— Лёнь, не все могут оценить твоё непревзойдённое чувство юмора. Пойдёмте отсюда. Не нужно привлекать внимание соседей. К тому же внизу места себе не находит один очень нервный тип, который рвался с нами, — Динияр вызвал лифт.

— Его только не хватало, — вздохнул Костенко. — Но надо признать, у него хватило ума обратиться к Щербатому, а не лезть на рожон.

— А Анатолий Евгеньевич…

— Нет, — Костенко не дал девушке договорить. — Можешь не беспокоиться. Никто ничего не узнает.

— Спасибо.

— Поблагодари молодчика внизу. Не нас.

* * *

— Я изменил жене, — единственное, что услышал Тарас, открыв дверь на настойчивый звонок, после чего в его объятья рухнул пьяный в стельку Павел. Дальнейшее бормотание и мычание едва ли можно было назвать связной речью. Опальский был в шоке. Он рассчитывал провести вечер после трудового дня в тишине и покое перед телевизором с пиццей собственного приготовления и баночкой вреднющей колы, но никак не в компании пьяного лучшего друга, кающегося в измене. Измена. Ничего нелепее Тарас ещё не слышал. Крюков изменил жене? Бред же! Скорее коровы начнут летать и гадить золотыми слитками.

— Паш, объясни толком! — Опальский пытался растормошить Павла, дотащив его до зала и сгрузив на диван. — Что случилось? Где Ира?

— Дома. Пла-а-ачет, — Крюков жалобно всхлипнул. — А я сво-о-олочь!

— Всё. Я звоню Ирке, — Тарас оставил попытки вытрясти что-нибудь адекватное из друга.

Он не успел найти нужный номер в мобильнике, как в дверь снова затрезвонили. Не менее настойчиво. Надеясь, что это Ирина догадалась, где искать муженька, и приехала за ним, Опальский распахнул дверь с широкой улыбкой на лице, которая тут же померкла, стоило ему увидеть, кто стоит на пороге.

— Здравствуйте, — вдавил он из себя.

— Привет. Спирохета у тебя? — Лёня всегда находил красное словцо для Павла. Сейчас он был не просто зол, он пребывал в ярости, и ещё удивительнее была его относительная мягкость в обращениях.

— Только что пришёл… приполз.

— Отлично. Предсказуем, как сюжет любовного бабского романчика, — фыркнув, Костенко вошёл в квартиру, плечом задев Тараса.

— Здравствуйте. Извините, — Динияр обратил на себя внимание.

— Здравствуйте, — Опальский зачарованно смотрел в синие глаза. Ему ещё не доводилось видеть такого яркого синего цвета. — Тарас, — он протянул руку.

— Динияр, — Хайруллин ответил на рукопожатие и вошёл вслед за отступившим в коридор хозяином квартиры.

— Кажется, они там надолго, — поморщившись от криков и мата, доносящихся из зала, пробормотал Тарас. — Может, кофе?

— С удовольствием.

— Тогда пойдёмте на кухню. Не разувайтесь, у меня не прибрано, — он зашаркал тапками по коридору.

Динияр кивнул, но всё же снял ботинки, потому что порядок и чистоту в квартире было видно невооружённым глазом. Только злой как чёрт Леонид не был способен оценить чужой труд и оставил на линолеуме песочные крупинки, слетевшие с подошв.

— Не нужно было, — Опальский покачал головой, взглянув на ноги гостя. — Я принесу тапочки, — он испарился из кухни, оставив Хайруллина в одиночестве, чем тот воспользовался, как дарованной минуткой, чтобы осмотреться. Чисто, уютно, по-домашнему тепло и вкусно пахнет. Большего он не мог бы сказать, да и не требовалось.

— Вот. — Перед ним на пол шлёпнулись серые тапки.

— Спасибо.

— Вы друг Леонида? — осторожно спросил Тарас, доставая из шкафчика маленькие чашки с гжельской росписью.

