В машине выслушал совместное бурчание Ретлуева и Лехи, на пропущенную тренировку, которую я прогулял по вокзалам под предлогом неотложный семейных проблем. Насторожило, что Леха бурчал всерьез, а вот Ретлуев читал нотацию для вида, без огонька и особого недовольства. Это надо будет обдумать.

Сегодняшний бой Мисюнаса оставил у меня откровенно тяжкое впечатление. Не было никакой разведки и никакой тактики. Просто он вышел на ринг и методично, но быстро вколотил, в нехилого вида парня, штук двадцать сильнейших ударов. Загнал его в угол и там 'уронил'. Чуть больше половины раунда и дело сделано. Грубо и сверхнадежно.

Зал был покорен. Хлопали все, кроме разве, тренеров проигравшего парня и нашей троицы. Сегодня группа поддержки 'Лундгрена' было еще многочисленней — человек пятнадцать. Вот кто вопил громче и дольше всех!

Мне же достался плотный коренастый пацан, с азиатским разрезом глаз и иссиня-черными волосами. Двигался он резко и быстро, но вот удары, которые я начал пропускать, так же не производили на меня особого впечатления, как и в первом бою. Что ж, надеюсь с Мисюнасом это тоже станет козырем.

Сегодня я решил придерживаться прежней тактики, и продолжил махать широкими крюками. Соперник легко уклонялся, а когда я пару раз специально 'провалился', это вызвало даже смех в зале.

Смешно стало и моему противнику, меня он уже не боялся и выкидывал большое количество ударов, которые я принимал на защиту.

Во втором раунде я, опять решил не тянуть, искушая судьбу а, войдя в клинч с увертливым соперником, обрушил на его корпус россыпь нетяжелых ударов. Отталкивая меня, он открыл правый бок, куда я от души, как по кресту на груше, и засадил короткий боковой. Парень всхлипнул и, рухнув, сложился в позу эмбриона...

Сначала на ринг выскочили наши секунданты, затем подтянулись врачи. Руку мне подняли в верх минут через пять.

Когда я вышел из раздевалки, к ждавшим меня Лехе и Ретлуеву, мы все вместе отправились на выход из спорткомплекса. Около самой входной двери Ретлуева окликнули:

— Ильяс! — мы все втроем оглянулсь. С широкой улыбкой к нам двигался тренер Мисюнаса со свои 'бройлерным' воспитанником.

— Здравствуй, Шота, — без всякой теплоты в голосе, спокойно поздоровался капитан.

— Поздравляю тебя, дорогой, с выходом в финал, — с такой же широкой лыбой продолжил этот Шота — И тебя, джигит, конечно, в первую очередь, — теперь он одарил блеском белых зубов и меня, — Из тебя выйдет отличный боксер, если конечно, ты не передумаешь и не пойдешь в театр, — он жизнерадостно захохотал, — актер из тебя получится не хуже!

Мисюнас тоже улыбнулся и протянул мне руку, а во время рукопожатия сказал:

— До встречи в финале... клоун.

— Доживи еще до финала,— мрачно ответил я, поскольку сейчас все мои мысли были уже абсолютно не о боксе.

Мисюнас, насмешливо смотревший мне в глаза, вздрогнул и выдернул руку.

Шота, перестав улыбаться, шагнул к своему воспитаннику. Слева, горой, тут же придвинулся Леха.

— Брек... — холодный голос Ретлуева заморозил ситуацию, — ведите себя, как мужчины, да... на ринге все выясним.

14.05.78, воскресенье (мой 84-й день в СССР)

Сколько сил мне стоило не взять с собой пистолет, знает только Бог. Инстинкт самосохранения, страх и откровенный мандраж вопили хором: "мудак, возьми оружие!". Мудак не взял. Еле слышное бормотание здравого смысла, все-таки, оказалось сильнее.

Взял деньги и складной туристический нож с несолидными, бирюзового цвета, пластиковыми накладками, но с большим лезвием. Отболтался от мамы, что пошел гулять "с пацанами" и отправился в свою первую, на обе жизни, персональную ВОЙНУ.

В запасе было около трех часов, если верить материалам следствия, но сами материалы напечатаны не были, информация давалась в описании журналиста, так что... могли быть нюансы.

