Ожидания Графа не оказываются напрасными, однако "честному бою" так и не суждено было состояться. В то время, когда Граф очередной раз повторял свое превыспреннее воззвание, почему-то обратившись лицом к зрительному залу, разбойники наконец-то обнаруживают свое присутствие. Как оказалось, они все это время прятались за теми самыми "деревьями", что стояли в глубине Сцены. Воспользовавшись тем обстоятельством, что Граф повернулся к ним спиной, они организованно выбегают из своих укрытий.
— Обернись! — слышится чей-то взволнованный выкрик из зала.
Какой-то возбужденный происходящим действом зритель пытается предупредить Графа о грозящей ему опасности, но Граф не обращает на это предупреждение никакого своего внимания. Тем временем трое человек в серой одежде, в масках, которые, впрочем, никак не могут скрыть всю неприятность выражения их физиономий, коварно подбираются к Графу сзади, и набрасывают на него какую-то сеть. Выходит это у них, правда, не слишком удачно — сеть едва не слетела с Графа, если бы он сам ловким движением не запутался в ней.
— Ага! — разражаются разбойники дружным возгласом.
Граф отвечает им выразительным взглядом, преисполненным презрения.
— "Смотрите-ка, братцы, кого мы поймали!
Смотрите-ка братцы, кто в наших сетях!" — восклицает один из негодяев, демонстрируя зрителям всю степень своего восторженного удивления.
— "Вы подло втроем мне на спину напали,
не смея решить сей вопрос на мечах!" — так ответствует Граф, обличая трусость и коварство своих пленителей.
Эта в высшей степени благородная реплика встречена общим драматическим злодейским смехом. После чего Графу объявляется, что живым ему из этой переделки не выпутаться.
В зрительном зале такой поворот сюжета вызывает заметное оживление. Мои собственные ощущения весьма противоречивы, но все же представляется, что осуществление замыслов злодеев было бы несправедливой развязкой. Так или иначе, приходится мириться с тем, что на ситуацию я, при всем своем желании, повлиять никак не могу. Мне, как и остальным зрителям, остается надеяться только на самого Графа, или какой-нибудь счастливый случай.
Граф же вновь начинает вещать из недр накинутой на него сети. Он гневно обличает разбойников в их тяжких злодеяниях, на что сценические злодеи отвечают ему все тем же своим неприятным презрительным смехом.
Однако не все упреки Графа оказываются бесцельными. Графу удается завязать диспут с одним из негодяев, в ходе которого последний предпринимает попытку подвести под свои неприглядные деяния некую теоретическую базу. Согласно собственному мнению, пленитель Графа являлся ярким представителем движения за социальную справедливость.
— "Сокровища, нажитые неправедным путем,
Мы тем, кто в них нуждается, всегда передаем!", — провозглашает он со Сцены весьма патетически.
Граф неожиданно проявляет свое уважение к подобного рода общественной позиции:
— "Благая ваша цель, согласен я признать.
Готов в процессе этом участие принять!"
Такое заявление Графа и на Сцене, и в зрительном зале, вызывает легкое замешательство. Воспользовавшись этим, Граф продолжает свой монолог:
— "За лесом свой сундук оставил я,
Там золото хранится Короля,
Которое Король со мной послал,
Чтоб я его народу передал!"
Разбойники выражают свое приятное изумление таким известием, и тут же выказывают полную свою готовность взять бремя распределения социальных материальных компенсаций на себя. Граф почему-то не возражает против этого, и даже соглашается проводить всю компанию к этому самому сундуку.
После того, как вся группа актеров с воодушевленными воплями покидает Сцену, ее снова заволакивает занавес.
Зрители, оживившись, громким шепотом принимаются обсуждать сложившуюся на Сцене коллизию. Правда, пауза между сценическими действиями оказывается совсем непродолжительной. Занавес снова раздвигается, открывая Сцену для всеобщего обозрения. На ней практически ничего не изменилось — деревья все так же стоят на своих местах, и только у самого левого края Сцены возник поистине чудовищных размеров сундук.
— Ого! — комментирует это явление кто-то из зрителей. — Это сколько всего туда запихнуть можно!
Это высказывание сопровождается дружным гулом уважительного согласия с этим мнением.
Тем временем, с противоположного края Сцены появляется четверо уже знакомых фигур. Хотя двигаются они прямо к сундуку, но при этом отчаянно крутят головами по сторонам, по очереди восклицая: "Да где же, где же, где же он?" И только когда вся группа достигает примерно середины сценического пространства, сундук наконец-то попадает в поле их зрения.
— "Граф нас не обманул, сундук и вправду здесь!" — восклицает главарь шайки.
И тут же обращается теперь уже к Графу лично, и весьма цинично:
— Теперь отдать приказ почту за честь,
тебя твоей же шпагой заколоть!"
Дружный злодейский хохот вновь оглашает просторы зрительного зала.
— "Ну что, доволен, Ваша сковородь?" — вторит своему главарю один из второстепенных злодеев, весьма глумливо при этом ухмыляясь.
