой, угодившей в кувшин с медом. И она упрямо долбила его мечом, пытаясь найти уязвимое место...

— Бей между пластин!— крикнул ей Арсиги, уворачиваясь от атаки второго пришельца, очухавшегося после толчка фангеэри. Малыш не мог похвастаться проворством Аннисен, однако и его противник не отличался чрезмерной подвижностью. Улучив момент, коротышка перехватил закованную в сталь руку огавона, способную без труда проломить даже самый прочный череп, ловко поднырнул под пришельца, оторвал его от земли и с размаху швырнул на землю. Лишь после этого он обернулся, чтобы удостовериться в том, что с Аннисен все в порядке.

Девушка воспользовалась советом старого приятеля, вонзила клинок в слабо защищенную подмышечную впадину пришельца. По латам потекла кровь — темная, почти черная, густая и липкая. Фангеэри схватила меч двумя руками и вонзила его в рану чуть ли не по самую рукоять.

Арсиги улыбнулся и снова вернулся к своему неугомонному противнику. Будь на его месте обычный человек, остался бы валяться на земле со сломанными ребрами. Этот же не стал разлеживаться, скрепя суставами, поднялся, вскинул руку с игольников, метя Малышу в грудь, и выстрелил.

Но за мгновение до этого к нему метнулась Аннисен. Сжав меч обеими руками, она отбила руку вверх, и игла улетела в небо.

Арсиги не стал медлить, накинулся на неприятеля, рывком бросил его на землю. Но на этот раз не дал ему возможности встать на ноги. Он схватился за шлем, уперся пришельцу в плечо ногой и силой сорвал защиту, повредив запорный механизм. На него уставилась мерзкая физиономия огавона, перекошенная гримасой ненависти. Урод хотел что-то сказать, но рядом появилась Аннисен и одним мощным ударом отсекла пришельцу голову...

Часть катларцев на самом деле подчинялась воле пришельцев неохотно. Их семьи остались заложниками в портовом городе, и неповиновение могло стоить им жизни. Но такими были не все. В Катларе, впрочем, как и в других концах Варголеза, обитали наемники, предлагавшие свои услуги всем, кто был в состоянии за них заплатить. Они охотно нанимались в охрану знатных марченов, защищая новых хозяев от посягательств соседей и вездесущих разбойников. Или пополняли ряды грабителей с большой дороги, потрошивших тех же самых марченов. Скрывая лица под масками, они воевали на стороне кочевников, а если не удавалось с ними договориться о цене, предлагали свои услуги пограничной страже, гонявшей рыжих дикарей по Олфирской степи.

Большинство наемников было людьми без принципов и традиций. И когда пришельцы поставили их перед выбором — либо умереть, либо принять строну победителя, — многие даже не колебались. Ибо мимолетного взгляда на огавонов было достаточно, чтобы понять, за кем отныне сила.

Пока их более нерешительные товарищи — в основном уцелевшие после бойни в Катларе стражники — плелись в самом хвосте, наемники, обгоняя друг друга, ринулись на перемолотый страшным оружием пришельцев отряд варголезцев. Им противостояли такие же рубаки, предлагавшие свои услуги налево и направо, но в этот раз принявшие неверную сторону. Их немного уцелело после того, как огненные шары вспахали кусок степной равнины на левом берегу Орика. Но за свои жизни они сражались отчаянно. Особое упорство проявляли латники, отмеченные эмблемами стражи Солиса...

"Должно быть, совсем плохи были дела у Сарэна, если ему пришлось посылать в бой защитников небольшого городка, расположенного в противоположном уголке Варголеза!"

Мое противостояние с четвероногим механоидом затягивалось. С одной стороны, отрадно думать о том, что я, сражаясь с боевым роботом, все еще был жив. С другой же положение мое было незавидным. Хваленый щит, не раз за последние пару минут спасший мне жизнь, был измочален когтями механического чудовища и уже дышал на ладан. Кроме того, я не привык к бою со щитом, и удерживать его одной рукой было все труднее. Хотя от меча не было никакого толку, отказываться от него я не собирался. Клинок был хорош, однако не в бою со стальным "хищником". Мои удары не причиняли чудовищу даже незначительного урона. Он был совершенно неуязвим для качественной стали кузнецов Интери-Анере. Разве что глаза... Но они были слишком глубоко посажены и поразить их рубящим ударом не представлялось возможным. И все же я не терял надежды. Маневрируя по изрытому взрывами полю, я уклонялся от атак "хищника", временами огрызался короткими колющими ударами, стремясь повредить не упускавшие меня из виду зрительные сенсоры механоида.

Вокруг меня шло знатное рубилово, которое я, полностью сконцентрировавшись на своем противнике, воспринимал исключительно на слух. Звенела сталь, грязным потоком лилась варголезская брань, стонали раненые... Происходило это совсем рядом, но как будто в каком-то ином, параллельном мире, к которому я не имел никакого отношения. В моем мире существовал только я и настойчивый механоид, не оставлявший попыток прикончить упрямую жертву.

Вроде бы и немного времени прошло с тех пор, как начался бой, а я снова истекал кровью. Стальной твари удалось распороть мне бедро, бок и повредить руку, пальцы которой сжимали меч. Те пару легких царапин и зарубок, которые я оставил на ее костяке, можно было не принимать в расчет за их незначительностью. Я уже начинал выдыхаться, а механоид, кажется, только-только вошел в раж.

Его очередная атака оказалась самой результативной из всех предыдущих: очутившись рядом, тварь ударила лапой, и мой щит рассыпался, приказав долго жить. Мой меч оставил легкий рубец на морде "хищника", но чудовище проигнорировало такую мелочь, ринулось на меня, распахнув пасть, похожую на мощный капкан, сбило с ног и лязгнуло клыками перед самым носом. Я выронил меч, схватился за массивную голову, пытаясь отстранить ее от своего горла. Мышцы натянулись, как тугие канаты. Удержать наседающую машину было непросто, и я постепенно уступал натиску, с сожалением признавая, что в этой схватке мне не победить.

И вдруг рядом появился огавон. Усиленные дополнительными приводами пальцы схватили "хищника" за хребет, оторвали от законной добычи. Механоид засучил лапами, завертел головой, пытаясь цапнуть обидчика за руку, сжимавшую его холку. Огавон перехватил тварь обеими руками и, развернув спиной книзу, резко опустил на согнутое колено. Раздался треск, закоротило проводку, засверкавшую искрами электрических разрядов, тощее тело "хищника" безвольно повисло в руках спасшего меня огавона.

Лишенный последних сил, я лежал на земле и удивленно смотрел на пришельца.

Почему? Почему он спас меня?!

Ответ я получил после того, как огавон развернулся и отошел в сторону. За его спиной стояла бледная Ланда Горэн, не сводившая глаз с зачарованного пришельца. Девушке удалось подчинить своей воле его разум, и на нашей стороне появился невольный союзник...

Не всем повезло так, как мне. Всего в нескольких шагах такой же "хищник" терзал тело убитого цанхи. Чуть в стороне пара двуногих механоидов теснила группу наемников, ушедших в глубокую защиту. От их щитов отлетали крупные щепки, падали на землю отрубленные конечности, тела тех, кто не смог выдержать натиска.

Чуть лучше обстояло дело на правом фланге, где стражники Солиса сражались против предателей катларцев. Несмотря на численное преимущество, противник нес чувствительные потери. Однако с появлением нескольких огавонов расклад сил начал меняться не в лучшую сторону.

Цанхи...

Их осталось совсем немного. Но те, кто уцелел, отчаянно боролись за свою жизнь. Больше всего меня поразил и порадовал Урфим — совсем еще мальчишка, уроженец Сандоры. Жарэд не хотел его отпускать, да и я не особо возражал бы против того, чтобы он остался в столице, если бы не его Дар. Едва увидев его способности, я понял — возможно, это то, что поможет нам в трудную минуту. И не ошибся.

Мальчишка с легкостью генерировал молнии. Потерев ладони, он медленно сводил пальцы, и между ними проскакивала мощная электрическая дуга. Слегка изменив положение пальцев, он мог бить молнией на расстоянии. И это его умение пришлось как нельзя кстати, потому как оказалось едва ли не единственным способом вывести из строя неуязвимых механоидов. Получив мощный разряд, стальные твари теряли ориентацию в пространстве. Окутанные электрической паутиной, одни застывали на месте, других же корежило так, что трещали и лопались шарнирные суставы.

Урфим сам настоял на участии в походе, и теперь был, пожалуй, единственным из всего нашего отряда, кто не испытывал трепета при виде стальных созданий. Его прикрывали трое наемников, принимая на щиты летевшие в парня иглы и диски, а он сам встречал приближавшихся противников разящими молниями, бросая их с обеих рук.

Являясь самым серьезным противником, он быстро стал излюбленной целью механоидов. Они рвались к парнишке со всех сторон и выходили из строя — временно или абсолютно, — пораженные длинными извивающимися молниями. Очень скоро все пространство вокруг скооперировавшейся четверки было усеяно замершими и бьющимися в конвульсиях механоидами.

К сожалению огавонов, они не сразу поняли, какую опасность представляет этот юнец. А когда решили с ним поквитаться, ощутили на собственной шкуре силу его разрядов. Хваленые доспехи оказались не в состоянии их защитить. Молнии пробивали насквозь, раскалывали, словно яичную скорлупу, прочную броню и испепеляли незащищенную плоть.

Ошалевшие от потерь огавоны усилили натиск, однако на помощь четверке подоспели другие варголезцы, грудью ставшие на их пути. В наших рядах царило небывалое воодушевление. Казалось, чаша весов начала склоняться в нашу сторону и близок час победы, но...

С одного из холмов гулко огрызнулась стальная "черепаха". Огненный шар взлетел в воздух, на мгновение завис над головой Урфима и его товарищей по оружию, а потом рассыпался на составляющие, упавшие на землю смертоносным градом. Отдавший приказ полководец не пожалел ни чужих, ни своих. Во взрывах и пламени погибли все, кто попал под удар. Когда дым развеялся, на краю одной из воронок я увидел нижнюю часть двуногого механоида, еще какое-то время пытавшуюся устоять на месте. Однако и она, сделав неуверенный шаг вперед, рухнула на землю и замерла...

Совсем не так представлял себе ход сражения видавший виды Меран-Тер. Выслушав доклад Заруфа и взглянув на обитателей этого мира и их примитивное оружие, повелитель огавонов имел полное право рассчитывать на непринужденную прогулку. А вместо нее получил ожесточенное сопротивление горстки аборигенов, не желавших мириться с появлением нового властелина Патэприена, еще в стародавние времена завещанного огавонам Великим Кигнеком. Еще тысячу лет назад назрела необходимость покинуть Огвонтер, и дар всемогущего покровителя мира мог спасти целую цивилизацию огавонов и их союзников. Однако тогда не получилось. Новую возможность подарил сын Сулун-Тара, пообещав минимум проблем и максимум выгоды. И Меран-Тер был уверен, что так бы оно и было, если бы не эти... цанхи. Они нарушили его планы, заставили усомниться в собственных силах, породили...

"Страх?!"

Может быть. Меран-Тер не боялся смерти. Он боялся поражения. А оно было близко. Какой-то мальчишка в одиночку уничтожил столько давов и нуров, сколько не осилило бы целое войско аборигенов. И вроде бы нет его больше... Правда, пришлось пожертвовать и десятком своих, но... На душе у Меран-Тера было неспокойно. Огавоны снова начали теснить неприятеля, однако бой был далек от завершения.

Меран-Тер заметил безобразную старуху, плетущуюся к реке. Она была ранена, едва передвигала ноги, но брела, в тщетной надежде на спасение. Следом за ней не спеша шел огавон, предоставляя старой карге возможность насладиться последними мгновениями жизни. Оказавшись на берегу, старуха протянула руки вперед, взмахнула ими, и вода в реке пришла в движение, вспучилась огромным пузырем, потянулась вверх, угрожающе нависнув над старухой. Опешивший огавон замер, не смея пошевелиться. Затаил дыхание и сам Меран-Тер, не смея представить, что случится, если вся эта водная громада рухнет вдруг на берег. Но безмозглые давы бросились на старуху, а она обернулась, оскалилась хищно и торжествующе резко опустила руки вниз. И в тот же миг водяная стена накрыла и ее саму, и стоявшего напротив огавона, и опрометчивых механоидов, шумной волной затопила берег, расплескалась, сбивая с ног и своих, и чужих, ринулась во все стороны. Меран-Тер не дрогнул, устоял на месте, глядя на приближающийся поток. А он, истратив свой гнев на потревожившую стихию старуху, быстро выдохся и лишь лизнул кованые сапоги предводителя огавонов.

Меран-Тер с презрением обернулся на бросившегося к холму переводчика...

"Как его назвал Заруф? Слизняк? Да, он и есть слизняк".

Река затопила низину. Часть воды растеклась по берегу, часть схлынула обратно в русло.

"Что ж, не так страшно, как выглядело со стороны",— подумал Мекран-Тер, видя, как появляются над водой механоиды. Да и огавоны, кажется, совсем не пострадали...— "Глупая старая стерва! Напугала..."

Отчаяние матушки Зеи едва не стоило жизни одним из нас и, наоборот, предоставило другим короткую передышку. Обрушившаяся на сушу волна сбила с ног и людей, и огавонов, и механоидов, разняла дерущихся, перемешала все и вся и схлынула обратно, оставив на берегу обессиленные тела.

Быстрее других очухались механоиды. Вода не причинила им никакого вреда, и они тут же принялись добивать копошившихся на мокрой скользкой земле людей. Еще недавно их было не меньше полусотни, а теперь осталось всего десятка полтора.

Невероятно, но нам почти удалось невозможное...

