— Виктор Леонидович, извините, что отрываю, но очень срочное дело, — сказала Верочка в трубку. Дальше громкость понизила почти до шепота, но я расслышал. — Вы просили в любое время. Пришел человек от Аракеляна. Откуда я знаю, почему не позвонил, мне неудобно спрашивать. Хорошо... хорошо. Я поняла, — с этими словами положила трубку селектора.
Обратилась ко мне с лучезарной улыбкой:
— Подождите, пожалуйста, минутку. Виктор Леонидович отпустит посетителя и вызовет вас.
Я улыбнулся еще очаровательней, чем она.
— Ой, простите! Сразу заходите, как только посетитель выйдет, — засмущавшись, поправилась девушка. Не хватало еще, чтобы Седой успел позвонить этому Аракеляну! В моем присутствии звонить точно не станет.
Охранники, услышав колебания секретарши, насторожились, но к ним устремились две фиолетовые ниточки. Расслабились. Я забрал бумагу с Вериного стола.
Из дверей, пятясь спиной, вышел довольный худой старик, весь обвешанный орденами и медалями:
— Спасибо, Виктор Леонидович, что не забываете нас, ветеранов, доброго вам здоровья! — победно повернулся и шаркающей, но гордой походкой побрел из приемной.
— Ребятки, закройте дверь и никого не впускайте — распоряжение Виктора Леонидовича, — шепнул я молодцам, проскальзывая в открытую дверь.
— Какого х... — начал было ругаться Седой, отрываясь от набора номера, но замер. Лицо плавно расплылось в доброжелательной улыбке.
— Вы телефон отключите, Виктор Леонидович. На всякий случай, — сказал я, разваливаясь на ближайшем к столу начальника стуле.
Седой был седым полностью, без единого темного волоска. А если откинуть эту выдающуюся серебристость шевелюры, стриженой под "ежик", то в остальном он был типичнейшим представителя класса чиновников. Костюм — двойка, галстук, сорочка, животик. Неприметное круглое лицо одутловато, под воспаленными глазами мешки. Переживает о сыне, не высыпается, бедняга. И если бы не воздействие Фионы, то и взор наверняка был бы начальственный, надменный, однако, Седой смотрел на меня крайне уважительно. Я бы даже сказал с опаской.
— Конечно, конечно, — нажал кнопку на селекторе и сказал в давно поднятую трубку. — Верочка, меня ни для кого нет, поняла?
— Я знал, что вы не простой, чувствовал, — говорил, выключая мобильник.
— Во-первых, Виктор Леонидович, соболезную. Мне искренне жаль вашего сына. Мы немного повздорили на "вертолетке", но это было чистое недоразумение. Я не держал на него зла, как, надеюсь, и он на меня.
— Спасибо, — серьезно кивнул в ответ Седой. — Убийцы не уйдут от ответа.
— Как? — удивился я, — он же один. Или... слухи не верны?
— Есть большие подозрения о целом сговоре за моей спиной, но это мои, личные проблемы. — Пахнет паранойей, придется усилить нажим. — Вы от... — вспоминая, нахмурился, рассеянно потирая лоб.
— Во-вторых, я из Москвы от Глеба... — продолжил я с нажимом и замолчал, ожидая реакции.
— Подождите... вы же с Паровозом? — сказал он, сделав недоуменное лицо. — Я с Вердерскими работаю.
Он расскажет мне все, сам того не заметив, даже то, что забыл. Но мне много не надо — только имена скупщиков, и он их уточнил — Вердер и Глеб.
Я не зря три дня сидел в интернете. Прочел все статьи и блоги о незаконном обороте драгметаллов, нашел несколько московских группировок, занимающихся золотом с каналом поставки из Восточной Сибири. Несколько раз упоминалась Кутинская обогатительная фабрика в сочетании с криминальными авторитетами: Глебом — Пашей Глебовским, Вердером — Гиви Вердалиани и небезызвестными Солнцевскими. Последние мелькали везде, во всех видах деятельности. Сведения являлись непроверенными слухами, чистой воды сплетнями. Ни одного факта. Сайты, на которых размещались статьи, тоже не внушали доверия. Сергей добавил свою оперативную информацию, так же, увы, не точную, но пришлось рискнуть. Время поджимало. Не сегодня — завтра Седой должен был узнать о моей причастности к гибели Толика и тогда все повиснет на ниточке: Фиона не ручалась за свою силу. Клиент, встретившись со мной — убийцей сына, в котором он души не чаял, может повести себя парадоксально.
