"Признание-2"

   — Я же тебе говорила. Спасибо доктор.

   — Да что вы... — Молоденький доктор смущенно улыбнулся.

   — А вы не забудете передать зубик Фее.

   — Конечно, нет, маленькая.

   — Хорошо. — Стася поднялась с кресла. — Ну, мы пойдем?

   -Всего доброго! — Доктор сам проводил Маму и Стасю до двери.

  

  

* * *

   Доктор присел на стул, продолжая вертеть в руках удаленный зубик.

   — А вот и салфеточки. — В кабинете появилась Баба Даша. — Что тут у вас Олег Александрович? Давайте уберу.

   Доктор посмотрел на зубик.

   — Возьмите...

   — Какой маленький. — Старушка принялась заворачивать зубик в салфетку.

   — Девочке только что удалил, первый, — Баба Даша едва заметно вздрогнула. — Вы не поверите, мне и делать ничего не пришлось такое ощущение, что САМ ВЫПАЛ.

   Старушка шумно вздохнула.

   — Девочка ничего не попросила?

   — А то! Попросила. Представляете, такая маленькая и такая смелая, и даже не для себя желала — для всех детей.

   — Что она сказала?

   — Она загадала — чтобы у всех маленьких детей не болели зубки.

   — Понятно. — Баба Даша шаркающей походкой вышла из кабинета.

  

  

* * *

   Если бы в коридоре не горели лампы дневного света, кто-нибудь, возможно, смог бы увидеть трепетное свечение за спиной старенькой уборщицы, словно воздух взбивали крохотные радужные крылышки.

   Но в коридоре было очень светло, и потому все посетители видели лишь маленькую старушку в чистеньком халатике.

   Монетки за добровольно отданный зубик уже волшебным образом очутились на счете поликлиники, а что касается желания маленькой девочки — клятва, данная много веков назад Эскулапу, не оставляла старушке выбора...

   Зайдя в свою маленькую каморку, Зубная Фея достала из кармана потертую волшебную палочку...

  

   С этого дня у всех маленьких детей в городе перестали болеть зубки.

  

  

   Февраль 2007.

Александр Неуймин & Александра Полторацкая

  

Собаке дворника, чтоб ласкова была...

  

  

   Опять, СВИНЬЯ, нажрался. И что ж ты с ним делать будешь! Третий день уж пьет, подлец. А кишки-то есть просят, и на улицу хочется, отправить, так сказать, естественные надобности, третий час как хочется...

   А он лежит. Посмотрите на него, как есть овощ, валяется на диване и аж не дышит. Помню, когда еще щенком был, так я этого всякий раз сильно пугался, людей на помощь звал.

   Потом ничего, привык.

   И всегда, подлец, дверь запирает! Какого пса, спрашивается? Кому он нужен? Одно слово — ДВОРНИК...

   У нас и красть нечего. А мне тут сидеть, муки выносить нечеловеческие. Поначалу я еще бороться пытался, как-то, помню, даже подкоп хотел сделать, так не копается — пол-то не земляной, бетонный. Только линолеум зря расцарапал, ох и влетело потом по загривку! Эх, вот были времена...

   Во младенчестве мне конечно все по иному мечталось...

   Когда ХОЗЯИН меня подобрал, я еще совсем неразумный был, так он кормил меня молоком, как сейчас помню, картонный пакет, под когтями еще так хрустит. Хорошо было. Сейчас картонные пачки только от "Беломора" валяются, совсем не то — воняют и не хрустят. Скоро совсем ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ облик потеряет...

   Что дальше будет, видно со всей прозрачностью — наложу кучку, а там хоть трава не расти. А руки распускать начнет — так и знай, покусаю. Сам виноват, надо дверь открывать. Или хотя бы окно. Мы ж на первом этаже живем. А вот что еще на ум приходит — сижу я тут, держу все в себе, а потом ну как не выйдет? И очень просто будет — помру от запора и голодного заворота кишок одновременно! А ХОЗЯИН и не думает об этом. Дверь запирает, и все, сиди.

   А жрать-то как хочется ...

   — М-м...Фил-липп Фил-липпыч...к-р-рх, — это ХОЗЯИН очнулся. Я подбежал к нему, вдруг помочь надо. Нет — на бок повернулся и захрапел, свинья.

