-Боюсь спросить, "какое".
-Человечек один попросил, -сморщился Робин. -Которому нельзя отказывать. Он мне помог очень хорошо. Отмазал от одного гнилого дела. А взамен попросил об услуге. Квид про кво, так сказать.
-И эта услуга — "свозить его в зону"?
-Не его. Просто нужно съездить в зону, и всё. Не знаю, зачем. Этот человек очень странный, и разбираться в его странностях — себе дороже.
-А до зоны ещё долго ехать?
-Нет. Немного осталось. Километра три, примерно. Вот, кстати, и наш поворот.
Машина сбросила скорость перед поворотом на узкую примыкающую дорогу. В глаза тут же бросились знаки "поворот запрещён", "проезд запрещён", "остановка запрещена" и "опасная зона". Сама же дорога была перегорожена ржавым металлическим канатом, натянутым между двух покосившихся рельсов, вкопанных в землю. Не обращая внимания на знаки и заграждение, Робин свернул на обочину, и аккуратно проехал между рельсом и пышным кустарником, пошебуршав ветками по борту и стёклам ГАЗели.
Выехав на асфальтированный участок, машина вновь набрала скорость. Я мельком заметил почерневший плакат, с которого взирало устрашающее лицо в противогазе, соседствующее с грозной надписью: "Вы въезжаете в запретную зону!" Что было написано дальше, я прочесть не успел.
Душу окатил тревожный, но приятный холодок. Моя природная правильность вовсю бунтовала, требуя выскочить из машины, и немедленно покинуть это место, вняв строгим предупреждениям. Но проснувшийся бунтарь-авантюрист тут же заглушил её своим неистовым восторгом. Да, чёрт возьми, всё это правда! Зона действительно существует!
-Ты чего ёрзаешь? -уголком губ улыбнулся Робин. -Волнуешься?
-Есть немного.
-Не волнуйся. Всё будет чуки-пуки. Главное, не паникуй, если что. И держись меня. Со мной не пропадёшь.
-Да чё паниковать-то? -я пожал плечами, облизывая от волнения губы.
-Ну, мало ли. Всякое может произойти. Зона в последние годы крайне нестабильна. Чует моё сердце, что на обратном пути кого-нибудь не досчитаемся.
-Это почему?
-Очень уж буйная когорта подобралась. Такие долго в зоне не живут. Там нужны послушание, внимательность и дисциплина. А не максимализм и дебильная храбрость. Шаг влево, шаг вправо — и каюк. Цветочек красивый увидел, необычный — цоп сорвать, а там электрохимическая аномалия! Какая-нибудь ДЦ-35, в простонародье "Психоромашка". Хренак! И оплыл любитель цветочков, аки свечка. В почву впитался. И таких вариантов сотни, а то и тысячи. Наши учёные-мочёные изучили от силы процентов десять этой аномальной хреновни. Да и то поверхностно. Изучению зона не поддаётся. Вот и решили — раз невозможно изучить, значит нужно уничтожить. Я считаю, что это правильно. Столько людей там сгинуло — не счесть. Один только я во время своих вылазок больше трёх десятков бедолаг потерял. А сколько ещё другие проводники своих туристов теряли. Да что там говорить? Целые группы пропадали. Жалко, аж слов нет. Ещё жаль бедных жителей, которые там остались умирать. Вояк, спасателей жаль, которые пытались их вытащить. Которые зону огораживали, людей эвакуировали. В первые годы потери были особенно солидными. Ну и мародёров, конечно, убилось огромнейшее количество. Впрочем, этих-то мне как раз-таки и не жалко. Сами лезли. Жажда наживы, алчность, халява. И ведь даже смерть коллег их не останавливала. Всё равно пёрлись, пока периметр не построили. Целыми грузовиками добычу вывозили. Тырили всё подряд: металл, мебель, бытовую технику. Смородинку ободрали всю до основания. Даже батареи повыдирали в домах, даже проводку посрывали. Оставили там голые стены. Всё вывезли. Эх, и озолотились тогда некоторые. Я в то время только начинал этим бизнесом заниматься. Ну, туристическим. Так вот тогда, страшнее всяких аномалий, ментов и солдат были именно мародёры. Одиночки — фигня, они сами осторожничали, и на рожон не лезли. А вот те, кто сколачивали артели — были уже серьёзной проблемой. С оружием, на грузовиках, организованные. В общем, бандиты, настоящие бандиты. К ним приближаться крайне опасно было. Пришьют и фамилию не спросят. Помню, как-то нарвались мы на них по неосторожности. Думали тогда всё, амба. Уже с жизнью попрощались. Но тут, на наше счастье, вблизи пролетал опричниковский беспилотник. Опричников мародёры ссали просто до тряски. Потому что у тех с ними разговор короткий. В общем, услышав приближающуюся жужжалку, бандосы прокакались кирпичами, и ходу. Нас бросили. Так я ещё пару дней после той истории в себя прийти не мог — всё не верил, что жив остался. Прикинь?
