Три года в Соединённых Штатах Америки - 2

— Боря, со здоровьем у Лёни дела даже хуже, чем они были у меня, а потому, как только он подумает, то в зависимости от того, до чего додумается, мы и примем решение, кто его будет лечить, ты или коновалы из ЦКБ. Впрочем, не волнуйся, вот теперь Лёня против меня точно не пойдёт и поверь, он обязательно примет правильное решение. Ну, друзья мои, работайте и ни о чём плохом не думайте, я всё решу.

В присутствии Андропова я позвонил на запасную площадку, где моего звонка из Москвы ждали моя королева и родители, дал им команду отбой, а потом позвонил генералу Гирину и попросил его срочно доставить в Москву деревянного Васю-сана. Алексей Викторович прилетел той же ночью вместе с дедом Веней, Олей и моей королевой. Ира жила вместе со мной, а они заселились в соседнюю квартиру и у нас началась совсем другая, куда более вкусная и весёлая, жизнь. Оля была вдобавок ко всему ещё и прекрасной поварихой и готовила на всех.

Каждое утро, ровно в шесть часов, в зале, площадью в тридцать шесть квадратных метров, все стены которого были увешаны плакатами с иероглифами, пол застелен огромным ковром, а вместо люстры с потолка свисал Вася-сан, я два с половиной часа учил Иру, Наташу с Олей и обоих дедов куэрнингу, причём куэрнингу самого высокого уровня. Начиная с двадцатого числа в квартире Наташи трое суток провёл Андропов и потом трижды в неделю приезжал по утрам, чтобы освоить хотя бы азы куэрнинга и быть всегда бодрым, свежим и подтянутым. Муж Наташи приезжал к нам с дочкой Юлей трёх лет каждый вечер, но на ночь они оставались редко.

В половине девятого мы завтракали и в девять утра приступали к работе. Оля оставалась в квартире и упорно тренировалась, но при этом часто прибегала в наш кабинет, чтобы сделать нам точечный массаж. Несколько раз ей довелось посидеть рядом, чтобы просмотреть некоторые материалы, интересующие её, на компьютере. Девушка наконец-то поверила в меня.

Дед Лёша и дед Веня после тренировок уезжали в какую-то скульптурную мастерскую, где занимались изготовлением полутора дюжин новых макиваров из красного дерева. Довольно часто мы обедали прямо на рабочем месте и вообще работали очень интенсивно, порой до двенадцати ночи, по четырнадцать часов в сутки. Поначалу мне ещё приходилось прибегать к куэрнингу, чтобы поднять настроение Наташе, но вскоре, когда и ей стало хватать на сон пяти, а то и четырёх часов. Поэтому стопка машинописных листов, рисунков, эскизов и чертежей быстро росла, но только перед моим мысленным взором. Вслед за генералом Гириным прилетел Князев, а в городе на хозяйстве остался Жорка. Поэтому большая часть документов отдавалась ему, а меньшая Юрию Владимировичу и потому подготовка к строительству завода началась немедленно и шла ударными темпами.

В феврале начался съезд КПСС и на нём был принят девятый пятилетний план, в котором был не только предусмотрен рост выпуска потребительских товаров, но и их экспорт за рубеж, а также импорт тех товаров, которые наши предприятия не могли пока что производить сами. Брежнев принял окончательное решение и даже намекнул в своём докладе о том, что несгибаемыми бывают одни только дураки и чугунные кнехты, а коммунисты должны оперативно реагировать на всё и не бояться ничего нового и кажущегося необычным. В начале февраля я на полдня покинул Наташину квартиру, чтобы исцелить Брежнева и ещё несколько десятков человек в стенах ЦКБ. Это были члены Политбюро нового, расширенного состава и члены их семей. Всё происходило в глубокой тайне, но так и нужно было поступить. "Куэрн тэур-Дэйван" это ведь тоже очень мощное оружие в борьбе с врагами нашей страны, а все те люди, которым я был представлен, без каких-либо дураков, были настроены провести в СССР все необходимые для победы реформы.