— Да, — Динияр улыбнулся уголками губ. Его позабавила заинтересованность, отчётливо слышавшаяся в голосе собеседника. Вот уж у кого слепое сердце… Ему даже стало немного жаль этого парня. Увы, лицом и телом он для Лёнечки не вышел. А ведь мог бы разок получить желаемое…

— Вы не знаете, что всё-таки произошло? — Опальский возился у плиты, не оборачиваясь.

— В мелких чертах. Кажется, супруга вашего нетрезвого гостя беспочвенно обвинила его в измене и, от природы обладая невероятным даром убеждения, внушила ему эту мысль, а когда осознала содеянное, его и след простыл. Она попросила о помощи Костенко, и мы, собственно, нашли его у вас по почти остывшим следам.

— Скорее по запаху, — Тараса заметно передёрнуло.

— Не любите алкоголь?

— Ненавижу. — Ответ был настолько резким, что Хайруллину не захотелось продолжать данную тему.

— Вы, кажется, дружны с этим семейством?

— Да.

— Беспокоитесь?

— Уверен, что всё разрешится, раз за дело взялся Леонид.

— Без сомнения.

— Вот, — Опальский поставил перед гостем чашку и сел напротив. — Угощайтесь, — он придвинул ему и тарелку со свежеиспечённой пиццей.

— Сами готовили?

— Да.

— В таком случае мне вдвойне неловко за вторжение. Думаю, вы хотели бы провести вечер иначе.

— Ничего страшного. — И по ответу Динияр с удивлением понял, что гостеприимный хозяин действительно не злится. Он просто принял ситуацию и подстроился под неё. Странный…

— Благодарю.

— Угу, — Тарас уткнулся в свою чашку. Он не поднимал глаз, чувствуя, что его внимательно изучают. Он не любил, когда на него пристально смотрят. Складывалось ощущение, что он какой-то подопытный.

— Вкусно, — констатировал Хайруллин, попробовав пиццу. Именно констатировал, а не похвалил.

Только тогда Опальский оторвал взгляд от чашки и тут же пожалел об этом, потому что синие глаза буквально впились в него, не позволяя отвернуться. Казалось, что гость читает его как открытую книгу, поспешно перелистывая скучные страницы и жадно вчитываясь в самое интересное.

— Перестаньте… Пожалуйста, — Тарас устыдился собственного голоса, показавшегося сейчас таким жалобным.

— Простите, — Динияр моргнул, забирая вместе со взмахом чёрных ресниц и наваждение. Ему не нужно было объяснять, о чём попросил сидящий напротив молодой человек, — его взгляд выдерживали немногие.

— Вы…

— Простите, — Хайруллин улыбнулся, но скорее ехидно, чем виновато. — Дурная привычка.

Он устал, поэтому не сумел проконтролировать самого себя, включив то, что Лёня называл «рентгеном». Сначала они встретились с другом Костенко Толиком, которого Динияр лично знал плохо, но был наслышан о нём, как о прекраснейшем человеке и об одном из самых лучших любовников в коллекции Лёнечки, потом состоялась встреча с нервным Костей и запуганной собственным мужем Настей, встречу с её мужем вообще трудно было назвать иначе, чем мордобоем, ибо он не внял голосу разума и кинулся на Костенко, от которого тут же получил вполне по заслугам и автоматически выпал из так и не начавшейся беседы, а апогеем сумасшедшего дня стал звонок зарёванной Кисы, истерично визжащей в трубку, что с её Павлушей случилось что-то страшное, потому что его телефон выключен вот уже два часа, и Лёня просто обязан, как хренов Бэтмен, лететь ему на выручку. Вместо варварски прерванного секса Хайруллин получил в знак утешения кусок домашней пиццы и чашку кофе. Вкусно, приятно, но ни черта не равноценно потере. До приезда сюда он вообще не понимал, зачем Костенко потащил его с собой, хотя точно знал, где искать заблудшего муженька своей ненаглядной Кисы. Теперь понял. Из-за Тараса. Крюков в таком состоянии за живую душу не считался, а наедине с его другом Лёне было бы неуютно, поэтому он предоставил Динияру роль верного Робина. В мутных зелёных глазах, щурящихся из-под густых рыжих бровей, можно было прочесть всё, что хотелось и не хотелось. Нет, они не были открыты для всех, но для Хайруллина преград в этом вопросе не существовало, как и для Леонида.