-А как оно, ощущение? Ну, когда ты теряешь своих подопечных. Как ты это переносил? Это тяжело?
-Да ну, как сказать? -Робин вздохнул. -Поначалу да, плющило. Испытывал чувство вины, угрызения совести. Даже клялся больше этим никогда не заниматься. А потом подумал — а чё, собственно, я так близко к сердцу всё воспринимаю? Это обычная работа. Есть такая работа, где люди умирают. У докторов, например, у пожарных, или у спасателей. Хошь — не хошь, а кто-то да преставится, как бы ты не старался его уберечь. И что, всю жизнь после этого надо себя казнить? А как же, например, командиры, которые поднимают солдат в атаку? Они же знают, что ведут их на верную смерть. И ничего. Как-то с этим живут. А я, в отличие от них, никого под пулемёты не гоню. Я всех честно предупреждаю, что нужно делать, как себя вести и куда не лезть. Вытаскивать шибко любопытных "героев" за шиворот из какой-нибудь задницы — это гарантированная смерть и для них и для меня. И зачем оно мне надо? Да даже по логике подумай, Писатель. Вот я — единственный знающий человек из всех вас. Я могу вас привести в зону и вывести из неё без потерь для здоровья. Я это могу. И я всё делаю для этого. И вот теперь представь, что какой-то баран отбился от коллектива, попёр чёрти куда, и вляпался в аномалию. Вероятность его спасения почти нулевая. И если я полезу следом за ним, то тоже погибну. В результате, группа останется без единственного специалиста, который сумел бы её вывести из зоны. Всё, смерть группе. Поэтому, я понял, что лучше пожертвовать одной паршивой овцой, которой не дорога её собственная жизнь, дабы не рисковать жизнями всей группы. Так я стал относиться к потерям, как к чему-то штатному, обыденному. Я стараюсь не сближаться со своими туристами, не привыкать к ним, и не проникаться симпатиями. Бывают, конечно, исключения. Но, как правило, такие люди строго придерживаются всех моих указаний. Потому они мне и симпатичны. С ними не бывает проблем.
-И как часто гибнут люди?
-Примерно через раз.
-Думаешь, в этот раз кто-то может погибнуть?
-Запросто. Ну а чего особенного? На то он и экстремальный туризм. Вон, например, альпинисты. Залазят к чёрту на рога, на высоту, и погибают там с завидной регулярностью. А доставать их трупы оттуда уже нереально. Так и валяются на склонах, под открытым небом, как кучи мусора. Или, вон, дайверы какие-нибудь. Заблудились в помещениях затонувшего корабля, или в полостях подводного грота, зацепились там каким-нибудь шлангом, или акваланг повредили — всё, финиш. Точно так же и здесь. Повёл себя неправильно — считай, что приехал на собственное кладбище. Минное поле тоже кажется тихим и безопасным, пока кто-нибудь не наступит на мину.
-Кто в группе риска, как думаешь?
-В первую очередь этот, болтун. Ну, который в штанах модели "обосрался и иду". Димон, кажется.
-Тимон, -поправил я. -Он говорил, что является профессиональным экстремалом.
-Видал я таких экстремалов. Только языком молоть и горазды. Подобных выпендрёжников зона проглатывает в первую очередь. Если парень не остепенится, то он обречён.
