Далее снова была Калуга, потом Таруса, где он встретил дворецкого Семена. В Тарусе Андрей оставил своих людей на отдых, а сам отправился в поместье и вот сейчас был уже у цели.

Ближе к вечеру следующего дня на веранде дома в поместье князей Львовых за дружеской беседой сидело несколько человек. День выдался солнечный, сквозь приоткрытые окна дул теплый пахучий весенний ветер, и отдыхать при такой погоде было одно удовольствие. Только что состоялось чаепитие, и после него у стола хлопотала Настасья, а рядом в креслах сидели князь Львов, его управляющий, Андрей Семенович Лисовский и жена господина Лисовского, Мария Семеновна. Между мужчинами шел любопытный разговор, а Мария Семеновна слушала и дивилась тому, сколько же всего помещается странно устроенных мужских головах.

— Так вы полагаете, Ваше сиятельство, что освобождение крестьян не принесет пользы? — задумчиво, сквозь дым сигары спросил князя Андрей Семенович.

— Андрей Дмитриевич — напомнил князь — Мы же уговорились без титулов — задумался на миг и продолжил — Я не против свободы, да и батюшка мой покойный освобождал, если у крестьянина была большая нужда. Только куда их освобождать-то? Как они жить будут?

— Вопрос земли — покивал господин Лисовский.

— Земли — согласился Андрей — и не только. Крестьяне, в большинстве своем, хозяйствовать не умеют. Обрабатывают свои пять десятин для пропитания и хорошо, если делают это искусно. Я на первом году пробовал давать им в аренду свою землю, чтобы посмотреть, что из этого выйдет. Едва не загубили севооборот. Не говоря уже о продаже зерна. Этим навыкам еще нужно развиться. Если дам землю, то кто-то ее потеряет через пару лет за долги, немногие приспособятся и смогут улучшить свою жизнь, остальные пойдут в города работать, нищенствовать. А скорее всего многие умрут с голоду.

— М-да, вздохнул — Андрей Семенович — когда я был в Англии, то наблюдал много любопытного. Там вопрос с арендаторами урегулирован по-другому.

— Скажите, много ли арендаторов у ленлорда с землей, похожей на мою?

Господин Лисовский задумался.

— Право, даже не знаю, что подобрать подходящего. У всех кого я знал, земель было меньше. Ну, если брать грубо, то сто, сто пятьдесят человек. С домашними пятьсот, шестьсот будет.

— Не две тысячи душ? — уточнил Андрей.

— Не две тысячи — рассмеялся Андрей Семенович.

— У нас еще не изменился хозяйственный уклад, когда на земле остается только то количество работников, которое необходимо для экономической выгоды. Освобождение крестьян от крепости, несомненно, будет, Андрей Семенович. И будет в ближайшее время. Правда случится все не так прекрасно и замечательно, как у нас полагают. В Европе это произошло еще пятьсот лет назад. Столетняя война, чума. Людей осталось мало, и спрос на крестьянский труд возрос. Феодалы стали освобождать их от личной зависимости, потому что так было выгодней. У сервов появлялся интерес, и они лучше работали. Представляете, сколько лишних людей нашли тогда свою тяжелую долю? И после так продолжалось пару сотен лет. Еще в шестнадцатом веке английский король Генрих Восьмой повесил за бродяжничество семьдесят тысяч человек. Все это были пейзане, согнанные ленлордами со своих земель из-за перевода пашен под пастбища. Нужно ли нам подвергать своих людей такой судьбе?

Господин Лисовский задумчиво курил сигару. Мда-с, не просто.

— Что же полагаете делать?

— Строить. Лесопилки, заводы. Те, кто хорош в крестьянском труде, будут обрабатывать землю, остальных туда пристрою. Своих людей я просто так не оставлю.

