Посыльная принесла хлеб и миски с кашей. Наполнив кубки вином, она разбавила его горячей водой. Мы взялись за ложки. Каша оказалась вполне съедобной, хотя до той, какую готовит Игрр, ей было, как пешком до Балгаса. Роптать, однако, не приходилось — повара остались в Роме. В походе легионеры сами варят еду.

— Что скажешь, декурион? — спросила мать, когда миски унесли. — Сведения хорошие. Орда ушла, и мы можем не опасаться нападения. Сармам не до нас.

— Зато из Балгаса трудно выбраться! — возразила Лола. — А там Игрр и Виталия.

— Это меня и тревожит, — кивнула мать. — Степью не пройдешь!

— Игрр собирался на лодке! — встряла я.

— А Виталия — берегом! — напомнила Лола.

— Надеюсь, Игрр передумает и изменит план, — сказала мать. — Он сообразит. Плохо другое: в Балгасе грядет резня. Сармы примутся делить власть, в замятне могут пострадать Игрр с Виталией.

— Игрр сможет за себя постоять! — сказала я.

— Виталия — тоже! — поддержала Лола. — Неважно, что беременная. Она великий воин.

— Будем надеяться, декурион! — сказала мать и встала. Лола вскочила. Я — следом.

— Вале, трибун!

Лола отсалютовала и вышла.

— Садись! — велела мать. Я подчинилась.

— Как центурия? Признала тебя?

Я кивнула.

— А Корнелия?

— Ее устраивает должность опциона. Ей за сорок, и она собирается в отставку. Охотно помогает мне.

— Девочки слушаются?

— Как миленькие!

— Не злоупотребляй витисом! Ты к этому склонна. Надо, чтобы тебя уважали, а не боялись.

— Ма! — взмолилась я. — Ты говорила это сто раз!

— И сто первый скажу! — нахмурилась мать. — Не хочу, чтобы думали: ты получила центурию из-за меня.

— Никто и не думает! — вздохнула я. — Принцепс сама меня выбрала. Я спасла ее от убийцы.

— Этого мало, чтобы занять должность... — начала мать, но я перебила:

— Ма! Расскажи об отце!

В самом деле, сколько можно? Пора поговорить о главном! Когда еще представится случай? Мать пристально глянула на меня.

— Ты это с чего?

— Захотелось!

Мать подумала и присела.

— Он был хорошим человеком, — сказала, взгрустнув.

— Очень любил меня! — кивнула я. — Нас обеих... Я хочу узнать, как вы познакомились.

Мать задумалась.

— Мне было под тридцать, — начала после паузы, — мы с Помпонией только-только получили центурии. Она предложила сходить в храм, посмотреть на мужчин: вдруг, кто понравится? Центурионами стали, пора думать о детях. Пошли. Там я и увидела Константина... — мать помолчала. — Он сидел на ступеньках храма, печальный. Пришлые, когда их привозят в Рому, первое время грустят, но Константин выглядел совсем потерянным. Мне стало его жаль. Я подошла, села рядом, спросила, могу ли помочь. Он ответил, что нет. Он тоскует по дому, а я не могу его туда вернуть. Константин неважно говорил на латыни, но мы понимали друг друга. В его стране язык схожий. Я сказала, что Рома — хорошее место, ему понравится. Если хочет, я могу показать город, рассказать о наших обычаях. Он подумал и согласился. Мы встали и пошли.

— Жрицы не мешали?

— Побоялись — я была в форме центуриона. К тому же это не запрещено. Константин утром сдал семя и мог быть свободен. Мы вволю погуляли по Роме. Я показала ему Палатин, Курию — снаружи и изнутри. Пришлых туда не впускают, но для нас сделали исключение: я ведь центурион претория! Я сводила Константина на форумы и даже — в термы. Мыться, правда, мы не стали, — мать улыбнулась. — Не то набежала бы толпа... Я угостила его обедом и на повозке отвезла в храм — к вечеру Константин устал. Пришлые не привыкли много ходить. На прощание он благодарил меня, сказал, что я очень хорошая, и он будет рад новой встрече.

— А ты?

— Объяснила, что не смогу приходить больше — жрицам не понравится. Но он может навестить меня. Я сниму комнату в инсуле, пришлю подругу, и та расскажет, как найти. Он согласился.

