Это дети, радостно загомонив, столпились вокруг советника, повиснув на нем со всех сторон. Бъярки подмигнул мне и...стянул чепец, открыв на всеобщее обозрение неярко светящуюся в темноте зеленую шевелюру с золотыми прожилками. Остальные поступили так же.
— Знакомься, наследник земель ван де Велда, с Бъярки, наследником Князей Великого леса! — я решила внести свою нотку в это представление. Шкодливый мальчишка протянул руку княжичу. Тот, встрепенувшись, наклонился и с серьезным видом пожал детскую ручонку.
— Учи местный язык, Бъярки, — сказала я лесному, посмеиваясь. — Ваше наречие людям не осилить, сам знаешь.
— Не беда, — тонким голосом отозвался мальчик. — Освоим, только пока побудь переводчиком? Сестренки тоже хотят познакомиться.
После этого заявления мир наполнил детский смех. Мы быстро переместились под защиту затихшего Леса, чующего своих хранителей, и там... Отошедшие от первого шока солдаты во главе с капитаном, Владеком Вирмо, с удовольствием возились с малышами, играли в "лошадок" и давали щупать свои бороды и усы, которые не первый день вызывали жгучую зависть лесных мальчишек. У якши не бывает растительности на лице, так сложилось по воле богини.
Все шло прекрасно, как меня вдруг будто ледяной водой окатило. Я вскинулась, отрываясь от перевода беседы между Михилем и Бъярки и...
В десяти шагах, злобно скалясь, замер крепкий мужик с луком в руках. Стрела, готовая вот-вот сорваться, нацелилась прямо в тоненькую фигурку зеленоволосой девочки, вышедшей из-под укрытия деревья на залитый лунным светом луг.
Серебристым росчерком стрела сорвалась с тетивы, хищной молнией устремившись к самой младшей из детей. Каким же черствым и слепым нужно быть, чтобы стрелять в ребенка! Какая разница, зеленые или черные у нее волосы! Какое дело, где она живет — в каменном доме или в лесном дупле! Она — ребенок! Невинное существо, кровь которого священна! Как же глубоко погрязли в злобе люди, раз способны на такую подлость!
— Узами ветров молю тебя, Мать... — я бежала, взывая к Степной богине, изо всех сил стараясь успеть... — защити детей от глаза дурного, духа гнилого!
Что-то давило изнутри, скручиваясь тугой пружиной на уровне сердца, грозясь в любой момент выйти из-под контроля. Я задыхалась, хоть криком, хоть жестом пытаясь указать замершей на месте дурочке на опасность. Не слышит. Не видит. Околдована... Злорадный клекот, донесшийся с небес, расставил все по своим местам. Вот и свиделись, птичка.
В последний момент, поскользнувшись на влажной от росы траве, я все-таки оттолкнула малышку в сторону из-под коварного луча света, тут же ощутив болезненный укол где-то под сердцем. А потом дикая сила, ворочающаяся в груди, вырвалась наружу, отрезав меня от мира.
* * *
Владек Вирмо, катавший на плечах заливисто хохочущих зеленоволосых девчушек, замер, услышав чей-то крик. Выбежав на луг, он с бессильным стоном увидел, как в отчаянной попытке Тахиза отшвыривает в сторону ребенка, получая предназначенную малышке стрелу, выгибается дугой и...
Над лугом вдруг всколыхнулся воздух, кругами расходясь в разные стороны. Раз, другой...
Девушка, запрокинув голову, упала на землю. Стрела, так нелепо и чуждо смотрящаяся в девичьей груди, рассыпалась светящимся прахом. Мягкий ночной ветерок сменился яростным вихрем, прокатился по всему лугу, разметав в стороны спящих пьянчуг, пригнув к земле натужно скрипящие деревья Леса. Прокатился и стих, словно ожидая ответа. На мгновение все замерло. Владек видел, как из-под деревьев выскочили неугомонные шехи, побежали к лежащей на траве спутнице. Убийца, судя по всему, осознавший, что расплата близко, попытался в этот момент сбежать, но вместо этого с жуткими воплями поднялся в воздух, окруженный угольно-черным вихрем.