   Завыть, что ль? Да без толку это. Никто не откликнется, у всех свои проблемы. Болоночка с седьмого, правда, отвечает. Слышно потом, как хозяйка ее за шкирку и — тапочкой, тапочкой. Жалко дуру. Так что молча будем страдать, как благородным псам полагается. Хотя благородный из меня, как из Полиграф Полиграфыча незабвенного.

   Как этот БУЛГАКОВ, стервец, собак понимал! Истинно сердце у него собачье, хоть и человек. Зуб даю, оборотень был. ХОЗЯИН мне маленькому его читал. И аж слезу пускал, говорил: "Вот ведь, как людей знает! Как пишет, а!" Раньше у ХОЗЯИНа много книжек было, вечерами мы с ним читали. Образовать меня хотел, сердешный мой.

   А теперь книжек и нет никаких, распродал все, а деньги — на водку. Только и остается вспоминать, как он сидит в скрипучем, продавленном кресле, а я голову этак ему на колени и зажмурюсь. Он за ушами мне треплет, и читает. Вслух. И такое чувство невыразимое, благостное где-то под ребрами разрастается...эх!..

   Все. Сил моих больше нет. Последнее средство остается. Ох, и не люблю я это, больно до ужаса, весь наизнанку выворачиваешься. Все косточки до единой потом ноют, лапой пошевелить невозможно. Шерсть вся вылезает, и таким себя беззащитным под сквозняком чувствуешь. А самое главное — хвостом не повилять, и уши не навострить, вот что обидно!

   Но делать нечего, жить-то хочется, и желательно с куском мяса в миске.

  

* * *

   ПЕС лежал в уголке, закрыв глаза. И так плохо было ему, что и скулить уже не получалось. Он нерешительно глянул вбок, может, ХОЗЯИН сейчас очнется, тогда не надо будет этого всего... Но нет, бревно сопело и наполняло комнату тошнотворным перегаром. Еще чуть-чуть потянуть время, еще немного, пожалуйста!

   Спазм в желудке, совсем уж сильный и долгий, решил дело. Пес на дрожащих лапах поднялся с коврика, и выцапал из-под него затрепанную, засаленную от старости книжку. Истертые буквы на обложке складывались в непонятные слоги: "М...Б ...га...в", и чуть пониже: "Со...чье С...р..е". Единственная книга, чудом оставшаяся в доме, давно уж забытая Климом-дворником.

   Носом разворошив страницы, пес замер, уткнувшись в пожелтевшие от времени листы...

  

* * *

   — Глянь, Климыч тверезый! Пипец! — удивился Петрович, выглянув в окошко. Михалыч по кличке Хрюк поднялся с матраца, не поверив корешу.

   — Во, б..., дает! — согласился Хрюк минутой позже. — Так у него ж сегодня получка. Вот и выезживается перед начальством

   — Да?! — у Петровича разгорелось внутри. Выпить хотелось до смерти. — Пойдем договоримся. А?..

   Хрюк заупрямился по всегдашней своей привычке, поэтому Петрович пошел один.

   — Клим, а Клим! Климыч! — Дворник вздрогнул, как будто его хлыстом ударили, и резко обернувшись зыркнул на Петровича.

   — Ну?

   — Здорово, Клим! Чего не здороваешься-то? — разулыбался Петрович.

   — Чего надо? — как гавкнул прямо. Петрович решил было обидеться, но тут вспомнил, зачем пришел.

   — Слышь, Клим, у тебя, кажись, получка, да? — заискивающе обратился он.

   — Получка? — Клим удивился.

   — А то не знаешь? — но Петрович подавил в себе зверя и вежливо спросил: — Так позовешь нас, ага?

   — Это я удачно зашел, — буркнул дворник себе под нос, повернулся к Петровичу спиной и зашаркал метлой, будто и не было разговора.

   От такой обиды Петрович аж прослезился. А еще ДРУГ называется. Вместе пили, а теперь и внимания не обращает, гад.

   Пришлось идти обратно, к Хрюку.

  

* * *

   После обеда Клим все же решился и заглянул в тесную комнатушку бухгалтерии ЖЭКа.

