И тут, со всей очевидностью, стало понятно, что у Гериона не так уж много шансов в бою с таким мастером, как Юлий. Прежде всего, он хоть и превосходил Юлия в массе и физической силе, но, безусловно, проигрывал тому в скорости. Кроме того техника боя у Юлия всегда была безупречна, а теперь в ней появилось еще что-то новое, а то, как он провел решающую атаку, вызвало полную растерянность в рядах кочевников, которые никогда не видели таких приемов. Проведя удар в голову, от которого противник закрылся щитом, Юлий упал на землю, при этом, крутанувшись на земле, как волчок и рубанул Гериона по ногам. Не успел тот упасть, как Юлий уже был на ногах, и одним ударом отсек ему голову. Юлий вытер о поверженного врага свою саблю и в наступившей тишине произнес.

— Воины кочевники, я, Юлий, сын Улумбека и законный правитель Паранстана, еще раз призываю вас встать под мои знамена. Напоминаю вам, что в священном писании сказано, "покусившийся на помазанника божьего, будет предан проклятию и найдет свой страшный конец на земле". Бог за меня, и всякий последующий за мною, будет любим богом. И добавлю от себя, будет любим мною. Что касается Тимурбека, то его конец уже близок. Теперь идите к своим людям и передайте им то, что я сказал.

Воины кочевники забрали тело Гериона, повернули коней и отправились в свой лагерь, где их ждали остальные соотечественники, издали наблюдавшие за этим поединком.

Ты сделал все, что мог, — сказал подъехавший к нему Джон, — Все остальное в руках божьих.

Надеюсь, что бог за нас, — ответил Юлий, с тревогой глядя на своих бывших друзей и подчиненных, собравшихся вдалеке на совет.

Через час, от лагеря кочевников отделились несколько всадников и поскакали в сторону маленького отряда, ожидавшего известий.

Подъехав к Юлию, они, вынув сабли из ножен, приветствовали его, как приветствуют начальника, после чего, один из прибывших, сотник Вардан объявил,

Господин наш, Юлий, наш отряд присягает тебе на верность. Отныне ты наш командир.

А, что, решение было единогласное? — Удивился Юлий

Не совсем, — помявшись, ответил сотник.

Ну и кто же против?

Таких больше нет, — опять же, неохотно ответил Вардан.

Понятно, — почесал затылок Юлий. Затем он неожиданно улыбнулся, — Ну, нет, так нет. Отныне, все вы не слуги мои, но друзья. Каждый из этих людей, первыми признавших меня, может в любое время прийти в мой дом, и будет принят в нем, как самый почетный гость.

Глава 16

После одной удачной операции, в ходе которой отряду удалось очистить небольшой городок Приречье от расквартированной в нем ханской сотни, отряд, по приглашению жителей города, отмечал победу в лучшем местном кабаке. На празднике присутствовали все первые люди города. Слух уважаемых гостей услаждали менестрели, которые воспевали их подвиги. К удивлению горожан, да и своих друзей, тоже, Леней попросил у менестреля лютню. Получив ее, попробовал пальцами струны, стараясь понять лад. Приятели, с некоторым сомнением смотрели, как он подтягивает и ослабляет струны, пока, наконец, он удовлетворенно, не тряхнул головой, и не заиграл на своем инструменте. Удивительно, но его музыка оказалась совсем не похожа на привычный аккомпанемент менестрелей, но вместе с тем, она была удивительно проста и красива. А потом Леней запел:

В далекий край товарищ улетает.

Родные ветры, вслед за ним летят.

Любимый город в синей дымке тает,

Знакомый дом, зеленый сад, и нежный взгляд.

Слушавшим его воинам сразу вспомнилась оставленная вдалеке родина. Они увидели свои дома, утопающие в зелени садов, и своих любимых, оставленных в Бергундии. А Леней, между тем, продолжал песню:

Пройдет товарищ сквозь бои и войны,

Не зная сна, не зная тишины.