И все же наши дела были плохи. От отряда осталось меньше четверти, и пришельцы, несмотря на понесенные потери, все еще превосходили нас числом. Я оказался в полном окружении катларской фракции. Даже если они и приняли сторону огавонов вынужденно, то после пролитой варголезской крови они окончательно стали такими же врагами, как и сами пришельцы. Они и сами понимали, что назад дороги нет и спешили прикончить остатки угрызений совести вместе с теми, кто был невольным свидетелем их предательства. Меня атаковали сразу двое. Хорошо еще, что я, барахтаясь в воде, не выпустил из рук меч. Мокрая одежда стесняла движения, холод пробирал до костей, однако мои противники чувствовали себя не лучше. К тому же у одного из них была перебита правая рука, и ему пришлось сражаться левой. Я избрал его приоритетной целью, и после удачного выпада прикончил ударом в грудь. Со вторым пришлось повозиться. Он превосходил меня в мастерстве владения мечом и был облачен в тяжелые доспехи, пробить которые оказалась непросто. С другой стороны, именно они лишали его подвижности, поэтому и ему долгое время не удавалось нанести мне существенный урон, и дело обошлось лишь парой незначительных царапин. Перелом мог случиться, когда мой противник поскользнулся на куске люда. Я воспользовался ситуацией, врезался в него плечом, сбил с ног и...

...в следующую секунду по ушам ударил настолько пронзительный звук, что меч выпал из рук, а ноги подкосились, и я повалился на землю рядом со своим противником.

Пострадавшим оказался не я один. Никто не устоял на ногах: ни люди, ни огавоны. Пришельцам пришлось даже хуже, так как шлемы на головах не позволяли им зажать уши ладонями, как это сделали все без исключения варголезцы. Некоторые сорвали массивные полусферы, обнажив свои уродливые головы, огласив окрестности пронзительным глубоки ревом.

Боль была невыносима настолько, что я тоже орал во все горло, катался по земле и размазывал по щекам кровь, сочившуюся из ушей. Сквозь мутную пелену перед глазами я заметил человека с посохом в руке, бордо шагавшего по частично затопленному берегу. Он проходил мимо корчившихся людей и огавонов, не обращая на них никакого внимания. Его взгляд был устремлен к подножию холма, туда, где стоял предводитель пришельцев и еще один человек, варголезец. Эти двое оказались единственными из смертных, на кого не подействовал уничтожающий дар Великого Мастера...

...Шторна Ганеги.

К прочим стоило отнести механоидов. Одни окружили огавонского военачальника, встав на его защиту, другие же ринулись на цанхи. Вырвавшихся вперед четвероногого "хищника" Шторн убрал с дороги взмахом руки. Другого подцепил телекинезом и отбросил в воды реки. Остальных остановил верховный огавон, понявший неизбежность этой встречи...

Остаток пути Шторн преодолел беспрепятственно и остановился напротив пришельца, выглядевшего вблизи еще более грозным, чем издалека. Массивный шлем скрывал его лицо, но Мастер чувствовал, как его сверлит пронзающий взгляд глаз, скрытых за непроницаемым забралом.

Он заговорил первым. Шторн отчетливо услышал его искаженный голос, но не понял ни слова. Тогда военачальник толкнул локтем замершего рядом Саффуса. Предатель вздрогнул и неуверенно перевел его короткую речь:

— Повелитель Огвонтера Меран-Тер предлагает тебе встать на его сторону,— а потом добавил от себя: — Дни этого мира сочтены, Шторн. Пришельцы нам не по зубам. Даже если вам удастся уничтожить этих, придут другие. У них нет иного выхода... Они дают нам возможность увидеть завтрашний день, и я решил ею воспользоваться. Если тебе дорога твоя жизнь, жизнь твоих близких и друзей, тебе придется последовать моему примеру.

Шторн упрямо избегал взгляда в сторону своего бывшего друга детства, но теперь не сдержался. Саффус физически ощутил все то презрение, которое испытывал к нему Ганеги. За последние время он привык к подобным взглядам. Его ненавидели все: и огавоны — за слабость и покорность, и варголезцы — за трусость и предательство. Даже те, которые сами вынуждены были подчиниться воле пришельцев. Но взгляд Шторна был особенным. Он, как мороз, пробирал до костей, заставлял чувствовать Саффуса полным ничтожеством.

— Не смотри на меня так!— воскликнул он и беспомощно зарычал.

— Знаешь, о чем я жалею?— спросил вдруг Ганеги.— О том, что не убил тебя тогда, помнишь, когда ты ударил Сенару? Но лучше поздно, чем никогда.

Шторн вскинул руку ладонью вперед, и Саффуса отбросило на склон холма. Он быстро поднялся на ноги, однако Ганеги сжал пальцы, и тут же тугая невидимая петля захлестнула горло предателя. А потом его увлекло вверх, и он повис в десятке локтей от земли, беспомощно суча ногами. Его пальцы пытались разорвать неосязаемые клещи, сдававшие горло, глаза лезли из орбит, а изо рта рвался сдавленный хрип.

Механоиды бросились было к Шторну, однако Меран-Тер остановил их. Жизнь Слизняка была дешевле грязного снега под ногами. Рано или поздно ему все равно пришлось бы умереть. Предателям нет места под солнцем.

А вот с его противник... В нем чувствовалась Сила, неведомая даже ему самому, рвущаяся наружу... Его можно было убить — даже Великий Кигнек был смертен... при определенных условиях. Но лучше призвать на свою сторону и использовать его Силу во благо огавонов.

Меран-Тер решил не спешить. Пуст он созреет для столь важного решения.

Но остальных это не касалось. Полководец окинул взглядом замерших на поле боя воинов. Появление незнакомца привело к неожиданному перемирию. Оружие было опущено и все — люди и огавоны — наблюдали за поединком, словно он что-то решал.

"Нет, дорогие мои, вас это не касается!"

Меран-Тер подал знак огавонам, и они снова вступили в бой. Механоидов предводитель решил оставить при себе.

На всякий случай...

Появление Шторна Ганеги странным образом сказалось на ходе сражения: механоиды бросились спасать своего повелителя, а остальные замерли в ожидании чего-то знаменательного.

С нашей стороны все знали Великого Мастера. Знали его, видимо, и многие катларцы. Но почему остановились огавоны?!

Впрочем, затишье продолжалось недолго. Как только Шторн атаковал предателя-варголезца, повелитель пришельцев подал сигнал, и сражение продолжилось.

И снова звенели клинки, лилась кровь, и смерть собирала неожиданный урожай...

Шторн чувствовал сопротивление Саффуса. Предатель был на последнем издыхании, но упрямо цеплялся за свою никчемную жизнь. Его лицо побледнело, губы стали синими, глаза закалились, но...

Саффус оставил попытки разорвать стягивавшую горло петлю, левой рукой прикоснулся к жезлу, торчавшему из-за пояса, а дрожащую правую протянул в направлении Ганеги. Потом вдруг он резко махнул раскрытой ладонью, слово отвесил звонкую пощечину.

В тот же миг грудь Шторна обожгло пронзительной болью, он невольно разжал пальцы, и тело Саффуса грохнулось на землю. Великий мастер опустил глаза и увидел четыре тонкие резаные раны, сквозь которые хлестала кровь, заливавшая грудь и капавшая на землю.

"Новый Дар?"— удивился цанхи и уставился на своего противника.

Жезл в руках Саффуса быстро восстановил утраченные силы. Взмах рукой — и Ганеги ощутил сокрушительный удар по ребрам, отбросивший его на десяток шагов назад. Падение выбило дух, а неведомая сила навалилась свершу, распластала по земле, лишив подвижности.

— Ты, кажется, забыл, что я тоже Великий Мастер,— тяжело дыша, сказал подошедший к нему Саффус. На лице — ненависть, сдобренная давно позабытым чувством превосходства.— И тоже кое-что умею.

Предатель не стал медлить. Все это пустые разговоры ни к чему. Пора было покончить со Шторном Ганеги.

Давно пора...

Он вскинул руку с жезлом, резко опустил ее вниз, метя острием в окровавленную грудь бывшего друга.

Но Шторну все же удалось дотянуться до посоха, пальцы обхватили древко, и тут же его тело взмыло в воздух.

Сокрушительный удар, нанесенный Саффусом, пришелся по земле, оставив глубокую вмятину. Поморщившись от досады, он обернулся, взглянув на плавно спускавшегося на землю Ганеги...

Признаться, Слизняк порядком удивил Меран-Тера. Что-то случилось с появлением незнакомца, и теперь повелитель огавонов не узнавал человека, еще недавно готового лизать его сапоги в надежде на милость. В нем, конечно, тоже чувствовалась Сила — Меран-Тер заметил это, едва только увидев Саффуса в порту Катлара. Ее было не так много, как у незнакомца, но все же. Однако страх лишал его не только разума и воли к сопротивлению, но и пожирал эту Силу, как ржа железо.

И вдруг страх исчез, а его место заняла несгибаемая решимость. Сила вырвалась наружу и готова была уничтожить все живое, случайно оказавшееся поблизости. Она угнетала даже Меран-Тера, находившегося в отдалении. А под ногами Саффуса почернела земля, и это мрачное пятно медленно расползалось во все стороны...

Противником Шторна оказался цанхи. Судя по силе и тому, что он не только пережил атаку Ганеги, но и едва не одолел его, это был еще один Великий Мастер.

Уж не Саффус ли Кари?!

Друг детства Шторна Ганеги.

И его непримиримый враг.

В иной реальности эта встреча так же имела место, и она закончилась весьма плачевно для Саффуса. Но в этот раз все могло быть совсем иначе. В смертельной схватке сошлись два равных по силе противника. Два могущественных цанхи. Два Великих Мастера. Используя полученный Дар, они лупили друг друга от души. Взаимная ненависть придавала им дополнительных сил. Ни одному смертному не удалось бы пережить этот поединок. Да и им самим приходилось не сладко. Содрогалась земля, по полю боя прокатывались волны ментальных ударов такой силы, что их отголоски накрывали и нас, сражавшихся в стороне от этих двоих. Оба выглядели измотанными, истекали кровью, но продолжали атаковать друг друга, потому что только один из них должен был покинуть поле боя живым. И пока что все складывалось не в пользу нашего друга.

Я все реже посматривал на Ганеги, потому что и у нас дела шли не очень. Пала Ладна Горен, осыпанная трехгранными шипами, и вырвавшийся из ее подчинения огавон снова обратил свое оружие против нас. Отступали стражники Солиса, теснимые пришельцами на правом фланге. Их давно бы смяли, если бы не Арсиги и Аннисен. Первый, прикрываясь щитом, из последних сил разбрасывал нападавших, а фангеэри металась молнией, пытаясь нанести огавонам как можно больше урона. Куда-то запропастились ее мечи, и теперь она сражалась кинжалом, жаля пришельцев между пластин.

На левом фланге мы с наемниками все еще сдерживали натиск катларцев. Он усилился, когда Саффус в очередной раз уложил на лопатки Шторна Ганеги. Я уже едва держался на ногах от усталости и ран, полученных в бою. Мои удары были вялыми, а врагов меньше не становилось. Рядом гибли товарищи по оружию, и не далек был тот час, когда и моей крови вдоволь изведает вражеский клинок...

Я случайно заметил его, появившегося на противоположном берегу Орика. Не обратил бы внимания, если взгляд не зацепился за знакомое лицо. Это был тот самый старик, который намедни приходил на постоялый двор. Который предлагал нам свою помощь.

Чудак...

Не знаю, откуда он там взялся. Возможно, вышел из леса. Некоторое время он стоял, скрестив руки на груди, наблюдал за ходом сражения. Лицо хмурое, взгляд напряженный. Покачав головой, он протянул руки в направлении реки, и в тот же миг водная гладь затвердела, превратившись в лед. Произошло это настолько стремительно, что поверить было трудно. В считанные секунды широкое ледяное поле достигло противоположного берега. Хлынувшая недавно вода смыла с него снег, а вот теперь его снова затянуло серебристой изморозью, наколдованной загадочным стариком.

Сначала я решил было, что он собирается присоединиться к нам. Что ж, убедил: помощь еще одного цанхи нам бы не помешала. Однако проложив ледяную дорожку, он развернулся и направился к лесу. Мои удивление и разочарование были настолько велики, что я даже пропустил чувствительный удар противника из числа катларских наемников. Меч выпал из моей руки, но я не дал прикончить себя, набросившись на врага безоружным. Мы покатились по земле. Он тоже потерял оружие, и мы схватили друг друга за горло.

И в этот момент со стороны реки, а точнее, из леса на противоположном берегу, донесся ехидный смешок — такой знакомый мне и такой же ненавистный, как и металлический лязг орды пришельцев. Затрещали ветви, повалились на землю стволы деревьев, безжалостно сломленные невероятной, неподвластной ни одному живому существу силой. Сквозь лесную чащу пролегла просека, ощетинившаяся неровными пеньками, оставшимися на месте вековых гигантов. Взметнулся снег, отмечая путь ринувшейся к берегу реки невидимой братии лесных духов. Однако приблизившись к реке, они замерли, не смея преодолеть препятствие, веками сдерживавшее нечисть от появления на противоположном берегу Орика.

Снова наступила тишина — гнетущая и пугающая своей непредсказуемостью.

Но уже через мгновение дикий визг огласил окрестности Катларского тракта, ледяная дорожка через реку затрещала под тяжестью лесной нечисти, ринувшейся на левый берег.

История битвы на Ильгеровом поле была популярна в Варголезе, как никакая другая. Ее пересказывали, смаковали, каждый раз привносили новые и новые подробности, словно рассказчики видели побоище собственными глазами. Я слышал о подвиге отряда варголезцев, бросивших вызов некоему Гонготу, мечтавшему о распространении власти Вечного Зла на левобережье. К счастью, вмешательство цанхи избавило этот мир от полного уничтожения. Но в том бою полегли почти все те, кто вместе с Ильгером пришел в Кудомский лес. А теперь я мог воочию представить себе, что именно произошло в тот злополучный и, тем не менее, знаменательный день в лесной глуши Кудома.

Духи обрушились на пришельцев невидимой лавиной, неуязвимой для их оружия. Огавоны отчаянно защищались, размахивая выкидными шипами, бесцельно и беспомощно метали во все стороны разящие иглы и диски. Результатом их потуг был лишь издевательский визг лесной нечисти, получившей возможность показать миру свое истинное могущество. Ничто не могло уберечь пришельцев от ярости лесных духов: ни оружие, ни броня, ни физическая сила. Они проникали под панцири через микроскопические трещинки и поры и терзали податливые тела обладателей прочных доспехов. Они разрывали на части невероятно прочных механоидов, разбрасывая по снегу разрозненные детали и отдельные агрегаты. Я видел, как плавился, капал на землю металл, слышал, как орали охваченные пламенем огавоны и их прихвостни из числа вставших на сторону пришельцев жителей Катлара. Я думал о том, какой же силой должны обладать невидимые духи, если им по силам было мять и кромсать механических гигантов, казавшихся несокрушимыми и вечными? Я не завидовал пришельцам, решившим потягаться силой с обитателями Кудомского леса — частью того мира, который они вознамерились завоевать. И был очень рад, что нам в свое время удалось избежать участи злосчастных огавонов...

