Ничтожества? Страх, ярость, негодование, какая-то жалкая обида захлестнули короля с головой. В голове пойманными зверями бились мысли: как Кристиан может так говорить о себе? Как он вообще может так думать? Неужели он не понимает, что если уйдет, то просто разрешит веру мальчика в чувства, в жизнь? На себя Фернандо махнул рукой — выкарабкается, вцепится в жизнь зубами и выберется. Вытянет и Луиса, но это будет уже другой человек. И возможно никогда не будет такой странной доверчивой радости и отдачи. Да и сам Легрэ тоже не выдержит, тоже убьет себя. Но за что? За что он так?

Фернандо в очередной раз затолкал все чувства подальше — сейчас не время, не место. Не время. Хоть и больно до животного ужаса.

— Кристиан, мне нужно знать, что вчера произошло, что я с тобой сделал. За что ты теперь меня так ненавидишь и ни в грош не ставишь. Ответь, — голос сорвался почти на мольбу.

Легрэ посмотрел на Фернандо, потом покачал головой. За что ему это все? Им всем.

— Это то, шутка такая? Ты правда ничего не помнишь, Фернандо? — Кристиан взглянул на Луиса. — У тебя не возникло никакого чувства повторения? — И снова к Фернандо: — Ты сделал то, что хотел. Не важно что это было — не в делах дело, в отношении. Мы тут как-то говорили с Луисом о том, что я сделал с ним, тогда, в монастыре: каким был наш первый раз. Я же тогда его сильно избил. Ты видел, наверное, следы. Я не знаю, пошутил Луис или нет, когда сказал, что ему это даже понравилось. Возможно он сказал это, чтобы успокоить меня — я тогда был чересчур взволнован и мне было стыдно за свой поступок. Не знаю почему, но где-то в моем разуме отложились его слова. Сейчас, глядя на него, вот такого подавленного и измученного, я сам не понимаю, какого Дьявола меня дернуло с ним так поступить в этой нише, я же люблю его. Ну, это я так думаю, во всяком случае. А что думает он? Я не знаю. Луис, ты говоришь, что все в порядке, но я вижу совершенно иное. Ты молчишь о своих чувствах, а мне что думать? Один раз я уже додумал за нас обоих кое-что. Вот чем это кончилось. — Легрэ судорожно вздохнул и снова потер шею, ближе к его новому тавро. — Ну, а ты, Фернандо... Ты. — Кристиан усмехнулся. — Я позволял тебе с собой делать что угодно. Ты знаешь, что я умею наслаждаться болью. Сколько раз мы творили такое, что у нормальных людей вызывает трепетное оцепенение. Помнишь, тогда на поляне, когда я пришел к тебе с плетью? Ты держался так гордо и надменно, с легким презрением, но тебе было интересно, и я чувствовал твой интерес. Я всяким тебя видел: в гневе и в тоске, в похоти и в безумии... И мне всегда было хорошо с тобой, я умел принимать тебя любым. Именно потому, что люблю. Я чувствовал, что нужен тебе. Я все ждал, когда ты вспылишь. Ну, выпорол бы меня за Луиса — и все. К твоим безумствам я готов всегда. Но вчера... Вчера была не злость. Ненависть. Чистая холодная брезгливость, с которой ты убиваешь людей. Сначала я думал, что ты наказываешь меня за Луиса, но я не понимал, зачем же ты так долго тянул с этим? А может быть, ты так со мной поступил за что-то другое? — Глаза Кристиана — блестящие и пронзительно-синие взглянули в карие, голос стал ровным и спокойным: — Если это сидит в твоей голове — то, чего я так боюсь, то, что я увидел вчера, мне действительно лучше убраться из твоей жизни и бежать от тебя быстро и далеко. В следующий раз ты очнешься с ножом в руке над моим бездыханным телом. Грань, которую ты вчера удержал, надломлена... и она рухнет со временем. С подсознанием бесполезно бороться. Луис борется со своим, я со своим, но который год ничего у нас не выходит. Я не знаю, смогу ли я теперь касаться Луиса и до конца доверять тебе. Я боюсь тебя, Фернандо. По-настоящему боюсь.