Да, не оставлю, и у меня есть возможности. Но как решить эту проблему на государственном уровне? В исторической литературе, с подачи советской историографии проблемы освобождения крестьян решались просто — нужно было раздать земли помещиков крестьянам, и было бы всем счастье. Ну, может, кроме кровопийц-помещиков. Да только как раздашь. Помещики имели право владеть землей, закрепленное службой или купчими. По какой причине они должны были этого права лишиться? Даже если правительство все-таки примет решение выкупить у помещиков землю и отдать ее крестьянам, то толку от этого будет немного. Мало кто из крепостных мог самостоятельно вести хозяйство. Результаты такого ведения он только что описал управляющему. Так что вводимое по истории вместе с реформами земство и община были способом хоть как то контролировать жизнь крестьян и ведение сельского хозяйства. Смена уклада неминуемо должна была привести к падению производства, а в этом случае была слабая надежда удержать ситуацию под контролем. Пожалуй, именно община на первом этапе, верный вариант — решил Андрей. Реформаторы совсем не глупы. Только нужно все это разумно устроить. И вот здесь следовало подумать. А дальше? А кто знает, что будет дальше. Если все получится, история пойдет другими путями и ее придется писать заново. Здесь возможно все, что реально решит проблемы. Может, даже колхоз какой организует... Как вариант. По своей сути колхоз, ничто иное, как дальнейшее развитие общины.

Мария Семеновна посмотрела на задумчивый лик князя Львова и в очередной раз украдкой вздохнула — до чего же красив. От его облика так и веяло какой-то загадкой, чем-то недоступным и возвышенным. Царскими балами и приемами, обществом государя императора, и конечно же прекрасными придворными дамами. Всеми этими графинями и княгинями. На короткий миг она испытала приступ ревности и сразу устыдилась. Грешно это. На князя она не имеет никаких прав, а рядом, в комнате, сидит супруг. Но все равно ничего поделать с собой не могла, хотя понимала, что такая ревность глупа. Да и придворные дамы были далеки и не так уж и неприятны. Имелись и другие поводы — девки Нюрка и Танька. И если от Нюрки князь избавился, выдав замуж за шустрого тарусского приказчика, то Танька была на месте и никуда уходить не собиралась.

Все-таки, не понятные существа, эти мужчины. Как можно в таких делах между мужчинами и женщинами отдавать предпочтение обычным дворовым девкам, которые не умеют ни читать, ни писать и не имеют вообще никакого образования? Неужели плотское так важно, и князю не противно? Если так, то какой смысл быть дамой из общества? Все знатные женихи на крестьянках поженятся.

Она снова себя одернула за нехорошие мысли. Но ведь это просто мысли же... Нет, о таком даже думать грешно. Господь и за грешные мысли наказывает.

Ближе к вечеру, когда все ушли в залу, в доме появились другие посетители. В прихожей зашуршали кринолины, и взору Андрея предстали две юные барышни. Причем облик одной из них заставил его отложить в сторону газету и внимательно всмотреться в тонкие чувственные черты лица. Девушка была чудо, как хороша. Мягкий овал лица, чувственные губы, высокий лоб. Редкая для этих мест красота. Лицо обрамляли густые пряди черных локон. Андрей уже понял, что различные стили одежды обычно подходят под каноны красоты данного времени. Все эти локоны, кринолины очень подходили к одухотворенным простоватым лицам обитательниц этого времени, но девушке куда лучше подошла бы стрижка каре и одежда двадцать первого века. Настолько ее красота здесь чужеродно смотрелась. Он бросил взгляд на другую. Та, по странной природе женской дружбы, была как водится не красива.

Он перевел взгляд на Семена и дождался представления.

— Наталья Петровна Лопухина и Анна Егоровна Листвицкая — солидно произнес Семен, прокашлялся и добавил — барышни-с.

И вызвал этим улыбки у присутствующих.

