Он сейчас напоминал сытого хищника, развалившегося в тени дерева в жаркий полдень — внешне ленивого и неповоротливого, но готового пружиной взвиться вверх и объяснить чужакам, кто хозяин на данной территории.
Рени вздохнул — ночью Аслан показался ему чудовищем, требуя от него ужасных вещей. Лаэр даже не раздевался сначала — велел раздеться ему, Ренальду. Посмотрел, криво усмехнулся и ненадолго вышел, вернувшись с бутылкой вина. Предложил юному наложнику сделать пару глотков, но раб отказался. Может, надо было согласиться, чтобы хоть как-то расслабиться и забыться, отрешиться от унижения и боли, когда лаэр (у которого категорически не хотел работать один, обычно безотказный, орган) как следует приложился к бутылке, немного помог сам себе рукой, и уже резко развернув раба к себе спиной, опрокинул на кровать...
Рени почувствовал, как снова заалели уши, и тошнота подступила к горлу, и поспешил отвести взгляд.
— Тесс, брось свое вышивание, иди ко мне, — позвал Аслан, устав лениво наблюдать за ловко порхающей над пяльцами ручкой жены, тихонько мурлыкающей песенку.
Он лежал на боку, подперев рукой щеку, и ему нравилось смотреть на свою девочку, но сейчас он чувствовал потребность прижаться к ней, дотронуться, удостовериться, что она материальна, и его счастье, нежностью затапливающее бесстрашное сердце варвара, не призрачно — вот оно, рядом... Даже страшно представить, что он мог бы не встретить ее, единственную и неповторимую, ту, которую он мечтал найти с тех пор, как отец объявил, что жениться ему все равно придется, только вряд ли кто отдаст за него свою дочь, пусть рассчитывает на женщин-степнячек из клана матери...
Аслан в то время еще и не помышлял о женитьбе и уж тем более о женщинах, которых среди варваров и так мало. И те, кто удостаивается чести завести жену, уже не разделяют постель с мужчинами (это образно — до кровати собственно степняки никогда не добирались, довольствуясь лишь уединением от нечаянных свидетелей). Страсть и похоть молодых здоровых организмов, под воздействием адреналина, едва выплеснувшись (по обоюдному согласию партнеров, которые не в состоянии справиться с диким необузданным желанием удовлетворить ее немедленно), никогда не перерастала в оргию.
В кого он уродился такой? Тесса — сокровище...
— Мне немного осталось, потерпи, — улыбнулась девушка, замолчав.
Аслан вздохнул. Чего-то не хватало.
— Тесс, спой, пожалуйста, еще... — попросил он.
— Если ты сыграешь на лютне, я спою, — завредничала жена.
— Я тебе снова струны порву, — немного смутился лаэр, разглядывая свои пальцы с характерными мозолями, привыкшие держать оружие, а не перебирать тонкие струны.
— У нас есть запасные... Не заставляй себя упрашивать.
— Ренальд, а ты петь и играть умеешь? — решил перевести стрелки Аслан.
Раб поднял голову:
— Н-нет...
Играть на лютне он не умел — не учили, а петь он умеет и любит... любил... Только вот тексты знает лишь те, которые восхваляют Всевидящих и других Святых, покровительствующих людям в той или иной области... даже каких-нибудь простых колыбельных не помнит. Вряд ли здесь уместны храмовые песнопения.
— Жаль, — Аслан прищурился. — А танцевать?
— Как? — опешил Ренальд.
— Как другие рабы танцуют — ты же видел, как... ну, или вообще хоть как-нибудь?
— Нет..., — опустил голову Ренальд.
Так непристойно крутить бедрами и другими частями тела, как могли некоторые продаваемые вместе с ним на аукционе рабы, он не умел и не желал учиться такому непотребству.
— Так и знал — нам бракованного подсунули, — хмыкнул лаэр, поднимаясь, чтобы подойти взять лютню.
— Аслан! — в голосе Тессы сквозило предупреждение.
— Что? — недоуменно повернулся он, чтобы встретить упрекающий взгляд любимых глаз, и поморщился.