Над Лесом громыхнуло. Небо озарилось вспышкой. Еще одной, и еще...Над лугом с гудением раскручивалась золотистая воронка, превращаясь в хобот гигантского смерча. Миг — и его конец находит в траве залитое кровью тело, отрезая его от застывших на месте братьев.
И поднимается буря, равных которой жители Велдарана никогда не видели и не увидят больше. Искрящийся золотом ветер, кнутом хлещущий землю, вдруг наполнился багровыми листьями, острыми, как только заточенные лезвия. И появился третий смерч, цветущий всполохами рыжего и алого, посреди которого замершие на границе леса люди с изумлением рассмотрели еще одну девушку. Тонкую, хрупкую, в легком платье из осенних листьев, с горящими ядовитой зеленью глазами. Незнакомка раскинула руки — и небо ответило ей громовым раскатом. Только вместо дождя над Велдараном пролился ливень из острых, режущих до крови багровых листьев.
— Берегиня...Это же берегиня! — рядом с Владеком стоял, собрав вокруг себя детей, княжич Велды. Михиль порывался бежать туда, на луг, где замерли три смерча — черный, золотой и алый. Княжича удержали дети, знаками объясняя, что туда нельзя. Деревья на границе, послушные воле наследников, тут же сплелись ветвями, создав подобие забора. Людям оставалось лишь смотреть...
Вот лесная Хранительница спускается на землю, бежит со всех ног к степнячке. Вот стучит кулаками в золотую преграду король Шехии, силясь прорваться внутрь. Вот уже не кричит, только хрипит от боли и страха убийца, жестоко сжимаемый темным вихрем. Вот вспыхивает над лугом молния, освещая поднявшуюся в воздух Тахизу с закрытыми глазами. И видно всем, что она не дышит. Вот завыл, схватившись за голову, младший из братьев ден Поль — и в ответ доносится отовсюду волчий вой. Вот исчезает преграда между ним и девушками — и берегиня что-то говорит, споря с братьями. Еще одна вспышка — и нет на лугу никого, кроме стрелка да объятых черным пламенем королевичей. Дети — и те исчезли. В этот же момент деревья расступились, выпуская оторопевших от увиденного воинов Владека. Сам капитан, наплевав на все, бросился к шехам.
Там, на залитой кровью траве, бледный от ярости король Шехии держал за горло незадачливого стрелка, с легкостью удерживая сипящего мужчину над землей.
— Кто? Отдал? Приказ? Отвечай, когда король говорит!
Видно было, что вопрос он задает не в первый раз. Второй королевич молча придвинулся ближе, поигрывая кинжалом. Недовольно цыкнув, Людек взмахнул рукой. Окрестности луга огласил полный боли вопль. Советник пожал плечами и невозмутимо достал кинжал из бедра плененника.
— Мне повторить вопрос? — глаза молодого короля потеряли свой цвет, превратившись в бездонные черные колодцы.
— Нет! Нет! Я все скажу! — задергался убийца. — Истинный король! Он сказал, что на лугу будет проклятое семя Шехии! И лесные твари! И он был прав! Он не воюет с женщинами и детьми! Он объединит Марейн и избавит нас от лесной нечисти и степных варваров!
— Имя... Его имя...
Тот, кого звали Йозефом, уже не говорил — шипел, подобно громадной змее. Его брат снова взмахнул рукой. Пленник издал нечеловеческий крик, судорожно задергался и...посмотрел в глаза королю. Миг — и его тело скрывают жадно звенящие вихри, тут же растворившись в ночи. Над лугом снова воцарилась тишина.
Людек выбросил окровавленный кинжал в траву и подошел к брату, без сил опустившемуся на истерзанную землю. Михиль и Владек замерли рядом, обратившись в слух. О том, жива ли осталась девушка, они попросту боялись спросить. Слишком много крови было разлито на земле.
— Ты узнал, Йозеф? Кто послал его убивать?
Молодой король поднял голову, сверкнув по-прежнему залитыми тьмой глазами, недобро оскалился, показав резко удлинившиеся, почти звериные зубы.
— Я узнал, брат. О, как же много я узнал... — младший из шехов тихонько рассмеялся, запрокинув голову. — Поздравляю, брат. Помимо тетушки, у нас появился еще один родственник. Правда, не такой благородный и миролюбивый. Видишь ли, Людек...
