Корейский гамбит 3. Сеятель. (Черновик)

— Так, стой. Не знаю как, но я чувствую ложь. Ты опять мне лжёшь.

— Я не лгу.

— Проверим. Почему ты каждый раз меня отправлял на Корейскую войну?

— Это случайность? — с вопросительными интонациями сказал тот.

— Ложь. И ещё, манера говорить, построение фраз при общении... Ты кто такой? Где Исследователь? Голос похож, но ты не он.

— Я... — неизвестный не договорил, меня куда-то резко понесло.

Вспышки не было, не вырубило. Не знаю сколько я висел в пространстве, но снова закрутило, потом замерло, не понятно как я это чувствую в полной мгле да ещё без тела, и снова раздался голос:

— Здравствуй, Фёдор.

— Надеюсь в этот раз я с настоящим Исследователем говорю?

— Теперь да. Одна из моих младших сестрёнок взяла артефакт перемещения душ и поиграла. Ещё и в записи моих исследований залезла, где ты занимаешь первое место. Молодая, сто сорок лет всего, десять по вашим земным меркам. Просить прощения не буду, это ваша людская придумка, мы не просим, мы берём.

— Н-да, младшие сестрицы они такие. После них хоть потоп.

— Я вижу ты знаком с моей проблемой. У меня сестёр двести двенадцать, а присматриваю за ними я. Пока в одном месте склоку успокаивал, другая поиграла в лаборатории в моё отсутствие.

— В тело Михаила меня уже не вернуть?

— Сестрица отправила твою душу в хранилище, прошло почти сто лет. Я не сразу обнаружил где твоя душа. Для тебя они как миг пролетели. Могу отправить в тело Михаила в другом параллельном мире. Или в Союз хочешь?

— Давайте Союз. В этот раз сороковых. В парнишку, который при смерти. Не хочу лишать жизни детей, только те что уходят за грань. Желательно с полностью здоровым телом.

— Утопленники? Хм, я тебя понял. Есть тут один из параллельных миров, тысяча девятьсот сорок восьмой год, лето. История полностью повторяет историю твоего родного мира. Тебе понравится.

— Это наша последняя встреча?

— Возможно. После смерти твоя душа автоматически переместится в хранилище душ. Если вспомню о тебе, пообщаемся.

— Прощай, Исследователь.

— Прощай, Фёдор.

Дальше закрутило и завертело, после чего последовал удар с потерей сознания. Надеюсь тело мне действительно достанется подходящее.

Задёргавшись, я попытался всплыть, вода хлынула в лёгкие и желудок, но что-то давящее на ноги не давало мне это сделать. До поверхности полметра, вон солнце светило, но всплыть я не мог как не работал руками, дёргаясь и захлёбываясь. Резко присев, я ощупал ноги, руки были связаны спереди, к ним было что-то привязано, железное. На одной силе воле, сдерживая спазмы, ухватился за корневища на дне, я потянул тело ближе к берегу. К тени, где как мне кажется была крона дерева, пару метров полз по поднимающемуся дну, и встав, моя голова оказалась на поверхности. Вот тут мне было действительно плохо, кашлял, выплёвывал воду, спазмы так и крутили тело. Чуть снова не захлебнулся. И тут услышал удивлённый возглас на берегу, на таком знаком западно-украинском суржике:

— Михась, ты глянь, москаль которого мы утопили, выплыл... Не-е, не стреляй, шуметь нельзя. Ты штыком его, штыком.

— Бандеровцы, — прохрипел я, и нырнул, уходя от удара штыка винтовки 'Мосина'. Опознал её боковым зрением.