— Всё в порядке? — Опальский с беспокойством смотрел на своего гостя, выпавшего из реальности.

— Да. Всё хорошо.

— Воды?

— Нет. Мне достаточно кофе.

Тарас кивнул и опять уткнулся в чашку. Динияр снова пожалел его и неожиданно даже для себя произнёс:

— Будьте увереннее в себе. Просто вы выбрали не того человека.

— Вы о чём? — Опальский резко вскинулся.

— Мы оба знаем, о чём и о ком.

— Вы…

— Я?

— …ошибаетесь.

— Если я и ошибаюсь, то крайне редко и явно не сейчас. Подумайте над моими словами. Это добрый совет хорошему человеку.

— Хорошему?

— Я говорил, что редко ошибаюсь.

Тарас хотел сказать что-то, но влетевший на кухню Костенко не дал произнести ему ни слова.

— Я точно убью сегодня кого-нибудь, — Лёня сжимал кулаки. У него чуть ли не пар из ушей валил.

— Не стоит, — Хайруллин откинулся на спинку стула. — Не подкидывай мне лишнюю работёнку.

— Паша в порядке? — подал голос Опальский. И, судя по выражению лица Леонида, ему стоило прикинуться ветошью.

— А что с твоим Павлушей случится? Его я, к сожалению, прибить не могу. А страсть как хочется. До зубного скрежета. Заменишь товарища на поле боя, а?

— Лёнь, не кипятись, — Динияр явственно ощущал ауру всепожирающей ненависти, исходящую от его любовника.

— Я устал. Забираем эту ошибку природы, сдаём на руки Кисе и едем домой. Тарас, извини, — Костенко с трудом держал себя в руках, но понимал, что не имеет права сорваться на ни в чём не повинном человеке.

Опальский завис, уловив слово «домой». Друзья, да? Он бросил косой взгляд на ухмыляющегося мужчину, сидящего напротив, от которого не скрылось его разочарование.

— Всё хорошо. Я понимаю. Хотите кофе?

— Спасибо, нет, — Лёня покачал головой и вздохнул. Хороший парень этот Тарас. Понятно, почему Женька так оберегает его, но ведь нужно принимать во внимание, что он давно не мальчик. Каждый сам выбирает свой путь. — Обязательно приходи как-нибудь в Egeni.

— Спасибо за приглашение.

— Приходи, тебе понравится.

— Не сомневаюсь.

— Мы пойдём.

— Я ещё не доел, — Хайруллин удивил и хозяина квартиры, и своего любовника, даже рот приоткрывшего от изумления. — Лёнь, езжай. Ирина наверняка с ума сходит.

— Ты серьёзно? — Костенко перевёл взгляд с Динияра на Опальского и обратно, как бы спрашивая о чём-то. Тарас этих переглядок не заметил, слишком поглощённый собственным шоком.

— Не знаю, — брюнет сделал глоток кофе. — Тарас, вы не против, если я задержусь ещё на полчасика?

— Нет, — на автомате ответил Опальский, таращась куда-то в пустоту.

— Ладно, сами разберётесь, — Лёня тряхнул головой, сбрасывая оцепенение, и вышел из кухни. Судя по грохоту, с Павлом он не церемонился, волоча на выход, а с удовольствием прикладывал костями и головой об стены, якобы совершенно случайно. Хлопок двери погрузил кухню в тишину, нарушаемую лишь тиканьем настенных часов и гудением холодильника.

— Ещё кофе? — предложил Тарас, пытаясь как-то справиться с неуютным волнением.

— Да, если можно.

