Сине-фиолетовые сумерки, когда еще и солнце не взошло, укрывали от внимательного взгляда барона на мгновение изменившееся лицо: опять герцог стал бледен, лишь глаза сверкали кошачьей яростью. "Конечно, тебе все равно, что с тобой будет завтра, Легрэ. Ты наслаждаешься, словно проигрываешь войну, а сам хочешь взять все от каждого мгновения. Тебе хочется быстрее себя в могилу забрать", — юноша вернулся в кровать и уже с улыбкой, в которой не появилось и капли беспокойства, улегся рядом с Кристианом.

Легрэ мягко положил руку на плечо юноши, медленно провел вниз до локтя, потом снова вверх. Он поглаживал юношу по плечу, печально любуясь им, пальцы иногда легко пробегали по коже шеи.

— Ты сердишься... Я чувствую. Луис, давай поговорим откровенно.

— На что? — юноша положил голову на плечо мужчины. — Тебе кажется. Мне не на что сердиться.

— Тогда в чем дело, милый? Объясни мне, я не понимаю.

— Все хорошо, — солгал Луис и погладил тонкими пальчиками по груди мужчины.

Кристиан перехватил его руку, прямо глядя в глаза.

— Никогда мне не ври, — сказал он, начиная всерьез злиться. — А то я начинаю думать, что тебе плевать. На меня. На себя. На нас вообще.

Юноша терпеливо перенес боль, нахмурился и поднялся на локте.

— Я не понимаю тебя, — шепнул он тихо, — если ты в чем-то виноват передо мной, это не значит, что я об этом знаю.

Легрэ медленно отпустил руку герцога и отвел взгляд.

— Простите, ваше величество, — сказал он сухо. — Вы правы. Я виноват и это мое дело.

Кристиан хмуро смотрел в темноту и думал о том, что Луису и правда все равно. Что ж, хорошая черта для короля, а Легрэ... ему не так долго осталось быть рядом, и в свете этого уже ничего не имело значения.

Герцог молча сел на постели опять.

— Ты сейчас решил меня оскорбить? Тебе удалось, — сказал холодно. — Никак не наиграешься? Нравится делать мне больно? — Луис в один рывок покинул кровать и теперь стоял в шкурах, утопая босыми ногами в шерсти. — Что ты хочешь мне доказать, Кристиан?

Легрэ усмехнулся и взглянул на Луиса.

— А как еще тащить из тебя это? Ты переживаешь — я вижу, но молчишь. Хуже, ты сбегаешь от меня и этим сам делаешь мне больно. Ты знаешь, что делаешь. И я не могу ни запретить тебе этого, ни просить, потому что не имею на это права. Остается только ждать и надеяться, что твое сердце оттает через день, или два, через неделю. А вдруг у нас ее нет? Я виноват перед тобой, Луис, но виноват только в одном, что умею чувствовать твое отчуждение и не умею ему противостоять. Когда станешь королем, почаще пользуйся своей способностью давить на слабые места людей, они не смогут защититься ничем и никак, но со мной этого не смей делать, понял?

— Вероятно, ты теперь это понимаешь... У нас нет времени, — герцог сжал пальцы в кулаки. Белоснежная рубашка на фоне окна казалась ореолом, а сам юноша — привидением, потусторонним, явившимся за возмездием. — Да, понимаешь, что нет... И еще пытаешься на меня давить каким-то долгом и бредом о том, что я буду править. Знаешь, Кристиан, делай, что хочешь с собой. Живи, как хочешь... Но условий мне не ставь, понял?

— О, замечательно, — выдохнул Легрэ, стараясь говорить тише, чтобы не разбудить короля. Хотя, еще немного и Фернандо при всем желании спать, проснется. Кристиан слез с кровати и начал одеваться. Глупо было приходить. — У нас с тобой полное взаимопонимание, как я погляжу. Что ж, я понял... не указывать тебе, как жить. Тебе же плевать на все, да? На то, что Фернандо из кожи вон лезет, чтобы обеспечить твое будущее и безопасность. И на людей, которым нужен единый король, потому что иначе начнется дележка и гражданская война. Все высшее сословие начнет грызню за трон, да и внешний враг не заставит себя долго ждать, и значит, Вестготия, которую вы с Фернандо собирали таким трудом, превратиться в прах. Но Луису Сильвурсонни нет до этого никакого дела. Он не желает быть королем, он, который мог бы сделать эту страну процветающей и сильной, не хочет этого делать. И ради своего нежелания он готов все отдать в руки графов и баронов, готовых растащить все по кускам.