Рени выпрямился и теперь сидел на коленях с прямой спиной и настороженно следил за передвижениями господина. Мальчишка хотел что-то сказать, но не решился, только в синих глазах, еще минуту назад безмятежно наблюдавших за вышивающей Тессой, появилась обреченность.
— Ренальд, не расстраивайся, при желании можно всему научиться, — улыбнулся мужчина, но увидев, как вытянулось лицо Рени, покрываясь пятнами, сжалился. — Я пошутил... Можешь не танцевать.
Тесса кивнула, благодаря за то, что муж немного успокоил мнительного мальчишку, и отложила, наконец, свое рукоделие в сторону.
Аслан взял лютню и пристроился обратно на полу, оперевшись спиной о стоящий диванчик.
Девушка подошла и, забравшись с ногами на этот диван, сдвинулась в самый угол, потом склонилась к мужу, чмокнула его в щеку и позвала раба.
— Рени, иди сюда.
Он встал и послушно подошел. Тесса похлопала по дивану рядом с собой.
Взгляд синих глаз метнулся к Аслану, но тот только хмыкнул и кивнул — можно.
Ренальд осторожно присел на край, положив руки на колени, потом, опомнившись, что не на проповеди, опустил руки, но так тоже было неловко, он снова пристроил нервные пальцы на коленях и сцепил их в замок.
Молча наблюдавшая за ним девушка привстала и потянула за собой, ухватив за шнурок рубашки, приказывая лечь.
Аслан покрутил лютню, пристраивая поудобнее, подергал струны, откусил заусенец, сплюнул в сторону и наконец-то взял первый аккорд. Он хорошо играл, выучившись как-то давно у одного приблудившегося менестреля, но долгое время не упражнялся, пока однажды Тесса не предложила ему самому играть потому, что ей хотелось закончить очередную вышивку для бесчисленных подушек. И была приятно удивлена, что муж согласился и оказался достаточно талантлив.
Аслан играл мелодию какой-то старинной баллады. Девушка запела, знаком указав Рени, чтобы тот лег удобнее. Мальчишка не понимал, что происходит, почему ему оказывают столько чести. Он никак не мог расслабиться, но, покрутившись и поняв, что так и так неудобно, просто замер, не смея мешать дуэту хозяев.
У Тессы был широкий диапазон, она могла чисто брать и высокие, и низкие ноты, у Аслана — глубокий грудной, с легкой вкрадчивой бархатистостью, мужественный голос. Красиво, завораживающе — даже если бы они пели без музыкального сопровождения, было бы здорово. 'Особенно под сводами храма', — мелькнула у Ренальда мысль, но он тут же отмел ее, не в силах визуально представить этого варвара и его жену в обители. Они напоминали ветры над степью — такие же свободные от правил и предрассудков, вольные, сами решающие, куда им лететь — нежно ластиться или бушевать, сметая преграды...
Тесса покосилась на мальчишку и, не прерывая пения, подтянула его еще ближе, заставив положить голову к ней на колени. Рени почувствовал, как ее узкая ладошка погладила его по волосам. Он посмотрел на девушку, и губы дрогнули в улыбке. Тесса улыбнулась ему в ответ и уже смелее, по-хозяйски, запустила пальчики в шевелюру раба. Ренальд блаженно закрыл глаза...
Баллада закончилась. Красивая, печальная история про любовь, подвиги и смерть героев в конце. Оглушающе больно, словно Рени сам пережил такую историю. Он поерзал щекой по коленке Тессы, вытирая непрошеную слезу, и сильно прикусил губу изнутри, пытаясь прийти в себя — ну нельзя же все время так реагировать, не девчонка! Хотя теперь, после этой ночи... и тех, что последуют...
Ренальд судорожно вздохнул, подавляя рвавшееся наружу рыдание от жалости и отвращения к собственной участи.
Аслан резко развернулся и склонился к нему:
— Эй, ну ты чего? — удивился он и вдруг озорно и небольно щелкнул раба по носу. — Выше нос, Рени! Не кисни! Хочешь, я тебе веселую песенку спою? Нашу, походную? А? Эмм... Только, Тесса, рыбка моя, прикрой ушки...