Это было поражение — полное и необратимое. Глядя, как неведомая сила рвет на части огавонов и добивает последних механоидов, Меран-Тер заскрежетал зубами, неохотно забрался в седло и вместе с жалкими остатками некогда несокрушимого войска, поскакал на запад...

Мой противник сам разжал пальцы, когда я совсем было решил, что пришел конец. Его миновала участь его товарищей по оружию, которых растерзали лесные духи. Таких как он было немного — человек пять. Остальные нашли смерть в этот солнечный морозный день.

Духи, исполнив поручение неизвестного старика, вернулись в Кудомский лес. Ледяная дорожка тут же потрескалась и была унесена вниз по течению рекой.

Из нашего отряда пережил побоище лишь каждый десятый. Раненые стекались к Шторну Ганеги, которого Саффус взял в заложники, угрожая Великому Мастеру кинжалом, приставленным к горлу.

— Не подходите!— визжал предатель.— Не подходите, иначе я его убью!

Шторну сильно досталось. Голова разбита, лицо залито кровью, тело исполосовано резаными ранами, левый глаз вытек. Но он все еще был жив, шевелил губами, словно хотел что-то сказать.

— Отпусти его и убирайся!— прохрипел кто-то из наемников, обращаясь к Саффусу.

Но тот обезумел от страха, пятился назад, вдавливая кинжал в горло Ганеги так, что сочилась кровь.

— Не подходите!!!

Раздался щелчок, возле моего уха пролетел арбалетный болт, угодивший Саффусу в глаз. Его крик резко оборвался, и он рухнул на землю. Следом за ним повалился и Шторн, но его подхватили под руки и уложили на быстро расстеленный плащ.

— Надеюсь, мне это зачтется,— проговорил стрелок, в котором я узнал своего недавнего противника.

Я завертел головой в поисках Винеара... Но лекаря не было среди уцелевших. Зато я увидел Арсиги, бредущего по берегу. На руках он нес безжизненное тело Аннисен...

Димер-Шер собирался отправиться в поход вместе с Меран-Тером. Но повелитель огавонов настоял на том, чтобы он остался.

— Кто-то должен присматривать за этим городом в мое отсутствие,— аргументировал свое решение Меран-Тер.

Но Димер-Шеру показалось, что на самом деле тот просто не хотел делиться славой с сыном Сулун-Тара. Он сам решил покорить этот мир, не дожидаясь подхода основных сил.

Поэтому он с трудом сдержал ехидную усмешку, когда ему доложили о неожиданном возвращении повелителя, потерпевшего поражение в самом начале своего славного пути.

— Мне очень жаль, Меран-Тер,— посочувствовал он, выйдя навстречу повелителю.— В это трудно поверить, но... Как такое могло случиться? Неужели я чего-то не учел, и в Патэприене нашлась сила, сумевшая уничтожить лучших из лучших?

— Цанхи,— гневно проскрежетал Меран-Тер, не в силах взглянуть в глаза сыну Сулун-Тара.

— Хм...

Димер-Шер был знаком с некоторыми из Мастеров и был уверен, что они безобидны... Разве что, за исключением пары-тройки человек. Но поверить в то, что эти выскочки смогли не только оказать достойное сопротивление огавонам, но и уничтожить их всех, а вместе с ними целый выводок механоидов...

— Хм...

— Я уничтожу их!— прошипел Меран-Тер.— Я сотру с лица земли их города! Я заставлю их дорого заплатить за это поражение.

— Не сомневаюсь в этом... повелитель,— вежливо поклонился ему Димер-Шер, а потом обернулся к морю.

Там, почти у самого горизонта, сквозь арку причудливого острова проходили корабли. Десятки огромных кораблей, тут же устремлявшихся к берегу. И Димер-Шер, как никто другой понимал: остановить огавонов теперь вряд ли кому удастся.

Даже самым могущественным цанхи.

Глава 23

Многострадальную землю Варголеза топтали разные армии: неведомые пимперианцы, кровожадные дикари, рыжеголовые кочевники, пришлые варголы, духи под предводительством Гонгота... А теперь вот появилась новая сила — полторы сотни мертвецов, безропотно готовых выполнить любое поручение своего предводителя.

Для того чтобы отдать приказ, Гвану не нужны были слова. Впрочем, с некоторых пор он разучился говорить и в лучшем случае мог только рычать. Зато мысли были чисты, как никогда, и с их помощью он отдавал приказы мертвецам, которые по чьей-то злой воле ожили, чтобы влачить жалкое существование в этом не самом лучшем из миров. Со временем он научился отдавать как отдельные приказы, так и групповые. Он играл мертвыми воинами, словно куклами, исполнявшими его малейшую прихоть. Жаль, что желание у него было только одно — как можно дальше уйти от обжитых мест. Уйти самому и увести с собой мертвое воинство.

Реку преодолели вплавь... Нет, даже не вплавь, а просто перешли по дну. Гван двигался во главе отряда, и, выбравшись на берег, бесстрастно наблюдал за тем, как из воды выходят подпорченные ранами и тленом мертвецы, не чувствовавшие ни холода, ни страха, ни угрызений совести. Кто-нибудь другой, менее щепетильный, нашел бы применение этим телам прежде, чем они окончательно разложатся. Пока что холод препятствовал тлению, но с первым теплом плоть развалится за несколько дней, отравляя округу зловонием.

Неужели и его самого ждет такая же участь?

Вряд ли. Вечное Зло смог пережить годы, столетия и царствовал бы на болотах еще очень долго, если бы его не прикончили цанхи.

А это означало вечное одиночество.

В который раз Гван взглянул на браслет, но снова не смог снять его, чтобы избавиться от страшного проклятия.

"Трус! Слабак! Полное ничтожество!"

Потом они шли через лес. Шли днем, шли ночью, не зная ни голода, ни устали. Не опасаясь заблудиться, сбиться с пути, потому как Гонготские болота притягивали непреодолимой силой, словно там их ожидало что-то очень важное, судьбоносное.

Гван мог не оглядываться, чувствуя каждого своего воина на расстоянии. Словно стадо баранов сгонял он их в кучу, не позволяя разбредаться по округе. Это было легко. Мертвецы, хоть и своевольничали временами, но беспрекословно подчинялись его воле — стоило только протянуть мысленные щупальца к "заблудшей овце".

Боль, страх, ненависть — все чувства остались в прошлой жизни. Поэтому он даже не удивился, когда перед ним затрещала ледяная корка, и из сугроба выбрался на свет... свежий мертвец. Необычный. Было в нем что-то... инородное, отличавшее его от остальных. Не сразу, но Гван понял, что именно: тело замерзшего в лесу охотника было захвачено лесным духом...

"Оскверненный. Самый настоящий оскверненный".

Словно почувствовав родственные души, мертвец покинул сугроб и присоединился к отряду.

За пару дней войско Гвана увеличилось на шесть человек. Оскверненные разной свежести признали его власть и отныне готовы были подчиняться новому повелителю Гонготских болот.

И вот когда близость подмерзших болот уже чувствовалась едва ли не осязаемо, появился странный седобородый старик в тулупе и с посохом. Гван никогда прежде не встречал этого... хм... человека, но, едва увидев, признал, покорно остановился, когда тот окликнул его.

Замерло и все его войско.

Старик приблизился. Он тяжело дышал, выпуская изо рта густые клубы пара. Не иначе бежал, и уже давно.

— Тебе не следовало брать то, что принадлежало не тебе,— сказал он, покосившись на браслет на запястье Гвана.— И зря ты сюда пришел. Я не потерплю в моем лесу еще одного повелителя нежити!

Гван догадался, кто перед ним стоит и не смог воспротивиться его воле. Он развернулся, чтобы уйти, но старик остановил его:

— Я тебя не отпускал!

Гван замер, обернулся.

Старик сунул руку за отворот тулупа, достал небольшой шар из переливающегося всеми цветами радуги металла. Казалось, он был живой. Краски сменяли друг друга, сливались воедино, принимая новые яркие оттенки.

— Возьми его и возвращайся в Катлар. Ты должен уничтожить Врата, иначе этот мир умрет.

Гван недовольно рыкнул, но все же приял шар, крепко сжав его в ладони. И в этот миг шар вспыхнул ослепительно ярко и начал медленно пульсировать, излучая яркий, обжигающий глаза свет.

— Держи его крепко, пока не доберешься до места,— напутствовал его старик.— И этих забирай с собой, всех, найди им лучшее применение. Не нужны они в моем лесу. Ступай!

Не смея ослушаться, Гван развернулся и зашагал в обратном направлении. Следом потянулась вереница неупокоенных мертвецов...

И все-таки норонцы не готовились к войне. По крайней мере, не текущей зимой. Об этом говорил хотя бы тот факт, что удар по Варголезу был нанесен не единым мощным кулаком, а отдельными отрядами по сто-двести человек, просочившимися мимо крепостей на всем протяжении границы. Сказывался недостаток продовольствия, и такая тактика помогала с ним справиться. Небольшому отряду легче прокормиться на вражеской территории. Нападениям подвергались беззащитные деревни и села. Малейшее сопротивление каралось огнем и сталью. Местные, те, кто не попал под горячую руку, изгонялись из своих домов, становившихся законной добычей захватчиков. Переночевав и опустошив погреба, норонцы покидали разоренное селение и двигались на запад, к озеру Бронт.

Но добраться до места встречи суждено было не всем. Отряд фангеэри в полторы сотни сабель встречал их на подступах к озеру, и хорошо, если половине удавалось пробиться к своим. Нападениям подвергались и многочисленные обозы, двигавшиеся к лагерю, расположенному на северном побережье озера. А темными ночами отважные горянки беспокоили сам лагерь, обстреливая его из луков горящими стрелами. Однако норонцы, словно тараканы, сползались к Бронту со всех сторон, и воспрепятствовать их замыслам небольшому по численности конному отряду было все труднее. К шестому дню изнурительных сражений фангеэри угодили в засаду и, потеряв до трех десятков воительниц, вынуждены были отойти к Сандоре, готовящейся к нападению...

Сарэн рвался в бой, но королевский совет был против.

— Вы нужны Сандоре, Ваше Величество,— заметил Аведер Сафери — один из немногих, к чьему мнению прислушивался король. Они встретились с глазу на глаз. Только так Сафери мог быть уверен, что Сарэн не взбрыкнет, демонстрируя окружающим, кто в Варглезе хозяин.— В совете нет единого мнения. Каждый тянет одеяло на себя. Если с вами что-нибудь случится, начнется разброд и шатание. Народишко у нас ушлый, каждый ищет свою выгоду. И не факт, что большинство решит оказать сопротивление неприятелю.

— Уверен, они примут правильное решение,— ответил Сарэн.— Они вынуждены будут подчиниться сильнейшему. А на сегодняшний день, после того, как были разгромлены пришельцы, сила на моей стороне.

Вчера в Сандору вернулись цанхи, которых Сарэн посылал в Катлар. Вернулись не все, но главное — они выполнили приказ и уничтожили напасть, появившуюся из другого мира.

— Я уже подумываю о том, чтобы отозвать вархарский и далирский гарнизоны на помощь Сандоре...— начал было он, но Сафери покачал головой.

— Я бы на вашем месте не стал торопиться.

— Это почему?— удивился Сарэн.

— Портал не уничтожен, и с Той Стороны могут пожаловать новые гости. К тому же не стоит забывать о кочевниках. Если они прознают о том, что города на юге остались без защиты, мы рискуем потерять часть наших территорий до самого Орика.

— Да, да, ты прав,— поморщился Сарэн.— Ты как всегда прав... Однако мы не можем ждать вечно! Норонцев на Бронте становится больше и больше с каждым днем. И, судя по всему, они не намерены менять свои планы.

— Да, у короля Виледа серьезные намерения,— согласился Аведер Сафери.— Он не отступит. Он знает, что партия войны не простит ему нерешительности.

— Вот именно! И он уже принял меры. Разведка донесла, что к границе приближаются отряды Диких, с которыми Виледу удалось заключить не только перемирие, но и временный союз.

— Это скверная новость,— нахмурился Сафери.

Дикие из Горгельских лесов были знатными воинами. Норон вынужден был держать на своих восточных границах большие силы, чтобы сдерживать постоянные атаки лесных дикарей. До поры до времени это играло на руку Варголезу: постоянно защищающийся Норон не помышлял о нападении на своего западного соседа, пока существовала опасность на востоке. А теперь, особенно после того, как пали лучшие из цанхи...

— На месте Виледа я бы не стал заигрывать с Дикими,— добавил Сарэн.— Почувствовав вкус победы, они быстро теряют голову. Как бы не пришлось ему потом пожалеть об опрометчиво принятом решении.

— Если ему удастся задуманное, нас уже не будет волновать будущее Норона,— заметил Сафери.

— Именно поэтому мы должны нанести удар до того, как Дикие присоединятся к основным силам!— воскликнул Сарэн.

— Возможно,— пробормотал Аведер.— Но без вашего в этом участия...

До Катлара бывший посол Норона в Варголезе Виктит добирался окольными путями, проклиная на чем свет стоит и неожиданное поручение короля Виледа, и его самого. В такую погоду хорошо было сидеть у камина, размышляя о перипетиях дипломатической службы, а не трястись от холода в седле, потому как карета просто не смогла бы проехать по заснеженной степи, а ее появление на тракте было чревато осложнениями.

Виктита сопровождал отряд норонской гвардии в три десятка давно немытых рыл, которые обязаны были защищать чрезвычайного посла в случае опасности. К счастью, степь не самое популярное место для прогулок, и кроме кочевников, да — временами — варголезских пограничных разъездов — здесь мало кто появлялся. Впрочем, норонцы не повстречали на своем пути ни тех, ни других. Вообще никого — ни одной живой души. А в самом конце пути расхрабрились настолько, что выбрались на Катларский тракт и до самого города двигались уже по наезженной дороге. Любые опасения были напрасны. Деревни вдоль тракта стояли заброшенные, путников не было ни в ту, ни в другую сторону. Из живых существ — лишь вороны, оглашавшие окрестности тревожным криком.