   Алка оторвалась от созерцания квартального баланса и уставилась на Клима. Первое, что ее поразило — свежий вид дворника. Никакой похмельной мрачности и в помине не было.

   — Здравствуйте, — улыбнулся Клим.

   — Здравствуй...те, — растерянно ответила Алка.

   — Я ведь сегодня зарплату получаю, верно? Ну, в общем, вот...— и дворник совершенно непостижимо стушевался. Это было совсем на него не похоже.

   "Вот оно! Влюбился!" — Алка аж задохнулась.

   "Да, точно, все объясняется, вот почему он протрезвел, приоделся. Для нее! А любовь греет, вот и помолодел как! Все ясно. Ну совсем как во вчерашнем любовном романе, и карты все верно нагадали позавчера."

   Алка кокетливо поправила непокорный локон.

   В душе пели соловьи...

   — Привет Клим, хорошо выглядишь! — Светка бестактно ворвалась в комнатку. — Офигеть можно! Побрился! Давно не видели, кстати. Чего пришел?

   Соловьи заткнулись и улетели. Алка подарила желчный взгляд дуре Светке. Та не поняла:

   — Ты чего?

   Алка зарылась в бумажки. Настроение испортилось основательно.

  

  

* * *

   Какой я Клим! Так и хотелось им всем рявкнуть: "Да Филипп Филиппыч я! Неужели не видите!" Слепые люди. Только кошки окрестные узнавали, чуть с ума не сходили — запах псиный, а образина человечья. Хе-хе.

   Филипп Филиппыч вышел из магазина и полной грудью втянул воздух.

   И запахи тусклые... Не те запахи...

   Картошку купил, молоко купил, еще по мелочи купил, всего кроме водки. Будет с него...

   Так, сейчас все положим в холодильник, картошку вариться поставим. Да, а корм собачий? Купил, Слава Мослу, вот мешок стоит.

   ХОЗЯИН спит, подлец, и не шелохнется, а дверь-то у нас скрипучая. Открыть форточку, чтоб перегар вышел, или простудится? Чуть-чуть можно, а ХОЗЯИНа укроем пледом, и все хорошо будет.

   Ф-фух, убегался. Нет, хорошо все-таки собакам. И Алка хороша. Как я зашел в эту...как ее...бухгалтерию, вот! Так она словно сучка в течку, хотя я ни сном, ни духом! Эх...

   Моя воля, так постановил бы закон — всем человекам при рождении напрочь резать этот центр фантазий в мозгу, или где он находится. Столько проблем от этих фантазий, уму непостижимо.

   Проще надо жить. Всему свое время, надо — поел, надо — поспал, надо — случился. Слушать надо природу, как МЫ ее слушаем, и все утрясется.

   ХОЗЯИН совсем природу не слушает, оттого и пьет, и болеет. Вот раньше...

   Раньше он был добрый и ласковый. Подобрал он меня, от мальчишек спас. Мамаша моя, от которой я только теплое брюхо и молоко помню, пропала неизвестно куда, а мы, щенята, в коробке остались, где она нас рожала. На свалке жили. Мальчишки нас разыскали, и придумали отличную забаву — решили нас утопить. Всех братьев потопили, остался я. Когда нос мой в воду уже окунался, думал — все, смерть пришла, — тут он меня и спас. Распугал поганцев метлой, выловил из речки, куда мальчишки уронили от испугу, обогрел, домой принес и молоком из пакета напоил. С тех пор, кстати, я воды до дрожи боюсь.

   Что там мой ХОЗЯИН? Ага, скоро проснется...

  

* * *

   Выключенная картошка томилась в кастрюле, комната проветрилась, из угла раздалось тихое поскуливание.

   Проснулся, значит, ХОЗЯИН. Небось удивляется... как это так?..

   Филипп Филиппыч решительно поднялся с табуретки, прошел в комнату и откинул в сторону собачий коврик.

   На полу беззащитно лежала засаленная книжка.

   Подхватив старый томик, Филипыч, уже не спеша, вышел во двор и направился в сторону догорающего у забора костра. В дворницкой истошно взвыл ПЕС...

Ноябрь 2006.

Игра в ассоциации

Второе место в конкурсе "Наследники Толкиена V"

  

Ассоциация первая — ЛЮБОВЬ.