К этому времени мы погрузились в историю, сначала в те времена, когда на земле ещё не было кроманьонцев, но зато имелись неандертальцы. Этот отрезок истории мы тоже изучили, а затем стали подниматься по историческому древу всё выше и выше, пока однажды не дошли до далёкого одна тысяча восемьсот шестьдесят пятого года, до времён царствования Царя-Освободителя — императора Александра Второго. Однако, Бойл перенёс нас не в Россию, в Санкт-Петербург, а во Францию, в Париж, в роскошный особняк, стоявший на Елисейских полях, где в большом, красивом кабинете сидели семеро господ и спокойно, тихо и благопристойно обсуждали очень важный для себя вопрос, как быстро станет развиваться Россия после отмены крепостного права. На столе, за которым они сидели, лежал недавно отпечатанный в типографии Манифест об отмене крепостного права и Положение о крестьянах, выходящих из крепостной зависимости.

Господа эти были даже не масонами, хотя владельца особняка все знали, как наиболее видного масона Франции. Все семеро были эмиссарами богатейших людей Европы и её правящих династий. Дейр даже встал со своего кресла, чтобы пройтись по кабинету и рассказать нам, кто тут "ху из кто". За окнами кабинета был виден зимний парк, слегка припорошенный жиденьким, а потому грязноватым на вид снежком, действо происходило семнадцатого января. Остановив картинку, Дейр стал зачитывать стенограмму состоявшегося в тот день совещания, я печатал, а Наташа, громко повторяя каждое его слово, делала зарисовки. Рисовала она просто превосходно.

Так шел час за часом, пока в половине третьего, мы ещё не обедали, закончив разбираться с третьим эпизодом злокозненной деятельности самых влиятельных людей Европы против России. Наташа подала сигнал в соседнюю комнату, что мы должны сделать перерыв. Отдохнув с полчаса, мы отправились на кухню, а она в Наташиной новой квартире была очень просторной. С нами обедали ещё два человека, Виктор — офицер КГБ, специалист в области связи и звукозаписи и Леонид — молодой аналитик из команды Андропова. Виктор не выдержал первым и спросил:

— Оракул, товарищ майор, это что же получается, они целенаправленно гнобили нас ещё с тех времён?

Вместо ответа я спросил его:

— А ты что же, думал, что все неприятности у нас начались с октября семнадцатого, Витя? Нет, нас начали ненавидеть гораздо раньше, но я так понимаю, что только с начала шестьдесят пятого года девятнадцатого века за нас взялись самым основательным образом. Россия всегда была для Запада шилом в заднице и потому ни о чём ином, кроме как о том, как нас ослабить и поставить на колени, этот долбанный Запад даже и не думает, вот только хрен у него что получится, особенно теперь.

Глава 8

"Метеор-Альфа-П"

Прежде чем покинуть тренировочную базу команды "Метеоры Юга", я решил сделать себе приятное и прокатиться по новой гоночной трассе, которая построили даже быстрее, чем со стапеля сняли первый концепткар "Метеор-Альфа-П". Ещё бы, на её строительство нагнали столько техники и люди работали в три смены, причём с огоньком, так как зарплаты платили о-го-го какие, по шестьсот целковых и выше в месяц. Фактически были построены две гоночные трассы — большая, семнадцатикилометровая, для тренировок и испытаний будущей продукции завода "Метеор" — автомобилей, скоростная с малым числом поворотов, и поменьше — для гонок "Формулы-1", но тоже нехилая, восьмикилометровая, огибающая холм, с двумя дюжинами поворотов и шикан, а также с большим и удобным паддоком и двумя главными трибунами вдоль старта-финиша, но трибуны ещё строились. Их должны были сдать через полтора месяца, к первому июлю семьдесят первого года. К этому же сроку на заводе должны быть изготовлены шесть болидов "Формулы-1", работа над которыми кипела вовсю и началась она в первых числах февраля.

