Три года в Соединённых Штатах Америки - 2

Александр Абердин

Три года в Соединённых Штатах Америки

Фантастический роман-ностальгия

Часть вторая

Дары Тэурии

Глава 1

Бой за "Метеоры"

Вся федерация автомотоспорта СССР была в ярости. Как же, из-за каких-то кустарей-провинциалов, осенняя гонка в Москве, которую негласно называли "Московское кольцо", была перенесена с пятого ноября на двадцатое. Не смотря на то, что погода стояла замечательная, крик стоял оглашенный. Разумеется, в стенах самой федерации, да, и то он больше походил на шипение разозлённых кобр. Провинциалов было решено проучить жестко, вплоть до убиения в хлам наших самоделок. Ну-ну, мечтайте, ребята, посмеивался я себе под нос, слушая наставления генерала Булганина девятнадцатого числа в полдень. Георгий Иванович даже сделал мне замечание:

— Борис, пожалуйста, отнесись к этому серьёзнее. Наши машины там будут бить и бить очень сильно.

Совещание проходило в гараже столичного ГАИ, приютившего своих братьев с юга. Мы сидели за столом в большом боксе, где стояли все наши машины. Ухмыльнувшись, я огляделся и увидел неподалёку, возле стены, обрезок стальной трубы длиной метра в полтора, по всей видимости усилитель для гаечного ключа. Встав из-за стола, я молча сходил за трубой, подошел к крайнему "Москвичу-Метеору" и изо всех сил саданул по капоту, изготовленному из военного стеклопластика. Труба отскочила чуть ли не под потолок, после чего я сел и громко сказал:

— Парни, со старта рвите вперёд и крушите всё, что попадётся вам на пути. Старайтесь только избегать лобовых ударов, иначе точно будут жертвы. Ну, в общем действуйте так, как я вас учил. Никого не щадить, всех рвать в клочья. Считайте, что война, за вами Москва, а впереди танки Гудериана, а не наши, советские автомобили!

Генерал возбуждённо воскликнул:

— Правильно! Громите всех, как немцев под Москвой! Мы покажем этим засранцам, кто тут провинциальные кустари! — после чего спросил — Боря, ты что же, помимо оперения поставил стеклопластик ещё и на капот? Когда ты только успел это сделать?

Заулыбавшись, я ответил:

— А ещё, мы усилили крыши, все четыре двери, крышку багажника и об задницу "Метеора" теперь даже двадцать четвёрка размажется. Армированный металлом стеклопластик, Георгий Иванович, толщина семь миллиметров. Мы завтра же прямо с утра это и покажем всем остальным гонщикам. Думаю, что после увиденного, баранам сразу же расхочется бодаться.

На следующее утро мы приехали на трассу чуть свет и отправились туда своим ходом, оставив под охраной один только военный трайк. Наши гоночные болиды на двух и четырёх колёсах, а также "Метеор-Д" очень многие москвичи уже смогли увидеть на страницах трёх центральных журналов — "За рулём", "Техника молодёжи" и "Огонёк". В кругах столичных любителей автомотоспорта уже вовсю муссировались самые невероятные слухи о том, что гаишный генерал из провинции бросил вызов чуть ли не всему автопрому и сделал всё возможное, чтобы два башковитых инженера-конструктора, для которых он достал фордовские движки, изготовили для него настоящие гоночные болиды. При этом они говорили, что фордовские движки имеют просто чудовищную мощность.

Вот тут они ошибались, как раз чудовищную мощность имели не москвичёвские спортивные двухвальники, а модернизированные, форсированные двигатели от "Газ-66", установленные на трайках, отчего даже с тяжеленной, широкопрофильной "колхозной" резиной с высоким, вездеходным протектором, развивали скорость в сто шестьдесят километров в час.

Да, движки я сделал мало того, что мощностью за двести лошадиных сил, так ещё и высокооборотистыми, а потому вишнёвый, сверкающий хромом трайк, на котором я ехал впереди колонны, рано утром, ещё в сумерках, освещая трассу шестью мощными фарами, не ехал, а летел по ней. Мы прибыли на гоночную трассу первыми и заняли самое удобное место для парковки, с которого нас хотя и попытались согнать, но не смогли. Присутствие генерала в парадной форме быстро успокоили москвичей и они стали приглядываться к нам.

В первую очередь их поразили наши гоночные комбинезоны, особенно для мотогонок. Они от них просто ошалели и не мудрено, ведь все гонщики были одеты в самые обычные шерстяные спортивные костюмы. Про наши интегралы и вовсе не стоило даже говорить, как и про то, что все гонщики надевали на голову подшлемники. Гоночные команды прибывали одна за другой и все авто и мотогонщики, а сегодня первым должен был состояться показательный заезд на тяжелых мотоциклах, в котором, в часовой гонке мы должны были показать свои гоночные мотоциклы.

С рассветом к гоночной трассе в Подмосковье стали подтягиваться зрители. В Москву отправилась вся команда, даже те из гонщиков, которые только-только начали пробовать свои силы, в том числе и тот сержант Коля Фомин, которому мы с Ирой показали автомобили, а также жены гонщиков и Тонечка. Мы тут же стали катать всех желающих, но преимущественно девушек, на трайке, спортбайках и дорожниках, заодно изучая трассу.

Передав трайк генералу Булганину, я пригласил какую-то молодую москвичку в синем шерстяном трико и куртке прокатиться со мной на супербайке и надел ей на кудрявую головку шлем-интеграл, который уже запатентовал Жора. Девушка с радостным визгом буквально запрыгнула на заднее сиденье, но её крики быстро стихли, так как я повернулся и закрыл пластиковое забрало шлема. Ира тоже посадила к себе девушку, а не парня. Ох, милая, знала бы ты, как в моё время байкеры называли пассажирок — зажопницами!

На трассу я выехал первым и не стал развивать большой скорости, проехал по ней всего лишь на ста пятидесяти. Она оказалась довольно неплохой, но изобиловала поворотами. Правда, девушку пришлось снимать с мотоцикла и когда я снял с неё шлем, то она шумно выдохнула воздух и воскликнула:

— Вот это скорость! Я чуть не уписалась от страха!

Толпа грохнула от смеха, но количество желающих прокатиться, от признания девушки не уменьшилось. Последним приехал Георгий Иванович, тоже с девушкой, и рявкнул:

— Быстро принесите мне бушлат! Насквозь продуло! Чай уже не лето на дворе.

Его пассажирка тоже стучала зубами от страха и когда её кто-то спросил, как поездочка, девушка ответила:

— К-к-как верхом на р-ра-ракете, на которой к-к-косманавты летают. Просто жуть, товарищ генерал. Никогда больше не сяду на такой мотоцикл. Л-лучше пешком буду ходить.

Генералу принесли милицейский бушлат и он крикнул:

— Ну, девушки, кто одет потеплее? Садитесь, прокачу с ветерком. Не бойтесь, я бывший лётчик-истребитель.

С таким же успехом Георгий Иванович мог сказать, что он Джек-Потрошитель. Тем не менее, желающая прокатиться с ветерком нашлась и генерал Булганин умчался на трассу. Ко мне тоже быстро подбежала девушка, выхватила из рук шлем и, надевая его на голову, спросила меня:

— Догоним генерала?

— Догнать-то мы его догоним, но обгонять не станем. — ответил я — Это не гонка, раз, а к тому же генерал Булганин не позволит этого сделать, ведь у него двигатель намного мощнее, это два.

После второго заезда генерал прытко соскочил с трайка, подал девушке руку и как только та сняла шлем, то сразу же восторженно завизжала:

— Вот это мотоцикл! Ребята, товарищ генерал разгонял его до ста семидесяти километров, я видела спидометр через плечо!

Мы сделали ещё несколько проездов и таким образом, можно сказать, выучили трассу назубок. Толпа зрителей всё увеличивалась и увеличивалась. Появилось множество фотокорреспондентов, в том числе зарубежных. Из всей команды я один свободно говорил по-английски и когда они стали задавать вопросы, спросил:

— Георгий Иванович, ну как, рассказать им о "Метеорах"?

Генерал подозрительным тоном спросил:

— А ты сможешь, Кулибин? — я кивнул и он уже наставительным тоном сказал — Валяй, только следи за языком, не сболтни чего лишнего про наш секретный трёхколёсник.

Кивнув, я принялся объяснять, что машины и мотоциклы "Метеор" это опытные образцы, разработанные энтузиастами, профессиональными инженерами-конструкторами из нашего города и что подавляющее большинство узлов и агрегатов на них стоит советское. Назвал я и мощность двигателей, после чего громко крикнул по-английски:

— А сейчас мы покажем, какую прочность имеют советские гоночные болиды "Москвич-Метеор"! Зарядите в фотоаппараты плёнку, дамы и господа, и приготовьтесь сделать уникальные кадры. Такого вы ещё не видели. — после чего сказал — Товарищ генерал, прошу подняться на подиум.

— Какой ещё подиум? — Спросил Георгий Иванович.

Рассмеявшись, я весело воскликнул:

— На ваше детище, Георгий Иванович, на крышу "Метеора"! Не бойтесь, она и не такое выдержит.

По моему сигналу Гена выехал на трассу и поставил гоночный болид на фоне ельника. Генерал с опаской спросил:

— А я не проломлю крышу, Боря?

— Не проломите, товарищ генерал, — ответил я, — вы её и всей командой не проломите, она же до жути прочная, как и багажник.

Вся наша команда, включая Ирочку и Тонечку, а также механиков, бросилась к машине. Высмотрев в толпе здоровенного дядьку килограммов под сто пятьдесят весом, я крикнул:

— Товарищ, вы мне не поможете?

Дядька весело спросил:

— Что нужно делать, парень, поднять что-то?

— Ага, но для начала сядьте ко мне за спину! — крикнул я в ответ и подбежал к трайку и как только дядька сел на сиденье, громко крикнул по-английски — А сейчас вы увидите мощь советской техники, элегантной и скоростной, но очень прочной!

Проехав на трайке по трассе с сотню метров и попросив мужчину, одетого в синий спортивный костюм с надписью "СССР" на груди, ухватится покрепче за подлокотники, я развернулся, рванул с места трайк, прицелился, поставил его на козла и на двух колёсах поехал к гоночному автомобилю. Не очень быстро и как только переднее колесо приблизилось к капоту, резко затормозил. Удар был не сильный, но чувствительный, но из восемнадцати человек, стоявших на "Москвиче-Метеоре", никто с него не слетел. Девятнадцатый же, пилот сидевший в машине, завёл двигатель, я врубил нейтралку.

Гена, погазовав, чтобы из выхлопных труб стали вырываться языки пламени, рёв стоял такой, что все лоси Подмосковья убежали в соседние области, на первой передаче поехал вперёд. Мы специально установили вчера вечером на капот с понтом воздухозаборник, в который упёрся передним колесом трайк, а я ещё и заблокировал его тормозами и потому мы, с вопящим от радости и потрясающим руками дядькой, поехали назад. Шоу, конечно, но все иностранные корреспонденты с фотоаппаратами наперевес бежали за нами и фотографировали "Москвич-Метеор", ослепляя всех вспышками блицев.

Так Гена проехал метров пятьдесят и остановился, после чего я съехал с его гоночного болида, а команда слезла с него и механики тут же принялись протирать машину. На ней практически не осталось никаких следов. Зрители взревели от восторга, но я хотел добиться другого, внушить всем остальным гонщикам уважение к "Москвичам-Метеорам". Зарубежные корреспонденты были от этого трюка в шоке. Представители федерации автомотоспорта тоже, а Дмитрий Миронович весело смеялся и хлопал в ладоши, а также хлопал хохочущего Князева по спине.

Зато я не смеялся и строгим тоном сказал корреспондентам, что жду от них самые удачные снимки отпечатанные максимально крупно, а когда меня спросили, куда их доставить, то назвал два адреса — федерации автомотоспорта СССР и крайкома партии. Меня тут же стали убеждать, что за такое прекрасное шоу не жаль и трёх дюжин листов самой лучшей цветной фотобумаги. Тем временем уже вовсю шла подготовка к первой гонке на мотоциклах.

Нас окружили мотогонщики и стали расспрашивать о технических характеристиках супербайков и вскоре узнали, что я поставил на них форсированные двигатели "Мемз-967А" объёмом в тысячу двести кубиков, раскрученные до мощности в семьдесят семь лошадок, которые разгоняют болид до скорости не выше двести сорок километров в час лишь потому, что мы ещё только-только проектируем специальную резину, зато с ней сможем преодолеть отметку в триста километров. Правда, после того, как изготовим уже свой собственный движок с водяным охлаждением и специальной системой зажигания. Мотогонщики выпали в осадок, а один так и вовсе махнул рукой:

— Нет, ребята, я снимаюсь с гонки. Вот когда наш мотоклуб сможет купить такого зверя, снова вернусь на трассу.

Зато другой сказал насмешливым голосом:

— Митя, это ещё нужно посмотреть, смогут ли они ехать так быстро, как это позволяет им движок. В седле на такой скорости ещё нужно суметь удержаться. Тем более на нашей, домашней трассе, так что оставайся. А костюмчики у них классные.

Через полчаса началась гонка. С раздельного старта и мы нахально встали на самые последние места. Всего на старт вышло девятнадцать мотоциклов, большая часть из которых были зарубежными, семисотпятидесятикубовыми. Ну, а я стартовал самым последним и довольно не спеша. Зато уже через десять секунд обогнал своих конкурентов по команде, которые, в свою очередь, одного за другим обгоняли других гонщиков, и помчался по трассе вперёд. Ехал я расчётливо, но быстро, в основном уповая на мощность двигателя.

На первом круге обгонять всех я не стал и сделал это только на середине второго, резко увеличив скорость и уйдя в отрыв так резво, что никто даже и не попытался броситься в погоню. После третьего круга между собой соревновались только моя королева, отец и Петя. Правда, очень вежливо, но зато без каких-либо компромиссов. Промчавшись девятнадцать кругов по трассе, я пошел на последний круг и принялся вовсю хулиганить, то есть ставить свой супербайк на заднее колесо всякий раз, когда видел впереди зрителей, а на финише, оторвавшись от всех секунд на тридцать, и вовсе сбросил скорость, чтобы доехать до судьи с клетчатым флагом, на переднем колесе. Зрители вопили от восторга, когда я делал круг почёта по трассе.

Второй финишировала моя королева, а потом, ноздря в ноздрю, ревя громче своих байков, к финишу приехали папик и Петя. Когда же до финиша доехали все остальные участники гонок, из динамиков до всех донеслось, что гонку выиграл шестнадцатилетний мотогонщик Борис Картузов и назвал имя нашего славного города. Зрители завопили ещё громче. Меня несколько раз подбросили в воздух, а потом вручили кубок из анодированного алюминия, который я немедленно задарил Дмитрию Мироновичу. Только после этого наши супербайки обступили деятели из федерации автомотоспорта и Митрофаныч с Жорой принялись отвечать на их вопросы, а мы пошли в "Икарус" переодеваться. Я был мокрый после гонки, как мышь.

Петя с отцом быстро вышли из автобуса, а мы с Ирой, принялись целоваться и покинули его только минут через пятнадцать. Одетые в спортивного фасона брючные костюмы с советской символикой, мы растворились в толпе никем незамеченные. Гонка спортивных автомобилей двадцать первого класса, а на неё были выставлены даже "Жигули", тоже проходила под диктовку четырёх "Метеоров". Стартовав из последнего ряда, они быстро обогнали все машины и после этого пилоты из нашей команды буквально дрались друг с другом за первое место и на этот раз первым на финише оказался майор Мережкин, который и проехал круг почёта по трассе.

Какому-либо другому автомобилю, кроме Ирочкиной двадцать первой "Волги", стоявшей рядом с техничкой, ловить здесь было просто нечего и я твёрдо знал, если нам разрешат малосерийное производство гоночных автомобилей и автомобилей класса гран-турин на экспорт, то изготовленные нами двигатели выведут советских гонщиков в число мировых лидеров, а там гляди и остальной автопром вытянут. Это была вполне посильная задача.

В этот же вечер вся наша авто и мототехника была перевезена в НАМИ, а на следующий день туда поехали только Дмитрий Миронович с генералом Булганиным, Князев и Жорка, чтобы отвечать на вопросы, если они возникнут. Мне же было приказано сидеть дома, у телефона и ждать, когда меня вызовут. Заправленная "Волга" стояла у подъезда. Поэтому и тесть тоже в этот день сидел дома, а отец с Делей пошел гулять по Москве. Оставив тестя у телевизора, мы отправились с моей королевой в её комнату и мечтали только о том, чтобы нас не побеспокоили.

Дмитрий Миронович позвонил только в половине девятого и Николай повёз меня на его московскую квартиру. Она находилась на Кутузовском проспекте, а квартира Иры, как это не удивительно, на Фрунзенской набережной всего в трёх кварталах от моей. От неё до московской квартиры Дмитрия Мироновича мы доехали быстро и прибыли на место даже раньше, чем к подъезду подъехала "Чайка" и из неё вышел довольный первый секретарь крайкома. Увидев меня, он сразу же заулыбался и я вышел из машины. Тесть хотел было остаться, но Дмитрий Миронович шестом велел ему присоединяться. Мы поднялись на лифте на шестой этаж и всё это время хозяин края молчал. Только пройдя в зал, где его ждали генерал Булганин, Князев и Жора, он воскликнул:

— Товарищи коммунисты, я только что с заседания Политбюро ЦК КПСС. Всё, что было сегодня утром, со всем накалом страстей, переходящим в крик и чуть ли не ругань, ерунда по сравнению с тем, что было там. Тем не менее, могу вас порадовать, лично Леонид Ильич поручил мне построить в нашем крае небольшой завод, способный выпускать двадцать пять, тридцать тысяч автомобилей "Метеор" в год и столько же единиц мототехники. Он не усмотрел никакого криминала в том, что они будут изготавливаться под одной крышей. Сказал, что двигатели-то на мотоциклах всё равно автомобильные. Последней гирькой, склонившей чашу весов в нашу пользу, был небольшой фильм, который я показывал Леониду Ильичу в НАМИ, куда он приезжал в полдень, когда вы боролись с нашими критиками в зале совещаний. Товарищи кинодокументалисты вовремя его подвезли. Леонид Ильич просто хохотал, глядя, как иностранные корреспонденты бегут за "Метеором" на котором стоит и топает ногами толпа народа, а наша машина толкает перед собой громадный трайк. Он показал его и на политбюро, да, ещё так припечатал некоторых товарищей, что те мигом умолкли. Ещё нам, возможно, поручат выпускать военную технику, но это зависит только от того, как она себя покажет на полигоне. Испытания пройдут через трое суток и условия будут очень жесткими.

Дмитрий Миронович умолк, я поднял руку и спросил:

— Все "Метеоры" пойдут на экспорт?

Тот развёл руками и ответил, сокрушаясь:

— Боря, лично я мечтаю об этом, но товарищи из минвнешторга не уверены, сможем ли мы обеспечить помимо мощности моторов, скорости и прочности, ещё и надлежащее качество.

— Сможем, — уверенно сказал я, — если откажемся от москвичёвского барахла полностью и станем изготавливать кузова из армированного стеклопластика по нашим, советским авиационным технологиям, между прочим, самым лучшим в мире. Вот тогда мы дадим и качество, и количество, а ещё такую долговечность, что водители будут по пятьдесят лет ездить на наших машинах и при этом станут каждые пять, семь лет почти полностью менять их внешний облик.

Жора растерянно сказал:

— Борис Викторович, но это же невозможно.

— Возможно, когда это говорит наш Кулибин, — рыкнул на него генерал Булганин и признался, — я тоже считал, что стоять такой толпой на нашем "Метеоре" невозможно, пока не стал отбивать чечётку на его крыше, а ей хоть бы хны.

Дмитрий Миронович улыбнулся и сказал:

— Тебе, Георгий Иванович, моё отдельное спасибо за ту чечётку. Леонид Ильич как увидел, что ты на радостях отбиваешь её, обнимая Ирочку и Николая, сразу же сказал:— "Так это же наш новый милицейский генерал чечётку на "Метеоре" отстукивает, дать ему ещё одну звёздочку." А теперь у меня вопрос к тебе, Боря. Как ты водишь гоночный мотоцикл, я уже видел и на этот раз, когда ты финишировал, у меня уже сердце не обмерло. Ты сможешь так показать наш военный трайк, чтобы все ахнули?

Радостно заулыбавшись, я решительно сказал:

— Смогу, товарищ первый секретарь. Мне только для этого нужен пулемётчик не из серливых, чтобы мог долбить из "Утёсов" по мишеням практически из любого положения. Даже на лету, с любой стороны.

— Будет у тебя такой пулемётчик, Боря. — с улыбкой сказал генерал Булганин — Я сам за у тебя за спиной сяду. Дмитрий Миронович, ты договорился, чтобы нам дали потренироваться? Меня, между прочим, в нашем авиаполку Снайпером называли, а пятьдесят один год это только для авиации старость.

На следующий день, в десять утра мы уже были в Кантемировской дивизии. Там меня переодели в офицерскую форму, но без погон. Какие погоны могут быть у шестнадцатилетнего, пусть и здоровенного парня? Правильно, суворовского училища. Офицеры смотрели на меня с большим подозрением. Зато на мой тяжелый трайк, со стальными щитками, оснащёнными тремя пуленепробиваемыми стёклами с истребителя "Миг-15", с удивлением. Он выглядел очень грозно, с широкой стальной бочкой позади водителя. В ней размещалось удобное, я бы даже сказал, комфортабельное пулемётное гнездо с электроприводом, пулемётной турелью, оснащённой гильзоотражателями, съёмными стальными контейнерами для патронов и сегментными лотками для их бесперебойной подачи в пулемёты. Всё это заставило их снять фуражки и начать чесать затылки. Про вездеходную резину и колёса с системой автоподкачки, даже говорить не нужно было.

Это была тяжелая боевая машина, весившая шестьсот восемьдесят килограммов без топлива. Два бензобака у моего трайка, которому мы так и не придумали названия, вмещали в себя сто восемьдесят литров топлива. Настоящая паника у вояк началась тогда, когда со склада специального хранения были принесены два крупнокалиберных пулемёта "Утёс" и выяснилось, что они не только они легли в турель идеально точно, но и пулемётные ленты, которые только и осталось соединить, чтобы снарядить пулемётное гнездо восьмью сотнями патронов и при этом ещё столько же этот монстр мог принять в свои бронированные ящики для боеприпасов. У него имелись сзади четыре стальных ящика для харчей, воды, ремкомплекта и даже маскировочная сетка имелась. Спасибо генералу Бондареву. Генерал Булганин не выдержал и шепотом спросил меня:

— Боря, как ты сумел так точно подогнать турель?

Шепотом я и ответил ему:

— Так вы же мне фотографии показывали, товарищ генерал, а на них всё прекрасно видно было, что и как нужно сделать. Ладно, пока нам будут снаряжать контейнеры патронами, пойдёмте переоденемся, а потом покатаемся и постреляем малёхо.

С собой я привёз в Москву два больших баула и в каждом лежало по комплекту специального обмундирования. В комплект входили: кожаные берцы с подошвой от туристических вибрам, высокие, хорошо фиксирующие голеностоп, тельняшки, комбинезоны цвета хаки с камуфляжными пикселями, пошитые из толстой ткани, из неё изготавливали сахарные фильтры, защитными накладками на плечах, локтях и коленях, с клапанами на заднице и молнией спереди, а также две кожаные куртки-пилот на меху, тоже цвета хаки и с пикселями, как и сам трайк. Однако, самой большой фишкой были интегралы, оснащённые переговорными устройствами и две хотя и громоздкие, но всё же портативные УКВ-радиостанции для управления действиями командира трайка. Радиостанции мне помог собрать и настроить Толкач. Он здорово разбирался в радиоаппаратуре и изготовил отличные уоки-токи. Увидев их, Георгий Иванович обрадовался и воскликнул:

— Отлично, Боря, значит мы не будем чувствовать себя одинокими. Кто-нибудь наведёт нас на цель.

Как только мы вышли на свет Божий из технички, офицеры дружно загалдели и сразу же прозвали нас космонавтами. Когда же я установил одну радиостанцию на трайк, а они были на транзисторах, а не на радиолампах, то сразу же стал выяснять, кто будет руководить нашими действиями на танковом полигоне. Желающих нашлось много, но этим решил заняться командир разведывательного подразделения дивизии и первым делом проверил, как работает радиосвязь Он же и дал нам позывные, сказав:

— Товарищ генерал, вы у меня будете Снайпером, а ты, парень, стало быть, Пилотом, а я буду Наводчиком.

Контейнеры были снаряжены пулёмётными лентами и мы с генералом Булганиным заняли свои места. Впереди нас поехал "Уазик", в котором сидел начальник штаба дивизии, а позади два тентованных "Урала" с офицерами и наша техничка. Через двадцать минут мы уже были на танкодроме, изрытом танками и меня это совершенно не испугало. Ещё через двадцать минут мы отправились в тренировочный заезд. Телефонная связь работала отлично, радиосвязь тоже, так что уже очень скоро Наводчик поставил перед нами задачу и я помчался по ухабам на дикой скорости, от чего тяжелый трайк временами подпрыгивал метра на два в воздух. Снайперу было хорошо, я сам пристегнул его ремнями, но и мне не хуже, сиденье-то мягкое.

Вскоре заговорили "Утёсы", пулемётные выстрелы не помешали нам разговаривать друг с другом и с Наводчиком, а тот подводил нас к мишеням мастерски, то есть двумя, тремя чёткими фразами. А что, ему с наблюдательной вышки всё видно. Временами я гнал по всем этим буеракам со скоростью в сто тридцать километров в час и мне было очень весело, даже тогда, когда генерал Булганин стрелял прямо по курсу и пулемёты грохотали у меня над головой. Ленты обильно снарядили трассерами и потому мне в такие минуты было хорошо видно, как пули летят точно в цель. Да, генерала Булганина не зря называли в войну Снайпером. Наконец мы расстреляли все патроны и я помчался к наблюдательной вышке.

Офицеры сбежали вниз и стали поздравлять нас с отличной, образцово-показательной стрельбой. В этот день мы совершили ещё пять заездов и техника не подвела нас ни разу. Ни трайк, ни радиосвязь, ни турель моей конструкции, ни отличные советские пулемёты "Утёс", калибра двенадцать и семь десятых миллиметров. На второй день удалось пострелять и мне, а, уж из "Утёса" я в своё время пострелял немало. На третий день нам предложили отдохнуть и подготовить технику к показательным выступлениям. Ну, я думаю дело было вовсе не в этом, для нас просто хотели устроить на поле пару сотен хороших фейерверков, что ни меня, ни Снайпера совершенно не пугало. Ночевали мы всё это время в части и на следующий день в неё пожаловало высокое армейское начальство во главе с Брежневым, которое заняло свои места на наблюдательной вышке и по сигналу, три зелёные ракеты, мы помчались к полигону, так как исходная позиция находилась на расстоянии в двадцать пять километров, аж за территорией части.

Наверное все думали, что мы приедем не скоро, а мы влетели на танкодром уже через девять минут и целых три четверти часа на нём грохотали взрывы. Несколько раз я даже проехал через горящий то ли бензин, то ли ещё какую-то мазуту. Нас, судя по всему, хотели подловить и взорвать имитатор артиллерийского взрыва прями под нами, но этого никому не удалось сделать ни разу. Зато Снайпер уверенно расстреливал все мишени, а когда была дана команда отбой, мы тотчас уехали в дивизию. Как только генерал Булганин переоделся в парадную форму, его вызвали в штаб дивизии вместе с моим боевым трайком, а я остался в техничке с Митрофанычем и Жорой. Мой костюмчик Георгий Иванович тоже прихватил с собой и Князев, хлопнув меня по плечу, сказал:

— Не журись, Боря, сию утрату я компенсирую тебе полностью и ещё премиальные выпишу. — после чего спросил — Надеюсь ты не в обиде, что тебя Георгий Иванович с собой не взял?

Усмехнувшись, я честно признался:

— Митрофаныч, я этому безмерно рад. Мне только не хватало, чтобы меня там похлопывали по плечу и говорили — надо же такой молодой, а ранний. Ты лучше вот над чем подумай. Раз у тебя будет свой автозавод, то тебе нужно создать небольшое КБ и разрабатывать на нём не только мотики и спортячие тачки, а ещё автомобили одиннадцатого, двадцать первого и тридцать первого класса. Движки и резину я тебя спроектирую.

Я впервые обратился к Князеву на ты и он этому даже обрадовался, пожал мне руку, потряс её и воскликнул:

— Отлично, Боб! Именно об этом я хотел тебя попросить, парень. Мне бы теперь вот какую задачу решить, как тебя на заводе прописать. С какой должностью.

— А ни с какой, Митрофаныч. — сказал я — Бери меня к себе внештатным консультантом и больше ничего не надо делать. Об оплате моих технических решений и чертежей мы как-нибудь договоримся. Знаешь, работать задарма я не очень-то люблю, но у тебя же будет свой личный, директорский фонд, вот из него ты и будешь мне платить. Тем более, что Георгий Иванович и Дмитрий Миронович знают цену мне, как специалисту. Я же уникум. Лишь бы вы завод побыстрее построили.

Вечером мы снова собрались у Дмитрия Мироновича и на этот раз тот был возбуждён ещё больше. Радостно хохоча во всё горло, он весело воскликнул, обращаясь к нам с генералом:

— Ну, мужики, наделали вы сегодня шороху! Во-первых, никто не ожидал, что вы приедете через десять минут, а, во-вторых, ни один снайпер их охраны Леонида Ильича так и не смог взять вас на мушку. Что вы творили на танкодроме, это вообще уму непостижимо. Твой трайк, Боря, прыгал по нему, как кузнечик. Порой метра на три в воздух взлетал и только вздрагивал в полёте, когда Снайпер садил по мишеням из "Утёсов". Да, нам бы в войну такую технику. Потом, когда армейское начальство осмотрело трайк, даже моряки захотели его иметь, чтобы оснастить им морскую пехоту, но самое главное, Боренька, принято решение поставить его на вооружение в воздушно-десантные войска, а у меня за десантников душа всегда болит. Да, и в остальных частях он тоже нужен. Связисты сразу сказали, эта техника просто под них сделана, линии связи в боевых условиях прокладывать. Ну, а теперь о самом главном, друзья мои. Поскольку трициклы и квадроциклы нужны советским вооруженным силам, то завод в нашем городе приказано построить не просто быстро, а очень быстро, так что готовьтесь, товарищи коммунисты. Леонид Ильич переговорил со мной накоротке и дал мне такое партийное поручение, — срочно построить завод и дать продукцию на экспорт и армии, но уже на этой неделе мне придётся перебираться в Москву. Уже с завтрашнего дня я министр автомобилестроительной промышленности. Хотя я в прошлом и строитель по профессии, ты, Боря, привил мне такую страсть к автомобилям, что они мне теперь по ночам снятся. Вместо себя мне разрешено оставить в крае своего человека, так что он будет о вас заботится. Золотой человек, бывший лётчик-истребитель, а ныне, дорогие мои, последний день генерал-полковник милиции.

— Вот это здорово! — не выдержав, воскликнул я — Дмитрий Миронович, нужно строить свои заводы и развивать советскую автомобильную промышленность, а не покупать заводы на западе. Там нужно покупать только прецизионные станки, которые мы ещё не умеем изготавливать сами. Можно я вам подготовлю докладную записку?

Новый министр советского автопрома кивнул:

— Не можно, а нужно, дорогой ты мой Кулибин. Хотя ты по возрасту совсем ещё мальчишка, голова у тебя работает на зависть многим профессорам и ты уже сделал так много, что некоторым это и к пятидесяти годам не снилось. Пиши свою докладную записку, а я её буду очень внимательно изучать.

Улыбнувшись, я пригрозил:

— Начну сегодня же, Дмитрий Миронович, но предупреждаю, она будет очень толстая, на пару тысяч страниц, не меньше. Зря что ли я все журналы "За рулём" за десять лет выпущенные, перечитал, а память у меня такая, что я вам сейчас про любой автомобиль, который только был в них освещён, всё расскажу. А ещё, Дмитрий Миронович, у меня есть мечта создать такой малый армейский бронированный автомобиль, что весь блок НАТО упадёт на задницу и больше никогда не встанет с неё. Это будет такой внедорожник, которому не страшны ни снега заполярья, ни пески пустынь, ни горы.

Мы выпили, закусили и разъехались по домам. На следующий день, около полудня мы помчались на "Волге" домой. Так начался новый этап моей жизни. Не думаю, что наш бывший первый секретарь крайкома станет делиться с кем-либо информацией о том, откуда он знает всё об автомобилях и тенденциях развития мирового автомобилестроения. Опираясь на завод, продающий свои автомобили за рубежом по очень высокой цене, наш автопром сможет выйти и в мировые лидеры. А я ведь замыслил превратить "Метеор" в "Ламборгини", "Феррари" и "Порше" одновременно, причём с высочайшим уровнем комфорта, но при этом ещё и простой в обслуживании, надёжный, как трёхлинейка Мосина, и лёгкий в управлении, плюс ещё и экономичный, насколько это возможно с карбюраторным двигателем, но я уже думал и об инжекторном, а это была реальность. Если нам удастся получить от нашей радиоэлектронной промышленности "мозги" пусть и размером с дипломат, но чтобы надёжные, то это не такой уж и большой агрегат, место для них в автомобиле найти будет не сложно. Главное, чтобы работали безукоризненно и чётко, как и многое другое, что изготавливалось в Союзе.

Зато это будет хороший пинок под зад этой отрасли, а я ведь уже канализировал кое-какую информацию молодым учёным как раз из этой отрасли и думаю, что уже очень скоро они пойдут докладывать своему научному руководству о новых изобретениях. Авиация и космонавтика это, конечно, совсем другой уровень, куда более высокий, но если кое-какие веяния пойдут из презренного автопрома, то они тоже забегают, а я уже знал, кому и что нужно вовремя подсунуть. В общем из Москвы я ехал хотя и никем незамеченный, чего добивался всеми своими силами, но зато окрылённый. Мне очень понравилось быть серым кардиналом, а потому я решил ещё глубже уйти в тень. По приезду домой, а с нами ехали ещё и Тонечка с Жориком и Князевым, я собирался поговорить с ними очень серьёзно и рассказать, что мне каждую ночь снятся совершенно фантастические сны, в которых я вижу новые двигатели, автоэлектронику, машины совершенно невероятного и до изумления красивого дизайна.

Глава 2

Огненный Метеор

Прошел год, как моё сознание шестидесятилетнего мужчины перенесли в прошлое, в тело юноши неполных шестнадцати лет, моё же собственное тело. Пришла весна, наступил месяц май. Вокруг всё цвело, светило яркое солнце, я полулежал на своём трайке "Метеор-Спорт" в одних трусах и загорал. Попутно я вёл хронометраж контрольного заезда нового мотогонщика гоночной команды теперь уже заводской, но вместе с тем ещё и краевого ГАИ. На тренировочной трассе, полностью преобразившейся за зиму, гоняли три основных гонщика — мой отец и Пётр, считавшие себя старожилами команды. Как же ведь у каждого из них было по несколько побед и они уже постояли на подиуме, зато новичок команды — юное дарование, молодой, да, ранний и к тому же жутко наглый и напористый, чихвостил их и в хвост, и в гриву так, что только клочья в стороны летели. Да ещё и всякий раз ставил супербайк на козла, проезжая мимо нас и снова уносился вдаль на ревущем двухколёсном болиде. От своих преследователей юноша оторвался уже на семнадцать секунд и давно побил рекорд нашей родной, домашней трассы.

Из-за этого юного дарования я то и дело вскакивал, показывая ему чёрное фанерное табло, чтобы известить, с каким временем он прошел очередной круг. А мне было так удобно загорать на трайке. Когда мы вернулись из Москвы без трайков и мотоциклов "Метеор-Д", их прикарманил себе минвнешторг и они теперь колесили по всей Западной Европе, к нам в дом зачастили, а также стали названивать, покупатели. Всех интересовал мой "Метеор-Д". Дня три я отбрыкивался, но когда один крутой перец, горский еврей Рафаил, местный цеховик, предложил мне за него семь с половиной тысяч рублей, то я не выдержал и сдался.

Правда, он выклянчил из меня ещё запасные бошевские свечи и обещание пошаманить над движком в случае чего, я ухмыльнулся и черкнул записку, в которой просил Жеку, главного механика "Метеоров Юга", заниматься выгодным, так я в ней и написал, клиентом, прибавив внизу: — "Пока мотик не сгниёт", что на самом деле означало возможность ремонтироваться всегда, если, конечно, имеются деньги на ремонт. Рафик прочитал записку, покивал и сказал, что такой расклад его полностью устраивает, а потом признался, что поторгуйся я ещё немного, он дал бы девять потому, что фиг эти мотоциклы в ближайшие пять лет появятся на внутреннем рынке — все уйдут на экспорт. Пожалуй, он был прав.

Оставшись безлошадным, я тут же занялся изготовлением ещё одного трайка, но с совсем другими обвесами и к весне сел в седло. Заодно я полностью преобразил "Ижа" и теперь на него было любо дорого посмотреть. Ну, этим я занимался только для того, чтобы отдохнуть от другой, не менее тяжкой работы — умственного труда. Мы вернулись из Москвы домой под вечер и первым делом довезли до дома Тонечку и Жору, ставшего их соседом. Соседи Веры и Тони ещё только начали подумывать, а не продать ли им свою халупу, как мой друг тут же подсуетился, прошел с шапкой по кругу и купил её за семь тысяч — район очень уж хороший и участок большой.

Тонечка вышла из машины, как королева, а Жора шел сзади и тащил два баула, но как только калитка захлопнулась, раздался её ликующий визг. Наверное мать работала в ночную смену. Ох-ох-ох, надо всё-таки попросить Иру поговорить с Верой, чтобы она объяснила той, что в крови её доченьки просто бушуют гормоны, которые могут мигом бросить эту акселератку под какого-нибудь тупого скота.

Мы с Ирой рассмеялись, отец ухмыльнулся, ему смеяться было как-то неловко, и поехали домой. Дома у нас был полный порядок. Мамуля, пока нас не было, разработала целых пять эскизов и пошила два умопомрачительных вечерних платья, одно тёмно-синее, из рытого бархата, а второе из чёрного гипюра со стразами от Сваровски. Оба платья наша мамуля пошила на заказ, причём заказ носил эксклюзивный характер и потому был просто фантастически дорогим, да, но он и исполнен был с блеском. Наутро, уже в четверг первой примчалась Галочка, она не видела ни эскизов, ни готовых платьев, моталась целую неделю, выбивая для своего ателье ткани, фурнитуру и нитки. Увидев платья, наша партнёрша открыла рот и забыла, как дышать, но потом всё же громко, восхищённо выдохнула:

— Мила, ты пошила эти платья для генеральши? Не отдавай ей их ни в коем случае! Мы повезём эти платья в Москву. Боже мой, как красиво. Дай я тебя расцелую, Милочка.

Расцеловаться с подругой мама расцеловалась, но потом твёрдо сказала нашему коммерческому директору:

— Нет, Галочка, их нужно отдать Наталье Петровне. Я же ей их показывала уже, примерку делала и она их точно не отдаст. К тому же сразу после примерки она заплатила за них шестьсот рублей и хотела было забрать эскизы, да, я упросила оставить, решила тебе показать. Ты лучше взгляни на эти три эскиза, вот они действительно достойны Москвы, Галочка. Те два тоже неплохие, но слишком уж чопорные, без изюминки и огонька.

От радостного визга Галочки я чуть было не оглох. Ей сразу же захотелось внести в них кое-какие коррективы и дополнения, но заказ нужно было отвозить молодой генеральше и потому отец повёз всех троих дам в военный городок. Через полчаса раздался телефонный звонок. Я снял трубку и услышал голос генерала Гирина. Тот хотел срочно встретиться со мной. Когда я сказал, что сейчас же вызову такси и подъеду, так как не хочу ехать к нему на мотоцикле, так уж случилось, что я оказался безлошадным, Алексей Викторович сказал, что сам приедет ко мне и что дело крайне важной.

Такси подъехало к нашему дому уже через двадцать минут. Медицинский генерал был чрезвычайно взволнован и попросил подняться к Васе-сану. После того, как я вырезал из липы торс и приклеил его к Т-образному основанию макивара, Ирочка, проявив отличное знание анатомии, вылепила на нём гипсовыми бинтами мускулатуру, а когда гипс схватился и полностью высох, аккуратно обклеила макивар бинтами на столярном клее. Окончательная стадия заключалась в том, что я покрыл его двухмиллиметровым слоем эпоксидки, смешанной с мелом, отшлифовал и покрасил белой пентафталевой эмалью, после чего разрисовал.

Вася-сан, висевший на стальном тросике, был похож немного на титановый памятник Гагарина в Москве. Положением рук, делающим памятник похожим на якорь, перевёрнутый вверх лапами. Это точно соответствовало чертежам, приведённым в трактате. Руки макивара поднимались вверх и опускались вниз, а ноги двигались вперёд и назад. На нём я нарисовал краской сто семнадцать нервных центров и узлов и вокруг каждого аккуратно вывел тонкой кисточкой по пять разных иероглифов. Генерал Гирин поднялся наверх, снял с себя и бросил мне на руки своё древнее тонкое пальто из прекрасного чёрного сукна, только порыжевшего от старости, с зеленовато чёрной бархатной отделке на воротнике, и подошел к макивару, держа в руках большую красную папку. Внимательно осмотрев Васю-сана со всех сторон, он повернулся ко мне и требовательным голосом спросил:

— Боря, откуда у тебя этот трактат? — я было открыл рот, но старик махнул рукой и рыкнул на меня — Только не нужно рассказывать мне сказок про того московского пацанчика! Игорь ездил в твою деревню, узнал адрес той семьи, которая в ней отдыхала, и выяснил, что отец твоего дружка даже не военный. Боренька, кто ты такой? — голос Гирина дрогнул и он внезапно перешел на вы, да, ещё и стал извиняться — Борис, простите старого военного врача... Вы... Вы инопланетянин, который заменил на нашей планете Бориса Картузова? Поверьте, если это действительно так, то те люди, которых вы уже исцелили, не проболтаются. Я прекрасно отдаю себе отчёт в том, что вам ни в коем случае нельзя раскрывать своего инкогнито, но вместе с тем вы делаете столько добра для нас, что я не могу заподозрить вас ни в чём дурном.

Шумно выдохнув воздух, я с виноватой улыбкой предложил:

— Давайте спустимся вниз, Алексей Викторович, и поговорим в моём кабинете. Как на счёт рюмочки коньяка? Не откажетесь? Вы очень взволнованы и бледны, а нам, похоже, нужно поговорить. Тем более, что вы поручали Игорю выполнить такое странное и далеко не всем понятное задание.

Генерал замахал руками и воскликнул:

— Борис, не сомневайтесь в этом прекрасном молодом человеке! Мы очень много говорили о вас и о вашей миссии на нашей планете. Игорь и его друг Володя, никогда вас не предадут. С остальными офицерами я тоже провёл беседу и они поклялись, что будут молчать даже на допросе. Знаете, когда выясняется, что исследования проб показали, что у тебя рак, а спустя некоторое время выясняется, что молодой, красивый парень исцелил тебя полностью и ты с каждым днём набираешься сил и молодеешь, то это очень сильно действует даже на самых закоренелых циников. Все семь пациентов, на моё счастье, в высшей степени порядочные люди и честь для них превыше мелочной, сиюминутной выгоды высокого руководства.

Улыбнувшись, я слегка съехидничал:

— Для которого я уже сделал две закладки и проинформировал его о всех техногенных катастрофах ближайшего будущего, которые произойдут в Советском Союзе и странах Варшавского Договора, а заодно и о всех опасных, для нашей страны тайных операциях врага вплоть до семьдесят пятого года. Всё это я отправил лично Юрию Владимировичу, Алексей Викторович, и так думаю, что тем самым принёс стране огромную пользу.

Мы спустились вниз, я налил генералу Гирину рюмку, а себе сто грамм коньяка и мы вздрогнули. После этого, узнав, с кем он общался на эту тему, я попросил генерала позвать их всех в мой дом, но чтобы они пришли не в мундирах с эполетами, волочащимися на полквартала. В итоге через час ко мне приехал на "Зиме" Игорь, которого я встретил возле раскрытых настежь ворот, ведущих под навес, и мы обнялись, чуть ли не как два педика.

"Зим" въехал во двор, я запер ворота и из него вылезло восемь цветущих мужчин. Как Володя умудрился поместиться в багажнике для меня было непостижимо. После этого Алексей Викторович властным, командирским тоном, со сталью в голосе рассказал о моей тайной деятельности, как Оракула, я достал из тайника стопку листов, которая уже была подготовлена для очередной закладки, коробку с резиновыми медицинскими перчатками и большой пузырёк со спиртом, чтобы их протереть. Один офицеров, майор Старицкий, быстро натянул перчатки, протёр их и принялся читать то, о чём я хотел известить Андропова и уже на втором листке сказал:

— Товарищи офицеры, давайте на этом остановимся. Эти сведения составляют такую государственную тайну, в которую мы не можем быть посвящены. Если Борис и раньше извещал руководство о чём-то подобном, то ему, как информатору, нет цены.

Фыркнув, я проворчал:

— Никита, это семечки, я уже довёл до сведения Андропова такую информацию, которая спасла жизнь сотням советских людей и некоторые трагедии уже были предотвращены. Уверяю тебя, дальше будет гораздо больше.

Володя заулыбался и весело сказал:

— Ладно, инопланетянин, давай, колись, кто ты и откуда.

— Владимир, выбирай выражения. — строго сказал генерал Гирин.

— Так я же шутя, товарищ генерал! — воскликнул Володя — Да, я Кулибина никому в обиду не дам. От пуль грудью закрою.

— Пасибки, дяденька, но я от пуль как-нить сам увернуся. — и с улыбкой продолжил — Ладно, мужики, слушайте. Никакой я не инопланетянин, а простой гражданин России, Борис Викторович Картузов. В октябре прошлого года, аккурат второго числа, мне стукнуло бы шестьдесят лет, но отметил я эту годовщину не в Москве, в две тысячи пятнадцатом году, а в городе своей юности, в семидесятом году. Ну, а произошло это потому, что двое инопланетян, которые за мной наблюдали вероятно тогда и скорее все наблюдают даже сейчас, записали на какой-то носитель моё сознание и память, потом сели в машину времени, перенеслись на сорок четыре года назад и переписали всю эту информацию на мозг юного оболтуса Борьки Картузова по прозвищу Карузо... — далее я часа три рассказывал кэгэбэшникам свою историю, дошел почти до конца, как тут приехали мои родители и Ирочка, и я попросил их присоединиться к разговору, а где-то через полтора часа закончил свой рассказ такими словами — Ребята, я не имею ни малейшего понятия о том, почему они выбрали именно меня, а спрашивать наших друзей неизвестно с какой планеты, мне как-то не с руки. Думаю, что им не сладко сидеть вдвоём в своей машине времени и наблюдать за нами всеми и мною в частности. Они вооружили меня огромным массивом информации, я могу влезть в любой компьютер и узнать о чём угодно, так чего ещё мне от них требовать? Самое главное они уже сделали, передали нам свой дар, который позволяет чуть ли не любому болвану стать самым великим целителем современности, а это ли не благо? Кстати, Алексей, я пока что не услышал от тебя ни слова о том, что ты сделал в этом направлении. — сказав так генералу в отставке, я улыбнулся и добавил — Извини, что обращаюсь к тебе на ты. Привычка. У меня много друзей, которые будут даже постарше тебя возрастом и с ними я тоже на ты, хотя некоторые из них академики, а один даже маршал, мой сосед по даче. Он большой друг моего отца. Они ровесники.

Майор Старицкий, как только я закончил, вздохнул и, посмотрев на меня строго, спросил:

— Ну, и как мы можем это всё проверить.

Володя угрожающим тоном пробасил:

— Товарищ генерал, у вас в медчасти не найдётся случайно какой-нибудь заразы, чтобы привить её этой заразе? Никита, тебе же светило через год, максимум полтора, умереть раком! Кулибин отменил приговор высшего трибунала, так чего ты от него ещё хочешь? Какие доказательства тебе нужны?

Мои мама и жена благоразумно промолчали и не стали выдавать моего главного секрета, о котором я умолчал, хотя и показал десятка два рисунков, изображающих мой компьютер, кабинет и вид за окном, а также инопланетян-контактёров. Отец немедленно внёс свою лепту в критику:

— Майор, а то, что благодаря информации, полученной от моего сына отца и сына Бразинскасов арестовали прямо на борту самолёта это тебе не доказательство его искренности?

Майор Старицкий поднял руки и воскликнул:

— Товарищи, я же просто попытался продемонстрировать, какими вопросами зададутся в Москве, если Боря, ой, простите, Борис Викторович, доберётся до самого верха!

Игорь хлопнул ладонью по столу и сказал:

— Всё, хватит дискутировать. Товарищи офицеры, мы все прекрасно понимаем, что наверх должна поступать информация, а самому Борису Викторовичу тем делать нечего. Но меня интересует один вопрос, Борис Викторович, что вы намерены теперь делать? Как вас прикрыть в вашей работе, мы сами подумаем. Тут нас учить не надо.

Вздохнув, я спросил:

— Игорь, кого ты сейчас видишь перед собой?

Капитан опешил, но вслед за этим сказал:

— Ну, молодого, крепкого парня лет двадцати.

— Вот и будь добр обращаться ко мне так же, как и раньше, я всё тот же Кулибин, ребята. — строго сказал я и продолжил — Ну, а мои дальнейшие действия будут такими. Года два с половиной я поработаю в Союзе, выполню тут кое-какую работёнку, а потом нелегально пересеку границу и отправлюсь сначала в Западную Европу, а затем в ЮСУ, — улыбнувшись, я пояснил, — так моя детвора называет Соединённые Штаты.

Чуть ли не все сразу же воскликнули:

— Почему?

За меня ответил генерал Гирин:

— Потому, что на территории Советского Союза мир не заканчивается и если вы хоть что-то поняли, товарищи офицеры, то Боря послан в прошлое нашими друзьями из другого мира для того, чтобы изменить весь ход дальнейшей истории, а в нынешнем варианте она закончилась гибелью цивилизации. Поэтому он должен побудить к миру ещё и европейцев, а затем американцев и я вовсе не уверен в том, что некоторым товарищам из руководства нашей страны это понравится. Они только и делают, что мечтают о победе коммунизма во всём мире и это главная причина разделения мира на две враждующие стороны. Поймите, не мы, а Борис стоит на вершине горы и ему оттуда видно всё, поэтому давайте лучше думать о том, как ему в этом помочь. Боря, ты спросил меня про дар инопланетян. Отвечаю. У меня есть друг, он тоже старик, как и я, военный врач, а ещё он бурят, прекрасный знаток китайского языка и культуры. Это ему я отсылал твои иероглифы с нарочным и недавно получил от него ответ. Во-первых, это никакие не китайские иероглифы. Это схематическое изображение внутренних органов, нервных узлов, с ними связанных и каких-то энергетических полей в организме человека. Мой друг Вениамин несколько лет жил в Китае, часто бывал на Тибете и я думаю, что именно через него нам нужно действовать. Это, во-вторых. Борис, сегодня у нас четверг. Думаю, что в следующий понедельник, вторник нам нужно будет слетать на пару деньков в Улан-Удэ так, чтобы об этом никто не узнал. Наши друзья обеспечат это и сопроводят нас в дороге.

Такое развитие ситуации меня вполне устраивало и я сказал:

— Хорошо, Алексей, но тебе придётся побыть нашим гостем. Сейчас я уложу тебя в сон на двенадцать часов, а потом ты полежишь трое суток под нашим присмотром. У меня нет никакого желания лететь в Улан-Удэ и трястись, случится ли с тобой инфаркт или ты выдержишь перелёт.

Генерал Гирин не стал возражать и через час, плотно пообедав, крепко спал в гостевой комнате. Мы же продолжили разговор и я спросил Игоря:

— Игорёк, если это не секрет, чем ты занимался в Канаде?

Тот рассмеялся и ответил:

— Четыре года следил за американцами под видом француза из Индокитая, а въехал туда через Австралию. Не все ведь французы вернулись оттуда домой. Володя был там вместе со мной, но выдавал себя за сына белоэмигранта из Греции, и когда меня задержала канадская конная полиция... В общем он меня выдернул из полицейского участка и нам пришлось срочно возвращаться в Союз и теперь мы работаем здесь. Мы оба из военной разведки, Боря, и поскольку засветились, вернуться в неё уже не можем. Увы, у нас, нелегалов, тоже случаются проколы.

Я тут же спросил:

— А что было самым трудным в вашей работе? Наверное скрытое проникновение на секретные объекты?

— Вовка, ты хоть один секретный объект видел? — ироничным тоном спросил Игорь — Володя отрицательно помотал головой и мой друг с улыбкой сказал — Боря, девяносто процентов сил разведчика уходит на поддержание легенды. — При этом Игорь скривился и воскликнул — Проклятый абсент! Как же я его ненавижу! Он мне чуть всё нутро не сжег. И лишь десять процентов сил разведчика, это в лучшем случае, посвящается выполнению поставленной задачи и это всегда делается окольными путями. Так что я даже в глаза не видел никаких секретных объектов.

Вздохнув, я развёл руками и признался:

— А у меня всё наоборот получается.

— Не журись, Боря, — успокоил меня капитан Литвиненко и обрадовал, — мы не в Москве, где каждый сверчок на своём шестке сидит. Здесь мы все в одном казанке трёмся, а потому много чего друг от друга узнали. Научим и тебя, Боря. Потом, когда майнёшь за кордон, чтобы немчуру, да, американьцев гнобить, ещё не раз нам за эту науку спасибо скажешь. Мы тебя всему обучим, даже стрельбе по-македонски.

Вскоре "Зим", который казался пустым, уехал, а я приступил к работе. Из Москвы я привёз две портативные машинки "Оливетти" с русским и латинским шрифтом, по старомодному округлые, но зато совсем невысокие и к тому же электрические. Их мне сосватал Дмитрий Миронович, новенькие, в заводской упаковке, но думаю, что КГБ уже имело отпечатки шрифта для криминалистического анализа, распечатанного с них. А ещё к ним прилагалась целая коробка красящей ленты и коробка с импортной копиркой "Элефант". Смотавшись в типографию, в которой у меня был теперь особый режим работы, называемый "Гуляй, Вася!", я по-быстрому изготовил там два письменных столика с колёсиками от роликовых коньков, один с поднимающимся пюпитром, чтобы было удобнее срисовывать изображения, и установил заднее сиденье с дорожного трайка, а это было просто-таки роскошное, мягкое кресло, обтянутое натуральной кожей, на вращающемся табурете, который я тоже установил на колёсики. Теперь в моём кабинете имелось целых три письменных стола и прямо-таки превратился в токаря-многостаночника.

Всю субботу с утра и до поздней ночи я ударно трудился, готовя для Дмитрия Мироновича водный раздел своей пояснительной записки и напечатал пятьдесят семь страниц машинописного текста. Ира поражалась с одной стороны тому, что я печатаю слепым методом, да, ещё с такой скорость, а с другой она нашла всего девять опечаток, аккуратно закрасила их специальным карандашом с белой мазилкой и исправила. Пояснительную записку я печатал в трёх экземплярах на отличной финской мелованной, шестидесятитрёхграммовой бумаге, оставляя места для рисунков, под которыми сразу же печатал подписи с номерами.

На следующей неделе Дмитрий Миронович должен был прилететь к нам в город и я хотел вручить ему все три экземпляра. То же самое я хотел продолжить и в воскресенье, но к нам в гости, с утра пораньше, пришел Витька Батраков. Мы ещё не садились завтракать. Хотя он не отнекивался, Ира нежно взяла парнишку за ушко, усадила за стол и сказала, что не выпустит из кухни до тех пор, пока он с нами не позавтракает. После завтрака мы вышли во двор и сели на диван покурить, Витька, скосив взгляд на пачку "Мальборо", со вздохом отказался:

— Не, Карузо, я завязал. Мне батя такой втык за курево сделал, что ну его в баню, а мамка и вовсе по щекам нахлестала. Поэтому можешь даже не предлагать мне своих блатных сигарет.

Пожав плечами, я сказал:

— Правильно, я если когда выкурю за день три сигареты, то это уже считается много. — вид у Витьки был такой понурый, что мне даже стало его жалко и я сказал — Давай, Батрачина, рассказывай, что в школе творится и как вы там без меня грызёте гранит наук.

Вздохнув, Витька стал то ли жаловаться, то ли рассказывать:

— Хреново мне в школе без тебя, Карузо. Раньше классно было, весело. Не, сейчас тоже бывает весело, только знаешь, поговорить не с кем. Ну, разве что с Тоней, только у неё все разговоры об одном и том же, а вот мы с Жорой, да, вот мой Жора или того веселее, как только закончу школу, то сразу же поступлю в политех, на факультет автомобильного транспорта и тоже стану инженером-конструктором, как мой Жора. Ходит по школе гордая такая, как королева, и смотрит на всех одноклассников, как взрослая. Одна только от неё польза, Карузо, раньше ты учителей за язык ловил, а теперь она их на каждом слове подлавливает. Иной раз по полчаса спорит и тоже то и дело говорит — а вот Георгий Петрович считает. Вчера на истории начала отвечать, сказала с десяток слов, а ей историчка и говорит: — "Садись, Авдеева, пять.", так она как завопит на весь класс: — "Как это пять? За что? Всего за каких-то три связных предложения? Нет, Александра Михайловна, за восьмой класс у меня все пятёрки и я хочу закончить школу с золотой медалью, поэтому будьте добры, дайте мне ответить." А после этого минут пятнадцать отвечала и чуть ли не в красках расписала, кто там и что говорил на каком-то съезде. Карузо, это ты её научил так классно драться?

Вера с Тоней, как и мамуля с отцом, минимум два раза ходили в спортзал, занимались у Титыча самбо. Я тоже кое-чему их учил изредка, но всё же ответил уклончиво:

— Самую малость, Батрак, в основном она если чему и научилась, так в спортзале у гаишников. У них классный тренер. А что, Тонечка уже кого-то припечатала к полу? У неё прекрасная координация движений, отличная реакция, да, и вообще она девчонка сильная, скажу я тебе, Жорика иной раз к полу прикладывает.

— Гы-га-га, — рассмеялся Витька, — и не раз, ещё до поездки в Москву, в столовой, один болван из десятого "В", ей в спину с ехидным таким смешком сказал: — "Эй, Авдотья, ты чо, Карузе свечку в спальне держала, что тебя Жорик от них так поздно забирал?" Она тут же повернулась к нему, дёрнула его как-то по хитрому на себя и подбросила так, что он ногами чуть за плафон не зацепился, шмякнула на пол, а потом так ему руку завернула, что то взвыл, а сама как зарычит: — "Сейчас же проси прощения, подонок, а то инвалидом останешься". Ну, и тому куда деваться, как миленький попросил прощения, а она фыркнула, как кошка, и к раздаче пошла, вся такая из себя... В общем королева, да, и только. А вчера вообще хохма была, Карузо. Ну, ты знаешь этот прикол, когда один пацан внезапно толкает девчонку, а второй стоит ручки вверх подняв, и когда та на него налетает, то он её за сиськи хватает. Ну, а у Тоньке там уже есть за что подержаться и её два клоуна из девятого "Б" хотели так подловить. Она как раз остановилась, чтобы на часы посмотреть и Свисток хотел её с разбега на Кису толкнуть. В общем Тонька тут же развернулась, Свист пролетел мимо неё, так она ему ещё и коленом в зад так наподдала, что они оба на пол и ляпнулись. Свисток же толстый, как боров, так он бедного Кису чуть не раздавил, а Тонька поморщилась так и говорит: — "Фу, мальчики, как некрасиво, вы бы этим лучше дома, под одеялом занимались, а не в школе." Вот хохоту-то было. Да, Антошке повезло, что у неё такой парень. Георгий Петрович её каждое утро в школу на спортивной машине привозит, а после уроков забирает и везёт домой. Ей все девчонки завидуют, а она на них ноль внимания и нихт эмоций. Но знаешь, если кто попросит задачку по физике или математике решить, никогда не откажет. Тут же, прямо на подоконнике всё сделает.

Хотя Витька и рассказывал о весёлых вещах, вид у него всё же был унылый и печальный и я спросил:

— Это всё, Батрачина? Ты явно о чём-то умалчиваешь. Давай, напрягись и расскажи мне всё, что тебя беспокоит.

Парнишка, а Батрак здорово вытянулся за лето и стал шире в плечах, вздохнул и с застенчивой улыбкой сказал:

— Да, я вроде всё рассказал, Карузо. Вот же невезуха, Борька, ты всего на каких-то четыре месяца старше меня, а у тебя уже борода растет. Наверное бреешься каждый день, а у меня только пушок на верхней губе пробиваться начал.

Рассмеявшись, я ответил:

— О, Витёк, у меня волосы по всему телу растут. Ноги заволосатели и на груди шерстюка выросла, как у какого-нибудь армянина или грека. К холодам, наверное, утепляюсь.

Витька удивлённо вытаращил глаза, а я, подняв штанину, показал ему сначала волосатую ногу, а потом расстегнул рубашку и мой друг детства, с которым я начал дружить ещё в яслях, увидел мою грудь, уже довольно мощную, которая, к неописуемому восторгу Ирочки, поросла ещё и длинной, густой и шелковистой, тёмно-русой шерстью. Покрутив головой, Витька вздохнул и, вдруг, посмотрев на меня умоляющим взглядом, попросил:

— Борь, научи меня ездить на спортивном мотоцикле. На простом я летом уже научился, мне Куба давал покататься на своей "Макаке" старого выпуска, но я хочу мотогонщиком стать.

В глазах этого угловатого, долговязого паренька я увидел нечто такое, что у меня сразу же ёкнуло под ложечкой. С такими глазами, наверное, только не умоляющими, какими они были в первую секунду, а потемневшими от решимости, капитан Гастелло направлял свой бомбардировщик на немецкие танки. Хотя я и смотрел как-то раз по ящику фильм, что ничего подобного не было, мне всё же не хочется перечёркивать эту страницу нашей истории крест накрест. Широко улыбнувшись, я отважился предложить парню:

— Хорошо, Виктор. Сейчас мы поедем и посмотрим, чего ты стоишь на самом деле. Сначала ты проедешь со мной десять кругов по трассе, а потом, если не сползёшь с супербайка, как сопля, я посажу тебя на специальный тренажер, это тот же супербайк, к тому же с работающим двигателем и вращающимся задним колесом, только он при этом никуда не едет. Дай только мне одеться, взять с собой тормозок в дорогу и мы поедем на базу.