Любимый город может спать спокойно

И видеть сны, и зеленеть среди весны.

Удивительная это была песня, песня чужой, далекой земли, но, казалось, что это песня о них самих. И когда певец допел последний куплет:

Когда ж домой товарищ твой вернется,

За ним родные ветры прилетят.

Любимый город другу улыбнется,

Знакомый дом, зеленый сад, счастливый взгляд.

Успех его выступления был огромным. На глазах у многих слушателей выступили слезы.

Что это за песня? Откуда она? — спросил Ленея Джон.

Не знаю, — Леней отдал менестрелю лютню, — Просто, эти слова сами пришли мне в голову.

А почему ты пел, что товарищ улетает? — Удивился менестрель, — Как человек может летать?

Не знаю, как-то не подумал об этом. Слова сами сорвались с моего языка. Возможно, я просто перепутал, и надо было петь не "улетает", а "уезжает".

Я запомню эту песню и буду петь ее во всех землях, где мне придется бывать, — сказал менестрель.

И мы, тоже запомним, — поддержал его Раньер, один из воинов отряда, — И тоже будем петь ее. Пусть эта песня станет нашей походной песней.

И с этой поры, покидая очередное селение, освобожденное от кочевников, воины отряда всегда запевали эту песню. И пели они всегда: "В далекий край товарищ улетает", а никак не "уезжает", так что, однажды, провожая их, одна пожилая женщина, смахивая слезу, помахала им вслед рукой и сказала,

Полетели соколы освобождать нашу землю.

Непонятно, каким образом, но эти слова обогнали сам отряд, облетели весь Кант, и отныне, где бы отряд не появлялся, иначе, как "соколы", их уже не называли. Вскоре, сам Леней вынужден был признать, что, в народе, их знают, как "соколов". Тогда он отдал приказ, на щитах и плащах всех воинов отряда нарисовать изображение пикирующего сапсана. Всем воинам это пришлось по душе. Теперь, глядя на любого из них, каждый встречный понимал, с кем имел дело? Молва о них полетела по всей земле Канта и за его пределами. Дошло до того, что, однажды, увидав перед собой щиты с изображением сокола, отряд кочевников, численностью в тысячу человек, предпочел повернуть своих коней и покинуть поле боя, испугавшись вступить в сражение с этими, уже ставшими легендарными людьми. А в отряд стали проситься воины из разбитой кантской армии, которые мечтали сражаться с врагом, и при этом, обязательно, в отряде знаменитых "соколов". Очень быстро численность отряда выросла до тысячи человек, после чего, Ленею, Лаперусу и Джону, пришлось провести совещание, на котором было решено, что дальнейшее увеличение численности отряда, в условиях партизанской войны, нежелательно, так как помешает его маневренности. Но, одновременно, необходимо было увеличивать численность всей армии, сражающейся за освобождение. Проблему удалось решить, созданием еще одного отряда, который назвали "орлами". Было решено, что часть отряда "соколов", под предводительством барона Фогеля, составит ядро этого, нового отряда. Такое решение позволяло сохранить преемственность в поведении и военной тактике, которые уже выработались у "соколов" и приносили столь впечатляющие результаты.

Сам же барон Фогель, двадцатипятилетний дворянин, прежде служивший в королевской гвардии Велимора, пришел к ним в отряд после разгрома столицы и гибели своего короля. С горсткой людей ему удалось выбраться из разрушенного замка и вырваться из захваченного врагами города. Месяц прятались они в лесах, пробираясь на север страны, в надежде добраться до Бергундии, когда, вдруг, неожиданно нарвались на отряд в сотню кочевников. Завязавшийся бой должен был стать для них последним. Несмотря на то, что все они были отважными и умелыми воинами, силы сторон были слишком неравными. Когда уже половина его бойцов пала, сраженная стрелами и острыми саблями кочевников, из-за холма, расположенного позади кочевников, неожиданно выехал конный отряд. Всадники, по команде, выпустили в кочевников стрелы, которые просвистели в воздухе, и вырвали из рядов врага, около десятка человек, и галопом помчались на врага, на ходу разворачиваясь в шеренгу.