Граф при всем при этом держится достойно. Ничем не выдает он своего волнения по поводу своего совершенно безнадежного положения. Впрочем, он тут же спешит объявить некоторые дополнительные обстоятельства сложившейся ситуации:
— "Сундук исполнен из крепчайшей стали,
Замок смогу открыть лишь я один.
И чтобы золото вы из него достали,
Мне нужно применить секретный пин!"
Честно говоря, я не до конца понял, что такое "секретный пин", но общий смысл фразы, как я думаю, дошел до меня без искажений. Граф подтверждает это на Сцене, убедительно доказывая бандитам, что доступ к сокровищам может быть им предоставлен только тогда, когда самому Графу предоставят некоторую свободу действий.
Весьма для меня неожиданно, разбойники соглашаются на выдвинутые Графом условия. Убедительно пригрозив ему еще раз лютой смертью, разбойники освобождают Графа от сети и предоставляют ему полную свободу движений.
Я, было, подумал, что сейчас мне представится возможность узнать, что же такое "пин". Но Граф, подойдя к огромному сундуку, без всяких видимых затруднений просто распахивает его крышку.
И тут на Сцене происходит что-то, на мой взгляд, нелепое. Все три разбойника, как по команде, дружно суются в открытый Графом сундук, скрывшись в его поместительном нутре практически по пояс. О существовании Графа они, вероятно, просто забыли. Потом происходит следующее. Граф, без особой на то спешки, поочередно берет каждого из злодеев за ноги, и опрокидывает внутрь сундука. При этом разбойники не проявляют никакого сопротивления, а кротко предоставляют возможность весьма нерасторопному Графу эффектным жестом захлопнуть крышку сундука. После чего этот персонаж с торжествующим видом взгромождается поверх нее.
— "Вот алчности достойные плоды!" — сидя на крышке сундука, объявляет Граф, обращаясь непосредственно к зрительному залу. — "Вот истинный итог злонравья!"
И, вскинув руку куда-то в сторону потолка, застывает в этой патетической позе.
Овации потрясают зал! Все три десятка зрителей дружно, в едином порыве, стоя рукоплещут Графу.
— Браво! Браво! — несутся на сцену восторженные восклицания свидетелей графского триумфа. Я с большим воодушевлением спешу присоединиться к всеобщему восторженному порыву.
Немного погодя Сцену снова заволакивает занавес. Однако при этом аплодисменты не прекращаются. И, как оказалось, не напрасно, ибо через какое-то время занавес вновь разъезжается в стороны, обнаружив на Сцене всех актеров — и Короля, и Графа, и Генерала, и Герцога, и даже трех разбойников, которые, как видно, были очень даже довольны той незавидной участью, что постигла их совсем еще недавно.
Овации зрительного зала усиливаются, и восторженные возгласы звучат с новой силой.
Артисты на Сцене, выстроившись в ряд лицом к публике, берутся за руки и кланяются зрителям. Потом, сделав по Сцене несколько шагов вперед, и остановившись у самого ее края, вновь совершают общий поклон.
— Молодцы! — кричит им кто-то из зрителей.
— Спасибо! — вторит ему чей-то женский возглас.
— Браво!! — почти хором выкрикивают сразу несколько голосов.
Артисты в ответ машут нам со Сцены руками, и шлют своим восторженным поклонникам воздушные поцелуи. Всеобщая атмосфера ликования наполняет Актовый Зал!
Занавес, наконец, полностью скрывает и Сцену, и находящихся на ней актеров. В зрительном зале вновь зажигается свет. Я наблюдаю, как зрители неспешно начинают покидать зрительный зал. Я гляжу в их лица, и замечаю там явные признаки тех же самых переживаний, что испытываю сам. Я вижу в блеске их глаз еще не угасшее возбуждение, и готов разделить их острое сожаление, что такое увлекательное и яркое театральное действо закончилось.
С большой неохотой покинув Актовый Зал, я обнаруживаю, что публика не торопится разойтись. Все стоят где-то тут же, в непосредственной близости от массивных двустворчатых дверей с загадочной надписью над ними. Зрители не спешат покинуть созданную на Сцене реальность, не спешат вернуться в обыденную свою жизнь. Они живо обмениваются своими впечатлениями от только что увиденного на Сцене.
Мне тоже хотелось бы с кем-нибудь поделиться своими впечатлениями. Но еще больше — выслушать впечатления сторонние.
Я скромно занимаю место немного в стороне от скопища недавних зрителей, среди которых мне почти никто не известен. Я получаю возможность наблюдать обсуждение Пьесы со стороны. Правда, из всего многоголосия этих знатоков театрального искусства, я могу уловить лишь некоторые фрагменты высказываний.
— А Граф-то, того! Молодец! — восхищенно приговаривает какой-то усач представительного вида. — Не растерялся! Эк он их всех!
— Да это все было специально подстроено! — то ли возражает, то ли развивает далее эту мысль его худощавый собеседник.
— Какая разница! — миролюбиво заявляет молодая, привлекательная дама в яркой и пестрой одежде. — Главное, красиво! Высокохудожественно!
