Пешком идти дальше, так как приходится огибать многочисленные лесные болотца и подтопи. К тому же выходишь к Волге гораздо левее устья Медведицы, и потом шагаешь по— над берегом еще километра полтора в сторону села Медведицкого, где и можно договориться с мужиками о лодке.
Река Медведица, село Медведицкое — возможно раньше косолапых хищников в здешних лесах было немерено. Теперь медведей тут нет. Но бог миловал, оставил другое зверье, какое в иных местах поищешь, да и не найдешь.
Капитан Пилюгин и Федор выбрали сухопутный путь. Больше из-за осторожности, чтобы с берега не увидели, куда они направляются на лодке. Идти до Волги пешком предложил, конечно же, Владимир Семенович. Это он опасался лишних глаз, несмотря на возражения Арбузова: "Наплевать всем на все, в том числе и на себя, давным-давно, полная апатия".
Топали по пыльной, пахнущей прелой болотной травой дороге быстро, не разговаривая. На опушке столкнулись нос к носу с москвичкой — дачницей Анастасией Кондратьевной Молочковой. Невысокая тридцатилетняя женщина с оттопыренными ушами, невероятно пухлыми, до неприличия, губками и с вечно диким, испуганным взглядом еще в конце прошлого лета заказала Федору небольшой сруб с крылечком. Федор смастерил фундамент, поднял стены и даже наладил стропила под крышу. Но, у Молочковой закончились деньги, и с зимы никакого строительного материала она не привозила. От постоянного ветра с реки, а участок Анастасии Кондратьевны находился на берегу, стропила съехали с несущей балки и где-то сбоку верхними своими концами собрались в пучок. Незаконченное строение теперь напоминало вигвам Змеиного Глаза, но никак не походило на летний домик.
-Столько трудов, столько трудов, — увидев Федора, запричитала Молочкова,— нужно в наше время затратить, чтобы добыть копейку. Но мне удача улыбнулась, я заработала, причем собственными ногами.
Владимир Семенович недоверчиво покосился на ее короткие, кривые ножки.
— Курьером устроилась в издательство, и теперь мне платят долларами,— пояснила Анастасия Кондратьевна.— Целых двести в прошлом месяце отвалили. Так что я уже заказала рубероид и вагонку. Вы, Федор Иванович, надеюсь, продолжите строительство?
Чтобы поскорее отвязаться от назойливой бабы, которая так и не заплатила еще за фундамент, стены и стропила, Федор лишь кивнул, как дрессированный конь, собираясь пройти мимо. Однако Молочкова крепко вцепилась ему в куртку пухленькими пальчиками, и хитро глядя на Пилюгина, игриво спросила:
-А что же это вы, Федор Иванович, меня со своим товарищем не познакомите? Такой интересный мужчина появился в наших краях!
Федор затоптался на месте, открыл, было, рот, но так и не сообразив, что ответить, вопросительно посмотрел на капитана. Особист, ничтоже сумнящеся, неспешно нацепил на нос свои диоптрические линзы, внимательно оглядел сквозь толстые стекла нахальную тетку.
-Моя фамилия, как писали классики советской литературы, слишком широко известна, чтобы о ней лишний раз, распространяться, — нехорошо улыбнулся, Владимир, Семенович.— Скажу, лишь, что я чиновник из центра и проверяю законность использования строительных материалов фермерами, дачниками и всего остального живущего здесь народа. А зовут меня Владимир Семенович Пилюгин. У вас есть соответствующие бумаги на приобретенный лес?
Глаза Анастасии Кондратьевны сразу потухли, в них заклубилась тоска. Как большинство дачников, она покупала лес у спекулянтов-барыг, по дешевке. Молочкова испугано взглянула на Федора, и тот снова кивнул, подтверждая, что так оно и есть.
-Бумаги имеются, но они там,— женщина махнула рукой в неопределенную сторону.
-Вот когда они будут здесь, тогда и продолжим беседу, — клацнул зубами Пилюгин,— а сейчас мы с гражданином Арбузовым торопимся по важному государственному делу.
-Что это за чудовище?— спросил отставной капитан, когда единомышленники вошли в сосновый лес.