Испытательная трасса мне нравилась гораздо больше, чем гоночная. По её яркому, красно-коричневому покрытию, ровному, как стол, и шероховатому для лучшего сцепления колёс с полотном дороги, но упругому и эластичному, верхний, трёхсантиметровый слой представлял из себя асфальтеновый тартан, так что падать на него не так страшно, как на обычный. В то же время асфальтан был практически нестираемым, приклеивался к асфальтеновому бетону намертво и совершенно не боялся ни огня, ни порезов. В общем это было идеальное дорожное покрытие, единственным недостатком которого, вкупе с асфальтеновым бетоном, было то, что уж если ты его постелил один раз, то хрен ты его потом чем раздолбаешь, кроме пятисоткилограммовой авиабомбы, да, и это ещё не факт, что она его пробьёт, так как расчёты прямо говорили об обратном.

А ведь всё начиналось именно с аморфного углерода, водородного топлива и асфальтеновой смолы. Наша с Наташей вахта закончилась первого марта. Мы расставались с семьёй Володиных большими друзьями. Полковник Володина уже стала референтом и помощницей Юрия Владимировича и то, что мы перевыполнили даже планы Бойла, делало её просто невероятно образованным референтом и самым знающим историком в мире. У Наташи была феноменальная память и она без малейшего смущения сказала, что все свои наброски уже довольно скоро превратит в иллюстрации практически неотличимые от фотографий. Что же, это будет прекрасным учебником истинной истории России начиная со времён предшествующих Древнему Риму и до наших дней включительно. Правда, если он и будет издан, то до определённого момента под грифом совершенно секретно.

Не могу сказать, что мы с Наташей прониклись какими-то чувствами друг к другу за эти полтора месяца, ведь она так и не узнала толком, кто я такой, а мне некогда было расспросить о её жизни. Зато прощаясь, надеюсь не навсегда, мы испытывали по отношению друг к другу глубокую сердечную привязанность, ведь мы успели стать друзьями. Если, конечно, позволят обстоятельства, то мы и дальше будем дружить семьями, ведь и она, и её муж Денис замечательные люди, знакомству с которыми я был очень рад.

В восемь утра, когда квартиру покинули все находившиеся в ней сотрудники КГБ, приехал Юрий Владимирович, чтобы выпить с нами чаю, поздравить с окончанием операции "Прорыв в прошлое" и попрощаться со мной. Он вручил мне и Ирочке удостоверения сотрудников КГБ, майоров в на должности его помощников, но посоветовал не слишком-то часто им размахивать и, вообще, держаться в тени, как я и сам того желал. В общем Кулибин, он же Карузо, он же секретный информатор Оракул, возвращался к своей прежней жизни и должен был в самом скором времени начать вести себя гораздо скромнее, чем прежде, как бы показывая тем самым, что пацанчик-то начал мало-помалу взрослеть и набираться ума-разума.

Начиная с двадцатого января, мне удалось сделать очень многое. В первую очередь почти полностью модернизировать наш нефтеперегонный завод. На нём уже прекратили переводить нефть на прямогонный бензин, соляру и мазут и даже более того, добрая половина оборудования уже была порезана автогеном и сдана в металлолом. Завод был небольшим и приглянулся Бойлу в первую очередь из-за того, что на нём уже завершили строительство внушительного цеха по производству моторного масла, но оборудование ещё не завезли. Его, в лучших советских стандартах, даже не изготовили.

Именно это позволило установить в нём множество громадных, двенадцатикубовых "кастрюль-скороварок" с закрывающейся крышкой, коническим дном и открывающимся снизу сливным люком, изготовленных из стеклопластика и помещённых в стальные кожухи. Их установили на высокие стойки и подвели к ним трубы для подачи газа. Ещё в этом цехе установили барабанные дробилки для измельчения угля и стали завозить его в больших количествах, причём самый низкокачественный, почти бурый, дающий при сгорании огромное количество шлака, из которого получалось особенно много асфальтеновой смолы, а именно она была нужна в первую очередь.