Перед выходом, еще раз, запершись в туалете, просмотрел на айфоне все найденные в инете черно-белые фотографии Григорьева — должен узнать ублюдка. В описании свидетелей указано "тщедушного телосложения", значит должен справиться, особенно если нападу первым и неожиданно.

Порядком малодушничая, вышел из дома и направился на автобусную остановку. Никогда, в своей прежней жизни, мне не приходилось столь откровенно рисковать собственной жизнью.

'Угрожая ножом, неизвестный осуществлял половой акт (включавшее обязательно оральное и анальное совокупление), забирал из квартиры деньги и золотые украшения, после чего отводил изнасилованных девочек в ванну, где заставлял их под своим присмотром принимать душ.' Нехорошо, но больше всего эмоций у меня сейчас вызывали первые два слова, в отпечатавшемся в памяти тексте, из материалов дела.

Вступать в драку, с вооруженным ножом маньяком, мне совершенно не улыбалось. Взрослый мужик, есть взрослый мужик, хоть и "тщедушного телосложения" (из описания свидетелей), но он несколько лет работал дальнобойщиком, а нагрузки там не из легких. В костюме он может и выглядел 'тщедушным', а в реале мог оказаться жилистым и быстрым. Поэтому, я и планировал просто врезать сзади ему по голове и вызвать милицию. Ну, а дальше героический я собираю все 'сливки' на телевизоре и в газетах. Вот как-то так, в первом приближении...

Минут через 5-7 подошел автобус и еще через пятнадцать минут, я с умным видом, рассматривал турники в магазине "Спортивные товары". Идея новизной не блистала и была мною найдена в интернете.

В турниках меня интересовали только перекладины. Я сразу выбрал самую короткую, в полтора метра, довольно увесистую и полую изнутри палку, и всего за 6 рублей 75 копеек стал обладателем собственного "меча джедаев", и креплений к нему.

Никакого пакета советская торговля мне предложить не захотела. Разваливающуюся и мятую картонную коробку безразличная продавщица перевязала тонкой коричневой бечевкой и молча подтолкнула по прилавку ко мне. На всякий случай, надо, чтобы меня хорошо запомнили:

— Благодарю Вас, барышня, Вы очень любезны! Дебелая "барышня", лет тридцати-тридцати пяти ошалело на меня посмотрела и промолчала. Ну, и так сойдет, запомнит идиота, утешился я.

Затем пошел и купил в другом отделе альпинистский карабин, очень уж хорошо тот одевался на мой небольшой кулак, как кастет, и, под конец, потратился на рыжую спортивную сумку из кожзаменителя, с, профильной теперь для меня, надписью "Динамо-80" и олимпийскими кольцами!

Не выходя из магазина, переложил крепления турника и смятую коробку в сумку, и лишь потом, с ножом и карабином в карманах и перекладиной в руке, направился пешком к метро "Василеостровская". За двадцать минут, с одной пересадкой, добрался до станции метро "Технологический институт". Пока ехал, от нечего делать, заметил и убедился опытным путем, что пятачок, разменянный при входе в метро, идеально подходит, чтобы его засунуть в полую перекладину турника. Зародилась мысль заменить мокрый песок на медные 'пятачки'.

При выходе из метро, наменял сколько мог "пятаков". Осторожничал, день выходной и пассажиров было не много, так что не очень хотелось привлечь к себе внимание молоденькой дежурной у турникетов, а тем более, любезничающего с ней, отчаянно рыжеволосого, сержанта милиции.

На улице я нашел безлюдный двор и стал модернизировать свое оружие. На полтора метра "пятачков", конечно, не хватало, поэтому я открыл сумку и оторвал от смятой коробки кусок картона. Плотно его скомкал и при помощи, отломанной от куста, ветки стал заталкивать полученный "пыж" в глубь трубки, сантиметров на двадцать. Затем аккуратно, один за другим, опустил туда все имеющиеся "пятачки" и заделал выходное отверстие еще одним "пыжом" и изолентой, которую прихватил из дома. Вроде палка с утяжелителем получилась солидная, если что — мало не покажется...

Вышел со двора и двинулся по проспекту Москвиной к 8-ой Красноармейской улице, дому номер 8, корпус 1.

