Предсказать прошлое

— Каким именно?

— Как это каким? Первый, кто кого съест. Второй, кому достанется Лебрен.

— Вот даже не знаю, что мне делать, поблагодарить тебя за поддержку или дать по сопатке за хамство?

— Просто сделай ее, — предвкушающе заявил он.

— Тебе-то что она сделала?

— Именно эта дамочка и настроила Люси против меня.

— Ей-то какое дело?

— Детские обиды, — скривился он.

— Только не говори, что вы родственники, — умоляюще застонала я.

— Чур тебя! Соседями были. Мы с ее старшим братом были друзьями, а она вечно под ногами крутилась. Так вот мы, как истинные мужчины, не могли позволить девчонке увиваться за нами и находили много изощренных способов избавляться от нее. И, должен признать, некоторые из них были по-детски жестокими. Она все запомнила и, конечно, не простила до сих пор. Так что под обстрел попадешь не только ты, но и я, поэтому у меня большие надежды на твою непосредственность и фантазию.

— Перевожу, ты решил натравить меня на нее и посмотреть, что получится?

— Нет, я хочу натравить тебя не нее и посмотреть как ее, наконец, поставят на место.

— Ты так в меня веришь?

— Несомненно.

Я на самом деле была крайне благодарна ему за эти слова. В последнее время мне очень не хватало уверенности в своих силах и, получив долгожданный заряд, я начала приходить в себя. И, правда, сколько можно кукситься? И так, два дня как в воду опущенная, даже Карл не решился подойти с вопросами о нашем с Лолой разговоре.

Закончив завтрак, я направилась в парк, где в последнее время проводила много времени. Беседка стала местом, где я думала о том, как круто изменилась моя жизнь, о том, что я на удивление быстро приспособилась и прижилась, о том, что именно здесь я нашла то, что мне не хватало в моем времени. Вернусь ли когда-нибудь назад и хочу ли этого? Вот и сейчас, стоя в беседке и держась руками за резные стеночки, пыталась справиться с бушующими в душе противоречиями. Жак во многом прав, да практически во всем прав, но так больно со всем этим мириться.

Тихих шагов за спиной я сразу и не расслышала, пребывая в своих мыслях, но запах морской свежести и тепло, согревшее мою спину, от стоящего совсем рядом человека я бы не спутала ни с чем другим. Я не пошевелилась, но все тело словно ожило и наполнилось живым пламенем. Адреналиновая волна накрыла меня с головой, зашкаливая и переполняя меня ощущением мощного прилива. Я не стала поворачиваться, боясь прочитать приговор в его глазах, но немного склонила голову на бок, давая понять, что заметила его и готова слушать.

— Элизе, — тихий шепот, и он придвинулся немного ближе. Он не прикасался ко мне, но я отчетливо почувствовала, как качнулась маленькая прядь волос у моего ушка, выбившаяся из прически.

Я сильнее вцепилась пальцами в перекладину, боясь, что не смогу контролировать себя, и сильно прикусила нижнюю губу, таким образом, пытаясь проверить, снится ли мне это или нет. Боль отрезвила и наполнила осознанием, что все происходящее реально.

— Элизе, простите меня, — все тем же шепотом.

— За что? — так же тихо спросила я, почему-то тоже боясь повысить голос.

— За мою слабость.

— О чем Вы?

— За то, что сделал все неправильно в нашу прошлую встречу.

Неужели он жалеет о произошедшем? Мне стало обидно, он хочет откреститься от лучших мгновений в моей жизни. С трудом сдерживая слезы, спросила:

— Жалеете?

— Нет,— твердое и непреклонное.— Мгновения, когда я мог чувствовать Вас в своих руках, стоят любой расплаты за этот грех.

— Тогда почему извиняетесь?

— Потому что не должен был уезжать, не расставив все на свои места, за то, что тянул эти два бесконечных дня, за то, что, возможно, заставил Вас думать, что это все несерьезно, — горячечным хриплым голосом, склонившись над моим ухом, рассказывал он.