Конечно, герцог ожидал, что этим все закончится. Несколько дней назад он вверился им обоим. Хотел уехать — остался. Послушал Кристиана и его обещания. Зря? Доверие? Любовь?

Луис поднялся и тяжело вздохнул. Он подошел к окну, понимая, что ответить на слова Легрэ сейчас не в состоянии. Препятствия, которые люди создают, нельзя разрушить словами. Зато слова способны построить непроходимые стены.

Взгляд скользнул по дворцовому саду. Душа потемнела от дождя.

— Я люблю вас обоих. От этого чувства слишком много боли. А отказываться — худшее из зол.

Фернандо посмотрел на Луиса. Была не боль — агония. Страшная в своей безысходности, вынимающая внутренности и красиво развешивающая их по терновым колючкам, выросшим из ада. В первый раз в жизни король растворялся в осознании, что он может лишиться самого дорого, что есть. Такого не было даже во время общения с инквизицией. Мужчина не понимал, как он мог показать свою ненависть — он сам же любит, а у дьявола нет такого чувства. Дьявол только развлекается...

— Ты меня тоже боишься? — поинтересовался Фернандо у Луиса больным голосом.

Луис обернулся и посмотрел на короля и Кристиана. Опять вздохнул.

— Я никого из вас не боюсь, — сказал тихо. А затем опять отвернулся к окну. — Уходите оба. Вы не любите. Так любящие люди не говорят и не поступают.

— В том-то все и дело, что и говорят, и поступают, — негромко откликнулся Фернандо. — Когда в разуме начинает жить страх, он парализует все, даже душу и сердце. Иногда даже их убивает, потому что когда нет доверия, умирает все. Не сразу, но умирает.

Король с силой провел ладонями по лицу, убирая ледяной страх, сковавший его. Встал и скинул простую домашнюю рубашку.

— Кристиан, — он вернулся к брату. — Знаешь, милый, я тебя люблю, но... Если я добровольно отдался ничтожеству, значит, я еще большее ничтожество. А если мне еще и понравилось, то, получается, я кто? Мразь? Грязь? — Фернандо иронично приподнял бровь. — Если ты меня боишься, значит, тебе нужно почувствовать надо мной власть. Что выбираешь?

— Хватит! — Луис, вцепившийся пальцами в узкий подоконник, обернулся. — Вы как две собаки, которые подрались из-за кости в голодный год. Один власть ставит выше всего, другой — свою честь. Или прекратите, или выясняйте отношения не здесь. Мне достаточно знать, что я вам доверяю. Стараюсь верить и прощать. Может, неумело и глупо, но я вас люблю.

— Любовь иногда решает все, а иногда она бессильна, Луис. — Кристиан чувствовал себя уставшим настолько, что ему стоило большого труда слезть с постели и подойти к Фернандо. — Ты сильный, Фернандо, и во многом лучше меня. Ты не считай меня неблагодарным. То, что было между нами, я... я ценю это. Но боюсь, что я тебя обидел, если тебе захотелось попросту заклеймить меня, да еще и насмехаясь. Слушай, не сходи с ума, я этого не стою. Ни тебя. Ни Луиса. Ты ведь правду сказал, понимаешь? Я не достоин вашей любви, я сволочь и поступаю гадко даже по отношению к тем, кого люблю. И эта правда — она открылась мне вчера, это хлестнуло меня. Я вдруг понял, что никогда не изменюсь. Я изнасиловал Луиса дважды, и сделаю это еще раз, а если останусь, еще и не раз. — Кристиан взглянул на герцога с немым укором. — Ну, и сколько ты так продержишься еще? Год? Два? Десять? Хочешь скажу? Твое непонимание моих извращенных наклонностей в конце концов задушит твою любовь ко мне и ты возненавидишь меня. И в этом буду виноват только я сам.

Луис покачал головой.

— Наверное потому, я позволяю тебе столько, — заметил он с явной горечью. — И получаю еще от этого удовольствие. Плачу, срываюсь, а потом вновь прихожу за новой порцией? Ты хочешь уйти, не надо меня приплетать. Я знаю, что делаю. А тебе просто нужен повод. Да, ты меня изнасиловал. Да, мне было больно. Но я тебя и теперь не боюсь, а только люблю все равно и хочу идти дальше, а ты нашел причину...