Девушка беззвучно рассмеялась:
— Ладно, прикрою... подай, пожалуйста, вазу, — попросила она мужа.
Лаэр легко вскочил на ноги и перенес весь столик, на котором стояла ваза с фруктами и початая бутылка вина, поставив его рядом с диваном, чтобы Тесса смогла дотянуться, не меняя положения.
— Возьми что-нибудь, — предложила девушка лежавшему у нее на коленях мальчику.
— Бери-бери, — подбодрил Аслан, двигая вазу еще ближе к сидящим на диване.
Рени приподнялся и потянулся за спелой, аппетитно выглядевшей большой грушей — он сроду таких не видел.
Тесса улыбнулась его выбору и, склонившись, тихо шепнула на ушко, отчего мальчишке снова, как тогда, ночью в палатке, стало вдруг жарко и трепетно в груди:
— Только не увлекайся, Солнышко, поешь лучше сливы...
Ренальд поспешно отдернул руку от вожделенной груши, а Тесса погладила его по щеке, затем шутливо ущипнула:
— Не расстраивайся, это ненадолго. Через пару деньков пойдем с тобой на кухню и выберем самые большие и сочные груши, я тебе обещаю...
Рени снова смутился, но Аслан промолчал, и Тесса больше ничего не добавила. Только взяла темно-синюю огромную спелую сливу с сизоватым налетом (не плесень, просто сорт такой — самый лучший*) и, разломив ее на две части, выковыряла легко отделившуюся косточку, а затем поднесла к губам мальчишки. Тому только и осталось, что приоткрыть рот.
Тесса с умилением смотрела на это Чудо с широко распахнутыми, ничего не понимающими синими глазищами, покорно принимающее предложенное лакомство, но настороженное — а правильно ли он себя ведет?
А вот Аслан, неожиданно увидевший эту 'картину маслом', вдруг отчаянно захотел оказаться на месте этого мальчишки, и в тот же момент в его извращенную варварским воспитанием голову пришла фантазия... настолько дикая для первого впечатления, что он ее отмел, как недопустимую.
Девушка меж тем взяла еще одну сливу, снова разломила ее пополам и, скормив одну половинку Рени, вторую протянула мужу.
— А ты уверена, что мне тоже надо? — все-таки съехидничал Аслан, уже потянувшийся к кормящей руке.
Тесса прищурилась:
— Как хочешь, нам больше достанется, — и собралась отдернуть предложенное лакомство, но мужчина ловко перехватил ее запястье и, широко открыв рот, захватил половинку сливы прямо вместе с измазанными рыжеватым соком пальчиками жены. Нарочно медленно забрав половинку фрукта, он провел кончиком языка по чувствительным подушечкам пальчиков и с удовольствием проследил, как Тесса прикрыла заблестевшие глаза и задышала чаще. Аслан слегка пососал пальчики и не без сожаления выпустил их из плена своих горячих губ, облизнувшись — как хочешь, так и понимай, что ему показалось вкуснее.
Девушка отдернула руку и, чтобы скрыть неловкость, схватила следующую сливу, потом передумала и взяла крупную ягодку клубники. Рени, видевший эту сцену, не понял из нее и половины (он был достаточно умным мальчиком, просто до ужаса наивным для своих лет, в силу воспитания*), но почему-то почувствовал, что он словно подглядывает за чем-то очень-очень личным. И ему вдруг стало душно — хотелось и дальше смотреть на изменившиеся лица своих хозяев, переставших временно обращать внимание, что они не одни, и чтобы Тесса не забыла про него, раз лаэр, принимая 'подачки', заставил ее так часто дышать, что даже у самого сбилось дыхание. Как Аслан это сделал?
Ренальд тут же одернул себя и устыдился собственных глупых мыслей, но когда госпожа, вредничая, нарочно пронесла клубнику мимо губ мальчишки, дразня, он сам потянулся к ней. Она поощрительно улыбнулась, и разрешила:
— Кусай.