Лишь однажды у реки они заметили какого-то мужика, обратившегося в бегство при их приближении. Всадники без труда настигли его, слегка поколотили для порядка, а потом основательно допросили, что и как.

Оказалось, мужичок из местных — жил в одной из деревень неподалеку. После того, как в Катларе появились железные чудовища неведомой природы, все село ушло в Далир, бросив и хозяйство, и дома без присмотра. Переживали все — как там непосильно нажитое добро? — но никто не отваживался пойти и проверить. Потому как боязно. Уж шибко напугали далирцев уцелевшие в катларском побоище горемыки. Страсти рассказывали такие, что волосы дыбом.

А потом появились цанхи. Их прислал король Сарэн. Люди приободрились. О том, кто такие цанхи, знали все. На них и была последняя надежда. Они переночевали и ушли. А вскоре город узнал, что железные монстры были уничтожены — хвала цанхи и Великому Стражу!

Услышав эти слова, Виктит совсем раскис.

Неужели он опоздал? Неужели тяготы долгого пути были напрасны?

Но мужик на этом не закончил:

— Однако пару дней назад снова появились Железяки. Говорят, их видели не только на тракте, но и под стенами Далира.

Эта новость вначале заставила Виктита воспрянуть духом, однако радоваться он не спешил. Мало ли? Может не видели балаболы никого на самом деле. Или видели, да не то. У страха глаза велики!

Да и сам мужик тут же подтвердил его опасения:

— Только веры тем, кто рассказывал, мало. Вот и решили в городе, что нужно кого-то послать в Катлар, чтобы, значит, проведать, что к чему. Добровольцев не нашлось, поэтому пришлось идти мне.

— А ты, стало быть, самый смелый?— усмехнулся Виктит.

— Нет, что ты! Иду и дрожу. Не от холода, потому как привычный, а от страха. Но иду. Потому как без новостей — какими бы они ни были, — мне лучше не возвращаться. Должок за мной, от него и все беды мои, эх...— махнул в сердцах мужичок.

— И что — видел уже что интересное?— спросил посол настороженно.

— Села пустые стоят. Все, что можно, уже забрали лихие люди...

— Я не о том спрашиваю! Железных видел или нет?

— Если бы увидел, давно бы вернулся в Далир,— признался мужик.

"Это еще ничего не значит"...

Оставив в покое незадачливого разведчика, норонский отряд продолжил путь к Катлару. Лучше увидеть все своими глазами, чем доверяться таким, как этот...

Первая неудача лишь раззадорила Меран-Тера. Он недооценил противника, понадеявшись на сведения, предоставленные сыном Сулун-Тара... Они слабы, говорил тот. Они не представляют для огавонов серьезной опасности...

"Что ж, сам виноват: в следующий раз нужно быть осмотрительнее".

Несмотря на солидное подкрепление, прибывшее из Огвонтера, Меран-Тер не спешил продолжить экспансию. Во все концы нового мира были посланы механоиды-разведчики. Специально обученные огавоны допрашивали местных жителей, вытягивая из них полезные сведения о современном Патэприене. Склады заполнялись запасами провианта, доставленного с умирающей родины. В организованных на скорую руку мастерских активировались новые механоиды и ковалось оружие для предстоящей схватки. Одновременно с этим готовилась площадка для следующей волны переселенцев.

Дел было много.

Меран-Тер стоял на балконе занятого им дворца бывшего правителя Катлара и с удовлетворением признавал, что с каждым новым днем город меняется в лучшую сторону. Рабочие механоиды разрушали ветхое жилье и расчищали улицы, укрепляли стены на случай непредвиденного нападения. Их было пока что слишком мало, поэтому приходилось использовать местных, обращенных огавонами в рабов. Пользы от этих немощных доходяг было немного, они оказались совершенно не приспособлены к тяжелому физическому труду и умирали один за другим. Однако Меран-Тер не испытывал к ним жалости: подохнут эти, на их место придут другие.

"Очень скоро у огавонов будет много рабов"...

— Мой повелитель!— вошедший адъютант отвлек повелителя от приятных размышлений.— У ворот появились патэприенцы. Они вооружены, но не проявляют агрессии. Кажется, они хотят поговорить.

"Жаль,— подумал Меран-Тер.— Жаль, что они не проявляют агрессии".

Привыкший к ежедневным схваткам воин откровенно скучал.

— Что им нужно?

— Да кто ж их знает?!— пожал плечами адъютант.— Попробуй пойми их варварский язык. Но вроде бы это посольство соседней территории, которая на протяжении столетий враждует с Варголезом.

— Даже так? Хм... Это может быть интересным.— Меран-Тер оттолкнулся от перил и добавил: — Приведи его ко мне. И позови Димер-Шера. Кроме него никто не понимает, о чем говорят патэприенцы. Послушаем, что готов нам предложить... посол...

О том, что варгоезцы ошибаются, считая пришельцев разгромленными, Виктит понял еще на подъезде к Катлару. Повсюду кипела работа: варголезцы долбили промерзлый грунт, пытаясь выкопать ямы в сотне метров от ворот, строили какие-то непривычные заградительные сооружения и выглядели при этом ужасно несчастными. Может быть, потому что делали все это они не по доброй воле, а по велению новых хозяев города, часть которых также присутствовала при строительстве укреплений. Прежние сведения о пришельцах были слишком скудны, чтобы делать выводы и строить предположения. Однако увидев их собственными глазами, Виктит понял: на самом деле все даже серьезнее, чем он думал. Больше всего его поразили железные чудовища, вгрызавшиеся в промерзшую землю, словно в податливый кусок масла...

"Это какой же неимоверной силой нужно обладать, чтобы демонстрировать подобные способности?!"

Да и другие одним своим внешним видом вызывали у посла с трудом скрываемый трепет. Двуногие монстры внимательно наблюдали за происходящим своим единственным глазом и быстро приводили в чувство тех, кто пытался отлынивать от работы. А четвероногие, похожие на ощетинившихся стальной шерстью волков, рыскали по округе, охраняя подступы к месту работ. Завидев норонский отряд, они первым делом отрезали путь к отступлению, а потом стали теснить незваных гостей к воротам.

— Не прикасаться к оружию!— отдал команду Виктит. Его трясло от страха и жутко хотелось облегчиться, так нестерпимо, что он едва сдерживался, ерзая в седле.

— Вы кто такие будете?!— окликнул норонцев человек в катларского форме стражника, дежуривший у ворот.

Было бы опрометчиво носить отличительные знаки Норона на территории Варголеза в военное время. Поэтому и сам Виктит, и его сопровождающие ничем внешне не отличались от типичных варголезцев, странствующих по королевству.

— Арегол Виктит, посол Его Величества Виледа — короля Норона.— Голос посла дребезжал в такт стучавшим зубам. Он с опаской посматривал на странные штуковины над воротами, косившиеся на него стеклянными глазами и метившие в грудь из коротких, сверкавших на солнце трубок.

— Вот оно как?! Далеко же вас занесло, уважаемый... Прибыли, значит, на поклон к новым господам или просто заплутали?

— Я здесь с официальным визитом и хотел бы выразить глубочайшее почтение...— вроде бы заранее готовился к встрече, но слова Виктиту давались с превеликим трудом.— ... представителям иного мира.

— Не думаю, что им это интересно,— поморщился стражник.— Варголез обречен, уж поверьте мне. А следующим на очереди буден Норон.

— Это мы еще посмотрим,— проскрежетал сквозь зубы Виктит.— Ну, так как, могу я встретиться с кем-нибудь... из этих?

— Мое дело маленькое,— пожал плечами стражник.— Я доложу, конечно, а там — как получится...

Виктит не раз бывал в Катларе, но теперь он не узнавал города. Он менялся на глазах. Людей, варголезцев, здесь было мало. Зато пришельцев — хоть отбавляй.

"Откуда их столько?!"

Поражала не только их многочисленность, но и разнообразие. Много было чудовищ — двуногих, четвероногих, обычного роста и настоящих гигантов. Какие-то и вовсе немыслимые создания ползали по улицам Катлара, сгребая в кучи битый камень. Другие, однорукие, черпали мусор пригоршнями и высыпали в телеги, которые — о диво-дивное! — сами, без лошадей и иной тяги, отъезжали в сторону, увозя с собой тяжелый груз.

Были и такие, кто походил на людей. Впрочем, назвать их людьми — язык не поворачивался. Уроды да и только! Но именно они привили теперь некогда варголезским портовым городом и претендовали на власть во всем мире.

Один из них сопровождал Виктита до самого дворца, в котором некогда обитал Редион Тан-Гир — градоначальник Катлара.

"Интересно, что с ним сталось?"

Об аудиенции просил какой-то худосочный тип неопределенного возраста. Далеко не воин. Впрочем, ничего удивительного: в этом мире не так много тех, кто способен держать в руках оружие. Пусть даже самое примитивное.

Для начала посол раскланялся и что-то долго говорил, нервно заламывая пальцы. Димер-Шер не спешил переводить его слова, потому как смысла в них было немного. Обычные в таких случаях дипломатические формальности, придворный этикет и все такое. Лишь когда посол заткнулся на мгновение, он кратко обобщил:

— Король Норона Вилед восхищен величием и могуществом огавонов.

— Откуда ему о нас известно?— удивился Меран-Тер.

— Он о нас никогда не слышал,— поморщился Димер-Шер.— В этом мире принято льстить, чтобы расположить к себе собеседника.

— И это действует?— когда сын Сулун-Тара кивнул, повелитель презрительно фыркнул.— Пусть продолжает...

Испросив разрешения, Виктит расстелил на пустом столе карту Варголеза и долго чертил пальцем замысловатые фигуры, постепенно приближаясь к Сандоре.

— О чем речь?— поинтересовался Меран-Тер.

— Он говорит, что Норон напал на Варголез и успешно продвигается вглубь территории. Уже захвачены Ганес и Солис на севере, а на востоке армия сосредотачивается у озера Бронт для последующего штурма столицы.

— А вот это приятная новость!— обрадовался Меран-Тер. Конкуренция в лице норонцев его не пугала. А вот то, что беспокойный сосед отвлекал внимание варголезского правителя и сковывал его силы — не могло не радовать.

Война забирает лучших — и это неизбежно. Но если есть возможность сохранить жизни огавонов, Меран-Тер готов был ею воспользоваться. Пусть погибают другие. Пусть местные режут друг другу глотки. И если они сами себя истребят — что ж, их место займет более достойный.

— Если я правильно понимаю, он предлагает нам союз?— спросил Меран-Тер, кивнув на посла Норона.

— Да, мой повелитель,— кивнул Димер-Шер.

— Интересно знать, на что они рассчитывают?— прищурил глаза огавон, как-то подозрительно посмотрев на Виктита.

Его пристальное внимание не ускользнуло от взгляда посла, и тот судорожно сглотнул.

— Наверное, мы примем их предложение,— решил Меран-Тер.— Так и скажи... этому. Но прежде чем его отпустить, я хочу знать все, что знает он. Прикажи отвести его в Комнату Откровений, пусть с ним поработают специалисты...

Когда Виктита подхватили под руки два здоровенных пришельца, он не мог понять, что именно разгневало их повелителя? Когда его тащили по лестницам в подвал, он что-то бормотал о дипломатической неприкосновенности. Когда его усадили в странное — и страшное! — кресло, похожее на станок для пыток, он потерял дар речи. Когда его руки стянули ремнями, чтобы он не дергался, он, наконец, облегчился и заплакал.

А потом тонкие иглы из полусферического навершия на кресле пронзили его голову...

Меран-Тер вышел на балкон и, облокотившись на перила, уставился на море. Еще недавно его скрывало здание, стоявшее перед дворцом. Повелитель приказал его снести, и теперь с балкона открывался замечательный вид на катларскую гавань. Это море нравилось Меран-Теру. Было в нем что-то...

Прищурившись, он заметил лодку, плавно скользившую в сторону причудливой скалы у вход в порт. Двое местных налегали на весла, а третий стоял во весь рост, и в его руке ярко пульсировало...

"Что?!"

И кто он такой — этот незнакомец? А главное — куда смотрит охрана порта?!

Нехорошее предчувствие студеными щупальцами сковало его сердце.

— Остановите его!— заорал Меран-Тер, указав рукой на проникшего в порт лазутчика...

Гинера давно уже стала в тягость Димер-Шеру, но избавиться от нее было выше его сил. То ли приятные воспоминания тому причиной, то ли желание насладиться триумфом, когда все закончится так, как он задумал. Вот он и таскал за собой эту безумную, терпя огавонские насмешки за спиной. Словно старую игрушку, которая надоела, а выбросить было жаль.

В последнее время она совсем не реагировала на происходящее и была покорна, как механоид. Скажешь ей встать — встанет. Скажешь скакать — скачет. Любую прихоть выполнит. Вот только улыбаться он ее не мог заставить. Она пыталась, но вместо улыбки всякий раз получался какой-то уродливый оскал.

Вернувшись от Меран-Тера, он застал ее там же, где оставил — у окна, к решетке которого она была прикована цепью. За время его отсутствия она обгадилась, и теперь сидела в куче дерьма, источавшего дикое зловоние. Морща нос, Димер-Шер приблизился к окну, брезгливо отпихнул ногой рабыню, распахнул створки и жадно вдохнул свежего воздуха...

— Остановите его!— услышал он яростный крик Меран-Тера и навалился на подоконник, чтобы взглянуть на повелителя огавонов, стоявшего на балконе. Мутант указывал рукой в сторону порта. Проследив за его взглядом, Димер-Шер увидел лодку, приближавшуюся к Порталу. И человека, в руке которого что-то ярко пульсировало.

К гавани уже спешили огавоны и механоиды...

"Слишком поздно",— пришло вдруг в голову Димер-Шеру.— "Впрочем, если спустить на воду быстроходный катер..."

Но добраться до него огавоны не успели. Из воды полезли люди в доспехах со знаками отличия варголезской королевской гвардии. Были среди них и рыжеголовые уроженцы Олфирских степей. Те и другие — такие разные, но существовало нечто, что роднило их, делало похожими. Все они были уже давно мертвы. О чем красноречиво говорили рваные и резаные раны, распухшие и вывернутые наружу гнилым мясом. Некоторых вороны успели так изуродовать, что плоти на них почти не осталось. Но даже они остервенело набрасывались на огавонов, не давая им возможности приблизиться к своим кораблям.