— Ты ему понравилась?

— Как и он мне. Константин ухаживал за мной: пропускал вперед, открывал передо мной дверь, а в харчевне наливал вина. Позже я узнала, что в их мире так принято. Однако в тот день мне было очень приятно. Помпония помогла мне снять комнату и сходила в храм, где встретилась с Константином. На первое свидание он пришел с цветами, — мать улыбнулась. — Я так растрогалась, что бросилась его обнимать. А он смутился и покраснел.

— У вас с ним сразу случилось?..

— На третьем свидании. В первые два мы просто разговаривали. Рассказывали о себе, о своем мире, о том, что любим и о чем мечтаем. Говорили и не могли наговориться. А потом он обнял меня и прикоснулся губами к лицу. Я поняла, что это такая ласка, и ответила ему тем же. Мы стали целовать друг друга, а потом, не сговариваясь, сбросили одежды. В первый раз было так смешно! — мать улыбнулась. — Константин не умел ласкать женщин, их у него прежде не было. Что говорить про меня? В лупанарий преторианок не пускают, а заводить мужчину из простых нол треспарте позор. У меня как раз наступили Дни, так мы зачали тебя.

Мать умолкла.

— Дальше! — попросила я.

— Свидания продолжались больше месяца. Потом кто-то донес, и в инсулу пришла стража. Мне грозила смерть: за связь с храмовым мужчиной казнят. Нас выручила Помпония. Она дежурила внизу и успела предупредить. Стража застала нас одетыми, ложе было застелено. Константин и я отрицали, что между нами была связь. Стража не поверила, но доказательств не нашла. Константина увели, а назавтра услали в Малакку.

— Мы ездили к нему. Я была маленькой, но помню.

— Он хотел на тебя посмотреть. Мы встретились тайно. Когда истек контракт с храмом, он выпил лекарство, лишающее мужчину возможности иметь детей, и переселился к нам. Вот и все.

— А почему мы жили в лагере? Ведь можно было снять дом?

— Я прятала его от завистников. Редкая нола в Роме живет с мужчиной. У сенаторов их и то нет. Константина могли сманить, заставить меня уступить контракт. Он это понимал, и не возражал. Освоил кузнечное ремесло, ремонтировал оружие...

— От него пахло дымом и кожей, и мне нравились эти запахи. Еще он чудно пел.

— Кынт бате вынтул афаре... — затянула мать. Я подхватила.

— Почему ты заговорила об отце? — спросила мать, когда мы смолкли. — Мечтаешь об Игре?

— Да! — призналась я.

— Он напоминает Константина, — кивнула мать. — Такой же добрый и бескорыстный. Мог выбрать богатую женщину, но предпочел простого декуриона. Константин согласился жить с нами, хотя его звали в лупы. Он много работал, чтобы помочь нам, хотя мог требовать содержания. Я до сих плачу, его вспоминая, — мать смахнула со щеки слезу. — Но Игрр все же другой. Он отчаянный, а Константин был тихим. Игрр себе на уме, а Константин был бесхитростным. Игрр захочет быть главным в доме, с этим придется смириться.

— Это не важно, ма!

— Есть и другая причина. У Игра — Виталия.

— Он может взять вторую жену.

— Виталия не разрешит.

— Уговорю.

— Как?

— Предложу защиту.

— От кого?

— Флавии.

— Ты думаешь?.. — удивилась мать.

— Я в этом уверена. Видела, как принцепс смотрит на Игрра. В ночь, когда мы дежурили в Палатине, Флавия зазвала его в спальню и хотела соблазнить. Но тут явилась Кассиния и помешала. Подумай сама! Почему принцепс послала сюда когорту? Думаешь, ей нужна Виталия? Десять раз смешно. Виталия не интересовала Флавию, пока Игрр не отправился в Балгас. А теперь принцепс вытребовала права диктатора. Спрашивается, зачем? Заговор подавлен, причастные к нему наказаны... Она хочет Игрра! Прикажет расторгнуть его брак и заключит с ним новый. Кто сможет ей помешать? Никто!

— Пожалуй! — согласилась мать.