— Как раз о Паровозике и пойдет речь. Я не зря лег в реанимацию и симулировал потерю памяти, я специально поселился у бывшей жены Славика, я наблюдал и слушал.
Я выдержал значительную паузу. Седой буквально смотрел мне в рот, веря каждому слову.
— Славик — приближенный Паровоза, он много знает и ничего от любимой жены не скрывал. Наши подозрения подтвердились, Паровоз хочет нас кинуть. Он и раньше мутил, но мы закрывали глаза, теперь точка. Глеб очень не любит, когда его кидают, поэтому старается решить проблему заранее. И вот, я здесь. Вы хотите спросить: зачем я все это вам рассказываю?
Седой растерянно кивнул.
— Дело в том, что у нас большие планы. Мы получили прямой выход на биржу с полной легализацией. Представляете, что это значит? — снова кивок. — Объемы представляете? — глаза Седого сверкнули алчностью.
— Нам нужна вся фабрика, весь неучтенный металл. И вы. Вопросы.
Седой откинулся на спинку и через секунду снова нагнулся к столу:
— Э-э-э...
— Называйте меня Егором.
— Послушайте, Егор, я все понимаю. Но я работаю с Вердером, и меня это устраивает...
— Устраивает? Ой, ли. Эти национальные банды непредсказуемы. А почем он товар берет? Я уполномочен предложить половину биржевой цены, — снова алчность в глазах. — Будем брать в любых количествах.
Седой возбужденно заерзал.
— Но это получается, что я их кину... — интонации, с которыми он выдал эти опасения, не оставляли сомнений — Седой готов принять мое предложение.
— Это у него натуральная жадность, я ни при чем! — удивленно пояснила Фиона.
— Пусть вас это не волнует, мы разберемся с Гиви. На вас Паровозик и его товар. Решать надо немедленно.
Седой снова откинулся на спинку кресла, но расслабиться не мог. Воздействие Фионы стало минимальным — пациент должен сам прийти к нужному выводу, так будет вернее.
— Я не могу так сразу. Предложение очень заманчивое. Я верю, что вы решите проблему Вердера, но Паровозик... это война, а он "вор в законе".
— Глеб не вор и не собирается покупать это звание. Причем здесь понятия? Это многомиллионный бизнес, давайте думать, как бизнесмены. "Воры в законе" — анахронизм. Согласны?
— Я полностью разделяю ваше мнение, но пока... как вы себе это представляете?
— То есть, в целом, вы согласны?
— Да, — решительно произнес он после секундной задумчивости.
— Глеб так и предполагал. Он заранее просил меня передать вам свою благодарность. — Седому было приятно это услышать, но виду он не подал. Лишь краешки губ дрогнули в легкой улыбке:
— А я сразу, как только услышал о вас, догадался, что вы прибыли к нам по мою душу. Рад, что не ошибся. Передайте Глебу ответную благодарность.
Я сдержано кивнул и принялся развивать успех.
— Я представляю дело так. Лично сам Паровоз нам безразличен. Будет жить — хорошо, не будет — еще лучше. — Фиона чуть усилила внушение. — Сразу с крови начинать не стоит, попробуйте договориться. Пообещайте ему большую долю, он не знает о новой цене. Еще раз повторю: с ним лично мы не хотим иметь дел, весь металл должен пойти только через вас.
— Договориться! Не раз пробовал, бесполезно! Паровоз он и есть паровоз, его не свернуть.
— А вы еще попробуйте, порядок цен вы теперь представляете. Пока он работает с нами, но хочет соскочить на сторону. Это непростительно. Не переживайте, когда Сема склеит ласты, а это произойдет непременно, это случится не в вашем районе.
