Зверь лютый. Книга 30. Канава

Развернул модель.

Факеншит! Что можно смоделировать за полночи? Без материалов, без инструментов? Гвоздей маленьких сыскать... итить меня шурупить крестообразно! Верёвочки, шпинёчки... Лепёж наколенный.

Два ящика, нижний длинный, сверху на половину его длины с одного края всобачен короткий. На торцы приделаны на верёвочках дощечки. Типа: ворота. "Осёдланная" половина нижнего забита поленом. Типа: материковый грунт.

Да, коллеги, моя презентация отдаёт примитивизмом, минимализмом и... и рыбой. Точно. В каком-то из ящиков рыба лежала. Несвежая.

Разворачиваю конструкцию высоким концом к Боголюбскому. Решать, как бы мы тут не выёживались — ему.

— Верхний шлюз верхним концом выходит к Самоткани. Дно — ниже меженя Днепровского. Локтей на десять. Передние ворота открыли — вода пошла. Задние закрыты. Вода зашла, успокоилась, затаскиваем барку. (Где мой карандаш? Побудешь баркой хлебной). Подцепили лошадей, потащили бечевником. Дотащили до нижних ворот. Верхние закрыли. Нижние открыли, вода туда пошла, выровнялась, уровень стал одинаков и ниже. Локтей на пять. Потащили барку дальше. На другом конце второго шлюза — опять. И так — до устья Бузулука. Последние воротца открыли — побежала лодочка в Днепр-батюшку. Точно также и наоборот, вверх. Нижние открыли — барка зашла, вдоль прошла. Нижние закрыли, верхние открыли — вода пришла, барку подняла. Перетащили в следующий ящик.

Я снова повернулся к Перепёлке:

— Ты прав, князь Глеб. Барка идёт по стоячей воде. А когда барка стоит — идёт вода. Вода — текучая. Но для барки — стоячая. Попеременно.

— Эта... Ага... Замысловато. А чего пять локтей? Ну, глубины.

— Это для примера сказано. Можно два. Но... От одного устья до другого Днепр опускается локтей на восемьдесят. Шлюзы — ступеньки лестницы. Чем ступеньки меньше, тем, на эту длину-высоту, их нужно больше. Ворот больше. Корабликам у каждого стоять — проводка дольше.

— Ни чё, постоят.

Такое меня всегда бесит. Но деградацией трафика его не проймёшь. Попробуем не количественно, а качественно.

— И другое дело есть.

Я откинулся от стола, и, повествовательно, на грани сказочной интонации, сообщил:

— Не скажу точно где, но, к примеру, у речки Вязьма, что в самый верх Днепра-батюшки впадает, сидят в лесу дремучем мужики. Такие же. С топорами.

Притомившееся уже собрание зашевелилось в предвкушении занятного рассказа.

— Сидят они там, посиживают. Да дерева роняют. Тащат трудники стволы с лесосеки, распускают на доски. И собирают коробочку. Ларчик такой невелкий. С прутиками. (Где у меня рисунок с трёхмачтовиком?) Вот такой.

— Так это ж... это ж корабль! Я такие в Золотом Рогу видал!

— Истинно, князь Всеволод. Кораблик небольшой, для недалёкого плавания. Каботажник называется.

— Чего это "небольшой"?! Это-то как раз большой! Латиняне на таких по всему морю плавают.

— Ну и ладно. Пусть "большой". А весу в нём с грузом... десять тысяч пудов. Водоизмещение называется. (Правильнее — дедвейт. Но стопорить их мозги неслыханными словами...). Собрали мужички вяземские такую красу деревянную, просмолили, припасов да команду загрузили, да и выпихнули. В половодье в Днепр. И поплыла, качаясь, лодочка, вниз да по речке. Долго ли, коротко, а приплыла она в славный город Переяславль. К тебе, стало быть, князь Глеб. А у тебя-то в городе... красота да благоденствие! Поганые-то повыбиты, земли-то вокруг пораспаханы, золотым зерном амбары полнятся. Тут набежали слуги-работнички. Потащили золото зерно да в тот кораблик. Тыщ пять пудов. Залился кораблик хлебушком, засыпался аж по горлышко. И пошёл себе далее. Не останавливаясь. По Днепру до Канавы, по Канаве до Днепра. Снова по Днепру в Лиман. Из Лимана в море и ф-р-р... Только у Босфора встал — проводника ждёт. Тамошним проливом ходить — большую опаску надо иметь. Пришёл проводник, привёл кораблик в Золотой Рог. Принимай народ православный хлеб русский, жуй да радуйся.

