Непреклонный туман

— Конечно, важно. Спасибо, что сообщила. Не стоит ли нам теперь вернуться к главному вопросу?

Аканэ прикрыла ладонью рот, глаза сияли. Она заговорила хрипло, как если бы ей приходилось делать усилие, чтобы говорить нормально.

— Да… спасибо, что сообщила… онээтян. Полагаю, это значит… что Куно-сэмпай… больше не будет… нападать на меня в школе?

Набики откинулась на спинку стула, скрестив на груди руки.

— Ага, — недовольно ответила она. — Кстати, где твой жених? — спросила она у Касуми. — Ему тоже стоит здесь помочь.

Ответила на это Нодока.

— Это не та работа, которую стоит доверять мужчинам. Они не понимают тонкостей социального взаимодействия. Зная моего мужа, он бы посадил тетю Киёми рядом с тетей Харукой, что было бы ничуть не менее опасно, чем кидающие взрывчатку люди. Нет, поверь мне, мужчины гораздо лучше работают руками, чем рассаживают гостей. Именно поэтому я проинструктировала моего мужа, чтобы они втроем построили на одном конце додзе возвышение для главного стола. Хотя я признаю, что с самого обеда не видела своего сына.

Аканэ и Касуми переглянулись. С тех пор, как амазонки ушли, Ранма взял в привычку надолго уходить из дома. Порой казалось, что они почти и не видели его, кроме как в школе, за столом и во время занятий боевыми искусствами. Аканэ пару раз незаметно проследила за ним, отчасти чтобы успокоить свою старшую сестру, отчасти чтобы удовлетворить свое соответственное любопытство, пытаясь понять, не уходил ли он поговорить с кем-нибудь вроде Укё. Но он уходил куда-нибудь вроде канала или парка, и все, что он делал, это сидел и размышлял.

В каком-то смысле Аканэ не могла заставить себя его винить. Всегда, когда она не была занята тренировками или не помогала Касуми и тете Нодоке, казалось, она просто отключалась, не в силах достаточно преодолеть свою меланхолию, чтобы что-нибудь сделать. Ее успеваемость, конечно, страдала, хотя она была почти уверена, или, по крайней мере, надеялась, что средний балл за триместр не просядет слишком сильно. Встряхнуться и чем-то заинтересоваться, казалось, было слишком сложно.

После ужина Аканэ ненадолго оживлялась, когда они с Касуми присоединились к Ранме на занятиях боевыми искусствами. Это было кульминацией дня Аканэ, такая работа непосредственно с Ранмой. Она почти могла представить, что они все еще помолвлены, а последние несколько недель были лишь дурным сном. Иногда, когда он показывал ей какое-нибудь движение, или когда они медленно практиковали блок, ей казалось, что его прикосновения задерживаются на секунду-две дольше необходимого. Порой ей отчаянно хотелось схватить его и умолять все вернуть. Но она не могла заставить себя так предать свою сестру.

В свою очередь, Ранма виновато признавал, что он гораздо больше внимания уделял тренировке Аканэ, а не Касуми. Тем не менее, он ничего не мог с собой поделать. Эта вина, это понимание занимало все его мысли все время, что он уходил в одиночку прочь. То, как Аканэ улучшала свои навыки, заставляло его проклинать свое прежнее упрямство. Порой он задавался вопросом, будет ли у него когда-нибудь другой ученик, демонстрирующий большие возможности. От мысли, что она могла быть его и только его, у него сводило живот. Если бы только он посмел бросить всем вызов: их отцам, своей матери, Касуми…

Он через силу подавил вздох, одобрительно кивнув, когда Аканэ отлично исполнила прыжок и пинок. Наконец, поддавшись требованиям совести, он назначил Аканэ упражнения и обратил внимание на свою невесту.