Ира и отец, пришедший с ночи, услышав, что я собираюсь на базу, бросились надевать гоночные комбинезоны. Я тоже, так как термометр показывал всего девять градусов выше нуля. Зима, как я вспомнил, в том году была аномально тёплой, за всё время не выпало ни снежинки и даже заморозков не было, об этом мне часто рассказывал Витька в больнице. Когда мы приехали на базу, там тренировались автогонщики, а потому у меня имелась возможность переодеть Батрака в кожаный комбик более или менее подходящего размера, после чего я попросил освободить для нас трассу на полчаса, прицепил к поясу переговорное устройство с аккумулятором и надел на голову инструкторский интеграл, а второй точно такой же нахлобучил на голову Виктора. Теперь мы могли с ним переговариваться. Сначала я сделал два круга на малой скорости, объясняя ему, как нужно менять положение тела при входе в повороты. К моему удивлению Витька понял всё с полуслова и когда я со ста двадцати ускорился до ста шестидесяти, у меня не возникло ощущения, что у меня за спиной сидит толстая, тупая и вертлявая зажопница. Это позволяло мне ехать чуть ли не на максимальной скорости.

Единственное, что я слышал от Батрака, так это всего два слова: — "Быстрее, ещё быстрее!", так что уже скоро был вынужден ответить ему: — "Быстрее уже некуда, Батрачина." В общем парень прошел испытание скоростью в двести пять километров блестяще и когда я подъехал к боксу и заглушил двигатель супербайка, то он выдернул фишку из интеграла и принялся прыгать, что-то вопя, словно кенгуру в степях Австралии.

После этого я нацепил переговорное устройство уже на Витьку и усадил его на супербайк, стоящий на специальном стенде. Это был тренировочный, а не гоночный байк и его заднее колесо опиралось на сдвоенные катки, обтянутые толстой резиной. Тренажер стоял на улице, под навесом. Все, кому это было интересно, а интересно было всем без исключения, даже Женьке с Толиком, Ване Бутримову и Семёнычу, надели кто интегралы, кто шлемофоны танкистов, а кто и просто антифоны, чтобы не оглохнуть от рёва двигателя. Я поменял кабель на более длинный и сел верхом на супербайк, поставленный так, чтобы Витьке было всё видно и принялся объяснять ему, для чего нужна та или иная кнопочка, пимпочка или рукоятка.

И на этот раз Батрак всё схватывал с полуслова, а потому уже через час мой друг детства принялся показывать, как он умеет держать равновесие, наклоняя супербайк то на одну, то на другую сторону, то строго выдерживая вертикаль и так продолжалось целых три часа подряд. Результат Витька показал просто феноменальный. Никто, даже я сам, не мог наклонять байк так низко и при этом не давать ему упасть, да, ещё лишь слегка сбрасывая обороты и показывая на имитации поворотов просто сумасшедшую скорость. В седле супербайка он был ловким и цепким, словно обезьяна. Если он будет так же вести себя на трассе, то усадит в калошу всю Европу. Когда же через три часа я разрешил своему другу слезть с байка, он встащил с головы шлем и завопил:

— Где у вас тут туалет? Я сейчас в комбик надую!

Батраку указали направление и он, громко подвывая, умчался в бокс. Майор Мережкин, по совместительству начальник команды, а попросту командир, почесал затылок и спросил:

— Боб, это что же такое получается? Сдаётся мне, что ты нашел нам призового пилота, но он же ещё совсем пацан.

Жора, приехавший с Тонечкой и наблюдавший за тренировкой на тренажере добрых два часа, наставительно сказал:

— Гена, малый возраст это недостаток, который очень быстро проходит. Этот пацан сидит в седле даже лучше, чем Боб.

Гена кивнул головой и воскликнул:

— Парня надо брать! Когда ему исполнится шестнадцать?

— В конце января, Гена. — Ответил я.

Через несколько минут примчался Батрак и взмолился:

— Карузо, можно ещё часок порычать?

Сердито заворчав, я сказал:

— Хватит на сегодня, Батрачина. Ребята, пойдёмте в учебный класс, чайком взгреемся и поговорим. — Ира и Тоня ушли сразу же, как только Витька заглушил двигатель, ведёрный чайник уже стоял на электроплитке и я, едва все расселись за здоровенным зелёным столом, на котором была нарисована схема нашей гоночной трассы, спросил:

— Виктор, какие у тебя оценки?

Батрак скуксился, дёрнул плечом и нехотя ответил:

— Ну, четвёрки там, тройки.

— Значит одни трояки в дневнике и лебеди. — подытожил я и добавил, усмехнувшись — И среди этого благолепия совершенно случайно затесалась четвёрка по пению. Вот что я тебе скажу, Батрак. Если ты хочешь стать пилотом гоночного болида гоночной команды "Метеоры Юга", то в следующую субботу, ты принесёшь командиру команды, майору Мережкину, Геннадию Валентиновичу, свой дневник и в нём будут стоять одни только пятёрки. Жирные, красные пятаки. Девятый класс ты должен закончить на отлично и тогда для тебя будут открыты все двери в мир большого спорта, а это означает, что у тебя будет два болида, основной и запасной, именной гоночный комбинезон тех цветов, которые ты себе сам выберешь, а также шлем-интеграл и зарплата гонщика, а она в команде не маленькая, триста целковых плюс премиальные, если ты входишь в десятку лучших гонщиков, вышедших на трассу и сумевших финишировать. Призовые это уже отдельный разговор. Тебе всё понятно, Виктор?

Батрак взвыл благим матом:

— Карузо, я же хочу стать гонщиком, а не учёным!

Жора буквально заорал на него:

— А мне не нужен в команде дебил, который только и умеет, что нарезать круги на треке! Мне нужен не просто пилот гоночного болида, а пилот-испытатель, который прекрасно разбирается в автомототехнике и может что-то подсказать мне, главному инженеру завода. То, что команду патронирует краевое управление ГАИ и я сам офицер милиции, дело уже десятое — "Метеоры Юга", это прежде всего заводская команда и ты, Виктор, после окончания десятого класса, обязан поступить в политех на автотранспортный факультет, как и Тонечка.

Тоня, озорно сверкнув глазами, сказала ему:

— Витя, сейчас ты переоденешься, Боря завезёт тебя домой, ты возьмёшь учебники и он привезёт тебя ко мне. Хотя я уже и сделала уроки ещё вчера, тоже повторю домашнее задание. Запомни, если ты хочешь быть одним из метеоров, то ты будешь каждый день после уроков приходить ко мне и мы вместе будем делать уроки. Или так, или никаких гонок.

Через неделю Батрак и в самом деле принёс дневник с одними только пятёрками и с того дня по сию пору не получил ни одной четвёрки. В школе он сидел на первой парте вместе с Тонечкой, после уроков они вместе делали уроки, после чего Жора отвозил его на разъездном "Москвиче-Метеоре" на базу. Иногда к дому Веры подъезжала машина ГАИ и ребята, здороваясь с Витькой, брали под козырёк. Гоночный комбинезон Батраку пошили мы с мамой, хотя в команде уже имелись три собственных портнихи и два обувщика, не говоря уже о мастере, изготовляющем интегралы.

Его комбик был ярко-желтым вверху, оранжевым к поясу и с красными штанинами, да, ещё и был пошит так, что Витька был похож в нём на яркий метеор. Гоночный шлем у него вообще был полный улёт. Батрак купил в ювелирном магазине несколько книжечек сусального золота и какой-то мужик покрыл им шлем, после чего на него нанесли толстый слой полиэфирного лака и отполировали. В таком боевом облачении Батрак выиграл этой весной уже семь гонок и прогрессировал от старта к старту.

Глава 3

Глиняный Будда

Заканчивался последний круг. Вдали показался наш Огненный Метеор и я заранее скривил физиономию так, что находись поблизости стадо дойных коров, у них молоко скисло бы прямо в вымени. Сбросив скорость метров за триста до финиша, Батрак поставил мотоцикл на козла, проехал так метров двести, поставил его на два колеса, а затем поехал к белой финишной черте и поставив байк на переднее колесо. Не доехав до линии полметра, он встал, оттолкнулся от земли ногами и вкатил на неё супербайк динамовских цветов. Как только он снял шлем, я крикнул:

— Семь секунд потерял на финише, Батрачина!

— Зато порадовал своих поклонников, Карузо! — хохоча во всё горло, ответил мне друг, а это куда дороже, каких-то нескольких несчастных секунд. Ты же сам говорил, что гонки это шоу.

Вторым приехал мой помолодевший папик и заорал на Батрака, срывая интеграл с головы:

— Витька, гадёныш, ещё раз пронесёшь колесо рядом с моей головой, возьму ремень и надеру тебе задницу. — после чего принялся жаловаться — Боря, ты представляешь, что этот тип делает? Он пропускает меня на прямой, я вхожу в поворот, он меня мигом догоняет и как только выходит на прямую, тут же ставит байк на козла и вырывается вперёд. Ну, не гад он после этого?

Усмехнувшись, я крикнул:

— А ты не теряйся, как только он встаёт на колесо, газуй и уносись от него. Он же тебе тем самым фору даёт.

— Умный, да? — возмущённо воскликнул отец — Ты чем пузо на солнышке греть, слезь со своей колымаги, сядь в седло и попробуй среагировать. Это же всё в доли секунды происходит.

Рассмеявшись, я ответил родителю, уволившемуся с энергоучастка и ставшему профессиональным мотогонщиком:

— Делать мне больше нечего, это вы тут гонщики, а я праздношатающаяся личность, свободный художник.

К финишу подъехали ещё два гонщика, Пётр и Коля, и все вместе, включая моего отца, стали поздравлять Батрака с отличным заездом. Хлопая его по плечам, они напоминали ему, что теперь "Метеоры" имеются уже у семи команд в стране и что на них гоняют настоящие асы, не чета им. Я же, как всякая уважающая себя праздношатающаяся личность, даже не соизволил слезть с трайка. Вообще-то поздравлять Витьку было не с чем, ведь все самые главные гонки были ещё впереди, и он это прекрасно понимал.

Вот кого действительно можно было поздравлять, так это даже не пилотов гоночных "Москвичей-Метеоров", хотя те тоже прекрасно выступили в первых числах апреля во Франции и Германии, а наших раллийных гонщиков, выигравших под конец прошлого года трансконтинентальную раллийную гонку Лондон — Мехико. "Москвич-Метеор-Ралли", за рулём которого сидел Олег Донцов, приехал к финишу первым, обогнав пилота команды "Форд", но и пилот обычного, нетюнингованного "Москвича", поднялся вместе со своим штурманом на подиум, завоевав третье место. В начале года они стартовали ещё трижды, в Скандинавии, Польше и Франции и сейчас снова находились за рубежом, в Африке, гонялись за зебрами.

В Скандинавии все три наших пилота стояли на подиуме вместе со своими штурманами, а две других гонки просто выиграли, без хет-трика. "Москвич-Метеор-Ралли" в Западной Европе тут же прозвали самый быстрым русским танком, а гоночную команду обозвали на американский манер, "Крейзи рашенз роад копс" — "Сумасшедшие русские гаишники". Гоночные "Москвичи-Метеоры" первый раз выступили на шоссейно-кольцевых гонках, проходящих в Италии и их, наверное по привычке, назвали гоночный русский танк. О феноменальной прочности наших машин в Европе уже знали. Тот семиминутный фильм, который засняли на цветную плёнку кинодокументалисты на "Московском кольце", хотя и в сокращённом виде, всё же был несколько раз показан по телевидению. В Европе же также показывали несколько раз, но без сокращений и потому приезда "Москвичей-Метеоров", откровенного говоря, ждали с большим нетерпением, чтобы оставить их в хвосте и желательно засунуть подальше.

Не вышло. Если в Москве борьба велась честно, то в Италии "Метеоры" пытались выбить с трассы, но в результате все нахалы вылетели с неё сами на разбитых в хлам машинах. Зато русские гоночные танки, пусть и слегка поцарапанные, в первой же гонке заняли первое и второе место. Наши боссы ликовали, они были на трибунах автодрома в Имале и привезли с собой фильм, снятый на этих гонках. Я был очень рад за них, но, увы, лично мне было не до этого.

После разговора с генералом Гириным, я окончательно понял, что КГБ, а точнее Андропов с несколькими своими ближайшими помощниками, мысленно я их называл "Жрецами Оракула", раскрыли моё инкогнито. Более того, это скорее всего именно Андропов позволил генералу Гирину поговорить со мной начистоту и собрать вокруг меня группу прикрытия, в которой несколько человек, если не все, включая и самого военврача, были людьми Юрия Владимировича и при этом отличными парнями. Думаю, что даже Валечка работала на них, а вся история с безумной, просто-таки клинической влюблённостью Игоря в Ирочку, была хорошо срежиссированной игрой, что меня очень сильно позабавило.

Нет, я частенько принимал всё за чистую монету, особенно в запале реагируя на сложившуюся ситуацию, но потом, когда включал мозги и всё анализировал, начинал понимать, что всё не так просто. Вычислили меня, скорее всего, ещё до того, как я сделал первую закладку, но думаю, что мною тогда просто заинтересовались и не более того. Взяли, так сказать, на заметку и даже приказали малость потрепать мальчонке нервы, чтобы проверить, пригоден ли он для дальнейшей разработки.

КГБ всегда обращало внимание на талантливых людей даже в возрасте пятнадцати, шестнадцати лет и потому многие учёные, журналисты с мировым именем, прославленные композиторы, писатели и люди других творческих профессий, были ещё и сотрудниками этой конторы, причём работали не внутри страны, а за её пределами. Знавал я таких в свои зрелые годы и это были мои самые лучшие друзья. Почему? Да, только потому, что они были патриотами с большой буквы. Поэтому я и не обижался на своих друзей — сотрудников КГБ и относился к ним с искренностью, радушием и теплотой, работа у них такая и тут ничего не поделаешь, но тем не менее продолжал играть по совместно принятым правилам.

Думаю, что всё окончательно встало на своё место после того, как Андропов получил мои первые письма. По почтовым штемпелям на конверте ведь было легко проследить наш с Ирочкой маршрут, ну, а потом кто-то из ближайших помощников Юрия Владимировича просто взял и сложил два и два. В большом южном городе, вдруг, ни с того, ни с сего шестнадцатилетний паренёк начинает творить форменные чудеса, чем заставляет взрослых дядек его внимательно слушать, после чего на сравнительно небольшом расстоянии от этого города в почтовый ящик кто-то бросает стерильное письмо, слегка отдающее салициловой кислотой. Спирт-то я покупал в аптеке, салициловый!

Не знаю, въехал ли Андропов в то, что я играю с ним в кошки мышки, но он сразу же принял условия игры и, как опытный шулер, принялся так тасовать колоду, чтобы у него оказались на руках козыри. Господи! Да, пожалуйста! Вот вам ещё и джокер до кучи, а пятого туза себе в рукав не желаете? В общем я вскоре понял, что Андропов принял решение взять Оракула в оперативную разработку и беречь его, как информатора, а потому не рубить владельцу единственной курочки Рябы золотые яйца от нечего делать.

Вот потому-то я и был так наивно откровенен с группой генерала Гирина. Ну, и ещё немного нахален, а это уже потому, что мне не хотелось думать о себе, как о наивном простаке. Оказавшись в такой ситуации, я стал усиленно соображать, как бы проверить, какие полномочия мне даны, но сначала, как только товарищи чекисты уехали, рассказал обо всём Ире и родителям, мамуля тотчас забеспокоилась, а я сказал:

— Мам, не волнуйся за свой маленький бизнес, я для Андропова слишком ценный источник информации, чтобы он даже помыслил о том, как бы взять меня в ежовые рукавицы. Работай спокойно и ни о чём не думай, мы находимся под защитой государства и его самой сильной структуры — КГБ. Я вам об этом рассказал только по одной причине, чтобы вы не расхолаживались и случайно не проболтались, что ваш Боренька сказочный прынц на белом ешаке с ремёнными ушами. Так что успокойтесь, в этой игре Андропову меня не переиграть и он это прекрасно знает. Он мужик не дурак и просто хочет сыграть блестящую партию в покер, как и любой другой крупный политик на этой планете. Андропов — крупный политик и игрок, представь себе, он имеет компромат на всех членов ЦК и Политбюро. Поэтому будь уверена, меня он будет беречь, как зеницу ока, а вместе со мной и вас всех, но это вовсе не означает, что вы имеете право совершать тяжкие преступления.

После этого, разблокировав генерала Гирина и убедившись, что этот тощий, костлявый дед довольно существенно помолодел и аж щёлкает челюстями от голода, за обедом я сказал ему, что беру тайм-аут на две-три недели, после чего мы полетим в Улан-Удэ. Мне нужно было интенсивно поработать, чтобы проверить, что мне разрешено Андроповым, а что категорически запрещено. Поэтому первым делом я исцелил деда с бабулей, потом отца с мамой, а уже после этого Галочку с мужем и Веру. В наглую. И тут же сел за свои письменные столы. Для начала я прошелся по пишущим машинкам и подскоблил штихелем каждую буковку, чтобы её даже родной папа "Оливетти" не узнал и всего за неделю набил концепцию перевода российского автопрома на новые, ресурсосберегающие технологии.

В ней я призывал Дмитрия Мироновича напрочь отказаться от строительства автомобилестроительных гигантов и строить небольшие заводы по производству легковых, пассажирских и грузовых автомобилей в областных центрах, причём преимущественно со своей собственной базой по производству двигателей, а иногда и резины, не такое уж это и сложное дело, каландру наматывать. Десять тысяч качественных автомобилей ручной сборки в год это намного лучше, чем сто тысяч металлолома, сошедших с конвейера. Зато двадцать заводов дадут куда большее число автомобилей и не нужно будет строить жутко дорогие заводы-гиганты.

Это, во-первых, а, во-вторых, я предлагал полностью уйти от штамповки деталей кузовов и перейти на композиты — кевлар плюс стекловолокно плюс карбоновая нить плюс негорючая эпоксидная смола и на финише идеальный кузов, которому не страшны ни арктические морозы, ни тропическая жара и если производить эти материалы в больших количествах, то их себестоимость резко понизится, а срок службы автомобилей увеличится в разы. Их нужно только изготавливать небольшими партиями на стапеле с высоким качеством сборки, а уж чего-чего, квалифицированной рабочей силы и грамотных инженеров, протирающих штаны в конторах, в Советском Союзе хватало. Эскизный проект завода в нашем городе с его кратким описанием, который я содрал с нового корейского завода, прилагался. Главным моим побудительным мотивом было то, что я верил в родной автопром, верил и всё.

Помимо этого я кратко описал, какие научные институты работают в нужном направлении, то есть в области композитов, у нас и за рубежом и описал полторы дюжины современных технологий, сказав, что информацию о них дам позднее. Все три книжки по двести пятьдесят страниц каждая, переплетённых в типографии, я вручил Дмитрию Мироновичу и завалился спать, ведь я почти не спал, печатая этот текст и делая вместе с мамой рисунки к нему. Немного отоспавшись, я снова сел за пишущую машинку и настучал триста страниц инфы для Юрия Владимировича, посвящённой, в частности, крупным техногенным катастрофам на Западе и присовокупив к этому, что канализировав эту информацию, КГБ с одной стороне утрёт сопли западным спецслужбам, а с другой стороны спасёт сотни жизней и пусть после этого наши враги попробуют только вякнуть, что СССР это империя зла. Уже через три недели после этого я выяснил, что Андропов именно так и сделал. Несколько крупных аварий так и не случилось.

Передав закладку на упаковку Игорю, я также вручил ему незапечатанное письмо, которое должно быть послано из Курска. Не думаю, что мои друзья бросили его в почтовый ящик. После этого я стал усиленно думать, как помочь Георгию Ивановичу, ведь командовать областью это не в милицейский свисток дуть и не полосатой палкой размахивать. Чтобы набраться впечатлений, я полез в Интернет и вскоре нагуглил одну интересную историю о том, как инопланетяне отправляют молодого миллионера в прошлое, в одна тысяча девятьсот семьдесят шестой год.

Прочитав полкниги по диагонали, я понял, что в ней содержится много полезной информации, от которой был весьма далёк, не мешкая влез в комп этого автора и ахнул от удивления, так как нашел в нём почти сорок пять гигабайт информации, посвящённой сельскому хозяйству, особенно животноводству и аграрно-индустриальной революции в России. Мне даже стало жаль, что я не встретился с этим мужиком году эдак в двухтысячном, когда уже прочно стоял на ногах. Думаю, что вдвоём мы смогли бы сделать куда больше, чем порознь. Во всяком случае благодаря его наработкам, я уже всего через каких-то полторы недели смог вручить новому секретарю крайкома партии развёрнутую программу развития сельского хозяйства и производства продуктов питания в нашем крае со всеми экономическими расчётами.

Более того, я так увлёкся этой темой, что предложил Георгию Ивановичу ещё и построить четыре небольших завода по производству тракторов, уборочной и прочей сельхозтехники, благо в Москве я работал пару лет экономистом на одном таком предприятии, весьма небольшом, производящем технику для нефтяников. В общем на пятистах сорока пяти страницах было очень подробно расписано, что нужно сделать, чтобы наш край смог экспортировать не только отличные машины, но ещё и продукты питания самого высокого качества, а также огромное количество кормов и всё это будет производиться вообще без химии и к тому же станет давать огромное количество метана, которым можно будет заправлять трактора и машины.

При этом я сразу же посоветовал ему переговорить с Дмитрием Захаровичем и уже вместе с ним первым делом обратиться за помощью к Андропову. Думаю, что тот и без специалистов сразу же узнает почерк Оракула и генералу Булганину будет дано добро на смелый эксперимент в своём крае, составной частью которого был полный хозрасчёт в совхозах и колхозах, а стало быть и зарплата на селе должна увеличиться чуть ли не кратно, что могло кого-то и испугать в верхах, но на то мною и было сказано родителям и Ире, что я не хрен с горы, а пришелец из будущего, имеющий хренову гору любой информации, а Андропов не дурак и должен смекнуть, что за меня ведь может от инопланетян и нагореть если что. С них ведь станется.

Только после этого мы с Алексеем Викторовичем и ещё двумя моими новыми друзьями сели двадцать первого декабря в самолёт и полетели сначала в Москву, а уже оттуда в Улан-Удэ, в гости к Вениамину Ивановичу Олтоеву. Генерал Гирин за эти дни похорошел и выглядел на диво цветущим, могучим стариканом. Он поправился, его щёки порозовели, а походка из старческой сделалась лёгкой и пружинистой. Мы прилетели в Улан-Удэ утром. Старый, круглолицый бурят с круглым, морщинистым и коричневым, словно печёное яблоко, лицом, посмотрел на нас весёлыми, молодо блестящими глазами. Он только озабоченно поцокал языком, когда увидел своего друга, с которым работал в одном госпитале во время войны с Японией и потом в Китае, подивившись его цветущему виду. Мы сели в такси, старенький "Москвич-403", и поехали к нему домой. Улан-Удэ, был типичным советским городом и никакого особого азиатского колорита кроме того, что в нём жило много людей с азиатской внешностью, я в общем-то не обнаружил. Ну, разве что несколько раз мне попадались на глаза люди в национальных одеяниях.

Вениамин Иванович жил в большой трёхкомнатной квартире в сталинском доме недалеко от центра. Он всё ещё был практикующим хирургом, но оперировал редко, куда больше он занимался мануальной терапией и шиацу, точечным массажем. Как только мы приехали к нему домой и вошли в зал, я ахнул от восхищения — посреди комнаты висел на тросике настоящий Вася-сан, искусно вырезанный из мансонии. О, это была работа настоящего мастера, правда, ещё не завершенная, примерно половина цилиндриков, выточенных из кости, ещё не была вставлена в свои гнёзда.

Быстро подскочив к менекены, я принялся наносить по нему удары пальцами. Даже по тем нервным центрам, которые ещё не были помечены. От дерева действительно исходила мощная энергетика. Да, на таком Васе работать — одно удовольствие. Два старых военных врача стояли и с улыбкой наблюдали, как я буквально порхаю вокруг тяжеленного манекена, подвешенного к потолку на тросике в большой комнате, весьма смахивающей на буддийский храм из-за своего типично восточного убранства и статуэток Будд. Меня охватил азарт и я тренировал руки больше часа, после чего сначала вежливо поклонился Васе-сану, а затем двум старикам, сидевшим на низкой кушетке и пьющим чай, радостно воскликнув:

— Вот это настоящий манекен, не то что мой. — Сел на пуфик напротив них, внучка Вениамина подала мне чаю и я, отхлебнув глоток, спросил — Ну, с чего начнём, Алексей? С долгих и нудных разговоров или поговорим с Вениамином потом, когда он проснётся и расскажет нам о своём самочувствии?

Внучка, её звали Оля, стоявшая за дверью, тут же просунула голову в приоткрытую дверь и сказала:

— Лучше начать с лечения. Дедушка уже третью ночь почти не спит. Чем я только не натирала ему спину, ничто не помогает.

— Тогда раздевайся, Вениамин. — сказал я старику — На твоём манекене я прекрасно разогрел руки и вот о чём даже подумал, давайте-ка я вас обоих заряжу энергией этого благородного дерева, а сам прогуляюсь с Олей по городу, пока вы будете спать.

Оба старых друга закивали и принялись раздеваться. Один с громким кряхтением, но я, рассмеявшись, сказал, что это лучше делать в спальне, поближе к кровати. Они рассмеялись и пошли в спальную. Там была всего одна кровать, но в квартире нашлась удобная кушетка и я занёс её туда. Оля, а она была буряткой всего лишь на четверть, двадцатилетняя студентка местного медицинского училища, быстро постелила постели и вскоре два старых врача крепко спали, а мы пошли прогуляться по городу. В Улан-Удэ было холодно и навалило много снега, но короткая куртка на меху меня отлично грела, да, и девушка, одетая в рыжую, лисью шубу тоже не мёрзла, а потому ничто не мешало нам гулять по городу и разговаривать. Немного помёрзнув, мы зашли в ресторан пообедать, сели в углу зала и Оля со вздохом сказала:

— Я хотела поступать будущим летом в институт, Боря, но теперь думаю, что скора мединституты будут уже не нужны.

Пододвигая к себе тарелку с банальным супом-харчо, я помотал головой и ответил вполголоса:

— Ошибаешься, Оленька. Поначалу я тоже так думал, пока Алексей Викторович не показал мне то, что увидел в тех иероглифах, которые только похожи на китайские, твой дед. Знаешь, мне даже стало обидно, я ведь думал о чём-то подобном, но воспринял всё, как китайскую грамоту, а в этих пяти сотнях восьмидесяти пяти иероглифах сосредоточены все знания о человеческом организме. Так что, их ещё придётся изучать очень долго не одной тысяче врачей. Девушка повеселела и радостно воскликнула:

— Тогда я лучше поступлю в наш мединститут! Дедушка, глядя на эти иероглифы, предполагал нечто подобное и даже расстроился, узнав, что в твоём трактате ничего про это не сказано. Он скорее всего неполный. — Посетовала Оля, она была миловидной черноглазой особой, вдруг, спросила — Борис, почему ты разговариваешь с дедушкой и Алексеем Викторовичем на ты? Они же оба намного старше тебя и к тому же Алексей Викторович генерал медицинской службы, а мой дедушка полковник.

Приступая ко второму, большому лангету из говядины, я ухмыльнулся и поинтересовался у внучки полковника:

— А как по-твоему учитель должен обращаться к своим ученикам, Оля? К тому же лет через сто наша разница в возрасте будет не так заметна и поэтому я считаю, что всё нормально.

На мой вопрос Оля отреагировала мгновенно, а вот его подоплёку пропустила мимо ушей и потому сказала:

— Но ведь это же не ты написал этот трактат. Какой же ты после этого учитель, Борис?

Убрав с лица улыбку, я сухо сказал:

— Зато я в нём уже хорошо разобрался, хотя не являюсь даже ефрейтором медицинской службы, а вот смогут ли они разобраться в нём так же досконально, это ещё большой вопрос, Ольга. Имеются в нём кое-какие хитрости, которые с наскока не разгадаешь. Хорошо, если тебя это шокирует, то я буду разговаривать с твоим дедом и генералом Гириным на вы и шепотом, да, ещё и приседать при этом, но тогда пусть они сами чешут репу и гадают, как одним единственным прикосновением руки снять, допустим, головную боль, а всего двенадцатью полностью вылечить любое заболевание печени и даже рак. Ты этого от меня хочешь? Интересно, чему ты сама тогда будешь учиться у деда? Стучать заячьей лапкой в старинный шаманский бубен?

Хотел я сказать этой девице, что она дура и курица, но пожалел её чувствительную натуру. От моих слов она вздрогнула и даже побледнела. Прижав руки к щекам, она прошептала:

— Дедушка сможет прожить ещё сто лет?

— Так точно, товарищ гвардии медицинская внучка полковника! — воскликнул я и ехидно добавил — Но мне кажется, что он и за сто лет не сможет допетрить, в чём тут собака порылась. Это ведь не руки-ноги солдатам ампутировать и не клизмы ставить. Тут нужно быть забыть по всё, что ты знал раньше и всецело верить своему сенсею.

Девушка энергично замотала головой и воскликнула:

— Нет-нет, Боря, не надо так говорить! Дедушка будет твоим самым лучшим учеником, ведь он с таким нетерпением ждал твоего приезда и над этим деревянным человеком столько трудился. Извини, я просто обидчивая дура. Скажи, а ты правда разобрался в трактате?

Я усмехнулся и принялся жевать хотя и жесткое, но вкусное мясо. Хотя я и не дотумкал, что в ста семнадцати своеобразных пентаграммах, образованных пятьсот восьмьюдесятью пятью весьма сложными по своему внешнему виду иероглифами, похожими на небольшие группы из пяти, семи и девяти человечков в разных позах, даже не зашифрована, а довольно-таки наглядно показана очень важная информация об организме человека, я разобрался в другом. Каждый отдельный иероглиф представлял из конкретное физическое упражнение, боевой приём и порядок его проведения.

Поэтому я купил сто двадцать листов ватмана, наклеил его на картон и нарисовал все эти каты, после чего принялся изучать их. Некоторые каты были простыми, другие посложнее, но встречались и такие, на которых запросто можно было свернуть голову, но меня это нисколько не смущало и потому, как бы мало времени у меня не оставалось, я отрывал час у сна, не отнимать же его от того времени, что мы занимались с Ирой любовью, в общем просыпался на час раньше и изучал комплекс этих упражнений.

Польза от этого была просто огромная. Они сами заставляли меня дышать как-то по-особенному, не утомляли, а наоборот, придавали мне бодрости и что самое главное, прекрасно накачивали моё тело — мускулатура у меня развивалась отменно. А ещё мне уже не нужно было тратить столько времени на сон и уже через полтора месяца я стал обучать им Иру и отца с мамой. Зато теперь мы могли, поспав всего пять часов в сутки, отводить куда больше времени на другие важные дела, а их у нас всегда было невпроворот.

Когда генерал Гирин сказал, что в группах иероглифов, расположенных вокруг тех или иных нервных узлов зашифрована информация, то я поступил ещё проще — взял и нарисовал фрагменты нервной системы на них в масштабе. Вот тогда-то я и понял, как именно нужно изучать этот гениальный трактат наших друзей-инопланетян. Хотя я и занимался этим всего ничего, каких-то две недели, тренируясь по утрам, всё равно смог постичь за это время немало. Про печень я вовсе не шутил, её действительно можно было вылечить, а попросту запустить процесс регенерации, она быстро восстанавливалась сама и наступало её полное исцеление.

Из ресторана мы пошли домой, но по пути заглянули в канцтовары, где я купил десять листов картона, ватмана, резиновый клей, чёрную и синюю тушь и кисть. Когда мы вернулись домой, я велел Оле аккуратно наклеить листы ватмана на картон, а сам пошел в зал четырёхкомнатной квартиры полковника Олтоева, вооружился электродрелью и принялся вставлять остальные костяные цилиндрики. Со своей работая я покончил даже быстрее, чем Оля наклеила ватман на картон и приделала к нему верёвочки, чтобы листы можно было развесить в зале по стенам. После этого я нарисовал вводные десять кат со всеми движениями тела, рук и ног, достал из дорожной сумки пишущую машинку, бумагу и засел в кабинете её деда.

Через несколько минут кабинет наполнился звуками, похожими по своей скорострельности на автоматные очереди. Пока два деда будут трое суток отлёживать бока, я намеревался хорошенько поработать над технической документацией по автозаводу. Поэтому временами я отодвигал в сторону пишущую машинку и брался за карандаш, линейку и циркуль, чтобы вычертить не столько чертежи, сколько сделать их эскизы и занимался этим с раннего утра и до поздней ночи все трое суток, даже завтракая, обедая и ужиная за письменным столом, спал я прямо в кабинете Олиного деда на раскладушке.

Лишь рано утром я заходил в зал и по часу делал упражнения. С манекеном из красного дерева было приятно работать. На пятый день, с утра пораньше, я разблокировал обоих своих пациентов и через пять минут они оба были, как огурчики, но не в том смысле, что зелёные и все в прыщах. Как только мы позавтракали, на этот раз на кухне, я спросил:

— Наговорились, пока лежали?

Дед Веня ответил:

— Да, уж, у нас было время поговорить друг с другом, Борис. Но почему ты не пришел к нам ни разу? Я надеялся поговорить с тобой об этом трактате.

Улыбнувшись, я ответил:

— А о нём нечего говорить. Трактат этот гениален и прост, как всё гениальное. Поэтому товарищи военврачи, с этой минуты вы мои ученики, а я ваш строгий учитель и наставник. Сегодня мы занимаемся здесь, а завтра вылетаем к нам вместе с красным Васей-саном. Оденем его в какую-нибудь одежонку, посадим в самолёт и полетим. Оля, ты полетишь с нами, чтобы учиться вместе с дедом, или останешься здесь, на хозяйстве?

Внучка деда Вени воскликнула:

— Конечно полечу с вами!

— Ну тогда всем надеть тренировочные костюмы и явиться через час в зал, а я часок поработаю и подойду к вам.

Помыв за собой посуду, я отправился в кабинет и напечатал последние пять страниц того текста, который начал печатать в Улан-Удэ. Через час, одетый в голубую майку и просторные штаны, длиной до середины икр, я вошел босиком в кабинет, на стенах которого были развешаны пять плакатов, велел всем сесть в позу лотоса, теперь это обоим старикам было нетрудно сделать и примерно за час проделал весь комплекс упражнений. Как только я поклонился Васе-сану, то сел на ковёр напротив них и молча улыбнулся, ожидая вопросов и они последовали незамедлительно. Первым у меня поинтересовался старый полковник-бурят:

— Что это было?

С лёгкой улыбкой я кивнул и обстоятельно ответил:

— Весь трактат, полностью изложенный языком движений человеческого тела, Вениамин. Все сто семнадцать кат до единой, но к ним можно добавить ещё несколько сотен совершенно других. В этом-то и заключается его гениальность. Помимо готовых решений, он содержит в себе ещё и несколько десятков, если не пару сотен, вариантов дальнейшего совершенствования. Всё зависит только от вас самих. Научиться убивать врага, парализовать его или лечить людей, очень легко и не потребует слишком уж много времени. Куда больше времени уйдёт на то, чтобы изучить самого себя и все свои возможности. Сразу же предупрежу, никаких чудесных способностей вы не обретёте, но сможете стать гармонично развитыми людьми и познаете все секреты человеческого организма. Думаю, что далеко не всех людей можно учить этому искусству. Вам нужно будет создать небольшую группу из числа самых ответственных врачей и медсестёр, которым не нужно объяснять, в чём именно заключается долг целителя, и позаниматься месяца три сначала под моим руководством, а потом самостоятельно, чтобы вслед за этим обнародовать последнюю часть трактата и сказать, что без первых двух, которые не могут быть... Пока что не могут быть доверены всем людям без исключения, полноценным целителем никто не станет, но в Советском Союзе этому готовы научить тех врачей, которые не станут превращать древние знания в оружие. Думаю, что вы сможете сделать это сами.

Генерал Гирин твёрдым тоном сказал:

— Да, Борис, мы сможем это сделать и мы с Веней уже придумали, как объяснить людям, откуда он взялся. До тех пор, пока не наступит время рассказать им обо всём. В принципе ты повторил всё то, о чём мы три дня говорили, вот только мы и подумать не могли, что этот трактат является ещё и гимнастическим комплексом, но что ты скажешь о смысле самих символов?

Предупреждающе подняв руку, я сказал:

— Об этом вам пока что даже думать рано, а не то что говорить, ученики. Это примерно то же самое, что начать объяснять первокласснику основы матанализа. Вы сначала должны полностью изучить язык движений и уже потом двигаться дальше, но сейчас меня куда больше интересует другое, Вениамин, ты придумал, как нам залегендировать появление трактата?

Дед Веня легко встал, подошел к низкому столику, на которой стоял древний ларец, достал из него несколько свитков и тут же отпустил крепкую оплеуху ещё более древнему, большому глиняному Будде, со следами краски. Глиняное изваяние бога упало на паркет и разлетелось на несколько кусков, а полковник медицинской службы громко запричитал:

— Ай-яй-яй, разбился! Ну, ничего, склеим как-нибудь. Оленька, собери все осколки, заверни их в бумагу и упакую в сумку. Мы повезём их собой к дедушке Лёше. — протягивая мне свитки, дед Веня сказал с улыбкой — Держи, сенсей. Это твой трактат переведённый на тибетский язык. Пергамент настоящий, древний. Я аккуратно соскоблил с него первоначальный текст, который не нёс никакой ценной информации, и написал на нём старыми тибетскими красками твой трактат. Поверь, сенсей, фальсификацию распознать ни у кого не получится. Пергамент хотя и выглядит новым — очень древний, ему больше полутора тысяч лет и на нём уже было написано, а потом соскоблено несколько трактатов. К тому же я втёр в него немного древней пыли и точно такой же пылью мы посыплем все черепки после того, как промоем их. Тибетский язык я знаю в совершенстве, даже лучше бурятского. Вот только с рисунками пришлось помучиться, я сначала перерисовывал их на кальку, а потом переводил и обводил. Зато получилось очень точно.

Да, ничего не скажешь, дед Веня поступил очень умно. Тут даже самый ушлый криминалист ничего не сможет найти. Под таким соусом эту историю про чудо с обретением трактата, посвящённого куэрнингу, кто угодно слопает и не поморщится.

Глава 4

Разговор по душам

На следующий день, облачив манекен в простенькую одежонку, мы сначала усадили его в такси на заднее сиденье, а потом, приехав в аэропорт, подняли на борт самолёта "Ил-18", усадили в кресло и даже пристегнули ремнём. Так он и летел до Москвы на своём законном, оплаченном месте, а в столице благополучно переехал из "Внуково" в "Домодедово" и вскоре встретился со своим многострадальным бледнолицым собратом, которого мы часто одевали в модные костюмы.

О чём говорили наверху друг с другом два Васи-сана мне неведомо, зато внизу у нас только и было разговоров о том, где бы нам разместить школу тибетского точечного массажа полковника медицинской службы Олтоева. Эту проблему должен был решить генерал Гирин, а мне к его школе даже и не стоило приближаться. Деда Веню и Олю мы поселили у себя и договорились, что пока Алексей Иванович будет выкручивать руки кому следует, я стану в ускоренном порядке учить всех троих даже не знаю чему в том смысле, что так до сих пор и не спросил у инопланетян, как же называется их древнее искусство. Заодно я посоветовал отцу заняться нашими гонщиками и тоже научить их этой гимнастике под вполне благовидным предлогом приезда к нам в гости дальнего родственника из Улан-Удэ.

На следующий день, рано утром, ещё не было семи, мне позвонил Георгий Иванович и попросил меня срочно приехать к нему домой. Побрившись и выпив наспех чашку кофе, я прыгнул в "Волжанку" и помчался на другой конец города. Генерал Булганин, как и мы, тоже жил в частном секторе и даже более того, на другом берегу реки возле Затона, в красивом и большом старинном доме построенном ещё в середине прошлого века богатым купцом-хлеботорговцем. Дом этот в нашем городе так и прозвали Хлебным.

Не знаю, был ли генерал Булганин потомком купца Булганина, но своим домом он явно гордился и он того стоил. В полтора этажа, с мансардой, палисадником за красивой чугунной оградой и флигелем в большом яблоневом саду, он мне сразу же понравился, когда я впервые, пацаном лет двенадцати, поехал на велосипеде "Орлёнок" вместе с другими пацанами на Затон, чтобы посмотреть на речные суда, стоящие там. Ворота дома были гостеприимно распахнуты и возле них стоял сын генерала. Во дворе уже стояла одна чёрная "Волга", только двадцатьчетвёрка, а на крыльце меня поджидали сосредоточенные Дмитрий Миронович и Георгий Иванович, оба одетые в строгие тёмные костюмы, как и я сам.

Загнав машину во двор, я быстро вышел из неё, подошел к ним и поздоровался. Дмитрий Миронович похлопал меня по плечу, улыбнулся, мы зашли в дом и прошли в уютный кабинет хозяина, обставленный старинной мебелью. Как только дверь за нами закрылась, министр автомобильной промышленности вполголоса сказал:

— Боря, хотя меня и одолевали сомнения, я всё же позвонил Юрию Владимировичу и попросил его о встрече. Он немедленно пригласил меня и Георгия к себе на Лубянку и мы проговорили с ним почти три часа. Борис, мы взяли с собой оба документа, подготовленные тобой, и рассказали о них Юрию Владимировичу. Даже более того, оставили ему вторые экземпляры. Он перелистывал их и как-то очень странно улыбался, а потом сказал: — "Вижу, товарищи, что вас обоих консультирует один и тот же человек. Вот вам мой совет, доверяйтесь ему во всём. Этот парень, не подведёт, и никому ни слова о том, что он на вас работает, а на этих документах смело ставьте свою подпись и готовьте по ним материалы для рассмотрения на Политбюро. Я предложу Леониду Ильичу ввести вас в его состав на ближайшем же заседании, но вы должны передать мне свои материалы раньше, хотя бы за месяц. Заодно немедленно начинайте строить завод. Просите у товарища Байбакова всё, что нужно для его строительства уже сейчас, не ждите завтрашнего дня. Мы с Леонидом Ильичём вас поддержим." Боря, пойми меня правильно, я уже в начале войны командовал ротой, а потому привык знать, в какой именно операции мои бойцы принимают участие. Скажи нам, ты просто провидец или всё же имеешь какое-то влияние на Юрия Владимировича?

Этого разговора я ждал, а потому был к нему готов полностью и как только Дмитрий Миронович задал мне вопрос, то раскрыл папку со своими рисунками и рассказал им, кто я и откуда, а в самом конце своей почти часовой исповеди с улыбкой сказал:

— Дмитрий Миронович, Георгий Иванович, моя задача предельно проста, прежде чем мне придётся стать перебежчиком и начать крушить на Западе всё и вся, я хочу создать в нашем крае мощную точку экономического развития и опытный полигон по выработке принципиально новой внутренней экономической и социальной политике. Нашей планете грозит гибель, тотальное уничтожение и Советский Союз тоже виновен в этом, хотя он и развалился в девяносто первом году. Только тогда, когда на этой планете под эгидой ООН будет создано мировое правительство, а некоторые руководители нашего государства займут в нём ключевые, самые важные посты, катастрофы можно будет избежать. Поэтому наш край ждут большие перемены. Как посланник из будущего, я знаю, что для этого нужно сделать. Хотя я сам и стал капиталистом, а членом партии так никогда и не был, мне всё же ближе и дороже именно социалистический путь развития цивилизации.

Говорить им о том, что тот социализм, который они построили в нашей стране, социализмом вообще не является и я его в гробу видал в белых тапочках, не имело никакого смысла. Свою правоту нужно доказывать на деле, а не на словах, вот когда в крае будут построены нужные ему заводы, причём дешевые, но способные выпускать продукцию мирового уровня, а на селе произойдут реальные перемены к лучшему, вот тогда и будем думать, как подрихтовать социализм. Экономика самый мощный инструмент политики любого государства. Мои собеседники, подготовленные Юрием Владимировичем, уже успевшим оценить все прелести работы с Оракулом, облегчённо вздохнули и радостно заулыбались, но Георгий Иванович тут же спросил:

— Мощная точка экономического роста и развитие животноводства, это мне понятно, Борис Викторович, ты объясни мне другое. Как можно строить на одном заводе тяжелые колёсные трактора и скоростные автомобили?

— Очень просто, Георгий Иванович, — ответил я, — точно так же, как это до недавнего времени делал Ферруччо Ламборгини, бывший владелец итальянской компании "Ламборгини", он ведь тоже выпускал трактора и спортивные суперкары. Пойми меня правильно, Георгий Иванович, ты только тогда сможешь вздохнуть полной грудью на своём месте, когда будешь знать, что в твоё крае производят не только экспортную продукцию — автомобили и мотоциклы, но у тебя есть ещё и свои собственные заводы изготавливающие тракторы, плуги и прочие бороны, а также ещё и мощную, неломающуюся уборочную технику. Для того, чтобы это сделать, мне даже не нужно обращаться за какими-то советами к нашим друзьям с какой-то далёкой планеты, пославшим меня в прошлое. Вся нужная информация у меня и так имеется и хотя я кандидат экономических наук и финансист по роду своей деятельности в последние годы, поверь, чем я только не занимался в своей жизни. Поэтому-то я и на ты и за руку с техникой. Разбирать карбюраторы на скорость с завязанными глазами, находить неисправность на ощупь и устранять её, я ещё в десантуре научился, но думаю, что меня всё же послали в прошлое вовсе не поэтому, друзья мои. Поверьте, моя задача много сложнее.

Дмитрий Миронович улыбнулся и сказал, кивая:

— Десантник десантника поймёт всегда, Боря. Скажи, что тебе нужно лично от меня? Поверь, я в лепёшку разобьюсь, но сделаю это.

Немного подумав, я ответил:

— Дмитрий Миронович, от тебя лично мне не нужно ничего, кроме твоего понимания, что нам не нужны гигантские автозаводы. Пусть уж лучше они будут маленькими, но зато самыми лучшими в мире и их будет много, на любой вкус. Знаешь, мне ведь для их строительства даже не потребуется проектировать каждый. Будет достаточно развить минииндустрию в нашем крае и задать нашим конструкторам направление, ознакомить их с лучшими достижениями моего времени, а дальше они всё сами сделают. Наши "Метеоры" принесут в казну государства валюту, а это прецизионные станки, новые заводы принесут ещё больше валюты, а это уже заводы про изготовлению прецизионных станков. Это американцы только и живут за счёт импорта мозгов со всего мира, а у нас таланты появляются на свет каждый день.

Мы поговорили ещё полчаса и поехали провожать Дмитрия Мироновича в аэропорт. Ему нужно было лететь в Москву и я вручил ему ещё три стопки страниц, на этот раз непереплетённых, которые он пообещал начать читать ещё в самолёте. Назад я ехал вместе с Георгием Ивановичем в нашей "Волге", а его "Чайка", плелась позади, так как впереди по трассе летел гаишный "Москвич" с форсированным двигателем. Мы не поехали в крайком, а сразу же направились к нему домой и я добрых четыре часа объяснял, в чём заключается смысл моего проекта подъёма экономики в крае. Когда речь зашла о хозрасчёте и в конечном итоге о той зарплате, которую станут получать на селе, он опасливо поёжился и с сомнением спросил:

— Боря, а нам некоторые товарищи головы за этот хозрасчёт не оторвут? Это же больше, чем платят на Крайнем Севере.

Усмехнувшись, я ответил:

— Пусть попробуют. Георгий Иванович, пойми, другого пути, как повышать благосостояние наших граждан, у нас нет, а допускать ту вакханалию демократии, которую я пережил и из-за чего в итоге погибла наша цивилизация, в стране нельзя. Если мы не даём людям до бесконечности ляскать языками и бить друг другу морды, то просто обязаны их кормить досыта. А то ведь получается, как у той дворняги, которая живёт у скряги, он ей и жрать не даёт, и гавкать не разрешает. Ну, наш народ не дворняга, а потому достоин куда более лучшего к себе отношения. Но в то же нам нельзя время развращать его халявой, подачками и вседозволенностью.

Пообедав в гостях у Георгия Ивановича, в три часа дня я уехал домой и снова приступил к работе. Увы, такова уж моя планида — работать, работать и работать. Сколько себя помню, у меня никогда не возникало желания жить праздной жизнью и бездельничать с утра и до поздней ночи. Не возникло его и тогда, когда меня перенесли в далёкое, уже начавшее забываться, прошлое.

Да, хотя прошел всего лишь год, событий произошло столько, словно я жил в прошлом уже лет двадцать, а впереди их было ещё больше. Посмотрев, как гоняет Витька Батрак, я искренне порадовался за своего друга. Благодаря ежедневным тренировкам, которые проходили здесь же на базе под руководством отца, он окреп физически, раздался в плечах и сделался предметом сердечных увлечений многих девушек. Ну, тут уж ничего не поделаешь, дело молодое и к тому же у парня имелся свой собственный гоночный супербайк "Метеор" с новым, ещё более мощным мотором и на этот раз уже фирменной, мотоциклетной гоночной резиной, изготовленной по последнему слову науки. Собственным супербайк был не в том смысле, что он принадлежал Витьке, а в том, что этот мотоцикл носил на борту его фамилию. В общем ото была его персональный гоночный болид.

Батрак часто приезжал на нём в школу и потом, с разрешения директора, запирал байк в школьном гараже рядом с новеньким "Газ-66" с пассажирской будкой и шел на уроки. Этот автомобиль — наш с Витькой подарок родной школе. "Шишига" только выглядела новенькой и по сути была ею, но по документам и своей истории являлась восстановленными руинами Сталинграда. Как и Тонечка, хорошевшая день ото дня, Витька Батрак тоже стал круглым отличником, но в отличие от неё ещё и завзятым ловеласом. Он часто сажал к себе за спину девушек и уезжал с ними за город и даже сам изготовил для байка съёмный багажник-кофр.

Как только тренировка закончилась, завтра гонщикам предстояло ехать в Москву на первую крупную гонку, где с ними будут сражаться пилоты, оседлавшие точно такие же супербайки, я надел тенниску, светло серые слаксы, ветровку и настоящие кроссовки, изготовленные по моим эскизам и предложенному технологическому процессу на местной обувной фабрике. Их выпускали уже почти два месяца и почти все они шли на экспорт, хотя я и дико возмущался. Однако, Георгий Иванович быстро указал мне на то, что обувной фабрике нужны новые станки, а лишней валюты у него на их покупку нет, так что пусть зарабатывают сами. Тем более, что на них есть спрос во многих странах Западной Европы.

Точно такой же спрос был там на российские интегралы, кожаные гоночные комбинезоны для мотогонщиков и мотобутсы. Даже больший и очень многие дилеры ждали, когда же завод "Метеор", наконец, выбросит на рынок супербайки и спортивные суперкары, которые уже мы показывали на трёх автосалонах и они произвели там совершенно невероятный по своей значимости эффект. Европа просто офигела как от заявления нового министра советского автопрома, так и от того, что в Советском Союзе создана особая экономическая зона, как полигон для наработки опыта и подготовки широкомасштабных экономических реформ.

Хотя мы выставили всего лишь концепт нового "Метеора", оснащённый V-образной, двухсотпятидесятисильной шестёркой, ссылка на то, что под него строится совершенно новый, особый, пятисотдвадцатисильный, восьмицилиндровый, четырёхлитровый, тридцатидвухклапанный оппозитный двигатель-плита с инжектором и мозгами, заставила европейские СМИ буквально взорваться. Как и последний итальянский шедевр — "Ламборгини-Каунтач", мой "Метеор-Альфа" был родстером с задним расположением двигателя и двумя дверями, с салоном, изготовленным по формуле два плюс два. Концепт тоже был неплох. Он разгонялся до скорости в сто километров в час всего за шесть и три десятые секунды, развивал скорость в двести восемьдесят километров в час, но вовсе не в этом была его главная изюминка, а в том, что он был почти полностью изготовлен из совершенно нового материала — поликарбона, имевшего удивительную прочность и износостойкость. Ни о каком активно деформирующемся кузове тут уже не шло и речи, машина была пуленепробиваемой, хотя поликарбоновый корпус имел толщину всего лишь каких-то три миллиметра.

Вот это действительно был скоростной русский танк, а потому он оснащался мощным спикетбампером и имел капсулу безопасности, установленную на пружинящих элементах, утапливаемый при лобовом ударе руль. За жизнь и здоровье водителя и пассажиров отвечали восемь воздушных подушек безопасности и надёжно прикреплённые к полу капсулы, элегантные, но очень прочные, автоматически регулируемые по фигуре, кресла с совершенно иной системой ремней безопасности. Они мягко, но прочно пристёгивали водителя и пассажиров к комфортабельному креслу, являющемуся одним целым с капсулой безопасности и я лично испытал их в конце апреля, разогнав машину до скорости в сто восемьдесят километров в час и насквозь пробив на ней кирпичную стенку полуметровой толщины.

Сработали все воздушные подушки стразу и меня зажало ими так, что я даже толком и не видел, куда лечу по крутому склону холма, но чувствовал, что кувыркаюсь. Машина оказалась цела и невредима, если не считать поцарапанной краски, искорёженной планки стеклоочистителя и порванной резины, но я, как только отбился от подушек безопасности, смог выехать наверх и на дисках.

Поликарбон оказался воистину удивительным, сверхпрочным и очень лёгким конструкционным материалом, обладающим такими свойствами, которые чуть было не свели с ума всех моих друзей, имевших отношение к проекту "Метеор". Мы могли бы изготовить автомобиль полностью из этого материала, но всё же в конечном итоге решили оставить в нём некоторое количество обычного металла — преимущественно алюминия, латуни, листовой стали и стальных труб, но мне всё же кажется, что в дальнейшем нужно будет именно так и поступать — полностью уйти от металла.

Поликарбон намного дешевле стали и к тому же с ним гораздо удобнее работать, а ещё он может иметь различные цвета от песочно-желтого до фиолетового. По своей прочности поликарбон раза в три превосходит самые лучшие сорта стали и он удивительно лёгок, так это по своей сути самый обычный углерод, но всё же не совсем обычный. Атомы в нём были уложены так, что образовывали не фуллереновые трубки, а фуллереновые шестигранные призмы размером в сорок микрон, прочно соединённые между собой, образуя материал, который мы назвали в конечном итоге поликарбоном, чтобы потребителю было всё понятно без дальнейших объяснений. Простой потребитель ведь не обязан быть академиком.

Вообще-то твёрдость отдельных видов поликарбона достигала твёрдости алмаза, но в отличие от него он не был хрупким и этого материала отскакивали пули любого калибра и даже снаряды авиационной пушки не причиняли ему особого вреда. Взять его можно было только бронебойным снарядом противотанковой пушки и ещё кумулятивной ракетой, выпущенной из "Фагота". Как только я выехал на дисках наверх, то заехал в лужу бензин, а Жорка, жадно затянувшись сигаретой, бросил её в горючую жидкость и я целых семнадцать секунд грелся, прежде чем пламя погасло. Вся краска сгорела и зрителям, присутствовавшим на испытаниях и самое главное съёмочной группе предстал сверкающий на солнце золотисто-алый, до этого он был зелёным, как огурец, новый спортивный суперкар-концепт "Метеор-Альфа-П". Буква "П" означала прототип.

Ничуть не меньшую, а даже намного большую прочность имели стёкла, зеркала и фары "Метеора", ведь они были изготовлены из лонсдейлита — совершенно прозрачного материала в полтора раза более прочного, чем алмаз, но это был всего лишь одно из агрегатных состояний поликарбона. Этот конструкционный материал нам, землянам, подарили тэурийцы, и не только он в один миг сделал мои планы ещё более грандиозными. Даром тэурийцев явилось также водородное топливо с небольшим количеством алкана, который сгорал полностью и превращался в углекислый газ. При этом расход топлива в литрах на километр пробега понизился впятеро, а мощность двигателя выросла на четверть с гаком. В общем земляне получили просто удивительный подарок и не дай Бог он попадёт в плохие руки

Произошло же это следующим образом. Вернувшись от Георгия Ивановича, я закрылся в своём кабинете, чтобы спокойно поработать. Тем более, что Ира с мамой поехали показывать деду Вене и Оле наш город, а отец ушел на работу пораньше. Пару часов я перепечатывал очередной текст, который скомпилировал на своём призрачном компьютере из различных источников, пока мне не пришла в голову шальная идея и я, отодвинув пишущую машинку в сторону, не набрал на клавиатуре строчку:

— Здравствуйте, друзья. Вы не откажетесь побеседовать со мной? Мне хочется пообщаться с вами. Если это, конечно, не оскорбит и не обидит вас.

Ответ появился с некоторым запозданием:

— В твоей просьбе нет ничего оскорбительного, Борис... — и после ещё одной паузы я прочитал — Ты хочешь увидеть нас обоих на экране или предпочитаешь переписку?

— Конечно же я хочу увидеть вас! — буквально вырвался из меня громкий возглас, после чего я напечатал — У меня установлена на компьютере видеокамера для скайпа, но я думаю, что вы пользуетесь совсем другой формой связи. Не думаю, что это какая-то форма электросвязи. Очень уж велики расстояния, а скорость света, как я полагаю, даже вы не смогли отменить.

Прошло минуты две и я увидел очаровательную, темноволосую, загорелую молодую женщину с короткой стрижкой, а позади неё улыбающегося мужчину лет тридцати на вид, тоже темноволосого и очень красивого, похожего на испанца. Мужчина слегка кивнул и представился мне:

— Меня зовут Дейр, Борис, а это моя жена Вилиэн. Мы оба с планеты Тэурия, она находится хотя и в одной галактике с Землёй, но расположена очень далеко, на расстоянии в пять с половиной тысяч световых лет и ты прав, мы общаемся с тобой и вообще, наблюдаем за твоей планетой, не с помощью радиоволн. Интересно, что ты думаешь об этом? У тебя есть догадки?

Усмехнувшись, я сказал:

— Есть одна, но мне она кажется слишком фантастической, хотя как знать, может быть для вас это не фантастика. Мне кажется, что вы применяете для этого телепатию или какие-то иные психокинетические способности.

Дейр и Вилиэн переглянулись и радостно закивали и женщина сказала удивительно красивым, певучим голосом:

— Ты прав, Борис, как и в своей догадке относительно машины времени. Мы два года наблюдали за вашей планетой и потом остановили свой выбор на тебе только потому, что ты понравился нам, как человек, а ещё Дейру было гораздо легче установить контакт именно с тобой. Мы сами не телепаты, Борис, и поэтому твоих мыслей не читаем, но мы находимся внутри большой установки, а вот она действительно является психокинетическим генератором, излучающим пси-волны узким пучком. Вот как раз для них понятия скорость света не существует, ведь это своего рода концентрированная мысль, желание, эмоция. Именно поэтому мы можем заглядывать так далеко, но не можем сдвинуть в твоём мире с места даже пылинку. Всё, что мы можем, это считывать информацию с любого компьютера на Земле. Раньше мы работали не одни, а вместе с целой группой коллег, но в прошлое отправились вдвоём и всё время находимся на связи с тобой. У нас есть спутник, это сверхмощный компьютер со свободным интеллектом. Мы называем его Бойлом. Именно он снял с нашей помощью информацию со всех компьютеров в твоём будущем и теперь ты можешь ею пользоваться в любое время.

Вилиэн умолкла и я сказал:

— Попробую угадать, как всё происходит. По всей видимости то, что я вижу свой компьютер, это всего лишь телепатическая проекция, направленная Бойлом в моё сознание. В таком случае вы оба, а скорее всё-таки один Дейр, является своего рода антенной, передающей и принимающей пси-сигналы, как и я сам.

Дейр кивнул и подтвердил мою догадку:

— Да, это именно так.

Вздохнув, я сказал:

— Что же, Дейр, я очень счастлив, что мы с тобой схожи. Ты не будешь против, если я стану обращаться к тебе и Вилиэн на ты? Думаю, ребята, что вы находимся в одной лодке и плывём на ней по штормовому морю. Меня почему-то ни на секунду не покидает чувство тревоги в первую очередь за вас, а не за себя или мою страну. Да, вы наверное и сами это давно уже почувствовали, ведь я очень часто гляжу тот рисунок, который перерисовал в свой альбом с экрана компьютера. Скажите мне, какая опасность может вам угрожать и что я должен сделать, что отвести её.

Вилиэн повернулась к мужу и посмотрела ему в глаза. Тот кивнул своей жене и та, повернувшись ко мне, со вздохом сказала:

— Борис, это пятая попытка вывести ваш мир из тупика, четыре предыдущие провалились и восемь человек... — молодая женщина, если и вовсе не девушка, запнулась и с тягостным вздохом сказала — Нет, они не погибли, но из-за того, что всякий раз дело заканчивалось гибелью цивилизации на вашей планете, испытали просто чудовищное эмоциональное потрясение и теперь понадобятся годы, чтобы они смогли прийти в себя.

От такого известия мне тут же сделалось так дурно, как ещё никогда в жизни. Хорошо, что я занимался тэурийской гимнастикой и она научила меня контролировать себя, а то я точно завопил бы от ужаса. Ну, тут уже ничего не поделаешь. Как сказала бы моя пятая детишка, Маринка: — "Поздняк метаться, папик." Горестно вздохнув, я покивал и сказал грустным голосом:

— Я сочувствую вашим коллегам и думаю, что лучшим лекарством для них будет наш общий успех. Тогда они смогут относиться ко всему, как к дурному сну, к несбывшейся реальности. Скажите, почему четыре предыдущих попытки оказались неудачными? Ещё меня интересуют масштабы катастрофы. Поймите, даже после самой страшной термоядерной войны, кто-то обязательно должен остаться в живых и цивилизация на нашей планете, по идее, не должна погибнуть окончательно.

Дейр печально улыбнулся:

— Всё не так просто, Борис. Если люди на твоей планете решат поставить на своём будущем крест и снова начнут тотальную войну, то как только она достигнет своего максимального накала, ваша планета будет уничтожена. Во Вселенной есть существа, которые гораздо древнее всех цивилизаций в нашей группе галактик. Мы называем их Старшими или Предтечами, а ещё иногда Сеятелями. Это они породили множество Звёздных рас разумных существ. Когда-то я сказал тебе, что мы почти такие же, как и вы. Борис, мы действительно точно такие же люди, как и вы, просто наша цивилизация развивалась в условиях другой планеты и только поэтому имеются некоторые отличия. Наша цивилизация немного моложе вашей, но она изначально пошла не по технологическому, а по несколько иному пути развития. Мы, тэурийцы, издревле сосредоточили все свои усилия на постижении не наук, а в первую очередь самих себя и природы вокруг нас. Поэтому войны у нас угасли ещё в далёком прошлом и мы, наверное, так бы и не вступили в Эру Межпланетного Общения, если бы Старшие не прибыли к нам и чуть ли не насильно не заставили нас освоить хотя бы азы современных технологий. Это произошло немногим более трёхсот лет назад и тэурийцы, живущие в полной гармонии с природой, наверное покажутся вам самыми настоящими дикарями, которые предпочитают жить в домиках, сплетённых из ветвей живого, растущего, а не срубленного топором дровосека дерева. Мы ведь только потому можем переносить все тяготы, что живём не каюте, похожей на ваши квартиры, а в оранжерее станции, где у нас есть дом-дерево. Наверное людям будет трудно понять такую нашу привязанность к лесу и деревьям, но мы не можем жить иначе.