— Тогда Ваши извинения абсолютно лишние. Я все понимаю и не виню ни в чем, — почему же так тяжело произносить очевидное, почему каждое слово скребет горло?

— Эти дни — самые тяжелые в моей жизни. Никогда раньше время для меня не останавливалось после каждого движения стрелки часов, никогда ночи не превращались в зимы, никогда не знал, что значит лишиться дыхания. Теперь я познал это, теперь я знаю и причины. Все это мое мучение — следствие того, что не вижу Вас, — не слыша моего жалкого лепета, продолжал он свою исповедь. — Я болен Вами.

Теперь и я знаю, как называется это состояние одержимости — болезнь. Тут он прав. Ничто так не напоминает болезнь, как любовь, страсть, вожделение. Нас бросает из крайности в крайность, то охватывая жаром проснувшегося вулкана, то окуная в холод ледяной проруби. Мы можем молиться на желанного человека сродни тому, как религиозные фанатики впадают в транс, и можем ненавидеть любимого страшнее лютого врага. Мы способны совершить невозможное и равнодушно ждать, когда это сделают для нас. В нас рождается два человека, которые редко могут найти общий язык, но непременно сойдутся в одном — от этой болезни нет лекарства.

— Простите, — зачем извинилась? Разве я виновата, что так случилось, разве я сделала что-то специально, чтобы привлечь его внимание, разве я стала причиной того, что судьба свела нас, хотя этого не должно было случиться по всем законам мироздания.

— Простить Вас? За то, что сам потащил следом за собой в этот ад? Я не имел права давать ни Вам, ни себе даже крупицы надежды. Но это гораздо сильнее меня. Я желал бы избавить Вас от этого, но все что я могу сделать, это пообещать, что не позволю себе ломать Вашу жизнь, я никогда не посмею разрушить Вашу репутацию. Но я хочу, чтобы Вы знали, что бы ни случилось под этим солнцем и луной, я всегда буду рядом. Вы навсегда останетесь самым важным и самым ценным человеком в моей жизни. Я готов стать для Вас всем, чем захотите, Вы можете обратиться ко мне, если понадобится помощь, если Вам нужен будет друг для разговора, и даже если Вам нужен будет враг для ненависти.

Все так же, не прикасаясь ко мне, он наклонился ближе и спрятал свое лицо в моих волосах, вдыхая их запах и очень нежно целуя мой затылок. Мне стоило титанических трудов, не откинуться спиной на его грудь, не подставить шею для поцелуя, не отпустить пальцы, чтобы повернуться к нему и не прижаться к такому желанному телу. Как невыносимо больно осознавать, что именно я виновата в таком положении вещей, именно из-за меня мы оба несчастны, что существует целая тысяча "за" и "против", которые я пока не могу переступить. Однажды он узнает, что извинялся за мою вину, и я не знаю, каковы будут последствия, но твердо уверена, что придет мой черед предлагать на выбор дружбу или ненависть. Я совсем недавно злилась на его прошлое, но какое право я имею на это, ведь то, что было, он не в состоянии изменить, а вот я очень виновата перед ним в нашем настоящем. И мне никогда не будет оправдания.

Я больше не могла слушать самоистязание и боль в его голосе. И, желая снять лишний груз вины с его плеч, произнесла:

— У Вас нет причин порицать себя, Тристан, нас там было двое и я не хочу, чтобы Вы брали на себя несуществующую вину. Кто знает, возможно, когда-нибудь Вы возненавидите меня за эти дни, за эти слова, но Вы должны знать, что они всегда будут мне дороги. И никто никогда не сможет заставить меня чувствовать больше и сильнее.

Мне было невероятно страшно смотреть в его глаза, но для меня было гораздо важнее, чтобы он поверил здесь и сейчас, осознал, насколько глубоко все это сидит во мне, чтобы знал, чтобы понял, чтобы запомнил и никогда не сомневался.

Это были бесконечно длинные секунды, глаза в глаза, он видел в них отражение своих желаний и своей боли. Он все увидел, он все понял и принял.