Князев в Москве тоже не скучал и провёл огромную подготовительную работу. По рекомендации Бойла, который знал всё и обо всём, в Москву были приглашены и срочно доставлены со всех концов страны молодые, талантливые инженеры-конструкторы автомобилей и дизайнеры. Совместно со мной, а точнее по моим эскизным наброскам, был не только полностью разработан проект родстера "Метеор-Альфа-П", но и изготовлен его макет из дерева, в натуральную величину, а также макеты всех деталей, над чем трудился в цехе завода "АЗЛК" коллектив из шестидесяти самых опытных заводских мастеров-макетчиков, не говоря уже о том, что инженеры-конструкторы каждый день выдавали в цех чертежи, которые они вычерчивали по моим калькам.

Естественно, что всю работу за нас выполнил Бойл, я всё перенёс на кальку, а остальной коллектив воплотил в чертежах и макетах. Князев, приезжавший на завод "АЗЛК" каждое утро с красными после бессонной ночи глазами, чтобы раздать техзадания коллективу и проверить, как исполнены его предыдущие приказы, наверное казался им каким-то монстром автомобилестроения. Ещё бы, такие смелые идеи и сумасшедшие темпы.

Работая таким образом, мы почти полностью изготовили даже новый восьмицилиндровый оппозитный двигатель, но самое главное, в нашем городе уже всё было готово к тому, чтобы принять в нём коллектив разработчиков, состоящий из двухсот восьмидесяти человек и даже подготовлена пусть и временная, но не смотря ни на что отличная площадка для изготовления концепткаров в натуре, пока что с V-образным газоновским движком, который я намеревался форсировать так, как это ещё никому в жизни не снилось, сделав его тридцатидвухклапанным.

С готовым движком работать всё же будет легче и мы сможем быстрее выкатить из ворот механосборочного цеха завода "Россельхозтехника" наши концепткары. Пока Князев занимался этой работой, Жорка также трудился сутками напролёт, проектируя завод и принимая контейнеры со станками и прочим оборудованием. Так уж случилось, что строительная площадка, на которой уже велись земляные работы, находилась всего в полукилометре от нефтеперегонного завода, которому уже очень скоро предстояло стать заводом по переработке углеводородного сырья и мощной электростанцией.

Тепло попрощавшись с Юрием Владимировичем и дождавшись, когда он покинет Наташину квартиру, мы распрощались с семейством Володиных. Честно говоря, нам было грустно расставаться, а потому, поцеловав своею в щёчку, я подождал, когда Ира расцелует малышку, Наташу и её мужа, вышел из квартиры со своей дорожной сумкой и мы бодро потопали по лестнице наверх. Там мы поднялись на чердак прошли по нему и через два подъёзда спустились вниз и вышли из дома на улицу, где нас уже поджидал в синей "Волге" Князев. Завидев нас, он тут же выскочил из машины и полез обниматься. Я тоже успел соскучиться по этому умному, головастому, весёлому и жизнерадостному мужику. Митрофаныч к тому времени уже успел побывать в руках у моего отца, хорошенько выспаться и трое суток повздыхать в ожидании того дня, когда его разблокируют. Поэтому за то время, что мы не виделись, он изрядно помолодел. Затолкав нас в двадцать четвёртую "Волгу", Князев спросил:

— Ну, как ты, Кулибин, отбатрачил своё? Может быть всё же пойдёшь к нам с Жоркой на завод? Мы же всё равно без тебя, как без рук будем. Как-то не по-людски получается, ты и вдруг остаёшься в стороне.

— Нет, Митрофаныч, извини, не могу. — сокрушенно ответил я и с улыбкой добавил — Я теперь свободный художник, но всё же будут очень часто общаться с тобой, Жорой и всеми нашими ребятами. Ладно, прилетим домой, там поговорим.