-Может с ним ещё раз поговорить?
-Хочешь — поговори. По мне, так только время даром потеряешь. Такие люди не вразумляются, пока лично по соплям не получат. Ты его только раззадоришь своими предупреждениями. Да расслабься ты, мастер пера, успокойся. Глядишь, ещё и окажется, что наш сорвиголова крутой только на словах, а как увидит зоновские приколы, так сразу и обделается. Станет смирным, как овечка.
-Надеюсь.
-Вот америкосы — действительно проблема.
-Они англичане.
-Да пофигу. Буржуи — они буржуи и есть. Да ещё и этот к ним привязался — борцун за чистую экологию.
-А что с ними не так?
-Они идейные. Безопасность природы для них важнее, чем своя собственная. Чувство самосохранения у таких товарищей развито плохо. Для них главное борьба. Если они потащились сюда, значит, действительно настроены серьёзно. У меня уже были проблемы с иностранцами. И довольно крупные. Вот, почему та сладкая буржуйская парочка меня основательно напрягает.
-А Зелёный?
-На этого мне наплевать. Главное, чтобы он англичашек спонтолыги не сбил, и не потащил их за собой куда не надо. Сам пусть лезет куда хочет. Мало ли у нас в стране каждый день людей пропадает? А иностранные граждане должны остаться невредимыми. Потому что международными разборками я уже сыт по горло.
-Что, были прецеденты?
-Были. Лягушатник один подставил, ни дна бы ему не покрышки. Потом его родственнички шум подняли. Стали под меня копать. Взялись серьёзно, основательно. Видимо, связи у них хорошие были. Но у меня они оказались лучше. Отбрыкался. Теперь вот последнюю ходку сделаю, и всё — на дно. Главное, ничего не запороть. За иностранцами буду следить в оба.
-Девчонка, вроде бы, наполовину русская.
-Значит не всё так плохо, -Робин рассмеялся.
Предупредительные знаки стали появляться всё чаще, и я догадался, что мы подъезжаем к границе зоны. Кроме, собственно, угрожающих знаков, типа "Охрана стреляет без предупреждения", ничего необычного округа в себе не таила. Просто небольшой лесок, с пролегающей через него дорогой, отороченной кустами.
-Когда подъедем к КПП... Слышите?! Алё! -Робин обращался уже ко всем пассажирам. -Когда подъедем к КПП, из машины не вылазьте. Сидите на своих местах, как мышки. Даже если попросят выйти — делайте это только с моего разрешения. Все вопросы буду решать я, так что проблем возникнуть не должно.
Не успел он договорить, как впереди показались окрашенные в камуфляж кубические постройки контрольно-пропускного пункта, с прожекторами на крышах. Дорогу преграждал полосатый шлагбаум. На самой же дороге были разложены металлические шипы, вдоль которых прохаживались полицейские с автоматами АКСу через плечо. Из кустов, возле дороги, высовывалось зелёное рыло бронетранспортёра с надписью "ПОЛИЦИЯ" и номером на борту.
Заметив приближающуюся машину, автоматчики остановились посреди дороги, и замерли в ожидании. Даже на почтенном расстоянии я ощущал на себе их пристальные взгляды.
-Не переживай, -увидев, что я медленно вжимаюсь в сиденье, Робин немного меня приободрил. -Нормально всё. Стрелять не начали — это уже добрый знак. Значит прорвёмся. Да успокойся, Писатель, шучу я! Сегодня должен один правильный дядька дежурить. Он нас пропустит. У меня всё схвачено, законопачено.
-А если этого дядьки вдруг на месте не окажется?
-Ну тогда мы попали, -Робин улыбнулся.
Один из полицейских вышел вперёд, и, преграждая дорогу, сделал нам знак "остановиться". ГАЗель сбавила ход, а затем встала, скрипнув тормозами. Полицейские не спеша приблизились. Тот, что нам сигнализировал, зашёл со стороны водителя.
-Заглуши двигатель!
Робин послушно заглушил мотор, и поздоровался:
-Здоров!