Фернандо стоял и молчал. Слова мальчика про то, что ему дороже всего власть, сначала разрушили его до основания, втоптали в землю, но следующая фраза смешала все и расставила фигурки чатранджа странным образом.

— Милый, а кто тебя просит меняться? — дьявол заинтересованно поскребся лапой. — Ты боишься, что меня обидел, и из-за этого ты стал бояться меня? Но знаешь ли, нежный мой, — король слегка усмехнулся, — моему сумасшествию плевать на меня. Ему все равно, что происходит со мной. Я чувствую его приближение и буду просто уходить от вас в это время. Все остальное время вы от меня так просто не отделаетесь. И запомни еще одну вещь, — Фернандо внезапно шагнул к Легрэ и, обхватив его за талию, резко сжал пальцы в волосах, до боли, — во время таких приступов я убиваю. Ты остался жив два раза. Тебя даже дьявол мой любит, но больше я не позволю тебе так рисковать. Понял? Хотя я так люблю, когда ты меня дразнишь... — слова перетекли в поцелуй.

Легрэ осторожно, неуверенно и напряженно ответил на поцелуй, выдав себя с головой. Коварный Фернандо знал, что делал и Кристиан понял, что допустил ошибку, подойдя к нему. "И мы опять решаем наши проблемы так", — усмехнулся он про себя и отстранился.

— Ну ты и скотина, Фернандо, — сказал он тяжело дыша и совсем беззлобно — скорее с горьким отчаянием. — Думаешь, со мной как с Луисом, это пройдет? А что, если нет?

— Значит, ты думаешь, что со мной только в кровати можно договориться? — хмыкнул герцог разозлено. — Вы меж собой разбирайтесь, голубчики, но вне моей спальни.

— Мальчик мой, а ты нам уже все сказал? Просто выставляешь прочь? — дьявол довольно ощерился. — Что ж ты так непостоянен в своих решениях? То любишь и прощаешь, то выгоняешь.

Фернандо продолжил ставшим внезапно серьезным голосом.

— А теперь послушайте нас со стороны. Любим и раним, как самые заклятые враги, но то, что мы делаем — это в сто раз хуже, ведь нет большей боли, чем получить удар от дорогого человека, от того, кому доверяешь. Кристиан, — он с любовью посмотрел на брата. — Ты наказываешь всех нас за свои страхи. Желать оградить, охранить — это хорошо, пока не превращается в строгий обет для себя, пока не начинаешь пытаться ломать, менять себя, не спросив, нужно ли это другим. А если не нужно? Если вместо благодарности ты ничего не получишь? Или получишь недоумение или отторжение? Ты боишься возможного будущего, которое может и не случится. Ты боишься того, чего меня нет ни в душе, ни уме. Я хочу и могу доказать любыми способами. Луис, — король аккуратно взял мальчика за руку. — Ты не представляешь, как я рад видеть тебя таким сильным. Только не будь жестоким к нам. Мы можем уйти, но что ты сам почувствуешь? Что мы почувствуем? Я люблю вас, обоих, и на многое готов, чтобы мы были вместе. Только говорите или показывайте, что вам нужно.

— Чтобы вы были рядом, только все равно не получится. Кристиан думает иначе. Знает мои реакции и каждый раз уходит, если я становлюсь упрямым ослом. А ты, — пальцы сжались на ладони Фернандо, когда герцог силился продолжить. — Ты все время говоришь о смерти и пытаешься повесить на Кристиана часть обязанностей. А он толкует по-своему... Все по-своему толкуем...

Легрэ опечалился, слушая Луиса.

— Я просто не знаю, что с тобой делать, когда ты упрямишься. В таком состоянии ты никого не видишь вокруг, кроме себя. Мы же поговорили с тобой на счет того, что случилось, и мне показалось, что все в порядке, что мы все решили. Но ты держишься отстраненно и холодно. Не нужно щадить меня, Луис, и если тебя что-то пугает во мне или не нравится — так прямо и скажи. А еще лучше, дай по морде за мои выходки, но не вынуждай догадываться, что твориться в твоей голове — я этого не умею делать в отличие от Фернандо. Но тебе проще уйти в себя и переживать, чем решать проблему. Фернандо прав: я боюсь того, что будет дальше, боюсь все время сделать или сказать что-то не так. Стоит ли верить словам, когда твои глаза видят совсем другое? Я довел тебя до отчаяния, Фернандо до безумства. Я не хочу жить с постоянным чувством вины, и я наказываю прежде всего себя.