Ранма выбрался из окна на крышу. Все равно в эти дни сложно было уснуть, и жаркая июльская погода действовала угнетающе. Представление, что всего через несколько дней он женится на Касуми, начало осознаваться, и от этой мысли его внутренности скручивало все сильнее и сильнее. Касуми для него всегда была как сестра. Представление, что она и он…

Он озадаченно покачал головой. Поначалу казалось невозможным, что такое может произойти. Хотя в последнее время ему пришлось осознать, что да, возможно. Часть его продолжала надеяться, что однажды он проснется и обнаружит, что все это было сном. Остальная его часть знала, что все это слишком реально.

Ранма взглянул вдоль крыши на другой конец дома, место, где ему удобнее всего было лежать, место, что таинственным образом достаточно успокаивало его внутреннее смятение, чтобы уснуть. Ему отчаянно нужны были эти немногие часы забвения, когда его мысли могли прекратить это беспокойное кружение, в ловушке которого они в последнее время оказались. Но не сейчас. Он знал, что ему пока еще рано было засыпать.

Часть его сказала ему проявить благоразумие и остаться на месте. У него не было никакой причины каждую ночь мучить себя. Когда он встал и принялся тихо красться вперед, он проклял себя за глупость, желая знать, почему же он заставлял себя проходить через это. «Итак, я глупец, — признал он, — что же в этом нового?»

Он беззвучно устроился на крыше, прикусив губу при мысли о той, чья кровать была сразу под ним. Он знал, что она уже лежала в ней. Он ждал, снова спрашивая себя, почему же он заставляет себя это терпеть. Все, чего ему было достаточно, это подождать лишний час. Вместо этого он сознательно выдвигался в то время, когда ему приходилось страдать, как будто он выполнял какой-то странный обряд покаяния.

Ранма вспомнил ту ночь несколько дней назад, когда совершил открытие. Две ночи до той прошли совсем без сна, и после второй он начал бояться, что может сойти с ума. Той ночью он поднялся на крышу, ища в ночной прохладе помощи со своими вихрящимися мыслями. Когда он сидел над своей комнатой, гнетущая летняя жара несколько ослабла, но сон все еще ускользал. Влекомый какой-то неведомой силой, он спустился по крыше, остановившись над ее комнатой.

Именно тогда он это и услышал. Тихий всхлип, приглушенный, но безошибочный. Не в силах сдержаться, Ранма спустился к ее окну и тихо ее окликнул. Единственной его мыслью было, что он не мог спокойно слышать ее плач, и должен был что-то сделать, чтобы это прекратить. Но она не дала ему шанса.

Когда он окликнул ее, он услышал удивленный вздох. Аканэ повернулась к Ранме спиной, проводя рукой по лицу. Затем она медленно поднялась с постели, с безразличием, странно тревожило отсутствие ее гнева. Она взялась за занавески и закрыла их перед его лицом.

— Уходи, — той ночью тихо сказала ему Аканэ. — Ты жених моей сестры. Ты не можешь ночью приходить ко мне в комнату.

— Но…

— Нет, — подытоживая, сказала она. — Ты женишься на Касуми. Лучше тебе не соваться в мое окно. Не возвращайся.

— Но…

— Ранма… — с болью сломался ее голос. — Пожалуйста… прошу тебя… пожалуйста, уйди, — закончила она еще одним слабым всхлипом.

Не в силах больше этого вынести, Ранма забрался обратно на крышу. Там он слушал, как она плакала, пока не уснула. Также он делал каждую следующую ночь. Также он поступит и этой ночью.

Он снова изо всех сил задумался над вопросом, что же вызывало ее ночные слезы. Была ли это ревность, что он вместо нее женится на Касуми? Была ли это горькая жалоба на судьбу, что превратит парня, которого она считает уродом, в ее зятя? Была ли это простая усталость, что более чем два года постоянной борьбы закончатся столь неожиданным образом?

Могло ли быть возможным, хоть немного, что это Аканэ хочет выйти замуж? За него?

Ранме хотелось спросить у нее, узнать правду.

Но даже больше, чем спросить ее, Ранма боялся узнать правду.

Так что он снова лежал над комнатой Аканэ. Прислушивался. Ему не пришлось ждать долго. Все началось как обычно, с тихих вздохов. Затем негромкое сопение. Еще одно. После этого звуки стали приглушенными, и он знал, что она уткнулась лицом в подушку. Его грудь опустела, внутренние демоны заявляли, что это он виноват в ее слезах.