Седой давно царапал ногтем подлокотник и вдруг перестал.
— Хорошо, я попробую договориться. А если не получится?
— Тогда мы с вами встретимся снова и обсудим дальнейшие действия. Я сам позвоню вам, скажите ваш личный телефон.
Он на память продиктовал номер сотового и доверительно произнес:
— У Паровоза все по старинке, никак не привыкнет нормально общаться, как деловой человек. Что ни разговор, так обязательно стрелка, терки. Тьфу.
— Что делать, Виктор Леонидович, пока такие типы в силе, — посочувствовал я, огорченно вздыхая. — Где обычно стрелку забивает?
— За городом, за заброшенным судоремонтным. Эх, такой завод развалили! Я начинал на нем...
— Потом поговорим на эту тему, а пока слушайте сюда. — Фиона резко усилила воздействие. — Стрелку забивайте на послезавтра. Обещайте Паровозу все, что угодно, главное, чтобы он согласился встретиться именно послезавтра, в воскресенье. Обо мне никому ни слова, о Глебе не заикаться, с Вердером не общаться. Если вам скажут, что меня видели по пути на дачу в день убийства Толика, пропустите эти слова мимо ушей, забудьте о них, а остальным скажите: "Сейчас есть дела поважнее, а та гнида, или как вы обычно выражаетесь, подождет, никуда не денется".
Я немного перевел дух и продолжил.
— Через пять минут после моего ухода, начинайте прием. Охранникам и Верочке прикажите обо мне не болтать. Все, я пошел.
В дверях я сам шепнул секьюрити и Верочке, чтоб не болтали. Так надежней. Поредевшая очередь проводила меня негромким ворчанием. Охрана на выходе обо мне забыла.
Целый час с Седым работал! Ничего, пусть допоздна задерживается, за этот час отдувается. А вы, люди, простите меня великодушно.
Теперь мозг Седого сам переработает все нестыковки и неувязки, выдаст своим соратникам только явную выгоду от предложения "таинственной организации". Срочность со стрелкой объяснит спешкой нового покупателя, убедит в безнаказанности кидалова старого партнера. С ним согласятся. По словам Сергея, он своих в кулаке держит. Кроме сына, которого совсем разбаловал. За что и поплатился.
Дело за Паровозом. Тот более "либеральный", делает вид, что прислушивается к советам. На этом и попробуем сыграть.
Сергей высадил меня за крутым поворотом на полпути к местной "Рублевке". Так называли коттеджный поселок "Речной", который своими аляповатыми двух-трех этажными особняками испортил замечательную неброскую северную красоту, некогда живописной излучины реки Куты. Скоро по дороге должен проехать Славик. Сергей целый день его пас.
Смеркалось. Звонок от Сергея:
— Один в машине, через пять минут появится из-за поворота. Готовься. Конец связи.
Проверил "свободным сознанием" — все верно и других машин в моем направлении... пропустил одну, больше нет. Вышел на трассу.
День у Славика выдался просто великолепный! Рука не болела, кисть работала, солнце разогнало тоскливые облака, красота! Скоро и на перевязки не надо будет ездить. Раны заживали, как на собаке, и главное, колдун две ночи не снится (чтоб он провалился с этой паскудой Зинкой!). Ну чем не жизнь? Славик и сам не заметил, как начал ценить тихие радости. А до этого и водка не помогала. Но скоро, скоро уже... Появился свет в конце тоннеля: он отомстит, час близится!
Папа — Паровозик, улыбаясь, дал добро на отстрел этих любовничков, ребят разрешил привлечь. Какого стыда это стоило! Но Славик решился. Теперь братва посмеивалась за спиной, а плевать! С колдуном он один не справится, духу не хватит. Какими бы он ни был гордым, как ни боялся оказаться посмешищем, Славик перешагнул через себя. Жажда мщения росла с каждым днем, буквально выворачивала наизнанку.
Его, разумеется, не "опустили" и даже ржали не сильно, он ожидал большего.