На долгую минуту Йозеф замолчал, прикрыв глаза. Со вздохом поднявшись с земли, король Шехии неторопливо отряхнул свой плащ, брезгливо стер с щеки капли чужой крови и только тогда повернулся к людям, с тревогой ожидающим его ответа.
— Так вот, брат. Нашего невидимого врага зовут Кристиан ден Поль.
Часть 2. Год 1201 — 1202. Зима.Глава 11. ПобегГоворят, время лечит любые раны. Смывает обиды и горести, оставляя безмолвные равнины воспоминаний. Возможно, не так много песка утекло в моем случае, раз никак не уляжется взбудораженная память, наградив меня за пережитые мучения тягучими кошмарами. В них я под хохот невидимой девы-птицы каждую ночь бегу, скользя по коварной траве. Бегу в попытке спасти маленькую лесную княжну от черной стрелы, что оборачивается кроваво-алым смерчем, накрывающим весь мир...
Вот уже восемь с половиной месяцев живу я в избушке Видящей, что на границе с Дивным лесом. Сюда принесла меня берегиня Верена той страшной ночью. Сюда же через три недели, как только я смогла встать с постели, прибыл Совет толгоев во главе с моим приемным отцом — убедиться, что та, кого Видящая объявила Говорящей с ветрами, действительно принадлежит роду Лис. Глупая сиротка, конечно, поведала важным гостям о том, где пропадала пять дней и как вернулась назад. Вспомнить смешно, как я пыталась объяснить им, что никакая не салхина, просто Лесные обознались, ибо никаких особенных сил в себе я не чувствую. Отец лишь погладил меня по голове и сказал, что все творится согласно воле богини. Раз признала меня берегиня сестрой, значит, все правильно говорили малыши. Надобно только силу свою научиться вызывать. И ушел, невероятно гордый свалившейся на его торол благодатью. А я осталась лежать в старой избе на краю степи.
— Тахиза, мы на зимнюю службу. Вернемся утром. Кивар с воинами неподалеку, так что тебе ничего не грозит. — Дверь избушки скрипнула и захлопнулась, заперев меня в предрассветной тени, укутавшей дом. Старая Видящая в окружении тринадцати учениц отправилась в летучий город, а я...
Помню, когда только-только очнулась, сразу же наткнулась взглядом на взволнованные и любопытные мордашки избранных девчонок, лет тринадцати-пятнадцати на вид. Какой они подняли крик! Будто и не учились созерцанию в тороле Змей! Захлопотали, засуетились, Видящую от дел оторвали. А пока поили жутко горьким, но очень полезным отваром, рассказали, что без сознания я провела трое суток. Все это время ко мне не мог никто приблизиться — настолько недоверчивой оказалась моя сестра по крови, заключив бездыханное, но еще живое тело в кокон золотых листьев. Тех самых, что хранят от незваных гостей княжескую чету Леса. Чуть кто руку протянет в мою сторону — тут же стена осенняя поднимается, закрывая неудачливую салхину. Листья те, без надобности на дощатый пол опавшие, как только я в себя пришла, Видящая сохранила, высушила да толгоям раздала. Для чего только, не понять мне. Но и раскрывать секреты Леса я не стала. Хотят мужи многомудрые чудное украшеньице носить — пожалуйста. Главное, против зеленоволосого народа не замышлять пакостей, не то расплата настигнет преждевременно.
Пять дней пробыла я за пределами Степи. Всего пять дней, последствия которых протянутся, кажется, на долгие годы. Верена, явившись тогда поздней ночью, громовыми раскатами сорвала дверь этого дома с петель, не на шутку перепугав учениц. Что она поведала Видящей, девочки так и не вызнали. Но о том, что я стала Говорящей с ветрами, за месяц, потребовавшийся на выздоровление, узнали во все торолах. После я узнала, что заветы Матери ветров по-разному толкуются среди джелаиров простых и джелаиров, властью облеченных. А границу с Дивным Лесом разъезды стали навещать теперь гораздо чаще, чем в былые годы.