-А-а,— поморщился Федор,— чудная тетка. Зря только связался с ней. Кстати, все псаломные песни знает. Напьется по праздникам портвейна и орет дурным голосом на всю округу: "Святый боже, святый крепкий, святый бессмертный, помилуй нас..."
-Богомольная что ли?
-Да нет, просто дура. Один раз комиссию из общества охотников и рыболовов напугала. Мужики у Вальки шашлыки жарили, а она как затянула очередной псалом! Подумали, что байкеры какие или скинхеды в лесу расположились, и хулиганничают. Даже мне иногда боязно, ее вопли слушать.
-Где же она живет, дом-то не достроен?
-Когда непогода, в доме Евстигнеева перебивается, все одно пустует, а так шалаш себе на опушке соорудила, ей много не надо. Странная баба, даже палатку себе купить не может, а решила дом строить.
Капитан Пилюгин задумчиво сдвинул брови.
— Кто такой Евстигнеев?
-Был тут один фермер. Да, впрочем, какой фермер! Такой же, как и я. Только у меня хоть бык есть, а у него один трактор сломанный имелся. Утоп он по пьяни или сам утопился, теперь не узнаешь. Слышал я, что он тоже когда-то в вашей системе работал.
-Подожди,— Пилюгин резко остановился.— Я тебе говорил, что у моего отца был адъютант по фамилии Евстигнеев. Ну, тот, который мне в Вышку помог поступить.
-Так ты думаешь это тот самый Евстигнеев? Да мало ли Евстигнеевых в органах служило!
-А давно он у вас в деревне обосновался?
-Дом купил давно, но приезжал сюда только в отпуск. А постоянно осел здесь года четыре назад. Да, точно, сразу после путча.
-Вот, вот...— протянул Пилюгин. — Ладно, пошли быстрее, а то до вечера на остров не попадем.
Лодку взяли у бывшего бакенщика Николая Ивановича. Выпросили так же и штыковую лопату. Тот не стал задавать лишних вопросов зачем, для чего. Молча сунул во внутренний карман пиджака выданную Лоскутным купюру и поковылял, опираясь на палку, кормить кур.
От берега отчалили, когда солнце уже стояло в зените. На реке было тихо, спокойно и пусто. Лишь на горизонте, в стороне Белого городка в крутой песчаный яр уперлась, не подававшая никаких признаков жизни, ржавая баржа.
Федор греб умело, глубоко в воду весла не опускал, а отталкивался от нее легко, упруго, почти не поднимая брызг. Гадючий остров вынырнул из-за мыса как-то внезапно и сразу навалился на душу Пилюгина всей своей дремучей тяжестью. Берега острова, плотно заросшие камышом и осокой, переходили в густые темно-зеленые кусты, а за ними торчали кривые, с черными дуплами в стволах, деревья.
-Неприятная земля,— заерзал на скамейке Пилюгин, поправляя очки.— Прямо Амазония какая-то. А где же малый островок?
-Там, подальше. Он почти сросся с Гадючьим, но к нему самому не поплывем, высадиться не сможем. Там берега — сплошная топь.
Лодка медленно пробилась сквозь плотную речную поросль и, шурша о дно, причалила к берегу. Федор втащил ее повыше и, достав большой охотничий нож, направился в лес.
-Сначала слеги нарубим, — сказал он Пилюгину,— без них мы через болото не пройдем.
— Что-то могучего дуба не видно. Где этот скрипторий?
-Скрипторий? — не понял Федор.
-Ну, то место, где Налимов сочинял свою грамоту.
-Может, он и не здесь ее писал.
-Не важно.
-Дуб на противоположном берегу, нам к нему тоже через болото идти.
По хлюпающей и булькающей хляби пробирались осторожно. Пилюгин, до этого лишь по книгам и фильмам знавший, что такое настоящее болото, без конца матерился. Его сапоги почти по самый обрез проваливались в зловонную жижу, но от Федора он не отставал, ступал след в след.
Минут через двадцать выбрались на плотную поляну, чуть в стороне от которой, ближе к берегу Волги, упирался в небо мощными ветвями гигантский дуб. В основании он больше походил на скалу, поросшую редкими кустами. Тяжело налитые, переплетенные между собой корни, образовывали широкую нишу.