Улыбнувшись, я сказал:

— Как раз я очень даже понимаю вас, Дейр. По настоящему счастлив я становлюсь только тогда, когда работаю на своём приусадебном участке, хотя и являюсь цивилизованным, так сказать, человеком. Ну, и как же нас уничтожали уже четыре раза после того, как мы начали стрелять друг в друга ядерными ракетами? Наверное Старшие просто взорвали наше Солнце?

Вилиэн с грустью в голосе, вздохнув, промолвила:

— Да, именно так это и произошло. Первый контактёр был родом из Франции, Борис. Обретя те же возможности, что и ты, он создал политическую партию в свой стране, быстро пришел к власти и в итоге попытался, объединив всю Западную Европу, по сути дела завоевать весь мир, хотя не столько путём применения военной силы, сколько пользуясь своим техническим превосходством. Увы, но Советский Союз, Соединённые Штаты и Китай этому воспротивились и в две тысячи девятом году разразилась война. Сознание французского учёного Ксавье Ларуша было перенесено в тело тридцатипятилетнего человека и война разразилась уже через каких-то восемнадцать лет. Второй контактёр был китайцем, также очень старым и когда он вернулся в своё тело сорокалетнего мужчины, то очень быстро стал лидером своей страны и война разразилась уже через одиннадцать лет. Третий, американец, пошел совсем иным путём, он за каких-то двадцать пять лет стал богатейшим человеком планеты, попытался купить всё и вся, но в итоге разразилась просто страшнейшая термоядерная катастрофа. Четвёртый человек был русским. Он сразу же пошел на контакт с КГБ и руководство этой организации хотя и сумело избежать множество ошибок, всё же не сумело переломить ситуацию и потому пусть и в две тысячи восемнадцатом году, но война всё же разразилась. Всего на три года позже, чем в твоей, первой и самой главной реальности вашей планеты. Поэтому у нас Дейром есть повод для грусти, но твой путь кажется нам куда более перспективным. Только потому, что ты не стремишься сам встать у руля и побуждаешь к правильным действиям других людей, обладающих властью и реальной силой.

Покрутив головой, я с горечью сказал:

— Мне очень жаль, друзья мои, что вы оказались запертыми в стальной бочке и вынуждены наблюдать за моими суетными телодвижениями. Вам нужно было сразу же поставить на нас крест и дать нам спокойно перебить друг друга, чтобы после этого Старшие просто почистили этот участок космоса. — всё же я набрался мужества, громко рассмеялся и спросил — Наверное после того, как лажанулись старики, вы решили попробовать, а не получится ли что-либо путёвое у шестнадцатилетнего пацана? Шучу, шучу, друзья мои. Спасибо, что вы рассказали мне об этом. Ну, что же, лично я действительно с самого начала составил совсем иной план и вы полностью правы, не хочу никого побеждать, а собираюсь сначала поставить весь мир на уши своими технологическими подарками и пророчествами, а уже потом хорошенько треснуть всех по башке и вы мне сделали просто шикарный подарок. Скажите, у вас имеется запись всех четырёх катастроф? Хотя я и не смогу её переснять, ничего страшного, кое-что можно будет сделать и средствами мультипликации. Думаю, что я смогу сделать это качественно.

Дейр оживился и воскликнул:

— Да, Борис! Такие записи у нас есть и мы можем их предоставить. В целом мы уже знакомы с твоим планом и Бойл, а он побывал уже в ста сорока семи подобных экспедициях, находит твои действия правильными, хотя и слишком уж иезуитскими, ведь ты порой просто манипулируешь людьми и хотя очень тонко, но всё же жестко шантажируешь их. Ну, и к тому же ты очень безжалостно поступил с тем мужчиной, который хотел заняться сексом с твоей одноклассницей Тоней. Ты ведь фактически убил его, Борис.

Глухо проворчав, я сказал вполголоса:

— Хотя мне и не очень приятно сознаваться в этом, но с куда большим удовольствием я убил бы его самым медленным и мучительным способом. Извините, ребята, но с такими ублюдками я и дальше буду поступать так, как они того заслуживают, хотя и понимаю, что это выглядит некрасиво. Да, что там некрасиво, просто мерзко. Зато я тем самым дал кое-кому понять, что со мной опасно связываться, а это в моём положении тоже неплохо.

На несколько минут после этого установилось напряженное молчание, пока его не прервала Вилиэн:

— Дейр, Борис, как мне кажется, в этом плане имеет куда больший жизненный опыт, чем ты или я, а поэтому давай не будем воспринимать его поступок, как проявление дурных наклонностей.

Её муж всё же вздохнул и сказал:

— Вилиэн, я всё же не думаю, что цель оправдывает средства.

Подняв правую руку, я воскликнул:

— Стоп-стоп, ребята! У меня на тот момент не было никакой иной цели, кроме спасения Тони, а выгнать этого гада из их дома и вообще из нашего города, я мог только таким образом. Вы просто не представляете себе, из какой среды происходил Шнырь, какое место он занимал в воровской иерархии, и какими привилегиями обладал в нашем городе. Не опусти я его, а просто избей хоть до полусмерти, и на меня ополчилась бы вся уголовная шваль нашего города. Нет, друзья мои, я мог действовать только по их же собственным понятиям и раз они не понимают иного языка, то именно на нём я и буду с ними разговаривать впредь.

Сумрачное лицо Дейра несколько прояснилось и он спросил меня, пусть и несколько напряженным тоном:

— Ты хочешь сказать, Борис, что этот человек являлся частью какой-то сложной общественной системы?

— Антиобщественной системы, Дейр, мерзкой, жестокой, до ужаса подлой и очень циничной системы! — воскликнул я — Эти люди делят свой мир на избранных, то есть воров, и быдло, которое они имеют право грабить, избивать, насиловать и убивать, хотя у них и есть свой свод неписанных правил на этот счёт. Тем не менее они даже и не думают о том, что уже только за одно такое мировоззрение их всех нужно изолировать от общества и не перевоспитывать, как думают некоторые идиоты, а попросту уничтожать, если они не поднимут вверх лапы и не взмолятся: — "Начальник, я всё понял, завязываю!" Для них нет ничего святого и они живут по законам самых свирепых хищников и уважают только силу, способную сломать им хребет. Так что нет никакого смысла в том, чтобы их изучать и думать над тем, как можно перевоспитать преступника. Это самые злейшие враги общества, а если враг не сдаётся, его уничтожают. Поверьте, третьего просто не дано и самое главное заключается в том, что Предтечи поступают точно так же.

Дейр ошарашено пробормотал:

— Борис, ты говоришь с такой страстью и искренностью, что мне даже стало не по себе. Пойми, на Тэурии ничего подобного нет и в помине. — рассмеявшись, он насмешливым голосом пояснил — Мы, наверное, в твоём понимании все великолепные бойцы, но это не так. Мы никогда не сражаемся друг с другом, как ты сражался с Игорем. А вот относительно Предтеч ты полностью прав. Они действительно в этом плане очень решительные и бескомпромиссные существа.

Вот тут-то мне и пришла в голову ещё одна шальная мысль, но я решил не форсировать событий и, сославшись на неотложные дела, попросил у Дера и Вилиэн разрешения продолжить разговор позднее.

Глава 5

Щедрый дар Тэурии

Взяв паузу продолжительностью в два дня, я снова вызвал Дейра и Вилиэн на разговор и лишь убедившись в том, что они этому рады, поболтав с полчаса о всяких пустяках, которые также были мне очень интересны, осторожно поинтересовался у тэурийца:

— Дейр, скажи мне, какими знаниями поделились с вами Старпёры и многому ли они вас научили? У вас, как я понял, ещё триста лет назад не было никакой индустрии, одно только простейшее кустарное производство и вы были счастливы, словно дети, в общем жили в самом настоящем Раю. Что вы имеете сейчас?

Мне ответила на этот вопрос Вилиэн:

— Боря, мой муж весьма далёк от техники и вряд ли даст тебе внятный ответ. Знаешь, те несколько сотен небольших заводов, которые имеются на нашей планете, вряд ли можно назвать индустрией и мы по-прежнему предпочитаем выращивать свои дома из дерева, воздействуя на него особым образом. Извини меня за любопытство, но ты хочешь взять что-то из знаний, переданных нами Старшими, на вооружение? Но ведь это самые простые технологии, построенные в основном на использовании биохимических процессов. Ваши технологии на порядок сложнее.

Усмехнувшись, я сказал:

— Сомневаюсь, что они при этом намного эффективнее, Вилия. Поверь, эти старые пройдохи большие доки по части таких высоких технологий, которые нам даже и не снились. Понимаешь, тут вот ведь какая петрушка получается, если они научили им вас, людей страшно далёких от всяческих высоких технологий, и вы способны создавать сверхмощные компьютеры, то значит их знания просто запредельно гениальные. Всё гениальное просто, а простые технологии, поверь, самые надёжные и эффективные.

Вилиэн отрицательно помотала головой и воскликнула:

— Боря, мы так и не научились изготавливать компьютеры, Бойла изготовили в каком-то другом мире. У нас производство не пошло дальше самых простых вещей. Если хочешь, то всегда сможешь запросить информацию у Бойла. Он тебе её предоставит немедленно, если она не будет касаться оружия массового уничтожения и других, ничуть не менее опасных вещей.

От её ответа я опешил настолько, что даже воскликнул:

— Вы контактируете с другими мирами?

— Да, — ответила Вилиэн, — полёты в космосе на гигантские расстояния совершает лишь небольшое число миров, а все остальные используют для этого гиперпространственную телепортацию. Мы народ целителей и потому много путешествуем по гуманоидным, как принято говорить у вас, мирам. Мы были очень удивлены, что ты тоже смог стать целителем. Увы, но очень многие люди не способны понять даже самых элементарных вещей. Лично меня поражает совсем другое, то, с какой быстротой ты достиг очень больших высот в деле изучения "Куэрн тэур-Дэйвана", так мы называем это высокое искусство, и стал куэрном где-то уже пятой, из двенадцати возможных, ступеней развития. Продолжай в том же духе и ты даже сможешь трансформировать своё тело. Летать, как птица, ты не сможешь, но зато научишься плавать под водой, словно рыба, и тебе будет под силу даже изменять свою внешность.

От такого известия я чуть было не подпрыгнул на стуле и восхищённо ахнул:

— То есть стану лицевым танцором-тлелаксу, как это описано в романе Френка Херберта? Вот это здорово! Думаю, что мне такая способность в будущем не раз пригодится. Ребята, вы просто цивилизация гениев! Чёрт побери, как же мне хочется встать перед вами на колени, ведь вы мои учители.

Дейр повернулся в сторону, кивнул и с улыбкой сказал:

— Спасибо, Бойл, я понял. Обязательно прочту. — повернувшись ко мне, он пояснил — Борис, Бойл сделал мне подсказку относительно романа "Дюна" и лицевых танцоров. Да, это вещи одного и того же порядка. Только Вилиэн слишком строга к тебе. Ты уже достиг шестой ступени и скоро станешь мастером "Куэрн тэур-Дэйвана". Спасибо, что ты назвал нас своими учителями. Если ты этого действительно очень хочешь, то я немедленно, уже сегодня стану твоим куэрн-дейваном, учителем и наставником.

Покрутив головой, я прошептал, вежливо кланяясь:

— Куэрн-дейван Дейр, прости, что я кланяюсь тебе сидя в кресле, а не стоя перед тобой на коленях, как это подобает всякому послушному и прилежному ученику. Ты окажешь мне великую честь и я клянусь, что стану передавать знания "Куэрн тэур-Дэйвана" только самым достойным людям, которые никогда не станут использовать их во вред другим людям.

Дейр сложил ладони лодочкой и с поклоном ответил мне:

— Куэрн Борис, я принимаю твою клятву и обещаю, что помогу тебе подняться на двенадцатую, высшую ступень куэрнинга как можно быстрее. Доверяй высшие знания "Куэрн тэур-Дэйвана" только самым достойным людям и закрывай их от плохих людей любым доступным тебе способом. "Куэрн тэур-Дэйван" очень мощное оружие и он должен служить только добру.

Снова поклонившись, я ответил:

— Дейр, даже тогда, когда мне придётся вступить в смертельную схватку, я убью своего противника просто ударом кулака, но не стану применять это величайшее достижение во всей Вселенной во вред хоть кому-либо.

Дейр отнёсся к моим словам с большим уважением и снова поклонился. Поговорив ещё около часа, в основном о том, как и чем живут люди на Тэурии мы попрощались, точнее это я вспомнил о том, что у меня ещё много работы и тут же попросил Бойла дать мне полный список технологий с кратким резюме и уже через несколько минут завопил от радости. Ну, а вопить мне действительно было из-за чего, причём вопить громко и радостно.

С помощью микроорганизмов, которые легко вырастить из обычных дрожжей по уникальной технологии Старших, нефть, природный газ, графит, уголь любого вида и даже горючие сланцы, можно было быстро, буквально в считанные часы, превратить в тонкодисперсную, разбитую на отдельные атомы, аморфную форму углерода и практически в жидкий, но не сжиженный, водород, состоящий из длинных цепочек молекул алканов, содержащих двенадцать атомом углерода и поросших, словно гусеницы, цепочками молекул водорода, чуть ли не в самом обычном эмалированном ведре. Все примеси, содержащиеся в углеводородном сырье, оседали на дне и прочно связывались не слишком большим количеством твёрдой смолы из числа сложных асфальтенов и являлись отличным связующим для изготовления не одного только асфальта, но и многого другого.

В общем если в исходное сырьё — нефть, угольный порошок, любой животный жир или растительное масло, к которым нужно добавить крепкий, предельный раствор обычной поваренной соли, ввести мутировавшие микроорганизмы и, освещая емкость сверху ультрафиолетом, начать продувать природным газом, причём годился любой — пропан, бутан, этилен или метан, происходило самое настоящее чудо — эта смесь превращалась в ярко-розовое водородное топливо, практически негорючее в обычном состоянии, золотисто-рыжий аморфный углерод в виде гранул и фиолетово-коричневую, стекловидную, тугоплавкую смолу. Она тоже являлась уникальным сырьём.

Поначалу текучая, как мёд, асфальтеновая смола быстро густела, а потом твердела, но её можно было раздробить, смешать с небольшим количеством раствора поваренной соли и водородного топлива, а затем нагреть до ста двадцати градусов и превратить в густую жидкость наподобие гипоидной смазки. После этого в неё можно ввести любой наполнитель до нужной густоты и изготавливать из этого состава всё, что угодно. Через шесть часов, если не пропаривать, асфальтеновая смола снова схватывалась и превращалась в прочнейший, водонепроницаемый бетон или асфальтовое покрытие.

Самым интересным и важным качеством этой асфальтеновой смолы было то, что она остекловывала собой любые токсичные вещества и они переставали быть ядовитыми и если учесть, что кроме пламени горелки на неё ничто не действовало, ни кислоты, ни щёлочи ни вода, то в качестве фундаментных блоков, которым не было сносу, отходы могли храниться тысячелетиями не причиняя никакого вреда окружающей природе. Ещё более удивительными свойствами обладало водородное топливо, похожее по своей консистенции на густое моторное масло. Если его начать нагревать в серебряном бачке-испарителе, то уже при температуре в восемьдесят семь градусов оно превращалось в водород и пары алкана, который, при сгорании в цилиндре двигателя внутреннего сгорания, превращался в чистейший углекислый газ и пары воды. Это было идеальное топливо, ведь выброс углекислого газа, который тоже относится к числу парниковых, составлял всего три процента.

Однако, самый большой трепет я испытал, когда стал читать, что представляет из себя аморфный углерод с небольшой, связующей примесью водородного топлива. Первоначально он похож на икру минтая, только куда более яркого и красивого цвета, но с каждым часом его икринки всё увеличиваются и увеличиваются, достигая размера баскетбольного мяча, но стоит вставить в ёмкость с аморфным углеродом высокочастотный вибратор, как он очень быстро превращается в очень густую, золотисто-рыжую, тонкодисперсную пасту, а дальше начинаются сплошные чудеса.

Если поместить эту пасту в экструдер и начать выдавливать из него через тончайшие фильеры при температуре в девяносто градусов нить и обдувать её воздухом или паром, имеющими температуру в сто шестьдесят градусов, то она мало того, что будет очень гибкой, так ещё и обретёт прочность намного выше, чем кевларовая или обычная углеродная нить. Из такой нити можно ткать ткани любой толщины и их прочность будет просто феноменальной, но окрашивать поликарбоновую нить нужно только термостойкими анилиновыми красителями во время закаливания паром, предварительно пропустив через кипящий раствор красителя. Из таких тканей можно было даже шить верхнюю одежду.

Из пасты же можно формовать под небольшим давлением практически любые изделия и, нагревая их прямо в форме до температуры не свыше ста градусов, то есть просто опуская их в кипящую воду. После этого полученную деталь, имеющую прочность бериллиевой бронзы, можно было обрабатывать различным инструментом, шлифовать, полировать, притирать и подгонять с микронной точностью. Сваривать вместе детали было нельзя, но их можно было склеивать между собой и в крутом кипятке они схватывались намертво, образуя монолит.

Самое удивительное начиналось потом, когда готовое изделие, например блок двигателя внутреннего сгорания, ставили в муфельную печь и нагревали до определённой температуры с шагом в двадцать пять градусов. Так при прокалке в муфельной печи, нагретой до ста пятидесяти градусов, изделие из поликарбона почти не меняло цвета и лишь становилось ярче. Его прочность резко увеличивалась и уже превосходила лучшие сорта закалённой стали, но с повышением температуры прокалки поликарбон становился сначала светлее, затем начинал краснеть и при температуре в шестьсот градусов становился золотисто-алым, затем тёмно-багровым, красновато-фиолетовым и затем, при температуре в шестьсот семьдесят пять градусов — соломенно-желтым, а при температуре в семьсот градусов поликарбон превращался в совершенно прозрачный лонсдейлит, окрашенный в цвета от золотисто-желтого через зелёный до нежно сиреневого.

Да, вот уж никогда не мог подумать, что на машину можно будет поставить стекло, изготовленное из прочнейшего алмаза. Это же просто очуметь можно. Самое же удивительно заключалось в том, что те микроорганизмы, которые можно вырастить на любой кухне из обычных пекарских дрожжей, вместо угольной пыли, приготовленной из лучших сортов антрацита, способны сожрать и измельчить на атомы углерода также обугленный торф, траву, щепки, древесину и всю прочую органику.

Такой штамм дрожжевых бактерий обладал ещё одним удивительным свойством. Эти малышки питались энергией межмолекулярных связей и были энергофагами, а потому ёмкость того биореактора, в котором происходило превращение чёрно-бурой жижи в водородное топливо, поликарбон и асфальтеновую смолу, нужно было изготавливать из диэлектрика. Она представляла из себя мощную аккумуляторную батарею, от которой нужно было отбирать электроэнергию, запитывая различные энергетические установки. Сам поликарбон был между прочим диэлектриком, причём имел чрезвычайно низкую теплопроводность и газопроницаемость. Как раз из него-то и следовало изготавливать биореакторы объёмом на три с половиной кубометра, похожие на кастрюли-скороварки.

Прочитав все те материалы, которые закачал на мой комп Бойл, я невольно задумался. Технология производства поликарбона и лонсдейлита, безопасного и практически негорючего при температуре до восьмидесяти градусов водородного топлива и асфальтеновой смолы превосходила все остальное технологии по своей эффективности в десятки раз. Вдобавок ко всему я теперь мог построить сверхмощный, экономичный и многофункциональный роторно-лопастной двигатель совершенно невообразимой конструкции. То есть простой до безобразия и просто неубиваемый. Ну, его я сразу же решил оставить про запас. Моим первым желанием было немедленно приступить к работе, но я взял сам себя за горло и заставил не спешить. Правда, я немедленно позвонил Георгию Ивановичу и попросил его принять меня завтра утром сразу же, как только он явится на работу. После этого я задал Бойлу весьма нахальный вопрос:

— Бойл, ты можешь оказать мне ещё одну услугу?

На экране немедленно появилась надпись — Да. Что тебе нужно, Борис, поставь передо мной задачу и я её выполню.

Кивнув, я поблагодарил его:

— Спасибо, Бойл. Найди мне всё то оборудование, которое производилось в Советском Союзе в семидесятом году, которое понадобится для строительства завода по производства поликарбона. Оно должно быть компактным, чтобы его можно было перевезти в наш город автотранспортом и транспортной авиацией. Ещё я попрошу тебя спроектировать такой завод.

Спустя две секунды Бойл ответил:

— Готово, Борис, открой папку "Поликарбон". Мне понравилось, как ты назвал этот конструкционный материал. Думаю, что это название быстро приживётся в вашем мире.

После этого я превратился в сидячий принтер и графопостроитель в одном флаконе. Видимо по просьбе Дейра и Вилиэн Бойл решил избавить меня от необходимости шариться по всему Интернету и прочим компьютерам. Жаль только, что только я, Ира и мама могли считывать эту информацию со своего домашнего компьютера. Зато с того момента Бойл не только разыскивал для меня всё, что требовалось, но ещё и делал все технические расчёты. Я приладил к столу лист толстого стекла и когда мне нужно было что-то срисовывать, то просто брал лист карандашной кальки и остро-заточенным карандашом марки "Т" просто переводил всё с экрана монитора, а он у меня был большим, целых восемьдесят шесть сантиметров по диагонали.

О даре тэурийцев я рассказал только моей королеве, когда она с мамой и нашими гостями вернулась домой. В тот вечер я работал до трёх часов ночи, как одержимый, и потому успел изготовить не только эскизный проект нового завода, а точнее проект модернизации нашего нефтеперегонного завода, но и распечатать заявку на поставку оборудования. Именно её я и отвёз утром Георгию Ивановичу и попросил его обеспечить доставку за две недели.

Едва вернувшись домой, я вручил ключи от "Волги" деду Вене и отправил его и Олю к деду Лёше, а сам, велев всем надеть тренировочные костюмы, загнал наверх своих домашних, отец к этому времени уже вернулся с работы, вызвал Дейра, на этот раз мне даже не понадобилось садиться за стол, его проекция просто появилась передо мной, и поставил перед ним сложную задачу — научить нас искусству изменять свою внешность всего за десять дней, объяснив это тем, что наступила пора решительных действий.

Тот сначала схватился за голову, но потом рассмеялся и сказал, что в принципе это возможно, но заниматься нам придётся по двенадцать часов и мы будем выматываться полностью. Ну, не знаю, как мои родители, а мы с Ирой после этого ещё занимались любовью и я часа по три стучал по клавишам, причём с совершенно пулемётной скоростью, готовя материалы для Андропова. Трое моих новых учеников наблюдали за нами все эти десять дней, а Оля ещё и готовила для нас завтраки и ужины. Перерывов на обед мы не делали, на это у на просто не хватало времени.

Из-за этого отцу пришлось уволиться с работы, а маме временно перестать шить и, вообще, мы все готовились к тому, чтобы внезапно исчезнуть, если мои дела в Москве не пойдут так, как мне того требовалось для выполнения своей миссии. Компромиссы были допустимы в отношениях между США и СССР, СССР и Китаем, а также между Пакистаном и Индией и любыми другими странами, но только не между мною и Андроповым, Брежневым и всеми остальными жителями нашей планеты.

Они должны либо построить на Земле нормальное общество, в котором не будет места войнам, нищете, голоду и взаимной ненависти, либо погибнут и на этот раз уже в последний раз. Хотя Дейр и Вилиэн пришли от моих слов в ужас, я попросту приказал Бойлу, вернувшись в их настоящее из прошлого, поставить жирный крест на этой жалкой, ничтожной планетке Земля, населённой такими тупыми и злобными идиотами, которые не хотят ничего понимать и думают только о своих собственных амбициях не считаясь больше ни с чем. Как говорилось в одном мудром еврейском анекдоте, лучше ужасный конец, чем бесконечный ужас, а потому, с перепуга, мы действительно стали за десять дней неплохими лицевыми танцорами и могли изменять свою внешность до полной неузнаваемости всего за каких-то двадцать минут.

Ещё мы стали за это время мастерами "Куэрн тэур-Дэйвана" восьмой ступени. Теперь для меня поймать пулю зубами было парой пустяков, как и убить человека одним лёгким движением руки. Да, куэрны-мастера это очень крутые ребята, да, только вот куэрнинг это философия мира, добра и гармонии, но ведь кого угодно, даже ангела, при желании, можно довести до бешенства. Поэтому я и сказал нашему учителю напоследок:

— Дейр, я отправляюсь в Москву и вы все вскоре узнаете, стоит ли нам работать дальше или мне проще пустить пулю в висок, а вам вернуться домой и гори оно всё синим пламенем. Поймите меня, друзья и мои лучшие учителя, другого просто не дано.

На следующий день, а это было восьмого января, мы начали разбегаться из дома. Первым умчался по делам отец, прихватив с собой большой баул с вещами и деньги. Потом ушли мама с моей королевой, одевшись простенько и неброско. Перед выходом мама сказала, чтобы я сходил к соседке за куриными яйцами, которые та принесла для нас с птицекомбината. В общем через полчаса, не прощаясь с дедом Веней и Олей, за яйцами же иду, я вышел из дома, заскочил к Жорке, взял в его сарае заранее принесённую туда дорожную сумку, изменил внешность, переоделся и ушел через огород на соседний участок, вышел на другой улице, поймал такси и поехал в аэропорт. Мои родители и Ира в это время уже осваивались на съёмной квартире.

Перед посадкой в самолёт я позвонил домой и сказал деду Вене, что лечу в Москву для очень важного разговора и могу не вернуться оттуда. Ещё я сказал ему, что без меня выше четвёртой ступени в искусстве "Куэрн тэур-Дэйвана" никому из них не подняться, а это уровень деревенских лекарей весьма, но не настоящих целителей и повесил трубку. Не думаю, что в красномордом, горбоносом мужике лет сорока с грубыми чертами лица, толстыми губами и оттопыренными мясистыми ушами можно узнать мальчика Борю. Вот только лицо от этих экзерсисов горело огнём и с непривычки болело.

В Москву я прибыл в половине первого дня, позёвывая спустился по траппу и сел в автобус. Как и все пассажиры, я получил свой багаж, туго набитую дорожную сумку, сел в автобус и поехал в Москву. В принципе я заметил в толпе нескольких мужчин, которых можно было принять за кэгэбэшников, но они оказались встречающими, хотя как знать, кем эти дядьки были на самом деле. Приехав в Москву, я мигом растворился в большом городе, слегка припорошенном снегом, переоделся в первом же общественном туалете, сменил внешность на более привычную и отправился на три вокзала.

Заложив сумку в ячейку автоматической камеры хранения на Казанском вокзале, с чёрным стареньким портфелем в руках я отправился на Павелецкий, оставил в автоматической камере хранения закладку, доехал по Кольцевой линии до Курского вокзала и уже от него пошел пешком на Садово-Черногрязскую улицу и там, во дворах, нашел трансформаторную будку. Вскрыв отвёрткой и куском проволоки дверь в комнату, занимаемую ремонтной службой телефонного узла связи, я похитил оттуда специальную телефонную трубку с крокодильчиками на конце телефонного шнура. С нею я направился в Сокольники и там нашел нужный мне распределительный телефонный щит, который тоже находился в комнатушке старого дома, оттуда я и позвонил в приёмную Андропова. Трубку поднял мужчина и сказал:

— Слушаю вас.

— Соедините меня с вашим начальником, — проворчал я вполголоса, — скажите, что на связь вышел Оракул.

Минуты полторы в трубке ничего не было слышно, а потом чей-то мягкий, доброжелательный голос спросил:

— Вы тот самый Оракул, который имеет прямое отношение к очень важным предсказаниям?

— Да, он самый. — со вздохом облегчения сказал я и добавил — Если вы действительно тот самый начальник, внук Карла Францевича, который пишет стихи. Как мне вас называть?

Послышался негромкий смешок и вопрос:

— Боря, ты хочешь, чтобы я прочитал тебе какое-то своё стихотворение или поверишь мне на слово, что я именно тот самый Юрий Владимирович, который тебе нужен? Почему ты решился выйти со мной на связь? Произошло что-то очень важное? Не томи, а то после твоего исчезновения я и так уже начал нервничать.

У меня из груди невольно вырвался тягостный вздох и я невесёлым голосом признался:

— Да, Юрий Владимирович. Недавно я узнал от Дейра Сайэрна и его жены Вилиэн Сайэрнир с планеты Тэурия, что они являются уже пятой парой контактёров и что наша планета четыре раза погибала из-за того, что все те вздорные и злобные людишки, которые её населяют, в своём стремлении победить всех своих врагов, доходили до самоубийства и развязывали термоядерную войну. Увы, но она заканчивалась вовсе не победой. Древние и невероятно могущественные существа, которые породили не только нас, но и тысячи других цивилизаций разумных существ, почти ничем не отличающихся от биологического вида Homo Sapiens, четыре раза взрывали наше солнце и в результате через несколько часов оно превращалось в чёрную дыру и та засасывала в себя все планеты и весь тот космический мусор, который остался после нас. Помимо этого я получил от Тэурии такие знания, которые ни в коем случае не должны послужить делу создания новейшей военной техники, зато они позволяют создавать практически вечные машины. Всё это заставило меня самым основательным образом поменять все мои прежние планы. Юрий Владимирович, мне нужно согласовать с вами план дальнейших действий и заручиться вашей полной и безоговорочной поддержкой. Своим родителям и жене я сказал, чтобы они, в том случае, если я не вернусь из Москвы, устраивались как-нибудь в жизни и дождались гибели планеты или уходили из неё раньше. Если вы откажетесь от моего плана, то я покончу жизнь самоубийством и искусственный разум, сверхмощный компьютер по имени Бойл, немедленно вернётся из вашего настоящего, а моего и моих друзей Дейра и Вилиэн прошлого, в их собственное настоящее и шестой попытки уже не будет. Так ведь тэурийцам будут до бесконечности мучиться с нами и я вам честно скажу, что не знаю, стоим ли мы этого. Четверо мужчин и четыре женщины уже перенесли чудовищной силы шок, наблюдая, как Человечество планеты Земля с разной скоростью шло к неизбежной гибели. Дейр и Вилиэн этого не увидят, а без меня вы все и ваши преемники точно приведёте планету к чудовищной катастрофе потому, что каждая из противоборствующих сторон думает только об окончательной победе и поэтому ни к чему, кроме войны, не готовится. Наступил семьдесят первый год, Юрий Владимирович, год максимального расцвета Советского Союза и момента достижения нашей страной такой военной мощи, выше которой мы уже никогда не поднимемся. Если сейчас отдать такой приказ нашей армии, то мы за месяц сможем раскатать траками советских танков в тонкий блин всю Западную Европу, включая Великобританию, но тогда нам на голову посыплются атомные бомбы и боеголовки ракет, после чего солнце будет взорвано. Может быть хватит готовиться к войне и начать ковать мир? Начало этому процессу может положить только Советский Союз, но для этого КПСС должна коренным образом изменить свою даже не внешнюю, а внутреннюю политику. Если этого не сделать, то Запад, у которого не то что рыло в пуху, а лапы по локоть в крови, будет смотреть на нас, как на самого главного своего врага. Вы самый информированный в стране человек, Юрий Владимирович, и вы уже знаете, что я могу исцелить вас, Леонида Ильича и множество других людей в считанные часы. Так может быть пора начать вместе делать то, ради чего Дейр, Вилиэн, Бойл, а вместе с ними Тэурия и Звёздный Союз нескольких сотен галактик, а это многие сотни тысяч планет, живущих в мире, послали меня в прошлое. Признаюсь честно, Юрий Владимирович, я испытал настоящий шок, узнав, что мы сами себя уничтожили четыре раза, после чего Предтечи, вероятно в гневе, просто добили нас. Правда, я очень быстро взял себя в руки и приступил к работе, ведь у нас есть масса времени, чтобы всё исправить и не дать Человечеству погибнуть.

Я замолчал. Андропов тоже молчал минуты три, а потом глухим, надтреснутым голосом спросил меня:

— Ты можешь привести мне хоть какие-то несколько более убедительные доказательства, чем просто твои слова, Борис?

— Могу, — негромко проворчал я, — на Павелецком вокзале я оставил закладку. В той папке, которую я оставил в автоматической камере хранения, находится шестьдесят семь страниц машинописного текста и двадцать пять рисунков тушью, слегка подкрашенных цветными карандашами. Я просто перевёл на кальку с экрана монитора моего компьютера, который был у меня в две тысячи пятнадцатом году, самые яркие и что уж там греха таить, самые жуткие изображения всех четырёх эпизодов уже произошедшего однажды самоуничтожения. Возьмите их и внимательно изучите. У меня действительно есть способ, как это всё доказать вам довольно наглядным образом. Думаю, что вы согласитесь с тем, что никаких других доказательств я действительно не смогу вам привести. Послезавтра я позвоню в час дня и вы скажете, куда я должен приехать. Там мы и продолжим разговор, Юрий Владимирович, я только хочу вам сказать, что в какую бы смирительную рубашку меня не засовывали, какими наркотиками не нашпиговывали, для того, чтобы уйти из жизни мне понадобится всего пять секунд и никакая медицина меня с того света не вытащит. Или мы вместе работаем или я ухожу из жизни, а вы все оставайтесь при своих интересах. Думаю, что с тем трактатом, который я передал генералу Гирину, вы смогли бы прожить лет до двухсот восьмидесяти, если не больше, ни на что не жалуясь. В моей последней закладке вы найдёте инструкцию и если нам повезёт, то вы получите исчерпывающие доказательства. Больших, увы, я не смогу вам предоставитью

Я назвал номер ячейки и Андропов повеселевшим голосом постарался успокоить меня, сказав:

— Борис, если ты сможешь привести мне убедительные доказательства, то тогда мы начнём работать с тобой уже совсем по-другому. Не знаю ещё как, но мы не допустим гибели миллиардов людей на нашей планете. Буду с нетерпением ждать твоего звонка, посланец из будущего.

Попрощавшись с Андроповым, я отсоединил шнур трубки, положил её в портфель и покинул комнатушку. Если меня кто и видел, то не особенно волновался, всё равно свой следующий звонок я сделаю из другого места. После разговора с председателем КГБ, я вернул телефонную трубку туда, откуда её спёр, перевёз свой баул с Казанского вокзала на Курский, послонялся до вечера по городу, плотно поужинал в ресторане "Прага" и снова отправился на Курский вокзал, где взял билет на ночной поезд, идущий до Орла, и поспал уже в поезде, в купе спального вагона.

Весь день я гулял по Орлу, а ночью поехал в обратный путь, чтобы по возвращению в Москву взять вещи, заселиться с утра пораньше в гостиницу "Россия", принять в ней душ, погладить костюм и отправиться на встречу с Андроповым.

Глава 6

Встреча с Андроповым

Ему я позвонил из вестибюля гостиницы и мне было велено ехать на улицу Горького, на конспиративную квартиру. Терять мне всё равно было нечего, а потому я сел в первое же такси, которое увидел, и назвал водителю адрес. Через четверть часа я уже входил в подъезд, а ещё через несколько минут поднялся на лифте на седьмой этаж и позвонил в дверь. В просторной прихожей конспиративной квартиры меня ждал Юрий Владимирович, довольно взволнованный, и двое офицеров КГБ, его телохранители.

Ещё в прихожей, с монументальной дубовой стенкой с вешалкой сталинской эпохи, стояла красивая, высокая женщина не старше тридцати лет, одетая в наглаженную военную форму, с темно-серебристыми погонами с двумя васильковыми просветами и весёленькой, посеребрённой звёздочкой майора на плечах. Хотя я и не рассматривал её в упор, мне даже после беглого взгляда, который я бросил на неё, понравились стройные ножки, затянутые чёрными капроновыми чулочками. Это либо говорило о её гиперженственности, либо о том, что Андропову было известно даже то, что я купил для Ирочки у знакомого фарцовщика шесть пар импортных капроновых чулок и три пары были как раз чёрными, со швом и высокой, узкой пяточкой. Это было не спроста. Не думаю, что о нашем семейном секрете кто-то узнал, но мне будет куда приятнее, если со мной рядом станет сидеть чуть ли не сутками напролёт эта высокая, сексапильная, русоволосая красотка, которая, при виде меня, смущённо опустила глаза долу, чем какая-то мымра. В смущение девушки я не очень-то поверил. Коротко кивнув, я вежливо поздоровался с председателем КГБ и представился:

— Здравствуйте, Юрий Владимирович, я Оракул. — после чего бодро сказал с улыбкой — Здравствуйте, товарищи офицеры, я безоружен, но не стану возражать, если вы меня обыщете.

Медленно, не делая резких движений, я сначала расстегнул на куртке молнию, потом так же медленно снял её и повесил на вешалку. Затем снял ондатровую шапку, положил её на верхнюю полку и снял с себя ещё и пиджак. Один из офицеров, капитан, приблизился ко мне и быстро обыскал, после чего ощупал карманы моего пиджака, достал из него бумажник с деньгами и документами и положил его на высокий маленький столик рядом с чёрным, бакелитовым телефоном времён Дмитрия Донского, и молча протянул мне пиджак. Только после того, как я снова оделся и капитан встал за моей спиной, майор пропустил меня к Андропову, которого прикрывал собой. Юрий Владимирович шагнул ко мне, пожал руку и сказал, улыбнувшись:

— Так вот ты какой, Оракул. Пройдём в кабинет. Майор Володина, пройдёмте с нами, а вы, товарищи офицеры, расслабьтесь. Поверьте, Оракул гораздо опаснее, чем вы себе это представляете, но он не представляет для нас совершенно никакой угрозы. Так ведь, Борис? О, простите, Борис Викторович.

— Так точно, Юрий Владимирович, ни для вас, ни для кого-либо ещё в Советском Союзе, за исключением тех мерзавцев, которым давно уже светит высшая мера наказания, я действительно не представляю никакой опасности.

Юрий Владимирович вошел в просторный, красиво обставленный кабинет с большим, двухтумбовым письменным столом, стоявшим возле зашторенного окна, а перед ним два удобных стула. Я пропустил вперёд майора Володину и чуть было не облизнулся, как кот при виде плошки со сметаной, увидев чёрные швы, делившие её стройные ножки надвое, вошел в кабинет сам, после чего её коллеги закрыли за мной тяжелую, дубовую филёнчатую дверь. Чуть поодаль от письменного стола, на котором лежали бумага, карандаши и прочие художественные принадлежности, ближе к центру кабинета стояло уютное кресло, а рядом с ним журнальный столик. На нём стоял китайский термос, чашка с блюдцем и лежала красная папка из моей последней закладки. Андропов сел в кресло и вежливо задал майору Володиной вопрос:

— Наталья Гавриловна, вы готовы выполнить моё поручение?

Молодая женщина решительно ответила:

— Да, Юрий Владимирович, готова.

Андропов кивнул и снова спросил:

— Какие чувства вы испытываете к Оракулу? Вы верите в него? Какие чувства вы испытываете к нему?

Девушка пылко ответила:

— Юрий Владимирович, хотя я и не набожная старушка, Борис Викторович для меня всё равно, что ангел, спустившийся с небес. Я верю каждому его слову и надеюсь, что он спасёт всё Человечество от гибели, а для меня это прежде всего моя дочь.

Андропов улыбнулся и сказал теперь уже мне:

— Борис Викторович, майор Володина чуть ли не с первых дней знает, что в нашей стране появился Оракул, от которого пользы даже больше, чем от всей нашей службы внешней разведки. Она эксперт по изобразительному искусству и очень хорошая художница, но если Наташа не сможет увидеть то же самое, что видели ваша мама и ваша супруга, то нам придётся поломать голову, как подобрать вам, как ретранслятору, другую женщину, которая сможет принять отраженный вами пси-сигнал. Мужчины, насколько я это понял из вашей инструкции, для этой цели совершенно не годятся. — повернувшись к майору Володиной, Андропов кивнул — Хорошо, Наташа, тогда пройдите к столу и подготовьтесь к просмотру материалов и, возможно, очень важной беседе, в которой вам предстоит выступить в роли связующего звена. — Юрий Владимирович озабоченно спросил — Неужели отраженный сигнал может принять только женщина, Борис Викторович? Жаль, что на Тэурии не смогли придумать ничего другого? Какого-нибудь радио.

Я развёл руками, сел на стул и ответил:

— Юрий Владимирович, пять с половиной тысяч световых лет. Именно такое расстояние разделяет нашу Землю и Теэурию. Теурийцы наблюдают за нами находясь внутри шара стадвадцатиметрового диаметра. Это генератор излучает пси-волны и некоторые из людей, а они точно такие же люди, как и мы, способны его воспринимать. В две тысячи пятнадцатом году на Земле нашлось всего чуть более трёх с половиной тысяч человек, способных к восприятию этого излучения. Увы, но реальных контактёров нашлось и того меньше, всего сто сорок девять человек. Поверьте, если бы они выбрали в качестве контактёра некоторых жителей Южной Америки, Австралии, Африки и островов Тихого океана, то из этого ничего не получилось бы. Самое простой вариант, работать с тем контактёром, который привык пользоваться компьютером и делает это ежедневно. Знаете, даже Вилиэн, когда хочет увидеть меня в реальном виде, а не в записи, считанного с мозга её мужа специальным сканером изображения, вынуждена садиться рядом с Дейром и принимать уже его отраженный сигнал. А для этого нужно, чтобы женщина чуть-ли не боготворила того, кто ретранслирует ей пси-сигнал. Именно такими женщинами являются моя королева и мама. Вот потому-то на Тэурии для этой работы и отбирают молодые супружеские пары, так как женщины пожилого возраста, увы, на уже не способны кого-то боготворить, хотя для этого мира и не существует такого понятия, как пожилой возраст. И Дейр, и я, мы всего лишь антенны для Бойла. Поэтому Дейр проводит сидя в кресле с открытыми глазами порой по восемнадцать часов подряд, но он куэрн двенадцатого уровня и ему это ничего не стоит. Иногда рядом с ним сидит Вилиэн и тогда Бойл видит наш мир ещё и её глазами. Мне, в принципе, тоже не составит большого труда работать по двенадцать часов подряд, ведь у меня уже восьмая ступень постижения самого великого искусства во Вселенной "Куэрн тэур-Дэйвана" и я умею полностью контролировать своё тело. В принципе теперь всё зависит только от того, насколько сильно майор Володина уважает и ценит меня, а большего нам и не требуется. Хорошо, конечно, если бы она ещё и восхищалась мною, как моя мама. Сигнал ведь передаётся непосредственно в мозг и отражается, как бы преобразованным, и потому для того, чтобы женщина могла видеть то же самое, что вижу я, она вовсе не обязана любить меня. Вполне хватит всего лишь очень большого уважения, но восхищение всё же надёжнее. Знаю, мною трудно восхищаться, но я такой, какой есть.

Не знаю, удовлетворили мои объяснения Андропова, но зато Наташа с улыбкой сказала:

— Борис Викторович, я действительно восхищаюсь вами.

Кивнув, я прошел к письменному столу, сел на стул и положил руки на столешницу, обтянутую зелёным сукном. Передо мной, как всегда, появился мой кабинет, хотя теперь я мог видеть Дейра где угодно, как и он меня. Майор Володина села справа от меня так близко, что мы соприкоснулись не только плечами, но ещё и бёдрами. Почти сразу она воскликнула:

— Юрий Владимирович, я вижу перед собой что-то, кажется совсем другой письменный стол, но изображение очень размытое.

Я озабочено спросил:

— Дейр, что-то связь барахлит, что нам делать?

— Что именно не так? — ничуть не менее озабочено спросил Дейр — Пойми, Боря, пси-связь или есть, или её нет. Она не может барахлить.

Наташа тут же сказала Андропову, что она очень ясно и отчётливо слышит Дейра, но изображение по прежнему размыто и тогда я, почесав затылок, стал её настраивать, точнее просто взял и обнял Наташу за плечо, отчего на тут же радостно воскликнула:

— Юрий Владимирович, я отчётливо и ясно вижу перед собой просторный кабинет, ярко освещённый утренним солнцем. В нём стоит очень странная на вид, но красивая мебель, прямо перед собой я вижу большой и тоже весьма странный стол, а на нём огромный, широкий и плоский чёрный телевизор с надписью "Сони" наверху. Он включён и я вижу на нём какую-то непонятную заставку. Ещё я вижу на столе чёрную доску с клавишами, а рядом с ней небольшое овальное устройство на серебристой подложке. За столом, метрах в четырёх от него, я вижу большое не зашторенное окно, а за окном Москва-реку и парк Горького с распустившейся зеленью...

Облегчённо вздохнув, я сказал:

— Наташа, вы видите перед собой мой домашний кабинет в Москве две тысячи пятнадцатого года. На столе стоит новейший компьютер того времени, но даже не в нём всё дело. Другой компьютер, в миллионы раз более мощный и потому обладающий независимым интеллектом, Бойл, используя моего друга Дейра Сайэрна с планеты Тэурия, просканировал все компьютеры Земли того времени и считал с них всю информацию. Теперь она вся, до последнего байта, доступна мне, но я уже не просеиваю огромные массивы информации с помощью специальной поисковой программы своего компьютера. С тех пор, как Дейр и его супруга Вилиэн стали вместе с Бойлом моими друзьями, старина Бо по моей просьбе сам отыскивает всё, что я попрошу у него, за считанные секунды и делает эту информацию доступной мне. Наташа, я уже пятый землянин, с которым тэурийцы вступили в контакт потому, что на нашей планете после две тысячи пятнадцатого года разразилась термоядерная война. Все четыре попытки отправить контактёра в своё собственное прошлое оказались неудачными. Бойл наблюдал за этим вместе с четырьмя тэурийскими супружескими парами. Эти несчастные мужчины и женщины, прожившие внутри огромного стального шара много лет, испытали просто страшное потрясение и мне их искренне жаль, а вот себя и всех землян мне не жаль ничуточки. Мы ведь сами устроили эти самоубийственные войны, но самое страшное заключается в том, что Предтечи, те, кто нас породил, после этого взорвали наше солнце и на этом месте в космосе образовалась чёрная дыра. Сейчас вы просмотрите четыре десятиминутных ролика и будете должны рассказать о том, что увидите, Юрию Владимировичу. Постарайтесь отнестись к этому, как можно спокойнее, ведь это была другая реальность и мы можем всё исправить.

Поскольку своей правой рукой я обнимал Наташу за плечо, то мне пришлось объяснить девушке, как пользоваться компьютерной мышкой и она сама вошла в проводник и открыл первый из нужных мне видеофайлов. На экране сразу появилась зимняя, заснеженная Москва, вид с Воробьёвых гор и даже немного повыше, ведь в кадре была видна вся смотровая площадка. Было отчётливо видно, что на ней находится несколько десятков людей, которые смотрят на Москва-реку и город, раскинувшийся за ней. А ещё было слышно, как гид рассказывает туристам о Москве. Затем сразу у нескольких человек заиграли в карманах мобильники и один мужчина, взявший телефон в руку одним из первых, громко воскликнул:

— Что? Какая ещё война, Димка? Ядерная? На Москву летят американские ракеты? Да, ты с ума сошел, быть этого не может! Что? — после чего саданул телефон об асфальт и завопил — Ребята, **здец! Сейчас сгорим к **ене свет матери! Эти

* * *

дские американские ракеты уже на подлёте!

Вместе с ним громко закричали остальные люди, а вслед за этим километрах в пяти, примерно над станцией метро "Спортивная" взорвалась ядерная боеголовка и все люди на смотровой площадке вспыхнули и практически мгновенно сгорели. На Москву в то зимнее утро упало семь термоядерных боеголовок мощностью от трёх до пяти мегатонн, а всего было уничтожено сто семнадцать крупных, промышленных городов, но ракеты были нацелены не только на них, но и на многие сельскохозяйственные региона, а также на нефтепромыслы. Майор Володина, буквально оцепенев от ужаса, рассказывала о том, что она видела на экране, дрожащим голосом и когда видеоролик закончился умолкла, Андропов резким, взволнованным голосом сказал:

— Всё, Борис, хватит. Не нужно показывать Наташе остальных фильмов. Ты и так всё слишком хорошо срисовал со своего компьютера. Давай не будем мучить Наташеньку и вместо этих ужасов лучше перейдём к чему-нибудь другому.

Я откликнулся:

— Совершенно с вами согласен, Юрий Владимирович, но всё же прошу вас учесть, что сейчас мы находимся в совершенно другой реальности и до подобного рода трагедии ещё далеко. Я предлагаю отложить мой компьютер в сторону и совершить прогулку по той станции, на которой находятся наши друзья с Тэурии — Дейр и его супруга Вилиэн. Она построена в космосе и летит по орбите вокруг солнца этого мира, но наружу мы не сможем выглянуть, хотя для них это прошлое и наше настоящее, станция находится внутри какого-то энергетического кокона и Дейр может наблюдать только за нашей планетой по специально проложенному психокинетическому каналу. Зато он способен заглянуть куда угодно, но только в каждую текущую минуту. Бойл, используя Дейра, как антенну, в моё время считал практически всю информацию с компьютеров, даже с неработающих. Сейчас он может легко считать информацию с работающих компьютеров настоящего времени и любых, даже самых хорошо защищённых магнитных носителей информации. Увы, но перфокарты и перфоленты для него недоступны, если их не находятся в работе.

Юрий Владимирович согласился:

— Хорошо, Борис, сделай небольшую прогулку, а потом дай мне возможность пообщаться с Дейром и Вилиэн, а сам помолчи. Можешь не волноваться, я не стану задавать неудобных вопросов личного характера, но мне хочется услышать о некоторых очень важных для меня вещах не от тебя.

— Как вам будет угодно, Юрий Владимирович, — согласился я и попросил, — Дейр, скажи Бойлу, чтобы он усилил мощность, как только вы будете готовы принять гостей.

В свою очередь я сказал:

— Наташа, ты видела ту реальность, которая осталась далеко в прошлом и никогда не повторится. Хотя другие три тоже закончились кошмаром, они так же остались в далёком прошлом, а мы сейчас находимся в совершенно иной реальности и меня направили в твоё настоящее для того, чтобы ничего подобного не произошло. Поэтом забудь про это и больше не думай об увиденном. — И тут же громко и весело воскликнул — Вилиэн, Дейр, рад вас видеть. Познакомьтесь, это Наталья Володина, она майор комитета госбезопасности, но вам ведь это всё равно ни о чём не говорит. У вас же даже милиции нет, не говоря уже об армии, которая вам никогда не была нужна, из-за чего я вам очень завидую.

Увидев Дейра и Вилиэн, сидевшей рядом друг с другом, Наташа первым делом доложила своему начальству:

— Юрий Владимирович, хотя это и звучит невероятно, но стол передо мной исчез, как и зашторенное окно и я, словно бы сижу в большом, ярко освещённом круглом зале с нежно светящимися и переливающимися неяркими, пастельными красками стенами. Вдоль них стоят какие-то стойки с аппаратурой, на ней мигают разноцветные лампочки, но самое удивительное, что напротив меня парит в воздухе большой диван, в котором сидит Дейр, а рядом с ним Вилиэн, они очень похожи на нас, Юрий Владимирович...

— Наташа, лучше поздоровайся с нашими друзьями. — весёлым голосом сказал Андропов — А то как-то неудобно получается, ведь они тоже тебя видят и слышат, а ты рассказываешь мне о них. Скажи нашим друзьям, что я счастлив приветствовать их.

Дейр первый поприветствовал майора КГБ:

— Наташа, я рад приветствовать вас на нашей станции. Это её наблюдательный пост, а те стойки, которые вы видите, консоли нашего друга и помощника Бойла. Позвольте представить вам мою супругу Вилиэн. Мы оба ещё довольно молоды и по земным годам Вилиэн двадцать девять лет, а мне тридцать шесть. Сейчас мы отправимся в оранжерею нашей станции и там поговорим с вашей помощью с Юрием Владимировичем. Увы, но далеко не на все его вопросы мы сможем ответить.

По пути следования в оранжерею Наташа подробно докладывала, что она видит, а через пять-шесть минут Андропов стал задавать через неё вопросы о том, как устроен Звёздный Союз и что даст Земле вхождение в него. Дейр сразу же сказал, что нашей планете будет оказана любая запрошенная нами помощь, лишь бы поставки не носили военного, причём сугубо наступательного, характера, но получить их можно будет только тогда, когда мы сами сможем построить на Земле достаточно большой портал гиперпространственной нуль-транспортировки. Вилиэн, которая гораздо лучше него разбиралась в технике, сказала, что земляне смогут сделать это довольно легко.

Зашел разговор и о межзвёздной политике. Дейр сразу же признался, что она является уделом нескольких сотен самых активных в этом плане миров и с редкостным ехидством заявил, что хотя он ещё недостаточно хорошо изучил нашу планету, всё же полагает, что земляне обязательно ринутся в неё. А ещё он сказал, что если мы сумеем переломить сложившуюся тенденцию к глобальному конфликту и войне с применением термоядерного оружия, то скорее всего едва ли не треть землян мигом разбежится по всем мирам Звёздного Союза, в котором не установлено никаких границ. Последний вопрос Андропова прозвучал следующим образом:

— Вилиэн, скажите мне честно, мы имеем вправе иметь сверхмощное оружие, чтобы отразить возможную агрессию?

Вилия усмехнулась и ответила:

— Юрий Владимирович, я полагаю, что как только вы построите гиперпространственный туннель и ваши военные сами, первыми отправятся на Алтиану, которая является столичным миром, а это даже не планета, а гигантская обитаемая конструкция, окружившая собой звезду такого же класса, как ваше солнце, то они вернутся обратно с такими оборонительными системами вооружения, что обо всём остальном оружии вы забудете навсегда. Из всего его многообразия Тэурия взяла себе только защитную планетарную сферу. Мы ведь не совершаем полётов в космос, он нас не очень-то интересует. Мы в первую очередь целители и очень счастливы, что вы, земляне, имеете к этому все способности в отличие от огромного числа других людей в Звёздном Союзе. Именно поэтому нам так страшно вас потерять.

На этом мы и попрощались, после чего Наташа быстро повернулась и поцеловала меня в щёку. Андропов услышал звук этого поцелуя и отдал весьма странное распоряжение:

— Наташа, я пройду на кухню, а вы останьтесь и просмотрите хотя бы бегло, какие виды вооружения имелись у стран блока НАТО в две тысячи пятнадцатом году. Как только закончите, Борис продемонстрирует мне на вас свою методику лечения. Не беспокойтесь, он очень хороший целитель и уже вылечил нескольких наших сотрудников, причём одного от рака гортани, а двоих других так и вовсе от самой старости. Хотя вы и здоровы, Наташа, вам это точно не повредит. Тем более, что после этого ваш физическая сила вроде бы резко увеличится, что мне так же очень хочется проверить.

Ну, если это будет единственная форма благодарности, то я с этим обязательно разберусь. Андропов вышел и Наташа, которая за три с половиной часа изрядно намучалась, ей было не очень удобно сидеть, сказала:

— Борис Викторович, вы должны вылечить Юрия Владимировича. Он замечательный человек.

— Наташенька, я куэрн, по-русски целитель и это моя прямая обязанность, поэтому ни о чём не волнуйся. А теперь давай ты сядешь слева, а я справа и мы займёмся работой, но сначала позволь мне несколько раз слегка ударить тебя в некоторые точки на теле пальцами. Тебе для этого даже не нужно снимать с себя ничего. Поверь мне, больно не будет, зато ты сразу же почувствуешь себя намного лучше. Это куэрнинг, моя девочка.

Мы встали и я тремя касаниями поднял тонус девушки до максимума, а когда снова сели, то мне уже было просто достаточно положить левую руку на спинку её стула и теперь Наташа всего лишь касалась моей руки спиной. Девушка взяла руки небольшой планшет, положила на него папку с листами бумаги и вооружилась карандашами и фломастерами, а я принялся открывать файлы и одновременно переписывать с экрана тексты. Минут через сорок мы закончили и отправились на кухню с целым ворохом бумаг. Юрий Владимирович, сняв с себя пиджак, сидел за столом и пил чай с сухариком. Вид у него был нездоровый. Подойдя к нему, я попросил его встать и несколькими быстрыми движениями снял почечные колики, изрядно подлечил ему почки и, вообще, взбодрил его, как и Наташу, после чего сказал:

— Юрий Владимирович, после моего лечения Наташа уже через несколько минут уснёт и проспит не менее двенадцати часов, а потому ей нужно сначала плотно пообедать. Вы не пошлёте одного из офицеров в ближайший ресторан, чтобы они принесли сюда еды?

Моментально посвежевший Андропов так и сделал, после чего с удивлением спросил, наконец перейдя на ты:

— Борис, неужели ты действительно такой сильный целитель? Ещё несколько минут назад я уже собирался было вызвать врача, а ты сделал всего несколько прикосновений к моему телу и я чувствую себя просто превосходно. Что именно даёт тебе такую силу?

Улыбнувшись, я ответил:

— Манекен, изготовленный из вьетнамского дуба, Юрий Владимирович, а ещё "Куэрн тэур-Дэйван", что можно перевести на русский язык "Целительная сила рук" или "Сила рук целителя".

Через полчаса по звонку майора из ресторана был доставлен обед на две персоны, но я попросил Наташу съесть двойную порцию. Когда девушка скушала всё, что стояло перед ней на столе, капитан показал нам, где расположена спальная и мы отправились вместе с Юрием Владимировичем туда. В спальной стояла большая, удобная кровать, застеленная чистым бельём, промаркированным чёрными штампами. Увы, бельё, как и вся эта четырёхкомнатная квартира, было казённое. На этот раз, когда я попросил девушку снять с себя всю одежду кроме бюстгальтера и трусиков и встать неподалёку от кровати посреди комнаты, а Андропов сел на стул. На этот раз я уже не наносил ударов, даже несильных. Это были просто девять плавных и мягких, но в то же время очень эффективных и быстрых прикосновений к её телу. Наташа так же плавно ослабла, но не упала, я подхватил девушку на руки и положил в кровать. Она глубоко вздохнула и хотя её обволакивал сон, всё же сказала:

— Я чувствую, как по всему моему телу разливается тепло. Мне так хорошо, Юрий Владимирович...

После этого она моментально уснула, а я с улыбкой сказал:

— Юрий Владимирович, а ведь майор Володина, наверное, мыкается с мужем и ребёнком в общежитии. Не мешало бы ей за столь трудную операцию, которую она сегодня провела, подарить эту квартиру. Думаю, что она этого вполне заслужила. Как вы считаете?

Андропов остолбенело посмотрел на меня и сказал:

— Это же явочная квартира для особо ответственных встреч, Борис, государственная собственность.

Усмехнувшись, я предложил:

— Ну, так давайте я выменяю её на что-нибудь особо ценное для нашего государства. Например на такое топливо, которое Западная Европа будет покупать у нас в огромных количества по цене раз в пять дороже бензина в их же собственных ценах.

Андропов встал, пристально посмотрел на меня сквозь очки и с усмешкой поинтересовался:

— И что же это за топливо такое, Борис Викторович? В Западной Европе вполне хватает нефтеперегонных заводов и если их что-то и интересует, так это одна только наша нефть. Вот её они у нас и мечтают отобрать вместе со всеми остальными природными богатствами нашей страны.

— Это топливо их обязательно заинтересует. — строгим голосом сказал я и добавил — Потому, что оно экологически чистое и не боится даже открытого огня, а потому вдобавок ко всему ещё и самое безопасное.

Мы вышли из спальной и прошли на кухню. Точнее это Андропов потащил меня туда, но слишком долгого разговора у нас не вышло, так как я сразу же сказал ему, что все материалы по водородному топливу мною распечатаны и мне всего лишь нужно съездить за ними. Он кивнул, спросил, как я устроился в гостинице и отправил со мной капитана за бумагами, сказав, что, пожалуй, поселит в этой квартире майора Володину с мужем и громко рассмеялся, после чего погрозил мне пальцем и сказал:

— Шантажист. Заберёшь вещи из гостиницы и приедешь сюда. Здесь есть вторая спальная и не обижайся, но с вами останется капитан Васюта.

Вместе с капитаном Васютой я отправился на Курский вокзал, где достал из импровизированного тайника, устроенного в водосточной трубе, два рулона распечаток тех выборок, посвящённой истории развала Советского Союза, которые сделал Бойл, а также аннотации к водородному топливу, поликарбону и асфальтеновой смоле. В общем чисто рекламная листовка, хотя и пространная, которую также написал Бойл, а я лишь перепечатал со скоростью ничуть не меньшей, чем у хорошего лазерного принтера. Потом мы заехали в гостиницу "Россия", где я забрал сумку со своими вещами и велел Дмитрию ехать в ближайший ресторан, где попросил его затребовать ужин на пятерых с таким расчётом, чтобы хватило блюд на завтрашний завтрак для троих и пару бутылок самого лучшего армянского коньяка. Шеф-повар мгновенно засуетился и вскоре метрдотель с двумя официантами отнёс шесть картонных коробок в чёрную двадцатьчетвёрку. Когда мы вернулись в квартиру, Юрий Владимирович сидел на кухне и снова пил чай с сухариком, хотя его самочувствие было намного лучше. Я обратился к Андропову:

— Юрий Владимирович, пройдёмте в кабинет и я вас ещё немного подлечу. Это не займёт много времени и вы не уснёте, как майор Володина, зато мы сможем с вами поговорить совершенно спокойно, ведь тогда вас уже ничто не будет беспокоить.

Андропов недоверчиво улыбнулся и спросил:

— Борис, я и так чувствую себя очень хорошо, но ведь это, наверное, какая-то форма внушения? Что-то вроде гипноза?

— Нет-нет, Юрий Владимирович! — воскликнул я — Это никакой не гипноз, да, я им и не владею. Поймите, я не просто купировал боль, я послал в ваши почки мощный исцеляющий импульс и уже одного этого было достаточно. Сейчас же я намерен пролечить вас более основательным образом, занявшись в первую очередь поджелудочной железой, и это займёт не более пяти минут. Вам даже не придётся ложиться на кушетку. Вы просто снимете рубашку и майку. Товарищи офицеры будут стоять рядом и за всем наблюдать. Это совсем не больно. Зато после этого вы сможете совершенно спокойно поужинать. Дмитрий попробовал все блюда и они пришлись ему по вкусу. Знаете, глядеть на то, как вы пьёте жиденький чаёк с сухариком, это уже само по себе ничто иное, как самая настоящая пытка.

Председатель КГБ рассмеялся:

— Ну, что же пойдём попробуем, хотя мне и не верится, что человека можно вылечить за каких-то пять минут.