Моя сказочку терпеливо выслушали. Но здесь не дети малые, а князья русские. Которые сразу начали насыщать сюжет реализмом.

"Мы рождены, чтоб сказку сделать былью". Пытаются.

— А почему — "вяземские"? Чего там такого... особенного?

— Ничего. Корабли можно строить далеко от моря. Потому что — Канава. На Днепре, на Припяти, на Десне. В любом месте, где есть добрый лес.

— В корабль много чего и иного идёт. Железо, парусина, канаты...

— Точно. У меня всё это есть, делается. Сколь надо — изготовлю и привезу. Вязьма хороша тем, что от неё Вазуза недалече. А там городок такой, Зубец. До него Волгой дойти можно. И дальше не сильно тяжко.

А, главное, я там ножками проходил, места знаю. Но вам, князья русские, про свой побег из "прыщей смоленских" рассказывать не буду.

— Десять тысяч пудов — это большой корабль. Русские такие делать не умеют. А это занятие не простое. Без мастеров греческих не получится.

Михалко, ты, конечно, добрый воин, но что русские умеют делать... тебе и в кошмарном сне не приснится. Да и вообще, я Не-Русь — какие претензии?

— У меня по Волге бегает расшива. Моими людьми построена. С синим парусом. На двадцать пять тысяч пудов груза.

— Сколько?!

Факеншит! Вся Волга про моего "Кон-Тики" уже песни поёт да сказки сказывает. А здесь... Впрочем, в средневековье всё очень "пятнисто": тут — знаю, тут — не знаю. А тут — знаю, но не поверю, пока не понадкусываю.

— Но... расшива... это же плоскодонка? На ней в море не выйдешь.

— Нужды не было. Пока по рекам ходили — плоскодонок хватало. В ноябре у меня заложен киль нового, морского, судна. "Шилохвост" называется.

Когда его проект нарисовали да на корму его глянули, всем сразу понятно стало — шилохвост и никак иначе. Что шило в заду — однозначно. Гик на бизани торчит... выразительно.

— А там-то он тебе зачем?

Подозрительность Боголюбского — повсечастна. Но здесь ещё и ревность?

— У меня идёт торг. С Саксином. Мои приказчики там посчитали-показали, что вести торг самим, прямо с Табаристаном — двадцать-тридцать гривен с пуда груза.

Это ещё по-божески. На направлении Левант — Северная Италия купцы берут грузы ценой от 240 дукатов за пуд и получают 30-40% прибыли.

— Ежели кораблик берёт пять тысяч пудов груза, то... сами понимаете. Понятно, что штормы, мели, разбойник... риски. Но сто тысяч за раз...

Тяжкий вздох Всеволода. Надо что-то делать с парнем. Как-то он денежные суммы... сильно переживает. Голодное, босоногое детство?

— Не понял. Твой... хвост шилом — там. А мы-то здесь.

— Весной "Шилохвост" спустят на воду. Погоняем по Волге, спустим в Хазарское море. Там пару раз сбегает. Где чего плохое, слабое, недодуманное — вылезет. Исправим. Все части измерим, нарисуем, чего надо ещё — железо, пеньку — сделаем. Отвезём тем... мужичкам вяземским. Они один в один, по образу и подобию, под моих мастеров присмотром, такую же лоханку сварганят. Но, конечно, князь Глеб, Канава должна быть глубокой, не в два локтя, чтобы морской корабль по ней спокойно прошёл.

"Белый шилохвост". В природе таких уток не бывает, но кораблик мы сделали. Конструкция оказалось удачной и, после минимальных доработок, пошла в серию. А вот конкретный экземпляр не прожил и двух месяцев.

