Человек без прошлого

Перссон какое-то время сидел молча, постукивая пальцами по столу и что-то обдумывая, потом спросил:

— Вы точно уверены, что он не связан с московским правителем или только так считаете?

— Я точно уверен! Парень горит желанием увидеть тринидадцев своими глазами, а ещё он прибыл сюда по настоянию отца, за девушкой, которая, с прошлого лета, проживает у Альмы Зиверс.

— А его слуга, которого вы назвали варваром! Кто он?

— О, это типичный дикарь! Он сильно покалечил моих людей во время последней стычки. Тем удалось скрыться с большим трудом. Правда, и мои люди помяли его неплохо.

— Значит, говорите, не подходят они нам... — Перссон встал со стула и принялся расхаживать по комнате, заложив руки за спиной ладонями в 'замок'. При этом продолжая размышлять о чем-то своём.

Коэрт наблюдал за ним со своего места и молчал, справедливо рассудив, что лишние вопросы ни к чему. Этот человек был что-то вроде его координатора и важным звеном между ним и хозяином. Прочем, имя хозяина Коэрт также не знал. Да он вообще ничего не знал о хозяине. Но лишних вопросов предпочитал не задавать. Главное платят, и платят очень хорошо. И какая разница на кого ты работаешь. Не зря же умные люди говорят: 'Меньше знаешь — крепче спишь'. И дольше проживешь. Сам Коэрт не был простым исполнителем, он имел собственную сколоченную группу в меру преданных людей. Почему в меру преданных? Да потому что они годились только на то, чтобы собрать нужные ему, Коэрту, сведения, при этом ни капли, не рискуя жизнью. За кем-то незаметно проследить. Да, учинить разбой, заранее зная, что подобное бесчинство им сойдет с рук. Но на что-то более серьезное, они, к его, Коэрта, сожалению, не годились.

Перссон остановился и, резко развернувшись в пол оборота к собеседнику, сказал:

— Но, всё же, этот Хартманн имеет отношение к известной купеческой фамилии в Гамбурге! Я вас правильно понял?!

— Да, вы поняли меня правильно, — ответил Коэрт.

— При этом родился он в стране московитов! Где один из его близких родственников занимает высокий пост при дворе московского царя.

— Абсолютно верно! Его отец владеет ткацким производством и шьет форменные платья для войска царя Алексея Романова. Да и не только платья! За дела свои и обласкан им!

— Так только эти два факта говорят о том, что он идеально подходит нам! В особенности, как 'подсадная утка' в покушении на первого лица тринидадских пришельцев! — высказался Перссон, даже излишне эмоционально, что за ним редко, когда водилось, а затем спросил, — или вы рассчитывали предложить ему выступить исполнителем покушения лично?!

— В том случае, если бы подтвердился тот факт, что он и вправду царский посланник. Тогда я, может быть, и нашел способ чем его шантажировать. Но, на данный момент, подобного у меня и в мыслях нет!

— А если, всё же попытаться предложить? Пообещать много денег! ведь жажда лёгкой наживы может делать чудеса!

— Не в этом случае, дорогой герр Перссон! Я же говорил уже, что он по сути — мальчишка, с ветром романтики в голове! Да и слуга его... вербовка только навредит! Не годный материал...

Перссон снова, в раздумье, заходил по комнате. Но теперь он, поднёс ладони, сложенные пальцами в замок, к собственному носу и легонько, в ритм, постукивал ими по верхней губе.

— Значит так! К общему нашему сожалению, времени уже нет, — заговорил Перссон, остановившись напротив с сидевшим Коэртом, — а значит, будем использовать этого бедолагу в тёмную. Как? Расскажу вам позже. А сейчас у вас будет ответственная задача! Вы, наверное, уже в курсе, что в Гамбург, на двух больших судах, прибыли тринидадцы?

— Да, что-то слышал об этом...