На глаза попалась "Аптека", и снова в голове настойчиво возникли мысли, про вооруженного ножом маньяка. Отягощенный этими невеселыми думами, я зашел в аптеку и купил упаковку стерильного бинта, резиновый жгут, стрептоцид и катушку лейкопластыря.

* * *

Когда я нашел нужный дом, обстановка во дворе новой многоквартирной девятиэтажки была самая мирная. На детской площадке царили гомон и веселье, дети возились в песочнице и на горках, мамаши с колясками выгуливали своих карапузов, а разнокалиберные бабушки зорко следили за всем этим благолепием со своих скамеек.

Остаться незамеченным, в такой ситуации, незнакомому человеку даже не стоило надеяться. А посему, я решил не торчать во дворе, а сразу отправиться в тот подъезд, где должна была произойти очередная гнусность и там затихариться.

Запас времени был ещё более полутора часов, поэтому я решил не спешить, и, изучая будущий 'театр военных действий', стал подниматься по лестнице пешком, игнорируя лифт. К тому же надеялся, что медленный и размеренный подъем, позволит мне хоть немного взять себя в руки.

А сделать это было просто необходимо. Меня реально 'плющило и колбасило' от нервов, от страха, от ненависти, от досады...

Да, да и от досады в первую очередь! В той жизни я не был особым спортсменом, но десять лет бесцельных мотаний 'по загранке', проживание преимущественно в жарких странах, охота, дайвинг и периодические занятия в спортзалах, держали меня в приличной физической форме. Рост метр восемьдесят, сто килограммов веса плюс знание азов бокса, делали меня небезопасным оппонентом. Тем досаднее то, что сейчас все это отсутствовало.

А присутствовал тремор рук, трясущиеся коленки, спазмы в животе и ежесекундно крепнущее желание ринуться вниз к выходу и набрать в ближайшем таксофоне "02".

И еще!... Какими же последними словами я крыл себя, за то, что не взял пистолет, как последний шанс, если все пойдет не так!!!

Раздираемый бурей противоречивых мыслей, стремлений и эмоций, я поднимался по лестнице нога за ногу, по пролету в пять минут. И, вскоре, даже несмотря на кавардак в голове, услышал доносящиеся сверху голоса.

Моментально, покрывшись липким потом, я стал осторожно переставлять ноги по ступенькам, прислушиваясь к разговору, некоторые слова которого уже можно было разобрать.

Разговаривали двое. Глуховатая мужская скороговорка, почти непонятная через полтора лестничных пролета и звонкий девчачьий голос.

-... не знаю, я сама не видела... нас тут бывает...

— бу-бу-бу (мужской голос)

— ... нибудь из мальчишек... велосипедах гоняют... шедшие...

И опять:

— бу-бу-бу...видел?

— ... гих девочек поспрашивать?

С каждым новым шагом, налитых свинцом, ног я приближался все ближе и слышно становилось все лучше. Теперь меня от ТВАРИ, а сомнений уже не было, разделял всего лишь один лестничный пролет. Я стоял от НЕЕ, скрытый лифтовой шахтой, наверное, метрах в пяти.

— Обязательно всех опросим, это уже не первый случай, когда сворачивают зеркала машин. А мы, милиция, обязательно должны реагировать на такое хулиганство,— бубнит скороговоркой ТВАРЬ. Я медленно и осторожно спускаю с плеча на ступеньку спортивную сумку.

— Да, конечно, я понимаю! Жалко, что не смогла вам помочь...

— Ничего страшного, опросим всех и все узнаем,— бесцветно звучит голос ТВАРИ — может быть что-то видели твои родители?

— Ой, а я не знаю, их сейчас нет, они с дачи приедут только часов в семь-восемь,— в девчачьем голосе слышно неподдельное сожаление.

— Да, не скоро еще,— а вот нотки эмоций прорезались, ТВАРЬ почуяла реальность добычи — мне надо узнать нет ли новостей, по обходу участка, у моих коллег. Я могу от тебя позвонить в отделение милиции? У вас есть телефон? — голос ТВАРИ уже вовсю наполняется жизненной силой, он звучит уверенно и сильно.