Та самая Наташа Лопухина, которую ему сватала матушка Екатерина Павловна. Действительно, чудо, как хороша. Андрей на правах хозяина представился первым, а после представил других присутствующих в зале. Барышни сели в кресла и завели пустую светскую беседу, при этом поочередно бросая любопытные взгляды на князя. Пришли по мою душу — понял Андрей. Он вспомнил вчерашний разговор с Густавом Карловичем Плутвицем и начал догадываться о цели их визита.

Доктор прибыл в усадьбу вчера вечером. Прибыл очень удачно, потому что у Андрея имелся к нему разговор и важное предложение. Вопрос организации медицинской службы в полку стоял очень остро. Если офицерские кадры в дружины ополчения собрать кое-как удавалось, то медицинских специалистов брать было негде. В последнее время Густав Карлович был в усадьбе частым гостем, с интересом наблюдал за преобразившимся князем Львовым и даже описал этот феномен одному из своих знакомых — светил берлинской медицины. Оказалось, случай не такой уж уникальный. Изменение поведения после пережитых трагических событий происходило часто. Плутвиц был этим несколько расстроен, но все равно, посещал поместье князей Львовых при каждом удобном случае. Изменившийся князь Андрей был ему интересен не только как перспективный клиент. Давно он не встречал человека с такими необычными знаниями и способностями. И вот сейчас с интересом слушал его предложение.

— Солдатами и снаряжением меня обеспечат, обещали и офицеров найти. Вот только ни фельдшеров, ни докторов нет. Даже для действующей армии не хватает. Так, что я предлагаю вам поступить на службу хотя бы на период войны. У меня есть полномочия на прием в полк доктора в чине губернского секретаря. Сразу по приему отправлю представление на коллежского. Подумайте.

Густав Карлович задумался, смотрел на князя и что-то для себя прикидывал. Предложение с финансовой стороны было малопривлекательным. Медицинская практика давала ему куда больше, но с другой стороны, чин. Князь Львов знал, где находится чувствительное место уездного доктора. Как и всякий пруссак, Плутвиц испытывал непреодолимое почтение перед чинами. В Пруссии чин всегда обеспечивал положение в обществе и здесь, в России, все было похоже. Густав Карлович никогда не жаловался на отсутствие уважения среди помещиков, но медицинская практика это просто практика. Получив чин, он становился равным им.

— Слушба на период войны? — уточнил доктор с едва заметным акцентом.

— Да, именно так, Густав Карлович — Андрей улыбнулся — куда мы здесь без вас — потом снова стал серьезен — поскольку вам придется принимать непростое решение, то скажу сразу и надеюсь, это останется между нами — Мой полк, хотя и называется ополченческим, но будет боевым и создается именно для боевых действий. Так что повоевать придется. К тому же вы нужны мне, не для проведения операций в госпиталях, а для организации медицинской службы по полку.

Плутвиц слушал внимательно и был заинтересован.

— Как вы полагаете организовать слушбу?

— Пока не знаю, но у вас будут свои штаты и подчиненные. Думаю, вы сами решите, как лучше. Если согласитесь, конечно — добавил Андрей, хотя видел, что доктор уже согласен.

— Я подумаю, нушно посоветоваться с супругой — все же сказал Плутвиц.

— Конечно. Если у вас есть на примете дельные доктора, с которыми вы хотели бы служить, укажите. Я с ними поговорю.

Густав Карлович весело рассмеялся.

— Представляете, Ваше сиятельство, один кандидат есть.

— И кто же?

— Намедни, приходила ко мне дочь помещика Лопухина и убеждала поступить доктором в армию, а она будет при мне сестрой милосердия.

Андрей тоже рассмеялся.

— Что же вы ответили?

— Сказал, что нушно сначала поговорить с ее отцом. Она повернулась и ушла.

— Говорят, барышня хороша собой?

Доктор согласно покивал головой.

— Пусть простит меня супруга, но я за всю жизнь красивее фройлен не видел.