Подойдя поближе, Пилюгин увидел, что нора за нишей уходит под дерево глубоко внутрь. Там, в чреве древнего дуба было темно и страшно.
-А что, на острове действительно полно змей?— спросил капитан, облизывая пересохшие губы и поглаживая рукой ствол многовекового дерева.
Федор не ответил, включил фонарик и, опустившись на четвереньки, пополз в отверстие.
-Здесь целая квартира! — наконец раздался его радостный и возбужденный голос,— давай сюда, капитан.
В деревянной пещере было действительно просторно. Здесь свободно могли уместиться человек десять, причем стоя и раскинув в стороны руки. В сводах корневищ были выдолблены углубления, разные по ширине и глубине. Вероятно, в них отшельник Иорадион хранил какую-то утварь. Кое— где, все еще из живого ствола торчали ржавые гвозди с треугольными шляпками.
Владимир Семенович взялся за один из гвоздей, и тот рассыпался в прах.
-Ну-ка посвети сюда.
Федор перевел луч в то место, на которое указал Пилюгин. Здесь, похожий на жирного удава корень, обвивал верхнюю часть дубовой пещеры.
На корне было вырезано: "+ СЕ АГНЕЦЪ БОЖIЙ ВЗЕМЛАЙ ГРЪХИ ВСЕГО МИРА".
-Что это такое?— тихо, словно боясь разбудить спящего в глубине старца, спросил Федор.
-Это означает, Федор Иванович, что мы не ошиблись. В сей норе действительно когда-то жил отшельник. И, судя по тому, что он умел писать, далеко не простого роду племени. В средние века грамотой владели только монахи да дьяки. Иногда знатные князья и бояре. Надпись доказывает, что вся история с заряйкой правда. "Вземлай грехи всего мира" — прочел медленно Пилюгин. — Грехи человеческие боярин искупал здесь собственными страданиями, как Иисус Христос. Во всяком случае, он так думал. Видишь эти буквы?
Чуть в стороне Федор действительно разглядел аккуратно вырезанные на дубе знаки: " Ц СЛ и IС ХС".
-Если я не ошибаюсь, это — Царь Славы Иисус Христос,— пояснил капитан.
Никак не мог оторваться Федор от древней вязи. Он живо себе представил, как много веков назад здесь сидел старый, скрюченный, совсем седой отшельник и ковырял ножом ствол дуба, вырезая заветные слова. А там за островом, не торопливо, как воды Волги протекал пятнадцатый век. Князья, стрельцы, бояре, бог ты мой, всего этого не возможно до конца осознать, как бесконечность Вселенной! Дуб-великан так же крепко упирается корнями в землю и, по большому счету, на все ему было наплевать. И на стрельцов и на князей и на копошащегося когда-то под ним отшельника. Он вечен и это для него главное.
Арбузов перевел луч фонаря себе под ноги.
— Нести лопату?
-Покопаться здесь мы еще успеем, — капитан весь сиял от столь удачного развития событий,— а сейчас нужно идти на малый остров, за кинжалом.
На малом острове, до которого шли вброд уже по подводной трясине, их ждало разочарование.
-И как мне раньше в голову не пришло!— сокрушался Пилюгин, — почти пятьдесят лет прошло с тех пор, как Ознален Глянцев спрятал здесь серебряный кинжал. Ну, где теперь найдешь нужную нам ольху? Здесь кругом ольха, а та, поди, сгнила давно.
-Гляди, капитан! — Федор указал лопатой на глубокую яму возле кряжистого пня.— Здесь кто-то уже до нас побывал.
Пилюгин подошел к яме, принялся ее осматривать.
-Судя по тому, как она заросла, ей уже несколько лет, ну точно. " У крайней справа ольхи, если стоять лицом к Медведице",— прошептал капитан в точности запомненные слова отца".— Справа больше никаких пней не видно. Наверное, здесь и был спрятан кинжал. Кто же это нас опередил?