-Гражданин водитель, Вы нарушили границу охраняемой территории. Вы разве не видели знаки — "Опасная зона" и "Въезд запрещён"?
-Да хорош, что ли, прикалываться!
-Это что за разговоры? Совсем страх потерял, Макс? Почву под ногами почувствовал? Так я тебя быстро научу вежливости, -полицейский постучал ладонью по своему автомату, а потом вдруг широко улыбнулся, и ответил на рукопожатие Робина.
Я облегчённо вздохнул. "Наезд" вооружённого полицейского был обычной бравадой.
-Чё ты злой-то такой сегодня, Кирюх? -Робинзон вылез из машины.
-А ты хочешь, чтобы я перед нарушителями реверансы крутил? Наглая твоя морда.
-Да хватит тебе пальцы гнуть. Палыч где?
-Сейчас, погодь, -полицейский вынул рацию из разгрузки, и, отвернувшись, что-то в неё пробормотал. Рация нечленораздельно крякнула в ответ.
Второй полицейский, тем временем, вальяжно прошёлся вокруг ГАЗели, и внимательно осмотрел сидящих в ней людей со всех сторон. Мне было немного не по себе, даже несмотря на то, что Робин, вроде бы, держал всё под контролем.
Дверь утыканной антеннами камуфлированной времянки открылась, и появился начальник контрольно-пропускного пункта. Им оказался полный, розовощёкий мужчина с усами, как у Тараса Бульбы. Типичный хохол, только без чуба. Бодро семеня в нашу сторону, он на ходу доедал объёмистый бутерброд с салом. Очевидно, наш приезд оторвал его от трапезы.
-Приятного аппетита, Палыч, -Робин протянул руку.
-Пасиба. Доровеньки, -начальник отправил в рот последний кусок бутерброда, и вытерев руку об штаны, протянул её нашему проводнику.
Они обменялись крепким рукопожатием.
-Вот вечно ты так Максим, як снег на холову!
-Всё, Палыч, последний раз. Честное пионерское.
-Та шо мне твои клятвы? Пионэр хреноу. У прошлый раз то же самое хаварил — "последний, последний". И вот опять прёшься.
-Дак, сам думал, что больше не поеду. А вон оно как получилось. Уломали.
-Ну шо мне с тобой делать?
-Понять и простить.
-Та ну тебя, балабол. Ладно, идём похутарим с хлазу на хлаз.
-Ну, пошли.
После этого диалога, оба направились в сторону времянки, из которой несколько минут назад появился начальник. Я опять немного напрягся — а вдруг полицейские сейчас начнут нас вытаскивать из машины и избивать? Вроде бы, глупость. Зачем им это надо? Но всё-таки, я чувствовал себя не в своей тарелке.
Прошло несколько минут мучительной тишины, нарушаемой щебетом птиц, шарканьем ботинок, и перешёптываниями пассажиров в салоне. За это время полицейский, прохаживающийся возле нашей машины, успел докурить свою сигарету. Его напарник отошёл в тенёк, время от времени поглядывая на нас исподлобья. Наконец дверь отворилась, и до моего слуха донеслась громкая речь Робина и пухлого начальника пропускного пункта.
-...серьёзно у вас тарификация подскочила, -сокрушался Робин.
-А шо ты хотел? Времена сам бачишь яки. Сидим як на пороховой бочке. Скоро нас отсюда вообще уберут, -отвечал начальник. -Будет здесь военный блокпост. Усю округу к чёртовой бабушке заминируют, шобы не шарились усякие, навроде тебя. А хород снесут нахрен.
-Интересно, как?
-Та по мне хоть атомной бомбой. Хоревать не буду. Дуже поханое место.
-Что да — то да. И когда вас переводят?
-Та у конце недели. У пятныцу. Жду — не дождусь. У мене це КПП вже уот хде сидит, -начальник отмерил рукой по горло. -С каждым днём усё больше чертоущины творится. То холоса яки-то по-ночам, то звуки мотороу, то у нэбе шо-то летает. Я ж на своём веку усякого страху побачил. Но тут, я тоби кажу, очко порой сжимается у точку. Так шо пусть теперь солдатня це лайно расхребает.
-Всё с вами ясно...