На ноги я встала довольно быстро. Помогла кровь тройная, да и настойки целебные впрок пошли. Толгоям все рассказала без утайки, в том числе и о смене короля в Шехии, и о постигшей их беде с дождями и иссякшим родником на границе с нами, и о заговорщиках, нарочно жгущих деревни и оставляющих там оружие, похожее на наше. Мудрые мужи только покивали головами в ответ и... Сказали, что воздалось ненавистным шехам за вес их прегрешения. Не для того, мол, дана джелаирам салхина, чтобы ее силы на чужаков тратить. И плевать им было на данное мной обещание, на заветы Матери ветров, которым молодежь нашу учат, на честь и достоинство. Дали мне зелья сонного, а Видящей — приказ салхину новоявленную беречь, к Лесу не подпускать да обучать искусству видения поскорее. Так и потянулось мое невольное заключение.
Зима в Степи — прекрасное время. Похрустывают укрытые снежной пылью травы, хрустальными колокольчиками звенят обледеневшие струны ветра над порогом избушки, размякшая рыжая луна заглядывает в окна, подмигивают звезды. Тишина и покой царят здесь в зимнюю стужу. Изредка налетит метель, закружит, завоет, снегу наметет — и пропадет, будто и не было.
— Смотри, Тахиза. Учись у жизни в самом малом ее проявлении. Порой и снежинка, на ладонь севшая, многое поведать сможет.
Днем, пока учились избранные силы свои раскрывать, я занималась домом — снег ли убрать, пыль протереть, обед сготовить, воды натопить, коз с курами в загон вывести. А вечерами, отправив девчонок в баню, старуха принималась за меня. Учила видеть сокрытое на теле Степи, слышать шепот ветра, варить зелья особые, исцелять самые сложные раны, вызывать по желанию своему бурю. Многому научила меня старая Видящая, за что благодарна буду. Одного простить не смогла я ей — предательства законов, данных нашей богиней.
Весна сменилась летом, лето — осенью. Минул День Излома, сменились разъезды. Мне исполнилось двадцать лет. Время утекало песком сквозь пальцы, а мой мир сузился до пятачка земли недалеко от Великого леса, где стояла избушка одной из мудрейших женщин джелаиров. От учениц старухи я узнала, что никто и не порывался искать пропавшую весной в старом форте Лисичку. Мол, пропала — и ладно. Выучить — выучили, коли не совсем пропащая — выкарабкается да вернется, сказал мой приемный отец. Шинта горевала, все пыталась сорваться на поиски, но и ее окоротили. Выдали замуж в торол Игл, и дело с концом. Так и не стало у меня молочной сестры, единственной подруги. И все вроде бы правильно, все по законам степным, но...
Обидно, до горечи обидно, когда от тебя настолько легко отказывается семья. Возможно, будь на моем месте кто-то из родных детей толгоя, история сложилась бы иначе. Что есть — то есть. Став салхиной, Говорящей с ветрами из древних легенд, я неожиданно лишилась всего, что было мне дорого в Степи. Дома, семьи, подруги, будущего. Даже веры в свой народ — и той не осталось.
Пять дней, проведенных вне Степи, постоянно указывали мне, какой яркой может быть мозаика жизни. Пять дней вне Степи открыли мне глаза на болезнь души, прокравшуюся к джелаирам. Для чего готовили меня наши правители? Почему изолировали от близких, запретили посещать летучие города? Чего ждали? Покорности и смирения? Ой ли? Почему же, в таком случае, никто так и не узнал в Степи, что больше нет в живых тирана, на смену ему пришел другой король? Непонимание и обида копились в сердце день за днем, несмотря на зелье покоя, которым тайком поила меня Видящая все это время.
Кошмар, в котором я раз за разом умирала, отступил, сменившись снами-воспоминаниями. Там, в мире грез, я силилась разгадать загадку Источника и странных дождей, заливающих королевство Йозефа. Наяву я пыталась вызнать у Видящей хоть что-нибудь о Лунной птице. Старуха иногда усаживала своих учениц рядом с очагом и рассказывала им легенды и сказания народов Степи. И про появление первой салхины, и про разделение на торолы, и про дружбу с Лесом говорила она. И про птицу, я уверена, она знала, точно знала что-то, но молчала, едва заслышав вопросы. К обещанному сроку я так и не нашла ответ, как помочь королевичам с их бедой. Впрочем, даже найди я ответ — добраться до форта мне было не суждено. Ни один из Разъездов меня бы не пропустил.