Луис опешил от происходящего. Но ничего не сказал, а только отвернулся и отступил к окну. Он дал себе слово не кричать. Что можно еще ожидать от Легрэ? Только... только... Воздуха не хватало, в голове начала стучать кровь. Сильно и безумно, а слова слышались точно через туман.

— Милый, ты куда собрался? — Фернандо приподнялся на локте, внимательно рассматривая комнату. Луис, вцепившийся в окно. Кристиан, который готов выйти из себя и хлопнуть дверью. Монарх невольно поморщился — успели-таки поссориться. — Дайте воды и объясните, что тут происходит.

Кристиан виновато взглянул на короля, со вздохом поднялся и принес ему свежей родниковой воды в серебряном бокале.

— Мы с герцогом разошлись во взглядах на жизнь, — сказал он.

Луис продолжал стоять и, опустив голову, смотрел в пол.

— На какую именно? — уточнил Фернандо, отпив несколько глотков.

Кристиан досадливо развел руками.

— По-моему, дело вообще не в этом.

— Тогда в чем? — король взглянул на мальчика. — Луис?

— Я не знаю ничего, — забубнил герцог, продолжая стоять на месте.

Легрэ посмотрел на короля умоляющим взглядом, безмолвно спрашивая разрешения уйти.

— Ну что ж, — задумчиво обронил монарх, глядя в кубок. — Мальчик мой, твое время пришло. Сегодня наш день выполнять обещанное. Командуй, — спокойный безмятежный взгляд остановился на напряженной спине юноши, обтянутой белой тонкой хлопковой тканью.

Луис молчал. Он продолжал разглядывать рисунок досок, сложенных полукругом.

— Можно мне пойти умыться и... скоро начнутся занятия.

Фернандо поднялся с кровати, поставил на стол кубок, по пути ободряюще сжав плечо Кристиана, и подошел к герцогу. Аккуратно положил горячие ладони на его плечи.

— Милый, — король прижался щекой к встрепанным белокурым волосам их замерзшего зуйка. — Давай отменим на сегодня твои занятия. Мне действительно кажется, что пришла пора исполнить обещание.

Луис отрицательно покачал головой.

— Это было детством и блажью, Фернандо. Я сказал, не подумав.

Легрэ молча следил за любимыми, переводя взгляд с одного на другого и обратно.

— Нет, милый, это не было блажью. Это было то, чего ты хотел и хочешь. Не отказывайся от нас, — король уже обнимал мальчика, продолжая нежно шептать в кудряшки герцога.

— Отказываться? Послушай меня... Оба послушайте, — Луис дрожал, скорее от холодного воздуха, которым стала его прозрачная душа, растворявшаяся в синем утре. — Вы послушайте меня. Я должен был стать дипломатом по желанию Ксанте. Я должен стать королем по твоему желанию. Я должен... должен... должен... Кристиан, — герцог вскинулся. — Скажи правду — что бы ты предпочел сейчас — остаться со мной и жить в богатстве, ничего не делая, или поехать на войну или рубиться в битве?

Кристиан долго молчал, а потом голос его зазвучал отрывисто и скорбно:

— Я хочу первого. Быть с тобой. Жить с тобой и с Фернандо. Но тут ключевое слово — жить. — Кристиан вздохнул и опустил голову. — Я говорил с метром Рамондом. У меня нет шансов и времени тоже осталось мало. Да я и сам чувствую это, несмотря на то, что лекарь короля делает все возможное, чтобы облегчить мои страдания. А теперь я спрошу тебя, Луис. Ты хочешь, чтобы я умер в своей постели, на ваших глазах? Возможно, парализованным и немым. Ничего не соображающим от боли, не узнающем любимых людей. Кричащим по ночам и справляющим нужду под себя. Ты хочешь этого?