— Нам будет сложно, — тихо сказал он. — Но я уже не смогу отказаться от Вашего присутствия в моей жизни. Вы стали необходимы мне как воздух и вода. И пусть у меня нет права даже прикасаться к Вам, но быть рядом никто не сможет мне запретить.

Какая же я все-таки слабая! Не сдержала себя и, не позволив ему остановить себя, хотя понимала, что делаю ему только больнее, приникла к нему всем телом и вжалась в него. Я оплела его руками как лиана и терлась лицом о его грудь не в силах ни отпустить, ни отстраниться.

В ответ я получила не менее сильные объятия и легкий поцелуй в висок.

— Пожалуйста, идите, — почти простонал он, а сам еще теснее прижал меня к себе.

— Еще минутку, еще хоть секундочку, — чуть не рыдая, умоляла его.

— Если Вы сейчас не уйдете, то я Вас просто украду, — прорычал он, слегка встряхивая меня за плечи. — Идите, пока я еще способен мыслить здраво и отпустить Вас.

Разжав руки, я нетвердым шагом отступила от него, пряча глаза, наполненные слезами.

— Идите.

Теперь уже он вцепился руками в поручни беседки, как я всего несколько минут назад. Я не ушла, я убежала! Неслась по каменным дорожкам к поместью так, как будто за мной гнались все демоны ада. Я знала, что если остановлюсь или хотя бы собьюсь с шага, то обязательно вернусь в беседку, к нему и сама попрошу чтобы он меня увез с собой.

И почему, черт возьми, я такая невезучая? Вот оно мое личное женское счастье, в нескольких метрах от меня, хватай и владей, а мне убегать приходиться. Жаль, в мыслях нельзя смайлик пририсовывать, открывающаяся скобка стала бы моей постоянной спутницей в последнее время. Два дня я собирала себя по крупицам, а теперь все снова разрушено под самое основание и все приходится начинать заново. Прав оказался Жак, когда приготовился к долгой мелодраме, аттракцион обещает быть затяжным и зрелищным. Вот как будто и так мало было, так еще Джустин эта объявилась, чтоб у нее волосы повыпали. И ведь, наверняка, какая-нибудь красотка под стать самому Тристану.

Со стороны дальней конюшни раздалось громкое ржание и быстрый стук копыт в направлении дороги. Ага, значит тоже бежит. Я резко остановилась и замерла как вкопанная. А собственно, чего это я убегаю, я же женщина свободная? Да. Он признал, что я ему нравлюсь? Да. У меня есть причины, я имею в виду, свои собственные веские причины держаться от него подальше? Нет. Тогда какого лешего я тут марафон наматываю, олимпийской чемпионкой мне все равно не грозит стать, а тренировки для себя, мне даже в кошмарах не снились. Он-то понятно, джентльмен. А я леди никогда не была, и нечего начинать. Так что если мне и нужно будет бежать, то предпочитаю это делать не от него, а за ним, а еще лучше с ним рядом. И почему такие светлые мысли всегда приходят не вовремя, нет бы, озарению снизойти минут так пять назад, мне бы уже предъявляли обвинение за разврат в общественном месте. Эх, мечты — мечты. Сама виновата, прохлопала момент, а теперь, когда он в следующий раз броню приспустит непонятно, ведь пообещал держаться, значит так и сделает.

Пойдем на абордаж.

Сначала честно предупрежу Жака, что решила играть по-крупному, пусть приготовится и не серчает, если что. А это самое что обязательно будет, так что ему придется тоже поиграть в нашем театрике, изображая глухо — слепо — немого.

Пункт второй — это магазин. Видела я платья Люси, они очень далеки от скромности. Это мои мальчики предпочитают закрытый фасон, а мне как атакующей стороне нужно будет обзавестись парочкой нарядов, так сказать, навынос. Опять же к Жаку придется идти и попросить о выдаче аванса. Не люблю я незапланированные расходы, но тут сам Бог велел.