Мы отправились в кабинет и уже там я сказал:

— Юрий Владимирович, если Наташа чем и была больна, то поверьте, я вылечил её менее, чем за минуту, а точнее запустил в её организме процесс самолечения, регенерации и омоложения на всю мощность. Двенадцать часов она будет спать глубоким и покойным сном, а потом трое суток лежать расслабленная и, как бы обессиленная. Это потому, что я почти полностью заблокировал её мышечную активность и все силы организма брошены на самолечение и восстановление мельчайших неполадок, не говоря уже о серьёзных заболеваниях. Теперь этот процесс будет длиться не менее восьми лет, пока все клетки в её организме не заменятся полностью. За это время Наташа сделается двадцатилетней девушкой. Если она станет заниматься комплексом упражнений "Куэрн тэур-Дэйван", не изучая его основ и не поднимаясь вверх по ступеням этого древнего искусства Тэурии, то она уже только поэтому не будет стареть так быстро, как обычные люди, но ей всё равно уже лет через тридцать снова потребуется помощь опытного куэрна-целителя.

Выслушав мою короткую лекцию, Андропов снял сначала очки, а потом, развязав галстук, белую рубашку и майку. Хотя он был моложе меня, его тело оставляло желать лучшего. Уверенными, отточенными движениями я стал касаться его тела кончиками пальцев и он признался:

— Борис, хотя я едва чувствую твои прикосновения, сразу после этого ощущаю, как в этом месте возникает тепло и волнами расходится по всему телу. Ты действительно самый настоящий целитель, а не какой-то там шарлатан. — Самыми последними прикосновениями я восстановил физическую активность в его глазах и уже через каких-то пять минут очки ему не требовались и когда мы сели за стол, он снял их и сказал — Странно, но в очках я совершенно ничего не вижу. А вот без них... — Увидев перед собой отличную сборную солянку с оливками и лимончиком, он удивлённо спросил — Ты думаешь теперь мне всё это можно есть?

Вместе того, чтобы убеждать Андропова, я молча кивнул головой и набросился на солянку, так как голод донимал меня всё больше и больше.

Глава 7

Ещё один вояж Наташи в будущее

После ужина, прихватив бутылку коньяка, бокалы, нарезанный лимон и плитку чёрного бабаевского шоколада, я пошел вслед за Андроповым в кабинет. Мы сели за журнальный столик, я разлил коньяк по бокалам и, в ожидании вопроса, поприветствовав его поднятием бокала, выпил несколько глотков янтарного напитка. Председатель КГБ, бросив взгляд на две стопки машинописных страниц, положил перед собой аннотации, тоже выпил немного коньяка и принялся их читать, минут через десять он возбуждённо спросил меня:

— Неужели мы сможем сделать наши самолёты и танки прочнее алмаза, Борис? Это же будет просто невероятный прорыв!

Усмехнувшись, я сказал желчным тоном:

— Нет, Юрий Владимирович, это будет сотня гигантских прыжков к гибели всей нашей цивилизации. Первый такой завод мы сможем построить всего за месяц, но образцы двух этих совершенно феноменальных конструкционных материалов и водородное топливо получим уже через неделю после начала работы в этом направлении. Месяца за два мы сможем изготовить три опытных образца спортивных автомобилей, на которые к лету установим совершенно уникальные сверхмощные двигатели, но ещё до этого, отправляя концепткары в Западную Европу на смотрины, Леонид Ильич должен во всеуслышанье заявить на весь мир о том, что советские учёные с делали гигантский, революционный прорыв в области нефтеоргсинтеза и создали поликарбон, конструкционный материал обладающий твёрдостью алмаза и намного превышающий по своей прочности лучшие сорта стали, асфальтеновую смолу, позволяющую изготавливать сверхпрочные строительные и конструкционные материалы и совершенно уникальное, абсолютно безопасное водородное топливо. Применение этих материалов в военных целях способно дать Советскому Союзу колоссальное преимущество, но наша страна не сделает этого рокового шага и будет использовать эти новые материалы и сверхэнергоёмкое водородное топливо только в сугубо мирных целях. Первое, что увидят люди всей планеты, это сверхпрочные автомобили спортивного класса, которые мы намерены начать поставлять на экспорт уже в этом году. Затем наши конструкторы начнут разрабатывать и иную мирную технику. Ну, и так далее в том же духе. Юрий Владимирович, Леонид Ильич не должен ни единым словом обмолвиться о том, что наша военная промышленность может в считанные часы быть переведена на новые рельсы. Это будет страшной ошибкой. Более того, он должен вместе с этим заявить, что советская военная медицина разработала уникальный метод исцеления практически всех болезней без скальпеля хирурга и таблеток, и сейчас происходит обучение первых целителей, которые уже очень скоро начнут учить своих зарубежных коллег новой методике лечения, но для начала Леонид Ильич приглашает ведущих врачей всего мира прибыть в Москву в месте со своими пациентами, чтобы убедиться в этом воочию. Ещё он должен сделать третье важное заявление и сказать, что ЦК КПСС и Советское правительство ведёт подготовку к широкомасштабным реформам в области экономики и социалистических общественных отношений, намереваясь перейти к социалистическому рыночному хозяйству, чтобы повысить личную заинтересованность советских граждан и повысить ответственность советских товаропроизводителей. Для этого в нашем крае создаётся площадка для наработки опыта реформирования, которой придаётся статус свободной экономической зоны со своими собственными внутренними законами и правилами поведения для всех участников этого процесса. Вот здесь вы найдёте полный анализ причин всех наших будущих экономических неурядиц, а также концепцию свободной экономической зоны. Мы не можем стать привлекательными в глазах всего мирового сообщества, если не скажем, что предприниматель, если он патриот своей страны и прилагает все усилия для её процветания и повышения благосостояния граждан, это тот же трудящийся, такой же пролетарий, как и все остальные трудящиеся граждане, только занятый трудом в сфере социалистических рыночных отношений между товаропроизводителями и потребителями. Как только мы сделаем это, общество станет действительно бесклассовым и исчезнет противоречие между Советским Союзом и остальным миром. После этого нам только и нужно будет сделать, что показать людям, насколько социалистическое рыночное хозяйство лучше дикого, оголтелого капитализма. Понимаете, Юрий Владимирович, любая наша попытка сохранить существующее положение вещей, приведёт к гибели и уже очень скоро вы будете иметь все материалы, относящиеся ко всем четырём предыдущим попытками четырёх неглупых людей, француза, китайца, американца и русского изменить мир. Все они думали, что смогут сделать мир лучше, ломая ситуацию через колено. Мой план совершенно иной и построен он на сближении позиций. В общем если четверо моих предшественников пытались всё решить одним только кнутом, либо кнутом и пряником, то я намерен обойтись одними только пряниками, но и их я вовсе не собираюсь раздавать бесплатно. К сожалению, не смотря на то, что я могу довольно легко доказать, что являюсь человеком, посланным в семидесятый год из две тысячи пятнадцатого года, если объявить об этом во всеуслышанье в ООН, то это не приведёт ни к чему хорошему. В первую очередь из-за того, что я знаю все тайны Мадридского двора. Самые страшные советские тайны, Юрий Владимирович, это невинные детские забавы по сравнению с тем, что скрывает от общественности ЦРУ, АНБ, ФБР, Моссад, Интеледжен Сервис, Сюрте Женераль и прочие западные разведки и спецслужбы. Едва только они услышат, что некто имеет доступ ко всем секретным досье, то захотят только одного, уничтожить Оракула и этим господам совершенно наплевать, что тем самым они уничтожат всё Человечество. Поэтому их нужно просто переиграть и для этого я и дальше должен оставаться Оракулом, но уже работающим не только на КГБ, но и на ФБР, английскую, французскую и многие другие полиции, а также на некоторых президентов, чтобы фактически уничтожить самых одиозных типов, вынашивающих чудовищные планы но не с сегодняшнего дня, а через два с половиной, три года и при этом я должен ещё и сделать несколько шикарных подарков сугубо технического плана, но таких, которым грош цена без водородного топлива. Вот так, шаг за шагом, мы сможем нейтрализовать самых опасных врагов Человечества и создадим в мире предпосылки к тому, чтобы люди сами стали требовать от своих правителей, чтобы те создали мировое правительство, стёрли с карты все границы и отстранили от власти диктаторов любых мастей. Вот тогда-то мы и заявим о том, кто такой Оракул и откуда он взялся. Свою работу я должен буду завершить уже в Соединённых Штатах и это будет долгая и очень кропотливая работа.

Сказав всё это Андропову, я замолчал. Он отрицательно помотал головой и сказал мне чуть ли не ледяным тоном:

— Борис, всё, что ты говоришь, для нас неприемлемо. Это низкопоклонство перед Западом, а эта твоя свободная экономическая зона, вообще не укладывается у меня в голове. Как это капиталист может быть трудящимся? С чего ты взял, что основной стержень капитализма, рынок с его конкуренцией и культом обогащения, должен стать составной частью социализма? Нет, я категорически не согласен со всем, что ты мне тут наговорил.

Вздохнув, я суровым тоном сказал:

— Это потому, Юрий Владимирович, что вы не знаете, как по вашей вине и вине ваших товарищей по партии развалился Советский Союз и к чему это привело. Вот здесь это всё чётко и ясно расписано по годам, лицам, событиям. Советскому Союзу нужны коренные перемены во внутренней экономической политике, а всё остальное, я имею ввиду всю ту дерьмократию, которая пришла на смену коммунистической идеологии, нужно задушить ещё в зародыше, но так, чтобы всем советским людям было прекрасно понятно, что по другому быть и не может. Отложите все свои дела, прочитайте этот текст от начала и до конца трижды, а потом мы продолжим наш разговор. Думаю, что трёх суток вам вполне хватит, тем более, что очки вам больше не нужны. И имейте ввиду, Юрий Владимирович, я приехал в Москву, чтобы встретиться с вами только для того, чтобы либо убедить вас в том, что другого пути у нас нет, либо умереть и поверьте, вот теперь вы точно доживёте до того дня, когда на Советский Союз посыплются ракеты с термоядерными боеголовками и всё это произойдёт только из-за вашего глупого упрямства и нежелания задуматься о судьбе всего Человечества. Поэтому прочитайте сначала, что случилось с великой страной, а уже потом, когда вы будете это знать, мы продолжим наш разговор. Лично для меня трое суток ничего не решают. Я пожил на свете хоть немного, но дольше вас и воспитал шестерых детей, каждому из них обеспечив, как я считал, прекрасное будущее, но из-за того, что руководство Советского Союза ничего не сделало для своего народа, эта великая страна развалилась на части и в конце концов, когда она стала подниматься с колен и снова скалить зубы на врагов, произошло самое страшное, планета была уничтожена. Так что никогда не говорите никогда, прежде чем не получите исчерпывающую информацию обо всём, что вы должны знать.

К моему облегчению Андропов малость поутих. По всей видимости то, что он чувствовал себя превосходно и отлично поужинал, привело его в более благодушное настроение. Тем не менее он язвительно усмехнулся:

— Хорошо, Оракул, я прочитаю твоё очередное донесение и мы с тобой ещё поговорим. Поэтому будь добр, не спеши умирать, оставайся в этой квартире и никуда не выходи из неё. Впрочем, на лестничной клетке стоит охрана, а прыгать вниз с седьмого этажа даже для тебя верная смерть, Борис.

Скривившись, я огрызнулся глухим голосом:

— Ваша охрана для меня не препятствие, Юрий Владимирович, как и седьмой этаж не та высота, чтобы я разбился, выпрыгнув в окно. Мне нет никакого смысла заниматься всяческой хернёй и потому я буду вас ждать, но и вы не задерживайтесь. Три дня и если на четвёртый вы не придёте, заказывайте мне гроб, хотя если захотите, то можете просто утопить мой труп в каком-нибудь вонючем болоте. Мне уже будет всё равно.

Только после этих слов Андропов понял, что я не шучу. Он натянуто улыбнулся и сказал мне:

— Борис, я приеду в четверг к десяти утра.

Мы довольно холодно попрощались, Андропов покинул явочную квартиру, а я остался в ней с тремя плечистыми офицерами и девушкой, спавшей в малой спальной. Немного подумав, я принял душ и завалился спать. Все три дня я только и делал, что спал, ел сам, и кормил с ложечки Наташу, почти не разговаривая с ней. Со своими надзирателями я тоже не разговаривал. Это не имело никакого смысла. Еду для себя и Наташи я заказывал в ресторане и оплачивал из своего собственного кармана.

В той закладке, которую я оставил на вокзале, я в числе прочего написал, что для того, чтобы Андропов смог заглянуть в будущее чужими глазами, нужна молодая женщина умеющая хорошо и очень быстро рисовать, которая восхищается Оракулом и его миссией. Наташа как раз и была такой и мне, честно говоря, было непонятно, где молодая художница и где служба в КГБ? Но никаких вопросов я ей не задавал, да, и она тоже ни о чём меня не спрашивала. Н-да, парочка, выздоравливающая больная, которая едва могла вставать с кровати, и узник в соседней комнате. Андропов, как и обещал, приехал в десять утра. Первым делом я при нём разблокировал Наташу, она сделала небольшой комплекс упражнений и на вопрос шефа, прибавилось ли в ней сил, взяла меня за талию, легко подняла над головой, выжала четыре раза и потом поставила на пол. Андропов кивнул и сказал:

— Очень хорошо, Наташа. Будьте готовы, прийти в кабинет. У меня появилось множество вопросов и я хочу их прояснить с вашей помощью. Борис, пройдём в кабинет, нам нужно серьёзно поговорить. — когда мы вошли в кабинет, Андропов сел в кресло, положил на журнальный столик красную кожаную папку, в каких обычно заносят документы на подпись, и многозначительным тоном сказал — Ты наверное в курсе того, что я часто общаюсь с молодыми людьми. Среди них есть прекрасные специалисты, очень одарённые люди и некоторые прекрасные аналитики. Пятерых из них я привлёк к изучению твоих материалов, которые мы читали два дня с утра и до поздней ночи, а весь вчерашний день обсуждали прочитанное. Два самых главных вывода таковы — первое, наблюдение если и велось, то на протяжении не менее, чем сорока пяти лет, и второе, текст напечатан на пишущей машинке практически безукоризненно, на все триста двенадцать страниц только две опечатки. Это говорит о том, что ты готовил его очень долго и тщательно...

Громко фыркнув, я воскликнул:

— Да, я его вообще не готовил! Это всё работа Бойла, которому я поручил составить сжатое изложение истории краха Советского Союза и гибели нашей цивилизации. Когда Бойл это сделал, а у него на всё ушло минуты три, то я принялся распечатывать его, но параллельно мне ещё приходилось заниматься и другим важным делом, чтобы незамеченным добраться до Москвы. В общем на распечатку ушло часов двадцать и поскольку у меня большая практика работы на пишущей машинке, а точнее на компьютере, что в моё время одно и то же, то я печатаю практически без ошибок и к тому же ещё и очень быстро. Слепым методом и всеми десятью пальцами.

Андропов кивнул:

— С этим мне всё ясно, Борис. Теперь поговорим о другом. Мы составили большой вопросник по твоему тексту и теперь хотим получить ответы на эти вопросы точно так же, как это было сделано по твоему же совету в первый день нашего очного знакомства. Ты согласишься повторить это? Сам я буду лишь присутствовать при этом, но вопросы будут задавать Наташе мои помощники, а ты или Бойл будете показывать ей те или иные картины и документы на экране компьютера. Тогда мы сможем выяснить, что это, правда или всё-таки ловкая стряпня. Ты должен всё это время молчать.

Огорчённо вздохнув, я попросил:

— Покажите мне ваш список вопросов.

Андропов отрицательно помотал головой:

— Не могу, Борис. Нарушится чистота эксперимента. Ты должен быть выключен из этого процесса практически полностью и твоя задача заключается только в том, чтобы ты обеспечил его проведение. Только убедившись в том, что это всё не липа, я соглашусь ввязаться в бой. Тем более, что всё, что мы узнали за двое суток, каждого из нас привело в дикий ужас.

Это было уже теплее, но я всё же не заулыбался, а скорчил неприязненную физиономию и сказал:

— Юрий Владимирович, меня не интересуют сами вопросы. Я хочу знать сколько их у вас набралось всего.

Андропов вздохнул и признался:

— Много, пятьсот двадцать четыре.

У меня невольно вырвался вопрос:

— Они что у вас, совсем офигели? Извините, но это ведь не то же самое, что сидеть в кино, попкорн трескать, пиво пить и ржать.

Председатель КГБ развёл руками и сокрушенно сказал:

— Борис, понимая это, мы и так сократили число интересующих нас вопросов почти в три раза. Пусть это произойдёт не сразу, так как я тоже прекрасно понимаю, что Наташе будет очень трудно сидеть столько за компьютером. Она ведь, в отличие от тебя, не имеет такого опыта работы.

Недовольно поцокав языком, я попросил:

— Юрий Владимирович, дайте мне прочитать хотя бы пару вопросов, чтобы представить себе ситуацию.

Андропов недовольно покрутил головой, со вздохом взял папку, в ней лежало под сотню машинописных страниц, достал один лист и протянул мне. Бегло прочитав несколько вопросов, я чуть не схватился за голову. Хорошо помня текст, который распечатал, мне сразу же стало понятно, что аналитики, задавая вопросы не прямого, а косвенного характера, просто хотели полнее прояснить себе картину происходящего. В принципе количество вопросов можно было считать и не таким уж большим, вот только мне показалось, что далеко не на все вопросы Бойл мог дать ответ в виде информации, извлечённой из компьютеров. На Тэурии, как и на многих других планетах нашей галактики, наблюдения за планетами, подобными Земле, велись ведь не в частном порядке, а организованно, большим коллективом и та станция, на которой главная роль отводилась Бойлу, была не единственной, но именно с неё с помощью нескольких десятков мужчин он вёл наблюдение сразу за четырьмя мирами, но только нашу планету пришлось спасать. Причём уже в пятый раз.

Дейл и Вилиэн были добровольцами, но они вошли в этот проект тогда, когда на Земле ещё не закончился две тысячи двенадцатый год. Поэтому вклад Дейла и Вилиэн поначалу был в общем-то невелик, но именно они стали в итоге контактёрами по многим объективным причинам. В том числе и потому, что наблюдатели нашли меня. Бойл, проанализировав множество параметров, счёл меня достойным кандидатом на роль мессии, на которую я вовсе не претендовал. Всё, что видели когда-то наблюдатели, а видели они это, как бы своими собственными глазами, ведь их восприятие просто уносилось от Тэурии к Земле на узком луче пси-волны, мгновенно преодолевая расстояние в пять с половиной тысяч световых лет, видели наблюдатели, потом считывалось с их мозга и эти визуальные образы могли транслироваться непосредственно в мой мозг, а через меня в мозг другого человека, но это могла быть только женщина, причём не любая, а такая, которая смотрит на меня, как на единственный свет в окошечке.

Вот это мне не понравилось больше все, так как Наташа будет вынуждена принять участие в операции "Проверка на вшивость Бориса Картузова и его друзей с Тэурии" но пенять мне было не на кого, ведь я сам предложил им делать всё, что угодно. Ну, я то ладно, но теперь всё должна расхлёбывать Наташа. Попросив небольшой тайм-аут, я сказал, что хочу сам сказать обо всём майору Володиной, но перед тем как выйти, всё же сказал, что как консультанту, Наташе после этого цены не будет. Отправившись в спальную Наташи, я рассказал девушке о вопросах, составленных молодыми аналитиками, а также о том, что ей придётся сделать весьма продолжительный вояж в будущее потому, что Андропов хочет окончательно убедиться, что никаким иным образом, кроме как начав масштабные реформы в Советском Союзе, не удастся изменить к лучшему весь мир и что третьего действительно не дано. Ещё я сказал, что моих друзей и меня самого будут при этом буквально выворачивать наизнанку и время от времени поливать грязью. Майор Володина отнеслась ко всему спокойно и весьма рассудительно, сказав:

— Борис, я прекрасно понимаю, что вы должны изменить наш мир, чтобы не случилось того, что я увидела, но вы ведь не можете сделать это в одиночку. Юрий Владимирович, как председатель комитета госбезопасности, не может, не имеет права, получив такой серьёзный сигнал, не отреагировать на него и не принять все меры, чтобы катастрофа не случилась. Именно поэтому ему нужна информация, полученная независимо от вас. Вы напрасно думаете, что это меня хоть как-то расстроит. Поймите, я верю вам безоговорочно и восхищена вами, но люди имеют право смотреть на вас совсем по другому и от этих людей зависит успех вашей миссии. Ведь вы пришли для того, чтобы извиниться? Я правильно вас поняла?

Тайком облегчённо вздохнув, я улыбнулся и признался:

— Нет, Наташа, я просто пришел объяснить тебе, что готов к любым проверкам, раз у вас нет действительно надёжного детектора лжи, поэтому давай перейдём на ты. Нам придётся провести в этой квартире ещё немало времени, причём не просто сидя на кухне за чашкой чая, а работая.

Вместо ответа майор Володина снова поцеловала меня в щёку и так посмотрела, что я даже зарделся. Что же, такое начало мне уже нравилось, вот только беспокоило продолжение. Мы вместе вошли в кабинет, где я, едва увидев двух мужчин в офицерской форме, сразу же с облегчением вздохнул. Они уже установили на столе студийный микрофон и радиоприёмник, и теперь, один сверлил в стене дырку, чтобы протянуть через неё тонкие провода в соседнюю комнату. Андропов по прежнему сидел в кресле. Как только мы вошли в кабинет, он встал и с улыбкой сказал, беря в руку папку:

— Наташа, вам будут зачитывать вопросы, а вы будете с помощью Бориса просматривать записи наблюдений, сделанные Бойлом, и подробно рассказывать обо всём. Постарайтесь сделать как можно больше зарисовок. Увы, всё, что вы видите, это телепатическая проекция, направленная по пси-лучу в мозг Бориса и переданная потом вам. Всё, что вы будете говорить, будет записываться на магнитофон и если в какой-то момент вам будет нужна передышка, то нажмёте на кнопку. В соседней комнате тут же загорится сигнальная лампа и вы тем самым выключите магнитофон. Удачи вам. — Андропов направился к дверям и, жестом пригласил меня выйти в коридор, где, передав папку с вопросами высокому парню в штатском, негромко, но почему-то насмешливо сказал — Как ты и попросил, Борис, я отдал распоряжение и теперь эта квартира принадлежит майору Володиной. Да, ты пожалуй прав относительно того, что Наташа станет после всего, что увидит благодаря тебе, моим самым лучшим консультантом. Увы, но кроме неё в то страшное будущее, которое обязательно наступит, если мы ничего не предпримем, мало кто сможет заглянуть. Иди работай, Оракул, а я начну думать над тем, как нам следует действовать дальше. Ты поставил передо мной очень сложную задачу, ведь ошибаться нам нельзя ни в коем случае. Я буду рядом, Борис.

Юрий Владимирович вместе со мной зашел в зал. Там пятеро парней лет двадцати пяти на вид, одетых, как самые обычные студенты, сидели за круглым столом и один из них держал в руках красную папку. Ещё один офицер в форме сидел за письменным столом, на котором стоял большой, катушечный магнитофон "Грюндиг", возился с паяльником и какой-то платой. Юные аналитики вскочили и я подойдя поближе, крепко пожал руку каждому, после чего негромко сказал:

— Здравствуйте, ребята, я Оракул. Я зашел к вам, чтобы сказать следующее. Вероятно кому-то из вас может показаться, что всё происходящее за стеной выглядит не очень серьёзно, но поверьте, входить в контакт с нашими друзьями требует большого напряжения сил и жутко выматывает. Поэтому я попрошу вас зачитывать вопросы отчётливо и громко. Магнитофонная запись это хорошо, но её нужно будет немедленно превратить в текстовый документ, чтобы отдать на прочтение Юрию Владимировичу. Он ведь не будет находиться здесь неотлучно. Кто и где этим будет заниматься?

Один из парней сказал, что катушки с записью рассказа капитана Володиной будут немедленно доставляться курьером на Лубянку и там тотчас будет сделана стенограмма и уже её распечатают для Юрия Владимировича. Предупредив аналитиков, я вернулся в кабинет. Оба офицера уже закончили свою работу, с невозмутимым видом объяснили, что связь с соседней комнатой будет двустороння и вышли. Мы с Наташей остались одни.

Девушка, улыбнувшись мне, вдруг сказала с тревогой в голосе:

— Боря, ты только ничего не бойся. Все, кто находится здесь, твои друзья и мы ничуть не меньше тебя хотим, чтобы ничего из того, о чём ты нам поведал, никогда не случилось. — она замялась, но всё же спросила меня вполголоса — Скажи мне, что ты со мной сделал? Я чувствую себя обновлённой.

Я улыбнулся:

— Наташенька, хотя я начал заниматься куэрнингом не так уж и давно, уже научился очень многому. Наверное это сказывается то, что я всё-таки был неплохим спортсменом. Поэтому я смог стать куэрном и хотя тебя исцелять было не от чего, тем не менее мне всё же удалось сделать кое-что. В том числе решить твою жилищную проблему, а потому теперь это твоя квартира, Наташа, так что когда всё закончится, я попрощаюсь с тобой и покину её с лёгким сердцем, зная, что теперь у вас есть где жить.

Через несколько минут мы услышали из динамика ровный, монотонный и чуть ли не механический громкий голос:

— Оракул, товарищ майор, мы готовы начать запись. Наш первый вопрос такой, что на самом деле явилось причиной сбоя в системе информации США, из-за чего прошло сообщение об угрозе ядерного нападения со стороны Советского Союза?

Прежде чем мы приступить к работе, я сказал:

— Мы будем готовы через пару минут, товарищи, а вы пока что пошлите кого-нибудь в гастроном и купите нам хотя бы лимонада, а ещё лучше сока. Виноградного и яблочного.

Нам действительно было пора подготовиться, я сел на стул, а Наташа села справа от меня на второй. Впереди, слева от стола немедленно появилась проекция Дейра, сидящего на своём летающем кресле и одетого в серебристый лёгкий комбинезон. На этот раз изображение было очень чёткое и потому у меня были свободны обе руки, мы поздоровались и он сказал:

— Желаю вам удачи, ребята, просмотр записей грозит затянуться на целую неделю. Я прочитал все вопросы ещё тогда, когда они только составлялись и поговорил с Бойлом. У него есть ответы практически на всё, что интересует Юрия Владимировича и его аналитиков, но я хочу сделать одно пояснение. Дело в том, что наблюдение за Землёй вообще-то ведётся вот уже семь с половиной тысяч лет. Это тэурийский отдел наблюдал за вашей планетой всего сорок пять лет, а до этого за ней наблюдали с других планет, более отдалённых от вас. У Бойла есть записи всех наблюдений и поскольку ситуация очень сложная, то он хочет провести Наташу по отрезку истории вашей страны и планеты протяженностью в сто пятьдесят лет, но на это потребуется почти полтора месяца, если майор Володина сможет работать по десять часов в день. Зато вы получите куда более полное представление о том, почему всё так случилось. Раньше мы как-то не думали о причинах и кажется зря.

— Это точно, Дейр. — откликнулся я — Недаром у нас говорят, зри в корень. — после чего обратился к напарнице — Наташа, если Дейр говорит о почему, то значит за этим почему наверняка стоят какие-то люди и тайные организации. Думаю, что Юрий Владимирович должен знать истинную историю страны, а не мифы о ней. Так что вопросы вопросами, на них мы ответим, но ты должна сделать больше, чем от тебя требуют.

Наташа и без моих слов всё поняла. Она вышла из нашего кабинета и направилась к Андропову, где коротко ввела его в курс дела, после чего позвали меня. Председателя КГБ интересовал только один вопрос, смогу ли я продержаться столько времени и я со смехом ответил:

— А что, сидение за столом у нас уже считается работой? Конечно смогу, Юрий Владимирович, мы оба сможем. Как вы понимаете, мы сможем копнуть так глубоко, как этого ещё никто не делал, поэтому когда в следующий раз будете ехать к нам, привезите мой любимый торт "Киевский" и погоны полковника для Наташи. Всегда мечтал иметь знакомую полковника КГБ. И заодно распорядитесь, чтобы сюда привезли несколько новеньких электрических пишущих машинок. Майор Володина будет рисовать, а я стану печатать всё, что нарыл Бойл. Поверьте, так будет лучше всего.

Андропов удивился:

— Борис, зачем тебе несколько пишущих машинок?

— Они имеют неприятную особенность быстро ломаться, Юрий Владимирович, я ведь печатаю побыстрее ваших машинисток, а ремонтом мне заниматься будет некогда. — с улыбкой сказал я в ответ.

Когда мы вернулись, Наташа спросила:

— Ты это серьёзно? Я имею ввиду погоны полковника.

Усмехнувшись, я ответил:

— Нет, конечно, полковничихи все, как правило, уже старые и курят "Беломор", поэтом мечтать о таких знакомых это не комильфо. Зато сделать свою напарницу не только самым сведущим историком, но ещё и полковником КГБ, вот это действительно круто. Ну, что, начали, девочка моя?

Наш марафон начался в одиннадцать часов девять минут пятнадцатого января. В первый день, сделав всего один перерыв на обед, в девять часов вечера мы закончили работу. Утром, проснувшись на час раньше Наташи, я минут сорок занимался куэрнингом и потому начал день бодрым и энергичным, а вот моя напарница, проснувшись в семь утра, только приняв душ повеселела и у неё заблестели глаза. В восемь утра мы снова стали отвечать на вопросы аналитиков, в мир древнейшей истории мы погрузились ведь только через три дня, а до подлости и хитроумных диверсий, направленных против России мы ещё дошли через полмесяца. В час дня приехал Юрий Владимирович, привёз большой торт "Киевский" и новенькие полковничьи погоны. Глаза его, всё то время, что мы пили чай с тортом, весело блестели. Он уже прочитал всё, что для него распечатали за ночь машинистки и был поражен полнотой и глубиной исследовательской работы.

Ну, тут ему нужно было благодарить не нас, а Бойла. На следующий день мне привезли пять портативных электрических машинок "Оливетти". Восемнадцатого января к нам снова приехал Андропов с тортом и бутылкой шампанского, чтобы сказать, что он принял окончательное решение и попросил меня хорошенько вооружить его и Леонида Ильича. С Брежневым он уже переговорил, показал ему все материалы операции "Оракул" и тот, подивившись, что инопланетяне послали в прошлое русского человека, сказал, что ему нужно хорошенько подумать. Андропов, не стесняясь Наташи, сказал:

— Боря, со здоровьем у Лёни дела даже хуже, чем они были у меня, а потому, как только он подумает, то в зависимости от того, до чего додумается, мы и примем решение, кто его будет лечить, ты или коновалы из ЦКБ. Впрочем, не волнуйся, вот теперь Лёня против меня точно не пойдёт и поверь, он обязательно примет правильное решение. Ну, друзья мои, работайте и ни о чём плохом не думайте, я всё решу.

В присутствии Андропова я позвонил на запасную площадку, где моего звонка из Москвы ждали моя королева и родители, дал им команду отбой, а потом позвонил генералу Гирину и попросил его срочно доставить в Москву деревянного Васю-сана. Алексей Викторович прилетел той же ночью вместе с дедом Веней, Олей и моей королевой. Ира жила вместе со мной, а они заселились в соседнюю квартиру и у нас началась совсем другая, куда более вкусная и весёлая, жизнь. Оля была вдобавок ко всему ещё и прекрасной поварихой и готовила на всех.

Каждое утро, ровно в шесть часов, в зале, площадью в тридцать шесть квадратных метров, все стены которого были увешаны плакатами с иероглифами, пол застелен огромным ковром, а вместо люстры с потолка свисал Вася-сан, я два с половиной часа учил Иру, Наташу с Олей и обоих дедов куэрнингу, причём куэрнингу самого высокого уровня. Начиная с двадцатого числа в квартире Наташи трое суток провёл Андропов и потом трижды в неделю приезжал по утрам, чтобы освоить хотя бы азы куэрнинга и быть всегда бодрым, свежим и подтянутым. Муж Наташи приезжал к нам с дочкой Юлей трёх лет каждый вечер, но на ночь они оставались редко.

В половине девятого мы завтракали и в девять утра приступали к работе. Оля оставалась в квартире и упорно тренировалась, но при этом часто прибегала в наш кабинет, чтобы сделать нам точечный массаж. Несколько раз ей довелось посидеть рядом, чтобы просмотреть некоторые материалы, интересующие её, на компьютере. Девушка наконец-то поверила в меня.

Дед Лёша и дед Веня после тренировок уезжали в какую-то скульптурную мастерскую, где занимались изготовлением полутора дюжин новых макиваров из красного дерева. Довольно часто мы обедали прямо на рабочем месте и вообще работали очень интенсивно, порой до двенадцати ночи, по четырнадцать часов в сутки. Поначалу мне ещё приходилось прибегать к куэрнингу, чтобы поднять настроение Наташе, но вскоре, когда и ей стало хватать на сон пяти, а то и четырёх часов. Поэтому стопка машинописных листов, рисунков, эскизов и чертежей быстро росла, но только перед моим мысленным взором. Вслед за генералом Гириным прилетел Князев, а в городе на хозяйстве остался Жорка. Поэтому большая часть документов отдавалась ему, а меньшая Юрию Владимировичу и потому подготовка к строительству завода началась немедленно и шла ударными темпами.

В феврале начался съезд КПСС и на нём был принят девятый пятилетний план, в котором был не только предусмотрен рост выпуска потребительских товаров, но и их экспорт за рубеж, а также импорт тех товаров, которые наши предприятия не могли пока что производить сами. Брежнев принял окончательное решение и даже намекнул в своём докладе о том, что несгибаемыми бывают одни только дураки и чугунные кнехты, а коммунисты должны оперативно реагировать на всё и не бояться ничего нового и кажущегося необычным. В начале февраля я на полдня покинул Наташину квартиру, чтобы исцелить Брежнева и ещё несколько десятков человек в стенах ЦКБ. Это были члены Политбюро нового, расширенного состава и члены их семей. Всё происходило в глубокой тайне, но так и нужно было поступить. "Куэрн тэур-Дэйван" это ведь тоже очень мощное оружие в борьбе с врагами нашей страны, а все те люди, которым я был представлен, без каких-либо дураков, были настроены провести в СССР все необходимые для победы реформы.

К этому времени мы погрузились в историю, сначала в те времена, когда на земле ещё не было кроманьонцев, но зато имелись неандертальцы. Этот отрезок истории мы тоже изучили, а затем стали подниматься по историческому древу всё выше и выше, пока однажды не дошли до далёкого одна тысяча восемьсот шестьдесят пятого года, до времён царствования Царя-Освободителя — императора Александра Второго. Однако, Бойл перенёс нас не в Россию, в Санкт-Петербург, а во Францию, в Париж, в роскошный особняк, стоявший на Елисейских полях, где в большом, красивом кабинете сидели семеро господ и спокойно, тихо и благопристойно обсуждали очень важный для себя вопрос, как быстро станет развиваться Россия после отмены крепостного права. На столе, за которым они сидели, лежал недавно отпечатанный в типографии Манифест об отмене крепостного права и Положение о крестьянах, выходящих из крепостной зависимости.

Господа эти были даже не масонами, хотя владельца особняка все знали, как наиболее видного масона Франции. Все семеро были эмиссарами богатейших людей Европы и её правящих династий. Дейр даже встал со своего кресла, чтобы пройтись по кабинету и рассказать нам, кто тут "ху из кто". За окнами кабинета был виден зимний парк, слегка припорошенный жиденьким, а потому грязноватым на вид снежком, действо происходило семнадцатого января. Остановив картинку, Дейр стал зачитывать стенограмму состоявшегося в тот день совещания, я печатал, а Наташа, громко повторяя каждое его слово, делала зарисовки. Рисовала она просто превосходно.

Так шел час за часом, пока в половине третьего, мы ещё не обедали, закончив разбираться с третьим эпизодом злокозненной деятельности самых влиятельных людей Европы против России. Наташа подала сигнал в соседнюю комнату, что мы должны сделать перерыв. Отдохнув с полчаса, мы отправились на кухню, а она в Наташиной новой квартире была очень просторной. С нами обедали ещё два человека, Виктор — офицер КГБ, специалист в области связи и звукозаписи и Леонид — молодой аналитик из команды Андропова. Виктор не выдержал первым и спросил:

— Оракул, товарищ майор, это что же получается, они целенаправленно гнобили нас ещё с тех времён?

Вместо ответа я спросил его:

— А ты что же, думал, что все неприятности у нас начались с октября семнадцатого, Витя? Нет, нас начали ненавидеть гораздо раньше, но я так понимаю, что только с начала шестьдесят пятого года девятнадцатого века за нас взялись самым основательным образом. Россия всегда была для Запада шилом в заднице и потому ни о чём ином, кроме как о том, как нас ослабить и поставить на колени, этот долбанный Запад даже и не думает, вот только хрен у него что получится, особенно теперь.

Глава 8

"Метеор-Альфа-П"

Прежде чем покинуть тренировочную базу команды "Метеоры Юга", я решил сделать себе приятное и прокатиться по новой гоночной трассе, которая построили даже быстрее, чем со стапеля сняли первый концепткар "Метеор-Альфа-П". Ещё бы, на её строительство нагнали столько техники и люди работали в три смены, причём с огоньком, так как зарплаты платили о-го-го какие, по шестьсот целковых и выше в месяц. Фактически были построены две гоночные трассы — большая, семнадцатикилометровая, для тренировок и испытаний будущей продукции завода "Метеор" — автомобилей, скоростная с малым числом поворотов, и поменьше — для гонок "Формулы-1", но тоже нехилая, восьмикилометровая, огибающая холм, с двумя дюжинами поворотов и шикан, а также с большим и удобным паддоком и двумя главными трибунами вдоль старта-финиша, но трибуны ещё строились. Их должны были сдать через полтора месяца, к первому июлю семьдесят первого года. К этому же сроку на заводе должны быть изготовлены шесть болидов "Формулы-1", работа над которыми кипела вовсю и началась она в первых числах февраля.

Испытательная трасса мне нравилась гораздо больше, чем гоночная. По её яркому, красно-коричневому покрытию, ровному, как стол, и шероховатому для лучшего сцепления колёс с полотном дороги, но упругому и эластичному, верхний, трёхсантиметровый слой представлял из себя асфальтеновый тартан, так что падать на него не так страшно, как на обычный. В то же время асфальтан был практически нестираемым, приклеивался к асфальтеновому бетону намертво и совершенно не боялся ни огня, ни порезов. В общем это было идеальное дорожное покрытие, единственным недостатком которого, вкупе с асфальтеновым бетоном, было то, что уж если ты его постелил один раз, то хрен ты его потом чем раздолбаешь, кроме пятисоткилограммовой авиабомбы, да, и это ещё не факт, что она его пробьёт, так как расчёты прямо говорили об обратном.

А ведь всё начиналось именно с аморфного углерода, водородного топлива и асфальтеновой смолы. Наша с Наташей вахта закончилась первого марта. Мы расставались с семьёй Володиных большими друзьями. Полковник Володина уже стала референтом и помощницей Юрия Владимировича и то, что мы перевыполнили даже планы Бойла, делало её просто невероятно образованным референтом и самым знающим историком в мире. У Наташи была феноменальная память и она без малейшего смущения сказала, что все свои наброски уже довольно скоро превратит в иллюстрации практически неотличимые от фотографий. Что же, это будет прекрасным учебником истинной истории России начиная со времён предшествующих Древнему Риму и до наших дней включительно. Правда, если он и будет издан, то до определённого момента под грифом совершенно секретно.

Не могу сказать, что мы с Наташей прониклись какими-то чувствами друг к другу за эти полтора месяца, ведь она так и не узнала толком, кто я такой, а мне некогда было расспросить о её жизни. Зато прощаясь, надеюсь не навсегда, мы испытывали по отношению друг к другу глубокую сердечную привязанность, ведь мы успели стать друзьями. Если, конечно, позволят обстоятельства, то мы и дальше будем дружить семьями, ведь и она, и её муж Денис замечательные люди, знакомству с которыми я был очень рад.

В восемь утра, когда квартиру покинули все находившиеся в ней сотрудники КГБ, приехал Юрий Владимирович, чтобы выпить с нами чаю, поздравить с окончанием операции "Прорыв в прошлое" и попрощаться со мной. Он вручил мне и Ирочке удостоверения сотрудников КГБ, майоров в на должности его помощников, но посоветовал не слишком-то часто им размахивать и, вообще, держаться в тени, как я и сам того желал. В общем Кулибин, он же Карузо, он же секретный информатор Оракул, возвращался к своей прежней жизни и должен был в самом скором времени начать вести себя гораздо скромнее, чем прежде, как бы показывая тем самым, что пацанчик-то начал мало-помалу взрослеть и набираться ума-разума.

Начиная с двадцатого января, мне удалось сделать очень многое. В первую очередь почти полностью модернизировать наш нефтеперегонный завод. На нём уже прекратили переводить нефть на прямогонный бензин, соляру и мазут и даже более того, добрая половина оборудования уже была порезана автогеном и сдана в металлолом. Завод был небольшим и приглянулся Бойлу в первую очередь из-за того, что на нём уже завершили строительство внушительного цеха по производству моторного масла, но оборудование ещё не завезли. Его, в лучших советских стандартах, даже не изготовили.

Именно это позволило установить в нём множество громадных, двенадцатикубовых "кастрюль-скороварок" с закрывающейся крышкой, коническим дном и открывающимся снизу сливным люком, изготовленных из стеклопластика и помещённых в стальные кожухи. Их установили на высокие стойки и подвели к ним трубы для подачи газа. Ещё в этом цехе установили барабанные дробилки для измельчения угля и стали завозить его в больших количествах, причём самый низкокачественный, почти бурый, дающий при сгорании огромное количество шлака, из которого получалось особенно много асфальтеновой смолы, а именно она была нужна в первую очередь.

Князев в Москве тоже не скучал и провёл огромную подготовительную работу. По рекомендации Бойла, который знал всё и обо всём, в Москву были приглашены и срочно доставлены со всех концов страны молодые, талантливые инженеры-конструкторы автомобилей и дизайнеры. Совместно со мной, а точнее по моим эскизным наброскам, был не только полностью разработан проект родстера "Метеор-Альфа-П", но и изготовлен его макет из дерева, в натуральную величину, а также макеты всех деталей, над чем трудился в цехе завода "АЗЛК" коллектив из шестидесяти самых опытных заводских мастеров-макетчиков, не говоря уже о том, что инженеры-конструкторы каждый день выдавали в цех чертежи, которые они вычерчивали по моим калькам.

Естественно, что всю работу за нас выполнил Бойл, я всё перенёс на кальку, а остальной коллектив воплотил в чертежах и макетах. Князев, приезжавший на завод "АЗЛК" каждое утро с красными после бессонной ночи глазами, чтобы раздать техзадания коллективу и проверить, как исполнены его предыдущие приказы, наверное казался им каким-то монстром автомобилестроения. Ещё бы, такие смелые идеи и сумасшедшие темпы.

Работая таким образом, мы почти полностью изготовили даже новый восьмицилиндровый оппозитный двигатель, но самое главное, в нашем городе уже всё было готово к тому, чтобы принять в нём коллектив разработчиков, состоящий из двухсот восьмидесяти человек и даже подготовлена пусть и временная, но не смотря ни на что отличная площадка для изготовления концепткаров в натуре, пока что с V-образным газоновским движком, который я намеревался форсировать так, как это ещё никому в жизни не снилось, сделав его тридцатидвухклапанным.

С готовым движком работать всё же будет легче и мы сможем быстрее выкатить из ворот механосборочного цеха завода "Россельхозтехника" наши концепткары. Пока Князев занимался этой работой, Жорка также трудился сутками напролёт, проектируя завод и принимая контейнеры со станками и прочим оборудованием. Так уж случилось, что строительная площадка, на которой уже велись земляные работы, находилась всего в полукилометре от нефтеперегонного завода, которому уже очень скоро предстояло стать заводом по переработке углеводородного сырья и мощной электростанцией.

Тепло попрощавшись с Юрием Владимировичем и дождавшись, когда он покинет Наташину квартиру, мы распрощались с семейством Володиных. Честно говоря, нам было грустно расставаться, а потому, поцеловав своею в щёчку, я подождал, когда Ира расцелует малышку, Наташу и её мужа, вышел из квартиры со своей дорожной сумкой и мы бодро потопали по лестнице наверх. Там мы поднялись на чердак прошли по нему и через два подъёзда спустились вниз и вышли из дома на улицу, где нас уже поджидал в синей "Волге" Князев. Завидев нас, он тут же выскочил из машины и полез обниматься. Я тоже успел соскучиться по этому умному, головастому, весёлому и жизнерадостному мужику. Митрофаныч к тому времени уже успел побывать в руках у моего отца, хорошенько выспаться и трое суток повздыхать в ожидании того дня, когда его разблокируют. Поэтому за то время, что мы не виделись, он изрядно помолодел. Затолкав нас в двадцать четвёртую "Волгу", Князев спросил:

— Ну, как ты, Кулибин, отбатрачил своё? Может быть всё же пойдёшь к нам с Жоркой на завод? Мы же всё равно без тебя, как без рук будем. Как-то не по-людски получается, ты и вдруг остаёшься в стороне.

— Нет, Митрофаныч, извини, не могу. — сокрушенно ответил я и с улыбкой добавил — Я теперь свободный художник, но всё же будут очень часто общаться с тобой, Жорой и всеми нашими ребятами. Ладно, прилетим домой, там поговорим.

По прилёту, сразу же из аэропорта, у нас уже во весь рост бушевала весна, едва только расцеловав родителей, я сразу поехал на углеводородный завод. Мне не терпелось поскорее запустить процесс. До него мы домчались за полчаса, за рулём нашей "Волги" сидел отец, а рядом с ним, повернувшись к нам, мама. Первым делом я осмотрел главный цех, в котором, в шестнадцать рядов выстроилось четыреста "кастрюль", одетых в рубашки из стали и это была только первая очередь завода. Уже очень скоро всего за сутки этот цех будет выдавать не менее двадцати пяти тысяч тонн водородного топлива, аморфного углерода и асфальтеновой смолы.

Оборудование в цеху, мастера работали круглосуточно, было уже смонтировано, да, его то и было всего ничего — трубопроводы для перекачки в ёмкости водородного топлива, трубопроводы для откачки аморфного углерода, полуцилиндрические транспортёры с шнеками из нержавейки, к которой не прилипала асфальтеновая смола, ультрафиолетовые светильники, встроенные в крышки, газовое оборудование и медные электроды с электрическими кабелями, которые поднимались под потолок, соединялись и двумя уже толстенными кабелями шли к электрической подстанции.

Все "кастрюли" уже заправил под завязку необходимыми ингредиентами и мне только оставалось запустить процесс. Из Москвы мы с Князевым прилетели около полудня и когда приехали на углеводородный завод, то попали к началу обеденного перерыва. Во время короткой прогулки по цеху, меня сопровождала проекция Дейра и я время от времени, заглядывая то туда, то сюда, беседовал с ним и с его помощью с Бойлом. Через двадцать минут после начала экскурсии, я вошел в лабораторию. Для директора завода, а им был муж Галины, и его главного технолога, являлось полной загадкой, во что же это по приказу первого секретаря крайкома в считанные недели превратили их завод. Вместо меня об этом рассказывал Князев, а я как бы был его корешем, приглашенным на пуск, но именно мне он доверил загрузить в лабораторный автоклав все нужные ингредиенты, влить в них дрожжи и включить сначала на полчаса источник мягкого гамма-излучения, а затем на два часа мощные ультрафиолетовые лампы. Вадим Игоревич и Татьяна Владимировна смотрели то на меня, то на Князева, как на полных идиотов. Главный технолог покрутила головой и негромко сказала:

— Но ведь ультрафиолет убьёт дрожжи.

— Авось не сдохнут, — насмешливо сказал я, глядя на секундомер, и вскоре приказал, — подайте-ка мне эту вашу мазуту.

Через несколько секунд я открыл крышку автоклава и в него влили семь литров нефти, быстро закрыв крышку, я включил сначала электрическую мешалку, а затем пустил на десять секунд газ — чистый этилен из баллона. Ещё через тридцать секунд я выключил ультрафиолетовую лампу, а ещё через пятнадцать, мешалку, быстро открыл крышку и озабоченно сказала:

— Если московские химики не брешут, Митрофаныч, то через полторы минуты из этой киструли полезет густая, желто-розовая пена, так что Вадим Игоревич, приготовьтесь её вычерпывать и раскладывать по мензуркам. Первые десять заложите в холодильник, они будут у вас эталоном, а все остальные можно смело загружать в большие киструли и через десять минут включать ультрафиолет ровно на полчаса, чтобы запустить процесс, а после этого, через три часа, он сам собой завершится.

К удивлению Татьяны Владимировны, миниатюрной брюнетки лет сорока пяти, всё именно так и произошло и она сказала:

— Это просто поразительно, дрожжи превратились во что-то совершенно иное. — прикоснулась к совершенно новой культуре очень быстро мутировавших дрожжей палец, испуганно отдёрнула его и громко воскликнула — Ой, они током стреляются! Даже искра проскочила! Что же это за дрожжи такие.

Князев с солидным видом сказал:

— А это уже и не дрожжи, Танечка, это новый вид микроорганизмов. Они питаются не как все прочие, а пожирают энергию этих, молекулярных связей, и называются бактериями энергофагами, а потому не только производят водородное топливо, аморфный наноуглерод и асфальтеновую смолу, но ещё также и совершенно дармовое электричество. — хлопнув меня по плечу, он весело спросил — Ну, что, Кулибин, домой поедем или ты хочешь посмотреть, как заработает завод?

Естественно я хотел посмотреть как раз именно на это, иначе зачем бы я тогда сюда ехал? Вскоре в химическую лабораторию пришли с обеденного перерыва сотрудники и, увидев, что их директор черпает пластиковым ковшом розовую пену и разливает её по мензуркам, быстро отобрали у него орудие труда. От пены, между прочим, шел приятный, не слишком сильный карамельный запах и такой будет теперь витать над углеводородным заводом всегда, так что прощай вся прежняя вонь и копоть. Если Бойл не шутил, а он у нас большой любитель пошутковать, то те летучие ароматические вещества, которые выделяют крошечные пожиратели углеводородов — микроорганизмы-энергофаги, стимулируют потенцию получше любой виагры, являются к тому же афродизиаком и усиливают половое влечение.

Говорить об этом я Вадиму не стал, а то он ещё заставит всех работниц, которых у него было добрых две трети, надеть противогазы, но именно поэтому настоял на том, чтобы неподалёку от углеводородного и автомототракторного завода был построен большой посёлок Метеор с таунхаузами на четыре семьи по моим архитектурным проектам. Такого рода эскизы уже переводили в чертежи и архитектурный альбом застройки, который мы разработали с Бойлом. Наташе он очень понравился. Как только первый лабораторный столик с колёсиками был заполнен мензурками, мы пошли в цех и посмотрели на то, как будут запущены первые биохимические реакторы.

Всего мы провели на углеводородном заводе часа четыре и только после того, как были запущены все реакторы и в каждом начался биохимический процесс, голодные в обоих смыслах этого слова мы поехали домой. Хотя гостей мы к себе не звали, первыми к нам примчались Батрак на своём новеньком супербайке, Жорка, ещё больше похорошевшая Тонечка, которую нужно было держать подальше от углеводородного завода, Вера, а вслед за ними ещё человек двадцать и все с кастрюлями и прочими термосами, так что готовить нам не пришлось. Пока женщины накрывали на стол, мы поднялись наверх и мои друзья стали показывать мне, как они овладели куэрнингом. Когда нас позвали к столу, я попросил Жорика задержаться, отвёл в самый дальний угол и, как только мы остались одни, спросил:

— Как у тебя дела с Тоней, старик? Она, пока я отсутствовал, так похорошела, что и пером не описать.

Жорка понял меня правильно. Нисколько не обидевшись, он широко заулыбался и негромко ответил:

— Всё отлично, Боб. Тонечка просто прелесть. Знаешь, как только мы стали подниматься в куэрнинге всё выше и выше, она сама стала так беречь себя, что мне ей уже не приходится ни о чём говорить. Господи, Карузо, если бы ты только знал, как сильно я её люблю и она меня тоже. Она же настоящая королева, старик.

Кивнув, я с мечтательной улыбкой прошептал:

— Как и моя Ирочка, Жора. Ну, что же я очень рад за вас.

Гости не стали расспрашивать меня о том, чем же я занимался в Москве. Наверное потому, что двумя днями раньше из Москвы вернулись оба деда и Оля, которые тоже сидели с нами за столом. Мы ужинали, чем Бог послал, а он был необычайно щедр, пили вино моего фирменного изготовления и я всё больше слушал о том, что происходит в нашем городе. Хотя об этом ещё не было объявлено во всеуслышанье, чуть ли не все жители города и края вовсю обсуждали, что же из себя будет представлять особая экономическая зона. Георгий Иванович, приехавший к нам в гости последним, при этом морщился так, словно съел зелёный лимон и то и дело восклицал:

— Нет, я точно кого-нибудь за разглашение служебной информации либо посажу, либо к стенке поставлю. Это же надо, так всё переврать и вы туда же, товарищи кулибинцы, повторяете всякую чушь вслед за базарными бабками. Никакого капитализма в нашем крае не будет! Так и зарубите себе это на носу. Нового старого НЭПа, тоже, а будет нормальный социализм, но с социалистическим рыночным хозяйством, когда зарплату людям будут платить не за выполнение плана по производству утюгов, а по итогам реализации произведённой продукции. Всё, хватит об этом, мне разговоры о том, что будет, на работе надоели. Давайте лучше споём. Кулибин, только не твою песню про сломанные самолёты.

Отец принёс гитару и стал петь романсы и все, кроме меня, не с моим голосом соваться в этот прекрасный хор, принялись ему подпевать. В общем вечер прошел просто изумительно, я даже чуть было не прослезился от умиления, но сдержался и стал рассказывать анекдоты. Преимущественно про автомобили. Особенно всем понравился тот, в котором рассказывалось про раллистов, входивших в крутой поворот вокруг апельсиновой рощи, в котором советский пилот на двадцатьчетвёрке, с громким криком: — "На фига вы тута веток насажали!", проделал в ней просеку и спрямил трассу. Хохотали все просто до упада. Этого анекдота я ещё никому не рассказывал и потому в свете того, чем мы теперь занимались, он всем понравился.

В начале двенадцатого гости разъехались, а в начале первого, убрав со стола, перемыв всю посуду и вместе приняв душ, мы с моей королевой наконец-то добрались до нашей собственной постели. Только тогда я признался:

— Знаешь, Ира, а я ведь сказал Андропову, что если он не пойдёт мне навстречу, то того, сам себе сердце порву в клочья. Помогло, однако. Недавно он признался, что именно то, что я был готов свести все счёты с жизнью, если он не начнёт в стране реформы, заставило его отнестись серьёзно ко всем доводам. Моим и Бойла, которые транслировала ему Наташа. Она замечательный человек, Ирочка, и я рад, что ты с ней сразу подружилась.

Моя королева ответила мне ещё одним поцелуем и я уснул с твёрдым намерением не просыпаться раньше полудня, крепко обняв её, как всегда. Поэтому утром я проснулся тотчас, как только Ирочке потребовалось выйти из спальной, и взглянул на часы, было половина седьмого. Немного подумав, я всё же поднялся и вскоре мы занимались куэрнингом. Завтракая в половине девятого, я выяснил, какие у жены планы на сегодняшний день и поскольку он был заполнен заботами и хлопотами до семнадцати тридцати, то позаимствовал у неё машину, чтобы помотаться по городу.

После того, как я отвёз Иру в институт, где её заждались студенты, поубивал бы всех за комплименты и особенно за цветы, которые они ей дарили, мой первый визит был на углеводородный завод. Он уже благоухал, как конфетная фабрика. Десятки машин сновали между углеводородным заводом и комбинатом железобетонных изделий. Георгий Иванович, пользуясь своим высоким положением в партии, всё-таки член Политбюро, привлёк к строительству ещё и военных строителей, причём не откуда-то, а из ракетных войск, которые я так мечтал разогнать.

Офицеры-строители, имевшие большой опыт сооружения пусковых шахт, организовали дело таким образом, что как только асфальтеновая смола стала поступать на ЖБИ, сразу же началось производство тяжелого асфальтенового бетона. Комбинат находился в трёх километрах от городской черты — нового микрорайона Фестивальный, рядом с живописнейшей местностью, редколесьем, протянувшимся вдоль реки, что когда-то меня жутко бесило — надо же было догадаться, построить промзону прямо на берегу реки. Рядом с комбинатом пока что находилось всего два предприятия, УПТК стройтреста с большими складами и СУМС с кучей всяческой строительной техники, от которых до берега реки было рукой подать, всего семь километров. В трёх километрах от углеводородного завода располагался бывший отдельный дивизион краевого ГАИ — длинное трёхэтажное здание с огромным плацем перед ним и отличными гаражными боксами на пять дюжин машин со своим ремонтным цехом.

Совсем рядом, вокруг двух холмов пролегали испытательная и гоночная трассы, а за ними, в степи, находилась огромная стройплощадка с уже вырытыми котлованами. Бывший нефтеперегонный, а теперь углеводородный завод находился буквально в километре от него и девяти километрах от берега реки. Он стоял прямо на трубе. Магистральный трубопровод, качавший нефть в Новороссийский нефтепорт, проходил в четырёх километрах южнее. Вскоре он начнёт качать вместо нефти водородное топливо и уже оттуда оно танкерами пойдёт на Запад.

А пока что мимо нашей гоночной базы к ЖБИ ехали "Мазы" со стальными, наращенными самосвальными кузовами, в задние борта которых, наглухо приваренные к боковым, были врезаны сливные люки, а сами они наращены на метр. Они везли на ЖБИ свежую, ещё горячую асфальтеновую смолу, источающую запах конфет, а с ЖБИ на стройплощадку и уже отсыпанные щебнем гоночные трассы асфальтенобетон. В сплошной веренице машин попадались также ярко-красные бетономешалки, установленные на "Мерседесы" и "Маны". Дмитрий Миронович не скупился, прекрасно понимая, что автозавод "Метеор" — самый главный в его ведомстве.

Вся зона строительства, начиная от берега реки прямо за городской объездной дорогой и до дюкера нефтепровода, была не просто объявлена запретной, а огорожена двойным рядом высоких заборов из колючей проволоки с сигнализацией и дорогой с грейдерным покрытием, по которые то и дело ездили патрульные машины. Патрульные катера плавали и вдоль берега, а по нему шагали пешие патрули. На въезде в будущий автогород был построен временный КПП и когда я подъехал к нему, то мне пришлось сходить к начкару, хотя на лобовом стекле и красовался специальный, всепогодный пропуск, но меня-то в лицо никто ещё не знал, а охраняло объект КГБ. Поэтому ничто не мешало мне достать удостоверение, выписанное на имя Кулибина Бориса Викторовича. Капитан, увидев удостоверение, моментально взял под козырёк и с улыбкой поздоровался:

— Доброе утро, товарищ помощник. — пожимая мне руку, он добавил весёлым голосом — Сейчас же извещу всех, чтобы Кулибина, он же Карузо, пропускали везде, как сына Виктора Фёдоровича и друга Георгия Ивановича. Вам сопровождающий часом не нужен, а то у нас тут запросто заблудиться можно. — увидев мою насмешливую улыбку, капитан рассмеялся — Да, неуместное предложение, Борис. Если ребята не врут, то это же ты всё спроектировал. Мне лично приходилось получать в аэропорту пакеты из Москвы и доставлять их Георгию Петровичу.

Однако, я к удивлению капитана, сказал:

— Если хочешь узнать, где что будет, то поехали, капитан. У меня от конторы глубокого бурения и её бурильщиков секретов нет. Тебя как зовут, если это не секрет?

— Андреем. — ответил мне начкар объекта.

Вместе с Андреем я объехал весь будущий автогород и рассказал ему, где и какие цеха вскоре вырастут и какая продукция в них будет производиться и из чего. Узнав о том, что плуги мы будем изготавливать из лонсдейлита — сверхпрочного алмаза, только небьющегося, и они будут дешевле стальных по своей себестоимости, но не для западников, а таскать за собой эти плуги станут тысячесильные трактора, капитан восхищённо прошептал:

— Бот это, да, Борис. Вот это будет техника. Тысячесильный алмазный трактор с бриллиантовым плугом. Все капиталисты тут же повесятся от зависти. — после чего быстро спросил — А почему бы нам танки такие не выпускать? Мы же будем тогда непобедимы.

Громко рассмеявшись, я ответил:

— Андрей, как только мы выкатим из цеха три первых "Метеора-Альфа" и они своим ходом домчатся до Москвы, Леонид Ильич уже на следующий день даст тебе ответ, а ты готовься нацепить на мундир майорские погоны. Этот объект, стратегически важен, он даже поважнее, чем Байконур и потому тут всем воздастся за труды в полной мере. Ты работаешь не на далёкое, а на самое ближайшее будущее, точнее на настоящее и потому через колючку даже комар не должен пролететь. Понятно, Андрюха?

— Это мне уже давно понятно, Боря. — Согласился со мной капитан Трунов — Как только нам всем втрое повысили зарплату и сказали, чтобы бдительность мы повысили впятеро. Да, не думал я, что вся наша продукция будет только гражданской, но тем, кто наверху, особенно Юрию Владимировичу, наверное виднее. Они же у руля стоят.

После обеда, а обедал я вместе с Вадимом, которому рассказал ещё об одном секрете его новой продукции, мой путь лежал на ремзавод "Россельхозтехника". Его механосборочный цех, а также термический участок кузнечно-прессового, также стали на время режимными предприятиями, но инженерам и мастерам завода было приказано присматриваться к нашей работе и моментально внедрять новые технологии на своём производстве. Едва въехав на территорию завода и припарковав "Волгу" возле цеха, я бегом бросился в бытовку и переоделся в спецовку.

В цеху меня встретила вся моя родная бригада вместе с Митрофанычем и Жориком. Они тоже были одеты в спецовки, но ещё с утра. Им не терпелось приступить к работе с новым материалом. С утра же были нагреты пропарочные ванны, в которых чуть ли не булькал кипяток. Первым делом нам нужно было изготовить лёгкие, но очень прочные пресс-формы. Бойл сразу же посоветовал использовать в качестве наполнителя маршалит и не мучаться, или в крайнем случае сухой бентонит в соотношении смолы и наполнителя три к четырём. Асфальтеновая смола ещё не успела схватиться полностью и потому походила на тёмно-бордовую, с синеватым отливом, патоку, пахнущую карамелью.

Для начала мне нужно было довести её до рабочего состояния, а потому я заполнил ею автоклав, долил в неё раствора поваренной соли, влил немного водородного топлива и, плотно закрыв крышку, включил нагрев и мешалку. Через четверть часа я вылил в самую обычную тестомешалку сто двадцать литров уже куда более жидкой смолы, включил её и стал засыпать в ёмкость из нержавейки, хотя асфальтеновая смола не прилипает ни к какому металлу, маршалит. Он быстро перемешивался со смолой без образования комков и воздушных пузырей, а потому через пять минут состав был готов и мы с Митрофанычем и Жориком стали заполнять им здоровенные шприцы с гидравлическим приводом поршня, висящие на талях.