— Но если вторая жена Игрра окажется дочерью трибуна претория, Флавия не осмелится. С преторианцами шутки плохи.

— Толкаешь меня на измену? — сощурилась мать.

— В чем измена? — возмутилась я. — Разве мы покушаемся на власть Флавии? Отказываемся выполнять ее приказы? Почему Игрр не может жениться? Это его право. Флавии, конечно, это не понравится, но наказать нас она не посмеет. Как объяснить это преторию? Дочка трибуна стала женой пришлого? Разве в этом ее вина? Ее выбрали! На ее месте никто бы не отказался.

— Флавия дала тебе центурию, — напомнила мать.

— А мы с Игрром спасли ее от убийцы. Я ничем ей не обязана! Почему ты возражаешь, ма? Подумай, какая родится внучка!

— Две! — сказала мать, подумав. — На меньше я не согласна. Еще лучше — три! Я выйду в отставку и буду их растить!

— Согласна! — кивнула я.

— Осталось уговорить Игрра, — вздохнула мать. — Это труднее, чем Виталию. Он человек с характером. Сколько женщин желали его, а он ни одной не коснулся!

— Не совсем так, — сказала я, потупившись.

— Ты хочешь сказать?.. — ахнула мать.

— Он не брал меня, если ты это имеешь в виду, — поспешила я, — но держал меня на коленях. Гладил и говорил, что я красивая. Уверял, что готов полюбить меня. Только Виталия встретилась ему раньше.

— Никогда бы не подумала! — покачала головой мать. — Надо же! И в кого ты такая, шустрая?

— Догадайся!

Мы обе рассмеялись.

— Одного не могу представить, — сказала мать. — Как вы с Виталией будете его делить?

"Я собиралась делать это с контубернием!" — хотела сказать я, но вовремя прикусила язык. Матери не следует этого знать. То была глупая идея, не удивительно, что она не понравилась Игрру. Восемь жен — это слишком много, между собой они не договорятся. Двоим проще. Две жены — это в самый раз. Больше незачем.

— Виталия — старший декурион и бывшая преторианка. Я — центурион претория. Мы обе воины и найдем общий язык! — сказала я.

— Да поможет нам в этом Богиня! — подвела итог мать.

Сани, проводник. Счастливая

Отчалили мы к полудню. Сначала Игрр лечил и перевязывал сарм — как своих, так и Саруки (этих-то зачем?), затем давал указания Амаге. Та оставляла раненых на попечение в караван-сарае и шла с нами. От предложения Дандаки перейти к ней Амага отказалась. Неудивительно: теперь она побежит за Игрром, как собачка. Меньше чем за месяц он сделал ее богатой и знаменитой. Победить лучших сарм Степи! Взять богатую добычу! И все благодаря Игрру. Он подсказал Амаге, как все сделать, и взял на себя самое опасное. У меня слабеют колени, когда я вспоминаю тот бой. Если б Игрр погиб, я бы не пережила.

Пока Амага с Игрром рядились, я нервничала. Он, что, не понимает? В Балгасе неспокойно, Дандаки с воинами ускакали избирать Маду, бросив нас без защиты. Если в город ворвутся орды, нам конец. Кто их остановит? Амага с ее детьми? Не смешите кварту! Зачем нам Амага? Ее сармы обзавелись доспехами, обвешались оружием — хватит с них! Сейчас, когда в Степи род пошел на род, Амага только помеха.

В конце концов, мы сели на лошадей и отправились к пристани. Хозяйка лодки ждала. Не удивительно: из обещанной платы я дала вперед половину. Я проверила весла, оценила сеть (сарма не обманула, положила новую) и вручила хозяйке остаток. Та убежала довольная. Я расстелила в лодке прихваченные одеяла (с сотницы не убудет, а госпоже Виталии нужно лежать) и стала грузить припасы. Игрр стал мне помогать.

— Она поплывет? — спросил, заметив, как лодка качается.

— Это хорошая и прочная лодка, — успокоила я.

— Она кожаная!

— У сарм все такие — дерево дорого. Не беспокойтесь, господин! Я плавала на таких.