С одного из судов все же удалось спустить катер, однако тут же из воды появились мертвецы, вцепились в низкие края и принялись раскачивать лодку. Находившиеся в ней огавоны пытались им помешать, стреляли из дискометов и игольников, однако все напрасно: убить тех, кто уже давно умер, было невозможно. Когда они догадались рубить пальцы и руки, было слишком поздно: катер перевернулся, и огавоны оказались в воде. Отягощенные доспехами, они отчаянно пытались удержаться на поверхности, но настырные мертвецы все равно утянули их на дно...

Гван не испытывал никаких чувств, стоя в лодке, медленно приближавшейся к необычной арке посреди катларской гавани. Ни сожаления, ни страха. Перед ним была поставлена цель, и он должен был выполнить приказ во что бы то ни стало. Он не слышал звуков разгоревшегося в порту боя — его заглушал пульсирующий, словно сердцебиение, стук радужного шара, крепко сжатого в руке. Он не видел ничего вокруг — весь мир затмевало яркое сияние, пробивавшееся между скованных смертью пальцев. Лишь временами он фокусировал взгляд на приближавшейся арке, которая была его последней в этой жизни целью.

Когда лодка оказалась аккурат под аркой, он все же оглянулся.

Катлар. В этом городе он рассчитывал встретить старость, а нашел свою смерть.

"Печально".

Но что либо исправить он уже не мог.

Гван посмотрел на солнце — холодное и тусклое по сравнению с радужным шаром в руке.

"Прощай!"

И он разжал пальцы...

Страшной силы взрыв разметал и лодку, и каменную арку, тугой волной ударил по стоявшим на побережье домам, выбив все до единого стекла, пронесся по городу, сбивая с ног все еще спешивших в порт огавонов и механоидов. Где-то там, в эпицентре взрыва зародилась другая волна, на этот раз из воды, и, медленно увеличиваясь в размерах, устремилась к городу.

Она аккуратно приподняла стоявшие у причалов корабли, а потом безжалостно обрушила их на стоявшие вдоль пристани дома. Затрещали и рассыпались, словно ореховые скорлупки, утлые варголезские суда, заскрежетали металлом о камень мощные на вид, но такие же невечные корабли из Огвонтера.

Накатив на берег, вода устремилась в город...

Димер-Шер отпрянул от окна, когда яркая вспышка поглотила Портал. И в этот миг безумная принцесса выхватила из его ножен кинжал и вонзила его в спину своему бывшему любовнику. Димер-Шер охнул, его ноги подкосились, и он повалился на пол.

Гинера не остановилась на достигнутом. Она прыгнула на него и принялась бить в грудь стальным клинком. Она била, била, била... До тех пор, пока тело Димер-Шера не превратилось в сплошную сочащуюся кровью рану.

Лишь после этого кинжал выпал из ее руки, и, взглянув в мертвеющие глаза возлюбленного, она улыбнулась...

Глава 24

— Далеко еще до Сандоры, как думаешь?— спросил Халиуса слепой старик.

— Не знаю,— ответил тот, пиная ногой льдинку, должно быть, упавшую на дорогу с ветки.

Обещанные шесть дней прошли, а они все еще не добрались до главного города королевства. Потому как шли слишком медленно и часто останавливались для отдыха. А что еще ожидать от малолетнего пацана и лишившегося зрения старика?

Позади остались села и деревни, затронутые войной. Какие обезлюдели, иные притихли в ожидании беды. На постой никто не приглашал, поэтому приходилось самовольничать, останавливаясь на ночь в той или иной брошенной избе. Съестного в их закромах не осталось, но старик чудесным образом умудрялся извлекать из своей торбы то ломоть свежего хлеба, то сладкую едкую луковицу, а то и кусочек мяса, как будто только что с вертела. Сам он ел мало, подкармливал мальца, слегка оклемавшегося после всех своих потерь.

Халиус нагнал ускользнувшую льдинку и, стянув рукавицу, взял ее горячей рукой.

— А я знаю, что такое лед!— похвастался он.

— Ну, и что же это такое?— заинтересовался старик.

— Это замерзшая вода. Вот. А снег — это тоже капельки воды, только совсем маленькие. Они появляются в облаках, а потом растут и падают на землю.

— И откуда только тебе это известно?— проворчал старик.

Халиус задумался, пожал плечами и сказал:

— Знаю, и все тут. Беру льдинку в руку, и знаю.

Старик молча уставился на мальчонку. Если бы не повязка на глазах, можно было подумать, что он пристально смотрит на него.

— Дар у тебя, вот что. Хороший дар, полезный. Постарайся не растратить его понапрасну.

— Угу,— буркнул Халиус, подцепил с сугроба горстку снега и отправил ее в рот. И тут же замер, испуганно гладя назад.

— Всадники едут!— осипшим голосом произнес он. События минувших дней накатили на него с новой силой. Малец задрожал вцепился в сухую старческую руку, потянул в сторону от дороги.— Бежим, деда, бежим!!!

Но старик не тронулся с места.

— Не бойся, они не причинят тебе вреда.

Он прижал к себе мальчишку и прикрыл его полой плаща.

Вначале Халиус все еще порывался сбежать, но когда приглушенный снежным настилом стук копыт стал совсем близким, притих, поняв, что удирать уже поздно. Сквозь прореху в плаще он видел, как совсем рядом промчался отряд всадников, похожих на тех, которые пришли в их деревню и убили его родителей. Они были так близко, что к ним можно было прикоснуться — только протяни руку. Мальчик почувствовал неприятный запах конского пота, услышал непривычную речь чужаков, сжался в комок, когда один из них скользнул по нему взглядом.

Однако ничего не случилось. Всадники промчались мимо, а вскоре смолк стук копыт, и снова стало тихо и безмятежно...

Камран ненавидел те дни, когда приходилось дежурить на крепостной стене. Летом слишком жарко, зимой слишком холодно. И скучно. Он завидовал тем своим приятелям, которые в это время патрулировали город. В компании всегда веселее. А еще можно зайти в какую-нибудь таверну и пропустить кружечку-другую за счет заведения. Впрочем... Отправляясь на стену, он всегда брал с собой небольшую бутылочку. Летом ему нравилось молодое вархарское вино — бодрящее и притуплявшее жажду. А зимой не было ничего лучше крепкой ликрийской настойки, в миг разогревавшей стывшую на пронизывающем ветру кровь.

Стрельнув взглядом по сторонам — не смотрит ли кто? — он зажал подмышкой потертую загрубевшую рукавицу, сунул замерзшие непослушные пальцы в теплое нутро медвежьего тулупа, нащупал заветный сосуд и, прикрывшись высоким воротником, сделал пару жадных глотков.

— А-а-ах!— зашипел он довольно, чувствуя, как кровь понесла спиртное по венам. В голове тут же приятно зашумело, а в животе заурчало, требуя добавки.

Однако Камран сумел справиться с соблазном. Дежурство только началось, смена не скоро, поэтому придется растягивать удовольствие.

С сожалением закупорив бутылочку, он отправил ее обратно, натянул рукавицу и направился по стене на юг, пристально вглядываясь в закатную вдаль.

Именно оттуда могла прийти беда. Из Катлара, где она поселилась пару декад назад, пустила корни и попыталась опутать ими весь Варголез.

Кто были эти неведомые захватчики? Откуда они взялись?

Поговаривали, будто пришли они морем, на больших стальных кораблях, что само по себе невообразимо, потому как даже мальцу понятно: сталь не может плавать — чай не дерево. Но в последнее время случалось слишком много такого, чего не могло быть от слова совсем. А еще говорили, что пришельцы эти сами из железа, с большими горящими глазами и силы неимоверной. И будто сама Центала исторгла их, потому как не нашла с ними сладу.

А вот местные цанхи нашли — честь им и хвала! Перебили, изничтожили целую армию, собиравшуюся напасть на Далир. Жаль только, что почти все они погибли в том бою. И даже знаменитый Шторн едва не отправился на суд Великого Стража.

Уцелевших Камран видел своими глазами. И Шторна, и других. Но ушли они, оставив Далир беззащитным.

Впрочем, по-первам народ ликовал — миновало лихо. И даже беженцы из окрестных деревень засобирались по своим домам. Но вроде бы рано радовались. Снова появились Железные. Видели их издалека. Сам Камран не видел, так как случилось это не в его дежурство. Зато приятель его Анлот видел. И Мурай видел. Правда, оба на радостях набрались в тот день ликрийской под самую завязку. И хотя клялись они именем Великого Стража, но веры им мало. Чего только не привидится с пьяных глаз?! Сам Камран, бывало, и не такое видел.

Впрочем, потом нашлись и другие свидетели, и в Далире снова поселилась тревога. На днях послали в Катлар одного мужика из деревенских, но он до сих пор не вернулся. И теперь приходилось маяться в догадках: придет беда с запада или нет?

Поэтому ворота держали закрытыми — благо приезжих совсем не было. Городская стража исправно несла свою службу, готовая заблаговременно предупредить о приближении неприятеля. Далирский гарнизон находился в казармах, ждал приказа. Вот уж кому не завидовал Камран. Командир у них строгий. Чуть что — сразу в зубы или еще что похуже. Поэтому спуску не давал, безделье пресекал, пьянство карал на корню.

"Не повезло бедолагам... Скорей бы уж непутевый разведчик вернулся. Обрадовал бы или наоборот... Все лучше, чем томиться в неведении".

Что-то лязгнуло над головой.

Камран задрал голову, увидел круживших над Далиром птиц.

"Вороны, что ли?"

Нет, не похоже. Вороны поменьше будут. А эти... И не разберешь — слишком высоко летают.

Словно потакая пожеланию стражника, одна из птиц, сложив крылья, начала быстро снижаться, заходя с юга вдоль крепостной стены. И чем ближе к земле она была, тем тревожнее становилось Камрану.

Первое, что бросилось в глаза — блеск оперения, странный какой-то...

...стальной?!

Потом пришло понимание, что птица эта огромна — таких отродясь не было в Варголезе. Может быть, в Кухале такие и водились, но что им делать здесь, на севере?! А когда Камран разглядел уродливую вытянутую морду хищника, было уже слишком поздно. Он не успел ни с места сойти, ни закричать. Птица резко расправила крылья, в стражника полетели то ли перья, то ли...

...стальные клинья...

...пробившие его грудь в трех местах.

Птица, промчавшись над его головой, полетела дальше на север, туда, где пританцовывал от холода следующий стражник. А Камран уронил голову на грудь, уставился на торчавшие из тулупа металлические клинья. По одному из них сочилось что-то красное. Камран макнул в него рукавицу облизнул...

"Ликрийская настойка... смешанная с кровью..."

Горизонт покачнулся, а потом каменная кладка крепостной стены бросилась ему в лицо...

Не все клинья достигли своих целей, да и люди с улиц, прилегавших в западной стене, заметили круживших в небе железных птиц. И над Далиром зазвучал раскатистый гул тревожного колокола. Распахнулись двери казарм, высыпали готовые к отражению атаки воины, застучали сапогами по деревянным лестницам. Взобравшись на стену, они увидели мчавшихся по заснеженной равнине чудовищ, сверкавших сталью в лучах восходящего солнца...

Поднимая в воздух снежную пыль, механоиды устремились к стене.

Стоявший на холме Меран-Тер, прищурив глаза, наблюдал за ходом атаки. Последние приказы были отданы, Погонщики запустили своих питомцев, и теперь уже ничто не могло спасти жителей небольшого даже по местным меркам городка.

Меран-Тер жаждал мести.

Взрыв Портала окончательно отрезал его от родного мира, в котором остались еще сотни воинов, ценное снаряжение, а главное — огавонские женщины, без которых невозможно будет продолжить свой род. Хуже всего, что теперь всем оставшимся в Огвонтере угрожала смертельная опасность. На Переход были потрачены колоссальные запасы энергии, столь необходимой огавонам не только для защиты от атмосферных возмущений, но и для простого выживания в условиях, мало пригодных для жизни.

"Сколько они протянут? Десять дней? Двадцать? Этого недостаточно, чтобы дожить до окончания Сезона Бурь".

Возможно, существовал способ исправить положение. Возможно, мог помочь сын Сулун-Тара. Однако он не пережил наводнение в Катларе...

Меран-Тер вздрогнул, вспомнив, как воды ласкового мгновение назад моря хлынули в город. Они сравняли с землей всю прибрежную часть Катлара, уничтожив не только строения, но и всех находившихся в них патэприенцев. К счастью, дворец местного правителя располагался на возвышенности, и устоял под натиском волн, так и не достигнувших балкона, на котором замер Меран-Тер. Однако большая часть огавонов, находившихся в это время в порту, погибла. Механоиды, правда, уцелели. Вода не смогла причинить им вреда, и после того, как волны откатились, они смогли самостоятельно выбраться из-под завалов. Но что значат десятки этих бездушных созданий по сравнению с жизнью одного единственного огавона?

А Димер-Шер... Его сгубила не вода, а патэприенская женщина, безумная, которую он все время таскал за собой, как прирученного сваска. Она копошилась в его внутренностях, когда Меран-Тер вошел в комнату сына Сулун-Тара. Что она там искала? Может быть, свой разум? Заметив предводителя огавонов, она оскалилась, зарычала и набросилась на него с голыми руками. Левая была истерзана обручем, к которому крепилась цепь. Грязной девке удалось его снять, пожертвовав большим пальцем руки. Меран-Тер ударил ее кулаком, но безумная увернулась, успела царапнуть когтями по его незащищенному лицу. А потом, поняв, что бессильна против огавона, она выпрыгнула в окно.

Не то, чтобы ее судьба занимала Меран-Тера, но он все же выглянул на улицу, заваленную камнем и древесиной...

...столько трудов по расчистке, и все насмарку...

...но не обнаружил ее тела.

"Живучая тварь..."

Димер-Шера ему не было жаль. Хоть экспертиза и доказала, что он сын Сулун-Тара, но все равно он был чужим, не таким, как все огавоны. Поэтому случилось то, что должно было произойти еще тысячу лет назад. Так или иначе.

Меран-Теру пришлось покинуть Катлар. Этот город умер. Его можно было возродить, но на это у повелителя огавонов не было ни сил, ни желания. Ему нужен был новый опорный пункт, и таким должен был стать Далир...