И вот сейчас Наталья Петровна сидела за столом и бросала на князя Львова нетерпеливые взгляды. Вскоре разговор перешел на местные дела, события двух последних недель. Некоторое время Андрей с интересом слушал, а потом вышел на веранду подышать чудесным вечерним воздухом. Шуршание кринолинов и легкие шаги за спиной он услышал почти сразу, обернулся. Перед ним стояла юная барышня Лопухина. Глаза сияют, а поджатые пухлые губы говорят о решимости начать разговор.

— Ваше сиятельство, князь — начала она.

— Для вас Андрей Дмитриевич, Наталья Петровна. Так будет удобнее, мы ведь уже представлены друг другу.

Она поспешно кивнула.

— Андрей Дмитриевич, вы что-нибудь слышали о Флоренс Найтингейл?

— Слышал об этой достойной леди.

— Тогда знаете о той помощи, которую она оказывает раненым английским солдатам, нашему неприятелю.

— Газеты об этом пишут.

— Как это не справедливо, когда о солдатах неприятеля есть, кому позаботиться, а наши раненые не имеют такого ухода.

— Это не так — возразил Андрей — я слышал, в Севастополе имеются команды сестер милосердия из местных жительниц.

— Да, да — поддержала она — я о том же. Мы. Я и госпожа Листвицкая желали бы тоже облегчить страдания наших раненых и стать сестрами милосердия. Я слышала, вас поставили командовать полком в Крыму, и прошу взять нас в Крым. Мы не будем в тягость.

Андрей внимательно смотрел на ее смущенное и вместе с тем, решительное лицо. Девушка была искренна, такие вещи он научился различать еще там, в будущем. Однако все это вызывало подозрения и настолько выходило за рамки местных правил, что он спросил.

— Зачем вам это нужно?

Наталья Петровна на миг растерялась. Она же все объяснила. Чего тут непонятного?

— Помогать докторам, лечить раненых.

— Вы хоть понимаете, куда собираетесь? Даже при всем несомненном подвиге миссис Найтингейл, отношение к ней в английском обществе неоднозначно. А ведь она долго готовилась к этому, можно даже сказать, посвятила всю жизнь и много чего повидала.

Наташа Лопухина обиженно поджала губы.

— Если она смогла, то и мы сможем.

Андрей выматерился про себя и вспылил. Очень редкий для него случай, но наивность и упрямство девушки его разозлили.

— Да вы хоть представляете, куда собираетесь ехать? Так кругом будут мужчины. И не светские кавалеры, а простые солдаты. Там будет много такого, от чего барышни в обморок падают. Вы хоть раз в жизни видели мужское исподнее? Да что там исподнее, там и кроме исподнего много чего незамужней барышне придется повидать. Я уж не говорю про кровь, зияющие раны и прочие неприглядности.

Он смотрел, как ее лицо заливал румянец обиды и возмущения. Она хотела сказать что-то резкое, но не стала. Хотя разговор и перешел рамки приличий, но Наталья видела, что князь не хотел ее оскорбить и над ней не смеется. Он разговаривал сочувственно и серьезно, как со взрослой дамой. Как иногда случалось, разговаривал с ней отец.

— Я знаю, что война это не красиво, но не отступлюсь, чтобы вы об этом ни думали — ее голос приобрел твердость и как ни странно при этом звучал чарующе.

Князь Львов только вздохнул. С таким-то голосом, внешностью и напором у девушки большие перспективы. Наверное, от кавалеров нет отбоя, вьет из них веревки и привыкла, что все в этом мире вертится вокруг нее.

— Знаете, что я думаю? Я думаю, какой-нибудь гусар вскружил вам голову и отправился на войну. А вы решили идти вслед за будущим героем. Мечтаете — его ранят не сильно, он будет бледный, в повязке лежать на кровати, а вы станете поить его микстурой из ложечки. Только война, Наталья Петровна — дело грязное, тяжелое и совсем не романтичное. Особенно для красивых барышень.