Он покачал головой, но спорить не стал. Только снял с себя и Виталии доспехи и поручил их Амаге. С возвратом. Правильно! А то у сарм глазки сразу заблестели. Хватит того, что в тупике награбили! Мы собрались отчалить, когда прискакала Дандаки.

— Уезжаешь? — спросила, спрыгнув с коня.

Игрр кивнул.

— Бимжи избрали Великой Матерью, — поведала сотница. — Она велела ордам уйти от Балгаса. Те подчинились.

— Поздравляю! — сказал Игрр.

— Не все так радостно, — скривилась Дандаки. — Орды знают об убийце вождей. Клянутся отомстить. Берегись!

— Обломаются! — ответил Игрр.

— Советую остаться. В Балгасе ты в безопасности. Когда Степь успокоится, уйдешь.

— Я сдержал слово? — спросил Игрр.

Дандаки кивнула.

— Тогда все!

Игрр шагнул в лодку. Та качнулась и замерла. Сотница подошла ближе.

— Я помню, что обещала, — сказала тихо, — но Степь взбудоражена. Орды потеряли вождей, начинается борьба за власть, роды станут делить выпасы и водопои. Будет война. Кто-то пойдет на рома, но я не смогу этому помешать. Нам нужно укрепиться в Балгасе. На это уйдет время.

— Надеюсь, не долгое! — сказал Игрр.

— Прощай, муштарим! — кивнула сотница и забралась в седло.

Я взяла весло. Амага и ее воины закричали и замахали руками. Я оттолкнулась от пристани и вывела лодку на середину реки. Течение подхватило нас и понесло.

— Прилягте, господин! — сказала я Игрру. — Я поведу лодку. Я умею.

Он хмыкнул и пристроился рядом с женой. Плоское дно лодки это позволяло. Виталия положила голову мужу на плечо.

— Скажи, Сани! — спросил Иггр. — Есть ли хоть что, чего ты не умеешь?

— Многое, господин! — ответила я.

— Например?

— Сражаться, как ты, господин. Вытаскивать утопленниц из реки и вдыхать в них жизнь. Подчинять себе диких сарм, и находить выход из безнадежного положения. Наконец, убить вождей и после этого уцелеть. Ты умеешь гораздо больше.

— Не думаю! — не согласился он. — Кто обучал тебя?

— Хозяйка. У нее служит много кварт. Нас учили читать и писать, считать и вести торговые книги. С детских лет брали в кочевья. Мы узнавали пути и знакомились с обычаями. Нас знают вожди орд и влиятельные сармы в Балгасе. Это помогает в торговле.

— Как ты оказалась у Анфии?

— Она взяла меня младенцем.

— А твоя мать?

— Я не знаю ее.

— Умерла?

— Не думаю. Скорее всего, она была треспартой, забеременевшей от мужчины-нола. Такая связь — позор, и детей от нее отдают. Обычно — простым нолам. Мне повезло, что я попала к госпоже Анфии. Она не только купец, но и треспарта.

Игрр возмущенно засопел. Я не поняла его гнева. Обычное дело...

— Тебе нравится у хозяйки?

— Она строгая, но справедливая. Мы хорошо зарабатываем. Если торговля идет удачно — до тридцати золотых в год.

— Огромные деньги! — хмыкнул он. — Ты не знаешь себе цены, Сани! Да будь я свободен, то женился бы на тебе!

Я закусила губу, чтобы не рассмеяться. Господин шутит. А вот госпоже его слова не понравились. Она ударила Игрра локтем в бок. Тот охнул и потер ушибленное место.

— Вот так всегда! — проворчал сердито. — Чуть что — сразу драться!

— А не говори глупости! — сказала Виталия. — У тебя есть жена!

— Я этого не отрицал! — возмутился он. — Хотел сказать, что Сани выйдет замечательная хозяйка!

— Я, значит, плохая? — зловеще осведомилась Виталия.

— Если честно, — никакая, — ухмыльнулся Игрр. — С утра до вечера со своими "кошками", а там, глядишь — учения или поход. Сижу дома — позабыт, позаброшен. Сам убираю, готовлю еду...

— Этим занималась Аманда! — фыркнула госпожа.

— Я ей помогал. Аманда не молода, ей трудно. А теперь, вдобавок, у нас будут дети. Кто за ними присмотрит? Кто станет вести дом?