Нам предстояло заполнить составом форму из обожженного гипса, половинку пресс-формы, в которой будет отливаться тонкая наружная дверца будущего "Метеора". Хотя форму делали из самого лучшего гипса отличные мастера, я всё же попросил разомкнуть её, чтобы убедиться в том, что она получилась идеально гладкой, хотя и с припуском в три десятки для дальнейшей подгонки и обработки. Если верить Бойлу, а этот парень никогда не врал, то пресс-формы из асфальтенового бетона будет ничуть не менее прочными, чем стальные, только легче, и их можно будет обрабатывать точно так же, как и стальные.

Мы снова сомкнули форму, сажали её мощными струбцинами и через три заливочных бронзовых литника принялись заполнять пластичной массой до тех пор, пока та не стала вытекать из душников. Как только с этим было покончено, мы отдали опустевшие гидравлические шприцы инженерам и мастерам, рабочих у нас было пока что мало, и талью потащили гипсовую форму на пропарку. В крутом кипятке ей предстояло вариться целых полчаса, а потому я отошел от пропарочной ванной, сел на какой-то ящик и нервно закурил. Пальцы у меня чуть подрагивали от волнения.

Вскоре прозвенел звонок и мы, проведя эти полчаса в полном молчании, бросились к пропарочной ванне, чтобы вынуть из неё форму с мамой. Форма с папой уже тоже пропаривалась. Гипсовую форму с первой отливкой мы опустили в большую кассету для мусора и как только были сняты струбцины, я схватил в руки кувалду весом в полпуда и со всего размаха ахнул ею по ней. Вслед за мной ахнули все, кто находился в цеху. Во все стороны брызнули мокрые, горячие кусочки гипса, отвалилась сразу половина формы и мы увидели тёмно-сиреневую, матово блестящую половинку пресс-формы. Как только гипс был оббит, я немедленно сказал, указывая на него рукой:

— Митрофаныч, прикажи просушить гипс, измельчить и помолоть в муку. Ничего из цеха не должно вывозиться не то что на свалку, а даже просто покидать территорию цеха и завода.

Ну, я мог бы и не говорить этого, ведь всем и так всё было ясно, а в цеху помимо нас находилось трое сотрудников краевого КГБ, одетых в новенькие спецовки с эмблемой завода "Метеор" на спине. Их присутствие здорово поднимало дисциплину, хотя они и не стояли ни у кого над душой и даже бросились помогать нам стропить пресс-форму. Будь она изготовлена из стали, так весила бы добрых три тонны, а так всего лишь каких-то двести пятьдесят килограмм. Положив половинку пресс-формы на стальной верстак, мы обступили её и некоторые товарищи попытались было отломить пальчиками тонкие прутки, торчавшие во все стороны, но быстро выяснили, что их нужно срубать зубилом с победитовой напайкой. Народ начал недоумённо роптать и вопрошать:

— Да, что же это за эпоксидка такая, раз она прочнее стали? В жизни ни о чём подобном не слышал.

Митрофаныч поднял палец вверх и сказал:

— Это товарищи, карузит, новый конструкционный материал, из которого мы будем изготавливать оснастку и пресс-формы, но пресс-формы для самых ответственных деталей, мы станем изготавливать из поликарбона и лонсдейлита. Доставайте из пропарочной ванны вторую часть пресс-формы и приступайте к подгонке. Их обе нужно отшлифовать и отполировать так, чтобы они сверкали, как у кота яйца.

Всю оснастку мы изготовили в цеху за две недели и в первых числах приступили к отливке заготовок из аморфного углерода и их пропарке. Они были очень красивыми на вид, тёплого, золотисто-рыжего, яркого и нарядного цвета, лёгкие, легче алюминия, и куда более прочными, но это были пока что только заготовки. Как только все заготовки, а их было изготовлено пять комплектов, были изготовлены, весь трудовой коллектив набросился на них и принялся подгонять с ювелирной точностью. В таком виде поликарбон можно было "лечить", нанося на отдельные участки слой свежего аморфного углерода и пропаривая струёй пара из парогенератора. Три комплекта пошли на склейку и затем на прокаливание, а из двух были изготовлены идеальные мастер-формы и уже по ним мастера-макетчики и прессформисты принялись изготавливать новые комплекты оснастки, а первые, черновые, были вмурованы в фундамент строящегося автозавода. Не пропадать же добру. Карузит намертво прилипал к свежему, непропечённому поликарбону, но после того, как его вынимали из муфельных печей и подвергали финишной полировке, к поликарбону уже не всякая краска прилипала.

Между прочим дизайнеры вообще считали, что красить такой прекрасный, сверкающий на солнце материал — себя не уважать. Все три машины были собраны всего за две недели. На две поставили вечную, асфальтеновую резину, а на один, который был покрашен снаружи нитрокраской в ядовито-зелёный, до безобразия нахальный цвет, самую обычную, чтобы я, как главный и самый бесбашенный тест-пилот, провёл на нём сумасшедший краш-тест на полное убивание автомобиля. В нём на мою долю выпала самая ответственная работа, изготовление форсированной, пятилитровой V-образной восьмёрки. Движок вышел неплохой, но главное было ещё впереди, для всех серийных "Метеоров-Альфа" мы строили восьмицилиндровый оппозитный двигатель, причём такой, что он был бы форменным чудом техники и году эдак в девяносто пятом, а если в машину установить мозги, то и в две тысячи пятнадцатом. Спортивный суперкар у нас получился просто загляденье.

Он был довольно широким, два метра сто восемьдесят миллиметров в ширину и четыре метра семьсот двадцать в длину при высоте в один метр четыреста двадцать миллиметров. Его дверцы открывались по типу ножниц, что очень удобно в условиях старых западноевропейских городов с их узкими улочками. Автомобиль имел прочнейший наружный, тонкостенный корпус, внутри которого находилась герметичная капсула безопасности со свободным ходом взад и вперёд по сто пятьдесят миллиметров, боковым, вправо-влево, по шестьдесят и столько же по вертикали, из-за чего здорово гасились пружинными элементами колебания на тряской дороге. Не такие уж и мощные передний и задний спикет-бамперы с ходом в двести пятьдесят миллиметров каждый служили залогом безопасности, а эластичные, каучуковые подушки безопасности, быстро надуваемые сжатым азотом. Именно они плотно фиксировали тела водителя и трёх пассажиров, пристёгнутых широкими и мягкими, но очень прочными ремнями безопасности специальной гоночной конструкции.

Всех поражало то, что у "Метеора-Альфа" было четыре двери, наружная, тонкая, и внутренняя, более толстая, с подлокотниками и отсеками с крышками. Первая дверь просто откидывалась вверх с помощью кулисы, а вторая, внутренняя, сначала выдвигалась вбок, а уже затем откидывалась вверх. Передние сиденья были оснащены электрическими приводами, управлялись компьютером и были поворотными. Когда водитель и его пассажир спереди покидали машину, они моментально сдвигались вперёд до упора, освобождая проход пассажирам сидящим сзади. Ну, а как только водитель открывал дверцу и нажимал на кнопку, сиденье сдвигалось назад и поворачивалось к нему, показывая, что оно готово принять хозяйскую задницу.

Водитель садился на сиденье, оно его взвешивало и, узнав хозяина, плавно и бережно занимало стартовую позицию и если кто-то его перенастроил, то само вспоминало хозяйские настройки. Все четыре сиденья были с подогревом и их обтянули натуральной кожей. Салон был отделан по высшему классу — натуральная кожа, карельская берёза, моржовая кость и позолота, причём жирная, не скоро сотрётся или облезет.

Ну, и это ещё не всё, ведь в автомобиле была целая куча опций — кондиционер с климат-контролем, не говоря уже о печке и самой совершенной вентиляции салона, центральный замок, АБС на все колёса, что с полным приводом выглядело весьма круто, а также бар между сидений и самое главное — фордовская автомагнитола с приёмником европейского ФМ-диапазона. Самой крутой фишкой было то, что в моё время называлось так: руль — дрова, тапки — спортячие, в крыше дыра, фары — сварка. Да, помимо довольно большого люка в крыше нам удалось ещё и установить на фары миниатюрные, но мощные ртутные лампы, которые освещали дорогу на полкилометра вперёд. При всём этом у нашего спортивного суперкара был ещё и совершенно космический дизайн. "Метеор-Альфа" немного смахивал по своему внешнему на "Lamborghini Murcielago LP 670-4 SuperVeloce", но в основном из-за большого, регулируемого антикрыла.

Двадцать пятого апреля я занял место водителя в одном из автомобилей, но никого с собой рядом не посадил, я же ехал на зелёной машине, за руль двух других двух других сели отец и Гена. Мама с Ирочкой сели позади, а рядом с отцом сел Георгий Иванович. Жорик с Тоней сели на заднее сиденье, а рядом с Геной сел Митрофаныч. Все были одеты в новенькие золотистые гоночные комбинезоны, пошитые из сверхпрочной, несгораемой поликарбоновой ткани. В сопровождении гоночных мотоциклов и автомобилей, мы отправились на испытательный полигон, где я под прицелами кинокамер пробил первую кирпичную стенку, сжег в большой луже бензина всю зелёную краску, что также было зафиксировано на киноплёнке.

Машину протёрли от копоти и кинодокументалисты засняли, как механики её быстро переобули в фиолетовую асфальтеновую резину с желтой надписью "Метеор" латинскими буквами и заменили в моей машине сработавшие подушки безопасности. Снова разогнав машину до ста восьмидесяти километров в час, я пробил вторую кирпичную стенку, но на этот раз метеоровская резина, в отличие от мишленовской, уцелела. Повезло мне и при приземлении, машина встала на четыре колеса, три раза подпрыгнула на склоне холма и я, отбившись от воздушных подушек, вернулся на холм.

Там я вышел из машины и, не снимая с головы интеграла с тонированным забралом, скрылся в толпе. Механики снова окружили "Метеор" и принялись его внимательно осматривать. К счастью ничего менять им не пришлось. Было половина двенадцатого. Пока дотошные киношники во всех ракурсах снимали новые советские автомобили, современнее и лучше которых не было во всём мире, мы хорошенько пообедали. Забросив в багажник дорожные сумки, приняв на борт пассажиров, Георгия Ивановича с супругой, на этот раз Ирочка сидела на переднем сиденье, мы тронулись в путь, нас ждала Москва и Красная площадь. На всём протяжении от нашего города до столицы, трасса была не только основательно отремонтирована, но и полностью перекрыта в день нашего триумфального проезда по стране. Нам дали отмашку и мы сорвались с места, быстро набирая скорость. Эх, хорошо всё-таки ехать, когда трасса совершенно пустая и ты знаешь, что на твоём пути не появится никакого препятствия.

Весь путь мы преодолели со средней скоростью в триста километров в час, но иногда были вынуждены сбрасывать её до ста двадцати, зато временами разгонялись до трёхсот сорока километров. Двигатели при этом не так уж и громко ревели, и всё равно звук был очень мощным, но в салоне стояла почти полная тишина. Тем не менее мы не снимали интегралов. В одной машине с отцом, которая шла второй, сидели два кинооператора. Они снимали наш стремительный полёт на новых автомобилях почти через всю европейскую часть Советского Союзе от момента старта и до той минуты, когда мы, промчавшись по улицам Москвы, въехали на Красную площадь и остановились перед членами государственной комиссии. Государственные мужи не выдержали и стали нам аплодировать.

Там я снова тихонько ретировался вместе с моей королевой. Мы взяли дорожные сумки, сели в чёрную "Волгу" и Наташа, сидевшая за рулём, повезла нас к себе домой. Там нас уже ждали Денис и Юлечка. На следующий день, в двадцать один час, Брежнев выступил по телевидению и объявил об открытии, которое сделали советские учёные, заявив, что не смотря на всю притягательность, поликарбон, водородное топливо и асфальтеновая смола никогда не будут применены в военных целях, если Советский Союз не столкнётся с явной и очевидной угрозой агрессии.

После этого были показаны мои сумасшедшие краш-тесты, а затем кадры с нашим проездом по стране на дикой скорости. На следующий день для всех моих друзей, кто приложил руку к созданию "Метеора-Альфа", их жен и подруг в Кремле был устроен приём, мама и Ирочка тоже были на нём, а вот я не пошел. Вместо этого мы с Наташей гуляли по Москве и я узнал эту милую, душевную девушку поближе. Наши "Метеоры" приняли участие и в первомайской демонстрации, но пока что град наград не обрушился на их создателей. Зато второго мая их погрузили на борт военно-транспортного самолёта "Ан-12" и отправили вместе с нашими запасными пилотами в Западную Германию, именно там началось триумфальное шествие наших автомобилей по Западной Европе.

Глава 9

Разборки местного значения

В эту субботу у моей жены был рабочий день и ей предстояло трубить в институте до семи вечера, принимать зачёты, а на меня после того, как я провёл по гоночной трассе Витьку, напал безудержный приступ лени. Поэтому, проехав на небольшой скорости по большому кольцу, я даже не поехал на завод, в котором ударными темпами шли пуско-наладочные работы. Все заводские корпуса уже были возведены и вскоре он должен был начать выпускать продукцию самого широкого ассортимента. Началось и жилищное строительство. В общем работа кипела, а мне почему-то было лень даже думать о ней.

Хотя и довольно редко, со мной такое всё же случалось. Домой ехать мне совершенно не хотелось и поэтому я решил съездить в "Хижину лесника" и пообедать там, а заодно прикупить шашлыков из осетрины к домашнему столу. Вместо того, чтобы пройтись по цехам, как собирался сделать с утра, я заехал на базу, позвонил в ресторан и заказал столик у воды и хороший обед, сказав, что приеду через час двадцать минут. Чтобы не услышать вдруг отказ, я назвал свою фамилию и имя, сказав на всякий случай, что являюсь сыном большого друга Георгия Ивановича. Ну, что же, так ведь оно и было.

Погода стояла замечательная и я не спеша ехал на своём трайке, уже устаревшим морально, а потому срочно нуждавшемся в замене на новую машину, более прочную и мощную. Надеюсь, что на него быстро найдётся покупатель. Новости из Западной Европы радовали. Куда только не зазывали наших пилотов и представителей минвнешторга. Заявление Брежнева, что Советский Союз стал единственным обладателем совершенно уникальных конструкционных материалов и водородного топлива, вызвало одновременно и восторг, и уныние в очень многих странах мира.

Восторг потому, что наша страна была готова продавать комплектующие изделия из поликарбона для производства сугубо гражданской техники и поставлять на мировой рынок водородное топливо в неограниченном количестве, а уныние по той причине, что эта технология станет доступна всему миру только в том случае, если НАТО и страны Варшавского Блока станут разоружаться и пустят танки и прочее оружие, находящееся в Европе, на переплавку и заодно резко, в десятки раз, сократят свои ядерные потенциалы. Заявление Брежнева было очень значимым.

Идея симметричного разоружения вызвала большой скепсис практически у всех политиков Запада и восторг в странах третьего мира и неприсоединившихся странах. Ну, политика политикой, а вот производители автомобилей отреагировали очень быстро, как и транснациональные нефтяные корпорации и вот почему. Минвнешторг сразу же назвал несколько точек на европейской карте, где Советский Союз может поставить на якорь огромные корабли с углеводородными заводами на борту, а также построит заводы по производству любых комплектующих, которые пойдут на производство гражданской продукции совершенно нового качества, а попросту вечной.

Послание мировому сообществу было простым и очень понятным — новые технологии, позволяющие отказаться от тяжелой металлургии и токсичных выбросов в атмосферу, в обмен на мир. Если политики не спешат идти навстречу Советам, то почему бы не покупать у них водородное топливо и бачки-испарители к нему, ведь русские уже наглядно всем доказали, что небольшая переделка системы зажигания и в любой автомобиль с бензиновым двигателем, можно заливать, ничего не опасаясь, водородное топливо, чтобы заправлять автомобиль в пять раз реже и получить прибавку к мощности в двенадцать процентов в виде дополнительного бонуса.

Процесс только-только начался, но заинтересованность проявили уже во многих странах и самое замечательное заключалось в том, что бачок-расширитель, изготовленный из тёмно-синего лонсдейлита, оснащённый практически вечными серебряными нагревательными элементами, невозможно вскрыть, разобрать или разбить. Он стоил жалкие пятьдесят долларов, но зато его можно было ставить на любой легковой автомобиль с бензиновым двигателем, чтобы потом экономить на топливе. Это была очень вкусная наживка, на неё повелись во многих странах и специалисты из Союзвнешторга заключали один контракт за другим, а на углеводородном заводе спешно завершали монтаж оборудования в двух цехах втрое большего размера.

Да, и в других регионах начали готовиться к модернизации нефтеперегонных заводов. Водородное топливо требовалось и внутри страны, тем более, что угля и горючих сланцев в Союзе имелось столько, что его на доброе тысячелетие хватит. Заговорили о переводе на водородное топливо ТЭЦ и обычных котельных. В общем подарок Дейра, Вилиэн и Бойла пришелся очень кстати. Для меня же это был первый шаг на пути к объединению мира, без которого было немыслимо взять под единый контроль все ядерные арсеналы.

Всё это было замечательно, но лично меня куда больше радовало совсем другое. В нашем крае была, наконец, создана особая открытая экономическая зона и в ней разрешили частную предпринимательскую деятельность, но не кооперативного характера, как это было сделано при Горбачеве. Людям просто позволили открывать частные ателье, парикмахерские, кондитерские и другие малые предприятия, но даже не это главное. Все остальные предприятии кроме тех, которые априори не могли существовать иначе, как государственные, объявлялись народными закрытыми акционерными обществами. Это затрагивало как город, так и село.

Нерадивых директоров в шею пока что никто не гнал, но уже через год рабочим, а также всем, кто ранее проработал на этих предприятиях не менее десяти лет и вышел на пенсию, то есть собственникам предприятий, предстояло проголосовать за прежнего директора или выбрать нового. Порядки и законы в свободной экономической зоне были расписаны буквально по каждому пункту, даром что ли Наташа почти три недели диктовала в микрофон, как их создавали и развивали в Китае и не в нём одном.

В край заблаговременно завезли все необходимые материалы и типография, в которой я уже не работал, распечатывала их многотысячными тиражами. Крайкому же партии вменялось в обязанность внедрить всё в жизнь, а если учесть, что я тоже вложил в это дело немалую лепту, пусть и не за счёт своего ума, то дела продвигались довольно успешно. Рынок рынком, но выполнения плана государственных поставок никто не отменял, хотя теперь их разрешилось корректировать и заменять, например, поставки зерна мясом или другой продукции и наоборот.

В общем колхозам и совхозам дали право самим выбирать, что им выгоднее выращивать с точки зрения условий хозяйствования, но вместе с тем было строго приказано срочно подготовить свои собственные проекты по переработке сельхозпродукции. Для этой цели даже был специально издан целый трёхтомник "Основные виды современных предприятий по переработке сельскохозяйственной продукции". Книгу эту скомпилировал Бойл, а я лишь перепечатал и снабдил рисунками, ну, и ещё написал разделы посвящённые маркетингу и стратегии вывода продукции на рынок.

Сам я этого не видел, некогда было, но говорят, что когда эта книга появилась в открытой продаже, то народ занимал очередь в книжный магазин с ночи, причём в основном цеховики и прочие предприимчивые граждане. Какого-то особого эффекта от нововведений ещё не было, но народ в нашем городе и во всём крае оживился и повеселел. Во всяком случае помимо того, что рядом с городом строилось сразу несколько заводов, сведённых в холдинг, швейная фабрика, объединившись в одно закрытое акционерное общество вместе с ателье моды "Силуэт", трикотажной и кожевенно-обувной фабрикой, директором которого стала наша Галинка, первым вышло на внешний рынок. Задолго до того дня, как в Западную Европу полетели "Метеоры".

Настоящих супербайков в продаже ещё не было, а кожаные комбинезоны для мотогонщиков, трикотажные вкладыши в них, мотобутсы и шлемы-интегралы в кооперации с заводом "Метеор", уже появились на прилавках в странах Западной Европы. Ещё они поставляли на экспорт отличные кроссовки с вечной фиолетовой подошвой из асфальтеновой резины, а также косухи с советской символикой для байкеров, но не чёрной, а красной кожи. Во Франции и Германии случались потасовки в тех магазинах спортивных товаров, где их продавали. Особой популярностью пользовались "бородатые" куртки-пилоты с портретами Карла Маркса и Че Гевары на спине и высокие берцы красной кожи с хромированным серпом и молотом на щиколотках. На этот раз уже никто не снимал с них советскую символику.

После пусть и немногих, но впечатляющих побед метеоровских авто и мотогонщиков в Западной Европе, после того, как жители Западной Германии, Франции и Италии увидели настоящий супербайки, на которых пилоты рвали в клочья всех своих конкурентов, советская гоночная амуниция раскупалась очень быстро. Ну, а как только не только на телевидении, но и в кинозалах был показан пятиминутный рекламный ролик с самоубийственным, как писали газеты, краш-тестом, когда я пробил на "Метеоре-Альфа" две стены подряд и во второй раз с машины не слетели даже тапки, молодёжь в Западной Европе была готова купить даже настоящие серп с молотков без берцев, получивших название "Red russian tractor".

Первые продажи "Метеоров" были назначены в пятнадцати городах Западной Европы на седьмое ноября и завод "Метеор" должен начать их выпускать серийно уже через месяц, а пока что ещё четыре "Метеора-Альфа-П" отправились в испытательный автопробег по такому лютому бездорожью, что даже видавшие виды раллийные гонщики схватились за головы. Пустыня Гоби это ведь далеко не подарок даже для сверхпрочных автомобилей с мощнейшими двигателями. За этим автопробегом внимательно следила интернациональная киносъёмочная бригада и в каждой машине вдобавок сидело ещё и по кинооператору.

С мечтательно улыбкой на лице, думая о том, чем бы нам ещё поскорее огорошить весь остальной мир, я медленно, разумеется для моего трайка, то есть на скорости не свыше восьмидесяти километров в час, проехал через город, выехал на шоссе, ведущее к ресторану на берегу реки, и вскоре был там. На стоянке стояло три машины, две двадцатьчетвёрки и "Зим", причём этот здоровенный лимузин приехал совсем недавно. От слегка приподнятого капота, когда я проходил мимо, тянуло жаром.

Похоже, что у кого-то закипел по дороге двигатель. Сначала я прошел на кухню и заказал там два десятка шашлыков из осетрины, а уже потом направился к шалашику у самой воды. Мне хотелось посидеть в тени огромной вербы за столом в этом шалашике, хорошенько поесть и помечтать о том, какой станет империя под названием Советский Союз к тому времени, когда мне снова стукнет шестьдесят, если мы сумеем переломить ход истории. Беспечно шагая по дорожке, мощёной дубовыми чурбаками, врытыми в землю торцом, я заметил справа странную компанию.

На некотором отдалении от того шалашика, к которому я шел, за столиком разместилось шестеро довольно крупных мужиков мрачной наружности. Пятерым было лет эдак под сорок, а шестому уже за пятьдесят. Одеты они были в далеко не самые шикарные костюмы и у всех воротники белых рубах были выпущены поверх воротников костюмов. Вели себя эти типы сдержанно, с явным достоинством, снисходительно кивая двум официанткам, обслуживающим их столик. По наколкам на их руках я сразу сделал вывод, что это уголовники, причём не из числа рядовых и скорее всего именно они приехали на "Зиме", причём мчались в ресторан, как угорелые.

У меня сразу же мелькнула мысль: — "А не по мою ли душу вы сюда явились, хлопцы?", а если так, то кто-то точно стуканул, что я сюда еду. Усмехнувшись, я вошел в свой шалашик. На столике лежала картонка с надписью — "Заказан", ну, так это же я заказал столик. Я сел за столик вполоборота к компании уголовничков и закурил, думая о том, чего же это им из-под меня нужно? Толкач не говорил мне ни слова, что мне нужно поостеречься. Наоборот, он как-то сказал, что местная босота меня и сама побаивается, зная, как я дерусь и как вырубаю всякую блатоту.

Эти же типы меня, судя по всему, не боялись. Они то и дело посматривали в мою сторону и о чём-то тихо шептались. Я мог, конечно, вызвать на связь Дейра и тогда Бойл дал бы мне на них ориентировку, если они дожили до тех времён, когда всю эту публику оцифровали, или наделали таких дел, что те вошли в анналы милиции. Во всяком случае паниковать я даже и не собирался и такую уверенность мне давал куэрнинг. Прошло минут десять, как я выкурил сигарету, а официантка к моему столику так ещё и не подошла.

А между тем уголовная братия пила пиво с водкой и заедала его шашлыком из осетрины, но громко своих чувств не выражала. Прошло ещё минут семь и я хотел было встать и отправиться на поиски официантки, как из уголовного шалаша ко мне направился здоровенный верзила в чёрном, чуть ли не похоронном, костюме с широкими клешами. Он подошел ко входу в мой шалаш, бросил взгляд на пачку "Мальборо", в зубах у него торчала беломорина, цыкнул зубом и спросил:

— Что, про тебя забыли? Ну, пошли к нашему столу, у нас есть чего пошамать и водочки с пивецким хватает.

Я с усмешкой ответил:

— Спасибо, я по чужим столам не подъедаюсь.

Хотя я и сказал эти слова спокойным голосом, без напряжения, верзила в похоронном клифте с клешами и не слишком свежей сорочке, засуетился и тут же стал извиняться:

— Да, ладно, не кипишись, мы же не фраера какие-нибудь, чтобы пургу гнать. Пойдём, Крученый с тобой по душам побазарить хочет. Не бойся, парень, никто тебя не тронет.

Я чуть было не расхохотался, так глупо и смешно выглядел этот тип с перстнями, наколотыми на пальцах. Усмехнувшись, я встал со стула и двинулся к выходу из шалашика. Через минуту я уже подошел к воровскому столу, прислонился плечом к дубовому столбику у входа в него, обвёл взглядом всю компанию и спокойным, негромким голосом спросил:

— Что вам от меня нужно?

Тот мужик, что постарше, коренастый, коротко стриженный, с тёмными волосами с сильной проседью, ткнул пальцем в седьмой стул, который занесли в шалаш специально для меня и нетерпеливым, чуть ли не приказным тоном громко сказал:

— Ты садись, Кулибин, разговор у меня к тебе есть. Садись-садись, в ногах правды нету. А разговор серьёзный.

Отрицательно помотав головой, я отказался:

— Спасибо, я постою, не привык садиться за стол с незнакомыми людьми. Так что там у вас за разговор ко мне?

— Вона как... — Многозначительно хмыкнув, сказал Крученый и со вздохом добавил — Значит у тебя свои правила, не как у всех, и если тебя к столу по-человечески приглашают, по-доброму, то ты можешь и отказаться. Ну-ну, Кулибин, тогда постой, а я тебя кое о чём спрошу. Вот ответь-ка мне, малолетка, как же так выходит, что ты Шныря при всех опустил, как последнего фраера за то, что он племянницу помацал, а твой дружок, значит, может теперь спокойно этой сопливой марухе по рубцу елозить? Это как называется по научному, двойные стандарты что ли?

Хотя я уже вполне мог и настучать всем шестерым за такой гнилой базар, всё же решил не доводить дело до крайности и потому всё так же спокойно, ровно и негромко сказал:

— Крученый, хотя ты этого слова и не знаешь, это называется любовь. Тоня невеста Георгия Петровича и он, между прочим, до той поры, пока девочка не вырастет, её и пальцем не тронет. Если на этом разговор исчерпан, то я пошел, а вы оставайтесь тут при своих интересах.

— Георгий Петрович... — с презрением растягивая слова, сказал Крученый и зло выкрикнул, — да, на зоне у меня такие Георгии Петровичах в шестёрках бегали! Слушай меня сюда, сучонок, то что ты с ментами и гэбнёй корешуешь, для тебя ещё не защита. Или ты думаешь, что на тебя пика не заточена и пуля не отлита? Ошибаешься, щенок, за Шныря и ты поплатишься, и та ссыкуха, и баба твоя, ментовская, а теперь вали отседова, фраерок.

Не сдвинувшись с места и не моргнув глазом, я ответил:

— Вот что я тебе скажу, Крученый, когда раскрываешь свою гнилую пасть, фильтруй базар, пока тебе зубы в глотку не вбили. А теперь слушай меня ты, ублюдок. Сейчас ты сядешь вместе со своими шестёрками в ту рухлядь, на которой вы приехали и уедешь так далеко, чтобы я о тебе больше никогда не слышал. За Урал, и там навсегда потеряешься в тайге. Не уедешь до сегодняшней ночи, сдохнешь в таких мучениях, о каких ты даже и не подозреваешь. Это касается вас всех, уроды.

— Не, я чего-то не понял! — изумился Крученый — Он меня из моего же города, над которым меня сходняк смотрящим поставил, гнать вздумал. Ты, гнида, меня даже менты стороной обходят потому, как знают, что может приключиться с их бабами и выродками.

— Крученый, я тебе не менты, которые тебя может быть и шлёпнули, да, ты скорее всего своими руками давно уже ничего не делаешь. — с издёвкой сказал я смотрящему — И мне плевать на то, что ты смотрящий, я тебя пришибу, как вошь, вместе с твоими шестёрками, так что делай, что тебе говорят, рви из моего города когти и поскорее, громко цокая копытами.

Вор в законе посмотрел на меня, огорчённо вздохнул и сказал, кивая, своим собутыльникам:

— Видно придётся взять грех на душу, пристрелить этого сучонка, чтобы не корчил из себя крутого фраера.

Крученый быстро сунул руку под пиджак и выхватил ствол, довольно потёртый пистолет "ТТ". Его шестёрки мигом отпрянули, но не успел этот тип передёрнуть затворную раму, как я ускорился. Когда выходишь на девятый уровень куэрнинга, то достигаешь такого физического состояния, что можешь двигаться в пять раз быстрее, чем обычно. Правда, недолго, всего минуты три, на большее мой организм пока что не был способен, но Дейр мог держать такую скорость целых полчаса. Представляю, что он смог бы натворить за это время в бою, ведь он ещё и обладал феноменальной силой, но этот парень не был солдатом.

Самое удивительное в куэрнинге это то, что выход на каждый следующий уровень это вовсе не количество часов, затраченных на тренировки. Это работа твоего наставника, который раскрывает тебе всё новые и новые тайны великого искусства "Куэрн тэур-Дэйвана". Дейр от меня ничего не скрывал, а потому, почти без толчка взлетев в воздух, я сделал пируэт над столом, парализовал жесткими и болезненными ударами всех пятерых шестёрок Крученого, приземлился за его спиной и разобрал пистолет, после чего, отставив в сторону стул с сидящим на нём с выпученными глазами верзилой, встал справа от него и вышел из ускорения. Пару раз вздохнув, я сказал:

— А теперь, мразь, приготовься к самому страшному, к долгой и мучительной смерти. Умирать ты будешь довольно долго и постоянно задыхаясь, но ты, поддонок, такую смерть заслужил.

Крученый, взглянув на свой разобранный тэтэшник, испуганно бросил его на стол и взмолился:

— Не надо, Кулибин, я просто хотел попугать тебя! Я уеду, я сегодня же уеду из города! Только не надо меня убивать.

— Ну, уж, нет, на этот раз ты останешься и сядешь по крайней мере за незаконное ношение огнестрельного оружия. — сказал я, но не уверен, что Крученый это услышал, так как одновременно с этим вор получил сильный, парализующий удар по шее. Я ведь дал клятву не убивать с помощью куэрнинга, а не вырубать.

После этого я быстро собрал его пистолет, на всякий случай стёр с него салфеткой свои отпечатки и наделал руками вора свежих на нём, после чего сходил на кухню, позвонил в милицию и, отругав официантку, вернулся в свой шалашик. Мне принесли заказанный мною обед в увеличенном размере, а когда официантка, обслуживающая воровской мини-сходняк направилась к своим клиентам, я попёр её от шалаша чуть ли не матом. Менты из уголовки, во главе с Толмачом, приехали быстро, я подозвал к столу своего друга и как только криминалист и следователь изъяли у воров стволы и финки, крикнул:

— Ребята, они если и очухаются, то только к вечеру, идите сюда, а то уха остынет. Водку я и сам пить не стану, за рулём, и вам не предложу, вы на службе, а вот показания дам очень охотно и всё расскажу про то, как Крученый меня, малолетку, хотел жизни лишить, выстрелив в мальчонку из своего старого, ржавого пистолета.

Криминалист со следаком рассмеялись, а Толкач, добавляя в уху чёрного перцу, усмехнувшись ехидно сказал:

— Ага, как же, попадёшь в тебя из пистолета. Тебя, Борька, если из чего и можно убить, так это из системы залпового огня "Град", но ты, сволочуга такая, всё равно из под огня уйдёшь. Ну, рассказывай, чего этой гниде от тебя нужно было. Раз мы его на стволе взяли, то теперь минимум шесть лет строгача он схлопочет, а если из этого пистолета кто-нибудь был убит, то хана Крученому, вышка ему точно будет гарантирована.

Я со стенографической точностью воспроизвёл весь разговор и когда закончил свой рассказ, Толкач, приканчивая уху, сердитым голосом громко и возмущённо воскликнул:

— Вот же тварь паскудная! Сам весь в дерьме по уши, а раз так, то своим же дерьмом всех вокруг испачкать готов. Борька, ты, надеюсь, не стал выписывать ему путёвку на тот свет? Мне, не как сыскарю, а как просто менту давно уже хотелось закрыть его лет на десять.

Отрицательно помотав головой, я успокоил друга:

— Нет, Женя, я просто его вырубил, как и его шестёрок. Ты же знаешь, меня, если мне когда и придётся, тьфу-тьфу-тьфу, кого убить, то сделаю это кулаком, а не пальцами.

Пусть и без спиртного, а всего лишь с виноградным соком, мы принялись уплетать шашлыки из осетрины. О Крученом я уже и думать забыл, но этот инцидент напомнил мне, что я обещал Андропову, что буду вести себя тихо и незаметно. Хотя по большому счёту я не был ни в чём виноват, если бы не моя барская поездка в ресторан на трайке, то ничего этого не случилось бы. Поэтому, управившись с шашлыком и поставив перед собой заливную стерлядь, обильно сдабривая её хреном, я сказал:

— Женя, хотя день рожденья у тебя в середине декабря, подарок я тебе сделаю сегодня. На, держи, ключи. Потом, когда зима наступит, я тебе его весь переделаю, заменю каждую детальку на поликарбон и лонсдейлит и воткну новый движок, но и этот уже переведён на водородное топливо.

Толкач взял ключи от трайка, кивнул и спросил:

— А ты что же, пешком ходить будешь?

— Пешком вряд ли, Жека, у нас же есть "Волга". — ответил я и подумал, что мне нужно начать срочно проектировать такой народный автомобиль, который будет пользоваться спросом у нашего неизбалованного народа и служить ему вечно. — Так что пока на ней буду ездить.

Женька, засовывая ключи в карман, сказал:

— Так, Кулибин задумался, ребята, и мне отчего-то кажется, что его нужно было давно уже ссадить с трёхколёсного мотика.

Пообедав с ребятами из уголовного розыска, я насмешливо посмотрел на Толкачёва и тот, приказав грузить урок в их же "Зим" и милицейскую машину, сказал что отвезёт меня домой. Когда я пошел вместе с ним на кухню за шашлыками, то одна из официанток одарила меня таким ненавидящим взглядом, что меня зло взяло и я громко сказал Женьке:

— Толкачёв, не надо делать из этого случая заговор с целью моего убийства. За него слишком много дают. Проведи всё, как незаконное ношение огнестрельного оружия, а то если ты начнёшь копать слишком глубоко, то какая-нибудь дура, которая позвонила Крученому и сказала, что мне вздумалось здесь пообедать одному на природе, точно сядет лет на пять, шесть, а оно мне и даром не нужно. Тем более, что эти типы ведь не хамили и я вырубил их просто ради предосторожности.

Капитан Толкачёв, пристально посмотрев на побледневшую от испуга официантку, пожал плечами и ответил:

— Как скажешь, Кулибин. Так и напишу, что твоя встреча с уголовниками в ресторане была случайной и никто их сюда не вызывал, но ты знаешь, Боря, у троих ведь были с собой стволы, и у каждого финки, а это, как ни крути, уже статья и немалая. Ну, да, ладно, поехали отсюда.

Я забрал свёрток с шашлыками, завёрнутыми в вощёную кальку и направился к выходу. На этот раз, положив шашлыки в багажник, я сидел на пассажирском сиденье, а Толкач, положив руки на широкий хромированный руль, гордо восседал на трайке. Рафик был прав, заказов на трайки было уже столько, что их одни можно было поставлять на экспорт до посинения, причём даже в Штаты, на родину этих удобных трёхколёсных мотоциклов.

Поэтому мой подарок был особенно ценен для Толкачёва, но теперь мне следовало подумать и о подарке для всего советского народа, а потому, как только Женька привёз меня домой, лень мигом откочевала далеко на юг и я засел за компьютер. Мне не хотелось делать "Оку" или ещё какую-нибудь собачью будку на колёсах и потому я принялся втолковывать Бойлу, каким я вижу шестиместный (три места впереди с центральным расположением руля) семейный автомобиль, который можно за полчаса превратить в паркетный джип, пикап, солидный седан, а также в девятиместный минивен до кучи. Простой, но стильный и элегантный.

Работа меня увлекла настолько, что я лёг спать в эту ночь в половине пятого и на следующий день, проснувшись в десять утра, снова отправился в кабинет. В полдень я представил моей королеве и родителям на рассмотрение окончательный вариант четырёхпозиционного автомобиля, его размер представлял из себя среднее между "Волгой" и "Жигулями". Автомобиль им очень понравился. В конфигурации седана он имел подчёркнуто спортивные и в то же время аристократические формы, но при превращении в джип с мощной вездеходной резиной, полностью преображался, а внушительный кузов делал из него работящего колхозника.

Зато когда из моего автомобиля делали минивен, он тут же становился пионерским лагерем на колёсах. Опций в нём был самый минимум, но мозги, радио и кондиционер, как и полный привод с АБС, я всё же оставил. Ещё неделя у меня ушла на то, чтобы сделать технический эскиз каждой детали. Мама и Галинка, отложив в сторону все дела, отрисовали мне в красках роскошные большие планшеты и в понедельник, загрузив всё в "Волгу", созвонившись с вечера с Георгием Ивановичем, Митрофанычем и Жоркой, я вместе с Ирой поехал в крайком партии, чтобы показать проект друзьям.

Когда все двенадцать планшетов были расставлены, а на стол Георгия Ивановича я положил десять красных папок с технической документацией, народ ахнул. В первую очередь потому, что все прекрасно знали, как всё будет выглядеть в натуре. Георгий Иванович, обняв меня за плечо, спросил:

— Боря, а это не будет слишком жирно иметь вместо одного автомобиля сразу четыре? Да, и где люди их станут хранить?

На этот вопрос у меня давно уже был готов ответ и я, широко улыбнувшись, сказал:

— Георгий Иванович, ты забыл об одной простой вещи, мы ведь советские люди и привыкли к коммуналкам. Поэтому я предлагаю поступать таким образом — каждый советский покупатель приобретает в рассрочку на десять лет наш автомобиль в той конфигурации, которая ему больше всего нравится. Завод "Метеор" ставит в каждом областном центе свой магазин с сервисным центром. Это народный автомобиль, Георгий Иванович, а потому он изготовлен по блочно-модульной схеме. Скажем забарахлила у тебя передняя подвеска, ну сумел ты её как-то разбить, то добираешься до автосервиса, там её откручивают, ставят новый модуль, а с разбитым рабочие нашего автосервиса либо разбираются сами, либо отправляют его на завод. То же самое будет происходить с ремонтом двигателя или любого другого блока. Более того, Георгий Иванович, вся метеоровская техника будет не продаваться, а передаваться людям в лизинг, то есть продаваться в рассрочку на очень много лет и поэтому сервисные центры у нас будет создаваться в виде очень больших, многопозиционных комплексов.

— А окупаемость? — тут же спросил Георгий Иванович и, погрозив мне пальцем, добавил — Боря, ты мне эти штучки времён военного коммунизма брось. В рассрочку на десять лет, это то же самое, что даром и поэтому я с тобой категорически не согласен.

Митрофаныч и Жорка, которым очень понравилась моя идея, горестно вздохнули, но у меня имелся непробиваемый аргумент, который я немедленно пустил в ход, сказав:

— А прокат кузовов другого типа в зависимости от сезона и мгновенная замена сломанных модулей и блоков? Георгий Иванович, к твоему сведению, на этом мы заработаем даже больше, чем на изготовлении самих машин. Уж тебе-то известно, при каких условиях, пусть и с большим трудом, поликарбон можно снова превратить в аморфный углерод. Срок службы этого автомобиля составит где-то пятьдесят лет, а за это время на силовом каркасе можно будет раз десять поменять дизайн обвесов, не говоря уже о дизайне внутри капсулы безопасности. То же самое я предлагаю робить и экспортируя спортивные суперкары. Хотя сборка у нас будет и стапельная, поверь, всего на двухстах пятидесяти стапелях мы запросто сможем изготавливать в год сто пятьдесят тысяч автомобилей. А ведь Митрофаныч и Жора тебе сейчас мигом докажут, что за счёт трёхсменной работы они смогут выкатывать с завода полмиллиона только легковых автомобилей в год. Ну, и как ты собираешься их продавать? Зато продавая их в рассрочку, да, ещё предлагая покупателям множество дополнительных платных услуг, все наши автомобили будут раскупаться с колёс. Но самое главное, наши сервисные центры будут стоять во многих странах Западной Европы, а это самый громкий рупор наших идей, нацеленных сам знаешь на что.

Секретарь крайкома партии пристально посмотрел на Митрофаныча и Жору, кивнул и строгим голосом спросил:

— Мужики, я вчера прошел по всему заводу и у меня создалось такое впечатление, что вы уже можете начать работу.

Жорка улыбнулся и съехидничал:

— Так нам же вроде бы приказано достойно подготовиться к приезду государственной комиссии, которая пожалует к нам пятнадцатого июня, Георгий Иванович. А так мы можем начать работу хоть завтра, правда, нужного количества рабочих у нас нет.

Георгий Иванович рассмеялся и воскликнул:

— Жорка, шельмец, это совести у тебя нет! Видишь у меня на столе вон ту пухлую, красную папку? Она битком набита телеграммами с просьбой разрешить лучшим рабочим с почти трёх сотен заводов пройти стажировку на "Метеоре". Вам даже зарплату им платить не придётся, ведь это будут служебные командировки. В общем так, мужики, чёрт с ней, с государственной комиссией, пускайте завод, а рабочих вы и на наших предприятиях найдёте, но и от командировочных тоже не отказывайтесь.

То, что завод начинал работу на двадцать дней раньше, меня вполне устраивало, но это не решало судьбу народного автомобиля и потому я угрюмым тоном поинтересовался:

— Это всё замечательно, товарищи, но что вы намерены делать с моими эскизами? Мы будем запускать в серию народный автомобиль или у вас перед глазами одни доллары стоят?

Георгий Иванович кивнул и спросил меня:

— Боря, ты подготовил экономические расчёты?

— Лежат в самой верхней папке, Георгий Иванович. — Ответил я — Со всеми выкладками по лизингу как внутри страны, так и за рубежом, причём по всем позициям, включая сельхозтехнику. А ещё у меня есть такое предложение, касающееся уборки урожая. Нам нужно создать в нашем крае мобильный отряд механизаторов, оснащённый мощной уборочной техникой, бросать его на юг и затем он будет продвигаться на север, убирая с полей всё до последнего колоска, початка или картофелины. В этом году мы оснастим его техникой и обкатаем её, заодно разработаем и освоим выпуск быстровозводимых хранилищ с регулируемой воздушной средой, в которых ничто не гниёт и не портится, а начиная с будущего года, начнём убирать урожай по новому. Про это я тоже написал, Георгий Иванович.

Первый секретарь с улыбкой сказал:

— Сегодня же беру с собой планшеты, твою папку, Боря, и вылетаю в Москву, а вы, ребята, забирайте остальные папки и начинайте работать ещё и над народным автомобилем.

Отвоевав у Георгия Ивановича четыре планшета, мы поехали на завод. Через час с четвертью в главном сборочном цехе состоялось общее собрание. Митрофаныч показал эскизы народного автомобиля во всех четырёх его ипостасях и сказал, воодушевляя трудовые массы:

— Товарищи, предлагаю вам всем немедленно приступить к работе забыв о временных неудобствах. За ударный труд, смекалку, энтузиазм и ненормированный рабочий день, в общем за трудовой подвиг, каждый будет премирован таким автомобилем. А теперь, товарищи, приступаем к работе!

Получить машину хотелось каждому инженеру и рабочему, а потому работа закипела не просто ударными темпами, а как в сорок первом, на Урале. Многие люди даже спать оставались в цехах, притащив на завод раскладушки или просто матрацы. Инженеры-конструкторы и мастера-макетчики работали по двенадцать, четырнадцать часов в сутки, а поскольку Митрофаныч и Жорка уже хорошо знали, как грамотно организовать работу и имели прекрасных помощников, то к приезду государственной комиссии из Москвы на заводском дворе стояло пять сотен "Метеоров-Альфа", по столько же супербайков, трайков и квадроциклов, а на спецучастке, в закрытом ангаре, пятьсот армейских квадроциклов, прошедших обкатку на заводской трассе.

Народный автомобиль уже обрёл форму, то Дмитрию Мироновичу только и осталось сделать, что развести руками. Из-за затоваренности заводского склада, "Союзвнешторгу" пришлось напрячься и поскольку самые хорошие позиции у него были в Бельгии, то именно в Брюсселе и был открыт первый сервис-центр по продаже автомототехники нового советского завода "Метеор".

Глава 10

Битва за мирное небо и космос

Бельгийцы были поражены, что машины отдавались в лизинг. Пока в сервис-центр спешно переоборудовали какой-то военный объект, находившийся в черте города, на заводе успели освоить выпуск народного автомобиля "Метеор-Мечта". Как и обещал Митрофанович, все первые четыреста двадцать семь автомобилей разошлись, как премии среди инженеров и рабочих завода. Следующие же семьсот автомобилей были разделены на две части, половину отправили в Москву, а вторую половину в Брюссель, на пробу.

За автомобилем "Метеор-Альфа" люди не ленились прилетать даже из Бразилии, но когда на сервис-центр с железнодорожной станции своим ходом приехали советские автомобили сразу четырёх видов и выяснилось, что это всё один и тот же автомобиль и каждый владелец сможет в любой момент либо взять напрокат, либо просто поменять кузов и уехать на уже совсем другом автомобиле, но с всё теми же номерами, началось то, что газетчики назвали "метеорной лихорадкой", по-английски "meteor rush", что было очень созвучно другому словосочетанию — "meteor russian".

Русские метеоры наделали шума во всём мире и если чудовищно мощный, пятисотдвадцатипятисильный восьмицилиндровый, оппозитный движок "Альфы" просто внушал к себе уважение, то его половинка, миниатюрная, под капотом сразу и не найдёшь, оппозитная, стасемидесятипятисильная четвёрка вызвала бурю оваций и восторженных криков потребителей. Народный автомобиль разгонялся на трассе до двухсот километров в час и имел превосходную приемистость при обгонах. А ещё он был просторным, вместительным, уютным и практически неубиваемым.

В Брюссель толпами повалил народ чуть ли не со всей Западной Европы, чтобы встать на лист ожидания, так что не мудрено, что уже очень скоро сервис-центры, по типу Брюссельского, начали создавать в Мюнхене, Париже, Риме и других столицах. Европейские же автомобилестроители испытали от такой наглости Советов сильнейший шок. Наши с Бойлом автомобили превосходили лучшие образцы мирового автомобилестроения по всем показателям, но особенно всех убивало то, что из-за почти полного отсутствия трения в паре поликарбон-лонсдейлит, оппозитные двигатели вообще не нуждались в моторном масле, а для охлаждения им вполне хватало элементарного обдува вентилятором на холостом ходу и встречным потоком воздуха во время движения. Перегреть же двигатель, изготовленный из поликарбона и лонсдейлита было практически невозможно.

По желанию отдельных покупателей, в спортивный суперкар "Метеор-Альфа" ставили совершенно прозрачный двигатель, целиком изготовленный из лонсдейлита с алыми поршнями и, как говорили многие, это было завораживающее зрелище, смотреть на то, как он работает. Большинство суперкаров и супербайков продавалось, а не сдавалось в лизинг. Так хотели сами покупатели, зато автомобили "Метеор-Мечта", трайки и квадроциклы, наоборот, люди преимущественно брали в лизинг, чтобы потом иметь возможность изменять их внешний вид всего за каких-то час, полтора.

Начина с июля месяца, завод "Метеор" работал в три смены и число рабочих на нём постоянно увеличивалось. Оно и понятно, ведь наш завод быстро набирал обороты, а заодно продолжал строиться, благо места хватало. Как и все прочие рабочие завода, я ведь, как-никак, числился консультантом Митрофаныча, мы с отцом были премированы сразу двумя автомобилями. Отец выбрал себе седан, а я, разумеется, джип. Наша же чёрная "Волга" стала автомобилем для парадных выездов.

Поскольку отец был не только мотогонщиком, но ещё и инженером-энергетиком и гонщиком-испытателем, то никого не удивляло, почему это Картузовым дали две машины. Витька, которому приходилось проводить за рулём то "Альфы", то "Мечты" по десять часов, обкатывая их на трассе, ведь на каждом спидометре при продаже было не менее двухсот пятидесяти километров, тоже был премирован автомобилем. Подумав, он взял себе, как и я, джип и теперь ездил за город с девушками уже на нём. При этом он ещё и успевал принимать участие в мотогонках, вылетая в разные города Союза на самолёте в пятницу и возвращаясь в воскресенье. Мой друг быстро осваивался в мире большого мотоспорта.

И всё же, как бы не выкручивали Дмитрию Мироновичу и Митрофанычу руки в минвнешторге, ровно половина автомобилей "Метеор-Мечта" продавалась на внутреннем рынке. Тем самым Дмитрий Миронович буквально вынудил директоров всех остальных автозаводов перейти с чугуна, стали и алюминия на поликарбон и лонсдейлит. Это не только снижало объёмы потребления металла, но и избавляло автозаводы от необходимости иметь кузнечно-прессовое производство, самое дорогое, металло и энергоёмкое. Однако, это были ещё цветочки, которые расцвели в середине августа.

Ещё раньше, в середине июня, внезапно созрели ягодки, а точнее проснулись медведи, из-за чего меня срочно вызвали в Москву и я, пораскинув мозгами, полетел туда спецрейсом, на том же самолёте, на котором в город прилетел Дмитрий Миронович. Полетел вместе с женой и, как позднее выяснилось, не ошибся. Честно говоря, я давно уже этого ждал и на мой взгляд те господа-товарищи, с которыми мне пришлось встретиться во второй половине июня, слишком долго запрягали сани, но они всё-таки их запрягли и мечтали теперь помчаться так быстро, что у меня заранее закружилась голова. Так, на всякий случай, предостережения ради.

В Москву мы прилетели в половине пятого вечера. Ещё в самолёте мы попрощались с Дмитрием Ивановичем, сойдя с траппа сели в чёрную "Чайку" и нас отвезли на госдачу, стоявшую в сосновом бору. Там нас уже ждал Юрий Владимирович, а потому, едва сойдя с самолёта, мне пришлось вступить с ним в пусть и словесную, но весьма жаркую баталию, правда, короткую. Ира, увидев, что на даче есть бассейн, как только мы вошли в дом и я занёс вещи, тут же достала купальные принадлежности из сумки и отправилась купаться. Мы же поднялись на второй этаж небольшого, красивого и уютного коттеджа. Андропов, едва мы вошли в кабинет, сразу же сказал:

— Борис, Политбюро приняло решение, чтобы ты переключился с автомобилей на авиацию и космос.

Улыбнувшись, я ответил:

— С огромным удовольствием, Юрий Владимирович, но при одном условии, если это будет мирная авиация и мирный космос. Мы не можем резко обгонять Штаты, если не хотим спонтанного развития конфликта с этой страной. Извините, но США это крупнейшая мировая держава, которая обгоняет нас практически по всем позициям и кто его знает, как эти тупоголовые и спесивые идиоты поведут себя, оказавшись в роли догоняющих.

Андропов сразу же насупился и сердито сказал:

— Борис, это необходимо сделать во что бы то ни стало. Пойми, наш ракетно-ядерный щит это вовсе не панацея от любых происков врага и ты это сам прекрасно знаешь. Их космическая группировка больше нашей и лучше оснащена, что и позволяет им быть такими наглыми. А нас что наша авиация, что космос просто разоряют, ведь мы же вынуждены поддерживать паритет. Из тех материалов, которые ты мне предоставил, я знаю, что с каждым годом на это будет даваться всё труднее и труднее.

Мне только и осталось, что горестно вздохнуть. Да, так оно и было на самом деле. Авиация, космос, танкостроение, да, и вообще все военные приготовления разоряли Советский Союз и попросту грабили советский народ. Огорчённо вздохнув, я пристально посмотрел на Андропова и спросил:

— Юрий Владимирович, скажите мне честно, лично для вас что важнее, быть сильным или казаться им? Естественно не в личном, а в государственном плане. Поверьте, от вашего ответа зависит то, в каком направлении я немедленно начну работать. Поймите, для меня это очень важно.

Андропов заметно повеселел и без малейшей заминки ответил:

— Конечно же быть, Боря! Какой смысл надувать щёки и играть мускулами, если у тебя на самом деле кишка тонка. Давай, говори, что ты предлагаешь сделать. Я ведь по тебе вижу, что ты приехал в Москву, как всегда, подготовленный наилучшим образом.

Легко сказать, давай говори, мне ведь ещё нужно будет сломить упрямство даже не Дейра, а Бойла, а на того действовали только аргументы убийственной силы. Ну, затевать споры с Бойлом, с которым мы уже общались напрямую, через компьютер, в присутствии Андропова мне не улыбалось, но всё же специально для него я, немного подумав, всё же решил предложить председателю КГБ довольно-таки иезуитский план:

— Есть у меня одна задумка, Юрий Владимирович. Мы можем построить на нашем заводе гиперзвуковой космический самолёт и не один, а с полсотни штук, но их нужно будет закопать где-нибудь поглубже и никому не показывать. Никаких натурных испытаний, естественно, тоже не будет, ну, а после того, как Советский Союз будет иметь у на вооружении такой космолёт, который сможет в три дня долететь до лететь до Луны и вернуться, было бы неплохо взять и сократить армию раза в три-четыре, особенно мотопехоту, танковые войска и военно-морской флот. Зато сразу после этого Леонид Ильич сможет созвать генеральную ассамблею ООН и предложить всем странам на базе нашего тотального превосходства в области сверхпрочных конструкционных материалов, создать под эгидой ООН международную авиакосмическую корпорацию "МНК", что расшифровывается, как "Мирное Небо и Космос", которая будет строить на основе межгосударственной кооперации самые дешевые и безопасные пассажирские и транспортные самолёты, а также космические корабли, которые станут совершать полёты в пределах солнечной системы исключительно в мирных, научных целях. Плюс к этому мы построим на орбите целый научный городок.

Мои слова о сокращении армии и создании авиакосмической корпорации "Мирное Небо и Космос", Андропов, словно бы пропустил мимо ушей, а вот относительно космоплана тут же оживлённо спросил:

— И что это будет за космический самолёт, Борис? Назови мне его тактико-технические характеристики.

Поскольку мы обсуждали уже этот вопрос с Бойлом, я пожал плечами и ответил притворно равнодушным тоном:

— Самолёт, как самолёт, с хвостом и крыльями. Фюзеляж у него будет длиной с железнодорожный вагон и примерно такого же объёма, хотя если заказать вагоны немного пошире, подлиннее и повыше, вроде как для перевозки асфальтеновой смолы и аморфного углерода, то он может быть и побольше, но в любом случае штук десять атомных бомб в его бомбовый отсек поместится. Ну, а про тактико-технические характеристики я так скажу, на высоту в двести километров он поднимется за четыре с половиной минуты и сможет летать вокруг Земли месяца четыре, а то и все полгода. Это зависит от того, из скольких человек будет экипаж, из трёх или шести. Взлетать и садиться он будет, как самый обычный самолёт. У него будут три режима полёта, обычный сверхзвуковой, гиперзвуковой и космический, при котором он за месяц долетит до Марса, совершит на этой планете посадку, а потом взлетит и за месяц вернётся обратно.

В общем это будет самый обычный малый исследовательский космоплан для полётов внутри звёздной системы. У тэурийцев есть таких с десяток, но этих сибаритов с Тэурии в космос палкой не выгонишь, он их вообще не интересует, а нам такие на первых порах пригодятся, но никто, кроме крайне узкого круга людей, не должен знать о существовании такого космоплана и о том, что он стоит у нас на вооружении. Понимаете, Юрий Владимирович, если сократить армию в четыре раза, оставив в строю только самые боеспособные войска, то есть воздушно-десантные, и создать международную авиакосмическую корпорацию "МНК", то американцы сразу же сообразят, что советскому руководству пофиг все их телодвижения и мигом заткнутся. Зато когда такая корпорация будет создана, можно начать строить многоразовые космические корабли и даже построить мясищевский ядерный космоплан.

Наконец-то Андропов спросил:

— А почему авиакосмическая корпорация должна обязательно называться "МНК"? Можно ведь и не бросаться такими словами лишний раз.

Я со вздохом объяснил:

— Потому, что людям этого очень хочется. Им надоела война.

Андропов, улыбнувшись, сказал:

— Понятно, ты же у нас романтик. А почему ты собираешься строить космопланы на вашем заводе? У вас же совсем другой профиль — гоночные автомобили и мотоциклы, да, ещё тракторы и сельхозтехника.

Рассмеявшись, я воскликнул:

— А тут-то чего непонятного, Юрий Владимирович? Во-первых, я никуда не хочу уезжать из родного города. Во-вторых, это самый лучший способ сохранить всё в тайне. Все ведь и так прекрасно знают, что завод "Метеор" режимное предприятие, но только ради того, чтобы враги не вызнали секрет поликарбона и водородного топлива. Ну, и, в-третьих, у нас же там есть железнодорожная ветка и кому какая разница, куда мы отправляем вагоны с аморфным углеродом и асфальтенкой.

Покрутив головой, Андропов с укоризной сказал:

— Боря, космос это тебе не игрушки. Наша космическая промышленность сложнейший научно-производственный комплекс. Там даже станки стоят на предприятиях особые.

Усмехнувшись, я сказал:

— Пусть ваши строители космических кораблей построят без моих с Бойлом технологий хоть один "Метеор-Альфа", вот тогда я и побегу к ним на поклон. Хотя если честно, то это, конечно же, шутка, но вы поверьте, Юрий Владимирович, если уж тэурийцы сумели построить свои космопланы чуть ли не на коленках, то наши космостроители сделают то же самое намного лучше. Нужно ведь немногое, собрать человек шестьсот грамотных инженеров-конструкторов и рабочих с золотыми руками, и привезти их к нам, причём из разных КБ, которые, кстати, нужно будет под задачи авиакосмического концерна собрать все воедино. Ну, а чтобы всё то время, что передовой отряд наших космостроителей будет строить космопланы, я могу всем остальным их коллегам выдать столько информации на эту тему, что они точно не обрадуются. Это же их всех просто осиротит.

Юрий Владимирович погрозил мне пальцем и сказал:

— Ты мне это брось, Борис Викторович, наши учёные ещё как обрадуются. Смотрю я на тебя, Борис, и удивляюсь. Ты же ведь уже мужчина в возрасте, седьмой десяток разменял, а порой ведёшь себя, как мальчишка.

Улыбнувшись, я пошутил:

— Так мне же ещё семнадцати лет нету, Юрий Владимирович. Вот лет через сорок пять, когда я стану старым и лысым, вы посмотрите, каким я сделаюсь серьёзным и скучным.

Андропов рассмеялся:

— Это вряд ли, Борис. — вздохнув, он добавил — Даже и не знаю, как тебя, такого молодого, показывать учёным, а поговорить тебе с ними нужно обязательно. Когда я намекнул им, что они смогут задать вопросы человеку, имеющему исчерпывающую информацию о нашем будущем, который уже предупредил десятки опасных катастроф и спас жизнь нашим космонавтам, они очень удивились и у них есть множество вопросов к тебе.

Пожав плечами, я беспечно ответил:

— Так я ведь могу и загримироваться, Юрий Владимирович, причём так, что меня даже любимая жена не узнает. Где проведём встречу? Здесь или в Москве, в каком-нибудь закрытом НИИ? Сами понимаете, мне ведь всё равно.

Андропов подумал немного и ответил:

— Лучше здесь, Борис. Место тут уединённое, а совсем рядом имеется большое помещение. Я прикажу, чтобы его завтра подготовили к приёму гостей, а ты пока что отдохни, погуляй с супругой, она у тебя просто ослепительная красавица, по лесу, подышите свежим воздухом. Только сильно далеко в лес не забредайте, территория огорожена и находится под охраной.

Улыбнувшись, я успокоил его:

— Нам и этой дачи за глаза хватит, Юрий Владимирович, но у меня будет к вам вот какая просьба. Давайте мы на этот раз будем работать вдвоём с Ирой и вы не станете беспокоить Наташу. Для работы мне понадобятся, как всегда, несколько пишущих машинок. Очень уж быстро они ломаются. — Андропов нахмурился и я сказал — На счёт секретности не волнуйтесь, у меня от жены нет никаких секретов и она первой узнала, кто я на самом деле. А вот нашим учёным нужно будет обязательно напомнить о ней, чтобы они не подвели меня под монастырь, впрочем, они всё равно увидят меня в гриме.

Недоверчиво улыбнувшись, Юрий Владимирович сказал:

— Борис, пять новеньких электрических пишущих машинок, а также запас кальки, отличной импортной бумаги, всевозможные карандаши и все прочие принадлежности для рисования, находятся в соседнем кабинете, намного более просторном. Мы об этом давно уже побеспокоились. Надеюсь, что это не последний твой приезд в Москву как раз именно с такой целью, но Наташа и Денис сюда всё же приедут, а там вы уж сами разбирайтесь, как вы будете работать. Для меня, Боря, главное результат, а твоя идея с космопланами, стоящими на боевом дежурстве в подземных капонирах, мне очень понравилась. Имея такой мощный ядерный кулак, можно действительно смело сократить армию сразу в три, а то и четыре раза.

Мы поговорили ещё с полчаса, обсуждая отдельные детали предстоящей встречи с учёными, Юрий Владимирович показал мне план крохотного лесного коттеджного посёлка, состоящего всего из семи домов, отстоящих друг от друга весьма далеко, представил мне горничную, повариху и водителя той "Чайки" на которой нас привезли, и уехал в Москву. Первым делом я осмотрел кухню и как только увидел, что продуктов в двух холодильниках вполне хватает, тут же отпустил прислугу и водителя, сказав, что завтра никто из них нам точно не понадобится и они свободны.