Про Егора, как колдуна, естественно, промолчал. Кто поверит в такой бред? Их бы туда, на словах смелых. Честно сказал, что боится, а на Зинку рука не поднимется. Папа прервал разгалдевшихся "братанов" и молвил, положив руку на плечо Славика:
— Я всегда знал, что ты смелый, но сейчас ты превзошел себя. Кто из вас признался бы в своем страхе перед фраером? Кто, мальчишки? — вопросил и обвел присутствующих пронзительным взором, впиваясь в каждого. — Никто из вас! А Славик смог. Признать свою слабость — наивысшая храбрость!
Паровозик любил "мудрые" речи. Что не помешало ему ухмыльнуться, когда давал распоряжение помочь "сыну".
Сегодня Славик без эксцессов собрал плановое "рыжье", сдал куда полагается, получил личные деньги, потрещал с ребятами, дал в морду одному языкастому острослову, договорился о завтрашнем пикнике на берегу Куты. Поужинал в кабаке, приняв на грудь заслуженные сто грамм, и в отличном настроении поехал домой. Перед крутым поворотом, "тещиным языком", сбавил скорость и плавно вписался в изгиб трассы.
В салоне надрывался шансон. Вяло текли мысли о скорой встрече с любимыми псами, о жаркой в постели Светке, о выпивке, и вдруг, фары высветили колдуна...
Он стоял на дороге. Длинный черный плащ был распахнут. Руки раскинуты, черные волосы колыхались, глаза горели. Рот в обрамлении полуседой бороды растянулся в зловещей ухмылке. Демон из ада...
— А-а-а! — завопил Славик и, с силой, до ломоты в висках зажмурившись, накрыв голову руками, надавил на тормоз. Вбил педаль в пол с отчаянностью обреченного. Мысль о том, что колдуна можно задавить или спастись от него бегством — не пришла в голову. Даже не мелькнула. Только закрыться, как ребенок одеялом, и кошмар станет не страшен.
Завизжали колодки. Тело бросило на баранку, хлопнули подушки безопасности, спасая водителя от ушибов, машина прошла юзом и резко встала. Запахло паленой резиной. Славик сжался, мечтая стать маленьким-маленьким, чтобы никто и никогда не нашел его, желая превратиться в песчинку под ковриком; еще сильней сдавил веки и шептал про себя: "Это сон, это сон, я сплю".
Хлопнула пассажирская дверь, и послышался надоевший в кошмарах, но странно спокойный, даже участливый голос:
— Ну что, Славик, поговорим? — мир перестал существовать.
Пикник в субботу обломился. К полудню Паровозик неожиданно вызвал к себе всех бригадиров, казначея, "советников" и... в общем, весь "большой совет" Сельских. Братва подтягивалась медленно, но Папа, как ни странно, не ворчал, а чему-то тихо улыбался.
— Что, ребятишки, тяжко? — начал он речь, когда все собрались. — А нечего жрать без меры.
Справедливости ради, надо отметить, что с похмелья болели только трое из восьмерых собравшихся, но Паровозик любил обобщения. Он много чего любил.
— Давеча мне позвонил Седой, самолично! — провещал, для пущей важности подняв синий от наколок палец, с неожиданно изящно обработанным ногтем. — Снизошел, так сказать, до нас, грешных. И что он мне предложил, как вы думаете, мальчишки?
"Мальчики" промолчали.
— Правильно молчите, молодцы. Нет, ребятки, не отдать все нажитое непосильным трудом, а всего лишь забить стрелку. — Закончил, казалось, обиженный банальностью предложения. Ожидающе замолчал.
Раздался несмелый голос "советника по маркетингу" — Папа любил давать громкие титулы.
— Чего он хочет? У нас все поделено.
— Да, действительно, папа... — поддержали остальные.
— Наконец услышал я глас народа! — Довольно произнес Паровоз. — Чего хочет? Ясно чего, бабла, у него одно на уме. А конкретно, предлагает обсудить нового покупателя, который баснословные бабки за рыжье предлагает и аппетит имеет неимоверный. Седой, мол, один его не накормит. Предлагает взять нас в долю. Жду советов, "министры".