Сразу после ледохода корабль спустили на воду. Отсендиный Дик провёл ходовые испытания и отправил вниз по Волге.

Дик в полном восторге гонял марсовых, отрабатывал парусное управление. Килевое судно с рулём... У нас уже были свои неплохие лоцманы, но руль сломали. Два раза. Через месяц пришли в Саксин.

Ещё через три дня, прямо у пристани, корабль сожгли, двух вахтенных убили.

Между Саксином и южным берегом Хазарского моря за год проходит четыре сотни судов. Судовладельцы... очень расстроились при виде нашего "Шилохвоста", решили устранить конкурента.

Афоня, мой фактор там, пошёл к хану, требуя сыска по поджогу и убийству. И нарвался на мощное мусульманское лобби. Хотя сам хан тенгрианин, но советники и чиновники у него мусульмане. Общая неприязнь к иноверцам, в сочетании со вспышкой злобы купцов и судовладельцев к более успешным конкурентам, дали результат: хан лишил русскую общину в Саксине недавно полученного особого статуса. Задним числом сосчитали и потребовали джизью.

"Неверные, оставайтесь униженными".

Кроме примитивных коммерческих конфликтов, в ситуации проявились неочевидные политико-поэтические проблемы. Вся мера моей глупости с посылкой корабля без прикрытия стала понятна только через год.

В конце мая я вернулся в "зону действия сети", передо мной легли два сообщения. О событиях в Саксине, и о рейде новгородцев Даньслава в направлении Заволочья. Крайние точки моего "ареала" — северо-запад и юго-восток. Мне оставалось только сложить две эти "гадости" в стопочку и сделать из них "радостей". Тоже две. О чём позже.

— Так это... года три, не менее. Пока такую... лодию сделают.

— Мы, князь Глеб, ещё и первый кус земли с той канавы не вынули.

— И сколь же годов, по суждению твоему, ту канаву делать?

Боголюбский не считает себя мастером по землекопанию, шлюзованию и кораблестроению. Для него важны сроки и ресурсы. А какие вы там заклёпки в гальюне ставить будете...

— Канава... мелочь. Года за три-четыре построим. Но. Перед этим нужно пройти по линии, где её копать будут. Год. Перед этим — выбить степняков. Хотя бы из Приднепровья. Для этого построить "волчьи челюсти". А греков к разуму привести, даже деспоту... Года два-три. До этого сбегать в Иерусалим, повенчаться, получить от басилевса Крым... Ещё год. По моим прикидкам семь-десять лет.

* * *

Это означает, что решение должен принять Мануил Комнин, а воспользоваться его плодами он не сможет: в РИ 17 сентября 1176 г. византийцев разобьют сельджуки Кылыч-Арслана II, заманив в засаду при переходе горного дефиле.

Поражение при Мириокефале.

Разгром не нанёс империи такой урон, как представлялось Мануилу и европейцам. Византийская армия не была уничтожена. Но для Мануила это оказалось личной катастрофой. Его, столь воспеваемый кодекс рыцарской чести, привёл к поражению огромной, в здешних условиях, армии в 35 тысяч воинов, растянувшейся на марше на 10 километров. К острому приступу собственной паники. Лишь чудом телохранители сумели спасти. Лишь чудом советник-адмирал сумел убедить остаться с войсками. Но стыд позорного бегства был пережит в воображении императора.

Не просто тактическая ошибка, а тотальный крах всего мировоззрения. Мануил Комнин отошёл от дел, увлёкся астрологией.

* * *

Для меня сейчас это означает, что я не знаю выгодополучателя на той стороне. Это отдельная тяжёлая тема. Но лучше иметь возможность выбора между дорогим и дешёвым хлебом, чем не иметь. Появится рычаг воздействия на любое византийское правительство. А уж как его применить... видно будет.

Объём земляных работ важен, но не критичен: он будет понятен после проведения изыскательских работ. Т.е. заблаговременно. При необходимости численность работников можно удвоить или утроить.

— Э... а копать кто будет? У тя сколько народу получается? — Во-от. Набрать десять тысяч мужиков невесть куда... А цена им? Ты знаешь как Златоверхий строили? А там-то... аж по паре ногат в день каждому... да и то — не схотят мужики.