Кобраты достигли городских стен прежде, чем защитники города приготовились к отражению атаки. В них полетели редкие стрелы, но разве они могли причинить вред существам из прочного металла? Жест отчаяния — не более.

А потом механоиды полезли наверх, вбивая острые когти в прочный камень. Используя малейшие выщерблины и выветренные стыки между блоками, они карабкались вверх, не встречая существенного сопротивления. Лишь когда до верхних краев стены оставалось с десяток локтей, на них посыпались камни и бревна.

Примитивно, но действенно.

Механоиды посыпались вниз, но это не стало неожиданностью для Меран-Тера. Взмахнув рукой, он отдал новый приказ погонщикам, и с холмов ударили съерхи. Первые снаряды легли где-то в глубине города, но уже второй залп разметал защитников на стенах. Уцелевших с воздуха добивали гамлины, пока окончательно не израсходовали запас клиньев.

И вот первые кобраты взобрались на стену, и началась резня.

В это время в направлении городских ворот двигалась осадная техника. Она была слишком хорошо защищена для этого мира, поэтому выпущенные из примитивных метательных машин камни бессильно разбивались о ее прочные щиты, не в состоянии ни остановить ее, ни разрушить. Замерев в ста шагах от ворот, каждая выпустила по одному снаряду. Они прочно засели в деревянных брусьях, замигали индикаторы, взрыв — и от ворот осталось лишь одно воспоминание.

Еще один решительный взмах руки повелителя огавонов, и в образовавшийся пролом ринулись давы. Нуры тоже находились неподалеку. Однако эти были слишком медлительны, и к тому времени, когда они добрались до ворот, кобраты и нуры уже расчищали путь к центру города.

— Не дайте никому уйти!— крикнул Меран-Тер.

Он активировал механизм забрала — сегментарная пластина закрыла его лицо. Щелкнул выскочивший из предплечья клинок, и повелитель огавонов направился в захваченный город...

Винеар остался жив!

Взрывом его контузило, присыпало землей, и до конца сражения он пролежал без сознания. Потом, когда страсти улеглись, и мы стали собирать тела погибших, наткнулись и на него.

— Он жив!— воскликнул Шторн, очищая лицо друга от земляных комочков.

И все же победа далась нам дорогой ценой. Зарис, Урфим, Парра, десятки других цанхи, которые даже не успели принять участия в сражении, и воинов, вступивших в неравную схватку с пришельцами... Но больше всего мы сожалели о смерти Аннисен. Особенно Арсиги. Вначале он выл как выпь, а потом всю дорогу молчал над ее телом и с ненавистью косился на Шторна, слово именно он был виноват в ее гибели. Когда мы прибыли в Сандору, он покинул нас и не появился даже для того, чтобы попрощаться со своей возлюбленной, когда ее тело водрузили на погребальный костер...

А в городе тем временем разгорались нешуточные страсти. Слухи о том, что произошло в Катларе, наконец, достигли и столицы. К этому времени они настолько обросли вымыслом, что мало походили на правду. В свете того, что с востока шел войной Норон, в Сандоре началась настоящая паника. Марчены и те, кто побогаче, покидали город в надежде отсидеться где-нибудь вдали от намечавшихся событий. Кто-то направился в Аскон, кто-то на север, пока дорога на Велинс не оказалась перерезана норонцами. Но большинству населения бежать было некуда. И город готовился к худшему.

Взять Сандору приступом пока что никому не удавалось. Те же норонцы доходили до стен города шесть раз. Но всегда это происходило летом, когда не нужно было топить печи, когда зернохранилища ломились от пшеницы и ржи, когда существовала возможность прожить на подножном корме.

Сейчас же стояла зима, а подходивший к концу год выдался не самым урожайным. И если с дровами пока что проблем не было, то провиант наскребали по крохам. Жители окрестных деревень наотрез отказывались делиться последним даже за золото. Тут не до жиру, дожить бы до конца зимы — и то ладно. В Сандоре царила паника. С прилавков сметали все, особенно соль, крупу, сухофрукты, соления, масло — все то, что могло долго храниться в амбарах и подвалах. Впрочем, очень скоро исчезли и торговцы, потому что поток товаров в столицу неожиданно иссяк.

Несмотря на комендантский час, активизировало свою деятельность преступное дно Сандоры. И Сарэн дал городской страже полную свободу действий. На улицах, на перекрестках и площадях появились тела висельников с лаконичными надписями на табличках: "Вор", "Предатель", "Паникер", "Убийца". С преступниками всех мастей особо не церемонились, и петля на шее оказывалась быстрее, чем скорый суд объявлял о приговоре.

В Сандоре обитало больше пятидесяти тысяч человек, а защищать город было некому. И помощи тоже ждать неоткуда. Сарэн не мог отозвать гарнизоны с севера, потому как до сих пор существовала опасность нападения норонцев на Вархар и крепости в предгорье. Он не мог рассчитывать на подкрепление из Бронта, так как неприятель находился в непосредственной близости от озера с одноименным названием и, в случае чего, мог изменить планы и ограничиться захватом этого восточного форпоста Варголеза, считавшегося летней резиденцией короля. Помощи с запада и юга тоже не стоило ожидать. Мы разбили авангард пришельцев, но никто не мог с уверенностью сказать, что за ними не последуют другие. Опасность сохранялась до тех пор, пока существовал Портал, соединявший Патэприен с Огвонтером. А на юге заметили целую орду кочевников, которые, словно стервятники, почувствовавшие запах падали, спешили принять участие в намечавшемся дележе добычи.

И все же бывалые воины шли в Сандору. Шли наемники, которых Сарэн обещал щедро одарить золотом и землями. Шли оставшиеся преданными сюзерену марчены со своими отрядами. Шли все те, кому было что терять. И к тому моменту, когда дозорные сообщили о том, что норонцы покинули свой лагерь и направились на запад, добровольцев набралось не меньше четырех тысяч. Учитывая трехтысячный гарнизон самой Сандоры — силы по местным меркам немалые.

Однако и норонцев было не меньше. А с востока все продолжали идти новые отряды. Кроме того прибывший из Ингена гонец сообщил и вовсе неутешительную новость: будто бы видели целую лавину Диких, прошедшую севернее Кимских гор. Двигались дикари налегке и при благоприятных погодных условиях могли присоединиться к норонской армии уже на подходе к Сандоре...

Выбирая из двух зол, Сарэн предпочитал дать бой, нежели подвергнуть город осаде. Ему нечем будет прокормить пятьдесят тысяч ртов, если осада продлится больше четырех декад. Впрочем, не пятьдесят, а гораздо больше, учитывая тех, кто спешил укрыться за городскими стенами. У него не было столько сил, чтобы защитить каждый участок крепостной стены. У него не было времени, чтобы ждать еще и дурных вестей с запада.

А пока силы были примерно равны. К тому же норонцам, если они хотят приблизиться к крепостным стенам, придется вначале брать штурмом укрепления, которые возводились на протяжении последних дней. Весомым подспорьем на стороне Варголеза были и цанхи. Жаль, конечно, что лучшие пали под натиском пришельцев, но живы пока были Великие Мастера Шторн Ганеги и Жарэд Ингери. Остальных можно было не принимать в расчет. Хотя...

— Мы должны успеть до подхода Диких,— объяснял свою позицию король.— В отличие от норонцев, они так и не научились брать города штурмом. Без поддержки союзников и достаточных запасов провианта, они не решатся на осаду и через декаду-другую уйдут обратно на восток. Если нам повезет, они обратят свой гнев на тех, кто их нанял.

— Но вначале они разграбят все окрестные селения,— отметил один из членов королевского совета.

— Это неизбежное зло, с которым мы должны смириться. Главное — разбить норонцев, чтобы их еще долго не тянуло на наши земли.

— Это будет стоить нам больших потерь,— пробормотал Жарэд.

— Думаю, и норонцам достанется не меньше. И у них не останется достаточно сил ни для штурма, ни для длительной осады.— Прежде чем кто-либо успел возразить, Сарэен обратился к начальнику тайной стражи, в обязанности которого входил сбор всей полезной информации в Сандоре и за ее пределами:— Что слышно с запада?

— Разведчики должны вернуться со дня на день,— ответил тот.

— Мы не можем больше ждать! Армия Норона в дне пути от Сандоры. Мы будем сражаться. И мы победим...

Расписной фургон Мастера Зельдора медленно катил по припорошенной снегом объездной дороге, ведущей на запад. И хотя старый кукольник спешил, быстрее ехать не мог по причине следовавшей за фургоном телеги, на которой стоял огромный деревянный ящик. Телега эта была необычной, четырехосной, с широкими цельными дисками колес, изготовленными из тяжелой древесины сандорской березы. Толстые оси из поречной акации не уступали им в прочности. Когда-то на этой телеге из Пенара в столицу везли мраморную глыбу, из которой планировалось вырезать статую в восемь локтей по заказу одного самовлюбленного марчена. С тех пор она стояла без надобности и лишь занимала место в каретном сарае. И вот теперь пригодилась. Хозяин телеги рад был избавиться от нее и уступил по сходной цене— и ее, и специальную треногу для подъема больших грузов...

До Залесья Зельдор добрался еще до интенсивного снегопада, а потому сравнительно быстро. На обратном пути, когда дорогу изрядно припорошило, телега проваливалась в снег, и восьмерке тяжеловозов приходилось нелегко. Возница стегал их всю дорогу, но быстрее кони все равно не шли.

Уже на подъезде к Сандоре, во время остановки в одном из сел в трактир, где обедал Зельдор, ворвался мальчишка с криком:

— Норонцы! Норонцы идут!

Когда Мастер-кукольник выскочил во двор, головной отряд уже въезжал в селение. Первой мыслью было бросить все и бежать. За соседним с ним столом сидели беженцы, живописно повествовавшие о зверствах норонцев в приграничных селениях.

Но расставаться с "новой игрушкой" не хотелось.

К счастью, лошади были уже накормлены и запряжены, поэтому не составило труда вывести фургон и телегу на объездную дорогу до того, как в трактир пожаловали норонцы...

— Давай им, Надри, не жалей!— кричал Зельдор, высунувшись из фургона. Так и хотелось вылезти на дорогу, схватить тяжеловозов под уздцы и тянуть за собой, что было сил. Но сам понимал: толку все равно не будет.

Конный разъезд появился на холме аккурат позади обоза. Зельдор заметил его прежде, чем всадники заметили его.

— Норонцы! Чтоб им пусто было...

Мальчишка, правивший фургоном, завертел головой, заметил неприятельский разъезд и дал кнута заскучавшей паре.

— Гони, Надри, гони!!!— закричал Зельдор мужику в телеге, едва не вывалившись за борт, когда фургон начал ускоряться.

Но куда там... Тяжеловозы, и без того неповоротливые и медлительные, окончательно выдохлись. Напрасно возница стегал их кнутом — они лишь ржали и, тряся мордами, разбрасывали пену.

Норонцы заметили фургон и телегу, пришпорили лошадей. Пока они спускались с холма и тонули в глубоком снегу, Зельдор все еще надеялся уйти без потерь. До Сандоры было уже рукой подать. Авось не посмеют вороги приближаться к городским воротам? Однако, выбравшись на тракт, всадники пришпорили лошадей, и Мастер-кукольник не выдержал:

— Надри, олух пустоголовый, бросай телегу, быстро сюда!

Возницу не пришлось долго уговаривать. Спрыгнув с козел, он обогнал шедших по инерции тяжеловозов, устремился за уходящим фургоном.

— Быстрее, борода лихая!— подгонял его Зельдор, протягивая руку помощи и не отрывая глаз от приближавшихся норонцев.

А кони, словно почувствовавшие свободу, прибавляли скорости. Наслушавшись о крови, пролитой норонцами в приграничных деревнях, юнец не только не собирался их осаживать — он продолжал давать им плетей.

Наконец, руки старика и возницы сплелись, и Зельдор втащил своего работника в фургон.

— Гони, мальчик, гони!!!

Когда всадники настигли телегу, фургон был уже далеко. Они проехали по его следам еще немного, но потом вернулись к телеге, решив довольствоваться малым...

— Он так и сказал: мы победим?!— не смог удержаться от скепсиса Винеар, встречая в своем доме Жарэда Ингери.

Благодаря своим скрытым способностям, наш лекарь быстро оклемался, хотя и выглядел до сих пор изрядно помятым.

— Нам не остается ничего другого,— пожал плечами Жарэд.— Если мы откажемся от генерального сражения, на помощь норонцам подоспеют Дикие. И тогда они первыми полезут на стены... Говорят, дикие неистовы в бою. Говорят, они перед боем принимают какие-то снадобья, притупляющие и боль, и страх. А потом, даже находясь при смерти, они продолжают сражаться. Поэтому в бою каждый Дикий стоит троих наших. А их, если не напутал гонец из Ингена, тысяч десять идет на Сандору.

— Интересно мне знать: что пообещал им король Вилед?— спросил невесть кого Шторн Ганеги. И, не дождавшись ответа, продолжил: — Должно быть, что-то стоящее, раз при таких силах они не обрушились на Норон, проходя по его землям.

— Какая теперь разница?!— воскликнул Жарэд.— Мы выступаем на рассвете. Он пристально посмотрел на Шторна:— Ты с нами?— И тут же поспешил добавить: — Сарэн на тебя очень рассчитывает.

Но, видимо, его последние слова не воодушевили Ганеги, раз тот недовольно поморщился.

— Шторн... Нам понадобится твоя помощь... Мне понадобится твоя помощь.

— С этого следовало начинать,— фыркнул Шторн.— Разумеется, я с вами... Ты слышал что-нибудь о Малыше?

— Почему ты спрашиваешь об этом у меня?— удивился Жарэд. Арсиги он почти не знал.

— Парень не в себе после смерти Аннисен. Он может бед наворотить столько, что... Я подумал, может быть...

— Нет. По крайней мере, в Орию пока что никто не обращался.

— И то хорошо,— облегченно вздохнул Шторн и уставился на Винеара.— Пойдешь?

Лекарь задумался.

— Кому другому я бы сказал, что отвоевал свое уже давно. И вообще, с некоторых пор мне претит любое кровопролитие. Но... Не так давно оказалось, что у меня появился новый Дар. А значит, я смогу вам помочь, не прибегая к насилию...

— Это значит "да"?— не понял его Жарэд.

Винеар кивнул.