— Так вот, нужно сделать так, чтобы этот самый Хартманн загорелся огромным желанием посетить Тринидад на борту одного из этих судов, — Перссон, с нескрываемым удовлетворением, смотрел как у его собеседника вытягивается лицо от недоумения и нарастающего удивления, — да, да, Коэрт и как это сделать-ваша задача! Думаю, тут трудностей не возникнет. Ведь он из Московии, а как утверждают наши агенты, их язык близок к языку пришельцев. Да и много ли московитов вы встретите, нынче, в Гамбурге? Тем более тех, которые сами ищут встречи тринидадскими колдунами! Возможно, он сможет завести знакомство с самим Кортесом! Чем черт не шутит, когда бог спит! Надеюсь, вы найдете способ как это организовать, герр Коэрт! — он, в свою очередь, так же выделил слово 'герр', едва сдержав вырвавшийся было смешок, — и советую вам поторопиться, так как сегодня в порту случится нечто, что может заставить пришельцев спешно уходить из города!

Коэрту ничего не оставалось делать, как кивать головой, соглашаясь. А Перссон продолжал:

— И вы тоже не затягивайте с отплытием на Тринидад. Ибо без вас там не справиться, — он достал из-за пазухи конверт, затем увесистый денежный кисет и протянул его собеседнику, — это письмо отдадите герцогу, он вам поможет по мере своих сил. Деньги вам, за безупречную службу.

— Что за герцог?! — переспросил, сбитый с толку, Коэрт.

— Не важно! Я имею в виду первого посла Английского представительства на Тринидаде. Кто он, вам знать нет нужды. Да и вмешивать его в игру напрямую чревато! Ну а после успешного завершения нашего общего дела, он же вам сможет помочь оттуда убраться. И это письмо видеть до поры никто не должен! Зашейте его в подкладку камзола, спрячьте на дно сундука, да что угодно, но, кроме герцога, никто письмо видеть не должен, в противном случае просто уничтожьте его.

— Сделаю, не в первый раз!

— Да и ещё! Хозяин просил передать на словах вам лично: опасайтесь встречи с первой леди Тринидада. Проще говоря, избегайте общения с женой адмирала Кортеса. Будет лучше если она о вашем присутствии в Форте-Россе вообще не узнает!

— Ну если так будет лучше, то значит не узнает! — ответил Коэрт с улыбкой. Интересоваться почему именно он должен опасаться сеньору Веласкес, о которой он был наслышан немало, а в частности, как об её способности к врачеванию, не стал.

— Успехов вам, герр Коэрт! — с этими словами Перссон подхватил шляпу со стола и, махнув рукой на прощание, удалился из комнаты.

7

На палубе, вдоль фальшборта, лицом к набережной, стояли, выстроенные в одну шеренгу, бойцы с оружием на изготовку. Подошел Топалов, в сопровождении своих спутников, и спецназовцы расступились, пропуская негоцианта вперед. Домингес, как и полагается командиру, занял место с правой стороны шеренги.

На набережной столпился разномастный народ. Юрий тут же прикинул на вскидку общее количество людей. Человек от трёхсот до полутысячи, немало по нынешним временам. Если учесть, что население Гамбурга, на 1673 год, едва перевалило за 40 тысяч.

Толпа, заметив прибывших на палубу людей, сразу же загалдела. В сторону барка полетели оскорбительные выкрики, а самые ретивые махали кулаками, некоторые даже размахивали палками и массивными дубинками. Но приближаться к судну люди не спешили. Выдерживая дистанцию в пару десятков метров, они то и дело кидали настороженные взгляды в сторону бойцов, в странных серо-зеленых пятнистых одеяниях, облаченных в мягкие кирасы и вооруженных невиданным, для обывателей, оружием.

— Обрати внимание, — зашептал на ухо Юрию Свечин, — не тянет это толпа на добропорядочных бюргеров, по крайней мере большая её часть! Одеты абы как, кто во что горазд! — он едва заметно повёл подбородком в сторону 'протестующих' и продолжил, — а если посмотреть повнимательнее, то заметишь среди них слишком уж активных субъектов! Кстати, одетых поприличнее остальных. Явно координаторы! Ну не дать не взять, всё как у нас!