Луис нахмурился. Он видел смерти и похуже. Смерть всегда безобразна. И всегда приносит страдание.

— Я бы сам за тобой ухаживал, — сказал твердо. — Ты боишься, что будешь мне противен. Ты... — в глазах его появились слезы, которые потекли ручьем по щекам, — ты думаешь, что я люблю тебя только такого — сильного, смелого воина. Это не так. Слабость в этом мире так часто причина для того, чтобы убивать. Вы оба воины. Вы оба знаете, что когда вас не будет, я не смогу править без человека, у которого не окажется железной хватки и острых зубов. Который станет жечь и убивать. Я родился не таким, Кристиан. Я думал сначала, что тебе наскучило со мной быть, что отсутствие противостояния и интриги заставляет тебя искать... — герцог поднял взгляд на короля. — Я даже не Фредерик, у которого есть все способности для того, чтобы объединить государство...

Кристиан обреченно закрыл глаза ладонью.

— Прикажешь остаться, — сказал он едва ворочавшимся языком, — останусь. Но... это не любовь. Ты просто боишься остаться один. А я боюсь твоих долгих мучений, не своих, Луис. Я не хочу, чтобы вы с Фернандо ухаживали за тем, кто уже не будет Кристианом Легрэ. Но ты можешь приказать мне остаться. И я останусь.

— Остаться один? Ты не правильно меня понимаешь, Кристиан. Я боюсь не остаться один. Я боюсь вас потерять. Это другое... Но неважно, все равно ты ничего не понял, — обреченно выдохнул Луис. — И мне пора одеваться и заниматься делами.

— Ты не прав, милый, во многом не прав, — Фернандо привлек мальчика к себе, и, глядя прямо в глаза, продолжил: — Кристиан никогда не думал, что ты его любишь только таким — сильным, смелым, здоровым. Неужели ты мог на миг вообразить, что он тебя не будет любить, если ты вдруг потеряешь красоту? Ведь он тебя не за это любит, — король осторожно убрал со лба мальчика прядку, которая лезла тому в глаза. — Так почему ты ему отказываешь в праве быть в тебе уверенным всегда? Ты говоришь, что Кристиан воин. А теперь представь, каково воину быть прикованным к постели и знать, что умрет? Каково воину видеть, как ты страдаешь, и он ничего не может сделать для того, чтобы облегчить твою долю? Попробуй поставить себя на его место — я думаю, ты поймешь, что сейчас движет Кристианом. — Подушечки пальцев легко очерчивали овал лица юноши, не отвлекая, а наоборот — делая каждое слово более значительным. — И, мальчик мой, что я тебе говорил немногим более недели назад? Ты сам будешь выбирать свое оружие. Никто тебя не заставляет быть королем. Не хочешь — не будь. Выбирай сам свою судьбу, только помни, что не один. А государство, — монарх бледно улыбнулся, — в своих рассуждениях ты тоже не прав. Если захочешь, я тебе покажу, как можно и объединять и приумножать без меча в руке.

— Тогда и я пойду на войну... Тоже пойду... — умоляюще зашептал герцог. — Я не могу поступить иначе... Пожалуйста, лучше так...

— Ты не воин, — уже невесело усмехнулся Кристиан. — И к тому же, если ты пойдешь, то, защищая тебя, я умру куда быстрее. Я не говорил, что хочу умереть в бою. Я всего лишь испытаю судьбу, и если она решит, что я должен погибнуть не от меча врага, не от стрелы, а от своей хвори в этом замке, я приму ее такой, чего бы мне это не стоило.

— Или я пойду с тобой, или ты никуда не пойдешь... — решительность герцога стала почти бесовской. Он покраснел, он не мог контролировать эмоций. — Ты знаешь, что я люблю тебя и мучишь меня. И ты, Фернандо, ты тоже мучишь.

— Ты сам себя мучишь, — ровно ответил Легрэ, подходя к любимым. — Зачем? Война не для тебя, и если ты не в силах отпустить меня, я останусь, черт с тобой. Мне не так сложно.

— Опять обманешь? Как с лекарством... Вино, подвалы... Все, чтобы получить боль. Сколько ты еще выдержишь, Кристиан?