— А ты?— на этот раз Шторн обратился ко мне.— Нам пригодится каждый человек, способный держать в руках оружие.

Я продолжал жить на иждивении у Винера. И оставаться гостем в его доме во время отсутствия самого хозяина я не собирался. К тому же уже давно проблемы этого мира стали моими личными проблемами. И отсидеться, увы, не получится...

Мы покинули Сандору на рассвете. Как только мы выехали за ворота, их тут же заперли и забаррикадировали. Оглянувшись назад, я увидел стражников, разместившихся на крепостной стене.

На них последняя надежда Сарэна, если мы потерпим поражение.

Варголезский лагерь размещался в трех километрах от Больших Вейданских Ворот. Горожане потрудились на славу: с обоих флангов его прикрывали два хорошо укрепленных редута с мощными катапультами, чуть дальше — засеки и ямы с кольями. Так просто не обойти. Наш отряд численностью в полсотни человек и состоящий преимущественно из стражников Ории, словно капля в море, влился в ряды варголезского войска, занявшего все открытое пространство на пути в Сандору.

Минут десять мы ехали мимо костров, вокруг которых грелись пехотинцы, мимо импровизированных конюшен, где заботливые служки ухаживали за конями, мимо шатров и палаток, мимо стоявших кучно телег, заваленных всевозможным добром, пока не добрались до центра. Перед моими глазами промелькнули тысячи лиц тех, кто откликнулся на призыв короля и прибыл в этот день на поле предстоящего сражения.

Казалось, вряд ли найдется сила, готовая противостоять армии Варгоеза, но...

У горизонта стояла точно такая же армия. Армия Норона. И она не уступала по численности нашей. Растянувшись вдоль всей линии горизонта, она застыла, словно волна, готовая обрушиться на мирное побережье.

Мы въехали на холм, на котором располагался главный штаб варголезского командования.

— Они уже здесь?— отметил очевидное Жарэд, спешившись с коня и направляясь к шатру Его Величества.

— Еще засветло пришли,— сказал ему вызвавшийся сопроводить его королевский ординарец — молодой парнишка с серебряным дубовым листом марчена на груди.— Уже и переговорщика присылали. Предлагают сложить оружие, иначе обещают атаковать к полудню.

— Дикие не появлялись?

— Дикие?— переспросил ординарец с усмешкой.— Проходите внутрь, там вам все объяснят.

Жарэд откинул полог, вошел, поклонился сидевшему во главе стола Сарэну, скользнул взглядом по присутствующим и замер, уставившись на юного рыжеголового кочевника...

Ящик на необычной телеге оказался слишком прочным, чтобы вскрыть его на месте. К сожалению, не нашлось под рукой топора, а ломать свои мечи о прочную древесину, окованную железом, никто не решился.

— Посмотрим, что там, когда до наших доберемся,— решил командир отряда.

Потом всю дорогу воины гадали, что же такое в огромном ящике? Доски были подогнаны так плотно, что между ними не заглянуть. Так и маялись они всю дорогу в неизвестности, проклиная медлительных тяжеловесов, не спеша тащивших громоздкую телегу.

Лишь к утру они по следам нагнали войско, успевшее добраться почти до самых ворот Сандоры.

— Что в ящике?— спрашивали разведчиков их боевые товарищи, когда телега медленно вкатилась в лагерь.

Те лишь пожимали плечами. Они так устали за ночь, что мечтали лишь о куске хлеба, глотке вина и мягком тюфяке в походной палатке.

Телегу выкатили почти в самый центр лагеря. Сразу же нашелся топор, и сотня любопытных столпилась вокруг телеги, когда его хозяин принялся срывать доски. Он первым заглянул внутрь, удивленно выпучил глаза...

— Что там?!— окликнули его снизу.

Состроив гримасу неопределенности, воин продолжил работу. Постепенно зевакам открывалось содержимое ящика. Но, видать, они рассчитывали на нечто иное, потому как над лагерем растекся гул разочарования.

— Это что за хрень?— высказал общее мнение один из собравшихся.

— И ради ЭТОГО мы пыхтели всю ночь?!— скривился разведчик, с упреком посмотрев на своего командира.

Так как у орудовавшего топором воина пропало всякое желание продолжать работу, три стены ящика остались нетронутыми, а он сам спрыгнул с телеги.

— Что там?

— Что там такое?!

Норонцы, толпившиеся позади телеги, стремились пробиться вперед. Те, кто уже взглянул на добычу, охотно уступали им место...

— Ха! Ну и нахрена он вам нужен, этот урод?!— хлопнул по плечу одного из разведчиков обладатель топора.

— А может, все-таки золото?— не терял надежды тот. Он взял из рук товарища по оружию топор, залез на телегу и подошел к ящику, внутри которого стояла статуя то ли воина, то ли какого-то невиданного чудовища. Скорее первое, судя по огромному топору в его руках. Но кто сказал, что воин не может быть чудовищем?! А этот был предельно уродлив. Увидишь такого во сне, придется штаны сушить. Ну и рожа! А кроме того, он был весь в грязи и зиял дырами с обожженными краями.— Может быть, все-таки...

Разведчик поднес топор к предплечью уродливой статуи, поцарапал его острием в надежде, что вот-вот сверкнет. Но металл был настолько прочен, что топор не оставил даже легкой царапины. Тогда он, то ли в сердцах, то ли в последней надежде на чудо, размахнулся и ударил острием по руке статуи...

...И в тот же миг ее глаза вспыхнули гневом, а так и не поврежденная рука стремительно схватила незадачливого разведчика за горло...

Мы грелись у костра, и Винеар рассказывал приветившим нас воинам о сражении под Катларом. Повествовал складно, невзирая на то, что большую часть боя провалялся без памяти, а подробности узнал от нас на обратном пути в Сандору.

— А что за дед это был, ну, тот, который натравил лесных духов на Железных?— поинтересовался кто-то из бойцов.— Цанхи какой или как?

— Этого никто не знает,— прокряхтел Винеар.— Может и цанхи. Но скорее всего, это был Хозяин леса.

— Дядька что ли?! Да иди ты!— выпучил глаза мужик лет тридцати.— Раньше он никогда не вмешивался в дела людские. Ну, разве что очень припечет.

— Ну, так нас и припекло... Очень...— пожал плечами Мастер-лекарь и уставился в сторону норонского лагеря.

Даже старожилы Кудома не знали с точностью, кем на самом деле был Хозяин Леса, или Дядька, как его называли местные. Одни говорили, что он дух лесной, а точнее — самый главный среди них. Другие считали, что это какой то цанхи-отшельник. Хотя... О Дядьке отцы рассказывали детям, а сами слышали эти истории от дедов. А те — от своих отцов. И так далее, до дремучих времен. Цанхи столько не живут. Но бесспорно одно — могущества ему было не занимать. Следил он за лесом со всей строгостью, чтобы не поганили, не рубили больше положенного, не били зверя без надобности. Виновных наказывал так, чтобы другим неповадно было. Но чаще помогал людям, если те, к примеру, заблудились или в топь угодили. Рассказывали, что подкармливал он голодных, подбрасывал денежку или диковинку какую обездоленным и знал обо всем, что в его лесу творилось. Но в людские дела старался не лезть. С Великим Злом не якшался, но и озоровать излишне не давал...

— Они что там — с ума посходили?!— удивленно пробормотал Винеар, глядя в сторону неприятельского лагеря.

Норонцы стояли слишком далеко, чтобы понять, что же там у них случилось, но дикие вопли уже можно было различить, как и суету, словно кто-то разворошил муравейник.

— Не иначе сами друг дружку решили перебить,— предположил мой сосед.

И я не мог с ним поспорить — очень было на то похоже.

Доложили королю.

Сарэн вышел из шатра, долг всматривался в восточную даль.

— Кто-нибудь может объяснить мне, что там происходит?

— Я могу!

К королю пробился полный раскрасневшийся старичок, в котором я узнал кукольника Зельдора.

— Говори же!

— Не так давно в окрестностях озера Бронт объявился железный истукан, наводивший ужас на местный люд. Потому как он и не истукан вовсе, а очень даже подвижный, словно живой. Крестьянам удалось заманить его в яму, которую вырыл Мастер Фаранг — пусть в новом мире ему будет не так хлопотно, как в этом! Перед тем, как уйти с остальными цанхи в Катлар, он рассказал мне об этом истукане. А я решил на него взглянуть. Подумал, может найду ему какое применение в своем театре. Он ведь, по сути, кукла, только большая! Я взял телегу и отправился в Залесье, где, значит, в яме сидело это чудо. Оно давно уже притихло, словно исдохло. Крестьяне помогли мне вытащить его. А он уже рассыпаться начал. Чтобы ничего не потерять, я велел определить его в прочный ящик. Который мы потом погрузили на телегу, и я отправился назад в Сандору. А в дороге на нас напали норонцы. Пришлось бросить телегу. Вот они и притащили ее в свой лагерь. А истукан, видать, ожил и дает теперь им жару.

— Наверное, речь идет о том самом Железном, с которым мы сражались у Врат,— шепнул на ухо Сарэну Жарэд и, подумав, добавил:— Если это он, норонцам его не одолеть.

— Ты думаешь? Хм...— Сарэн снова уставился вдаль, а потом резко развернулся к стоявшему неподалеку ординарцу:— Вели трубить сбор! Мы атакуем норонский лагерь!

— Это слишком рискованно, мой король,— попытался возразить Аведер Сафери.— Что, если это какая-то уловка?

— Тем хуже для норонцев!— бросил ему Сарэн. Глядя как ожил лагерь, как готовятся к бою отряды.— Быстро, быстро!! Такая удача бывает только раз в жизни...

Взбивая нетронутую целину заснеженного поля, в сторону переполошенного норонского лагеря выдвинулась кавалерия. Скорость передвижения была не ахти какая, и от противника не удалось скрыть серьезность намерений, однако норонцы так и не смогли выстроить боевые порядки по вине разбушевавшегося истукана. Игнорируя летевшие в него стрелы и арбалетные болты, железный монстр бродил по лагерю, то и дело пуская в ход свой огромный топор. И горе тому, кто волей-неволей оказывался у него на пути. Лишь на флангах норонцам удалось приготовиться к обороне. Но прицельно ударившие за момент до приближения кавалерии катапульты и целая туча выпущенных с варголезской стороны стрел внесли дополнительную сумятицу в царивший в стане противника хаос.

Расчет Сарэна оказался верным. Тяжелая кавалерия ударила в самый центр вражеских порядков, смяла нестройные ряды норонцев, расчленила войско на две части и вступила в бой, развивая успех. Им следовало продержаться всего несколько минут, до подхода основных сил.

Я предпочел сражаться в пешем строю и вместе с людской лавиной устремился к норонскому лагерю по следам кавалерии. Внешне "свои" почти не отличались от "чужих". Чтобы избежать "дружественного огня", варголезцы повязали на предплечья красные ленты. Норонцы были не глупее наших, поэтому тоже воспользовались знаками отличия, избрав, к счастью, ленты синие.

Я находился в самой гуще "красного потока", накатившего на линию "синих", сначала разбавившего его, а потом начавшего безжалостно пожирать. Вначале норонцы были слишком деморализованы, чтобы оказать нам достойное сопротивление. Поэтому очень скоро красный цвет стал преобладающим. Вражеские ряды дробились на части, окружались и истреблялись поголовно. Многие из норонцев бросали оружие в надежде на милость победителей.

Но это было только начало.

Уже через десять минут все смешалось настолько, что хаос достиг своего апогея. Опьяненный успехом и запахом крови, я рыскал среди лежавших вповалку тел, между наседавших всей массой закованных в броню лошадей кавалеристов в поисках следующего врага. Незаметно для себя я оказался в самой гуще сражения. Ни о каких боевых порядках речи уже не шло. Такое впечатление, будто боги плеснул на белое полотно две краски — красную и синюю и в определенный момент они перемешались, став единым целым.

Так и не научившись толком владеть щитом, я принимал удары на меч, активно работал руками и ногами, колол и рубил всякого, кто отличался цветом повязки на рукаве. Тут уж было не до сантиментов. Или ты — или тебя. Временами приходилось черпать пригоршню перепаханного снега, чтобы утереть лицо, залитое кровью. Собственные раны пока что не доставляли хлопот, и оставалось лишь надеяться, что сражение закончится раньше, чем я истеку кровью.

Замахнувшись на внезапно появившегося передо мной человека, я вовремя успел отвести меч в сторону, потому как едва не обрушил его на голову Арсиги. Он, в свою очередь, сам с трудом сдержался от того, чтобы не проломить мне череп увесистой дубинкой.

— Ирт-Лях!— воскликнул он.— Чтоб тебя...

Но тут на нас навалились норонцы, поэтому пришлось отбиваться, развернувшись спинами друг к другу. И я не заметил, как Арсиги затерялся в толпе сражавшихся...

Если вначале боя железный истукан действовал, можно сказать, на нашей стороне, то после того, как армии перемешались, он стал для нас настоящей обузой. Ему все равно было, кого крушить, поэтому очень скоро под его горячую руку стали попадать и варголезцы. Он был неутомим, бродил по полю боя, размахивая своим топором, и, если бы у него был разум, я мог бы предположить, что это доставляет ему удовольствие. Мы не могли найти на него управу, так же, как и норонцы. Мы нет, а вот цанхи...

Железным вплотную занялись Шторн и Жарэд. В ход шли все приобретенные за долгие годы навыки. Увы, большая их часть не действовала на механоида. Поэтому оставалось рассчитывать лишь на самые результативные. Жарэд набрасывал на него сковывающие путы, а Ганеги бил посохом, стараясь нанести максимум урона. Однако удержать такую махину на месте не мог даже Великий Мастер. Поэтому Шторну приходилось всякий раз взмывать ввысь, уходя от разящего удара топора. Потом, объединившись, цанхи пытались завалить гиганта издалека дружными кинетическими ударами. Он шатался, но продолжал упрямо стоять на ногах.

И тут появился Арсиги.

— А ну-ка, разойдись!— крикнул он, приближаясь к механоиду.

Ловко присев над пролетевшим над головой топором, он поднырнул под Железного, обхватил его обеими руками, поднатужившись, оторвал его от земли и бросил на спину прежде, чем тот успех заключить коротышку в свои объятия. Затрещали приводы, заскрипели тяги, и механоид начал подниматься. Однако Арсиги оказался рядом, схватил руку, сжимавшую топор, и рванул на излом. Сустав треснул, посыпались искры, и конечность отделилась от тела. Однако гиганту удалось подняться на ноги.