Появление этих всадников было настолько неожиданно для кочевников, а удар их, настолько могуч, что ряды врага были смяты в считанные секунды. Растерявшиеся кочевники, десятками гибли под ударами вражьих мечей, и только единицам удалось спастись бегством. Десяток спасенных воинов, продолжали стоять, занимая круговую оборону, закрываясь щитами, все еще не веря, что остались живы, и с подозрением глядя на спасших их незнакомцев. Тем временем, из рядов спасителей выехал всадник на породистом гнедом скакуне. Он спрыгнул на землю, улыбнулся, глядя на спасенных воинов, отчего всем им сразу стало легко, и проговорил,

Ну, здорово, земляки!

Здорово, — ответили ему воины, все еще сжимая в руках мечи и копья, — А вы, кто такие будете?

Мы, помощь от принцессы Ариэлы. Отряд барона Лаперуса из Бергундии. А я, с вашего позволения, Леней. Рад приветствовать вас, друзья из Канта.

И тогда воины заулыбались, опустили щиты и стали обниматься со своими спасителями.

Уже потом, вечером, сидя у костра, с бароном Лаперусом, Джоном и Ленеем, барон Фогель расспрашивал своих новых знакомых о новостях из Бергундии и принцессе Ариэле.

А теперь-то вы куда? — Спросил Фогель своих спасителей.

Вглубь Канта, — ответил за всех Джон, — Поближе к войскам Тимурбека.

Но, это же безумие, — изумился барон, — Мы сами, только что чудом выскочили оттуда. У хана стотысячное войско. Его воины в седле с детства и воюют всю жизнь. Каждый из них, с пятидесяти шагов попадает стрелой из лука в мелкую монету, а в искусстве верховой езды им нет равных на всем свете. У вас нет никаких шансов.

Никаких шансов, говорите? — Переспросил его Леней. — А как же тогда наш маленький отряд разбил напавшую на вас сотню?

Фогель пожал плечами, — Просто вы атаковали их неожиданно. Они еще не успели сообразить, в чем дело, а почти все уже были перебиты.

Вот видите? — Подхватил Леней. — Значит, какие-то шансы у нас, все-таки, есть.

Я не о том говорю, — попытался разъяснить Фогель, — У них огромная, непобедимая армия, а нас всего лишь горстка людей.

Неправильно вы рассуждаете, — снова возразил Леней, — У них, всего лишь сто тысяч воинов, а у нас все население Канта и, вдобавок, тысячи добровольцев из других стран. Они воюют в чужой стране, а за нас здесь каждый куст, каждое дерево. За нас сама эта земля. Наша задача, сейчас, собирать и объединять все силы, способные противостоять Тимурбеку. Мы пришли сюда в количестве сорока человек. С вами, нас стало уже пятьдесят. Через месяц нас будет тысяча, а через три, уже двадцать тысяч, а там, настанет время, когда весь народ встанет на борьбу с захватчиками. Можно победить любую армию, но народ победить нельзя.

Тут Леней развел руками и улыбнулся,

Вот и вся наша программа. А пойдете ли вы с нами, или

покинете нас, это ваше дело, хотя, лично мне очень бы

хотелось, чтобы вы остались с нами.