— Копать и таскать землю будет полон.

— Ой, да где ж ты столько полону-то наберёшь? Какую такую войну великую ты задумал?

— Нормальную. Я задумал, а вы согласились. Или ты, князь Глеб, полагаешь, что выбить степняков можно без войны? В Степи пять сотен тысяч кыпчаков. Когда они на Руси полон берут — из десяти здесь живущих получается один невольник на торгу в Кафе. Теперь и им тако же. Бабьё долой... Тысяч двадцать невольников останется.

Признаю: был неправ. Глуп и самонадеян. "Выбить степняков без войны" — оказалось возможно. Без большой войны. Так-то... повоевать пришлось. Но трудовых ресурсов типа "полон" мы, и при относительно мирном варианте, получили даже больше необходимого.

— Из кыпчаков работники худые. Они землю копать не умеют. Да и в работах дохнут быстро.

— Что ж, эти подохнут — новых пригоним. К примеру, греков в Крыму к порядку привести... или наших воров новгородских.

Перепёлка переглядывается с Михалко. Они оба южные, пограничные князья. Переяславльский и Торческий. Имеют свой большой опыт общения с "серыми степными тараканами", понимают шаткость моих утверждений. Способность степняка к "равномерному постоянному труду" ещё меньше, чем у русского смерда.

То есть работник будет не "один из десяти", как с русским полоном, а один из двадцати. Или, даже, из сорока. Но использовать такое утверждение для опровержения моего плана не получится. Расчёты слишком приблизительны, ресурсы определяются с запасом.

Поэтому Михалко возвращается к тому, что он понимает лучше других — к Царьграду.

— Вот ты говоришь: побежит кораблик с хлебушком до Босфору без остановки. Так? И привезёт туда аж пять тыщ пудов зерна. И что ж, с этого цена хлеба на Константинопольском торгу упадёт впятеро?

Экономика на "Святой Руси"... сильно среднефеодальная. Поэтому русские князья в рыночных делах... не очень. Михалко, повидавший более высокий уровень развития товарно-денежных отношений, естественно, понимает больше. Хотя бы, в состоянии задать вопрос.

На "Святой Руси" — натуральное хозяйство. С лёгкой примесью торговли. Только очень малая часть от "ВВП", от суммы всех произведённых товаров и услуг попадает на рынок, обменивается на деньги. 1-2-5%. Остальное потребляет производитель. Или власти, которые отчуждают продукт принудительно (3-10%) и полученное, как правило, тоже не продают, а сами "съедают".

В Константинополе картина обратная. Это город, а не страна. Рыбак вытащил невод. И сам съел рыбку. Одну. Куровод вырастил стадо кур и одну съел. Всё. Остальное — на торг.

Рассуждать об особенностях поведения рынка — на Руси — как рассказывать про правила езды по автобану людям, которые испокон веку ездили только на телегах по просёлку. Поэтому... сильно облегчённо:

— Прикинем. В Византии нынче народу чуть меньше, чем на "Святой Руси". Миллионов семь. Нам они пока не интересны. Интересен Царьград. Там — двести тысяч. Четыре Киева. Нам не надобно их всех накормить, нам надобно, чтобы они сами кормились. За меньшие деньги. Для этого довольно добавить на торг десятую долю товара.

— С чего это?

Рыночное правило: превышение предложения или спроса на 10-15% обваливает рынок. Нет, потом-то он установится. Когда-нибудь, на каком-то уровне.

— Ежели на торгу товара стало больше, то цена падает. Но никто не знает — насколько. Один продавец снижает цену и продаёт. Другой закрывает лавочку и пережидает. Тако же и покупатели: один хватает побольше пока дёшево. Другой ждёт, пока цена ещё просядет. Цены то поднимаются, то опускаются.

Иногда это продолжается долго. Александр Македонский однажды побил Дария III Добронравного. Вроде бы — что с этого хлеботорговцам? Ртов-то, которые хлебом надо набить, меньше не стало. Но уже и Александр умер, и эпигоны его поделили империю, передрались, померли... Вавилонская хлебная биржа стабилизировалась только через тридцать лет.