— Можно, — поспешно пробормотал Опальский, вскакивая со своего места и едва ли не бросаясь к плите. Занять себя хоть чем-то, лишь бы не ловить пристальные изучающие взгляды. Он понял всё. Он понял то, что даже Женька не поняла. Интересно, расскажет ли он Леониду?

— Вы нервничаете?

— С чего вы взяли?

— Значит, вы просто хотите меня убить.

— Что за глупости?!

— Вряд ли моё сердце выдержит такую дозу кофеина…

— Ох! — Тарас покраснел бы, если бы мог, глядя на турку, до краёв засыпанную кофе. К счастью, он не краснел. Никогда. Разве что от мороза или сильной жары. — Я задумался.

— Я так и понял. Простите мою наглость. Я действительно хочу просто передохнуть. У вас спокойно.

— Да. Я понимаю, — ответил Опальский, хотя ничего уже не понимал. Совсем. Полчаса. Они ведь быстро пройдут?

— Вам помочь?

— Нет! Вы гость. Я сам.

— Вы подумали об известной поговорке, ведь так?

— Нет, — соврал Тарас, хотя у него в голове крутились давно известные слова о гостях и татарах.

— В моём случае она звучит ещё более оскорбительно. Я татарин.

— И правда. Простите…

— И всё же подумали.

— Нет!

Глава 13

— Ой, девушка, простите! Мы, кажется, адресом ошиблись…

— Очень смешно, Толь. Настолько свежая шутка, что на неё даже мухи уже брезгуют садиться, — Павел поджал губы, пропуская в квартиру Финогенова с Сизовым.

— Сдаёшь, старичок, — Дмитрий пихнул любовника локтем в бок. — Молодёжь твой юмор больше не понимает.

— Дим, это было бы смешно, если бы не…

— Если бы не было так грустно, — перебил Крюкова Щербатый. — Из-за твоих лохм мужики в сортире дёргаются и на брюки льют.

— Нервы лечить надо!

— Как?

— Сексом! Регулярным!

— Заткнись, болезный, — Финогенов скривился. — Боюсь представить… Извращение!

— Толь, тебе определённо чего-то не хватает, — Павел поправил сползший с одного плеча чёрный шёлковый халат.

— Ага, — Щербатый усмехнулся и нарочито медленно проскользил взглядом по застывшему от подобной наглости зятю. — Может, и не хватает…

— Придурок, — фыркнул Крюков, потуже затянув пояс халата.

— Ты доведёшь ребёнка когда-нибудь, — Сизова происходящее забавляло. — Не дёргайся, солнышко, — он погладил Павла по голове, взъерошив стянутые в пучок волосы.

— Дим, блин! — Крюков выдернул из растрепавшегося пучка длинные деревянные шпильки и тряхнул шевелюрой, позволяя волосам рассыпаться по плечам. — Ирка так старалась, а ты…

— А я урод?

— Да!

— Моральный, надеюсь?

— Вообще!

— Хам.

— Что происходит? — Ирина выглянула в коридор. — Зачем припёрлись?

— И я рад тебя видеть, сестрёнка, — Толик широко улыбнулся.

— Когда я просила тебя помочь, ты меня послал!

— Извини, что не счёл особо важным твой очередной сдвиг на почве ревности. В первый раз, что ли…

— Козёл, — Киса поджала губы. Как же неприятно, когда тыкают носом в собственную глупость. Она не истеричка. Совсем нет. Ни капли. Ей до сих пор становилось плохо, когда она вспоминала, как набросилась на мужа с беспочвенными обвинениями. Почва была, как ей тогда казалось. Одна знакомая позвонила и сказала, что видела Павла, проезжая мимо их компании, выходящим из здания с какой-то короткостриженой рыжей стервой. Они смеялись и шли чуть ли не в обнимку. Крюков, с порога услышав обвинения, расхохотался и сказал, что был с Настей. Ира взбесилась. Гнусная ложь! Перовская никогда бы не рассталась со своей шикарной шевелюрой. Ревность видит и слышит лишь то, что хочет.