Я поспешно сую правую руку в карман и надеваю карабин. Пальцы судорожно сжимают металл перекладины, зря одел карабин — мешает держать железную трубу.

— Да, конечно есть, проходите, пожалуйста! — голос девчонки полон энтузиазма и желания помочь родной милиции.

Сверху доносятся поскрипывание двери, какой-то звук и пара шагов. Пора!!! Я отрываю себя от места и толкаю вперед. Выхожу, сжимая перекладину, из-за лифтовой шахты, успеваю заметить, серую мужскую спину в дверном проеме и закрывающуюся за ней дверь. С сухим металлическим лязгом замка.

Бля! Я махом взлетаю на лестничную площадку и в полном ахуе стою перед закрывшейся дверью. КАК САМЫЙ РАСПОСЛЕДНИЙ МУДАК!!!

За дверью я слышу сдавленный вскрик, перешедший в писк и тишину.

Со всей дури, забыв, что я не здоровый пятидесятилетний мужик, бью правой ногой в район дверной ручки. Со звуком лопнувшего железа, дверь влетает внутрь, чуть не сорванная с петель!

ТВАРЬ нависает над белой, как мел, девочкой, с улыбкой водя кончиком лезвия по ее губам. С такой же, неисчезающей улыбкой, ОНА неспеша ПОВОРАЧИВАЕТ голову ко мне. Мне становится жутко... ТВАРЬ похожа на какое-то гигантское насекомое. ОНА даже не развернулась. ОНА просто повернула голову и теперь рассматривает меня своими огромными блестящими глазами. Я не сразу понимаю, что это просто затемненные очки.

— Так, так, так... А кто это у нас тут хулиганит?! — ТВАРЬ не боится. ТВАРИ весело. ОНА, наконец, разворачивается всем телом и делает шаг ко мне. Девчонка сползает по стене на пол.

Я выставляю перед собой перекладину, как копье и начинаю бестолково ею тыкать в сторону ТВАРИ. Скользящим движением ТВАРЬ делает еще один шаг вперед, левой рукой вырывает у меня железную палку, а правой наотмашь режет мне горло. Я дергаюсь назад и успеваю прикрыть горло ладонью. Раздается омерзительный железный взвизг, лезвие ножа проходит по железу карабина, который все еще у меня на руке. ТВАРЬ теперь наносит удар ножом снизу, я дергаюсь в сторону и чувствую, как в меня входит лезвие.

И я понимаю: ТВАРЬ МЕНЯ СЕЙЧАС УБЪЕТ!!! Пелена ненависти, страха и бешенства накрывает меня с головой. Я опять не ребенок. Я сдергиваю себя с лезвия, я перехватываю его правую руку с ножом, а своей правой с одетым карабином дважды бью снизу-вверх, ему под подбородок. Глухой звук. ТВАРЬ НА ПОЛУ, с неестественно повернутой головой.

Я стою один. Девочка на полу. ТВАРЬ на полу. Убил. Такого в плане не было. Такого не надо было. Дергаюсь к выходу. Останавливаюсь. Без паники! Возвращаюсь, подбираю свою перекладину. Пячусь к выходу. Замечаю телефон. "02":

— Милиция, сержант Васильчикова, слушаю вас...

— Алло,— мой голос хрипит и булькает — восьмая красноармейская, дом 8, корпус 1, квартира 151-я, изнасилование ребенка... — кладу трубку рядом с телефоном, слышу оттуда голос, который к чему-то призывает и что-то требует. По фиг. Надо убираться. За убийство я отвечать не хочу.

Забираю непригодившуюся перекладину, еще раз оглядываюсь — девочка и ТВАРЬ лежат неподвижно. Выхожу на лестницу и иду вниз за сумкой. Спускаюсь еще на один пролет и вызываю лифт.

В лифте достаю бинт, сдираю упаковку и не разворачивая, целиком засовываю под мокрую от крови рубашку, стараясь плотно прижать к небольшому разрезу на боку из которого течет кровь. Застегиваю куртку, мельком замечаю, что она тоже пробита ножом, но крови нет, и дырка почти не видна. Левую испачканную в крови, руку, сую в карман и изнутри придерживаю-прижимаю бинт. Присев, подбираю с пола кабины разорванную упаковку.