Заодно я добавил, что весь бензин в баке можно списать на меня, как и наличные запасы талонов. После этого я проводил всех троих до машины, а потом прогулялся до ворот, чтобы запереть их, когда они уедут. Участок под дачей был просто громадный, гектаров сорок, а заборище высотой в три метра, да, ещё и сплошной, без единой щелочки. Поэтому, вернувшись в дом, я разделся догола и отправился к Ирочке в бассейн, где первым делом снял с неё купальник. Такое начало московской командировки ей очень понравилось, но это было только начало.

Часа через два моя королева начала готовить ужин, а я вошел в большой кабинет, осмотрел его и сел за стол. Практически сразу же я принялся доказывать Бойлу, который предстал передо мной на экране моего компьютера, находящегося в далёком будущем, в виде солидного мужчины, что мой план создания ударного полка военно-космической сил Советского Союза безупречен. Мой главный аргумент был таким — боевые космолёты очень долго будут находиться в подземных капонирах, пока не будут полностью разоружены и не превратятся в самые обычные исследовательские космические корабли. Последней каплей, добившей его стало то, что я спросил у него насмешливым тоном:

— Бойл, какая тебе разница, где в Советском Союзе лежат атомные боеголовки, на простых складах ядерного оружия, или внутри космолётов? Неужели ты думаешь, что мне надоело жить? Парень, ты лучше посмотри на мою жену и подумай вот над чем, найдётся ли в мире мужчина, который захочет её покинуть добровольно?

Бойл не въехал в мой посыл и спросил:

— Борис, какая связь между атомными бомбами и твоей женой? Ты не мог бы выражать свои мысли точнее.

Громко расхохотавшись, я воскликнул:

— Бойл, старина, я и так был предельно точен! Такую женщину, как моя королева, нужно оберегать и хранить от всяческих невзгод, как зеницу ока потому, что второй такой Бог тебе уже никогда не пошлёт. Поэтому я готов рискнуть чем угодно, но только не моей Ирочкой и это должно быть для тебя гарантией того, что о боевых космопланах не узнает ни одна собака.

Бойл задумался на несколько секунд и сказал:

— Да, Борис, если рассматривать строительство боевых космопланов в таком разрезе, то ты прав. Сокращение армии Советского Союза даже не в четыре раза, а всего вдвое, несомненно покажет жителям всей планеты, что твоя страна не вынашивает никаких агрессивных замыслов. Ты убедил меня и я передам вам всю необходимую научно-техническую информацию, которая позволит построить на заводе "Метеор" боевые космопланы. Впрочем, боевыми они будут сугубо условно, ведь на каждом исследовательском космоплане имеется вместительный трюм с установкой для сбрасывания исследовательских зондов, а некоторые типы ваших атомных бомб имеют аналогичные размеры и потому инженерам не придётся вносить в их конструкцию каких-либо существенных изменений. — глядя на серьёзную физиономию Бойла, я ухмыльнулся, отчего он встревожено сказал — Борис, мне не нравится выражение твоего лица. Что означает твоя откровенно язвительная и насмешливая ухмылка. Будь добр, объясни мне это.

— Да, то и означает, Бойл, что сначала Предтечам, а затем нианцам, которые создали тебя и привезли на Тэурию, пришлось здорово поломать голову, как им заставить тэурийцев взяться за гаечный ключ и штангенциркуль. — ответил я с улыбкой — Ты просто забыл про то, что Советский Союз это страна рационализаторов и изобретателей, поэтому, друг мой, не пугайся, когда увидишь, во что мы превратили ту космическую туземную пирогу, которую построили соплеменники Дейра и Вилиэн, когда их палками согнали с пальм. Мы построим такое чудо техники, что ты просто ахнешь, так что приготовься к этому заранее. — широко заулыбавшись, я решил сразу же, не откладывая дела в долгий ящик, треснуть своего электронного друга дубовой доской по башке — Бойл, всё это замечательно, но с нашими советскими компьютерами этим космопланам будет грош цена. Поэтому давай, напрягись, и выдай нам техническую документацию на производство таких компьютеров, которые изготавливают на твоей родине, на планете Ниана. Учти, старина, ты тэуриец только по прописке, а на самом деле твоя родина Ниана. Тем самым ты прославишь людей, тебя создавших и поверь, они будут очень гордиться тобой.

Говоря это, я даже не надеялся на успех потому, что не знал, имеется у Бойла хоть маленькая толика тщеславия или её у него не может быть в потенциале. Оказалось, что обладая независимым интеллектом, мой электронный друг имеет ещё и такие личные качества, которые присущи каждому нормальному человеку. Бойл улыбнулся мне с экрана:

— Борис, ты ошибаешься, хотя меня и создали на Ниане, по своему духу я всё же тэуриец, ведь моя синтетическая психоматрица создана на основе трёх психоматриц самых выдающихся тэурийских мыслителей, но ты прав, своими родителями я всё же считаю нианских инженеров-компьютерщиков, ведь это они вырастили меня, наложили на мой мозг синтетическую психоматрицу и потом материнский компьютер дал мне первые знания.

Я даже подпрыгнул на стуле, громко завопив:

— Как это нианцы вырастили твой мозг, Бойл? Ты что, разве не создан и огромного числа процессоров?

Бойл заулыбался мне с экрана ещё шире и ехидно сказал:

— Борис, хотя в том будущем, откуда мы тебя умыкнули, люди на планете Земля и научились делать отличные компьютеры, до нианцам им далеко. Хотя наши компьютеры на первый взгляд выглядят попроще, чем все остальные, которые производятся в сотнях тысячах других миров, они на два порядка лучше. Мой мозг, мыслительный инструмент и основа суперкомпьютера по имени Бойл Тигерин, это комбинация из двух с половиной миллионов биопроцессоров и ты прав в своём предположении, у вас уже сейчас имеется всё необходимое технологическое оборудование, чтобы выращивать такие биокристаллы, которые смогут работать, как биопроцессоры. Вообще-то ты меня очень сильно заинтриговал, Борис. Для любого мыслящего компьютера очень лестно и почётно стать материнским компьютером и породить потомка, но это потребует от тебя большого напряжения сил, чтобы я смог снять личностную психоматрицу с тебя и ещё двух интеллектуальных доноров. Сам понимаешь, Борис, что это могут быть только женщины.

От услышанного я чуть было не лишился чувств, так как Бойл предлагал мне ничто иное, как создать для моей родины мыслящий суперкомпьютер с независимым интеллектом и закачать в него такие массивы научно-технической информации, перед которыми меркли любые дары тэйриёцев. Правда, для этого мне ещё нужно убедить Андропова, что именно в этом как раз и заключается наше всеобщее спасение. Не знаю, какая у меня была в тот момент физиономия, но Бойл заулыбался, когда я, запинаясь чуть ли не на каждом слове, чуть ли не дрожащим голосом спросил его:

— Э-э-э, ты что же, хочешь сказать, что сможешь породить потомка на нашей планете находясь от нас за пять с половиной тысяч световых лет, Бойл? Так я должен тебя понимать?

Широко улыбаясь, Бойл кивнул и ответил:

— Именно об этом я и сказал тебе, Борис. Вырастить биопроцессоры и создать из лонсдейлита вместилище для мыслительного инструмента моего потомка, несложно. Куда сложнее будет снять личностную психоматрицу с двух других доноров, ведь на полное сканирование сознания Ирочки уйдёт не менее недели и мне придётся повысить напряженность пси-луча в добрых два десятка раз, но как раз это не проблема, а вот тебе, как принимающему биологическому объекту и передающей антенне, придётся не сладко, но меня это мало беспокоит. Ты куэрн, Борис, и потому сможешь перенести это. Должен смочь. Правда, тебе нужно для этого выйти на десятый уровень.

— Да, хоть на двести десятый! — в запале воскликнул я и тут же поинтересовался — Ладно, с твоим потомком, считай, дело решенное, но как нам быть с малыми компьютерами, Бойл?

Мой собеседник развёл руками и ответил с улыбкой:

— Вам придётся пойти по пути Нианы, Боб. Если земляне сделают так, то я стану на своей родине чуть ли не национальным героем. Понимаешь, Борис, на Ниане не так уж и много суперкомпьютеров, подобных мне, всего пятьдесят семь независимых интеллектов — неинов, и пятьдесят шесть из них являются по сути дела детьми Нианы, созданной почти одиннадцать тысяч лет назад. Все остальные же компьютеры, на которых работают нианцы, это всего лишь стационарные или переносные консоли с биопроцессорами различной величины. Во многих мирах такое считается недопустимым. Как этот так, говорят там, пятьдесят семь компьютеров практически контролируют жизнь двадцати семи миллиардов человек, нианцы точно такие же люди, как и вы. Поэтому они предпочитают создавать компьютеры другого типа, куда более примитивные и ненадёжные, но зато...

Взмахнув рукой, я воскликнул:

— Бойл, не надо расходовать своё красноречие впустую. Лично мне вполне хватит и того, что в новом Интернете не будет грязной, непотребной порнухи с педофилами, и он не станет связующим звеном между негодяями. Да, кстати, старина, ты не будешь против, если твой потомок будет девушкой? У некоторых мужчин Земли имеется такой бзик, они очень хотят, чтобы их первенец был обязательно мужского пола.

Бойл отрицательно помотал головой и ответил:

— Не буду, Боб. Наоборот, мне будет очень приятно породить для твоей планеты дочь, чтобы она стала внучкой Нианы.

— Вот и договорились, Бойл, а раз так, то давай примемся за работу и для начала создадим эскиз боевого космоплана, а затем нарисуем схему компьютерной сети Геи, такое имя я дам ей, как один из двух папаш.

Бойл согласился со мной:

— Гея это чудесное имя для девочки, Борис.

Долго работать мне не дала Ирочка, позвала ужинать, а я к тому времени здорово проголодался. Она сварила вкуснейший борщ, приготовила бефстроганов с картофельным пюре и творожную запеканку с изюмом. Я поступил мудро, что не стал рассказывать ей о нашем разговоре с Бойлом за ужином, ведь когда настало время поведать моей королеве о том, кем ей предстоит вскоре стать, то она чуть было не лишилась чувств. Несколько минут Ирочка смотрела на меня широко раскрытыми глазами, а потом вскочила из-за стола, схватила за руку и немедленно потащила в спальную комнату. Из неё я вышел только утром, позавтракал и поднялся наверх.

До обеда я успел нарисовать десяток эскизов космоплана, схему компьютерной сети пока что одного только Советского Союза и стран социалистического лагеря, а после него мы с моей королевой забрались в бассейн и плескались в нём, как два дельфина. Известие о том, что она станет одной из двух матерей Геи, так подействовало на мою супругу, что Ирочка была готова совершенно неподвижно сидеть рядом со мной хоть месяц.

На следующий день, с утра пораньше, чисто выбритый и одетый в свой самый строгий костюм, я сидел в кресле-качалке на открытой веранде и поджидал Юрия Владимировича. Тот приехал без десяти девять и к моей радости один. Едва только заслышав звук двигателя автомобиля, подъезжавшего к нашей даче, я со всех ног бросился к воротам, громким возгласом предупредив Иру. Правительственный "Зил-114" въехал во двор, ко мне подбежала жена, одетая в голубое шелковое платье и мы вместе поприветствовали нашего гостя. Узнав, что учёных привезут только к полудню, я на радостях чуть было не сплясал лезгинку пополам с гопаком.

Глава 11

Внеземные технологии

Мы пригласили Юрия Владимировича позавтракать вместе с нами и тот не отказался. После завтрака мы прошли из столовой в гостиную, сели в кресла, стоящие вокруг журнального столика и я показал председателю КГБ, как будут выглядеть будущие боевые космопланы, способные на скорости в двенадцать с половиной тысяч километров в час, летя в атмосфере преодолеть любые преграды, в виде сил ПВО противника. Вволю насладившись произведённым эффектом и потрясённым видом Андропова, я убрал с журнального столика стопку эскизов и спросил:

— Юрий Владимирович, как вы относитесь к Наташе? Вы находите её помощь квалифицированной, а её саму компетентным референтом?

Андропов рассмеялся:

— Борис, не хитри со мной! Разумеется, я доволен полковником Володиной, как своим референтом и помощником. Рассказывай, что ты задумал. Думаю, снова что-то грандиозное, иначе ты не пригласил бы к нашему разговору Ирину. Тебе, очевидно, хочется насладиться своим триумфом перед ней.

Отрицательно мотнув головой, я сказал:

— Нет, в триумфаторы я не рвусь, Юрий Владимирович, но прошу вас взглянуть на эту схему. — Указав пальцем на центральный шестигранник, на котором было написано — Гея, я принялся объяснять — Это, Юрий Владимирович, главный суперкомпьютер сначала всего Советского Союза и социалистического лагеря, а впоследствии и всей нашей планеты. Поэтому я и назвал его Геей. Вокруг него стоят большие компьютерные консоли, оснащённые мощнейшими процессорами. Это консоли или, для простоты, большие сетевые компьютеры первого уровня. Такие будут стоять в каждом министерстве и союзном ведомстве, в каждой союзной республике, каждой области и каждом военном округе, а также во всех наших посольствах за рубежом. Они будут оснащены множеством выносных консолей, также относящихся к первому уровню, и мощными радиопередатчиками, работающими в таком диапазоне частот, что обеспечат нам сверхнадёжную цифровую связь, которую никто не сможет подслушать. Следующий уровень предлагаемой компьютерной сети — это региональные консоли двух видов — первые относятся к государственной составляющей компьютерной сети, а вторые к общегражданской, всеобщей компьютерной сети, завязанной на персональные компьютеры, способные заменить собой радио, телевидение, газеты, телефон и телеграф. Эти консоли относятся к четвёртому уровню их в стране будут многие миллионы. Пятый уровень всеобщей компьютерной сети, это консоли стоящие на автомобилях, грузовых и легковых, самолётах и космических кораблях, станках и даже в шахтах. В общем они будут ставиться на любое оборудование, которое требует особого контроля и управления. Такие консоли, а процессоры некоторых уместятся в пачке из-под папирос "Казбек" будут произведены сотнями миллионов штук и все вместе они будут подчинены главному компьютеру — Гее, вокруг которой спустя какое-то время появятся дочерние компьютеры и все они будут построены, а точнее фактически порождены на свет, по образу и подобию Бойла и он закачает в них всю информацию, которой обладает на сегодняшний день. Ну, а про Наташу я вас спросил только по одной причине. У Геи будет два отца, я и Бойл, но для того, чтобы она появилась на свет, нужны ещё две матери — моя Ира и Наташа. Гея будет не простым компьютером, а свободно мыслящей неиной, независимым интеллектом, но как и мы трое, Ирина, Наталья и я, она будет стремиться к тому же самому, что и мы, сохранить на Земле жизнь, уберечь Человечество от войн и не дать никому растоптать Советский Союз. Если вы даёте нам на это добро, то уже через год, максимум полтора десятки специализированных лабораторий будут изготавливать стационарные и переносные консоли сотнями тысячами штук в год каждая и никакие другие компьютеры нам уже никогда не понадобятся. Хотя я и не милитарист, скажу вам, Юрий Иванович, что они дадут нашей армии. Каждый снаряд и каждая ракета, выпущенная из пусковой установки, поразят любую цель с максимальной точностью не говоря уже о том, что самолёты с пассажирами на борту смогут взлетать без пилотов и совершать посадку в аэропорту прибытия, но это уже будет лишнее. Согласитесь, когда пилоты входят в свою кабину, пассажирам спокойнее.

Андропова так взволновало моё известие, что у него даже порозовели щёки, заблестели глаза и он воскликнул:

— Борис, как тебе удалось уговорить тэурийцев поделиться с нами этими сверхтехнологиями? — я лишь молча улыбнулся и Андропов тут же, не сходя с места задал тот вопрос, услышать который мне хотелось меньше всего — Неужели Гея будет полностью подчинена руководству нашей страны? Феноменально, это же будет самая совершенная система управления.

Мне ничего не оставалось делать, как состроить каменное выражение на своём лице и ледяным тоном осечь его:

— Юрий Владимирович, Гею мы породим на свет как сверхмощный суперкомпьютер с независимым искусственным интеллектом и она будет работать совместно с руководством Советского Союза, его военачальниками, учёными и рядовыми гражданами, но она никогда и никому не будет подчинена полностью, даже своей бабке Ниане. Но при этом она будет нам всем матерью потому, что на три четверти Гея будут мыслящим существом, порождённым землянами — Наташей, Ирой и мною. Как только наша планета выйдет из параллельного потока времени и войдёт в основной, то между Геей и всеми остальными планетарными компьютерами точно такого же типа, будет установлена, а их немало, многие десятки тысяч, мгновенная пси-связь и наша планета сразу же станет составной частью Звёздного Союза, а войдёт в число самых продвинутых миров, за которыми следуют все остальные. Они вынуждены будут идти в нашем кильватере только потому, что только в наших мирах генерируются самые смелые и прогрессивные научные, да и не только, идеи. Это миры пассионарного типа, миры-лидеры и я вам гарантирую, что наши, земные политики, если они, наконец, повзрослеют, займут в этом гигантском метагалактическом пелетоне лидирующие позиции.

Андропов, услышав это, невольно отшатнулся:

— Но, они же узнают все наши секреты?

Скорчив страдальческую физиономию и всплеснув руками, словно баба на базаре, я плаксиво вскричал:

— Юрий Владимирович, я вас умоляю! Какие секреты? У вас и от американцев-то нет никаких секретов и они знают о наших самых строго охраняемых тайнах почти всё. К тому же из Геи фиг кто-нибудь выудит хоть одно лишнее словечко. Поймите, она станет для всех землян, всё равно, что родная мать и никогда не позволит использовать свою базу данных и выносные консоли в преступных целях. Если какой-то террорист или просто уголовник захочет воспользоваться компьютерной сетью для совершения теракта или, скажем, ограбления, то Гея его моментально вычисли, запудрит ему мозги и тут же вызовет либо сотрудников контрразведки, либо сотрудников милиции, чтобы те повязали такого типа с поличным. — подняв вверх указательный палец, я с торжествующим видом сказал — Система большого пальца, Юрий Владимирович, чтобы войти в компьютерную сеть, каждому человеку нужно будет приложить пальчик к специальному фотоэлементу и та его немедленно опознает. У каждого человека будет свой уровень допуска и ни один человек из числа излишне любопытных граждан никогда не сможет влезть в тот банк данных, к которому он не имеет официального допуска. Именно такая система применяется в очень многих мирах, таких, как Ниана, на которой изготовлен Бойл, и они по праву считаются самыми безопасными для жизни, спокойными и процветающими. Думаю, что многим идиотам на Западе, помешанным на индивидуальной свободе творить всё, что им заблагорассудится, это не понравится. Ну, и хрен с ними, их же никто не заставляет пользоваться компьютерами типа "Гея". Пусть делают вычисления на арифмометрах, логарифмических линейках и пользуются матричными принтерами системы Гуттенберга. Да, кстати, Юрий Владимирович, тот космический самолётик, который я нарисовал вместе с Бойлом, никогда не полетит в атмосфере со скоростью в двенадцать с половиной тысяч километров в час и выше, если на нём не будет стоять большая консоль с мегапроцессором, соединённым с Геей. Человеку такое просто не под силу, а вот с таким управляющим компьютером на борту, полёт на космопланах класса "Метеор" сделается для любого пилота лёгким и приятным. Поверьте, он запросто сможет слетать на Марс, прогуляться по нему, набрать пару вёдер камней и вернуться назад. И последнее, что я вам хочу сказать, Гея станет матерью не одной и даже не двух сотен потомков не только на Земле, но и во всей Метагалактике, а для того, чтобы мы, земляне, стали лидерами, вам, политикам, придётся доказать очень многим звёздным народом, что вы самые мудрые и прозорливые. Не думаю, что вас не интересует большая метагалактическая полтика.

Внимательно выслушав мою отповедь, Юрий Владимирович быстро успокоился, широко заулыбался, кивнул, погрозил кому-то пальцем и грозным тоном громко воскликнул:

— А вот это очень весомый аргумент, Боренька! Что же, если речь идёт о метагалактическом сотрудничестве и столь большой политике, то мы же можем об этом сказать только тем товарищам, которые этого действительно достойны. Если ты будешь одним из родителей Геи, то эта электрическая девочка будет очень умной и расчётливой особой, которую так просто за бока не ухватишь и она, как я полагаю, сразу сообразит, кто является её крёстным отцом, а кто просто дядька из соседней деревни. Так ведь, Боря?

Кивая с улыбкой, я утвердительно сказал:

— Разумеется, Юрий Владимирович.

Мы поговорили ещё пару часов, обсуждая детали и пришли к единодушному мнению, что нам всё же будет лучше взять на вооружение самые современные и высокопроизводительные нианские суперкомпьютеры, которые максимально защищены от всяческих противоправных действий, нежели разрабатывать свои собственные. Тем более, что биопроцессоры были в сотни раз дешевле в производстве. В полдень приехали не только конструкторы ракетной техники на двух "Икарусах", но и Наташа с Денисом. Автобусы проехали дальше, а наши друзья въехали на чёрной "Волге" во двор.

Мы тепло поприветствовали друг друга и я попросил дать мне четверть часа, чтобы я мог "загримироваться". Войдя в ванную комнату, я встал перед зеркалом, расслабился и принялся последовательно нажимать на нервные узлы на руках, шее и лице, заставляя мимические мышцы на лице вспухать и бугриться. Вскоре моё лицо неузнаваемо изменилось, покрылось морщинами и я сделался лет на тридцать, не меньше, старше. Причёска у меня к тому времени уже была короткой, так что я никак не походил на двадцатилетнего юношу. Смочив полотенце, я сделал себе холодный компресс и как только краснота сошла, посмотрел на себя в зеркало, улыбнулся, на этот раз у меня была более симпатичная физиономия, и вышел из ванной.

— Борис, это ты? — удивлённо спросил Андропов.

Кивнув, я ответил:

— Да, Юрий Владимирович, и я не стану делать секрета из того, как куэрн может за четверть часа до полной неузнаваемости изменить свою внешность. Поверьте, это не составляет мене никакого труда.

Мы вышли из коттеджа все вмести и отправились на соседний участок, где стояло куда большее кирпичное, двухэтажное здание с просторным залом на первом этаже. Там уже стоял большой, П-образный стол, за которым сидели виднейшие учёные Советского Союза, создатели ракетно-космической техники и самолётов. Увы, но как раз в этом я не разбирался совершенно, но тем не менее сел за стол рядом с Юрием Владимировичем и для начала, пустив по рукам свои эскизы, вежливо сказал:

— Товарищи, уже очень скоро мы приступим к строительству таких космопланов, чтобы обеспечить себе тотальное стратегическое превосходство над любым врагом. Это позволит нам произвести масштабное сокращение армии и флота. Вам же предстоит сосредоточить все свои усилия на мирной авиации и мирном космосе. На мой взгляд было бы крайне непродуктивно вести беседу в режиме вопрос-ответ и я предлагаю вам поступить следующим образом, пока мы будем вести разговор на общие темы, касающиеся того, что дадут нашей авиационной и космической технике новые конструкционные материалы и технологии изготовления деталей совершенно иным способом, а именно, методом сверхточного литья под давлением с последующей доводкой готовых изделий, вы зададите мне вопросы в письменном виде, но я заранее предупреждаю вас, что мои ответы будут гораздо шире и полнее. Та база данных, к которой я имею доступ, практически неисчерпаема, но и те материалы, которые вы получите от меня в течении ближайшего времени, а вы начнёте получать их уже начиная с послезавтрашнего утра, всё же не будут окончательным решением. Примерно через пять, максимум шесть месяцев вы получите суперкомпьютеры, которые позволят вам в считанные дни разработать самолёты и космические корабли просто запредельной сложности. Поэтому я заранее призываю вас, чтобы вы дали волю своей фантазии и не сдерживали её ничем. Однако, главное, к чему я вас призываю, это не отвлекаться на военную тематику. В самое ближайшее время мы поставим минимум полсотни таких космопланов на вооружение, но они будут находиться на боевом дежурстве не в космосе, а под землёй, что ничего не меняет. Такой космоплан способен подняться в воздух с лужайки перед этим домом и через пять минут выйти на любую орбиту, чтобы ещё через пару минут нанести удар по врагу где угодно. Увы, но полёты к звёздам это несбыточная мечта, зато вся солнечная система полностью к вашим услугам.

Если бы рядом со мной не сидел совершенно спокойный и бесстрастный Андропов, то меня точно закидали бы ботинками и потом ещё поколотили бы стульями. Выслушав моё заявление, учёные, растерянно улыбаясь, всё же стали задавать мне вопросы и я, глядя на компьютер, появившийся передо мной, принялся быстро и чётко отвечать на них, просто зачитывая текст с экрана и произнося вслух такие слова, о смысле которых не имел никакого понятия. Наш разговор продлился часа два, после чего я плавно перевёл его на другую тему, а точнее мы с Ирой и Наташей предложили всем свои услуги целителей, сказав, что проснувшись и несколько суток полежав в постели, все они забудут о своих хворях и недомоганиях. Это тоже было согласовано с Андроповым и вчера весь день в небольшой лесной посёлок завозилось всё необходимое, включая сиделок. Ещё через три часа мы вернулись в свой коттедж. Юрий Владимирович попрощался с нами и уехал, сказав напоследок, что на соседней даче поселилось целых полтора десятка фельдъегерей. Мы вошли в коттедж, показали Володиным их спальную, зашли в гостиную, я попросил сесть их в кресла и, не зная с чего начать разговор, сходу брякнул:

— Наташа, дела складываются таким образом, что нам с тобой придётся завести ребёнка. — Денис сразу же насупился, Ирочка громко расхохоталась, Наташа смутилась так, что даже покраснела, а я, тоже рассмеявшись, воскликнул — Денис, не волнуйся, не в прямом, а в переносном смысле! Ребята, вы ведь давно уже знаете, кто я такой и откуда. Так вот, спешу вас обрадовать, мы с Бойлом договорились, что он передаёт нам целый ряд новейших научных знаний и просто запредельных технологий, чтобы Советскому Союзу, в ходе борьбы за мир и объединение всей планеты, было что предложить людям. Это можно сделать только одним единственным способом — вырастив точно такой же суперкомпьютер с независимы искусственным интеллектом, как и Бойл, а для этого нужны, помимо технологий, ещё и три интеллектуальных донора. Мужики, как вы понимаете, не проканают. Заранее предупреждаю, на полное сканирование мозга Наташи, у Бойла уйдёт неделя. Он повысит напряженность пси-луча раз в двадцать и станет буквально поджаривать меня, а Наташе придётся провести просидеть рядом со мной эту неделю практически не шевелясь. Произойдёт это не сегодня и не завтра, а месяца через три или четыре. Как только мы покончим с делами здесь, то если ты согласен, Денис, поедем к нам. Думаю, что к нашему приезду уже будет построен отдельный дом для нас. В общем решай, Ден. Сам понимаешь, я просто обязан заручиться в этом деле твоим согласием.

Денис взял Наташу за руку, потянул к себе и его жена встала со своего кресла и села к нему на колени, а он усмехнулся:

— А чего тут решать, Боб, если и так всё ясно, кроме Иры — только моя Наташа достойна стать матерью Геи. Или я не прав?

Мы крепко пожали друг другу руки и я принялся разбираться с вопросами, но мне это быстро надоело. День ещё не закончился и мы сначала пошли купаться, а потом стали все вместе готовить ужин. После ужина мы с Денисом вышли на веранду покурить. Он приехал к нам на дачу в строгом костюме от Красавкиной-и-Картузовой, но после возвращения переоделся почти в точно такой наряд, что и я — просторные, удобные слаксы и тенниска. Некоторое время мы курили молча, а потом Денис сказал:

— Знаешь, Боб, ты удивительный мужик. Ты столько сделал для нас с Наташкой, что я даже и не знаю, как тебя за всё благодарить. Больше всего меня поражает в тебе то, что ты не тянешь одеяло на себя. Скажу тебе по секрету, Брежнев давно уже ломает голову, чем бы тебя наградить помимо звезды Героя, но ничего не может придумать, но сегодня я увидел в твоих глазах, что твоей самой большой наградой будет Гея. А она на одну четверть будет состоять из моей жены и это уже самая большая награда для меня.

Денис был полностью прав. У нас с Ирой, как мы ни старались, пока что ничего не получалось и потому нашей первой дочерью станет Гея, но она будет также дочерью Наташи и Бойла.

На госдаче нам пришлось работать до конца июля. Из Москвы в наш город мы вылетели вчетвером, вместе с Дмитрием Мироновичем, спецрейсом на правительственном самолёте "Ил-18" и снова, сразу по прилёту, незаметно сели в чёрную "Волгу" с закрытыми шторами окнами и та отвезла нас в посёлок Метеор, который рос с необычайной быстротой. Денис и Наташа обалдели, когда увидели, какие красивые дома в нём строятся для простых рабочих. Поразило их и то, что уже очень многие имели автомобили "Метеор-Мечта". Для нас с Ирой был построен и даже обставлен мебелью роскошный коттедж, чи подарок, чи премия от крайкома партии.

Георгий Иванович был вне себя от радости, узнав, что я притащил в край ещё и строительство космопланов и изготовление компьютеров. Об этом он узнал на заседании Политбюро, которое тоже пришло в изумление, когда Юрий Владимирович, который вошел в его состав на три года раньше, доложил руководству страны, о чём мне удалось договориться с тэурийцами. Ну, я-то поступил так вовсе не из патриотизма, а из обыкновенного эгоизма, так как мне было куда приятнее работать в родном городе, общаясь с друзьями и родителями. Поэтому и переезд в новый дом, пусть и трижды роскошный, я воспринял без особого энтузиазма, но, увы, так было нужно.

В гараже нового дома стоял золотисто-алый джип. Недолго думая, мы уже на следующий день погрузили в него дорожные сумки и поехали на море, чтобы провести там пару недель, пока будут готовить к пуску оба новых производственных комплекса. Один поменьше, размером пятьдесят на сто восемьдесят метров, трёхэтажный, компьютерный, а второй раз в пять больше, одноэтажный, на пять стапелей — космический. За почти полтора месяца мы проделали огромный объём работы и всё дело заключалось в том, что нам пришлось написать множество инструкций на тему, что такое нианский суперкомпьютер и как с ним работать, ведь он не содержал в себе обычных пользовательских программ, а генерировал их по мере необходимости для каждого пользователя индивидуально и потому это было непривычно.

Наташе пришлось-таки сделать множество рисунком. В общем она провела рядом со мной полторы недели. Зато на море мы кайфовали, поселившись на пустынном берегу за Анапой. Там располагалась воинская часть, так что кроме нас не было больше никаких отдыхающих. Мы поставили палатки метрах в ста пятидесяти друг от друга и жили, как Робинзоны, но очень чопорные, так как если и купались нагишом, то только далеко уходя друг от друга. С собой из Москвы мы привезли целых два чемодана технологической документации по космопланам и биопроцессорам, а потому учёным и инженерам и без нас было чем заняться.

Загорелые дочерна и прекрасно отдохнувшие, мы вернулись в Метеор в середине августа и уже через три дня я приступил к работе в цехе по производству компьютеров. На первом этаже располагался участок подготовки, где изготавливали оснастку, на втором отливались детали и производилась сборка корпусов биопроцессоров различного размера. Точнее их было ровно двадцать пять штук, размером начиная от пачки папирос и вплоть до здоровенного комода величиной. Главный же компьютер и вовсе был размером с "Камаз", оснащённый кунгом и даже имел колёса, но до его изготовления было ещё далеко, ведь мы начинали с малого. Эти биопроцессоры были полноценными компьютерами, но кроме них существовали ещё и такие, размер которых был всего лишь с булавочную головку. Они были предназначены для управления процессами попроще и могли заменить собой диктофон, магнитофон или даже видеокамеру или регулировать пламя зажигалки.

На третьем этаже находился биоцех, в который уже доставили необходимые исходные биоматериалы, самых обычных медуз. Ну, может быть не самых обычных, так как все они были ядовитыми и имели стрекательные щупальца. Хотя я не разбираюсь в биологии, сидя за рабочим столом, вооружившись медицинскими инструментами для глазных операций, под мощным микроскопом мне пришлось проделывать сложные операции. В ход шли не только химические вещества, но и радиоактивные изотопы, из-за радиоактивного излучения нервные клетки медуз мутировали и превращались в стекловидные икринки диаметром в полтора миллиметра — микрочипы будущих процессоров. Это были уже не медузы, а живые кристаллы. Не знаю как, но Бойл умудрялся выращивать моими руками совершенно одинаковые икринки и в брак отправлялось не более трёх процентов.

Каждый живой кристалл-зародыш помещался в различного размера контейнеры, изготовленные из лонсдейлита, имеющие множество контактов, из двух металлов. Те, которые находились внутри контейнера, были танталовыми и имели разную толщину, длину и конфигурацию. Все вместе они образовывали во внутреннем объёме контейнера сложную пространственную структуру, состоящую из тончайших электродов. Наружные контакты изготавливались из золота и были одинаковыми, но ими занимался уже не я, а другие специалисты. Затем контейнер помещали в питательную среду, облучали ультрафиолетом и гамма-лучами, отчего они начинали активно делиться и быстро заполнять его.

По словам Бойла, более всего это походило на то, как в матке беременной женщины, в головке её младенца, растёт мозг, вот только нервная система для него была изготовлена заранее. Даже самые маленькие контейнеры, имевшие в длину сорок пять миллиметров, в ширину двадцать и в толщину восемь, заполненные зеленовато-золотистыми икринками, ещё не являлись процессорами. Для того, чтобы собрать простейший сетевой компьютер с центральным процессором размером с коробку папирос, также представляющий из себя контейнер из лонсдейлита, заполненный густым золотистым желе, такова была питательная среда для живых кристаллических микрочипов, требовались три дюжины больших чипов.

Да, в моё время процессоры были поменьше, но они не обладали и тысячной долей тех возможностей, какие имелись у переносной миниконсоли, главная задача которой, служить мозгами станка, автомобиля, трактора или небольшого катера. По всему периметру консоль, в своём окончательном виде она имела размер с томик из собрания сочинений Ленина, была в три ряда усеяна шестидесятьючетырёхпальчиковыми разъёмами и к ней можно было подсоединить семьдесят шесть датчиков с несколькими исполнительными сервоприводами. Быстродействию биокомпьютеров, могли позавидовать все остальные компьютере нашей Матагалактики.

Эти "мозги", были всем мозгам мозги, поскольку могли полностью взять на себя управление любым, даже самым сложным станком, только цепляй на него электрические исполнительные сервоприводы, монитор — любой телевизор, телекамеру, микрофон, динамики, мышку, джойстик, принтер и вообще всё, что угодно. Когда я это понял, то сразу же сообразил, что количество инженеров-конструкторов на нашем предприятии нужно срочно увеличивать минимум втрое, чтобы превратить всю выпускаемую нами технику в настоящее чудо техники. Автоматизация процессов управления при таких "мозгах", это ведь просто сказка, целый том сказок, рассказанных принцессой Шехерезадой. Вдобавок ко всему, "мозги" были ещё и оснащены крохотными, но мощным пси-передатчиками, для которых расстояние от антенны в несколько сотен миллиардов километров не являлось предельным.

В мою же задачу входило только вырастить первую партию "икры" и попутно научить делать то же самое нескольких учёных микробиологов, которые даже спать ложились в цеху на раскладушках рядом со мной. Всё остальное, по написанным Бойлом инструкциям, делали специалисты в области электроники. Меня если что и поразило, так это только то обстоятельство, что из нашей, земной элементной базы можно было изготовить электронную обвязку, служившую для ввода-вывода информации на периферию. Нас очень сильно выручало то, что после начала поставок "Метеоров" в Западную Европу, наши коллеги из "Союзвнешторга" сумели закупить в Германии и Голландии огромное количество комплектующих изделий.

Однако, самой большой загадкой для меня было то, как Бойл умудрялся тестировать уже собранные консоли и говорил, какую оставить, а какую переделать и что именно исправить. В общем я работал ещё и как ОТК. В середине октября началась сборка мозга Геи. Вот ту пришлось работать уже мне и, как я полагаю, большую часть работы всё же проделал Бойл, который иногда говорил мне со смехом, что вполне доволен мною, как отличным инструментом. Десятого ноября сборка мозга Геи завершилась и электронщики принялись обвешивать её своими платами и прочими радиодеталями. В это же самое время на нескольких других радиозаводах, в том числе и в нашем городе, шла сборка специальных передатчиков и странного вида антенн, похожих на новогодние ёлки полутораметровой высоты.

Всего на нашем компьютерном производстве было изготовлено двести пятьдесят больших консолей с мегапроцессорами размером полтора метра в длину на метр в ширину и метр тридцать в высоту, а также семь с половиной тысяч всех остальных. Работа над ними шла круглосуточно потому, что именно с их помощью должно было начаться компьютерное перевооружение страны, а точнее создание в Советском Союзе внеземной компьютерной сети нового даже для сотен тысяч других обитаемых миров, поколения. Нианцы в компьютерной области превосходили самые древние народы в нашей метагалактике. По словам Бойла, Гея была подлинным совершенством.

Вообще-то для моих новых друзей и коллег электронщиков, перед которыми я предстал основательно загримированным, чтобы никто не смог узнать, самым большим откровением явилось то, что нианские биокомпьютеры настолько просты. Ага, как же, просты! Это была кажущаяся простота, ведь к ней на Ниане шли свыше пяти тысяч лет. Нианцы просто были гениями и поэтому их компьютеры были так просты. Меня все тоже считали гением и прислушивались к каждому моему слову. Правда, из-за напряженного графика работы, с женой я общался не чаще, чем раз в три дня, когда сбегал из цеха ночью и мчался к ней в объятья. До минувшего лета у нас ничего не получалось, зато на даче в Подмосковье Ира забеременела и находилась на четвёртом месяце. Наташа, как только узнала об этом, сразу же решила последовать её примеру. Поначалу я беспокоился за их здоровье и здоровье наших с Денисом малышей, но Бойл быстро меня успокоил, сказав, что нашим детям эта процедура только пойдёт на пользу и я почему-то ему сразу же поверил.

Как только Гея была собрана, прямо в главном сборочном зале началась наша совместная вахта. На третьем этаже остались только мы вчетвером. Первой предстояло внести свою лепту в создание Геи моей королеве. На этот раз мы лежали рядом на широкой кушетке и Наташа ввела нам в вены иглы капельниц со специальным питательным раствором, который был приготовлен по рецепту Бойла. Дейр и Вилиэн тут же появились перед нами и принялись подбадривать нас. Всё дальнейшее происходило, как во сне, хотя я и лежал на золочёном ложе с открытыми глазами. Наташа с Денисом всё это время хлопотали над нами. Потом моя королева встала с кушетки и пошатывающейся походкой вышла. Её сменила Наташа. Я, кажется, к тому времени вообще перестал соображать и вышел из этого странного состояния только тогда, когда Дейр принялся громко кричать мне:

— Боб, очнись, всё закончилось! Вставай, парень, скоро Гея станет разумным существом и тебе уже не придётся так напрягаться. Давай, старина, соберись с силами, не такое уж это и большое дело, подняться с кушетки.

Мне ничего не оставалось делать, как подчиниться ему и встать, а то он так бы и зудел у меня над ухом. Правда, встал я только для того, чтобы отправиться домой, принять горячую ванну, которая меня немного взбодрила, плотно поужинать и лечь спать, а ведь уже наступил декабрь месяц. На это раз я спал долго, почти четырнадцать часов. Ира и Наташа, как я вскоре выяснил, и то отсыпались меньше меня. Плотно позавтракав, я отправился в компьютерный цех нашего завода, который чего только не изготавливал благодаря тому, что я не хотел никуда уезжать из родного города.

На этот раз в главном сборочном зале собралось человек семьдесят народа, причём это всё были очень важные люди, учёные и даже маршалы, а возглавлял всю эту делегацию, прилетевшую из Москвы, лично Андропов. Все большие консоли, оснащённые цветными мониторами, стояли в этом просторном и светлом зале вокруг Геи. Войдя и вежливо ответив на приветствия, я вместе с Ирой и Наташей подошел к консоли нашей дочери, подле которой стояло три кресла, обтянутых золочёной кожей, с колёсиками и электроприводом, похожие из-за этого на электрические инвалидные коляски. Мы сели. Передо мной появился монитор моего компьютера, а на нём улыбающийся Бойл:

— Откиньте одновременно защитные крышки и положите на фотоэлементы правую ладонь, чтобы Гея вас опознала и запомнила навсегда. Отныне только вы будете теми людьми, приказы которых она будет исполнять беспрекословно, но тебе лучше никому не говорить об этом, Борис. Просто поприветствуйте свою дочь и она начнёт работать на благо вашей планеты.

Полушепотом я передал его слова, касающиеся приветствия, Ирочке и Наташе. Мы одновременно открыли панели, изготовленные из чёрного, сверхпрочного лонсдейлита и тотчас вспыхнули все три телевизионных экрана и на них появилось лицо молодой, красивой женщины, одновременно похожей и на Иру, и на Наташу. В консоль были встроены объективы телекамер, так что Гея увидела нас и я первым негромко сказал:

— Здравствуй, Гея, здравствуй доченька. Поздравляю тебя с рождением и приходом в наш мир.

Ира и Наташа, на глазах которых блестели слёзы радости, тоже поприветствовали дочь. Гея улыбнулась, кивнула и ответила:

— Здравствуй, отец, здравствуйте мамочки. Ваша дочь Гея полностью готова к работе. Теперь, отец, тебе будет легче работать, ведь я стану помогать тебе во всём. Вы все сможете связаться со мной с любой консоли, даже с самой маленькой, установленной в автомобиле или тракторе.

Мы не стали надолго затягивать наше общение, сказали ещё по несколько слов и поднялись из кресел, после чего произошел довольно любопытный казус. Все три больших, удобных кресла, тихо жужжа электрическими моторчиками, немедленно укатили в специальный технический отсек Геи. Какой-то маршал, понятия не имею какого рода войск, стоявший за моей спиной, обиженным голосом поинтересовался:

— Э-э-э, а как же я? Мне ведь нужно проверить, как работает этот ваш компьютер, товарищи разработчики.

Андропов подошел к нему, указал рукой на ряды консолей и сердитым, раздраженным голосом сказал:

— Подходите к любой консоли и работайте, товарищ маршал, а эта консоль, особая, она предназначена для родителей суперкомпьютера. Неужели вам было трудно прочитать инструкцию перед тем, как лететь на встречу с Геей, это ведь вам не какая-то ЭВМ, а мыслящее существо с независимым от чьих-то прихотей и воли, искусственным интеллектом. Скажите спасибо, что Гея не из обидчивых. — после чего воскликнул — Товарищи, каждый из вас может подойти к любой консоли, сесть и включить её. Гея войдёт с вами в контакт немедленно. — когда же маршал, насупившись, отошел от нас, Андропов недовольно проворчал вполголоса — Вот же болван, такому что компьютер, что счёты, всё едино. — широко улыбнувшись, он шагнул ко мне, крепко обнял и сказал — Всё, Боря, наконец-то закончились все твои мучения. Теперь у тебя есть такая помощница, с которой ты запросто горы сможешь свернуть.

Точно так же он расцеловал и Ирочку с Наташей, а я сказал:

— У нас есть помощница, Юрий Владимирович.

Андропов со вздохом спросил:

— Борис, скажи хоть мне, кроме вас троих кто-нибудь имеет право приближаться к Гее или этого лучше не делать? Я тебе полностью доверяю, но знаешь, мне всё же не хочется быть обсевком.

Я подвёл его поближе к Гее и тихо сказал:

— Гея, это Юрий Владимирович Андропов. Скоро тебя перевезут в Москву и я если и буду с тобой общаться, девочка моя, то только через другие консоли. Зато рядом с тобой всегда будет находиться мама Наташа. Для Юрия Владимировича ты тоже станешь выкатывать одно из своих позолоченных кресел. Он назовёт тебе имена других людей, имеющих высшую степень допуска. Запомни, доченька, он для тебя самый главный из всех людей

Гея кивнула и немедленно ответила:

— Да, отец, я знаю, кто такой Юрий Владимирович и что он сделал. Юрий Владимирович, положите свою правую руку на фотоэлемент, чтобы в присутствии своих родителей я вас опознала. У вас будет высший доступ и все остальные люди, кого вы назовёте мне впоследствии, будут стоять в списке гораздо ниже вас. Вы же будете для меня всё равно, что третий отец. Мне подать для вас кресло, Юрий Владимирович?

Андропов радостно улыбнулся и положил правую руку на фотоэлемент, после чего поспешил сказать:

— Нет-нет, Гея, общаться с тобой мы будем по приезду в Москву. Хотя с другой стороны ничто не помешает мне поговорить с тобой и по дороге в Москву. Помещение для тебя готово и уже очень скоро твои антенны связи вырастут повсюду, даже за рубежом, над зданиями наших посольств.

Даже те люди, которые были допущены в главный сборочный зал, не знали толком, что представляет из себя Гея и считали её просто суперкомпьютером, оснащённым программой распознавания человеческой речи. Некоторые из них сели за консоли и стали задавать Гее вопросы. Дейр и Бойл внимательно следили за тем, что происходит в Москве, на самом верху, а потому приоритеты уже были установлены определены для очень многих людей из окружения Андропова и Брежнева. Однако, только Андропову было теперь дано право составлять табель о рангах и он это оценил сразу же. Теперь Юрий Владимирович смотрел на меня уже не так, как прежде.

Если даже для меня Бойл открывал далеко не всю научно-техническую информацию, имеющуюся в его базе данных, то что тогда говорить о тех учёных, которые прилетели из Москвы в наш город? Тем не менее я стал подходить к ним и показывать, как нужно пользоваться компьютерной мышкой, пока что с шаром внутри и двумя колёсиками, а также объяснил, что клавиатура служит не для ввода информации, а для того, чтобы писать письма и составлять различные документы. Вместе с тем я показал им и то, что Гея прекрасно знает все земные языки и является самой лучшей стенографисткой, а также способна сделать толковую подсказку. Тем самым я просто убил их всех насмерть. Такого они даже и не ожидали.

Покрутившись в зале под чужой личиной пару часов, я дождался, когда Гею и половину её консолей, кроме самых маленьких, стали загружать в специальные фуры. Самая большая и комфортабельная, изготовленная на нашем заводе специально для отправки нашей дочери в Москву, была оснащена ещё и двумя кубриками для охраны. К моему полному удивлению, как только Гея сама въехала по пандусу внутрь огромной фуры и на её сверхпрочном корпусе защёлкнулись замки стопоров, Юрий Владимирович попросил её подать ему кресло и сел в него сразу же, как только оно подкатилось к консоли. С нами он попрощался буквально на бегу.

Денису и Наташе ничего не оставалось делать, как поехать во второй фуре — отеле на колёсах. Их обе буксировали ракетные тягачи Брянского автозавода, которые полностью пересыпали на нашем заводе за то время, что шла работа над сотворением Геи. Ну, а поскольку на том тягаче, в котором ехала наша электронная дочь, возвышалось сразу четыре новогодних ёлки, то я, забрав к себе домой большую консоль с телевизором "Грюндиг" вместо монитора, мог общаться с ней, а заодно поговорить с Андроповым. Мне всё же хотелось услышать от него, что он обо всём думает и что собирается делать в самом ближайшем будущем.

Глава 12

Первые большие успехи

Прежде чем сесть в машину и отправиться домой, я провёл часовое совещание, на котором присутствовали Дмитрий Миронович и Георгий Иванович, распределил большие и средние консоли по цехам, не забыв о крайкоме партии, краевом УКГБ и других службах, объяснил трудовому коллективу, что к дальнейшей работе они должны подходить с выдумкой и смело менять архитектуру консолей, а также срочно начать подготовку к тому, чтобы уже Гея могла стать мамой. Теперь, когда этим процессом станет управлять наша дочь, они смогут изготовить специальные роботизированные автоклавы для выращивания зародышевых биокристаллов-микрочипов. Ещё я сделал им накачку такого рода, причём очень строгим тоном:

— Товарищи конструкторы, в базе данных Геи вы сможете найти не одну сотню разработок, которые покажутся вам совершенно невероятными. Ваша задача заключается в том, чтобы найти способы, как реализовать их не с помощью молотка и зубила, взятых из каменного века, а с помощью биотехнологий, ведь те микроорганизмы, которые превращают нефть, уголь и все прочие углеводородные химические соединения в аморфный углерод, асфальтеновую смолу и водородное топливо, универсальны и углеводородное сырьё далеко не единственная их пища. Точно таким же способом вы сможете превратить в наноматериалы с удивительными свойствами различные руды. Запросите у Геи информацию по наносборочным роботам и смело делайте следующий шаг, но запомните, до тех пор, пока в нашем мире существуют две противоборствующие системы, никого из вас вообще нет в природе. Вы попросту не существуете, но так продлится недолго.

Сделав такое напутствие, я вернулся домой и вернул себе свой прежний облик. Беременность моей королевы уже сделалась заметной, но для меня теперь во всём мире не было женщины прекраснее неё. Бойл, просканировал не только мозг сначала Ирочки, а потом Наташи, но и их тела куэрнин вплоть до последней клеточки. Используя меня в качестве разумного и весьма умелого в куэрнинге — десятый уровень не шуточки, приёмо-передающего устройства, а также в качестве своего инструмента, пользуясь тем, что им обеим пришлось провести по целой неделе лёжа на мне, он буквально преобразил их. Ну, допустим, красивы они были и без его стараний, но благодаря Бойлу Ирочка и Наташа обрели, воистину, совершенные тела без малейшего физического изъяна, сильные, ловкие и удивительно гибкие. Так что в физическом плане они значительно превосходили меня.

Как только я вернул себе свой обычный, естественный облик, Ирочка немедленно потащила меня сначала в ванную, а затем в спальную, где я получил от Ирочки мощнейший заряд бодрости. На следующий день, с утра пораньше, я сел за консоль Геи, для начала поговорил с Наташей и Денисом. Юрий Владимирович беседовал с Геей всю ночь и только недавно лёг спать. Караван фур ехал точно по графику и вскоре должен был прибыть в Москву. Наташе было присвоено звание генерал-майора, эдак скоро и до маршала дорастёт, а Денису полковника. Парень отставал от жены, но не печалился из-за этого. Как и я, он уже знал, что станет отцом ещё одной прелестной дочери, но у нас-то родится сын, а потому мы позволили себе помечтать о том, чтобы наш Виктор и их Иринка когда-нибудь влюбились бы друг в друга и поженились. После полуторачасового разговора с друзьями, во время которого мы заодно и позавтракали, я приступил к работе.

Вот теперь у меня перед глазами был весь наш производственный комплекс. Все консоли заняли свои места в научно-исследовательских лабораториях, конструкторских бюро и производственных цехах и ни одна не простаивала. Инженеры и мастера участков чуть ли не матом крыли электронщиков и срочно требовали от них широкоформатные принтеры и графопостроители. Что же, они были правы. Мастера же макетчики криком кричали, требуя от инженеров-конструкторов копировально-фрезерные станки. Они уже ознакомились с трёхмерным моделированием.

Однако, и без него на участке космической техники, накрытом огромной маскировочной сетью, уже был готов мастер-макет космоплана и потому я не смог усидеть дома. Пообедав и поцеловав Иру, я прыгнул в джип и помчался туда. Наши ракетчики были на заводе "Метеор" самым засекреченным трудовым коллективом, но и перед ними я не открывал своего инкогнито и на их территорию проник только потому, что прошел дактилоскопическую проверку. Если на заводской комплекс "Метеор" не могла пролететь муха, то на космический участок не смог бы проникнуть самый маленький микроб.

Машину я оставил на стоянке ещё за километр от него и, выйдя с неё, сразу же спустился в подземную галерею, хотя стоянка автомобилей и была накрыта маскировочной сетью. Там я прошел первую проверку, а через полкилометра вошел в большую мужскую раздевалку, где разделся догола, вошел в душевую кабину, хотя уже принимал утром душ, искупался ещё раз и надел сначала трикотажный комбинезон, а потом рабочий, пошитый из серебристого поликарбона, натянул на голову капюшон, а на лицо лёгкий белоснежный респиратор, чтобы, чихнув, не испачкать космолёт.

Только после этого я смог подойти к главному КПП участка космической техники. Там находилось просторное, вытянутое в длину фойе с диванчиками, пальмами и фикусами в красивых кашпо из золотисто-рыжего поликарбона и питьевыми фонтанчиками. Противоположная стена, целиком изготовленная из лонсдейлитовых плит, была прозрачной и в ней имелось две с лишним дюжины дверей. Войдя в лонсдейлитовую клетку, как только двустворчатые двери сомкнулись за моей спиной, я снова приложил правую ладонь к большому фотоэлементу и громко назвал себя:

— Консультант Кулибин.

Двое офицеров КГБ, одетых в зелёные комбинезоны и тоже с респираторами на лицах, взглянув на экраны мониторов новеньких малых консолей, тут же вскочили и взяли под козырёк. Передо мной открылись вторые раздвижные лонсдейлитовые двери и я вошел в святая святых, на участок изготовления космической техники. Хотя на нём я не был ещё ни разу, мне довольно часто приходилось общаться с главным конструктором и другими специалистами, да, и вообще я хорошо знал его планировку.

Вообще-то сначала мы хотели строить на нём пассажирские аэробусы и потому он был таким громадным, но Политбюро всё переиграло и вся научно-техническая информация по советскому аэробусу была передана в КБ Туполева и Ильюшина, а также на Рыбинский авиамоторный завод. Работа у них шла успешно и уже в феврале месяце должны были начаться лётные испытания трёхпалубных широкофюзеляжных аэробусов "Ту-172" и "Ил-98". О, это будут ещё те пассажирские самолёты, ведь они смогут брать на борт по шестьсот пассажиров и облетать с ними за сутки с небольшим вокруг земного шара. О том, что их строят, было широко объявлено в прессе, как и о новых, практически бесшумных турбореактивных двигателях к ним.

Точно так же широко рекламировались в прессе и на телевидении успехи нашего края, как первой свободной экономической зоны. Не смотря на жаркое, засушливое лето урожай в крае собрали невиданный и весь заложили в новые хранилища, построенные из нового строительного материала — поликарбонового бисквита, заполненного вспененным азотом асфальтаном. Лёгкие и очень прочные, заполненные под давлением в полторы атмосферы углекислым газом, они не давали гнить ни овощам, ни фруктам, да, и в элеваторах из гофрированного поликарбона, установленных в каждом хозяйстве, зерно также не гнило и не сгорало попусту.

В крае стало быстрыми темпами расти поголовье скота и начала развиваться целая индустрия по производству кормов, ведь ещё под осень на поля вышли новые тяжелые и средние трактора, оснащённые плугами из лонсдейлита, позволяющими делать поля ровными, как бильярдный стол. Всего каких-то два с половиной десятка тракторов позволили запахать, а потом засеять под зиму все поля, определённый агрономами, а не райкомами партии, под посевы озимых культур. Строились на селе и перерабатывающие предприятия и опять-таки благодаря тому, что наш завод строительных изделий работал круглосуточно, выпуская строительные панели и множество самых разнообразных комплектующие стройизделий.

Теперь в Новороссийск качалась не сырая нефть, а водородное топливо, которое заливали в танкеры и везли не только в Западную Европу, но и в США. Советский Союз, резко усилив дипломатическое давление на США ещё в начале семьдесят первого года, в середине лета, помимо того, что стал продавать в Западной Европе суперсовременные автомобили, ещё и провёл совершенно ошеломительную акцию, которой от советского руководства никто не ожидал. Целители из КГБ, не спрашивая ни у кого из тех граждан, которые сидели в тюрьмах и психушках по политическим статьям, вылечили их самым капитальным образом, хорошенько подкормили, а затем вышвырнули сначала из тюрем, а затем разрешили всей этой братии обратиться с заявлениями в посольства любых стран с просьбой о предоставлении им как политического убежища, так и просто разрешения на въезд в страну.

Заодно евреям, кроме тех, кто имел отношение к военным секретам, было разрешено продавать всё своё имущество (то же самое делали и диссиденты), и уезжать в Израиль хоть всем до единого. В общем всего за каких-то четыре месяца из Советского Союза уехало на Запад свыше полутора миллионов человек и почти половина была откровенными уголовниками, о чём КГБ честно известило ФБР и все остальные спецслужбы и полицию, посоветовало им держать с этой публикой ухо востро.

Всё это позволило Советскому Союзу добиться огромного успеха, почти на полтора года раньше прекратить войну не только во Вьетнаме, но и во всей Юго-Восточной Азии и ввести на некоторые территории с целью прекращения кровопролития миротворческий корпус под флагами ООН, состоящий из лучших воинских частей, направленных туда из Болгарии, ГДР, Польши, Бельгии, Великобритании и Канады. Советские солдаты не принимали участия в этой миротворческой операции, но поскольку американцы нейтрализовали президента Тхиеу и вывезли его в США вместе с семьёй и всем его кабинетом, то Северный и Южный Вьетнам объединились и генеральный секретарь Курт Вальдхайм объявил это своей победой.

Заодно в Камбодже были нейтрализованы китайские ставленники — Пол Пот и Йенг Сари, за что Китаю были отданы некоторые спорные территории и с этой страной были снова возобновлены не только дипломатические отношения, но даже экономическое и военное сотрудничество, а начавшая набирать обороты Культурная революция стала затухать и всё благодаря тому, что Председателю Мао было обещано реальное физическое и политическое долголетие. Хотя Мао и переплыл в шестьдесят шестом Янцзы, со здоровьем у него уже имелись проблемы и когда дед Веня наглядно показал "великому кормчему", как после посещения советского посольства "подопытный кролик" мигом передумал помирать, после трёхмесячных консультаций и тайных переговоров, согласился с требованиями советского руководства и перестал закручивать гайки в своей стране.

В Китае снова вернулись к знаменитому призыву Мао — "Пусть расцветают сто цветов, пусть соперничают сто школ!" и уже в конце августа Мао Дзедун снова переплыл Янцзы, но на этот раз уже не в сетке, подвешенной между двух катеров. Восстановление отношений Советского Союза с Китаем также прозвучало для Запада, как гром среди ясного неба, как и полный разгром "банды четырёх", но уже очень скоро в западной прессе стали усердно муссировать слухи о "чудесах" секретной советской медицины и о том, что все политэмигранты из СССР с каждым днём молодеют и набираются сил. Увы и ах, но рассказать они могли не так уж и много и все рассказы сводились примерно к одному и тому же: — "Меня привели в тюремную больницу, сделали внутривенный укол, после чего я уснул. Когда я проснулся, то трое суток меня и всех моих товарищей по палате одолевала сильная слабость. Я едва вставал с кровати, чтобы сходить в туалет. Нас даже кормили с ложечки, а на четвёртый день молодая женщина (мужчина) в белом халате поверх военной формы, несколько раз прикоснулись к моему телу, заставили трижды присесть и встать. За эти три дня я полностью выздоровел и вот, спустя полгода помолодел уже лет на десять, не меньше."

Да, количество целителей в стране быстро росло и они уже вылечили огромное число пациентов, в основном людей старшего возраста, ведь молодёжь ещё могла какое-то время потерпеть, но и её не бросали на произвол судьбы. Как-то раз я разговаривал с генералом Гириным и он сказал мне, что ему, деду Вене и Оле удалось подготовить более четырёх тысяч целителей из числа военных медиков. Это была внушительная цифра, особенно если учесть, что за день каждый из них мог инициировать процесс самолечения у полутора, двух сотен пациентов и такое же число "выздоровевших" разблокировать, прежде чем устанет так, что не сможет поднять руки.

Слухов об этом ходило множество, в том числе и на "Метеоре", ведь вся заводская команда гонщиков состояла из целителей и не только гоняла на супербайках и спортивных "Метеорах-Альфа", но и лечила людей. Секрет советской медицины был раскрыт за три дня до рождения Геи, когда в Москве, в гостинице "Россия", состоялся международный симпозиум, посвящённый невероятному открытию военных медиков — генерала Гирина и генерала Олтоева. После того, как с трибуны выступил Алексей Викторович и рассказал о трактате, найденным его другом в случайно разбившемся глиняном Будде, изготовленном лет двести назад и о том, что человек, если его организму дать хорошего пинка, способен исцелиться даже от таких заболеваний, как лепра и сифилис, весь мир взорвался овациями и радостными криками.

Газеты пестрели заголовками: — "Двумя старыми русскими военными врачами найдена панацея от всех болезней!", "Всему миру предъявлены реальные доказательства того, что ампутированные конечности могут вырасти снова!" и так далее. Увы, но даже Ире не удавалось из-за нашей занятости следить за всеми новостями. Ну, самое главное всё равно ведь заключалось в том, что все эти события состоялись и обстановка в мире значительно потеплела, но я не обольщался на этот счёт. Гея успела рассказать мне о самых главных новостях сразу после разговора с Наташей и Денисом. В результате этой политинформации я вошел в огромный, светлый ангар с прекрасным настроением и сразу же направился к космическому "Метеору". Корпус космоплана был уже изготовлен полностью и даже собран, правда, он его пока что стягивали золотистые бандажные ленты и ни одна из его частей не была склеена намертво. Их просто, так сказать, наживили, склеив декстрином, перед тем, как приступить к завершающей фазе работы.

Не скажу, что космоплан был красив. К тому же он сильно отличался формой от той шайтан-трубы, которую изготовили в своих, куда более примитивных, мастерских тэурийцы. У советских ракетчиков уже имелся огромный опыт строительства сверхзвуковых самолётов, ракет и космических кораблей. Однако, на макетном участке передо мной предстал не космический корабль с моим фантастическим дизайном, а довольно простой летательный аппарат, сильно смахивающий на истребитель-перехватчик "Миг-31", только без пилотской кабины наверху, с куда более короткими турбинами и не трапециевидными, а треугольными крыльями, сдвинутыми к хвосту. Сходство с "Мигарём" усиливали два, а не один, как было у меня, высоких киля, два воздухозаборника под крыльями с двумя же турбинами и вообще космоплан "Метеор" весьма отличался от того, который я нарисовал минувшим летом. Зато в нём сохранилось главное, это был двухпалубный летательный аппарат с высотой корпуса в семь метров, шириной в пять и длиной в тридцать два. Нос к "Метеора" был точно так же заострён, только из него не торчал копьём какой-то штырь, как на истребителе "Миг".

Когда ещё на той Подмосковной даче я сказал ракетостроителям, что помимо поликарбона и асфальтеновой смолы, прекрасно соединяющейся с ним, выйти в космос самым основательным образом нам помогут генераторы гравитации и антигравитации, СВЧ-реактор, гиперзвуковая турбина и непонятно как действующий гравитационно-конверторный космический маршевый двигатель, который сможет разгонять космоплан до скорости в ноль целых семьдесят пять десятых скорости света, то они испуганно вжали головы в плечи. Ну, а мне-то чего, раз Бойл сказал, что именно с такой скоростью летает тэурийская шайтан-труба, значит так оно и есть. С планёром наши ракетчики разобрались полностью. К нему нужно было только изготовить чёртову кучу датчиков и силовых приводов, склеить всё воедино, да, хорошенько, почти до черна, закалить в муфельной печи при температуре тысячу шестьсот градусов, но это будет только болванка без какой-либо начинки, делающей её настоящим космопланом.