Единственным утешением было то, что начавшись, испытание не продолжалось слишком долго. Достаточно скоро это заканчивалось, усталость дарила Аканэ милость сна. После этого он лежал, следующие несколько часов глядя в небо, ища в его глубинах ответы на свои вопросы, гадая, как все до этого дошло. В конце концов его мышцы медленно расслаблялись, его глаза, наконец, закрывались, предоставляя ему желанный временный покой. Он получал в дар усталый сон без сновидений, но лишь до того, как его будило солнце следующего утра.

И этой ночью, как и во все предыдущие, последней мыслью просыпающегося Ранмы было удивление, что ночная роса, похоже, больше всего конденсировалась на щеках, чем где-то еще.

Глава 7. Свадьба.

Когда угрозы ей оказались благополучно удалены, Касуми вновь была свободна выходить одной из дома, и ей это часто было нужно. До свадьбы оставалось всего три дня, оставалось еще множество мелочей, которые нужно было решить, и — хотя все и помогали — было кое-что, с чем Касуми должна была справиться сама. Нынешнее дело было одним из них. Более того, оно было тем, чего она ждала не с радостью, потому как оно должно было быть болезненным.

Тем не менее, она не позволит своему внутреннему страху показаться на своем лице. Касуми дарила каждому человеку, мимо которого она проходила, все ту же нежную улыбку и веселое приветствие, что и всегда, и все они отвечали ей тем же. Только она знала, что ее шаг замедлялся, как будто она могла растянуть свое путешествие, чтобы ее цель всегда была вне досягаемости. Не то чтобы это было возможно. На самом деле, молодая женщина подняла голову и увидела, что она уже пришла, с тяжелым сердцем глядя на напечатанные на вывеске слова: «Клиника Оно».

Крепко сжав в руке сохранившийся осколок фарфора, Касуми двинулась к двери. Она медленно открыла ее, вошла, переобулась в тапочки и пересекла комнату. Каждое действие выглядело растянутым, как будто она двигалась в замедленном темпе. Чувствуя себя довольно неуместно, она молча проскользнула по коридору, скользнула мимо смотрового кабинета, не привлекая внимания ни врача, ни его пациента. Незамеченной добравшись до кабинета доктора Тофу, Касуми с облегчением выдохнула, не заметив, что задерживала дыхание. Там она приготовила чай на двоих, уселась в кресло для посетителей и стала ждать.

Касуми прождала не слишком долго, когда услышала из коридора голоса. Несколько секунд спустя дверь открылась, и доктор Оно Тофу бодро вошел в комнату. Он уже почти обогнул свой стол, когда наконец понял, что комната была не пуста. Касуми, не теряя времени, передвинула кресло более чем на метр, ставя его напротив двери.

— Здравствуйте, Тофу-сэнсэй.

Тофу тяжело сглотнул, его кадык дернулся вверх и вниз.

— Ка-Ка-Касуми-сан! — выдавил он. На заплетающихся ногах он отошел в дальний угол своего кабинета.

— Я пришла вернуть эти книги. — Молодая женщина вынула из сумки две книги и положила их на стол. — Простите, что так долго держала их.

— В-все в порядке, — с усмешкой ответил Тофу, доставая их кармана носовой платок и вытирая им с телефона пыль. — Ч-что привело вас сюда?

— Полагаю, я только что сказала, что возвращаю вам две книги, — строго сказала Касуми. — А теперь, пожалуйста, присаживайтесь. — Последнее слово точно не звучало как приказ, но, конечно, лишь как предположение, что говорящая не могла представить себе, что вы не сделаете так, как она попросит.

Тофу сел. Он попытался ослабить галстук, пока не вспомнил, что он его не носил.

— Такое ваше поведение длилось уже достаточно долго, — строго сказала Касуми. Ну или по крайней мере так строго, как это могла сказать Тендо Касуми. — В свое время это было забавно. Однако я вскоре выхожу замуж, и полагаю, что пора вам прекратить развлекать меня своими выходками и начать вести себя с большим уважением.