— Да, блин, прям таки революция роз, твою мать! — тихо сказал Юрий и в сердцах выругался.

— Протест портового масштаба! — добавил в тему Густав Лемке.

— Давайте поинтересуемся чем тут местный плебс недоволен, — сказал Юрий и, повысив голос, обратился к столпившимся на набережной горожанам, — Я подданный Русской Америки и негоциант Юрий Топалов, владелец этих судов. Могу ли я знать, что тут происходит и чем вы, собственно, недовольны?

Толпа, как по команде, загудела ещё громче, из-за чего до, стоящих на борту барка, людей долетали лишь отдельные фразы и слова, а остальное тонуло в общем гвалте:

— Тринидадские колдуны... воры... проклятые пришельцы... негодяи... приспешники сатаны... колдуны... приспешники... воры... воры... воры...

Кто-то ткнул Юрия в плечо. Он обернулся и увидел за спиной своего слугу Маноло с крайне озабоченным лицом. Старик протягивал ему рупор, ещё одно простое и незаменимое устройство, производство которого наладили на Тринидаде. Юрий взял из его рук прибор, почти метровую трубу в форме усечённого конуса и, развернувшись к набережной, направил на в миг оторопевшую толпу. Не понятный предмет, неожиданно появившийся в руках пришельца, заставил всех занервничать, а некоторых, так и вообще оцепенеть от страха. Людская масса заколыхалась, готовая в любой момент рассыпаться и броситься прочь от пристани.

— Что же вы, люди добрые, в нас нечистую силу видите-то? — прокричал негоциант на немецком языке в рупор, — или не допускаете вы в сим, божьего знамения? Может вы сомневаетесь в несокрушимой воле и могуществе господа нашего, перед силой нечистою? А ежели так, то кто вы сами? Безбожники? Еретики? Или всё же благочестивые христиане?!

Над людьми повисла безмолвная тишина, нарушаемая лишь криком чаек и шумом разбивающихся волн об деревянные борта, стоящих у пирсов кораблей. Юрий не преминул воспользоваться затишьем. Он, на вскидку, выделил из толпы мужчину, одетого поприличнее большинства, возможного зачинщика и координатора, и бесцеремонно ткнул в него пальцем.

— Вот вы, — обратился он к оторопевшему мужчине, — да, да вы, герр в сером плаще и несуразной шляпе с большими полями, ответь мне, почему вы называете нас ворами и негодяями? Разве кто-то из нас у вас лично что-то украл?!

Мужчина стоял неподвижно, словно пришпиленный осиновым колом к полу, глупо взирая на Топалова. Становилось ясно, он не ответит негоцианту, возможно из-за страха, его сковавшего, а возможно из-за недопонимания. Но тут случилось неожиданное. Голос подал стоявший за спиной мужчины, пожилого вида человек, одетый в непонятного, из-за крайней изношенности, цвета, колет и широкие залатанные штаны.

— Вы грабите нас непосильными ценами! — закричал он, — сами же, в городскую казну, не платите ни ржавого пфеннига!

— Непосильными ценами? Это как, позвольте узнать? — спросил Топалов.

— Так вы продаёте товары или за испанские песо, которые в Гамбурге днём со гнём не сыщешь, или за талеры, но приравненных к трём, четырём талерам к одному песо! А наши товары скупаете за талеры уже со счетом один к одному! Разве это не воровство? Ни один, даже самый подлый бригант1, так не поступит! А вы имеете наглость поступать именно так!!!

Похоже Юрий ошибся. Пожалуй, именно этот пожилой невзрачный человечек и есть провокатор. Так уж он эпично выдаёт всю эту несусветную чушь. У простого бюргера просто слов бы не нашлось такое выдать.