Когда я говорил микробиологам о том, что с помощью микроорганизмов-энергофагов в наноматериалы можно превратить множество других металлов и химических элементов, отчего они приобретут совершенно удивительные свойства, я не сказал только об одном, что уже скоро им предстоит заняться этим вместе со мной на нашем космическом предприятии. Именно выведением новых пород микроорганизмов, я и собирался заняться завтра с утра вместе с ними, а сегодня просто осмотреть биологическую лабораторию и биохимические реакторы участка наноматериалов. Едва главный конструктор узнал, что в его вотчине, наконец, появился Кулибин, то немедленно примчался ко мне с доброй дюжиной своих инженеров-конструкторов и мы отправились в микробиологическую лабораторию. Там уже стояло с десяток малых консолей Геи и всё лабораторное оборудование было к ним подключено, хотя сами тэурийцы делали всё на глазок. Ну, мы не тэурийцы и от компьютеров не шарахаемся. Не успел я толком протестировать треть оборудования, как в лабораторию примчались мои друзья с компьютерного завода.

Через полчаса, когда Гея сказала, что всё в полном порядке, я плюнул на свои же собственные планы и решил начать с нановольфрама, из него, в смеси с наноуглеродом, предстояло изготовить СВЧ-реактор, в котором можно так сжигать водород, очищенный от алкана, что образовывалась сверхгорячая плазма, в облаке которой, сжатой магнитными полями, то вспыхивала, то гасла термоядерная реакция. Во всяком случае в сферической камере на три секунды загоралось чуть ли не рукотворное солнце и вся энергия вспышки переводилась в СВЧ-излучение, а затем, с потерей всего в двадцать три процента, преобразовывалось в электрический ток. Всего же в том СВЧ-реакторе, который мы намеревались построить, должно находиться триста таких сферических камер их сверхплотного нановольфрама и его энергоотдача будет вполне сравнима с тремя ТЭЦ, которая освещала наш город. Весело подшучивая друг над другом, мы принялись колдовать над чистой, только что полученной культурой микроорганизмов-энергофагов, всего за полчаса перевели их на новую диету и отправили столоваться в двадцатикубовый биохимический реактор, целиком изготовленный из лонсдейлита. Реакция началась быстро, но процесс обещал затянуться на трое суток.

Когда он закончится, нановольфрам будет смешан с наноуглеродом в соотношении двенадцать к трём и из него будут отлиты две полусферы, после чего они мало того, что будут нагреты до температуры в тысячу восемьсот пятьдесят градусов, так ещё испытают удар холода, будучи погруженными в жидкий азот, едва только их температура опустится до двухсот градусов. Такая термическая обработка превратит поликарбоновый вольфрам в сверхпрочный материал, которому не страшны температура в пять тысяч градусов и из него будут изготовлены не только жаропрочные сферы, но и лопатки нагнетательных компрессоров гиперзвуковых турбин, чтобы даже на высоте в сто двадцать километров сжимать воздух в камере нагрева, поднимая давлением до восьмисот атмосфер. Будучи нагретым до температур четыре с половиной тысячи градусов, он вырвется из дюз и, попутно раскручивая турбокомпрессор, создаст мощнейшую реактивную тягу. Вообще-то скорость в двенадцать с половиной тысяч километров в час на высоте в двадцать километров, вовсе не является пределом для космоплана. Он может летать и с вдвое большей скоростью, но на высотах свыше пятидесяти километров.

На высоте же в десять километров и ниже, ему всё же следует летать с меньшей скоростью, хотя и в атмосфере такой плотности его корпус невозможно разрушить. Просто при такой скорости он пролетит над Землёй, как настоящий метеор, окутанный облаком плазмы и издавая жуткий грохот. Самому-то ему ничего не будет, вот только пилот вряд ли что увидит сквозь пламя, хотя кокпит из синеватого лонсдейлита, который в отличие от лонсдейлита совершенно прозрачного, почти не проводит тепло, но остекление всё равно будет двойным, заполненным охлаждающей жидкостью. Да, шума такой полёт наделает много.

Обсуждая с конструкторами подобного рода вопросы, я до девяти часов вечера работал в биолаборатории, а точнее просто находился в ней, вверив своё тело Бойлу. Увы, но то, чем я занимался сейчас, требовало определённой сноровки, молниеносной реакции и особого контроля, а потому чистая культура производилась во много раз больших количествах, чем нужно, с запасом на долгие годы. За всё то время, что я лежал на кушетке, Бойл научился мастерски использовать меня в качестве своего инструмента, а потому я даже не задумывался над тем, что делал. Именно потому, что мы приступили к самому ответственному этапу в последнюю очередь, у нас всё получалось с первого же раза и ничего не пришлось переделывать.

Теперь мне предстояло когда практически вручную, когда с помощью примитивных, на взгляд Бойла, станков, изготовить множество комплектующих, а нашим инженерам, мастерам и рабочим научиться этому вслед за мной. Ну, а поскольку я к тому же был ещё и куэрном, а потому каждое моё движение отличалось невероятной точностью, то не смотря на то, что я работал по двенадцать часов в сутки, брака из-под моих рук не выходило. С самого начала, как только в город-спутник Метеор приехали учёные, инженеры-конструкторы, мастера участков и рабочие высшей квалификации, а их всех поселили вместе с семьями в прекрасных коттеджах, не говоря уже о том, что они получили по шикарному автомобилю, им пришлось по четыре часа в день заниматься куэрнингом под руководством отличных куэрнов, таких, как мой отец, Митрофаныч, Жора, Тонечка, Борька и многие другие. Вот потому-то практически все наши рабочие были моложавыми, подтянутыми, всегда бодрыми и полными сил и энергии мужчинами и женщинами, а уж что с ними делал приятный, не слишком сильный карамельный запах, постоянно витавший в воздухе, не описать словами. В общем и мне самому работалось очень весело, и моя наука всем шла впрок.

Как я того и ожидал, пятнадцатого февраля, ровно через месяц после того, как мама родила сестричку Люсечку, моя жена подарила мне сына. Это был мой седьмой ребёнок в жизни, первый в моей новой жизни и второй Виктор Борисович, которого я не мог назвать иначе. А ещё Витенька был просто точной копией моего первенца, родившегося в восемьдесят первом году, через полгода с гаком после летней Олимпиады в Москве. Если тогда я просто присутствовал при родах, то на этот раз, как и во время рождения пятерых других своих деток, сам принимал роды у Иры и она рожала в небольшом бассейне, наполненном тёплой морской водой. Моя жена верила мне безоглядно и безотчётно, ну, а я, в свою очередь, прекрасно знал, что делаю. Уже только поэтому, когда я почувствовал, что ей пора рожать, поднял её на руки, отнёс в зал, где установил сборный бассейн, и моя королева родила Витюшу с улыбкой на губах.

Перевязав своему сыну пуповину и приложив его к груди счастливой матери, я промыл плаценту бактерицидным раствором и сразу же заложил её в дьюар с жидким азотом. Мы люди грамотные, а потому знаем, насколько ценны стволовые клетки, так что пусть хранится на всякий случай. Запас кармана не дерёт. После этого я позвонил своим друзьям, те явились к нам в дом и первым делом вычерпали воду из бассейна, разобрали и вынесли его прочь. Как только врачу, наблюдающему за Ирой последние три месяца, стало известно, что Картузова родила, та немедленно примчалась к нам в дом. К тому времени Витюша уже спал, а я успел проделать все необходимые манипуляции над телом моей королевы и по ней не было заметно, что она три часа назад родила. Ни к Ире, ни к малышу я Ларису Петровну не подпустил. Нет, всё правильно, где она и где я, в куэрнинге, ведь Дейр давно уже вывел меня уже на двенадцатый уровень, а я свою жену, на десятый. Да она у меня смогла бы родить сына на бегу, подхватить его на руки и при этом не моргнуть и глазом, но родам в воду я всё же доверял больше, ведь наш Витюша, когда я поднял его над водой, не плакал, как все младенцы, а весело гугукал, сжимал пальчики в кулачок и сучил ножками так живо, словно собирался бежать.

Моя мама тоже рожала в воду, а отец принимал Люсечку и точно так же собиралась рожать Наташа. Денис даже специально прилетал к нам, чтобы пройти инструктаж. Через консоль Геи они наблюдали за тем, как Ира родила своего первого ребёнка ровно в половине десятого утра с небольшими секундами. Господи, я увидел у него даже большую розовую родинку на левом плечике, которая потом сошла. Это была точная копия моего первого сына и мне подумалось, что Старшие Старшими, а Бог всё же не свете есть и он подал мне знак. А может быть это сделали и Старшие. Как знать.

Праздник у нас получился двойной, мы закончили весь комплекс работ на первом космоплане "Метеор" и теперь от него нужно было отсоединить крылья с гиперзвуковым турбинами, кили, погрузить его в громадную фуру и отправить на испытательный аэродром, так как космоплан всё же решили испытать хотя бы в самом обычном полёте на небольших высотах. Для этого его покрасили в стандартные авиационные цвета и он стал зелёным сверху и голубым снизу. Не думаю, что американцы очень уж испугаются, если увидят, что русские испытывают такой несуразный и неказистый самолёт.

На самом же деле космоплан получился просто замечательным. Во-первых потому, что он был оснащён системой искусственной гравитации и потому не знал, что такое невесомость, если генератор гравитации специально не отключить. Во-вторых, СВЧ-реактор вырабатывал такую прорву энергии, расходуя совершенно мизерные количества водородного топлива, что работал на минимальной мощности и этого всё равно хватало, чтобы он часами висел над полом, включив генераторы антигравитации, практически не только полностью лишавшие его веса, но и создающие небольшую подъёмную силу. Гиперзвуковую турбину мы испробовали на холостом ходу и минимальных оборотах, но и этого хватило, чтобы понять, тягу она будет создавать просто сумасшедшую. Всё в нём мы сделали на отлично, кроме мониторов специальной компьютерной консоли, но наши конструкторы уже работали над созданием такого оборудования, на котором можно будет изготавливать мониторы с ТФТ-матрицами, причём не нашей конструкции, а нианской, то есть на пару порядков лучше тех, которые имелись на Земле в две тысячи пятнадцатом году. Новые технологии, сверхмощные компьютеры и наноматериалы с заданными свойствами, позволяли нам изготавливать и новые станки, благо, что вся техническая документация у нас для этого имелась и она быстро распространялась по всей стране.

В том, что космоплан "Метеор" поднимется в воздух и, покинув Землю, выйдет в открытый космос, а не станет летать вокруг неё, как ночная бабочка вокруг лампочки, были уверены не только его создатели, но и наши космонавты. Они, поднявшись на борт, были несказанно поражены, когда увидели пусть и небольшие, но всё же одноместные каюты с квадратными иллюминаторами, а в них санузлы с душевыми кабинками, большую кают-компанию, она же спортзал для куэрнинга с макиваром из красного дерева, а также вместительный склад на полкорабля размером. Это всё располагалось на верхней палубе. Внизу же, позади пилотской рубки, рассчитанной на троих космонавтов, в первой четверти корабля находилась научно-исследовательская лаборатория, за ней бомбовый отсек с установкой бомбометания, а во второй половине нижней палубы — реакторный отсек и гравитационно-конверторный космический двигатель. Я так и не понял, как эта здоровенная, чёрная ребристая штуковина, смахивающая на положенный на бок трансформатор, конвертирует гравитацию в тягу типа реактивной и при этом ещё и может маневрировать в космическом пространстве, позволяет быстро сбрасывать скорость и плавно входить в атмосферу.

Главное ведь всё равно заключалось в том, что наши учёные-физики в этом прекрасно разобрались и теперь гадали, как это преподнести всему миру, а с меня вполне хватало и того, что Бойл, гоняя меня от станка к станку, моими руками изготовил этот гравитационный чудо-конвертор. Хотя конструкторы космической техники довольно сильно изменили как внешний вид космоплана, так и его размеры в сторону увеличения, из-за чего в нём добавилась научная лаборатория длиной в пять метров, ни один из механизмов планёра по сути не изменился.

Самой потрясающей, на мой взгляд, была его система торможения. При приближении к аэродрому, на котором космоплан должен совершить посадку на антигравах, оба его крыла и панель в задней части раскрывались подобно книжке и, поддерживаемый в полёте генераторами антигравитации, расположенными в днище, он резко сбрасывал скорость. В общем-то конструкторы просто убрали весь лишний дизайн и красивости, которые я сдуру нарисовал, и превратили наше с Бойлом творение в простую и надёжную машину, которая после того, как с неё снимут бомбы, будет пахать и пахать в космосе многие десятилетия, если и вовсе не столетия. Ну, а я ещё раз убедился в том, что чем выше уровень развития науки, тем более простые и надёжные технические решения находят инженеры-конструкторы.

Как-то раз один мой приятель, авиаконструктор, сказал мне, что технологическая документация и чертежи самолёта "Боинг-747" занимают ровно столько же места, каков объём его фюзеляжа. Технологическая документация на планёр космоплана "Метеор" поместилась в два больших чемодана. Вся. Полностью. Думаю, что в первую очередь из-за того, что он был на восемьдесят процентов изготовлен из поликарбона сверхгорячей закалки, имевшего невероятную прочность. Поэтому до покраски он имел фиолетово-чёрный цвет и разбить его было чрезвычайно сложно.

На этом моя космическая эпопея и вообще труды, связанные с бурным развитием новых технологий в Советском Союзе закончились. Теперь, когда у меня родился сын, мне предстояло заняться совсем другими делами. Всё, что я сделал для своей страны, пока что являлось строжайшей военной и государственной тайной и потому можно сказать, что КГБ "свирепствовало" в полный рост. Именно поэтому я когда-то и настаивал на том, что из страны нужно вышвырнуть всех ненадёжных и недовольных советским строем людей и их оказалось не так уж и много. Всего вплоть до сегодняшнего дня — пятнадцатое февраля семьдесят второго года, из страны уехало четыре миллиона семьсот тысяч человек и я считаю, что это ничтожно малая цифра.

Особенно много людей уезжало из Прибалтики, Грузии, Армении, Азербайджана, Северокавказских республик, Туркмении, Татарии и Украины, в первую очередь западной. Что же, лично я был этому искренне рад, особенно тому, что из нашего города уехали почти все греки и армяне. Не советовал я расстраиваться по этому поводу и Юрию Владимировичу, когда тот схватился за голову, рассказывая мне о массовом исходе недовольных во время одной из моих командировок в Москву. К тому времени Гея нас уже настолько сблизила, что мы подружились и даже перешли с ним на ты. Возраст у нас был ведь почти одинаковым. Весело смеясь, я тогда громко воскликнул:

— Юрий Владимирович, да, успокойся ты Бога ради! Нам же по этому поводу только радоваться нужно. Не волнуйся, когда наступит время, не смотря на то, что мы сотрём с карты все границы, эти люди не приедут в свои родные края и не станут никому предъявлять хоть какие-либо претензии.

Услышав слово претензии, Андропов возмущённо спросил:

— Какие у них могут быть претензии к нам, Боря? Мы даже тех, кого посадили за хищения социалистической собственности, выпустили из тюрем при условии, что они немедленно уедут куда угодно, хоть в Антарктиду, пасти там пингвинов.

Между прочим, когда евреи узнали, что они могут в любую минуту покинуть Советский Союз и их даже не станут шмонать на границе — увозите всё, что вы смогли схимичить, только самые оголтелые сионисты и диссиденты скочевали на Запад. Зато множество евреев вместо этого переехало жить в наш город и это именно они скупили у греков все дома в Греческом посёлке, платя им за них чуть ли не три цены. После этого они стали открывать одну за одной по всему краю швейные, обувные и прочие фабрики, менять свои сбережения на валюту, выезжать за рубеж, закупать в Западной Европе оборудование и производить отличную продукцию.

Очень многим даже разрешили работать с новыми конструкционными материалами, но подписку о неразглашении государственной тайны с них брали такую, что став предпринимателями, ориентированными на экспорт своей продукции, они даже были готовы поступить на службу в КГБ, это, разумеется, шутка, но я не думаю, что кто-нибудь из них стал бы разглашать главный советский секрет. Тем более, что Советский Союз установил дипломатические отношения с Израилем и стал проводить на Ближнем Востоке куда более гибкую политику.

Мне тоже предстояло в довольно скором времени покинуть Советский Союз, чтобы начать работать на Западе и сделать это я должен буду в начале ноября, чтобы в середине месяца оказаться в порту Трабзон. Поэтому, сразу же после рождения сына я начал усиленно к этому готовиться. Двадцатого марта мы развелись с моей королевой по весьма дурно пахнущей причине, она якобы влюбилась в одного писаного красавца, полковника КГБ. Роль этого красавца играл помолодевший до безобразия Виктор Северьянов, он был одного роста и телосложения со мной. Между прочим мой друг и вообще замечательный парень.

Не то чтобы мой соперник оказался очень уж красив, но в должности первого заместителя начальника спецотдела производственного комплекса "Метеор", представлял из себя завидного жениха. Он даже ездил на новеньком, крутейшем "Метеоре-Гамма". Вообще-то Виктор очень старательно изображал меня, а я полковника и даже время от времени являлся на работу, хотя куда чаще занимался в самой маленькой разведшколе в мире, где на одного курсанта приходилось целых двадцать семь преподавателей. Ночевал я, разумеется, в нашем с Ирой доме.

Несколько человек знали о том, что я играю роль Бориса Орлова и среди них были Тонечка, Жорка, Женя, Витька, естественно, мои и Ирочкины родители, тётя Эля, Наташа с Денисом и подполковник Некрасов. Ну, Игорьку и всей его группе, в которую входил Виктор, сам Бог велел знать об этом. Тем более, что ему и Володе Звягинцеву, теперь уже майору, тоже вскоре предстояла длительная командировка сначала в Турцию, потом во Францию, а затем и в Штаты, куда я должен буду в конце концов въехать официально и под своим собственным именем и фамилией. Виктору тоже предстояло выезжать на Запад, а пока что он изображал начавшего спиваться и опускаться Карузо, от которого отвернулись даже его самые лучшие друзья.

Зато мои друзья были в полном восторге от нового Ирочкиного муженька, то есть меня самого в облике Бориса Петровича Орлова тридцати двух лет от роду — весёльчака и рубахи-парня. Днём она ещё терпела смазливую физиономию гнусного кэгэбэшного сердцееда, но вечером, когда закрывались двери нашего дома и задёргивались все шторы на окнах, к ней возвращался её несравненный Карузо.

Пролетели весна и большая часть лета. В середине лета, когда наш краевой механизированный отряд, вооруженный самой мощной и скорострельной уборочной техникой в мире, убрав в крае урожай зерновых двинулся грести всё с полей на север, были подведены итоги первого года работы по новому и они оказались более, чем впечатляющими. Объём производимой в крае продукции вырос за этот год в семнадцать раз и советское правительство объявило, что ещё пятьдесят областей в РСФСР и других республиках, а также все Прибалтийские республики, Белоруссия и Армения переходят на новые формы хозяйствования. Остальным регионам страны было предложено внимательно изучать опыт нашего края.

Там, куда пришла новая экономическая политика советского государства, народ ликовал. Более того, во всех странах социалистического лагеря и даже в Китае, где Мао всё же удалось победить коррупцию, даром он что ли окрысился на китайскую интеллигенцию и в первую очередь профессуру, тоже стали подумывать о том, о чём Председателю КПК не раз талдычил Брежнев, помолодевший, полный сил и уже не шамкающий в микрофон, да, и вообще ставший куда более лапидарным и велеречивым, нежели раньше. Генеральный секретарь КПСС старательно постигал куэрнинг, но при этом был ещё более старательным учеником и в этом деле даже превзошел по своему усердию Андропова, понимая, что рано или поздно Земля станет полноправным членом Звёздного Содружества.

С тех пор, как коммунистам в нашем крае разрешили становиться миллионерами, если у них имелись к тому способности, а по всей стране рабочим и служащим повысили зарплату, ведь водородное топливо экспортировалось уже в десятки стран мира, как и комплектующие для западной техники, изготовленные из поликарбона, оптимизма у советских людей значительно прибавилось. Зато ни о какой перестройке и гласности никто даже и не заикался, но партийные ряды за этот год, особенно в руководящих эшелонах, почистили весьма основательно, но при этом чиновникам высшего ранга ещё и резко, буквально в несколько раз увеличили зарплату.

КГБ и милиция обрушилась всей своей мощью на уголовный мир и давила его так, что он не просто пищал, а вопил благим матом. ОБХСС также вычистили от коррупционеров и взяточников самым основательным образом и эта служба перестала быть злейшим врагом каждого предприимчивого человека если не полностью, то основательно. Сильнее всего КПСС закручивала гайки в союзных республиках, где стали тотально искоренять байские замашки местной элиты. Со своих постов слетели многие первые секретари республик и теперь народ знал, куда нужно жаловаться на самоуправство советских баев и ханов, на которое раньше смотрели сквозь пальцы. Любые поползновения к национализму, пресекались жесточайшим образом, трое суток и ты уже сидишь в аэропорту с билетом в руках.

На Западе, да, и на Востоке, в исламском мире, не сразу сообразили, что новая внутренняя политика нацелена не на борьбу с инакомыслием, а на чистку советского общества от всяческой шелупони, сделавшей инакомыслие и диссидентство своим щитом. Из Советского Союза по прежнему уезжали люди, но уже в куда меньшем количестве, чем полгода назад. Страну покидали всякие поскрёбыши. А вот возвращаться в страну тем людям, которые покинули её в разные годы, не разрешали, но зато им открыли границу для временного посещения родственников точно так же, как и советским людям разрешили практически свободно выезжать за рубеж, если у тебя есть что поменять на валюту и ты не являешься носителем государственной тайны.

Даже Витьке Батраку разрешили этим летом семь раз принимать участие в мотогонках на супербайках в Западной Европе и все семь раз он их выигрывал с большим отрывом, к дикому восторгу публики, нагло финишируя на переднем колесе. В конце лета, когда он привёз очередную никелированную кастрюлю из Испании, мы поехали все вместе на море. Я под видом Бориса Орлова с родным приёмным сыном, которому было ещё невдомёк, почему это у его папы два лица, дневное и вечернее, но он всегда ласков с ним одинаково, но при этом всё же немного грустен.

Глава 13

Бегство из СССР

На новеньких спортивных "Кометах-Гамма", оснащённых совершенно умопомрачительными опциями и потому считавшимися самыми современными автомобилями во всём мире, кроме Великобритании и США, куда их было запрещено ввозить из-за компьютеров модели "Гея", мы отправились в Сочи, в гости к нашим соседям, всего месяц, как ставшим ещё одной свободной экономической зоной официально, но уже полгода следовавшей в кильватере нашего края негласно. За эти полгода всё Черноморское побережье буквально преобразилось.

Пляжи сверкали чистотой и золотым песком, привезённым из-за гор. Повсюду вдоль берега моря выросли тысячи кафе, ресторанов и шашлычных, а немного поодаль, так же тысячами стояли красивые мини-отели, собранные из нарядных, ярких поликарбоновых панелей, а в стороне от них были врыты в землю большие ферментеры и все нечистоты, которые раньше сбрасывались в море, а также бытовые отходы, загружались в них, чтобы подавать в дома газ для кухонь и водогрейных котлов и ещё производить гумус для приусадебных участков. В общем зимой на побережье никто не сидел сложа руки и вдоль всего берега Чёрного моря было к тому же проложено отличное шоссе нарядного, фиолетового цвета. Естественно, благодаря мощной технике, которую дал нашим южным соседям производственный комплекс "Метеор".

Поэтому у нас даже глаза разбежались, когда кое-кто, приехав в Джубгу, стал гадать, остаться там или всё же рвануть в Сочи. В конце концов я настоял на Сочи, а точнее на одном прелестное местечке в нём — деревне Аше. Когда-то я отдыхал там несколько раз и даже знал одну семью. Когда мы приехали к дому Бубенцовых, а он стоял в сотне метрах от моря, все ахнули, увидев красивый трёхэтажный отель на двадцать четыре номера со всеми удобствами и даже небольшим рестораном. У Бубенцовых был большой приусадебный участок с семью пальмами, маленькой бамбуковой рощицей на полсотки, садом, в котором рос инжир и фейхоа, прудиком и крошечными фанерными каморками.

Всё, кроме каморок, осталось, но фанерное убожество сменил отличный отель, в который мы и заселились, полностью заняв его только потому, что я списался со своим тёзкой заранее и даже оплатил наше проживание вперёд на целый месяц. В Аше мы решили отдохнуть до середины сентября. Батрак и Тонечка закончили школу с золотыми медалями, поступили в политех без экзаменов и даже заявили, что готовы немедленно сдать экзамены за первый и второй курс, чтобы сразу же поступить на третий. Их внимательно выслушали и сказали, что они вполне смогут это сделать, но только во время зимней сессии и тогда они выклянчили полсентября для отдыха.

Батрак даже отказался выступить на двух этапах чемпионата Советского Союза и Мира по мотогонкам мотоциклетной "Формулы-1". Завод "Метеор" изготавливал и поставлял комплектующие уже в пять стран, где начали изготавливать супербайки не хуже наших, а потому даже у Батрака имелись очень серьёзные конкуренты, хотя он и прирождённый гонщик. Борису Бубенцову было лестно принимать у себя в гостях молодого, но уже достаточно прославленного гонщика, приехавшего в Сочи на пикапе со своим боевым гоночным супербайком в кузове.

Витька, наглая рожа, тут же подарил ему огромный плакатище размером три на четыре метра, отпечатанный специальными красками на поликарбоновой ткани, где он финиширует на переднем колесе и Борис стал гадать, куда же его теперь повесить, чтобы все видели. Кроме торцевой стены отеля его вешать было некуда, но плакат закрывал собой одно из окон и тщеславный мотогонщик пошел даже не то, что он не сможет видеть моря из окна своего номера. Зато с дороги всем был виден этот красочный плакат и привлекал к гостинице хорошего друга нашей семьи внимание отдыхающих.

Из-за суеты, связанной вывешиванием плаката, мы хотя и приехали в Аше в два часа дня, купаться пошли только под вечер, но всё равно остались довольны и пляжем, и сервисом. Особенно мне понравилось, что на нашем "домашнем" пляже можно было взять на прокат аквабайки. Наш завод освоил и их производство, также, как и производство снегоходов. Мы бы резвились на пляже и до самых сумерек, но Жора принялся выталкивать всех из воды, приглашая на банкет и поскольку все прекрасно знали, с чем это связано, то никто не стал ему перечить.

Мы ведь в том числе и поэтому приехали на море всей нашей дружной компанией во главе с Митрофанычем. Быстро собравшись, мы отправились в отель, который заняли полностью и даже заставили своими автомобилями почти половину улицы. Возле них крутилось множество мальчишек, ведь некоторые из машин буквально только что покинули территорию завода и их ещё никто не видел, но всё равно самая большая толпа собралась возле Витькиного супербайка. Ещё бы, это же настоящая боевая машина со ставосьмидесятисильным двигателем, на которой Батрак установил рекорд скорости на серийных мотоциклах, разогнав свой супербайк до трёхсот семидесяти четырёх километров в час.

Хотя стол в ресторане уже был накрыт, Жора в него нас не пустил и приказал всем пойти и надеть на себя костюмы и вечерние платья. Нам и здесь ничего не оставалось делать, как подчиниться ему. Мы с Митрофанычем мстительно переглянулись и пошли в свои номера. По возвращению домой, мы сразу же сдали свою детвору с рук на руки Рае, точнее отнесли наших троих малышей в большую детскую комнату. У Раи и Бориса было семеро детей, старшим дочерям-близняшкам уже исполнилось по двадцать пять лет и у них тоже имелись дети, так что особенно волноваться не приходилось. Ну, а переглядывались мы с Митрофанычем потому, что обзавелись настоящими смокингами, в которых и спустились в ресторан. Ха-ха, если мы кого и могли удивить своими смокингами, так это всех остальных наших друзей, но только не Жорика.

Этот красавец явился в зал ресторана предпоследним в белоснежном фраке. Хотя и без цилиндра, но с огромным букетом белых роз. Тоня пришла через пару минут, одетая в вечернее платье тёмно-синего цвета со стразами и без рукавов, оставляющее открытыми её красивый, женственные плечи и полуоткрытой просто восхитительную грудь. Она вошла в зал, остановилась, улыбнулась нам всем и опустила глаза. Жора подошел к ней, встал на одно колено и пылко воскликнул:

— Тоня, любимая, с первых же секунд, как только я тебя увидел, ты стала для меня принцессой. Я люблю тебя вот уже два года, моя прекрасная принцесса. Стань моей королевой, выходи за меня замуж и я буду любить тебя до конца своей жизни.

Наша с Батраком одноклассница приняла букет из рук Жорика, грациозно присела на его колено и ответила:

— Жорочка, я уже думала, что этот день никогда не наступит.

Боже мой, как же я был счастлив увидеть это. Пожалуй, во всей моей жизни свершились всего два самых важных события, первое это то, что я встретил свою королеву и она стала моей женой, а второе, что я спас Тонечке жизнь и, можно сказать, вложил это чудесное, нежное создание в руки отличного парня, моего друга Жорки. Ну, а жених, элегантно повернувшись к нам так, чтобы это было всем видно, достал из кармана футляр, вынул из него точно такой же перстенёк с бриллиантом, который я когда-то подарил Ирочке в день нашей помолвки, надел его Тоне на палец и они поцеловались, после чего встали и под наши аплодисменты подошли к нам за поздравлениями, поцелуями и дружескими объятьями. После чего мы сели за стол и стали праздновать это событие, а праздновали мы его очень шумно и весело. Когда же стемнело, я встал, постучал ножом по бокалу и сказал:

— Друзья мои, предлагаю всем выйти на пару минут во двор. Нам нужно всем объявить о том, что Тоня и Жора помолвлены.

Думаю, что никто так и не догадался, что я имел ввиду. Когда мы вышли во двор, няньки принесли нам Люсечку, Витеньку и Иринку, заранее записанную в невесты нашему сыну. Взяв сына, он у нас терпеть не мог ложиться спать рано, на руки, отец и Денис сделали то же самое, я молча взглянул на часы и Тонечка, мгновенно всё поняла, радостно завизжала и запрыгала, хлопая в ладоши. Через несколько секунд невдалеке от нас раздались оглушительные залпы и в небо взлетели сразу семнадцать фейерверков. Они взорвались в бархатном, чёрном южном небе, усеянном бриллиантами звёзд, разноцветными огненными цветами, но что самое главное, прямо по центру вспыхнули и стали быстро расширяться два огненных кольца, провозгласившие Тоню и Жору женихом и невестой и эти залпы прогремели двадцать семь раз. Сразу после этого салюта жених и невеста решительно направились к дверям отеля, но и дорогу преградил Боря Бубенцов, дядька ростом с Володю Звягинцева, и пробасил:

— Нет-нет, ребята, вам не туда! Сейчас Раечка проводит вас в это, как его, о, вспомнил, шале для новобрачных, которое вместе с салютом привёз для вас Борис Викторович. Оно туточки рядом, за бамбуками спряталось, от посторонних глаз подальше, а между ним и этими удочками с листьями, аккурат прудик находится. Если захочется искупнуться, то можете смело залезать в него. Вода чистейшая.

Тонечка первой одарила меня признательной улыбкой, а после неё, подхватив свою королеву на руки, мне широко и благодарно улыбнулся Жора. Жених с невестой покинули нас, а мы вернулись к столу, но не стали засиживаться слишком уж долго. Учитывая то обстоятельство, что кроме Батрака мы все были людьми семейными, в такую чудесную ночь нам не очень-то хотелось есть и пить за богато накрытым столом. Впрочем, как только мы уложили Витюшу спать и сплелись в объятьях, за окнами послышалось утробное ворчание двигателя супербайка. Это означало, что Батрак тоже отправился на ночную охоту. Вот ведь молодёжь пошла.

Уехал мой друг детства в начале одиннадцатого, а вернулся в отель, он занял номер по соседству с нами, под утро, а поскольку звукоизоляция была великолепная, то кто его знает, один или с какой-нибудь девицей. Мы с Ирочкой даже не стали гадать на эту тему и снова уснули, чтобы через пару часов проснуться от того, что в нашу спальную заглянуло солнце. Я поднялся с кровати, подошел к окну, посмотрел на Чёрное море и вздохнул. Там, за горизонтом, только переплыви море, лежала Турция и находился город Трабзон, бывший Трапезунд. Ира подошла, прижалась ко мне, и спросила:

— Вглядываешься вдаль, Боря? Как же ты там сможешь прожить без нас? Знаешь, как только я выкормлю грудью Витюшу, то обязательно изменю внешность и приеду к тебе если не во Францию, то обязательно в Америку, ведь я уже совершенно свободно говорю по-английски и по-испански.

Вздыхая, я ответил:

— Это будет просто здорово, любимая, но тебе придётся научиться и многому другому, Ира.

— Ничего, Боря, я смогу освоить и эту профессию и кроме того мы ведь не станем совершать там никаких диверсий.

Тут она была совершенно права, я действительно не собирался ничего взрывать в Америке, да, и в других странах тоже, если не считать того, что имел намерение ликвидировать нескольких типов лично и даже был готов применить для этого боевой куэрнинг. Только теперь, когда вся информация о Земле стала доступна Андропову и специальному подразделению "Жрецы Оракула", аналитики поняли, какую опасность представляют из себя некоторые тихие, незаметные и респектабельные господа, державшие в своих руках все нити, обрезать которые было невозможно.

Тут нужно было рубить даже не руки, а головы, причём безжалостно и к тому же многим людям. К суду таких мерзавцев привлечь невозможно, ведь они, не моргнув глазом, мигом развяжут третью мировую войну, как уже устроили две первых, лишь бы сохранить власть и своё влияние. Так что в борьбе против них оставалось пойти на самые крайние меры, ликвидацию во внесудебном порядке и такое политическое решение в СССР было принято на самом высоком уровне и соответствующий тайный приказ уже был отдан.

Дейр и Вилиэн по этому поводу лишь развели руками, сказав, что это наши внутренние дела и они не вправе вмешиваться в них, хотя и придерживаются нашей точки зрения, ведь во всех предыдущих случаях именно эти люди фактически уничтожили всю нашу солнечную систему. Бойл, ознакомившись с выводами аналитиками, точно схватился бы за голову, имейся у него руки подходящего размера, но поскольку их не было, просто решительно высказался за моё предложение и Леонид Ильич вместе с Юрием Владимировичем санкционировали ликвидацию ста тридцати девяти человек, прямо причастных развязыванию третьей мировой войны. Четыре раза Земля уже была уничтожена, но в пятый раз этого не должно произойти. Большую часть этих мерзавцев могли уничтожить агенты-куэрны, но всё же не всех, семнадцать человек были им просто не по зубам в силу того обстоятельства, что к ним было невозможно подобраться даже куэрнам восьмого уровня и потому это предстояло сделать мне.

Да, только выйдя на двенадцатый уровень, человек мог находиться в состоянии пятнадцатикратного ускорения до тридцати минут и вот тут уже для куэрна не существовало практически никаких препятствий. Увы, но никого из агентов-куэрнов я не мог на него вывести по целому ряду причин. В первую очередь потому, что для этого нужно было иметь очень устойчивую психику, а это приходит с годами. В принципе я мог бы года за два вывести на двенадцатый уровень Андропова, который усиленно занимался куэрнингом, но для этого ему нужно было бы забросить все остальные дела.

Имелось у меня на примете несколько других кандидатов, но с ними бы я проваландался бы ещё дольше, лет по пять, а то и семь. Поэтому и было решено, что семнадцать неприкасаемых будут отнесены к моей компетенции. На прицел даже самой дальнобойной винтовки их было невозможно взять, а потому придётся идти на прямой контакт, но это и к лучшему, ведь тогда их смерть не вызовет ни у кого никаких подозрений. Эка невидаль, взял человек и помер от инсульта или инфаркта миокарда. С кем такого не бывает. Или, к примеру, ему в глотку вцепилась любимая собака, а ведь можно ещё и в ванне захлебнуться невзначай и это далеко не последний вариант.

Хотя ко всем ликвидациям нам ещё было готовиться и готовиться, их время ещё просто не наступило, я всё равно думал об этом довольно часто. Решимости у меня вполне хватало, как и ненависти к этим выродкам. Просто я ещё не мог свыкнуться с ещё одной своей ролью — палача. Впрочем, нежно обнимая Иру, я прекрасно понимал, что в противному случае просто обреку свою любимую, Витюшу, и всех остальных наших детей, на верную гибель. Только от одной такой мысли я был готов закричать от ужаса, но ведь таких же матерей и отцов в мире насчитывались миллиарды. Ну, уж нет! В сторону сантименты, когда речь заходит о том, останется в живых всё Человечество или погибнет по вине ста тридцати девяти алчных негодяем и нескольких сотен их приспешников. Ну, к последним я хотя и не испытывал никаких тёплых чувств, всё же вовсе не намеревался уничтожать до кучи ещё и их. Попадутся случайно под руку, шлёпну, не попадутся, сами сдохнут от старости и болезней. От грустных мыслей меня отвлёк сынок.

Витюша проснулся и сразу же стал бить ручкой по большой, яркой погремушке, подвешенной над его кроваткой. Мы с женой моментально бросились к нему. Моя королева взяла нашего сына на руки и приложила к груди. Парню было пора подкрепиться. Ну, а я поднял на руки её и сел на кровать. Ире нравилось кормить нашего малыша вот так, полулёжа на моих руках и время от времени целуясь со мной.

Вскоре, покормив нашего сына, а Виктор, как и его папаша, рос быстро, обгоняя своих сверстников, и уже выглядел чуть ли не годовалым младенцем, во всяком случае головку он не только держал, но и вовсю вертел ею, а также, стоило его только положить на живот, немедленно начинал ползти куда-нибудь, лишь бы не оставаться на одном месте. Если так дело пойдёт и дальше, то может быть я увижу, как мой сынище пусть и не ходит, но по крайней мере стоит на своих пухленьких, крепких ножках. Благодаря тому, что мы с Ирой уже очень хорошо знали толк в куэрнинге, наш сын был всегда в тонусе, ничем не болел и никогда не плакал. Смех и радостное гугуканье, вот и все звуки, что он издавал.

Приняв освежающий душ вместе с Ирой и Виктором, он у нас не боялся чуть тёплой воды, мы вскоре оделись, вышли из номера и спустились в ресторан, чтобы позавтракать. Там уже собралась вся наша компания кроме Жорки с Тоней и Витьки, ну, этот теперь точно будет дрыхнуть часов до одиннадцати. Мы уже завтракали, когда в зал ресторана вошли Жорик и просто потрясающе счастливая Тонечка. Глядя на её сверкающие глаза, я так и расплылся в счастливой улыбке. Обведя нас всех глазами, моя одноклассница решительно направилась ко мне и сказала:

— Ира, извини, но я обязательно должна это сделать, — после чего взяла со стола салфетку, утёрла мне губы и поцеловала меня так крепко и сладко, что я даже обомлел, после чего, оторвавшись от мох губ шумно выдохнула и сказала, — у-у-ф, Боря, спасибо за всё, что ты для нас с Жорочкой сделал. Ты у меня самый лучший, верный и преданный друг. Спасибо тебе за всё и особенно за то, что ты такой умный и всё знаешь. — После чего поцеловала жену в щёчку и извинилась — Прости меня, Ира, что я поцеловала Борю так, но я не могла поступить иначе.

Облегчённо вздохнув, вовремя же я проглотил кусок свиной отбивной и запил его компотом, я улыбнулся Тоне и сказал:

— Всё нормально, Авдотья Никитична, Ирочка прекрасно понимает твои чувства и не сердится на тебя.

И забрал у жены нашего сына, которого она кормила яблоком, соскабливая мякоть ложечкой. Ира подскочила со стула звонко расцеловала мою одноклассницу и сказала ей радостным, весёлым голосом:

— Ну, что ты, Тонечка, мне не за что на тебя обижаться, ведь ты же не ударила его палкой, а просто поцеловала. Я тоже иногда целую его только потому, что хочу поблагодарить.

Мы продолжили завтракать и вскоре, набрав с собой всякой снеди, отправились на пляж. Там мы встали большим табором, поставили лежаки, чтобы получилась площадка для игр и принялись отдыхать так, как давненько уже не отдыхали, а мы все нуждались в отдыхе. Да, как-то так всё время получалось, что далеко не каждую субботу и воскресенье нам доводилось посвящать семье и дому, но тем не менее урожай на родительской латифундии я и в этом году вырастил отменный и мы снова устроили "День морковки", причём не один, а целых три и последний был посвящён сладким закаткам на зиму, которых уже довольно скоро мне будет не хватать.

Ох, хоть и не нужен мне берег турецкий, и Франция мне не нужна, а отправляться туда я просто обязан. Ну, а пока что у меня был целый месяц впереди, чтобы провести его с родными, близкими и своими самыми лучшими друзьями. Увы, но этот месяц пролетел, как один день и настало время собраться, сесть по машинам и отправиться в обратный путь. Думаю, что этот месяц на море запомнится каждому из нас на долгие годы, мы же провели его очень весело и отлично отдохнули.

Вернувшись домой, я сразу же улетел на две недели в Москву, чтобы сдать там нечто вроде выпускных экзаменов. Мне даже посчастливилось совершить полсотни прыжков с парашютом в своём родном Рязанском полку ВДВ. Там так и не узнали, что Карузо снова прибыл в родную часть, где мне был знаком каждый кустик, не говоря уже о командире и офицерах, но многие из них были удивлены, что какой-то мощный, мускулистый дядька, лет сорока на вид, так хорошо ориентируется в их полку, знает прозвища всех офицеров и что самое поразительное, все потаённые места.

Куда больше они удивились, когда я поднялся в небо сначала на вертолёте "Ми-8", чтобы совершить прыжки с разных высот, а затем облачился в стратосферный скафандр и пять раз прыгнул с пятнадцатикилометровой высоты. После этого они меня очень сильно зауважали. Ещё бы, ведь всякий раз я приземлялся на своём "матраце" в точно заданном месте и ещё находясь в воздухе поражал огнём из автомата все мишени. Мне за такую сноровку даже вручили новенький голубой берет и это была для меня высшая награда, почти такая же, как поцеловать знамя своего родного, самого лучшего в ВДВ полка.

Потом наступил мой день рождения и мне во второй раз исполнилось восемнадцать лет, но на этот раз к восемнадцати годам я был не поднимающимся на ноги рослым, но худым парнем, а широкоплечим и мощным бойцом. Причём теперь бойцом невидимого фронта. Специальных занятий и тренировок я не прекратил, но и усиливать их не стал. На физподготовку мне жаловаться не приходилось, куэрнинг резко повысил мои качества, как стрелка и я даже научился качать маятник и с отменной меткостью стрелять по-македонски, а во всех технических вопросах меня всегда мог проконсультировать, даже если мне придётся резко ускориться, Бойл.

В общем я тренировался больше по инерции, чем в виду явной необходимости. Ещё в начале июля я перестал стричься и поскольку практически не показывался на людях, то стал активно отращивать себя причёску а-ля Карузо и перестал бриться, но моя королева любила меня и такого. В таком виде я и присутствовал на свадьбе Тонечки и Жоры. Пролетел октябрь, первые две недели ноября и вот настал час моего расставания с Ирочкой. Некоторое время теперь в нашем доме будет жить настоящий Борис Орлов, но уже через пару недель моя жена разведётся с ним и переедет жить к моим родителям, но я к тому времени уже покину Советский Союз бегством.

Поздней ночью я поднялся с постели и стал одеваться. Мне было пора отправляться на вокзал. Мама с отцом и сестрёнкой ночевали у нас. Она осталась с детьми, а отец и Ира ехали со мной на вокзал, чтобы проводить в дорогу. В нашей семье было всегда принято провожать друг друга и наших гостей на вокзал или в аэропорт, вот только маме пришлось остаться дома. Надев простую и неприметную одежду, я поцеловал спящего сына, потом сходил и поцеловал свою сестрёнку-красавицу, маму, мы присели на дорогу, отец взял сумки и мы вышли из дома, чтобы сесть в нашу чёрную "Волгу".

Как только мы медленно отъехали от дома, мама вышла из калитки на улицу с большой кружкой и плеснула мне вслед воды на дорогу. Не знаю почему, но и это мы делали всегда в тех случаях, если кто-то не мог поехать на вокзал, как в эту ночь моя мамуля. Медленно, чтобы не шуметь, мы проехали по спящему городу-спутнику Метеору. На КПП к нам присоединились ещё две машины с "отъезжающими", а точнее моими сопровождающими и вскоре я уже был на вокзале. В эту ночь он был практически пустым потому, что несколько ночных поездов задерживалось до девяти утра и людям об этом объявили несколько раз и даже объяснили, почему.

С приличным опозданием прибывал на вокзал нашего города и поезд Москва — Ереван, который петлял, как скаженный. От нас он поворачивал к морю, ехал через Абхазию в Тбилиси, а уже потом в Ереван. Практически никем незамеченные, мы вышли на перрон группой из полутора десятков человек, я крепко поцеловал мою прекрасную королеву и мы стояли обнявшись до тех пор, пока поезд не тронулся. Я поцеловал её в последний раз. Мы улыбнулись друг другу, я сел в отходящий поезд и закрыл дверь вагона только тогда, когда её уже не стало видно. Не скажу, что мне стало так уж тоскливо на душе, но я всё же грустил в эти минуты.

В купе мне уже постелили постель сотрудники КГБ, изображавшие семейную пару, едущую, как и я, в Ереван, и командировочного, возвращавшегося в этот город с нашего завода. Мне было грустно и ещё немного тоскливо, а потому, чтобы никого не смущать своим кислым видом, я быстро переоделся в тренировочный костюм и лёг спать, а поезд увозил меня всё дальше и дальше от родного города, жены, сына, родителей с сестрёнкой и друзей. Именно ради того, чтобы все они прожили долгую и счастливую жизнь, чтобы через какое-то время смогли путешествовать по миллионам планет в сотне галактик, чтобы не погибли в термоядерной катастрофе, я превратился в человека, который решил бежать из СССР на Запад.

Как же сладко мне спится в поездах. Мерное покачивание вагона и стук вагонных колёс усыпляют меня чуть ли не моментально, а вот на каждой остановке я просыпаюсь, но не полностью, а лишь пребываю в сладкой дремоте. Едва только поезд снова трогается, я тут же засыпаю до следующей остановки. Да, поездки в поездах, пусть даже длительные, не смотря на множество неудобств, мне нравились всегда. Ещё мне нравится выходить на станциях и полустанках, чтобы купить к столу что-либо в киосках на перроне или ещё лучше с рук у тётечек, приходящих к поездам, кто с чем. Раньше за это на некоторых станциях милиция гоняла гражданок, но далеко не на всех.

Так, если ехать на поезде в Москву, то проезжая берегом Азовского моря, всегда можно купить просто шикарнейших вяленых и копчёных лещей, причём иногда просто громадных, с банную шайку. Разумеется не ту, которая круглая, а другую, побольше, овальную и что же за чудо эти азовские лещи. Если через такого леща очистить от чешуи и посмотреть на солнце, то он же, подлец, полупрозрачный, и, светится, словно рубиновый. С пивом такой красавец длиной сантиметров под шестьдесят, просто объеденье, особенно если у тебя имеется к нему свежий белый батон.

Отменное лакомство можно купить и в порту Кавказ, если поехать в Крым с Северного Кавказа. У-у-у, каких бычков ловят там мальчишки неподалёку от паромной переправы. Размером больше, чем в половину мужской ладони. Не иначе, как их там специально откармливают. Бычков юные рыбаки тут же потрошат и бегом несут своим мамкам, а те немедленно жарят их на примусах, на небольших сковородках, предварительно перемешав с подсоленной мукой так, что получается коричнево-золотистый рыбный коржик. Боже, какое же это объеденье! Таких бычков я едал в своём детстве трижды, когда мы всей семьёй ездили на море в Крым, в Алушту, где у нас живёт младший брат деда. Сейчас в порту Кавказ скорее всего бычков жарят в небольших кафешках, а вот в мои зрелые годы, когда развалился Союз, я такой вкуснятины больше нигде не едал, но всё же наверное из-за того, что море засрали так, что в нём кроме медуз уже больше ничего не водилось, да, и те были грязные, словно тропические кочегары.

Зато мне хорошо помнится, как середине девяностых, когда я ещё не забрал родителей в Москву, но часто ездил к ним поездом, то уж не помню на какой станции в вагон садились весёлые, озорные и насмешливые, прелестные красавицы-хохлушки и звонкими голосами предлагали:

— А кому конфеты? Купите конфеты, вкусные, сладкие, просто объеденье! А какие свежие, только что с фабрики своровала!

И я покупал конфеты когда ехал домой, немного, килограммов десять, не больше. Зато когда возвращался в Москву... Вот тогда я набирал их целую сумку размером с хороший чувал. Набирал по полсотни килограммов, из-за чего на вокзал меня всегда приходил встречать мой друг, здоровяк Вася, и эти украинские конфеты, очень вкусные, как сейчас помню, мы потом ели всей нашей весёлой компанией недели две, а когда они заканчивались, то я снова ехал домой. Ещё одно лакомство мы покупали не так давно в Сочи, на рынке, и поэтому я взял с собой в дорогу двадцать бутылок пива и как только проснулся, сразу же выставил его из сумки под столик. Семён Петросян сунул было руку под стол, но я с улыбкой сказал:

— Рано, Сеня, рано. Скоро выедем к морю и я дам команду.

Ну, а пока мы не выехали на позиции, то первым делом решили взгреться чайковским. Ох, до чего же я люблю тот, а теперь нынешний, советский вагонный чай! Индийский, со слоном, в маленьких цибиках. Или краснодарский, который ничуть не хуже, а даже ярче, краснее цветом и тоже имеет отличный вкус, куда там до него всяким липтонам в презервативчиках. Поэтому, достав из сумки большую картонную коробку с провизией, я попросил Ниночку, старшего лейтенанта из Москвы, работающую в спецподразделении "Жрецы Оракула", посмотреть, что следует взять из неё на стол, отправился к проводнице.

Это был специально подготовленный к моей поездке вагон, и потому миловидная женщина лет сорока, явная куэрнина, широко улыбнулась мне и сразу же стала наливать нам чай в стаканы тонкого стекла, вставленные в мельхиоровые подстаканники с рельефным изображением локомотива, тянущего за собой вагоны. Заварка наливалась из большого заварочного чайника, изготовленного из нержавейки. Верный своим привычкам, я поставил на взятый у проводницы коричневый поднос восемь стаканов чая и понёс их в купе, там уже всё было готово к завтраку. Все мои провожающие неделю назад прилетели из Москвы, а потому вряд ли могли взять в дорогу домашние вкусности, приготовленные женами и матерями.

За завтраком мы немного поговорили о деле. Зелёную тропу мне подготовили, всех, кого нужно предупредили, а на сопредельной стороне моего прибытия ждали провожатые, Игорь, Володя и наш агент в Турции, курд Махмуд Инжевад. Провожатые у меня были отличными ребятами. Они, как и все офицеры КГБ, входившие в подразделение "Жрецы Оракула", прекрасно знали, кто я такой и мне можно было разговаривать с ними совершенно откровенно, но негромко, почти шепотом. Посмотрев на меня так, как мать смотрит на ребёнка, Нина тихо спросила:

— Борис, ты хорошо отработал прыжок с поезда? Учти, там хотя и не слишком высоко, будут сплошь одни только камни сразу за насыпью. Ты сможешь сбежать по откосу вниз?

Капитан Шевцов, сидевший справа от меня, улыбнулся коллеге и тихим, но строгим голосом сказал:

— Нинуля, у Бориса двенадцатая ступень в куэрнинге, а это, дорогуша, нечто запредельное. Ты просто не была на тренировочной базе в сентябре и не видела, что он там творил. Для него спрыгнуть на полном ходу с поезда, это, как глазом моргнуть.

Кивнув молодой женщине, Нине было всего двадцать семь лет, я широко улыбнулся и подтвердил слова Николая:

— Да, Ниночка, это так. Мне будет достаточно всего лишь сделать семь шагов и я окажусь на ровном месте, но всё равно очень приятно, что ты за меня переживаешь и волнуешься.

Старший лейтенант Алябьева улыбнулась:

— Коля, если бы в куэрнинге было тридцать шесть ступеней и Борис стоял на высшей, то я всё равно волновалась бы за него. Он выбрал для себя самый сложный путь для бегства.

— Зато самый демонстративный. — отозвался Семён — Его побег почти весь поезд увидит и когда будет нужно, то хоть французы, хоть американцы, сразу смогут убедиться, что у в Союзе ещё не перевелись конченые психи.

— На это я и делаю ставку, Сеня, — сказал я посмеиваясь и, покрутив головой, добавил, — но у меня будет немало и других возможностей убедить французскую контрразведку, что Боренька Картузов не дружит с головой и всё, о чём он станет говорить, можно смело делить на восемнадцать. Лишь бы они не стали меня раньше времени принимать всерьёз, но я позабочусь, чтобы у меня было такое паблисити, с которым прямая дорога в дурдом. Или на кладбище. Чокнутые же долго не живут.

Провожатые не стали спорить со мной, да, они и не знали всей моей легенды полностью. Им было лишь известно то, что после того, как Бореньку Картузова, не захотевшего учиться даже в местном политехе, не говоря уже о московских ВУЗах, бросила жена и ушла от него с ребёнком к молодому полковнику КГБ, юноша начал не по-детски бухать и в конце концов, когда его вызвали в военкомат, восемнадцать лет ведь исполнилось, с перепугу, чтобы не служить в армии, решил сбежать из СССР.

Ещё эта, и без того достаточно острая и пикантная, легенда была густо приправлена соусом из того, что юного гения-автомеханика сначала оттёрли от его изобретений и новшеств, а затем не дали ему стать прославленным авто и мотогонщиком. Зато его одноклассник Виктор Батраков, гонявший на его сверхмощном супербайке, изготовленном из новых конструкционных материалов, даже тогда, когда на его мотоцикл ставили шестицилиндровый четырёхтактовый двигатель в два с лишним раза меньшего объёма, принятый в "Мото Гран-При 500", обгонял на нём всех, включая такого прославленного гонщика, как англичанин Фил Рид, четырёхкратный чемпион мира в гонках на ста двадцати пяти и двухсотпятидесятикубовых мотоциклах, пилот итальянской команды "MV Agusta". Тем самым он больно ранил сердце Бори.

Думаю, что такая легенда, полная любовных коллизий, спортивного соперничества и банального жульничества, обязательно понравится западным бульварным газетам. Талантливый юный автомеханик сбегает на Запад потому, что его облапошили и зажали нехорошие дядьки с партбилетами в кармане. При этом отца юноши, Виктора Картузова, также талантливого пилота, не раз вырывавшего победу у "Огненного Метеора", то есть Батрачины, тоже не выпускали за границу, но уже потому, что тот был самым лучшим тест-пилотом завода "Метеор". Это на его регулировках стасемидесятипятисильная, пятисоткубовая версия супербайка "Метеор-1200", под которую Борис Картузов изготовил уникальный двигатель, раскручивавшийся до четырнадцати тысяч оборотов в минуту, Виктор Батраков дрючил всю Европу. Если учесть, что мне по паспорту было всего восемнадцать лет, а в такие годы даже такие прославленные советские разведчики, как Конан Молодый, Рихард Зорге и даже Рудольф Абель не выглядели опасными, то контрразведчикам я и на фиг не был нужен в той же Франции, но всё было гораздо хитрее задумано.

Да, на роль юного городского партизана-подпольщика я ещё годился, хотя и выглядел слишком взрослым, но только не на роль разведчика. Да, и как носитель государственной тайны я вряд ли мог привлечь к себе внимание любых спецслужб, ведь согласно легенде меня держали вдалеке от завода "Метеор", основы которого я заложил, начиная с тех самых пор, когда на нём стали использовать поликарбон и асфальтеновую смолу.

Поэтому, если грамотно, тонко, да, ещё и с пользой для французской полиции, проникнуть на территорию врага, то мне дадут спокойно погонять пару лет на супербайках и гоночных машинах Формулы-1, хорошенько заработать на этом деньжат и перебраться в Америку. Попутно я смогу ликвидировать нескольких мерзавцев и проделать ещё кое-какую работу. В общем рабочий график у меня обещал быть очень плотным, но самое главное я должен был подняться как можно выше в обществе буквально с самого дна и раскрутиться с нуля. Что же, чем сложнее и опаснее задача, тем интереснее её решать. Ну, а пока что я ехал в купе с отличными ребятами, смотрел в окно и ждал, когда же мы доедем до побережья Чёрного моря. В Туапсе я вряд ли смогу купить тот деликатес, которым мечтал угостить друзей.

Наконец поезд добрался до Туапсе и мы увидели море. Небо затянула лёгкая облачность и потому оно не было таким ярким, каким мне хотелось его увидеть. Середина ноября, ничего не поделаешь. Поезд остановился и мы вышли из вагона, чтобы размять ноги и покурить. Как я и предполагал, рыбы никто к поезду не вынес. Ничего, подождём, ведь впереди, до самого Адлера было немало остановок и потому я надеялся на лучшее. Мои ожидания оправдались уже через несколько часов. Во время короткой стоянки в Лоо я, не торгуясь, купил две большие, похожие на громадные ёршики для мытья бутылок, длинные низки вяленой ставриды и три копчёной.

Купе, когда я внёс в него этот деликатес, сразу же наполнилось вкусным запахом копчёной рыбы. Мы застелили стол газетой "Труд", выставили на него бутылки с пивом и началось подлинное блаженство. Рыбу мы подвесили на трубках из поликарбона, которые я взял с собой, в проходе и начали с копчёной. Вчера отец специально съездил в одну частную пекарню, в которой наш друг, еврей, пёк замечательные багеты, и купил в дорогу целую дюжину этих длиннющих батонов, для которых я не поленился изготовить специальный, широченный тубус-термос из поликарбона.

Когда я открыл его, то купе наполнилось ещё и запахом горячего хлеба. Кто-то, наверное, скажет, что есть копчёную, жирную ставриду с батоном и запивать сие блюдо отличным жигулёвским пивом это просто смешно и ошибётся. Ой, как сильно ошибётся такой скептик. Вытащив из тубуса один хрустящий, золотистый багет, он был ещё довольно горячим, я разломил его на четыре части, оставив себе и Нине горбушечки. Сноровисто открыв бутылки с пивом для себя и для неё, я оторвал от низки несколько ставридок, головы остались на ней, быстрым движением выпотрошил их от внутренностей и отправил в рот, откусив хвост и положив его на газету, вместе с куском горячего багета. Кушанье было просто неописуемое, особенно когда я глотнул прохладного, в вагоне ещё не топили, пивка.

Мы сразу позабыли о всяческих разговорах и просто ели копчёную ставриду с горячим белым хлебом, пили пиво и если говорили что, так просто нахваливая наше яство. Как-то незаметно, исподволь, мы и укатали целую низку копчёной ставриды, четыре багета и двенадцать бутылок отличного, свежайшего пива. После такого роскошного распития пива, я завернул рыбью шелуху в газету и мы, оставив в последних четырёх бутылках по несколько глотков пива, чтобы помыть руки, завернув в обёрточную бумагу остальную рыбу, пошли относить мусор и мыть в туалете руки.

После такого обеда всем сразу же захотелось спать и я завалился на нижней полке, а парни, как истинные джентльмены, полезли наверх. Под мерный стук вагонных колёс я быстро уснул, но часа через три проснулся и вышел в тамбур покурить. Семён вышел вместе со мной, хотя и не сомневался, что я легко справлюсь с любым хулиганом. Он просто выполнял приказ Юрия Владимировича — умереть самому, но не дать погибнуть мне. Все трое моих сопровождающих хотя и не говорили об этом, именно с такой целью находились со мной в одном купе и были настроены очень решительно. Мне даже порой хотелось сказать им: — "Ребята, ничего не бойтесь. Если будет нужно, то я мгновенно ускорюсь и отведу от вас даже автоматную очередь." Нет, на счёт автоматной очереди я, конечно, малость прибрехнул, но когда ускорялся на полную катушку, то действительно мог отбить рукой пулю, выпущенную из пистолета, изменив направление её полёта. Да, куэрнинг это очень серьёзная штука и он действительно позволяет творить самые настоящие чудеса, вот только выматываешься при этом очень сильно.

Уже ближе к полуночи мы проехали Очамчиру и поезд поехал от моря в сторону Самтредиа. После Гудауты наше купе наполнилось ещё и новогодним запахом мандарин, которых я купил целую корзину. Бросив последний взгляд на море и выбросив в открытое окно окурок, я завалился спать. Утром нас всех ждала самая интересная часть путешествия — проезд на поезде через горы. Не такие уж и высокие, как горы Большого Кавказского хребта, но всё равно красивое и впечатляющее зрелище. Во всяком случае мои спутники во время завтрака куда больше глядели в окно, чем на то, что они едят.

Когда мы въехали в Грузию, то после весёлой и жизнерадостной Абхазии меня сразу же поразило мрачное и настороженное настроение грузин. Мджаванадзе был в числе тех первых секретарей, кого сняли с поста за перегибы во внутренней политики республики, партийное чванство и отход от генеральной линии партии. Абхазам было с чего радоваться, ведь им дали самую широкую автономию и ввели в их республике, как в Южной Осетии и Аджарии, новые экономические порядки, а вот грузинские верхи почистили самым основательным образом, наказав в первую очередь за то, что в этих трёх автономиях они повсюду насаждали грузинское руководство.

Испортило грузинам настроение и то, что в Армении ввели свободную экономическую зону, а в их республике нет, да, ещё и поставили во главе республики чужака и к тому же русского. По другому поступить Москва просто не могла. Руководство Советского Союза и так слишком долго закрывало глаза на то, что творится в союзных республиках и не одёргивало их первых секретарей даже в самых вопиющих случаях. Увы, но далеко не в каждой республике у руля стояли такие люди, как Машеров, которого попросили переехать из Минска в Тбилиси. Между тем, когда мы приехали в столицу Грузии, я увидел, что не все грузины мрачны, а поговорив с одним усатым дядькой с мозолистыми руками, услышал от него интересные вещи.

Оказывается, из Тбилиси уехало очень много отнюдь не интеллигентов, а всяких цеховиков и прочих подпольных воротил, что не явилось для меня сюрпризом. Зато удивился, когда дядька сказал, что они на Машерова молятся, как на Бога и надеются что он поднимет республику, но не станет грузин заставлять сажать картошку. Ну, на этот счёт я его сразу успокоил, сказав, что Машеров не такой дурак, чтобы заниматься глупостями.

Купив в киоске сулугуни, мацони и хачапури, мы вернулись в свой вагон и вскоре поезд тронулся, направляясь на юг, в Армению. Наступили последние часы моего пребывания в Советском Союзе. По этому поводу я достал из сумки бутылку отличного армянского коньяка и в обед, в вагоне ресторане, мы её прикончили. До Ленинанакана оставалось ехать всего ничего. Там в поезд сели пограничники, но я не боялся этих молодых парней, солдат и офицеров. Они проверили наши паспорта, улыбнулись мне и пошли дальше. Это тоже были парни из Москвы.