И Фогель, со своими людьми, остался, о чем ни разу не пожалел. Наоборот, очень быстро он понял, с какими удивительными людьми свел его случай. Сам, прослужа в армии уже семь лет и побывав во многих сражениях, он смог убедиться в мужестве и воинском мастерстве своих новых знакомых. В то же время, его удивляло то, как планировали и проводили они свои операции. Ничего подобного, никогда, ему видеть не приходилось. Заранее оговаривалось каждое действие каждого воина в группе. Огромное внимание уделялось взаимодействию всех бойцов во время операции, благодаря чему, сами операции проводились с блеском, часто, совершенно без потерь. Еще, что его удивляло, это то, что даже в условиях партизанской войны, в отряде проводились ежедневные занятия и тренировки, на которых отрабатывались как приемы индивидуального боя, так и общеотрядные маневры. Новичков, пришедших в их отряд со стороны, как он сам и его люди, специально обучали и натаскивали выделенные для этого воины — старожилы. Поначалу люди Фогеля встретили эти занятия в штыки, но очень быстро убедились, насколько коренные воины отряда превосходят их в воинском мастерстве. Особенно удивлял Фогеля Леней. Фогель считался в Канте одним из лучших фехтовальщиков, поэтому, когда Леней предложил ему "поработать" на мечах, он принял это предложение с надеждой, показать этим выскочкам из Бергундии, что значит, настоящий мастер. Как только раздалась команда "к бою" Фогель улыбнулся, сделал шаг вперед, сжимая двумя руками рукоять своего меча, и...тут же пропустил укол. Это было так неожиданно, что показалось ему случайностью. Он разозлился и бросился вперед, нанося рубящие удары по воздуху. Леней все время ускользал от него, какими-то неуловимыми движениями. И такими же неуловимыми для глаза движениями, наносил ему свои удары. Словом, если бы это был серьезный бой, то по подсчетам Фогеля, его убили бы уже раз двадцать, в то время как он сам, только один раз дотронулся до руки соперника. Поэтому похвала барона Лаперуса, после боя, была воспринята им, как издевка. Он покраснел и ответил что-то грубое, в том смысле, что нечего подкалывать человека, который показал себя таким ничтожеством, и хоть он, в самом деле, ничтожество, но не желает слышать оскорблений и готов попытаться мечом доказать, что, по крайней мере, честь у него осталась. Потом пелена гнева слетела с его глаз, и он увидел, что лица Лаперуса и Джона выражают крайнее удивление.

Поверьте, дорогой барон, — проговорил Лаперус, — Я ни на секунду не хотел вас обидеть. Наоборот, я и сейчас готов утверждать, что вы совсем неплохо смотрелись в бою с нашим другом.

В самом деле, Фогель, — поддержал Лаперуса Джон, — Вам, даже удалось нанести ему укол в руку. А на моей памяти, никому, кроме воинов нашего отряда, не удавалось этого сделать.

Откуда же он взялся, такой мастер? И где научился так владеть мечом? Хотелось бы узнать, — спросил, немного отходя, барон.

А вот этого никто не знает, — развел руками Джон.

А что говорит сам Леней? — поинтересовался Фогель.

К сожалению, у нашего друга начисто отшибло память, так что, ничего из своей прошлой жизни он не помнит.

Вот как? Ну, ну, — покачал головой Фогель и задумался.

Жизнь научила его не доверять людям, которые скрывали свое прошлое. К счастью, все его мрачные опасения не подтвердились. Наоборот, повоевав с Ленеем бок о бок, в течение нескольких месяцев, он убедился, что это необыкновенный человек. О его храбрости и удачливости в бою, в отряде ходили легенды. Да что там — в отряде? Каким-то образом, эти легенды уходили за пределы отряда и передавались в народе из уст в уста, попутно обрастая все новыми и новыми, совсем уже сказочными деталями. А недавно, купец, прибывший с востока, рассказывал, что даже на родине Тимурбека, акыны, в степях у костров, начали петь баллады про похождения Ленея и его друзей. Получалось, что Леней, являясь смертельным врагом Тимурбека, одновременно становился героем эпоса его народа, и мальчики кочевники, слушая эти баллады, мечтали вырасти такими же смелыми и ловкими, как враг их хана.