— Я не знаю, — тихо ответил Легрэ. — Тебе лучше спросить у того, другого человека, для которого боль и жизнь не значит одно и то же, который всегда нежен с тобой, и не любит рук короля, способных приносить наслаждение болью, всем сердцем. Сколько выдержит он? Не дольше. Я думал, ты понимаешь.

— Я впустую бьюсь... Впустую. Вы оба готовитесь умереть. И оба готовите меня к этому. Я устал. И если у меня есть день... — слезы вновь затопили глаза, — то я хотел бы поехать помолиться.

— Луис, мы не вечны, — не выдержал Кристиан. — Мы прожили свою жизнь, а ты молод. У тебя впереди еще много радости и ни я, ни Фернандо не хотим, чтобы ты отказывался от нее. С кем ты бьешься? Со временем? С богом? С кем, Луис?!

Но Луис не мог ответить, потому что ему не хватало слов и разумения. Он лишь внутренне понимал, что один не сможет, что его маленькое семечко души просто засохнет, и от этого становилось еще хуже...

— Милый, посмотри на меня внимательно, — Фернандо приподнял лицо мальчика за подбородок, всматриваясь в его глаза. — Ты хочешь еще драться за нас, как год назад? Или нет?

— Да, я только и дерусь... Сегодня ты обещал мне день. Я буду молиться.

— Ты дерешься, — задумчиво повторил король. — Год назад ты хотел, чтобы мы были вместе. Так?

— Я и теперь хочу, — Луис вытирал слезы, размазывая их по щекам. Голова опять нещадно болела. В глазах появилась тоска.

Легрэ с болью смотрел на юношу и сердце обливалось кровью.

— Фернандо, — позвал он, — мне приказать подать воды и завтрак?

Король медленно повернулся к брату, не отпуская герцога. В глазах плескалась тьма.

— Луис, посмотри на Кристиана. Смотри внимательно. Что ты видишь?

— Что он весь избит, что устал... — Луис посмотрел на своего архангела затравленными глазами и вновь уставился в пол.

— Ты хочешь бороться за тело или за душу? Смотри на душу.

— Сегодня не тот день, чтобы играть. Фернандо, я люблю вас... Тебя и Кристиана — любыми, но вы здесь благодаря сосуду, данному богом. — Слеза упал вниз, как капля дождя.

— Я не играю, — слишком ровным голосом ответил монарх. — Если ты не способен увидеть душу любимого за внешней оболочкой — кого же ты тогда любишь? За что ты хочешь бороться?

— Значит так вы считаете, что... — Луис безвольно упал на колени и закрыл руками лицо.

— Я так не считаю, — голос мужчины оставался ровным. — Я хочу, чтобы ты увидел душу того, кого любишь. Его суть.

Легрэ пошатнулся и не чувствуя ног, подошел к герцогу, присел на корточки и обнял за плечи. Плечи герцога дрожали, он уткнулся в Легрэ, не отнимая ладоней и роняя в них слезы. Кристиан посмотрел на короля снизу вверх и отчего-то так хотелось поцеловать его сейчас, но тело отяжелело и было не в силах отпустить мальчика.

— А теперь, — Фернандо запустил пальцы в волосы мальчика, — скажи нам: ты действительно принимаешь нас такими, какие мы есть, или хочешь, чтобы мы изменились?

— Не хочу...

— Тогда мы остаемся с тобой. Покуда смерть не разлучит нас. Ты это помнишь, милый? — пальцы ласково прошлись по буйным кудрям. — Ты это тоже обещал. И я сделаю что угодно, чтобы мы были вместе как можно дольше. Мы. Такие, как мы есть. Такие, как мы будем. Мы меняемся, потому что любим тебя, но не требуй от нас невозможного, не ломай суть. Ты ее должен видеть — за избитым и измученным телом. За радостью и за горем. А еще запомни и осознай — никто из нас не хочет умирать и не стремится к этому. Наша жизнь наполнена — тобой.

— И постарайся понять, — прошептал Легрэ. — Я знаю, это тяжело. Но ведь и Фернандо непросто. И мне нелегко.