— Ты думаешь, что я тебя не люблю? — Луис шагнул к Легрэ, чтобы прижаться всем телом. — Ты мне нужен. Я всегда был сумасшедшим и пугливым. Раньше тебя это не пугало.

— Это затянулось что-то. — Кристиан погладил юношу по спине и легко поцеловал в макушку. — В тайне я все-таки надеялся, что ты научишься получать наслаждение от боли, от того, что с тобой делаю я или Фернандо. Но тебе плохо от этого.

— Мне не плохо, ты... не прав, — мурашки побежали между лопаток, ложась вниз в пояснице жаром.

— Ты не прав еще кое в чем, — король обнял любовников. Дьявол довольно потянулся — так хорошо ощущать сразу обоих. — Ты не доводил меня до безумия. Я хоть и схожу с ума от тебя, от вас, но по-другому. — Фернандо прижался губами к виску брата. — Довел меня до приступа не ты. И наказываешь ты не только себя — нас тоже. Ни один из нас этого не заслуживает. Мы разные, поэтому всегда будем многие вещи воспринимать по-разному, но это ведь не повод расставаться?

— Не повод, — король был прав, а его объятия еще более правы. Вчера Луис трусливо сбежал. От своего дьявола. Он должен был остаться. Подчиниться ему, сдаться его желаниям. Герцога захлестнуло новой волной жара. Если они исчезнут из его жизни, это будет страшнее всего.

Легрэ помолчал немного, потом кивнул.

— Хорошо. Я подумаю над этим, — сказал он со всей серьезностью. — Мне нужно время, чтобы разобраться в себе. Можно теперь приказать подать завтрак? А то с голоду с вами помрешь. — Кристиан усмехнулся. — Я, конечно, не жалуюсь, но от фазана совсем бы не отказался.

— Фазан с утра? Ну ты и обжора, — ухмыльнулся в ответ Фернандо, но, тем не менее, накинул рубашку и вышел из комнаты отдать распоряжение. Достаточно скоро в основной комнате в покоях герцога Сильвурсонни был накрыт стол согласно пожеланиям господ — было все, чтобы удовлетворить и мужчин, и юношу.

Но не успели они приступить к завтраку, как дверь отворилась, и с комнату величественно вошла принцесса Анника, ныне королева Вестготии. Понять, кто больше ошарашен было невозможно. Но Фернандо явственно не понравилось увиденное.

— Миледи? — девушка пришла столь некстати, что всколыхнулись все пережитое за утро. — Будьте добры объяснить, с какой целью вы сюда пришли?

Кристиан, задумчиво стоявший у окна, при виде королевы расцепил скрещенные на груди руки и учтиво поклонился.

Луис тоже удивленно отложил столовый прибор, встал и поклонился девушке, которая теперь стояла на пороге, рассматривая всю троицу, о которой была достаточно наслышана.

— Ваше величество, доброе утро, — сказала она спокойно, делая шаг вперед. Длинный шлейф ее платья вплыл в комнату, как нечто совершенно инородное и шуршащее.

— Я хотела познакомиться с вашими фаворитами и выразить им свое уважение, — зеленые глаза остановились на Луисе, который от чего-то смутился.

Легрэ заинтересованно сделал шаг от окна, не скрывая удивления в глазах.

— Это слишком большая честь для нас, ваше величество. Для юной красивой девушки вы необыкновенно мудры.

Фернандо опасно сощурился.

— Мне это, конечно, приятно слышать, миледи, но хотелось бы сразу уточнить кое-что. Приходить в покои незнакомых мужчин без предварительного разрешения — для вас это в порядке вещей? И кого вы тут ожидали увидеть? Будьте добры, ответьте, иначе у меня возникнут еще вопросы по поводу вашей последней фразы.