В-третьих, придумаем несколько заготовок, придется вспомнить все, что когда-то читала или слышала от других, все уловки и крючки, которыми можно зацепить особо сопротивляющегося мужика, а если он уже на прицепе, тогда нужна катушка посильней, чтоб не сорвался улов.

Нет, все-таки страдать по углам — это не мое, предпочитаю действия, конечно, лучше действовать на опережение, но уж слишком все завертелось, так что пришлось ждать, когда очнусь и оклемаюсь. Пострадали, позлились, а сейчас хватит бездействовать. Я даже, кажется, стала чуть выше ростом, так сильно чувствовалось облегчение от принятого решения. Расправила плечи, потянулась и улыбнулась яркому солнцу. В бессмертном фильме "В бой идут одни старики" есть очень звучная фраза — "Будем жить!". Так вот я намерена жить, а остальные в это время выживут как-нибудь, если спрячутся получше.

Наполненная энтузиазмом до краев, я направилась искать моего мужа, который пока не подозревает, что история набирает обороты.

— Жак, — влетела я, в его кабинет, почти сбивая с ног Сорела.

— Где-то пожар? — поинтересовался Карл.

— Пока нет, но судя по ее выражению лица, скоро будет гореть ярко, — смиренно заметил Жак.

— Интересно, это как-то связано с тем, что некоторое время назад я видел лошадь маркиза Лебрена у нашей конюшни, но сам Тристан так и не появился на территории поместья? — поднял одну бровь Карл. Все-то он замечает.

— Связано, — не стала скрывать я, — Жак, я очень извиняюсь, но, подумав, я решила, что не собираюсь быть сторонним наблюдателем, хочу сама решать, как мне жить. Я намерена побороться за то, что считаю важным для себя, но и тебя подводить не хочу, поэтому нам надо решить, как долго тебе еще нужна будет жена?

— Я знал, что так в конечном итоге и будет, но, честно говоря, надеялся, что все же это случится позже. В общем, так, иди, завоевывай. Да я и так вижу, что ты решилась, но прошу тебя делать это поаккуратней. Пока. Мне нужно немного времени, чтобы закончить оформление наследства, после чего я перестану зависеть от своей семьи и получу полную самостоятельность, а, следовательно, влиять каким-либо образом они не посмеют. Вот тогда мы придумаем, что-нибудь чтобы освободить тебя от занимаемой должности и отпустим на вольные хлеба на пастбищах Лебрена.

— Шутник, да? — Ни капли не обиделась. Главное, что он понимает и готов поддержать. Кстати насчет, поддержать. — Жак, а аванс мне положен?

— Тебе зачем? Вроде ни в чем не нуждаешься.

— Собираюсь пополнить арсенал особо поражающими элементами.

— Для этого тебе не нужны деньги, достаточно сказать, чтобы прислали счет в поместье. Мне интересно, что получится, поэтому лимит ограничивать не буду.

— Очень щедро с твоей стороны, но не переживай, зарываться я тоже не буду. А Карл пусть поедет со мной, — люблю сочетать приятное с полезным.

— Зачем? — в один голос спросили оба моих собеседника.

— За надом. Карл, разговор есть, пошли, — скомандовала я и удалилась из кабинета.

В том, что Сорел пойдет за мной как привязанный, я даже не сомневалась. И правда, прошло всего несколько секунд, как громоздкая фигура Карла сравнялась со мной.

— Что задумали? — заговорщески прищурился он.

— Да вот, вроде, одной неприлично ехать, дай, думаю, горничную с собой возьму, а так как мы обе неместные, нам нужен сопровождающий, — подмигнула ему. — Да, и тебе бы тоже по лавкам пройтись.

— С Вами — это понятно, — просиял он. — А по лавкам зачем?

— Так тоже арсенал заготавливай, — увидев его ошарашенное лицо, с которым он себя критично осмотрел. — Ну, Вы даете! Да я не о том. Сладости закупай. Здесь слабость у нашей девочки обнаружилась — она жуткая сладкоежка.