Рени послушно откусил половину, почти не разжевывая, проглотил, а девушка, обведя надкусанной ягодкой по его губам, ловко отдернула руку и склонилась, облизнув нижнюю губу раба, измазанную красным соком. Рени задохнулся, зрачки удивленно расширились.
— Ммм... как вкусно, — облизнулась Тесса. — Аслан, иди, попробуй!
Она снова провела ягодкой по немного шершавым (искусанным ночью) губам Ренальда и протолкнула клубничку в удивленно раскрытый рот мальчишки. Аслан, заворожено наблюдавший за этой сценкой, резко поднялся, и, глядя в глаза девушке, склонился и провел по губам наложника языком — вкусно, необычно и...
— Саннах!* (ругательство*) Тесса!!! — отпрянул возмущенный Аслан, глядя на трясущуюся в беззвучном смехе жену. — Я не целую мужчин!
— Это же не мужчина — это Рени. И он еще почти мальчик...
Аслан прищурился и резко склонился над откинувшейся на спинку дивана Тессой, уперевшись руками по обе стороны от ее головы. Несносная девчонка продолжала улыбаться, совершенно не страшась гнева своего супруга, глаза которого метали праведные молнии.
— Мне понравилось, только продолжать мы будем с тобой, — угрожающе произнес он, впиваясь губами в ее губы.
Рени, соскользнувший с колен хозяйки, забился в другой угол дивана и испуганно, но заинтересованно смотрел на господ, не в силах отвести взгляд. Аслан полез под юбку жены, но вдруг скосил глаза и опомнился, оторвавшись от желанных губ на секунду:
— Малыш, иди к себе!
Рени соскочил с дивана, словно подброшенный на пружинке.
— Сол...нышко... возьми с собой фрукты, — уперлась Тесса в грудь мужа, чтобы произнести фразу, но тут же вновь сама притянула его к себе.
Ренальд подхватил тяжелую, полную фруктов вазу, и поспешил к двери. Ему показалось, что Аслан пробормотал что-то вроде: "Надо было клубнику оставить", но может, это только послышалось...
Щеки юного раба пылали, ему было жарко и стыдно за них, взрослых людей, ведущих себя как... он даже не мог сказать как, но точно знал, что так себя господам вести не подобает... и почему-то ему вдруг стало обидно, что его прогнали. Ведь он бы им не стал мешать, свернувшись в уголочке...
Ренальд дошел до своей комнаты, но ему очень не хотелось оставаться в ней одному. Он с тоской оглянулся на закрытую дверь в конце этого коридора на третьем уровне, за которой, когда она захлопнулась, послышалась какая-то возня, сдавленные стоны и тихий, счастливый смех Тессы. И уселся прямо на пол перед своей дверью, подобрав колени и уткнувшись в них лицом. Мальчишке было неудобно сидеть на жестком полу. Его попа, подвергшаяся жестокому испытанию этой ночью, отчаянно посылала сигналы в мозг — 'отнеси меня на мягкую кровать', но Рени слушал не только эту часть тела — в паху почему-то тоже все ныло, только здесь к боли примешивалось какое-то сладкое мучительное ощущение предвкушения чего-то, о чем он пока не имел понятия. И бедный страдалец продолжал упрямо сидеть на полу, наказывая себя за то, что не может разобраться в собственных чувствах. И вдруг заметив, что уже в двадцать пятый раз облизывает нижнюю губу, на которой совсем не осталось сока клубники, вкуса губ Тессы и языка Аслана, испуганно зажал провинившийся рот ладонями.
Что происходит?!!
* * *
Тесса с Асланом не выходили очень долго. Ренальд успел вволю попереживать и успокоиться. Только вот в комнату все равно заходить не хотелось. Может, он просидел бы под своей дверью еще дольше, но мимо проходила Рута и, увидев его, всплеснула руками:
— Что с Вами, Вам плохо? — кинулась она к наложнику господина.
— Н-нет, — смутился Рени, поднимаясь, и сморщился — больно...
— Что Вы здесь делаете?
— Мне сказали идти к себе, но...
— Вот и идите, — заулыбалась служанка. — У Вас такая замечательная комната — просторная, светлая, чистая, там ковер новый расстелили, Вы еще не видели?