— Боже, вразуми этих людей, ибо не ведают они что творят! — голосом пастора пробасил в рупор Топалов, — ответьте мне, кто-нибудь из вас, тут стоящих, стал бы покупать у лавочника хлеб за талер, когда в лавке через дорогу его можно купить всего за пару пфеннигов? — по толпе пробежался ропот, а Юрий продолжал, — ответ напрашивается сам собой: вы пойдете в лавку через дорогу! Всё что вам внушают несознательные бюргеры, полная чушь! Торгуем мы честно и в любой монете. И цены мы не завышаем! Так как нету в этом смысла! Ибо, попросту, у нас товар никто не брал бы! И пошлины мы платим, как и все, в соответствии с новым ганзейским статутом.

Было видно, что люди, заполонившие набережную у пришвартованных барков, находились в смятении. Где-то, то тут, то там, разгорались споры между 'протестующими'.

— Ну ты задвинул! — восторженно зашептал Юрию на ухо Свечин, — тебе думским священнослужителем быть надо!

— Это ещё не задвинул! — хитро улыбаясь прошептал Юрий, и, обращаясь к толпе, продолжил свою 'пасторскую' речь, — более того, чтобы растерять ваше христианское доверие и не позволить более злым языкам затуманить ваш светлый ум. Завтра после обеда... слышите вы меня?! Завтра после обеда, прямо здесь, у трапа 'Фортуны', мы начнем раздавать страждущим и самым бедным горожанам по фунту сахара и по два фунта маисовой муки в одни руки совершенно бесплатно! Слышите-ли вы меня?! Совершенно бесплатно, в одни руки! По фунту сахара и по два фунта маисовой муки!

По толпе пробежался гул одобрения и, хотя местами ещё доносились протестующие голоса, призывающие опомниться и не верить сладким речам пришельцев, люди уже их не слушали. Как всё-таки мало надо человеку чтобы поменять свою точку зрения.

— Ты нас так разоришь! — зашептал Свечин, — с пустыми карманами по миру́ пустишь!

— Не переживай, не разорю! Пару тонн сахара и муки погоды не делают. Раздадим, не обеднеем!

То, что произошло далее, было настолько стремительным, что ни Юрий, ни Владимир, ни Густав не успели ни только испугаться, но даже осознать случившееся. Где-то справа, раздался крик Домингеса:

— Берегись!

И Юрий, вдруг ощутил, как палуба стремительно уходит из-под ног, а он, окончательно потеряв опору, падает спиной назад, нелепо раскинув руки в стороны. До слуха донёсся резкий звук, то ли пистолетного, то ли ружейного выстрела, а взгляд упёрся в ясное, безоблачное небо. На миг он, собственной кожей на лице, ощутил тугую горячую струю воздуха, обдавшую его жаром, словно вестник скорой смерти. И вот Юрий, чувствительно приложившись затылком об деревянный настил палубы, уже лежит на полу. Рядом, почти синхронно, свалились Свечин и Лемке и их всех вместе накрывая всем своим телом бойцы тринидадского спецназа. И снова, где-то справа раздаются характерные хлопки выстрелов, которые Юрий не спутает ни с чем, то были выстрелы из 'Парабеллума' Люгера Р-8.

Со стороны набережной раздаются панические крики и топот ног покидающих набережную людей. И вот, сквозь этот шум, до Топалова доносится испуганный вопль Микаэлы, больно резанувший его слух...

— Отбой тревоги! — донесся крик Домингеса.

Боец, придавивший Топалова, резво вскочил на ноги и с виноватым видом протянул негоцианту руку, дабы помочь тому подняться. Едва Юрий оказался на ногах, как на его шее повисла жена и обхватив руками голову, принялась покрывать поцелуями его лицо. Оказывается, всё это время она стояла на палубе, чуть поодаль, у них за спиной. Юрий, всё ещё оглушённый произошедшим, освободился от объятий жены, и огляделся. Понадобилось пары минут чтобы понять, что произошло.

Набережная быстро пустела. Люди старались, как можно скорее, убраться как можно подальше от опасного места, а посреди набережной, лежал, скрючившись в неестественной позе, тот самый человек в сером плаще и в несуразной шляпе с большими полями. Впрочем, сейчас шляпа лежала чуть поодаль. Рядом с трупом, под правой рукой, лежал дульнозарядный замковый пистолет.