Арсиги отбросил оторванную руку в сторону, и поединок продолжился...

Норонские воины ничем не уступали варголезским. Может быть, поэтому, сражаясь на протяжении столетий, ни одна из сторон не могла одержать убедительной победы. Возможно, цанхи удалось бы нарушить эту традицию, однако многие из них погибли под Катларом, а значит, паритет сил был практически восстановлен.

Противники быстро оправились после нашей стремительной атаки, и, несмотря на понесенные потери, численное преимущество было все еще на их стороне. Когда король Вилед ввел в бой свежие силы, мы были уже на грани истощения. И чаша весов начала медленно склоняться в пользу Норона.

"Красный поток" начал пятиться назад. Под напором норонской тяжелой пехоты мы вынуждены были покинуть почти уже захваченный лагерь. А противник начал сжимать клещи.

И в этот момент над полем боя пронесся дребезжащий рев сигнальных рогов, а минутой спустя с холмов хлынула лавина всадников, облаченных в звериные шкуры и меховые шапки.

— Кочевники...

Дети Олфирских степей ненавидели варголезцев ровно столько, сколько и норонцев. Но с последними они почти не пересекались, а иногда даже действовали совместно, доходя до стен Сандоры. Поэтому их появление было воспринято моими товарищами по оружию, как начало конца. А норонцев, напротив, воодушевило, и они усилили натиск.

Но каково же было их удивление, когда кочевники сходу смяли норонские ряды на левом фланге и обрушили свои клинки на головы бывших союзников.

Удивлению варголезцев не было предела, пока Жарэд не объяснил:

— Сегодня кочевники сражаются на нашей стороне. Еще вчера вечером появился молодой вождь Ольсан, сын Идзина, и привел многих воинов своего племени. Мальчишка хотел отомстить за смерь своего отца, в которой обвиняет Железноголовых. Сарэн сказал ему, что Железноголовые уже разбиты, зато норонцы стоят под стенами Сандоры. Чем очень расстроил парнишку. Он мечтал вывесить голову пришельца перед своим шатром. Но раз уж так получилось, то кочевники вызвались помочь нам против нороцев. Вроде как его отец перед смертью завещал дружить с Варголезом и все такое.

Так или иначе, но кочевники появились вовремя. Они смяли левый фланг норонцев, а варголезцы надавили на правом. И снова покачнулись весы войны, но теперь в противоположную сторону. Норонцы не выдержали натиск и обратились в бегство.

Мы не стали их преследовать, довольствуясь тем, что лагерь, а вместе с ним и неприятельский обоз, оказался в наших руках. У кочевников было побольше сил, и они гнали норонцев до Сандорского леса, после чего вернулись обратно, собрав немало вражеского оружия...

Сарэн был доволен исходом сражения. Варголезцы понесли ощутимые потери, но враг был разбит на голову. Правда, где-то на подходе были Дикие, но теперь они не представляли такой опасности, как если бы им удалось объединиться с норонцами. Теперь можно было уйти под защиту городских стен и крутить дикарям фиги. Штурмовать крепости они не умели.

Ближе к вечеру мы возвращались в Сандору. Позади двигалась вереница телег, на которых везли тяжело раненых и тела убитых, еще больше телег было нагружено трофеями, отчего вереница казалась бесконечной. Впереди ехал сам король, готовый предстать пред ликующими горожанами, благодарными ему за очередную победу над исконным врагом. Поднявшись на холм, Сарэн вдруг осадил коня. Его примеру последовал сопровождавший его эскорт, а потом и все остальные, следовавшие позади Его Величества.

Жуткая до дрожи картина открылась нашим глазам, когда мы оказались на вершине холма: от городских ворот нас отделяла сплошная стена механоидов и пришельцев, которых многие считали уничтоженными. "Хищники" уже лезли на стены и атаковали беспомощную стражу, осадные машины метали в пределы города взрывающиеся снаряды, а две похожие на гигантских жуков установки, вцепившись гарпунами в ворота, наматывали тросы. Когда нас заметили огавоны, ворота с треском рухнули на землю, и в город ворвались первые механоиды.

— Неужели этот кошмар никогда не закончится?— пробормотал я, глядя на сотни сверкавших в лучах заходящего солнца огвонтерских воинов и боевых механизмов.

Дребезжащий сигнал, не похожий на звук боевого рога, остановил начавшееся вторжение, и Железные вернулись в огвонтерские ряды. Одновременно с этим в небе появились огромные "птицы", закружившие над нашими головами.

Лишь благодаря поддержке цанхи и вмешательству Хозяина леса нам удалось разбить отряд пришельцев под Катларом. Пришлось приложить немалые усилия, чтобы "утихомирить" единственного механоида в недавнем сражении. А теперь перед нами стояли сотни таких Железяк. И, трезво оценивая наши шансы одолеть огавонов, приходилось признать, что они равнялись нулю. Возможно, нам удастся уничтожить часть пришельцев, но в остальном город был обречен.

Первым осознал это и начал действовать...

...Аведер Сафери.

Вспыхнула окружившая его тело "аура" защитного силового поля, над головой появилась голограмма, изображавшая какой-то замысловатый символ. Советник короля Сарэна, он же представитель Лиги Миров в Патэприене пришпорил коня и поскакал в сторону неприятеля.

— Это куда он?

В спину Наблюдателя полетели стрелы и арбалетные болты, замерцала защитная оболочка, отражая достигшие цели снаряды, и через несколько секунд невредимый Аведер Сафери добрался до ставки предводителя огавонов. Ему преградили дорогу, но он что-то сказал, продемонстрировал какой-то предмет, и охрана вынуждена была расступиться.

— Предатель...— зашипели в варголезских рядах.

Это как посмотреть...

Однажды Аведер Сафери объяснил мне, что не имеет права вмешиваться во внутренние дела мира, за которым ему было поручено присматривать. Возможно, в этом он был на высоте. Но в данном случае имело место вторжение из сопредельного мира. И Наблюдатель просто обязан был принять какие-то меры, но... Вначале он бездействовал, а теперь и вовсе встал на сторону агрессора.

Нехорошо, не хорошо...

Впрочем, я ничего не знал о нравах, царивших в Лиге Миров. Так что не мне судить расчетливого Наблюдателя.

Огавоны быстро перегруппировались. Механоиды и вовсе действовали как один слаженный механизм. Не прошло и пяти минут, как пришельцы были готовы к нападению. Их тыл прикрывала небольшая группа мутантов, хотя я очень сомневался, что из вырванных ворот появится хотя бы один человек.

У нас же дела обстояли не так хорошо. Страх и неуверенность сковали варголезцев, а когда Сарэн стряхнул оторопь и попытался выстроить боевые ряды, воины подчинялись с небольшой охотой. Их можно было понять. Они готовы были сражаться против норонцев, против кочевников или Диких. Но один вид стального войска пришельцев вызывал у них неописуемый ужас. Им не хотелось умирать, особенно после совсем недавно одержанной победы над заклятым соседом.

Но был ли у них выбор?

Нет.

Они и сами это понимали и угрюмо занимали свои места в боевом порядке.

Не так давно мы воспользовались неразберихой в стане норонцев, и это послужило залогом успеха. Огавоны могли поступить точно так же, но они дали нам время перестроиться, потому что это совершенно ничего не меняло.

И лишь после этого четвероногие "Хищники" ринулись в атаку по всему фронту.

Я стоял в третьем ряду и из-за спин товарищей по оружию видел несущийся на нас стальной поток. Лязг и топот становились все громче, и нервозность варголезцев возрастала. Все понимали, что нам не сдержать ударной волны, и занимавшие первые ряды начали мяться на месте, некоторые попятились.

Мой сосед хлопнул стоявшего впереди по плечу и "успокоил":

— Не бойся, браток, мы все умрем.

Я видел пару перекошенных лиц, показавшихся между зубцов крепостной стены. Уцелевшие после прерванной атаки стражники тоже не верили в то, что нам удастся устоять.

Локоть соседа рубанул мне в бок. Взглянув на него, я проследил за взглядом и увидел странную пару, бредущую по полю боя. Мальчишка лет десяти вел за руку старика с тугой повязкой на глазах...

Слепой?

Возможно. Но парнишка, определенно был зрячим и не мог не видеть, куда он забрел. Однако он шел, и сила, влекущая его вперед, казалась непреодолимой.

Зрелище это было настолько ошеломляющим, что привлекло внимание абсолютно всех варголезцев, заставило на время позабыть о несущейся на них лавине механоидов.

А мальчик продолжал вести старика, оставляя цепочку следов, невольно отрезавшую нас от неприятеля. Но ему не суждено было пересечь это поле, потому как "Хищники" были уже совсем рядом.

Слегка дернув мальчика за руку, старик остановился, тихо сказал:

— Уходи!

Парнишка вздрогнул, будто очнулся от оцепенения, мельком взглянул на приближающуюся стальную волну и опрометью бросился за щиты варголезцев.

А старик развернулся лицом к неприятелю и сорвал с глаз повязку.

Огненная дуга, зародившись на уровне глаз слепца яркой вспышкой, стремительно понеслась навстречу механоидам, накатила на них, опалив прочную сталь, отбросила назад и развеяла по ветру облако мельчайшего пепла — все, что осталось от лавины четвероногих "Хищников". Старик посмотрел на огавонов, и они... дрогнули, отшатнувшись назад, словно от хлесткого удара.

— КАК ПОСМЕЛИ ВЫ ЯВИТЬСЯ В ЭТОТ МИР?!

Гневный голос старика прогремел над полем боя, заставив пришельцев сделать еще один шаг назад. Он говорил не неизвестном мне языке, но я понял его слова.

И не я один.

— Великий Страж...— пронеслось по воздуху и было благоговейно подхвачено тысячью голосов.— Великий Страж...

— ЭТО МОЙ МИР, И ВАМ ЗДЕСЬ НЕ МЕСТО! УБИРАЙТЕСЬ!

Старик взмахнул рукой, и пространство между ним и огавонами искривилось и заколебалось, как знойное марево в жаркий день. Нечто подобное мне уже приходилось видеть, поэтому я сразу понял, что это Портал.

Огромный Портал, ведущий в сопредельный мир.

Как ни странно, но огавонов не пришлось упрашивать дважды. Первым сошел с места повелитель пришельцев. Приблизившись к Порталу, он что-то сказал старику.

— ЭТО ЛОЖЬ!— яростно воскликнул старик.— ОГАВОНЫ НЕ ИМЕЮТ НИКАКОГО ПРАВА НА ЭТОТ МИР. ОН МОЙ — БЫЛ И ОСТАЕТСЯ. ТАК И ПЕРЕДАЙ СВОЕМУ КИГНЕКУ. А ЕЩЕ СКАЖИ ЕМУ, ЧТО Я ВЕРНУЛСЯ, И ПАТЭПРИЕН СНОВА НАХОДИТСЯ ПОД МОЕЙ ЗАЩИТОЙ. ЕСЛИ ОН СОМНЕВАЕТСЯ, МЫ МОЖЕМ РЕШИТЬ ЭТОТ СПОР ОДИН НА ОДИН. ОН ЗНАЕТ, ГДЕ МЕНЯ НАЙТИ. А ТЕПЕРЬ УХОДИ!

Огавон переступил порог Портала и исчез. За ним последовали остальные. Спустя десять минут от пришельцев не осталось и следа. Мгновением позже растворился и Портал, ведущий в Огвонтер.

Старик вернул повязку на глаза и лишь после этого обернулся к нам. Варголезцы тут же рухнули на колени перед лицом Великого Стража. Я последовал их примеру, оказывая почтение...

...человеку, избавившему нас от верной погибели?..

...божеству, которому поклонялись местные жители?..

...сапресуаву, создавшему этот мир?..

Да так ли это важно?

А он заскользил скрытым под повязкой взглядом по нашим головам, словно искал кого-то...

...мальчика, который привел его на поле боя?..

...Аведера Сафери, смирившегося с вторжением агрессора в мир, находившийся под его опекой?

Кстати, Наблюдатель куда-то исчез...

Может быть, ушел вместе с огавонами? Или притаился, не смея показаться "на глаза" существу более высокого порядка, чем он сам?

Но "взгляд" старца остановился на Сарэне. Он подошел к нему, сказал теперь уже нормальным голосом:

— Встань!

Король, который за всю свою жизнь ни перед кем не гнул спины, послушно поднялся.

Старик сунул руку под плащ и достал...

...жезл Стража...

Тот самый, который увел у нас из-под носа находчивый и настырный Сингар?

Выходит, парню удалось "докричаться" до Великого Стража и именно ему мы обязаны избавлением от пришельцев из Огвонтера?

Старик протянул его Сарэну со словами:

— Договор, заключенный между мной и твоими предками, остается в силе. Призови меня, если этому миру будет угрожать опасность, подобная минувшей. Но не смей беспокоить меня по пустякам! Запомни это и передай своим потомкам!

Сарэн принял жезл и почтительно поклонился Великому Стражу. А тот продолжил:

— Не таким хотел я видеть этот мир, совсем не таким,— вздохнул он.— Но теперь даже я не могу что-либо изменить. Все в твоих руках... Ты будешь жить долго, если не наделаешь глупостей. Постарайся навести порядок — сначала в своем хозяйстве, а потом и за его пределами. Такова моя воля... Я пока поживу здесь, если т не против? Давно я здесь не был...

Старик развернулся и пошел вдоль коленоприклоненных варголезских рядов. Проходя мимо, он остановился, повернул голову в мою сторону, поманил пальцами:

— Подойди ко мне!

Что мне оставалось делать?

Я подчинился.

— Ты не принадлежишь этому миру, поэтому тебе придется уйти туда, откуда ты пришел.

— Я...— начал было я, но он взмахнул рукой, и слова застряли в моем горле.

— Никаких возражений! Ты и без того натворил немало бед.

Великий страж привычным жестом открыл Портал — на этот раз небольшой, словно калитка в саду.

— Тебя ждет долгая дорога. Так не теряй же времени даром! Иди!

Я обернулся, пытаясь хотя бы взглядом проститься со своими друзьями, но Великий Страж подтолкнул меня в спину, и я переступил порог.

И тут же зажмурился от ослепительно яркого солнца Центалы...