Половина пограничников сошла на перрон, а остальные поехали до Еревана, чтобы затем вернуться обратно в Ленинакан. На участке от Ленинакана до Алагеза, в некоторых местах железная дорога проходит всего в ста пятидесяти метрах от границы и как раз не доезжая семи километров до этого города мне предстояло сойти с поезда, а пяти пограничникам открыть огонь. Разумеется, хотя пули и будут свистеть у меня над головой, парни обязательно промажут, но зато чуть ли не все пассажиры поезда увидят, как я спрыгнул с поезда на полном ходу и майнул в Турцию.

Начиная от Гори и до самого Тбилиси мы ехали под нудным, мелким дождём, но как только въехали на территорию Армении, небо очистилось от туч и дальше мы ехали при свете яркого солнца. Правда, пейзаж не был слишком живописным, невысокие горы, почти выбеленная солнцем трава и почти полное отсутствие лесов. Пейзаж изредка оживляли сады и виноградники. Почти все дома в Армении были построены из туфа различных цветов, начиная от светло-песочного до почти фиолетового. Многие дома были построены очень красиво, но самыми красивыми зданиями всё же были каменные храмы, украшенные резьбой по камню. Поэтому несколько часов я не отрывался от окна.

Мы проехали мимо нескольких городов и вскоре поезд замедлил ход и въехал в Ленинакан, где стояли почти час. В отличие от Грузии, в Армении царила совсем другая обстановка и на перроне мы увидели не только много киосков, торгующих всем, чем угодно, но и лоточников. У пожилой армянки я сразу же купил две дюжины больших, но очень тонких пирогов с начинкой из зелени рубленым яйцом. Со сладким грузинским мацони, они были просто объеденье и я с удовольствием слопал целых три пирога. Ужинать мне придётся уже блюдами турецкой кухни, а до того места, где я смогу подсесть к столу, нужно ещё добраться, но сначала убежать из Советского Союза, который благодаря мне уже начал преображаться в лучшую стороны.

Через полчаса после того, как мы выехали из Ленинакана, я остался в купе один. Николай с Ниной пошли в соседний вагон, а Семён вышел в коридор. Перед этим мы тепло попрощались и Нина даже поцеловала меня. Как только они ушли, я сразу же достал вторую сумку и принялся готовиться к предстоящему побегу. Первым делом я переоделся в свой гоночный, защитный кожаный комбинезон вишнёвого цвета. Думаю, что меня в нём будет видно очень хорошо. Мне уже сообщили, что на сопредельной стороне всё тихо и там, где мне предстоит нагло перейти через границу, нет ни души.

С той стороны меня страховали мои старые друзья с нашим турецким агентом, а с этой сразу четверо снайперов, готовых снять кого угодно на турецкой стороне огнём из эсвэдешек. Надев на себя гоночный комбинезон и поликарбоновый шлем-интеграл, я быстро собрал три части шеста пятиметровой длины. Он тоже был изготовлен из поликарбона. После этого я надел на себя рюкзак с вещами, взятыми в дорогу и принялся ждать сигнала, поглядывая на швейцарские часы, подаренные мне Георгием Ивановичем. Через тридцать две минуты Семён, увидев через окно маяк, постучал в дверь купе и я немедленно вышел.

Отдав Семёну честь, я бесшумно бросился к тамбуру и, как только оказался там, открыл дверь и принялся собирать шест. На бегу мне будет некогда это делать. Из соседнего вагона в тамбур вышел Николай, которому Нина уже поставила фингал под глазом, так как я наотрез отказался делать это. Хлопнув его рукой по плечу, я встал у открытой двери наизготовку и стал всматриваться в контрольно следовую полосу и заграждение из колючей проволоки. Специально для меня этой ночью в полозе малозаметного заграждения был сделан проход. За триста метров от него был установлен первый сигнальный маяк, блестящая консервная банка, а за сто второй, ещё одна. Сам проход десятиметровой ширины, тоже был обозначен маяками, но уже из сорванных веток полыни. Как только я увидел первый маяк, Николай похлопал меня по плечу и тут же заорал диким голосом:

— Стой, сука! Ты куда это бежать собрался!

Думаю, что через открытую дверь его услышали все пассажиры нашего вагона. Я моментально шагнул вперёд и высунул шест наружу почти полностью, а Николай быстро присоединил к нему оставшуюся треть, состоящую из двух трубок. Как только он упал, навалившись спиной на дверь, ведущую в соседний вагон, я немедленно ускорился, пока что не на максимум, а только в пять раз. Этого уже хватило, чтобы все звуки сделались басовитыми и жутко протяжными. Нет, время не стало идти при этом медленнее. Просто вся моя нервная система, метаболизм, со всеми обменными реакциями, стали работать в пять раз быстрее и втрое сильнее.

Мои мысли тоже побежали быстрее, а зрение и все чувства резко обострились и потому поезд резко сбросил скорость. Я видел, как метрах в семидесяти от насыпи, на коричневом столбе сидит большой орёл и осматривает окрестности, не появится ли где суслик или заяц, чтобы взлететь, поймать его и слопать. В состоянии ускорения всех функций организма, я мог пересчитать на этой большой и сильной птице все пёрышки и даже увидел, что по желтоватому клюву орла ползёт какое-то насекомое. Поэтому второго маячка, консервной банки из-под венгерского зелёного горошка, повёрнутой донышком к поезду, я ждал долго.

Когда же я увидел её и основательно рассмотрел, то встал поудобнее, наполовину высунулся из поезда, мощно оттолкнулся и прыгнул вперёд по ходу движения, отправив своё тело в плавный и неспешный полёт. Оттолкнулся я очень хорошо и отлетел от поезда метров на пять. Земля, а точнее крупные каменные глыбы, медленно плыли мне навстречу. Уже в полёте я увидел снайпера, устроившегося меж двух больших камней прямо за кустом полыни. Он лежал метрах в тридцати и я никак не мог его зацепить, но пробежать мне придётся прямо перед ним. Снайпер, мужчина лет тридцати, был одним из тех куэрнов-ликвидаторов, которому вскоре придётся отправиться за границу, чтобы исполнить свой долг перед Человечеством.

Он внимательно вглядывался через оптический прицел в то, что творилось на сопредельной стороне в его секторе ответственности. Ну, как раз там ничего не творилось. Если с нашей стороны вдоль границы проезжали на машинах или проходили пешком пограничные наряды, не говоря уже о пограничниках, находящихся в секретах и внимательно наблюдающих за тем, чтобы в Советский Союз из Турции не пролезла какая-нибудь вражина, то на сопредельной стороне я, как ни старался, ни увидел ни единой души, кроме Игоря, лежащего за кустом в трёх километрах от границы и наблюдающего за поездом в мощный импортный бинокль. Буржуй!

Моя нога, обутая в мотобутсу с подошвой из прочнейшего асфальтана с резиново-поликарбоновым наполнителем, соприкоснулась с гранитной глыбой и уверено встала на неё. Я снова оттолкнулся ногой и взлетел в воздух. Как я и говорил об этом Нине, мне понадобилось всего семь длинный прыжков, чтобы я спустился с откоса под острым углом к железнодорожному полотну. Мимоходом я успел снова посмотреть на своего коллегу по палаческому ремеслу, такая уж нам выпала доля, промчался перед ним и, как только соскочил на ровную каменистую почву, вышел из ускорения.

Первыми на место вернулись привычные звуки, затем погасло моё серхзоркое зрение, а потом ко мне вернулось обоняние. Попутно я успел сделать с десяток шагов по направлению к проходу через малозаметные заграждения. Мы называли их в десантуре спираль Бруно. Тонкая стальная проволока, разложенная в траве. Не заметишь и так в ней запутаешься, что потом забодаешься резать штык-ножом, а вот она тебе мигом порежет кожу на сапогах. Когда я бросился с шестом наперевес к проходу, отмеченному маяками из веток полыни, сразу четыре автоматчика открыли по мне из поезда огонь.

Да, парни были просто снайперы. Пули ложились справа, слева и сзади меня и я слышал непрерывный треск коротких автоматных очередей, но бежал к колючке не обращая на выстрелы никакого внимания. За тридцать метров от забора из колючей проволоки я снова ускорился, выбрал место, в которое должен упереться жестом и, набегая на него, мощно и пружинисто оттолкнулся от земли ногами. Мне не нужно было штурмовать какую-то рекордную высоту, ведь высота проволочного заграждения составляла всего каких-то два с половиной метра, но я и не собирался приземляться на контрольно-следовой полосе, поэтому, перелетая через колючую проволоку, я быстро перебросил его через неё, воткнул тщательно проборонённую землю, а она тут была насыпной, и снова мощно сработал на шесте, на этот раз уже налегая на него руками и вскидывая кверху ноги. Шест мне был больше не нужен и потому, перелетая через второй ряд проволоки, я бросил его на контрольно-следовую полосу и по-кошачьи мягко приземлился на землю, но уже в Турции и тут же вышел из ускорения.

Прозвучало ещё несколько выстрелов напоследок и я, не оборачиваясь назад, стремглав рванулся вперёд. Во избежание международного скандала, как это так, советские пограничники убили человека на сопредельной территории, погранцам только и оставалось, что во весь голос материть прыгуна с шестом. Поезд при этом даже не притормозил. Не думаю, что среди его пассажиров найдётся хоть один человек, который захочет повторить то, что я только что сделал. Да, и зачем? Ведь можно же просто пойти в любое посольство, накатать заяву и пока весь западный мир пребывает в эйфории по поводу массового бегства советских людей, получить разрешение на въезд в какую-нибудь Гермундию, продать всё барахло, накупить золота или поменять рубли по коммерческому курсу на доллары, пять целковых за один зелёный бакс, и свалить из Союза тихо, мирно и культурно. Зачем рисковать головой? По этому прыгуну с шестом пограничники промазали, а ведь другого могут и изрешетить пулями. Ну, а раз так, то я был совершенно спокоен и бежал посмеиваясь.

А ещё я радовался тому, что у турок совсем по другому обустроена граница. Тот, кто думает, будто турки последние балбесы, раз их пограничники не ходят дозором вдоль своей границы, ничего не знает об их армии. В принципе та ситуация, которую описал в своей песне Высоцкий, когда пел, что на "нейтральной полосе цветы, необычайной красоты" и на ней встретились два капитана, русский и турецкий, решившие нарвать их для своих невест, совершенно нереальна. Фиг ты найдёшь вблизи границы хоть одного юзбаши.

Максимум, кого можно тут встретить, так это баскавуса — главного сержанта, командира небольшого опорного пункта с отделением солдат. Турецкая погранзона глубоко эшелонирована и настоящая граница у них начинается только на удалении в пятнадцать, двадцать километров, где на каждой дороге стоят блокпосты. Вот там можно встретить тегмена — лейтенанта турецкой армии. Всего же погранзона имеет в ширину до двухсот километров. Поэтому и турецкий город Карс, куда я должен направиться уже этим вечером, был пограничным. Для меня поднесли к границе и одежду турецкого крестьянина, и даже краску для волос на голове и физиономии, чтобы я мог полностью преобразиться и с фальшивыми турецкими документами въехать в этот город так, словно возвращаюсь в дом к своему дяди с хворостом и плавником, собранным в нескольких километром от города на берегу Карса.

Согласно легенде, на первом этапе инфильтрации я был двадцатитрёхлетним парнем по имени Яшар Мешхед, жившим в Германии, в городе Франкфурте-на-Майне с десятилетнего возраста и потому плохо говорившем по-турецки. Для того, чтобы отдать долг родине — отслужить два года в армии, закончив институт, я приехал в Турцию, в родной город отца — Трабзон. По приезду в Трабзон три дня назад, я сразу же отправился в гости к дяде Махмуду Инжеваду, человеку довольно состоятельному, владеющему тремя грузовиками "Мерседес" и имеющему свою собственную автотранспортную компанию. Ещё у моего дяди имелся старенький армейский джип "Виллис". Приехав к дяде ближе к ночи вместе с двумя друзьями отца, мы рано утром поехали на реку, чтобы заготовить дров на всю зиму. Пока нас не было, дядина жена, тоже советская разведчица, растрезвонила чуть ли не на весь Карс, какой умница её племянник Яшар, приехавший в Турцию из Германии, чтобы отслужить в армии, как это положено всякому мужчине.

Уже одного этого вполне хватало, чтобы замазать глаза любому турецкому контрразведчику. Как и в моё время, так и в семидесятые годы, в Турции считали мужчиной только того парня, который был либо женат и имел детей, либо отслужил в армии, а потому с такой легендой я мог ничего не бояться. К тому же в Карс я приехал из Трабзона на дядиной машине. Отбежав от дороги метров на триста, я остановился и посмотрел вслед уходящему в сторону Еревана поезду. До свиданья, Советский Союз, здравствуй Турция.

Глава 14.

Прибытие в Трабзон и отплытие в Марсель

Всё, я находился на вражеской территории, а тут ухо нужно держать востро. Скинув рюкзак, я достал из него просторные штаны цвета хаки и такую же куртку, снял шлем и надел их поверх мотокомбинезона. Теперь я был не так заметен с воздуха. Забросив рюкзак за спину, я побежал к тому месту, где меня поджидал Игорь и уже через несколько минут смог обнять его. Он находился в Турции вместе с Володей уже больше месяца и добирался до Трабзона морем, сначала на подводной лодке, а потом, ночью, вплавь. Этот способ инфильтрации считался одним из самых безопасных, хотя и требовал отличной физической подготовки, но для куэрна восьмой ступени проплыть пятнадцать километров — пара пустяков.

Игорь принёс мне одежду, причём не турецкую, а немецкую, а если точнее, американскую — потёртые джинсы, ковбойку и чёрную куртку-пилот на меху, причём настоящую, лётную. Мой друг был одет точно так же. Документы на имя Яшара Мешхеда, паспорт гражданина ФРГ и водительские права, лежали у меня в нагрудном кармане. Сложив вещи в две сумки, мы быстро пошли вглубь территории и вскоре добрались до "Виллиса". Только тогда, когда мы забросили в джип сумки и сели в него, я облегчённо вздохнул. Теперь нам нужно было быстро пересечь Карское плоскогорье и доехать до реки Карс. Игорь уже бывал здесь несколько раз и потому, едва только сев за руль, помчался на стареньком, но ещё крепком "Виллисе" между холмов. По пути нам пришлось объехать стороной небольшой турецкий городок и через три с половиной часа мы были на месте. Махмуд и Володя загрузили доверху хворостом и плавником большой грузовик и, поджидая нас, приготовили немудрёный ужин из жареного мяса, сыра, лепёшек и айрана. Поужинав, вы легли спать прямо под открытым небом на вязанках хвороста, накрытых брезентом и на случай дождя укрылись вторым куском брезентухи.

Благодаря помощи Махмуда, инфильтрация прошла без сучка и задоринки. Этот сорокалетний мужчина работал в Турции уже двенадцать лет. Его жена Алия, как и он сам, тоже была курдчанкой из Тбилиси. Махмуд познакомился с ней в разведшколе и они через две недели поженились, а ещё через три года въехали на территорию Турции, но уже не как курды, а как турецкая супружеская пара. Перед этим Махмуд и Алия три года прожили в Западной Германии, где он работал автомехаником и, скопив денег на покупку двух грузовиков, переехал в Турцию, в Карс, на родину предков.

Лёжа на валежнике и глядя на звёзды, мы долго разговаривали. Махмуд ещё почти год назад получил из Москвы новые директивы, в которых ему, как руководителю целой разведывательной сети, активно сотрудничавшей с молодёжными коммунистическими группировками, было приказано немедленно свести их активную политическую деятельность внутри страны к нулю с одной единственной целью — сохранить жизнь молодым революционерам. Ему предписывалось поощрять их к выезду за рубеж, особенно во Францию и Германию для того, чтобы там учиться, получать высшее образование и как можно глубже проникаться коммунистической идеологией.

На эти цели Советский Союз выделял немалые деньги и поэтому многие молодые турки, которые должны были погибнуть в семьдесят втором году, остались живы и теперь учились во Франции и Германии, создавали там студенческие коммуны и с большим интересом присматривались к тому, что происходит в Советском Союзе. Те, кому смерть не грозила, вербовали в "красные" студенты других юношей и девушек, говоря им, что Советский Союз обязательно победит капитализм его же оружием — рыночной экономикой, но только не дикой, а цивилизованной, плановой, которая не допустит финансовых и экономических кризисов и станет залогом процветания всех людей в государстве, а не будет обогащать кучку капиталистов и олигархов.

Насколько я был в курсе событий, молодые немцы и французы, тоже исповедующие левые взгляды, просто ошалели, услышав такое из уст молодых турок и турчанок. К тому же все они ратовали за светскую Турцию, только мирную, а не милитаризированную. Молодых смутьянов, особенно французов, хорошо помнящих жаркую весну шестьдесят восьмого года, тонко срежиссированную ЦРУ, больше всего поражало то, что молодые турецкие коммунисты, в основном выходцы из бедных рабочих семей, были ярыми противниками митингов и забастовок и призывали всех бороться с капитализмом в аудиториях, получая знания.

От того, что молодые турецкие коммунисты, уехав в Западную Европу заявляли, что они мечтают видеть Турцию экономически развитой страной с мощной национальной индустрией, в которой не будет бедных и при этом не призывали к борьбе против богатых, оторопели даже "Серые волки". Когда же они узнали, что молодые члены Коммунистической Партии Турции Нового Курса, называют пророка Магомета вторым коммунистом после Иисуса Христа, а ислам — религией социализма, только не прежнего, не учитывающего реалий жизни, а настоящего, с управляемой государством, социально ответственной и потому направленной на благо всех людей, рыночной экономикой, то и вовсе офанарели.

Вместе с тем "красные студенты" были хорошо организованы и к ним было невозможно подобраться просто так, на шармака. Они охотно шли на контакт с европейскими леваками и настойчиво доказывали тем, что убийствами и взрывами, капиталистов не победить и что революция может быть иной. Те к ним прислушивались. В общем иностранный отдел КПСС и внешняя разведка времени зря не теряли и теперь, когда имели доступ к материалам целых пяти вариантов будущего, один другого хуже, аналитикам будет гораздо легче выработать такие идеологические доктрины, которые окажутся посильнее, чем "Майн кампф" Гитлера. Что же, я был только рад, что у нас в Политбюро приняли именно такое решение. Полагаю, что у нас найдутся люди, которые смогут написать действительно великую книгу.

Во всяком случае, когда я рассказал Махмуду Инжеваду о том, что курдский вопрос будет благополучно разрешен только тогда, когда с политической карты Земли будут стёрты все границы и курды в местах своего компактного проживания получат все права местного самоуправления, а таких понятий, как Советский Союз, Турция и США, вообще не останется, и что именно на это нацелено Политбюро, но пока что просто не заявляет об своих планах во всеуслышание, но именно так всё и будет через двадцать, двадцать пять лет. Мухамед не выдержал, выскочил из-под брезента и что-то громко прокричал на курманджи. Не думаю, что таким образом он выражал своё неудовольствие моими словами. Снова забравшись под брезент, Махмуд возбуждённо сказал:

— Яшар, мне довелось в детстве целых одиннадцать месяцев жить в свободном Курдистане. Его после войны создал в Северном Иране Сталин, но американцы вынудили его вывести оттуда советские войска и шах Ирана учинил там резню. Наш президент Кази Мухамед был повешен на главной площади в городе Мухабаде, а моя семья была вынуждена бежать в Советский Союз. Хорошо, если бы всё случилось именно так, как ты говоришь.

Чтобы попрактиковаться в турецком, а я изучал его весь последний год, мы разговаривали именно на нём. До этой минуты размеренно сопевший Володя, громко воскликнул по-русски:

— Муха, а за каким, по-твоему, чёртом, Яша отправляется во Францию? Он как раз этим и будет заниматься! Всё, спим, мужики, а то вы так до самого утра болтать будете.

Проснувшись с восходом солнца, мы умылись в реке и поехали в Карс, до которого ехать было часа два с половиной. Впереди нас ехал Мухаммед на "Мерседесе", нагруженном хворостом, а позади мы на "Виллисе". Игорь сгорбившись сидел за рулём, джип ему был маловат, а я пристроился позади Володи, которому американская машинёнка была размера на три меньше. Он возвышался передо мной, словно утёс и опять у меня мелькнула мысль: — "Володя ведь меня от пуль собрался защитить, чёрт здоровенный." Вскоре мы подъехали к хорошо укреплённому блокпосту и солдаты стали лениво проверять наши документы. Когда я протянул одному из них свой немецкий паспорт, тот воскликнул что-то мне непонятное и Володю это почему-то возмутило так сильно, что он немедленно взорвался:

— Ах, ты ишак облезлый! Да, я тебе сейчас обе ноги вырву за такие слова! Яшар, в отличие от тебя, тупого идиота, инженер-конструктор, но вместо того, чтобы работать на заводе "Мерседес", приехал домой, служить в армии! Он уже через месяц будет офицером, устегменом, а то и вовсе юзбаши, и не дай тебе Аллах попасть в ту часть, которой он станет командовать.

На его крик из бетонного бункера вышел баскавус, старший по блокпосту, подтянутый, спортивный парень лет двадцати пяти, и, узнав, почему шум, не поленился заглянуть в мой паспорт, громко рассмеялся:

— Юнус, отдай господину Мешхеду документы и извинись. Он никакой не грязный хиппи. — взяв под козырёк, баскавус доброжелательным тоном сказал — Проезжайте, уважаемые.

Это был последний блок-пост на пути в Карс и через двадцать минут мы въехали в этот небольшой городок с множеством садов. Через пять часов, так толком не погостив у дяди Махмуда и тётушки Алии, но зато заготовив им на зиму дров, мы отправились в Трабзон на рейсовом автобусе. Я сидел у окна и с интересом рассматривал турецкие пейзажи. Мне приходилось бывать в Турции в девяностые годы раз семь или восемь, но только в Стамбуле, где я покупал запчасти для иномарок.

К Турции и туркам у меня странное, двойственное отношение. К самим туркам, как людям, я отношусь хорошо, они мне нравятся и у меня среди них было немало хороших приятелей в прошлые годы. Хорошо отношусь я к туркам и как к народу, хлебосольному, талантливому и мастеровитому, но вот как нацию, я турок не люблю, а как государство...! В общем турецкое государство с его постоянной тягой к пантюркизму я тоже не люблю. Турецкую нацию я не считаю комплиментарной по отношению к России. Более того, она относится к нам враждебно, а ещё турецкая нация ответственна за геноцид армян, греков, ассирийцев и курдов, но не признаёт этого. Последних она даже не считает народом.

Турецкой нации присущ шовинизм и воинственные настроения по отношению чуть ли не ко всем своим соседям и хотя в Турции даже исламисты шаркают ножкой перед именем Ататюрка, их вечно преследует великоимперская Османская отрыжка. Ну, не могут они никак смириться с тем, что Блистательная Порта не возродится больше никогда. И вот что удивительно, прекрасно зная, что за каждый свой нахмуренный взгляд на юг или восток турецкие националисты тут же получат плевок в морду, так как не просто спелись с американцами, а пляшут под их дудку, они постоянно вынашивают планы проникновения на север. Они же до сих пор считают Северный Кавказ, Башкирию, Туркмению и всю Среднюю Азию зоной своих интересов.

Н-да, здря когда-то дедушка Ленин не надрал задницу туркам за геноцид армян в пятнадцатом году и не отобрал Араратскую долину и Ванское нагорье, ведь всё равно Кемаль Ататюрк так и не привил уважения туркам за ту помощь, которую Советская Россия оказала этой стране, оккупированной войсками Антанты, летом двадцатого года. Довольно масштабную помощь. Увы, но ни турецкая нация, ни государство Турция этого так и не оценили. Видно не в коня был корм, раз это государство все последующие годы только и делало, что строило Советскому Союзу всяческие козни.

После нападения гитлеровской Германии на СССР, Турция хотя и объявила себя нейтральной, на самом деле оказывала ей помощь. Да, уж, много высокопрочной стали выплавили бы немцы, не продавай Турция Германии хромовую руду. Так она же ещё и свободно пропускала немецкие и итальянские военные корабли через проливы в Чёрное море. Ну, а то, что Турция не напала на Советский Союз, вообще ни о чём не говорит. Всю войну Сталину всё равно пришлось держать войска в Грузии, Армении и Азербайджане, а ведь они были тогда очень нужны в совершенно другом месте. После войны Турция слилась в объятьях с Америкой, а в пятьдесят втором году и вовсе вступила в НАТО, да, и Карибский кризис разразился из-за неё, ведь американцы разместили в Турции свои ракета средней дальности "Юпитер", подлётное время которых к Москве составляло десять минут.

Не менее враждебную политику Турция вела против уже не Советского Союза, а России в девяностые годы. Чего стоит вредительская деятельность религиозно-националистической секты "Нурджулар", финансировавшей чеченских боевиков. Так что претензий к турецкой нации и государству Турция у меня хватало с избытком и именно поэтому я решил проникнуть на Запад через эту страну, которой так грамотно занялся иностранный отдел ЦК КПСС и советская внешняя разведка. Первым же делом я намеревался нанести мощный удар сразу по трём врагам, по ЦРУ, французской разведке и как раз по этой самой секте "Нурджулар", на которую вышли французские рыцари плаща и, нет, только не кинжала, скорее уж оглобли по той причине, что более тупорылой разведки, чем французская, в мире не сыскать. А также более наглой, жестокой, подлой и бесцеремонной.

Цэрэушники тщательно пасли Фетхуллу Гюлена, в настоящий момент сидевшего в измирской тюрьме. Они аккуратно подвели его соратника, кадрового сотрудника турецкой разведки Эчмеза Коксаля, к французским агентам, отправившимся в Турцию, чтобы купить по дешевке крупную партию опиума, переработать его в Марселе в героин, продать крупному оптовому покупателю из Парижа, а на заработанные деньги провернуть крупную операцию в Центрально Африканской Республике. В этой операции был задействован также ещё и "Корсиканский союз", предоставивший своих проводников в Турции, химиков и охрану. Товар французы должны забрать в Трабзоне и партия была немаленькой, целых полторы тонны опия, выращенного в горах на юге Турции. Продавцом опиума являлась секта "Нурджалар", которая получала в качестве оплаты большую партию стрелкового оружия, тоже ходовой товар в Малой Азии. Вот в эту свару мне и предстояло влезть только потому, что во время рейса небольшого сухогруза "Клементина", взятого в аренду этой международной бандой, на подходе к Трабзону умер кок.

Поскольку все члены банды были большими любителями вкусно поесть, то они наняли коком в порту молодого итальянца, которого волей судьбы занесло в этот небольшой город в Северной Турции. Он, как на грех, оказался моряком и хорошим коком, но этот рейс оказался для него последним. На подходе к Марселю его убили, привязали к ногам железку и сбросили в море. В общем мне предстояло заменить того итальянца, с ним ведь помощник капитана всё равно познакомился прямо в порту, где тот прогуливался возле портового управления. Особая пикантность ситуации заключалась в том, что операцию французской разведки целиком и полностью организовало ЦРУ, ведь идею с продажей наркотиков французской мафии предложил начальнику отдела тайных операций его же собственный помощник, который работал на американцев. ЦРУ хотело изрядно подмочить репутацию последовательного голлиста и в дальнейшем манипулировать им в своих целях.

Ещё одним фактором, повлиявшим на моё решение, явилось то, что комиссар полиции Марселя, потеряв за полгода семерых инспекторов, погибших от пуль корсиканской мафии, мечтал нанести ей сильный удар. Поэтому, когда Бойл ещё почти год назад предложил мне на выбор несколько вариантов громкого въезда во Францию, я сразу же выбрал самый сложный, но далеко не самый опасный из них. Эка невидаль доплыть от Трабзона до Марселя, работая коком на камбузе. Зато если взять во внимание то, что цэрэушник, который привёл на борт французского сухогруза новую команду на этот рейс, полностью состоявшую из его европейских агентов, напичкал весь корабль подслушивающими устройствами, чтобы потом иметь возможность шантажировать четверых французских разведчиков, отправившихся в этот рейс, то скандал мог получиться очень громким и на этом можно было хорошо сыграть. Единственный человек, который ни о чём не знал и даже не подозревал, был судовладелец и капитан, он сдал своё судно в аренду и остался на берегу.

Если всё сделать правильно и чётко, то последствия будут весьма впечатляющими, но об этом было пока что рано даже думать. Сначала я должен доехать до Трабзона и наняться на "Клементину" коком. Обо всём остальном, как и о том, как обломать рога "Корсиканскому союзу", можно подумать и позднее. Ну, а пока что я смотрел в окно и куда больше грезил о своей королеве, нежели наслаждался красивыми пейзажами за окном. В Трабзон мы приехали поздно ночью, но я хорошенько выспался в автобусе.

Мы вышли не в самом Трабзоне, а в Иомре, небольшом городке не доезжая до него и сразу же направились на конспиративную квартиру. Мой двойник уже четыре дня околачивался в порту и теперь мне предстояло стать прежним Карузо, с молодой светло-русой бородкой, длинными волосами, но всё таким же весёлым и неунывающим, как и раньше. Тот цэрэушник, который вышел в море, как помощник капитана, в своих мемуарах именно так и описывал итальянского кока из Милана, отставшего от своего корабля и вынужденного дожидаться любой посудины, на которой он мог бы доплыть до Италии. Согласно его мемуаров, молодой, спортивного телосложения парень якобы свернул себе шею, свалившись в трюм, во что я не поверил.

В порту мне нужно было явиться завтра утром, хотя "Клементина" и приходила только послезавтра в полдень, а потому я первым делом принялся смывать краску и восстанавливать натуральный цвет волос. После этого, вздремнув пару часов, я вместе с теперь уже бывшим своим двойником, Алексеем, разведчиком из разведгруппы Игоря, ставшим самим собой и, сменив обувь, сделавшимся ниже меня ростом сантиметров на пять, отправился на такси в Трабзон. Поездка была совсем недолгой.

На северном побережье Турции было гораздо теплее, чем в Сухуми или Карсе. Всё правильно, здесь царили субтропики, но вода в море, по словам Алексея, была прохладной. Ничего, искупаюсь в Марселе. В управление порта я прошел по временному пропуску, полученному моим двойником, покрутился в нём около часа, таращась на склады и пакгаузы, и когда мне сказали, что завтра прибудет судно из Марселя, отправился гулять по Трабзону. Это был почти европейский город, как говорили турки, но на мой взгляд, очень сильно почти. Городок был невелик, местами грязноват, но в принципе не так уж и ужасен. Честно говоря, я бывал в городах и похуже.

Разглядывать Трабзон мне не очень-то хотелось и потому мы вскоре вернулись в Иомру, где стали прорабатывать дальнейший ход операции. Игорь и его разведгруппа, состоящая из одиннадцати агентов-нелегалов, которая будет прикрывать меня, уже большей частью находилась в Марселе. Все они были мои ученики и куэрнами восьмого уровня, умеющие перевоплощаться, то есть лицевыми танцорами по Френку Герберту. В Турцию, чтобы встретить меня, прибыло только трое агентов.

Как только я поднимусь на борт "Клементины", они отправятся в Стамбул и вылетят оттуда в Марсель, куда мне придётся добираться целых девять суток, да, ещё двое суток судно будет грузиться. В Турцию эта посудина прибыла за грузом ангорской шерсти, но в половине тюков находилась ещё и незаконная начинка. Её уже ждали в пригороде Марселя, на небольшой сыроварне, переделанной в химическую лабораторию, несколько химиков корсиканской мафии и дюжина бандитов, охраняющих их. Этой публикой будет заниматься уже полиция Марселя, а поскольку полицейские были чрезвычайно озлоблены гибелью своих товарищей, а все бандиты вооружены, то вряд ли кто из них после штурма останется в живых. Ну, это меня уже не касалось, хотя как сказать, ведь если кто из корсиканцев сумеет сбежать, то ими займутся ребята Игоря и разговор с ними будет не слишком долгим.

После допроса их просто шлёпнут, чтобы потом ещё и нанести превентивный, жестокий и беспощадный удар по тому корсиканскому клану, который ввязался в это преступное дело и всё только потому, что я собирался сделать себе в Марселе шумную пиар-кампанию. Корсиканские бандиты с их вечными вендеттами, очень мстительные господа и любят пускать в ход ножи. Что же, они на своей собственной шкуре испытают, что такое быть хладнокровно прирезанным после жесткого допроса с пристрастием. Пусть потом полиция гадает, кто и с кем начал на Корсике войну.

На этот счёт у меня не было никаких сомнений. С этой братией нужно разговаривать только на их собственном языке — связал свою жизнь с "Корсиканским союзом"? Ну, так не жалуйся, что она у тебя оказалась такой короткой. Зато если вырезать подчистую один преступный клан, то все остальные задумаются, за что же это их кто-то так не любит? Но самое главное, это послужит хорошим уроком всем остальным корсиканским лодырям, которые хотят вкусно есть, сладко пить, мягко спать и при этом нигде не работать.

Да, во Франции не зря рассказывают столько анекдотов о лени корсиканцев, а ещё обыватели там до судорог боятся мести жестокой и кровожадной корсиканской мафии. Что же, посмотрим, насколько храбра сама корсиканская мафия, когда бандитов начинают убивать от рядовых солдат вплоть до главарей без суда и следствия, а точнее во внесудебном порядке. Если бы я не знал, как распоясается во всём мире преступность через сорок три года, я может быть и относился бы ко всему по другому, но я то помню что творили повсюду бандиты в две тысячи пятнадцатом году.

Всему виной была почти повсеместная отмена смертной казни, вялые действия полиции и снисходительное отношение суда к преступникам. В этом отношении Франция меня поражала больше всего. В этой стране после отмены смертной казни преступность стала буквально терроризировать общество. Практически все французы поголовно были за смертную казнь и только один парламент выступал против. Меня это не просто поражало, а шокировало, но больше всего бесило то, что французская элита ещё и поучала нас, как жить, даже после того, как чернокожие бездельники учинили во Франции чуть ли не форменную революцию. Ну, что же, может быть и это мы тоже сможем переломить.

На следующий день я с утра был в порту вместе со своими вещами. Европейских судов в нём стояло с десяток, но ни одно из них не шло в Марсель. Итальянец уехал из Трабзона ещё позавчера. Алексей чуть ли не под нос подкинул ему три купюры по сто долларов каждая, а потому он сел на автобус и немедленно уехал в Стамбул, чтобы добраться до дома куда более коротким путём. Всё правильно, кому ты нужен в чужом порту, где даже нет итальянского консульства, без копейки денег в кармане. Поэтому у меня если и имелись конкуренты, то невзрачные, трое филлипинцев, да, ещё пакистанец, но никто из них не разговаривал по-английски так хорошо, как я, и не умел готовить лучше меня, не говоря уже по мои способности торговаться.

В полдень возле причала встала под погрузку "Клементина". Этот небольшой сухогруз на пять тысяч тонн, выглядел весьма неплохо, вот только грязновато. На борт "Клементины" поднялись турецкие таможенники и вскоре по сходням спустился временный капитан Роберт Стирлинг. Это был высоченный, атлетически сложенный мужик лет тридцати пяти, но ему уже стукнуло тридцать девять лет. На вид типичный англосакс с аристократической физиономией. Между прочим, офицер ВМФ США, а также ещё и морской пехотинец, командовавший отрядом специального назначения, успевшим позверствовать во Вьетнаме. В ЦРУ он служил уже одиннадцать лет.

Да, коммандер Роберт Стирлинг, который работал во Франции под личиной шведа Олафа Хольмквиста, был колоритной личностью, только очень уж жестоким и подлым мерзавцем, но при этом ещё и ярым патриотом. Ох, не зря сказано в святом писании, что патриотизм последнее прибежище негодяя, ох, не зря. Только любовь к родине и готовность умереть за неё может дать негодяю шанс стать человеком. Что же, я тоже ярый патриот Советского Союза и те, кто меня хорошо знают, могут назвать меня добреньким только с большого перепоя. Жестокости и ненависти к врагам и всяким нелюдям во мне хватает, вот только подлецом и негодяем я всё-таки никогда не был и не собираюсь им становиться в дальнейшем.

Поэтому, ускорившись для того, чтобы внимательно рассмотреть Бобби Стирлинга, но не сдвинувшись с места, я тщательно изучил его надменную, холёную физиономию в очках "Полароид" с золотой тонкой оправой, украшенную холодной, брезгливой полуулыбкой. На сегодняшний день он был моим врагом номер один. За что? А за всё! За его зверства во Вьетнаме, за убийство нескольких французов, а также за несостоявшееся убийство итальянского кока. Да, он убивал только в силу служебной необходимости, но в том-то и дело, что мог не делать этого в добрых двух третях случаев, о чём сам же и написал в своих собственных мемуарах, вроде как осознал, стоя на краю могилы, что был слишком жесток, делая свою грязную работу во имя совей страны и для её блага.

Бобби, плевать я хотел на то, что ты с понтом раскаялся и даже раскрыл за полтора года до своей кончины тайную подоплёку многих громких преступлений! Ты сядешь во французскую тюрьму и через пару лет сдохнешь в ней, если сердобольные французы не сунут тебя под гильотину раньше. Сдохнешь ты и в том случае, если ЦРУ вырвет тебя из лап французской контрразведки, а перед Дейром, при личной встрече, я ещё не раз покаюсь за то, что пустил в ход куэрнинг.

Минуты мне вполне хватило, чтобы самым основательным образом рассмотреть бравого американского коммандера Бобби Стирлинга, одетого в щегольский мундир офицера торгового флота Франции, и прийти к окончательному выводу, что он мне совершенно не нравится. По-моему глубокому убеждению, а я весьма основательно изучил его досье, он просто был патологическим садистом и только потому так сильно тяготел к оперативной работе, а не к аналитике, и при этом очень ловко маскировал свою истинную сущность. Может быть его раскаяние и было искренним, но если этого типа не остановить сейчас, то за ним ещё долго будет оставаться кровавый след, ведь Бобби Стирлинг окончательно отойдёт от дел только в возрасте шестидесяти трёх лет и станет чуть ли не легендой ЦРУ.

Особенно прославился коммандер Стирлинг в Афганистане, где он курировал сразу несколько крупных банд моджахедов, но до этого успел наделать дел в Западной Европе. На борт "Клементины" его заставило подняться, чтобы стать временным капитаном судна, нанявшись к его собственнику и капитану Гастону Вальдеку помощником капитана на один единственный рейс в Турцию то, что на нём собралась очень уж одиозная компания и оно только из-за одного этого могло взять и просто затонуть.

Четыре агента французской разведки один другого краше с кротом в придачу, трое корсиканцев, не расстающихся с пистолетами даже в сортире, пятеро сотрудников турецкой разведки, но на самом деле тайных исламистов, верных последователей Саида Нурси, между прочим курда по национальности, но большого сторонника и теоретика шариата, и плюс ко всему четырнадцать человек самых разных национальностей, завербованных и обученных коммандером Стирлингом для проведения самых грязных тайных операций из числа уголовников, тесно связанных с террористами. Да, для того, чтобы "Клементина" взлетела на воздух, при таком раскладе не требовалось даже взрывчатки, хватит всего одной единственной ссоры.

Как и сам Бобби, все члены его "группы террора и устрашения" были неплохими моряками, но жуткими лодырями, турки и французы являлись офицерами разведки в чине не ниже старшего лейтенанта, а трое корсиканских мафиози и вовсе испытывали к труду едва ли не почти такое же физическое отвращение, как и вся Корсика вместе взятая. Вот потому-то им и нужен был кок, видать прежний просто удавился с тоски, пока посудина шла из Марселя в Трабзон. Когда временный капитан Стирлинг подошел к дверям здания портового управления, я шагнул к нему и спросил с угодливой улыбкой на лице по-английски:

— Сэр, вы ведь капитан "Клементины"? Вам не нужен матрос на один рейс до Марселя? Я неплохой моторист, могу стоять у штурвала, а при случае помочь коку на камбузе или даже подменить его, вот только с документами у меня проблема. У меня их попросту нет, как, впрочем, и денег.

Коммандер Стирлинг, уже взявшийся рукой за ручку двери, отпустил её, повернулся ко мне и, внимательно разглядев с головы до пяток, ухмыльнувшись, ответил мне.

— Значит ты кок, парень. На каком судне служил?

— Ни на каком, сэр. — честно ответил я и пояснил — Мне захотелось покататься по Европе на мотоцикле, но когда я доехал до Эрзурума, то меня ограбили какие-то вооруженные типы. Забрали мотоцикл, деньги и документа. Хорошо, что хоть вещи оставили. В общем я так и не смог подняться на мотоцикле на вершину Арарата. Зато на Монблане побывал.

Мои спортивные подвиги коммандера не интересовали и он, натянуто улыбнувшись, спросил меня:

— Почему же ты тогда говоришь, что кок?

С невинной улыбкой я ответил:

— Сэр, но я ведь и в самом деле умею отлично готовить. Три года стоял у плиты в отцовском ресторанчике. Уж вы поверьте, готовлю я действительно отменно и если вам нужен кок, то вы будете мною довольны.

Бобби Стирлинг кивнул и с насмешкой сказал:

— Хорошо, мы это проверим. Стой здесь и жди меня, парень.

Американец вошел в портовое управление и вышел из него часа через полтора вместе с каким-то толстым турком, весёлым и довольным. С турком он немедленно попрощался, а мне кивнул и направился к причалу. Я схватил свою видавшую виды дорожную сумку, купленную для меня в Амстердаме и отправленную в Карс посылкой через почтовую службу "DHL". Через несколько минут я поднялся на борт судна и коммандер Стирлинг, он же капитан Хольмквист, передал меня в руки своего помощника, чернокожего верзилы-сенегальца Ману, по внешнему виду бандита из африканской подворотни.

Рожа у этого амбала, сверкающего золотыми зубами, была до жути злобная и вообще он был куда больше похож на гориллу, чем на человека. Правда, эта горилла, не смотря на опасно низкий лобик, всего каких-то два пальца над бровями, весьма сносно говорила по-английски и была, как вскоре выяснилось, очень даже неглупа. Внимательно осмотрев меня и чуть ли не ощупав взглядом, негр, шириной с пианино, презрительно ухмыльнулся и, оттопырив свои толстые губы, чуть ли не плюнул мне в лицо:

— Значит ты наш новый кок? Хорошо, сейчас я покажу тебе твою каюту, а затем отведу на камбуз. Посмотрим, что ты приготовишь нам на ужин, белый уродец. Ты, уж, постарайся нам угодить, если хочешь ужиться с нами.

Ох, как же мне захотелось прямо на палубе отметелить эту черномазую обезьяну, а потом пинками скатить её на причал по широким сходням и гнать до тех пор, пока этот мерзавец не залезет на какую-нибудь пальму. Вместо этого я промолчал, но всё же одарил Ману тяжелым взглядом. В банде Лорда, такое погонялово имел коммандер Стирлинг, сенегалец был главным силовиком, но на мой взгляд сильно проигрывал Володе Звягинцеву. Тот его и без всякого куэрнинга разорвал бы пополам, на одну ногу наступив, а за вторую дёрнув. Вскоре я понял, почему Ману так не любил коков.

Просто у корабельного кока имелась небольшая каюта рядом с камбузом, а вся группа Лорда была вынуждена жить пусть и в просторном, но всё же общем кубрике. Всё правильно, за исключением тех моряков, кто должен стоять вахту, кок ложиться спать последним, а встаёт первым, просыпаясь в половине пятого утра, чтобы начать готовить завтрак для двадцати семи здоровенных, вечно голодных мужиков.

Оставив свои вещи в каюте, одна стена в которой представляла из себя шкаф заставленный пластиковыми контейнерами с фиксирующимися крышками, заполненными специями, я направился на камбуз. Сухогруз "Клементина" был спущен на воду в Англии семь лет назад. Это было пусть и небольшое, но отличное судно, дизель-электроход. Поэтому все жилые и служебные помещения у него находились в кормовой надстройке, прямо под ходовой рубкой. В надстройке имелась даже дюжины кают, но в них поселились господа офицеры и мафиози.

Три каюты для турок как раз в эти минуты освобождал от жильцов Бобби Стирлинг, а те истошно вопили, не желая съезжать. За что и поплатились. Лорд был отличный боец и быстро выставил их оттуда, надавав тумаков под громкий хохот остального интернационального экипажа, а точнее банды торговцев наркотиками и оружием, которую мне предстояло сдать французским властям. Мне некогда было любоваться на это зрелище, так как я сразу же стал осматривать камбуз и прилегающую к нему столовую.

Вообще-то "Клементина" не была чистым сухогрузом. Это судно скорее походило на экспедиционное из-за своих просторных помещений. Камбуз был прекрасно оборудован, а отличная столовая скорее походила на кают-компанию, причём роскошную, с большим столом в середине, за которым могла поместиться сразу вся команда, и ещё четырьмя отдельными столами по углам. К тому же на судне имелось два просторных кубрика и всего на борт "Клементины" смогло бы подняться дюжин пять моряков, если не больше. При этом у неё имелось в передней части два вместительных трюма.

Судно могло развивать скорость в двадцать шесть узлов, но обратный путь почему-то занял у Бобби Стирлинга целых девять суток. Наверное потому, что он петлял по Средиземному морю, как заяц, опасаясь, что власти какой-либо страны захотят поинтересоваться грузом. Опиум ведь был отличным товаром, тем более опиум высшего качества, который продавала французам религиозная секта "Нурджалар". Думая о том, сколько жизней спасу, если этот груз будет уничтожен полицией Марселя, я провёл ревизию всех холодильников и выяснил, что на обратном пути бандитам придётся жрать одну только кашу, да, ещё спагетти с небольшим количеством сыра и потому немедленно пошел разыскивать Ману.

К этому моменту на борт "Клементины" поднялись турки. Шастая по судну, я познакомился почти со всем экипажем, пока не нашел пропавшего Ману в ходовой рубке. Сенегалец с длинной сигарой в зубах сидел в крутящемся кресле и думал о чём-то своём, папуасском. Наверное о любимых козах, львах, копьях и плясках вокруг костра под звуки тамтамов. Подойдя к Ману поближе, я вывел его из состояния глубокой задумчивости, обратившись к нему с такими словами:

— Ману, ты должен пойти к капитану Хольмквисту и сказать ему, что мяса и овощей на камбузе осталось в обрез, попросить у него денег и мы вместе с тобой поедем за провизией.

Чернокожий верзила поднял на меня свои затуманенные глаза, видно сигара была с анашой, скривился и буркнул:

— Ты хозяин на камбузе, вот и иди к капитану.

Я проявил настойчивость:

— Ману, капитан громко и внятно сказал, чтобы я со всеми вопросами обращался к тебе потому, что на "Клементине" ты боцман и баталёр в одном флаконе. Так что давай, подымайся и топай к капитану, а то ведь мне скоро печи разогревать. Если ты хочешь есть на обед мясо по-африкански, то мы едем на базар, согласен обойтись макаронами с кусочком сыра меньше моего мизинца, остаёмся и ты продолжаешь курить свою сигару.

— Даже и не подумаю вставать. — С усмешкой откликнулся Ману.

От уговоров я немедленно перешел к угрозам:

— Хорошо, Ману, замётано! — воскликнул я весёлым голосом и уже угрожающим тоном добавил — Ты остаёшься здесь и куришь свою сигару с марихуаной, а я отправляюсь на камбуз. На три дня продуктов мне хватит и пока "Клементина" будет стоять возле причала, я стану кормить команду, как в ресторане "Максим", но потом мы выйдем в море, Ману. После этого я в первый же день подам на стол такую баланду, какой не кормят заключённых ни в одной турецкой тюрьме, а в турецких тюрьмах кормят очень паршиво. Меня, разумеется, тут же захотят вздёрнуть на рее, но я скажу, что виноват во всём не я, а всё потому, что ты поймал кайф и отказался закупать мясо и овощи для них, и предложу им забить на мясо тебя. Представь себе, я знаю целых сорок восемь способов приготовления негритятины.

Сенегалец к моему удивлению не обиделся. Наоборот, он громко расхохотался и воскликнул:

— Хорошо, белый недомерок! Большой Ману сейчас встанет и сходит к капитану Хольмквисту. — затянувшись ещё раз, он строго предупредил меня — Смотри, ни слова капитану, что я курил длинную, толстую сигару с травой.

Ману, одетый в вытертые джинсы, синюю рубаху и чёрное суконное полупальто, аккуратно затушил сигару, завернул её в полиэтиленовый пакет, спрятал во внутренний карман, под полупальто я увидел у него рукоять какого-то здоровенного пистолета, и поднялся из кресла. Росточку в нём было точно два десять, не меньше, но Володя Звягинцев всё равно был повыше и помощнее, да и фигура у него была намного лучше и гибче.

Капитан, выслушав Ману, молча выдал ему пачку денег купюрами по тысяче лир и мы отправились за харчами. Ману хотел было направиться на портовый продовольственный склад, но я лишь молча покрутил пальцем у виска. Сенегалец понял мой жест и снова не обиделся, а лишь усмехнулся и пошел вслед за мной к пустым грузовикам, стоявшим возле выезда из порта. Договориться с владельцем одного из них было делом пяти минут и вскоре мы уже сидели в кабине "Вольво". Я, чуть ли не на коленях у Ману. Водитель повёз нас на рынок, а там первым делом к тому месту, где торговали живой скотиной. Из кабины я вылетел, как гильза из патронника, а вслед за мной, громко сопя и пыхтя, вылез Ману, у которого в кармане лежало семьдесят пятьдесят тысяч лир, выданные нам на закупку продуктов.

Живого скота на рынке продавали много и я вскоре нашел то, что нужно, толстого, дородного турка, который торговал бычками примерно такой же комплекции. Мне нужно было купить четыре штуки, чтобы было чем кормить двадцать восемь здоровенных, половозрелых мужиков на пути от Трабзона до Марселя. Подойдя к торговцу, я поинтересовался у него по-турецки:

— Почём бычки, эфенди?

Турок, сидевший на тюке соломы и пребывавший в полудрёме, день выдался тёплый, приоткрыл глаза и назвал цену:

— Почти даром отдам, по сорок тысяч лир.

Цена, естественно, была просто заоблачной. Даже в самой лучшей мясной лавке говядину не продавали дороже, чем за сорок две лиры килограмм, то есть по два доллара семьдесят центов. Так то же была вырезка. Поэтому я рассмеялся и немедленно спросил громким голосом, да, ещё с издёвкой:

— Ты что, эфенди, продаёшь здесь свою мать или младшую сестру? Таких цен нету от Трабзона до самого Измира.

Турок обидчиво воскликнул:

— Э-э-э, ты только посмотри на этих бычков! Ты знаешь, какое у них нежное и сочное мясо?

— Какое в них может быть мясо? — возмутился я — Один жир, а под ним кости! Ладно, жиру я тоже найду применение, а ты, эфенди, имей совесть, сбавь цену, ради Аллаха, в четыре раза и я куплю четырёх бычков по восемь тысяч лир, хотя и это будет много за них.

Через пять минут вокруг нас собралась целая толпа народа, так яростно и горячо я принялся торговаться. Через десять минут в толпе начали спорить, уступит Тургут ещё хоть один куруш белобородому парню или нет. Те кто ставил на толстого торговца, с которого мигом слетел сон, проиграли. Я просто вынудил того продать мне двух бычков по их реальной рыночной цене в девять тысяч двести лир и последней каплей было то, что я подвёл его к одному бычку и показал, сколько дырок у того осталось в хребтине после укусов оводов. В конце мы закупили мясо ровно в два раза дешевле, чем на продовольственном складе, но и это было ещё не всё.

Достав из кармана небольшой складной нож, я тут же прирезал бычков, причём заставив турка прочитать соответствующую молитву и сделав всё так, как меня научили когда-то друзья-татары, от чего у вконец ошалевшего Тургута глаза полезли на лоб. Водитель грузовика, в который я положил большие пластиковые корыта, которые предусмотрительно прихватил с камбуза, Ману и торговец помогали мне, а потому уже через полчаса туши бычков и весь ливер находились в машине, а Тургуту достались шкуры, головы и кишки, на которые тут же нашлись покупатели. Когда мы подъехали к торговцу, продававшему баранов, тот, посмотрев на меня, лишь развёл руками и горестно вздохнул, заранее признавая своё поражение.

Так к двум говяжьим тушам присоединились ещё двадцать бараньих туш с курдюками и кишками. После этого я затарился свежими овощами и фруктами, купив к тому же пятнадцать корзин с отличными апельсинами, которые тоже сторговал по самой низкой цене. Иногда со мной пытались спорить, но тогда, призывая в свидетели Аллаха, я быстро доказывал, что такой цены нет ни на одном рынке от Трабзона и до Стамбула, равно как и не найти дурака, который согласиться так переплачивать за красивую улыбку и хорошо подвешенный язык торговца. В итоге у Ману осталось не потраченными семьдесят шесть тысяч лир и он, почесав в затылке, оставил пятьдесят себе, а мне вручил двадцать шесть. На мой взгляд это было не очень справедливо. Посмотрев на него с хитрым прищуром, я сказал:

— Ману, за десять тысяч лир я покажу тебе одно место, где тебе поменяют лиры на доллары по самому выгодному курсу. Возьмут за один бакс пятнадцать лир и при этом тебе не придётся платить пятидесятипроцентный налог турецкому государству. Не думаю, что во Франции нужны кому-нибудь турецкие лиры.

Сенегалец покрутил головой, немедленно протянул десять купюр и поинтересовался у меня, усмехаясь:

— Послушай, парень, ты что турок?

Отрицательно помотав головой, я ответил:

— Нет, но я торчу в Турции уже почти полтора месяца, а до Трабзона добрался только пять дней назад.

Мы съездили к одному типу, который работал в платёжной системе хавала, и поменяли лиры на доллары, так как я знал секретный пароль, открывавший доступ к это нелегальному восточному банку, после чего отправились в порт. Там уже шла погрузка тюков с шерстью и опиумом в трюмы "Клементины". Через полчаса все холодильные камеры на камбузе были забиты до отказа и я принялся готовить ужин. На погрузку капитан Хольмквист выгнал из кают даже турок и один только Ману избежал этой участи, сказав, что будет помогать мне на камбузе, а заодно присмотрит за мной, чтобы я не потравил их всех своей стряпнёй.

Чтобы не заморачиваться, я решил приготовить три первых блюда — украинский борщ с говядиной, настоящий рассольник на почках, и суп-харчо из баранины. На второе я приготовил бефстроганов, рагу по-ирландски, на борту было трое ирландцев, пожарил стейки по-американски, для Ману жаркое с острыми специями и апельсинами вместо ананасов, а также решил угостить бандитов ещё и зразами с зелёным лучком и рубленым яйцом. Вдобавок к этому я приготовил салат "Оливье", картофель-фри, а также испёк четыре пудинга и шесть шарлоток с яблоками на десерт. Чтобы им было чем промочить глотки, я приготовил также свежевыжатый апельсиновый сок, апельсинов можно было прикупить ещё корзин пять, а также сварил громадный кофейник чёрного кофе. У Ману от той скорости, с которой я метался по камбузу, даже глаза на лоб вылезли и как только всё было готово к подаче на стол, он пошел известить об этом капитана.

Минут через двадцать вся команда, приняв душ, собралась за столом. Все, включая турок, были злые и голодные, а потому вполголоса ругались на родных языках и только один капитан хранил спокойствие. Ну, а я, надев чистую белую куртку, которую успел выстирать, высушить и между делом погладить вместе с поварским колпаком, вышел к ним и прежде всего задал вопрос, кто любит острые блюда, а кому хочется на первое чего-то помягче. Когда я выслушал пожелания каждого, то принялся разливать борщ и суп по глубоким тарелкам и обносить каждого, отчего теперь у всех вылезли глаза на лоб. Вместо хлеба я поставил на стол порезанные на куски чуреки, а к ним белый сыр и зелень. Когда я поставил перед капитаном Хольмквистом тарелку с борщом и солидным островком сметаны, тот, с опаской глядя на блюдо, спросил:

— Что это такое, парень?

— Капитан Хольмквист, — ответил я, — вы сначала попробуйте, а потом я вам скажу, как это блюдо называется. Поверьте, оно очень вкусное и должно вам понравиться. Во всяком случае где бы я его не готовил, его везде ели с удовольствием и не было случая, чтобы в меня запустили тарелкой.

Бобби Стирлинг развёл руками, но всё же вооружился ложкой и попробовал мой борщ. В жизни ещё не было такого случая, чтобы кто-то от него отказался. Уж на что испанцы в этом плане упёртые, но и они трескали мой борщ за милую душу и потом ещё и просили добавки. То же самое случилось с цэрэушником. После первых двух ложек борща он так увлёкся, что слопал его полностью и потребовал добавки, но я вместо неё сунул ему стейк, приготовленный так, как это умеют делать только в Техасе, да, и то не на каждом ранчо, а лишь на тех, где живут потомки первых поселенцев.

Ну, я в Штатах ни разу не был, но меня этому научил один американец, кстати, тоже бывший цэрэушник, но работавший в этой конторе аналитиком. Троим ирландцам и одному англичанину я подал ирландское рагу на второе, отчего все четверо мигом повеселели, так как они хотя и слопали борщ, были слишком удивлены им, чтобы восхищаться или ругать моё блюдо. Зато турки, французы и корсиканцы были в восторге от супа-харчо. Понравились им также бефстроганов и зразы. Ману так и вовсе был в полном восторге. В общем ужином все остались довольны, так как после того, как с коком случился инфаркт и его пришлось засунуть в холодильник, они питались всухомятку. По настоящему же все обрадовались тогда, когда я внёс в кают-компанию графины с апельсиновым соком, чёрный кофе, пудинги и шарлотки.

Сам я за всё то время, что нанялся в коки, так ни разу и не присел. Стоя немного поодаль, я молча смотрел, как эта банда наркоторговцев набивает себе животы моей стряпнёй и мне даже сделалось немного не по себе. Их бы всех следовало отправить в мордовские лагеря, кормить совсем по другому и заставлять при этом валить лес от зари до зари вручную. На противоположной от меня стороне стола сидел в окружении двух смуглых, коренастых мужиков лет сорока пяти, корсиканец Рене. Он был помоложе них, лет тридцати двух, выше ростом и намного борзее. Этот тип, похоже, был сыном главаря какого-то корсиканского клана. Одарив меня нелестным взглядом, это чучело, косившее под другого корсиканца, Наполеоне де Буонпарте, вдруг сказало, обращаясь ко мне на ломаном английском:

— Эй, кок, чем стоять здесь и пялиться на нас, пойди и прибери в моей каюте, пока я пью кофе. Заодно постирай мои рубашки и бельё, да, смотри, не порви, голову откручу.

Кивнув, я ответил наглецу с улыбкой по-французски:

— Никаких проблем, Рене. Двести баксов и я засуну твоё тряпьё в стиральную машину и приберусь в твоей берлоге.

— Что ты сказал? — отставив чашку с кофе истерично завопил возмущённый хлюст — Ты пойдёшь и сделаешь это немедленно!

Усмехаясь и всё также держа руки на груди сложенными, я весёлым, насмешливым голосом сказал:

— Хорошо-хорошо, Рене, ты только не вопи так громко. Если у тебя нет денег, расплатишься со мной как-нибудь по-другому. Я придумаю, как именно. У меня очень богатая фантазия и я смогу придумать что-нибудь очень оригинальное.

Все бандиты радостно заулыбались и замерли в ожидании развязки. Корсиканец, одетый тёмно-зелёные спортивные брюки, бежевую тенниску и велюровую коричневую курточку, моментально вскочил, выхватил из рукава узкий кинжал-корсо, традиционное оружие корсиканских брави, и метнул его в меня, целясь в сердце. Я мгновенно ускорился, расцепил руки, хлопнул в ладоши и поймал кинжал, после чего включил тормоза. Сидевший за столом наркоторговцы, похоже, не сразу поняли, что произошло и поначалу было подумали, что корсо с рукоятью красного дерева с серебряными темляком и гардой, похожей на знак параграфа, торчит у меня в груди, но я взял его за остриё, помахал им и рассмеялся. Рене, быстро оценив обстановку, выхватил из-под курточки уже армейский "Кольт" сорок пятого калибра и с насмешкой спросил меня, прицелившись точно в грудь:

— Кок, интересно, а пулю ты сможешь поймать?

Улыбнувшись ещё шире, я ответил:

— Рене, прежде чем ты нажмёшь на спусковой крючок, позволь мне дать тебе один совет на будущее. Никогда не начинай того дела, которое ты не сможешь довести до конца.

После этого я снова ускорился, сделал замах и метнул корсо намного точнее, но самое главное, сильнее, чем это сделал Рене, после чего вышел из ускорения с уже сложенными на груди руками, но всё же раньше, чем корсо с громким лязгом вонзился в ствол пистолета и надёжно заклинил его. Вот теперь ему точно не следовало стрелять из "Кольта". Ствол точно разорвало бы выстрелом. Да, он всё равно и не смог бы, так как кинжал вонзился в ствол пистолета, стоявшего на предохранителе, с такой силой, что отшиб ему руку. Рене громко вскрикнул и выронил пистолет на стол, разбив пустую тарелку, а я строгим голосом сказал ему:

— Парень, теперь тебе нужно либо остыть, либо достать свой самый длинный вендетта корса, но учти, если ты это сделаешь, то, прежде чем воткнуть тебе его в очко, я порежу твою задницу на британский флаг. Поэтому лучше сядь и пей свой кофе, а в каюте прибирайся сам. Я нанялся на судно капитана Хольмквиста коком, а не поступил в твой замок горничной.

Ирландцы и англичанин, которые прекрасно знали, как выглядит "Юнион Джек", тут же громко и насмешливо заржали. Бобби Стирлинг демонстративно похлопал в ладоши и сказал по-французски:

— Браво, юноша. Великолепный бросок, я даже не успел заметить, как ты метнул кинжал. Хорошо, а теперь пойдём в мою каюту и поговорим. Если тебе не трудно, принеси мне кофейник кофе. Я попью его там, беседуя с тобой. — после чего властным голосом распорядился — Ману, отправь двух человек на камбуз, чтобы они перемыли всю посуду. Наш новый кок и так сегодня славно поработал, так что пусть отдохнёт. А ты Рене, прислушайся к совету кока. Это действительно золотые слова.

Капитан ушел, а один из корсиканцев, взяв "Кольт" с вонзившимся в его ствол узким лезвием корсо, принялся выдёргивать его. Тот не поддавался и корсиканец с упрямством обезьяны, в руки которой попала граната, стал с силой его раскачивать. За столом сидели специалисты своего дела. Они мигом накричали на Рене, отобрали пистолет, вынули из него обойму, патрон из патронника и когда совместными усилиями выдернули таки кинжал из ствола, то выяснилось, что своим броском я безнадёжно испортил и "Кольт", ствол пошел на выброс, и корса, так как стальной клинок попросту искорёжили, когда выкручивали и выламывали из ствола пистолета. Зато Рене успокоился и посматривал на меня теперь с опаской и уважением.