   Любовь...

   А что Любовь для меня?

   Дайте-ка подумать...

   Любовь, как я это себе понимаю — суть понятие растяжимое.

   Я, например, Люблю красный цвет, Люблю родителей, Люблю собачек, Люблю читать...

   А вот остальные...

   Ну, не знаю...

   Чего только люди не любят, и притом всеми возможными способами.

   Иногда это так забавно...

   Ну скажите мне, что за привычка задавать глупые вопросы?

   Вот и сейчас, подошла одна такая — с блокнотиком и пером самописным. Стоит, зараза, пустыми глазами хлопает, губки дует:

   — Скажите, как по вашему, это из-за несчастной любви?

   — Да хрен его знает, — я стараюсь побыстрее пробраться меж плотных рядов журналистов. И откуда они только узнают ГДЕ, да ЧТО... Ну не понятно это для меня. И почему именно здесь? Почему сейчас, когда для меня важнее всего побыть одному, здесь толпа этих "Любителей Горячих Новостей". Неужели им не противно? Хотя может у них любовь? Ну да, такая вот ЛЮБОВЬ — грязная и мерзкая...

   А я люблю "Главпродукт ХРЕН ЯдРеНыЙ". На баночке написано. Красненьким и синеньким по желтенькому. Стекло прозрачное, у горлышка волнистое. Крышка белая, на крышке пропечатано "24.09.2006.АН". Сейчас мы ее в пакетик и в вещдоки... Так бы тебя и расцеловал, хрен ядреный... Люблю таких преступников, и тебе отпечатки, и слюна, с слепок магической ауры, да такой замечательный, что хоть в учебник по Магкриминалистики вставляй... мои светлые мысли были прерваны самым беспардонным окриком:

  — Темный!

  — Чо? — я резко обернулся и вскинул лук.

  — Кончай давай, жрать хочу! — когда я понял кто оторвал меня от дела, то несколько успокоился, уж больно забавно он сморщился оказавшись у меня под прицелом.

   — Ой, жрать он хочет. Пошел бы и пожрал, там рядом забегаловка для таких, как ты. Гоблин несчастный.

  — На себя посмотри, эльф патлатый!

   Н — да, ворчать надо было потише. Забыл как-то, что у гоблинов слух отличный. А этот к тому же и стажер. Значит, обидчивый, как ребенок.

  

Ассоциация вторая — РОДЫ.

   Роды...

   В смысле, когда одно существо производит на свет другое (часто себе подобное).

   Представили?

   Вот и я...

   Видел я роды однажды...мой вам совет, бегите от рожающих как можно дальше — единственное толковое, что вы сможете сделать...

   Напоследок я осмотрел еще раз место происшествия. Полный разгром, это как водится. Девица с перерезанным горлом и мужик с ножом в спине. Оба как только что родились. Голые и в крови

   Эх... Ну что бы мужику стоило нож не в спину себе воткнуть, а в грудь. И была бы милая бытовая драка, порезал изменщицу, и сам убился. От раскаяния. Не подумал покойничек, не подумал, а мне разгребать.

  — Ну скоро ты там?

   Тьфу ты, ну что с него возьмешь, стажер, одно слово.

   — Ну иду уже, иду. — сказал и собрав вещдоки в походную торбу, двинулся к дверям.

  

  

  

Ассоциация третья — ПИЩА.

  

   Пища...

   Вот это вопрос-вопросов.

   Часто все придавались мыслям о хлебе насущном?

   Я часто...

   Притом он — хлеб наш насущный, как не странно бывает самым разным, не всегда к хорошо всем известному продукту питания имеет прямое отношение.

   Ну, например:

   — Так женщину хочется, щас умру...

   Прям таки и умрешь? ЛОЖЬ!!!

   Никто еще от этого не умирал.

  

   Но поесть, а особливо поесть вкусно и питательно, это, скажу вам прямо первейшее для каждого эльфа дело. Наверное поэтому все постоянно шутят над нашим выпирающим брюшком...

  

   Повел я стажера, конечно, не в забегаловку, а в приличное место через квартал отсюда. Там шеф-повар знакомый, не отравит. Для гоблина чересчур шикарно, но я не собирался из-за него обижать мой бедный желудок.