— Да уж! — замечает саркастически еще кто-то, скрытый от моего взора. — Только вот тебя зря на Сцене не было! Для повышения высокохудожественности!
Это высказывание служит сигналом к взрыву всеобщего веселья.
— Теперь уж Король, как честный человек, просто обязан дочку свою замуж за Графа отдать! — высказывает свое мнение какая-то женщина, стоящая ко мне спиной.
— Э, не скажи! — тут же возражают ей. — Все не так просто! Король еще устроит потеху! Вот, говорят, в Пьесе скоро новый персонаж появится, тоже героического типа... Как знать...
Женщина, не настаивая на своем мнении, только пожимает плечами.
Как раз в этот момент из Актового Зала начинают появляться давешние герои Сцены. И среди них — Барон. Теперь он вновь, как и все остальные в этой компании, в своей обычной одежде, в которой смотрится совсем не так импозантно, как на Сцене. Но такой его облик мне привычнее, ближе и роднее.
— Ну, как? — спрашивает он меня, отводя несколько в сторону от скопления людей. — Наблюдал зрелище? Каковы твои впечатления?
— Фантастика! — перед Бароном я не могу скрыть накопившиеся свои эмоции. — Это просто восхитительно! Великолепно!
— Да? — интересуется у меня Барон несколько скептически. — Тебе действительно понравилось?
Я горячо уверяю его в этом. Он только печально качает головой. А потом снова спрашивает:
— И у тебя не возникло никаких критических замечаний?
Мои восторги заметно тухнут. Я задумываюсь. Барон неумолимо ждет моего ответа.
— Ну... — наконец, молвлю я, растягивая и слова, и фразы. — Разве что... Как-то неестественно все это...
— Вот именно! — горячим шепотом отзывается на эту мою реплику Барон. — Вот именно! Совершенно неестественно!
Я пожимаю плечами.
— Возможно, так и должно быть, — высказываю я осторожное мнение. — Это ведь Пьеса...
Барон меряет меня каким-то своим недоверчивым взглядом, и я сразу понимаю, что сказал что-то не то.
— Ладно, — тут же смягчается Барон. — На эту тему мы с тобой когда-нибудь позже поговорим!
— Когда — позже? — переспрашиваю я. Неужели сейчас у нас снова не будет времени на беседу?
— Позже — это значит, потом! А сейчас нам предстоит праздничный ужин! Традиционная торжественная трапеза по случаю успешно сыгранного очередного Акта Пьесы.
— А бывают и неудачно сыгранные Акты? — спрашиваю я у Барона первое, что мне сразу же пришло на ум.
— Нет! — отвечает он, глядя мне прямо в глаза. — У нас все Акты неизменно играются удачно!
Я тоже смотрю ему в глаза, и вижу их странное выражение. Почему-то нет в этом выражении особой гордости за свой и чужой профессионализм. Впрочем, вполне может быть, что мне это просто кажется.
А ведь Барон устал, думаю я. Это ведь я сидел в удобном кресле, и смотрел на Спектакль со стороны. В то время, как он принимал в этом представлении самое живое участие. Творил эту Пьесу. Пусть его роль была сегодня совсем даже незначительная — но она была, и даже к такой роли нужно было тщательно подготовиться, отнестись к ней со всей ответственностью!
А ведь еще — переживания за своих коллег. Чтобы и у них все получилось так, как надо. Чтобы никто не споткнулся, не запнулся, не забыл свои слова. Переживания за само плавное и плановое течение Пьесы!
— Идем! — тем временем говорит мне Барон. — Уже все собираются!
Я обращаю внимание, что достаточно шумная толпа недавних актеров уже пересекла все пространство Центрального Зала и приближается к входу в Обеденный Зал.
— Поторопимся! — подбадривает меня Барон, и мы с ним устремляемся вслед за остальными.
— Только вот что, — спешно инструктирует меня Барон по пути. — Там сейчас будут пить всякие напитки, прямо скажем, специфические. Моя тебе настоятельная рекомендация — не злоупотреблять!
Снова какие-то загадки, вновь какие-то правила! Барон продолжает:
— Поверь мне, от чрезмерного употребления этих напитков тебе будет один сплошной вред!
— Почему? — спрашиваю я его простодушно.
— Потому что ты к ним привычки не имеешь, — ответствует Барон, а потом добавляет. — Попробовать можешь, но не слишком много. А то последствия могут быть самыми печальными. Но я надеюсь на твое благоразумие!
С такими вот словами он входит в двери Обеденного Зала, а я — за ним.
В Обеденном Зале на столах нельзя не заметить присутствия изящной посуды. Также обращают на себя внимание и большое количество разнообразных, изысканно расставленных на столе, аппетитно пахнущих и выглядевших блюд. Таких кушаний я еще не видел, и, конечно же, еще не пробовал.
И еще на столе стоят бутылки. Их предназначение до некоторого времени оставалось мне неизвестным.
Одежда Слуги и Служанки сияет ослепительной белизной. Все указывает на большую торжественность предстоящего мероприятия.