Тофу снова тяжело сглотнул, болезненно морщась при этом напоминании. Почувствовав боль в ноге, он посмотрел вниз, чтобы обнаружить, что воткнул в бедро не менее пяти акупунктурных игл. Он вытащил их все и осторожно выложил на столе в ряд. Напрягая мышцы, чтобы постараться держаться нормально, молодой врач ответил:

— Ко-конечно. Вы абсолютно правы. — С его лба градом лился пот, отражая совершаемые им усилия.

Касуми критически осмотрела его, отметив потение, нервные подергивания рук, дрожь, мечущиеся взад и вперед глаза. Ее губы сжались. Для этой беседы ей нужно было все его внимание.

— Тофу-сэнсэй, вы, кажется, необоснованно сильно отвлекаетесь. Что-то не так? Вы не могли бы принять какое-либо лекарство для успокоения нервов без ущерба для вашего здравомыслия?

Разум Тофу неудержимо проследовал за этой мыслью, пройдясь по всей фармакопее в его шкафах. Через мгновение его мысли остановились на кое-чем, что действительно ненадолго могло придать ему спокойствия. Никогда раньше ему не приходило в голову так попробовать, возможно, потому, что все такие встречи казались незапланированными. Или, по крайней мере, незапланированными им самим.

Кивнув, врач неуверенно поднялся на ноги. Он снял с полки банку с нарезанными листьями и внимательно ее осмотрел. Сейчас было не время по ошибке выбрать неправильное средство. Ему удалось неловко растереть бывшим у него пестиком несколько листьев, больше в итоге просыпав, чем добавив в чай. После этого он несколько мгновений в замешательстве смотрел на чашку, не в силах припомнить, когда же он налил себе чай. Покачав головой, он сел на краешек стула и сумел отпить из чашки, не пролив все это на себя.

Не в силах после этого усидеть, Тофу быстро встал, ударив спинкой стула по книжной полке. Он подошел к столу на другой стороне комнаты. Там он засуетился, наливая чай себе и своей гостье.

— Э-э… Тофу-сэнсэй? Я уже налила нам обоим чай. Вы добавили в свой лекарство и выпили его. Помните?

Тофу приостановил свои движения, молча проклиная себя за глупые действия. Он вцепился в край стола, чтобы не дать своим рукам двигаться. Пять минут он оставался в этой позе, пока под конец этого времени покалывание в конечностях не дало ему предположить, что зелье подействовало. Он вернулся к своему стулу и сел на него, опять оказавшись на самом краю.

Вежливо взглянув на свою гостью, Тофу сказал:

— Спасибо что вернули книги, хотя, конечно же, вы всегда можете держать их столько, сколько пожелаете. И… э-э… очень рад вас видеть.

Касуми немного наклонила голову.

— Не за что. И спасибо. А теперь, я надеюсь, вы простите мне мой вопрос, но почему в ответ на приглашение на мою свадьбу вы отослали свои извинения?

Тофу страдальчески посмотрел на нее.

— Боюсь, что в этот день я буду занят.

Касуми подняла брови.

— В воскресенье? С моей стороны было бы крайне невежливо предположить некую уклончивость вашего ответа. Почти так же невежливо, как для вас бы было увиливать от ответа.

Он быстро, но мягко вздохнул, не привыкнув слышать такое от молодой девушки перед ним.

— Тем не менее, боюсь, я не смогу присутствовать. По… по личным причинам, если вы хотите другого ответа.

— Ну, мне жаль так говорить, но я думаю, что мне необходим иной ответ помимо этого, — сказала Касуми так вежливо, как только могла. Она исполнилась решимости, отказываясь выбрать легкий способ, решив придать ему необходимый дополнительный толчок, чтобы сделать все правильно. — Много лет вы были не только нашим семейным врачом, но и дорогим другом. Отказ присоединиться к нам на праздновании этого события — немыслимое дело. Вы должны прийти, действительно должны. Или, по крайней мере, вы должны представить оправдание получше.