Опустившись на четвереньки, Пилюгин стал ладонями, словно искал мину, ощупывать травянистую почву возле ямы. Он ползал по земле минут пять, а затем, наконец, разогнулся. В руке капитан держал какую-то коричневую трубочку с тускло поблескивающим золотистым ободком.
-Посмотри, Федор, это, кажется, мундштук и, причем ручной работы.
-Мундштук, — согласился Федор,— и я даже знаю чей.
-Евстигнеева?
-Его. Он любил из вишневых корней мундштуки вырезать. Хобби у него такое было. Его курилки, он так называл свои мундштуки, с другими не перепутаешь. Евстигнеев всегда раскаленным гвоздем личное клеймо выжигал. Вот, видите буква "Е"?
— У него семья была?
-Нет, один, как сыч жил.
-Так, значит, Евстигнеев откуда-то пронюхал про кинжал. Можно предположить, что он подслушал разговор моего отца с Глянцевым во время одного из допросов. Но почему он только недавно выкопал кинжал?
— Вы думаете,— Федор даже опять перешел на "вы", — адъютант вашего отца и наш Евстигнеев...
— Теперь нет сомнений.
-Вот как бывает. Ну,...вероятно он забыл про кинжал, а пару лет назад и вспомнил.
-Э-э, нет, про такие вещи не забывают. К тому же он не случайно купил дом именно в Старых Миголощах. Знал бы раньше, навел бы справки на Евстигнеева, а теперь в архив не сунешься.
-Тогда другой вариант,— Федор как копье вонзил лопату в заросшую яму.— Александр Карлович нашел кинжал еще в пятидесятые годы, но все это время хранил его здесь, подальше от посторонних глаз. Он же знал, что Глянцев умер в психиатрической больнице, а твой отец за ним не сунется. Только перед смертью Евстигнеев забрал кинжал. Потому и яму не прикопал.
-Почему же он, по-твоему, не боялся, что после отсидки отец не заявится на Гадючий остров?
-А Евстигнеев не приезжал, часом, к нему в тюрьму? — не отвечая на вопрос, спросил Федор.
-Да, он был у него под Свердловском, кажется, в 62-м году, когда еще работал в органах. Но о подробностях их разговора мне отец ничего не рассказывал.
-Я думаю, что именно тогда Евстигнеев и предупредил твоего батюшку, чтобы о кинжале он забыл. Может быть даже, грозился возбудить против него еще одно дело.
Пилюгин от удивления приоткрыл рот.
-Ты, Федор, просто поражаешь меня своими дедуктивными способностями. Молодец! Теперь остается выяснить, куда Евстигнеев дел этот кинжал. Не пропил же он его, в конце — концов?
-Вряд ли. Александр Карлович вообще пил немного. Лишь в последнее время начал зашибать по— нашему, по-деревенски, когда стало ясно, что с фермерством у него ничего не получится.
-Вряд ли для него это было поводом для расстройства. Скорее всего, у Евстигнеева что-то не складывалось с заряйкой. Может, он и обнаружил в кинжале какой-то ключ к разгадке похмельного рецепта, но у него не было главного-самого рецепта боярина Налимова. Ключ был, а замка не было.
-Да, но отшельник писал, что он только сам раскроет эту тайну из тайн,— возразил Федоров.
-Вот именно. И этого Евстигнеев не знал. К тому же я не уверен, что в клинке хранилось что-то очень важное. Вполне вероятно, он даже не принадлежал Налимову.
-А кому тогда?
-Пока мы не найдем кинжал, ответа на этот вопрос у нас не будет. Нужно искать нож и знаешь где?
-В доме Евстигнеева.
-Правильно. Как ты говоришь, москвичку твою с кривыми ногами зовут? Ну, ту, которую мы сегодня встретили.
-Анастасия Молочкова.
-Кажется, непогода надвигается,— Пилюгин взглянул на нахмурившееся небо,— значит, ночевать Настенька пойдет к Евстигнееву. Сейчас зайдем в магазин за коньяком и шампанским, а вечером, как бы ненароком, заглянем к ней на огонек. Хотя в деревне и мало народа, но без повода в чужом, даже и заброшенном доме, светиться нам ни к чему.
